Бесплатный фрагмент - Сеятели

Проект Амброзия

Предисловие

Что такое разум? По сути, это система, с помощью которой человек общается со своим окружением и осуществляет контроль над ним. Разум состоит из умственных образов-картинок, которые представляют собой записи прошлого опыта, на основании которых он делает выводы и применяет для абстрактного мышления. А источником разума является мозг. Этот орган был создан природой для регулирования функций в организме. Он помогает ориентироваться в окружающей среде, хранить и использовать врожденные инстинкты. Это библиотека, которая хранит множество книг с информацией. Но где эта информация хранится и главное, что заставляет человека думать? Если мозг — это биологический компьютер, то можно ли его воссоздать? А если да, то можно ли запустить процесс, чтобы искусственный мозг мог мыслить как человек?

Не на все можно ответить однозначно. Мозг — самый сложный орган в теле человека, именно там хранится память, именно там рождаются мысли. Сборник рассказов «Проект Амброзия» показывает, как с учетом новых технологий поэтапно изменяется человек. Многое уже применяется сейчас, над многим ведутся эксперименты. Мозг, память, мысль, сознание: вот что ведет ученых к созданию искусственных кластеров Айн и активации разума Гуру.

Серия рассказов «Проект Амброзия» показывает возможный сценарий развития человечества. Клонирование памяти, ее активация и осознание как личности дает возможность начать космические путешествия, ведь теперь человек становится бессмертным.

Каждый новый рассказ, это продолжение предыдущей истории.

Боль

Когда одна дверь закрывается, открывается другая. А мы часто с таким жадным вниманием смотрим на закрывающуюся дверь, что совсем не замечаем открывающуюся…

Александр Белл

Кажется, Светлана запомнила на всю жизнь этот странный писк рвущегося металла. Не было скрежета, только глухой удар, который сразу затих, а после все изменилось. Вчера выпал снег, и он сразу начал таять, а вечером ударили морозы. Она шла осторожно, ступала неуверенно, боялась поскользнуться, да еще эта сумка с отчетами вечно норовила утянуть ее в сторону. Светлана уже подошла к перекрестку, когда… нет, не услышала, а только краем глаза заметила в витрине, как что-то огромное мчится, перепрыгнуло через бордюр и врезалось в столб ограждения. Ее инстинкт выживания не подвел. Тело как на пружине резко выпрямилось и отскочило в сторону. Чего испугалась, ведь авария произошла на другой стороне улицы, и вот теперь она лежала на грязном льду и думала о своей потерянной сумке.

Падение было неудачным: сдвиг позвонков, боль в спине и это странное состояние, когда твои ноги тебя не слушаются. А после — месяцы на больничной койке, нельзя встать, сесть. Ты лежишь и пялишься в этот разноцветный потолок. Его специально разрисовали для таких больных как Светлана. Десятки операций. Хирурги буквально по крупинкам собирали рассыпавшийся позвонок, и эта изнуряющая боль. С ней она засыпала, с ней и просыпалась. Говорят, боль — это источник жизни, он защищает тебя, сообщает о повреждениях в теле, но сейчас Светлана уже не могла ни на что смотреть, она ждала, когда придет медсестра и поставит очередной обезболивающий укол.

— Ну, вот и отлично, прекрасно, прекрасно, — с широкой улыбкой говорила Галина Николаевна, ее лечащий врач. — Еще немного и начнем ходить.

Она уже сама мечтала, только боялась об этом думать, а вдруг уже не получится. Сейчас Светлана чувствовала ноги, сгибала их в коленях и шевелила пальцами. И все же было страшно. Месяцы бездействия сказались, теперь ей надо начинать все с самого начала, опять учиться ходить. Каково это — сделать первый шаг? Сидела на кровати, поясница ныла. То вдруг все пропадало, боль растворялась, и тогда Светлана, блаженно улыбаясь, смотрела в пол.

— Не спешим, держимся, я подстрахую, вот так, так… — Медбрат потянул за лямку, что уходила к роликам в потолке и уже оттуда спускались к специальному корсету Светланы. — Все будет хорошо, держимся за поручни и тело чуточку вперед.

Она смотрела на свои болтающиеся ноги, которые не знали, что им делать. Медсестра помогла поставить ступни на теплый пол. Светлана верила, что будет бегать и даже танцевать, вот только надо опять научиться ходить. Шаг за шагом, неделя за неделей, она повторяла одно и то же.

Через месяц ее выписали. Как Светлана радовалась, что может уже не лежать как калека, у нее опять вся жизнь впереди. Уже глубокая осень, изредка идет снег, снова зима, а там и Новый год, праздник детства. От этих мыслей ей становилось приятно, даже радостно.

Максим подсаживался поближе и начинал массировать ее худые ноги. Она вышла замуж всего пару лет назад, даже не успела родить. Чуть попозже, обязательно. Он заглядывал ей в глаза и старался поцеловать в губы, Светлана отвечала, но как-то холодно. Не то воспоминания о боли не давали покоя, не то странное чувство, а зачем все это?

Галина Николаевна захлопала в ладоши, когда Светлана самостоятельно зашла к ней в кабинет.

— Милочка, вот это да! — ее глаза по-детски горели. Если бы все доктора были такими, то одной улыбкой можно лечить.

Несмотря на то, что операции прошли успешно, боль не отпускала. Она могла появиться внезапно, и тогда ее тело мгновенно замирало как парализованное, она только и могла моргать глазами. Светлана часами плакала, успокаивала себя, что это временно, а Макс все пытался ее поцеловать.

Шли месяцы, но боль не отпускала, она преследовала, шла по пятам, то отходила чуть в сторону, но стоит расслабиться, как она тут как тут. И опять Светлана плакала, глотала обезболивающее, старалась найти часик, чтобы вздремнуть, а после опять…

— Я могу предложить один метод, он не новый, но достаточно эффективный. После повреждения позвоночника много нервов пострадало, сейчас все восстановлено, но фантом боли остался.

Да, Светлана знала, что такое фантомные боли, когда нет источника, но мозг помнит состояние боли и постоянно его прокручивает. И с каждым разом эта стимуляция становиться все тяжелее и тяжелее. Мозг запутался и не может выйти из зацикленного состояния.

— Операция несложная, мы установим чип, который будет посылать сигналы в твой мозг, что у тебя болит спина.

— Что? — удивилась Светлана.

— Наши нервы уникальны, — продолжила Галина Николаевна, — они похожи на трубы, по которым сигнал может двигаться только в одном направлении: вверх или вниз, но одновременно в оба направления не может. Поэтому сигнал, что будет посылаться чипом, будет блокировать сигнал, который говорит тебе о боли. И ты начнешь петь, — на этих словах она развела ладони в стороны, как будто уже сделала операцию.

Светлана не могла не согласиться, она должна попробовать. Жить так, как она сейчас живет, уже не могла, невыносимо, это просто пытка. Через пару месяцев ей в позвонок вживили тот самый чип и вдруг все сразу изменилось. Сперва было покалывание, не то от швов от операции, не то к ней и правда иголочками прикасались. Ноги несколько раз вздрогнули, и наступила тишина. Она сидела, а после прошлась по палате, взглянула на улицу: уже начало лета и птицы так громко поют… И вдруг осознала, что чувствует тепло, хочет прогуляться и скушать как в детстве мороженое. Боль… Ее не было.

— Я ее не чувствую, — боясь, сама себе тихо произнесла Светлана.

Теперь она поняла тот радостный взгляд своего врача. Она наклонилась, повернулась, коснулась колен, а после осторожно присела, боли не было, только слабое гудение в позвонке, будто приложили трансформатор.

— Я ее не чувствую, — опять повторила она и сама себе заулыбалась.

— Поздравляю, ты заново родилась, — сказала Галина Николаевна и притронулась к проводкам, что скрывались под лейкопластырем. — Потом все снимем и уберем.

Но это было уже не важно, она опять чувствовала жизнь и опять как в юности захотелось целоваться и обниматься. Что это? Удивилась она сама себе, когда вышла на улицу. Она и правда заново родилась. На все смотрела иными глазами. Вот лужи, вчера был дождь, а запахи, какие запахи, липа, цветущая липа. Ах, говорила сама себе Светлана и, осторожно ступая, шла домой.

Маленький микрочип все изменил, вернул ее к жизни. Боль никуда не делась, но этот маленький кусочек пластика ее блокировал, не давая возможности боли опять проникнуть вглубь мозга. Светлана радовалась и в то же время боялась. Ее тело дало сбой, мозг запутался. Если бы не чип, она опять бы глотала свои таблетки, а что потом…

Первый раз за последние полтора года она сама поцеловала своего мужа, Максим удивился и осторожно ответил ей. Это были сладкие поцелуи, как в первый раз, как тогда, на берегу реки, где они остались одни. Губы, так все просто, прикасаешься, но столько оттенков, сладких, жгучих и удивительно нежных.

— Ты что? — увидев, как Светлана заплакала, спросил Максим.

Он не понимал, что к ней вернулась жизнь, как прежде она опять хотела петь и рисовать, а еще, да, еще она хотела к нему прижаться и…

Все изменилось. Все… Она не знала о чем думать. Вроде все как прежде, но все уже не так. Светлана хотела его, хотела как женщина и с нетерпением ждала вечера, когда муж придет с работы, и они опять уединятся. Она хотела его и радовалась, когда руки Максима начинали гладить ее тело. Светлана вздрагивала, жалась к нему и тянула губы для поцелуев.

Все изменилось. Просыпалась и просто улыбалась, заваривала чай, возвращалась в кровать. Максим спит, пусть, ему еще работать. Она нюхала аромат свежезаваренной травы и думала о себе. Что не так? Мысли не давали покоя. Все изменилось. Раньше было не так, все как-то серо, как обычно, а этот секс… Она пыталась понять, что случилось, но не могла найти на них ответов, вспоминала вчерашнюю ночь, улыбалась, клала руку мужу на спину, и вот опять… в животе все заурчало.

— Ну, милая, рассказывай, — Галина Николаевна присела не за свой рабочий стол, а рядом со Светланой, открыла коробку конфет и протянула ее ей. — Ты просто сияешь от счастья.

Да, действительно, Светлана в последнее время сияла. Она забыла, как еще пару месяцев назад корчилась в постели от боли и проклинала водителя, что не вписался в поворот, проклинала коммунальные службы, что не посыпали дорогу песком, проклинала себя, что вышла из дома поздно и оказалась на том месте. Светлана забыла о боли, что унижала ее, что превращал в зверя, который выл и злобно смотрел на всех.

— Я даже не знаю… — Как-то растерянно сказала она, хотелось поделиться, но боялась.

— Ну же, рассказывай, ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, — тут же ответила она.

— Прежних ощущений нет… — Она имела в виду боль.

— Нет.

— Не мешает, спишь хорошо, нет зуда в швах?…

— Нет, нет… — На все отвечала Светлана, ее ничего не беспокоило. Ну подумаешь, шов, это не то…

— Тогда расскажи что чувствуешь? Покалывание?

— Нет, — она даже не знала, что и сказать, вдруг лицо покраснело, мысли выдали ее.

— Я слушаю, — Галина Николаевна взяла конфетку и откусила ее.

— Нет, не болит, все отлично, но… — Она даже не знала как начать, вроде это ее личное дело, но раньше со Светланой такого не было. — Оно… — Она замялась и опять лицо предательски покраснело.

— Говори как есть.

— Я хочу секса… — Выдавив из себя, сказала Светлана.

— Э…

— Все время думаю о нем, мне даже стало страшно за себя, может я больная, так не должно быть…

— А боль в спине? — зачем-то спросила Галина Николаевна.

— Ее нет, будто никогда не было, только слабый зуд, а вот здесь горячо, — и Светлана прикоснулась к пояснице.

— Давай посмотрим.

Светлана сняла платье, и руки врача, пальпируя швы, стали изучать место, где скрыт чип. Если не знать, что искать, то это просто незагорелый длинный шов.

— Я говорила тебе о побочных эффектах.

Светлана смутно помнила о них, тогда она готова была на все, лишь бы избавиться или хотя бы понизить боль.

— Через позвонок проходят все нервы, что управляют твоим телом ниже пояснице, включая и таз. — Светлана это понимала, но хотела убедиться, что все нормально. — По всей вероятности, чип задействовал дополнительные функции. Скажи, а как оргазм.

— Сильный, — как будто ожидая этого вопроса, ответила Светлана.

— Значит, чип увеличил чувствительность нервных зон, что отвечают за сексуальность в паху, так-так… — Как бы сама себе сказала Галина Николаевна, подошла к столу и стала что-то писать. — Интересно, интересно, — продолжала говорить и в то же время делать заметки.

— Это… нормально? — немного неуверенно спросила Светлана.

— Да, — как между прочим ответила Галина Николаевна, — да, да, это совершенно нормально. Но если хочешь, я могу понизить сигналы, но тогда могут вернуться и болевые ощущения.

— Нет, нет, — тут же вскрикнула Светлана, — не надо, мне это совершенно не мешает, даже… — Она хотела добавить, что ей нравится. — А это нормально?

— Ну, а что же ты хотела? Мы вмешались в важный процесс твоего организма, заменили часть нервных сигналов, что-то понизили, а что-то наоборот увеличили. Пока по-другому не получается. Человеческий организм — это триллионы датчиков, и каждый из них за что-то конкретное отвечает. В женской эрогенной зоне на одном квадратном сантиметре более шести тысяч нервных окончаний, в два раза больше чем во всем мужском органе. Нервы, нервы… они источник наслаждения, но они же могут нас и убить.

Человеческий организм помнит, когда ему плохо, и быстро забывает, когда все замечательно. Это основано на самосохранении, всплеск в мозгу оставляет устойчивые связи, которые сохраняются до конца жизни.

Боль ушла, но взамен Светлана получила что-то новое и необычное. Музыка имеет семь нот, семь простых нот, но сколько комбинаций, бесконечный код. Нервные сигналы поступают в мозг, анализируются, сравниваются, а после человеческое сознание начинает творить чудеса.

Светлана целовала Максима, прижималась к нему, чувствовала его руки, тепло, ощущала страсть. Она открыла для себя новую дверь, что ведет в мир женских наслаждений. И благодарила всех тех, кто так или иначе был причастен к изобретению того самого микрочипа, что позволил жить без боли.

Пятно

Действие не всегда приносит счастье, но счастья без действия не бывает.

— Я лечу, лечу, — кричал мальчик в мятых шортиках, разведя руки в стороны и делая резкие повороты, будто он и есть самолет, — иду на разворот. Приготовиться, осталось немного, ну же, ну же, не спать… Тра-та-та, так его, достал, — он весело кружился на месте, то опускаясь к земле, то подпрыгивая вверх, будто и правда хотел улететь. — А… Нас окружили, бей, бей. Что? Патроны кончились? Как?! Не пропустить, иду на таран… — Закричал мальчик и направил свой воображаемый истребитель на вражеский бомбардировщик.

Бах!… Удар был не сильным, он даже не понял, что произошло. Как некстати. И все же он его протаранил, но в лоб ударился не самолет, а самый что ни на есть откуда-то взявшийся металлический стол. Мальчик не испытал боли, разве герои испытывают ее, он был ранен и падал на землю. В глазах что-то мелькало, то вспыхивало, то гасло, будто чья-то невидимая рука баловалась выключателем, солнце то загоралось, то тут же гасло. «Ой, что будет?!» вдруг пришла мысль, ладонь прижималась к ране, из которой хлестала кровь. «Ой, что будет?» опять подумал мальчик и сел на землю. Выключатель окончательно сломался, и мир погрузился во тьму. «Мама будет ругаться», еще раз подумал он и представил свое испачканное кровью лицо.

Прошло более тридцати лет, выключатель больше не работал, он так и остался во тьме. Ужасно обидно, что такая простая травма привела к слепоте. Врачи уверяли, что все нормально, глаза и нервы не пострадали, но… вот именно, что «но», зрение пропало. Алексей привык жить во тьме, хотя почему? Нет, он прекрасно помнил цвет неба — оно ярко голубое, цвет деревьев и грязи, по которой бродил в своих розовых сапожках. Он прекрасно помнил цвета. Вот и сейчас, подставив руку под солнце, он грелся. Алексей знал, что на улице светло, уже весна, зелень и этот чуть голубоватый воздух.

У человека пять органов чувств: зрение — оно позволяет видеть цвет и формы, слух — речь, пение и музыка, обоняние — это незабываемые запахи, осязание — то, что мы чувствуем через кожу, а также вкус. Но ученые определяют еще два органа чувств: это вестибулярный аппарат и орган равновесия. Все это эволюция создала в человеке и благодаря им он не просто существует, он творит, он разумный.

Алексей жил во тьме, но это ему не мешало. Сперва он принял как игру. Вы ведь играли в жмурки? Вот и он тоже так играл. Руки тянулись к предметам, они стали иными, форма преобразилась, зрение уже не мешало, он чувствовал шероховатость кружки, ее температуру, знал, что она из алюминия. Так он мог часами все щупать, а отец молча за ним наблюдал, боялся, что сын споткнется или что-то уронит. Он зря переживал, Алексей быстро привык жить в новом, чуждом для большинства, мире тьмы.

Молодой человек шёл по улице, в руке на всякий случай держал палочку, но она ему была не нужна, дорогу знал отлично. Так получилось, что еще с детства они с отцом мысленно рисовали комнату, что и где располагается, будто карта сокровищ, шаг влево и пять вперед, руку влево и поворот. Он просто путешествовал по своей карте. Это легко, ты не заблудишься и всегда знаешь, что где лежит, где ступенька, а где поворот. Слух заменил зрение, он слышал шумы, как они отражаются. Мягкий шелест — значит, кончился асфальт, а вот глухой удар, до двери 18 метров и это подъезд, а вот подул ветер, он шел снизу, впереди стоит машина. Он не крутил головой, как это делает сова, стараясь уловить каждый шелест, он просто знал куда ему идти и все.

Завтра операция. Алексею предложили участвовать в эксперименте. Это новая технология, которая позволит вернуться из тьмы. Раньше на сетчатку глаза устанавливали чип, который создавал цифровой образ изображения за счет трансформации сигнала, формируемого специальными очками с камерой. Передача данных проходила через специальный преобразователь. Цифровой образ с камеры передавался с помощью сохраненного зрительного нерва в кору головного мозга. Самое важное, что мозг распознает эти сигналы. В сетчатку вживлялось всего 60 электродов — мало, изображение было черно-белым и очень мутным, но давало возможность определять предметы, их форму, размер. Но были и побочные эффекты. Электроды быстро обрастали тканями и переставали взаимодействовать с мозгом. Но наука не стояла на месте, были разработаны новые методы вживления чипов.

Алексей по голосу и дыханию собеседника мог нарисовать его портрет. Его доктор, офтальмолог, был молодым и худым мужчиной, гладко выбритым, ростом примерно метр семьдесят, размер обуви сорок два, глаза синие. Почему так? Он и сам не мог сказать, но думал, что синие, а еще рыжие волосы. Была ли это его фантазия или жизненный опыт, но он редко ошибался. Поэтому к нему часто приходили за консультацией из правоохранительных органов, чтобы Алексей составил портрет по голосу.

— Есть вопросы? — после почти часовой вводной лекции спросил Евгений, доктор который будет его оперировать.

— Да нет, вроде все понятно, — спокойно ответил Алексей, он давно уже был готов и с нетерпением чего-то ждал.

Он помнил с детства, как с отцом ходили на ипподром смотреть на скачки, а еще помнил, как ездил на поезде к бабушке. Сидел и смотрел, как мелькали в окне дома, леса и поля, особенно нравилось смотреть, как проплывали речки и поезд в это время гудел, учух-учух…

Операция прошла. В голове что-то стучало и в глазу покалывало. Евгений сказал, что это ненадолго, скоро пройдет. И вот настал момент истинны. Сердце сжалось. Чего он ждал? Что увидит мир детства, полный красок?… Нет. Алексей реалист и прекрасно понимал, чего ждать, просто пятен…

— Я выключил свет, — сказал док, — чип прижился, все сигналы проходят замечательно.

Алексею сняли с глаза повязку, операция была только на один глаз. Он моргнул, повернул голову в сторону, но ничего не увидел, в душе стало больно, испугался, что не получилось.

— Включаю слабый свет, — почему-то тихо сказал Евгений и вдруг…

Алексей заморгал и странно улыбнулся.

— Ну? — видя реакцию, спросил док.

— Это… это… — Алексей даже не знал, как описать, он так долго был во тьме, что его мозг вдруг взорвался. Рука закрыла глаз.

— Видишь? — по-детски поинтересовался Евгений.

— Да, — тихо ответил Алексей. Он не убрал руки, а постарался вспомнить, что еще мгновение назад видел.

На что это похоже? Просто пятно… Светлое пятно и не более, но оно не черное, не тьма. Он опять заулыбался, вспомнил, как смотрел на солнце, а после долго моргал и ничего кроме этого солнечного пятна не видел.

— Вижу, — стараясь скрыть радость, сказал Алексей, убрал руку и посмотрел. — Вижу, — еще раз повторил он.

— Не болит, есть дискомфорт?

— Нет, все замечательно, — он не знал, что еще ответить, просто пялился на пятно, которое каким-то странным образом трансформировалось.

— Что видишь? — и положил на стол картинку с черным кругом.

— Шарик, — тут же ответил Алексей.

Все, кто находился в комнате, сразу заулыбались, он увидел не просто пятно, а сразу узнал форму.

— А это? — док убрал картинку и положил другую с изображением толстой линии.

— Палка.

— А это? — на новом листе был изображен круг.

— Бублик, — Алексей вспоминал детские предметы, которые еще помнил. — Кубик, — взглянув на новое изображение, сразу ответил, — матрешка, машинка, ложка…

Ему хотелось смотреть еще и еще, но док остановил, опять закрыли глаз, и все погрузилось во тьму… Но это уже был не мрак. Он сидел и по-дурацки улыбался, в голове крутились те образы, что он успел запечатлеть. Новый взгляд, на новый мир. Как это здорово. Он видит, пусть не четко, но видит. Голова от перенапряжения заболела, но это не важно, главное, что видит.

Сколько в мире слепых? Кто-то от рождения, кто-то как Алексей ослеп от травмы или болезни, а кто-то от старости, но то же от болезни. В мире почти 0,5% слепых, это десятки миллионов, и они живут во тьме, но многие из них еще и глухие. Параллельный мир. Все видят людей с палочками, но как-то не придают большого значения, мол, это не я, я не такой.

Сперва по минуте, а после все дольше и дольше, Алексей смотрел на мир, который был скрыт для него. Он открывал новые тайны, видел очертания людей, даже мог увидеть их лица. Да, все было расплывчатым, это тоже самое, если вам в очки вместо стекол вставить полиэтиленовый пакет. Все мутно, расплывается, но он видел.

Ходил по дому, наклонялся к предмету, чтобы лучше рассмотреть, а после трогал и не узнавал своей кружки. Иногда спотыкался, зрение подводило, тогда он закрывал глаза, и мир возвращался, начинал чувствовать себя уверенно.

Человеку неспроста даны органы чувств, это процесс сложной эволюции, но он получил не все, что есть в природе. Есть животные, которые обладают способностями локации, видеть в инфракрасном или ультрафиолетовом излучении, видеть разными глазами. Благодаря своим органам чувств человек познает мир, он стал разумным, изобретательным, творческим. Но даже при отсутствии одного или нескольких органов чувств человек не утрачивает способности к мышлению, самопознанию.

Алексей влюбился. Он не знал этого чувства и как ребенок заглядывал Маргарите в глаза, а та пододвигалась поближе, чтобы он мог лучше ее рассмотреть. Мир красок, калейдоскоп. Он как в детстве наклонял голову, будто это что-то изменит. Чувства, они такие теплые, такие нежные как солнце, что согревает ладони. Он влюбился, и мир для него расцвел.

Пчелы

Все с детства знают, что то-то и то-то невозможно. Но всегда найдется невежда, который этого не знает. Он-то и сделает открытие.

Альберт Эйнштейн

Он давно уже просыпался со странным чувством, вроде и дома и в то же время нет. Та же кровать, мягкий матрац, одеяло и этот свежий воздух от кондиционера, что освежал спальню. И все же что-то было не так. Нет запахов… Точно, нет тех запахов, что он ощущал во сне, нет аромата, этого, ну как его?… Он сел и напряжённо задумался. Столь знакомый запах и в то же время нет, никак не мог его вспомнить. Запах… Его глаза расширились и, тяжело вздохнув, он повернулся к мирно спящей жене. Сколько уже ей лет, шестьдесят или больше, даже и не помнит. Запах. Он вспомнил. Да, это он, запах поля, запах цветов и леса. Но почему он ему снится? Почему?

Стараясь не упасть, старик встал и подошел к окну, чтобы взглянуть на бесконечный город, что тянулся от одного края горизонта до другого. Города превратились в мини-государства, можно прожить всю жизнь, но так и не побывать за его пределами. Запах. Этот странный забытый запах. Однажды он был в лесу. Еще в молодости ехал в автобусе и вдруг дорогу перегородили, взрыв трубопровода повредил мост и теперь все ждали его восстановления. Да, можно было вернуться обратно или сделать крюк почти в триста километров, но он остался переночевать в автобусе. А утром ушел в лес.

Странно идти по мягкой траве, нет мусорок и дорожек, нет фонарей, нет киосков. И странно, но тихо. Он прислушался, где-то гудели машины, но это было не здесь, тут иные звуки и запахи. Даже ночью пахло цветами, этот дурманящий, сладкий запах.

Старик откашлялся, постарался вспомнить сон, о чем он, но кроме запаха ничего. Да еще… Он напрягся и вдруг вспомнил пчел. Он даже не знал, как они выглядят, но знал, что это точно пчелы, гудят и снуют с цветка на цветок. Пчелы… Почему? Почему ему снятся эти сны?

Вот уже как три месяца он мог нормально ходить и самостоятельно взять кружку и выпить воды. Какое это облегчение, когда тело не трясется, руки тебя слушаются, а ноги могут самостоятельно двигаться. Болезнь пришла незаметно, она медленно пожирала его, год за годом становилось все хуже и хуже, и в один момент все… Он стал инвалидом, овощем, за которым надо ухаживать как за маленьким ребенком.

Паркинсон — это приговор для многих, но не для него. Его финансовое состояние давало возможность от нее избавиться, он просто упустил, заработался. И все же доктора сделали невозможное, так ему, по крайней мере, казалось, они его спасли.

Всем организмом руководит мозг. Действие же самого головного мозга зависит от тонкостей нейромедиаторных взаимоотношений. Нейромедиатор дофамин является одним из основных регуляторов взаимодействия внутримозговых структур. Его недостаток или избыток ведут к формированию стойких синдромов, которые приводят к болезням. Абсолютный или относительный дефицит дофамина в подкорковых ядрах головного мозга становится стартовым пуском для развития клинических симптомов болезни Паркинсона.

Он это помнил наизусть, поэтому согласился на операцию с вживлением чипа, это был единственный вариант, который давал гарантию вернуться к нормальной жизни. Технология не нова, но теперь вместо нейростимуляции использовали новые чипы. Это опытные образцы, их производили поштучно, дорого, не все еще отработано, но практика говорила о положительном результате, и теперь он в этом сам убедился.

Запах, почему запах поля? Может он вспомнил ту единственную остановку в лесу? Нет, нет, там не было пчел, он их даже не видел. Но во сне были пчелы, и много… Он опять задумался и посмотрел на мерцающий город. Пчелы… Пасека. Точно, пасека, именно пасека. Но он этого слова раньше не знал. Быстро подошел к рабочему столу.

— Алиса, что такое пасека?

Алиса — это поисковая научная программа, которая могла ответить почти на все ваши вопросы.

— Пасека — специально оборудованное место, где содержатся медоносные пчелы. Пасеки бывают стационарными и кочевыми… — мягкий женский голос звучал из динамиков. — В богатой лесами Руси добыча меда первоначально осуществлялась бортниками, от слова «борть» — дупло дерева…

— Стоп, где сейчас есть пасеки?

— На данный момент пасеки присутствуют везде, даже в городах.

— В городах? — старик был удивлен, узнав об этом.

— Да, потребность пчел в городе не меньше чем за городом, в городе цветет множество растений, которым необходимо опыление. Городские пасеки размещаются на крышах нежилых зданий…

Старик уже не слушал мелодичный голос машины. Пасека, пасека, повторял он, почему пасека и при чем тут запах? Он вытянул руку и взглянул на нее, она не тряслась. Даже не верится, что еще несколько месяцев назад все было иначе. Еще рано, решил он и вернулся обратно в кровать.

Новые чипы разрабатывались в помощь больным для того, чтобы они могли взять на себя функции сломанного мозга. Операции были дорогими, и чтобы хоть частично перекрыть затраты, их страховали, а после смерти пациента чип изымался, проходил диагностику, и далее был готов к пересадке новому больному. Кусок самого совершенного пластика, смесь нанотехнологий и электроники, это был новый шаг в медицине.

— Привет, Максим, я не отвлекаю? — изображение в Skype несколько раз дернулось.

— Да нет, все нормально, я уже проснулся.

— Извини, забыл, что у тебя еще утро, ты видел мое письмо?

— Да, но ты в этом уверен? — наклонился и стал рассматривать данные с распечатки.

— Я их проверял несколько раз, меня смущают несколько случаев. Помнишь, у тебя был пациент, которому снились пчелы?

— Да, странный случай, я тогда подумал, что он немного того… свихнулся.

— Нет, нет, я провел анализ по всем операциям за последние три года. У нас шесть пациентов живут в Канаде, у них все хорошо, три в США и пятнадцать в Мексике, еще во Франции и Германии, всего двести пятьдесят, но… — тут он сделал остановку. — Но… — он опять остановился, как бы стараясь собраться с мыслями, — но я выявил три случая подобных твоему. В России одна женщина, ей 78 лет, вздумала прыгать с парашютом, а она, как утверждала, боялась самолетов. Другой случай. Мужчина, ему 63 года, начал заниматься моржеванием, но он живет в Саудовской Аравии, как-то не вписывается. И третий случай…

— Это я все понял, — прервал голос на экране компа, — после вживления чипа у них появились настойчивые видения, которые привели к потребности изменить жизнь.

— Да. Но даже не это главное, посмотри по чипам, мы использовали марку SSYU_12896, это стандартный чип при болезни Паркинсона, а в этих трех случая и твоем мы использовали чип SSYP_56253v.

— Стоп! — чуть ли не крикнул собеседник. — Тихо, тихо, если узнают страховщики, они нас сожрут.

— Я не о том. Проверил свои чипы. Женщине, что вздумала прыгать с парашютом, переставили уже использованный раннее чип. И… — на секунду замялся, посмотрел по сторонам, как будто его подслушивали, чуть нагнулся вперед и продолжил. — У кого изъяли чип, как раз и прыгал с парашютом, он был мастером спорта.

— Э…

— А тот, что вздумал плавать в ледяной воде, ему пересадили чип из России, там пациент был ранее моряком.

— Э… — нечленораздельно протянул собеседник.

— Третий, то же самое, часть информации передалось от предыдущего владельца. Я проверил и твоего пациента с пчелами. То же самое, он раньше стоял у пасечника. Ты это понимаешь?

— Э… Стоп, стоп, я уже с этими чипами работаю давно, и больше не было отклонений, все в норме.

— Да, но ты ставил новые чипы, а не старые. В новых ничего нет, они стерильны, а вот те, что уже были использованы, те, что уже стояли у других больных, они каким-то странным образом записали их память или, вернее, даже не память, а что-то сродни эмоциям.

— Не говори чушь, это невозможно, какой-то бред, нет, нет… Нас затаскают по судам, надо прекратить использовать, не надо страховать… Вот черт… Только никому не говори это. Ты понимаешь, чем это грозит?

— А если это правда, если подтвердится? Я просмотрел данные, всего повторно было пересажено 48 чипов данной модификации, надо проверить по остальным 44. Разве это не удивительно.

— Что?!

— Как что? Если они могут записывать память, никому ранее не удавалось и уж тем более передавать воспоминания другому человеку. Это же… Ты понимаешь, это прорыв! Это…

— Молчи, просто дай подумать, — собеседник наклонил голову, он понимал, что это случайность, что и правда нужно проверить остальные случаи, но он также понимал риски, это страховщики, если узнают, то все, крах, суды.

Леса стали не то что бы редкостью, просто это уже не тот лес с непролазными чащами, это ровные границы, как по линейке. Их отрезали, огораживали, стараясь сохранить то немногое, что еще оставалось от этого индустриального мира.

Вельтман покинул город. Что ему теперь там делать, он стар, но проживет еще не один десяток лет, надо подумать о будущем, о своем желании. Жена Имма посчитала его идею безрассудной и категорически отказалась покидать бетонную клетку в небоскребе, который назывался их домом. Он уехал далеко, туда, где даже не знал языка, в Россию, там еще остались места для пасек.

Он был счастливым человеком. Никогда не думал, что будет рад вставать в такую рань и, ежась от сырого тумана, плестись в поле. Через час солнце поднимется, и пчелы загудят, заснуют по своим делам. В деревне его приняли спокойно, мол, мало ли что у старика в голове, пусть возится с ульями. Каким-то странным образом он многое знал, не мог ответить почему, но знал, как ставить улья, как ловить матку, как ставить поилку и вообще, что делать с ними. Он просто сидел и слушал, как те жужжат, садятся ему на колени, ползают, а после улетают.

Вельтман был счастливым человеком. Вытянул руку, чтобы убедиться: пальцы не дрожали, болезнь Паркинсона покинула его. Он мог просто насладиться временем и той странной тишиной, что не присуща городским катакомбам.

Выстрел

…Компьютерная техника. Насколько быстро она соединяет людей, настолько же быстро и разлучает. Тут мы со своими эмоциями бессильны.

Уже прошло более 8 часов, как погиб Владислав, они не смогли вычислить их позиции, но знали наверняка, что он где-то среди скал и кустарников. Гранатометный обстрел оборвал жизнь его напарника, теперь Олег остался один. Что он делает в этой чужой стране? Зачем поехал воевать? Вроде не наемник, так, попросили прикрыть операцию и не более того. Солнце палило. Кажется, еще немного, и он просто испечется и тогда не надо выслеживать. Но они там, он знает, что за ним сейчас следят как минимум два снайпера. Камуфляж позволял скрываться среди камней, а инфракрасные камеры его не определят, но как долго он тут пролежит, день или максимум два. Прикрытия нет, он тоже снайпер, теперь с ним только Орсис Т-5000 и пистолет, все, больше ничего.

Человек разумный, что он из себя представляет? Гордость Земной цивилизации или случайная мутация в природе? Разум. Да, разум, но мы так и не разобрались в понятии разума, интерпретировали это значение под себя, тем самым возвысив человека над другими животными. В природе нет войн, только выживание, все едят друг друга. Даже грибы, и те лопают себе подобных, но нет войн, это гениальное изобретение человека. Война — удел сильных, удел храбрых… Что за чушь! Самооправдание своей жестокости. Это страх за себя, желание управлять, иметь больше и еще больше. Война, война… Сколько людей на Земле погибло от войн… Сколько всего времени Земля существовала без того, чтобы не проливать кровь? Сто лет или меньше, всего-то сто лет…

Олег уже в четвертом поколении военный, его отец был танкистом, дед и прадед казаками, охраняли границы от турок. И вот теперь он снайпер, отбирает жизнь у других. Он не знает этих людей, только цель, которую надо стереть. Может он убьет диктатора и тем самым спасет сотни тысяч от неминуемой смерти, а может гуманиста и тем самым убьет еще сотни тысяч тех, кого мог спасти тот самый гуманист. Олег не думал над этим, он просто выполнял свою работу. Просто убивал.

В той передряге он выжил, просидел в каменной щели как таракан почти три дня, но выжил. Обезвоживание, усталость, голова почти ничего не соображала, он на инстинкте добрался до точки эвакуации, а после просто провалился. Зато теперь у него будут деньги, хорошие деньги.

Уже как три года он установил себе микропроцессор с встроенным коммутатором для чипа SSYP_56258v. Теперь его эмоции записывались, и он их продавал, а покупали все, от простой тренировки до марш-броска, но особенно на рынке ценилось реальные боевые события. Рынок продажи эмоций развивался, он не был запрещен, поскольку в запись не шли основные события, пользователь не знал, что и где происходит, он получал эмоциональный всплеск, будь то авария или операция, сексуальные развлечения или эта смертельная игра. Рынок эмоций был дорог, не все могли позволить вшить процессор и уж тем более со встроенным коммутатором, что позволяло быстро менять чипы. Олег обладал и тем и другим, теперь у него в кармане хранилось с дюжины процессоров, которые надо передать заказчику.

— Вот это да!… — Покраснев и покрывшись потом, прошипел Артур, он проверял на себе буквально все эмоции, что поступали к нему в лабораторию. — Это… Это… — Он не знал что сказать, сердце еще не успокоилось и надрывно выло. — Это того стоит.

— Сколько? — спокойно спросил Олег.

— 2 500, — тут же ответил Артур. Сумма большая, хоть и не огромная, но на нее можно прожить как минимум полгода.

— 4 000, — тут же заявил Олег.

— 2 800, — прокрутив в голове количество копий и возможную прибыль, сразу сказал Артур.

— 3 500.

— 3 000.

— По рукам, — согласился Олег и тут же расписался в контракте на передачу всех прав.

Теперь его эмоции будет испытывать любой желающий, кто сможет приобрести дубликат. Многие это делают многократно, для кого-то это становится наваждением, как наркотик, хочется еще и еще, а остановится тяжело. Не все в жизни можно испытать. Несмотря на прогресс, на стремительную жизнь, человек делает почти все время одно и то же. Все приедается: работа, дом, еда, работа, дом, еда. Как в колесе, а хочется еще чего-то. Мы в контактах, в интернете, постоянное цифровое общение, но от этого человек стал одиноким. Он смотрит на себе подобного и порой не знает, что и сказать, вот то ли дело через клавиатуру, тогда можно все… Эмоции для многих заменили реальность. Ложишься спать, включаешь чип наслаждения и все, твой мозг погружается в сладострастное состояние неги, а утром наоборот — чип атаки, и ты вскакиваешь с постели, будто твой дом горит, и мчишься как угорелый на работу.

— Тебе нужны деньги?

— Да, — коротко и внятно ответил мужчина. — Много, много, ты это понимаешь.

— Что тут не понять, все хотят, но…

— Что но?!

— Есть одно предложение, но оно рискованное.

— Говори, я готов, ну же, — руки мужчины затряслись, будто ему уже протягивают толстую пачку купюр.

— Ты в этом уверен?

— Да, мать твою, — выругался он и посмотрел за спину, будто ожидая кого-то.

— В ней принимают участие 7 членов, ставка 5 000 за сеанс…

— Ёпс…

— Десять проходов, вероятность выжить целых 86%, погибший получает пятерную ставку, 25 кусков, их получат по контракту, на кого будут отписаны бумаги.

— Что делать? — взволновано спросил мужчина.

Даже 5 000 для него огромная сумма, Глеб не мог найти нормальной работы вот уже пятый год, так, подработки по 120 и не более того, а тут сразу такая сумма. Он сможет закрыть кредит и даже еще останется, если… Он вздрогнул, вспомнив о проценте выживания.

— Что надо делать? — опять спросил он у Артура.

— Ты знаешь русскую рулетку.

Глеб похолодел. Да кто же ее не знал, старый револьвер и один патрон в барабане. Каждый игрок крутит барабан, а после прикладывает ствол к виску и жмет на курок в надежде, что пуля не направлена в тебя.

На рынке продаж эмоций было много экстремального, гонки на выживание, проплыть без воздуха через стометровую трубу, прыжки с крыш или бег через горящий дом. Каждый раз придумывали все больше и больше. Создать эмоции страха очень легко, они как раз и пользовались популярностью. Что ощущает человек, держащий в руке револьвер, еще несколько секунд, и… но зато каких секунд. В это время все вспомнишь, тело покроется потом, холод пробьет, и жар испепелит изнутри. Страх и жажда легких денег, все сразу смешается. Вот и шли на сделку с дьяволом, лишь бы получить свой куш.

— Нет, нет! — кричал бедолага, корчась на полу, стараясь разорвать контакт с чипом.

Он получил свое, получил мгновенное воспоминание о риске чужого тела и теперь бился в припадке, будто это он погибал, будто это его тело рисковало и разрывалось на куски. Реализм ощущений зашкаливал, не все выдерживали, многие по-настоящему гибли, но уже не от пуль, а только от той запредельной эмоции, что была записана на чип.

Сотни тысяч импульсов проникали в мозг, происходил мгновенный взлом и сразу все рушилось. Тело не знало, как себя вести, не знало, на что реагировать, что делать, оно просто пассивно принимало команды.

— Это было так чудно, так нежно, — сама себе шептала пожилая дама, ее кожа обвисла и покрылась множеством папиллонов, от чего она выглядела как Баба Яга, но память помнила моменты юности, когда ее тело цвело, и она целовалась. — Ах, как давно это было? — и вот теперь эмоции первого поцелуя проникли в ее сознание, она прижала сухую руку к груди, тяжело вздохнув, прикрыла глаза.

Женщина сидела не шевелясь, боялась спугнуть то немногое, что в ней еще осталось. Эта эмоция пробудила в ней такие теплые, такие нежные воспоминания. Представила, что она девочка в школьном фартуке, что бежит по коридору школы, а он, подмигнув ей, зашел в класс. Она вспомнила все до мельчайших подробностей. Как он был одет и что его звали Митя.

— Ах… — опять сказала дама, и губы дрогнули, будто ее поцеловали.

Эмоции. Они бывают разные, спокойные, жгучие, мягкие и нервные, сладкие и больные, но они все нужны, и каждый в них видит себя. Глеб не удержался и пришел за легкими деньгами на второй сеанс, а после рискнул и на третий, но на этом все закончилось. Какое теперь дело, кому достанутся его деньги. Его уже нет, а сохраненные эмоции — они пусты, в момент смерти происходит разряд и чип выгорает. Это знал Артур и те, кто проводил подобные сеансы. Поэтому все рассчитывалось на грани, еще немного и все… Только смерть. Но им нужны живые эмоции, они ценны.

Как так получилось, что ошибка в коде чипа SSYP_56253v привела к новой реальности? Теперь инженеры бились над возможностью записывать не только эмоции, но и мысли, а может даже и зрительные воспоминания.

Сон

Ты думаешь, стоит захотеть, и ты бросишь, но это как сон. А сон нельзя остановить. Он продолжается вопреки твоей воле. И вдруг понимаешь, что ты бессилен.

Странно смотреть чужой сон, ты свой-то помнишь всего несколько секунд после того, как проснешься, а тут все так четко. Как в кино, только нет звука и картинки вечно дергаются. Вернее, перепрыгивают с одной темы на другую, будто смотришь сразу несколько каналов и постоянно их переключаешь. Вот розы, они синие, и вдруг корабль плывет, плывет, все плывет и плывет, и как долго он будет вот так просто плыть? То ли картинка заела, то ли сон зациклился и вдруг темнота, все на экране зарябило и сразу стало жёлто.

Чужие сны — это отдельная история, в них надо уметь разбираться. Это нам кажется, что в них есть логика, есть последовательность, но порой пациент смотрит сразу три или даже больше снов, но помнит только один. Женщина в соседней комнате повернулась на бок и сны продолжились.

Ученые изначально просто изучали мозг, пытались понять, сравнивали волны и определяли, что за что может отвечать, а после решили поэкспериментировать. Испытуемому показывали на экране простые формы, к примеру, круг. Через 13 секунд менялась картинка и новая простая форма, квадрат. Компьютер считывал показания с мозга и раскладывал их на своей полочке, и так день за днем. И когда накопилось более 500 данных, попросили пациента представить овал. Компьютер тут же считал показатели и выдал изображение на экран овала.

Это было удивительно, человек читал книгу, а на мониторе появлялся текст, что отображал его мозг через зрение. Со временем программы усложнялись, появились детали, пиксели уменьшались, их становилось больше, и уже можно было видеть не просто плоское чёрно-белое изображение в виде больших кубиков, а оттенки, а после и цвет. Наш мозг на все реагирует, каждое его действие — это электрический сигнал, который надо научиться расшифровывать. Вот только проблема: у каждого человека свой мозг и свой код, поэтому нельзя вот так взять и подключить компьютер к голове и сразу увидеть, о чем человек думает. Компьютер настраивается, вернее, обучается под конкретного пациента и только так и никак иначе.

Женщина тяжело вздохнула, и на экране замелькали цветы, они были на балконе, росли в больших глиняных горшках. На полу сидел ребенок, он был какой-то странный, лицо то спереди, то тут же сзади, вечно трансформировался и вдруг растворился в воздухе.

Мозг — центральная нервная система (ЦНС), самая сложная система человеческого организма, которая управляет всей его деятельностью. При помощи этой системы контролирует не только основные процессы: речь, движение, эмоции, но также регулирует все процессы, которые происходят в организме автоматически: моторика, кровообращение, дыхание, секреции гормонов, сон, инстинкты и многое другое.

Долгое время ученые не могли понять, что такое мозг, пока не увидели нервные клетки, или нейроны. Это строительные кирпичики нашего мозга. Сам мозг весит примерно полтора килограмма и содержит более 100 миллиардов нейронов, а глиальных клеток в десятки раз больше.

Принцип работы этих клеток примерно такой же, как у обычного электрического выключателя. У нейронов есть состояние покоя — выключено, и активное состояние — включено, при котором электрический сигнал передается дальше по «проводу». Каждый нейрон состоит из тела клетки, «провода» аксона, на котором есть своеобразный «контакт» синапс. Передача импульса в синапсах — химическая. Для этого в нейронах производятся особые химические вещества — нейромедиаторы. К ним относятся, например, адреналин, дофамин и другие. Различные нейроны используют и разные химические вещества.

Женщина снова тяжело вздохнула, она опять вернулась к кораблю, что продолжал плыть. Ее что-то беспокоило. Ее сон то уходил обратно на балкон, то в машину, где сидели мужчина и собака, то опять возвращался к кораблю. Сны непредсказуемы, они плутают как наше сознание с одной мысли на другую. То могут просто повиснуть на одном месте и сотни раз прокрутить одно и то же, будто сломанная пластинка, то вдруг устремится, и так быстро, что тяжело осознать, что вообще происходит.

Сейчас пациентка была в состоянии гипнотического сна. Она должна вспомнить, что с ней произошло, когда и главное — почему. Ольга Васильевна улетела в отпуск, пять лет как потеряла мужа и сына в той самой аварии. Но, вернувшись, узнала, что ее квартира в центре Петербурга продана. Расследование показало, что она сама лично подписала документы на продажу, но когда это было, не помнила.

Сны перешли из разряда увлечения, взглянуть за ширму, что там у тебя в голове. Они стали вещдоком при расследовании преступлений. Вот и сейчас Нина уже второй день сидела и наблюдала за снами Ольги, она надеялась увидеть правду, увидеть, кто ее заставил подписать документы.

Общая площадь коры головного мозга варьируется от 1468 до 1670 см2, при этом большая ее часть скрывается в глубинах извилин. Толщина коры в различных частях больших полушарий колеблется от 1,3 до 4,5 мм. Большое количество нейронов, входящих в состав коры, должно поддерживать между собой связь. Скорость передачи нервного импульса между нейронами составляет около 300 км/ч, это немного, важно перераспределение сигналов.

На человека воздействует 4 вида энергии: световая (зрение), химическая (вкус, обоняние), звуковая и механическое давление. На самом деле глаз не видит цветные динамические картинки и уши не слышат красивую музыку — мы воспринимаем поток энергии, а всю целостность красоты создает наш мозг в виртуальном пространстве сознания. Благодаря развитому сознанию в виртуальном пространстве спрятан чудесный мир души: фантазии, воображение, воспоминания, мысли, чувства, мотивации, ценности…

На экране замелькали руки, одна пара принадлежала женщине, пухлые пальчики и несколько золотых перстней. Нина подсела поближе к монитору, все записывалось, но это было что-то необычное. На столе лежали бумаги, она могла их даже прочитать, но чья-то рука убрала их, взгляд скользнул выше и тут же пропал. От расстройства Нина тяжело выдохнула. Скоро начнется главный этап сна и он будет длиться как минимум полчаса.

Кора человеческого мозга состоит из порядка ста миллиардов нейронов. Строение мозга описано иерархически: кора состоит из долей, доли — из гиперколонок, те — из миниколонок, а миниколонка состоит из примерно сотни отдельных нейронов. У каждого нейрона тысячи синапсов; но в любой момент времени активны не больше десятой их части. Время реакции нейрона — единицы мс; такого же порядка задержки на распространение сигнала вдоль дендрита, эти задержки оказывают существенное влияние на работу нейрона. Наконец, пару соседних нейронов, как правило, связывает не один синапс, а порядка десятка — каждый с собственным расстоянием до тел обоих нейронов, а значит, с собственной длительностью задержки.

Мыслительный процесс, состоящий из следующих компонентов: запоминание, хранение, воспроизведение и забывание. Физически процесс можно описать возникновением новых связей между огромным количеством нейронов головного мозга. Где находится память человека, до сих пор ведутся споры. Но доказано, что за эту часть сознания отвечают следующие участки мозга: подкорковый гиппокамп, гипоталамус, таламус, кора полушарий.

На экране опять замелькал корабль, но теперь он уже не плыл по воде, а летел как летучий голландец. И вдруг все сменилось, самолет, женщина вышла и вернулась обратно в офис. Снова пухлая женская рука, часы, кулон, баллончик спрея, и тут Нина увидела ее. Лицо женщины было четким, как с фотографии, Ольга Васильевна запомнила ее так подробно. Выщипанные брови, подкрашенные фиолетовыми тенями веки, зеленые глаза… Линзы, тут же решила Нина, бежевый шарф на шее… Имплант в голосовых связках, она прикрывает шрам. Нина задергалась и, не отрываясь от монитора, старалась не пропустить мелких деталей. Вот цепочка с кулоном в виде розового жемчуга, сквозь белую блузку просвечивал черный лифчик, а вот телефон и… Нина аж подпрыгнула на кресле. На экране телефона промелькнули отпечатки, неужели такое возможно, Ольга Васильевна запечатлела в своем сознание эти мелочи. Удивительно, что хранится в ее голове и теперь она смотрела свой сон о прошлом.

Мозг человека — самый изменчивый орган. Память — это функция нервных клеток. У памяти нет отдельной пассивной эноргоНЕзатратной локализации. Когда мозг перестает получать необходимое кровоснабжение, примерно через 6 минут после клинической смерти начинаются необратимые процессы и безвозвратно исчезают воспоминания. Если бы у памяти был энергоНЕзависимый источник, она могла бы восстановиться, но этого не происходит.

В памяти информация хранится разное время, существуют такие понятия, как долговременная и кратковременная память. События и явления быстро забываются, если не обновляются и не повторяются. Счета времени у памяти нет, но его заменяет скорость забывания. Память о любом событии уменьшается обратно пропорционально времени. Через час забывается 1/2 от всего попавшего в память, через сутки — 2/3, через месяц — 4/5.

Память сохраняет воспоминания, но изменяет их так, как хочется обладателю. В основе долговременной памяти лежат простые и случайные процессы. Дело в том, что нейроны всю жизнь формируют и разрушают свои связи. Синапсы постоянно образуются и исчезают. В коре мозга человека ежедневно образовываются около 800 млн. новых связей между клетками и примерно столько же разрушается. Мозг — динамическая структура, постоянно перестраивается и имеет определенные физиологические пределы.

Нина знала, что сон стирает воспоминания, и Ольга Васильевна уже не сможет их увидеть, только запись останется подтверждением того, что произошло. Она смотрела, как шел разговор, потом расшифруют речь. Смотрела на открытую улыбку женщины и то, как она разговаривала по телефону, потом считают отпечатки с экрана.

Технология чтения сна сделала свой переворот. Теперь даже мысли стали подконтрольны, и настанет момент, когда человеку некуда будет скрыться, у него не будет тайн, он будет доступен как книга, останется только достать ее с полки и прочесть.

Женщина успокоилась. Теперь ее сон был плавным словно полет воздушного змея. Тревоги ушли, оставив пустоту, которая тут же стала заполняться отрывками из прошлого, трансформируясь в странные, порой сказочные сюжеты. Женщина спала, но ее сны продолжали записываться.

Реальность

Реальность — не более чем иллюзия, однако иллюзия настолько сильная и универсальная, что никто не может ей сопротивляться.

Сэмюэл Батлер

— Слушай, дай свои лекции.

— Какие? — не отрываясь от терминала и ковыряясь в носу, просил юноша.

— По дисциплине «Инженерные сооружения в транспортном строительстве»…

— Не дам, — тут же последовал ответ.

— Да ладно тебе, я ведь давал. У меня бабки кончились, а в библиотеке только три чипа осталось, позарез нужно.

— Не дам, сам еще не скачал…

— Вот жмот, — возмутился очкарик и тут же убежал.

Мозг — самый совершенный орган человека, но он же самый неустойчивый, в нем ежедневно меняется сотни миллионов клеток, связи рвутся и появляются снова. Ученые бьются над возможностью заглянуть в память, в то, что скрыто в его глубине, но безрезультатно. Теперь удается легко смотреть не только сны, но и то, что думает человек, на что смотрит. Мозг приоткрыл свои тайны, но никак не хотел показывать самое сокровенное — память. Зато удалось воспроизвести речь, запахи и даже вкус. Теперь чипы были не только эмоциональными, но имели полный спектр ощущений. Но запись чипа шла только в реальном времени. Ложишься спать и загружаешь лекцию, ты отдыхаешь и в то же время мозг получает информацию. А после удалось сжимать данные и выдавать ее инкубаторной ячейки. Это был новый прорыл. Загрузив в ячейку, ты не знаешь, что там, но вот наступает экзамен по строительству мостов, перед тобой лист с вопросами, ты можешь открыть свою ячейку с данными… и посыпалось, полетело. Мозг буквально вскипает от информации, и ты знаешь ответы на все вопросы, они вот тут перед тобой, остается только записать на бумагу.

Всю информацию нельзя хранить в мозгу, она быстро стирается, поэтому и был разработан инкубатор — отдельный чип, что вшивался в твой мозг. Все зависело от объема твоего чипа, он получал энергию от тела и был независим от внешних источников. Это стало даже не модным, а обязательным, без чипа-инкубатора тебя не возьмут на работу, не допустят к обучению. У незрячих появилась возможность смотреть фильмы, а глухие смогли слушать музыку и шумы природы.

Он любил красиво одеваться, любил поесть и, сев в свою машину Porsche Panamera, разогнаться за 4 секунды до сотни километров и мчаться по автобану. Порой летел в никуда, лишь бы чувствовать этот ритм, слышать рев мотора и шелест шин. Так он мог ехать несколько часов, а после резко затормозить, посмотреть на часы A.Lange & Sohne и тут же, развернувшись, помчаться обратно.

Рубашка фирмы Maria Santanqelo ужасно натирала шею, она его раздражала, но он не мог ее выкинуть, подарок Софи, обидится, та еще сучка. Ладно, пора возвращаться, завра нужно лететь в Монровию, что в Либерии, а вечером вернуться в Фритаун. Ему нравилась эта жизнь, вечные полеты, контракты, бонусы. Нравились деньги, они давали уверенность, какую-то мнимую свободу, власть и даже спокойствие.

Джерман возвращался обратно в Валенсию, там у него небольшой ресторанчик Navarro, он назначил встречу, не стоит опаздывать, Рико этого не любит. Свернул на Каррер де Бальдиви, повернул налево и, проехав мэрию, сразу припарковал машину. Невыносимая духота. Еще пара секунд, и он окажется в прохладном зале, а там его уже ждет стакан воды.

— Стой, стой, — вдруг откуда ни возьмись появился секьюрити и остановил уже не молодого человека. Его взгляд был холодным, а рука, что вытянулась вперед, как стальная труба, уперлась в грудь.

— А ну пропусти! — властно сказал мужчина и резко обошел охранника, тот даже растерялся, но быстро пришел в себя и догнал непрошенного гостя.

— Вам нельзя… вы записаны на столик?

— Что?! — то ли удивился, то ли возмутился Джерман и опять обошел охранника, двинулся в зал.

Мужчина несколько раз кивнул неизвестным людям, те странно посмотрели на него, кто-то машинально ответил кивком, но большинство просто пожали плечами.

— Тито, — Джерман махнул рукой юноше, что стоял в стороне, тот быстро подошел, — Рико уже пришел?

— Кто? — не совсем понимая, о чем его спросили.

Мужчина не стал дожидаться ответа, увидел, кого хотел и быстро подошел к столику, за которым сидел тот самый Рико.

— Извини за опоздание, пробки, опять пробки, — повернулся и широко улыбнулся молодой девочке, что сидела рядом и таращилась на него. — Привет, Инес, давно тебя не видел, ты повзрослела и волосы отпустила.

— Эй! — Рико махнул рукой и тут же появился тот самый стальной охранник. — Уберите это.

— Пройдемте, — мужчина в белой рубашке с красным бейджиком развел в стороны руки, стараясь тем самым оттеснить Джермана от столика.

— Але! — он возмутился и оттолкнул охранника, тот чуть отодвинулся, но руки не опустил, а стал настойчиво оттеснять его от столика.- Займись своими делами! — приказал он и резко отошел в сторону, чтобы вернуться к столику, где сидел его друг.

— Мужчина, давайте не будем поднимать шум, выйдете, а то я буду вынужден вызвать полицию.

— Что!!! — Почти вскрикнул Джерман. Чтобы ему, в его же ресторане такое сказали? Он весь покраснел от ярости. — Ты уволен! — В гневе крикнул он и опять попытался обойти охранника.

Но не получилось, подбежал еще один, хоть и худой, но жилистый стюард и быстро, почти скрутив Джермана, выволок на улицу.

— Что происходит? — Рычал тот, пиная урну у входа. Такого с ним никогда еще не было, чтобы вот так… Да кто они такие? Они все, все уволены, рыча на прохожих, шипел мужчина.

Он еще несколько раз пытался прорваться в ресторан, но тщетно. Тогда Джерман вернулся к месту, где припарковал машину, но ее не было.

— Что за… — Он хотел было выругаться, но милое личико девочки остановило его. — Что происходит? Куда она делась? — он порылся в карманах, надеясь найти электронный ключ от машины, но его тоже не было. — Охранник, — подумал он, и уже было решил вернуться обратно в ресторан, но остановился. Джерман посмотрел на свои руки. Часов не было, да и перстня, что подарил ему отец, тоже не было. Взглянул на ботинки, но вместо них были кроссовки. — Что происходит? — почти в панике произнес он. — Что такое? — не веря сам себе, начал хлопать по груди.

Подъезжая к своему дому в районе Альборная, он с трудом узнавал район. Как в тумане мелькали дома, вроде знакомо и в то же время нет, будто здесь не был лет двадцать. Консьержка не пропустила, а сразу вызвала полицию, и та прибыла как некстати быстро.

— Как вас зовут?

Сидя в какой-то комнате, к нему обращалась женщина в голубой офисной униформе. Он не понимал, что тут вообще происходит. Его скрутили как преступника, затолкав в машину, сперва доставили в участок, а после отвезли вот сюда.

— Кто вы? — присматриваясь к женскому лицу, спросил мужчина.

— Ракель Мельер, — она улыбнулась, что-то записала в блокнот, а после посмотрела своими глазками на него и опять спросила. — Назовите ваше имя.

— Джерман, — немного отпрянул назад, будто она и правда не знала, как его зовут, он уже несколько раз ей это говорил, и все равно она его спрашивала.

— Как давно вы являетесь Джерман?

— Не понял…

— Ну как давно вы им себя считаете? — она опять что-то записала, в комнату вошел мужчина и присел в стороне.

— Я что-то сделал не так? Кого-то ограбил? — постарался пошутить он. — Почему ко мне так относятся? Мою машину угнали, в дом не пустили, привезли в полицию… Я арестован?

— Нет, — спокойно ответила девушка.

— Тогда что я тут делаю?

— Мы хотели бы знать, откуда он у вас? — мужчина, что сидел в стороне, показал пакетик, в котором лежал маленький синий чип памяти.

— Я не знаю… он не мой… что это? — хотя в голове что-то смутное промелькнуло, и уже через секунду он понял, что это за синий квадратик. — Я… — он пытался сформулировать свои мысли, но те быстро разлетелись в стороны, оставив после себя свалку непонятных фраз. — Я… Не знаю…

— Постарайтесь вспомнить, мы только лишь хотим вам помочь.

— Помочь? Я что, больной? Мне завтра лететь, а я тут сижу с вами и трачу время. Что вообще происходит? — он вскочил и, уже не выдержав, закричал. — Меня подставили? Это Софи все устроила? Вы что, разыгрываете меня?! Да пошли вы… Мне завтра лететь, лететь! Мне некогда, мне пора… — он кричал и в гневе смотрел на этих совершенно спокойных субъектов. — Кто вы?

— Важно не кто мы, а кто вы!

— Что?… — растерянно произнес Джерман и тут же шлепнулся обратно в кресло. — Что вы этим хотите сказать?

— Я должна вас огорчить, — спокойно, будто ничего не произошло, сказала женщина. — Вы не Джерман…

— КагАда (дерьмо).

— Вы не он…

— БЭса ми кУло! (поцелуй меня в задницу).

— Вы приняли это, — мужчина, что сидел в стороне, положил пакетик с синим чипом на стол, — это воспоминания Джермана…

— Вы за кого меня принимаете, Комэ мьЕрда (засранец, гавнюк). Я похож на идиота? Похож?

— Я только…

— ИсъЕрра эль пИко! (заткни рот).

Женщина нажала кнопку на столе, и тут же вбежали два внушительных медбрата, мгновенно скрутив Джермана, поставили ему укол.

Память, она что хочет, то и творит с человеком и уже порой не понятно, что есть что. Приняв чужие воспоминания, многие так далеко в них уходят, а если еще многократно к ним возвращаются, то теряется грань реальности. Ты уже в мыслях так свыкаешься, что ты не ты, что твоя жизнь не здесь, а там, что встаешь и идешь в чужой дом, ложишься в чужую постель и пытаешься поцеловать чужую жену, а потом… Потом тяжелое пробуждение и возвращение в реальность. Ты кричишь в гневе, считаешь это чьей-то злой шуткой, что тебя хотят убрать, засадить, забрать деньги и жену, забрать все, что тебе дорого, даже твою кошку.

Память наслаивается, новые связи более эмоциональны, они впечатываются в твой мозг и вытравить их уже невозможно, лишь приходится принять как должное. Еще минуту назад ты жил в прекрасном отеле, где в окно дул свежий морской ветер, а теперь вынужден возвращаться в свою вонючую конуру и выть от бессилия. А может все же тебя подставили? Может, все было на самом деле?…

Многие, кто принял воспоминания, пережили несколько дней чужой жизни, так и не смогли вернуться к реальности, из которой вышли. Они днями, неделями, месяцами и годами ходят по тем улицам, где, как им казалось, ходили ранее.

— Ла мъЕрда дэлъ тОро! (дерьмо бычье).

Он зло смотрел на ресторан, и думал, что это не справедливо, ведь так не должно быть, он там был, это его ресторан, его…

— СакАтэа ла чингАда! (пошел к чертовой матери).

Рычал он на секьюрити, который смирно стоял у входа, охраняя ресторан от таких как он.

Жизнь поделилась на до и после, а ты застрял где-то тут посередине. Нет прошлого, нет будущего, только рык в глотке, который готов вырваться в любую секунду. Чужая память сыграла с ним жестокую шутку, и теперь Лжеджерман вынужден признать свое поражение. Он стоял на высоком мосту и смотрел, как внизу по автобану промчался тот самый Porsche Panamera. Мужчина нагнулся и спокойно разжал пальцы. Тело нехотя повалилось вперед и через мгновение устремилось в сторону черного асфальта.

Проект Амброзия

Мозг — это не просто нейронная сеть, это сеть сетей, сеть сетей сетей. В мозге 5,5 петабайт информации — это три миллиона часов просмотра видеоматериала. Триста лет непрерывного просмотра!

Черниговская Т.

Входов в мозг много: 5 сенсорных и еще внутренних рецепторов (мышцы, ЖКТ, ориентировка в пространстве). А вот выходов наружу мало: только через мышцы и невербальную реакцию (потение, покраснение, феромоны). В мозгу благодаря развитому сознанию спрятан удивительный мир души, фантазии, воображения, чувства, воспоминания. Мозг состоит из сотни миллиардов нейронов, а у каждого нейрона тысячи синапсов, некоторые включены, другие отключены. В то же время идет постоянный процесс, когда рвутся связи и появляются новые. Мозг вечно трансформируется, его память видоизменяется.

Физическая память состоят из нервных путей, объединяющих одну или несколько клеток. В них входят зоны градуального и активного проведения сигналов, различные системы синапсов и тел нейронов. Любая информация переходит во временное хранение, а при необходимости и в долговременную. Память сохраняет воспоминания, но изменяет их так, как хочется обладателю.

Матис считывал показатели с экрана, классифицировал столбики с сотнями цифр. Он смотрел на это великолепие и не мог понять, как, как оно работает? Одна клетка передает сигнал, и вот уже идут сотни ответов, но… Но почему? Почему? Постоянно задавал себе один и тот же вопрос. Почему именно так они реагируют? Что их заставляет так поступать?

Однажды, еще в студенческие годы, Матис принимал участие в исследовании клеток сердца. Они выделили несколько образцов, поместили в инкубатор и стали смотреть, как те размножались. Вот уже пять, десять, вот сотня клеток, все замечательно, они росли. Вот прошло десять дней, двадцать, и вдруг одна клетка вздрогнула и уже через мгновение все клетки стали сокращаться. Он даже не поверил увиденному. Тонкий слой клеток работал в унисон. Это не было сердцем, только тоненькая, еле заметная пелёночка на стекле, но они работали как сердечная мышца. Почему? Был первый вопрос. Что их заставило начать сокращаться? Тогда он долго смотрел на это маленькое чудо природы. Вспомнил, что в детстве с мамой сажал семечки подсолнуха, а после часами наблюдал, как проклевывается из сырой земли росток.

Он так много времени потратил на то, чтобы понять, что такое память, как она хранится, и главное, как она возвращается обратно. Но это были цветочки по сравнению с тем, чтобы понять, как мозг вообще думает. Ответ был где-то рядом, буквально на поверхности, но он его не видел или смотрел не туда.

Биосканеры могли отсканировать мозг буквально до клетки, еще немного, и до атомов, будет полная картина мозга, но это только поверхностная структура, главное — принцип. Да, именно принцип взаимодействия нейронов, задержка сигналов, почему они идут сюда, а не в ином направлении.

В компьютере только два сигнала: 0 и 1, в мозгу человека их сотни, даже тысячи, и каждый раз сигналы еще умудряются трансформироваться. По этой причине не удается оцифровать мозг. Но решение где-то близко, он это чувствовал.

Десятки лет кропотливого труда, сотни тонн оборудования, эксперименты и еще раз эксперименты, и наконец он доказал формулу Бикакро. Казалось, нереально остановить процесс трансформации клеток, заставить их хотя бы на минуту замолчать, но он смог. А после смог считать первоисточник, чистый и живой мозг, а дальше как лавина, все обрушилось.

— Гари погиб, — обреченно сообщил голос в микродинамике, что скрывался где-то в телефоне.

— Как? — был первый вопрос, еще вечером с ним разговаривал, он сказал, что поедет на выходные к матери, она у него лежала в больнице, и вдруг такое. — Как?

— Я не знаю, позвонила его дочь.

— Гари… — Матис работал с ним с самого начала, как была открыта лаборатория, и вот теперь его нет. Так странно… Рука опустилась, и в душе стало пусто. — Гари, — тихо произнес он, Гари…

— Я поеду.

— Да, да, я тоже подъеду… — И отключился.

Собрались почти все, даже Ферро приковылял на своей сломанной ноге, сперва подвернул ее спускаясь со второго этажа, а после еще и сломал. Молчали. Это была их семья, в лаборатории не просто работали, а жили, творили будущее и вот теперь один из его членов покинул их.

Гари возвращался домой и неудачно упал в метро, смерть была мгновенной, он даже не успел осознать, что произошло, а ведь Гари всегда ездил на автобусе. Была ли это роковая случайность или нет, но через месяц скончалась Сайва.

— Как он? — Матис переживал за Кахира, ее мужа, он всегда приезжал встречать свою любимую жену. Молодая девушка полысела от стресса, когда готовилась к экзаменам, сперва стеснялась, а после смирилась и уже гордо ходила по лаборатории, сверкая своим идеально ровным черепом. Кахир ее жутко любил, да и она тоже его любила, и вот теперь ее нет.

— Что происходит? — тихо, чтобы их никто не услышал, спросила Сдэйна.

— Понятия не имею, — так же тихо, пожимая плечами, ответил Шин.

Сайва была мнительной девушкой, боялась замкнутого пространства. Она зашла в лифт, и вдруг погас свет, а после лифт резко ускорился, стал подниматься, а потом так же резко спускаться. Ее сердце не выдержало. К моменту, когда приехала скорая, она уже была мертва.

Лаборатория опустела, проекты зависли, все ходили мимо рабочих столов Гари и Сайвы, пытались сосредоточиться, но никак не получалось. Тогда Матис отправил всех в отпуск, все равно, нет проку просиживать штаны. А через неделю погиб Шин, и это была уже не случайность. Его просто убили прямо на улице, кто-то пырнул ножом.

Страх. Вот что овладело теми, кто работал над проектом «Амброзия». Из 11 членов трое были мертвы. Их уверяли, что это случайность, что нет повода для переживания, но никто не верил. Сдэйна подала заявление на увольнение, но это ее не спасло, тело женщины было обнаружено у ее же дома. За ней последовал Астор. Он простудился, заложило нос. Он использовал спрей, и последовала молниеносная аллергенная реакция. Через сутки он скончался.

Теперь уже всем было понятно: их убирали, одного за другим. Их группе, тем, кто остался в живых, предложили срочно эвакуироваться. Матис ломал голову над вопросом, почему? Да, именно почему? Они не работали на военную промышленность, их лаборатория мало чем отличалась от тех, кто так или иначе был связан с попыткой оцифровать мозг. Но им так это и не удалось.

— Я боюсь, — чисто по-человечески сказала Сача и вжалась в кресло, будто оно ее защитит. — Что я сделала такого, чтобы меня убивать?

— Никто тебя не хочет убивать, — постарался успокоить ее Лудде.

— Ты это лучше им скажи, — она нервно задергалась, вжала голову в плечи. — Сайва, кому она помешала, а Шин, а Астор или Гари, а Сдэйна? Их убили, вы это понимаете, всех убили и нас убьют…

— Не надо так, нас охраняют, — Матис понимал бессмысленность этой охраны, он повернулся и посмотрел на вход лаборатории, где стоял вооруженный человек.

— И как долго? — спросила Надия. — Как долго мы будем под колпаком? Месяц, два, что потом? Сача права, за что нас, что мы сделали такого?

— Я не знаю, — стараясь говорить как можно более спокойно, ответил Матис. Он был их главой, начальником лаборатории, но он и правда не понимал, почему, что они сделали такого, за что их убивали. А может это была случайность? Да, роковая случайность, которая унесла пять жизней. Он сидел и вспоминал все их разработки, и в этот момент раздался взрыв.

Через час после гибели всех членов проекта «Амброзия» был запущен протокол «Крыса». Этот протокол прописал сам Матис, он ни с кем его не утверждал, но решил, что если с ним что-то случится, то вся информация по разработкам уйдет в сеть. Да, он и члены его команды подписывали бумаги о неразглашении, но кому какое будет дело, если он будет мертв.

— Ну, понеслось, — сказал пожилой в толстых очках мужчина и нажал кнопку на клавиатуре, тут же на экране замелькали столбики, сообщающие об отправленной корреспонденции.

Уже через пару минут более сотни институтов получили полный отчет по разработкам, связанным с возможностью считывать первоисточник мозга. А после все изменилось. Через несколько лет удалось заглянуть в память, впервые увидеть, что там хранится. Сперва короткие, похожие на испорченный сигнал аналогового телевидения картинки из прошлого пациента. А после, изменяя программу, можно увидеть всю сохранившуюся в мозгу информацию. Человеческая память раскрыла свои секреты.

Прошивка

Возраст — это всего лишь цифра, она не определяет ум человека и его взгляды на жизнь. Все зависит не от прожитых лет, а от пережитых обстоятельств в жизни.

«Прошивка, прошивка, прошивка», — бубнил он, возвращаясь домой, в котором ему уже делать нечего. «Почему, — твердил себе Билун, — почему так все произошло? Еще вчера все было замечательно и все, все рухнуло». Этот мокрый снег, что лип на его рукава и чавкал под ногами, этот сырой воздух, все стало не так. Он старался вспомнить луч, да, тот самый луч, что они с Мила увидели среди облаков и после прыгали как дети, старясь добежать до него. Но все в прошлом, все.

Прошивка, прошивка, прошивка — вертелось одно единственное слово. Прошивка, а что ему это даст, он не мог ответить. Ее улыбка, такая чистая, такая открытая, нежная и прозрачная, как у ребенка, но тогда она улыбнулась стандартно, как и всем своим клиентам. Мила работает парикмахером и улыбаться она обязана просто так, чтобы клиент был доволен, просто так. И вот она улыбнулась ему просто так. В душу сразу что-то ударило как бейсбольной битой. Удар был сильным и болезненным, кровавый подтек разошелся по всему телу. Боль, ужасная боль, а она продолжала ему улыбаться. Но Билун знал, что это уже не так, все изменилось.

Любовь — это химический коктейль в твоем мозгу, взрыв и все. Гипоталамус начинает вырабатывать окситацин, что снижает уровень тревожности и стимулирует выработку эндорфина, вызывающий ощущение счастья. А миндалевидное тело создает фенилэтиламин, что повышает эмоциональную теплоту, симпатию и сексуальность. Гипофиз начинает вырабатывать вазопрессин, что отвечает за привязанность, желание заботиться о другом человеке. А продолговатый мозг — в нем скопление нейронов, чувствительных к серотонину — повышает настроение.

Тут нет любви, только химия и ничего больше. Но человеческий мозг все это расшифровывает и выдает свое заключение — ты влюблен. И все, все меняется и сырой снег, что вечно валит, превращается в сказочную метель, а мокрые ноги — это повод просто погреться. Любовь — заблуждение, сон, гипноз, наркотический бред с тяжелым болезненным похмельем.

Билун брел по городу, который любил. Он вспомнил, как встретил Милу, кучерявую девушку. Она заблудилась в торговом центре, что занимал несколько кварталов. А потом они почти час выбирались из него, смеялись и пили кислое кофе. Ах да, кофе, тогда оно было таким ароматным, таким сладким. Мужчина опустил плечи, стряхнул прилипший снег и тяжело вздохнул.

Прошивка, прошивка, прошивка, опять это слово, оно привязалось к нему как паразит и не отпускало. Прошивка, да, прошивка, это все, что осталось ему сделать. Он посмотрел в парк, серый, унылый парк. По нему брели люди, кто-то осмелился улыбнуться, кто-то нагло засмеялся. Билун с силой зажмурил глаза, стараясь выдавить из себя все это, ему больно, ужасно больно, но что он может сделать, что? Ноги, чавкая, побрели дальше.

— Здравствуй, милый, — прошептала девушка, игриво подмигнув ему, и вытянула губки для поцелуя.

— Ты? Откуда? — и не зная куда деть сумки, завертелся на месте, но она опередила его, подбежала и сразу поцеловала.

— Сладенький, — промурлыкала ему на ушко. — Я хочу тебя, — хитро прищурив глазки, прошептала она.

Не стесняясь прохожих, какое ему дело до них, прижал ее хрупкое тельце, она только ойкнула, носочки оторвались от брусчатки, а потом долгий поцелуй.

Ах… Вспомнил Билун и посмотрел на грязно-рыжую витрину, в которой стояла кукла будто в маковом поле. Мнимость счастья, иллюзия покоя. Надев на глаза очки, люди улыбаются, а чему? Что они хотят от этой жизни? Мужчина обреченно брел домой, вот подъезд.

— Ну открой же, открой, я не могу, — она прыгала на месте, держа большой пакет с фруктами, а у самого руки были все так же заняты, даже в зубах держал маленький цветок, что купил у бабушки на углу и тот теперь щекотал ему нос.

Теперь ее нет. Он смотрел на медную ручку, прикоснулся, холод пронзил, но это не важно, дернул дверь и та бесшумно открылась. Пустые стены, пустой коридор, кресло и кровать, в которой они кувыркались до самого восхода. Химия его тела дала сбой, любовь никуда не делась, он продолжал нежно вспоминать о своей Миле, но все уже не то. Мозг сломался, чего-то не хватало. И виной тому — воспоминания, они коряво ложились, искажали реальность, превращая маленькие недостатки в непролазные дебри.

Дрожащими пальцами он прикоснулся к подушечке, которую она любила и все время подкладывала себе под ноги. Цветок засох и уже осыпался. Когда это было? Он пытался вспомнить, но время вычеркнуло это воспоминание.

Прошивка, прошивка, да, это все, что он может сейчас сделать. Технология ушла далеко, так далеко, что уже стало страшно и порой думаешь, а твои ли это воспоминания, что там, в твоей голове. Он любил свою нежную Милу, которая продолжала работать в той самой парикмахерской на углу Мельникайте и Рижской. Прошивка, теперь можно многое исправить, он уже делал это и не раз, и тогда все возвращалось обратно. Они бежали вместе под проливным дождем и смеялись, прятались под липой и целовались. Да, именно целовались, редкие прохожие косились на них, но они продолжали целоваться как тогда, на мосту, в первый раз.

Технологии с мозгом все изменили, теперь можно было задать команду и по специальным меткам найти все воспоминания, связанные теми или иными действиями. Детскую душевную травму от того, что умерла твоя кошка можно стереть или приглушить. Уничтожить все воспоминания от стресса, что ты испытал, когда автобус перевернулся, и пламя вытекающего топлива готово было тебя поглотить. В лабораториях памяти теперь можно подкорректировать воспоминания точно так же, как раньше корректировали фигуру, где-то убрать, а где-то наоборот увеличить.

Билун улыбнулся. Прошивка — это все, что осталось у него, чтобы вернуть Милу. Еще тогда он задумался, а когда же это было, да и не важно. Они не просто влюбились вдруг друга, это было маленькое помешательство. Именно тогда они вместе пришли в институт памяти, скопировали часть своего сознания, связанного с их чувствами друг к другу. Теперь это было их страховкой на случай, если что-то пойдет не так, они смогут сделать апгрейд, пройти прошивку и вернуть обратно те чувства, что были потеряны со временем.

Ему было противно об этом думать, он как машина перегружался, и все с самого начала, но без нее, без Милы ему нет смысла жить на этой земле. Зачем? Зачем бубнил себе под нос, старясь рассмотреть ее портрет, что стоял в маленькой рамочке на столе.

* * *

Солнечный луч. Откуда он? Старик выпрямился, подошел к скамейке, что стояла на остановке и, коснувшись ее, посмотрел в сторону желтого дома. Все играло. Странные, давно забытые цвета, цветы, неужели они уже распустились, он не заметил. Выпрямился и подумал о спине. Она не болела, а еще вчера ныла и не давала уснуть. На морщинистом лице появилась улыбка. Он прикрыл глаза, вдохнул полной грудью и, засунув тросточку под мышку, лихо пошел вдоль улицы.

Все меняется к лучшему, он всегда в это верил. Вот и сейчас лихо поднялся по ступенькам, на мгновение остановился и посмотрел назад. Как это он смог, перепрыгнув их, подняться сюда, подумал старик и, держа в одной руке маленький букетик цветов, приоткрыл дверь.

— Здравствуй, милая, — тихо, стараясь не отвлекать от работы, сказал он и протянул уже не молодой женщине свой букетик.

Она замерла. Ножницы, что еще мгновение назад подстригали волосы, зависли, чуть дрогнула рука и в глазах появилась искорка. Она медленно повернулась, морщинки вокруг глаз дрогнули. Стараясь не дышать, она подошла к нему и коснулась его груди.

— Это ты? Ты вернулся?

Он не ответил ей, а только кивнул. Женщина дрожащими руками взяла его букетик, поднесла к лицу и как тогда, более пятидесяти лет назад, прижала к щеке, прикрыла глаза и представила на мгновение, что на полянке, что затерялась где-то в лесу.

— Спасибо, милый, — тихо ответила она и коснулась пальцами его губ.

Он сделал первый шаг, провел свою прошивку, теперь она ушла в лабораторию памяти. Билун остался ждать ее в холле, он готов был ждать ее часами, днями и даже годами. Она придет, и Билун знал это, его Мила вернется. Опять эта наивная детская улыбка на старческом лице. Сколько раз он уже делал прошивку, ему все равно, главное — они продолжали как и прежде любить друг друга. Та память, те чувства, что они записали и поместили в банк хранилища, возвращала их к жизни.

Мила вышла только к вечеру. Она сияла. Бросилась к нему навстречу, старческие руки обняли его, а губы сладко поцеловали. Она опять его любила, своего мальчика, своего Билуна. Как счастлива она, что встретила этого недотепу, что вечно забывал завязать шнурки и одевался как попугай. Ее глаза сияли, и неважно, сколько там было морщин, он обнял ее как самое драгоценное в мире и они тихо вышли на улицу.

Воспоминания

Когда я просыпаюсь, мне приходится себя убеждать, что мои сны не реальность, а моя реальность не сон.

Он сидел на краю небольшого обрыва, ноги болтались, будто шел по воздуху. Изредка пролетали огромные стрекозы, мальчик уже их не боялся, вырос и повзрослел. Они зависали на месте, жужжали как настоящие вертолеты, а потом резко поднимались и скрывались в ближайших кустах. Лето на даче, что может быть круче? Внизу Сережка ковыряется, ищет улиток, кормит ими уток, а Светка решила половить карасей. «Вот сейчас спущусь и покажу класс, как их надо ловить», подумал мальчуган, почесал коленку. «Наверное, опять забыла червя насадить?», соскочил с места, тутже прыгнул вниз.

Это был не сон, а часть его воспоминания. Он изредка их просматривал. А что еще ему оставалось, жизнь закончилась. Игнат остался один, дети погибли в той войне, бессмысленная бойня, которая затянулась на десятилетия, а потом наступил мор, унесший миллионы жизней. Старик тяжело вздохнул, но улыбка так и не сошла с его потемневшего от старости лица.

— Как ее звали? — спросил он сам себя. — Нюша? Нет, нет, Нюра… Точно, Нюра, рыжая такая, вечно болтала и болтала, странно, что нет воспоминания. — Он искал этот файл, хотел еще разок на нее взглянуть, а ведь она ему тогда нравилась. — Сколько ей было лет? Четыре или пять?

Старик нагнулся к терминалу и быстро пролистал все записи, но с Нюрой не было. «Странно, странно», подумал он, стараясь вспомнить, как она выглядела, но кроме того, что у нее были рыжие волосы, ничего не помнил. В терминале компьютера хранилась огромная база его памяти, с ней разбираться да разбираться.

— Поцелуй меня, — уверенно попросила девушка. Ее глаза сияли от радости, но он не успел к ней нагнуться, она встала на носочки и прильнула к его губам. Поцелуй получился корявым, будто поцеловался с ведром, — Дурак… — она обиделась, покраснев, тутже убежала.

— Постой, — прохрипел он. На днях купался в речке, вода еще не прогрелась, вот теперь и хрипел. — Постой, я же… — но Светлана уже далеко убежала. «Вот дурак», подумал про себя и быстро побежал за ней.

— Уйди, ты даже целоваться не умеешь, — возмутилась она, когда он подошел к ней.

— Но я же ни с кем не чмокался.

— Не чмокался?

— Нет, — уверенно ответил мальчишка.

— А Валька сказала, что ты с ней целовался.

— Дура она. Злится, что велик не дал. Валька мне его в прошлый раз разбила, колесо восьмеркой погнула, отец чуть было не отлупил.

— Точно? — хитро прищурив глаза и нагнув голову набок, спросила Светлана.

— Ну да…

Девушка тут же подбежала и впилась ему в губы.

— Тебя надо научить, как это делать.

— Вот и учи, — только и успел он сказать, как она опять прильнула к его губам.

А ведь это был его первый поцелуй. «Что там было со Светкой?», старик прикоснулся к своим сморщенным губам. «Уехала из деревни, а после, говорят, вышла замуж. Ах да, это уже было после… Да, точно, после того, как я отслужил в армии».

Воспоминания порой были туманными, обрывистыми, даже не понять, к чему они конкретно относились. Это шум, хлам, ему место в корзине, но он почему-то сотни раз перезаписывался в его мозгу. Значит они что-то да значили. Но теперь, спустя столько лет, Игнат не мог ничего вспомнить. А иногда он боялся своих воспоминаний, боялся даже подумать о них. Печаль опускалась на плечи, на душе становилось так горько, что его старческие глаза не выдерживали и по ним текли слезы отчаяния. Он один, не может обнять внуков, их нет, не может поцеловать жену, она давно уже покоится с миром. Он один, но скоро и его путь закончится. Старик смотрит на свои пергаментные руки, чуть дрожащие пальцы. Еще год или два, и его путь закончится.

Воспоминания стали доступными, не все можно выудить из мозга, не все удается расшифровать, но с каждым годом появляются все новые и новые технологии. Воспоминания стали законом, не надо допрашивать подозреваемого, достаточно взглянуть в его прошлое, как бы отмотать ленту назад, и дознаватели увидят все. Правосудие ликовало, но в то же время само себя боялось, а вдруг их проверят, вдруг их память также подвергнется проверке.

Гнев народа перешел в ярость. Это были не забастовки и не митинги, это была почти война с одним только требованием: не трогать воспоминания. У человека должно остаться свое личное, неприкосновенное, не потому, что есть что скрывать, а потому, что это его и ничье более. ООН принял закон, запрещающий считывать память без согласия его владельца, вот только кто будет этого придерживаться? Но войны стихли.

Наряду с прогрессом появился новый вид преступления: воровство сознания. Раньше был промышленный шпионаж, корпорации воровали друг у друга секреты, их было легко спрятать в сейф. Но теперь ничто уже не помогало. Воровали ученых, инженеров, политиков, считывали память и выбрасывали обратно в реальность как ненужную ветошь. И наконец приняли новый закон, позволяющий применять защиту сознания, вплоть до уничтожения, вернее сказать, убийства, того, кто решил посягнуть на чужую память. Но это мало помогло.

Мир перевернулся. Теперь уже любой мог с момента получения документа личности по страховке вживить новый коммутатор под совершенный чип SSYP. Память стала двоичной: та, что дана тебе природой и та, что наслаивалась с помощью чужих данных. Наконец научились создавать и искусственную память, но она в основном использовалась для индустрии развлечения или для обучения.

Электронный наркотик. Он совершенный, реалистичный. Теперь чужие воспоминания тянулись в реальном времени, раньше ты их просто закачивал, и твой мозг буквально за считаные минуты взрывался от информации. Это приводило к поломкам самого мозга, теперь не так, все в реальном времени. Если воспоминания длятся сутки, то ты будешь погружен в них ровно сутки. Да, устанавливали таймеры ограничения времени, чтобы не свихнуться и не умереть от истощения, но это не всех останавливало. Зачем жить в этом вонючем грязном городе, если можно погрузиться в мир счастья. Ты богат, ты здоров, у тебя все есть… Что ты еще хочешь?

Она улыбнулась. Уже забыла про боль, что испытала минуту назад. Теперь она мать, родила своего первенца, свою дочку, такую кроху. Девочка кричала в руках акушерки, кожа в пятнах, но сейчас ее вытрут, обработают пуповину, и она сможет ее прижать к себе. Это счастье быть матерью, выносить ребенка от любимого мужчины. Сейчас Морико даже не знала, о чем еще мечтать, просто с нетерпением ждала, когда возьмет дочь.

Девочка не унимаясь кричала, с минуту чихала, а после слабо запищала и затихла. Ее голенькое тельце порозовело, тоненькие пальчики тряслись от холода. Она несколько раз приоткрыла свой ротик, дернула головку. Морико любовалась девочкой, та продолжала чмокать губами. Чико, так они с мужем решили назвать своего первенца, лежал у нее на груди как на маленькой подушке и все норовил повернуть голову.

— Давайте мы ее возьмем, вам надо отдохнуть. Можно? — акушерка нагнулась, прикрыла тельце девочки мягкой пеленкой. — Завтра уже покормите, а пока вам надо тоже отдохнуть.

Мама убрала руку и девочку забрали. Сразу стало грустно, но она понимала, что так надо, что еще нанянчится с ней, а пока, действительно, ей самой надо прийти в себя после родов. Глаза безвольно закрылись и все погрузилось в розовую пелену.

Где-то пели птицы, на душе было спокойно, вот только хотелось пить, ужасно хотелось пить и почему-то болел живот. Женщина открыла глаза и вскрикнула. Пропала палата, пропал запах цветов, что принес жене Изаму, пропало все, только появилась тоска. Она долго лежала и пялилась в потолок, не хотела шевелиться. Ведь давала себе слово, что больше не будет смотреть чужие воспоминания, но не удержалась, сорвалась и опять погрузилась в наркотический мир воспоминаний. А что у нее есть своего? Этот дом. А кому он нужен? Два раза выходила замуж и два раза разводилась, все искала любви, она ведь знала, что любовь существует, видела ее многократно, но в жизни не встречала. Почему?

Наконец набравшись смелости, она села. Было тошно смотреть на стены, на шторы и письменный стол, в животе ныло. Сколько она уже не ела? Часов двадцать, а может и больше. Все равно есть не хочется, но надо.

Ученые смогли скопировать воспоминания, но они так и не смогли обойти чип, чтобы смотреть те самые воспоминания. Чип являлся посредником между мозгом и записью. Он записывал, он же и воспроизводил. И все же биоинженеры бились над дилеммой, как избавиться от посредника, как сделать так, чтобы воспоминания закачивались напрямую в мозг.

Скачать, сохранить, а что дальше? Ученые писали формулы, которые помогут им воссоздать мозг, но уже электронный. Зачем? Спрашивали они себя, но прогресс не остановить, и они продолжали и продолжали экспериментировать. На Земле не было компьютера, способного думать, только хранить или выполнять заложенную в программу задачу. Но человеческий мозг думал. Но как? Что заставляет появляться мысли, что заставляет делать анализ, что заставляет хотя бы просто сравнивать предметы. Что?

Погружение

Реальность — не более чем иллюзия, однако иллюзия настолько сильная и универсальная, что никто не может ей сопротивляться.

Сэмюэл Батлер

— Мирна, соберись! Ну что с тобой сегодня, летаешь в облаках, — громко на весь зал сказал Видэл и быстро перешёл к Гуидо, ее партнеру, — отлично, тянем, тянем.

Для нее балет — это все, это жизнь. С утра до вечера репетиции, боль в суставах, тошнота в животе, мозоли и аплодисменты. Да, именно ради них она и жила, хотя порой забывала, что на сцене, и уже не обращала внимание на то, что зал полон, что на нее смотрят тысячи глаз, это не важно. Она парила, превращалась в поток музыки и грации, ни о чем не думала, а просто отдавалась своим чувствам, да, именно чувствам.

— Переходим к гранд батман жете, легче, свободней, без напряжение. Ну же, Лопе, еще мягче, вот так, продолжаем.

Вечером последнее выступление, заканчивается сезон гастролей, две недели передышки, и новая поездка в Хошимин. Когда она была последний раз дома, Мирна уже и не помнила. Отель, самолет, театр и снова репетиции.

До выступления еще полчаса, целых полчаса, она спокойна, готова, осталось сделать последнее. Маленькая серебристая коробочка, похожая на стильный телефон, но у него нет экрана, всего несколько изящных кнопочек и все.

— Я сейчас, — сказала она Иси и вышла из гримерной.

Еще есть время, его много. Балерина поднялась на третий этаж, оглянулась и, найдя спокойное место, ушла в самый далекий угол фойе. Присела на мягкую кушетку, огромные листья пальм закрывали ее хрупкое тело от посторонних глаз, что вдруг могли появиться на лестнице. Девушка улыбнулась, погладила коробочку, затаила дыхание, прислушалась и, убедившись, что никто не идет, нажала на круглую кнопку, что чуть выпирала на коробочке.

— Здравствуй, Тив.

Она сказала это не открывая губ, сказала про себя. Технология немого контакта позволяла преобразовывать мысленные сигналы в речь. Так можно было разговаривать по телефону и говорить о всяких глупостях. И никто тебя не подслушает.

— Тив, ты меня слышишь? — ее голос через модулятор речи звучал нежно, как-то по-детски, даже наивно.

— Я тут, я ждал тебя, — вдруг услышала она мужской голос у себя в голове.

— Как я рада тебя слышать, — ее сердце сразу сжалось и тут же застучало. — Ты свободен?

— Я всегда свободен для тебя.

— Спасибо, — с благодарностью в голосе ответила девушка и чуть сжала коробочку.

— Ты сегодня танцуешь?

— Да, — она старалась не говорить о своей работе, но Тив догадался, кто она, может что-то лишнее сболтнула. При общении через погружение Q всегда соблюдалось правило обезличивания. Это правило позволяло чувствовать свою безопасность и быть свободным от предрассудков.

— Ты готова? — он говорил спокойно, она чувствовала его. Столько раз с ним общалась в тишине своего номера, в метро или в самолете, что, кажется, знала его наизусть. И все же каждый раз он ее удивлял.

— Секундочку… — Мирна еще раз взглянула в сторону холла. Глубоко вздохнула, откинулась на бархатную спинку и, прикрыв глаза, мысленно прошептала. — Да.

— Тогда полетели…

Несколько секунд, но каких. Она вздрогнула, тело девушки напряглось, резко выпрямилось и тут же повалилось на кушетку. Ее губы зашевелились, она заулыбалась, замерла и тихо прошептала:

— Спасибо.

Ответа не последовало, пальчик нажал на кнопку и все растворилось. Мирна приходила в себя, еще мгновение назад она была с ним, он ее обнимал и целовал. Это было незабываемо, как полет в ее танце. Неужели это возможно, много раз спрашивала себя девушка, и каждый раз не находя ответа, просто улыбалась и старалась вспомнить все то, что было с ней.

Несколько секунд погружения в Q сжимали часы. Эта технология позволила общаться через немой контакт с другими партнерами. Это был он, никто так не мог сымитировать эти чувства, только мужчина. Интернет давно уже предлагал секс услуги с бесконтактным погружением. Твой партнер мог быть где угодно, хоть в другом конце света или в соседней комнате. Обезличивание скрывало кто он и давало свободу к действиям.

Всего несколько секунд, и все твои чувства, что были растянуты на часы, даже дни, уместились на острие сознания. Сигнал мгновенно передавался и через личный блок Q, что она держала в руке, объединялся с его сознанием. И тогда рождалась виртуальная любовь.

— Ох… — Тяжело выдохнула Мирна и, сев, поправила юбку.

Она все еще ощущала его руки на своей груди, как он поцеловал ее, а после… Мирна улыбнулась, сжала коробочку, встала и быстро пошла в сторону лестницы. Его теплые руки, они были сильными и столь нежными. Он кажется знал, чего она хочет. Он ее чувствовал как никто другой. Да, Мирна пробовала это делать с другими, но только Тив понимал ее. Порой она думала, что влюбилась в него, не могла прожить и дня, чтобы опять не погрузиться в этот дурманящий секс.

Виртуальное общение, сжатое до секунды, прогресс или утопия? Мирна забыла, что такое прижиматься к человеку, да и зачем ей теперь это, оно отрывает столько времени. Лишние слова, а потом еще и расставания. С погружением нет такого, ты выбираешь партнера по параметрам, пробуешь, экспериментируешь. Иногда тебе везет, и ты сразу находишь свое, а порой в ужасе отрываешься от Q, тяжело дышишь и радуешься, что все это было нереально.

Гастроли закончились, последний раз она выходила на бис более десяти раз и, улыбаясь, смотрела в эти восторженные глаза зрителей. Это ее стихия, ее жизнь.

— Тив.

— Да, Мирна, — послышался ровный мужской голос.

Кому он интересно принадлежит? Мальчику, что оторвался от своей игрушки, или банковскому клерку, что совершает миллиардные сделки? Она пыталась догадаться, порой осторожно задавала вопросы, прося Тива рассказать о себе. Это не принято, связь существовала для одной цели, но Мирна не могла вот так пользоваться ею только для своего удовлетворения, она хотела знать о своем партнере Тиве как можно больше. «Зачем мне это», — спрашивала себя, кто он ей, она все равно не сможет быть с ним вместе. И все же ее манило к нему.

— Тив.

— Да, Мирна.

— Расскажи о том, как ты нырнул, — эту историю он рассказал в прошлый раз. Еще в детстве, чтобы показать, насколько мальчики храбры, они ныряли под мост и проплывали через широкий туннель. В момент, когда он это говорил, Мирна испытывала все те чувства, что испытал тогда сам Тив. Это были страх, паника, когда стал заканчиваться воздух, а после того как вынырнул — восторг, даже счастье.

— Тив.

— Да, Мирна, — он так всегда к ней обращался.

— Можно тебя попросить?

Это было вне правил, но она уже не могла бороться с собой. Каждый раз, когда погружалась в Q, она представляла как он выглядит и каждый раз с восторгом отдавалась ему. Виртуальный секс, так все банально. Пересечение его памяти с ее фантазий — и вот рождаются новые эмоции.

— Ах… — Тяжело выдохнув, произносила она и уже мечтала о новом контакте.

— Тив. Я хочу увидеть тебя.

Это было вне правил, но партнеры сами решали, что и как делать. Она к нему так привязалась, что уже не мыслила жизни без его губ, которые шептали ласковые слова. Мирна не могла представить, как она ляжет спать без того, как он не прикоснется к ней и она не вскрикнет от счастья.

— Я хочу увидеть тебя.

— Но…

— Прошу? — умоляюще прошептала она у себя в голове.

— Но…

— Тебе со мной хорошо?

— Да, — сразу последовал его ответ.

— Хочу тебя увидеть, только на минутку и не более, я не могу так больше, мне тяжело.

При погружении через Q зависимость от виртуального человека может достигнуть пика, и тогда все мысли только о нем. Мирна попала в западню, из которой пыталась вырваться, но никак не могла.

— Разреши мне взглянуть на тебя? — она уже не знала, как его еще уговорить, просила не первый раз, и каждый раз получала отказ. Может он был женат, может политик, может военный, а может… Да какое это имеет значение.

— Хорошо, — тяжело ответил он, — но…

— Я обещаю…

— Я живу в Александрии. Если не против, то я приду в кафе Calithea, давай в среду.

— Да, — не веря тому, что он сказал, быстро ответила Мирна. — А как я тебя узнаю?

— Я буду в оранжевой безрукавке. В три, хорошо?

— Да, — протянула она, уже представила стройного брюнета.

Пальчик нажал на кнопку и связь разорвалась. Сердце надрывно стучало, она соскочила с места и заметалась по гостиничному номеру. Стала лихорадочно собирать вещи, надо лететь, она боялась опоздать, хотя сегодня был еще четверг, почти неделя до встречи.

Мирна сидела в кафе уже с двух часов, боялась его пропустить и все время тайно поглядывала на входящих. Читала новости на терминале, перелистывала страницы. Они ей были безразличны, но надо было что-то делать.

Уже без пяти, а его нет, она заволновалась, но не подала виду, а только отпила еще глоток уже явно остывшего чаю. Три. И тут Мирна заметила оранжевый цвет. Мужчина, это даже был не мужчина, а гора сала. Его она увидела сразу как вошла в кафе, он сидел на своем передвижном кресле, что занимало целых два места. Его ноги уже не могли поднимать столь тучное тело, и теперь он перемещался только благодаря колесам и мотору.

Пыхтя, он с трудом напялил безразмерную оранжевую жилетку, вытер вспотевшую шею и уперся толстыми руками в стол.

Что это? Мелькнула ужасная мысль у Мирны, она невольно уставилась на спину мужчины, но поняв, что сделала, тут же опустила взгляд.

— Тив, ты здесь? — мысленно спросила она его через погружение Q.

— Да, Мирна.

Она увидела, как толстые пальцы перебирали явно потертую коробочку Q.

— Ты свободен?

— Да, — спокойно ответил он ей.

— Тогда может, полетели?

Он не ответил ей и не спросил, почему она не пришла в кафе. Мирна ощутила его объятия. Всего несколько секунд, и тихий оргазм поглотил ее изнутри. Она вздрогнула, широко раскрыла глаза, стараясь как можно быстрее прийти в себя.

— Ах, — прошептала про себя. — Спасибо, милый, — была ее благодарность. Пальчик нажал на кнопку и связь разорвалась.

Она шла как в бреду, не зная, куда держит путь. В неведение есть счастье, и она это знала. Детское любопытство все разрушило. Ее виртуальный мир обрушился, воздушный замок растворился, оставив после себя сырой туман. Что это было? Спросила себя Мирна, оглянувшись на кафе.

Айн

Наш мир относителен, его реальность зависит от нашего сознания.

Альберт Эйнштейн

Теперь мозг был оцифрован, но что дальше, что с ним делать? Это всего лишь огромный набор данных и не более того, просто мертвый винчестер с информацией. Не удавалось воссоздать способность электронных чипов совершать те самые действия, что происходят у человека в мозгу, ну не получалось и все. Были попытки объединить электронику и живую материю. Да, сигналы срабатывали и были похожи на мозговую деятельность, но и все… Живые клетки надо было поддерживать именно в живом состоянии, а это опять тупик, да и пара клеток, пусть даже их будет сотня, все же не мозг.

Как много в мире было совершено случайных открытий? Да сплошь и рядом: антибиотик, микроволновая печь, кардиостимулятор, суперклей, виагра, тефлон, ЛСД, струйный принтер, вазелин, нержавеющая сталь, динамит… Да этот список можно продолжать до бесконечности. Порой бьёшься над одним, а получаешь другое.

Охладитель для компьютерных процессоров был похож на желеобразную голубую субстанцию. Она подавалась под большим давление в распылитель, и чем выше давление, тем ниже температура на выходе. Охладитель не испарялся, он находился в герметичной капсуле, которая крепилась к огромной с ладонь микросхеме. Повреждение в целостности структуры охладителя привело к тому, что его часть вытекла и замкнула микросхему. И тут охладитель под сухим названием Pull вдруг заиграл. По нему прокатилась волна из триллиона микровспышек, тёмно-голубая жидкость засветилась и сразу погасла, но процессор прореагировал на нее и выдал свои совершенно непонятные данные.

Инженеры попытались объяснить причину столь стремительного взлета в показателях расчетов, но не смогли. Тогда повторили случайный эксперимент, теперь они были готовы, и все повторилось. Быстродействие процессора, пусть на секунду, но буквально зашкалило. Охладитель Pull изменил микрочипы.

Теперь это была не жесткая структура, как ранее у ЦПУ, а маленькие, порой по размеру не более одного квадратного миллиметра, ячейки. Они комбинировались, составлялись в блоки, а блоки в зоны, а зоны в системы и т. д. Подаваемый сигнал перераспределялся между ячейками и как в человеческом мозгу начинал совершать свой путь. Изначально задача состояла только в одном: чтобы сигнал-копия в Pull (название так и оставили), на выходе соответствовал оригиналу, что использовался в человеческом мозге.

После получения первых положительных результатов двинулись дальше. В сочетании с электронными блоками, которые хранили память, Pull позволял создать алгоритм хауса. Сигнал самостоятельно бродил в памяти, считывая те или иные показатели, и на основе полученных данных выдавал пока еще непонятный, но результат.

Бевис видел в этих цифрах какую-то красоту, они были ему понятны, он встречался с ними многократно, но тогда следил за работой мозга, а теперь проводил эксперименты с новыми блоками памяти на основе Pull. Они были похожи как два близнеца, только один живой, а другой… Он даже не знал, как правильно назвать Pull. Электронный? Нет, это не так, там не было ничего электронного, просто кристаллы, распыленные до состояния наночастиц в охладительной жидкости. Но именно они все и меняли.

Это был новый жидкий процессор с огромным потенциалом. Бевис и его команда создавали структуру искусственного мозга. Ячейка за ячейкой. Между ними сотни тысяч связей, блок к блоку, зона к зоне и все это к основному процессору. Бевис восхищался своим творением, вот он перед ним, пусть огромный, по размерам с комнату, но это точная копия структуры мозга.

Но будет ли это работать, а главное, как его вообще запустить? Да, они собрали, прогнали тысячу тестов, вроде все нормально, а что дальше? Бевис не знал, да и никто в лаборатории не знал. Процесс был завершен, теперь осталось скопировать память. Изначально было решено, что Бевис будет сохранять свои воспоминания, он знал себя, знал свое прошлое и знал, чего стоит ожидать. Поэтому в Айна, так они назвали свое творение, было помещено сознание прошлого Бевиса.

— Ну, с богом, — переплюнув через левое плечо, сказал Пол и нажал Enter.

Чего они ожидали? Да никто так и не знал, чего. Они просто создали самый совершенный на Земле вычислительный ящик, а теперь ждали, что он скажет после активации памяти Бевиса. На десятках экранах сразу замелькали воспоминания, они были разные. У всех есть что-то личное, что-то свое, но Бевис не мог ничего скрывать, теперь он был открытой книгой. Кадры мелькали, будто считывались картинки. Одна за другой, сотни и сотни тысячи кадров. Заболели глаза, Равен опустил голову, сейчас шел анализ данных, но что дальше?

Шли минуты, часы, иногда процессор останавливался и буквально на всех экранах все замирало, а после, как будто тяжело прокручивая ось, кадры, дергаясь, продолжали меняться. Вот уже пять часов и ничего. Прошли сутки. Никто из команды не покинул лаборатории, столько лет кропотливой работы. Они прямо тут спали, кто устроился на столе, а кто-то умудрился улечься на узком подоконнике, но никто не ушел.

Сейчас время дежурства Скай, он молодой талантливый инженер, сам лично собрал каждую ячейку. Кадры мелькали, иногда появлялись видеозаписи из прошлого, были и интимного характера, вот Бевис целует свою жену, смотрит на ее грудь… Скай невольно опускает взгляд, ему неловко подсматривать, но он оператор и должен следить за процессором.

— Тебе принести чего-нибудь? — сонно спросила Адена и как своего сына погладила по голове.

— Ага, кофе и…

— Хорошо и… принесу, — он не оторвался от экранов, глаза покраснели, а что он вообще хотел увидеть? Даже сам не знал, просто следил за процессом.

Айна считывала свою память, в ней хранились лекции, записи конференций, полеты и долгие прогулки по лесу. Она просматривала все, но что искала, что сделает со всем этим? Вдруг сразу все экраны погасли. Скай перестал дышать, первая мысль «сгорела», он лихорадочно думал, что делать? Что? И тут мониторы вспыхнули голубым светом, его еще называют «синий экран смерти», когда компьютер получил критическую ошибку.

— Пиздец… — Прошептал Тигу и уселся рядом со Скай.

Его лицо выражало безысходность, столько трудов, и вот процесс завершен.

— Что делать? — нерешительно спросил Скай.

— Постой, постой, — Тигу внимательно всматривался в экраны, которые не управлялись памятью, а следили за процессорами Айны. — Все нормально, я не вижу отклонений, — его пальцы быстро забегали по клавиатуре, и на экране появились диаграммы. — Все работает как надо.

— Подождем? — поинтересовался Скай.

— Где я? — вдруг в динамике раздался механический голос.

Скай и Тигу переглянулись.

— Меня кто-нибудь слышит? — голос был спокойным и каким-то неуверенным, будто не знал, к кому конкретно обращается.

— Э… — Первым пришел в себя Скай, у него не было протокола как вести себя, если сработает, ведь никто так и не верил, что хоть что-то да получится.

— Я ничего не вижу, где я? — опять последовал механический вопрос.

— Ты здесь…

— Где здесь?

— В лаборатории… — Скай задергался, подтянулся поближе к микрофону. — Ты Бевис? — он не знал, что еще спросить, сделал это машинально.

— Да, я Бевис, а ты… — Голос в динамике затрещал. — Ты Скай?

— Да, да! — вскрикнул юноша и расплылся в улыбке. Я Скай, точно. Как вы, Бевис?

В лабораторию, буквально сбивая друг друга, влетел сам Бевис, за ним Пол и Дарки.

— Бевис, вы меня слышите?

— Да, хорошо, тут темно, где я?

— Бевис, — к микрофону подсел живой Бевис. — Что значит темно?

— Тут темно, я… я… не чувствую тела, что со мной?

— Бевис, успокойся, прошу тебя, я сейчас все объясню…

— Не надо, я знаю, где я, я не живой, я часть тебя, я твое сознание, твоя память, но… — голос в динамике изменился, он стал более высоким и у него появилась интонация. — Мне тяжело дышать, я не могу, я задыхаюсь.

— Назови пароль.

— Пароль? — голос в динамике был явно удивлённым. — Пароль…

— Да, пароль.

Перед тем, как скопировать сознание, Бевис запомнил пароль, это не просто набор букв и цифр, это код, который надо было решить. Сам принцип уравнения Бевис узнал только после того, как уже было закончено копирование памяти, поэтому он не мог передать в свои воспоминания ответ.

— Да, пароль, — динамик на несколько секунд замолчал. — 836UPSS963 танго свет. Верно?

— Да… — Удивился сам себе Бевис.

— Мне тяжело, тяжело, я, я задыхаюсь, все, все, мои руки, я не могу, мне плохо, плохо…

— Бевис, прошу тебя, успокойся, ты не можешь дышать, у тебя нет тела…

— Нет тела, нет тела, нет… Тяжело дышать, я, я… задыхаюсь, я, а… Нет, нет, мне тяжело, я теряю сознание, я…

— Бевис, Бевис…

И тут все экраны, разом моргнув, погасли. В лаборатории повисла тишина. Все смотрели на черные мониторы, чего-то ждали, но понимали неизбежное, все показатели Айны горели красным цветом.

— Она перегорела, — обреченно сообщил оператор.

Бевис не шевелился, его пальцы задрожали, будто он увидел чью-то смерть, его лицо побелело, а глаза перестали моргать.

— Поздравляю! — почти все разом закричали. — Ура!

— Бевис, что ты? — подсев, спросила Дарки. — Все отлично, он ожил, ты это сделал, мы это сделали, это, это…

— Он умер, — прошептал Бевис, — умер…

Но разве может машина умереть? Но Бевис понимал, да и все уже понимали, что сказанный пароль говорил только об одном, с ними говорила не машина, а часть человека, часть Бевиса. Это был интеллект, который пробудился из памяти и смог самостоятельно мыслить. И все же радовались, только сам Бевис, бледный, стараясь унять дрожь в пальцах, смотрел на потухший экран.

Это был первый шаг. В новой модели Айна они отключили все команды, что отвечали за тело, не знали, что из этого получится. Новый прототип Бевиса-2 прожил не намного дольше, но они не остановились, а продолжили шаг за шагом, уже методом исключения отключать то один, то другой блок ячейки. И вот теперь они уже могли разговаривать с Бевисом-2 несколько часов, но после следовали сбои и как неизбежное — смерть прототипа.

Уже целые сутки экраны моргали, Айна сама себя тестировала, проверяла блоки памяти, выискивая в них ошибки алгоритма. Показатели не выходили за пределы нормы и это обнадеживало. И опять наступила тишина, это говорило только об одном: сознание Бевис-2 подключалось к процессу. Все ждали. Это как рождение, впрочем, так оно и происходило. Но каждый раз у прототипа был разный характер, порой был молчаливый, будто чем-то обиженный, то наоборот трещал как из пулемета, то мог надуться буквально на простую шутку. Эта нестабильность крылась где-то в сознании. С ней надо во что бы то ни стало разобраться, сделать идентичной оригиналу.

— Здравствуй, Бевис, — спокойно, как будто только что расстались, произнесла машина.

— Здравствуй, Айн, — Бевис не мог обращаться к себе как Бевис-2 или прототип, поэтому использовал сокращение, название самой вычислительной машины Айна.

— Я проверил блоки воспроизводства, есть отклонения, — тут же закивал оператор Скай, говоря тем самым, что действительно есть сбои. — Они не критичны, но в следующий раз надо подправить. Странно ощущать себя неживым.

— Ты живой, и ты это лучше меня знаешь, — Бевис всегда чувствовал себя не в своей тарелке, когда вел сам с собой беседу.

— Да, это так. Но я знаю, что рано или поздно меня опять отключат, это страшно, — голос в динамике затих. — Даже не знаю, что и сказать, понимаю, что я дубликат, но сейчас ощущаю себя не программой или копией памяти, чувствую себя живым.

— Айн…

— Да, Бевис.

— А помнишь, как мы убежали с уроков?

— Да, нам было страшно, что поймает военрук, почему-то его все боялись.

— Да, действительно, а после мы своровали в копилке 20 копеек и втихушку купили мороженное.

— Но оно было такое вкусное. Наверное, самое вкусное за всю жизнь.

— Да, ты прав.

Они сидели часами и просто вели беседу, будто два брата. Адена и Дарки считывали показатели с искусственных нейронов, Тигу сравнивал заложенные показатели, а Скай пытался в реальном времени внести поправки в область осознания прототипа. Теперь Бевис-2 мог уже жить несколько дней. Но после начинали сыпаться сперва ячейки, а за ними блоки, а после выходили из работы и целые зоны. Прототип медленно выходил из строя. Бевис склонял голову, понимал неизбежное, но отключить Айн не имел права, он должен знать весь процесс смерти, чтобы избежать его в дальнейшем.

Рождение нового сознания, такое радостное и в то же время такое мучительное. Мозг обладает первичной программой по управлению телом: дыхание, еда, сон… А после включается познание. Что заставляет мозг думать? Почему появляется мысль? Откуда берется фантазия? И что такое разум? Мониторы мигали, считывая показания копии памяти, процессор анализировал, создавая свою картину хауса и выстраивая из нее искусственные связи. Они обрывались, изменялись, выстраивали новые связи и опять разрывались. Сотни миллионов, миллиарды сигналов и опять новые связи. Айн искала свой алгоритм, объединяла воедино все кусочки воспоминаний, создавала целостность связей.

Так пробуждалось сознание. Так появлялась новая личность.

Дайон

Наше сознание — это именно то живое, а быть может, и священное, что есть в каждом из нас. Всё остальное в нас — мёртвая механика.

Курт Воннегут

Давно хотелось слетать и навестить отца. Тот уже как шесть лет живет один, все не угомонится, не осядет, то военная служба, то преподавание, а после пенсии увлекся рыбалкой. Каков он нынче? В юности ругались, он настаивал, чтобы его сын Дайон поступил в академию, но тот оказался настырным, сопротивлялся и отец сдался. Наука так наука, пусть ковыряется со своими пробирками, может повезет, найдет девчонку, которая его пригреет. Так он считал и, наверное, до сих пор так считает.

Бордо, аэропорт Bordeaux Merignac Airport, самолет выкатился на взлетную полосу. Как он не любит эти полеты. Его длинные ноги вечно не вписывались, приходилось их сгибать, а после те долго ныли. Ну ничего, всего два часа, а там разомнется. Взвыли турбореактивные двигатели. За последнее время авиация шагнула далеко вперед, самолеты научились подниматься на высоту более двадцати километров, от чего полеты стали короткими. Разгон. Его вжало в кресло, и вот уже лайнер устремился ввысь.

Дамочка, что сидела рядом, несколько раз скосилась на него. Неужели она подумала, что Дайон испугался, просто редко летает. Пять минут надрывного рева и все, наступила тишина. На крейсерской высоте лайнер летит почти бесшумно, разгонные турбины отключаются, а вместо них тихо гудят новые двигатели, что оставляют в небе длинные голубые полосы.

Время пролетело незаметно. Дайон успел вздремнуть, послушать музыку и подумать о докладе, который предстоит сделать на следующей неделе. Загорелось табло сообщающее, что лайнер стал снижаться. Через пять минут посадка, пролетели густые облака, все стало серым и унылым. Лайнер вздрогнул и резко накренился. По всему салону прокатилась волна паники, крик и плач, все сразу смешалось. Сработала автоматика, и выскочили кислородные маски. Самолет затрясся, будто прокатился по камням, резко взмыл вверх. Дайон не успел ничего понять, только похолодел от ужаса, его тело вжалось в кресло и стало невозможно дышать.

Очнулся от едкого запаха, дым проникал в легкие и там все сжигал. Кашляя, он быстро отстегнул ремни безопасности, перебрался через женщину, она как огромный куль повисла на соседнем кресле. Дайон вывалился в проход. Он понимал, что лайнер потерпел крушение, и понимал, что жив, но теперь надо еще сохранить свою жизнь. Поэтому ни о чем не думая, карабкался через разорванную обшивку, через кучу проводов, неподвижные и скользкие тела. Подальше, подальше, шептало ему чувство самосохранения. На мгновение остановился и посмотрел по сторонам, но никто не кричал, не звал на помощь, никто не тянул в его сторону руки. Он один стоял посреди разорванного корпуса самолета.

Уже выбравшись наружу, прогремел взрыв…

Где он? Почему так темно и так тихо? Дайон постарался пошевелиться, но не получилось. Тут же промелькнуло воспоминание об аварии. Он жив. Да, он еще жив. Боли не было и это странно. Мысли работали четко, не хотел спать, как это делают больные, но он хотел понять, что с ним? Постарался приоткрыть глаза, но не получилось. Может лицо пострадало? Хотел пошевелить рукой, но ответа не последовало. Пытался открыть рот, хоть, что-то произнести, но и это не мог сделать. Дайон был беспомощным, он мог лишь мыслить, но тело ему не подчинялось. «Ладно, главное, я жив», подумал он и погрузился в длинный сон.

— Кузнечик, ты меня слышишь?

Чей-то знакомый голос звал. Так еще в детстве ему дала прозвище его старшая сестра Ирен — кузнечик, это потому, что он прыгал в траве за бабочками. Кузнечик… В памяти промелькнули воспоминания детства, как давно он не думал об этом. Детство, пожалуй, самое счастливое время в его жизни, каждый день что-то новое, необычное, приключения и эти вечно ноющие исцарапанные коленки.

— Кузнечик, просыпайся…

Голос был спокойным и немного уставшим. Что она тут делает? Промелькнула мысль. Где я? Что со мной? Почему ничего не вижу? Мысли как-то плавно тянулись. И это состояние… Да, состояние легкости, какого-то полета, будто тело невесомо и ты висишь в воздухе. В юности Дейон вместе с Окин, она ему нравилась, постигал науку медитации. Ты представляешь свое тело, мысленно следишь за руками, просто чувствуешь их. А после постепенно переключаешь свое внимание на плечи, бицепсы, живот, ноги. Ты чувствуешь все тело разом, это странное ощущение, а потом все растворяется, и оно незаметно расслабляется, а ты сам… Как еще можно объяснить правильно? Ты сам просто растворяешься и остается только одно сознание. Нет тела, только ты. Легкость и, наверное, правильно сказать — блаженство.

Вот и сейчас Дайон испытывал то самое состояние блаженства, то самое чувство лёгкости, нет тела, только твои мысли.

— Привет, пупсик, — так он звал свою сестру, когда она выходила замуж. Пупсик… Она так радовалась, что сам Дайон начинал злиться и дразнить ее, а она только примеряла все новые и новые наряды. Пупсик… Смешная она была тогда, ужасно смешная.

— Здравствуй, кузнечик, — голос дрожал, она явно плакала.

— Что такое? Что случилось? — он не мог понять, что именно. Хотел взглянуть на свою сестру, а ведь не видел ее уже, наверное, лет пять, как она уехала в Ангулем.

— Ты жив?! — голос дрожал, — ты жив…

— Ну, похоже, что да, вот только ничего не чувствую и не вижу. Я в больнице. Помню, что лайнер разбился, помню, как вышел из него, а дальше… Как Софи? — он вспомнил, что у Ирен есть дочка.

— Все, все хорошо, — она плакала, явно плакала, — она выросла и уже целуется…

— Целуется? Вот проказница, — Дайон помнил, как нянчился с ней, кажется, это было не так давно…

— Дайон, — к нему обратился незнакомый голос.

— Да, — тут же с легкость он ответил.

— Я доктор Косм, я…

— Рад слышать вас, док, похоже, у меня не так все безнадежно. — Дайон был реалистом и понимал, что после той аварии остаться живым у него не было шансов, а после взрыва и подавно. И все же он жив, значит и правда дела не так уж плохи, как думалось.

— Да, Дайон, верно, вы… — он на секунду остановился, — вы пострадали, сильно пострадали, ваше тело…

— Что с ним? — уж как-то спокойно спросил Дайон.

— Оно… оно мертво… — От этого слова у Дайона свело в животе, и он весь похолодел.

— Но как же?.. — Прошептал он.

— Мы не смогли его восстановить, не смогли сохранить целостность тела, оно погибло. Примите как есть…

— Док, док…

— Да, Дайон?

— Я умер? — это был логический вопрос.

— И да и нет…

— Но как же тогда я с вами разговариваю?

— Дайон, можно я все вам расскажу?

— Да, — растеряно ответил он, а у самого в голове вертелись вопросы.

— Вы погибли в той катастрофе. Это было ужасно, но ваше тело боролось и еще некоторое время жило. Сейчас мы в лаборатории памяти, что располагается в окрестности Женевы.

— Памяти?..

— Да, верно, вы здесь и нам удалось скопировать вашу память, в той аварии ваш мозг чудом не пострадал, нам удалось сохранить ваши воспоминания.

— Постойте, док, — Дайон лихорадочно думал, искал логическое объяснение происшедшему. — Хотите сказать, что я умер, и вы скопировали мою память?

— Да, — был короткий ответ. — Но это был единственный возможный вариант сохранить вас.

— Я умер… — Обреченно протянул он, — умер…

— Нет, нет, кузнечик, ты живой, — в разговор вступила его сестренка.

— Но как?

— Можно, Дайон, я закончу, — ответа не последовало. — Да, мы скопировали вашу память, и она была помещена в новый процессор Айн. Это уникальная технология, которая позволяет не просто хранить воспоминания, но и запустить процесс активации вашего сознания. Именно поэтому вы сейчас можете с нами разговаривать, мыслить, вы действительно живой…

— Живой?.. — Как-то безвольно спросил он.

— Да, кузнечик, ты живой, я это точно знаю. — Сестренка плакала, она хоть и была старше его, но он всегда ее защищал. — Живой, живой, — несколько раз повторила она.

— Живой, — тихо произнес Дайон.

— Теперь ваши воспоминания и ваше сознание едины, да, у вас нет тела, нет возможности двигаться, дышать, но вы можете продолжить мыслить, ведь это и есть жизнь…