1
Сквозь пелену сна, словно острие ножа, пробивался назойливый, раздражающий звук будильника, надрывавшегося из последних сил. Он резал тишину, словно хотел разорвать саму ткань утра. Глаза Сэма приоткрылись, и сквозь узкие щелки век в них хлынул яркий солнечный свет, лившийся из окна. Он поморщился, перевернулся на диване, будто вампир, боящийся света, и натянул тонкое одеяло на голову, пытаясь укрыться от этого беспощадного сияния. Рука медленно поползла к тумбочке за спиной, пальцы нащупывали холодный пластик будильника. Голова гудела, и звук казался невыносимым, словно кто-то бил молотком по вискам.
— Да хватит уже, — пробормотал он, наконец нащупав кнопку. Голос был хриплым, полным раздражения.
Будильник умолк, и в комнате наступила долгожданная тишина. Словно весь мир на мгновение замер, затаив дыхание. Конечно, это была иллюзия. За окном уже гудел проснувшийся Нью-Йорк — город, который никогда не спал. Шум машин, далекие гудки, обрывки голосов прохожих проникали сквозь тонкие стены, напоминая, что жизнь там, снаружи, кипит, не обращая внимания на его усталость.
Сэм лежал еще минуту, глядя в потолок, где по углам змеились трещины. Квартира была маленькой, тесной, пропахшей пылью и застарелым одиночеством. На полу валялись смятые счета, пара пустых бутылок из-под пива, а журнальный столик был завален коробками из-под доставки пиццы. Когда-то он мечтал о просторном лофте с видом на Манхэттен, но реальность оказалась куда прозаичнее. Этот диван, продавленный и скрипящий, стал его убежищем — и тюрьмой.
Тяжело вздохнув, он заставил себя подняться. Тело двигалось медленно, словно принадлежало старику, а не тридцатилетнему мужчине. Каждый шаг отдавался легкой болью в суставах, напоминанием о бессонных ночах и литрах кофе, которыми он пытался заглушить усталость. Подойдя к окну, он прищурился от солнца, заливавшего комнату. Шторы — когда-то белые, а теперь пожелтевшие от времени — едва справлялись со своей задачей. Он потянул их, чтобы закрыть поплотнее, но замер, глядя в узкую щель.
Улица внизу бурлила. Прохожие сновали, словно муравьи, каждый спешил по своим делам: кто-то опаздывал, кто-то кричал в телефон, кто-то тащил тяжелые сумки. Машины гудели, застревая в пробке, водители перекрикивались, и весь этот хаос казался Сэму нелепой, пустой возней. «Странное чувство, — подумал он, — наблюдать за течением жизни со стороны, будто выглядываешь из-за кулис театральной сцены. Все играют свои роли, а ты — лишний актер, которого забыли позвать».
— Пф, — фыркнул он, дернув штору. Комната погрузилась в полумрак, и стало чуть легче дышать.
Времени до работы оставалось достаточно. Он всегда вставал заранее, чтобы не торопиться. Офис находился в пятнадцати минутах ходьбы, и эта близость была единственным плюсом его жизни. Сэм прошел через гостиную, наступив на хрустящую обертку от фастфуда, и остановился у полки, где стояла старая фотография. На ней он, молодой и улыбающийся, обнимал Скарлет на пляже. Ее белокурые волосы развевались на ветру, а он смотрел на нее так, будто весь мир принадлежал им. Теперь стекло покрылось пылью, и лица казались призраками прошлого. «Когда все пошло не так?» — подумал он, но тут же отмахнулся от воспоминаний. Скарлет ушла, и думать о ней было больно, как трогать открытую рану.
Он направился в ванную, включив холодную воду. После сна в квартире было душно, словно воздух застоялся, пропитанный его собственным отчаянием. Набрав в ладони воды, он плеснул ею в лицо, надеясь взбодриться. Холод обжег кожу, и он поднял голову, встретив свое отражение в треснутом зеркале. На мгновение он замер. Лицо в отражении было чужим: мешки под глазами, щетина, морщины, которых раньше не было, и взгляд — пустой, потухший. Он выглядел старше своих лет, будто время ускорилось, пожирая его молодость.
— Господи, где я потерял свою былую красоту и статность? — сказал он вслух, пытаясь пошутить. Но улыбка вышла кривой, и голос дрогнул. Он провел рукой по щеке, чувствуя грубую кожу, и отвернулся от зеркала. В груди шевельнулась знакомая тяжесть — смесь тоски и усталости, которая стала его постоянным спутником. «Соберись, — мысленно одернул он себя. — Еще один день. Просто еще один день».
Сэм взял зубную щетку, но движения были механическими, словно он выполнял чужую команду. Где-то в глубине сознания билась мысль: «Зачем все это? Работа, квартира, этот город — ради чего?» Но он отогнал ее, как отгонял уже тысячу раз. Ответа не было, а искать его не хватало сил.
Сэм натянул мятую белую рубашку, застегнул пуговицы дрожащими пальцами и накинул легкий черный плащ, который висел на спинке стула. Классические брюки со стрелками, черные носки, потертые кожаные туфли — его униформа для еще одного дня в этом бесконечном спектакле. Завтракать дома он не стал. Желудок был пуст, но готовить не хотелось. Вместо этого он решил заглянуть в кафе «Зерно» по пути на работу. Там подавали крепкий кофе, свежие круассаны и пончики, еще теплые, с хрустящей корочкой. От одной мысли о них в животе что-то заурчало.
Он провел руками по волосам, зачесывая их назад, и бросил взгляд в зеркало. Отражение не радовало, но он пожал плечами и направился к двери. Девятый этаж. В коридоре пахло сыростью и чьим-то вчерашним ужином. Сэм нажал кнопку лифта, мысленно молясь, чтобы кабина была пуста.
«Только бы никого не было, — подумал он. — Хоть раз обойдись без этого».
Ему претила мысль ехать в тесной коробке с чужими людьми. Это неловкое молчание, взгляды, от которых не спрячешься, ощущение, будто тебя разглядывают под микроскопом, — все это было для него пыткой. Для других, может, и обыденность, но он чувствовал себя загнанным зверем, мечтающим провалиться сквозь землю.
Серебристые двери лифта, блестящие, как нержавейка, распахнулись с тихим звоном. Пусто. Он выдохнул с облегчением.
— Спасибо, — пробормотал он, глядя в потолок, словно благодарил невидимого покровителя за эту маленькую милость.
Лифт мягко опустился вниз, и Сэм шагнул по мраморному коридору на улицу.
Солнечный свет ударил в лицо, заставив зажмуриться. Было только девять утра, но солнце уже палило, заливая асфальт ослепительным сиянием. Не жарко, просто слишком ярко для его уставших глаз. Он поправил воротник плаща и шагнул вперед, тут же утонув в море людей.
— Боже мой, — пробормотал он, оглядывая толпу, снующую по тротуарам.
Люди носились, словно ошпаренные: кто-то на велосипеде, кто-то на самокате, кто-то тащил собаку на поводке или толкал коляску. Казалось, невидимая сила каждое утро выгоняла их из квартир, заставляя создавать на улицах этот невообразимый хаос. Для Сэма это было словно река, кишащая крокодилами, где каждый шаг грозил нарушить его хрупкое равновесие. Он ненавидел, когда чужие локти задевали его, когда кто-то вторгался в его личное пространство, разрушая и без того шаткий внутренний баланс.
Он шел быстро, лавируя между прохожими, стараясь добраться до кафе как можно скорее. На пути возникла старушка, скрюченная от возраста, еле переставляющая ноги. Она двигалась так медленно, что Сэм стиснул зубы от раздражения. Обогнать ее было непросто — навстречу шли люди, кто-то ехал на велосипеде, кто-то толкался. В голове мелькнула злая мысль: просто толкнуть ее, пусть падает, и идти прямо по ней. Он сотни раз представлял это мысленно, но, конечно, никогда бы не сделал. Воспитание и страх осуждения сковывали его, как цепи. «Только не стань таким, — одернул он себя. — Ты не чудовище».
На углу улицы стоял уличный музыкант, играющий на саксофоне. Мелодия была тоскливой, почти заунывной, и на секунду Сэм замер. Ноты напомнили ему о вечере, когда он и Скарлет сидели в баре, слушая джаз. Тогда он еще верил, что жизнь может быть хорошей. Музыкант, пожилой мужчина в потрепанной шляпе, поймал его взгляд и кивнул. Сэм отвернулся, ускорив шаг. «Не сейчас», — подумал он, отгоняя воспоминания, как назойливых мух.
Пять минут ходьбы, пять минут борьбы с толпой — и вот он у кафе «Зерно». Внутри уже толпились люди: кто-то потягивал кофе, кто-то жевал круассаны или синабоны, источающие сладкий аромат. Запах свежей выпечки ударил в ноздри, и живот Сэма заурчал, требуя еды. Он оглядел зал, выискивая свободный столик. К счастью, один нашелся — в углу, у окна. Сэм быстро занял его, боясь, что кто-нибудь опередит. Садясь, он облегченно выдохнул. Ему не придется делить стол с чужаками, вымученно улыбаться или притворяться, что он не против компании. Конечно, кто-то мог подсесть, но это случалось редко. Утро — время, когда даже ньюйоркцы хотят тишины и одиночества.
Он снял плащ, повесил его на спинку стула и оглядел кафе. Потертые деревянные столы, стены, увешанные черно-белыми фотографиями города, и стойка, за которой суетились бариста. Шум кофемашины смешивался с гулом голосов, но здесь, в углу, было чуть спокойнее. Сэм откинулся на стуле, чувствуя, как напряжение в плечах немного отпускает. «Еще один день, — подумал он. — Просто доживи до вечера».
Кафе «Зерно» встретило Сэма гулом голосов и ароматом свежесваренного кофе, который смешивался с запахом теплых круассанов. Он сидел за угловым столиком у окна, глядя на пустую деревянную столешницу, исцарапанную временем. После толпы на улице, где каждый локоть норовил нарушить его хрупкое равновесие, здесь было почти спокойно. Но мысли о предстоящем рабочем дне — бесконечных таблицах, придирках Бигмэн Пига (босса), равнодушных лицах коллег — давили, как свинцовый груз. Он уставился в одну точку, и мир вокруг начал расплываться, словно он смотрел через мутное стекло.
— Вам чай или кофе, сэр? — голос официанта вырвал его из оцепенения.
Сэм моргнул, не сразу сообразив, что к нему обращаются. Перед ним стоял молодой парень в белой рубашке, с усталыми глазами и легкой щетиной. Его тон выдавал раздражение, будто Сэм был сотым клиентом, не способным ответить с первого раза.
— Сэр, — парень растянул слово, словно уговаривая, — вы будете чай или кофе?
— А? Что? — Сэм растерянно поднял взгляд, встретившись с нетерпеливым взглядом официанта.
— Простите, я спрашиваю, что вы будете: чай или кофе? — повторил тот с усталостью в голосе.
— Ах да, простите. Кофе, пожалуйста, — ответил Сэм, прикрыв глаза ладонью, будто пытаясь отгородиться от мира.
Парень вздохнул, записал заказ в блокнот и ушел, бросив взгляд, полный равнодушия. Сэм проводил его глазами, чувствуя укол стыда за свою рассеянность. Он посмотрел на пустой стол и подумал, что кофе, возможно, выведет его из этого состояния. Хоть немного.
Кафе гудело жизнью. За соседним столиком деловой мужчина в костюме стучал по клавиатуре ноутбука, не отрываясь от экрана. Напротив него студентка в оверсайз-свитере листала учебник, подчеркивая строчки желтым маркером. Их движения, их сосредоточенность казались Сэму чужими, будто они принадлежали к другому миру — миру, где люди знали, зачем живут. Он отвел взгляд к окну, где прохожие продолжали сновать, как муравьи. «Все куда-то бегут, — подумал он. — А я? Куда бегу я?»
Стены кафе были увешаны черно-белыми фотографиями Нью-Йорка: небоскребы, мосты, толпы на Таймс-сквер. Когда-то Сэм мечтал стать частью этого города, покорить его, как герои фильмов. Теперь эти снимки казались насмешкой — напоминанием о том, как далеко он от своих юношеских грез. Кофемашина шипела, бариста выкрикивали заказы, и этот шум только усиливал его головную боль. Он потер виски, пытаясь прогнать тяжесть, которая поселилась в нем еще утром.
На столе лежало меню, но Сэм не стал его открывать. Кофе и, может быть, круассан — этого хватит. Еда давно перестала приносить радость, став просто топливом для тела. Он вспомнил, как раньше любил завтракать с друзьями: шумные посиделки, смех, разговоры о будущем. Где теперь эти друзья? Разъехались, исчезли, оставив его одного в этом городе, который пожирал людей, как ненасытный зверь. «Может, я сам виноват, — мелькнула мысль. — Может, это я их оттолкнул».
Официант вернулся, поставив перед ним чашку кофе. Черная жидкость дымилась, и Сэм обхватил чашку ладонями, чувствуя тепло. Он сделал глоток, надеясь, что горечь взбодрит его, но вкус показался пресным, как и все в его жизни. За окном мелькнул силуэт уличного музыканта, чья мелодия все еще звучала в голове. Сэм закрыл глаза, пытаясь отогнать воспоминания, но они уже накатывали, как волны, унося его в прошлое, где он был другим человеком.
Молодой двадцативосьмилетний Сэм сидел в кафе недалеко от своего дома. Он часто заходил сюда, чтобы немного отдохнуть после тяжелого, напряженного рабочего дня.
Сэм Паттерсон –кареглазый брюнет высокого роста (около 183 см). Его волосы коротко острижены по бокам и аккуратно зачесаны на правый бок. Это придавало его лицу приятные черты. Сэм был достаточно хорош собой, но выглядел действительно старше своего возраста.
Белая улыбка словно голливудское сияние говорила о своем хозяине, что у него все хорошо и он счастлив, богат. Сэм располагал к себе практически любого собеседника и в этом была его сила. С ним просто хотелось общаться. Сам он был строен и подтянут. Взгляд выражал открытость этого человека всему миру. Его голубые глаза словно сияли добротой и теплом изнутри.
Да, так было раньше.
Но в последнее время Сэм смотрел на мир совсем по-другому. Он много работал, лицо его выглядело не выспавшимся и измученным. Накопившаяся усталость давала знать о себе. Под глазами были мешки от бессонницы синюшного оттенка, а взгляд был потерянным и потухшим.
Характер Сэма спокойный, мягкий. Он никогда не любил шумных компаний и старался избегать их. Друзья шутили над ним по этому поводу, Сэм только лишь улыбался в ответ. В последнее время он не мог похвастаться тем, что у него есть друзья. Были. Когда-то были, а теперь никого не осталось. В основном все разъехались кто куда. Многие из них уже женаты и имели детей, поэтому общение с таким безынтересным, по их мнению, человеком как Сэм Паттерсон не входило в их планы. Но Сэм не обижался, в этом нет чьей-то вины. По крайней мере он сам себе так говорил, успокаивая себя.
Три года назад у Сэма была девушка, с которой они планировали даже пожениться. Белокурая Скарлет. Стройная фигура, она была достаточна высокого роста. Ее тонкие изгибы тела манили и пленяли взгляды. Она знала что весьма хороша собой и не стесняясь пользовалась этим. В ее больших голубых глазах можно было утонуть. Она была такой живой, душа компании. С ней было весело и легко. Не нужно было притворяться или искать какую-то «маску», чтобы за ней прикрыться и играть какую-то роль чтобы понравиться или произвести впечатление. Со Скарлет самый беспроигрышный вариант это было оставаться самим собой, быть искренним и открытым.
Но, кажется, именно это она добивалась, чтобы узнать о вас все и использовать против вас.
Она была красива и хороша собой и поэтому, часто изменяла Сэму, причем без всяких угрызений совести и не от кого не скрывая этого факта. Это было ужасно. Мало кто такого ожидал от нее. Самое странное что она это делала как будто бы назло, но не Сэму, а самой себе. Ей словно хотелось причинить кому-то сильную боль, чтобы ее боль была менее заметной, чтобы ее боль не казалась ей такой сильной.
Вечеринки, клубы, алкоголь… Скарлет частенько ускользала из виду, и что там творилось за закрытыми дверьми, одному богу лишь известно. Но так долго не могло продолжаться. Рано или поздно таким вещам все же приходит конец и кто-то не выдерживает.
Сэм до последнего не верил слухам и своим знакомым, которые рассказывали ему об изменах Скарлет. Но когда он сам застал ее с поличным, то понял, что Скарлет — это далеко не та девушка, на которой он бы хотел жениться, и жить с ней долго и счастливо. Уже никогда. Не получится.
Разочарование в любви самое сильное разочарование, которое может испытать человек.
Измены Скарлет и разрыв с нею были для Сэма сильным потрясением. С тех пор он впал в депрессию. Он начал замыкаться в себе и практически перестал общаться с друзьями, да и вообще с людьми. Единственное что держало его на этом свете — работа. Он целиком отдавал себя работе. И кто знает, если бы не работа, возможно Сэм бы уже спился или еще чего похуже.
Сэм работал трейдером на Уолл-стрит — достойное место работы, к тому же весьма прибыльное. Но такая работа отнимает много времени и сил, требует специальной подготовки. Трейдер должен владеть математическими знаниями, уметь планировать и быть дисциплинированным. Анализ фондовых рынков требует большой концентрации внимания. Не каждый сможет заниматься этим. Да и нужно разбираться в финансах, как работают деньги, котировки и все что с этим связано.
Сэму нравилось, чем он занимался, и он превосходно выполнял свою работу. К тому же это приносило ему хорошие деньги. Он имел просторную трехкомнатную квартиру в центре Нью-Йорка недалеко от работы (в пятистах метрах). Сэму нравилась его квартира. В ней было много дорогой мебели и все, что в ней находилось, Сэм купил на собственные деньги.
Сэм следил за своим внешним видом, но его нельзя было назвать стилягой. Во всяком случае теперь. Даже по меркам трейдеров, которые были его коллегами. Он предпочитал простую одежду, которая не выделялась ничем особым. Сэм Паттерсон предпочитал надевать рубашку белого или светло-голубого цвета с классическими брюками или темными джинсами, заправляя рубашку и закатывал рукава по локоть, а две верхние пуговицы рубашки были всегда расстегнуты. В офисе всегда было душно.
Черные лакированные туфли и часы Rolex на левой руке — еще одна неотъемлемая часть гардероба Сэма.
Такой внешний вид не был похож на стиль трейдеров с Уолл-стрит. Именно это отличало Сэма от его коллег по работе, которые носили классические костюмы и галстуки известных и дорогих брендов.
После выпитого кофе Сэм чувствовал себя немного взбодрившимся. Сэм посмотрел на часы и уже было без пяти минут девять.
«Черт я опаздываю» — выругался Сэм.
Он оставил деньги за кофе на столе, буквально выбежал на улицу на ходу надевая свой плащ. Остановился у входной двери и его взгляд вдруг поймал рекламный билборд на экранах которого мелькала какая-то реклама музыкального выступления сегодня в воскресенье. И тут его словно осенило: «Черт, сегодня что воскресенье?!».
Он достал телефон из кармана брюк и убедился что сегодня биржа закрыта ведь сегодня выходной.
«Боже сегодня воскресенье» — Сэм провел ладонью по лицу, будто бы пытаясь стянуть с себя ту пелену, что затмевала его разум.
«Чертов будильник, автоматически звенит каждый божий день» — думал Сэм. «теперь понятно почему и лифт был пуст. Обычно в нем каждое утро едут эти назойливые соседи с верхних этажей».
Но город и в воскресное утро жил в своем бешеном ритме.
Вокруг все по-прежнему мельтешило и суетилось: люди, машины; город кипел и куда-то мчался без оглядки, все было похоже на сумасшедшие гонки.
Сэм увидел всех этих людей на улице, что сновали вокруг, огромный серый город и вдруг он ощутил себя маленьким, ничтожным человеком. В его голове мелькали мысли, что если такой человек, как он вдруг исчезнет, то никто в целом мире не заметит его исчезновения. Каждый занят собой и никому нет дела до других. Весь этот большой механизм, вся эта система будет работать и без такой мелкой шестеренки как Сэм.
Он засмеялся над ситуацией, засмеялся над своими мыслями и осознанием своей ничтожности. Затем он резко затих и глубоко вздохнул.
Внутри все это еще больше нагоняло тоску. Осознавать свою ненужность — это все равно что перестать дышать.
Сэм живет в многоквартирном доме, который находится посреди улицы. Там всегда многолюдно. От кафе, из которого он только что вышел, до его «особняка» пешком было минут пятнадцать не более.
«Что ж… Надо б немного пройтись, а потом пойти до дома. Сегодня весь день в моем распоряжении. Осталось лишь придумать как не свихнуться от такого количества свободного времени» — размышлял про себя Сэм.
2
Шум города тут же обрушился на него, как стая голодных собак. Улицы Нью-Йорка гудели: клаксоны машин, обрывки чужих разговоров, скрип тормозов — все сливалось в какофонию, от которой хотелось зажать уши. Он поправил воротник плаща и шагнул в поток прохожих, стараясь держаться ближе к стенам зданий, подальше от толпы. Солнце клонилось к закату, окрашивая асфальт золотистыми бликами, но этот свет не приносил тепла — он лишь подчеркивал, насколько чужим стал для Сэма этот город.
Люди вокруг спешили, их лица были полны цели, которой у него давно не было. Он старался не смотреть на них, но взгляд невольно цеплялся за детали. Вот молодая пара остановилась у витрины ювелирного магазина. Девушка, с каштановыми локонами, смеялась, показывая на кольцо, а парень обнимал ее за талию, шепча что-то на ухо. Их счастье было таким осязаемым, что Сэму стало больно, будто кто-то сжал его сердце в кулаке. Он вспомнил, как когда-то гулял так же с Скарлет, как ее смех звенел в его ушах, как он верил, что они вместе покорят этот мир. Теперь от этих воспоминаний осталась только горечь, как от проглоченного яда. Он ускорил шаг, опустив голову, чтобы не видеть больше этих чужих радостей.
Улица вела его мимо кафе, где гремела музыка, мимо лотков с хот-догами, от которых пахло жареным луком, мимо нищего, сидящего на картонке с табличкой «Помогите на еду». Сэм отвернулся, чувствуя укол вины, но не остановился. «Каждый сам за себя, — подумал он. — Этот город не прощает слабых». Его собственная слабость давила на плечи, как невидимый груз, и каждый шаг казался борьбой с самим собой.
Сэм дошел до парадной и поднялся по лестнице на девятый этаж. Как мы уже поняли, последнее время он старался избегать лифтов, не желая с кем-либо тесниться в этом замкнутом помещении. Он был весьма поражен, когда открыл для себя простую вещь, что по лестнице люди ходят крайне редко, а если кто-то и встречался на пути, то тебе не приходилось с ним стоять или разговаривать на лестничной площадке, вы просто расходитесь — каждый в свою сторону. Легко, просто, удобно.
Сэм бросил плащ на стул, не заботясь о том, что тот соскользнул на пол. Он прошел в гостиную, наступив на хрустящий пакет из-под чипсов, и остановился у полки, где стояла одинокая рамка. В ней была фотография — он и его старый друг Марк, смеющиеся на каком-то пикнике много лет назад. Марк давно уехал, как и все остальные, оставив Сэма в этом городе, где дружба растворялась, как дым. «Мусорная свалка, — подумал он, глядя на квартиру. — Вот во что превратилась моя жизнь». Он провел пальцем по рамке, стирая пыль, но это только подчеркнуло, насколько ветхим стало все вокруг.
Он опустился на диван, и пружины скрипнули под его весом. Тишина квартиры была не той, что приносит покой, а той, что душит, напоминая о пустоте. За окном город продолжал жить: гудели машины, смеялись прохожие, мигали неоновые вывески. А здесь, в четырех стенах, время будто остановилось, заморозив Сэма в его собственной тоске. Он закрыл глаза, чувствуя, как усталость проникает в кости, как мысли тонут в сером тумане. «Зачем я вообще вернулся? — мелькнуло в голове. — Кому нужна эта жизнь?» Никто не ждал его дома, никто не позвонит, никто не спросит, как дела. Он был один, и эта мысль, как ржавый гвоздь, вонзалась все глубже.
Сэм откинулся на спинку дивана, глядя в потолок, где темнели пятна от старой протечки. Город за окном жил своей жизнью, но для него он был лишь декорацией, фоном к его падению. Он не знал, что делать дальше, но одно было ясно: этот день, как и все предыдущие, не принесет ничего хорошего или такого, чего он не ожидал бы.
Сэм включил телевизор.
«Посмотрим, что здесь интересного» — думал он.
Но листая каналы, Сэм стал сильно раздражаться и приходить в ярость.
— Куда ни переключи везде эта долбанная реклама. Все время твердит мне: «купи, тебе это нужно, стань мужчиной» и все такое. Откуда вы, черт возьми, знаете, что мне нужно, — вдруг закричал он в телевизор, — разве настоящий мужчина лишь тот, кто брызгается дезодорантами или бреется вашими «брендовыми» станками?! А?! Бред какой-то. Достали.
Его перепады настроения были результатом того, что на публике ему часто приходилось быть кем-то другим. Другим человеком от слова совсем. Он играл персонажа, который выполнял свою работу, был покладистым и верным сотрудником, который не доставлял никаких хлопот. А дома… Дома в пустой квартире часто все то напряжение накопленное за день или недели выплескивалась наружу в виде агрессии а подобие той что сейчас. Сэм часто ругался с невидимыми персонажами или телевизором, иногда с телефоном. Соседи слышали что в его квартире что-то происходит, но часто никто не вмешивался и все считали что это нормально. «Ведь все мы люди и в каждой семье бывают конфликты» — что-то подобное можно было услышать у соседских женщин и мужчин, если они обсуждали кого-то на лестничной площадки или когда ехали в лифте или в парадной — фойе.
Сэм выключил телевизор и швырнул пульт на диван.
Он встал с дивана и включил ноутбук, который лежал на его рабочем столе.
«Может здесь есть что-то кроме рекламы» — наивно размышлял Сэм. Он включил видеоролик с концерта группы Judas Priest, пошла загрузка. «Сейчас посмотрим» — сказал Сэм, потирая ладони от нетерпения. Ему хотелось расслабиться и просто посмотреть что-то приятное, что позволило бы ему от всего отвлечься. Но вместо ролика включилась и тут очередная реклама.
«Тьфу ты! И здесь эта дрянь!» — Сэм захлопнул крышку ноутбука, не дожидаясь пока 15 секундная реклама закончится, и схватился обеими руками за голову, облокотившись на край стола.
— Назойливые мухи, — процедил он сквозь зубы от злости, — зомбируют нас и превращают в безмозглых потребителей. Покупай все, что тебе не нужно и будь счастлив. Ха-ха-ха. — его смех разлетелся по пустой комнате.
Сэм сидел в кресле и думал, чем себя занять. В квартире стояла тишина. Лишь только шум холодильника, доносившийся с кухни ее нарушал и иногда доносившийся шум города прорывался сквозь стеклопакеты в виде автомобильных гудков или сирен.
В голову лезли всякие мысли, и все какие-то дурные, о том, как бы все это прекратить, всю эту череду бессмысленных дней. Казалось что времени прошло уже очень много с тех пор как Сэм пришел домой. В последнее время он чувствовал себя слишком уставшим от жизни. Она стала для него серой, скучной и однообразной. Дом и работа были слабой мотивацией, чтобы продолжать свое жалкое существование. Хоть работа и отвлекала его от мыслей о безысходности. Сэм не был удовлетворен своей жизнью. И чувствовал что это всего лишь жалкий компромисс между тем чтобы жить полной жизнью и возможно потерять все то что имеешь сейчас или волочить свое жалкое существование и заниматься тем что тебе не приносит должного удовольствия, но при этом иметь более-менее комфортную жизнь.
«Покончить… Покончить с собой? Что?» — размышлял он. В его голове словно кто-то с кем-то спорил.
Сэма и раньше посещали мысли о самоубийстве, но он даже и не думал воплощать их, до этого никогда не доходило. Но кажется в этот раз все иначе. Почему-то именно сейчас ему захотелось провернуть это и довести этот замысел до конца.
Сэм решил покончить с собой. Он пошел в ванную комнату, включил свет. Заткнул пробку и открыл кран, чтобы ванна наполнилась водой. Он пощупал воду мизинцем и отрегулировал ее температуру.
«Не хочу свариться в кипятке или замерзнуть от холода» — подумал Сэм.
Затем он отправился в кладовку, где достал удлинитель с тремя розетками и включил его в сеть. Сэм протянул провод в ванную. Шнур был подходящей длины, чтобы опустить конец с розетками в воду. Он еще какое-то время ходил в раздумьях. Его мысли неслись словно скоростные поезда в разные стороны. Он не мог сконцентрироваться на чем-то одном. Затем он посмотрел на воду. Ванна была почти наполовину наполнена.
Сэм через секунду опомнился и начал раздеваться.
«Боже мой, что я собираюсь сделать?» — спрашивал он себя.
Сэм скинул с себя одежду и остался в чем мать родила. Ему показалось что в ванной достаточно прохладно и тогда он немного прикрыл дверь, но не до конца, оставив небольшую щель. «Так, на всякий случай» — пронеслось у него в голове.
Сэм медленно залез в ванну, постепенно привыкая к температуре воды. Ванная была почти полная, напор сильный и вода быстро набралась. Сэм выключил воду и взял удлинитель в левую руку. На какое-то мгновение он замер, раздумывая над тем, что делает. Источник электричества уже был над водой, в руке Сэма. Оставалось лишь разжать руку.
— И никто меня не остановит. — тяжело вздохнув, прошептал Сэм и разжал руку, зажмурив глаза.
Плюх.
Вдруг все его тело парализовало судорогой. Нельзя было и шевельнуться. В глазах словно задергались различные синие огненные пятна. Сэм хотел кричать, но мышцы были в спазме и тело не поддавалась командам. Мозг метался в истерике понимая, что это конец, что это просто противоестественно, что инстинкт самосохранения дал капитальный сбой и проиграл этому сумасшедшему. Секунды две продолжалась агония, после которой наступила тьма. Свет погас во всем доме. В ванной стало темно как в гробу. Сэм потерял сознание и лежал на спине по грудь в воде, запрокинув голову назад.
Сэм с трудом разлепил глаза, голова болела и гудела — он ударился затылком о ванну, когда его одернуло назад. Сэм прикоснулся к затылку рукой, и на ладони осталось небольшое пятнышко крови. Он попытался пошевелиться, но тело едва слушалось его. Мышцы болели, впрочем, как и все тело, будто его только что избила целая толпа разъяренных людей. Все тело болело и ныло.
— Черт, как же холодно — проговорил Сэм скрипучим голосом, который даже сперва не узнал.
Вода в ванной уже остыла и тело словно окоченела, от чего двигаться было неловко, больно и противно.
Сэм зажмурил глаза, затем поморгал немного и убедился, что он у себя дома в ванной, по-прежнему.
Некоторое время Сэм не мог понять, почему в ванной так темно. Практически ничего не было видно. Лишь еле заметный свет разрывал темноту в ванной из щели в дверях. И то его было чертовски мало и он был очень слабый. Вероятно свет из другой комнаты из окна. Затем он вспомнил, что произошло. Сэм закрыл глаза ладонями и зарыдал. Он плакал как девчонок, все его ноющее тело тряслось, а сам он только лишь всхлипывал и было слышно как от этих коротких вздрагиваний немного болтыхалась вода.
Сэму стало страшно от того, что он хотел отправить себя на тот свет. Теперь эта мысль казалась ему дикой и даже безумной, она приводила его в ужас. В голове крутился лишь один вопрос: «Что я наделал?!».
Вытирая слезы дрожащими руками, Сэм стал выбираться из ванны. От холода его пробирала дрожь. Руки были слабы, и все тело затекло лежа в одном положении. Преодолев болезненные ощущения, Сэм наконец-таки выбрался из ванны. При этом он чуть ли не упал, поскользнувшись на мокром от воды кафеле. В ванной было абсолютно темно, но Сэм знал где что находится и не без труда смог найти халат на ощупь, который висел на крючке на дверях. Он закутался в халат, чтобы хоть немного согреться и вышел в гостиную. Но в гостиной тоже было темно. Солнце уже давно село, и вся квартира была погружена в густую тьму. Лишь только свет улицы и города попадал в окна, хоть немного освещая пространство вокруг.
«Вероятнее всего выбило пробки», — подумал Сэм.
Сэм подошел к розетке и выдернул из нее шнур удлинителя, другой конец которого по-прежнему находился в воде. Затем он в своем махровом халате вышел на лестничную площадку проверить пробки.
Пока Сэм стоял возле электро-щитка и пытался хоть что-то разглядеть, он услышал разговор двух пожилых женщин, что жили в его подъезде, но этажом ниже.
— Два часа назад погас свет. Да так резко, что я перепугалась. Думала: «Никак смерть уж за мной пришла», — говорила одна из женщин, разрываясь со смеху.
— Да уж, это точно. Причем во всем доме не было ни огонечка. Но сейчас кажется уже все наладили, — соглашалась другая.
— Слава богу, что быстро все починили, — продолжал первый женский голос.
— Да, — протянула вторая со вздохом.
Эти дамы местные сплетницы, всегда все обсуждают и всех.
Далее Сэм не слушал, о чем разговаривали женщины снизу. Вероятно, они стали обсуждать какие-то бытовые вещи, которые так мало интересовали Сэма. Особенно в эту минуту. Как ему показалось, эти дамы частенько беседовали на лестничной площадке, каждая, высовываясь немного через щель приоткрытой двери, и прячась обратно, если они слышали чьи-то шаги.
Сэм сообразил, что если бы пробки его счетчика не выбило, то он бы просто сжарился заживо, после того как в доме уладили неисправность с электричеством.
Сэм встал так чтобы свет уличного фонаря падал в сторону щитка и он наконец-то мог разглядеть что там, он щелкнул два рубильника и его комнаты вновь наполнились ярким светом. Вернувшись в квартиру, Сэм погасил свет. Квартира вновь погрузилась во тьму, как и прежде до этого. Ему хотелось немного побыть в раздумьях. Свет ему сейчас казался слишком ярким и раздражающим.
Он подошел к своему дивану и обессиливший плюхнулся лицом вниз прямо на подушки.
Немного полежав так, Сэму стало недостаточно воздуха, и он перевернулся на спину. В голове метались разные мысли, словно скоростные поезда. Он размышлял о том, что произошло и не мог поверить, что сам заварил такую кашу.
«А ведь последствия могли бы быть более печальными. Гораздо более печальными», — размышлял Сэм, бесцельно глядя в потолок.
За окнами гудел вечерний город и жизнь текла своим чередом, будто бы не замечая что что-то произошло. Что совсем недавно чья-то жизнь могла оборваться.
«И сколько таких в этом городе? Сколько таких незамеченных вообще, во всем мире? Миллионы. И никому, собственно, до них нет дела. Расходный материал только и всего.» — проносилось в голове Сэма.
Тело продолжало ныть. От того что он пролежал столько времени в холодной воде, ему никак не удавалось согреться, его знобило. Сэм накинул на себя одеяло, лежавшее на диване. Ему хотелось поскорее согреться и забыть все это. Он укутался в него и свернулся калачиком.
Глаза начали смыкаться, сон одолевал его. Сэм даже не заметил, как заснул.
3
Солнце поднялось высоко, и его лучи, как раскаленные иглы, били прямо в окно, не оставляя шанса укрыться. Сэм пытался вывернуться, плотнее закутаться в тонкое одеяло, чтобы спрятать глаза от яркого света, но ткань не спасала. «Кто-то просто не зашторил вчера окна, вот и все», — мелькнула вялая мысль. После ночи, полной кошмаров и холода, тело казалось свинцовым, а разум — затянутым серым туманом. Он хотел провалиться обратно в сон, где не было ни боли, ни этого проклятого города.
Как вдруг глаза распахнулись, и мысль, словно молния, пронзила его: «Черт, мне же нужно на работу!»
Он подскочил, будто ужаленный, и сел на край дивана, свесив босые ноги. Тело ныло, словно его пропустили через мясорубку, хотя ночь дала немного отдыха после вчерашнего. Но жалеть себя времени не было. Судорожно потянувшись к тумбочке, он начал шарить по ней, пытаясь нащупать мобильник. Под руку лезло все не то: пустая пачка сигарет, смятая салфетка, ключи.
— Ага! Наконец-то! — выдохнул он, словно охотник, поймавший добычу.
Схватив телефон, Сэм взглянул на экран и застонал, будто его ударили под дых.
— Боже, только не это! Черт, черт, черт! — выкрикнул он, вскакивая с дивана и размахивая руками в порыве негодования и гнева. — Нужно торопиться!
Часы показывали, что он опоздал на два часа. Два часа! Мистер Бигмэн Пиг, его начальник, не простит такого. Сэм представил, как Пиг орет, брызжа слюной, его красное лицо перекошено от злости, и эта картина только усилила панику. «Он меня прибьет», — билось в голове, пока он метался по квартире, собираясь на работу.
Наскоро приводя себя в порядок, Сэм ворвался в ванную. Плеснул холодной водой в лицо, надеясь прогнать сонливость, но вода лишь обожгла кожу, напомнив о вчерашнем холоде ванной. Он набрал в рот воды, выдавил зубную пасту прямо на язык и прополоскал, чтобы хоть немного освежить дыхание. В зеркале мелькнуло его отражение — бледное, с темными кругами под глазами, но времени разглядывать не было. Он причесался, но грязные волосы легли неровно, блестя, как под бриолином. Схватив мятую, несвежую рубашку, он натянул ее, застегнул дрожащими пальцами, затем надел брюки. Сверху накинул плащ, надеясь, что тот скроет его неопрятность, и выскочил из квартиры. Дверь хлопнула так, что, казалось, весь дом вздрогнул от удара.
Квартира осталась позади — тесная, пропахшая пылью и одиночеством. На полу валялись смятые счета, коробки из-под еды, а диван, продавленный и грязный, смотрел на дверь, как брошенный пес. Сэм не замечал этого хаоса, но неосознанно он давил на него, как невидимый груз каждый день.
Сэм жутко торопился и чтобы хоть немного сэкономить время, он вызвал лифт, хотя в любой другой бы раз он предпочел бы идти по лестнице, хоть это и было медленнее, но так и полезнее и меньше незнакомых людей встретишь.
— Ну что ты так долго — поторапливал Сэм, дожидаясь когда приедет лифт.
Наконец, долгожданный лифт прибыл. Серебряные двери разъехались и обнажили свое содержимое. Сэм огорчился, когда увидел, что в лифте уже кто-то есть. Он уже сразу это понял, еще до того, как двери открылись, было слышно, как кто-то разговаривал внутри. В нем ехал мужчина лет шестидесяти. Не высокого роста, одет небрежно и всем своим видом вызывал только одно чувство — чувство отвращения.
«Н-да, ну и чудак. хотя с другой стороны мы оба наверное выглядим сейчас плюс/минус одинаково. Того глядишь и запишут в бродяги или бездомные. ну и денек» — думал Сэм.
Сэм зашел в лифт и нажал кнопку. Двери закрылись.
«Неужели этот старик разговаривал сам с собой?» — Сэм посмотрел мельком на мужчину через левое плечо, так как тот стоял немного позади.
Спустя некоторое время незнакомец спросил:
— Опаздываете? — низкий и хриплый голос так и просил о глотке воды, чтобы звучать хоть немного более плавно и легко.
«Только не это, черт, ну что тебе нужно, старик? Ты что, хочешь поболтать? Найди себе кого-то другого для этого» — Сэм незаметно закатил глаза, с трудом скрывая недовольство.
— Да, есть немного, — Сэму абсолютно не хотелось разговаривать с этим человеком, к тому же от него дурно пахло. Он пытался отвечать так, чтобы не давать шанса завязаться длинному диалогу. Поэтому отвечал коротко и не проявляя дружелюбности или заинтересованности в дальнейшем разговоре с незнакомцем.
Секундное молчание.
Спустя мгновение незнакомец вновь спросил:
— На работу? — старик наклонился немного вбок, к Сэму, разглядывая портфель, который тот держал в правой руке.
Теперь они уже стояли бок о бок.
«О, боже» — Сэм надеялся, что тот уже потерял какой-либо интерес к разговорам, но оказалось, что нет.
«Глубокий вдох, выдох. спокойствие, только спокойствие.»
— Да. Вы очень наблюдательны — с сарказмом заметил Сэм, беглым взглядом окинув попутчика.
— Чудной вы народ. — заскрипел старик. — Все куда-то торопятся, бегут.
— Что!? — удивился Сэм, искренне не понимая, о чем это он.
— Бежите, сами не зная куда или откуда. Даже на жизнь не хватает времени. Перед смертью спросите себя: «И куда ж я бежал?». А время уже вышло. Да вы все похожи друг на друга, как клоны, — усмехнулся незнакомец, его голос заскрипел отрывисто как старая дверь, которую быстро то закрывали, то открывали.
— Словно с одного инкубатора, смотреть даже скучно.
«Черт, да старик вообще отшибленный на голову» — Сэм просто был в ярости, откровенно говоря, ему просто хотелось сказать этому деду пару ласковых, чтобы тот просто заткнулся и оставил при себе свои гениальные умозаключения и жизненные советы. — «К чему вся эта философия? Я что просил его об этом? Да мне вообще плевать что ты там думаешь, дедуля! Я просто опаздываю на долбанную работу! Чертов лифт! Лучше бы я шел по лестнице». — горячился Сэм, его недовольство росло, внутри все закипало.
— Работаете на одинаковых должностях, — не унимался старик, — бьюсь об заклад, вы даже мыслите одинаково. Готовы на все, только бы вас не уволили с работы, ведь она ваш идол, которому вы приносите в жертву вашу личную жизнь, а ваш босс — это языческий бог, которому вы готовы поклоняться всю свою жизнь, стоять на коленях и молить о его снисходительности и доброте к вам. «Как жаль». — старик произнес это даже театрально, он смотрел перед собой когда произносил свой монолог.
«Кажется где-то неподалеку день открытых дверей в доме для умалишенных и этот дед сто процентов оттуда» — недоумевал Сэм, думая про себя.
Ему не хотелось вступать в полемику чудаковатым дедом. Сэм лишь хотел побыстрее убежать от этого странного собеседника. Он заметно нервничал, кровь прилила к лицу, но Сэм держался. Оставалось совсем немного, чтобы двери лифта выпустили его на свободу. Сэм делал вид, что не слышит и не обращал внимания. Но последние слова его как-то задели. И он не мог понять, что этот тип так зафилософствовался вдруг. Особенно сильно его зацепило это снисходительное «жаль».
— Чего жаль? — вдруг спросил Сэм с нескрываемым удивлением. — Хоть он и боялся услышать тираду нравоучений, которые мог и сам озвучить кому угодно.
— Жаль, что такой молодой, а уже перестал жить, — протянул незнакомец, в словах его чувствовалось превосходство, некая надменность, будто он постиг смысл жизни, ее суть и теперь один, единственный на всей планете знает, что же такое жизнь на самом деле.
«Кажется, лучше бы я молчал» — подумал разочаровано Сэм.
Порой бедняки, вроде этого, счастливее всех богачей на свете.
Двери лифта открылись, — Извините, — и Сэм как можно быстрее выскочил из него.
«Что за тип, черт возьми?» — думал Сэм. — «Вот утро не задалось, сначала проспал, теперь еще какие-то нотации о смысле жизни. Весь такой важный, а сам себе наверняка нормальный костюм не может позволить. И пахнет как мусорная свалка».
Сэм выбежал из здания. Улица ждала его — шумная, равнодушная, готовая проглотить очередного неудачника. Сэм чувствовал, как сердце колотится в груди. Мысли путались: «Почему я проспал? После вчера… после всего этого?» Вчерашняя ночь, когда он едва не переступил черту, оставила в нем пустоту, но работа — эта последняя ниточка, связывающая его с нормальной жизнью, — заставляла бежать вперед.
Солнечный яркий бил в глаза, заставив зажмуриться. Город гудел, как растревоженный улей, и Сэм, стиснув зубы, шагнул в этот хаос, зная, что опоздание — это не просто промах, а еще один шаг к пропасти. «Только бы успеть, — думал он, — только бы Пиг не уволил меня сегодня». Но в глубине души он чувствовал, что этот день не закончится ничем хорошим.
Сэм, щурясь от солнца, подбежал к дороге. Ноги ныли, но идти пешком до офиса — через всю толпу — казалось невыносимым. Он поднял руку, и желтое такси, скрипнув тормозами, остановилось у обочины. Сэм нырнул на заднее сиденье, захлопнув дверь с глухим стуком. Внутри пахло застарелым табаком и дешевой сосновой отдушкой, висевшей на зеркале.
— День добрый, — отозвался водитель, пожилой мужчина с сединой на висках и потрепанной кепкой.
— Добрый день, — максимально сухо ответил Сэм, отводя взгляд к окну. «Надеюсь, он не станет читать нотации о смысле бытия», — мелькнула мысль.
Он назвал адрес офиса, и машина тронулась, влившись в поток транспорта. Но надежда на быструю поездку тут же рухнула. Сэм чувствовал, как время ускользает, а такси ползло, словно улитка. Ему казалось, что еще минута — и машина просто замрет на месте. Пешеходы на тротуарах, с их суетливыми шагами, обгоняли их, и это сводило с ума. Он стиснул кулаки, борясь с желанием выскочить и бежать.
— Нельзя ли ехать побыстрее? — выдавил Сэм, стараясь сохранить видимое спокойствие, хотя голос дрожал от напряжения.
— Сэр, здесь ограничение скорости, не хочу получить штраф, — запротестовал водитель с виноватым видом. В его тоне сквозило раздражение, будто он ждал этой просьбы.
— Ну да, ну да… — пробормотал Сэм со вздохом, будто обращаясь в пустоту. Спорить не было сил. Он понял, что повлиять на ситуацию не удастся, и это только усилило его тревогу.
Сэм начал нервно постукивать пальцами по бедрам, выбивая беспокойный ритм. Глаза метались: то на часы, где стрелки неумолимо отсчитывали минуты, то на дорогу, где машины выстраивались в бесконечную цепь, то в боковое окно, где мелькали вывески и лица прохожих. Будто его метания могли ускорить поездку. Но город, как назло, вставал на его пути. Дорога была забита — больше, чем обычно. То ремонт, где рабочие в оранжевых жилетах лениво махали лопатами, то кратковременная пробка из-за аварии, то неторопливый пожилой пешеход, переходящий улицу с черепашьей скоростью. Казалось, что-то невидимое сговорилось, чтобы Сэм не добрался на работу как можно скорее.
Он представил Мистера Бигмэна Пига, восседающего за своим столом, с багровым лицом и глазами, полными презрения. «Опять опоздал, Паттерсон? Ты вообще понимаешь, что такое ответственность?» — его голос уже гремел в голове Сэма, как предвестие бури. Увольнение казалось неизбежным, и эта мысль, как нож, резала изнутри. Он выбрал такси, надеясь сэкономить время, но теперь понял, что ошибся. Пешком, через толпу, он, возможно, добрался бы быстрее. Двадцать минут в этом душном салоне тянулись, как вечность, и каждая секунда была пыткой.
Снаружи Нью-Йорк жил своей жизнью: гудели клаксоны, мигали светофоры, прохожие толкались у переходов. А Сэм чувствовал себя чужим, словно город выплюнул его, как ненужный мусор. В салоне было жарко, пот стекал по вискам, и он вытер лоб рукавом плаща. Водитель молчал, лишь изредка бросая взгляд в зеркало, и это молчание давило, как серая пелена.
Наконец, машина остановилась у офиса.
— Приехали, — устало сказал водитель, повернув голову и глядя то на Сэма через плечо, то на пассажирское сиденье в ожидании оплаты.
— Вот, — Сэм протянул таксисту щедрых пятьдесят долларов, — сдачи не нужно.
Он выскочил из машины, не дожидаясь ответа, и захлопнул дверь. Офисное здание возвышалось перед ним, как равнодушный судья, готовый вынести приговор. Сердце колотилось, но времени на страх не осталось. Сэм бросился к входу, чувствуя, как каждая секунда приближает его к неизбежной расплате.
Минуя снующую туда-сюда толпу пешеходов, Сэм побежал вверх по мраморной лестнице перешагивая через ступень, пока огромное каменное здание не проглотило его.
Сэм быстро шагал к лифту, чувствуя, как сердце колотится в груди.
Лифт полз медленно, и в тесной кабине его накрыла волна жара. Ладони вспотели, рубашка прилипла к спине, а в голове билась мысль: «Лишь бы меня не уволили». Мистер Бигмэн Пиг, его босс, не простит опоздания — это Сэм знал точно. У него уже были выговоры, и каждый промах был как шаг по краю пропасти.
Двери лифта открылись, и он шагнул в офис, где воздух пропитался страхом. Гул голосов стих, едва он появился, и взгляды коллег скользнули по нему, как по приговоренному. Мистер Пиг уже орал на кого-то, его голос, хриплый и резкий, срывался на звериный рык. Сэм замер, чувствуя, как пот выступает на лбу, а ладони становятся такими мокрыми, будто с них капает вода. Горло пересохло, и он сглотнул, пытаясь унять дрожь.
Толстый, словно хряк, и с отталкивающей внешностью Мистер Бигмэн Пиг метался по офису, выискивая новую жертву. Сотрудники шептались, пряча глаза, чтобы не привлечь его внимания. Сэм уловил обрывок разговора: «Пиг с утра в ярости, кто-то облажался с отчетом». Напряжение висело в воздухе, удушающее, как дым. Пиг, пятидесяти шести лет, был негодяем, какого еще поискать. Его круглое лицо, лысая голова и живот, входящий в комнату раньше него самого, делали его похожим на разжиревшую свинью — холеную, в дорогом костюме, но свинью.
Он был одет в темно-коричневый, почти шоколадный костюм, такой огромный, что в него влезли бы двое клерков. Издалека Пиг выглядел как расплывчатое коричневое пятно. Рубашка, расстегнутая на груди, открывала редкую растительность и золотую цепь — символ власти, достойный цыганского барона. На правой руке сверкал перстень с красным камнем, будто впитавшим кровь подчиненных. Одежда была щегольской, но со вкусом, что только подчеркивало его мерзость. Пиг не был женат, но его масляные взгляды, скользящие по молодым сотрудницам, выдавали гнусные мысли. От одной мысли об этом Сэма передернуло.
Пиг был воплощением тирана, упивающегося страхом своих «навозных червей». Он оскорблял подчиненных, не стесняясь: «негодяи», «помои», «коровьи лепешки». Его любимое — «Эй, плевок на моем ботинке, шевелись!» — звучало как что-то обыденное. Он наслаждался, видя, как сотрудники съеживаются под его взглядом, и его гнев был не просто реакцией, а частью его натуры, питавшейся унижением других. Перед партнерами же он юлил, готовый лебезить ради их денег, и эта двуличность делала его еще омерзительнее.
Сэм, стараясь не дышать, прошмыгнул к своему столу, надеясь остаться незамеченным. Но Пиг, словно хищник, учуял его.
— А, Сэм Паттерсон! — взревел он, и его голос прогремел, как раскат грома. Он подскочил к Сэму, нависая над ним, пыхтя от ярости, и ткнул толстым пальцем ему в грудь. — Ходишь на работу, когда вздумается, щенок? Опоздал на два, черт возьми, часа! Ты что, решил, что этот офис — твой личный сарай?
— Извините, я проспал, мне нездоровилось, кажется, я заболеваю, — пролепетал Сэм, чувствуя, как голос дрожит.
— Плевать мне на твои сопли! — рявкнул Пиг, брызжа слюной. Его лицо покраснело, глаза сверкали злобой. Он ударил кулаком по столу Сэма, заставив кружку подпрыгнуть. — Ты — никчемный слизняк, Паттерсон! Руки у тебя растут из задницы, а мозги — как у дохлой рыбы! Ты — собачий помет, плывущий по канализационным трубам, и место тебе там, среди дерьма!
Сотрудники замерли, боясь шелохнуться. Пиг обернулся к ним, его туша качнулась: «Недоумки, чего вылупились? За работу, или я вас всех вышвырну!» Все уткнулись в мониторы, а Сэм стоял, как под прицелом, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Знаешь что, Сэм? — вдруг сказал Пиг, понизив голос до слащаво-угрожающего шепота. Он похлопал Сэма по плечу, но его пальцы сжали ткань пиджака, как клещи. — Хватит орать на тебя, бедняжку. Тебе ведь правда нездоровилось, да? Бедный, больной мальчик…
— Да, — робко ответил Сэм, сбитый с толку этим тоном.
— Я больше не буду тебя доставать, — продолжал Пиг, его губы растянулись в змеиной улыбке.
— Спасибо, сэр, — выдохнул Сэм, цепляясь за призрак надежды.
— Не за что, — Пиг наклонился к его уху, и его горячее дыхание обожгло кожу. — Ты уволен, — прошептал он медленно, смакуя каждое слово, и его глаза загорелись злобной радостью. — Выметайся, пока я не вызвал охрану.
Босс развернулся и ушел в кабинет, его шаги сотрясали пол. Слова «Ты уволен» эхом звучали в голове Сэма, как похоронный звон. Он не мог поверить. Работа, последняя ниточка, связывающая его с нормальной жизнью, оборвалась. Пустота и тоска затопили душу, будто ледяная вода.
Офис гудел: стучали клавиатуры, звонили телефоны, но для Сэма звуки слились в глухой шум. Коллеги избегали его взгляда, кто-то шептался, кто-то притворялся занятым. Их равнодушие резало, как нож. Сэм медленно встал, взял портфель и, словно в тумане, побрел к выходу. Каждый шаг отдавался болью, будто он покидал не офис, а последнюю надежду. Дверь лифта закрылась за ним, и он остался один, глядя в пустоту, где отражалась его разбитая жизнь. Все произошло так быстро. Ему даже не было смысла перечить своему боссу. Он сам виноват, достаточно часто он испытывал терпения мистера Пига, а тот не сильно-то церемонился с подчиненными. Ведь незаменимых людей не бывает.
«Что ж, пойду домой, может оно все и к лучшему. Отдохну хотя бы какое-то время. Приведу свои мысли и жизнь в порядок.» — размышлял Сэм выходя на улицу.
«Хотя бы какие-то небольшие сбережения у меня есть. Думаю на какое-то время их хватит. Наверное нужно было так сделать раньше. хотя что я теперь буду делать совсем один. Одиночество меня сведет с ума.»
Сэм брел по среди улицы, и жизнь, казалось опять проходила мимо него, а он словно тень брел и брел все вперед.
Сэм шел по дороге, не замечая ничего вокруг. Эта работа была для него всем и вот, в одно мгновение, он лишился ее. Конечно еще вчера он мог распрощаться с жизнью и не пришлось бы думать о работе совсем, но сейчас она помогла бы Сэму отвлечься от негативных мыслей. Теперь его уже точно ничего не держало на этом свете.
Что бы хоть как-то утешить себя Сэм направился в бар неподалеку от своего дома. Он зашел в накуренное помещение, где уже сидели люди и о чем-то спорили и пили пиво. Сэм подошел к бармену и сказал:
— Водки мне.
— Неудачный день? — спросил бармен.
— Да уж, мягко сказано.
Изрядно напившись и просидев в баре до вечера ни с кем не разговаривая, Сэм пошел домой. Он допил очередную рюмку и покачиваясь вышел из бара.
Сэм открыл дверь и вошел в квартиру. Он включил свет и перед ним предстали шикарные апартаменты. Квартира была пустая — дома никого не было. Сэму вдруг стало тоскливо и грустно. Он чувствовал себя одиноким, никто его не ждал и не встречал дома. Кругом пустота. Сэм снял с себя одежду и сел на диван. Ему казалось, он вновь потерял смысл жизни. Зачем он живет? Для кого? Он не мог ответить на эти вопросы. Он потерял практически все, осталась только квартира и некоторые сбережения, накопленные в банке.
От этих мыслей и алкоголя становилось только хуже. Сэм вновь ощутил свою ненужность и одиночество.
На глазах выступили слезы, Сэм вдруг оперся локтями на колени, закрыл лицо руками и зарыдал. Он был расстроен. Но его даже не смущало, что он рыдал как ребенок, ведь даже в эту минуту его некому было успокоить или утешить. Он всегда оставался со своими проблемами, мыслями и переживаниями один на один с самим собой.
Сэм скатился с дивана на пол и, стоя на коленях, уткнувшись лицом в пол, продолжал рыдать взахлеб.
Через какое-то время он успокоился. Он лег на пол лицом вверх и сказал сам себе:
«Нужно пожить всему этому конец».
Но в этих словах не было никакого оптимизма, напротив эти слова прозвучали как приговор, как отчаянное решение.
Сэм еще долго лежал в таком положении на полу, так он и уснул — алкоголь его поборол.
4
Ему снилось прошлое. Как он жил и что с ним было. Он видел себя со стороны, как будто бы смотрит приятную киноленту. Все было как будто бы наяву, будто бы он сейчас только что проживал все это, все что видел. Странно быть одновременно и исполнителем и наблюдателем.
Сэму виделось как он проснулся от собственного крика, горло саднило, будто он глотал песок. Комната тонула в темноте, только полоска света от уличного фонаря резала шторы, как нож. Он лежал, уставившись в потолок, где пятно от протечки напоминало раздавленное насекомое. Пульс стучал в висках, и в этом ритме он услышал голос — неясный, далекий, но знакомый. Мать. Ее шепот, который когда-то убаюкивал его в доме на окраине Квинса. Сэм потянулся к полке, пальцы нащупали старую фотографию в потертой рамке. Она улыбалась, бледная, с глазами, полными тихой надежды. Он закрыл глаза, и воспоминания хлынули, как вода из лопнувшей трубы.
Дом в Квинсе пах маслом и картошкой, которую мать жарила по воскресеньям. Стены были тонкими, и каждую ночь Сэм слышал, как отец возвращается с завода — тяжелые шаги, скрип двери, а потом его ворчание, пропитанное виски. «Опять трейдеры, Сэм? — говорил он, тыча пальцем в книгу, которую сын прятал под подушкой. — Это казино для дураков. Работай руками, как я, или сгинешь». Отец был высоким, с плечами, будто вытесанными из камня, но глаза его были пустыми, как ржавые трубы в подвале. Сэм ненавидел эти слова, но молчал, сжимая кулаки под столом. Он мечтал о небоскребах Манхэттена, о залах, где люди в костюмах перекраивают мир одним звонком. Он хотел доказать отцу, что тот ошибается.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.