В холодной мартовской тьме Москвы, где фонари дрожат от ветра, а улицы пахнут мокрым асфальтом и дешёвыми сигаретами, он шагал через толпу к неоновой вывеске клуба «Пульс». Высокий, с кожей бледной, как простыня после стирки, и глазами, что блестели, словно у кота, который только что сожрал хозяйскую канарейку, он казался просто ещё одним модником в длинном пальто. Никто не знал, что под этим пальто скрывается жажда, старая как мир, и клыки, которые могли бы сделать из шеи шедевр импрессионизма. Внутри клуба воздух был густым от пота, парфюма и синтетических битов, а девушки в обтягивающих платьях извивались на танцполе, будто змеи, которых кто-то забыл приручить. Он улыбнулся, обнажив зубы — идеально белые, слишком острые, но в этом хаосе никто не замечал таких мелочей. Сегодня ночью он хотел не просто крови. Он хотел танца, страсти и, возможно, пары глотков чего-то покрепче, чем борщ в бабушкиной столовой.

Он прислонился к липкому барному столу, бокал с чем-то красным — то ли вином, то ли чем-то, что он сам «добыл» в подсобке, — дрожал в его длинных пальцах. Свет стробоскопа бил по глазам, но взгляд его примагнитился к сцене, где стриптизёрша, чьи формы могли бы вдохновить скульптора на создание новой Венеры, изгибалась под хриплый ритм. Её грудь, тяжёлая и упрямая, как два арбуза, решившие доказать свою независимость, колыхались в такт музыке, гипнотизируя его до состояния, близкого к обмороку. А потом она повернулась, и он увидел это — густую, почти первобытную мохнатость, что начиналась где-то у пупка и уходила вниз, как лесной массив, забытый цивилизацией. Его клыки непроизвольно выдвинулись, глаза расширились, и внутри него боролись два импульса: то ли рухнуть на колени в экстазе перед этим диким зрелищем, то ли заорать от абсурдности происходящего, потому что даже для бессмертного хищника это было слишком. Он замер, застыв между восхищением и ужасом, как будто его многовековая душа впервые столкнулась с чем-то, что не объяснить ни кровью, ни вечностью.

Он резко отвернулся от сцены, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение, вызванное мохнатым откровением, когда к нему, покачивая бёдрами, подкатилась она — девица, будто сбежавшая из комедийного скетча с рейтингом 18+. На ней было платье, больше похожее на натянутый презерватив — ярко-розовое, с леопардовыми пятнами, которое обтягивало её фигуру так, что казалось, будто ткань вот-вот сдастся и лопнет с торжественным «пфф!». Грудь её торчала вперёд, как два боевых дрона, готовых к атаке, а ноги, длинные и слегка кривоватые, заканчивались туфлями на платформе, от которых даже уличные кошки шарахались в ужасе. Волосы — кислотно-зелёные, взбитые в причёску, напоминающую ватрушку, из которой кто-то выгреб начинку, — подпрыгивали при каждом шаге. Лицо её было щедро обмазано макияжем: губы алые, как у куклы, которую забыли снять с конвейера, а ресницы такие длинные, что ими можно было бы замести пол в клубе.

«Эй, красавчик, не хочешь поразвлечься?» — пропела она голосом, в котором мешались хрипотца от сигарет и сладость дешёвого ликёра. Она наклонилась к нему, обдав его волной аромата клубничной жвачки и пота, и игриво ткнула пальцем с облупившимся маникюром прямо в его грудь. Её взгляд обещал всё — от грязных танцев до утреннего похмелья, и он, всё ещё оглушённый стриптизёршей, вдруг понял, что ночь только начинается.

Он моргнул, пытаясь осознать, не приснился ли ему этот розово-леопардовый ураган, но она уже вцепилась в его руку своими липкими от блеска пальцами и потащила к танцполу. «Пойдём, милый, я покажу тебе, как вертеть попой так, что даже зеркала треснут!» — хихикнула она, и её голосок звенел, как ложка, упавшая в пустую кастрюлю. Её бёдра, обтянутые этим нелепым платьем, двигались с такой энергией, что казалось, будто она вот-вот запустит себя в космос, оставив за собой шлейф из блёсток и запаха переспелой клубники.

На танцполе она прижалась к нему так близко, что он ощутил, как её «боевые дроны» вдавливаются в его грудь, словно пытаются пробить пальто и устроить там гнёзда. Её руки скользнули по его плечам, а потом — о, ужас и восторг! — одна из них нырнула вниз, к его ремню, где она с энтузиазмом начала что-то искать, будто там был спрятан выигрышный лотерейный билет. «Ой, какой ты холодный, прям как мой бывший после трёх литров пива!» — прощебетала она, и её зелёные волосы хлестнули его по лицу, оставив привкус лака и абсурда.

В этот момент свет в клубе мигнул, и из колонок вместо битов вдруг вырвался звук, похожий на брачный зов лося, — кто-то явно перепутал треки. Она завизжала от восторга, приняв это за часть шоу, и начала извиваться ещё яростнее, задрав платье так, что стали видны её трусы — жёлтые, со смайликами, один из которых, кажется, подмигивал. Он, с клыками, уже готовыми выскочить от смеси голода и ошеломления, вдруг почувствовал, как её горячее дыхание обожгло ему шею. «Укуси меня, если хочешь, красавчик, я люблю пожёстче!» — выдохнула она, и в его голове закружился водоворот: то ли действительно впиться в эту шею, пахнущую дешёвым вином и похотью, то ли бежать, пока этот абсурдный эротический кошмар не засосал его целиком.

Он ещё не успел решить, кусать или бежать, как вдруг свет в клубе снова мигнул, и на сцену, будто по сигналу из какого-то безумного сна, высыпала целая стая стриптизёрш — голых, как обещание свободы после карантина. Их кожа блестела от масла и пота, отражая неон в диком калейдоскопе, а тела двигались с такой откровенностью, что даже воздух в клубе, казалось, покраснел от стыда. Одна, с татуировкой дракона, обвивающего её бедро, крутила бёдрами так, что дракон, похоже, оживал и рычал. Другая, с сосками, украшенными пирсингом в виде крошечных черепов, прыгала, заставляя черепа звенеть, как колокольчики на ветру. Третья — та самая, с мохнатой промежностью, — теперь избавилась от всех остатков одежды, и её «лесной массив» колыхался в такт музыке, словно приглашая заблудиться в нём навсегда.

А посреди этого хаоса девица с зелёными волосами, не желая уступать, сорвала с себя своё платье-презерватив, оставшись в одних жёлтых трусах со смайликами. «Держись, красавчик, ща будет шоу!» — завопила она и начала кружить вокруг него в танце, который напоминал рыбу, выброшенную на берег в приступе эпилепсии. Её руки дёргались, ноги заплетались, а зелёные волосы хлестали по воздуху, как щупальца спятившего осьминога. Она то приседала, то подпрыгивала, то тыкала его в грудь своими «дронами», пока смайлики на трусах не начали казаться ему ухмылками судьбы.

Стриптизёрши, заметив её безумный танец, решили, что это часть представления, и подтянулись ближе, окружив его голым, извивающимся кольцом. Одна из них, с ногами длиннее его вечности, провела пальцем по его губам, другая шлёпнула его по спине, а мохнатая королева сцены подмигнула и шепнула: «Не бойся, мы не кусаемся… пока». Его клыки пульсировали, кровь в венах — или то, что от неё осталось — закипала, и он понял, что оказался в эпицентре эротического абсурда, где грань между вожделением и кошмаром стёрлась, как мел на мокрой доске. А зелёноволосая всё кружилась, пыхтя и хихикая, пока один из смайликов на её трусах не отвалился и не прилип к его ботинку, словно печать этого безумного ночного проклятья. Толпа в клубе, подхваченная этим безумным вихрем, начала дёргаться в унисон — кто-то тряс руками, как будто отгонял невидимых ос, кто-то прыгал, словно пытался допрыгнуть до потолка и сбежать через вентиляцию. Голые стриптизёрши, зелёноволосая бестия и случайные зеваки слились в одну пульсирующую массу, где пот, блёстки и похоть смешались в коктейль, от которого даже воздух стал липким. «Ещё раз что ли сдохнуть!» — пробормотал он, чувствуя, как его многовековая выдержка трещит по швам под натиском этого абсурдного карнавала.

Пока зелёная фурия отвлеклась, завывая и извиваясь в своём эпилептическом танце — теперь уже с двумя стриптизёршами, которые пытались повторить её конвульсии, — он рванул к барной стойке, словно убегая от стаи голодных гиен в леопардовых стрингах. Добравшись до стойки, он рухнул на стул, пальто распахнулось, обнажив бледную грудь, и он бросил барменше, чьи глаза устало блестели из-под чёлки: «Бокал красного. Быстро».

Барменша, девица с пирсингом в носу и татуировкой «Живи быстро» на запястье, ухмыльнулась, оглядев его с ног до головы. «Красного, говоришь? У нас тут только „Кровь Дракулы“ осталась, подойдёт?» — подмигнула она, наливая густую бордовую жидкость в бокал. Он кивнул, не вдаваясь в споры, и одним глотком осушил половину, чувствуя, как вино — или что это было — обжигает горло, пока за спиной толпа продолжала бесноваться, а зелёные волосы мелькали в толпе, как сигнальный маяк безумной ночи. Он только успел поставить бокал на стойку, вытирая губы тыльной стороной ладони, как краем глаза заметил, что зелёная бестия прекратила свои конвульсии и теперь рыщет по клубу, словно пантера, учуявшая добычу. Её кислотные волосы торчали над толпой, как ядовитый флаг, а глаза, подведённые чёрным, блестели хищным азартом. Она крутила головой, вынюхивая его, и её жёлтые трусы со смайликами мелькали в неоновом свете, пока она проталкивалась сквозь танцующих, расталкивая всех своими «дронами» направо и налево.

«Да ёб твою ж налево!» — вырвалось у него, когда он понял, что она засекла его бледный силуэт у стойки. Зелёная оскалилась в улыбке, которая могла бы напугать даже его, и двинулась к нему, рассекая толпу с грацией трактора на стероидах. Её платформы гремели по полу, как копыта, а руки уже тянулись вперёд, будто она собиралась схватить его и утащить в своё логово из блёсток и похоти. Он вцепился в бокал, как в спасательный круг, и бросил барменше: «Ещё один, живо!» — надеясь, что алкоголь — или что там было в этом «Крови Дракулы» — даст ему силы либо сбежать, либо смириться с неизбежным столкновением с этой неудержимой эротической катастрофой. Она подлетела к стойке, как торнадо в туфлях на платформе, и шлёпнула ладонями по столешнице так, что бокалы зазвенели, а барменша едва не уронила бутылку. «Ну ты где, мой ледяной принц, я ж чуть не сдохла без тебя на том танцполе!» — выпалила зелёная, её голос дрожал от смеси обиды и похотливого энтузиазма. Её волосы теперь торчали во все стороны, как у ёжика, которому дали шокер, а один смайлик на трусах отклеился наполовину и болтался, словно флаг капитуляции.

Он закатил глаза, сжимая бокал так, будто это было последнее, что отделяло его от её хватки. «Да я тут, понимаешь, вино дегустирую, а ты там скачешь, как коза на батарейках!» — бросил он, стараясь сохранить остатки своего вампирского достоинства. Она хихикнула, наклоняясь к нему так близко, что он почувствовал запах её пота, смешанный с клубничным ликёром. «Ой, не прибедняйся, я ж видела, как ты на мои трусики пялился! Хочешь, сниму их вообще, чтоб тебе лучше видно было?» — прощебетала она, тыкая его пальцем в грудь и чуть не опрокинув его со стула.

«Да чтоб тебя, я ж чуть не ослеп от твоих смайликов, оставь их при себе!» — огрызнулся он, отмахиваясь от её руки, но она уже влезла на соседний стул, закинув ногу ему на колено с такой уверенностью, будто они уже были женаты лет сто. «Ну ты вредный, прям как мой кот, когда я ему ванну устраиваю! Давай, допивай своё винишко, и пойдём, я тебе такой танец устрою, что ты забудешь, как дышать!» — заявила она, хлопая ресницами так, что с них осыпалась тушь, как снег с ёлки в марте.

Он застонал, глядя в свой бокал, где «Кровь Дракулы» казалась единственным разумным собеседником. «Слушай, ты хоть понимаешь, что я тут сижу, потому что от твоего танца у меня чуть душа в пятки не ушла? А у меня её, между прочим, и так почти нет!» — выдал он, и она залилась хохотом, чуть не свалившись со стула, её «дроны» затряслись, как желе на вибростоле. «Ой, ну ты шутник, я прям влюбилась! Пойдём, мой бледненький, ща я тебя разогрею!» — и с этими словами она вскочила, схватила его за воротник и потащила обратно в гущу абсурда, пока он мысленно молился всем тёмным силам о пощаде. «Боже, за что ты так со мной! Я ж, бляха, ничего не сделал!» — орал он, пока зелёная тащила его за воротник, как упрямого осла на поводке, прямо в сердце танцпола. Его крики тонули в грохоте колонок, из которых вдруг вырвался новый трек — что-то среднее между техно и воплями демонов, которых насильно заставили петь в хоре. Толпа среагировала мгновенно: люди вокруг начали дёргаться, как зомби, подключённые к высоковольтным проводам. Руки взлетали вверх, ноги топали вразнобой, а лица искажались в гримасах, будто кто-то одновременно бил их током и щекотал подмышками.

Зелёная, не теряя ни секунды, вцепилась в него ещё крепче, её пальцы с облупленным маникюром впились в его плечи. «Давай, мой ледяной, шевели костями, а то я ща сама тебя раскачаю!» — проорала она ему в ухо, перекрикивая музыку, и тут же начала свой танец — смесь припадка и соблазнения. Она дрыгала ногами, как марионетка с порванными нитками, а её «дроны» подпрыгивали так, что могли бы сбить низколетящий снаряд.

Он пытался вырваться, но было поздно — толпа сомкнулась вокруг, и его затянуло в этот зомбированный хаос. Кто-то наступил ему на ногу, другая девица, с волосами, выкрашенными в цвет ядерной сирени, случайно ткнула его локтем в рёбра, а стриптизёрша с мохнатой промежностью, снова голая и блестящая, подскочила сзади и шлёпнула его по заднице с криком: «Жги, бледненький!» Его клыки непроизвольно выдвинулись, глаза закатились, и он понял, что это не просто ночь в клубе — это ад, который он каким-то образом проглядел за свои века существования. А зелёная всё орала: «Ну ты где там, не отставай!» — и крутилась вокруг него, как спутник на орбите, пока он мысленно прощался с остатками своего бессмертного рассудка. «Надо валить отсюда!» — пронеслось в его голове, пока он уворачивался от очередного шлепка мохнатой стриптизёрши и пытался не задохнуться от клубничного перегара зелёной. И тут, как по заказу, судьба подкинула ему шанс: к нему подкатилась какая-то девица в блестящем топике, больше похожем на фольгу от шоколадки, и начала крутить задницей с таким усердием, будто пыталась накрутить себе новый позвоночник. Её ягодицы вращались, как два вентилятора на максимальной скорости, и он на секунду замер, ошеломлённый этим гипнотическим зрелищем.

Зелёная, заметив конкурентку, выпучила глаза, как лягушка, которой наступили на лапу, и заорала: «А ну, швабра фольгированная, пшла вон от моего ледяного!» — и ринулась в бой, размахивая руками, словно ветряная мельница на стероидах. Её платформы топали по полу, как боевые барабаны, а волосы хлестали воздух, будто она пыталась отогнать рой невидимых мух. «Фольгированная» не растерялась и ответила тем же, махая руками, как пьяный дирижёр на концерте для глухих. Толпа, увидев этот махающий хаос, решила, что это новый челлендж, и тут же все начали дёргать руками в разные стороны — кто-то попал соседу по лицу, кто-то сбил стакан с барной стойки, а один парень вообще улетел в угол, споткнувшись о собственные конечности.

Он не стал ждать развязки этой битвы титанов и, пользуясь моментом, рванул к выходу, расталкивая зомбированную толпу. Выскочив на холодный воздух, он пробежал несколько кварталов, пока не оказался дома — в своей тёмной квартире с огромным гробом посреди комнаты, обитым чёрным бархатом и украшенным серебряными черепами. «С меня хватит таких вылазок, пора забыть это, как старый сон», — пробормотал он, наливая себе бокал красного вина из старинного графина. Он уже собирался забраться в гроб, предвкушая покой, как вдруг крышка со скрипом откинулась, и изнутри вылезла она — зелёная, с растрёпанными волосами и всё ещё в жёлтых трусах, на которых теперь остался один полуживой смайлик.

«Ну ты блин ваще даёшь, я за тобой бежала через всю Москву, чуть платформы не стоптала!» — завопила она, вываливаясь из гроба и тут же плюхаясь на пол, как мешок с картошкой. Её «дроны» подпрыгнули, а она, потирая ушибленное колено, добавила: «Думала, ты меня к себе в склеп затащить хочешь, романтик ледяной!» Он замер с бокалом в руке, глядя на неё, и понял: от судьбы не убежишь, не уйдёшь, не спрячешься — даже в гробу. «Да чтоб тебя…» — выдохнул он, а она хихикнула: «Ну что, наливай мне тоже, будем жить вечно вместе, мой бледненький!» — и тут он осознал, что эта ночь была только началом его персонального комичного ада.

Хруст в Темноте

Тоня, Марта и Маша мчались по пустынному шоссе в стареньком «Жигули», который скрипел и дребезжал на каждом повороте, словно жалуясь на свою нелёгкую жизнь. В салоне пахло дешёвыми духами, жвачкой и слегка подгоревшей мечтой о больших деньгах. Тоня, сидя за рулём, то и дело поправляла зеркало заднего вида, чтобы полюбоваться своими накладными ресницами, которые она приклеила накануне с помощью супер-клея — теперь они держались намертво, хоть и немного чесались. Марта, развалившись на пассажирском сиденье, листала какой-то мятый журнал про богатых мужиков, мечтательно причмокивая губами, накрашенными ярко-розовой помадой. Маша на заднем сиденье грызла ногти и болтала ногами, пытаясь попасть в ритм старой попсы, что хрипела из колонок.

— Слушай, Тонь, а если мы найдём миллионера, ты с ним сразу замуж пойдёшь или сначала шубу выпросишь? — хихикнула Маша, пнув спинку сиденья.

— Шубу, конечно, — фыркнула Тоня, не отрывая глаз от дороги. — А то вдруг он передумает, а я без шубы останусь. Лохов надо брать тёпленькими.

— А я бы яхту попросила, — мечтательно протянула Марта, облизнув палец, чтобы перевернуть страницу. — И чтобы капитан был молодой. С кубиками.

Девушки захихикали, но тут машина вдруг кашлянула, задёргалась, как в припадке, и с жалобным стоном заглохла прямо посреди шоссе. Тишина накрыла их, как мокрое одеяло, нарушаемая лишь далёким воем ветра да скрипом остывающего металла. Тоня хлопнула по рулю, Марта уронила журнал, а Маша вскрикнула:

— Это что, всё? Приехали?

Машина сломалась, шоссе пустовало, а их приключение, сами того не зная, только начиналось. Тоня вылезла из машины первой, хлопнув дверью так, что та чуть не отвалилась. Она упёрла руки в бёдра и уставилась на капот, словно взглядом могла заставить двигатель ожить. Марта, пыхтя, выбралась следом, придерживая подол своей короткой юбки, которая и без того мало что скрывала. Маша осталась сидеть внутри, прижавшись носом к стеклу, и жалобно протянула:

— Девчонки, а вдруг тут волки? Или медведи? Я в кино видела, как медведь машину разломал!

— Да какие медведи, Маша, ты что, в лесу, что ли? — огрызнулась Тоня, пнув колесо. — Это шоссе, тут максимум дальнобойщики шастают. Хотя… если симпатичный попадётся, я не против.

Марта хмыкнула и начала рыться в сумочке в поисках телефона, но, подняв глаза, замерла:

— Эм, девки, а у вас тоже связи нет?

Тоня выхватила свой старенький смартфон с треснувшим экраном и чертыхнулась — ни одной полоски. Маша, наконец, вылезла из машины, нервно теребя подол своей футболки с надписью «I’m too sexy», и пискнула:

— Это что, теперь пешком топать? У меня кроссы новые, я их только вчера с али заказала!

— Спокойно, — Тоня попыталась взять ситуацию в свои руки, хотя сама уже начала ёрзать. — Ща капот открою, посмотрю, что там. Я в ютубе ролик видела, как движок чинить.

Она с умным видом подняла капот, и оттуда повалил едкий дым, заставив её отскочить с визгом. Марта закашлялась, а Маша, театрально закатив глаза, заявила:

— Ну всё, Тонь, ты механик от бога. Может, ещё свечи ему споёшь, чтоб завёлся?

И тут, пока они спорили, из-за деревьев снова донёсся звук — уже ближе. Не просто хруст, а что-то ритмичное, будто шаги. Тяжёлые, уверенные. Подруги замолчали, уставившись в сторону леса. В сумерках, что медленно сгущались над шоссе, мелькнула тень — высокая, угловатая, с чем-то длинным в руках. Тоня сглотнула, Марта вцепилась в её локоть, а Маша прошептала:

— Это… это что, мужик?

— Или маньяк, — буркнула Тоня, пытаясь сохранить лицо. — Если маньяк, то пусть хотя бы богатый будет.

Тень приближалась, и вскоре из-за деревьев вышел он — здоровенный детина в потёртой кожаной куртке, с топором в одной руке и… пакетом чипсов в другой. Лицо его скрывала тень от капюшона, но зубы — белые и кривые — блеснули в ухмылке, когда он заговорил низким, хриплым голосом:

— Сломались, красотки? А я тут как раз мимо шёл. С топором и добрым сердцем.

И хрустнул чипсами, глядя на них так, будто они были следующим блюдом в меню. Тоня выпрямилась, гордо задрав подбородок, хотя внутри у неё всё сжалось от вида этого громилы. Она решила, что лучше держать марку — вдруг получится выкрутиться.

— Ну, допустим, сломались, — начала она, скрестив руки на груди. — А ты кто такой? Дровосек, что ли? Или просто топором по лесу гуляешь, как нормальный человек?

Детина хмыкнул, шагнул ближе и откинул капюшон. Лицо у него оказалось неожиданно молодым, хоть и покрытым трёхдневной щетиной, а глаза — тёмные, с каким-то странным блеском. Он сунул чипсы под мышку и похлопал топором по ладони, будто это был старый друг.

— Зови меня Серёга, — прогундосил он, растягивая слова. — Я тут… местный. Помогаю заблудшим душам. Особенно таким аппетитным, как вы. — И подмигнул Маше, отчего та ойкнула и спряталась за Марту.

Марта, пытаясь выглядеть невозмутимой, поправила волосы и кашлянула:

— Слушай, Серёга, если ты такой добрый, может, машину посмотришь? Мы бы отблагодарили… ну, деньгами, если найдутся. У нас в сумках где-то мелочь валяется.

Серёга оскалился ещё шире, будто сама идея денег его позабавила.

— Деньги — это скучно, — сказал он, облизнув губы. — А вот компания трёх таких цыпочек… это уже интересней. Давайте так: я вам движок гляну, а вы мне… развлечение устроите. А то в лесу скучно, только белки да ежи — никакого веселья.

Тоня закатила глаза, но внутри у неё похолодело. Она бросила быстрый взгляд на подруг: Марта уже нервно теребила ремешок сумочки, а Маша выглядела так, будто вот-вот расплачется.

— Развлечение, говоришь? — протянула Тоня, стараясь выиграть время. — А что ты умеешь, кроме как чипсы жрать и топором махать? Может, станцуешь нам, а мы похлопаем?

Серёга расхохотался — громко, с присвистом, отчего у девушек мурашки побежали по спине. Он шагнул ещё ближе, так что запах его пота и дешёвого одеколона ударил в нос.

— О, я танцор ещё тот, — сказал он, крутанув топор в воздухе с ловкостью, которой от такого амбала никто не ждал. — Но сначала давайте движок ваш глянем. А то вдруг вы тут надолго застрянете… со мной.

Он прошёл к машине, небрежно откинув капот шире, и начал копаться в моторе, что-то бормоча себе под нос. Тоня шепнула подругам:

— Девки, он псих какой-то. Надо валить, пока он занят.

— Куда валить? — прошипела Маша. — В лес? Там темно, я каблук сломаю!

— Да лучше каблук, чем шею, — огрызнулась Марта, косясь на Серёгу.

Но не успели они ничего решить, как Серёга выпрямился, вытер руки о штаны и повернулся к ним с ухмылкой:

— Плохи дела, красотки. Тут не починишь на месте. Но у меня домик недалеко. Пойдёмте, переночуете, а утром что-нибудь придумаем. — Он сделал паузу, глядя на них с прищуром. — Или останетесь тут. С волками. Выбирайте быстро, а то я ждать не люблю.

И снова хрустнул чипсами, будто это был финальный аккорд его предложения. Подруги переглянулись, будто каждая ждала, что другая придумает гениальный план. Но выбора особо не было: ночь опускалась на шоссе, как тяжёлая занавеска, а ветер уже завывал так, что казалось, будто кто-то скребётся в окна заглохшей машины. Тоня, сжав зубы, кивнула:

— Ладно, Серёга, веди к своему домику. Но смотри, без фокусов, а то я тебе этим топором сама мозги вправлю.

Серёга хохотнул, будто она сказала что-то невероятно смешное, и махнул рукой в сторону леса:

— За мной, цыпочки. Тут недалеко, шагайте веселей, а то ноги замёрзнут в ваших тряпочках.

Девушки, ворча и спотыкаясь, побрели за ним. Маша цеплялась за Марту, то и дело ойкая, когда ветки хлестали её по ногам, а Тоня шла впереди, стараясь не терять из виду широкую спину Серёги. Путь оказался неожиданно коротким — минут через десять деревья расступились, и перед ними возник дом. Не какой-то там сарай с дырявой крышей, как они ожидали, а приличный двухэтажный коттедж с широкими окнами, чистыми стёклами и даже аккуратной клумбой у входа. Свет изнутри лился тёплый, почти уютный.

— Это что, твой? — вырвалось у Марты, которая уже представляла, как внутри их ждёт заваленная хламом берлога с ржавыми капканами на стенах.

— А чей же ещё? — хмыкнул Серёга, открывая дверь. — Заходите, не стесняйтесь. У меня тут всё по высшему разряду.

Внутри и правда было просторно: большая гостиная с мягким диваном, камином, где потрескивали дрова, и даже ковром на полу — не новым, но чистым. На стенах висели картины с пейзажами, а не головы оленей, как можно было ожидать от мужика с топором. Кухня в углу блестела кафелем, и пахло чем-то съедобным — то ли супом, то ли жареным мясом.

Маша, забыв про страх, плюхнулась на диван и тут же завизжала от восторга:

— Девки, тут подушки мягкие! Как в отеле!

Тоня, всё ещё настороженная, обошла комнату, заглядывая в углы, будто искала спрятанные ловушки. Марта же подошла к Серёге, который уже бросил топор у двери и снимал куртку, обнажая неожиданно подтянутую фигуру в застиранной футболке.

— Слушай, а ты точно не миллионер? — спросила она, прищурившись. — Домик-то недешёвый.

Серёга ухмыльнулся, обнажив свои зубы:

— Миллионер? Не-а. Просто люблю комфорт. А лес — он бесплатный, зато просторный. Располагайтесь, девчонки. Сейчас чаю заварю. Или чего покрепче хотите?

— Чай, — быстро сказала Тоня, бросив на подруг взгляд, мол, не расслабляйтесь. — И без всяких там добавок, понял?

— Как скажешь, командирша, — хохотнул Серёга и пошёл на кухню, напевая что-то под нос.

Девушки уселись на диван, шепчась между собой. Маша теребила подушку, Марта косилась на картины, а Тоня не сводила глаз с Серёги, который гремел посудой. Всё выглядело слишком… нормально. И от этого становилось ещё страшнее. А потом из кухни донёсся его голос, весёлый и чуть хриплый:

— Кстати, девки, у меня подвал есть. Большой, просторный. Хотите глянуть? Там у меня… игрушки всякие.

И снова этот его хруст чипсами, от которого кровь стыла в жилах. Тоня напряглась, услышав про подвал. Она сжала кулаки и бросила на подруг взгляд, полный немого приказа: «Молчать и не дёргаться». Марта, которая уже начала расслабляться под треск камина, снова насторожилась, а Маша, наоборот, хлопнула в ладоши, будто ей предложили экскурсию в парк аттракционов.

— Игрушки? — прошептала она, не замечая, как Тоня шипит ей «заткнись». — Это типа куклы или что? У меня дома Барби была, только без одной ноги, я её в детстве потеряла…

Серёга повернулся от плиты, держа в руках чайник, и его ухмылка стала шире, почти до ушей.

— Не совсем куклы, Машенька, — протянул он, ставя чайник на стол. — Там у меня… коллекция. Для особых гостей. Вы же особые, да? Такие милые, такие… свеженькие.

Тоня встала, уперев руки в бёдра, и шагнула к нему, стараясь выглядеть грозно, хотя внутри у неё всё дрожало.

— Слушай, Серёга, давай без загадок. Что у тебя в подвале? Если это какой-то подвох, я тебе этот чайник знаешь куда засуну?

Серёга расхохотался, хлопнув себя по колену, и даже пролил немного воды из чайника на пол.

— Ох, командирша, ты мне нравишься! Прямая, как топор. Ладно, расслабьтесь, я не маньяк какой-нибудь. В подвале у меня мастерская — инструменты, деревяшки, всякое такое. Хобби у меня — мебель мастерить. Хотите, покажу? Или сразу чаю попьём?

Марта выдохнула с облегчением, а Маша захлопала глазами:

— Мебель? Серьёзно? А диваны делаешь? Я бы такой домой забрала!

— Диваны, столы, шкафы, — кивнул Серёга, разливая чай по кружкам. — Могу и для вас что-нибудь сварганить. Если, конечно, останетесь подольше.

Тоня всё ещё не доверяла ему, но запах чая — травяного, с ноткой мяты — немного её успокоил. Она взяла кружку, но пить не стала, просто грела руки, наблюдая за каждым движением Серёги. Он сел напротив, вытянув длинные ноги, и начал рассказывать, как однажды сделал стол из старого дуба, который нашёл в лесу. Голос у него был низкий, почти убаюкивающий, и девушки, сами того не замечая, начали расслабляться. Маша даже хихикнула, когда он пошутил, что его стол «сам ходил по комнате, пока не прибил ножки гвоздями».

Но идиллия длилась недолго. Внезапно свет в доме мигнул и погас. Камин остался единственным источником света, бросая длинные тени на стены. Маша взвизгнула, пролив чай себе на колени, Марта вскочила, а Тоня крепче сжала кружку, готовая запустить её в Серёгу, если что.

— Это что ещё за фокусы? — рявкнула она.

Серёга медленно поднялся, его силуэт в полумраке казался ещё больше, и пожал плечами:

— Генератор, видать, заглох. Бывает. Пойду проверю. А вы… посидите тут. Или со мной хотите? В подвале он стоит, рядом с моей мастерской.

Он взял топор, лежавший у двери, и подмигнул им, прежде чем шагнуть к лестнице, ведущей вниз. Скрип ступеней эхом разнёсся по дому, а потом наступила тишина. Тоня посмотрела на подруг и прошептала:

— Девки, я ему не верю. Надо либо за ним идти, либо валить отсюда, пока он там копается.

— В лес? Без света? — пролепетала Маша. — Я лучше тут останусь!

— А я за ним пойду, — неожиданно сказала Марта, сжав губы. — Если он псих, лучше знать сразу, чем ждать, пока он с топором вернётся.

И, не дожидаясь ответа, она направилась к лестнице, оставив Тоню и Машу в гостиной, где тени от камина плясали всё зловеще. Марта осторожно спускалась по лестнице, держась за перила, которые скрипели под её рукой, словно жалуясь на каждый шаг. Свет от камина едва доходил до подвала, и с каждым шагом темнота сгущалась, обволакивая её, как холодный туман. Она слышала, как где-то впереди Серёга что-то бормочет — то ли ругается, то ли напевает, — и звук этот, перемешанный с металлическим лязгом, заставлял её сердце колотиться быстрее. Внизу лестницы она остановилась, пытаясь разглядеть хоть что-то в полумраке.

— Серёга? — позвала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Ты где там?

— Тут я, красотка, — донеслось из глубины подвала, и тут же вспыхнул тусклый свет фонаря, который он, видимо, включил. Луч выхватил его фигуру: он стоял у здоровенного генератора, весь в масле, с топором, небрежно воткнутым в деревянный ящик рядом. — Иди сюда, погляди, какая штука. Только не наступи на гвозди, я тут утром рассыпал, лень было собирать.

Марта шагнула вперёд, обходя какие-то тёмные пятна на полу — то ли грязь, то ли что похуже. Подвал оказался неожиданно большим: вдоль стен тянулись стеллажи с инструментами, досками и какими-то странными деревянными фигурами, похожими на манекены. В углу стояла самодельная кровать с продавленным матрасом, а рядом — старый телевизор с треснувшим экраном. Запах сырости мешался с ароматом свежей стружки, и от этого сочетания у Марты закружилась голова.

— Это что, ты тут живёшь? — спросила она, стараясь не смотреть на топор.

— Бывает, — хмыкнул Серёга, ковыряясь в генераторе отвёрткой. — Когда лень наверх тащиться. Уютно же, а? Как в берлоге. — Он вдруг повернулся к ней, и луч фонаря осветил его лицо снизу, сделав его похожим на какого-то киношного психа. — А ты чего спустилась? За мной соскучилась?

Марта сглотнула, но решила не отступать:

— Да просто проверить, не затеял ли ты чего. Мы вообще-то не в гости приехали, а машину чинить.

Серёга хохотнул, вытер руки о штаны и шагнул к ней ближе, чем ей хотелось бы.

— Машина ваша — хлам, — сказал он, понизив голос. — Но я могу вас подвезти… завтра. А пока расслабьтесь. Или боитесь меня, а? Зря. Я добрый. Пока мне весело.

Тем временем наверху Тоня ходила кругами по гостиной, прислушиваясь к звукам из подвала. Маша сидела на диване, поджав ноги, и шептала:

— Тонь, а вдруг он её там топором зарубил? Я слышала, как что-то стукнуло!

— Не стукнуло, а скрипнуло, — огрызнулась Тоня, хотя сама уже начала нервничать. — Но, если она через пять минут не вернётся, я туда полезу. С чайником.

И тут свет снова мигнул — раз, другой, — и загорелся. Лампы в гостиной осветили комнату, а из подвала донёсся довольный возглас Серёги:

— Готово, цыпочки! Живём дальше!

Марта поднялась наверх, бледная, но целая. Она бросила взгляд на Тоню и прошептала:

— Там в подвале… странно всё. Какие-то фигуры деревянные, как люди. И кровать. Он точно не в порядке.

Тоня нахмурилась, а Маша, услышав про кровать, пискнула:

— Это что, он там спит? С топором под подушкой?

Серёга появился следом, весь в масле, но с довольной ухмылкой. Он бросил отвёртку на стол и потянулся к пакету чипсов, который каким-то чудом всё ещё был с ним.

— Ну что, девки, теперь уютно? — спросил он, хрустя чипсами. — Или ещё развлечений хотите? У меня в подвале кино можно устроить. Телик старый, но работает. Любите ужастики?

И его взгляд, пробежавший по каждой из них, был таким, что уютнее точно не стало. Тоня смерила Серёгу взглядом, будто прикидывала, как далеко она сможет зашвырнуть его топор, если что. Но решила пока держать себя в руках.

— Ужастики, говоришь? — фыркнула она. — Да мы уже в одном снимаемся, с тобой в главной роли. «Чипсовый маньяк: хруст в ночи». Бюджет — три рубля и твоя харизма.

Серёга загоготал, чуть не подавившись чипсиной, и хлопнул себя по колену так, что Маша подпрыгнула на диване.

— О, командирша, ты жжёшь! — прогундосил он, вытирая слёзы от смеха. — Может, и правда кино снять? У меня в подвале реквизит найдётся. Есть пара деревянных кукол — бывшие, так сказать, гости. Не переживайте, сами ушли… ну, почти.

Он подмигнул, и девушки замерли, переглядываясь. Марта кашлянула, пытаясь вернуть разговор в нормальное русло:

— Слушай, Серёга, а ты вообще кто по жизни? Мебельщик, дровосек или просто любитель пугать девок в лесу?

Серёга плюхнулся в кресло напротив, закинув ноги на журнальный столик, и с довольным видом начал жевать очередную чипсину.

— Я, красотки, многопрофильный специалист, — заявил он, растягивая слова. — Днём мебель пилю, ночью лес чищу от лишнего мусора. Бывает, и людишки попадаются — шумные, глупые. Их тоже… утилизирую. Шучу, шучу! Или не шучу? — Он хохотнул, глядя на их вытянувшиеся лица, и добавил: — Да расслабьтесь вы, я ж не людоед. Хотя бабка моя, царство ей небесное, говорила, что из меня супчик бы отменный вышел. С чипсами вместо сухариков.

Маша вцепилась в подушку, а Тоня закатила глаза, но уголки её губ всё же дёрнулись в усмешке.

— Супчик, значит? — протянула она. — Ну, если что, мы тебя первым скормим волкам. У тебя мясо пожёстче, чем у нас.

— Это точно, — подхватил Серёга, похлопав себя по животу. — Я ж крепкий, как мой столик. Один раз медведь на меня вышел, так я ему топором в лоб — хрясь! Теперь у меня шкура в подвале валяется. Хотите потрогать? Мягкая, как Машина попка.

Маша поджала ноги ещё сильнее, а Марта не выдержала и хихикнула:

— Ты бы фильтровал базар, Серёга. А то мы подумаем, что ты нас в подвал заманиваешь не кино смотреть, а шкуры снимать.

— Да какие из вас шкуры? — хмыкнул он, оглядев их с ног до головы. — Так, шкурки. На тапочки разве что. Хотя… — Он сделал паузу, будто задумался, а потом расхохотался: — Ладно, шучу! Вы ж мои гостьи, я вас пальцем не трону.

Он встал, потянулся так, что футболка задралась, обнажив кубики загорелого живота, и пошёл на кухню за новой порцией чая. Пока он гремел кружками, Тоня шепнула подругам:

— Он либо клоун или псих, или гений юмора. Но я за ним слежу. Если что, топор у двери, я первая добегу.

Серёга вернулся с подносом, на котором дымились кружки, и плюхнул его на стол.

— Пейте, цыпочки, — сказал он, снова усаживаясь в кресло. — А то от страха у вас уже лица, как у моих кукол в подвале. Кстати, одна из них на тебя, Марта, похожа. Тоже глаза такие большие, только молчит лучше. Может, познакомлю вас? Она не кусается. Уже.

И он захрустел чипсами, глядя на них с такой довольной рожей, будто только что выиграл в лотерею. Тоня взяла кружку, но пить не спешила — нюхала чай, будто детектив из сериала, выискивающий яд. Марта тоже сидела настороже, а Маша, наоборот, схватила свою кружку и начала дуть на пар, будто это был её последний шанс согреться перед концом света.

— Серёга, — начала Тоня, прищурившись, — ты всё шутишь про подвал, кукол, шкуры. А если серьёзно? Что ты там прячешь? Трупы? Наркоту? Или просто порнуху на VHS?

Серёга откинулся в кресле, закинув руки за голову, и растянул губы в такой ухмылке, что казалось, она сейчас треснет.

— Командирша, ты прям следователь, а? — хохотнул он. — Ладно, раскрою секрет: в подвале у меня… мечта детства. Кукольный театр! Серьёзно! Делаю марионеток, сам нитки дёргаю, сам за них говорю. Иногда соседям показываю, если они остаются в живых после моего пения. — Он сделал паузу, глядя на их ошарашенные лица, и добавил: — А трупы? Ну, были бы, если б вы меня достали. Но пока вы милые, так что пейте чай, не портьте мне настроение.

Маша поперхнулась чаем и закашлялась, а Марта, не выдержав, прыснула со смеху:

— Кукольный театр? Ты? С топором? Это что, «Красная Шапочка» в жанре триллера?

— Ага, — подхватил Серёга, подмигнув. — Волк там я, а бабушка… ну, она не пережила финал. Шучу, шучу! Хотя… — Он почесал щетину и задумчиво протянул: — Может, вас в спектакль записать? Тоня — злая ведьма, Марта — принцесса, а Маша… Маша будет вкусным пирожком. Как идея?

Маша дернулась и чуть не уронила кружку, а Тоня фыркнула, но уже с меньшей злостью:

— Ты бы лучше машину нашу в спектакль записал. Чинить будешь или нет, кукольник?

— Чинить? — Серёга сделал вид, что задумался, а потом хлопнул себя по лбу. — Точно, я ж обещал! Но ночью в лес не полезу — там сейчас темно, как у меня в душе после смерти хомяка. Завтра с утречка гляну, а пока отдыхайте. Или давайте кино включим. У меня есть «Пила» на кассете. Люблю, знаете ли, вдохновляться. — И он захрустел чипсами так громко, что Маша снова вздрогнула.

Тоня поставила кружку на стол и скрестила руки:

— Слушай, а ты вообще нормальный? То топор, то куклы, то хомяки. У тебя в голове что, чипсы вместо мозгов?

— Ага, картофельный процессор, — кивнул Серёга, ничуть не обидевшись. — Зато не глючит. А вы, девки, смешные. Приехали, сломались, а теперь сидите, как три курицы перед супом. Расслабьтесь, я ж не кусаюсь. Ну, почти. — Он подмигнул Маше, и та опять спряталась за подушку.

Марта решила сменить тему, пока Тоня не сорвалась:

— Ладно, а что у тебя с едой? Чай — это хорошо, но я бы чего пожевала. Кроме твоих чипсов.

Серёга вскочил с кресла с неожиданной прытью и махнул рукой в сторону кухни:

— О, у меня там котёл супа! Картошка, мясо, морковка — всё, как бабка учила. Только не спрашивайте, чьё мясо, а то опять убежите еще. Шучу! Говядина, честно. Пойду разогрею, а вы тут не деритесь за топор, он мне ещё нужен.

Он ушёл на кухню, напевая что-то про «косточки в бульоне», а девушки остались в гостиной, глядя друг на друга. Тоня шепнула:

— Этот придурок либо реально безобидный, либо нас завтра в супе найдут.

— Да ладно, — хихикнула Марта. — Он смешной.

Маша, всё ещё сжимая подушку пробормотала.

— Но я спать не буду. Вдруг он ночью с куклами придёт?

Серёга вернулся с кухни, неся огромную кастрюлю, от которой поднимался пар с таким густым мясным запахом, что у Маши аж слюнки потекли, несмотря на её страхи. Он поставил её на стол с таким грохотом, что девушки подпрыгнули, а потом хлопнул в ладоши, будто ведущий на шоу.

— Ну что, цыпочки, супчик готов! — объявил он, сверкая своей кривозубой ухмылкой. — Ешьте, пока горячий, а то остынет — будет как мои бывшие: холодные и никому не нужные. — Он хохотнул и подмигнул Маше: — Ты первая, пирожок, тебе добавки положу. Чтоб попка ещё мягче стала.

Маша покраснела и пробормотала что-то невнятное, а Тоня, не теряя бдительности, взяла ложку и начала ковыряться в супе, будто искала улики.

— Если тут палец чей-то найду, Серёга, — процедила она, — ты сам этот суп до дна выжрешь. Через нос.

— О, командирша, ты прям Шерлок в юбке! — заржал Серёга, усаживаясь обратно в кресло. — Не боись, пальцы я в подвале оставил. Шучу, шучу! Там только картошка и говядина. Ну, и секретный ингредиент — моя любовь к хорошей компании. — Он сделал театральную паузу, глядя на их настороженные лица, и добавил: — А может, и капля крысиного яда. Для вкуса.

Марта хмыкнула, но всё же решилась попробовать суп. Маша последовала её примеру, а Тоня, вздохнув, тоже зачерпнула ложку — голод пересилил паранойю. Суп оказался на удивление вкусным: густой, наваристый, с идеальной щепоткой соли. На минуту в гостиной воцарилась тишина, нарушаемая только звяканьем ложек да треском дров в камине. Но эта тишина была какой-то… липкой, словно перед грозой.

А потом где-то в доме скрипнула половица. Не громко, но достаточно, чтобы все замерли. Тоня подняла глаза от тарелки, Марта сглотнула, а Маша чуть не уронила ложку.

— Это что ещё? — прошептала она, глядя на Серёгу огромными глазами.

Серёга пожал плечами, не переставая жевать чипсы, которые он снова откуда-то вытащил.

— Дом старый, — сказал он как ни в чём не бывало. — Половицы скрипят, мыши бегают, призраки бабки моей суп требуют. Обычное дело. — Он хрустнул чипсиной и добавил: — Или это мои куклы проснулись. Они, знаете, ночью активные. Особенно та, что на Марту похожа.

Марта поперхнулась супом, а Тоня медленно положила ложку на стол, её рука уже тянулась к чайнику — единственному оружию под рукой.

— Ты серьёзно? — процедила она. — Или опять свои шуточки?

— Да какие шуточки, — хмыкнул Серёга, но в его голосе мелькнула какая-то странная нотка. — Говорю ж, дом живой. Слушайте. — Он замолчал, и тут снова раздался скрип — уже ближе, где-то за стеной у лестницы.

Маша вскочила, уронив тарелку на ковёр, и суп растёкся тёмным пятном, будто кровь в дешёвом ужастике.

— Я же говорила! — взвизгнула она. — Это куклы! Или призраки! Или он нас обманул!

Серёга медленно поднялся, его ухмылка стала чуть менее весёлой, а глаза прищурились.

— Ну, девки, вы сами напросились, — сказал он, беря топор, который всё это время лежал у двери. — Пойду гляну, кто там шалит. А вы… не убегайте далеко. В лесу ночью холодно, а у меня ещё десерт есть. — Он подмигнул и шагнул к лестнице, но перед тем, как скрыться, обернулся: — Если что, кричите. Я быстро вернусь. Или не я.

И с этими словами он исчез в темноте коридора, оставив девушек в гостиной, где тени от камина вдруг показались длиннее и острее, чем раньше. Тоня схватила чайник, Марта вцепилась в ложку, а Маша начала тихонько подвывать, глядя на пятно супа на ковре. Скрип повторился — теперь уже прямо над их головами. Тоня сжала чайник так, что костяшки побелели, и прошипела подругам:

— Девки, если это его куклы, я их чайником расколочу. А если он сам психует — топор отберу и в подвал запру. Сидите тихо.

Марта кивнула, всё ещё держа ложку, как оружие, а Маша, всхлипывая, вжалась в диван, шепча:

— Я же говорила, он маньяк… или куклы маньяки… или призраки… я домой хочу!

Сверху снова скрипнуло — теперь громче, будто кто-то прошёл по комнате над гостиной. Потом ещё раз, и ещё — шаги, медленные, тяжёлые, с каким-то странным шорохом, словно что-то волочилось по полу. Тоня медленно подняла глаза к потолку, где старые деревянные балки казались теперь не такими уж уютными.

— Это не Серёга, — прошептала Марта, её голос дрожал. — Он же вниз пошёл. А это… сверху.

— Может, крысы? — пискнула Маша, но тут же сама себя опровергла: — Нет, крысы так не топают. Это кто-то большой!

Тоня хотела что-то ответить, но тут из коридора, куда ушёл Серёга, донёсся его голос — громкий, с ноткой весёлого недоумения:

— Эй, цыпочки, вы там половицы не ломаете? А то я слышу, кто-то топает, как медведь после пьянки!

Девушки замерли, переглядываясь. Если Серёга внизу, то кто тогда наверху? Тоня, не выдержав, крикнула в сторону лестницы:

— Серёга, ты что, с куклами своими играешь? Или у тебя гости незваные?

Ответ пришёл не сразу. Сначала послышался его хриплый смешок, а потом он высунулся из коридора, держа топор в одной руке и фонарь в другой. Его лицо, освещённое снизу, выглядело как маска из дешёвого хоррора.

— Гости? — переспросил он, хрустнув чипсами, которые, похоже, всегда были у него под рукой. — Да какие гости, я ж не гостиница «У Весёлого Топора». Это, поди, чердак скрипит. Там у меня старый сундук с бабкиными шмотками, тяжёлый, как её характер. Иногда сам по себе ездит. — Он сделал паузу, глядя на их перепуганные лица, и добавил: — Или это она сама вернулась. Говорила же, что за супом явится.

Маша взвизгнула, а Марта швырнула в него ложку, которая со звоном отлетела от стены.

— Хватит пугать, придурок! — рявкнула она. — Иди проверь, что там, или мы сами пойдём!

Серёга хмыкнул, поднял ложку с пола и сунул её в карман, будто сувенир.

— Ладно, ладно, не кипятись, принцесса, — сказал он, всё ещё посмеиваясь. — Пойду гляну, что за чертовщина. А вы пока суп доедайте, а то остынет — и призраки обидятся. — Он подмигнул и, напевая что-то вроде «бабка, бабка, не шуми», начал подниматься по лестнице на второй этаж, топая так громко, что его шаги заглушили очередной скрип.

Девушки остались внизу, прислушиваясь. Секунды тянулись как часы. Тоня поставила чайник обратно на стол, но руку с него не убрала — мало ли. Марта подобрала с пола упавшую тарелку Маши, а сама Маша начала тихонько подвывать:

— Если там призрак… или кукла… или бабка с топором… я не переживу…

И тут сверху раздался громкий стук — будто что-то тяжёлое упало. За ним — приглушённый мат Серёги и его голос:

— Ах ты ж чёрт старый! Девки, всё норм, это сундук свалился! Бабкины тряпки по полу разлетелись, как её проклятья при жизни!

Тоня выдохнула, но напряжение не ушло. Она посмотрела на лестницу, где свет от фонаря Серёги мелькал, как маяк в тумане, и шепнула подругам:

— Либо он правду говорит, либо сейчас сундук с бабкой сюда притащит. Готовьтесь.

А сверху снова послышался его голос, уже с чёрным смешком:

— О, тут ещё её вставная челюсть нашлась! Щёлкает, зараза, как живая. Может, вам на память оставить? Тоня резко встала, смахнув со стола пустую кружку, которая со звоном покатилась по полу. Её терпение лопнуло, как старый шланг под напором.

— Всё, девки, хватит сидеть, — рявкнула она, хватая чайник, будто это был боевой молот. — Идём наверх. Если этот клоун решил нас разыгрывать, я ему челюсть бабкину в глотку засуну. А если там что-то серьёзное — разберёмся сами.

Марта, всё ещё сжимая тарелку, как щит, кивнула, хотя в её глазах мелькнула тень сомнения. Маша же вскочила, но тут же споткнулась о подушку, которую всё это время сжимала, и чуть не растянулась на ковре.

— Я с вами, но, если там призрак, я убегу! — пискнула она, хватаясь за руку Марты.

Тоня шагнула к лестнице, её кроссовки скрипнули по деревянному полу, и она начала подниматься, держа чайник наготове. Ступени жалобно стонали под её весом, а свет от камина внизу становился всё тусклее, оставляя лестницу в полумраке. Марта и Маша плелись следом, шёпотом споря, кто будет кричать первой, если что.

Наверху их встретил узкий коридор с обшарпанными обоями и закрытыми дверями по обе стороны. Свет фонаря Серёги мелькал в дальнем конце, где, судя по всему, был чердак. Оттуда доносились его голос и странные звуки — то ли шорох, то ли скрежет, будто кто-то двигал что-то тяжёлое.

— Серёга! — крикнула Тоня, её голос эхом отразился от стен. — Ты там живой ещё, или бабка тебя уже сожрала?

Ответ пришёл с хриплым смешком:

— Живой, командирша! Тут просто сундук старый развалился. И челюсть эта щёлкает, как будто со мной спорит. Идите сюда, гляньте, ржака же!

Тоня, не особо веря в его «ржаку», двинулась вперёд, подруги за ней. Они дошли до конца коридора, где лестница вела на чердак — узкая, шаткая, с пыльными перилами. Свет фонаря Серёги бил сверху, освещая его силуэт: он стоял на коленях, копаясь в куче старых тряпок и каких-то железяк, что вывалились из опрокинутого сундука.

— Смотрите, — сказал он, поднимая вставную челюсть, которая и правда щёлкнула, когда он её сжал. — Бабка моя была та ещё зубастая. А вот тут… — Он вытащил что-то длинное и блестящее, похожее на старый нож, и ухмыльнулся: — Это она, видать, для незваных гостей держала.

Маша ойкнула и спряталась за Марту, а Тоня шагнула ближе, прищурившись:

— Ты уверен, что это бабкино, а не твоё? Может, ты тут коллекцию орудий собираешь?

Серёга хохотнул и бросил нож обратно в кучу:

— Да ну, я ж мирный. Это всё её наследство. Хотя… — Он вдруг замер, прислушиваясь, и его ухмылка чуть дрогнула. — Слышите?

Девушки замолчали. Сначала ничего, только ветер завывал за окном да половицы поскрипывали. А потом — тихий, но отчётливый стук. Не сверху, не снизу, а где-то сбоку, за одной из закрытых дверей в коридоре. Тоня медленно повернула голову, Марта сжала тарелку крепче, а Маша прошептала:

— Это… это что?

Серёга поднялся, отряхивая пыль с колен, и взял топор, который лежал рядом.

— А вот это уже не сундук, — сказал он, и в его голосе впервые не было шутки. — Это из спальни старой. Там бабка спала. И, говорят, до сих пор не ушла.

Стук повторился — резкий, настойчивый, как будто кто-то хотел выбраться. Тоня сглотнула, но шагнула к двери, махнув подругам следовать за ней.

— Ладно, кукольник, — процедила она. — Открывай. Посмотрим, кто там стучит. Но если это твой очередной прикол, я тебе этот топор в зад засуну.

Серёга хмыкнул, но уже без прежнего веселья, и подошёл к двери, держа топор наготове. Ручка скрипнула, когда он её повернул, и дверь медленно, с жутким скрипом, начала открываться. Дверь распахнулась с таким протяжным скрипом, что у Маши зубы заныли, а Тоня невольно сжала чайник ещё крепче. Внутри было темно, как в могиле, — свет фонаря Серёги выхватывал лишь кусок пыльного пола да угол старой кровати с продавленным матрасом. Стук прекратился, будто кто-то внутри затаился, поджидая их. Воздух пах плесенью, старым деревом и чем-то сладковатым, от чего у Марты зачесался нос.

— Ну что, цыпочки, заходим? — хмыкнул Серёга, но его голос был тише обычного, а ухмылка казалась натянутой. Он шагнул первым, подняв фонарь повыше, и луч света скользнул по комнате: облупленные обои с цветочным узором, треснувшее зеркало на стене, комод с выдвинутым ящиком, из которого торчала какая-то тряпка. И кровать — огромная, с резными столбиками, покрытая ветхим одеялом, которое шевельнулось. Или показалось, что шевельнулось.

Маша взвизгнула и вцепилась в Марту так, что та чуть не уронила тарелку.

— Оно живое! — прошипела она, тыча пальцем в одеяло. — Там кто-то есть!

Тоня шагнула вперёд, обогнав Серёгу, и рявкнула:

— Если это твоя бабка, Серёга, пусть вылезает и суп готовит, а не прячется, как таракан! — Она ткнула чайником в сторону кровати, готовая швырнуть его при малейшем движении.

Серёга хмыкнул, но уже без прежней бравады, и подошёл к кровати, держа топор наготове. Он медленно протянул руку и резко дёрнул одеяло в сторону. Под ним оказалась… пустота. Только мятая простыня, пожелтевшая от времени, да пара подушек, одна из которых была порвана, и перья торчали наружу.

— Видите? — сказал он, выдохнув с облегчением. — Никого. Это, поди, ветер окно стучит. — Он кивнул на закрытое окно в углу, где ставни слегка дрожали от порывов снаружи.

Но не успели девушки расслабиться, как стук раздался снова — теперь громче, ближе, прямо из-под кровати. Тоня замерла, Марта выронила тарелку, которая разбилась о пол с жалобным звоном, а Маша заорала так, что, кажется, разбудила бы и мёртвых.

— Это не ветер! — крикнула она, пятясь к двери. — Это под кроватью!

Серёга опустился на колени, направив фонарь под кровать. Луч света выхватил пыльные доски, клубы паутины и… что-то тёмное, шевелящееся в углу. Он прищурился, а потом вдруг расхохотался — громко, с присвистом, как будто увидел лучшее шоу в своей жизни.

— Да это ж ёжик! — прогундосил он, вытирая слёзы от смеха. — Забрался сюда, шустрый гад, и лапами топает! — Он сунул руку под кровать и вытащил колючего зверька, который тут же свернулся в клубок, фыркая от возмущения.

Тоня опустила чайник, выдохнув сквозь зубы:

— Ёжик, значит? А ты, кукольник, чуть нас до инфаркта не довёл своими шуточками!

Марта, всё ещё бледная, подобрала осколки тарелки, а Маша, перестав орать, уставилась на ежа с недоверием.

— Он… милый, — пробормотала она, но тут же добавила: — Но я всё равно спать не буду! Вдруг у него друзья тут шныряют!

Серёга, всё ещё посмеиваясь, поднял ежа повыше, будто показывая трофей.

— Друзья? «Да у меня тут целый зоопарк под полом», — сказал он, подмигнув. — Ёжик, мыши, пауки. Может, и бабка где-то шастает, но она тихая, пока суп не почует. — Он хрустнул чипсами, которые вытащил из кармана, и добавил: — Ладно, берите зверя, если хотите, а я пойду окно закрою. А то ещё кто-нибудь залезет.

Он сунул ежа в руки Маше, которая пискнула, но взяла, и пошёл к окну, насвистывая. Но когда он дёрнул ставни, те не поддались — снаружи что-то держало их закрытыми. Серёга нахмурился, посветил фонарём через щель и вдруг замер. Его ухмылка пропала, а голос стал неожиданно серьёзным:

— Девки… тут кто-то снаружи. И это точно не ёжик. Тоня мгновенно насторожилась, шагнув к Серёге с чайником наготове, будто собиралась выбить им окно вместе с незваным гостем. Марта сжала осколок тарелки, а Маша, всё ещё держа ежа, прижалась к стене, шепча:

— Я же говорила… это не куклы… не призраки… это хуже!

Серёга медленно отодвинулся от окна, его фонарь дрожал в руке, выхватывая из темноты лишь кусок мутного стекла. Он повернулся к девушкам, и в его глазах впервые мелькнула не шутка, а что-то похожее на тревогу.

— Там тень, — сказал он тихо, без привычного хохота. — Большая. И… шевелится. Не зверь, точно. У зверей глаза светятся, а тут… ничего.

Тоня подскочила к окну, оттолкнув Серёгу, и прижалась к стеклу, пытаясь разглядеть хоть что-то. Ветер снаружи завывал, ставни скрипели, но за ними было пусто — только чернота леса и слабый отблеск луны. Или не пусто? Ей показалось, что в глубине, у кромки деревьев, что-то мелькнуло — длинное, угловатое, слишком высокое для человека.

— Ты нас разыгрываешь, да? — рявкнула она, обернувшись к Серёге. — Опять твои шуточки про бабку и чипсы?

Но Серёга не улыбался. Он сжал топор покрепче и покачал головой:

— Я бы пошутил, командирша, но это не я. У меня юмор тупой, но без спецэффектов. — Он кивнул на окно. — Это что-то другое. И оно близко.

Маша пискнула, чуть не уронив ежа, который фыркнул и ещё сильнее свернулся в клубок. Марта шагнула к двери, её рука с осколком дрожала.

— Надо вниз, — сказала она, голос срывался. — Закроемся в гостиной. Там камин, свет… и топор у него есть.

— А если оно уже внутри? — прошептала Маша, её глаза округлились. — Вдруг оно через подвал залезло? Или через чердак?

Тоня бросила взгляд на Серёгу, который всё ещё смотрел в окно, будто ждал, что тень вернётся.

— Ты говорил, у тебя тут тихо, — процедила она. — А теперь что? Кто это? Охотники? Маньяки? Или твои куклы ожили, кукольник?

Серёга наконец оторвался от окна и повернулся к ним, пытаясь вернуть свою ухмылку, но она вышла кривой.

— Да кто угодно, — буркнул он. — Лес большой, всякое шастает. Может, сосед мой, Гришка, нажрался и решил поздороваться. А может… — Он замялся, а потом добавил: — Ладно, идём вниз. Если что, топором махну, а вы кричите. Звук его отпугнёт. Или разозлит. Проверим.

Он двинулся к лестнице, девушки за ним. Спускались быстро, но осторожно — каждый скрип ступеней казался громче обычного, каждый шорох за стеной заставлял вздрагивать. В гостиной камин всё ещё горел, бросая тёплый свет на диван и ковёр, но уют пропал. Тоня поставила чайник на стол, но не выпустила его из рук, Марта встала у двери, а Маша с ежом забралась на диван, поджав ноги.

Серёга подошёл к входной двери и проверил засов — крепкий, железный, но его пальцы чуть дрожали, когда он дёрнул ручку.

— Закрыто, — сказал он, оборачиваясь. — Если оно снаружи, сюда не влезет. А если внутри… — Он хрустнул чипсами, вытащив их из кармана, и добавил: — Тогда повеселимся.

И тут свет в гостиной мигнул. Раз, другой, а потом погас совсем. Камин остался единственным источником света, и в его отблесках тени на стенах задвигались, словно ожили. Снаружи что-то стукнуло — не ветер, не ветка, а тяжёлый, глухой удар, будто кто-то ударил по стене дома. Маша заорала, ёж вырвался из её рук и шмыгнул под диван, а Тоня рявкнула:

— Серёга, это не Гришка! Что за хрень ты сюда притащил?!

Серёга сжал топор и шагнул к окну гостиной, шепнув:

— Я ничего не тащил. Оно само пришло. И, кажется, оно голодное. Тоня рванула к окну рядом с Серёгой, чуть не опрокинув стол с остатками супа, и прижалась к стеклу, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. Каминный свет отражался в её глазах, но за окном была только чернота — густая, непроглядная, как будто лес проглотил луну и звёзды. Удар повторился, теперь ближе к двери, и дом слегка дрогнул, будто кто-то проверял его на прочность. Марта у двери вздрогнула, осколок тарелки выпал из её руки, а Маша, забившись в угол дивана, начала подвывать:

— Это конец… оно нас съест… или зарубит… или съест, а потом зарубит!

Серёга, сжимая топор, повернулся к девушкам, его лицо в полумраке выглядело жёстче, чем раньше, но он всё равно попытался выдавить ухмылку:

— Ну, цыпочки, если оно нас сожрёт, то я первый в меню — мяса побольше. А вы прячьтесь, может, на десерт не заметит. — Он хрустнул чипсами, но звук вышел каким-то нервным, и добавил: — Шучу. Наверное.

Тоня ткнула его чайником в бок, не сильно, но с намёком:

— Хватит зубы скалить, кукольник! Что это за тварь? Ты тут живёшь, должен знать!

Серёга пожал плечами, но его взгляд метнулся к окну, где стекло вдруг задрожало от нового удара — резкого, как будто кто-то ударил чем-то твёрдым.

— Лес, — буркнул он. — Тут всякое водится. Медведи, волки, иногда пьяные грибники. Но это… это не они. Слишком тихо движется. И сильно бьёт. — Он замялся, а потом добавил тише: — Бабка рассказывала про что-то такое. Говорила, не суйся в лес ночью, а то «длинный» придёт. Я думал, она просто пугала, чтоб я грибы не тырил.

— Длинный? — переспросила Марта, её голос сорвался. — Это что ещё за хрень?

Но ответить Серёга не успел. Дверь содрогнулась от мощного удара — такого, что засов загудел, а дерево треснуло у косяка. Маша заорала, свалившись с дивана, и поползла к камину, будто огонь мог её спасти. Тоня рванула к двери, встав рядом с Серёгой, который уже занёс топор, готовый рубить.

— Открывай, — процедила она. — Посмотрим, что за «длинный». Если это твой сосед, я ему чайником мозги вправлю.

— А если не сосед? — хмыкнул Серёга, но его рука уже легла на засов. — Тогда держи чайник крепче, командирша.

Он рывком отодвинул засов, и дверь распахнулась, впуская внутрь холодный ветер и запах сырого леса. Снаружи стояла тишина — ни шороха, ни шагов, только тьма, густая, как смола. Серёга высунулся наружу, подняв фонарь, и луч света скользнул по крыльцу, деревьям, кустам. Пусто. Только вмятина на косяке и свежие царапины на дереве — длинные, глубокие, будто кто-то провёл по нему когтями размером с нож.

— Ушёл? — прошептала Марта, подбираясь ближе.

— Или затаился, — буркнул Серёга, шагнув на крыльцо. Он посветил фонарём в сторону леса, и луч вдруг наткнулся на что-то — высокое, тонкое, стоящее у кромки деревьев. Оно не шевелилось, просто торчало там, как столб, но его очертания были неправильными, слишком изломанными для человека или зверя.

Тоня выскочила следом, держа чайник, как гранату, и крикнула:

— Эй, ты кто такой?! А ну вали отсюда, пока я тебя не заварила!

Фигура дрогнула — едва заметно, но достаточно, чтобы Серёга схватил Тоню за руку и потащил обратно в дом.

— Внутрь, быстро! — рявкнул он, захлопывая дверь и задвигая засов. — Это не Гришка. И не медведь. Это… оно.

Маша, уже у камина, начала всхлипывать, а Марта подбежала к окну, пытаясь разглядеть тень, но стекло отражало только её собственное бледное лицо. Снаружи раздался новый звук — не удар, а низкий, протяжный скрип, как будто что-то огромное двигалось между деревьями, ломая ветки. Серёга сжал топор и повернулся к девушкам:

— Ладно, цыпочки, план такой: сидим тихо, ждём утра. Если оно вломится… — Он хрустнул чипсами и добавил: — Бейте чайником, орите, а я топором махну. Весело будет. Или нет. Тоня плюхнулась на диван, не выпуская чайник из рук, и уставилась на дверь, будто взглядом могла её укрепить. Марта прислонилась к стене у окна, нервно теребя край рукава, а Маша, забравшись обратно на диван, свернулась в клубок, шепча что-то про маму и тёплые носки. Серёга остался стоять у двери, сжимая топор, его фонарь теперь лежал на полу, бросая длинные тени, которые плясали в такт треску камина.

— Весело, говоришь? — буркнула Тоня, бросив на него косой взгляд. — Если эта тварь нас сожрёт, я тебя первым скормлю, кукольник. У тебя чипсы в башке, она ими подавится.

Серёга хмыкнул, но его обычная ухмылка выглядела бледнее, чем обычно.

— Да ладно, командирша, я ж вкусный, — сказал он, похлопав себя по животу. — А если серьёзно, то… я не знаю, что это. Бабка только сказки про «длинного» травила, мол, за непослушных приходит. Думал, бред старушечий. А теперь… — Он замолчал, прислушиваясь.

Тишина снаружи стала гуще, но не спокойной, а какой-то затаённой, как перед прыжком. А потом раздался новый звук — не скрип, не удар, а тихое, ритмичное постукивание, будто кто-то медленно стучал по дереву длинными пальцами. Оно шло от окна гостиной, прямо за спиной Марты. Она резко обернулась, её лицо побелело, и она прошептала:

— Оно… там.

Тоня вскочила, подбежала к окну и прижалась к стеклу, но ничего не увидела — только темнота и слабое дрожание ставен. Постукивание стало громче, настойчивее, как будто кто-то проверял стекло на прочность. Маша зажала рот руками, чтобы не закричать, а Серёга шагнул ближе, подняв топор.

— Эй, длинный! — крикнул он, стараясь звучать бодро. — Вали лес ломать, а то я тебе руки укорочу! У меня топор острый, как бабкин язык!

Стук прекратился. На секунду показалось, что угроза сработала, но потом стекло задрожало — не от удара, а от какого-то низкого, вибрирующего звука, похожего на рычание, только глубже и медленнее. Оно проникало в кости, заставляя волосы на затылке вставать дыбом. Марта отшатнулась от окна, споткнувшись о ковёр, а Тоня рявкнула:

— Серёга, делай что-нибудь, а не стой, как чучело с чипсами!

Серёга кивнул, сунул руку в карман — видимо, за чипсами, но передумал — и рванул к камину. Он схватил кочергу, лежавшую рядом, и ткнул ею в огонь, вытаскивая пылающее полено.

— Если оно хочет поиграть, — буркнул он, — то получит горячий привет. — Он шагнул к окну, держа полено в одной руке, топор в другой, и крикнул: — Давай, вылезай, тощий! Посмотрим, кто кого зажарит!

Тоня, не теряя времени, схватила вторую кочергу и встала рядом, готовая махать чайником. Марта подползла к камину, вытащила ещё одно полено и протянула его Маше, шепнув:

— Держи, если что, кинь в него!

Маша, дрожа, взяла полено, но тут же уронила его себе на ногу и пискнула от боли. В этот момент окно треснуло — не разбилось, но по стеклу поползла тонкая паутина трещин, как будто что-то снаружи нажало слишком сильно. Серёга рванул вперёд, распахнул ставни и выбросил горящее полено наружу, крикнув:

— Жри огонь, урод!

Полено упало на крыльцо, осветив его ярким всполохом. На мгновение свет выхватил фигуру — длинную, тощую, с руками, свисающими почти до земли, и головой, наклонённой под странным углом. Она стояла в двух шагах от дома, неподвижная, как статуя, но глаза — если это были глаза — не отражали свет, а поглощали его, как чёрные дыры. А потом фигура шагнула назад, в темноту, и пропала, будто растворилась в лесу.

Серёга захлопнул ставни, задвинул засов на окне и выдохнул:

— Ушло… вроде. Или решило, что мы невкусные.

Тоня опустила кочергу, но чайник не выпустила, глядя на него с подозрением:

— Это что, твой «длинный»? Ты знал, что оно тут шастает?!

Серёга покачал головой, вытирая пот со лба:

— Знал бы — давно бы свалил. Это не шутка, цыпочки. Это… — Он замолчал, а потом хрустнул чипсами, словно пытаясь вернуть себе уверенность. — Ладно, до утра сидим тут. Если вернётся, будем жечь всё, что горит. И орать. Громко.

Снаружи снова воцарилась тишина, но теперь она казалась живой, выжидающей. А трещины на стекле медленно расползались дальше. Тишина длилась недолго. Едва Серёга закончил говорить, как дом содрогнулся от нового удара — мощного, глухого, прямо в стену у камина. Пол задрожал, с потолка посыпалась пыль, а каминные поленья подпрыгнули, выбросив искры на ковёр. Маша завопила, отпрыгнув от дивана, и уронила полено, которое тут же закатилось под стол. Тоня рванула к камину, схватила кочергу и крикнула:

— Оно в атаку пошло! Серёга, топор готовь, а вы, девки, берите огонь!

Серёга кивнул, занеся топор, и бросился к окну, но не успел — стекло разлетелось вдребезги, и в гостиную ворвался холодный ветер вперемешку со звоном осколков. Сквозь дыру просунулась рука — длинная, костлявая, с пальцами, больше похожими на когти, чем на человеческие. Она вцепилась в раму, выдирая куски дерева с такой силой, что ставни затрещали и отлетели в сторону.

— А ну назад, тварь! — заорал Серёга, рубанув топором по руке. Лезвие врезалось в плоть — или что там у неё было вместо плоти — с влажным хрустом, но рука даже не дрогнула, лишь дёрнулась, как от раздражения. Из раны не потекла кровь, только высыпалась какая-то чёрная пыль, похожая на угольный порошок.

Тоня подскочила ближе, махнув кочергой, и попала прямо по суставу. Удар вышел звонким, но «длинный» только зарычал — низко, утробно, так, что у всех заложило уши. Марта, схватив горящее полено, швырнула его в окно, целясь в руку. Полено ударилось о когти, вспыхнув ярче, и на миг осветило то, что стояло снаружи: высокую, изломанную фигуру с длинными конечностями, скрюченной спиной и головой, которая болталась, как сломанная марионетка. Лица не было видно — только тёмное пятно, где должны быть глаза.

— Оно лезет! — крикнула Марта, хватая ещё одно полено. — Жги его!

Маша, наконец, очнулась от ступора, подползла к камину и начала кидать в окно всё, что попадалось под руку — угли, щепки, даже свою подушку, которая тут же загорелась в полёте. Подушка врезалась в руку «длинного», и огонь лизнул его кожу, заставив тварь отпрянуть с шипением, похожим на звук лопающегося льда.

Но это только разозлило его. Второй удар пришёлся в дверь — с такой силой, что засов вылетел из пазов, и дверь распахнулась, врезавшись в стену. «Длинный» шагнул внутрь, пригнувшись, чтобы протиснуться в проём. Его тело было тощим, но каким-то неестественно гибким, суставы трещали при каждом движении, а длинные руки волочились по полу, оставляя за собой царапины. Запах от него шёл резкий — гниль, смешанная с чем-то металлическим.

Серёга рванул навстречу, замахнувшись топором:

— Получай, урод! — крикнул он, целясь в голову. Топор вонзился в плечо твари, застряв в чём-то твёрдом, и «длинный» издал звук, похожий на скрежет металла о камень. Он резко дёрнул рукой, и Серёгу отбросило к дивану — тот врезался в спинку и рухнул на пол, выронив чипсы, которые рассыпались, как нелепый аккорд в этой бойне.

Тоня бросилась вперёд, размахнувшись чайником, и с размаху ударила «длинного» по колену. Чайник треснул, из него брызнул остаток чая, но удар заставил тварь пошатнуться. Она повернула голову к Тоне — медленно, с жутким хрустом позвонков, — и из тёмного провала, где должно быть лицо, донёсся тот же вибрирующий рык.

— Девки, огонь! — заорала Тоня, отпрыгивая назад. Марта швырнула ещё одно полено, попав в грудь твари, и пламя вспыхнуло, охватив её тощую руку. «Длинный» зашипел, отступив на шаг, но не ушёл — он вытянул вторую руку, пытаясь схватить Марту, которая едва увернулась, упав на ковёр.

Маша, визжа, кинула в него горящую подушку — уже вторую, — и та врезалась в голову твари, осыпав её искрами. Огонь начал лизать её тело, но «длинный» лишь зарычал громче, шагнув к камину, как будто хотел затушить пламя прямо в очаге. Серёга, кряхтя, поднялся с пола, схватил топор, выдернутый тварью, и бросился на неё сзади, целясь в спину.

— Жри сталь, тощий! — рявкнул он, вгоняя лезвие между лопаток. Тварь дёрнулась, из раны снова посыпалась чёрная пыль, и она развернулась, махнув рукой с такой скоростью, что Серёгу снова отбросило — теперь прямо в стену, где он сполз, оставив на обоях длинную полосу грязи.

Тоня схватила кочергу и крикнула:

— Все вместе, бейте его! Или сгорим к чёрту! «Длинный» снова шагнул вперёд, его когтистая рука метнулась к Марте, которая пыталась отползти к камину. Она увернулась, но тварь зацепила её футболку, и ткань с треском разорвалась, обнажив её грудь. Марта вскрикнула, прикрываясь руками, но тут же вскочила, схватив горящее полено, и швырнула его в «длинного», попав прямо в грудь. Огонь вспыхнул ярче, заставив тварь отступить на шаг, шипя и размахивая руками.

Серёга, всё ещё привалившись к стене, моргнул, глядя на Марту, и вдруг выдал с хриплой ухмылкой:

— Оу, какие зачётные буфера! Это что, бонус за выживание?

Марта, несмотря на ситуацию, бросила на него быстрый взгляд, подмигнула и крикнула, размахивая кочергой, которую подобрала с пола:

— Выживешь, кукольник, дам потрогать! А теперь вставай и руби эту тварь, пока она нас не прикончила!

Тоня, не теряя времени, рванула к «длинному» с чайником, который уже был помят, но всё ещё держался, и с размаху ударила по его длинной руке. Удар вышел глухим, тварь зарычала, но не остановилась — она снова махнула когтями, задев диван, который с треском развалился на куски. Маша завизжала, бросив в «длинного» ещё одно полено, но промахнулась, и оно улетело в камин, выбросив сноп искр.

Серёга, кряхтя, поднялся, вытирая кровь с рассечённой брови, и схватил топор, валявшийся рядом.

— За буфера и за жизнь! — рявкнул он, бросаясь на тварь. Он рубанул по её колену, и лезвие вонзилось глубоко, заставив «длинного» пошатнуться. Чёрная пыль посыпалась на пол, смешиваясь с искрами, а тварь издала такой рёв, что стёкла в окнах задрожали.

Тоня подскочила, с другой стороны, ткнув кочергой в бок «длинного», и крикнула:

— Марта, жги его! Маша, не стой, кидай что-нибудь!

Марта, всё ещё прикрывая грудь одной рукой, другой схватила горящую щепку и метнула её в голову твари. Щепка попала в плечо, и огонь начал лизать её тощую плоть, распространяясь быстрее, чем раньше. «Длинный» замахал руками, пытаясь сбить пламя, но это только разозлило огонь — он вспыхнул ярче, охватив одну из его длинных конечностей.

Маша, наконец, решилась: схватила с пола разбитую тарелку и швырнула её в тварь. Осколок врезался в её голову, отскочив с сухим звуком, и «длинный» повернулся к ней, издав низкий рык. Но Серёга не дал ему шанса — он рубанул топором ещё раз, целясь в шею. Лезвие застряло, тварь дёрнулась, и из раны хлынула не кровь, а густая чёрная пыль, заполняя воздух удушливым облаком.

— Все назад! — крикнула Тоня, отпрыгивая к камину. — Оно горит, но ещё дерётся!

«Длинный» пошатнулся, его горящая рука бессильно хлопала по полу, оставляя чёрные следы. Он сделал шаг к девушкам, но колено, подрубленное Серёгой, подломилось, и тварь рухнула, врезавшись в остатки дивана. Огонь охватил её полностью, и комната наполнилась треском горящей плоти и едким дымом. Тоня закашлялась, махнув кочергой, чтобы отогнать пыль, а Марта крикнула:

— Добей его, Серёга!

Серёга, тяжело дыша, шагнул к твари и с размаху вонзил топор в её голову — или то, что от неё осталось. «Длинный» дёрнулся в последний раз, издав слабый скрежет, и затих, превращаясь в кучу дымящегося пепла и обугленных костей. Серёга выдернул топор, вытер пот со лба и повернулся к Марте с кривой ухмылкой:

— Ну что, принцесса, я выжил. Где мой приз?

Марта, всё ещё кашляя от дыма, бросила на него насмешливый взгляд и хмыкнула:

— Сначала душ прими, герой. От тебя пеплом несёт похлеще, чем от этой твари. Утро пришло серое и холодное, с низкими облаками, которые висели над лесом, будто пытаясь скрыть следы ночного кошмара. В гостиной ещё витал запах горелой плоти и чёрной пыли, а куча пепла от «длинного» лежала у разбитого окна, слегка шевелясь от сквозняка. Девушки, потрёпанные, но живые, сидели на остатках мебели, пока Серёга ушел копаться в «Жигулях». Он провозился пару часов, чертыхаясь и измазавшись в масле, но к полудню двигатель заурчал, как довольный кот.

— Готово, цыпочки! — крикнул он, вытирая руки о штаны и гордо похлопав по капоту. — Ваш тарантас снова на ходу. Можете катить за своими миллионерами и шубами.

Тоня, потягивая остатки чая из треснувшей кружки, хмыкнула:

— Ну хоть на что-то ты годишься, кукольник. А то только чипсы жрать да топором махать умеешь.

Марта, уже натянувшая куртку поверх порванной футболки, подошла к машине, задумчиво глядя на Серёгу. Она скрестила руки и, как бы невзначай, бросила:

— Слушай, Серёга, а поехали с нами. Чего тебе тут одному куковать?

Маша, сидевшая на крыльце с подобранным ежом в руках, удивлённо моргнула, но тут же кивнула:

— Да, давай! Ты прикольный, хоть и псих немного. И топор у тебя есть, пригодится.

Тоня пожала плечами, не возражая:

— Если он чипсы свои возьмёт, я не против. Только за руль не пущу, а то разобьёмся на первом повороте.

Серёга замер, глядя на них с лёгким удивлением, а потом ухмыльнулся улыбкой:

— В принципе, я не против. Дом всё равно не мой. — Он сделал паузу, глядя, как девушки уставились на него с округлившимися глазами, и расхохотался: — Шучу! Шучу! Мой он, конечно, от бабки достался. Но знаете, после этой ночи мне тут как-то стрёмно оставаться. «Длинный» этот… вдруг у него родственники есть? Или бабка с того света явится, спросит, где её челюсть.

Он прошёл в дом, быстро собрал свои вещи — потёртый рюкзак, пару свитеров, пакет чипсов (куда ж без них) и, конечно, топор, который повесил на пояс, как старого друга. Вернувшись к машине, он бросил рюкзак на заднее сиденье рядом с Машей и её ежом, а сам плюхнулся рядом, хлопнув дверью.

— Ну что, цыпочки, погнали? — сказал он, хрустнув чипсами. — Только если «длинный» нас догонит, я за руль не сяду. У меня прав нет, да и водить я умею, как топором суп варить.

Тоня завела двигатель, фыркнув:

— Сиди сзади и не вякай, герой. А то высажу прямо в лесу, будешь с ежом своим жить.

Машина тронулась, скрипя и подпрыгивая на ухабах, и вскоре дом скрылся за деревьями, оставив за собой только воспоминания о ночном кошмаре. Марта, сидя впереди, бросила взгляд на Серёгу через зеркало и подмигнула:

— Не забудь про душ, кукольник. Обещание в силе.

Серёга заржал, Маша хихикнула, а Тоня лишь закатила глаза, но уголки её губ всё же дрогнули. Они ехали по шоссе, прочь от леса, «длинного» и всего, что осталось позади, а ветер в разбитое окно машины уносил запах чипсов и лёгкий шлейф приключений, которые никто из них уже не забудет.

Рога, хвост и секс

В одном неприметном городишке, где даже кошки зевали от скуки, жила-была Даша — девушка, чья улыбка могла растопить ледник, а смех звучал как звонкий колокольчик в мире серых будней. Её яркие кудряшки подпрыгивали в такт шагам, а глаза сверкали, словно она только что выиграла в лотерею бесплатный шашлык на всю жизнь. Даша любила жизнь: танцевала под дождём, шутила с продавцами на рынке и даже пела в душе так громко, что соседи начинали подозревать, что у них завёлся оперный призрак. Но судьба, как это часто бывает, решила, что такой солнечной девчонке не помешает немного адреналина — и подкинула ей встречу, от которой волосы вставали дыбом, а трусики, скажем так, становились необязательным аксессуаром.

Всё началось в тот вечер, когда Даша, напевая что-то про «любовь и голуби», решила срезать путь через заброшенный парк. Туман стелился по земле, как в дешёвом ужастике, а деревья шептались, будто сплетничали о её короткой юбке. И тут из тени выступил он — демон, чьё имя звучало бы как «Вася», если бы демоны брали имена из сельских дискотек. Высокий, с кожей цвета расплавленного шоколада, глазами, горящими как угли в мангале, и ухмылкой, от которой коленки дрожали то ли от страха, то ли от предвкушения. Его рога закручивались, как у породистого барана, а тело — о, это тело! — выглядело так, будто Микеланджело вытесал его из мрамора, а потом добавил пару лишних мускулов для пущего эффекта. Но главное — его аура. Она пахла сексом, грехом и чем-то запретным, как если бы кто-то смешал афродизиак с запахом свежескошенной травы и щепоткой серы.

— Привет, солнышко, — пропел он голосом, от которого у Даши в голове заиграла мелодия из порнофильма, а в животе затрепетали бабочки с весьма недвусмысленными намерениями. — Не хочешь поиграть в игру, где проигравший теряет душу, а победитель… ну, скажем, получает приз получше, чем плюшевый мишка из тира?

Даша, конечно, должна была бы закричать и убежать, но вместо этого она хихикнула, поправила волосы и сказала:

— А что, если я выиграю? Докажешь, что демоны в постели не только рогами хвастаются?

И вот так, с лёгким смешком и искрой в глазах, она шагнула прямо в ловушку — туда, где её ждали кошмары, похоть и, чёрт возьми, самый странный уикенд в её жизни.

Туман в парке сгустился, будто кто-то решил приправить ночь густым супом из мрака, и Даша, всё ещё хихикая над собственной смелостью, вдруг поняла, что деревья вокруг как-то подозрительно замолчали. Вася — а она уже мысленно окрестила демона этим именем, потому что «Господин Ада» звучало слишком пафосно для парня с такой пошлой ухмылкой — шагнул ближе. Его когти слегка царапнули воздух, а хвост (да, у него был хвост, гибкий и чёрный, как змея с характером) лениво вильнул, будто намекая, что он тут не просто для декорации.

— Ну что, Даша, — протянул он, и её имя в его устах прозвучало как приглашение на греховный банкет, — давай сыграем. Правила просты: ты убегаешь, я ловлю. Если поймаю… — он сделал паузу, облизнув губы языком, который был чуть длиннее, чем положено нормальному человеку, — то ты моя. А если сбежишь… ха, давай честно, ты не сбежишь.

Даша закатила глаза, будто ей предложили сыграть в «Монополию» вместо похода в клуб, и с деланым возмущением ответила:

— Серьёзно? Это что, теперь официально демоны такие банальные? Я думала, будет что-то вроде «разгадай загадку» или «потанцуй с дьяволом при луне». А тут просто догонялки? Ладно, Вася, давай попробуем. Только не жалуйся, если я тебя обставлю.

Она развернулась, подмигнула ему через плечо и рванула вперёд, её кроссовки звонко шлёпали по влажной земле. Сердце колотилось, адреналин смешивался с каким-то дурацким весельем, и она даже не заметила, как парк вокруг начал меняться. Деревья вытягивались, ветки изгибались, словно лапы, готовые схватить, а тропинка под ногами превратилась в скользкий кошмар из грязи и чего-то, что подозрительно напоминало кровь. Но Даша бежала, смеясь, как ребёнок на аттракционе, пока не влетела прямо в стену из тьмы.

Стена оказалась не стеной, а Васей. Он возник перед ней, как чёртов фокусник, схватив её за талию с такой силой, что у Даши вырвался полувздох-полусмех. Его когти впились в ткань её футболки, разрывая её одним движением, и прохладный воздух парка лизнул её кожу, заставив соски напрячься под тонким кружевом лифчика. Вася наклонился, его горячее дыхание обожгло ей шею, а голос стал низким, вибрирующим, как бас в клубных колонках:

— Проиграла, солнышко. Теперь ты моя игрушка.

Даша, вместо того чтобы завизжать, как героиня ужастика, посмотрела ему в глаза и с ехидной улыбкой ответила:

— Игрушка? Ну-ну, Вася, давай посмотрим, кто тут чья забава. Только не говори, что у тебя рога — это всё, чем ты можешь похвастаться.

Он рыкнул — смесь звериного рычания и чего-то слишком человеческого, — и в следующую секунду её спина ударилась о ствол ближайшего дерева. Кора впилась в кожу, но боль тут же утонула в волне жара, когда Вася прижался к ней всем телом. Его грудь была твёрдой, как камень, а между ног она почувствовала нечто такое, что заставило её брови взлететь вверх, а рот приоткрыться в немом «о-го». Его хвост скользнул по её бедру, медленно, словно дразня, обвиваясь вокруг ноги, пока кончик не коснулся края её трусиков. Даша сглотнула, но тут же вскинула подбородок:

— Что, уже начинаешь? А я думала, демоны любят долгие прелюдии.

Вася ухмыльнулся, показав клыки, которые могли бы перекусить стальной трос, и рванул её юбку вниз одним движением. Ткань упала к её ногам, а его когти тут же прошлись по внутренней стороне бедра, оставляя тонкие красные полосы, которые тут же налились жаром. Он наклонился, его язык — длинный, шершавый, дьявольски гибкий — скользнул по её шее, спускаясь к ключице, а потом ниже, к груди. Даша выгнулась, не то от страха, не то от удовольствия, когда он сорвал с неё лифчик, и его рот накрыл её сосок, всасывая с такой силой, что она застонала, вцепившись пальцами в его рога.

— Ох, чёрт, Вася, ты явно не в первый раз это делаешь, — выдохнула она, а он лишь хмыкнул, не отрываясь от её кожи, пока его хвост тем временем стянул с неё трусики, оставив её полностью обнажённой перед ним.

Парк вокруг превратился в театр теней, где каждый шорох звучал как аплодисменты их безумной игре. Даша поняла, что попала в ловушку, но, чёрт возьми, эта ловушка обещала быть куда интереснее, чем любой ужастик на Netflix. Вася, явно наслаждаясь моментом, отстранился на мгновение, чтобы полюбоваться своей добычей. Даша стояла перед ним, прижатая к дереву, её грудь вздымалась от учащённого дыхания, кожа блестела от смеси пота и туманной влаги, а глаза горели смесью вызова и какого-то дикого, почти животного азарта. Она всё ещё держалась за его рога, как за руль в этой безумной поездке, и даже в такой ситуации не могла удержаться от подколки:

— Ну что, Вася, долго любоваться будешь? Или у демонов тоже бывают приступы стеснительности?

Он издал звук, похожий на смесь смеха и рычания, и одним движением развернул её лицом к дереву. Кора впилась в её ладони, когда она упёрлась в ствол, а его когти прошлись по её спине, оставляя жгучие следы, которые тут же отзывались пульсацией внизу живота. Его хвост, этот проклятый хвост, скользнул между её ног, дразняще касаясь самых чувствительных мест, пока Даша не выгнулась, кусая губу, чтобы не застонать слишком громко. Но Вася явно не собирался давать ей передышку: его руки — большие, горячие, с пальцами, которые могли бы сломать её пополам, но вместо этого действовали с дьявольской точностью — схватили её за бёдра, раздвигая ноги шире.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.