Бесплатный фрагмент - Сегодня была война

Пролог

Давным-давно все это закончилось и изрядно уже подзабыто.

Помнят разве что очень въедливые историки да…

Впрочем, уже никаких «да».

Ни участников, ни очевидцев в живых, увы, не осталось.

Только историки.

Да и то далеко не все, а только самые посвященные в эту                       скорбную тему…

Самые въедливые…

Ну разве что еще письма да редкие воспоминания сохранились.

Тех, кто прошел через этот ад — ад первых дней войны…

Лес окружал и постепенно умиротворял своими кронами деревьев, своей одновременно тишиной и шуршанием деревьев, своей общей не постижимой гармонией.

За грибочками, аз грешный, пошёл согласно сезону и соответственно погодному расписанию, то есть по осени приехав в деревню, согласно традиции. Просто был сезон. Не первый и не второй раз, более десятка лет в сентябре я приезжал в одно и то же место и в одну и туже деревню, и всегда возвращался нагруженный по самые гланды различными видами грибов, мне всегда импонировала тихая охота. Охота за грибами.

В общем то, количество набранных грибов, было совершенно безразлично, важно было совершенно иное, а именно сам процесс. Согласно классика — Осеняя пора очей очарование, вот это самое очарование осеннего леса привлекала каждый год к тихой охоте.

Идешь по осеннему лесу красота неописуемая, листопад тихо-тихо не спеша и почти бесшумно ложатся под ноги красно-желтеющие листья, и одновременно сопровождающий ветерок в деревьях шебаршит своими тихо-проникновенными звуками, и в то же время некая благодатная тишина осеннего раскрашенного в яркое разноцветья леса, растворяет душу в своем природном многообразии.

Я не спеша шагал в окружающей меня природно-осенней благодати, умиротворённым, забывшим на несколько часов, всякие свои заботы, которые остались где-то там за пределами этой реальности, только окидывая взглядом окружающую местность, вылавливая в траве, в опавшей листве, поросших мхом пнях, предмет своего поиска.

По ходу движения шёл и умиротворённо размышлял, мысли спокойно текли в голове. Все отрицательные душевные движения остались там, в суетном городе, а здесь, в этом осеннем лесу, все последние события, крутившиеся в голове, не вызывали ни каких сильных эмоций.

Куда то ушла вся, накопившаяся за последнее время, злость. Словно растворившись в лесной осеней тишине, она больше не поднимала со дна, тяжелое чувство острой несправедливости. Образы людей, которых еще вчера хотелось просто взять и пригнобить, мысленно проходили не затрагивая ни каких душевных струн. Лес будто неким неведомым образом, изъял из души всю накопившуюся обиду.

Сложившаяся ситуация на почти что, уже бывшей работе, в таком умиротворенном состоянии не казалась такой трагичной, как в первый момент, после того как начальник объявил о сокращении.

Сейчас шагая по осеннему лесу, четко осознал, что подспудно давно ожидал этого события, собственно, еще полгода назад, сразу после смены начальника отдела. Что еще можно было ожидать от пухло-розовощекого менеджера. Самоуверенного до наглости.

Когда ты входишь в клуб за пятьдесят, как правило… происходят качественные изменения с твоей личностью. Ты настолько загрузился суровостью бытия, что былая легкость восприятия, окружающего, неизбежно испаряется, и остаётся тяжесть прожитого и пережитого. Эта тяжесть впечатывается не только в выражение твоего лица, внешность, характер, но и в твое отношение к среде твоего обитания, к окружающим тебя людям. В принципе это все нормально и естественно. Но эти качественные изменения несут опасность, меняется сущность твоего существования, твоё целеполагание. Еще Аристотель высказал, что цель есть благо, а с ним вообще сложно спорить, с ним даже Платон плюнул спорить, когда он возвышенные платоновские эйдосы, мировые сущностные идей заоблачных далей, взял и приземлил, впихнув их в наше человеческое бытие. Вот и получается, что согласно Аристотелю, человек без цели существовать не может, без цели человек просто по-тихому загибается. И когда тебе за пятьдесят существует опасность потери цели существования. Женщинам, по моему мнению, в этом отношении проще. Они на уровне инстинктов имеют цель в детях и внуках. Мужикам сложней, хотя сто пудово, женщины с моим мнением не согласятся. Но тем не менее, работа, к этому возрасту, за частую приедается, становясь рутиной, дети выросли, забота о внуках на родителях, а ты только на подхвате. Увлечение и хобби как правило только у каждого десятого. Ну не начинать же собирать марки в пятьдесят, смешно. И вот ты выдохся, тебя жизнь, как говорится, выжала, прожевала и выплюнула. Вот и пускается бедолага во все тяжкие, согласно поговорке, седина в бороду бес в ребро.

Так, размышляя про себя, о сущности бытия, и своем месте в этом самом бытие, не спеша, преодолевая сначала небольшой овражек, а затем заросли кустарника лесной малины, вышел на очередную полянку, покрытую сплошным мхом.

Перед глазами тут и там местами открыто, а местами полузакрытые мхом, растелились целой полянкой, белые грибы.

От вида такого нежданного богатства, не просто грибов, а царя царей из грибного царства, боровиков, поначалу аж впал в ступор, а затем просто захлестнул охотничий азарт, и пошла потеха по сбору урожая. Передвигаясь от одного к другому, аккуратно срезая, в азарте отрешившись от окружающего, незаметно для себя дошёл до края полянки.

И вот здесь на входе в лесную чащобу, абсолютно не ожидая никакого подвоха, провалился, в какую-то заросшую, а по тому малозаметную ямку. От неожиданности в первый момент, самопроизвольно глаза закрылись, а когда открылись, то мозг отказался поверить в реальность происходящего…

Глава первая. Бой

Окоп оказался просторным. На дне окопа лежала два человека в не естественных позах и гимнастерках времен начала Великой Отечественной войны. У одного на каске была видна вмятина с левой стороны в районе виска, а вся голова вывернута почти на сто восемьдесят градусов, из-под каски струилась кровавая дорожка. У Второго из рваной раны на шее пузырилась кровь, он еще скреб землю руками, но было видно, что уже не жилец, отходит. На бруствере перевернутым на бок валялся пулемет ДП-27.

Близкий разрыв от мины осыпал землей, и горячая воздушная волна сильно ударила по верхней половине тела, а над головой прошелестели осколки. Пулемет сбросило в окоп, он завалился на солдата с перебитым горлом, который уже умер.

От близкого разрыва я инстинктивно плюхнулся на дно, в угол, по дальше от убиенных солдат, и вжался спиной в угол окопа, при этом сильно ударился локтем о приклад винтовки приставленной к стенке окопа. Рядом с винтовкой валялся пухлый вещмешок.

Обстрел продолжался с нарастающей интенсивностью. Земля при каждом близком разрыве, осыпалась, заваливая земляной крошкой всю площадь окопа, и все что в нем находилось. Одновременно с эти, по верху окопа, из редко взвизгивали осколки, издавая железный звук, вбивание металла в метал, при этом было непонятно во что они влетали, но чаще они просто проносились с шипящим шуршанием, пролетая высоко над окопом, вся эта какофония звуков, давила, вдавливая в дно окопа.

Мама дорогая, что это такое? Пронеслось в голове, земля гудела, разрывы отдавались в голове болью, подумалось, что по ходу получил легкую контузию. Шок от ситуации мешал сосредоточится. Как такое возможно? Тихий осенний лес, провал в какую-то яму и тут же война.

Из ступора вывели грибы, перевернутая корзинка валялась под ногами, из нее боровички рассыпались и помялись. Видно, когда ударился локтем, выпустил ее из руки, и сразу не заметил.

Ёлы-палы, да что ж это такое, все мои сегодняшние труды на смарку. Внутренне возмутившись своей безалаберности, я начал двигаться, поставил корзинку и стал собирать боровики обратно.

Тем временем, звуки обстрела прекратились, но появились новые, доносящиеся от куда то издали с запада. Слегка придя в себя, после сбора грибов, аккуратно поставив корзинку рядом с вещмешком, выглянул из окопа, стараясь не сильно высовываться. Перед взглядом открылась панорама боя.

Мой окоп оказался на самом левом фланге, был слегка выдвинут в перед по отношению к цепочке окопов, развернутых поперек дороги, которая шла от деревянного моста, находящегося от линии окопов примерно в метрах трехстах, далее на восток.

Через мост уже переправлялись немцы, первым шел гусеничный бронетранспортёр, вооруженный пулеметом, установленный по верх кабины. За ним двигались фигуры солдат в серых кителях, такого же цвета штанах, заправленных в короткие сапоги.

Бронетранспортер переправился через мост, съехал с дороги в моем направлении и проехав метров пятьдесят развернулся в сторону окопов, дождался, когда до него доберется пехота в размере примерно взвода, и двинул не спеша дальше.

Тем временем аналогичная группа немцев во главе со вторым бронетранспортёр переправившись через мост развернулась в право от дороги. За второй стала переправляться третья группа немцев в таком же составе. На конец и эта группа немцев переправилась через мост и двинулась уже по дороге.

Все это немцы проделывали абсолютно без суеты, будто они не атаковали в реальном бою, а находились на учении. Скорость была не спешной, солдаты под звук свистка, развернулись в цепь, шагая подстроившись под скорость бронетранспортера, в метрах пяти, десяти сзади него.

С нашей стороны никто не стрелял, окопы накрыла какая то оторопь. Солдаты в своих окопчиках сидели как завороженные, в них не было никакого движения, от них не доносились ни какие звуки.

Разворачивающаяся перед глазами картина боя, не смотря на реальность обстрела, на убитых солдат, что лежали под ногами, не воспринималась как реальная, кино, да и только.

Шок ушел, страха не было, появилось желание что-то сделать. Нагнувшись поднял с убитого солдата опрокинутый пулемет, стряхнул с него землю, обтер ладошкой, установил на бруствер окопа, оперев на сошки, упер приклад в плечо, прицелился, поводил стволом в право в лево, приноравливаясь.

До немцев было уже совсем не далеко метров сто пятьдесят. Сектор обстрела был почти что во фланг наступающим немцам. Снял с предохранителя пулемет, и ударил по цепочки немцев короткой очередью. В первый момент пулемет ощутительно дал прикладом в плечо, прижав его плотней, стал стрелять короткими в три пять патронов очередями, тщательно выцеливая фигуры немецких солдат.

Первая очередь сразу срезала пару самых крайних немцев, их опрокинуло навзничь, следующие очереди еще завалили с пяток немцев.

Солдаты в окопах ожили, с них как будто сдернули покров оцепенения. Послышались с начало редкие, а затем все более количественно увеличивающиеся винтовочные выстрелы.

Немецкие бронетранспортеры увеличили скорость движения, одновременно с них заработали пулеметы поливая дождем пуль наши окопы. Живые немецкие пехотинцы спрятались за своей техникой, сгрудившись за ее броней, при этом переходя с шага на бег, пытаясь не отставать от ее движения.

Вдруг неожиданно с права позади окопов рявкнула пушка и не далеко от бронетранспортера образовался разрыв, обдав его борта землей вперемешку с осколками. Пушка явно была не великого калибра, на мой взгляд, что-то вроде сорокапятки, но тем не менее для данного вида бронетехники вполне действенная.

Немецкий пулеметчик сразу оценил опасность и перенес огонь куда то дальше в глубь линии окопов.

Но дуэль между пушкой и бронетранспортером оказалась не долгой, с третьего или четвертого выстрела пушкари его накрыли, и он задымился, буквально в десятке метров от ближайшего окопа.

К этому времени я уже отстрелял второй диск, благо три запасных диска находились в нише, предусмотрительно выкопанной бывшими хозяевами окопа. Отстегнул его и надел третий, установил пулемет на бруствер, стал выцеливать свои новые жертвы, но их не было.

Бой практически закончился. В дали за дорогой дымил еще один бронетранспортер, по дороге огрызаясь короткими очередями откатывался третий. Остатки немецкой пехоты в ускоренном темпе перебегала обратно через мост.

Бухнуло почти одновременно два выстрела и немецкий бронник не дойдя метров двадцати до моста задымил, это придало остаткам вражеской пехоте ускорения и буквально через несколько минут мост был пуст, а бой окончательно затих.

В первые секунды после боя наступила оглушительная тишина. Я уселся на дно окопа в давно облюбованный угол, оперся спиной о стенку окопа, достал из кармана куртки сигареты бездумно расслабился, закурил, прикрыв глаза и мысленно ушел в себя, впав в некое состояние анабиоза.

Никакого адреналинового отката не было, была усталость и чувство хорошо выполненной работы. Мдя, вот и повоевал малёха, и что дальше? Я еще не до конца поверил в реальность происходящего, не смотря на то что сам только что лупил из пулемета по наступающим немцам, и изрядно положил их там в поле, но все едино не воспринимал до конца что это все происходит со мной в действительности.

Подумалось, хорошо, что еще есть навык обращения с этим пулеметом, не зря все-таки потратился и купил в свое время, охотничий вариант этой игрушки. Конечно я с ним не охотился, тяжел он для охоты, а вот пострелять на стрельбище и в тире вполне себе. Много желающих было по прикалываться, когда я его притаскивал в компанию, таких же любителей пострелять.

Из задумчивости меня вывел командирский голос, раздавшийся от куда то с верху.

— Ты кто?

Я открыл глаза, вскинул голову, и увидел человека стоящего на краю окопа, в форме командира РККА начала сороковых годов. В петлицах у него было по три кубаря. Старший лейтенант, мимоходом заметил про себя.

Опершись рукой о стенку окопа я встал, стряхнув землю с плащ накидки, в голову пришла мысль, хорошо, что на мне старый дождевик, за спиной старый, еще армейский сидор, а под ними совершенно не заметны куртка и штаны оливкового цвета из двадцать первого века. Плащ практически закрывал все тело, доходя до сапог, сапоги были старые и вполне с виду походили на кирзовые.

Мой вид конечно не соответствовал военнослужащему РККА начала сороковых годов, но на гражданский соответствующих годов, на первый взгляд, вполне походил.

— лесник я, товарищ командир, зовут Степанов Иван Васильевич, вот…

Нагнувшись, я поднял со дна окопа корзинку с грибами, стоявшею до этого рядом с вещмешком, и показал ее командиру. Представится лесником, у меня как-то на интуиции получилось, ФИО свое настоящее выдал, все равно не проверит, немец скоро наших дальше на восток погонит, в такой обстановке не до разбирательств.

— шел по лесу, грибочки собирал.

ткнув пальцем в березовую рощу что была позади окопа в шагах пятидесяти.

— а тут немец из миномета садить начал

На окраине леса виднелись следы обстрела, видно при пристрелке, немецкие минометчики пару-тройку мин засадили в рощу.

— заметил окопчик, ну и сиганул в него, а тут смотрю солдатики наши убиенные лежат, а на них пулемет валяется, коды обстрел закончился, я уже вылезать задумал, смотрю немец прет, ну думаю солдатушек наших выручать нужно, установил пулемет на бруствер, смотрю сектор обстрела хороший, как раз немцу во фланг, ну и зачал значит по нему палить, так вот два диска по нему и высадил.

Монолог мой вышел слегка с закосом под деревенского, совершенно бессознательно, интуитивно, но получилось вполне реалистично.

По мере моего рассказа-доклада, на лице старлея все больше и больше проявлялось удивленное выражение, брови росли в верх, а челюсть на оборот отпадала в низ. Когда я закончил, он молча стоял осознавая сказанное. Помолчав с минуту, он недоверчиво спросил.

— так это ты что ли дед в начале боя во фланг немцам из пулемета ударил?

— ну а кто еще то, здесь окромя меня никого и не было, солдатиков твоих еще до боя побило, вон смотри одному в голову осколком вдарило другому в горло. Вот думаю похоронить сердечных надоть, пока немец снова не попер.

Старлей глянул на своих солдат, оценил ранения, и слегка кивнул головой, как бы подтверждая мои слова, но тем не менее сказал каким-то полуофициальным тоном.

— так дед, освободи окоп, мне нужно бойцов осмотреть и документы изъять.

Я без лишних слов вылез из окопа, и стал наблюдать за дальнейшими действиями командира РККА. Мне было самому любопытно что он будет делать.

Старлей спрыгнул в окоп, более тщательно осмотрел раны своих бойцов, более удобно, что ли уложил бойцов, аккуратно подтянув их друг к другу, при этом в окопе стало более просторно, охлопал карманы погибших бойцов, достал бумаги, засунул их к себе в планшетку, затем подошёл к пулемету, осмотрел его, зачерпнул груду гильз, что лежала с право от пулемета, сыпанул их обратно. Проделав еще какие-то манипуляции с пулеметом, смысл которых я не понял. Зачем-то присел, по рассматривал дно окопа, причем довольно внимательно. Наконец после всех своих манипуляций вылез из окопа.

Встал на против меня и пристально с прищуром глядя мне в глаза сказал.

— Да дед удивил ты меня.

При этом он снял фуражку и почесал затылок, не отводя взгляда, и продолжил.

— ты вот что дед не уходи пока ни куда, я сейчас за своим комиссаром схожу, он с тобой вдумчиво и поговорит, а также пришлю тебе в помощь бойца, будет у тебя вторым номером, считай, что тебя мобилизовали.

При этих словах он весело подмигнул, и продолжил.

— ну что дед повоюем немца?

И не дожидаясь ответа добавил.

— ну а мне извини некогда, прав ты дед, немец скоро снова возможно полезет.

Он надел фуражку и козырнул. Я слегка ошарашенный от его напора, неожиданно даже для самого себя спросил.

— А, зовут то тебя как, командир?

Он тут же ответил.

— а извини дед, не представился, больно уж удивил ты меня, старший лейтенант Григорьев Михаил Сергеевич.

Он снова козырнул, и хотел было уже уйти, но я его тормознул.

— постой Михаил Сергеевич.

Быстро спрыгнул в окоп, нагнулся взял корзинку с грибами и со словами

— вот возьми, повару передай.

Протянул ему корзинку, тот молча подхватил грибы.

— вопрос можно, товарищ командир?

Тот намереваясь уже уходить, дернулся, но все же притормозил.

— задавай, если смогу отвечу.

— товарищ командир, а что мост то не взорвали, али не сожгли, нечем что ли?

Старлей с прищуром внимательно посмотрел на меня, немного подумал, с выражением сомнения на лице, нужно ли отвечать, но все же ответил.

— приказ был, немца задержать, а мост не уничтожать, тебе известно, дед, что в армии приказы не обсуждаются, а выполняются?

— так точно, товарищ командир, известно.

Вытянувшись по стойки смирно, и приняв придурковатый вид.

— ну вот что, дед, ты эти свои старорежимные штучки брось, в красной армии находишься, все понял?

Я расслабился и кивнул головой. Он окинул меня строгим взглядом, развернулся и пошагал в сторону дороги, а я снова уселся в свои угол окопа, достал сигареты и закурил. Пока сидел обдумывая ситуацию, в голову пришла мысль, что сигаретные окурки явно неместного происхождения, нашел первый окурок, и быстро, от греха по дальше, их закопал.

Пока суть да дело, решил заняться оружием, правда поначалу хотел было похоронить павших воинов, но затем вспомнил, что когда-то читал как поступали в боевой обстановке, когда враг пер буром, в лучшем случае просто закапывали в том же самом окопе, а в худшем так бросали, и винить кого-то было бесполезно, обстановка так складывалась.

Подумав прикинул, что в сложившихся реалиях, когда немец может атаковать в любую минуту, сначала необходимо привести все имеющее оружие в боеготовность, а уж затем все остальное.

Я не спеша, вынул из ниши откуда, до этого брал диски, цинк с патронами, он оказался на половину заполненным. Зарядил оба диска, остаток патронов ссыпал в пакет, и засунул его к себе в котомку. Разобрал и почистил пулемет, благо в сидоре одного из погибших солдат, обнаружил все необходимое, там же нашел две гранаты ф-1, и к своему удивлению обнаружил заряженный наган, полу засохший каравай и две полукилограммовых банки тушенки, все это так же прибрал к себе. Винтовку в случае чего, а случае могут быть разные, решил не брать, и так упаковался на пару десятков килограммов.

В этом же сидоре нашел комплект старой, но чистой солдатской формы, гимнастерку и штаны, местами заштопанной, а где-то наложены были заплатки, запасливый был боец. Размер формы мне подходил.

Когда разобрался с оружием и переоделся, прошло более часа, никакой комиссар не появлялся, ожидание несколько затянулось, плюнув решил перекусить. Да и чего мне переживать, про себя думал я, придет какой-то там комиссар или не придет, да и пох… как бы, мне то что, в случае чего, ноги в руки, только и видал меня этот комиссар.

Тем временем, пока таким образом рассуждал, достал из своего сидора термос и бутерброды с сыром и колбасой, наблюдая по сторонам, что бы меня не застали врасплох, пока я употребляю продукты абсолютно не местного происхождения, не особо торопясь, достаточно плотно поел.

Прошло более двух часов после разговора со старшим лейтенантом, солнце уже начало свое движение к закату, ни каких подвижек ни с какой стороны не было, на меня местное командование видно плюнуло, ну и ладно нашим проще, никто не будет приставать с дурацкими расспросами.

И только я уселся в свой уже достаточно освоенный, угол окопа, сытый можно сказать довольный жизнью, достал сигарету особо не таясь, как началось, вот тут то я и пожалел, что вовремя не слинял. Имел полное право, но жаба задушила, решил прихватить пулемет, а как его потащишь пока бойцы РККА сидят в окопах, догонят и пулю в лоб загонят. Вот и решил еще чуток повоевать, пока отступать не начнут.

С начало в небе с юго-запада появились точки, затем послышался гул самолетов, и спустя с десяток минут завертелась воздушная карусель.

Сколько ни читай, воспоминания фронтовиков, сколько не смотри кадры военной кинохроники, представить реальность что ощущает человек лежа беззащитным в окопе, когда сверху с воем на тебя прицельно скидывают бомбы, просто не возможно.

Как только не обделался сам не понимаю, наверное, потому что непроизвольно стал читать молитвы Отче Наш и Богородицу, и откуда только вылезло, казалось давно уже позабыл, сколько лет в церкви не был, а вот в критический момент вспомнилось. Понятно, что одновременно читать молитвы и делать в штаны, дело невозможное, вот меня и обошло стороной это паскудство, а то бегай потом в изгаженном исподнем.

Спасло только то что в этот раз немцы качественно утюжили, в основном, центр обороны, почти не обращая внимания на фланги, а мой окоп как раз находился на самом ее левом крае. Поэтому и не особенно пострадал от бомбежки, только страху натерпелся, но все же пару бомб прилетело в район моего окопчика, видно один из всей этой котлы пилотов люфтваффе, все-таки оказался кривоглазым и косоруким. Бомбы упали совсем рядом, меня здорово тряхнуло, оторвав от земли, а затем ударная волна не слабо так приложила обратно об землю, край окопа, как раз там, где находились мои соседи, погибшие солдаты, основательно так привалило. Вот и хоронить не нужно, само получилось.

Стервятники Геринга развлекались минут тридцать-сорок, не так уж и долго в нормальной ситуации, но только не для тех, кто был в эпицентре этого локального Армагеддона, да и кто там вообще мог выжить.

После того как лаптежники отвалили, почти сразу, видно, чтобы бойцы РККА не успели опомница, через мост поперли немецкие танки вперемешку с пехотой, сидящей в бронетранспортерах, причем не отвлекаясь на развертывание по флангом, на максимально возможной скорости ломанулись по самому центру обороны. А что такое для моторизированного потока техники преодолеть триста-четыреста метров, пять-десять минут и все, нет больше обороны советских войск.

Я все это наблюдал, высунувшись из окопа, после того как прочухал, что люфтваффе завершили свое грязное дело и уже отвалили, это стало понятно, когда прекратился вой несущихся к земле бомб и оглушительные взрывы, а гул самолетов стал удаляться.

Сам момент прорыва обороны, то есть момент преодоления немцами линии наших окопов пропустил, так стремительно он произошёл, когда высунулся из окопа, перед глазами открылась картина как по дороге проходят в маршевых колоннах немецкая техника.

Пока я наблюдал поток немецких войск, хлынувших в прорыв, произошёл некий водораздел между теми, кто выжил. Из окопов ближе к дороге вылезали бойцы и поднимая руки шли к дороге, где, кто-то из немцев строил их в колонну.

А из ближайших ко мне окопов стали вы лазить бойцы и одни так же с поднятыми руками шли к дороге, но не все, некоторые с разной скоростью перемещаясь в мою сторону, направлялись в березовую рощу за моей спиной. Кто-то проходил мимо, не обращая на меня никакого внимания, кто-то задавал вопросы, в данный момент актуальные для него. В основном просили закурить. Одному бойцу отдал винтовку и пару магазинов с патронами к ней. Еще одному стеклянную фляжку с водой, снятую с убитого бойца соседа. При этом не особо отвлекаясь на мимо проходящих бойцов, наблюдал за немцами.

Немцы вообще никак не обращали внимание, на этот скромный ручеек убегающих от них в лес солдат разбитого противника. Им и так хватало пленных, да и не до того им, они целеустремленно двигались на восток, они спешили, солнце уже катилось к закату, и им было необходимо достичь еще до ночи запланированные командованием населенные пункты, чтобы отрапортовать о достигнутых рубежах и наконец то перейти к отдыху. Их и так сегодня вне планов напрягли, пришлось повоевать и понервничать, потеряли несколько десятков своих камрадов, а это так или иначе отражается на нервной системе германского солдата, он после таких боев, когда приходится отступать, начинает нервничать и уже перестает лезть буром на противника, а это отражается на темпах блицкрига.

Так что пусть эти русские недобитки, которые не захотели сдастся в плен, доблестной германской армии, пусть пока побегают по своим лесам, все равно никуда не денутся от победоносной германской армии.

Я как-то отрешённо смотрел на всю эту картину, в принципе ни о чем внутренне не сожалея, что смог то сделал, просто стоял в своем полуразрушенном окопе и дожидался момента, когда будет возможно поставить финальную точку в сегодняшнем бое, а именно ждал, когда появится цель по которой можно будет достойно отстреляться, отплатить немчуре за свои переживания во время бомбардировки, когда чуть-чуть не обосрался. Хотелось сделать так, чтобы аналогичные эмоции посетили некое количество заморских вояк.

Полчаса назад мимо моего окопа в рощу проследовал старший лейтенант с сопровождением, контуженный, в изодранной гимнастерки, и с бинтом на голове, ему помогали идти два бойца, аналогично помятого вида. Досталось бедолаге, но молодец выжил, молодцы и парни что его вытащили. Значит хороший командир, если его солдаты в критической обстановке не бросили.

У моего окопа он притормозил. Трое бойцов окружающих старлея так же остановились. Он уселся на траву рядом с окопом, бойцы последовали его примеру, достал из нагрудного кармана мятую пачку Казбека и угостил всех присутствующих. Мы молча закурили, я стоя в окопе они сидя на верху рядом с ним.

В том, что они почти открыто на виду немецких частей, двигающихся непрерывным потоком по дороге, до которой было чуть больше полукилометра, вот так сидят и спокойно, молча курят, было нечто сюрреалистичное, в этом не было никакой бравады, а была некая солдатская стойкость, мол мы, не смотря ни на что, не бежим, а отступаем. Молча докурив папиросу, встал и развернувшись ко мне сказал.

— догоняй, дед.

— командир, я скоренько, только подожду, когда вы до леса доберетесь, да по немцам малость постреляю, а то шибко уж вольно они себя ведут.

Тот кивнул в ответ, и ничего не говоря, повернулся спиной, и пошагал к роще не особо торопясь, следом за ним так же ровно и не спеша шли его бойцы.

Я смотрел им в след и начинал понимать, как умудрился русский солдат сломать хребет немецкой военной машине, не смотря на то что в начале войны, в плен сдавались большими массами, в итоге тяжелейшего хода войны в начальный период, проявились те, за кем шли и побеждали, и таких людей постепенно становилось все больше и больше, это могли быть как командиры РККА, так и простые бойцы, здесь решало не звание, а внутренний стержень человека.

И еще одна мысль появилась в голове, чем в принципе отличались люди этого времени от людей моего, причем конечно не все поголовно, в любые времена были, есть и будут предатели, а так сказать основная масса, она просто тянулась, условно говоря, к духовной элите, которая представляла собой людей, нацеленных на самопожертвование для всеобщего блага, а в мое время большинство тянулось к духовным отбросам, которые нацелены жертвовать другими, ради себя любимых и своего обогащения, впрочем, продолжил рассуждать, это скорей всего зависит не от людей а от идеологии государства, если оно идейно направляет людей, скажем, к обогащению любыми путями, то и человек ведет себя соответствующе…

Пока я занимался философствованием, ведя сам с собой внутренний диалог, наконец то, в закатных лучах заходящего солнца, увидел то что ожидал. До этого немецкую бронетехнику, грузовики с солдатами, пушки на конной тяге, все это я пропускал. По дороге пошли грузовики с бочками, вот это и была моя цель. В диск я напихал патроны с разной начинкой простые, трассирующие, зажигательные, зажгу не зажгу, но попытаться стоит.

Больше не задумываясь, я стал стрелять средней длины очередями, патронов в пять-семь, на ходу корректируя огонь, ориентируясь по траекториям трассирующих пуль. Первые очереди никакого видимого эффекта не дали, только возбудили немцев, я заметил, как откуда-то сзади колонны на скорости обгоняя по обочине впереди идущие машины выкатил ганомак, и стал стрелять в мою сторону, в прочем в надвигающихся сумерках бил он не прицельно. Да и не успел он пристреляться, потому что у меня получилось, когда патроны в диске уже заканчивались с пятой или шестой очереди в колонне немецких войск с начало полыхнуло, а затем бабахнуло, тут же пулемет в бронемашине замолк.

Прекратив стрельбу, и не дожидаясь, когда немцы пришлют более серьезную ответку, не спеша поспешая, подхватил на локоть свой баул, затем переставил пулемет на противоположную кромку окопа, оглянулся на пространство окопа, как бы прощаясь с местом в котором пережил чуть ли не полжизни, действительно в моей жизни, до этого, ни чего подобного никогда не происходило, затем опершись левой рукой на траву кромки и правой ногой опершись на осыпь земли на дне окопа, слегка крякнув, вылез из этой ямы в которой провел целый день. Распрямился, всунул руки в лямки сидора и единым движением установил мешок за спиной, затем закинул пулемет на плечо, и почти что уже в сумерках завершающегося дня, пошагал в рощу.

Все, этот бой закончен.

Глава Вторая. Беженцы

Когда человека неожиданно начинают убивать, у разных людей разная реакция на данное действие. Но это только если ты один на один со смертью, а вот если ты в это время находишься в толпе, то реакция единообразная. Так к примеру, в газовые камеры в концентрационном лагере выстраивались в очередь и шли умирать не сопротивляясь.

Людской поток двигался по дороге поднимая ногами пыльную тучу. Он тек под этой пыльной тучей, почти непрерывной вереницей, из редко прерываясь, а затем снова наполняясь. Этот почти непрерывный людской поток в основном состоял из людей гражданских, и это обстоятельство общей картины людского переселения, еще более усугубляло и придавало некую скорбную неприкаянность.

Основная масса людского потока медленно шагала по дороге, никто никого не пытался обогнать. Иногда в этом потоке, попадались перегруженные различным скарбом телеги.