Бесплатный фрагмент - Сандаловая палочка

История полностью вымышлена.

Любое сходство с реальными событиями случайно.

Начало

Москва. Апрель 2013

Отделение Международной уголовной полиции

В пустом, плохо освещенном коридоре раздается глухое эхо чьих-то торопливых шагов. Мужчина среднего роста в ботинках, начищенных до блеска, спешит, крепко сжимая тонкую папку. Он направляется к двери в конце коридора. Только под ней виднеется узкая полоса желтоватого света. Все остальные кабинеты давно закрыты, а их обитатели ужинают дома с семьями. Мужчина спешит по длинному коридору, поглядывая на часы. Кроме его шагов слышно только, как этажом ниже, тихо переговариваясь и звеня эмалированными ведрами, моют полы уборщицы.

Он проходит в кабинет, освещенный лишь настольной лампой, и кладет папку на стол перед мужчиной в кожаном кресле.

— Максим Анатольевич, новая информация по одному из объектов.

Мужчина медленно берет папку с маленькой черной надписью «Папилон» в верхнем правом углу, спускает очки в тонкой золотой оправе на кончик крупного носа и начинает медленно листать страницы. Его немолодое лицо освещает настольная лампа. Голубые глаза с припухшими веками внимательно вчитываются в строчки. Он поднимает лицо от папки, поправляет тонкую оправу, одновременно постукивая пальцами правой руки по столу.

— Докладывай, Захаров.

— Только что поступила информация, что один из объектов из дела номер 32—90/110 обращался сегодня в МРЭО за получением водительского удостоверения категории «А».

— Да? Какое совпадение.

— Верно, Максим Анатольевич.

— Что ж. Нам это подходит. Остальных в архив. Данные по этому делу передай Марку. Пусть работает.

— Все сделаю.

— Права выдали?

— Да.

— Хорошо, иди.

— До свиданья, Максим Анатольевич.

Мужчина в кресле лишь кивает в ответ седой головой, продолжая перелистывать страницы картонной папки.

Вскоре он нажимает кнопку быстрого вызова, и буквально через секунду в трубке раздается приятный мужской голос.

— Жак Амори, слушаю.

— Добрый вечер, Жак. Это Жданов. У меня новости по Сербу.

В ночной тишине пустого здания его глубокий, чуть с хрипотцой от постоянного курения голос звучит неестественно громко. Жданову нелегко дается разговор на французском языке. Он говорит медленно, обдумывая каждую фразу и обрубая ее тяжелым вздохом. Его собеседник слушает очень внимательно, опасаясь прервать или сбить с мысли.

Жаку Амори ясно, что та информация, которая так неожиданно появилась этим поздним пятничным вечером, может в корне повлиять на жизни сотен, даже тысяч людей по всему миру. Их «Папилон» расправит крылья, пусть и рискуя собственной жизнью.

Через десять минут мужчины прощаются.

На деревянном столе лежат пять папок с прикрепленными маленькими фотографиями. На всех изображены светловолосые молодые женщины. Мужчина отодвигает в сторону четыре из них и берет в руки папку с номером 32—90/110. На него с маленькой фотографии смотрит красивая девушка с большими глазами и приятной улыбкой. Он невольно улыбается ей в ответ.

— На тебя вся надежда, мой Мотылек. Не подведи старика, детка.

Драган

Гонконг. Октябрь 2017

Отель «Пенинсула»

Темная комната в предрассветных сумерках. Лучи неоновой рекламы и сине-белый свет от экрана телефона. Силуэт мужчины на фоне ночного мегаполиса. Небоскребы района Коулун, залив Виктория.

Он поворачивает голову и внимательно смотрит на имя звонящего, но отвечать не торопится. У мужчины красивый профиль. Видно, что он уже не молод, но и не дряхлый старик. Короткостриженые темные волосы с проседью, лучики морщинок в уголках глаз.

На нем хлопковый костюм для занятий ушу и мягкие тапочки на резиновой подошве.

Длинные пальцы с короткими ногтями переворачивают телефон экраном вниз. Он закрывает изумрудно-зеленые глаза руками, проводит ими по ежику волос, расправляет плечи, делает полный вдох и поворачивается к входной двери как раз в тот момент, когда раздается осторожный стук.

Миниатюрная китаянка в униформе горничной кланяется, медленно проходит в комнату, плавно ставит чабань и жестом приглашает мужчину к столу. Ее движения завораживают — они аккуратны и точны, полны такой грации и истомы, что кажется, на нее можно смотреть вечно.

Ямча. Этот чайный ритуал перед началом рабочего дня он никогда не пропускает, в какой бы точке мира он ни проснулся. Собственно, ямча — лишь второй шаг его утренней рутины. Где бы он ни был, с первыми, еще робкими лучами солнца он надевает на себя ифу и приступает к занятиям тайцзицюань. Грация плавных движений, мягкие перекатывающиеся шаги и столь же плавные движения руками. Кантонцы называют их «чи-сао» или «липкие руки». Многие даже из его ближнего окружения не догадываются, но именно эта техника определяет его стиль жизни. Как и в тайцзицюань, в бизнесе он совмещает мягкие и жесткие методы воздействия — от длительных переговоров и закрытых ужинов до шантажа и убийств. Хотя последнее ему нравится меньше, но, в любом случае, своего он добьется. Он не кровожаден. Нет. Он просто холоден и расчетлив. Виртуозный стратег и виртуозный посредник, к рукам которого прилипают баснословные суммы за услуги содействия сделке между сторонами. Неэтичных соглашений для него попросту нет. Все продается и все покупается, а он это устроит. Кто бы ни был его клиентом — триады Гонконга или организованные преступные группировки России, коррумпированные чиновники или мексиканские картели — он найдет, как связать сделку, как пристроить нужный товар. До тех пор, пока будет спрос на наркотики, органы, драгоценные камни, политические перевороты, секретные данные государств и корпораций, он будет при деле.

Женщина терпеливо ждет. Мужчина кланяется в ответ, и в комнате звучит низкий, хорошо поставленный голос.

— Мгой. Вы свободны. Спасибо.

Неожиданно в комнату входит начальник его службы безопасности.

— Драган, груз на границе с ЮАР. Вы просили предупредить.

— Да. Спасибо, Даниэль. Как проходит?

— Пока все гладко. Шерстят первую машину.

— А груз в какой?

— В третьей.

— Тогда поспешим.

Драган встает с колен, отодвигает в сторону чабань и стремительно выходит из своего номера. Даниэль тенью следует за ним.

— Клер на месте? Да. Она следит за ситуацией через спутник.

— Ясно.

Войдя в соседний номер, Драган сразу направляется к голубоватому экрану монитора. Картинка в режиме реального времени показывает серую заасфальтированную дорогу и желтоватый песок на обочине, пять бледно-зеленых грузовиков с резиновыми тентами и темнокожих вооруженных автоматами пограничников. Драган обращается к хрупкой миловидной женщине, которая с невозмутимым видом следит за движением мужчин на экране.

— Клер, дорогая, ты нервничаешь?

— Нет. Драган. Я абсолютно уверена в успехе.

— Давно они проверяют документы?

— Минут пять.

— Что-то долго.

— Да. На всякий случай я подняла вооруженный дрон. Будет на месте секунд через тридцать.

— Умница. В машине груз на миллионы долларов. Мы не отдадим его каким-то грязным солдатам.

На экране мужчина в форме открывает дверь третьей машины и с кивком передает водителю документы. Клер довольно улыбается.

— Чудесно. Отзываю беспилотник.

Драган поворачивается к начальнику службы охраны.

— Даниэль, водители все местные?

— Да, как обычно.

— Хорошо. Проследи, чтобы их заменили через пару десятков километров. Трупы закопать.

— Да, Драган. Наши люди поджидают их недалеко от Луис-Тричард. Груз разделят на три части и повезут разными дорогами до Йоханнесбурга.

— Хорошо. Все молодцы.

С пробуждением нового дня залив Виктория окутывает серый туман, такой плотный и тягучий, что, кажется, его можно коснуться рукой. Он медленно скользит по водам залива, отражается в стеклах десятков небоскребов, ложится пеленой на только проснувшиеся улицы, разносится светло-серыми хлопьями по паркам, оседая на изумрудной зелени деревьев, заглушая запахи и замирая в маленьком переулке под протяжные, мелодичные звуки эрху.

Звуки невероятной глубины и силы наполняют переулок, в котором совсем маленькая темноволосая девочка в белой блузке с короткими рукавами, темно-синей юбочке, белых гольфах и черных лакированных туфельках, раскачиваясь в такт, плавно скользит смычком по струнам старинного инструмента. Медленная, протяжная мелодия то тянется вверх, стремясь долететь до крыш самых высоких небоскребов, то камнем падает вниз, замирая у дверей бесчисленных лапшичных, звенит на автобусных остановках и затихает в кружке утреннего чая. Десятимиллионный мегаполис, эта «благоухающая гавань» просыпается, наполняется шумом машин и тягучим говором людей. Город готовится встретить свой новый день.

Постепенно туман рассеивается, и взору предстает великолепное единение мегаполиса и изумительно красивой природы: насыщенная зелень гор, серый бетон и стекло, блики утреннего солнца на воде и одинокая джонка, покачивающаяся у причала. Гонконг, как разбуженный муравейник, кипит и бурлит. Толпы людей перетекают с одной улице на другую, заполняя все пространство вокруг.

Через час Драган выходит на террасу своего президентского люкса. Синий костюм «Бриони», темно-коричневые туфли «Прада» и белая сорочка в крупную клетку. Пронзительно-зеленые, умные глаза смотрят на залив Виктория, район Коулун и Чимсачей.

Его дела в Гонконге закончены, внизу уже ждет Роллс-ройс, который отвезет их с Клер в аэропорт Чхеклапкок, где стоит его личный боинг. К вечеру они будут уже в Женеве. В сопровождении охраны Драган спускается в холл, на ходу просматривая почту. Вдруг он останавливается и прослушивает сообщение от звонившего утром человека. Довольная, хищная улыбка на секунду обнажает белоснежные зубы. В этот момент к нему подходит Клер.

— Груз прибыл в московский аэропорт Шереметьево.

Мужчина кивает, продолжая довольно улыбаться. Что ж, еще одна сделка подходит к концу. Осталось доставить пакетик южноафриканских алмазов, и можно ставить точку.

— Клер, дорогая, организуй доставку.

— Конечно, сэр.

— Ах, да Клер, я думаю, нам пора менять курьера. Позаботься и об этом, дорогая.

— Конечно, сэр.

Ему нравится Клер. Ее исполнительность и педантичность только на пользу его делу. Драган поворачивает голову и смотрит на изящный профиль своей помощницы. У Клер белоснежная кожа, темно-русые волосы и серые глаза, внешние уголки которых слегка опущены, и поэтому кажется, что ей всегда грустно. Он в шутку называет их глазами грустного ангела. Она так поразительно похожа на святую с русских икон — такие же большие и такие же печальные глаза, спокойный взгляд и какая-то внутренняя сдержанность. Только вот сострадания в ней нет ни на грамм. Это качество вообще не свойственно Клер.

Несколько лет назад Клер незаметно вошла в его жизнь и также незаметно стала в этой жизни почти незаменимой. Он привык к тому, что она рядом, что четко выполняет все его распоряжения, организует его быт, ведет график его встреч, знает почти все о нем — от размера обуви до номера социального страхования.

В жизни Клер нет ни мужчины, ни женщины, никаких интимных связей. Она, как робот, работает и зарабатывает. С ним у нее чисто деловые отношения. Хотя не все в это верят. Что ж, их можно понять. Они живут практически одной жизнью на двоих, почти 365 дней в году вместе на протяжении вот уже четырех лет. Естественно, кое-кто из его деловых партнеров фантазирует на эту темы. Людям в принципе свойственно фантазировать.

Клер начала работать у него почти сразу после университета. Они познакомились на благотворительном вечере по сбору средств для детей с онкогематологическими заболеваниями, который проходил в здании Лондонского королевского театра «Ковент-Гарден». Она подошла к нему во время фуршета в длинном платье цвета стали, с обнаженными красивыми плечами и изумрудным колье на бледной, почти белой шее. Красивая молодая женщина. Драган просто не мог не поддержать беседу. Они поболтали. Клер рассказала, что она выпускница Кембриджа, специализируется на экономике и праве и очень хочет работать у него. Драгана позабавила вся эта бравада, и он чисто из вежливости дал ей свою визитку, а она улыбнулась поверх тонкого бокала с шампанским, блеснув серыми льдинками глаз.

Через полгода они вновь встретились на очередном благотворительном ужине. На этот раз в Лондонской национальной галерее. Как раз накануне ему пришлось избавиться от своего прежнего секретаря по имени Джошуа, и место было вакантным. Кто-то с доступом к его личным файлам на протяжении трех месяцев копировал информацию. Подозрение сразу пало на Джошуа. Парень божился, что этого не делал, но факты говорили сами за себя. Драган лично пристрелил предателя в заброшенном здании в Бромли, а Даниэл бросил труп в Темзу, предварительно срезав тонким скальпелем всю кожу с пальцев и изуродовав черты лица до неузнаваемости, а в довершении выдернул зубы, чтобы даже карта дантиста не помогла идентифицировать труп.

Когда в тот вечер Клер опять подошла к Драгану со своим желанием работать в его фирме «Пи Эм Ай Консалтинг», он отнесся к ее кандидатуре серьезно. Как выяснилось, девчонка прекрасно зарекомендовала себя в университете, владеет тремя иностранными языками, в том числе русским, что пришлось очень кстати, ведь в этой стране сосредоточена львиная доля его бизнеса. Клер рассказала, что три года назад ее родители погибли в автомобильной аварии недалеко от Эдинбурга. Поэтому ее ничего не держит в Лондоне, и она совершенно свободно может оставить Великобританию и жить и работать, где угодно, в любой точке земного шара.

Сложно сказать, что конкретно повлияло на решение пустить эту красивую молодую женщину в свою жизнь: то ли удивительное сочетание молодости и мудрости, то ли лестные отзывы преподавательского состава, то ли та аура одиночества, которая, подобно серой дымке, окружала ее. Мало кто знает, что Драган тоже очень одинок, но в отличие от миллионов одиноких людей по всему миру, его одиночество — это его собственный выбор, его стиль жизни.

Сначала он дал Клер должность в офисе своей консалтинговой фирмы в Лондоне. Она прекрасно проявила себя — спокойная, всегда подчеркнуто вежливая, расчетливая, педантичная, очень ответственная, но, что самое важное, Драган начал ей доверять и допустил до своей настоящей работы. И уже через год предложил Клер место личного секретаря и пригласил на борт своего бизнес-джета. Так он пустил ее в свою реальную жизнь.

Шли годы, постепенно он все больше и больше вводил Клер в курс своих дел: знакомил с партнерами, обучал сути всех сделок. Она схватывала все буквально на лету, поражая и удивляя его каждый день. Особенно Драган ценил в ней умение видеть основу любого вопроса, любой проблемы, любой сделки. Ее мозг просто отфильтровывал лишнее и оставлял только то, с чем реально можно и нужно было работать.

Все его партнеры — от российских преступных группировок до триад Гонконга — быстро прониклись к ней уважением, несмотря на ее возраст и пол.

Клер пристраивала партии синтетических наркотиков и донорских органов на черном рынке, тоннами отправляла оружие в Южную Африку и под видом промышленного оборудования вывозила алмазы из Зимбабве. Все это и еще очень многое другое делала легко и абсолютно не заботясь о морали. Красивые бледные пальчики с аккуратным маникюром ежедневно порхали по клавиатуре, готовя очередные липовые документы, чтобы ввезти или вывезти тот или иной груз, сместить того ли иного политика, распространить по дилерской сети тот или иной наркотик. И всему этому научил ее именно он. Закончив одну сделку, они тут же брались за другую, и так триста шестьдесят пять дней в году.

На самом деле все люди, участвующие в организации и проведении «сделок», проверенные и надежные. Вся его сеть успешно работает именно благодаря их тщательному подбору — от заказчиков до пилотов, от киллеров до курьеров.

Последних, к слову, приходится часто менять во избежание проблем. Вот и пришло время для замены московского курьера. Хотя русские им довольны — ни единой промашки за два года. Идеально гладко. Например, в Париже он поменял за это время уже троих, в Мюнхене два раза чуть было не потерял груз, а этот русский ни разу не подвел.

С одной стороны, может показаться, что курьер слишком маленькая фигура, чтобы самому волноваться на его счет. Правда же заключается в том, что именно от работы курьера зависит финальная и самая важная часть любой сделки. Драган ищет их в каждом городе каждой страны, где у него есть свой интерес.

Как показывает практика, деньги и банковские счета не так уж надежны, как многие наивно полагают. Курьер же, если он подобран верно, при должной мотивации гораздо надежнее любой транзакции. Такую оплату почти невозможно отследить, а система доставки настолько сложна и запутана, что ни одна спецслужба пока не догадалась о его виртуозной схеме, которая прекрасно работает уже почти двадцать лет. Отчасти благодаря постоянной замене людей. Одних приходится убирать за неточность, других — за серьезные нарушения во время доставки, третьих же только за то, что работают на него больше двух лет. Увы, но даже очень хорошими людьми приходится жертвовать во имя собственной безопасности.

Хотя бывают и исключения из общих правил. Так, один очень ловкий итальянец по имени Марко работает на него уже три года.

И вот теперь этот русский парень, который идеально возит грузы почти два года и которого на самом деле будет сложно заменить. Он тоже может стать таким исключением, если Драган решит сохранить ему жизнь. Этого курьера рекомендовал ему его русский партнер, и будет, по меньшей мере, вежливо взглянуть на паренька прежде, чем убить.

— Клер, дорогая, я передумал. Мы летим в Москву. Сообщи пилотам, пожалуйста, я хочу сам взглянуть на курьера.

Мужчина садится в черный Роллс-ройс. Машина мягко трогается, за окнами мелькают толпы туристов и местных. Каждый раз, покидая этот город больших денег и больших возможностей, он стремится вернуться сюда вновь. Сложно объяснить, что именно его так привлекает в этом космополитном мегаполисе.

Это и уникальная смесь китайских традиций, отшлифованных до блеска английской утонченностью и в то же время не потерявших своей самобытности. Это и амбициозность архитектурных решений, делающих Гонконг таким узнаваемым и особенным. Здесь все будто стремится вверх, стремится достичь невероятных высот.

Он всегда чувствовал будоражащую внутреннюю свободу, находясь в этом прекрасном и шумном городе. Внутреннюю свободу выбирать то, к чему он призван, воплощать в жизнь самые дерзкие сделки, находить точки соприкосновения, казалось, с совершенно несоприкасаемыми людьми.

Кто бы мог представить, что все преступные организации мира смогут успешно взаимодействовать друг с другом, что найдется один единственный человек, который сможет их объединить.

Этот человек создаст не просто шайку или группировку, а мировую криминальную сеть, в которой и мексиканские картели, и триады Гонконга, и группировки России, и многие другие эффективно работают вместе. И все благодаря одному человеку, благодаря Драгану Косу. В знак уважения триады прозвали его «Сандаловой палочкой». Ему, безусловно, это приятно. Конечно, Драган не является членом их тайных обществ, он всего лишь уважаемый посредник, но этот титул он заслужил. На протяжении вот уже двух десятилетий он помогает им решать свои вопросы далеко за границами Гонконга и всего Китая. По-своему Драган Кос — незаменимый человек для них, человек, который помогает им зарабатывать огромные суммы денег, получая за каждую сделку свой скромный процент.

Через 13 часов его бизнес-джет приземляется в Московском аэропорту Внуково-3. Он пожимает руки пилотам, благодарит обслугу, вместе с Клер и тремя телохранителями спускается по трапу и садится в черный бронированный Майбах. Машина мчит по ночному городу. Он чувствует усталость. Москва всегда так действует на него. Было время, когда он несколько лет жил здесь, работая в посольстве Югославии. Он чувствовал себя счастливым в этом большом городе. У него была прекрасная работа и новые, полные фантастических эмоций, отношения с девушкой. Это было удивительное время в его жизни — молодой и амбициозный, уверенный в своих силах и в важности собственной профессии, влюбленный молодой человек в самом начале, как он верил, ослепительной карьеры.

Годы обучения, свободное владение семью иностранными языками, работа в министерстве иностранных дел Югославии, и вот по какой-то счастливой случайности он наконец-то получил перевод в Москву. Новая страна, новый город, новая работа. Временами он ловил себя на мысли, что просто очень долго спал и вот, наконец, проснулся, чтобы вздохнуть полной грудью. Теперь в жизни Драгана было все, о чем только можно мечтать: любящие родители, которые безумно гордились единственным сыном, любимая работа на благо Родине, любимая девушка. Это было будоражащее, полное красок и гармонии время.

Впервые он увидел Ольгу в коридоре здания посольства на первом этаже. Она работала младшим референтом. Худенькая девушка со светлой косой, переброшенной через изящное плечо. Она несла стопку серых картонных папок и медленно приближалась к нему. Нежный овал лица, полные губы и внимательный взгляд большущих серо-голубых глаз. Драган не мог оторвать глаз. Он был словно загипнотизирован этой легкой, этой чистой красотой.

Поравнявшись с ним, девушка слегка замедлила шаг, и он увидел, как порозовели ее щеки, как учащенно забилась жилка на изящной шее. Она посмотрела на него и опустила темные густые ресницы. В этот момент Драган понял, что судьба преподнесла ему удивительнейший из подарков. Ему показалось, что этой встречи он ждал все тридцать лет своей жизни.

Знакомство быстро переросло в ослепительный роман, который пьянил им головы не хуже, чем виноградный «вшяк» его отца. Они гуляли долгими теплыми летними ночами по московским паркам и скверам, держась за руки, смеясь и обнимаясь. Четыре месяца абсолютного счастья: ночи, проведенные вместе, поцелуи украдкой в темных коридорах, ее звонкий смех, запах ее волос, мягкость губ, тепло хрупкой ладошки в его сильной руке. За короткий промежуток времени она стала для него всем, она стала его жизнью. Но…

В 1991 году в его родной стране вспыхнули первые очаги конфликтов, и он вынужден был уехать. Он должен был спасти мать и отца.

Его сердце рвалось на части, но он не мог взять Ольгу с собой, не мог подвергнуть ее жизнь опасности. Тогда он еще не до конца понимал всю серьезность того ужасного, дикого военного конфликта, который подобно чуме накрыл его родину. Он надеялся, он верил, что сможет найти родителей, сможет увезти их в СССР. Он обещал Ольге, что вернется…

Он крепко обнял ее на прощание, вдохнул такой приятный, такой родной запах, поцеловал кончик ее холодного носа и ушел, не оглядываясь. До сих пор он помнит, как с силой сжал кулак в кожаной перчатке, уткнулся в него носом и зажмурился. В тот момент ему хотелось упасть и начать рыдать. Рыдать как в детстве, но он продолжал идти, не оборачиваясь. Драган чувствовал, знал, что сейчас Ольга молча плачет за его спиной. Хрустальные капли сбегают по холодным щекам, а любимая девушка утирает их серой вязаной варежкой.

Аэропорт, автобус, трап и улыбчивая стюардесса. Несмотря на ту спешку, в которой он покидал Москву, его преследовала одна и та же мысль: он опаздывает, возможно, уже опоздал.

Прилетев 13 декабря в Загреб, он узнал, что двумя днями ранее в его родном селе Паулин-Двор вблизи города Осиек хорватские солдаты открыли беспорядочную стрельбу по гражданским и бросили несколько ручных гранат. Страшные мысли — те самые, что пугали его последние сутки, — стали явью: он опоздал. В стране началась неразбериха.

С огромным трудом, рискуя собственной жизнью, он сумел добраться до того, что осталось от родного села. Его глазам предстала жуткая картина из сожженных, изувеченных домов и сложенных в ряды безжизненных, окровавленных тел на обочине пыльной проселочной дороги. Тот момент, когда среди убитых он нашел родителей, изменил его навсегда.

Как в тумане, раздираемый горем и поглощенный злобой на собственную страну, прячась от военных конвоев, вместе с беженцами он добрался сначала до Италии, а затем и до Франции, где начал новую, одинокую жизнь, в которой осталось место лишь для ненависти. Казалось, что день за днем она буквально выжигала в нем человечность. Драган возненавидел правительства и государства, лживых и трусливых чиновников, которые нисколько не заботились о простых людях, а только эксплуатировали и наживались на них. Он возненавидел и простых людей, не понимая, почему они соглашались на стадную жизнь, слепо следовали за тиранами, убивали друг друга, сжигали дотла деревни и города, вырезали целые семьи, действуя лишь по чьему-то приказу.

Так, постепенно на место ненависти пришло презрение. Презрение к людям и этому лживому политическому миру в целом. И вот тогда и появился на свет тот Драган, который решил, что криминальный мир порой честнее и надежнее. В нем сильному и умному человеку жить намного комфортнее, чем в мире, где кто-то пытается что-то изменить, подписывая тонны указов и приказов, думая при этом только о личном обогащении. В его мире, в мире Драгана, он сам отвечает за свою жизнь, и она целиком и полностью зависит только от его решений и действий.

К Ольге он не вернулся. Места для любви в его жизни больше не было.

Майбах бесшумно свернул на Тверскую, минута — и метрдотель распахнет перед ними двери отеля «Ритц-Карлтон». Он всегда останавливается в люксе с собственной трассой.

— Клер, дорогая, ты организовала доставку?

— Да, сэр. Завтра в 15:47.

— Чудесно. Спасибо, Клер.

Я

Москва. Октябрь 2017

Я Соня. Редко называю полное имя. У меня его попросту нет. Конечно, мне приходится указывать фамилию и отчество в анкетах для получения банковских карт, в социальной службе, на работе, но все, кроме имени Соня, — не мое. Я сирота. Выросла в детском доме в Подмосковье, потом каким-то чудом поступила в университет на факультет иностранных языков, закончила и теперь работаю.

На первый взгляд, скучная жизнь обыкновенного человека. Я была бы рада, будь она действительно такой. Порой случается, что всего лишь один неверный шаг, и твоя скучная и очень однообразная жизнь превращается в сумасшедший водоворот безумных событий, которые грозятся не просто затянуть тебя на самое дно — они могут раздавить тебя. В такие моменты ты не просто мечтаешь о спокойной и скучной жизни — ты буквально грезишь ею.

У каждого из нас есть свои предпочтения, любимые вещи, книги, напитки или еда. Они уникальны для каждого. Но среди всего того, что мы любим, есть что-то одно, от чего мы не в силах отказаться. Это могут быть путешествия, французские эклеры, дайвинг или тренировка в тренажерном зале. Это могут быть книги, посиделки с друзьями в каком-нибудь баре пятничными вечерами или просто сигарета и кружка крепкого ароматного кофе по утрам. Лично для меня это скорость. Такая, что мир сжимается по сторонам, а впереди лишь точка. Точка, в которой я должна оказаться через считанные минуты, несмотря на километровые пробки МКАДа, на полицию и камеры, ремонты дорог или неработающие светофоры. Я должна быть там, и времени у меня считанные минуты.

За моими плечами груз, который ценится намного больше, чем моя жизнь. Да что там — чем жизнь любого из нас. Я не знаю, что точно находится в рюкзаке. Да это не так и важно. Важно лишь быть в месте назначения в указанное время.

Все началось на последнем курсе. Я устроилась переводчиком в одну фирму и стала получать стабильный доход, не космический, конечно, но все же почувствовала себя финансово свободней. Я смогла позволить себе снять квартиру в ближайшем Подмосковье и обставить ее мебелью из «Икеа». Мне было что носить и было что есть. Я радовалась тому, что имела. Во всяком случае, я жила в этой квартире одна и, в отличие от детского дома или универской общаги, у меня была своя собственная ванная комната. Даже такая малость казалась мне целым королевством.

Я много гуляла пешком по красивым московским улочкам, любуясь витринами ГУМа, уплетая жареную картошку из «Макдоналдс», на ходу запивая ее ледяной колой и наслаждаясь своим одиночеством. И пусть у меня было немного свободных денег, но я чувствовала себя вполне счастливой.

Во время одной из таких прогулок я познакомилась с парнем по имени Макс. Мы встречались какое-то время, потом расстались. Эти отношения едва ли можно назвать длительными, но они сильно повлияли на мою дальнейшую судьбу. И даже несмотря на то, что мы больше не вместе, я всегда вспоминаю о Максе с особенной теплотой, потому что именно он впервые предложил мне сесть на мотоцикл.

---

Я стала «вторым номером». Макс был очень хорош, он переключал скорости так, что я этого даже не замечала, трогался и останавливался настолько плавно, что страха у «второго» не было вообще. Он шутил и называл меня своим «хрустальным грузом», может, из-за моего худощавого телосложения или видимой хрупкости. Хотя, на самом деле, я легко могу дать отпор даже очень сильному мужчине. Моя кукольная внешность обманчива. Несмотря на большие зеленые глаза, аккуратный нос, чуть полноватые губы и каскад длинных волнистых волос, я не чувствую себя принцессой или каким другим нежным и избалованным созданием. Я остаюсь и, думаю, останусь навсегда девчонкой с улицы, девчонкой из детского дома, той, которой приходится драться, защищаться, отстаивать свое место в этом равнодушном и, пожалуй, даже жестоком мире.

В детском доме можно было выбирать кружки́ для внеклассных занятий. Многие девочки посещали уроки фортепиано или эстрадного танца, я же ходила вместе с мальчишками сначала на каратэ, затем на смешанные единоборства.

Благодаря тренировкам, я прекрасно чувствую настрой моего противника: будь то пьяный жлоб, который решил поразвлечься с симпатичной девчонкой в темном подъезде, или стайка хлипких гопников со своим излюбленным вопросом «есть че по мелочи» — я ударю первой. Золотая тройка: пах, кадык и глаза. Несложно, но очень эффективно. Я не ношу балетки или тоненькие босоножки. У меня жесткая обувь, так что, если я ударю, помнить меня будут долго. Поэтому уж точно я не назвала бы себя хрупкой.

Впервые сев на мотоцикл и обхватив руками затянутую в черную кожу спину Макса, я не должна была помогать ему входить в поворот или держать равновесие — моя задача была расслабиться и не бояться. Он беспокоился за мой первый опыт, и мы разработали простую систему сигналов. Так, если мне было очень страшно, я должна была сжать сильнее бедра, похлопать по правому плечу, если хотела медленней, сжать левое предплечье, с просьбой остановиться. Когда Макс плавно тронулся, меня поразило чувство, что подо мной живое существо, очень послушное и сильное. Макс набирал скорость, а я будто попала в сон. Я не могла и не хотела шевелиться. Я даже перестала дышать. Для меня эта сила, эта мощь, закованная в гладкую железную обшивку, стала настоящим чудом. Открытием.

Было ли мне страшно? Нет. Хотела ли я его остановить? Нет. Я хотела лишь одного — собственный байк.

С того самого момента моя жизнь потекла совершенно по иному руслу. Теперь съемной квартиры и собственной ванной комнаты было недостаточно. Я бралась за любые переводы, работала по двадцать часов в сутки. Моей единственной целью был собственный мотоцикл. Конечно, «б. у.», конечно, совсем не «свеженький», но мой.

Через три месяца такой жизни, когда концентрация глутамата натрия от бесчисленных «дошираков» приблизилась в моем организме к критическому максимуму, я смогла позволить себе купить первый байк.

Кава. Моя молния. Я обожала ее и то чувство свободы, которое она дарила. Каждый раз, опуская стекло шлема и убирая подножку, я чувствовала, что за моей спиной расправлялись крылья, и я могла летать. Было здорово.

---

Раньше я не гоняла по МКАДу как по треку, не удирала от мотобата и прав меня никто не лишал. Я честно отучилась и была вежливой на дороге: не сворачивала никому зеркала и не пинала двери, не выделывала вилли и стоппи, и у меня всегда была полная яркая экипировка. Думая о других водителях и не желая спровоцировать аварию, я старалась придерживалась установленного скоростного режима, но не потому, что боялась скорости. Нет. Дело в том, что я не просто рисковая, жаждущая очередной порции адреналина девчонка. Я чувствую скорость и поэтому абсолютно не испытываю страха перед ней. Как дрессировщик в цирке интуитивно, на каком-то совершенно ином уровне, понимает животных, в том числе хищных, способных убить его одним движением, так и я чувствую свой байк, несущийся на полных оборотах.

Сейчас я езжу только в черном. Я знаю, что это опасно и ночью меня почти не видно, но теперь это моя жизнь, в которой скорость — это мое личное проклятие.

Где-то раз в три недели, иногда реже, я получаю СМС с числовым кодом. В нем для непосвященного просто набор из трех или четырех цифр, но не для меня. На самом деле там масса информации, нужно просто знать, что искать.

Во-первых, время, в которое оно приходит, — это время моего старта с точностью до секунды на следующие сутки. Например, если 18 августа сообщение приходит в 16:27, то 19-го в 16:27 для меня будет открыт коридор, и я не должна его пропустить. Ровно в указанное время я выезжаю с парковки — секундой раньше — ошибка, секундой позже — ошибка. Любая из них может стоить мне жизни.

Набор цифр — это номер съезда с МКАД и указатель на радиальную улицу. Доставка редко бывает глубже третьего транспортного кольца, и меня это устраивает. Чем ближе к центру, тем больше полиции. Потеряю груз — потеряю жизнь. И последние цифры — это номер дома и подъезда, у которого обычно стоит машина с дипломатическими номерами. Я подъезжаю и передаю пакет. Все молча, четко, как часы, и я свободна на следующие три или, если повезет, даже четыре недели.

Затем подключается вторая группа. Байк загоняют в фургон, где ему меняют номера. Честно, я не знаю, что происходит с ним дальше. Знаю только, что если СМС пришло, то утром на парковке появится мотоцикл с полным баком и пакетом в черном рюкзаке.

Есть два момента, о которых я не могу не упомянуть. Несмотря на то, что меня постоянно пугают смертью, мой «наниматель» все же проявляет некое подобие заботы. Во-первых, мне позволили выбрать мотоцикл. Так, я выполняю эту работу только на определенном байке — на BMW К1300R. Для меня и для миллионов других он совершенно особенный. Кому-то он очень нравится, кто-то брезгливо плюется в сторону, но равнодушных нет. На мой взгляд такой «пришелец» просто не может не вызвать эмоций. В нем круто абсолютно все: лупоглазые фары, звериный оскал масляного радиатора, посадка, скорость переключения и динамики разгона. Люблю его за стабильность: его не шатает из стороны в сторону при перестроении, он равнодушен к колеям на дороге, его не пугает выпуклая разметка или мелкие выбоины. Он — моя черная пуля. Ни на одном другом я не согласилась бы на доставку, потому что на этом байке я точно смогу удрать.

Ну и сам коридор — это тоже часть заботы обо мне. Когда я на доставке, мне никогда не попадается мотобат, я не знаю, что делает заказчик, но их просто нет в том месте, где есть я. В коридоре не работает связь, камеры выключены, а все светофоры зеленые. Невидимая рука расчищает для меня дорогу. Я не знаю, кто это, но уверена, что с ним мне легче, чем без него.

Я никогда не смотрю, что в рюкзаке. Это еще одно правило, которое нарушать нельзя. Иначе — смерть.

То утро выдалось дождливым. Таким, когда город встает в мертвых пробках, а на улице все мокрые и сердитые. Пришлось взять такси до работы. В общем, с самого начала дня все пошло не так. Сообщение пришло слишком рано, ведь с момента последней доставки прошла всего неделя, и такое случилось впервые.

Короткий перерыв, неподходящий прогноз погоды, ведь осадки обещали еще на пару дней. И тем не менее, я должна была ехать. Что-то гадкое зашевелилось внутри. Было ли это плохое предчувствие или банальный страх, не знаю, но мне действительно стало не по себе.

Хуже всего то, что доставка была не до жилого дома, а до военного госпиталя. И эта деталь меня еще больше обеспокоила.

На следующее утро, как обычно руководствуясь временем, в которое накануне пришло сообщение, я спустилась на подземную парковку моего дома. Меня уже ждали. Мужчина в черном костюме, лет пятидесяти, передал мне черный моторюкзак.

07:20:33 Беру его молча.

07:21:01 Перчатки.

07:22:28 Шлем.

07:23:00 Начинаю движение. Коридор уже открыт.

Первый перекресток, второй, третий, ухожу в левый ряд. Постепенно нервы отпускают, привычная вибрация байка успокаивает. Все светофоры зеленые. Ныряю к съезду с МКАД.

Все чисто, полиции нет. Успокаиваюсь, лечу вперед. Периферическое зрение выхватывает обрывки чьих-то жизней.

Кто-то стоит на остановке, кто-то спешит в метро, собака запуталась в поводке, мужчина роняет газету, прохожий просит закурить, кофе навынос, дворник убирает первые желтые листья. Такой большой и красивый город постепенно просыпается, наполняется жизнью и энергией горожан.

Последний поворот.

07:42:09 Контрольно-пропускной пункт военного госпиталя.

Меня ждет мужчина в белом халате. Видно, что нервничает. Молча передаю рюкзак. Он берет его очень бережно и почти бегом скрывается за дверью КПП.

07:43:03 Доставка выполнена.

Ребята из второй группы грузят байк в фургон, а я переодеваюсь. Они тактично отворачиваются. Странно, за два года этой бешеной гонки никто из них даже не попытался заговорить со мной. Они будто боятся меня.

Темный тренч, узкие брюки, волосы собраны в высокий хвост. Хорошая девочка с хорошей жизнью. Только вот она, очень может быть, только что привезла кому-то сердце, печень или почку с черного рынка, и вряд ли донор был на это согласен.

Лиза

У меня есть лучшая подруга по имени Лиза. Она работает в одном крупном банке и занимается аналитикой. Аналитик она прекрасный, вот только в банке о ее выдающихся способностях даже не догадываются. Всегда собранная, вежливая и неизменно элегантная Лиза утром приходит в свой кабинет, тщательно выполняет работу и вечером уходит домой. Руководство даже не подозревает, что на анализ данных ей требуется час, максимум два. Ее коллеги же будут сидеть неделю, сверяя и выверяя, считая и пересчитывая.

С самого раннего детства Лиза выделялась на фоне других детей. Маленькая девочка, которая, даже играя в песочнице во дворе своего дома, строила куличики, четко придерживаясь определенной последовательности, родившейся в темноволосой головке с синим блестящим бантом. Сначала большие цилиндры, затем пирамиды и конусы меньшего размера и, наконец, совсем маленькие песочные куличики в форме куба. Девочка рано начала читать, рано полюбила цифры и логические задачки, при этом она всегда находилась в коллективе, и у нее не возникало проблем в общении со сверстниками. Возможно, именно вследствие отсутствия явных признаков дефицита социального взаимодействия, Лизе никогда не ставили какого-либо диагноза, связанного с нарушением работы головного мозга. Все врачи, которым показывали малышку, в один голос твердили, что речи о патологии нет, такое поведение — всего лишь особенность личности.

Сейчас Лиза с легкостью умещает в своей голове огромное количество цифр, графиков, просто каких-то отвлеченных данных. На первый взгляд обычного человека, вся эта информация разрознена, но Лизин потрясающий мозг найдет связь, выстроит все в четкую и наглядную последовательность, и такая процедура займет чуть больше десяти минут.

Подруга часто говорит, что с цифрами порой проще, чем с людьми, ведь они не умеют лгать и неминуемо покажут просчет — намеренный или случайный, но покажут обязательно.

Долгое время я думала, что Лиза работает только в банке. Однако где-то раз в два месяца она могла пропасть на пару дней, не отвечать на телефонные звонки или сообщения, объясняя свое исчезновение приступом сильнейшей мигрени.

Прошлой зимой мне открылась истинная причина ее головной боли. Четвертого января, в самый разгар зимних праздников, она позвонила и попросила приехать к ней через пару дней. Такая просьба меня не удивила. Дело в том, что на Москву шли сильные снегопады, и я решила, что Лизин организм просто так реагирует на атмосферные колебания и она хочет подстраховаться, чтобы не мучиться в одиночестве от очередного приступа.

В тот день я благоразумно решила воздержаться от поездки на такси и спустилась в метро. Я не люблю его. Я понимаю, что это и удобно, и быстро, и дешевле, чем такси, но тем не менее я никак не могу приучить себя пользоваться этим видом транспорта и уж тем более пользоваться им с удовольствием. Прежде всего, мне не нравится чувство «скованности». Меня пугает осознание, что я на десятки метров погружаюсь под землю, а над моей головой тянутся километры коммуникаций: это и водопроводные трубы, и канализационные и различные кабели электроснабжения или связи, это и русла рек, и автодороги, по которым ежесекундно несутся тысячи автомобилей. Мой мозг начинает подсчитывать все то, что находится надо мной, или, если точнее, все то, под чем нахожусь я… Выбор в пользу такси становится настолько очевидным, что я просто перестаю себя мучить и предпочитаю не пользоваться этим «удобным» видом транспорта без крайней необходимости. Хотя в такие вот дни, когда легкий утренний пушистый и белый снежок грозит обернуться транспортным коллапсом для двенадцатимиллионного города, я заставляю себя спускаться под землю и каждый раз убеждаю себя — это крайняя необходимость.

Я вышла на «Чеховской». Забежала в аптеку и супермаркет и, шурша пакетами, направилась в сторону Лизиного дома, то и дело буксуя в сугробах. Обычно дорога от станции метро до Лизиного подъезда занимает у меня минут пять или семь, в этот раз, набрав полные ботинки снега, я ковыляла почти полчаса. Когда, ругаясь и отплевываясь, я наконец-то добралась до спасительной двери подъезда, я была готова сама свалиться с мигренью, лишь бы снова не выходить в этот снежный ад.

Поздоровавшись с консьержем, перекинувшись парой фраз относительно того ужаса, что творится на улице, я поднялась на лифте и, звеня ключами, открыла тяжелую дверь.

Было тихо, темно и немного душно. Я слышала, как работает холодильник на кухне, и больше не слышала ничего. Мне стало не по себе. Я медленно, стараясь не шуршать, поставила пакеты на пол, вытащила мокрые ноги из ботинок, стянула с себя оливковую парку, серую вязаную шапку и направилась в спальню. По мере моего медленного продвижения по притихшей квартире, тревожное ощущение только усиливалось. Я приоткрыла дверь в спальню и уставилась на пустую нетронутую кровать. Это было уже не просто тревожно. Лиза всегда была здесь, лежала и стонала, но была здесь в этой самой белоснежной кровати. Шторы закрыты, идеальный порядок — все как обычно, за исключением отсутствия самой хозяйки.

Я рванулась на кухню. Все тот же идеальный порядок и закрытые шторы. Легкий полумрак создавал ощущение нереальности происходящего. Поочередно открывая двери в гардеробную, туалет и ванную комнату, я натыкалась на одно и то же — пустоту. Лизы не было.

— Лиза! Черт тебя возьми! Где ты?

Голова судорожно соображала: либо ей стало лучше, и она просто забыла предупредить меня, либо случилось что-то плохое. От этой мысли по моей спине пробежали мурашки. Лиза — мой самый родной человек в этом одиноком мире. Я не представляю себе жизнь, в которой не будет нашей дружбы.

Ругаясь и ворча, я пробежала в гостиную. Все та же пустота. Осталось только одна дверь, которая вела в ее домашний кабинет.

Я зашла и обмерла. Моим глазам открылась невероятная картина. Я привыкла видеть небольшую светлую комнату с компьютером и стеллажом для документов и стильным креслом от Патриции Уркиолы.

Вместо привычной комнаты я попала никак не меньше, чем в Куантико. Мониторы, мониторы, мониторы, данные, графики, диаграммы, столбики цифр, индексы, черно-белые фотографии каких-то зданий с планами — и все это в свете ламп дневного света. Для полного сходства не хватало лишь одиноко жужжащей мухи. И вот посреди всего это информационного рая на полу лежала моя Лиза. Без сознания.

Я подбежала к ней и опустилась на колени.

— Лизка, ты как? Живая?

Эти обмороки для меня не новы. Такое случалось и раньше. Но не так, не в этом странном и, по сути, незнакомом мне месте. Маленький кабинет с черно-белыми фотографиями в серебристых рамках и зеленым фикусом в белоснежном горшке, тот маленький кабинет, к которому я привыкла, оказывается, был очень большим помещением с огромным количеством техники, которая беспрестанно выводила на яркие экраны столбики каких-то цифр. Та стена, что была полностью обшита матовым серебряным стеклом, как я думала, по прихоти какого-то модного дизайнера, оказывается, помимо прочих декоративных функций, скрывала за собой маленький Пентагон, о существовании которого я даже не подозревала.

Лиза промучилась до утра, а к вечеру пришла в себя и смогла немного поесть. Когда подруга поняла, что я все видела, она сначала испугалась, потом успокоилась и, взяв с меня слово молчать, выложила, что она часто работает на сторонние организации в качестве внештатного аналитика. Лиза выполняет для них различные сопоставления данных, их анализ, прогнозы и прочую финансовую мишуру, которая мне мало понятна. Речи о шпионаже или чем-то подобном не идет. Заказчики в основном — финансисты с Уолл-стрит. Лиза просчитывает поглощения, слияния, банкротства.

Она пожала плечами, поправила темные спутанные волосы и с ангельской улыбкой сообщила, что в принципе работа почти всегда одна и та же, меняются лишь наименования юридических лиц. Вот только платят за такую работу очень нескромно.

Я совсем забыла сказать, что у Лизы степень MБA, а училась она в Гарварде. Богатый папа хотел передать дочке бизнес, а еще он очень хотел быть уверенным в том, что она этот бизнес потянет.

Отношения у них плохие. Лиза всегда старалась его любить, но это сложно, ведь дочь всегда была для него второй. На первом месте — бизнес. Плюс он часто подчеркивал, что она девчонка и вряд ли вообще сможет занять приличное место в жизни. Плюс ко всему он постоянно дрейфовал из койки в койку, а Лизина мама тихонько чахла, пока не умерла от рака. В общем, папаша тот еще фрукт.

Однако, когда Лизка начала учиться в МГУ и вся кафедра прикладной математики не могла нарадоваться на девчонку, отец вдруг проникся. Вот тогда-то он и решил отправить дочь, по его мнению, в лучшее учебное заведение мира — Гарвард.

Лиза получила прекрасное образование, умница и красавица. Вот только у всего хорошего часто бывает оборотная сторона — Лизин невероятный мозг начал давать сбои. То и дело возникали мигрени, а будучи очень хорошим аналитиком, подружка быстро вычислила, что возникновение боли напрямую связано с титаническими умственными усилиями.

В Гарварде Лиза завела много полезных связей среди таких же, как она, гениев и теперь периодически проводит те или иные расчеты для той или иной организации в той или иной стране. Светиться не хочет, чтобы куда-нибудь не завербовали. Выполняя подобную аналитическую работу хотя бы четыре раза в год, она обеспечивает себе безбедное существование, поддерживает таким образом связь с университетскими друзьями и просто заставляет свой мозг работать, на самом деле работать. Пусть и расплачивается страшной головной болью.

— Соня, для меня необходимо периодически нагружать свой мозг, но, к сожалению, если я буду злоупотреблять этим, рано или поздно меня закопают на каком-нибудь кладбище. Я просто физически не могу работать на разведку или на что-нибудь подобное — такая работа меня просто убьет.

Я понимаю Лизу и всячески поддерживаю ее решение. Ведь то, что для многих в ее банке считается работой, для нее всего лишь детский кроссворд с двумя словами по вертикали и тремя по горизонтали.

Ах да, кстати, к моменту, когда Лиза закончила Гарвард и гордо подбросила шапочку выпускника в пронзительно-голубое бостонское небо, отец потерял весь свой бизнес. Что-то связанное с отклонением от уплаты налогов. И сел далеко и надолго. Первый раз в жизни девчонка оказалась слишком хороша для папиного бизнеса. Вот такая ирония.

Я совсем забыла сказать, что познакомились мы до банального просто — в университетской библиотеке. Я доделывала проект по культурологии, а Лиза что-то решала за соседним столом. Две девицы немного не от мира сего. Одна пыталась научиться жить вне детского дома, другая пыталась заслужить любовь вечно занятого отца. Даже не помню, на чем мы сошлись. Просто начали общаться, гулять вместе, делиться всем, что происходит. Затем был сложный период, когда умерла мама Лизы, тогда она пару месяцев жила у меня.

Позже подруга уехала учиться в Гарвард, а я уже работала и могла позволить себе слетать к ней в гости. Одно лето мы провели вместе в Штатах. Колесили на тачке, ездили в Лос-Анджелес, жарились на пляжах Санта-Барбары, взапой смотрели мюзиклы Бродвея и ныряли с аквалангом у побережья Кауаи. Какое-то время мы даже мечтали остаться в Америке навсегда, купить дома по соседству в тихом пригороде, женить наших детей и вместе перемывать кости каким-нибудь Беркам и Смитам. Но судьба распорядилась иначе.

Грин-карту Лиза получить не успела. Неожиданный арест отца заставил ее вернуться в Москву, разбираться со счетами, долгами, недвижимостью и прочим «наследством». Весь процесс занял год или даже полтора. Лиза начала работать, я писала диплом и занималась переводами, а Штаты плавно выкатились за пределы списка приоритетных дел.

Через год после окончания обучения в университете я лишилась водительских прав. Лизе я ничего не сказала, у нее проблем с остатками отцовского бизнеса было невпроворот, и я не хотела грузить ее своими, как мне тогда казалось, незначительными бедами. Теперь я понимаю, что, если бы я доверилась ей, возможно, все бы кончилось, даже не начавшись. А я сделала ставку на своего тогдашнего парня и прогадала.

Марк

Многие думают, что я такая шустрая, что меня никто никогда не догонял, никто никогда не останавливал, чтобы проверить документы.

Это не так. В самом начале, когда я только получила права, конечно, меня «тормозили», и документы проверяли, и отбалтываться приходилось. Сложно ездить, совсем не нарушая. Дело в том, что, когда у тебя в рюкзаке новенькие права, а под тобой байк, способный развить скорость, равную скорости «Боинга 747» в момент отрыва от полосы, крышу сносит даже у очень хороших девочек.

В тот день я честно ничего не нарушила, ехала где-то со скоростью 70 километров в час. Когда поняла, что в мою сторону сворачивает мотобат, первое желание было удрать от него. Но понимая, что навыка мне может не хватить, я прижалась к обочине. Инспектор проверил документы, посмеялся над моими совсем «свеженькими» правами, поулыбался и отпустил. А я еще долго дрожала под мотоциклетными щитками.

Но на этом милом дяденьке вся моя дрожь и закончилась.

Примерно через четыре месяца я познакомилась с Марком. В тот раз я действительно нарушила. Стыдно ли мне? Пожалуй, нет. Жалею ли сейчас о своем поступке? Да. Очень.

Я возвращалась с трека. Раньше я часто там практиковалась после работы. В тот вечер я задержалась допоздна и ехала уже по совершенно пустому городу. Летняя ночь, теплая и немного одинокая, не знаю даже, может, от скуки, а может, просто захотелось проверить собственные силы… В общем, когда мне кивком предложили остановиться для проверки документов, я лишь кивнула ему в ответ и выжала что есть мочи.

Смешной поступок, такой детский, такой на меня не похожий, но в итоге я откровенно заигрывала с ним: позволяла догнать и убегала вновь. Мне было весело, адреналин зашкаливал, в тот момент мне даже не жалко было моих прав. Я хотела, чтобы он меня поймал.

Думаю, излишне объяснять, что инспектору весело не было. Я почувствовала, когда его терпение кончилось, и он вызвал подкрепление — скорее всего, был уверен, что я под кайфом. Отчасти его подозрения были верны, только наркотик мой был почти легален — это скорость. Тогда я остановилась. Я очень хотела его удивить, и мне удалось. Медленно сняла перчатки и шлем. Почувствовала, как летний ветер разбрасывает пряди волос за моей спиной, как горят щеки, как все тело вибрирует от адреналина. Нахалка. Я даже улыбнулась ему, протягивая права с просьбой не забирать их надолго.

Потом пришла моя очередь удивляться. Моим инспектором оказался не полноватый дяденька средних лет, а молодой парень. Я видела в его глазах и злобу, и восхищение. Я точно знала, что он продул, только потому, что у меня Кава, а у него полицейский «Гусь». Он тоже это понимал.

Ночь я провела в участке с двумя проститутками и постоянно блюющей бомжичкой-алкоголичкой с неописуемым ароматом. Веселым это мне больше не казалось.

Прав меня само собой лишили, штраф впаяли и отпустили с миром. Тогда я твердо решила, что живой больше не дамся.

Кажется, на этом ночной инцидент мог бы и закончиться и не иметь никаких последствий, вот только, увы, эта моя гонка не осталась незамеченной для человека, который всего несколько недель спустя вручил мне мой первый груз.

Более того, через пару дней в моей жизни появился тот самый парень из мотобата. Он просто подкараулил меня возле работы. Когда представился Марком, я почти смогла сдержать улыбку.

Марк оказался забавным. Светлые волосы и серые, почти прозрачные глаза. Иногда они казались холодными, но как только он улыбался и в их уголках собирались лучики морщинок, это ощущение пропадало.

Нам было хорошо. Он часто оставался у меня на ночь, а утром добрасывал до работы. Мы вместе смотрели черно-белые фильмы длинными зимними вечерами, укрывшись клетчатым пледом и держа в руках по горячей чашке с ароматным глинтвейном. Вместе ужинали в уютных ресторанах и пили темное пиво в барах пятничными вечерами, уплетая невероятно вкусные бургеры с маринованными огурцами и сладким луком. Ходили кататься на коньках и стрелять в тир. Именно Марк научил меня правильно держать оружие, плавно нажимать на курок, разбирать и чистить мой первый глок.

Было так приятно засыпать в объятиях друг друга и просыпаться с поцелуями на губах. Однако, наши отношения никогда не стремились к какому-то продолжению. Марк был добр, внимателен, весел, но глубины между нами не возникло. Я не знаю, чем это объяснить, я не могла ему довериться. Бывает такое, что хочешь что-то сделать или сказать, а в голове как будто включается красный свет, и ты отступаешь, а потом думаешь, слава богу, мне хватило мозгов не впутаться в это еще сильнее.

Так было и с Марком. Тогда я думала, что наши отношения не сложились из-за меня, ведь он действительно интересовался мной. Ему были не безразличны мои увлечения, моя работа, мое окружение. Я ошибалась. Сильно ошибалась.

Прав меня лишили на два года. Это очень долгий срок, но учитывая, что речь о байке, и зимой я ездить никак не могла — выходит, меня лишили двух сезонов. Один прошел в жуткой ломке, спасал только трек, тир и Марк. И только сейчас я понимаю, как легко попалась в расставленную для меня западню.

У наркоманов есть программа «12 шагов» освобождения от зависимости, но даже если такой человек прошел половину и вдруг какой-то доброжелатель абсолютно безвозмездно предложит ему дозу, риск сорваться возрастает троекратно. Только двое из десяти смогут пойти дальше, остальные сорвутся. Так и со мной.

Загадочный, таинственный человек наблюдал за мной уже полтора года, он знал, как ловко я езжу и как хорошо знаю город, и выждал весны, чтобы предложить мне мои права… Ведь для всех весна — это солнце, зелень, тепло и еще миллион существительных и прилагательных, описывающих это пробуждение от спячки, это начало новой жизни, но для меня и таких, как я, это не просто весна со всеми эпитетами и зелеными листочками — это движение, это скорость, это свобода. В те первые солнечные дни каждый байк, пролетающий мимо моего такси, раздирал душу на части. Я готова была кричать, рвать на себе волосы от этого желания, от этой жажды скорости, жажды движения, жажды свободы и трижды проклинала ту ночь, когда сама по своей воле лишила себя всего этого.

Вот почему мой будущий наниматель выждал весны. Чтобы я сорвалась, чтобы взяла груз, чтобы доставила его, а платой были бы мои права, моя прежняя жизнь. Вот только та первая доставка была всего лишь вариантом интервью на эту работу, а я опять ошиблась. Я так мечтала вернуть права, что верила в сказку. Верила, что дело кончится одной доставкой. Вот только если ты так хорош, как я, отпустят тебя вряд ли. Но самым большим моим разочарованием стал тот факт, что свел меня с этими людьми именно Марк. Это он предложил встретиться с моим будущим нанимателем и поговорить, это он со словами «для тебя это пустяк» протянул мне мотоциклетный шлем. Дразнил меня моими правами, обнажил мою зависимость, сделал мое личное таким публичным. Я нисколько не приуменьшаю свою вину. Я понимаю, что за каждый шаг несу ответственность только я, но ведь мы были близки, и я считала Марка своим другом. Больше всего я жалею, что ничего тогда не рассказала Лизе. Она бы остановила меня, привязала бы к стулу, но не отпустила и не дала бы вляпаться в столь скверно пахнущую историю.

На подземной парковке моего дома мне на голову надели черный мешок и отвезли в ангар в промышленной зоне Москвы. Вскоре так же привезли еще пятерых мужчин. Все с мешками на головах. Все старше меня. Я помню, что у одного на предплечье была тату с черепом и змеей, которая будто выползала из пустых глазниц. Никого из них я раньше не встречала. Я не знаю истинную причину, по которой эти люди были здесь. Что стало их мотиватором? Со мной все ясно: я очень хотела вернуть права, доверилась другу, человеку, который просыпался со мной по утрам, варил мне кофе и целовал на прощание со словами «уже скучаю». Мне очень хочется верить, что эти пятеро с Марком не спали.

Тем вечером, стоя в холодном ангаре, ощущая запах машинного масла и бензина и ловя на себе нескромные взгляды этих мужчин, я получила свое первое СМС с числовым кодом. Помню, как посмотрела на экран и увидела «6569131». Недоуменно подняв глаза, я заметила, что подобные сообщения получили и эти пятеро. Сообщение пришло в одно и то же время, но в остальном цифры у всех были разные. Быстрый инструктаж, и всем вручили конверты из плотной коричневой бумаги — такие обычно используют для перевозки документов. Цель — добраться до места максимально быстро, передать конверт и вернуться обратно.

Сначала мне показался странным тот факт, что меня везли с мешком на голове, но потом стало ясно, что это тоже своего рода проверка. Открываются ворота, мы все выезжаем, времени в обрез, карты нет — только твое чутье и знание города. Если бы я приехала в этот ангар с открытыми глазами, все было бы иначе. Получается, они стремились сделать все возможное, чтобы повысить сложность.

Мои цифры указывали на северо-запад столицы, куда-то в район Строгино. Москва со всей ее паутиной дорог и улиц, со всеми ее эстакадами и тоннелями никогда не была для меня головоломкой. Я легко ориентируюсь, знаю, где лучше перестроиться, где затормозить перед светофором, а где проскочить на желтый, когда нырнуть в тоннель или наоборот пролететь по верху.

Я неслась через весь город, чтобы добраться до Таллинской улицы, 13. Мне сложно сейчас вспомнить, о чем я думала в тот момент, помню лишь одну мысль: пока я на байке, ничего плохого со мной не случится.

Я могла бы, наверное, удрать, спрятаться от этих людей, начать новую жизнь где-нибудь в другом месте под другим именем и другой фамилией, взять и уехать. Оставить мотоцикл на обочине и сбежать, но несмотря ни на что, я не решилась бросить человека, который проснулся этим утром в моей постели. В том ангаре было что-то жуткое, что-то пугающее… Я должна была вернуться, чтобы просто убедиться, что Марк еще жив.

Пунктом моего назначения оказалась протестантская церковь «Воскресение» — дом 13, корпус 1. У невысокой калитки стояла припаркованная черная Ауди. Когда моя нога коснулась земли и я подняла стекло шлема, ко мне подошел мужчина в темно-синей спортивной куртке. Невысокий, со слегка вьющимися каштановыми волосами и рыжей аккуратной бородой. Он говорил с легким акцентом, но я так и не смогла понять, каким именно.

Я передала ему конверт, а он посоветовал поспешить обратно. Опустив стекло, я со свистом сорвалась с места, распугав стаю голубей, которую кормила сгорбленная бабушка в бежевом плаще. В тот миг я сама чувствовала себя напуганным голубем, который, несмотря на страх, все равно вернется на полянку под ноги все той же бабушки. Моей «полянкой» был ангар в промышленной зоне, ангар, в котором меня ждал Марк.

Я приехала первой и была поражена, увидев, как Марк весело, непринужденно болтает и смеется, засовывая пачку денег во внутренний карман куртки. Со злостью я спрыгнула с байка, сорвала с себя шлем и посмотрела в его холодные глаза. На миг мне показалось, что я вижу своего Марка, но уже в следующую секунду все тепло из его глаз бесследно ушло, и передо мной замер абсолютно холодный, чужой и равнодушный человек. Тогда я поняла, что он поставил на меня, как на крысу, как на лошадь.

Когда он подошел со словами «ничего личного», я плюнула в его морду. Так из моей жизни ушел Марк.

Ясно, что дело на этом не кончилось. Вскоре приехали остальные. А еще через пару минут кто-то, возможно, мог слышать пять тихих щелчков. Удушающий запах пороха быстро заполнил ангар, и вот я стою одна, а слева и справа от меня лежат пятеро мужчин, те самые, что совсем недавно так нескромно пялились на меня. Они уже мертвы, но сердце еще продолжает по инерции качать кровь, и я вижу, как тоненькой алой струйкой на холодный бетонный пол вытекает их жизнь, а в ушах лишь шорох падения и стук собственного напуганного сердца. Меня парализовала эта жестокость. Я не билась в истерике, мне просто стало очень холодно, будто вернулись январские морозы. Словно сквозь сон я помню, как мне вручили новый телефон, объяснили, что, когда и как теперь я буду жить, если, конечно, хочу жить…

Меня постоянно пугали смертью, чтобы была послушной, чтобы молчала, чтобы хорошо выполняла свою часть работы, если это можно так назвать. И я делала ее хорошо. Во всяком случае, меня пока еще никто не убил, а это уже позитивный момент.

Прозрение

Ковыляя домой после той доставки до военного госпиталя, я поняла, что дошла до «точки возврата». Тогда я осознала, что еще один шаг в неверном направлении, и шанса вернуться к своей жизни или даже хотя бы смотреть на себя в зеркало без отвращения к самой себе у меня не будет.

Было два варианта. Первый — бежать. Денег бы мне хватило, чтобы затеряться где-нибудь в Бразилии, или в окрестностях Мачу-Пикчу, или еще где на берегах могучей Урубамбы. За каждую доставку на протяжении двух лет мне платили. Сначала я отказывалась от этих денег, но мне быстро дали понять, что выбора у меня нет: либо я работаю и получаю за это деньги, либо меня закопают где-нибудь в лесопарке в Одинцовском районе.

Деньги я брала, но тратить не тратила. Я всегда их стыдилась, да и до сих пор стыжусь. Я плохо представляю, как, например, пошла бы в магазин покупать на них колготки или шампунь. Так что деньги просто лежали на моем счету совершенно нетронутыми. Более того, сам банк начислял мне какие-то проценты, которые я тоже складывала на тот же счет. Таким образом, средства на то, чтобы убежать, у меня были.

Но, как я и сказала, был еще и второй вариант — дать сдачи. Думаю, несложно догадаться, что выбрала я второе. Отчасти потому, что в детском доме я очень хорошо усвоила, что за себя могу постоять только я сама. А может, потому, что с детства верила в то, что обидчика нужно наказывать, чтобы больше неповадно было обижать тех, кто не может защитить себя сам. Пока я возила безликие конверты в моторюкзаке, ситуация такой критической мне не казалась, но эта последняя доставка застала меня врасплох. Меня постоянно преследовала мысль, что, может, я привезла еще бьющееся сердце какого-нибудь милого мальчика, сердце, которое было отобрано, варварски вырвано из тоненькой, хрупкой детской груди.

Надеждой на то, что орган был «легальным», тешить себя было бы еще глупее, чем верить в то, что в каждом пакете, привезенном мной, были подарки сироткам.

Система доставки донорских органов отлажена и отработана. В такой операции участвует бригада скорой, МЧС, ГАИ, а не одинокий байкер, получивший сумку-холодильник на подземной парковке жилого дома. Так что сомнений у меня не было. Дело дрянь, одним словом. Я не просто соучастница этой мерзости. Мои способности, мои навыки сделали эту доставку возможной. И эта мысль угнетала меня еще больше. В тот момент я осознала всю свою вину и низость того, что делала.

Все так глупо началось из-за какого-то кусочка ламинированного картона, позволяющего мне быть участником движения. И ладно, если бы это движение было за независимость. А закончилось чем? Тем, что я наемник, который трясется над своей жалкой жизнью, боясь вырваться из этой липкой, мерзкой паутины, которой меня опутали подобно мухе. Два года я предпочитала не думать. Плыла по течению. Получала сообщение, выполняла доставку и забывала обо всей этой грязи до следующего раза. Прятала голову в песок, как одна известная и очень глупая птица. На тот момент мне было проще отвезти злосчастный пакет, выполнить все требования и сохранить себе жизнь, чем пойти против них. Для меня эти дни стали обычными днями с чуть необычной работой.

Все мои доставки, кроме этой последней, очень обезличены. Я не встречаюсь с моим нанимателем, когда получаю груз — моторюкзак просто пристегнут к байку. В финальной точке чаще всего я вижу только руку, высовывающуюся из наполовину открытого затонированного окна автомобиля. Пару раз было такое, что, приехав на место назначения, я видела человека, которому передавала пакет, но в обоих случаях это были совершенно разные люди. Хорошо одеты, дорогое пальто или костюм, массивные часы на левой руке, холодный взгляд либо вообще темные очки. Вот, пожалуй, все, что я могу о них сказать. В момент доставки снимать шлем или поднимать стекло мне запрещается, так что обо мне им тоже ничего не известно. По какой-то причине наниматель не хочет, чтобы его курьера знали в лицо. Во всяком случае, я думаю именно так, иначе к чему этот запрет.

Моя последняя доставка настолько отличалась от всех тех, к которым я привыкла, что стала для меня неким откровением. Я осознала, что не просто вожу какой-то груз в черном рюкзаке за спиной. Я на самом деле участвую в чем-то очень низком, в чем-то очень мерзком. В этот момент зависимость моя перестала быть зависимостью. Я решила действовать. Ударить так больно, как только могла.

Я прекрасно понимала, на что иду и с кем связываюсь, и точно знала, что в одиночку не справлюсь. Мне нужна была помощь. Я решила рассказать обо всем Лизе. Однажды я уже пренебрегла ею, не посоветовавшись, прежде чем решилась на предложение Марка. В этот раз я отдавала себе отчет, что без ее совета мне никак не обойтись. Также теперь мне было известно, чем занимается Лиза, и я была уверена, что если проберусь к ней так, чтобы меня не заметили, она не пострадает.

Первым делом, придя домой, я достала черную спортивную сумку и сложила в нее сменную одежду, паспорт, элементарный набор лекарств, ту наличку, что была рассована по всяким баночкам и книжкам. Последней оказалось не так много, и я решила потихоньку снимать деньги со счетов, но так, чтобы эти действия не вызывали подозрения. Дело в том, что я была уверена, что за каждым моим шагом следят, и мне совсем не улыбалось оповестить нанимателя о своих намерениях так глупо и так заблаговременно. Кто знает, чем закончится вся эта история? Я хотела быть готова к любому развитию событий, в том числе к бегству.

Вторым делом мне нужно было найти человека в органах. Такого, кому можно было бы довериться. И вот этот момент меня очень смущал, даже очень-очень смущал. Отчасти из-за той репутации, которая, увы, сложилась вокруг ведомств, отчасти из-за моей собственной боязни довериться. Это как если ты сам по своей воле вручаешь человеку оружие против себя самого.

Я заказала еду в японском ресторане и дожидалась курьера, когда поняла, что, если я тихонько проберусь к Лизе и поговорю с ней так, чтобы меня никто не видел и не слышал, у меня будет шанс получить помощь. Лиза сможет найти нужного мне человека, сама же она будет вне опасности. Искать она будет аккуратно, а вся ее техника проверена на закладки, подруга сама мне об этом сказала. Когда курьер привез мой заказ, вместе с оплатой он незаметно получил в сумку-холодильник и мой телефон. Учитывая, что это был вечер пятницы, пожалуй, самое горячее время у развозчиков еды, я очень надеялась, что он покатает мой телефон по городу пару часов, а, учитывая вечерние пробки, может, и больше, если мне повезет. Я быстро накинула на себя черный гольф, черные джеггинсы, парку с капюшоном и любимую пару кроссовок. Спустилась по лестнице в паркинг и прошмыгнула мимо шлагбаума и сонного охранника.

На улице уже чувствовалось приближение осени. Стемнело очень рано, воздух был свежим и холодным, под ногами шуршали листья. Я без труда поймала первую попутку, затем на станции «Бауманская» спустилась в метро, вышла на «Смоленской», поймала вторую попутку и доехала до «Киевской», а затем опять спустилась в метро. По коричневой ветке, в огромной давке, что оказалось очень кстати, добралась до «Краснопресненской», вышла и поймала третью попутку, еще квартал до Лизиного дома прошла пешком, попутно заходя в магазины и останавливаясь возле лотков с едой.

В общем, я плутала, как могла, и на дорогу потратила почти час вместо двадцати минут на байке.

Так как я редко пользуюсь метро, я очень надеялась затеряться среди всего этого хаоса, столь свойственного общественному транспорту в часы-пик. Меня вряд ли бы стали искать здесь — слишком нетипично для меня. Я очень надеялась на свою правоту.

В окнах Лизы свет не горел, но я все равно решила войти. На часах было почти восемь вечера. Мне было это на руку — консьержка уходит в это время на обход дома. Я натянула капюшон и вошла в ярко-освещенный холл вместе с какой-то шумной компанией, стараясь держаться к ним как можно ближе, иногда кивая, пытаясь создать обманчивое впечатление общения. Звук эти камеры наблюдения все равно не пишут. Ребята, правда, странно смотрели на меня в лифте, но я притворилась, что не замечаю их внимания. На этажах камер не было, чему я была очень рада. Я вышла вместе с ними на десятом этаже, а остальной путь пробежала по пожарной лестнице. Тихо вошла в квартиру. Лиза появилась где-то минут через сорок. Сначала я услышала звон ключей и щелчок замка, а когда Лиза вошла и повернулась к двери лицом, чтобы закрыть замки и включить свет, я уже стояла за ее спиной. Зажав ее рот рукой, я зашептала на ухо.

— Это я. Соня. Не бойся.

Она жутко напугалась. Такого количества брани я от Лизы никогда не слышала. Мне вообще казалось, что она не умеет ругаться, а тут такое, я даже покраснела, что случается со мной крайне редко. Когда она пришла в себя и приглушила свет в комнате, я ей все рассказала. С самого начала, все, что вспомнила, даже моменты, которые казались незначительными. Я знаю, как работает Лизина система: она складывает цельную картинку из разного рода информации, как пазл из тысячи деталей. Я рассказывала и рассказывала, а она молча слушала, никакого осуждения, никаких нотаций, только хмыкнула в конце и сказала, что надо с этим завязывать. Вот это настоящий друг.

— Спасибо, Лиза, честное слово, спасибо.

Я очень просила ее не лезть глубже, чем надо. Я не хотела, чтобы она попала в поле зрения моих нанимателей. Сейчас она была для них просто «средненьким» аналитиком, этакой недотепой. Я хотела, чтобы так и оставалось.

Лиза улыбнулась и пообещала, что все будет как надо. Тем более у нее есть один знакомый, который частенько ей помогает найти то, что не должно быть найдено. Она свяжется с ним и попросит помочь. Его точно не найдут. Он — гений, причем очень осторожный гений.

Мы проговорили детали, и я начала собираться домой. Уже у двери я крепко обняла Лизу, а она сказала, что я сделала бы для нее тоже самое. Это и есть дружба — не парней вместе в клубе цеплять или роллами закидываться в промежутках между салонами и магазинами, а прийти с любой проблемой и знать, что друг тебя точно не бросит. Я потихоньку вернулась к одиннадцати вечера домой и с телефона консьержа начала названивать на свой номер и истерическим голосом просить вернуть мне телефон, который, видимо, случайно упал в сумку-холодильник курьера. Через час он привез мой телефон и порцию роллов «от заведения» с извинениями. Мне было стыдно, и я дала ему приличные чаевые. Мне правда было стыдно.

Давид

Бали, Индонезия. Октябрь 2017

Кудрявая зелень, бирюзовая вода океана, белоснежная пена волн, утес, напоминающий нос окаменевшего корабля, закат солнца. На Бали очень красивые закаты, пожалуй, даже красивее, чем в его родном Тель-Авиве. Темноволосый парень в легких бежевых шортах и выцветшей футболке стоит около храма Улувату. Согласно местным верованиям, этот сторожевой храм защищает остров от морских демонов и помогает местным рыбакам добывать хороший улов в течение уже четырех веков. Семь дней в неделю Давид привозит в это место туристов полюбоваться океаном, старинным храмом и проводить солнце, погрузившись в древнюю легенду о борьбе добра со злом под ритмичные «чак-чак-чак-чак», которые выкрикивают одновременно десятки мужчин в клетчатых одеждах, исполняя национальный танец «кечак».

Пока его группа фотографируется на фоне красно-оранжевого диска солнца, Давид достает телефон, чтобы проверить время, и видит на экране сообщение с ondating.net. Видимо, для него есть работа на эту ночь. Уже три года он пользуется сайтом знакомств для своих рабочих контактов. Очень удобно, ведь об этом его канале связи знают всего несколько надежных людей. Плюс на таких сайтах столько «мусора», что одинокому хакеру затеряться там проще простого.

Он направляется к своей группе туристов и пытается собрать эту восторженную толпу в одно целое, чтобы поместить в автобус и развезти по отелям и апартаментам. Минут через двадцать с того же сайта приходит еще одно сообщение, но от совершенно другого человека. Первой его мыслью было то, что он сегодня как-то необычно популярен, но увидев имя отправителя, улыбка медленно сползла с его лица. Он в недоумении смотрел на яркий экран айфона. Это сообщение от sweetgirl+7. Странно, насколько он знает, ничего новенького на финансовом рынке не предвидится, во всяком случае, того, что было бы интересно ему или этой «сладкой».

Когда пестрая толпа туристов с грудой шуршащих пакетов из сувенирных лавок наконец-то расселась, и водитель закрыл двери, Давид отправил сообщение «сладкой» и в ожидании уставился на экран.

«Здравствуй, Сладкая, поужинай со мной сегодня?»

Микроавтобус даже не успел выехать со стоянки, когда пришел ответ.

«С удовольствием. Как насчет углового столика? Возьми мне мартини и жди».

Давид хмуро уставился на сообщение. Что-то явно случилось: «угловой столик» означает, что дело срочное, а «мартини» — что к их обычной деятельности ее просьба отношения не имеет. Его помощь нужна именно ей самой. Так странно. Во что эта гениальная тихоня могла впутаться за те две недели, что они не общались?

Микроавтобус полтора часа блуждал между отелями и апартаментами, а Давид полтора часа провожал гостей острова до ресепшн с неизменно вежливой улыбкой, но лишь с одной мыслью: «Давайте шевелитесь, я спешу».

Когда наконец-то последний турист был доставлен до отеля, Давид отпустил водителя с автобусом, а сам направился домой.

Темными закоулками, мимо свор худых собак и груд мусора, он добрался до арендованного дома, скинул с себя мокрую от пота футболку и поспешил в душ.

Давид живет на этом острове уже четыре года, и лишь очень немногие знают, где он. Уехал сразу после учебы, не захотел оставаться в Штатах и работать на бюро. Ему хотелось каждый день кататься на доске, валяться на пляже, крутить романы с красивыми загорелыми девчонками и менять их каждые две-три недели — никакой ответственности и никакой обязаловки. Бали для этого идеальное место.

Так получилось, что оба сообщения пришли от тех людей, которые в курсе, чем он действительно занимается на этом райском острове. Первое сообщение было обычным запросом о том, как продвигаются его поиски и есть ли что-нибудь новенькое. Дело в том, что Давид уже три года сотрудничает с Интерполом. Помимо серфинга и девочек он хакер, некоторые считают, что даже очень хороший хакер, который выуживает из сети разного плана информацию. Интернет — такое место, где можно очень много всего спрятать, но всегда есть люди, которые способны это что-то найти. Дело в том, что сеть ничего не забывает, а следы от любого действия остаются в ней почти навсегда. Давид — этакий следопыт, только петляет не по прериям Северной Америки или тропическим лесам Амазонки, а по просторам интернета в поисках чьих-то секретов.

Со «сладкой» они уже работают несколько лет, он ищет данные, а она их сопоставляет и анализирует. Оказывается, что это очень прибыльно, только светиться не стоит — бумажек-то на такие раскопки у него нет. Однажды сам наследил, и вот теперь приходится помогать Интерполу, ладно хоть Филипп — нормальный парень, прикрывает его, если что.

Филипп работает в Международной организации уголовной полиции уже пять лет, хороший агент, не тупоголовый исполнитель, а вдумчивый и разборчивый. Давиду даже кажется, что вывести Филиппа из себя практически невозможно, вокруг может рушиться мир, но Филипп будет оставаться совершенно спокойным.

Когда Давид засветился, он даже не сразу понял, что Филипп «сел ему на хвост», а когда сообразил, отказываться от сотрудничества было уже поздно, и пришлось согласиться помогать в тех или иных делах.

Однажды пятничным вечером Филипп просто подсел к Давиду в баре «Kубу». Они познакомились. Приятный парень, очень вежливый и воспитанный, одет, правда, был не как все туристы на Бали: вместо шорт и майки — брюки и поло. Болтали на английском, хотя Давид почувствовал типичный французский прононс. Они вместе выпили по бутылке пива, и вдруг Филипп выложил:

— Ты, парень, сильно наследил. Привлек к себе внимание Интерпола. Мы следим за тобой уже некоторое время.

Сначала Давид оторопел и начал отнекиваться, но быстро понял, что не прокатывает. Попытался вскочить на ноги с мыслью удрать, но Филипп сильной рукой удержал его на месте.

— Лучше не надо.

— И что теперь будет? Упрячешь меня?

— Можно, конечно, и упрятать. А можешь помогать мне по мере необходимости. Решать тебе.

— Что я должен буду делать, если соглашусь?

— То же, что и сейчас, но с официальным разрешением. Плюс я закрою глаза на твои «сторонние» поиски, раз они никому не вредят, а носят, так сказать, информативный характер, пусть и на грани законности. Что скажешь, Давид?

— Выбор невелик.

— Я снабжу тебя техникой, а ты постарайся больше не наследить. Ты очень умный парень, но там, где работаю я, ошибаться нельзя — мало быть умным, важно быть еще и осторожным. Сможешь?

Уже позже Давид узнал, что Филипп не рассказал про него конторе. Для Давида это много значило, ведь он уехал сразу после университета, чтобы не идти работать на ЦРУ или ФБР — не хотел всю жизнь просидеть в темном подвале за монитором. Филипп же предлагал ему свободу под прикрытием Интерпола, просто консультировать приятеля по тем или иным вопросам: посмотреть финансы, подключиться к городским камерам наблюдения, проследить за какой-нибудь тачкой по GPS, залезть в корпоративную почту и подобные не очень сложные дела. Вообще с Филиппом они хорошо сработались и вот уже несколько лет помогают друг другу.

Год назад Филипп сам прилетел к нему на Бали, сказал, что в отпуск, но Давид повидал много туристов и точно понял, что такие, как Филипп, Бали не выбирают. Шотландские горы Мунро или замки вокруг Руана — вот это больше подходит Филиппу. Рубашка в темную клетку, бежевые вельветовые брюки и замшевые высокие ботинки, а не плавки и ласты. Валяться на пляже, кататься на доске и цеплять девочек никак не вяжется со строгим и выдержанным Филиппом. Когда Давид приехал в международный аэропорт Денпасар встречать своего псевдотуриста и увидел в пестрой толпе Филиппа в белых брюках, черном поло и черных замшевых мокасинах, он чуть было не поперхнулся колой.

— Бог мой, Филипп, вас что, правилам конспирации совсем не учат? Где твоя рубашка в цветочек и шорты с пальмами?

— Нет такого добра в Лионе, и потом зачем мне прятаться? У меня отпуск, mon ami. Vacances d’été, и никакой работы.

— Ага. И поэтому у тебя на лбу написано крупными буквами «куда я попал?»

Филипп лишь широко улыбнулся, на что Давид только хмыкнул.

— Ну, тогда добро пожаловать в Рай!

Филипп честно полежал полчасика на пляже, три раза упал с доски, выпил с девчонкой в баре и уже на следующий вечер сломался и выложил, зачем явился. Как оказалось, он уже полгода присматривал за одним вертким дельцом. Филипп называл его Сербом. Серб явно вел незаконную деятельность, причем если некоторые ограничивались чем-то одним — оружием, наркотой или экономическими преступлениями — то этот ловкач был хорош во всем: от торговли людьми, контрабанды наркотиков и алмазов до финансовых махинаций и незаконных поставок оружия террористам. Но самое важное, что Серб так все проворачивал, что с виду казался кристально чистым. Филипп объяснил, что, судя по всему, Серб — посредник, который сначала находит товар, затем потенциального покупателя и после организует сделку, получая астрономические проценты. Удивительно, но, опираясь на данные Интерпола, Серб почти не владел никаким имуществом. Обычно, люди идут на подобные сделки с целью заработать деньги, понятно, что тратятся эти деньги на разные вещи, но они тратятся. Так, у главарей картелей или ОПГ огромные виллы или дома-дворцы, дорогущие тачки, все в золоте и бриллиантах. Серб же деньги почти не тратил, они копились на счетах, часть даже жертвовалась то на борьбу с раком, то на строительство школ в Уганде. Филипп думал, что речь о своего рода одержимости: как маньяку нужно постоянно убивать, так Сербу организовывать и проворачивать сделки. Он даже жил не в квартире или доме, а в самолете, точнее в «Боинг Бизнес-джет Макс 8», чтобы быть постоянно мобильным. Человек, существующий вне границ и часовых поясов. Ну и в довершении всего Филипп был уверен, что ему помогают на самом высоком уровне. Оно и понятно — такой крутой делец, и чтобы не договорился с представителями властных структур. Крупный бизнес всегда идет рука об руку с властью.

Филипп достал тоненькую папочку и, передав ее Давиду, попросил сделать ее толще.

— Найди про него все, что только сможешь. Отслеживай его перемещения, счета, сделки. Я хочу знать про него все. Что он ест на завтрак, из чашки какого цвета пьет утренний кофе. Я прошу тебя как друга.

— Да, ладно, чего так пафосно-то. Присмотрю я за ним.

— Будь осторожен, mon ami. У него повсюду свои люди, даже в Лионе.

— Ну, Филипп, теперь мне понятно, почему ты на Бали, а не в Нормандии.

— Bien, начал приглядываться к нему, и меня тут же сослали в отпуск. Ясно как день — у него даже в конторе свои люди. Хочу знать, хочу разобраться.

— Про меня твои знают?

Давид взял папку из рук Филиппа. С первой страницы на него смотрел очень красивый мужчина лет пятидесяти. Первым делом во всей его внешности Давид обратил внимание на необычный цвет глаз — зеленые, такие зеленые и яркие, как мох или весенняя листва, казалось, они гипнотизируют даже с фотографии.

— Ого! Импозантный тип.

— Драган Кос, знакомься, mon ami. Нам с ним придется долго возиться.

Первым делом после душа Давид позвонил с одноразового телефона Филиппу и сообщил, что новостей пока нет — все как-то застопорилось. Ясно, что Филипп что-то упускает, и нужно искать нечто большее, чем планы полетов бизнес-джета, парочки явно подставных фирм, контрагентов и операций по счетам. На данный момент у Давида сложилось единственное стойкое впечатление: Драган Кос много «путешествует». Деталей явно не хватает. Давид все же следопыт, а не волшебник — ему надо понимать, что искать, а Филипп, похоже, не знает, с какой стороны подступиться к Сербу.

Затем Давид открыл файл от «сладкой». Внутри оказались даты доставок какого-то груза с указанием точных маршрутов и времени почти посекундно. Шестнадцать доставок за два года. Серийный номер мотоцикла.

— Странно, аж четыре номера государственной регистрации. Многовато для одного мотоцикла.

Давид хмыкнул и продолжил просматривать файлы, постепенно вбивая информацию в свою собственную поисковую программу. Некто Марк, инспектор ДПС, складское помещение в промышленной зоне на северо-востоке Москвы, дипломатические номера машин, фотография очень красивой девушки и ее краткая биография: сирота, владеет пятью иностранными языками и, судя по всему, круто управляется с мотоциклом. Зверское убийство пятерых мужчин, нераскрытое, как видно.

Он еще не закончил вводить все данные, когда перед его глазами всплыло окно с уже знакомым названием — ООО «Сигма Интернешнл». Он уставился круглыми глазами на яркий экран. Волосы на руках встали дыбом, а по макушке поползли мурашки. Он уже видел это наименование, и ИНН совпадает, вот и программка его настаивает, что есть перекрестная связь.

— Итак, ООО «Сигма Интернешнл». Гостиничный бизнес, консалтинговые услуги, продажа техники и оборудования, рекламная деятельность, услуги посредничества. Прям, все и сразу. Давай, милая, ищи, здесь должно быть что-то еще. Где же связь? Где же связь?

Перед глазами замелькали копии уставных документов, счета, списки сотрудников, документы контрагентов, и на одном из документов он таки нашел эту маленькую тоненькую ниточку…

— Вот, значит, как…

Когда ты часто ищешь то, что хотят спрятать, начинаешь замечать такие вот, на первый взгляд, незначительные совпадения. Но Давид за время своей работы четко усвоил, что, если что-то или кто-то ходит, как утка, крякает, как утка, и плавает, как утка, это утка, за кого бы она себя ни выдавала.

Он сделал глоток колы из запотевшего стакана, вытер руки о шорты и принялся вводить данные совсем из другого запроса. С каждым новым всплывающим окном уровень адреналина поднимался. Он сумел найти этот неглубокий, почти невидимый, единичный след во всем этом море информации.

Давид опомнился только через час. Впереди еще вся ночь для работы, надо позвонить «сладкой», но говорить, что этим делом интересуется Интерпол, пока нельзя, как нельзя и отправлять все то, что он нашел — слишком опасно. Тяжело вздохнув и взъерошив волосы, он взял одноразовый телефон, набрал номер «сладкой». Через два гудка приятный, мелодичный, слегка заспанный голос произнес чуть хрипловатое «алло».

— Привет, Лиза.

— О! Давид, ты уже нашел что-то?

— Да… Кое-что есть…

— Выкладывай скорей!

— Во-первых, ни в коем случае не лезь в это сама. Во-вторых, та же информация интересует кого-то еще.

— Ты выяснил, кого?

Давид, крепко зажмурил глаза и выдавил:

— Пока точно не знаю.

— Как так?! Ты же можешь найти кого угодно!

— Не суть, Лиза. Ты лучше давай про всю эту историю, и быстрее, через три минуты надо менять телефон.

— Хорошо. Соня, моя подруга, впуталась в какой-то криминал. Возит уже два года какие-то грузы. Хочет выбраться, но как, толком не знает: либо бежать, либо найти кого-то в силовых структурах. Ясно, что в органах кто-то тоже замешан…

— Понял. Ладно, ничего не предпринимай, что нашел — выслал. Посмотрю, что можно еще сделать.

— Спасибо, Давид. Жду.

Что ж, первым делом, избавиться от телефона, а затем — за работу. Давид улыбнулся. Теперь он знает, чего не хватает Филиппу, теперь он знает, что искать, и теперь Филипп будет у него в долгу, и можно будет завязать с Интерполом.

Давид всю ночь просидел за монитором. Спина и шея затекли. Он очень проголодался, и ему очень хотелось кофе. В голове крутился список всех дел, которые нужно было успеть уложить в это утро: заказать билет до Лиона, позавтракать, предупредить в туристическом бюро, что он заболел и берет на неделю больничный, но сначала душ.

Смыв с себя усталость, он начал собирать вещи — небольшой рюкзак с одеждой и сумку для ноутбука. Его глаза слипались от усталости, но лететь так долго, что он надеялся успеть отдохнуть за это время. Уже выходя из дома, он позвонил Филиппу.

— Привет! Теперь ты мой должник, а не я твой. Вылетаю к тебе. Жди меня. И еще, с тебя ужин или что там будет, когда я доберусь.

Филипп

В шесть утра он был уже на ногах. Его день всегда начинается рано. Стакан воды, и через десять минут он уже на пробежке. Голубое утреннее небо, белые облака, первые лучи солнца скользят по фасадам домов. С улицы Мюэт он выбежал на набережную Сен-Венсан. Два шага на выдохе и два шага на вдохе, ровный темп и ровное дыхание. Ему нравится бегать именно здесь, по берегу Соны. Серые, бежевые и желтые фасады домов сменяют друг друга, сине-зеленая вода в реке, легкий туман блестит и переливается в утреннем солнце, медленно исчезая под теплыми ласковыми лучами. Несмотря на осушение болот, туман в Лионе бывает достаточно часто, особенно осенью, зимой и весной. Но Филиппу нравится утренний туман. Вместе с ним он выбегает на пробежку по любимым улочкам, вдоль рядов уличных торговцев, готовящихся к новому дню. По мере того как его тело просыпается, туман медленно начинает исчезать, а к моменту возвращения домой от него остается лишь легкая серебристая дымка.

С набережной Сен-Венсан он бежит к мосту Феие, перебегает на другой берег Соны и бежит в обратном направлении по набережной Пьер-Сиз. К этому времени торговцы уже выкладывают свежий хлеб, сыры и колбасы, овощи и фрукты, и утренний свежий воздух наполняется аппетитными, уютными запахами кофе и свежего хлеба. Он очень любит свой город, такой большой и красивый, с улочками, выложенными булыжником, с фонтанами, которые работают почти круглый год, со спешащими по своим делам горожанами на велосипедах. С набережной Шово он выбежал на мост Марешаль Кениг и по сети тоненьких улочек добрался до площади Женераль Жиро, сбавил темп и на углу с бульваром Круа-Рус, в булочной у месье Дюкло, купил свежих круассанов. Поднялся в квартиру, поставил бумажный пакет на стол и включил кофеварку. Стянул с себя кофту для бега и узкие спортивные брюки и направился в ванную.

Небольшая квартира на третьем этаже четырехэтажного дома. Светло-серые стены с изображениями раритетных спортивных автомобилей, выполненных тушью в черных деревянных рамках, темный паркет и мягкий темно-синий ковер, удобный светло-серый диван напротив ультрасовременного газового камина в форме стеклянного куба, хромированные светильники и стопка книг по психологии. Среди всего этого торжества стиля выделяется лишь одно явно антикварное кресло. Это любимое кресло его деда. Он любил в нем читать, а маленький Филипп забирался к нему на колени и слушал удивительные истории из военного прошлого деда. Кресло местами потертое, поцарапанное, но Филиппа ничуть не смущает его столь явная несхожесть с прочими предметами интерьера. Это сердце его дома. Иногда Филипп сам напоминает себе это кресло, помещенное в современный, быстроизменяющийся мир.

В двадцать пять лет Филипп оказался в составе военного контингента, который нес ответственность за северную часть Косово. Регион всегда был важен для Франции, как стратегически, по своему географическому положению, так и экономически, ведь именно в Косово сконцентрировано наибольшее количество полезных ископаемых на юго-востоке Европы. Он проходил в «голубой каске» четыре года, насмотрелся ужасов на всю жизнь вперед. Ему до сих пор снятся голодные дети, изувеченные здания, разбитые дороги и толпы солдат, и это еще учитывая то, что он оказался в этом несчастном месте под самый занавес конфликта, когда уже не было ожесточенных боев, а вся служба сводилась к обеспечению порядка в стране и соблюдению прав граждан. Через четыре года его службы Франция начала постепенно выводить свой контингент из Косово, и он оказался дома, в родном Лионе. Военная служба, хорошая физическая подготовка и знание английского обеспечили ему проходной билет в Международную организацию уголовной полиции. За пять лет он вырос с младшего офицера до руководителя аналитической криминальной разведки и теперь выслеживает и отслеживает преступников по всему миру, координируя работу всех отделений Интерпола.

После увиденного в Косово в нем проснулась потребность делать этот мир чище и безопаснее. Чаще всего, его отдел получает запрос на розыск лиц или получение информации о подозреваемых. Его аналитики отрабатывают схемы поиска, учитывая деловые связи, интересы, контакты разыскиваемых и составляют прогноз по их возможному местонахождению. Затем подключается местная полиция или любой другой правоохранительный орган государства, будь то КНБ в Казахстане, КГБ в Белоруссии, Моссад в Израиле, Ми-5 или Ми-6 в Великобритании, ФСБ в России и так далее.

Через четверть часа, уже одетый в свой рабочий темно-серый костюм и белую сорочку, он выпил крепкий кофе, проглотил три круассана, параллельно просматривая почту, взял ключи от Рено Меган Спорт и вышел на улицу.

Каждый раз, садясь в этот ярко-желтый «шустролет», кладя руки на черно-желтый руль, поворачивая ключ зажигания и слушая урчание мотора, он ощущает себя очень счастливым человеком. И даже если день у Филиппа был не самым удачным или даже совсем неудачным, желтый «шустролет» всегда поднимает ему настроение. Он летит счастливый домой, а прохожие оборачиваются вслед этому яркому лучу света.

Побывав в зоне конфликта, он начал любить и ценить такие вот простые вещи, как старое кресло деда или эту ярко-желтую машину. Филипп притормозил на пересечении с бульваром Белуж и выехал на набережную имени Шарля де Голля. Слева быстро несла свои воды Рона, бурлила и переливалась в лучах утреннего солнца. Река названа в честь мифического героя, столь же быстрого, неистового, порой своенравного, способного увлечь за собой любого. Рядом несет свои воды река Сона, которая напоминает женщину, тихую и покладистую. Филиппу с детства нравилось это противопоставление живого и подвижного Рона и спокойной, миролюбивой Соны. Две реки, бегущие рука об руку, но столь разные, столь непохожие.

Филипп притормозил на светофоре, чтобы пропустить группу туристов, увешанных техникой и спешащих в парк Тет д'Ор. Туристы любят этот огромный парк с ботаническим садом и зоопарком. Отчасти из-за его зелени и озера, отчасти из-за древней легенды, гласившей, что где-то здесь в семнадцатом веке был закопан клад с выполненной из золота головой Иисуса Христа. Голову так и не нашли, а название осталось.

Подъехав к зданию штаб-квартиры Интерпола без четверти девять, Филипп показал сотруднику охраны свое удостоверение и, въехав на территорию, припарковал машину и поспешил внутрь.

Каждый раз, входя в центральный холл, Филипп чувствовал гордость. Это по-строгому красивое здание из стекла и бетона, построенное в излучине Роны, — не просто образец хорошего архитектурного стиля, но и сверхсовременное, напичканное оборудованием невероятной сложности и точности сердце безопасного мира.

Сегодня Филиппу нужно разобраться с одной экстрадицией, подшить бумаги к закрытому делу, провести летучку, созвониться с отделением Интерпола в Гонконге.

Быстрым уверенным шагом он прошел по ярко освещенному коридору, то и дело здороваясь с коллегами и раздавая дежурные улыбки.

Еще год назад он был абсолютно счастлив в этих стенах. Он был уверен в конторе на все двести процентов. Ее хорошая репутация зарабатывалась годами.

В то время, как по всему миру правоохранительные органы то и дело попадали в какие-нибудь коррупционные скандалы и политические игры, Интерпол всегда оставался выше всего этого. Отчасти из-за того, что сам по себе Интерпол не открывает и не закрывает дела, а значит, с точки зрения лиц, заинтересованных в прекращении в отношении себя уголовного преследования, не достоин внимания. Отчасти из-за того, что статья 3 Устава организации строго запрещает заниматься вмешательством или деятельностью политического характера. Филипп насмотрелся на всю эту «политику» еще будучи в Косово, и такая «внеполитическая» позиция Международной уголовной полиции его более чем устраивала.

Примерно год назад он впервые натолкнулся на имя Драгана Коса. Тот запрос поступил от Чешской полиции. Коллеги просили проследить связи и деловые контакты этого Серба. Они подозревали, что он может быть замешан в мошенничестве в особо крупном размере. Речи о поимке или экстрадиции не было, нужно было просто посмотреть, что к чему. Филипп передал это дело Жюлю Моро. Парень пришел в Интерпол из местного отделения полиции. Буквоед, кругом отличник и все всегда делал как по инструкции. Хороший исполнитель, но не более. Тем не менее, организация видела в нем потенциал и определила в отдел к Филиппу, так сказать, на воспитание. Через неделю Жюль доложил, что чешские коллеги запрос отозвали. Такое бывает нечасто, но бывает. Филипп только кивнул.

Еще через два месяца это имя снова всплыло, только в этот раз Гонконгское отделение подозревало Драгана Коса в связях с триадами. На этот раз Филипп решил оставить запрос при себе. Та неделя выдалась очень занятой, и к изучению материалов по Драгану он приступил только в среду после обеда. Он сразу отметил, что личность эта более чем неординарная. Драган почти не владеет имуществом, постоянно перемещается по миру. Официально он совладелец компании «Пи Эм Ай Консалтинг», осуществляющей консультационные услуги в сфере бизнеса и права. На счетах все чище чистого. У налоговых служб также претензий нет. К вечеру среды Драган Кос выглядел очень чистым, очень талантливым бизнес-консультантом и, по всей видимости, лишь очень косвенно имеющим отношение к кому-то из триад. Может, поужинал где-то не там и с кем-то не тем, а полиция приписала его к триаде. Однако, интуиция Филиппа шептала об обратном.

Утром Филипп обнаружил, что запрос на Серба отозван. Позвонил в Гонконг, и ему на очень протяжном английском дали понять, что у человека, с которым встречался Драган, связь с группировкой оказалась ошибочной, следовательно, и сам Драган Кос более не интересен. Филипп попросил номер детектива в полиции, который изначально занимался этим делом. Номер дали, но до парня по имени Ксу Пенг Чэнь в четверг Филипп не дозвонился. Не смог он дозвониться до него и в пятницу утром. Он чувствовал, как в груди нарастает напряжение, даже утренняя пробежка не помогла прояснить голову. Интуиция вопила о невозможности подобных совпадений. Когда в обед он все же дозвонился по указанному номеру, выяснилось, что детектива вчера похоронили. Оказалось, что офицер Чэнь упал под проходящий поезд на станции метро «Сентрал». Несчастный случай.

Отбойный молоток издает почти непереносимый для человеческого уха звук мощностью 120 децибел. Этот самый звук издала интуиция Филиппа.

Он откинулся на спинку стула, потом встал, подошел к окну и расслабил узел чернильно-синего галстука, взъерошил руками волосы и уставился невидящим взглядом на вечернюю набережную Роны.

— Итак, что у меня есть? Два запроса на одного и того же человека с разницей в два месяца и в восемь тысяч семьсот восемьдесят семь километров. Оба запроса отозваны. Интересно, чех тоже «несчастно случился»?

Филипп выскочил из комнаты и почти бегом побежал в архив. Через пятнадцать минут вернулся в кабинет с тоненькой папочкой, которую завел Жюль. Нашел телефон младшего офицера по фамилии Новак. Набрал указанный номер. На третий гудок в трубке раздался грубый голос чешского офицера. Филипп представился и спросил про запрос по Косу.

— Так полиция же чешская посадила мошенника, ну и…

— Связь с Драганом Косом оказалась случайной?

— Да. Так вы же сами это нам отписали. Чист Серб. Мы полиции все передали и они тут же кого-то закрыли.

Филипп молчал. А Новак уточнил:

— Вы же Филипп Клюзо? Я правильно понял?

— Да, все верно. Спасибо.

— Бывает. Еще что-нибудь?

— Нет, спасибо. Всего хорошего!

— До свидания!

Филипп положил телефон на стол. В голову лезли догадки одна хуже другой.

В семь часов вечера, когда сотрудники начали расходиться, Филипп спустился в архив, снял галстук, пиджак, закатал рукава и принялся методично перебирать пыльные стеллажи.

Он понимал, что ищет иголку, но попробовать стоило, тем более завтра суббота и можно просидеть здесь хоть все выходные. Рассуждая логически, Филипп решил, что ищет совсем тоненькие папки дел, ведь все запросы по Сербу в итоге отклонялись, а значит, вероятность того, что папка будет нормальной толщины, очень мала. Ему повезло, что такие тоненькие папочки были в меньшинстве. Через два часа он нашел очередной, третий по счету запрос на Серба. Он был датирован 2006 годом и был направлен в Лион из Москвы. Коллеги подозревали, что Драган Кос связан с черным рынком донорских органов, но, как и в предыдущих случаях, запрос был закрыт через пару дней. Филипп записал на бумажке имя сотрудника Национального бюро в Москве, сунул ее в карман брюк и вышел в коридор к автомату с водой и шоколадом. Перекусил и продолжил искать. Еще через час с небольшим Филипп обнаружил запрос из Сингапура, он пришел пятью годами ранее, 23 марта 2004 года, и Серб фигурировал в нем лишь в качестве возможных связей некого Хань Ли, который был убит в перестрелке двумя днями позже. Расследованием занялась местная полиция. Филипп зафиксировал, что Хань Ли был подозреваемым в незаконном обороте оружия, а его делом занимался офицер местного отделения Интерпола Тху Ван Донг.

Последней его находкой уже под самое утро стало дело Габриэлы Альварес. Запрос поступил в 2011 году. Дело о торговле людьми. Местная полиция располагала информацией о похищении и последующей продаже молодых девушек предположительно в секс-рабство. В ходе спецоперации полиция задержала Габриэлу Альварес и предъявило ей обвинение, но той же ночью Альварес повесилась на лоскутах наволочки. В деле фигурировала информация, согласно которой Альварес вечером накануне задержания поднималась в номер к туристу из Сербии якобы для оказания услуг сексуального характера. Филипп потер сонные глаза и направился в свой кабинет, включил компьютер и начал просматривать данные о пересечении границы Мексики за 12 апреля 2011 года. Когда он увидел, что в 08:43 12.04.2011 Драган Кос покинул территорию этой страны, Филипп даже не удивился.

Всего лишь одна ночь, проведенная в архиве, показала, что за последние пятнадцать лет Драган по меньшей мере пять раз попадал в поле зрение того или иного отделения Интерпола, но каждый раз поразительно «системно» избегал преследования. В свою очередь, дело Альварес показало Филиппу, что хитроумный Серб может тенью фигурировать чуть ли не в каждом пятом запросе Интерпола.

Из электронной системы учета все данные были удалены — именно поэтому каждый раз, когда поступал очередной запрос на Серба, в программе он фигурировал как «новый». И если бы не это совпадение с информацией из Чехии и Гонконга, которая появилась почти в одно и то же время, никто даже не обратил бы внимания на имя Драгана Коса.

Второй момент, который очень интересовал Филиппа, — это личность таинственного человека, который уже пятнадцать лет подчищает следы Серба. Было ясно, что этот человек явно обитает с Филиппом в одном здании. И этот факт очень настораживал.

Выходные Филипп провел дома, обдумывая все эти дела и пытаясь представить себе общую картину деятельности Драгана Коса.

В понедельник утром Филипп только успел войти в кабинет и повесить пиджак на спинку кресла, как раздался стук в дверь. Он обернулся и увидел, как в дверной проем просунулась голова Жюля.

— Филипп, я хотел поговорить с тобой о деле Коса.

Филипп напрягся, но сохранил невозмутимое выражение лица.

— Да, Жюль, конечно. Выкладывай, что нашел.

— Филипп, мне кажется, мы должны заняться разработкой этого Серба.

— Что ты узнал, Жюль?

— Вчера вечером я созванивался с офицером гонконгского бюро. Мне нужны были бумаги по экстрадиции наркокурьера. Разговорились, и офицер сказал, что не все верят в случайную смерть Ксу Пенг Чэня.

— Ты про несчастный случай на станции метро?

— Да, Филипп, только вот тот случай не кажется мне таким уж случайным. Во-первых, Ксу Пенг метро обычно не пользовался. Во-вторых, почти все станции гонконгского метрополитена оборудованы стеклянными створками или заграждениями. Несчастные случаи, связанные с падением на рельсы, крайне редки. Вообще не понятно, зачем он туда пошел и почему именно на станцию «Сентрал». Живет он на другой ветке, и с участком она никак не связана. Вот посмотри.

Жюль положил на стол перед Филиппом распечатанную карту гонконгского метрополитена. Филипп внимательно смотрел на тонкие переплетающиеся линии метро.

— Так, «Сентрал» явно крупная станция, с которой можно пересесть аж на четыре ветки. Что еще, Жюль?

— Мне стало интересно, и я попросил технический отдел проверить. Ребята связались с оператором сотовой связи и получили доступ к звонкам.

— Что узнали?

— Вот, сам посмотри.

Жюль протянул Филиппу распечатку телефонных звонков мобильного офицера Ченя. Филипп методично пролистал, заметил подчеркнутые номера.

— Объясни, Жюль.

— Основная масса звонков за последний месяц — дом, коллеги, семья, но вот эти… — и Жюль указал пальцем на четыре номера в разных частях списка.

— Звонки с одноразовых телефонов.

— Верно, Филипп.

— Что о них известно?

— Пока немного. Каждый раз время разное: первый 15 сентября в 10:43, второй 23 сентября в 09:23, третий 28 сентября в 21:30 и последний 9 октября в 13:10.

— Что еще? Как связано с Сербом?

— А вот как. Драган Кос прилетал в Гонконг как раз в эти самые даты. Более того, звонки поступали примерно через час после того, как Серб покидал свой бизнес-джет.

— Есть подозрения, кто мог звонить?

— Пока нет.

— Попробуй просмотреть видео с камер в день гибели полицейского, может, заметишь что-нибудь интересное. Я думаю, он с кем-то там встречался. И проверь записи за 15, 23 и 28 сентября, а я позвоню ребятам из IT и попрошу данные сотовых вышек. Попробуем узнать, был ли сам Чэнь в эти даты на станции.

— Хорошо, Филипп.

— Жюль, будь осторожен, ищи тихо. Не спугни. Имя Драгана не упоминай. Пусть нас «для вида» интересует лишь смерть Ксу Пенг Чэня.

— Да, конечно. Я понимаю.

— И еще, Жюль, молодец, ловко подметил.

Как только за Жюлем закрылась дверь, Филипп позвонил в IT отдел и попросил отследить сигнал телефона Ченя в дни, когда ему поступали звонки с одноразовых телефонов. Филиппа интересовало все то, что не было связано с адресом полицейского участка или дома. Он чувствовал, что направление, заданное Жюлем, верно.

— Вот тебе и буквоед. Молодец, парень!

Филипп взял чистый лист бумаги, немного помедлив, начал делать записи, соединять их стрелочками, помечать вопросительными знаками, зачеркивать или наоборот подчеркивать. Через час такого художества Филипп потер уставшие глаза, развернулся в кресле к окну.

У него сложилась следующая картина: гонконгский полицейский, тот самый, что направил запрос в Интерпол, погибает под поездом метро примерно через час после звонка с одноразового телефона. Такие звонки поступали регулярно и четко соответствовали датам прилета Серба в Гонконг. Нужно как можно быстрее узнать, с кем разговаривал погибший офицер и почему звонки поступали примерно через час после посадки самолета Драгана Коса. Этот временной промежуток не давал Филиппу покоя. Он чувствовал, что эта закономерность не случайна, но сначала следовало дождаться отчета Жюля. Раз Ксу Пенг Чэнь не пользовался метро, то очень может быть, что это место выбрано специально для встречи со звонившим. И если эта догадка верна, то стоит искать подобные места в предыдущие дни разговоров — людные, с камерами, такие, где легко затеряться, будучи на виду.

Офис уже начал пустеть, а на улице зажглись фонари, когда наконец-то раздался звонок рабочего телефона Филиппа.

— Привет, Клюзо! Заждался?

— Да, черт возьми, заждался, Пьер.

— Не сердись, Филипп, работы много. Выслал на почту. Но там ничего такого интересного — всегда одно и то же место.

— Дай угадаю — метро, станция «Сентрал»?

— Точно. Я проверил, парень там даже к Wi-Fi подключался. Так что ошибки быть не может — в указанные даты офицер был на этой станции.

— Спасибо, Пьер. Время указал?

— Да. Каждый раз по десять-пятнадцать минут.

— Отлично, Пьер. Спасибо.

Филипп положил трубку и открыл письмо от Пьера. Действительно, все три даты четко совпадали с одним и тем же местом — станция «Сентрал» гонконгского метрополитена. А вот время между звонком с одноразового телефона и моментом появления офицера на станции было всегда разным.

— За этим что-то есть. Надо объяснить эту разницу.

Филипп переслал письмо Жюлю, забрал из стола свою собственную папку на Драгана Коса, вложил в нее распечатки телефонных звонков и вышел из кабинета. Собранным материалам нельзя оставаться в этом здании.

По вечерним улочкам Филипп неспешно добрался до дома. По пути он заскочил в ресторан мексиканской кухни, взял навынос порцию мясной кесадильи и теперь с аппетитом жевал, сидя дома за барной стойкой и просматривая еще раз материалы по делу Ксу Пенг Чэня.

Парень явно что-то знал, и если предположить, что его смерть связана с Драганом Косом, то знал что-то такое, что могло бы навредить Сербу. Если двигаться в этом направлении и принимать во внимание звонки с одноразовых телефонов и тайные встречи, то можно небезосновательно предположить, что гонконгский полицейский встречался на станции метро со своим информатором.

Филипп потер уставшие глаза и еще раз внимательно посмотрел на записи. Сосредоточенный взгляд карих глаз, тонкая морщинка между бровей, исписанный лист бумаги в красивых пальцах.

Филиппу не давал покоя этот промежуток времени между прибытием Драгана Коса в гонконгский аэропорт и звонком с одноразового телефона. Он начал внимательней сопоставлять данные диспетчерской службы с распечаткой Жюля.

15 и 23 сентября временной промежуток был практически идентичным — один час ровно в первом случае и на три минуты больше во втором. 9 октября временной промежуток был один час и десять минут. А вот 28 сентября очень отчетливо выделялось на общем фоне — один час и сорок пять минут.

— Почему же так? Почему информатор не позвонил сразу по прилету бизнес-джета Драгана? Почему ему был нужен как минимум час, чтобы связаться с Ченем?

Филипп положил лист на столешницу. Встал, потянулся. Собрал со стола грязную посуду и сложил ее в посудомоечную машину. Затем прошел в спальню, где достал серую футболку и спортивные брюки.

Стоя под горячим душем и чувствуя, как тело медленно расслабляется под упругими струями воды, Филипп продолжал думать, анализировать, сопоставлять. Он закрыл глаза и на кончиках темных ресниц повисли блестящие капельки воды. Вдруг тренированные мышцы спины напряглись, Филипп открыл глаза, отер с лица капли воды, замер, а потом одним движением закрыл воду, схватил полотенце и бегом направился к своим бумагам.

Он перелистывал страницы папки до тех пор, пока из нее не выпала распечатка, которую ему передал Жюль. Сначала Филипп взял лист со схемой метро, потом начал сопоставлять ее с картой Гонконга. Как раз в этот момент раздался звонок мобильного.

— Филипп, это Жюль. Мы нашли парня на камерах.

— Отлично! Я выезжаю.

Филипп быстро натянул на себя спортивные брюки, футболку и легкую спортивную кофту с капюшоном, схватил ключи от машины, папку и, перепрыгивая через три ступеньки, сбежал вниз. Сел в машину и с легким свистом сорвался с места.

Через пятнадцать минут он уже показывал удостоверение охране. Войдя в кабинет, он застал там Жюля, шуршащего пакетом с чипсами, отчего вся комната утопала в запахе химического барбекю.

— Привет еще раз.

— Привет, Жюль. Убери эту гадость и перестань крошить на мой стол.

Жюль улыбнулся приятной мальчишеской улыбкой и вместо того, чтобы убрать пакет, протянул его Филиппу. Филипп скривился в притворном ужасе.

— Нет, благодарю покорно. Ты же знаешь, я по шоколадкам специалист.

Филипп положил ключи и удостоверение на стол.

— Давай выкладывай, что нарыл, Жюль.

— Пошли к Пьеру. Там лучше видно. К тому же я недавно видел, как нашему крутому IT-специалисту привезли большую пиццу. Думается мне, надо ему помочь, а то он никогда не похудеет.

Филипп и Жюль спустились на третий этаж и вошли в подсобку Пьера. Кабинет у Пьера большой, но в нем так много всевозможной техники, что свободного пространства остается совсем мало, именно поэтому этот кабинет в шутку называют подсобкой, ведь непосвященному кажется, что сюда просто привезли и свалили все подряд, а на самом деле это почти всемогущая комната, а распоряжается этим могуществом Пьер Тома.

— Привет, ребята!