Бесплатный фрагмент - Рыболовная культура атапасков Арктического бассейна (XXIII-XXI вв.)

Предисловие

Нет никаких сомнений, что предлагаемая читателям книга, несмотря на сравнительно небольшой объем, привлечет внимание заинтересованной аудитории. Она представляет собой не просто описание рыболовного промысла индейцев атапасков, коренных жителей Канадского Севера. Автору удалось ярко проиллюстрировать все стороны рыболовства, как основы существования этих северных народов, начиная с материального природопользования и заканчивая ее местом в духовной жизни. Таким образом, рыбалка предстает не просто как необходимое для пропитания хозяйственное занятие, а как одна из важнейших основ всего мировоззренческого комплекса людей, населяющих тайгу и лесотундру на протяжении тысячелетий.

Необходимо отметить, что аналогов этой книги не существует не только в российской, но и, возможно, даже в американской и западноевропейской научной литературе. По крайней мере, мне неизвестны полноценные работы, предметом исследования которых были бы непосредственно рыболовные практики атапасков. Эта тема затрагивалась в многочисленных обобщающих трудах, существуют специализированные статьи, посвященные отдельным узким аспектам данной практики, но книги, которая иллюстрировала бы весь комплекс взаимодействий атапасков с миром ихтиофауны, по-видимому, до сих пор так и не было написано. При этом, охотничий промысел северных атапасков, как, пожалуй, и остальных коренных жителей Севера, изучен значительно лучше. В связи с этим нельзя не согласиться с положением автора, согласно которому в работах его предшественников роль охоты в жизнеобеспечении атапасков Арктического бассейна часто преувеличивалась, а значение рыбалки, наоборот, занижалось.

В книге автор убедительно доказывает, что для данных групп атапасков была характерна не узко специализированная, а генерализованная стратегия адаптации. В соответствии с теми или иными конкретными природно-климатическими условиями они переходили от одной микроадаптации к другой. Рыба в этой динамичной системе была вовсе не заменой продуктам охоты, а являлась равноправным пищевым ресурсом, который, в зависимости от ситуации, вполне мог преобладать над охотничьей добычей.

Используя ранние письменные источники, данные раскопок канадских археологов и работы ученых различных специальностей, автор часто приходит к полноценным самостоятельным выводам, что, безусловно, прибавляет ценность исследованию. В книге подробно рассмотрены виды рыб, которых ловили атапаски и способы лова, приведены характеристики рыболовных снастей и орудий.

Особо следует отметить новаторский подход автора к дискуссионному вопросу о роли рыболовных сетей в культуре атапасков. Дело в том, что в этнографической науке существует мнение, что до контактов с европейцами у северных атапасков, как и у других народов Субарктики, ставных объячеивающих сетей не существовало, и они появились только после того, как их стали поставлять европейские торговцы. Автор наглядно демонстрирует несостоятельность такого подхода, опираясь на наиболее ранние письменные источники. Также достойным внимания видится утверждение о том, что по технологии вязания сетей атапаски превосходили северных алгонкинов кри. Исходя, в том числе, и из этого фактора, он делает заключение о большем значении рыболовства в системе жизнеобеспечения атапасков по сравнению с алгонкинскими группами. Прежде этот вопрос выпадал из поля зрения исследователей.

Это может показаться удивительным, но, согласно данным, полученным автором из источников, наиболее предпочтительной и ценной добычей у атапасков считались и считаются налим и щука. У чипевайан, например, нельма и осетр стояли в этой шкале ценности рангом ниже. Интересно отметить, что у народов Сибири красная (осетр) и белая (нельма, сиг) рыба ценилась намного выше черной рыбы (щука, налим). Данное обстоятельство дает почву для дальнейших размышлений о сущности, единстве и отличиях традиционной рыбалки в разных регионах Севера.

Несомненно, большая заслуга автора видится в том, что он обратил внимание на такой редкий момент, как роль рыбы в народной медицине. Я впервые сталкиваюсь с таким подходом, и никогда не встречал подобных упоминаний в других исследованиях. Как сказано в параграфе, посвященном этому вопросу, сильнодействующим лекарственным средством у чипевайан считалась желчь форели. Могу привести только одну отдаленную аналогию из сибирских материалов: известны случаи, когда при отсутствии соли рыбаки добавляли в уху рыбью желчь.

Подводя итог, автор приводит обнадеживающие данные, в целом свидетельствующие о сохранении традиционной культуры рыболовства у атапасков в настоящий момент, невзирая даже на замену прежних орудий лова современными покупными снастями. Мне представляется очень важным наблюдение, сделанное на основе фотографий, выложенных сегодняшним поколением атапасков в социальной сети «Фэйсбук» (читатель найдет его в завершающем параграфе). Оно говорит о том, что нравственно-этическая составляющая традиционной рыбалки жива по сей день. Автохтоны Субарктики всегда считали недопустимым позировать с добычей, оставлять свое изображение вместе с ней. Это связано с представлениями о том, что в таком случае дух животного/рыбы может увидеть охотника/рыбака и промысловая удача от него отвернется. Такое положение дел характерно не только для атапасков. Так, канадский этнолог М.-П. Буке писала, что современные алгонкины не могут понять белых охотников, вешающих на стену голову лося в качестве трофея. Для них это никчемная и недопустимая растрата мяса.

Остается добавить, что по ряду вполне объективных причин автор, с некоторыми поправками, придерживается считающейся в науке устаревшей классификации, согласно которой атапаски Субарктики разделяются на два культурных кластера (а не три, как в более поздней классификации): восточный (Арктический бассейн) и западный (Тихоокеанский бассейн). К восточному кластеру относятся: чипевайан, биверы, секани, слэйв, догрибы и сату. Под обобщающим этнонимом сату понимаются три близкородственные группы атапасков: хэа, маунтин и бэрлейк, которые обычно рассматриваются как разные. Однако, культурная дистанция между этими группами столь незначительна, что в этой работе их, действительно, целесообразно рассматривать как единую общность. Восточных кучинов (такуд), населяющих нижнее течение р. Маккензи автор, в контексте этой работы, рассматривает как группу восточного кластера. Это вполне правомерно ввиду единообразия их рыболовных технологий с прочими группами атапасков р. Маккензи, которые резко отличаются от рыболовных технологий западных групп кучинов, населяющих верховья р. Юкон. То есть когда в книге речь идет о кучинах, следует помнить, что имеются в виду именно такуд-кучины, а не их юконские родственники.

Д. В. Воробьев,

кандидат исторических наук, Институт

Этнологии и Антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН.

I. Значение рыбалки в системе жизнеобеспечения атапасков

Значение рыбалки в системе жизнеобеспечения и природопользования атапасков Арктического бассейна до сегодняшнего дня можно считать вопросом дискуссионным. Большинство этнологических исследований, проводившихся в середине прошлого века, были направлены главным образом на выявление роли копытных (карибу, лось) в жизни и культуре этих групп, рыбным же ресурсам должного внимания не уделялось. Рыбалка расценивалась как второстепенное занятие индейцев в аборигенный период, значение ее возросло, как считалось, лишь в период мехоторговли. Это объяснимо, во-первых, поступательным развитием этнологии, и, во-вторых, политикой канадского правительства в сферах экологии, природопользования и вопросах взаимодействия с коренными народами. Повсеместное снижение численности оленя карибу в начале ХХ в. вызвало озабоченность в научной, а затем и правительственной среде. Постепенно стали предприниматься попытки по сохранению карибу, сопряженные с научными исследованиями динамики популяций этого животного. Данная тема стала популярной в первой половине и середине прошлого века. Этнология двигалась смежным курсом с биологическими направлениями науки. Основным вектором этноэкологии того периода было изучение роли копытных в аборигенных сообществах, и фокус исследований фактически сузился до решения этой задачи. Карибу — важнейший ресурс для охотников-рыболовов-собирателей Канадского Севера — таков был основной вывод этнологов. Например, считалось, что в доконтактный период для чипевайан рыба являлась вторичным источником питания, значение которого никогда не приближалось к значимости карибу. Значение рыбных ресурсов для индейцев тогда всерьез никого не интересовало. В 1920-х гг. канадское правительство поощряло и поддерживало на законодательной базе коммерческое промышленное рыболовство, послевоенное «северное развитие» шло в том же ключе. В этой ситуации, конечно же, было не выгодно освещать вопросы первостепенной значимости рыболовства в традиционной системе природопользования коренных народов. К середине ХХ в. сложилась гипотеза о том, что долина р. Маккензи была малозаселена вплоть до XIX в., так как ареал карибу не охватывает эти земли, и лишь с развитием мехоторговли и организацией торговых постов, берега Маккензи привлекли индейцев возможностью приобрести европейские товары. Такой взгляд хорошо вписывался в генеральную теорию о глобальном влиянии колониальных процессов на этноисторические, происходившие в аборигенной среде Канадского Севера в XVIII — XIX вв. Сегодня подобная оценка представляется гиперболизированной.

Ситуация с исследованиями рыбных ресурсов в Канаде изменилась в 1970 — х гг. в связи с ухудшением экологической ситуации на водоемах и ощутимым сокращением рыбных запасов, вызванных промышленным рыболовством. Стало понятно, что популяции рыбы на севере восстанавливаются не так быстро, как в южных регионах. На законодательном уровне были введены ограничения на промысел, начались исследования рыбных ресурсов. Значение промышленного рыболовства в канадской экономике снизилось. В это же время появляются первые этнологические и археологические исследования, доказывающие, что рыба для индейцев, все же, являлась ресурсом первостепенного значения.

Гипотезу альтернативную старой, выдвинула группа археологов под руководством Криса Хэнкса. Хэнкс бросил вызов устоявшемуся в середине ХХ в. тезису о том, что карибу являлся незаменимым фундаментом в жизнеобеспечении таежных индейцев, и решительно выступал за важность ресурсов крупных рек (Макензи, Пис) для атапасков еще в доконтактный период. «Сетевой промысел на суводях являлся ключевой деятельностью <…> был хорошо налажен к моменту первых контактов», а не являлся постконтактным феноменом, считает он. Эта контрверсия становится ведущей в последних десятилетиях прошлого века. «Безусловно, карибу играл значительную роль в культуре и экономике дене XVIII в., однако, не следует переоценивать его важность <…> Рыба была жизненно важным источником пищи, ценность которого часто игнорировалась в исследованиях экономики дене» — пишет К. Абел. В настоящее время версия о том, что рыбалка всегда являлась основой жизнеобеспечения атапасков, в том числе и групп, занимающих регионы удаленные от крупных рек (чипевайан), является господствующей. Однако, эту версию нельзя считать радикально новой, например, таких взглядов придерживался еще в нач. ХХ в. известный этнограф и фотограф Эдвард Кертис. «Несмотря на важность карибу и зайца, рыба была важнейшим ресурсом и опорой жизни для большинства атапасков» — отметил он, пообщавшись со стариками чипевайан во время своего знаменитого путешествия по Северной Америке.

По данным археологии, на берегах крупных рек рыбацкие лагеря, относящиеся к доконтактному периоду, встречаются значительно реже, чем стоянки на таежных озерах. Но если ранее это интерпретировалось как следствие неразвитости речного рыболовного промысла, то Хэнкс объективно объяснил этот факт уничтожением ряда стоянок эрозионными процессами (стоянки на высоких берегах), и паводками (стоянки в пойме). Из сохранившихся рыбацких лагерей большинство располагалось близ тех участков русла, которые раньше других очищаются ото льда во время ледохода, что говорит о значимости реки как источника пищи. Люди приходили сюда, как только появлялась возможность промысла рыбы. Другой проблемой при изучении археологических стоянок было почти полное отсутствие в раскопах не только рыболовных артефактов, но и самих рыбных остатков. Однако, этнограф-полевик Роберт Джарвенпа предложил возможное объяснение, основанное на личных наблюдениях. Во-первых, заключил он, рыбные остатки обычно утилизируются путем выбрасывания в воду, а во-вторых, рыболовные снасти, являясь предметом первой необходимости, всегда забираются индейцами с собой при перемещении лагеря. Последнее подтверждается и сведениями, оставленными очевидцами в XVIII в., например, известно, что мужчины чипевайан во время кочевок всегда держали при себе сумку с рыболовными снастями. Кроме того, рыбные кости быстро разлагаются в кислой среде северных почв. Это объясняется различием в химическом составе костей рыб и наземных животных — в костях зверей и птиц минеральных веществ, придающих костной ткани твердость, значительно больше, чем в рыбных костях, состоящих, по большей части, из органических соединений, подверженных быстрому разложению. Поэтому низкая встречаемость рыбных останков на археологических стоянках не может адекватно отражать масштабы рыболовного промысла. К этому можно добавить, что сохранность костных останков в таежной зоне низка вследствие уничтожения костей мелкими лесными грызунами. Кости являются источником минералов для мышей, и они сгрызают их без остатка. Мне по личному опыту известно, как быстро мыши расправляются с оставленными в лесу костями даже крупных животных в годы вспышек численности этих маленьких зверьков. Таким образом, для сохранности костных, тем более рыбных, останков необходимы достаточно жесткие внешние условия.

Новейшие биохимические исследования выявили следы рыбьей крови (форель, судак) на каменных ножах и наконечниках, найденных при раскопках на севере Альберты. Среди находок имеются бусины из рыбьих позвонков. Преобладание рыбьих костей (наряду с бизоньими) отмечено археологами на стоянках близ оз. Чарли, в бассейне Писа. Стоит отметить, что даже в последние годы, когда археология в регионе набирает обороты, рыболовные артефакты представляют редкость среди находок. Это может показаться странным, с учетом того, что последние исследования говорят в пользу большой значимости рыбных ресурсов в доконтактный период. Этому можно дать логическую интерпретацию. Отсутствие на стоянках таких артефактов, как рыболовные крючки и остроги, может свидетельствовать о преобладании сетевого или запорного промысла. Современный канадский археолог Тод Кристенсен отмечает, что анализ рыбных костей, найденных на стоянках, может дать ответ на вопрос о ведущем методе промысла: преобладание костей одноразмерных особей будет свидетельствовать о развитости промысла объячеивающими сетями, так как в сети попадаются рыбы примерно одного, стандартного, размера, если же на стоянке обнаружены кости разновозрастных рыб, это говорит о том, что данная стоянка, возможно, располагалась в месте, где был установлен рыболовный запор.

Вопрос значения рыбалки в системе жизнеобеспечения таежных индейцев неоднократно поднимался и в отечественной этнографической литературе. Однозначной позиции до сих пор нет. «Бабушка» отечественной американистики Ю. П. Аверкиева, оценивая важность рыболовного промысла для всех субарктических атапасков, писала о «значительном совершенстве рыболовной техники атапасков, обеспечивавшей высокую его продуктивность. По существу она достигала того же уровня развития, что и у известных племен рыболовов северо-западного побережья». Такая оценка является преувеличенной. Данная характеристика может вполне соответствовать действительности в отношении субарктических атапасков Тихоокеанского бассейна, для которых промысел лосося, действительно, являлся первоочередным занятием в ряду прочих. Это были группы, ориентированные на рыбные ресурсы в большей степени, чем их восточные родственники. Однако, сравнение рыболовных техник атапасков Арктического бассейна и индейцев Северо-Западного побережья, выглядит натянутым, если не сказать, что необъективным (достаточно сравнить рыболовные крючки или запорные сооружения этих регионов). Надо отметить, что Аверкиева пыталась доказать преобладание рыболовства над прочими видами хозяйственной деятельности в доконтактный и раннеконтактный периоды не только в отношении атапасков, но и для индейцев других регионов. Противоположных взглядов придерживался Л. А. Файнберг. Опираясь на современные ему исследования канадских авторов, он считал, что для атапасков Арктического бассейна рыболовство являлось лишь дополнительным, спорадическим, занятием. Файнберг придерживался мнения, что рыболовство может играть доминирующую роль лишь в тех областях, где возможен массовый промысел проходных видов рыб. Однако, некоторые отечественные исследователи убеждены, что рыболовство, основанное на промысле туводных пород, на водоемах, расположенных во внутренних таежных и тундровых областях также может являться стабильным источником существования круглогодично, но при условии развития запорного или сетевого лова. У атапасков Арктического бассейна, как будет показано ниже, эти виды промысла были развиты на достаточном уровне. Кроме того, Файнберг допускает ошибку, отмечая, что среди атапасков Арктического бассейна наибольшую роль рыболовный промысел имел для чипевайан. Это не так. По сравнению с группами, населяющими локальный регион р. Маккензи и Больших Северных Озер, чипевайан имели менее развитые рыболовные технологии, например, сети их были более примитивны, а запорный промысел, очевидно, вовсе отсутствовал.

Историографию вопроса о значении рыболовства в жизни таежных индейцев подробно изложил Д. В. Воробьев в своей диссертации «Система традиционного природопользования северных алгонкинов». Одной из важнейших рассматриваемых проблем, поднятых в этой работе, является использование индейцами в доконтактный период объячеивающих сетей. Ряд исследователей, например Д. Савишински и Х. Хара, считали, что данный тип снастей был заимствован аборигенным населением американской тайги от европейцев. Воробьев, основываясь на данных канадского этнографа Жака Руссо, также приходит к выводу, что «приходится согласиться с положением, что индейцы Канадской Субарктики, за исключением самых западных групп [атапаски Тихоокеанского бассейна — Н.Ш.], как до появления европейцев, так и в раннеколониальный период, по всей видимости, вовсе не имели такого продуктивного орудия лова, как ставные сети, а стационарными запорными сооружениями пользовались редко и в ограниченных масштабах.» Это заключение если и верно, то только для субарктических алгонкинов, которые и являются главным объектом исследования Воробьева, однако среди атапасков Арктического бассейна обе технологии, о которых идет речь, были распространены еще до знакомства с европейцами. Это можно утверждать смело. Использование объячеивающих сетей у атапасков региона Больших Северных Озер и р. Маккензи прослеживается с момента самых первых контактов. Еще в 1772 г. британский торговец и путешественник Сэмуэль Хирн описал встречу с женщиной из неконтактной группы догрибов, которая занималась вязанием сети в ожидании весеннего хода рыбы, что является убедительным доказательством распространения сетевого промысла в доконтактный период, по крайней мере, в районе Больших Северных Озер. Представляется крайне важным отметить, что технология вязания сетей была распространена в американской Субарктике не повсеместно, а в канадской Арктике не была известна вообще. Хирн, который многократно упоминает сетевой промысел у чипевайан, отмечает, что эскимосы побережья зал. Гудзона сетей не использовали, хотя они и были соседями чипевайан. Аналогичные сведения приводит и Джон Ричардсон, исследовавший в 1840-х гг. побережье Ледовитого Океана. Во время путешествия по р. Маккензи путешественник отмечал активное использование сетей индейцами (сату, такуд), однако встреченные им на морском побережье эскимосы не умели ими даже пользоваться. Ричардсон также отметил, что сети не известны к западу от р. Маккензи, то есть среди кучинов верховий Юкона. Последнее подтверждается также сведениями служащих КГЗ Александра Мюррея и Стрэчана Джонса, современников Ричардсона. Джонс добавляет, что на верхнем Юконе кучины не только не используют сетей, но и не умеют вязать их.

Еще в XVIII в. очевидцы, сравнивая объячеивающие сети производства чипевайан и кри, отмечали значительно более высокое качество атапаскских, по сравнению с алгонкинскими (см. ниже). Кроме того, если у атапасков женщины занимались рыбалкой наравне с мужчинами, то у кри ловля сетями считалось исключительно женским занятием, не достойным мужчин, сети их были не столь внушительных размеров, как у чипевайан, а зимние методы рыбалки были хуже развиты и имели меньшее значение. Таким образом, уже на основе этих кратких сообщений становится видно, что у атапасков Арктического бассейна рыболовные технологии, нацеленные на массовый промысел, были развиты в большей степени, чем у соседних алгонкинов и эскимосов.

Приводя большое количество материалов в пользу важности рыболовства для атапасков Арктического бассейна, которым посвящена эта работа, есть опасность впасть в крайность и занизить роль охоты на копытных и мелкую дичь. Этого хотелось бы избежать. Безусловно, охота на карибу, лося и лесного бизона имела важнейшее значение, однако это не должно умалять значимости рыбалки в жизнеобеспечении. Реальная роль рыбных ресурсов по степени значимости не уступала дичи. Для атапасков Арктического бассейна характерна не статичная адаптивная стратегия с узкой специализацией на отдельном, доминирующем, ресурсе (например, карибу, лось, бизон или лосось), но динамичная стратегия сезонных и пространственных микроадаптаций с легким переключением с ресурса на ресурс при изменениях условий среды, диктуемых неустойчивым климатом бореальной зоны. Рыбу следует рассматривать не как второстепенный ресурс, заменяющий основной в периоды неудачных охот, а как по важности стоящий в одном ряду с мясом копытных и мелкой дичи. Преобладание того или иного ресурса изменялось от сезона к сезону. К аналогичному заключению о комплексной структуре природопользования приходит и Д. Воробьев, давая общую оценку наиболее успешной адаптивной стратегии населения тайги Америки и Евразии. Однако, если принять рыболовный промысел ключевым фактором для классификации культурно-экологической зональности, в системах природопользования населения таежных регионов Северной Америки следует выделить несколько ареальных вариаций, имеющих ощутимые различия.

На основе анализа технологий и рыболовных практик, примеры которых будут приведены ниже, я прихожу к заключению, что в доконтактный и раннеконтактный периоды значение рыболовного промысла в системе жизнеобеспечения таежных индейцев увеличивается с востока на запад. У алгонкинов восточного сектора Субарктики технологии сетевязания и подледного промысла были развиты хуже, чем у чипевайан, что было заметно современникам, а на Лабрадоре инну в доконтактный период, возможно, вообще не владели технологией сетевязания, и приобретали сети у гуронов. К западу от чипевайн, начиная от р. Невольничьей, были распространены, во-первых, еще более прогрессивная технология сетевязания и, во-вторых, сезонный промысел туводных пород стационарными запорными сооружениями. В западном секторе Субарктики, у атапасков Тихоокеанского бассейна, там, где в реки заходит лосось, запорный и другие виды промысла проходных пород являлись ключевыми видами деятельности, что нашло отражение во всех сферах культуры этих групп.

Встречающиеся в первоисточниках данные, свидетельствующие о первостепенной значимости рыбалки для атапасков в XVIII — XIX вв., столь многочисленны, что учесть их все не представляется возможным. Приведу лишь самые яркие примеры.

Многие путешественники отмечали, что основным продуктом, которым встреченные на берегах Маккензи и Писа индейцы снабжали их в пути, была свежая и сушеная рыба, мясо же упоминается исключительно редко. Это выразительно свидетельствует о преобладании рыболовного промысла над охотой в приречных областях. Такие сведения оставил Александр Маккензи во время экспедиции 1789 г., описывая встречи с первоконтактными догрибами, слэйв, сату и кучинами. Вся провизия секани, встреченных им в верховьях Писа в 1793 г., состояла из сушеной форели. Аналогичные сведения приводят и другие путешественники, чей путь лежал по р. Маккензи несколькими десятилетиями позже: Джордж Симпсон (экспедиция 1837 г.) и Джон Франклин (экспедиция 1825—1827 гг.). Причем, причину того, что весь теплый сезон индейцы, обитающие по берегам р. Маккензи, существуют в основном за счет рыбалки и собирательства, Франклин видел в «отсутствии охотничьего искусства» у них. А. Маккензи во время своего первого путешествия на берегах реки, названной позже его именем, встретил 40 индейских лагерей, из которых пустовали только 12. Таким образом, атапасков этого локального региона, который, что важно, не охватывает ареал карибу, следует считать группами, ориентированными, главным образом, на речное и озерное рыболовство с промыслом туводных пород.

С. Хирн во время экспедиции на р. Коппермайн 1770—1772 гг. отмечал, что сопровождавшие его чипевайан занимались рыбалкой даже при наличии мяса, а многочисленные реки и озера зимой и летом давали богатые уловы, круглогодично обеспечивая индейцев рыбой. В начале зимы чипевайан, отправляясь с торговым визитом в форт Принца Уэльского, оставляли свои семьи на озерах, где скапливалось много мелкой рыбы, совершенно не опасаясь за благополучие жен и детей в течении двух месяцев. В декабре 1771 г. во время путешествия индейцы ловили рыбу ежедневно. Хорошая рыбалка могла надолго задержать кочующую общину. Так, например, при хороших уловах в марте никто из индейцев даже не предлагал заняться охотой на зверя и пернатую дичь, чтобы как-то разнообразить рыбную диету. Это продолжалось до апреля, когда ход рыбы внезапно закончился, и только тогда индейцы взялись за оружие, к которому в течение месяца вообще не прикасались. В окрестностях оз. Фон-дю-Лак, как отмечал Уорбертон Пайк, зимой карибу появляется нестабильно, и для индейцев «как правило, единственный шанс на свежее мясо — случайно добытый лось». Джозеф Тиррелл в 1893—1894 гг. писал, что весь теплый сезон чипевайан обеспечивают себя рыбалкой, разбредаясь по многочисленным озерам. По информации, собранной Э. Кертисом, в нач. ХХ в. основным занятием чипевайан летом была рыбалка, а зимой трапперство и, также, рыбалка. В раннеконтактный период они занимались рыбалкой круглогодично и только с вовлечением их в мехоторговлю, значение рыбалки в зимний период снизилось, так как мужчины стали посвящать большую часть времени добыче пушнины. В старину, если рыбалка была продуктивной, община могла оставаться на одном месте всю зиму, не снимаясь с лагеря. Во время сезонных охот на карибу, в ожидании появления мигрирующих стад, чипевайан располагались лагерем в местах продуктивной рыбалки, что снижало риски в случае, если олени не появятся вблизи обычного пути миграции и пройдут другим маршрутом. Очевидно, что это наблюдение, сделанное этнографом Дэвидом Смитом во 2-й пол. ХХ в., относится и к более ранним временам. Догрибы до августа также полагались главным образом на рыбалку, в ожидании осенней охоты на карибу, которая, в случае успеха, обеспечивала общину провизией только на месяц, после чего индейцы снова отправлялись к рыболовным угодьям. Ареал карибу, как уже отмечено, не охватывает долину р. Маккензи, и во время осенних миграций из тундры в тайгу, олень не доходит до оз. Куньего, где индейцы жили исключительно за счет рыбалки и охоты на мелкую дичь. Известны случаи, когда при отсутствии карибу семья догрибов круглый год существовала исключительно за счет рыбалки, расположившись лагерем в месте, дающем хорошие уловы. Судя по фольклорным данным, в доконтактный период на рыбных озерах большими многосемейными лагерями зимовали биверы. Это касается и других атапасков, так, догрибы в старину предпочитали зимовать на озерах, где рыбалка была более продуктивной, чем на реках. Охотничьей добычей здесь были лоси, стабильность же рыбалки существенно снижала риски возможных неудач на охоте.

Хорошая рыбалка — вот основной критерий, по которому большинство атапасков бассейна р. Маккензи выбирало место для лагеря. Рыба и древесина — две главные вещи, необходимые им для комфортной жизни.

С рыбалкой связано множество атапаскских топонимов. Приводить бесчисленные примеры нет необходимости, достаточно отметить тот факт, что, например, у догрибов в названиях, так или иначе связанных с промысловой деятельностью, термины, сопряженные с рыбой и рыбалкой, значительно преобладают над терминами, сопряженными с карибу и охотой на это животное. Интересно, что в языке догрибов существуют специальные термины для обозначения мест на водоемах, удобных для разных типов ловли, например: jìhk’è — место для джиггинга, mïhk’è — место для установки сетей, dahʔaak’è — место для ужения.

По сравнению с группами, населяющими равнинную тайгу и лесотундру, среди атапасков Арктического бассейна значение рыбалки было несколько ниже только в горных районах в верховьях р. Пис (секани, верхние группы биверов). Здесь индейцы были ориентированы в основном на мясную диету, а рыбалка являлась дополнительным сезонным спорадическим занятием, лето же посвящалось охоте на крупную дичь (медведь, копытные). Однако, и здесь существовали отдельные общины, которые полагались, в основном, на рыбалку. Так, например, одну из ваданэ (семейная группа, социальная единица у биверов) на р. Блюберри соседи до сего дня называют klue-la (рыбные люди).

Примеры из индейских «календарей» наглядно демонстрируют разницу в значении рыбалки в годовом хозяйственном цикле различных групп атапасков. Например, у слэйв сентябрь и октябрь назывались thlu-i-ka-tse-de-ti-sa, то есть месяцем рыбалки. У секани, рыбалка для которых, как выше сказано, имела меньшее значение, вообще не существовало «рыбных» названий для сезонов. А вот в календаре кэрьеров, западных соседей секани, относящихся уже к культурному кластеру Тихоокеанского бассейна Субарктики, около половины названий месяцев связанны с рыбами и рыбалкой.

Итак, судя по приведенным примерам, речное и озерное рыболовство являлось продуктивным занятием, круглогодично дающим таежным атапаскам средства к существованию, однако, стоит отметить, что, если рассматривать динамику эффективности промысла из года в год, стабильность рыбалки все же была шаткой. На активность рыбы и, соответственно, успех рыбалки сильно влияют как атмосферные явления, так и колебания уровня воды. Негативно на уловах отражаются периодически случающиеся сильные летние и осенние паводки, или, напротив, слишком низкий уровень воды. Например, летний сезон 1848 г. на р. Маккензи ознаменовался чрезмерно высоким уровнем воды, поэтому многие индейские общины терпели неудачи на рыбалке. Известны случаи полного провала весенней рыбалки, и плохих уловов в начале ледостава, то есть в сезоны, которые обычно наиболее продуктивны. Среди многочисленных водоемов с высокой численностью рыбных популяций, еще в XVIII в. очевидцы отмечали озера, полностью лишенные рыбы. Во второй половине зимы, во время сильных морозов, рыбалку могла сильно затруднить большая толщина льда.

Вовлечение индейцев в мехоторговлю неоднозначно сказывалось на развитии традиционного рыболовства. С одной стороны, пушной промысел требовал значительных усилий в зимний период, что сокращало время, традиционно уделяемое рыбалке, таким образом, значение зимней рыбалки в жизнеобеспечении существенно падало. С другой стороны, с появлением железных пешней процесс установки снастей под лед ускорился, так как новый инструмент был эффективнее традиционного, это давало возможность повысить продуктивность подледной рыбалки. В тоже время, мехоторговля вывела на первый план осенний рыболовный промысел. В доконтактный период у атапасков, типичных пеших кочевников, традиции заготовки провизии впрок были развиты слабо, а получившая все большее развитие в течении XIX в. массовая заготовка рыбы осенью, давала индейцам провизию на длительный период, и возможность больше времени уделять коммерческому промыслу пушнины.

Подобные изменения в годовом хозяйственном цикле в ряде случаев вызвали дезадаптацию и приводили к проблемам. Угодья, богатые пушниной, иногда находились вдали от мест традиционных зимовок на богатых рыбой озерах. Например, это отмечено в журнале форта Симпсон за 1824 г. В марте того года к торговцам пришли печальные вести о массовом голоде среди туземцев, посвятивших сезон промыслу пушнины. Индейцы были вынуждены оставить места промысла, и отправится к озерам, которые могли прокормить их. Таким образом, промысловый сезон потерпел провал в связи с отсутствием адаптивной стратегии в новых экономических условиях и обернулся для индейцев тяжелой ситуацией.

В период с сер. XIX по нач. ХХ вв. значение рыболовного промысла в жизни атапасков повсеместно повышалось. Это происходило по двум причинам. Главную роль сыграло развитие ездового собаководства — рыба являлась основным кормом для собак, и ее стали заготавливать в огромных количествах, как для собственного потребления, так и на продажу. Во-вторых, значение рыбы как источника пищи значительно возросло в связи с депопуляцией карибу, наблюдавшейся в конце XIX в. При этом, в связи с растущим распространением среди индейцев одежды и тканей фабричного производства и брезентовых палаток, жизненная необходимость в охоте на копытных отпадала, так как традиционные кожи постепенно заменялись европейскими материалами.

Рыболовные лагеря. Вверху: Северо-Западные Территории, 1917 г. [NWTA: N-1979-067-0050]; внизу: р. Маккензи, 1962 г. [NWTA: G-1979-023- 1787].

Женщина слэйв проверяет сети. ок. 1900 г. [NWTA: N-1979-054-0063].

Индейские рыбаки-промышленники с уловом. р. Хэй,1-я пол. ХХ в. [NWTA: N-1979-056-0036].

II. Виды промысловых рыб и преобладающие методы лова в различные сезоны

Ихтиофауна водоемов Канадского Севера богата и разнообразна: в бассейне р. Маккензи обитает 53 вида рыб, в бассейне р. Черчилл — 39. Основными промысловыми рыбами были щука, форель, сиг, чукучан, налим и нельма. Ареал щуки и налима охватывает водоемы только таежной полосы, в тундровых же водоемах Канады щука является исключительной редкостью. Эта рыба очень многочисленна и добыть ее было достаточно легко. Один современный чипевайан даже пошутил по этому поводу, сказав в интервью: «щуку можно поймать на все, что угодно, даже на собственные носки». Щук индейцы ловили много, и ценили эту рыбу, поэтому в XVIII — XIX вв. в Канаде она получила название «индейская рыба». В разные сезоны щуку добывали разнообразными способами: на крючковые снасти, острогой и в сети. Форель — рыба также очень многочисленная и распространенная. Существует множество ее подвидов и морф, различных по окрасу, но, например, в языке чипевайан для этой рыбы существовало только одно название — thlooees-inneh. Ловили форель, главным образом, на крючковые снасти. Нельма имеет ограниченный ареал в пределах населенных атапасками территорий — она обитает в бассейне р. Маккензи и по р. Невольничьей ниже порогов, выше которых эта рыба не может подняться. Нельма попадала, главным образом, в сети, а также хватала наживленные крючки с жадностью, не уступающей щуке. На реках к северу от оз. Большого Невольничьего основной добычей индейских рыбаков были щука, судак, чукучан и нельма. На озерах в уловах сиг и нельма встречались чаще щуки, налима и чукучана. Сига промышляли как сетями, так и крючковыми снастями. Наиболее желанной добычей для индейцев района оз. Большого Невольничьего были щука и налим, чипевайан же больше всего ценили сига. Налим, в силу своей биологии, попадался только в холодное время года, как в сети, так и на донки. Чукучан составлял значительную часть продовольствия индейцев на р. Невольничьей, где его в больших количествах промышляли ниже порогов. На притоках р. Пис эта рыба также являлась важнейшим промысловым объектом. Ловили чукучана сетями и запорными сооружениями, там, где был развит этот вид промысла. Ловля этой рыбы на крючковые снасти не упоминается. Из мелких рыб локальное промысловое значение имела озерная ряпушка, в больших количествах добывавшаяся на Больших Северных Озерах в начале зимы. Хариус был желанным уловом, и, наравне с сигом, особо ценился индейцами за вкусовые качества, но в уловах встречался не часто, хотя в локальных областях эта рыба сезонно промышлялась в значительных масштабах. Важного промыслового значения не имели широко распространенные судак, окунь, голавли и еще несколько видов карповых рыб. Карповые встречались в уловах, однако, при многочисленности туводных лососевых рыб, низко ценились за свои вкусовые качества. Из всего видового разнообразия ихтиофауны бассейнов р. Маккензи и зал. Гудзона некоторые виды не являлись объектом традиционной рыбалки атапасков. Таковыми были, например, эндемик Северной Америки, златоглазка, встречающаяся в водах южнее оз. Большого Невольничьего, и обитающий в бассейне р. Черчилл озерный осетр. В этом проявляется контраст с культурой субарктических алгонкинов, для которых осетр, в ареале его обитания, был не только важной промысловой, но и почитаемой рыбой.

Основными видами промысла были ловля крючковыми снастями и объячеивающими ставными сетями, в некоторых областях также были распространены запорные сооружения. Рыбалка с острогой имела несколько меньшее значение, однако также давала хорошие уловы при достаточной прозрачности воды, а иногда острога даже являлась наиболее эффективной снастью. Все эти методы будут подробно рассмотрены ниже. Промысел рыбы потравой, то есть выбросом в водоем веществ, содержащих токсины или алкалоиды природного происхождения для того, чтобы обездвижить или загнать рыбу к установленным сетям, атапаскам был неизвестен.

Во время весеннего паводка в мае-июне на заливных поймах велась ловля видов с весенним нерестом (щука, чукучан, карповые) ставными сетями. Во время спада воды на небольших речках и ручьях в некоторых областях практиковался запорный промысел. На крупных озерах к июню рыба выходит из глубоких мест и держится у устья ручьев. Летом сетевой промысел и ужение велось на суводях рек, ниже порогов, и на крупных озерах между островами, в водоворотах, образованных течениями. В таких местах изобилие рыбы наблюдалось в течении всего теплого сезона. Чаще всего в летнее время очевидцами упоминается рыбалка на суводях ниже порогов и перекатов на реках. На оз. Куньем в июне в уловах преобладал чукучан. На август приходится ход хариуса, в это время дневной улов этой рыбы сетями мог достигать 40—50 штук, эти цифры, однако, отражают реалии ХХ в, когда получили массовое распространение фабричные мелкоячеистые сети, промысел в таких масштабах этой, сравнительно небольшой, рыбы крупноячеистыми сетями индейского производства ранее ХХ в., вряд ли был возможен. Летом, в жаркую погоду, практиковалась добыча щуки острогой и луком. Нерест сига и форели приходится на сентябрь — ноябрь. Осенний промысел этих видов начинался уже в августе, когда они массово начинают выходить на мелководья и подниматься на нерест вверх по небольшим рекам. Нерестового сига повсеместно ловили сетями, а в некоторых местах стационарными рыболовушками. В районе оз. Большого Медвежьего лучшие уловы форели приходились на сентябрь. Осенью форель добывали в местах нереста на каменистых мелководьях ночным лучением с острогой, однако этот метод не был особенно продуктивен. Ловля налима начиналась также осенью. Незадолго до ледостава в уловах преобладали сиг и форель, щука же в этот период попадалась редко. Лучшие уловы сетями случались в самом начале ледостава, когда начинаются активные перемещения рыбы, движущейся на зиму в глубину озер. С полным ледоставом и приближением морозов уловы сокращались и осенняя путина подходила к концу. В районе оз. Большого Невольничьего это происходило в октябре. Начинался сезон подледной рыбалки с острогой. На зиму большинство общин перемещалось на озера, где рыбалка была более продуктивной. В декабре на озерах в уловах сетями вновь преобладал чукучан. Ужение практиковалось круглогодично, за исключением сезонов массового промысла сетями и стационарными рыболовушками, по сравнению с которыми ужение было низкопродуктивным и нерентабельным. С середины зимы роль крючковых снастей повышалась, а сетевого промысла падала. В январе-феврале в уловах сетями преобладали щука, сиг, чукучан. На крюки попадались щука, форель и налим. К концу зимнего сезона, то есть, в марте-апреле, на озерах в уловах оставалась только форель, которая держится у полыней близ устья ручьев. Множество ее добывалось крючковыми снастями вплоть до мая, когда реки вскрывались и индейцы могли переместиться к заливным поймам. Подготовка к весенней путине начиналась еще до таяния льда. Если община предполагала провести весенний сезон на крупных озерах, то индейцы спешили заблаговременно перебраться на острова еще по крепкому льду, и оставались там до окончания активного весеннего хода рыбы, то есть находясь в изоляции, община существовала исключительно за счет рыбалки. Так поступали, например чипевайан, занимавшие побережье восточного рукава оз. Большого Невольничьего.

Среди разнообразных методов промысла у атапасков индивидуальные методы ловли преобладали над коллективными. Загоны рыбы, и коллективные методы, требующие в процессе рыбалки координации и слаженных действий множества участников, такие как лов неводами, упоминаются крайне редко. Даже когда в сезонных рыбацких лагерях собиралось множество народа, промысел, вероятно, велся в основном силами каждого отдельного рыбака, то есть коллективной такая рыбалка не являлась. Таким образом, индивидуальные методы промысла явно превалировали, что может быть связано даже с заложенным культурой индивидуалистическим менталитетом.

Хвастаться успешными уловами для рыбаков атапасков было не характерно. Как заметил в сер. XIX в. миссионер Эмиль Птито, посвятивший десятилетия наблюдениям за нравами индейцев р. Маккензи, «руководствуясь интересом, они могут преуменьшать числа. Если, например, когда они рассказывают о результатах рыбалки или охоты, и говорят, что не поймали ничего, то будьте уверены, что у них был хороший улов, если же они осмеливаются сказать, что поймали немного, значит, они наловили сотни рыбин».

Проверка сетей. 1978 г. [NWTA: N-1987-017-1173].

III. Снасти и методы рыбалки

III — 1. Крючковые снасти

КРЮЧКИ, ЛИНИ И ЛЕСКИ

У атапасков Арктического бассейна существовало несколько типов рыболовных крючков, весьма примитивных. Основным типом можно считать составные крючки, которые представляли собой соединенные обмоткой цевье и жало без бородки, изготовленные из разных материалов — дерева, рога, птичьей, рыбьей или звериной кости. Жало вставлялось под углом в паз, прорезанный внизу цевья. На некоторых крючках в цевье делалось отверстие для крепления лесы. Иногда и цевье и жало делалось из одного материала, например, из дерева или кости, но чаще жало было сделано из более твердого материала, например, из кости, а цевье из дерева. Так, А. Маккензи в 1793 г. описал крючки секани, как сделанные из маленькой кости, закрепленной аккуратной обмоткой в расщепе деревянного цевья. Индейцы хранили их в коробках из бересты или еловой коры или небольших кожаных сумках вместе с другими рыбацкими снастями.

Описывая быт догрибов и слэйв, Маккензи лишь кратко отметил, что крючки они делают из дерева, рога или кости. Другие ранние авторы также упоминают костяные и роговые крючки. Вероятно, имеются в виду цельнорезные крючки из этих материалов. Изготавливались они при помощи инструмента, сделанного из бобрового резца, закрепленного на деревянной рукоятке. Рог или кость перед обработкой предварительно распаривались.

Кроме этого, также существовали прямые заглоточные поворотные крючки (принцип действия аналогичен запонке) из дерева или рога. Этот тип крючка засвидетельствован у чипевайан, но, очевидно, был распространен среди атапасков гораздо шире.

Размеры крючков были довольно велики, так как они были рассчитаны на крупную рыбу. С началом периода мехоторговли, жала крючков стали делать из железа, также в ходу появились крючки европейского производства, однако, как отмечал Д. Томпсон в конце XVIII в., чипевайан «используют наши крючки, но для ловли крупной рыбы предпочитают костяные крючки собственного изготовления. С такого костяного крючка рыба не срывается, что иногда случается при ловле на наши крючки». Это замечание очевидца весьма любопытно в плане сравнения уловистости индейских и европейских крючков.

Лески делались из различных природных материалов. Простейшей технологией было изготовление тонко нарезанных сыромятных шнуров. В Канаде этот материал называется бабич. Чаще всего такой тип лесы отмечается для чипевайан, однако он имел распространение и западнее. Слэйв и догрибы в период первых контактов, помимо кожаных, использовали более тонкие, долговечные и устойчивые к истиранию лески, свитые из сухожилий карибу. Кроме того, в регионе к западу от р. Невольничьей были в ходу лески и рыболовные лини из растительных волокон — ивового луба, крапивы и даже из расщепленного елового корня. В виду наименьшей эластичности корня, он обладает худшими качествами для изготовления лесы, по сравнению с остальными материалами, и, судя по всему, мог использоваться в экстремальных случаях, при отсутствии лучших снастей. Разные типы лесы могли комбинироваться в одной снасти, например, к длинному и сравнительно толстому линю из бабича или лубяного волокна привязывался сухожильный поводок.

В качестве удилищ могли использоваться стволики молодых деревьев или, при подледном ужении просто короткие ветки. Удочки изготавливались непосредственно на месте предстоящей рыбалки, носить их с собой при перемещении лагеря было совершенно нецелесообразно. Кроме того, ужение в отвес могло осуществляться и без удилища, леса или линь просто держались в руке.

АКТИВНЫЕ МЕТОДЫ УЖЕНИЯ

Ужение рыбы было одним из любимых занятий индейцев, и если погода позволяла, то они с удовольствием посвящали время активной рыбалке. Почти круглогодично удили щуку, форель и сига. В августе случались хорошие уловы хариуса в местах его обитания. Д. Томпсон оставил много интересных замечаний об индейской рыбалке. Он писал о чипевайан: «когда в их землях мало оленя, или начинается длительный штиль, они идут на озера удить форель или щуку, в чем являются большими специалистами <…> Они гордятся тем, что являются экспертами в рыбалке, и сделали ее своей наукой. Крупные озера, многочисленные в их землях, дают самую прекрасную рыбу <…> они с готовностью идут на рыбалку, хотя это и не приносит им [шкур для — Н.Ш.] одежды».

Техника ужения по открытой воде, судя по всему, несколько напоминала нахлыстовую ловлю без поплавка. Также ужение производилось в отвес на глубоких местах и с каноэ. У догрибов еще существовал способ ужения форели в проводку без удилища: рыбак, стоя на вдающемся в реку мысу, сплавлял вниз по течению длинный линь, привязанный к еловой ветке, выполняющей функцию поплавка, к которой, в свою очередь, был привязан поводок с наживленным крючком.

В качестве наживки часто использовались куски рыбы или мяса. В самых экстремальных условиях, например глухой зимой, индеец мог вырезать кусок собственной плоти, чтобы поймать рыбу. Ловля на насекомых была неизвестна, очевидно, потому, что индейские крючки были больших размеров и не подходили для такой наживки. В 1820 г. Джоржд Бэк продемонстрировал йеллоунайфам ловлю форели на муху, что вызвало их крайнее восхищение. Сату использовали плавающие приманки, наподобие современных искусственных мушек, изготовленные из полоски шкуры карибу, свернутой в маленькое кольцо. Один современный рыбак сату в ряду рекомендованных им наживок назвал язык карибу и клюв гагары. В старые времена у атапасков существовало множество вариантов комбинированных наживок и смазок для привлечения рыбы. Рецепты удачных приманок рыбаки хранили в тайне. По словам Д. Томпсона, чипевайан «владеют множеством секретов создания приманок для ловли разнообразных видов рыб, но мне они их не раскрыли. Однако, находясь в их обществе, я кое-что заметил. Приманка для форели, самой большой озерной рыбы, — это передняя часть сига, обильно натертая орлиным жиром, а за отсутствием такового, другим сырым жиром, но не топленым на огне. Щука и судак хватают все подряд, и ловятся даже на красную тряпку. Предметом особой гордости этих людей является умение удить сига, и лишь немногие из мужчин владеют этим искусством. Они не рассказали мне о составе приманки, но несколько наживок, которые я сам рассматривал, были одинаковыми, и основным компонентом их была бобровая струя, перетертая в густую массу. Приманку обрамляли мелкие красные перья дятла, а кусочек орлиного жира увенчивал ее сверху. Внутри был хорошенько спрятан крючок, и вся приманка выглядела очень аккуратно. Искусство ужения сига имеет среди них большую важность. Один молодой человек, чтобы узнать эту тайну, предлагал ружье, но ему было отказано».