Бесплатный фрагмент - Русь Эзотерическая

Посвящается всем, кто искал…

И не нашёл.

Глава 1. Новичок

Пойти на поиск себя не трудно: досадно ничего там не найти.

(Юный поклонник «Нирваны»)

Наверное, удавшихся жизней — вообще не бывает. Но, иногда неудач бывает слишком уж много, и почти у всех без исключения. Например, в конце девяностых: тех самых лет, которые потом почему-то назовут «лихими»… Быть может, потому, что птица-тройка резво и на полном скаку, неслась тогда в тартарары. И вероятно, что именно в этом была своеобразная лихость.

В то время споры «низов» на кухне о судьбе России уже смолкают, но ещё не кажутся диким помешательством. А «верхи» заняты заколачиванием «бабла». Именно «заколачиванием», а не зарабатыванием. Такого не заработаешь. Именно «бабла», а не денег: лихого такого, лёгкого… И тот, кто не умеет подзашибить деньгу, навечно получает кликуху «лох», а кто занимается рэкетом прохожих в тёмных подворотнях — неплохо поправляет свои финансовые дела.

Тем не менее, речь не о них. О других, о тех, кто… в это же самое время ищет Учителей, мечтает о духовном самосовершенствовании или занимается йогой. Внутренняя миграция, уход в себя… Называйте, как хотите. Но, куда ещё уйти, куда податься? Судьба, понятное дело, уже идёт по следу таких людей, выпавших из своего времени, как сумасшедший Раскольников с окровавленным топором… Поскольку, пока одни ищут своё место в жизни, чтобы сотворить нечто доброе и вечное — совсем другие уже делят между собой их страну, дома и ресурсы.

Кому-то досталась лишь окраина мира, пыль дорог и поиск смысла. Которого нет ни в чём и нигде… Смешно, но другого пути им и не надо. «Лох — это судьба» — красуется надпись на заборе. Поскольку, этот мир придуман не нами и не для нас. Есть люди — камни, а есть люди — птицы, летящие мимо: не им принадлежит эта земля, они здесь — лишь временные и случайные гости.

Конец девяностых… Мы ещё так многого не знаем, и ещё так наивны… Мы знаем, мы чувствуем, что и людей, и планету, обязательно будет штормить. Но, одно дело — предчувствовать, и совсем иное — испытывать на собственной шкуре. Ещё не было ни подлодки «Курск», ни затопленного Крымска, ни терактов, ни отмены пенсий, ни пожарищ в Сибири, не рыбы, кверху брюхом валяющейся на пляжах Азовского моря, ни постоянных и страшных сезонных затоплений и засух, ни… Список можно продолжать вечно.

А пока… Там, на стыке девяностых и нулевых… Для кого-то есть только лес и горы. И туман стелется над водой белесой дымкой, и ещё даже не показалось солнце из-за гор. А ещё, есть босые ноги, мокрые от росы, идущие по грязи просёлочной дороги. Холодно; и с непривычки кружится голова от свежего горного воздуха…

Есть группка туристов, которые только что миновали маленький посёлок и по грунтовке вышли в лес. Большинство из них — впервые в этих краях. Их ведёт вперёд маленький и важный предводитель: крепкая пожилая женщина, Вера Николаевна: и только она знает дорогу к загадочным «своим».

Не слишком долог путь, но для непривычных к природе городских жителей даже переход на другой берег мелкой и быстрой горной речушки превращается в событие. Кто-то из пытающихся прыгать по камням уже сорвался в воду: кажется, Дмитрий Степанович… Нет, он всё-таки не упал: потерял очки, и теперь ищет их в потоке среди камней. Очки пытаются уплыть. Рядом — Бронислав, который подхватил на закорки Татьяну, и теперь несёт, вместе с надетым на неё рюкзаком. Она визжит и дрыгает ногами. Осторожно, прощупывая дно найденной на дороге палкой, переходит бурлящий поток сухонький Евгений. Одной из первых, переходит реку Наталья, даже не пытаясь не намокнуть и не закатав джинсы. Сильный поток чуть не сбивает девушку с ног, до костей пробирает холодная вода. Самым последним, не снимая туфли, лихо пропрыгивает препятствие по выступающим камням Сергей, и догоняет своих. Ему единственному удалось не замочить ног.

Но вот, все уже на другом берегу; далее — небольшой подъём по грунтовке, за которым, если уклониться чуть в сторону, пойдёт длинная пустошь. Тут растут только травы и земляника, а земля неровная, была когда-то выворочена копытами лошадей и коров. Потому, идти трудно, ноги то и дело застревают. После подъёма, с края пустоши, уже видно небольшую стоянку людей с палатками. Она — на другой стороне пастбища, под деревьями. А ещё дальше этих палаток обосновались и пасечники; их голубой вагончик тоже виднеется вдали. И потому, над клевером и колокольчиками повсюду снуют маленькие пушистые пчёлы.

Завидев палатки, Вера Николаевна ускоряет шаг; оттуда ей тоже машут приветственно руками. От палаток, им навстречу выходит высокая, ладная женщина, уверенная и быстрая.

— Здравствуй, Диана! — радостно приветствует её Вера Николаевна.

— Здравствуй, Матушка Мария! Здравствуй, родная! — отвечает та, и вместе с раскрытыми объятьями Дианы и широкой улыбкой Веры — вот уже и солнце поднимается из-за гор.

Диана обнимает и всех остальных: каждого из вновь прибывших, и ведёт их всех к небольшой стоянке. Там, вокруг палаток, уже кучкуются люди, но многие ещё спят. Кто не спит, сидят на подстеленной под низ клеёнке, накрытой сложенным одеялом: земля ещё влажная после недавних дождей, а трава мокрая от росы.

— Здесь никак не разжигается костёр, сколько бы мы ни пробовали. Одна видящая говорит, что раньше здесь колдуны стояли — вот это место как бы и заколдовано. А приехали мы вчера вечером, переночевали уже здесь, — напевно произносит Диана. — Думаю, нам надо перекочевать на Ромашковую: там стоит группа Сан Саныча, да есть люди из Краснодара.

— А на Грушовую — когда? — деловито спрашивает Вера Николаевна: она же, как оказалось, «Матушка Мария». Так здесь именует её Диана.

— Скоро подъедет Вадим со своими — тогда и решим. Их группа — ведущая. Может, и вовсе не пойдём в этом году на Грушовую, прямо на Ромашковой и останемся: поляна хорошая, большая. А народу много понаедет.

Их группа подождала, пока лагерь всех тех, кто приехал раньше них, сдвинется с места: то есть, все проснутся, соберут палатки и рюкзаки, а некоторые — даже сходят, окунутся в ближайшую речку, несмотря на бодрящую утреннюю прохладу. А потом — все вместе снова двинулись в путь, уже на Ромашковую.

Шли не слишком долго, и вскоре оказались на большой и красивой поляне, сплошь усыпанной белыми цветами с жёлтой сердцевиной. Но, были тут и другие цветы и травы: бросались в глаза и мята, и зверобой, и репейник. Местами, на поляне рос даже невысокий кустарник. И были даже старые замшелые камни — возможно, остатки давно разрушенных дольменов.

— Это — не ромашки. Разве бывают ромашки такими большими? По-настоящему, такие цветы называются как-то иначе, только я забыла название, — слышался разговор где-то рядом, за соседним кустом. — Такие цветы у нас в садах выращивают, а здесь их — целое поле!

Кто-то уже распаковывал вещи, срочно ставил палатку. Другие поначалу пошли знакомиться или сели медитировать.

Солнце над поляной, на открытом месте, уже давно показалось из-за гор, но белый туман всё же весь ещё не растаял и стелился над травами.

Наталья пошла нарвать мяты к чаю: здесь её было много. Среди травы там и тут краснели ягоды спелой земляники. Мелкие, но сладкие и сочные.

Сергей сел на чуть влажную траву на краю поляны и смотрел на дальние деревья. Пытался медитировать — но, не получилось.

Одолевали мысли и сомнения. Конечно, он совсем не так представлял себе поездку, о которой столь много говорилось на «семинарах». По словам Веры Николаевны, именно на «Поляне» многим открывались великие истины, а некоторые получали посвящения. И, несомненно, Поляна была точкой сошествия на землю высших энергий.

Потому, Сергей ожидал здесь увидеть продвинутых, высоко духовных людей, чуть ли не йогов из Гималаев. Но окружающий антураж его разочаровывал. Оказалось, что совсем близко от «знаменитой» Поляны был какой-то маленький населённый пункт, богом забытый… Среди ночи, их странная группа умудрилась проспать нужную станцию, вышли на следующей. Там вывалились на местный железнодорожный вокзал, сидели на нём с вечера до самого утра. Ранним утром пошли на автовокзал и узнали, что самый ранний рейсовый автобус отменили: нет горючего, и будет ли следующий рейс — тоже неизвестно. Вместо рейсового автобуса, добирались на сюда на попутках. Собрались вновь на остановке рядом с местной школой, потом шли вдоль единственной улицы маленького посёлка, ничем не примечательного. Своеобразная экзотика, впрочем… Кругом — свободно гуляющие коровы, свиньи, которые купаются в грязи, взбалмошные куры и агрессивные гуси. Когда свернули по грязной грунтовке в лес — заели комары.

А вот и «горы». Покрытые лесом — и даже одичавшими плодовыми деревьями. Они оказались совсем низкими: такие его знакомые альпинисты горами не считали, а называли холмами. И углубляться в лес пришлось не слишком. На «Поляне» быстро выбрали место, наспех поставили палатки. Ещё позже, приехали и другие самые разные люди. Из каких-то других городов. Вера Николаевна сразу же побежала к ним: целоваться, обниматься. Оставила своих подопечных, привезённых на Поляну, на полный произвол: пусть теперь сами обживаются.

«Наши» (то есть, все приехавшие, из разных городов) бегали, бренчали посудой… И прежде всего, на повестке дня, конечно, было обустройство на месте, костёр и каша. «Тоже мне, духовное совершенствование! — хмыкнул Сергей. — Шуму, как на вокзале».

Может, зря он поехал? Чужой он тут… Не такой. «Сухой, заматериализованный, погрязший в своей ненужной никому науке. Ты знаешь, что любая наука скоро отомрёт, поскольку все они больше не нужны людям?» — так пилила его «Матушка Мария», когда он признался ей, что хочет быть учёным и учится заочно на филфаке.

И всё же, как-то странно действовала эта Поляна… Или — это не Поляна? Быть может, Наталья? Что-то здесь действительно произойдёт. Совершенно непредвиденное. Такое, чего не бывает…

Поскольку, в жизни Сергея, обычно скудной на события, в последнее время случались странные происшествия. Вроде бы, ничего в них особенного — это, если посмотреть со стороны. Но изнутри, они меняли многое. Причём, до такой степени, что он не знал, каким проснётся завтра…

До некоторых пор Сергей, казалось бы, являлся обыкновенным и вполне добропорядочным гражданином. Интересовался политикой, смотрел на ночь перед сном телевизор… И его биография не отличалась от среднестатистической. Он закончил юридический техникум. Работал в небольшой частной фирме, которая занималась укладкой асфальта: помощником юриста.

Но, был у него грех. «Одна, но пламенная страсть»… Отклонение от «типичного представителя» и явный дефект в глазах окружающих. А именно: Сергей чрезмерно увлекался книгами. Читал их всегда и везде, при любой возможности. Страстным запоем. Хотя, родственники ему не раз намекали, что от книг образуется пыль, и что, если уж он так любит читать, то хотя бы не коллекционировал этот хлам дома.

А Сергею нравилось шелестеть страницами. Ходить по книжным магазинам, вдыхая их особый запах. Приносить домой отысканную в букинистическом отделе магазина, или же взятую в библиотеке старую, затрёпанную и зачитанную книгу. И читать, полностью забывая об окружающем.

А ещё, его «интересовал Восток», как он говорил и о чем спешил поведать всем. Одно время, он увлёкся медитацией. Занимался ею два раза в день: ранним утром и поздним вечером. Но, в семье к этому странному увлечению отнеслись жёстко. Категорически не принимая возражений и посматривая на его занятия с отвращением, да и самого Сергея восприняли, как медитирующую лягушку. Однажды, после того, как мать без стука вошла в его комнату и обнаружила, что сын сидит прямо на полу, на её присутствие не реагирует и на вопросы не отвечает, воспоследовал бурный и продолжительный скандал. Боясь в дальнейшем таких же грубых и затяжных сцен, Сергей решил это дело (в смысле, свою медитацию дома) прекратить. Впрочем, этот отказ от самосовершенствования уже не повлиял на отношение к нему родственников.

Ещё через некоторое время, у него появился новый друг. Он работал сторожем и пономарём в церкви. Все местные нестандартные люди величали этого парня Фродо, за внешнее сходство с хоббитом. Фродо, как говорится, «посадил» Сергея на христианство. Восток был временно забыт. И с тех пор Сергей стал регулярно посещать все церковные службы, как минимум по выходным. Однажды он даже намеревался пойти с утра на исповедь, покаяться во всех грехах своей сложной и запутанной жизни. Исповедь планировалась на утро. А вечером…

Он шёл с работы, по центру города. И вдруг, ему неожиданно попалось на глаза объявление, которое висело на дверях библиотеки. Что-то там о том, что завтра, в воскресенье, все уфологи, экстрасенсы и желающие к ним присоединиться собираются в шесть утра там-то и там-то. Будут новые интересные материалы, гости из Краснодара и тренинг за городом, на природе. В общем, будет много вкусного… Это было даже не распечатанное в типографии объявление, а маленький листочек в клетку, с надписью от руки. Но, именно пресловутый листик нарушил планы Сергея: на исповедь он так и не попал. Фродо потом скажет, что это было искушение, идущее от дьявола. Его почерк! И… с тех пор, он махнул на Сергея рукой, как на абсолютно безнадёжного. Хотя, почерк на том листке был самый обыкновенный, человеческий, с левым наклоном и вычурной буквой «д»…

Вместо исповеди, Сергей ни свет ни заря сорвался на утро к уфологам. Вслед, вдогонку, летели попрёки бабушки, которая вставала в пять и готовила на всех завтрак:

— И куда в такую рань? Что я матери скажу? Да ты б хоть чаю попил, изверг! Не ешь же совсем ничего!

Но всё это было не важно. А важным было то, что, благодаря этому сборищу, где Сергей познакомился с новыми в своей жизни людьми, он попал в «клуб по эзотерическим интересам». Где собирались уфологи, экстрасенсы, агни-йоги и… просто обычные люди, от желающих укрепить своё здоровье до жаждущих просветления. Но даже и это было не самое главное. Главное было в том, что там он встретил… её.

Звали это чудо Натальей. У Натальи были огромные серые глаза и предельно короткие белые шорты. Она была загорелая и весёлая девушка, очень увлекалась Агни-Йогой, Блаватской, Профетами, а также хотела обязательно испытать себя в Большом Магните на Поляне.

А до этого, все так называемые «Магниты» устраивала у себя на дому Вера Николаевна. Она их практиковала помимо эзотерических посиделок в клубе, при центральной библиотеке, где она часами могла говорить на самые разные эзотерические темы. Вера Николаевна общалась с Учителями, Космосом и Вселенной и была дамой весьма продвинутой во всех отношениях.

Как-то так само собой сложилось, что именно эта юркая женщина временно заменила официального лидера группы. Тот на полгода уехал на Алтай, для личного духовного поиска. В его отсутствие группа Агни-Йоги, заседавшая в местной библиотеке, стала чем-то похожим на клуб по эзотерическим интересам. Быть может, ей и вовсе было бы суждено распасться, если бы не энергия Веры Николаевны. Она умудрялась приглашать на собрания самых разных и занятных людей. А вместо любимой прежним руководителем Агни Йоги, Вера Николаевна не только проводила семинары по всякого рода другим эзотерическим направлениям, но и гнула свою собственную линию. Получая рассылки от своих иногородних знакомых, она «крутила» вместе со всеми желающими Магниты. Дальше и дальше залезая в дебри всё новой, широко развивающейся, эзотерики, она читала всё подряд, без разбору, да и вообще находилась в активном душевном поиске.

В Магните, проводимом «Матушкой Марией» на дому, люди вставали в круг или выстраивались в определённой последовательности, практиковали совместную визуализацию и читали молитвы. Как говорилось, «шли энергии». Некоторые их ощущали, некоторые — нет, но многие начинали испытывать необычные ощущения или же «видеть» внутренним взором предметы, геометрические фигуры, лица и существ. Или, хотя бы точку света над головой.

Матушка Мария, кроме того, после Магнита давала почитать всем желающим эзотерическую литературу, а также сама рассказывала об устройстве Вселенной. В ход шли и Блаватская, и Клизовский, и Профеты, — говорить она могла часами. С особо одарёнными магнитчиками Вера Николаевна работала индивидуально; они выходили на контакт и выдавали послания с Ориона, Кассиопеи и Орла. В некоторых узких кругах, Матушка Мария имела славу опытного контактёра. А недавно она предложила всем желающим «магнитчикам» поехать сюда, «на Поляну», чтобы «поучаствовать в Большом Магните».

И когда Наталья, глядя на Сергея своими огромными серыми глазами, спросила: «Ну, что? Я еду. А ты?» — то Сергей долго не раздумывал, и тут же решился.

Как ни странно, проблем с получением отпуска не было: шеф сразу же подписал его заявление. В тот же день. А родственники… Впрочем, с ними — одной проблемой больше, одной меньше…

Он оставил им записку на кухонном столе, уходя, будто бы, на работу. Очень короткую: «Не волнуйтесь. Я уехал в горы. Приеду до окончания отпуска. Сергей».

«Сумасшедший! Ты когда-нибудь станешь отдавать себе отчёт в своих поступках?» — нередко кричала ему мать. Что ж… Отчёт он, конечно, себе отдавал. В том, что по приезду родственники изготовят большую фаршированную котлету. Размером в его рост. Ну, и с его физиономией, конечно. Но, в конце концов, ему не привыкать! И не обязан взрослый человек отчитываться каждый раз в том, куда он пошёл или поехал.

Ни о какой надлежащей экипировке для поездок в горы, дальнего загородного похода, не могло быть и речи. Сергей вышел из дому в лакированных итальянских туфлях, новых не потёртых ещё джинсах, джинсовой же рубашке и с металлическим пацификом на цепочке: пошёл, будто бы на работу. Иначе, понятное дело, никуда бы его не отпустили. И каких-либо других вещей он с собой не взял. Только, захватил из дома сумку, что валялась в старом шкафу. «А ля старый дедушкин портфель», как прокомментировала потом Наталья. Эта сумка имела жутко неудобную, пластмассовую жёсткую ручку. Увы, более подходящей в его доме не водилось: не с дипломатом же ехать… С Натальей они договорились встретиться возле её дома. Наспех купили в магазине полиэтиленовые «мешки» с крупой и банки с консервами — то есть, запаслись провизией, и загрузили её в «дедушкин портфель».

Конечно, Сергей испытал адскую боль, когда нёс эту сумку походным маршем по лесу. Он тут же растёр руки до кровавых мозолей… Его и дома всегда упрекали за слишком нежные для мужчины руки и пальцы, «как у пианиста». «И в кого ты у меня такой? Мужик должен быть мужиком!» — с упрёком, часто повторяла мать. Здесь, на Поляне, Сергей, понятное дело, не обращал внимания на растёртые до крови руки, сбитые ноги. Духовная работа требовала жертв.

К последним неожиданным происшествиям, кроме эзотерического клуба и знакомства с Натальей, Сергей отнёс бы и ещё одно. Маленькое, но знаковое. За неделю до уезда он пошёл на вокзал, чтобы посмотреть заранее расписание поездов. И вдруг — вот неожиданность! Стоит он, смотрит в расписание — а прямо к билетной кассе идёт Василь.

«Это… не спроста», — подумал Сергей.

Дело в том, что он всегда встречал именно этого парня перед большими жизненными изменениями; внешними или внутренними.

Хотя, уже даже и не помнил, как и где они познакомились. И откуда он узнал, что Василь ходил на довольно жёсткие и платные семинары, проводимые учениками Бориса Золотова.

Некоторое время Василь, относясь к Сергею покровительственно, снабжал его эзотерической литературой, которую давал почитать. Но позже он уехал в Москву. И с тех пор Сергей его не встречал. И вдруг — именно сейчас — такая встреча! Обрадованный, Сергей высоко подпрыгнул и проорал дежурный привет. Но долго разговаривать не пришлось: Василь взял в кассе билет — и уже спешил к подъезжающей электричке. Уезжал отсюда. Здесь он просто гостил у друзей. Но, Василь почти всегда куда-нибудь спешил, бежал и торопился.

— Как-нибудь зайду, я часто бываю в этом городе, — бросил Василь, уже убегая. — Обретаешься там же?

И, как ни странно, он действительно заскочил к Сергею. За два дня до его отъезда. Так получилось, что в то же самое время пришёл в гости и некий Виктор: новый знакомый Сергея по новой эзотерической группе. Хотя, Виктор бывал на этих сходках в библиотеке довольно редко. И, казалось, имел какой-то свой, скрытый интерес и являл собой постороннего наблюдателя. Чаще всего, он занимал диван. Мягкая мебель стояла у стены, в стороне от длинного лакированного стола, за который садились все остальные. Виктор же располагался на диване, с некоторым вызовом, полулежа, и скептически созерцал происходящее. Зато, нередко Сергей заставал Виктора не в библиотеке, а у Веры Николаевны дома. Там Виктор умудрялся на целые часы заводить с ней бесконечные эзотерические споры. И они оба в такие минуты чем-то напоминали Сергею древних схоластов.

Новый знакомый заглянул к Сергею потому, что хотел узнать место и время сбора тех из группы, кто выезжал на Поляну вместе. Но, как показалось Сергею, это был лишь повод, а причина была в том, что он, лично Сергей, чем-то заинтересовал Виктора, и тот решил выяснить, что это за фрукт. Адрес он узнал от библиотекарши, тоже входящей в группу эзотериков: с его формуляра читателя.

У Сергея, вальяжно развалившись прямо на ковре, около дивана, Виктор как-то сразу и стихийно затеял словесную баталию с Василём. Сергей же являл собой молчаливого, но ёрзающего на стуле свидетеля драмы. С единственной мыслью в голове: «Только бы родственники ничего не услышали!» Мать, бабушка и брат не только не знали о его предстоящей его поездке в горы, но и вообще не любили гостей, в смысле, вовсе не терпели, чтобы кто-то вообще приходил к Сергею.

Гости же сцепились между собой, что называется, на ровном месте: пошёл спор о том, есть ли Бог, в чем состояло падение Люцифера и есть ли объективная истина. Великий схоласт, в конце концов, положил Василя на обе лопатки; впрочем, Василь не сильно и расстроился.

Сидя на краю Поляны, Сергей вдруг вспомнил обоих: Василя, Виктора… Оба собирались на Поляну. Заинтересовались такой идеей. Но, оба не обещали: были у них и дела. Видать, не поехали.

«Надеюсь, в городе мы потом ещё встретимся. Интересные люди. А пока что… И так много всего, да сразу…», — и мысли Сергея переместились в ином, созерцательном, направлении. Пока не исчезли вовсе. Поскольку, непривычная волна энергии шуровала вдоль позвоночника, исходя от земли. Он стал проделывать спонтанно кувырки и растяжки, пока не утомился и не сел, наконец, в позу лотоса. При этом Сергей почувствовал, как горячие и сильные потоки вновь и вновь наполняют его энергией. Быть может, то загадочная «Поляна» приняла его; наконец, он перестал чувствовать дискомфорт, ощутил радость и спокойствие.

Глава 2. Василь и Виктор. Заезд

«Взлёт всегда производится по команде: стоп!».

(из инструкции для самозанятых летающих йогов).

Василь уставился в окно. В почти непроглядную тьму. Под стук колес поезда, трясясь в прокуренном вагоне… Ощущая только движение железа и первозданное одиночество, он всматривался в очертания деревьев и в проносящиеся мимо столбы с фонарями. А настроение его, тем временем, неожиданно упало ниже отметки нуль. До стадии: просто жесть.

«Духовный поиск, блин, — подумал он. — Вечно меня тянет на странные приключения. И странные компании… В них скажешь „карма“, скажут — читали, скажешь „аура“ — скажут, слышали. Ага… Бла-бла-бла… А реальное что-нибудь изобразить — слабо? „Духовные Учителя в наше время не снисходят до чудес“ — пурга какая-то… Хоть кто-нибудь бы из них, хотя бы ради прикола, сотворил чудо. Опять двадцать пять — говорят, „каналы“ нужно открывать… „Выходи за грань возможного, ты всё можешь — главное, это поверить в себя!“ Как? Силой мысли? А мысли уже скисли… Лучше, надо было ещё в мае рвануть в Крым. Там ребята реальную йогу крутят», — размышления Василя в поезде, среди ночи и вынужденного бдения, радостными не были. А были весьма сумбурными.

К тому же, он и сам толком не знал, зачем втянулся в это приключение. Вышло как-то само собой… Как и многое в его жизни. Ну, пришла мысль съездить куда-нибудь и развеяться. Лето ведь. Пыль, жара… Не хотелось провести всё лето в пыльном и душном городе, постоянно квася в общаге пиво и зависая в компьютере. Тем более, он как раз ожидал деньги. Должны были привалить, за одну «шабашку». А вот новой работы пока что не наклёвывалось. И Катька, девушка Василя, уехала в Крым ещё в начале лета — и с тех пор поминай, как звали, ни письма ни привета. «Ладно, буду избавляться от чувства собственной важности и стирать личную историю,» — подумал Василь, подведя общие итоги своего положения.

Но, как только он решил отправиться в путь, всё стало складываться просто ужасно. Ему везло, как утопленнику. В этот же день, как оказалось, Олег уже успел отдать свою палатку, на которую рассчитывал Василь… какому-то Тушканчику, который тоже неожиданно намылился в горы и по дружбе одолжился у ребят палаткой. Кто успел, тот и съел! Пришлось Василю созваниваться с Алёнкой и срочно ехать к ней, чтобы успеть выцепить хотя бы спальник.

Алёнка — его бывшая однокурсница, и у неё оказались гости. И все какие-то странные: обкуренные, что ли… Пока Василь пил из вежливости некий «чаёк» подозрительной консистенции, Алёнкин младший братишка «засандалил», как он выразился, один кроссовок Василя в унитаз. Пришлось взять у Алёнки предложенные ею взамен теннисные тапочки её папы, а выловленный кроссовок отмыли и повесили сушить.

«Мелкий даун, уши некому надрать», — мысленно обругал Василь Алёнкиного брата, чья конопатая мордашка сразу же исчезла в комнате Алёнкиной бабки.

Обещанный «спальный мешок», который Алёнка разрекламировала по телефону, как «очень хороший», на проверку оказался старым, видавшим виды замшелым одеялом в цветочек, сбоку которого была вшита «молния». На немой укор Василя, хозяйка спальника отвечала, что он ничего не понимает в спальниках, а тот — просто чудесный. Культовая вещь. Её старшая сестра бывала с ним и на Грушинском фестивале бардов, и на толкинистских игрищах.

«Ну, теперь уж я из принципа поеду, — решил Василь. — Очень уж хреново всё складывается». Он был настойчивым, как злополучная ворона из анекдота, которая отправилась в полет с гусями, как «птица гордая, птица упёртая, но… шибзданутая…» Можно сказать, Василь просто обожал трудности. Должно быть, они не напрягали, а, наоборот, вдохновляли его на подвиги.

Итак, ему пришлось пить с Алёнкиными гостями чай. Не уходить же так, сразу. Все сидели с кислыми рожами за круглым, обшарпанным столом. Одна длинноволосая девушка, похожая на хиппи семидесятых, с фенечками из бисера, пыталась что-то бренчать на гитаре. Получалось плохо.

Про свой «чаек» Алёнка сказала друзьям и подружкам, что намешала туда всякого-разного из попавшихся под руку пакетиков, и вроде бы пургена в нем не присутствует, в чем она точно не уверена, а конопля случайно попасть могла. Одним из её гостей был Виталик. Видимо, как и Василь, он попал в эту квартиру и в это время совершенно случайно. Кажется, он хотел забрать, увести отсюда Анечку, которая уже хватила лишку. Культурный, интеллигентный парень в галстуке, он, хлебнув странного «чайка», услышал подобный комментарий и весьма переменился в лице. Даже слегка позеленел. Василь решил, на него глядя, что пурген в «чайке» всё же присутствует.

Пора было и честь знать. Гостям явно надоели хозяева, образно выражаясь: то есть, Василь поспешил ретироваться. И воспользовался уходом Виталика, поскольку одновременно с ним тоже проскользнул к двери. Анечкин парень (по всей видимости, уже бывший парень), был сильно разочарован и не вынес обидных шуточек и издевательств. Действительно, Алёнка и Анечка сильно перегнули палку и потешались над Виталиком, как только могли. Анечкин друг уходил мрачный, как демон, и решительный, как дух изгнанья. Василь, как только Виталик исчез в дверном проёме и шумно хлопнул дверью, расцеловался на прощание в коридоре с Аленкой, сказал пока-пока, и наконец-то освободился от странной компании.

А впереди него, по лестнице, закадрово шмыгая носом, ещё спускался бедный Виталик. Василю было жалко парня, но он решил, что тот сейчас не примет слова утешения и поддержки. И не стал догонять его на улице, хотя и там по-прежнему некоторое время шёл следом, пока, наконец, с ним не разминулся.

От выпитого «чайка» Василя вывернуло наизнанку где-то в районе улицы Маяковского. Он громко выругался, посидел немного на лавочке и поговорил с собакой. Которая ему сообщила, что в прошлой жизни она была очень грешным человеком.

«По-моему, что-то не так, — подумал Василь на этом самом моменте. — Действительно, не знаю, чего уж там они в чай намешали»… И он решил, чтобы прийти в норму, прямо здесь и тотчас сделать несколько пассов из Тансёгрити. Начал с «пробуждения защитного потока». Его слегка корёжило. Прохожие оборачивались.

Потом была последняя ночь перед отъездом. Василь, как обычно, играл, по очереди с Олегом, в компьютерные игры. Когда комп занимал Олег, Василь читал «Бродяг дхармы» Джека Керуака, отвлекаясь только на приготовление чая или кофе.

Незванно завалились гости: зашли знакомые ребята, которые гуляли ночью по Ростову. Узнав об отъезде Василя, они дружно снарядили его в дорогу, собирая в рюкзак всяческую «чешую». Ножик, кильки в томате, — «для ваших вегетарианцев, чтобы они слюнки глотали и облизывались, пока ты ешь». Карты Таро, вместо географической, — «для лучшей ориентации на местности». Закинули плавки, маску и трубку, поломанный пионерский горн, сохранённый Василем со школьных времён. И рыбу-дхарму: пластмассовую игрушечную рыбу, неизвестно когда, зачем и кем принесённую к Олегу. Рыба висела на стене, на верёвочке. А также, гости упаковали в рюкзак, не давая Василю вмешиваться в процесс, восьмой том Карлоса Кастанеды… И прочие, столь же необходимые в походе, мелочи.

Василь в это время рассказывал на балконе девушке, которую все звали Птахой, о семинарах Золотова. Ту откровенно плющило. Впрочем, для того, чтобы она «плющилась», много ума было не надо — хорошая крыша летает сама. Мимо них с периодичностью в полчаса пролетали, как метеоры, сброшенные с четвёртого этажа пустые банки из-под пива. Птаха под конец уже стала «видеть» энергетические тела прохожих и чуть не шагнула вперёд, став на перила балкона, в порыве вдохновения.

С утра, будучи с квадратной головой, Василь предварительно договорился по телефону и поехал к тому хмырю, который должен был оставить ему денег за «шабашку». Но, подходя к нужному дому, Василь понял, что дом оцеплен, поскольку перед ним стояли военные машины и бегали люди в камуфляже.

— Что там происходит, бабушка? — спросил Василь у ротозеющей старушки, явно местной.

— А, кто его знаеть-то… Звонили, сказали, дом, мол, заминирован, кто пойметь-то — можеть, шутят, а можеть — нет. Минёры, вишь, приехали…

— И долго уже этот цирк продолжается? — спросил Василь.

— Поди, часа два. Можеть, и поболя. Жителей, вишь, повыгоняли, ждём теперь.

— М-да, — только и промямлил Василь, подумав, что его невезение уже просто зашкалило. И теперь с ним даже перебор: уже около двух, а поезд приходит в пять с копейками… Причём, до отправления нужно и в общагу смотаться за вещами. На другой конец города.

Тогда Василь, уже мысленно похоронив свою поездку, двинул обратно.

Но деньги он все же получил. Чуть после пяти. Типус, у которого он шабашил, сам честно позвонил домой, где был только Олег. И договорился о том, что деньги занесёт, когда будет идти с работы. И занёс.

Но, поезд уже ушёл… Тот, на котором выехал Сергей. Однако, Василь знал название станции, до которой надо доехать. Впрочем, не зная, как добираться дальше, до Поляны.

«Как хреново-то всё складывается. Но я всё равно теперь поеду, — упрямо решился он. — Главное, что деньги на билет есть».

Василь взял набитый ночью ребятами рюкзак и отправился узнавать, когда будет следующий поезд в нужном направлении. Оказалось, в 21.30. Он взял билет и решил с вокзала уже никуда не выходить. Несмотря на то, что до прихода поезда оставалось ещё около трёх часов. При таком-то «везении» у него могли при повторном входе на вокзал возникнуть неожиданные проблемы. Поскольку мордовороты, стоявшие у «вертушки», ещё среди бела дня на него как-то странно посмотрели и потребовали паспорт. Видимо, им чем-то не понравилось его лицо.

Дожидаясь поезда, Василь сидел на платформе. И, под перестук проносящихся мимо тяжёлых вагонов, думал о проходящих мимо него людях. Наблюдая за ними от нечего делать. А думал он о них, как об энергетических телах, имеющих форму яиц. Поскольку знал, что, по Кастанеде, энергетические тела людей имеют именно такую форму. «Все мы — не более значимы в этом мире, чем пыль на асфальте. И все яйца, что ходят вокруг, даже и не знают, что они — яйца», — глубокомысленно решил Василь.

…Когда поезд в кромешной тьме приближался к незнакомой станции, о которой Василь абсолютно ничего не знал, кроме её названия, он, наконец, расслабился и «улыбнулся трудности пути», по совету какой-то эзотерической брошюры. Старая ржавая колымага даже не подъезжала, а очень медленно подползала к перрону. Но в вагоне по-прежнему было темно и все спали, в том числе и проводница, хватившая вчера лишку. Ну, и что с этим делать?

Василь решился и гневно пнул дверь проводницкой каптерки. Реакции не последовало. Тогда он пнул её вторично, ещё решительней. И, в конце концов, постучал по двери кулаком изо всей силы. Наконец, дверь служебного купе отъехала в сторону. Показалась помятая дама со свежим синяком под правым глазом. Она высунулась наружу и спросила зло:

— Тебе — чего?

— Подъезжаем, — мрачно ответил ей Василь, — а мне выходить.

Проводница, матерясь, приняла постельное белье и где-то надолго закопалась среди чистых и грязных наволочек и простынь.

— Припёрся, так рано разбудил, твою мать! — слышалось оттуда. — А мы ещё даже и не подъехали.

«Стоянка поезда — две минуты», — припомнилось Василю из расписания. Его рюкзак сейчас загромождал, полностью перекрывая, весь свободный проход. Вернее, то, что осталось от прохода. Остальное место было занято строем огромных тюков с каким-то барахлом, идущим на выход. Из проводницкой каптерки, теперь слегка приоткрытой, несло куревом и водкой, и по радио звучала песенка про толстый-толстый слой шоколада, который только и нужен кому-то от жизни.

Потом дверь в купе проводников резко захлопнулась. Свет в проходе погас. И Василь снова остался в одиночестве, болтаясь у выхода в тамбур в громыхающем железном вагоне. Перспектива проморгать эту чёртову станцию, когда поначалу уже показались первые дома, снова стала реальной. Казалось, теперь поезд снова шёл лесом.

Но вот, состав снова замедлился, раздался свист, и показался перрон. Перед самой остановкой с первой верхней боковой полки, тяжело пыхая и чертыхаясь, сгрузился некий дядя-шкаф. Молча отпихнул Василя, стоящего между тюками, и стал перекладывать и не спеша вытаскивать в тамбур свою многочисленную поклажу. Ту самую, которая захламляла весь проход.

Наконец, поезд, который двигался совсем тихо, резко притормозил и встал, как вкопанный. Проводница была вторично разбужена Василём лишь после полной остановки: ей удалось прикорнуть носом в полку для белья. Но теперь, виртуозно перепрыгивая на каблуках-шпильках через огромные тюки, с трудом попадая в незначительные пространства между ними, постоянно спотыкаясь и матерясь, она, с переменным успехом, пробиралась к выходу. И, в конце концов, завязла-таки где-то уже посредине плотно заваленного прохода.

Наконец, после дальнейших титанических усилий, проводница выбралась из затора. И вот где-то в тамбуре с лязгом откинулась железка. Выход есть! Василь остервенело рванул вперёд, пропихиваясь мимо мужика: тот возвращался за очередным тюком. Свой рюкзак Василю пришлось волочить за лямки, даже не пытаясь надеть его на спину: с ним бы он точно застрял в проходе. Но, пропихнуться мимо мужика и без того не удавалось: они оба застряли… Василь уже видел долгожданный перрон: там, в проёме, за тюками в тамбуре… Но тут поезд начал трогаться, а двери закрылись. И тогда Василь, изловчившись, всё же просочился в тамбур, остервенело рванув на себя рюкзак. Дотянулся, и с неожиданным злорадством сорвал стоп-кран. Поезд пыхнул и встал. И вот уже Василь лихо выпрыгнул наружу с последней, нижней ступеньки и придерживая впереди себя свой огромный саквояж, как большое пузо. Тут же следом за ним пошлёпались уже знакомые ему тюки, а следом — их хозяин.

Немного погодя, поезд снова, предварительно лихо свистнув, тронулся в путь. Только, уже без двух пассажиров. На перроне Василь огляделся. Вроде бы, других выходящих на этой станции не было. А он так надеялся… Что будет кто-нибудь ещё из тех, кто опоздал и тоже добирается сейчас до Поляны. «С прибытием!» — сам себя издевательски поздравил Василь.

Мужика с тюками тем временем встречала парочка таких же увальней, как и он сам; с большой тележкой. По всей видимости, это были муж и жена.

— Коленька, миленький! Я думала, когда поезд тронулся — всё, проспал! — заголосила женщина на весь перрон — и кинулась обниматься. Потом, бурно расцеловавшись, все трое взвалили тюки на тележку и вместе с ней начали перебираться через железнодорожное полотно. Они уходили в сторону, противоположную вокзалу. С тюками, тележкой и простым человеческим счастьем.

Стало тихо. Где-то поблизости громко стрекотали цикады. Здание вокзала казалось маленьким и уютным. Поскольку, было окружено деревьями и обилием сильно пахнущих по ночам цветов. Василь напился воды из питьевого фонтанчика и направился в светлое, полностью освещённое, пустое здание. Поездов больше, по-видимому, до утра не ожидалось: ни встречающих, ни пассажиров не наблюдалось нигде… Ни на перроне, ни внутри здания вокзала. Абсолютно никого. Даже окошко единственной кассы было прикрыто и наглухо зашторено.

Пустота; и огромное окно во всю противоположную входу стену. Ряд твёрдых и гладких полированных стульев, перегороженных между собою металлическими ручками.

Даже узнать, где в этом городе автовокзал, было не у кого. Все железнодорожники, вероятно, давно уже спали безмятежным сном. «Ох, если бы стулья не были такими, даже на вид, страшно твёрдыми. Или, хотя бы не было между ними этих ручек… Чтобы, если не поспать, так хоть прикорнуть сидя можно б было, — размечтался Василь.

Вокзальные часы показывали 3.02. Василь осторожно присел на краешек одного из жутких пыточных стульев и тупо уставился на циферблат. Мысли отсутствовали. Время шло медленно-медленно. «На полу было бы сидеть гораздо мягче. Но всё же, хоть совсем никого здесь нет, как-то неприлично», — вертясь на стуле, как на сковородке, подумал Василь.

Прошло ещё минут десять… Он поставил рюкзак к себе на колени и положил на него голову. Закрыл глаза, пытаясь заснуть. «Чёрта с два! Проклятые стулья!» — Василь вздохнул и снова приподнял голову. Пока он пытался заснуть, он отвернулся головой к кассе. А в здание вокзала в эту минуту бодро вошёл высокий подтянутый человек в защитного цвета робе. На плече у него висела средних размеров спортивная сумка. Он прошёл к стене, противоположной окошку кассы. Теперь незнакомец стоял сюда спиной и разглядывал расписание поездов. Василь приподнял голову и увидел эту спину. «Наш, — определил он, — Только, скорее всего, из другого города. Попробовать у него дорогу на автовокзал спросить… А может, сразу — на Поляну?»

Человек в робе посмотрел вбок, на вокзальные часы и обернулся.

— Виктор! — удивился Василь. Да, это был тот самый Виктор! С которым он совсем недавно познакомился у Сергея. Странно встретить его сейчас, среди ночи, на незнакомой станции… «Да, это судьба», — подумал Василь.

Впрочем, о Викторе он не знал почти ничего: там, в доме Сергея, Виктор о себе не рассказывал. Только бесконечно «протулял», по выражению Сергея, что-то там о сакральных числах. И о том, что дьявол и Бог, добро и зло — суть понятия человеческие и ошибочные, а для понимающих и продвинутых не должно быть ни добра, ни зла… И прочую эзотерически-грузовую лапшу. Но, надо отдать должное, он весьма заинтересовал Василя как некий беспокойный дух, что бродит по знакомым и, должно быть, жёстко теребит расхлябанно-восторженную братию начинающих эзотериков своими извечно нещадными вопросами. В частности, о том, кто они такие и чего хотят от жизни… Но, похоже, что эти докучливые вопросы весьма волновали и преследовали самого Виктора. Не давая ему покоя.

Здесь, на пустом вокзале, всё это было не важно. Встретить здесь человека, да ещё и знакомого, было просто счастьем. Виктор протянул приветственно ему руку, и Василь пожал её.

— Привет! Узнал тебя. Встречались. Василь, кажется? Решился тоже на Поляну поглядеть? — сбивчиво пробормотал Виктор. — Тогда, я думаю, вместе пробираться будем. Вперёд, на автовокзал! Сразу, как рассветёт — глядишь, и транспорт там какой поймаем.

Здесь, на незнакомой станции, Василь интуитивно ощутил внутреннюю надёжность незнакомого ему человека. Да, Виктор был сейчас как нельзя кстати, потому что хорошо знал здешние места. И в компании с ним Василю, наконец-то, стало везти. Они шагнули вместе в ночь, и по центральной и почти единственной улице маленького, сонного городка, вскоре дошли до того поворота, за которым угадывалось типичное здание автовокзала. Виктор шёл впереди, прямо по центру проезжей части дороги, семимильными шагами. Следом семенил Василь. А там, за поворотом, стояла старенькая потёртая «Нива». При их приближении дверь машины открылась, высунулся водитель, должно быть, кавказской национальности, и весело спросил: «Подвезти?» Будто бы, намеренно их поджидал.

Поскольку местный автобус отправлялся, как сообщил Виктор, около семи утра, то оставалось ещё более трёх часов затяжного ожидания. Да и проехаться что-то захотелось с ветерком… В общем, по обоюдному согласию, попутчики забрались на заднее сидение машины. Свой рюкзак Василь взял на колени. Виктор отстегнул водителю требуемую сумму — и вот уже «Нива» весело затрусила по асфальту, потом — съехала на грунтовку.

Равнинная местность постепенно стала сменяться небольшими холмами, а за холмами начались горы. Дорога вначале шла низиной, между гор. А потом стала потихоньку подниматься всё выше и выше, кружа лёгким серпантином. Начало развидняться. Сердце, вместе с машиной, ухнуло вниз — и следом взвилось под облака, при новом вираже лихой езды. Наверное, сердце любого горожанина, как сейчас и сердце Василя, рвётся в небо при виде таких картин, ликует и поёт от радости: «Лес, горы, облака! Неужели, всё это реально, и это происходит со мной…»

Снова пошла широкая панорама гор, видная с обрыва, и облака поплыли низко-низко, будто у края дороги. Вот они и вовсе маленькими клочками ваты действительно зависли чуть ниже грунтовки. А за её краем начинался обрыв, и внизу расстилалась равнина, в глубокой щели между горами.

— Здесь у нас в последнее время всё дожди шли — вот дорогу и развезло, — пояснял тем временем водитель. — Но мы, конечно, всё равно проедем. Правильно сделали, что не стали автобуса ждать — его, бывает, и отменить могут. Говорят тогда, что, мол, горючего нет. А вы сами откуда будете?

— Из Н-ска, — добродушно ответил Виктор.

— А-а! Я ваших уже сегодня подвозил, среди ночи. Потому здесь и оказался. Они эту станцию на поезде, как рассказали, совсем проехали — проспали, а вылезли только на Крымской. Да и то — чуть палатки там в вагоне не оставили, возвращались потом за ними. Едва поезд не ушёл. Чего ж удумали: на третью полку их закинуть, палатки эти. Шумные такие, бестолковые. Вышли, а как добираться дальше — не знают. Проехали ведь, попали в места незнакомые. Ну, а тут я. Вовремя им подвернулся. А потом, я рванул сюда: вдруг, кто ещё будет ехать. Обычно, если люди едут в горы — то целой толпой. И с разных городов. Вам — где тормознуть? В самом посёлке, или дальше? Подвезти, может, прямиком к той речушке, где грунтовка идёт в сторону моря?

— Подвези к тому месту, где лес начинается. А дальше мы сами разберёмся, — попросил Виктор.

Они быстро проехали посёлок — и выехали к лесу.

— Ну, бывайте, — попрощался шофер.

— Удачи, — захлопывая дверцу, пожелал Виктор.

— Какие здесь водители… осведомленные. Но, кто такие «наши»? — спросил Василь, как только они остались одни на дороге и отправились в сторону леса. — Ты что-нибудь понимаешь?

— Конечно, нет. Впрочем, какая разница? Много, кто сейчас сюда едет. И нам теперь один только путь — на Поляну, — угловато ответил Виктор.

* * *

…Солнце было уже почти в самом зените, а Виктор и Василь всё ещё шагали и шагали.

— Главное, не удаляться от той грунтовки, по которой проходит свежая тракторная колея, — пояснял Виктор. — А то, иначе можно попасть на старую, давно не езженую и нехоженую дорогу. Которая перейдёт, в конце концов, в маленькую заросшую травой тропинку. А тропка заведёт тебя совсем в глухую чащобу, а там и вовсе потеряется. Обратный путь при этом тоже можно не найти: пойдёшь назад, и вроде бы по той же самой тропке, а на развилке дорог перепутаешь её с пересохшим руслом реки. И пойдёшь уже по нему, да вконец заблудишься. Запросто! Тут однажды, в прошлом году, женщина одна, как рассказывали, пошла поздно вечером, по темноте, к реке за водой… Её искали — не нашли. Сама вернулась, через двое суток, и с полным ведром… Её спрашивали, где же она была — а та ничего толком рассказать не может. Говорила только, что голоса какие-то всё время слышала.

— Так ты что, здесь уже бывал? — удивился Василь.

— Дважды. Но, не могу похвастаться, что хорошо знаю дорогу. Порой трудно её отыскать. Меняется она из года в год — это смотря, где трактор пройдёт и где колею оставит. Весной ещё реки разливаются, сносят всё на своём пути, меняют русло. Говорят, жуть, что делается. Не пройти, не проехать. Даже, большие глыбы меняют местоположение. Места становятся совсем не узнаваемы. Потому, лучше всего с такой группой сюда добираться, где несколько человек бывалых. Это потом — пообвыкнешь, поживёшь здесь чуток, и начинаешь бегать то в посёлок, то на дольмен, то — ещё куда.

Василь поёжился. Шли снова в тени, спускались вниз, и было прохладно. Вдобавок, непривычно после городских улиц — босиком ходить. Однако, грязь была местами абсолютно непролазная, а тенниски — жалко. К тому же, то и дело приходилось пересекать вброд мелкие горные речушки: замучаешься каждый раз то снимать обувь, то надевать.

— Ничего, холодная вода хорошо мозги прочищает, — занудничал Виктор, форсируя очередную мелкую речушку.

После низины, дорога вновь забрала круто вверх. Потом поднималась всё выше и выше, пошла над ущельем, в глубине которого осталась река. Над дорогой нависали слоистые скалы, и прямо на них росли незнакомые горные растения с толстыми, мясистыми листьями — вперемежку с маками и колокольчиками. Попадался вросший прямо в подножие скал кизил и усыпанные спелыми крупными ягодами колючие кусты ежевики. По скалам бегали, проворно прячась, изумрудно-зеленые ящерки.

Вскоре дорога постепенно и полого пошла вниз, в тёмный лес, где, прямо на ней, во всю ширь, стали попадаться огромные грязные лужи. К тому же, редких путников здесь атаковали голодные комары, а к глазам липли мелкие надоедливые мошки. Наконец, дорога вышла на длинную светлую поляну, пошла вдоль неё. На этой поляне росло большое раскидистое дерево с дуплом, издали похожее на дуб. Но вблизи оказалось, что это дикая груша. К ней почему-то была привязана верёвочная лестница.

— Это — главный ориентир: груша. Значит, всё-таки, верно нас вынесло, — обрадованно воскликнул Виктор.

Дальше пошли бодро, ни на минуту не сбавляя темпа. Усталости как и не бывало. Снова пошёл лес, ещё более тёмный, в глубине своей непролазный. Затем последовала развилка дороги на две совсем узкие тропы, уходящие обе неведомо куда.

— А вот здесь — я не помню, направо или налево нужно сворачивать. Раз всё равно — наудачу, так куда ты предпочитаешь? — спросил Виктор.

— Ну, налево, — предложил Василь.

— Налево — так налево, — не стал возражать Виктор. — Вперёд!

Через некоторое время, лес потихоньку начал редеть. Снова стали различимы вдали синие спины лесистых гор. Деревья отступили от края дороги, приоткрывая обзор. Остатки облаков, ранее окружавших вершины, постепенно испарились. Стало совсем жарко. Виктор разделся по пояс и теперь маячил впереди плотной и загорелой фигурой. Пахло травами. Прямо в том месте, куда чуть было не ступил Василь, проползла медно-красная змейка. Воздух вокруг был влажный и жаркий.

— Что-то не видать поляны… По времени, кажется, мы уже должны были бы прийти. Но, места какие-то странные: то ли знакомые, то ли нет, — обернулся к Василю Виктор. — Вроде, и река рядом, как надо. И впереди, вон там — вроде, Синяя гора… Но, поляны нашей, где народ табунился — нет. И совсем никого людей… Странно как-то.

Но, они упорно продолжали шагать всё дальше и дальше, и наконец-то справа от дороги пошла заросшая поляна. «Это — пресловутая Большая Поляна, что ли?» — растерянно подумал Василь. Открытое место давно уже стало зарастать то редкими, тонкими деревцами, то непроходимыми кустами колючего тёрна. С голодухи Василю даже тёрн теперь казался вполне ничего на вкус. Впрочем, ягоды высохли на солнце до состояния, напоминавшего изюм.

Вскоре в лесу, между деревьями, показались промежутки открытых, солнечных мест.

— Виктор, смотри! Там — палатки и костёр, — воскликнул Василь. — Это и есть Поляна?

Действительно, тут были палатки. Действительно, был костёр. Над костром — крыша из клеёнки, натянутой на сооружённый из досок каркас. Вокруг костра, со всех четырёх сторон, лавочки. Кто-то явно обосновался здесь, и серьёзно, а не на пару деньков. В то же время, палаток, если приглядеться, для серьёзной стоянки было на удивление мало. И большой толпы, ожидаемой Василём и Виктором, здесь явно не наблюдалось. А был лишь один рослый мужик с чёрной бородой и длинными волосами, завязанными в «хвост». Он лежал, растянувшись во весь рост, на одной из лавочек у костра — и, похоже, дремал.

— Действительно, поляна! Но… Что-то, вроде та, а вроде и не та, — заключил удивлённо Виктор. — Вдобавок, заросшая и безлюдная.

Глава 3. Первый Магнит

«Это были пока цветочки. Но, цветочки с большими зубами».

(Из записок очарованного ботаника).

Сергей решил, что Наталья, которая пошла ставить палатку вместе с Зиной и Галей, наверняка уже успела разместиться на новом месте. У Натальи, как и у Сергея, не было собственной палатки, и эта поездка была не меньшей авантюрой с её стороны: наличествовал наспех сшитый, самодельный рюкзак, и никакого туристического снаряжения. Только в поезде выяснилось, что у Гали с собой есть очень большая палатка, пятиместная: она привезла такую, какую удалось выпросить у знакомых. Потому, Галя и Зина решили приютить и Наталью. Теперь, наверняка, они уже справились с установкой палатки, разложили внутри одеяла и вещи — и пошли к костру. Там уже собрались почти все.

Потому, Сергей тоже направился к костру.

Дежурные (а сегодня вызвались кашеварить краснодарцы) уже варили борщ. Полное ведро. И два котелка каши. В ход пошли и свежие, крепенькие грибочки, собранные Сан Санычем.

— Это мы уже поработали, тучки разогнали! Вчера, говорят, тут такая хмарь висела! — пробегая мимо, жизнерадостно сообщил Анатолий, энергичный лидер группы с Кавказа. Решил всех подбодрить.

— Ну, влетит он в ментал, и зависнет там, как сопля. А дальше — что? — тем временем раздавался где-то за кустами назойливый голос.

Кто-то, на камешке неподалёку, уже чавкал привезённой с собою и замоченной с вечера пшеницей. Говорят, это — полезно.

Несколько человек пили у костра крепкий, заваренный Сан Санычем чёрный чай c добавлением трав, сдабривая его изрядной порцией сахара.

— А мой учитель Эль Мория запрещает есть сахар! — строго проговорила рыжая дама пышных форм голосом пионервожатой давно забытого школьного лагеря.

«Ей, действительно, сахарку-то можно бы и поменьше» — оценил комплекцию «пионервожатой» Сергей.

— А лично я — вообще, сторонник сыроедения. Всем нам к нему стремиться нужно. По нашим временам, оно особенно хорошо: и дёшево, и полезно. Особенно, детей надо приучать. С малых лет, — убеждал кого-то Михаил из Саратова. Он уже успел зарекомендовать себя на Поляне поклонником Порфирия Корнеевича Иванова и мочелечения.

«Ну, да… Детей. С малых лет… Жесть!» — подумал Сергей.

На самом краю поляны, спиной к лесу, стояла Галина — женщина средних лет, из группы Матушки Марии. Та самая, что привезла с собой пятиместную палатку. Широко раскинув руки и блаженно улыбаясь, она вздыхала восхищённо:

— Красота-то какая! Благодать! А прана-то, прана! Искристая такая! Так и светится!

— А ромашки! Такие огромные, и вся Поляна — в этих ромашках. Разве это — не чудо? Никогда не видала таких крупных, — восхищалась ей в ответ женщина из Краснодара.

В целом, народ потихоньку осваивался. И знакомился.

Тем временем, не унывающая никогда Матушка Мария уже снимала первую пробу с только что сваренного борща. Она очень вкусно ела этот борщ, макая в него хлебушек. И при этом восторгалась тем, какое это счастье: вновь оказаться здесь, на Поляне. Среди высоко духовных сущностей.

— Это ты, милочка, тарелку немытой бросила? — строго воззрилась она на худенькую девчушку. Настя, совсем молоденькая, лет пятнадцати, девушка с длинными чёрными волосами, приехала сюда с группой Сан Саныча, вместе с эзотерически продвинутой мамашей. Она обиженно уставилась на Веру Николаевну своими огромными и удивлёнными глазищами:

— Я сейчас, Матушка Мария, хлеба отрежу, а потом ещё себе борща налью. Я не бросила тарелку: просто, ещё не ухожу.

— Разве можно столько есть! — мрачно воззрился на девушку подошедший к костру Михаил, тот самый поклонник сыроедения.

— Да что вы все на неё накинулись! У девчонки просто аппетит разыгрался на свежем воздухе, понять можно! — сказала уютная тётя Роза, весьма странно одетая для похода в горы: сейчас она была в цветастом махровом халате, сразу прозванном кем-то «персидским», и домашних тапочках (только бигуди в волосах не хватало для завершения образа «моя любимая тёща»). Тётя Роза приехала «на Поляну» исключительно для того, чтобы похудеть. Была в курсе удачного прошлогоднего опыта одной своей подруги в этом отношении, и поехала сюда по её совету. Хотя, сама подруга, как сообщала тётя Роза, в последний момент перед уездом внезапно заболела и осталась дома.

— Аппетит! — проворчал Михаил из Саратова. — Праной уже давно пора питаться, праной! Знаете ведь, что Учителя советуют?

— Учителя! — ехидно хихикнул невесть откуда взявшийся Алексей из группы Сан Саныча. Тот, который, как все уже знали, владел биолокацией. — А ещё, братьев по разуму вспомните! Вы побольше их всех слушайте, если жизнь не дорога! Хотите, я лучше — и прямо сейчас — проверю с помощью рамки, как работают ваши чакры? — и он извлёк откуда-то из кармана маленькую металлическую рамку на нитке. — А ещё, я могу таким образом и любую вещь проверить: отрицательная у неё энергия или положительная. Без советов всяких там «братьев по разуму» и «Учителей с большой буквы»… Гнать их всех надо в шею! А то — и так Бог знает что натворили, эти ваши «Учителя» да их марионетки. Себя надо слушать, а не всяких там «братьев по разуму»! Чакры открыть и слушать. А не петь с чужого голоса.

Тут они и сцепились бы: эти Алексей и Михаил из Саратова. Но, подошла мягкая тётя Роза, заинтересованно разглядывая рамку. И сманила Алексея прямо сейчас, срочно, проверять её развинтившиеся чакры.

— Сергей! У тебя ведь палатки нет? — вдруг, благодушно, спросила Матушка Мария. — Вот, у Михаила из Саратова — тоже. И я надумала свою вам отдать, как раз двухместную. А я к Нине из Новороссийска подселюсь, у неё палатка побольше. Моя, правда, сильно протекает, но, надеюсь, сильных дождей не будет. Пойдёмте, я дам вам её, вместе и поставите.

«Вот и решился вопрос с жильём, — радостно подумал Сергей. — И вообще, все люди здесь — такие добрые, сердечные… Хорошо начался день».

Тем временем, как Сергей ставил палатку вместе с Михаилом, Наталья ближе познакомилась с Дианой. Случилось это, в общем-то, стихийно. Наталья пошла одна, на ближнюю речку. Просто, сидела там на берегу и смотрела на воду. Вскоре неподалёку расположились Татьяна, Зина, Галя и Матушка Мария; они сели в круг и медитировали. Наталья не стала присоединяться: вдруг, ещё помешает. Немного в стороне сидели ещё какие-то люди, из других групп. А вскоре здесь появилась и Диана. Она подошла к медитирующим и громко сказала:

— Ещё раз здравствуйте, дорогие! Ну вот, мы снова здесь, на Поляне. Чудесная река! Ну, как, осваиваетесь?

— Осваиваемся, и уже готовы приступить к работе. Когда будет Магнит? — спросила Матушка Мария.

— Магнит готовят ставропольцы: Вадим, Эльмира и Надежда. А все остальные пока могут заниматься индивидуально. Эй, если кто хочет к нам в кружок — идите сюда! — прокричала она соседней группке людей.

Присоединились все, кто были вокруг. Подошла и Наталья, стала рядом с Матушкой Марией. И вначале, Диана обнимала всех, по кругу.

«Странное ощущение», — подумала Наталья, когда Диана обняла её.

— Диана — высоко духовная сущность. Не просто ведущая группы, а настоящий, практикующий экстрасенс и контактёр, — чуть погодя, шепнула ей Вера Николаевна.

— Матушка Мария! Как настроение, боевое? — спросила у неё Диана.

— Отличное! Вот, в этом году, я впервые со своей собственной группой приехала… Предрекали мне когда-то, что всё самое интересное у меня начнётся после шестидесяти… А я не верила. Казалось, какая может быть жизнь после шестидесяти? Разве, полноценная? А оно — вон как обернулось… Группа, работа, ученики…

— Значит, жизнь бьёт ключом? — улыбнулась Диана.

— Даже, с Отцом Творцом есть связь.

— Ну, для начала, познакомь меня с новичками! — попросила Диана. — С теми, что здесь сейчас.

Первой подошла знакомиться Зина, потом — Галя.

Наталье показалась удивительной и странной манера Дианы знакомиться с людьми. С каждым из которых она обязательно ещё раз обнималась, и крепко: будто, если прижмёт она к себе, к своему сердцу, человека — то лучше поймёт его… Впустит некую его частичку вовнутрь себя — и тут же, изучив, выпустит обратно. Когда её саму представила Матушка Мария, а Диана обняла Наталью, — девушке почудилось, будто сердце Дианы, к которому она прижалась, это некая энергетическая воронка, мощная и поглощающая. Чувствовалась наработанная энергетика, исходящая сила. Будто, она изучала всех именно своим сердцем.

«Может, это — норма для экстрасенсов?» — подумала Наталья. Ни с одним из них она никогда ранее не была знакома.

Метод лечения «настоящего практикующего» экстрасенса вскоре её угораздило испытать на себе… Она неосторожно проговорилась Матушке Марии, что у неё сейчас немного болит голова. Скорее всего, от перемены климата. Услыхав об этом, Матушка Мария сильно обрадовалась подвернувшемуся случаю, и тут же подтолкнула её лечиться у Дианы. Тем более, что Диана как раз-таки лечила сейчас Зину. А когда закончила, Матушка Мария пихнула к Диане и Наталью.

Та внимательно посмотрела на новую пациентку и приказала ей вспомнить всех, кого она когда-либо обидела, вольно или невольно. И попросить у всех прощения. Потом она озадачила её странным требованием: «осмотреть» внутренним взором свои собственные лёгкие, печень и почки и ответить ей, какого они цвета. Наталья никак не могла этого сделать — и потому испуганно стала сочинять. Но её ответы, вроде бы, полностью удовлетворили Диану. И она сказала, что теперь боль вскоре пройдёт.

— Итак, кто хочет сейчас немного поработать, пока нас не собрали на общий Магнит? — немного погодя, спросила Диана.

Конечно, Матушка Мария была рада такому предложению. Подошли поближе также Наталья, Зина, Галя и Таня. Вскоре подтянулись и другие желающие, сплошь женщины. Диана попросила их объединиться в единый круг, сесть в любую позу и помедитировать вместе. А затем предложила присутствующим «развязать» свою негативную карму.

— Это совсем не страшно, не бойтесь, — успокоила она. — Ложитесь на землю, на спину, вот так, и расслабьтесь, закройте глаза. А я буду вам петь. Вы сразу почувствуете лёгкость. Вас покинет ваша негативная карма, во всяком случае, какая-то её часть. Лишь на время — или насовсем, зависит от вас, — Диана сказала это как-то очень мягко, просто. Говорила она, чуть-чуть картавя и с прибалтийским лёгким акцентом. Затем, вдруг запела дивным, необычайным голосом. И от этого голоса Наталью сразу унесло вон из реальности, куда-то вглубь собственного сознания…

— Я забываю тебя.

Я убегаю прочь.

Я ухожу в ночь — навсегда!

Я — только душа.

Я — только трава.

Я — улетаю в ночь.

Я — звезда!

Не надо боли разлук.

Я полечу над землёй,

Словно ласковый сон,

Словно энергопоток.

Нету зла и мук,

Бабочка над свечой

Сгорает, не слышен стон.

Я — цветок.

Будет новый день,

Будет прекрасный сад.

Когда раскрыта дверь —

Нет дороги назад.

Нет ни добра, ни зла,

Ни горести, ни разлук,

Жизнь натянула лук,

Я — стрела!

Диана пропела, по всей видимости, собственную песню. А потом сказала:

— А теперь, постарайтесь всё отпустить и забыть. Вы ни с кем не связаны никакой кармой. Абсолютно свободны. Готовы к новому. Новым делам, новым людям. Энергопоток несёт вас дальше, и перед вами открывается новый, не изведанный ещё, мир…

Ещё под пение Дианы, Наталья впала в состояние, похожее на сон. Только, такой сон, когда немного чувствуешь и слышишь происходящее вокруг тебя… Но не можешь на него реагировать и не желаешь пока просыпаться. Так же, как и во сне, одновременно явилось видение: далёкие и прекрасные люди — или боги? Они смотрели на неё откуда-то издали добрыми печальными глазами, протягивали к ней свои руки… Будто, она находилась на дне огромного, длинного колодца. А они смотрели сверху, со стороны света… Наталья долго бы ещё пролежала так, а может, устремилась бы во сне к тем далёким людям. Кажется, они стали уже приближаться….

Но тут её стали трясти за плечи окружавшие её тётки. Она открыла глаза и села. Подошла и Диана — стала проделывать над ней ряд пассов.

— Возвращаемся, все — возвращаемся, — говорила она. — А теперь — заканчиваем работу. И поблагодарим матушку Землю, и все силы Света, которые участвовали в ней.

— Диана, спасибо тебе! — сказала какая-то женщина.

— Не благодари. Всё, что произошло — только твоя работа. Это работали только вы сами. Я лишь контролирую то, что происходит, — отвечала та.

И вскоре все разошлись.

Ровно в полдень — предыдущее время ведущие благосклонно отвели на обустройство в лагере — зазвонил подвешенный на верёвке колокольчик. Он висел неподалёку от костра, на чуть наклонённой вниз толстой ветви дерева. За него дёргала рыжеволосая, пышнотелая и громогласная Надежда, со Ставропольской группы, главной нынче на Поляне. Она являлась, как и Эльмира, помощницей лидера группы, Вадима. А звонок возвещал о её желании собрать здесь всех людей.

Тотчас все начали собираться, потянулись сюда от разных кустов и палаток. От костра, вслед за Надеждой, гуськом направились куда-то в центр Поляны, к какому-то загадочному «камню». Туда же, в толпе знакомых и незнакомых женщин, пошла и Наталья.

Камень оказался вовсе не старым, к примеру, оставшимся ещё от дольменов. Нет, это был всего лишь геодезический знак, железобетонный куб, даже пронумерованный. Но, как раз возле него было очень удобно расположиться для проведения Магнита: положить прямо на «камень» портреты Учителей, поставить свечи.

Возле этого камня, Эльмира объявила, что прямо сейчас состоится первый общий Магнит, который проведёт лидер ставропольской группы, Вадим.

Всех запланированных Вадимом построений Сергей не запомнил. И услышал только, что сейчас все присутствующие будут проходить в третью из семи небесных сфер, а в эту сферу следует устремляться с песнями и танцами. И во время Магнита совершится три раза поворот всех кругов построения, по часовой стрелке.

В самый первый, центральный круг Вадим поставил Эльмиру, Матушку Марию и рыжую Надежду. Обращение к богам третьей сферы, незадолго до Магнита, приняла Эльмира, она же и назначена была читать веления.

Сергей скептически относился к этим новшествам эзотерики, не чувствовал, как Наталья, потоков энергии, когда стоял в Магнитах, которые проводила у себя дома Матушка Мария. Потому, он всегда становился в самый внешний круг: он предполагался для держащих защиту. Наталью он заметил во втором круге: том, который следовал сразу за центральным, в котором находились только контактёры.

После того, как были зачитаны молитвы, веления и обращения к Учителям, молодой длинноволосый парень с бусами из желудей достал небольшую бамбуковую флейту и заиграл красивую протяжную мелодию. Многие девушки, которые стояли в том же круге, что и Наталья, стали двигаться в такт музыке: размахивать руками, плавно покачиваться или танцевать.

Это было необычно, интересно… Всё ещё, играла флейта, когда постепенно набежали облака, превратив голубое небо в серое, ватное месиво, и начался мелкий, моросящий дождь. Грустная мелодия, казалось, разливалась во всю ширь Поляны. А потом, внезапно хлынул самый настоящий ливень. Эльмира наспех отчитала благодарственную молитву — и все дружно побежали к палаткам.

Никто при этом не ворчал и не хмурился, не сетовал на небеса. Разбегались весело, со смехом и шутками. Ну, подумаешь, промокли все до нитки!

— Новичков здесь всегда крестит дождик, — улыбнулась Сергею незнакомая женщина.

Как раз в это время, из-за поворота грунтовой дороги, что вела на Поляну, показалась новенькая белая машина. Прямиком, по бездорожью, она проехала мимо бетонного куба и устремилась за убегающими от дождя магнитчиками. Неподалёку от края Поляны, леса и костра, машина остановилась. Дверца её открылась, и наружу вылез молодой, юркий парень в белой рубашке, в белых джинсах — и, несмотря на дождь, в тёмных солнцезащитных очках.

— Возлюбленные мои! — казалось, завопил он на всю Поляну, широко расставив руки и подставляя под дождь лицо.

— О-о! — обрадовался кто-то. — Смотрите, Мишка Возлюбленный приехал!

Ещё в Магните, Наталье вдруг безудержно захотелось танцевать, и она закружилась в лёгком танце. Чувствуя, как её тело становится послушным и гибким, как пластилин. Она ощущала летящие сверху светящиеся искорки энергии, видела внутренним зрением огненную спираль, уходящую в небо. Чувствовала, будто в неё вливалась незримая божественная энергия, и всё больше входила в транс, когда совсем не воспринимаешь окружающего, живёшь как бы вне времени и пространства. И ей грезилось, что она лёгкая неземная девушка, в длинном белом одеянии, и танцует среди таких же девушек на зелёном лугу, ярком и свежем. А откуда-то сверху, с далёкого неба, на них смотрит громадный белобородый старец. Смотрит и улыбается.

А затем, он указал ей на лёгкую, воздушную лестницу, и она пошла по ней, ведь старец протянул ей руку, приглашая взбираться. И она, совсем невесомая, стала подниматься. Быть может, этим подъёмом она пробила проход, соединение земного и небесного? На землю полились лучистые энергии и ещё нечто, зримо проявляясь в виде свитков, светящихся и постоянно меняющих форму геометрических тел, ярких вспышек света… А потом — хлынул дождь.

Она бы сочла всё это прекрасной фантазией, но… Догоняя её, после Магнита, к ней приблизилась незнакомая женщина, накрытая с головой белым газовым шарфом. И сказала:

— Я видела, как ты поднималась по лестнице. И старца с бородой! Знаешь ли, тут все люди разные. Всякое бывает, но… Наблюдай больше, и многое ясным станет.

Она убежала дальше — и Наталья даже не успела разглядеть её лица. Подумать только! Кто-то… знает о её видении. Такое возможно? Наверное, только в Магните.

Следом и другая женщина подошла, добавила:

— Путь у тебя земной, и предназначение земное. Не думай об уходе от мира — не получится. Людям откройся.

Сказала так, и тоже убежала в дождь. Наталья и её не рассмотрела. Лицо этой женщины скрывал капюшон куртки.

Пока шёл дождь, Сергей сидел под деревянной «крышей» за столом, неподалёку от потухшего костра. На лавочке, рядом с ним, был только Володя: тот самый парень, в самодельных бусах-чётках из желудей, с бамбуковой флейтой. Он и здесь тихо наигрывал на ней, и звуки вплеталась в струи дождя.

Как только рассеялись тучи и проглянуло солнце, Володя отправился собирать дрова для костра. Оказалось, что сегодня он был одним из дежурных. Сергей вызвался ему помочь. Вблизи от костра и палаток, сушняка уже не было: всё перетаскали. Группа Сан Саныча стояла на этом месте около недели, да ребята из Краснодара, среди которых был и Володя — не меньше. Пришлось дежурному и его помощнику углубиться в лес подальше.

Когда вернулись, то узнали, что все на каком-то неожиданно объявленном общем собрании. Об этом им поведала тётя Роза, которая сидела на лавочке у костра и курила. Сергей и Володя пошли отыскивать место сбора. Это оказалось нетрудно: задержались не только они, впереди мелькнула группа людей, что направлялись туда же. Оказалось, что собрание происходило неподалёку, на небольшой полянке, что сплошь заросла полевыми цветами: в большинстве своём, колокольчиками, ромашками и шалфеем.

При этом, выступающий выходил на центр полянки, а некоторые расположились полукругом, прямо на слегка влажной траве, поскольку сидели на кусках раздобытого где-то картона или на подстеленной под себя клеёнке. Остальные стояли под деревьями или примостились на чуть влажном бревне. Сергей стал за бревном, в задних рядах, и попытался отыскать глазами Наталью. Её здесь не было.

Маленькая круглолицая женщина средних лет тем временем вещала:

— …Ещё в нашей группе за прошедший год произошли структурные изменения. Она, несомненно, растёт. Мы решили, что, для новичков в особенности, сложные ментальные построения ни к чему. Лучше посылать всем любовь! Все остальные сложности — лишнее. Главное — что идут энергии.

Затем Эльмира предоставила слово Анатолию.

«Как на партсобрании», — подумал Сергей. Хотя, понятное дело, партсобрания он видел только по телевизору.

Анатолий, суровый лидер группы с Кавказа, начал резко, с небольшим акцентом:

— Всё это — ерунда! Наша группа основной задачей ставит контакты. У нас в группе в результате Магнита выявлено пять мощных контактёров. В результате контактов были получены различные знаки, они привезены нами на Поляну, желающие могут ознакомиться с этими данными. Они — в красной папке. Из того, что было нами расшифровано, стало известно, что это — межгалактические «заповеди» своего рода, о которых было очень странно сказано: их обязательно знать, но не обязательно исполнять…

— Как это? — спросил сухонький интеллигент из первого ряда.

— Не перебивайте! Впрочем, комментариев не было: как хотите, так и понимайте. Возможно, некоторые из галактических заповедей на нашей планете нельзя соблюсти в принципе. На вечернем Магните я покажу ещё кое-что… А сейчас, одна наша машина ещё сюда не добралась. У меня — всё.

После Анатолия, в центр полянки вышел Вадим, представитель главной группы.

— Мы, в общем, неплохо начали, — сказал он. — Соединение состоялось. И мы прошли в третью сферу. А теперь, нужно как можно скорее сгармонизироваться и начать серьёзную работу. Нам на подготовку к следующему прохождению даётся ещё три дня.

— Кем даётся? — спросил кто-то с галёрки.

— Что за глупый вопрос? Конечно, высшими силами! — отвечал Вадим. — Построения будут меняться каждый раз, Магнит предварительно будет обсуждаться. Не забывайте, что всегда строятся вертикальное и горизонтальное соединения: тело Магнита, так сказать. То есть, соединения внутри кругов и соединения по лучу — всё это не будет каждый раз проговариваться. Но, помните об этих построениях. Не забываем и о защите, особенно это касается стоящих во внешнем круге. Защита — на самом деле, самое важное. Когда мы одолеем прохождение во все семь небесных сфер — приступим к духовному созиданию человека шестой расы.

Где-то за спиной Вадима хрустнула сухая ветка дерева: прилетев сюда, на неё попыталась взгромоздиться любопытная ворона. Ветка обломилась, и ворона недовольно каркнула и улетела. Кто-то в задних рядах громко захохотал. На него дружно зашикали.

— Сегодня мы достигли третьей сферы. Первые две прошли те, кто приехал первыми. Напоминаю, что мы осуществляем соединение земного и небесного… Создаём вертикальный ствол «древа жизни», слыхали о таком? В Магните могут происходить изменения сознания, стихийно открываться каналы, идти важная информация — как личного характера, так и касательно группы в целом. Выявленные контактёры становятся в самый центральный круг.

За Вадимом, следующей выступающей была Матушка Мария. Внимательно окинув всех взором больших проницательных глаз, она важно заявила:

— Братья и сестры! Мы собрались здесь из разных городов, в этом очаровательном уголке природы, на наш первый огненный, космический Магнит! Возблагодарим наших Учителей за то, что они разрешили такую работу, доверили её нам! Нам надо возблагодарить и друг друга, и каждую травинку вокруг, каждое живое существо, надо очиститься от грязи наших городов, вдохнуть свежего воздуха. Будем молиться, очищаться, каяться, готовиться к большой космической работе на благо Матушки-Земли и всех сынов и дочерей её! Обнимаю вас всех, мои дорогие!

— Ой, смотрите, это — кто? Ласка или горностай? — громко завопила вдруг Настя, указывая на мгновенно пронёсшегося по краю полянки зверька с тонким проворным и гибким тельцем. Зверёк, по-видимому, преследовал добычу и передвигался волнообразными стремительными прыжками.

— Ой, какая прелесть! Наверное, это куница! — воскликнула тётя Роза.

— Тише, расшумелись! — шикнул на неё и Настю Михаил из Саратова. — Как дети малые!

«И что я здесь забыл, что делаю? — неожиданно подумал Сергей. — Или, все эти люди какие-то странные, или же это просто я ничего не соображаю. Ведь я не имею представления ни о контактах, ни о соединениях по лучу, ни о небесных сферах…»

Глава 4. Андрей

«Если вы приняли меня всерьёз — забудьте, меня просто не было в этом мире. Никогда».

(Привидение заброшенного замка)

На Поляне, несомненно, были свои лидеры: как всем известные личности, мэтры Поляны, которые просто приезжали в эти края не первый год для занятия «духовной практикой», так и руководители новых приезжих групп, которые поставляли сюда новых людей. Но, встречались здесь и незнакомые никому как бы туристы, которые попадали сюда как случайно, так и не совсем случайно, но без какой-либо группы. Нередко можно было услышать, к примеру: «А мы вообще на море ехали. И вот, свернули сюда, чтобы немного отдохнуть, искупаться — а тут, оказывается, есть люди, и так интересно! И вот, мы вторую неделю вместо моря здесь отдыхаем…»

Ещё до приезда группы Матушки Марии, на Поляне уже не было пусто. Одной из первых приехала группа Сан Саныча, уфолога из Новороссийска. В неё входили, в основном, приглашённые Сан Санычем, его знакомые: туристы-индивидуалисты, любители грибов и природы. К ним уже здесь присоединились одиночки: пришедшие на огонёк любители дольменов, леса и приключений. Сан Саныч никого не гнал, к людям подходил с интересом. И сам имел интересы самые разносторонние.

Никто уже не помнил, как и когда среди них появился скромный, интеллигентный человек с бородой и волнистыми светлыми волосами. Возраст его определить было затруднительно, род занятий — тем более. Может, возник он однажды на заре из волшебного белого тумана? Кто знает… Только, был с ним парнишка, совсем молодой. А сам он, вроде бы, приехал из Житомира и звали его Андрей.

Просыпался Андрей обычно рано. И, чаще всего, уходил куда-нибудь в горы, иногда — блуждал очень далеко отсюда. Вот и сегодня, ещё было раннее-раннее утро, солнце ещё не встало, когда этот человек с белой шелковистой бородой и курчавыми, длинными волосами уже вылез из спальника: он спал в нём на открытом воздухе, вне палатки. Андрей потянулся. Расправив грудь, сделал несколько дыхательных упражнений. В лесу было темно и тихо, и только-только начинали просыпаться первые птицы. Босиком, ощущая холодную влагу росы, Андрей неспешно подошёл к потухшему костру. Зябко поёжился.

Вокруг костра, ранним утром ещё располагалось не много палаток: множество групп из разных городов прибыли гораздо позже. А хозяева палаток ещё предавались лёгким и приятным снам. Вскоре, конечно, первым встанет сам «Эс Эс»: Сан Саныч… Сэнсэй из Краснодара. Скорее всего, он неспешно подогреет в котелке воду, чтобы заварить себе крепкий утренний чай. Добавит в заварку мелиссу и перечную мяту, что сорвал здесь, неподалёку. И потянется по лесу лёгкий сизый дымок костра, смешанный с запахом мятного чая. И потому, заранее решив «пособить» ему с костром, Андрей натаскал сюда охапку сухих веток.

Потом, отправился к реке: горной, прохладной, стремительной, поначалу обжигающей своим холодом. Такое купание бодрит, а после него по телу разливается приятная теплота.

Андрей недавно обнаружил, относительно неподалёку, довольно глубокую лагуну с очень чистой, прозрачной до самого дна, водой. К ней и пошёл, захватив только холщовую сумку с длинной ручкой. Сумку повесил через плечо — и стал быстро спускаться вниз, по крутому склону. Преодолев спуск, прошёл по бездорожью и по негустому пролеску, в котором Сан Саныч умудрялся найти молодые, крепенькие шампиньоны. Потом, через пустошь, заросшую высокой, местами колючей, травой вышел на грунтовую дорогу. Слегка пригладил непослушные волнистые волосы, доходящие до плеч, и шелковистую светлую бороду. И бодро, быстрыми бесшумными шагами, устремился вдаль.

В знакомом месте он свернул с грунтовки и по узкой тропе вышел к берегу реки. Там, у лагуны, он быстро разделся и, зайдя в воду, шумно нырнул. Вода обожгла холодом, и он поплыл, разогреваясь движением. Накупавшись, вышел, стряхивая с себя воду, как пёс. Натянул футболку, штаны и олимпийку, сделал комплекс упражнений. И долго сидел потом и смотрел…

С этого места открывалась широкая панорама, и солнце как раз вставало из-за покрытых лесом, синеющих гор. А речная вода отсюда спускалась всё ниже и ниже, по каменным уступам. Где-то, гораздо ниже, близ посёлка, река разливалась пошире: даже деревянный мостик был перекинут через неё у дороги.

Андрей чувствовал, как вода уносит вдаль суетные мысли, погружая сознание в далёкие, ушедшие образы…

О чём думал он, сидя на берегу? Кто знает…

Позднее, здесь, на Поляне, Андрей проговорился одной любопытной даме, и рассказал хоть что-то о себе. А может, он просто всё придумал. Будто…

Когда-то, он был поэтом. Нет, не публиковал своих стихов, и нигде не числился поэтом: просто им был. И, как все поэты, мечтал о чём-то недостижимом, далёком и прекрасном. Материально, конечно, он не обладал практически ничем. Какие деньги могут быть у поэта? Но, это его нисколько не смущало. Да и все люди тогда ещё не были столь зациклены лишь на материальном. Андрей имел слишком мало для того, чтобы бояться что-то потерять. И слишком много для того, чтобы бояться жить. Он относился к будничной повседневности легко; она его не сильно давила. Поэт был молод, и потому любил странные, глупые компании. Внешне он казался человеком, не знавшим горя. И действительно, Андрей с равнодушием встречал сонмы «укусов судьбы», о которых говорил Гамлет: как раз тогда, он впервые прочёл о них в оригинале, у Шекспира.

Конечно, он был очень странным человеком. Все поэты — странные люди. Чаще всего, утро для него начиналось часов в двенадцать, поскольку он работал ночным сторожем. А работая, он говорил со звёздами по ночам, много размышлял и многое чувствовал. Он жил в своём собственном, замкнутом мире… Мире иллюзий.

Увы, полностью изолированных миров не существует. Реальность врывается даже в сны самых скрытных людей. Та неприкрытая реальность страшного мира, которая готова разорвать, раскромсать в клочья маленькие и уютные индивидуальные мирки, границ не знает. Поэты обычно особо ранимы и чувствительны. Порой они затыкают уши, чтобы не слышать обыденной пошлости, закрывают глаза на фальшь и банальность. Чётко слыша звуки и осознавая дыхание иного, поэты живут, будто люди с ободранной кожей, впитывая, как губки, внутрь себя боль окружающего пространства. И плачут, когда с мира слезает краска, обнажая его голый скелет.

Любой поэт долго не может выносить этого состояния, своей повышенной эмоциональной чувствительности, одновременно пребывая и здесь, и где-то ещё. Рано или поздно, поэты… Полностью уходят в иной, нереальный, ими созданный мир, который почти не соприкасается не только с миром пресловутой реальности — но даже с миром так называемого разума. В другом случае, они… Просто, умирают. По житейским соображениям, это происходит вроде бы от других причин, и всегда слишком рано. То есть, поэт может либо свихнуться, либо умереть.

Конечно, был и третий путь. Весьма болезненный: можно полностью переродиться. Стать «в лучшем случае» философом или прозаиком. А в худшем… Сердце поэта покроется грубой коркой, налётом пошлости, а сам человек скатится в пропасть праздных чувств и грубых развлечений. «Дети индиго»… Странный термин, для недавнего, вроде бы, явления. Но, такие люди были всегда. Если прочитать внимательней биографии ушедших поэтов.

Он был честен сам с собою. И… умирал.

Маяковский, «такой большой и такой ненужный», должно быть, испытывал это. Испытывал, наверное, и Блок… «Как тяжко мертвецу среди людей живым и страстным притворяться»… Бывают в жизни моменты, когда, чтобы переродиться, необходимо отказаться от всего, даже от самого себя. Большинству это сделать мешает чувство собственной важности, а к смерти толкает боязнь этой самой смерти.

Но он ничего не боялся. И был готов. Когда сердце разрывалось от боли, грусти и тотального одиночества, а голова разламывалась от переживаний былого, сотню раз проносящихся в сознании. От всего этого хотелось выть, или вскочить, треснуться головой о стену… Потом и это прошло. Долгие месяцы, он пролёживал сутками на диване, глядя в потолок и чувствуя, как куда-то в бесконечные миры Вселенной из него вытекают последние силы.

Наконец, ему стало по-настоящему всё равно. Низ, самое дно. Всё умерло, исчерпано. Изжито. И вывернуто наизнанку. Пусто. Никаких воспоминаний, никакой боли. Вот уже совсем нечего отдать из себя этому миру. Полная апатия. Полный нереал. Взгляд уходящей души на безымянное тело, одиноко распластанное на кровати…

Он по всем статьям должен был умереть. Физическое тело такого отношения вынести не могло. Может, единственным его спасением было именно то, что он вот так, до беспредела, был безразличен даже самому себе. И Судьбе стало не интересно его убивать.

И потому, он получил второе рождение. Не умирая… Или, он всё же умер? Кто знает…

Может, это случилось, а может, этого не было никогда. А может, и было, но много веков тому назад. И не с ним… Не будем вдаваться в подробности. Это был просто рассказ для дамы.

Андрей встал, вновь подошёл к речке, набрал полную пригоршню воды. Несколько раз умылся, вновь ощущая приятную, бодрящую прохладу. Поднялся на пригорок, потянулся, расправил плечи и запел гортанную и плавную шиваистскую мантру. Немного погодя, он взглянул на солнце, которое стояло уже довольно высоко над горизонтом, определяя примерное время, и направился обратно.

Ещё вдалеке от большой поляны, он почувствовал, что природа и энергетика этих мест сильно изменилась, смутно уловил непонятное напряжение, разлитое в воздухе. Подойдя поближе, отчётливо услышал шум, отдалённый гул голосов. Это означало, что ряды эзотериков стремительно пополнились. Прибыли новые люди.

Что-то здесь, похоже, должно произойти. Не может быть иначе. Он чувствовал неизбежность и неотвратимость событий, почти не касаемых внешнего плана вещей, но столь чувствительных для души.

Вскоре, Андрей увидел воочию грандиозные перемены на Поляне. Да, людей действительно было много, очень много.

«Ну вот, теперь и официальное открытие сходки во имя спасения человечества не за горами» — мысленно усмехнулся он, когда приблизился к главному костру. Там он сразу заметил главную перемену: на широкой, полого спускающейся вниз, ветви дерева, была закреплена суровая толстая верёвка, на которой висел огромный колокол. «Именно он, вероятно, и будет в дальнейшем возвещать всеобщие эзотерические сборы», — догадался Андрей и мысленно окрестил этот колокол «вечевым».

Он стал немного в стороне от костра, под деревьями: как бы, занял место в партере. Чувствуя, что за ним наблюдают, Андрей демонстративно достал из холщовой сумки слегка мятый пряник, перекрестил его три раза, прочёл шёпотом защитную молитву и начал есть, откусывая по маленькому кусочку.

Пряник был не простой: угостил его один хороший человек. С ним Андрей встретился вчера, когда пошёл за хлебом в маленький магазинчик; в посёлке как раз был день хлебного привоза. По своему обыкновению, он разговорился со случайным попутчиком, которого догнал по дороге. Тот оказался местным, жил в соседнем посёлке, ещё дальше затерянном в горах. Шёл навестить знакомых. Этот «горец» рассказал Андрею несколько смешных баек про лесников, про заблудившихся в лесу туристов и про здешнее домашнее молодое вино. А напоследок, угостил Андрея пряником. Интересный то был попутчик: с лукавой смешинкой и неторопливым, напевным говором.

«Интересно, откуда этот „гад в хорошем смысле этого слова“, — как выразился однажды, и, конечно, совсем о другом человеке, мой старый знакомый, достаёт здесь такие свежие пряники? Полагаю, ближайшая пекарня — километрах, эдак, в шестидесяти отсюда… Из праны их ваяет, что ли? Но тогда, это просто „праник“ какой-то», — подумал Андрей, задумчиво жуя этот самый «праник».

В лагере тем временем слышалось звяканье кастрюль и мисок у костра, стук ударов камня по колышку чуть в отдалении. Повсюду ставились новые палатки, всюду были набросаны кучи рюкзаков и сумок. Люди въезжали массово. Из-под каждого куста в ответ на приветствие Андрея теперь раздавалось всё новое и новое «здравствуйте». Кто-то только расчехлял колышки для растяжек, а кто-то уже укладывал внутрь красиво и ровно поставленной палатки одеяла и вещи. Заглянув в свою палатку, почти по всем сторонам от которой теперь обнаружились новые шатры, Андрей не увидел там Арэя: того паренька, что пришёл вместе с ним на Поляну. У костра его тоже не наблюдалось. Значит, ушёл куда-нибудь прогуляться. Тогда, Андрей и сам решил где-нибудь побродить, пока люди располагаются.

Перейдя поляну наискосок, он вошёл в лес и одолел первый крутой подъём. Но, выше не поднимался: прошёл по обходной тропе и спустился в низину. Там отыскал грунтовку и пошёл всё дальше и дальше по наезженной тракторами колее. Немного погодя, внезапно и не вовремя, надвинулись тучи, быстро затянувшие всё небо, и начался сильный, проливной дождь.

Он шёл, уже не разбирая дороги; где-то совсем завяз в мокрой глине, промок до нитки и собирался повернуть обратно. Но ливень вдруг завершился так же внезапно, как и начался. Снова выглянуло солнце, высветив краски мокрого, посвежевшего леса.

Андрей снова и чётко осознал, что всё грядущее вскоре затянется в крепкий и тугой кармический узел. Ожидание уже повисло в воздухе, и некое нарушение системы пространство — время заставляло воспринимать окружающее как нечто нереальное. Такое с ним обычно случалось перед стихийными событиями, которых ни объяснить, ни понять было невозможно: только пережить.

Прервав размышления, Андрей остановился перед одним из многочисленных притоков небольшой речушки с неизвестным ему именем. Поток воды был бурным и мутным после дождя, и дна не было видно. Андрей, сперва прощупывая дно ногой и ступая осторожно, перебрался на другую сторону. Всё равно, терять теперь было нечего: вся одежда промокла под дождём.

«Пожалуй, мне скоро потребуется мой посох из лещины», — решил он.

О таком посохе Андрей задумался ещё несколько дней тому назад, когда удалялся от этих мест: выходил через перевал, на трассу — а там доезжал на попутных автобусах до реки Пшады. Потянуло в те места, в которых бывал он и раньше, бродил там, порой — в непролазной глуши. Близ Пшады, ему хорошо была знакома лесная сторожка, дольмены и водопады. Палатку и вещи он оставил здесь, на Поляне, с Ареем, а с собой в приключения взял лишь тёплый спальник.

Именно там, близ Пшады, ему неожиданно пришла мысль о новом посохе. Его нужно было вырезать из лещины, причём, из уже отмершей, но ещё прочной ветви, чтобы не нанести урон лесу. И, чтобы найти такую, следовало побродить изрядно. И вот, он то поднимался в гору, то следовал пересохшим руслом реки, то вброд переходил небольшие потоки… Туда, куда его «вело» — рукою леса или судьбы.

Там его тоже застал дождь… Полил, как из ведра. И без того раскисшая грунтовка, а вернее, тракторная колея, превратилась и вовсе в болото. Андрей спрятался от природной стихии под большим, мощным дубом. Наверное, трудно было бы отыскать второй такой, по всему этому краю. Будто, из сказки про Лукоморье, с крепким, сильным стволом — не обхватить и втроём, с раскидистой узорчатой кроной, высокий — настоящий исполин. Под ним, недалеко от выступающих наружу корней, он и нашёл свой будущий посох: новенький, блестящий, как отполированный. Могло даже показаться, что кто-то специально для него приготовил и положил его сюда эту ветвь. Потому, находка показалась Андрею не случайной, знаковой. «Будущему хозяину дома Господь посылает топор, счастливым — подкову на счастье, а странствующему путнику — посох», — пробормотал он вслух внезапно родившуюся в голове поговорку.

Затем он трижды перекрестил ветвь и поднял её с земли. Превратить её в посох труда не составило: туристский ножичек был у Андрея всегда с собой. Вскоре, дождь закончился, и Андрей двинулся в обратный путь.

Сидя на берегу реки, уже неподалёку от палаточного лагеря, Андрей вынул из холщовой сумки ножницы, кусок холстины, нитки и иголку. Он быстро скроил, наметал и сшил длинный, узкий чехол. В его отверстие, наметав по краю холстину, вставил средней толщины верёвку. В чехол Андрей вложил посох — и затем понёс его, перекинув верёвку нового чехла через плечо.

Андрей ещё не использовал этот посох в своих упражнениях, или, как он говорил, «в работе». Хранил в палатке, где спал Арэй. И, принеся однажды, не брал с собою.

Но, теперь Андрей почувствовал, что вскоре этот посох ему пригодится не просто для того, чтобы форсировать мутные ручьи, измеряя их глубину. Посох — инструмент загадочный и даже таинственный. Хороший мастер, владеющий посохом, многое сотворить может.

Скоро придёт его время.

А ещё, пора было возвращаться на Поляну. Должно быть, общая суета там улеглась, и вскоре начнутся Магниты. Нужно будет глянуть, что там происходит.

Глава 5. Наталья и Светлана

«Тоже мне, художница. Бросай кисточку и бери в руки швабру! И будет тебе на кусок хлеба».

(из наставлений горничной Нины)

В детстве, отрочестве и юности мы обычно являем собой то, что мы есть. Потом, постепенно, становимся тем, что сотворяют из нас люди и время, пока не разрушаемся полностью и не превращаемся в пыль. Потому, в детстве Наталья никогда не мечтала стать «большой». Ей страшно было взрослеть. Взрослые люди ей не нравились.

Она знала, что была не такой, неправильной и не нужной — и потому, в результате, попала на Поляну. Здесь все были не такими. Будто, с иных планет. Может быть, здесь отыщет она понимание?

После Магнита, дождя и долгого сидения в палатке, Наталья снова пошла на речку. Там она просто сидела и смотрела, как течёт река. Вместе с её потоками, куда-то вдаль, тихо и незаметно, уносились мысли. Наверное, она размышляла о многом — но, при этом, ни о чем конкретно.

С каких-то пор, она сознавала вполне отчётливо, что теряет интерес к так называемой жизни. Она — чужая на этом празднике. Окончив университет, Наталья была вынуждена вернуться в свой родной, богом забытый городишко. Вначале у неё хоть интересная была работа: в местной редакции газеты. Но потом там сменился редактор, и с новым шефом у Натальи сразу не сложились отношения. Все её материалы он залихватски отправлял в мусорную корзину. В своём молодёжном максимализме, Наталья не стала это терпеть; хотя, никто её не выгонял, быстро уволилась. После чего, ей пришлось устроиться на первую попавшуюся работу, причём, совсем не по специальности. Оказалось, что не так-то легко найти хоть какую-нибудь работу. Хорошие времена миновали, экономику скрутили, безработица процветала. И молодая девушка в полном расцвете сил пополнила ряды тех, чья жизнь навсегда не заладилась и не удалась. К тому же, примерно с этого времени, литература, рисование, иностранные языки — то есть, всё, что она раньше любила, — перестали её интересовать. С книжных страниц, как ей казалось, исчезло что-то нужное и важное; книги стали лишь развлечением, забавой, напрасной потерей времени. Пустышкой. К тому же, в книгах было одно, в жизни — совсем другое. Ответов на свои вопросы она не находила. «Распалась связь времён…»

Именно тогда, она и «подсела» на так называемую эзотерику. Из любопытства, читала поначалу всё подряд и намеренно решила допустить всё, о чём бы ни говорилось. Ради эксперимента, попытаться изменить взгляд на жизнь, начать с чистого листа. А ещё, открыла для себя восточные учения с глубочайшей мыслью и развитыми философскими системами. Кроме того, ей казалось, что нужно найти знающих, практикующих людей, которые подвигнут её на духовные подвиги. Вместе с ними будет легче выжить в этом враждебном и зверином мире.

Внешне весёлая, спокойная, независимая… Она ходила по краю пропасти, возможного падения в полную депрессию, когда нашла эту группу и влилась в стройные ряды эзотериков. Неожиданно, в стенах городской библиотеки, Наталья отыскала своих, нужных ей людей. Казалось, в группе происходило духовное развитие, и не было рутинного болота навязшей повседневности. Здесь она познакомилась со многими книгами по эзотерике, а также, обрела новых знакомых. Наладилась её связь с другими людьми, а на Поляне, что вероятно — наладится связь даже с людьми из других городов. И, как вещала Вера Николаевна, вскоре состоится связь с другими мирами, и чудесная, непостижимая Вселенная раскроет свои тайны.

«Вместе, всей группой — прорвёмся, соединимся с энергиями Вселенной! Вот, все силы мои — пожалуйста. Нерастраченная, пылкая душа моя — вся, без остатка, только возьмите… Для Вселенской работы! Для общего блага! Для трансмутации! Для создания шестой расы человечества!» — Наталья была готова посвятить всю себя, целиком и полностью, работе в Магнитах.

«…Вы пойдёте по водам, аки посуху, и разверзнутся перед вами надвое зыби водной глади, вы будете летать, как птицы, читать мысли людей и говорить с животными. Высокие сущности будут идти среди вас, их дух будет впереди освещать дорогу. Вы исцелитесь и обрадуетесь, и воскликнете: „Господи! Как хорошо!“ Великий Боже, даруй нам свои земли, воды, реки и леса! Мы — народ шестой расы, племя избранное, мы населили очищенную от скверны Землю, мы те, кто не покинет её до конца времён, до её вознесения. Мы — дети атлантов, потомки великих лемурийцев, мы — те, кто пришёл к вам с Венеры, оставив родную стихию, устремляясь на зов о спасении. Мы помогаем тебе, о матерь — святая земля. Ты прекрасна душой, как в первый день творения. Ты — жемчужина и сияние наших снов, и лёгкие тела наши своими энергиями тянутся, как растения, к свету, к солнцу, и поют тебе песнь хвалебную. Тонкий мир, красота чувств, ментальные построения добра, вы — как глоток чистого воздуха, что будет незримо пойман когда-то и где-то, быть может, далёким существом иной планеты, тем, кто усилит и донесёт нашу песнь как откровение, прозревая от искреннего голоса тайного слова, что изливается по каналам наших светящихся тел от высших пластов мироздания до недр земли и вливает в костную материю красоту, силу, свет, любовь… Счастья тебе, человек шестой расы! Аминь», — наверное, что-то такое проворачивалось в голове Натальи.

С такими мыслями и в таком настроении, она ехала на Поляну.

Да, это — своего рода крен, вывих ума… Так скажут многие. Но, всё же, для Натальи это было лучше, чем прыгать вниз с девятиэтажки или резать себе вены. Лучше быть человеком со странностями, чем мёртвым трупом. Потому, прежде чем критиковать «религиозно ушибленных», «сектантов» — а именно такие прозвища, вместе с камнями, летели ей вслед со стороны игнорируемых ею городских отморозков, лидеров подворотен, желающих общаться — вы подумайте, что взамен может дать маленький провинциальный, умирающий городок мятущемуся духу. Какой такой заряд исцеления и силы… Не будет у вас ответа, не только, как оградить молодых от депрессии, но даже, как одеть и накормить… Не даёт ответа птица-тройка, падая клювом в землю.

Быть может, Наталья и сейчас продолжала бы витать в эзотерических облаках, с прежним энтузиазмом. Но, недавно она познакомилась с Сергеем, человеком более критическим и недоверчивым. Быть может, благодаря ему, а может, так сложились звёзды — но вдруг Наталья стала прозревать череду промахов и ляпов возлюбленной братии. Причём, именно на Поляне…

«Быть может, нет здесь никакого единения? Но, что же тогда происходит, для чего люди едут сюда? Неужели, вовсе не духовный поиск — цель многих? А что — тогда? Пока не поздно, надо во всем разобраться. Понять, что здесь происходит. Так всё запутанно», — размышляла она теперь.

Началась ругань из-за немытой посуды. Появились, откуда ни возьмись, «Матушки» и «Батюшки». Здесь крестятся при виде остатков дольменов… Покрытых мхом, старых камней. Обнимают деревья. Советуют, чтобы излечиться от болезней — к примеру, убрать опухоль — пойти, обнять дольмен и попросить у него излечения… Чтобы получить канал, советуют обращаться к какому-то Евграфию. Говорят, он скоро спустится с местной Шамбалы… Так называется особое место где-то поблизости, где есть дольмены. Предположительно, там сильная энергетика.

Вдобавок, отношения между собой большинства людей на Поляне — ну, за исключением, например, Вадима, Дианы, Сан Саныча — были какие-то детсадовские. В лучшем случае, как в школьном лагере… Кроме того, Наталья почувствовала, что постоянно, так или иначе, уже раздражает многих братьев-эзотериков своим присутствием, без всяких негативных действий с её стороны. И не только она: например, ещё красивая девочка Настя, Володя с бусами из желудей, некоторые другие молодые девчонки и парни. А «отрывались» на них «возлюбленные братья» злостно… Ментал в районе костра вообще был тяжеловатый. Начинали там с выяснений, кто тарелки за собой не помыл, а заканчивали обвинением тех, кто на дольмен ушёл один, без коллектива. В общем, «По бороде — апостол, а по зубам — собака». Хорошая такая пословица из Даля. Душевная. И много что-то появилось на Поляне у костра апостолов…

«Неужели, как считает Матушка Мария, это мы карму свою здесь таким образом отрабатываем? Так сколько тогда, получается, я её уже отработала: в общежитии на кухне… И — сколько же у меня, бедной, этой кармы? На всех ли желающих меня обхамить её хватит? И — факт ли, что от подобной „отработки“ её становится меньше? А может, книжку тут громко, вслух почитать — про психологию коллектива? Или — самой написать, на основе наблюдений? С советами, как ужрать ближнего своего так, чтобы никто этого не заметил и все тебя же поддержали?» — размышляла Наталья.

«Несомненно, что и людей интересных здесь я уже повидала много, и со многими ещё хочется познакомиться и поговорить… Хотя, по большей части, именно они и не занимают никакой руководящей роли, теряются в толпе… Как и в обычной жизни», — подумала она.

«Хорошо, что Сергей сейчас здесь, рядом, что он тоже поехал. А то бы, взяли меня ещё больше в оборот, и совсем бы крыша у меня улетела», — Наталья улыбнулась.

С Сергеем, как ни странно, ей сейчас было просто и легко. Она считала себя человеком замкнутым, не разговорчивым. Хотя, этого никто не замечал: такой вот парадокс. В любых компаниях и группах её принимали за свою, к ней хорошо относились. Но при этом, никогда не понимали и не считались с её мнением. Она была для всех просто милой и простой девушкой, и никто и никогда не знал, что происходит в её голове и с её чувствами. Только с Сергеем она могла теперь серьёзно и долго беседовать на любые темы.

«Впрочем, наверное, это из-за крайней разговорчивости Сергея. Ему со всеми просто общаться, — подумала Наталья. — Главное, это не сдурить и не влюбиться. Вот уж будет глупо! Пропадёт откровенность и дружба… В общем, дребедень одна выйдет».

Была уже в её жизни подобная нескладная дребедень. Отчаянная, болезненная любовь. Существующая только в воображении, за пределом яви и даже снов. В лучшем случае, увидеть его издали, когда сердце ухнет куда-то вниз, а потом пройти мимо, не поднимая глаз. И рыдать ночью, носом в подушку. А вначале ведь были друзьями. В одной «шутовской толпе»; беседовали, бродили по Фонтанке…

В то время как Наталья по-прежнему одиноко сидела, не решаясь раздеться и прыгнуть в воду, а занимаясь, вместо этого, странным перепросмотром своей не менее странной жизни, сюда же, на берег, вышла женщина из местных — и остановилась неподалёку. Наталья сегодня уже видала её у костра и запомнила. Эта женщина тогда подошла и поздоровалась:

— Здравствуйте! На Поляну приехали? Милости просим. Отдыхайте, места здесь хорошие. Я сама с утра к серебряному роднику сходила, воды целебной набрала. Вот, увидела новых людей, с палатками. Ну, и зашла к вам на огонёк…

Поговаривали, что она частенько, и не первый год, заворачивает к эзотерикам. А звали её Светланой.

Светлана была для местных, как рассказал Сан Саныч, белой вороной. Те люди, что продавали ему молоко, считали её женщиной со странностями: в отличие от них самих, она в лес ходила, на речку, в поле за травами… Сами они в лес не ногой, а у этой была, мол, такая странная блажь.

— Думаю, и за то они на неё косятся, что с нами Светлана ладит. Костерят, что «прибилась» к эзотерикам. Но, дух у неё сильный, своевольная она. Выдюжит насмешки, — усмехнулся тогда Сан Саныч.

Впрочем, и некоторые бывалые эзотерики, как и «местные», тоже зубоскалили на её счёт. «Под Анастасию работает», — хихикали одни. «Чайка хочет попить у костерка на халяву», — ехидничали другие.

А если и чайка? Что, жалко стало? Впрочем, что же она, воды бы в котелок не набрала, травы не нарвала да костерок сама бы не запалила, такая крепкая и сильная? Чаёк… Без заварки и сахара. А что ещё возьмёшь от небогатой братвы — эзотериков? Миллионеры по лесам не ходят. Какой правды им здесь искать?

Посидеть, погреться… Разговоры послушать. Самой что-нибудь рассказать: про травы, про камни. Лес — как книга, читаемая с детства. Под Анастасию? — а ведь что-то в ней такое и правда есть: крепкая, сильная, своенравная…

Тем временем, местная «Анастасия» искупалась. Вышла из реки и стала отжимать широким полотенцем длинные тёмно-русые волосы. Озорно глянула на Наталью чуть раскосыми, смеющимися, с лукавинкой, «ведьминскими» смелыми глазами и спросила шутливо:

— Что не купаешься? Али какая дума сердце гложет?

И Наталью, неожиданно даже для неё самой, вдруг как прорвало, и она заговорила сбивчиво:

— Думаю иногда, что, может, ерундой мы все — ну, кто на Поляну приехал — занимаемся… Ну, в лучшем случае, отдыхом на свежем воздухе… А для остального мира наша так называемая «работа» — просто смешна. Ну, а что иначе нужно делать? Идти деньги зашибать? Увы, не умею. Читаешь о том беспределе, который сейчас творится… Мурашки по коже. Мир чужой, холодный и страшный. Правда такова, что мы все стремительно катимся в пропасть. Одни — жируют, издеваясь над теми, кто беден, они — хозяева жизни. А бедные — голодают, умирают, и не в состоянии этому противостоять. И никто и никому не нужен. Бедным — потому что они и хотели бы, но не могут никому помочь, а у богатых — совсем не те желания. Не знаю, есть ли смысл прикладывать силы, чтобы выжить, не вижу в этом смысла… Ненавижу! Иногда — и себя, и всех ненавижу. И надо всем тем, что происходит, как фон, стелется — на радио, по телевидению, в газетах — какой-то апофеоз оскотинивания.

Светлана поначалу растерялась. Потом с минуту молча смотрела Наталье в глаза. Наконец, будто озаряясь неким внутренним светом, тихо заговорила:

— Вот что, милая! Ты, наверное, сама чувствуешь, я истину тебе не открою… Сама это знаешь: борьба идёт повсюду, страшная борьба. И не только физическая, за выживание, а ещё и на других планах. Да, могут, конечно, нас убить, могут — сено заставить жевать с голодухи. Но хуже смерти ничего не будет. А для верующего она — освобождение. Главное — не быть такими, как они, ведь именно этого они хотят. Если продашь душу — тебе сразу и колбаса на стол будет, и «Мерседес» в придачу. Очень мало сейчас можно честно заработать, разве что — мужчине сильному, работая с утра до вечера, не покладая рук. И то — если с работой повезёт. Ещё меньше можно заработать «головой»: мыслительным трудом, если он с бизнесом или другим надувательством не связан. А потому, бедный и честный сейчас — синонимы. А значит, и не горюй, что на Руси мало богатых и много бедных… Конечно, есть и среди бедных такие, что с удовольствием и душу бы продали, да не покупает никто… Нечего покупать там. Те пьют, воруют, снова пьют. Отребье. Но нищих и честных — их большинство. И умных много, и талантливых. Но не нужны сейчас ни умные, ни талантливые, ни работящие.

Особенность страны такова, что супостаты и без рабочего люда, и без крестьян, и без учёных и учителей — без всех нас, словом — преспокойно проживут, даже если мы вымрем все. Останется, что продать: леса, земли, полезные ископаемые, иконы старинные… Богатство страны — только беда для простого люда. А ещё, ядерные отходы со всей Европы можно ввозить для захоронения — тоже деньги будут. Только вот что я тебе скажу… Видишь меня? Мне уже далеко за тридцать, а кто этого не знает, не дают и двадцати. Это — от Бога. Только наше тело и наша душа — Богом дадены. Думаешь, каждая богачка, что делает косметические операции и на Канары катается, сможет так выглядеть? Понятно, что с точки зрения людей её круга я не привлекательна: сила моя таких отталкивает, а не притягивает. Я не смазлива, и разные мы, и наши жизни в разных мирах пролегают. Богачка мне не позавидует, но и я ей — тоже. Они ведь всего боятся, эти богатые. Живут и дрожат. Впрочем, мне их не жалко: сами это выбрали. «Хорошую жизнь» свою. Девиз которой: хапай побольше и неси подальше, тешь во всем свою ненасытную утробу. Это сейчас называется коммерческой жилкой. Совсем без совести надо быть, проматывая большие богатства и зная, что рядом люди всю свою жизнь впроголодь живут. Одно только знаю: их деньги ни на минуту не отсрочат их, богатых, часа смертного. А туда — ничего с собой не захватишь. И за всё, в этой ли жизни, или после неё — но придётся заплатить. Не только и не столько деньгами. Не везде они в ходу…

Знаешь, была я как-то в нашем районном центре. Шла по улице. Остановилась машина. Такая, как говорится… Крутая. Вышел, как говорится, мальчик. Смазливый такой. В костюмчике с иголочки. С лоском. И вдруг — меня останавливает. Сказал что-то вроде: «Поехали со мной». А я молчу, смотрю на него в упор. У него глазки сразу так и забегали. Ни взгляда не поймать, ни… человека. Знаешь, будто пустая оболочка передо мной стоит. А сущности там — совсем нет. Не ощущаю человека. Пустота. Кажется, задень его случайно — и растает. Или — пройди сквозь него, как сквозь облако пыли. Не человек это… Так, структура, как здесь говорят: слышала я такое понятие. Мне тогда и страшно стало, и противно. Ну, и пошла я дальше, как мимо пустого места, не оборачиваясь. А — что их бояться? Пусть эти структуры, нелюди — сами нас боятся…

Скажу ещё так. Вот много ли взрослому человеку, в сущности, надо? Из еды мне, например, летом хватает двух яблок и полбуханки хлеба в день. И так — неделями. Вот чаю я много пью, воды родниковой. И — будто от леса какую энергию получаю. Хожу по лесу: то за грибами, то за ягодами, запасаюсь на зиму. А вот деток малых жаль. Им больше кушать надобно, организм растёт. Потому, мало деток у нас рождается: боятся люди, что на голодную и страшную жизнь их обрекут. В будущем-то просвета никакого не предвидится.

А вообще, знаешь что, лучше всего — приезжай, поселяйся здесь, если будет возможность. Здесь хотя бы — лес, горы. Ягоды, грибы, орехи — всё есть. Сюда супостаты всякие не скоро доберутся, хотя и сюда уже их жирная лапа тянется: то с грязевого источника удумали всю грязь вычерпать, то лагерь для школьников организовать, чтобы большие деньги взять за то, что даром даётся… Живут-то дети в палатках, под открытым небом, за едой в посёлок ходят, а пьют воду родниковую… Были даже умники, что эту самую воду собирались в бутылки разливать да продавать потом… Да что-то у них у всех пока не заладилось. Конечно, они рано или поздно сюда доберутся — это так. Но, думаю, горы — места сильные. И здесь, всё же, не пробыть им долго, и всё в карман не захапать. Скинут горы чужаков со своего горба, взбунтует стихия — смерчи, дожди начнутся, и смоет их всех, окаянных, долой отсюда. Пересохнут реки, вода станет горькой и грязной, пропадут душистые травы… Вот только восстанавливается потом всё это природное богатство долго. Разрушать всегда легче, чем созидать. Впрочем, пока ещё мы, местные, легко выживаем, не город здесь, есть ещё природа, она и спасает. У неё есть душа. Которая и поддержит, и поможет, коли плохо. Я часто в лес хожу, порой просто погулять — силы восстановить.

А что ещё делать остаётся? Только силой духа и продержишься. Уповать можно только на Господа, и сопротивляться до конца. А уж тут, в этом деле, как кому удобнее и лучше: с группой, без группы… Я, честно говоря, не знаю, строят ли здесь что-нибудь на тонком плане, и про все эти переходы в шестую расу ничего не скажу. Иногда кажется, что есть в этом что-то, а иногда — что муть и заблуждение. В любом случае, важнее то, что здесь, в этих местах, с тобой внутри происходит. Но и внутреннему иногда нужен внешний толчок, и некоторые его здесь получают. Многим здесь, на Поляне, открывается что-то. Я, конечно, не каналы в виду имею, которые здесь всем Евграфий открывает. Вроде бы, всем желающим — а они отыскиваются постоянно. Не видала ты ещё Отца всей Эзотерической Поляны — Евграфия? — спросила Светлана.

— Нет, — растерялась Наталья.

— Ещё увидишь. Так вот, иду я как-то, к примеру, через поляну, которую ваши Ромашковой прозвали, и стоит на солнцепёке женщина, в самый полдень. Вся уже совсем красная, ошпарилась. Руки к солнцу вверх тянет и проговаривает что-то. Я ей: «Ты что, получить тепловой удар хочешь? У тебя завтра вся кожа слезет!» А она в ответ, гордо: «Евграфий мне сказал, что я сегодня непременно получу канал». А солнечные лучи, мол, полезны для организма. Это — чистая энергия… «Зарядилась» она этой чистой энергией так, что неделю потом мучилась и из палатки не вылезала. Вся кожа у неё покраснела и волдырями пошла… Да, от таких контактов, конечно, никакой пользы нет…

А в общем, поживи здесь с недельку, и сама поймёшь, что к чему. Больше у природы учись. Слейся с ней. Природа излечивает, а дальше — организм начинает сам восстанавливаться, и способности начинают открываться, если кому дано. Поваляйся на травке, походи по горам… А сейчас — пошли купаться, что сиднем на берегу сидеть! В лесу от дум тяжёлых и проблем городских отдыхать нужно. Давай, смелее! Вода — она очищает и силы придаёт, — и с этими словами, Светлана, которая уже согрелась и обсохла на солнце, бодро зашагала к воде. Скинула прочь, на куст, полотенце — и погрузилась в воду.

— Давай, иди за мной, — крикнула она Наталье.

А та была сильно озадачена горькой мудростью и отповедью простой деревенской женщины. Прослушала весь этот длинный, ничем не прерываемый монолог — и впала в ступор. Но вот, наконец, она пришла в себя, тоже — быстро разделась, и вслед за Светланой вошла в холодную реку. Стремительно поплыла, всем телом резко ощутив ледяную воду. Проплыла туда, обратно; хотела уже выходить, но Светлана вдруг настойчиво сказала:

— Нет, этого мало! Давай — ещё. Вода негатив снимает, прочь его уносит. Ты с головой нырни, обязательно — с головой. И — давай ещё здесь поплавай, вперёд — назад!

И они ещё долго плавали вместе вдоль глубокой лагуны, туда и обратно. Пока Наталья, наконец, не перестала мёрзнуть в холодной воде, внутренне съёживаться, и не почувствовала, как каждая клеточка её тела радуется, освежается, и всё оно теперь становится лёгким, чистым, искрящимся. И вот уже не холодно ей больше, только приятно. И видит она теперь, как солнечные блики играют на воде, сквозь которую просматриваются на дне речные камни, и как близко-близко подлетают к воде птицы и стрекозы. Вот теперь она — живая… Воспринимает, что творится вокруг. Слышит, как листья деревьев шумят, шелестят от ветра. То, что раньше будто и не замечалось, ощущается теперь каждой клеточкой тела: чистая вода, яркое солнце, запах листвы и далёкого костра. И будто бы, действительно, все проблемы вдруг разом ушли, унеслись на время куда-то далеко-далеко, за горизонт… Туда, где остался нелюбимый, неуютный, пыльный и душный город…

Глава 6. Лагерь «тот, но и не тот»

«То ли брахман, коль напьётся, то ли — полный аватар».

(юная неформалка)

Когда-то, в этих местах жили совсем другие народы: например, шапсуги, которые навсегда покинули эти края, когда их земли присоединили к России. Жили здесь и черкесы, и адыги, и кабардинцы, и абхазцы. На месте ближайшего посёлка был Николаевский форт — военное укрепление, захваченное и разрушенное горцами. Возможно, следуя вместе со своим гарнизоном в Абинскую, останавливался где-то в этих местах на ночлег ссыльный Лермонтов. Кажется, раньше всё было суровей, серьёзней; люди были другие, и жизнь — другая. Настоящая.

А теперь, как поётся, мы или сажаем металлические огурцы на цементном поле, или ловим синюю птицу… А, быть может, шляемся по здешним лесам в поисках истины — или строим мандалы из речных камней, вместо того, чтобы купаться и отдыхать… Зачем?

Быть может, Николай, человек с чёрной бородой, в синем спортивном костюме, прилёгший у костра на лавочке под клеёнчатой крышей, смог бы это объяснить. Наверное… Если б захотел.

В это утро он встал довольно поздно: хотя, обычно он поднимался ещё до рассвета и шёл купаться. Но, в эту ночь ему почти не спалось; а потом снилось, как он выкладывает новую мандалу. Из звёзд, каких-то странных растений, красивых цветов и разноцветных камней.

«Бред какой-то, — подумал Николай, потягиваясь. — Но, красивый бред. Только, чувство при этом такое, будто всю ночь на себе камни таскал».

Он пошёл собирать дрова, разжёг костёр. Витёк — обитатель сооружения из клеёнки и палок, отдалённо напоминающего палатку — ловил на реке рыбу. А у Николая — вот уже и каша с грибами почти готова. Он помешал ложкой кашу, чтоб не пригорела. Рядом грелся котелок с водой, в который он закинул добрый пучок мелиссы. Вот и чай — тоже готов.

Он сделал небольшую, как он именовал, «раскрутку». Съел кашу, выпил чаю… Хорошо! И… сказал сам себе:

— Пора, а то… Даже по ночам она уже снится…

Тут же набросал на листке бумаги возможные варианты новой мандалы. Но всё было не то. И тогда, Николай решил подойти к начинанию иначе. Прежде всего, подыскать место. Встал, побродил по округе, пока что-то не остановило: здесь!

Тогда он расчистил то самое место от больших сучьев и палок. Отнёс их к костру: пригодятся на растопку. Потом аккуратно разровнял прошлогоднюю палую листву. Стал в предполагаемом центре, сделал мощную «раскрутку». Энергии шли хорошо. Николай отметил это место: сделал в земле небольшую лунку. Потом пошёл за камнем…

Этот камень лежал у него в рюкзаке. А нашёл он его далеко отсюда, на морском побережье. И по форме, и по размерам он напоминал страусиное яйцо. Друзья, помнится, покрутили пальцем у виска, когда он нашёл на берегу эту здоровущую каменюку — и вдруг засунул её к себе в рюкзак.

А сейчас, Николай достал из рюкзака этот камень, принёс и прикопал наполовину в будущем центре мандалы.

Взглянул и подумал: " Лежит яичко. Как на Пасху… А теперь — время собирать камни»!

Он отправился к реке, к лагуне, вблизи от которой он заметил множество белых камней. Всегда, даже в сумерки, уже в темноте, они были видны, и довольно отчётливо. Теперь Николай пособирал их, большие и малые кусочки белого кварца, омытые водой. Сложил в небольшое пластмассовое ведро. Когда вернулся, выстроил из них главные линии будущей мандалы. Затем спустился к речке, туда, где с утра рыбачил Витёк. Николай уже не боялся, что распугает ему рыбу: теперь Витёк сидел у костра и доедал кашу.

Николай подыскивал и таскал к мандале массивные плоские камни. Ему потребовалось довольно много таких больших камней.

Когда устал, подошёл к костру и прилёг на лавочку. А Витёк спустился к реке, чтобы помыть тарелку и отдраить котелок. И, неожиданно крикнул оттуда:

— Эй! Никола! А к тебе, кажется, сегодня гости пожаловали!

— Что-то их не видать! — отозвался Николай. И подумал: «Ах, да, он ведь людей за версту чует… Подождём — проверим. Интересно, и кого же к нам принесёт?»

Потом он всё же почти уснул: намаялся. Растянулся во весь рост, прикорнул на лавке. Однако, вскоре на дороге показались люди, двое мужчин. Они остановились как раз напротив небольшого палаточного лагеря Николая, и, помявшись немного в сторонке и что-то обсудив, решительно направились к костру.

Николай, который вроде бы спал, но весьма чутко, услышал их приближение и приподнял голову. Потом и вовсе сел, распрямился, потянулся — и уставился на гостей.

— Здравствуйте! — сказал один из них (это был Виктор).- Подсесть к вам можно?

— Привет! — ответил Николай. — Присаживайтесь, места всем хватит.

Василь скинул рюкзак неподалёку от костра, под деревом, а Виктор оставил сумку на плече. Оба присели на лавочку, но чувствовали себя как-то неуютно.

«С чего бы начать беседу? — размышлял Виктор. — Спросить, что ли, куда здесь нынче все группы подевались? Или, что ещё лучше, вы наши, мол, или отдыхающие? Тогда, быть может, спросить ещё, как пройти, к примеру, на Шамбалу? Будет весело, если это совсем не эзотерики, и не в теме вовсе».

— Да вы чаёк-то будете? — удивляясь их скованности, спросил Николай. — Вот кружки. Вот сахарок. Или, вам без сахара? Вот сухарики самодельные. Кашу, к сожалению, уже всю съели. Не ждали гостей.

— Как вода в речке? — спросил Виктор, — Холодная?

— Как всегда. Здесь тёплой не включают, — ответил Николай.

Подошёл Витёк, невыразительный светловолосый парень, слегка конопатый и застенчивый. Непонятно, почему, но все руки его были в блатных татуировках. Быть может, не только руки, но сейчас он был в солдатского цвета штанах и такой же рубашке с подкатанными рукавами. Одежда закрывала возможность осмотра остальной живописи. Поздоровавшись, Витёк стеснительно присел на самый край лавочки и стал развешивать на крючочки над костром мелкую рыбёшку, вынимая её из отмытого котелка.

— Чтобы прокоптилась. Мой сегодняшний улов, — зачем-то пояснил он.

Время шло медленно, заторможено; будто, замедленную съёмку включили, что ли — или же, все здесь наполовину спали.

— А вы не видели здесь… Гм, — решился, наконец, Виктор. — Ну, ещё людей. Много… С палатками.

— А-а! Этих-то? Эзотериков? Как же, видал, — неспешно отозвался Витёк. — Когда в посёлок ходил — наткнулся. Самые первые давно уже появились. Но это — не здесь. Здесь теперь не собираются. Здесь их Никола распугал, что ли… В радиусе пяти километров — точно никого больше нет. Только я вот остался. Ещё, ребята из Кропоткина: сейчас они ушли куда-то.

— Раньше группы эзотериков примерно в этих местах стояли. Только, налево надо было свернуть, на ближайшей развилке дороги. Там — их прежнее место. Палатки ставили там, а Магниты ходили крутить — на Грушовую: на поляну неподалёку, там дикая груша растёт. Но, в этом году, говорят, решили стоять на Ромашковой. Так тоже поляну одну прозвали, очень большую. Вблизи посёлка. Да, Витёк?

— Да. Я вчера их группу видел, когда за хлебом ходил. Стояли неподалёку от пасечников, но собирались сегодня на Ромашковую перебазироваться: а там у них даже костёр не разжигался. А на Ромашковой ещё и другие приезжие стоят.

— Это ты, действительно, отсюда их всех распугал? — спросил Виктор у Николая.- Как удалось? Поделись секретом.

— Очень просто. Мы ведь — чо-о-рные! — нараспев, произнёс Николай, протяжно растягивая «о». — Видишь, тут даже перец сушёный висит. Грибки. Травы сушатся.

— Ладно… Пойду я сперва окунусь, — сказал Василь и направился к спуску вниз, к речке.

— Хорошее дело! Только — здесь не сильно впечатляет. Мелко, где-то по пояс. А вот чуть выше по течению — замечательная лагунка есть. Глубокая. Пойдём, проведу, — предложил, поднимаясь, Николай. — Тебе говорили, что ты на молодого Гребенщикова похож?

— Ага. Но, обычно так говорят, когда я на гитаре играю.

Пока Василь с Николаем купались в лагуне, Виктор и Витёк успели сварить суп и кашу, натаскать дров.

— Надо бы и мне вашу лагуну разведать, — смекнул Виктор. — А после — и на дольмен ближайший сходить.

— А вообще, ты — как? С нами останешься — или на ту поляну двинешь, где все? — спросил Витёк.

— Пока не знаю ещё… Быть может, остановлюсь где-нибудь посередине.

— Чтоб ни вашим, ни нашим?

— Нет, чтобы одинаково близко идти было.

— А ты сам — чем занимаешься? Агни-Йогой там, или Магнитами? — спросил Витёк.

— Да меня, знаешь ли, как-то отовсюду повышибало, — ответил Виктор. — Ну, были в нашем городе агни-йоги… Походил я к ним, послушал. Посидел несколько раз на их сходках. Смотрю — информация одна и та же прокручивается, всё по второму кругу пошло. В общем, плюнул я на это дело. Ещё у нас есть один местный светила, Аркадием зовут. Он ведёт свою группу. Мол, без пяти минут святой — как про него говорят: мяса, там, не ест, водки-пива не пьёт. А вообще — ничего мужик. Умный. Только… Я у него однажды спрашиваю, так, невзначай: что, мол, будет, если взять пружину, да всё сжимать её, сжимать… Ведь она, рано или поздно — ка-ак разожмётся! Так, мол, и с разного рода запретами, если сознание не готово. И — вообще, мол, хорошо тому, кто уже нагулялся вволю и дров уже поналомал. Тогда — видать, пора и о душе подумать. А как быть молодым и здоровым? Им — тоже закручивать все гайки? А что, если пружина потом возьмёт — и ка-ак разожмётся, и в результате получим полный загул! В общем, поговорили… Закончилось тем, что обиделся он на меня, и сильно.

— А у меня бывал, значит, здесь случай, — решил ответно поделиться Витёк, внешне никак не прореагировав на рассказ Виктора. — Приезжал сюда в прошлом году один типуля… Он с мамой на Поляну ездит, она его в Магниты и втянула. А он, значит, без водки — совсем пропадает. Выпить ему хочется — хоть умри. Ему-то, однако, вообще-то пить совсем нельзя, потом поясню, почему. А я тогда не знал, какой он, когда выпьет. Он не рассказывал. Уломал он меня, в общем. Долго упрашивал, рубашку на груди рвал: придумай, мол, как достать, у тебя контакт есть с местными. А эзотерики, мол, не застукают, он явится в лагерь уже трезвый, как стёклышко. Ну и, пошли мы с ним в посёлок. А я как раз, незадолго до того, шёл лесом, глядь — грибов прорва. На грибное место наткнулся, да и заприметил его. Пошли мы с ним туда, грибов насобирали — жуть как много. Я раньше хотел их одной местной бабе на продукты сменять, но тут человек просит, трубы у него горят… Из местных, кстати говоря, редко кто в лес ходит. Потому, значит, я им грибы, ягоды притаскиваю иногда. Мне дают лук, картошку. А в тот раз, в общем, сменяли мы грибы наши на самогон. Ну, и напился же он тогда! Кадр ещё тот. А имя его и вспоминать не хочу… Вот была жуть! — Витёк вздохнул. — А я трезвый был, и его потом с пыльной дороги сошкрябал, значит, и до лагеря — здесь, неподалёку он был тогда, их лагерь — пёр на себе. А он всю дорогу соскальзывал, падал и матом ругался. Пёр я его, пёр… Сил, значит, совсем не осталось, но не бросать же парня посреди дороги. Да и жалко его стало…

В общем, стянул я с него весь негатив. На себя: иначе не умею. И чувствую: дерьма во мне теперь сидит — горы. Потом три дня оклематься не мог, всё в себя приходил. Ещё и грустно было до смерти: такая тоска взяла, что хоть ложись да помирай. А ещё и выворачивало наизнанку… А, что тут долго рассказывать — дерьмо оно дерьмо и есть. В общем, полегчало ему резко. Начал песни орать, стихи свои читать — он ещё и поэт, оказывается! В обнимку припёрлись в лагерь: он меня не отпускал никак. Повис у меня на плечах, рукой за нос вцепился… Душу мне всё изливал, плакался. Стал под конец блаженный-блаженный, хоть икону пиши… Каяться начал: бес, мол, попутал — орал. Меня тогда из их лагеря изгнали с позором. Мол, сбил человека с пути, пьяница! А я, так сказать, и не понял: пил-то кто? Он, получилось, без пяти минут святой, а я — совратитель, значит. Запрет наложили, чтобы я в их лагерь носу не казал. Можно подумать — я его с толку сбил, а его — хоть сбивай, хоть не сбивай — всё одно, — закончил Витек и шумно вздохнул.

Собеседник умолк, а Виктор, немного погодя и думая собственную думу, продолжил гнуть своё, по-прежнему глядя только в костёр:

— Там, у себя в городе, я ещё к другому местному светиле ходил… Он всех на канал сажать любит. Уши, мол, заткните, глаза закройте, и так ходите подольше. А желательно — сутками. Ну, у людей и начинается… Иногда психушка забирает. Особенно, если народ, так сказать, предрасположенный попался. Одна женщина, например, сильно уверовала в свою святость, и было с чего: с Иисусом Христом общалась каждый вечер перед сном. Ну, и общалась бы себе потихонечку: так нет, её же понесло проповедовать!

Но, в общем и целом, этот второй светила — ничего себе мужик, оригинальный. И что-то действительно видит, во что-то врубается, что-то с ним происходит. Но только, я и у него молчать не стал. Подхожу как-то и спрашиваю: «Да, вот ты им всем говоришь, что они проводят великую космическую работу на нехилом уровне — и прочее. И они все верят. Это хорошо, убедительно, продвигает, так сказать, и к духовным подвигам зовёт… Но сам-то ты, как думаешь: если сейчас попросишь Бога во-он тот холм с землёй сровнять, что будет? Скажи мне по секрету… И что, ты думаешь, этот олух царя небесного отвечает? «Конечно, — говорит, — если я попрошу, Бог это сделает, ведь у меня — с ним прямая личная связь!» С тех пор, он тоже стал смотреть на меня косо. Не знаю, в общем, что с людьми делается… Такое впечатление, что они даже самих себя убедили в собственной святости. Только вот — зачем? Ладно, других… Чтобы, так сказать, устремлялись. А там — авось, что и выйдет путное. Но себя-то — зачем? В остальном, мужик вроде адекватный, а вот этот пунктик…

А вообще, есть, к примеру, в нашем городе, всякие. Одни — мантры поют, другие — целебные энергии вырабатывают. Только, энергии-то энергиями, а если у самих живот заболит или зуб — к врачу бегут. И какая с них тогда польза, с этих энергий? В общем, оторвался я в последнее время от групп всяких. Сам по себе как могу, так и работаю. Читаю литературу разную… Иногда бывает очень трудно её между собою увязать. Но я пытаюсь. Составить, так сказать, из кусочков полную картину.

Последнее, что прочёл — про майянский календарь. Интересная штука получается. Вроде, наша Солнечная система совершает полный оборот вокруг центра галактики за 25000 лет. Так?

— Ну, быть может.

— Так, не сомневайся! Ну вот, и есть в этом круге свои точки, подобные, так сказать, точкам солнцестояния и равноденствия для Земли в её путешествии вокруг Солнца: такие же точки есть для солнечной системы в целом, при её путешествии вокруг центра галактики. Улавливаешь?

— Пока — да.

— Учитывая прочитанное ранее у Алисы Бейли, я заключил, что именно в этих точках происходит смена одного галактического луча на другой. Таких точек — четыре. Соответственно, раз в 6250 лет меняется галактический луч. Если пересчитать по календарю Майя и перевести их годы на наши, то получается, что одну из таких точек Земля проходит в 2012 году…

— Круто!

— То есть, потом всё, что наработано до этого года человечеством за последний цикл, постепенно будет становиться ненужным. И технологическая цивилизация постепенно себя изживёт. Совсем другие лучи на Землю уже начинают идти, совсем другие мысли в голову лезть. И потому, сейчас мы все так лотошимся. Чувствуем грядущие перемены.

— Да… Происходит что-то. Даже у меня — и то крыша едет, — задумался Витёк.

Начал накрапывать дождь. Пришли, наконец, Николай с Василём, довольные и с мокрыми волосами.

— А мы там пассы покрутили и раскруточки всякие поделали, — сказал Николай. — А уж после — в воду!

— А я уж тут думал, что вы там жабры отрастили и к морю по реке поплыли, — пошутил Виктор.

Как только Николай и Василь подсели под «крышу» к костру — полило как из ведра.

— Э-эх! А теперь пойду и я купаться! — сказал Виктор, снимая рубашку и штаны — и прошлёпал вниз, к ближайшему спуску к реке.

Глава 7. Тайное причастие

«Через мучеников мы узнаем, кто мучитель».

(Русские старцы).

Учителя, вроде бы, никогда не ругаются между собой. Они добрые и любят учеников. И не относятся к ним, как к стаду баранов. Но это — идеал. Жизнь — совсем другое дело. Здесь учителя могут делить между собой паству; впрочем, в лицо мило улыбаясь друг другу. Хорошо ещё, если они любят не людей, но идею… Но иногда, оказывается, они не любят ни людей, ни идею, а любят просто пожрать…

Вечерний Магнит, назначенный на шесть часов, отменили. Так распорядился Евграфий, когда к нему наведались Матушка Мария и Надежда, желающие просветиться, как им стать ещё духовнее.

Евграфий являлся одним из признанных Учителей всей эзотерической Поляны, приезжал сюда каждый год и был знаком со всеми руководителями групп. А сейчас, поскольку он был осведомлён, что уже прибыло довольно много народу, Евграфий решил, что пора вместе с палаткой и вещами спуститься на Поляну с так называемой Шамбалы: так здесь прозвали место с весьма живописными развалинами нескольких дольменов. На то, чтобы собрать вещи, палатку и перебазироваться, требовалось время, и потому, он мог присоединиться к Магниту только несколько попозже.

Должно быть, именно Евграфий назвал место своей стоянки Шамбалой, и название с его лёгкой руки закрепилось у эзотериков. Впрочем, найти туда дорогу, без проводника, было достаточно трудно: запетляешь среди тропок. И вынесет тебя или на вершину, с посадкой ёлочек и заброшенным сюда не понятно, какими судьбами, ржавым трактором, или на чуть меньший пригорок, по краю которого лежит тропа на речку Скобидо. Или, вовсе пойдёшь лесом к живописной Скале и грязевому, бурлящему источнику.

В этом году Евграфий сидел на Шамбале уже давно: то ли с последних майских дней, то ли с начала лета. Он хорошо освоился в горах, и, как громко утверждал, «продолжал исследовать местность».

Вниз Учитель Поляны ещё не спустился, и об отмене Магнита знали не все. Потому, некоторые всё-таки собрались там, где было запланировано заранее: в центре Ромашковой, у большого камня. Среди них — и Наталья с Сергеем. Они ждали, но Магнит не начинался. В ожидании, сидели вокруг камня: по одному, по двое и небольшими группами. Кто медитировал, кто просто наблюдал за окружающими.

Наконец, к ним подошла тётя Роза в своём неизменном «персидском» халате. Она жевала какое-то умопомрачительное печенье, от которого исходил сладкий и приятный запах. Тётя Роза сообщила, что общий Магнит перенесли на более позднее время. А ежели кто здесь сейчас соберётся, рекомендовали или заняться индивидуальной работой, или же, по желанию, провести небольшой тренировочный Магнит.

— Может, раз уж собрались, так начнём? Тренировочный? — сбивчиво предложил Анатолий, суровый лидер группы с Кавказа. — Тем более что в конце Магнита я хотел бы показать всем одну вещь… Я о ней здесь уже сообщал, и может, кто из вас уже слышал. Я говорил, что этот предмет подвезут попозже… Похоже, что он не хочет быть явлен всем, но мне идёт информация, что время выбрано правильно, и на большом Магните его показывать не нужно. Пусть он приоткроется сейчас! Но, это — после нашего Магнита. А пока — начнём, пожалуй.

— Хорошо, а кто будет проводить Магнит? — спросила у окружающих тётя Роза.

Поднялась Валентина — маленькая бабулька с фигурой и глазами семнадцатилетней девушки. Молча подошла к камню. Она улыбалась и находилась в приподнятом настроении. Душа её пела. Валентина быстро разложила на камне иконы и портреты Учителей, поставила громадную свечу и зажгла её.

— Начнём? — спросила она. — Я ещё никогда сама не проводила Магнит. Но я попробую.

Все поднялись с мест и образовали вокруг камня и Валентины небольшой круг. В это время подошли ещё трое человек, среди которых был Андрей. Волосы у него были мокрые, но всё равно по-прежнему волнистые. Казалось, что он соткан из капелек воды и тонкой, лучистой энергии, дышал каждой клеткой своего сильного, светящегося радостью и светом, тела. Что-то очень необычное ощущалось сейчас всеми в этом человеке.

— Начнём! — поддержал он Валентину, улыбнулся ей и стал в круг. И Магнит начался.

— Мир всем мирам! Мир всем народам! Свободы, счастья, радости, всем-всем! Господь твой, живи! Всё лучшее в тебе, живи! Им, Господом твоим, живи! — начала Валентина читать веления своим детским, звенящим голосом. Сергей закрыл глаза и раскинул руки, душой и телом устремляясь к солнцу. Казалось, чувствовалось биение всех сердец, объединившихся здесь. И это единое сердце пело свою щемящую, радостную песню.

— …Я есть свет Вознесения, свободно текущая победа! Всё добро, победившее, наконец, на всю вечность! Я есть свет, вся тяжесть ушла! Я поднимаюсь в воздух. Всем я изливаю с полной Божьей силой свою чудесную песню хвалы. Приветствие всем!

Когда Магнит завершился, обсуждать свои впечатления, видения и чувства, как рекомендовали после тренировочных Магнитов, не хотелось. Как обсудить полёт к свету?

Но, никто не расходился. Все продолжали стоять вокруг камня, подставляя руки солнцу.

И тут заговорил Анатолий.

— Я прошу немного внимания. Вот — то, что я хочу вам сейчас показать, — и он извлёк из нагрудного кармана плотного жилета небольшую чашу и поднял вверх. Лучи солнца заиграли на ней. Она была золотая. Анатолий, держа на ладони чашу, тихо сообщил:

— Долго она шла ко мне… Я нашёл вначале лишь осколок… Видите, у неё отбит край, совсем как у стеклянной? — и он покрутил чашу, показывая всем её края. Это была не чашка и не пиала: по форме этот предмет больше всего напоминал средних размеров рюмку, красивой формы, с ножкой, с прочерченной тонкой линией неподалёку от края.

— Когда я служил в Афганистане, я нашёл сначала именно отбитый край. Потом, к сожалению, он был навсегда мною утерян: его украли. Впоследствии, я специально ездил на место этой находки. Я искал чашу, и она… будто звала меня. Одному Богу известно, чего мне это стоило: вновь попасть в те места… Но я нашёл её! Мне самому это кажется невероятным. Здесь, на Поляне, примерно год тому назад, мне уже давали информацию… Но тогда я не предъявлял саму чашу, только более подробно описал место и обстоятельства находки, словесно описал чашу. Мне нужно сейчас подтверждение тому, что я думаю о ней сам. Я не согласен с той информацией, что тогда мне дали, слишком разнились их догадки и между собой, и с моими предположениями… В общем, может ли мне сейчас кто-нибудь рассказать о ней?

К удивлению и ужасу Натальи, в центр круга вышел Сергей, с полуприкрытыми глазами, с отрешённым взглядом. Он взял у Анатолия чашу в свои руки, бережно поставил её на свою вытянутую ладонь, а другой ладонью принакрыл её сверху. Потом провёл этой рукой над чашей несколько раз и начал:

— Чаша эта — с того самого стола, за которым сидел Христос на Тайной Вечере: вся посуда, что находилась там, впоследствии стала золотой и разбрелась по свету. Эта чаша открылась нам сейчас. Она дана, чтобы быть заложенной в центре храма той религии, которая объединит разные духовные силы при построении нового, живого организма Сил Света. Чаша также будет служить тайной поддержкой для объединения людей в трудные годы. А построение храма случится тогда, когда основные силы, несмотря на их разность, всё же войдут в согласие между собой и начнут серьёзную и важную духовную работу. А до тех пор, будут назначены судьбой хранители чаши… А пока её час ещё не пробил, и тайна эта должна быть открыта не многим…

Пока он это говорил, сзади него стал Андрей, держа над ним свои руки. Будто прикрыл, отгородил его от чего-то или кого-то. Когда Сергей закончил говорить, Андрей обратился к присутствующим:

— Спокойно! Это — чистый контакт! И, пока канал не ушёл, можно задавать ещё вопросы.

Сергею стали задавать вопросы. Он отвечал, не задумываясь, а когда он молчал, Андрей говорил резко:

— Информация закрыта!

Потом Сергей сообщил, что теперь чаша должна пройти по кругу собравшихся три раза, и сам первый стал на своё место, замкнув круг, и передал чашу следующему, по часовой стрелке.

— Это — подтверждение, — тихо произнёс Анатолий.

Чаша проходила по кругу, и будто совершалось невидимое причастие. Когда оно окончилось, Сергей протянул чашу Анатолию. Тот принял её молча, с сосредоточенным лицом. И все тихо, в полном молчании, стали расходиться.

Уже на краю Поляны, Сергей догнал уходящего Андрея. Он, торопясь, всё приближался к нему, и Андрей почувствовал это, обернулся и остановился.

Неожиданно, Сергей, когда приблизился, преклонил одно колено и опустил голову.

— Учитель! — начал он затем порывисто, протянув вперёд к Андрею правую руку, а левую положив себе на грудь.

— Нет. Мучитель, — ответил тот. У него в глазах стояли слёзы. — Идёшь ты где-то, проклятый судьбой, М-учитель, не найти твоей руки…

— Я хочу следовать за вами! — воскликнул Сергей патетически.

— И на камнях дорог, заброшенных тобой, склоняют головы твои м-ученики… Учения — нет. Есть мучение. И — мученичество. Учение — это всегда мука…

— Я — ваш ученик, — на этот раз, совсем тихо сказал Сергей.

— Ты — мой м-ученИк? Ну, здравствуй! Через учеников всегда узнают, кто был их учитель… И ты, кажется, умудрился привнести новую, свежую струю на эту Поляну! Рад тебя видеть. Если б ты знал, как давно я тебя жду…

Сергей от удивления даже вскочил на ноги. Андрей приблизился к нему, и они порывисто обнялись.

Стихийная толпа вокруг застыла полукругом; люди молча наблюдали эту странную сцену.

Тем временем, в палаточном лагере, неподалёку от которого стояли сейчас Андрей с Сергеем, наконец, состоялось долгожданное сошествие с Шамбалы Евграфия. К признанному патриарху и Учителю всея эзотерической Поляны сразу же повалил народ с наболевшими вопросами. В основном, то были желающие узнать, кто кем был в прошлой жизни. Но Евграфий не спешил встречаться с народом, а продолжал медленно расчехлять палатку. Наконец, он надсадно гыкнул и проницательно посмотрел на первых из подошедших. И небрежно проронил: " Вы были братьями… Двоюродными». Затем, он глянул на следующего, которым оказался Мишка Возлюбленный. «В Великую Отечественную ты здесь воевал. За Родину», — кратко бросил ему Евграфий.

Матушка Мария, живенько бегающая вокруг, от одного к другому, с восхищением замечала:

— Вишь, как человеку дано! А скромный какой! Только, если их, таких людей, спрашивают, только тогда им можно говорить. И то — не всегда.

Поставив палатку, Евграфий, медленно попивая услужливо предложенный кем-то горячий травный чаёк с медком и печеньем, довольно похлопывал себя по бокам. Он небрежно интересовался, кто приехал на Поляну в этот раз, как идёт работа. Был он, в общем-то, человеком весёлым и добродушным. С хитрыми, бегающими глазками и неприметным, не запоминающимся лицом.

— Завтра, как рассветёт, пойдём на Лысую. Кто хочет, пусть там остаётся со мной ещё и на ночь, для личной работы. Чтобы контакт установить. Будут идти сильные энергии, — с весёлым видом, но строгим голосом, неспешно проговаривал Евграфий.

Тем временем, он нарезал подаренный кем-то фруктовый торт. И, символическим жестом предложив присоединиться к дегустации всем желающим, со смаком к нему приступил. Прибавил при этом, что вскоре такой роскоши здесь больше не будет, а будут, в основном, супы да каши. Затем Евграфий подробно и обстоятельно описал план похода на Лысую гору.

— Кто не уверен, что выдержит такое испытание, пусть остаётся здесь, вместе с дежурными, — весело улыбаясь и кося глазами, прибавил он. При этом, Евграфий старательно и въедливо изучал каждого. — Эльмира, Анатолий и другие контактёры, только самые сильные, — конечно же, должны отправиться со мной: уже этой ночью, мы примем послание на дольмене. Заранее попытаемся установить связь с Орионом. Возможно, что выйдут на связь также Орёл и Кассиопея.

На этом, вступительное слово Евграфия было закончено, и он задумчиво уставился в пламя костра.

Никого из постящихся эзотериков, даже Михаила из Саратова, почему-то абсолютно не гневил торт в руках Евграфия. Нет, все были просто в восторге от великого и признанного Учителя. К Евграфию здесь относились с большим почтением.

Наталья и Сергей ненадолго заскочили к костру и застали весь этот цирк. Молча и удивлённо переглянулись. Да, этот Учитель показался им странным экземпляром, важным и напыщенным, как индюк. Больше всего он напоминал им лектора на партсобрании, и совсем не был похож на человека, занятого духовным поиском. На «своего»…

Всех остальных такое положение дел вовсе не смущало.

Немного погодя, состоялся и долгожданный вечерний Магнит. Он сильно отличался от предыдущего, первого общего Магнита.

На этот раз, его проводил Евграфий, и сам он стал в центр единственного круга, который образовали все остальные. Вдобавок, все соединили между собою руки, как во время детской игры в Каравай. Чего, конечно же, не было раньше. Сам Учитель, будучи «на канале», теперь проговаривал идущий ему свыше, «по каналу», текст. Что-то о соединении точки света со Вселенским Логосом, про очарованные кварки, про связь с Кассиопеей, Орионом, всеми Учителями и духовными силами. А также, о расширенном потоке сознания и закладке здесь и сейчас информационных свитков, дающихся на тонком плане каждому индивидуально. Свитков, которые проявятся и раскроются в дальнейшем.

Некоторые, и среди них — Настя, Володя, Михаил из Саратова — неожиданно почувствовали себя плохо и с трудом удерживались на ногах, но не желали выходить из Магнита. Они ощутили лёгкую и ласковую вначале, но весьма существенную после ударную волну в живот. Какая-то женщина совсем упала на траву и не вставала. Окружающие люди вновь сомкнули руки, уже без неё, и Магнит продолжался.

— Кто почувствует себя плохо — ложитесь… Идут очень сильные энергии, — последовал резкий приказ Евграфия.

То один, то другой из участников начали подавать голос:

— Я вижу крест, крест в круге! Он светится! И Порфирия Корнеевича, который улыбается нам!

— Солнышко! Солнышко садится за деревья! Давайте попросим у него прощения за то, что плохо к нему относимся! С завтрашнего дня, следует всем смотреть на солнышко широко открытыми глазами, не щурясь. Это — очень полезно.

— Я вижу зелёный треугольник, а в нем — глаз. И лучики, лучики кругом!

— А теперь, — завершая Магнит, провозгласил Евграфий, — поблагодарим Учителей, впитаем последние энергии, посылаемые ими. Будем считать, что сегодня состоялось наше первое причастие… Мы соприкоснулись с Силами Света. И теперь, обратим последний раз свой внутренний взор к Точке Света… И тихонько, не спеша, не нарушая внутренней гармонии, перейдём каждый к внутреннему самоанализу и ментальной работе. Не забываем при этом, что ментал — выше астрала. Надо нам всем прежде всего сосредотачиваться не на чувствах и образах, а на работе ментальной. Думайте о ментальных построениях, прорабатывайте их. А вскоре, я вас созову на следующий Магнит…

— Он будет сегодня? — спросил кто-то из толпы.

— Часика через полтора, быть может. В общем, как только придёт мне информация по каналу. Но, будьте готовы и не разбредайтесь!

Круг уже был нарушен; кто лежал на траве, кто сидел в медитации. Затем, с позволения Евграфия, все стали потихоньку расходиться.

Наталья и Сергей вновь, на краю Поляны, догнали Андрея. Перебросились парой фраз: судя по всему, Магнит Андрею тоже не понравился. Он, шутя, даже назвал Евграфия «лазутчиком из спецслужб». Действительно, напряжённый был какой-то Магнит. Совсем не светлый, хотя о Свете так много говорилось… Тяжёлый. Не было душевности, единения, лёгкости, вдохновения. Но, быть может, так и должно быть, когда идут сильные энергии — кто же их знает?

После краткого разговора, Наталья и Сергей расстались с Андреем на небольшой полянке. Андрей их увёл туда — и вскоре обещал вернуться.

— Ждите здесь! Мне надо отлучиться ненадолго… Найти одного парня. И мы придём сюда, — пообещал он, — Обязательно.

Глава 8. Мы просто играем…

«…и звезда с звездою говорит».

(Михаил Лермонтов).

Это была та самая полянка, на которой проводилось первое общее собрание. С ромашками, колокольчиками, мятой и другими сильно пахнущими травами.

— Не ожидала, что тебя вынесет на канал, — тихо сказала Наталья, изучающее посмотрев на Сергея. — Ты что — экстрасенс?

— Я сам не ожидал, — ответил тот, — Никогда со мной такого не было.

Разговор дальше не клеился.

Внизу, в овражке, куда с другого его склона спускалась обложенная камнями, выдолбленная в почве лесенка, тёк ручеёк, который впоследствии назовут родником с живой и мёртвой водой, высмотрев в нём два разных потока. Но тогда, на месте выхода из-под земли родника ещё имелось сооружение, вроде колодца, с установленной трубой, из которой лилась вода. Колодец оборудовали кубанские казаки, о чем имелась чугунная памятная плита с надписью. Вода в роднике была студёная и чистая; здесь все приезжие набирали её в пластиковые бутылки.

В ожидании Андрея, Наталья и Сергей пропустили следующий Магнит, и всё так же сидели и сидели здесь, на краю полянки, пристроившись на поваленном бурей дереве. На противоположной стороне овражка, за редким перелеском, начиналась большая Ромашковая поляна.

Андрея всё не было.

Постепенно и вовсе стемнело. В тени деревьев Сергея и Наталью теперь не было видно: те люди, которые уже торопились с Магнита к самым дальним палаткам, минуя эту полянку наискосок, их не замечали. А на тёмно-синем небе уже появились первые звёздочки, яркие-яркие.

Неожиданно, по центру полянки важно продефилировал Евграфий с какой-то дамой, которая бежала за ним, догнала и желала продолжить беседу. Они последними возвращались с Магнита.

— Надо быть серьёзнее, — важно растолковывал ей Евграфий. — Вот Христос… Разве он когда-либо смеялся?

Эта пара прошла дальше, и Наталья не слышала, что отвечала женщина, и ответила ли… И — вновь тишина. Только слышно, как журчит неподалёку ручеёк, который, к тому же, после овражка делал поворот — и спускался в низину, по живописно навороченным огромным глыбам камней. Наталья стала подумывать, не предложить ли Сергею отправиться к костру, в лагерь, и не поискать ли Андрея там. Но что-то удерживало её. Казалось, что всё же он не забыл о них и вскоре придёт именно сюда.

Наталье было немного грустно: и от образа никогда не смеявшегося Христа, и от пропущенного Магнита, и от долгого ожидания. Конечно, прежде всего, от долгого ожидания… Только что произошло чудо, знакомство с чем-то невероятным. И так хотелось видеть Андрея. Или же — бежать за ним, искать его — хоть на краю света… Он был совершенно необычным человеком; таких не бывает. И Магнит с Чашей мог состояться только при нём. И открыться канал у Сергея — тоже. И… явно, осталось ожидание ещё чего-то. И надо было просто ждать.

Но вот, внезапно, совсем с другой стороны — не от лагеря, а от грунтовки, сюда спустился Андрей. Спустился — это потому, что грунтовка находилась выше полянки. Андрей был не один, а с высоким парнем с длинными, до плеч, волосами.

— Знакомьтесь, это — Арей, — представил Андрей своего спутника.

«Всё-таки, мы их дождались», — обрадовалась Наталья.

— Андрей, а Христос — смеялся? — спросила она.

— Конечно! И прекрасно играл на лире, — то ли в шутку, то ли всерьёз, ответил Андрей. И протянул Наталье пряник.

— Вот, подкрепись! Небось, пропустила ужин? Нельзя же только духом святым питаться, всю энергию к тому же в Магнит отдавая. Надо и себе что-нибудь оставить, — пошутил он. — А это — тебе! — и он протянул Сергею небольшую записную книжку, слегка мятую. — Записывай, что пожелаешь. Вот, ещё есть и карандашик… А теперь, я предлагаю всем немного поработать, если хотите. Ну, что? Желающие — в круг!

Так как они находились не слишком далеко от Поляны, неожиданно услышали призыв и отозвались и другие люди, что находились поблизости. И к ним примкнуло ещё несколько человек. Все стали в круг, и теперь проделывали те дыхательные и энергетические упражнения упражнения, какие показывал Андрей.

Затем он вдруг спросил:

— Нет никаких изменений, ничего не появилось в центре круга?

— Шарик какой-то вижу, с какими-то хвостиками… Он — зеленоватый, а внутри — белый, вязкий…, — сказал Арей.

— Это — «лазутчик», пришелец из другой звёздной системы. Мы его заинтересовали, — вкрадчиво сообщил Андрей.

— Нужно его исследовать? — спросил кто-то.

— Да. Что вокруг него?

Кто-то из присутствующих заявил, что лазутчик — внутри какого-то прибора или даже корабля. Все сгрудились в центре: стали прощупывать пустоту перед собою. После исследования и создания вокруг «лазутчика» сферы, его отослали обратно. Андрей сказал:

— Познал — познался!

А потом, предложил всем сосредоточить своё внимание на звёздах и получать от них информацию. Все тут же направили руки к небу; многие сразу почувствовали энергию в кончиках пальцев. Почти всеми она ощущалась как лёгкое покалывание.

Звёзды, действительно, будто манили, притягивали к себе, пытались говорить.

— Я чувствую, как что-то прорывается особенное от той звезды, — сказал громко Сергей, указывая рукой в небо. — Информация идёт от одной из её планет.

— Её код! Только — быстро! — скомандовал Андрей.

Сергей назвал пятизначное число.

— Расшифровывай информацию! — потребовал Андрей.

— Не знаю, смогу ли. Тяжело. О боже! Человеческие жертвоприношения!

— Помощь нужна?

— Да. Нужен Мессия.

— Кого посылаем? Есть желающие?

— Давайте, я! — робко вышла вперёд Наталья.

— Итак, желающая есть, — констатировал Андрей.

Наталья вышла на центр круга.

— Я буду держать защиту, а вы — направляйте на неё энергию, — попросил Андрей.

Он стал спиной к Наталье и откинул голову — так, чтобы прикрыть ею затылок Натальи.

— Я попридержу немного твою крышу, чтобы она не улетела при путешествии, — пошутил он при этом.

Наталья сосредоточилась, вспоминая свои давешние опыты по выходу из тела: да, пыталась она делать и такое, прочтя книгу Сатпрема про Шри Ауробиндо и путешествие сознания. Тогда, будучи одна, она в конце концов почувствовала страх и прекратила эксперимент. Но здесь, сейчас — всё было под контролем. Можно попробовать! Вот, Наталья чувствует, будто размазывается по огромному пространству, пребывая какой-то частью сознания по-прежнему здесь — но уже не полностью. Вполне возможно, что где-то далеко что-то действительно происходит с её частичкой в этот момент. Но, поскольку восприятие окружающего осталось всё же здесь, на полянке, то она не может полностью оторваться отсюда и понять, что же происходит с нею там, где-то… Она слышит почти всё, что происходит здесь, вокруг, вот только не может ни на что реагировать. Всё происходит будто и не рядом, а где-то очень далеко…

А потом, она почувствовала, будто её сознание уже пытаются вернуть обратно… Зачем?

Вот, положили её тело аккуратно на землю. Почему-то переживают, передают ей энергию. Но она по-прежнему не может хоть немного пошевелить кончиками пальцев, что-нибудь сказать или даже прошептать. Ей хотелось сказать, что всё в порядке, и надо только подождать, когда она сама, рано или поздно, восстановится. Андрей с Сергеем, с двух сторон, начали производить какие-то энергетические манипуляции, и она почувствовала, что медленно начинает собираться, вливаться в собственное тело. Что она почти здесь. Она возвращается. Почти уже здесь. Вернулась…

— Это же так нельзя! Мы же тут все просто играем, а ты — серьёзно! — наклонившись над Натальей, прошептал Андрей. То ли в шутку, то ли всерьёз.

Как мог, пожалуй, только он.

И вдруг на Наталью от этих слов резко нахлынуло ощущение нереальности всего происходящего и непонимание того, что же в действительности происходит. Полное незнание мира — и одновременное полное восприятие его, вплоть до чувствования всего вокруг — и даже полной сопричастности к вращению этой планеты… Осязание исходящего от земли накопленного за день тепла, запах душистых трав, от которого кружится голова. Одновременно, полное осознание запоминания, запечатления этого момента навсегда. Ощущение вечности этой секунды, уносящейся прочь. Слияния с этой секундой. Бытиё в ней. Кроме того, пространство вокруг показалось ирреальным — не было ни ветерка, ни хруста веток под ногами, ни голосов… Казалось, что все люди, которые были вокруг, вместе с нею — сейчас всё же находились в ином пространстве, ином измерении.

Андрей, проделав ещё несколько пассов над Натальей, помассировал ей затылочную часть головы и скомандовал:

— А теперь — поднимайся!

Наталья встала. Но, ещё довольно долго пребывала в состоянии не слишком обычном. Будто, её вынесло куда-то, и она так и не вернулась в пределы своего тела.

Общая работа, тем временем, продолжалась. Вскоре, наверное больше из любопытства, Наталья вновь влилась в неё. Хотя, до сих пор не осознавала, где она и что с ней происходит; в безвременье, как дух бесплотный… И вклинилась в очередную работу она отнюдь не с самого начала.

— Идёт информация от планеты…, — и Сергей назвал пятизначное число, уже без требования Андрея: новый информационный код. — Звезда посылает нам ментальную информацию.

— Запрашиваем, закрытая эта информация или не закрытая, для кого из нас и кому будет передана. Спрашиваем разрешение на дешифровку у Вселенского Совета, — распорядился Андрей.

— Информация не закрыта, будет передана Наташе, разрешение дано.

Наталья вздрогнула: снова — она?

— Раз информация должна быть обработана Натальей, то это означает, что в будущем ей пригодятся навыки дешифровки. Пусть Наталья получает информацию, а мы — направляем на неё энергию, — сказал Андрей.

— Давай, не стесняйся; говори, что тебе идёт по каналу! — скомандовал он через некоторое время.

— Я расскажу о тех слоях, из которых состоит наше информационное поле, — начала Наталья, сама полностью не осознавая того, о чём говорит, так как её «понесло». — Эти слои имеют разную плотность и разную насыщенность. Чем тяжелее слой, тем меньше в нём энергии. Самый тяжёлый слой условно пронумеруем номером один. Этот слой, условно говоря — слой повседневного мира, фиксации на окружающем, скажем, слой «бытовухи».

— Он максимально конкретизирует всё вокруг? — попытался помочь Андрей.

— Наверное, можно и так сказать. Он определяет только вещи материального мира, которые можно осязать.

— Хорошо. А дальше?

— Дальше — слой, условно говоря, событийного плана. Когда речь идёт о времени, событии, месте.

— А — третий слой?

— Третий и четвёртый слои немного соприкасаются и взаимопроникают друг в друга: это слои абстрактный и интуитивный. То есть, третий слой — абстрактный: абстрактных понятий, абстрактных идей, абстрактного мышления, а четвёртый слой — интуитивный: он содержит в себе ещё более общую, невыразимую абстракцию, позволяющую делать выводы в каждом отдельном случае. Такие абстрактные понятия человек не может обосновать или доказать. Идеи интуитивного слоя можно описать лишь аллегориями. Он содержит лишь некие зёрна мыслей и идей.

— А — пятый слой?

— Пятый — это слой мыслеобразов. То есть, если можно так выразиться, создания зримого или слышимого мыслеобраза. Конкретного и осязаемого. Но, отличного от нашей действительности. Это — образы иной реальности.

— С этим слоем мы, вроде как, и работаем здесь, на Поляне, во время Магнитов. Да? Но — не останавливаемся. Дальше — шестой слой? — спросил Андрей.

— Да. И это — слой материализации. Что подумал — то и реализовалось. Произошло. Случилось. Возможна материализация предметов. И вообще, возможны огромные степени мыслереализации. Вплоть до божественного уровня — то есть, создания новых миров.

— Ого! Так вот мы, оказывается, начиная от простейших визуализаций в Магните, куда на самом деле все метим… В демиурги! Ну, а что же тогда дальше, седьмой слой? Есть такой?

— Седьмой… Ну, это как бы слой формирования ещё нереализованных душ. Информационный сгусток той души, которая ещё не родилась, находится в этом слое. Этот сгусток имеет вид, форму спирали, которая, спускаясь в материальный мир, постепенно раскручивается, виток за витком…

— А — дальше? Есть ещё слои?

— Не знаю.

— Дальнейшая информация закрыта. Всё?

— Нет! Ещё есть низшие слои, ниже первого… Постепенно, всё далее и далее, мы удалялись, за счёт расширения и уплотнения первого и второго слоя, от более высших сфер. И теперь почти изолированы от них. По количеству низших слоёв, теперешнее состояние — предел. Ниже не бывает — для человеческого уровня сознания. При дальнейшем усилении степени материализации, прервётся насовсем контакт со слоем нереализованных душ, ожидающих следующего воплощения.

— Ожидается остановка «приехали». То есть, когда-то на Земле существовала прямая мыслереализация, и не было никакой ментальной «бытовухи»… И, чем дальше, тем более невозможной становилась реализация, созидание… Ну что ж, это согласуется со многими древними представлениями. Например, древние ассирийские и египетские тексты повествуют о колдунах, способных созидать силой мысли сооружения и предметы. А сейчас — нет таких возможностей.

— Да. Слои ментальной «бытовухи» продолжают расти и разъедать возможность выхода на более тонкие, высшие планы сознания. Возможно, они когда-нибудь перекроют саму такую возможность…

— М-да… Вероятно, тогда будет перекрыта и возможность рождения на Земле людей из нормальных планов бытия нереализованных душ. И будут воплощаться исключительно те, кто не уходил отсюда далеко — по той или иной причине…, — мрачно сказал Андрей.

— Демоны! — воскликнул Сергей. — Тогда будут воплощаться исключительно демонические структуры! Те самые, которых должен уничтожить, спустясь на землю, Калки Аватар на белом коне!

— Это ещё не всё, — продолжила Наталья. — Информационные слои имеют, оказывается, ещё и отрицательные величины…

— Поехали вниз! Точка ноль — имеется? — спросил Андрей.

— Да, но она нестабильна, и ни одному сознанию на ней долго не продержаться. Условно её можно назвать точкой «медитации идиота», то есть «медитативного» отсутствия мыслей у того, у кого их не может быть в принципе. С неё сознание, впрочем, тут же выкидывается на минус первый план.

— Минус первый, это…

— Уровень полной утечки энергии. Иногда его классифицируют, как «подсознание». Гиблый уровень, в нем долго плавать нельзя, особенно при неразвитом сознании. Уровень нехороших мыслей и отрицательных эмоций.

— Ясно. А — минус два?

— Коллективное бессознательное… Условно говоря, коммуникативный план — только со знаком минус. Как в кривом зеркале. План возможностей послать кому-либо недоброе пожелание. План заговоров, травли, ловли ведьм и чёрных кошек. Ненависти и самости. Широкого спектра вреда окружающим.

— А — следующие слои?

— Что-то вроде абстрактного бессознательного, затем — интуитивного бессознательного, но это очень небольшие и тонкие слои. Только для обмана. Они сразу приводят к следующему уровню: «чёрный маг». Это — уровень возможности направлять на человечество чуждые силы и средства, идущие ему во вред.

— Боюсь, что на этом минусовом плане уже почти ничего не остаётся от самого человека. За него уже творят и вытворяют, что хотят, совсем другие структуры. Ранее подобные случаи называли «одержанием». Потому что, если я правильно предполагаю, следующий план — уже совсем не человеческий…

— Следующий план — неорганических существ. Не нашего, не человеческого, мира. Но они имеют к нашему миру прямой интерес, стараются копировать и воспроизводить его и даже иногда воплощаются в человеческих телах.

— Мир бесов! — воскликнул кто-то.

— Я называю этот слой «паталический план», — заметил Андрей. — Так его обозначил один мой учитель.

— У меня — всё. Дальнейшая информация закрыта, — сказала Наталья.

— Информация принята. Закрепляем Наталье полученную информацию. Фиксируем это событие. А теперь — всё, пора отсюда валить! Закрываем наш информационный канал. Пока нас не запеленговали. Уходим отсюда, и срочно! — сказал Андрей.

И все быстро, во мгновение ока, последовали за ним и покинули маленькую полянку, выйдя с неё на грунтовку. И обходным путём, чтобы не идти в темноте под деревьями, по этой грунтовке вышли на Поляну.

— Пойдёмте теперь к костру! Надо бы чайку нам всем теперь попить. С сахаром! — предложил Андрей.

И вот уже их небольшая группа, шутя и смеясь — это, как отметил Андрей, пошла уже после работы «разрядка», — направилась к лагерному костру.

— Интересные здесь всё же места! — послышался чей-то женский голос из общей их толпы. — Где ещё были бы возможны подобные мысли, люди и разговоры? У нас в городе — точно нет…

— Так и должно быть, чтобы земля подстраивала под себя человека, а не человек — землю. А мы по глупости стараемся жить единообразно… Горцы не должны походить на жителей равнин: у них всегда были сказки, легенды, напевные песни, захватывающие воображения танцы… И уважение к мудрым старикам, — отозвался Андрей.

— Учитель! А как отличить чистый истинный канал от так называемой «работы подсознания» — отрицательного полюса информации третьего-четвёртого уровня? Как я понимаю, те ребята, что сидят внизу, любят иногда пошутить, — спросил Сергей.

— Да, и мозги попудрить — тоже любят, и энергией дармовой накачаться… А об Учителях мы с тобой потом потолкуем. О тех, что с большой буквы… Под чаёк хорошо пойдёт. А о канале скажу так: а никак бывает не отличить… Поначалу. Когда сравнить не с чем. Впрочем, информация подсознания иногда бывает тоже интересной, если делать правильные выводы и уметь её переработать, а не принимать за чистую монету. А главное — ни на чём не зависать. Рассматривать информацию — просто как информацию. Не как истину высшей инстанции. Уметь видеть ситуацию с разных сторон. И очень осторожным надо быть с явлениями разного там ясновидения и яснослышания. И ни в коем случае не пытаться их вызвать, во что бы то ни стало. Любой ценой.

Наталья, следуя за Сергеем и Андреем, вновь пребывала в странном, нереальном и почти бесплотном состоянии; никак не могла ответить на собственный вопрос, что же сейчас происходило. Что произошло… Шутка? Игра ума и воображения? Коллективное размышление? За всем этим определённо стояло что-то. И это что-то было настолько необычным, что у Натальи не было слов, чтобы это описать.

Глава 9. Учителя и М-ученики

«Учитель — жизнь. Но, так она научит, что мысли и живот порою вспучит».

(начинающий знаток жизни)

Небольшая группка, следуя за Андреем, прошла по краю Поляны. В это время у большого камня уже начинался ещё один, ночной, Магнит. И пожалуй, было уже за полночь. Похоже, что явленный всем Евграфий к Магнитам и их количествам подошёл жёстко. Устроил плотную программу, по максимуму.

— В семь — Магнит, в девять — Магнит, в двенадцать — Магнит… А встанут — в пять утра. Круто, ничего не скажешь. А бешеный колокольчик на верёвочке — отдельный шедевр, — пробормотал Андрей себе под нос. Но Наталья и Сергей отчётливо это услышали.

Было видно, что сзади внешнего круга магнитчиков горели костры. Заранее потрудились, веток гору натаскали, по всей видимости.

— Посчитай, сколько вокруг костров, — попросил вдруг Андрей и указал Сергею кивком головы в сторону Поляны.

— Пять, — удивился тот. — Да ещё, они явно выстроены пентаграммой.

— Это, как говорится, случайность: изначально их было семь… Но два потухли и едва тлеют, — уточнил Андрей. — Но случайность наводит на размышления.

Больше он не добавил ничего.

В молчании пришли к лагерному костру. Он горел по-прежнему, хотя здесь не было никого из взрослых. Были дети. Они бросали в огонь новые поленья, а также поджигали мелкие хворостинки, бегали с ними друг за другом. Ребятишки не пошли спать по наставлению родителей, а только временно притворились, что сделали это.

Но теперь сидеть у костра, уже рядом с группой взрослых, им расхотелось. Детишки наскоро поковырялись в остатках еды, съели всю кашу, допили компот — и отправились спать. Или, во всяком случае, в палатки. Со взрослыми им было не интересно.

— Что мне здесь нравится, так это дети эзотериков. Они такие самостоятельные! И — сама непосредственность. Какая, впрочем, и должна быть свойственна детям, — заметил некий женский голос.

— Как-то, иду мимо одной палатки, а там девочка вслух читает мальчику какой-то бульварный роман. И дружно хихикают, — заметил мужчина справа от Натальи.

Все засмеялись, тоже дружно, и разом замолчали. Несколько минут все были заняты исключительно чаем.

— Я, кажется, обещал Сергею поговорить об учителях, — вспомнил Андрей, нарушая молчание. — Дело в том, что нет ученика, нет учителя: в том смысле, что мы все здесь — ученики. Учимся друг у друга. И это не я вас чему-то научил сегодня, а скорее, вы — меня. Познал — познался… Спасибо вам за это. Я вовсе не Учитель. Мы играем на равных…

— А чьи ж мы все тогда м-мученики? — шутливо спросил Сергей.

— М-мученики твои, Господи, не отреклись от тебя, и, тебя ради, страдают, — неожиданно серьёзно, процитировал Андрей. — Все мы — ученики Господни.

— Все люди?

— Все, кто пытаются быть людьми. Внести свет, в эту вечную тьму.

— То есть, ученичество — всегда есть страдание? — удивлённо спросил Сергей.

— За любым ученичеством следуют испытания… Но, не об этом я сейчас хотел поговорить. А о странных учителях непонятной «духовности»… Конечно, нередко для нас учителями становятся просто встреченные в жизни люди: и не только умудрённые мужи, но и женщины, даже дети…

— Дети? — спросил кто-то, сидящий дальше от костра. — Ну, это — вряд ли.

— Но для этого, надо уметь делать из странных встреч определённые выводы. И быть на пороге изменения. Как в дзенских притчах… Помните, к примеру, притчу о том, как монах шёл мимо дома, в котором мать будила ребёнка? И приговаривала: «Да просыпайся ты, наконец! Просыпайся!» Он принял эту фразу на свой счёт, и получил просветление…

— Или, шутку о мяснике, который говорил о том, что в его лавке нет плохих кусков. Каждый из них — самый лучший, — поддержал Сергей.

— И — что? Тоже монах, что мимо мяса шёл, просветление получил? — спросил кто-то.

— Ага. Да ещё при том, что работа мясника на востоке считается… Ну, почти неприкасаемой, — заметил Сергей.

— Впрочем, не о случайных учителях я хотел бы поговорить, а о тех, которые почему-то в последнее время пишутся с большой буквы, — заметил Андрей. — Мне хочется рассказать об одном особом человеке, который оказывал на других весьма сильное воздействие. Очень странном человеке, которого я имею честь назвать одним из своих учителей.

Так повелось, что его признали Учителем (с большой буквы), и толпа народа съезжалась к нему на что-то типа семинаров. Но тогда это так не называлось. А когда он, к примеру, ехал в поезде — чему я сам однажды был свидетелем, — к нему из разных вагонов сбегались люди, в особенности, дети. А ещё, животные липли: кошки, собаки… Хотя, внешне он был — ханырик ханыриком. Уж не знаю, почему он выбрал такое воплощение: специально, по-видимому… Одна нога у него была чуть короче другой, глаза заметно косили. Лысенький, маленький, толстоватенький такой человечек… Но — добрый-добрый. И это чувствовали, буквально неким шестым чувством, абсолютно все. Он погладит ребёнка по голове, даст конфетку — и у того болезнь проходит, серьёзная, затяжная. Дети сбегались, облепляли его со всех сторон. А взрослые — что ещё удивительней — не возражали, подходили и даже сами слушали с удовольствием, что он там им рассказывает, хотя рассказывал он что-либо всегда тихо-тихо… Всё равно было слышно… Недаром говорят, что много будет подражательств, учителей ложных. По плодам только распознаете их. И по зову сердца, отклику его.

Так вот… Поехал я к этому своему учителю с ещё одним моим знакомым. Думал: на семинары там стану ходить, лекции слушать. Жить у самого учителя. А друг меня поселил — ну и сам, конечно, так же поселился — у учителя… на даче. Уж не знаю, было ли у него какое иное жилье. А это — в пятнадцати километрах от города. И никакого транспорта туда не ходит. Зима. Снег, сугробы… Домишко весь перекошенный, нетопленный. Мы дрова рубили, печку растапливали. Туалет — само собой, на улице. Снег под ногами скрипит, на небе — звёзды блещут, яркие-яркие. В округе — не живёт никто, собак только кормить иногда приезжают: некоторые дачи собаки сторожат. Так и сидим. Учителя ждём. А времени у меня в запасе — трое суток. Потом необходимо назад возвращаться, к себе, в город. Я только на трое суток туда и вырвался.

Вот, сидим. Сутки ждём, вторые… Что из еды было с собой привезено — давно уже съели. Голодные сидим, злые. Чуть не поссорились совсем. Он — на меня злится, я — на него. И вот, в конце третьего дня, вечером, является, наконец, наш учитель. Пешком, само собой разумеется. Зашёл — и только взгляд на нас уронил мимолётный. Сразу достал из ящика стола карту: план города, и стал на карте красным карандашом крестиками отмечать места, где побывал за это время. Пивные лавки, притоны, административные здания — гадюшники, словом. Так он всё это именовал. Ну, и нанёс их все на эту карту. Тут я почувствовал, что повыхватывал он с собой оттуда, из гадюшников этих… Мама родная! Он сейчас был просто сгустком боли, отчаяния, безнадёжности…

Достал учитель наш из сумки принесённую с собой буханку хлеба, поставил её в центр дощатого стола. Затем из ящика этого стола свечу достал. Закрепил её на столе, зажёг. Стали мы в круг, все втроём, и начали очистительные молитвы читать. Учитель со всего города вобрал всяческий негатив… И теперь, с молитвами, стал его с себя скидывать. В хлеб.

Не вынесет ни один человек — долго в себе такое таскать. Вобрать и полностью выжечь это внутри себя, без последствий, не сможет никто. А хлеб — чистый продукт. Он весь негатив примет. Примет — и поглотит… Ну, а хлеб… Мы потом съели.

Таким образом, он нам эту школу и передал: очищения через хлеб. Запоминайте и вы. Что есть такое. Может, сработает когда, пригодится. Лучше, конечно, прямой передачей показать. Работой. Только, не сейчас, а когда представится случай. Быть может, проведём с кем-нибудь подобное очищение…

Все молчали, задумались, глядя в огонь костра.

— Это я, впрочем, так… Говоря об учителях, не мог не вспомнить… За глаза вот таких людей учителями всегда называю. Но в глаза никогда не обращался, так их титулуя. И вам — не советую. Жизнь потом по местам всё расставит. Кто был учитель, а кто… В общем, все мы — просто попутчики. Искатели, ведущие диалог. Встречные люди, посланные судьбой и Силой. Никому я пока не М-мучитель. Не впрок мне такая большая ответственность.

В это время, все услышали вдалеке клацанье механического ручного фонарика, голоса… Быть может, это возвращались отдельные магнитчики, следуя без дороги, пробираясь в темноте через негустой, но местами заросший кустарником лес. Маленькая световая точка фонарика стала приближаться.

— Так что — поосторожней будь со словом «учитель», — шепнул Андрей напоследок разговора. Только Сергею.

— Почему? — решил уточнить тот.

— Слово это сейчас — как красная тряпка для быка, — продолжил Андрей еле слышно. — Как, думаешь, можно уничтожить явление духовного ученичества? Которое только начало возрождаться? Да нет ничего проще! Посадить отряд одетых в штатское в Москве, назвать их как-нибудь душевно… Учителями, мессиями, Агни Йогами… Потом — кинуть клич в полулегальных кругах, пригласить к себе всех желающих. Мол, приезжайте, научим и вас быть Учителями. Создать институт эзотерических наук — или какую-либо ещё «духовную» структуру. Приезжайте, мол, к нам, принимайте обряд посвящения! И… тут же понаедет толпа. Всяких. Прежде всего, больных на голову. С ними проведут обряд, посвятят их в ранг «Учителей». Естественно, с указанием, что сверху будут «координировать их работу» согласно присылаемым «инструкциям». И пусть они сообщают о всех, кто пришёл к ним «учиться». Слышал я об одном таком «обряде посвящения»… Случайно, одна наивная душа рассказала. Зашёл этот человек в кабинет, там сидела тётенька. Официальная такая тётенька, весьма протокольного вида. Нужно было подойти к большому зеркалу, которое там висело, и, по знаку этой тётеньки, глядя на своё отражение, громко, чётко и звонко зачитать с бумажки клятву верности высшим силам. И — всё, с этих пор ты — Учитель…

— Страшненько, — заметил Сергей.

— Не представляешь, насколько. Хотят просто взять всех под контроль, но… Так и уничтожат всё живое, что ещё есть. Всё развалится. Только вдохнули немного чистого воздуха, и…

— Неужели, можно вот так взять и подменить настоящее… Чем-то липовым?

— Увы… Народ у нас легковерный. Сам всё и развалит. Изнутри. Благодаря полной дискредитации… всех. Учителей, врачей, политиков… Всё станет подсадным, липовым. Ну, а горе-«посвящённые» — это только часть проблемы. Они будут ездить по семинарам, создавать свои группы… И вешать на свободные уши всякий бред.

Голоса, тем временем, стали совсем близки, и свет фонарика направлялся именно к костру. Но это оказались пока не магнитчики. Вскоре сюда, на огонёк, вышли Сан Саныч и незнакомая женщина.

— Не спите? — спросил приветливо Сан Саныч. Пропустил вперёд даму, потом сам сел на край лавочки. — А ночной Магнит сегодня проводят? Вроде, собирались…

— Проводят. Прямо сейчас, — ответил кто-то из присутствующих.

— Не спите, но не на Магните? — удивился Сан Саныч. — Почему?

— Да так, — ответил за всех Андрей. — Кто — не успел, кто — проспал, а кто — бродил где-то.

— А-а! Ну, получается, что я и сам — из тех, кто вечно бродит где-то, — засмеялся Сан Саныч. — Знакомьтесь. Это — Марина Никифоровна. Бродил я сегодня по лесу, и повстречал группу школьников. Они вместе с Мариной Никифоровной здесь по реке сплавляются на плотах. Сегодня они в низине, у реки, лагерь разбили, здесь неподалёку, а завтра — с самого раннего утра дальше отправятся.

— Вот здорово! — не удержалась Наталья.

— А я зазвал её в гости, поскольку собираюсь кое-что показать, свои материалы, — и Сан Саныч пошёл к своей палатке: она была самой ближней отсюда. — Сейчас вернусь, — прокричал он оттуда.

Вскоре, принёс рюкзак и упорно искал в нем что-то при свете костра. Наконец, вынул папку. Сверху в ней лежала карта. Это был план здешних мест, с масштабом в 1см — 2 км.

— Вот, это я отксерил обычную карту. И нанёс на неё некоторые интересные объекты. Квадратиками помечены целые дольмены, крестами — разрушенные, имеются ещё некоторые значки для особых, редких находок — эти обозначения расшифровываются на обороте карты. Синими кружками помечены родники. Но — вот что главное… Вот этот большой треугольник, очерченный карандашом, отмечает здешнюю аномальную зону. В пределах неё мы сейчас и находимся. Наличие этой зоны и её границы подтверждаются разными экстрасенсами, к которым я обращался по данному вопросу. Здесь, — и он указал на одну из точек внутри треугольника, — зона захватывает небольшой населённый пункт и доходит до группы дольменов, ныне разрушенных, а здесь, — и он указал вторую крайнюю точку, — доходит до самого берега моря. Там тоже имеется дольмен, очень большой. Мы находимся сейчас внутри этого треугольника.

Эта карта — результат изучения местности нашими экспедициями, за несколько лет. Экспедиции проводились совместно с археологами, мы изучали и археологические памятники. У нас есть разрешение. Могу заметить, в общем, что эти места — очень интересные, их необычность известна с давних времён. Каких только горных народов здесь не селилось! Встречаются самые разные захоронения, загадочные плиты и каменные сооружения. Да и природа здесь уникальна. Родники, грязевые источники, целебная глина… Некоторые люди недавно в ближайший посёлок переселились потому, что как попали сюда, так вдруг у них стали проходить неизлечимые ранее болезни. Вот они и решили переехать сюда насовсем. Так-то.

К костру тихо приблизились ещё трое мужчин, по-видимому, тоже из числа тех, кто блуждал где-то среди ночи.

— Добрый вечер! — приветствовал всех, кто был у костра, Алексей, любитель работать с рамкой. — Я встречал моих знакомых, они приехали сейчас, ночью, на поезде. Командировочные они, а здесь — проездом. Решили и сюда заехать: а иначе, им всё равно на станции пересадки ночевать пришлось бы. А так — вышли с поезда чуть раньше, переночуют здесь. Со мной, с утра, сходят за синей глиной — и на попутке доедут до Крымской, и ещё вовремя на нужный транспорт и попадут. Знаете, какая это целебная штука — синяя глина?

— А где ты её нашёл? — спросил Сан Саныч.

— Есть тут одно место, там этой глины много. У меня в палатке целый ком лежит, с полкило. Насобирал уже. Мне самому хватит. А друзья мои сами хотят глины этой набрать, да по местам здешним пройтись. С самого раннего утра и пойдём. Меня на нужное место моя рамка выводит. Ребята, а поесть здесь ничего не осталось? — спросил он у тех, кто сидел рядом с кастрюлями.

— Нет уже ничего. Ребятишки подмяли, — ответил кто-то.

— Ну, ты не отчаивайся, Алексей. Накормим и тебя, и твоих командировочных. Я вот грибков сегодня снова насобирал. По дороге, когда, ещё посветлу, в посёлок бегал.

— Везёт тебе на грибы, Сан Саныч! — восхитился Алексей.

— Ага! Сами в руки лезут… А ещё, картошка у меня есть, укроп, морковка. Друзья из местных снабдили. Я им немного помогаю по строительству, они здесь дом строят. А они мне овощей с огорода понадавали. Сейчас я, быстро, суп сварю, — и вот Сан Саныч уже чистит и нарезает грибы. А рядом с ним стоит небольшой походный котелок.

— Мне помочь? — спросил Алексей.

— С супом — не надо. Я люблю делать всё сам, от начала до конца. Пища — она тоже души требует, особого подхода, — покончив с грибами, Сан Саныч принялся за чистку картошки. — А вы Марине Никифоровне помогите, расскажите подробней про мои материалы. И командировочных своих сюда зовите, что это они в стороне стоят.

Подошли командировочные, сели тесным кружком вместе с Алексеем и Мариной Никифоровной.

— Смотрите дальше! — слышался голос Алексея. — Там, кроме карты, есть ещё рисунки, которые приходят по каналу Сан Санычу. Миры разные. Он их передаёт в виде ярких-ярких картин… Неземные миры ему «показывают», так сказать… А ещё в папке, ниже — фотографии и газетные статьи членов уфологического клуба. Стихи Владимира, рассказы Георгия…

Но вот, уже одновременно, с разных сторон, послышалось множество голосов, и замаячили невдалеке точки фонариков.

— Теперь уж точно, магнитчики возвращаются! — заметил кто-то, сидящий вблизи костра.

— И, похоже, злые-презлые, — откликнулся Алексей. — Похоже, что-то у них там не заладилось.

— Расходитесь скорей — а то, сейчас на вас отрываться будут! — посоветовал голос из темноты, от палаток. — Мы тут уже это проходили, в прежние-то годы!

— Конечно, злые! Услышат запах супчика — а есть на ночь не положено, — отозвался Алексей. — Да и на всех не хватит походного котелка Сан Саныча.

— Кому — не положено, а кому — очень даже хорошо идёт! Я всегда так делаю: днём готовить некогда, а в ночь — долго не спится. До тех пор как раз, пока не покушаю. Ритуал у меня такой. А хватит супчика аккурат на меня с Мариной Никифоровной, да на тебя, Алексей, с твоими командировочными. Не отказывайтесь, Марина Никифоровна, мне вас ещё обратно провожать, и нужно, чтобы вы были в состоянии ноги сами переставлять. Вот и посидим, пока все не улягутся, да суп не сварится. О жизни поговорим. Свояк свояка видит издалека…

Первым из магнитчиков к костру подошёл Анатолий.

— Вот что! — буркнул он. — Те, что у костра! Мы все завтра идём — с самого утра, в пять часов — подъём, и без завтрака, с собой сухпаёк, — на Лысую гору! Поэтому, советую быстро лечь спать! Кроме того, контактёры прямо сейчас уходят получать контакт на Шамбалу, где их ждёт Евграфий. Он туда уже вышел. Не мешайте сосредоточиться! Работа будет важная, и отразится на всех. А вы — мешаете! Как можно быть такими несознательными! — и он стал бурно шарить по палатке, расположенной неподалёку от костра. После чего вылез, наконец, наружу со спальником, свечкой и коробкой спичек. Несомненно, на Шамбалу собрался.

— Ну, что ж! Приказ начальника слыхали? — спросил Андрей. — Пора, действительно, на боковую. А то, сейчас и остальные магнитчики нагрянут.

— Ага, — отозвалась Наталья, — Линяем отсюда! Сергей, так ты нашёл уже, где будешь ночевать?

— Ну да. И вещи уже закинул… Михаил из Саратова меня приютил. А ему Матушка Мария палатку дала.

— Вот и хорошо. А ты боялся, что у костра спать придётся. Ну, а я у Гали. Надеюсь, она не храпит.

— Главное, чтобы её сновидения к тебе случайно не завернули, — пошутил Сергей. — Спокойной ночи всем, и — до утра! Надеюсь, не просплю.

— Ой! Слушай, Андрей! А куда Арей делся? Его у костра с нами не было, — спохватилась Наталья.

— Это — наш с ним секрет. Всё в порядке, — ответил тот.

Глава 10. Арей

«…Полу-явь и полу-сон,

Забытье неутоленное,

Дум туманный перезвон…»

(Осип Мандельштам)

Он легко мог представить себя за пультом космического корабля-парусника, летящего в неизвестные глубины просторов космоса, среди рыцарей Круглого Стола или даже среди североамериканских индейцев. Только… Ему было очень трудно представить себя в этом, реальном, мире. Тут ему места не находилось. Он примерял на себя разные маски социума — но ни одна не шла ему. От реальности он старался по возможности устраниться, пока она вновь не врывалась потоком площадной брани в уши, толчком в спину, давкой в автобусе…

С детства его дразнили девчонкой и маменькиным сыночком. Хотя «маменькиным сынком» он не был никогда. Почему-то всегда с трудом общался с матерью и не находил у неё понимания. Наверное, был в отца… Которого никогда не видел.

Он всегда чертил в тетради какие-то непонятные знаки… Или писал стихи. Мучительно-болезненное, до звона в ушах, восприятие мира мешало ему жить. Невыносимо сложно давалось общение с людьми: чужие вибрации нередко приводили его в состояние, близкое к обмороку или потере чувств. Он ощущал себя беспомощным, но беспредельно чутким в растянутом, как резина, времени. И был отделён от происходящего тонкой, но прочной прозрачно-ледяной коркой.

Зачастую он не знал, как ему жить дальше и зачем родился на свет. Тогда жизнь казалась ему слишком трудной и абсолютно безрадостной. В таких случаях он, по собственному определению, совершал «финт ушами» — то есть, бросал всё и срочно уезжал… Куда-нибудь. Лишь бы, прочь. Целью поездки было первое, что придёт в голову. Главное — вырваться из ловушки, из замкнутого круга, хоть ненадолго…

И в этот раз он поступил именно так. Пришёл на вокзал, сел на первую электричку. И вот уже за окном поплыли деревья, сады, огороды, поля… Бесконечные поля подсолнухов и кукурузы. Уже через несколько станций ему стало легче дышать. Постепенно начал приходить в себя, осознавать происходящее… Он, в конце концов, молод, здоров, полон сил… Вся жизнь у него впереди.

Вдруг, через некоторое время, молодой человек обратил внимание на нового пассажира. Тот продвигался вперёд по вагону, но контролёром не был, ничего не собирался продавать и никого не развлекал. И этот пассажир чем-то привлёк его внимание. В ветровке и бейсбольной кепке, со светлыми, довольно длинными волосами и бородой, он был не из этого мира; всё в нем было особенным, даже походка. За плечами у незнакомца был станковый рюкзак: должно быть, он собрался идти в горы.

«Волхв», — почему-то пришла в голову краткая и ёмкая характеристика.

Тем временем, незнакомец явно кого-то искал, а не просто так шёл по вагону. К тому же, пустых мест везде было предостаточно.

Наконец, они встретились глазами друг с другом. И тогда взгляд голубых глаз «волхва» стал пронзительным, а лицо осветила дружеская улыбка.

— Здесь свободно? — спросил он.

И, не дожидаясь ответа, уселся напротив.

— Да, здесь не занято, — ответил парень и вновь уставился в окно. Но человек напротив его явно интересовал. И он то и дело посматривал на незнакомца.

Волхв, между тем, достал из холщовой сумки, перекинутой через плечо, простую папку. Картонную, канцелярскую, с завязочками. Медленно, глянув на попутчика загадочно, развязал узелок и открыл её. Из папки неожиданно, прямо под ноги парня, выпал какой-то листок бумаги. Молодой человек быстро поднял его, чтобы подать незнакомцу. Перевернув его, успел заметить странный рисунок, на котором невольно задержался взглядом. Только затем протянул листок сидящему напротив.

— Это — мандала, — тихо пояснил незнакомец. При этом он наклонился вперёд, придвинулся поближе, и глаза его блеснули лукаво. — Она очень сильная. Принимала мандалу… Одна очень хорошая девушка. Чистый контакт! Взгляни, если хочешь.

Молодой человек приблизил поднятый рисунок к себе, разглядел повнимательней.

— Чтобы лучше почувствовать, как мандала работает, ты можешь просканировать её кончиками пальцев, — предложил странный попутчик. И произнёс это так, будто предлагал своему закадычному другу попробовать только что испечённый и вынутый из духовки пирог.

Мерно постукивала электричка. Но реальности больше не было.

Вернее, её затмило нечто ирреальное, неведомое, непредсказуемое и волнующее. В то же время, молодой человек почувствовал, что всё, что сейчас с ним происходит, именно так и должно было случиться. Это судьба. Так было предначертано; именно этого он ожидал с самого детства…

Ничтоже сумняшеся, он вышел на незнакомой станции вслед за человеком с белой бородой. Потому что «волхв» догадался, что молодому человеку всё равно, куда сейчас ехать, и предложил сойти вместе, всего лишь на остановку раньше. И вот, они оказались на маленькой станции, с фонтанчиком и цветами… Потом пошли на автовокзал, сели на маршрутный, маленький автобус, сплошь набитый людьми: грибниками, отдыхающими и туристами с большими рюкзаками…

Вышли на конечной, и… Отправились в горы.

…Сколько дней назад это было? Два? Три? Неделю? А может, два года назад?

Странное место — Поляна… Будто, с иным измерением времени: из-за насыщенности событиями. Возможно, с иной величиной временной интенсивности… Если, конечно, придумать такую физическую величину: интенсивность (или напряжённость) временного потока.

— С этого дня, ты начинаешь новую жизнь, — сказал ему Андрей, бодро шагая впереди по дороге. Он вёл его к незнакомым парню горам и лесу.

— Поменяй амплуа… Выбери себе какое-нибудь другое имя. Желательно, мужественное и суровое. Ничего не приходит тебе в голову, или… не вспоминается?

— Недавно мне как раз-таки пришло на ум одно, как бы моё, имя: Арей.

— Вот и отлично. Так здесь и назовись. И вот увидишь, что никто не воспримет тебя как вялого романтика с чахоточной грудью, время от времени кропающего заунывные вирши.

— Откуда ты…

— Да у тебя всё на лице написано. Так вот, имени, конечно, мало. Поэтому я и предлагаю тебе так же, хотя бы на несколько дней, поменять и своё амплуа, — лукаво улыбнулся Андрей. — Попробуй стать на время лесным человеком, знающим здесь все стёжки-дорожки…

— А может быть, ещё лесным колдуном? — посмеиваясь, спросил Арей.

— А почему бы и нет? Лесным колдуном! Который идёт сейчас по этой тропке — как к себе домой, чай пить. Впрочем, похоже, мы действительно идём сюда пить чай. Здесь, кажется, уже люди живут. Ну вот, скоро мы погреемся у костерка!

В ответ на эти слова, Арей, впервые за несколько прошедших месяцев, звонко рассмеялся. Приняв слова, как шутку.

Но вскоре они действительно пили чай у костра. Их угощал Сан Саныч. Рассказывал о дольменах и скалах, показывал фотографии окрестностей. Потом они ходили на родник с серебряной водой, на дальнюю лагуну — и снова пили травный чай. Арей сам нарвал для него чабреца, мяты и зверобоя. А потом… он читал Андрею у костра свои стихи.

А сейчас… Сразу после «работы» на небольшой полянке, он не пошёл вместе с Андреем и остальными к лагерному костру. На подходе к нему, потихоньку свернул в сторону и направился к дальнему роднику. Тому самому, который здесь называли «Дедушкой», странным образом углядев в каменных образованиях подобие усов и бороды.

Ещё перед тем, как идти на маленькую полянку, они с Андреем договорились о ночном походе. И вот, Арей пришёл на родник, где должен был в одиночестве настроиться на грядущее испытание.

Сейчас неподалёку от него шелестела под лёгким ветерком небольшая рощица. Вернее, полоска леса, некогда оставленная между двумя полянами. Рощица сохранилась в том месте, где протекал небольшой ручеёк с чистой родниковой водой, который, незадолго до крутого спуска, внезапно пропадал среди камней. А ниже вода просачивалась прямо из скалы — бил источник.

Арей довольно долго сидел неподалёку от «Дедушки», на большом валуне. Пока, наконец, сюда не пришёл Андрей.

— Готов? Тогда, следуй за мной. И — не отставать!

Вначале они пересекли опустевшую, ночную Поляну, освещённую луной. Затем — пошли по тёмному густому лесу. Арей шёл, пытаясь уловить то состояние, в котором пребывал его спутник. Андрей двигался легко, свободно и практически бесшумно. Под его ногами не хрустели сломанные сухие ветки, он интуитивно обходил пни и не спотыкался о камни. В отличие от Арея.

Пытаясь приноровиться к быстрому движению Андрея, Арей вскоре изменил походку: чуть-чуть наклонился вперёд, но не сгибая спины, слегка согнул ноги в коленях, а также соединил на руках в кольцо большой и указательный пальцы. Теперь он старался дышать равномерно, делая попеременно два вдоха и два выдоха. И пошёл значительно быстрее, но всё равно немного отставал от Андрея и постоянно натыкался на ветви деревьев. В то время как идущий впереди Андрей, казалось, всё видел в полной темноте.

— Осторожней! Дальше — пойдёт крутой спуск! — предупредил Андрей. Он остановился и некоторое время ждал, пока Арей его догонит.

После спуска они оказались в низине. Тут протекала неглубокая, но довольно широкая река. По обе стороны от реки расстилалось обширное пространство, усеянное крупными и мелкими валунами. Кое-где валялись нанесённые водою деревья, вырванные с корнем — по ним можно было судить, во что превращалась река во время разлива: должно быть, она становилась очень бурной, занимала всё это широкое пространство и сметала всё на своём пути.

Сейчас вокруг было светло и тихо, лишь журчала вода. Полная луна освещала берег.

Андрей присел на вывороченный с корнем и принесённый откуда-то широкий ствол дерева, что лежал у речной излучины, и стал внимательно изучать противоположный обрывистый берег.

— Насобирай немного светлых мелких камешков, — предложил он Арею.

Здесь попадались кусочки белого кварца, ярко выделяясь из остальных камней при свете луны. Арей насобирал немного. Камешки были холодные, но быстро отогрелись в руках и карманах ветровки.

Ярко светили звёзды, многие из них казались необычайно крупными. Ночь была тихая, безветренная. Арею показалось, что звёзд было как минимум в два раза больше, чем обычно. На небе, как в планетарии, отчётливо вырисовывались туманности, Млечный Путь…

— Пора, — сказал Андрей, вставая. — Нам — туда, — и он указал на противоположный берег. Вернее, на самый его верх, где начинался отвесный обрыв, на краю которого росли деревья. На той стороне реки её берег уходил вверх почти вертикально, обнажая слоистую структуру породы.

Андрей, конечно, не полез прямо по обрывистому утёсу. Они спустились ниже по течению реки, туда, где проходила грунтовка. Там был брод, и они спокойно перешли на другую сторону. Конечно, вода была холодной — но всё же показалась Арею чуточку теплее, чем была днём, в другой речке, близ Поляны.

На другом берегу, вверх от грунтовой дороги уходила тропа. Вскоре, они начали подъём на высокий склон, который начался относительно полого. По сторонам узкой тропы росла крепкая трава и кустарник, за которые можно было уцепиться. Миновав подъём, тропка пошла между краем скалистого обрыва и густым лесом. Идя по ней первым, Андрей вскоре обнаружил небольшое открытое пространство.

— Вот и пришли! — сказал он. — Тут и заночуешь, на этой полянке.

Теперь они стали лицом к обрыву, внизу простиралась река. С других сторон, повсюду начинались непроходимые густые заросли. Со стороны, противоположной обрыву, чуть дальше полянки, гора, густо покрытая лесом, поднималась вверх. С полянки, благодаря открытому пространству, занятому широкой рекой, открывалась красивая панорама звёздного неба.

— Я ухожу, а ты должен здесь остаться один. Это — испытание для тебя, как начинающего колдуна, лесного человека, — то ли в шутку, то ли всерьёз, сказал Андрей. — Жду тебя в лагере, не раньше рассвета.

После этих слов, он скрылся, внезапно и бесшумно. И, по всей видимости, пошёл назад, в лагерь, по какому-то другому пути, поскольку внизу, у реки, Арей его больше не увидел. Хотя, он подошёл почти к самому краю обрыва и глянул вниз. Он теперь оказался как раз напротив небольшой отмели, которую занимало поваленное и принесённое сюда рекой дерево: то самое, после которого русло реки разделялось надвое. Брод тоже был виден вдалеке, но Андрей там не проходил.

Потом Арей долго сидел без всяких мыслей, созерцая ночное небо. Было прохладно. Хорошо, хоть комаров не налетело: наверное, ветер для них здесь, наверху, слишком сильный. «Вероятно, я промаюсь и продрожу здесь всю ночь, без сна. И всё без толку, — подумал Арей. — Интересно, Андрей думает, что я — контактёр? Канал получу? Иначе, что за опыт такой я должен получить? Или, просто мне надо ночь продержаться…»

Внизу раздались какие-то странные, хлюпающие звуки: будто кто-то невидимый босиком шёл по воде… Плюх-плюх, плюх-плюх… Но — никого… Арею стало жутко. Засосало где-то под ложечкой. Он, подальше от тропинки, убрался вглубь лесной поляны. Так, чтобы не видеть реку.

И сразу — будто ветер пробежал по листьям, как сумрачный дирижёр лесного концерта… До Арея донеслись тысячи шорохов и звуков ночного леса. Внизу, у реки, снова что-то зашлёпало. Слышное даже отсюда, и настолько явственно, что он содрогнулся. Вдобавок, стало казаться, что за деревьями вокруг прячутся какие-то загадочные существа, а пространство поляны стало темнеть и сжиматься. Крикнуть бы, что есть мочи — да крик застрял в глотке. Будто бы, и воздух вокруг Арея сгустился и стал превращаться во что-то непонятное, страшное, зловещее…

Вдруг его словно осенило. Он достал из кармана маленькие белые камешки и стал выкладывать их, один за другим, вокруг себя, по кругу, обозначая место защиты, отрезая себя от зоны чёрного леса. Скорее, ещё скорее…

Странно, но, выложив круг, внутри которого он теперь оказался, Арей успокоился. Страх исчез… Ведь, в конце концов, не всё ли равно, что нас оберегает от неизвестности: толстые стены — или же просто круг из маленьких камешков? Арей спокойно лёг в созданном им защитном круге на землю, на траву, и почувствовал себя уютно, как в доме. Земля была влажной и неожиданно тёплой. Он теперь впитывал в себя энергию земли и энергию звёзд, на которые смотрел и от которых заряжался, протягивая к ним руки. Арей ощущал эту энергию кончиками пальцев, так же, как при недавней работе с Андреем, и думал о далёких звёздных мирах. Он дышал полной грудью, вдыхая запахи трав и леса. Лес больше не шумел и не надвигался. Арей уже слился с окружающим его миром, и лес принял его. Немного погодя, он согнул ноги в коленях и обхватил их руками. Потом закрыл глаза и почувствовал, как волны живительных токов пронизывают его тело, проходят сквозь него, а он лежит, как младенец в утробе матери, связанный энергетической пуповиной с небом, со звёздами… Волны энергии стали уносить его куда-то вдаль. И он качался на них, плывя по безбрежному океану мыслей и снов…

Проснулся он, когда уже стало светать и пробуждались птицы. Только начинало светлеть небо. Начинался рассвет: его самый первый рассвет в горах… Он не спеша встал, покинул приютившую его полянку. Спустился вниз, к реке, умылся студёной водой.

Восход Арей решил встретить в одном интересном месте, которое им с Андреем показал Сан Саныч, ещё в день их приезда: на так называемой скале над лагуной. Та скала располагалась довольно далеко отсюда, и потому нужно было спешить; солнце уже вскоре выйдет из-за гор. А с того места, открывалась отличная панорама.

Неожиданно для себя, Арей достаточно быстро и совершенно безошибочно нашёл путь. Быстро взобрался на скалу по её лесистому участку, добрался до самой вершины.

Маленькая терраска для наблюдения, где он теперь находился, располагалась на возвышенности, один из склонов которой обрывисто уходил вниз почти вертикально и обнажал выветренную серую скальную породу. А потому, деревья не заслоняли здесь обзора, как это бывало на многих других вершинах. Других мест, с подобной безлесой вершиной, он поблизости не знал. Именно у подножия этой скалы, после груды плоских серых плит и больших валунов, внизу располагалась одна из самых глубоких и самых живописных речных лагун.

И вот, Арей уже видел край солнца. Оно показалось из-за дальних гор. Вспыхнул первый, яркий луч на светлом, лучезарном небе — и вот горы постепенно освещаются, светлая их полоса — подходит всё ближе и ближе. Наконец, солнце показалось полностью. Теперь Арей смотрел то вниз, на довольно бурную горную реку, на лагуну с чистой прохладной водой, то на горы вокруг. Он размышлял о странностях судьбы и случая, который закинул его в эти места. А ещё, он припомнил подробности сна, что приснился ему этой ночью.

Место, где он теперь находился, немного напоминало то, которое приснилось. Только, во сне река была полноводной и широкой, а в скале, внизу, была пещера.

Вначале, Арей почти позабыл этот сон. Но, вспомнив лишь один фрагмент: скалу и пещеру, он теперь восстановил, вырвал у памяти ускользающее. Вспомнил, как во сне стоял возле скалы с пещерой… И был среди людей. Среди мужчин и женщин, из двух племён, которые издавна враждовали меж собою. Они пришли сюда, чтобы совершить ритуальную церемонию и заключить мир. Одни люди были высокие и черноволосые, другие — среднего роста, светло- или темно-русые. Среди них присутствовал, но не телом, а духом, — так, как возможно только во сне — некий «колдун». Он как бы и проводил эту церемонию; при этом, руководил, как кукловод, самым высоким и плотным черноволосым мужчиной.

Люди стали в круг, в центре которого был костёр, взялись за руки, затянули ритмичную ритуальную песню. Всё вокруг меняло свои очертания, теряло реальность, расплывалось, перемешивалось с неким другим, таинственным и тонким, миром, и теряло осязаемость. Люди, в состоянии аффекта, стали танцевать ритмический, дикий танец.«Колдун», что наблюдал за ними, запел странным, заунывным голосом.

Неожиданно высокий черноволосый мужчина вышел в центр круга, к костру. Выхватил из рядов танцующих хрупкую светловолосую девушку и полоснул ножом по её руке. Затем, он порезал и свою руку. Поднеся свои руки к костру, оба смотрели, как кровь капает в огонь. Через некоторое время, мужчина поднял свою руку и руку девушки вверх. Он показал всем, что порезов уже нет. Потом мужчина толкнул эту девушку в огонь. Она теперь была внутри костра, который вмиг вспыхнул высоким пламенем. К тому же, колдун приказал темноволосому мужчине отрубить девушке голову… И тот достал из-за пояса острый, блеснувший при свете клинок, нанёс удар по тонкой шее… Все вокруг вскрикнули. Миг — и голова полетела прочь. Но тут же, девушка была выведена из костра за руку, этим же мужчиной, нанёсшим ей удар. Оказалось, что она была жива и абсолютно невредима…

Всё –лишь иллюзия.

Затем настала очередь самого черноволосого мужчины. Его толкнул в костёр светловолосый парень. Однако, не отрубил ему голову: она сама мгновенно отделилась от туловища. Впрочем, этот мужчина затем тоже вышел из костра, будто с ним ничего и не случилось…

Всё это было — лишь игры духа.

Постепенно, во сне, Арей осознал, что помогает в чём-то этому колдуну: даёт энергию, и сам становится при этом сопричастным происходящему. Будто, вместе с колдуном он способствует смещению восприятия этих людей, или же… Создаёт некую сферу. Внутри которой материя имеет иные свойства.

И вдруг… подошла очередь и его самого. Он раньше присутствовал незримо — но, внезапно, одна из девушек его обнаружила… И выбрала, как жертву. Она взяла его за руку и подвела к костру. Арей последовал за ней, хотя даже во сне понимал, что совсем не отсюда… И что он станет одновременно и участником странной церемонии, и тем, кто помогает держать контроль. Можно ли совместить несовместимое? Это, скорее всего, очень опасно. И вот, размеренная последовательность церемонии, в виду его заминки, нарушена. Девушка, чувствуя это замешательство, не может толкнуть его в костёр. А это может привести к остановке всей церемонии… Остановке мира… Но тут, ей на помощь приходит черноволосый мужчина, которого контролирует сам" колдун».

Он толкает незнакомца, и вот Арей уже… Внутри костра. Он боялся, что станет контролировать ситуацию разумом — ведь он не был, как другие, в состоянии транса… И потому, его пребывание на костре станет вовсе не безопасным.

И действительно, он почувствовал сильный жар… Но потом понял: что-то действительно сгорает в нём, но… только, внутри его сознания. При этом, он не испытывает ожога телесного. Всё происходит в мире сновидений. Будто бы, что-то из его духовного, а не физического, тела сгорало теперь на костре: что-то ненужное и временное. Но вот, мгновенно, не успев вызвать боль, сгорела, как целлофановая, и его телесная оболочка. Она оказалась тонкой и незначительной. И энергия пламени болезненно, но не губительно, пронзила насквозь тело его духа. И Арей понял, что страшного в мире нет ничего. И никогда с ним не произойдёт ничего ужасного, если он будет твёрд духом. Просто не сможет произойти.

На этом месте, сон закончился. Потом он лежал, проснувшись, на каменистой и влажной земле… В центре круга, выложенного белыми камнями. В позе витрувианского человека. Мгновенно позабыв свой сон.

Он вспомнил его только сейчас: здесь, на скале. Ведь, место в сновидении было чем-то похоже.

«Тело — всего лишь оболочка», — подумал он, припоминая ощущения сна. Арей всегда знал это, но теперь ещё и ощутил. Он как бы получил новое, лично испытанное, этому подтверждение.

Всё так же сидя на скале, Арей наблюдал, как солнце поднимается над горами всё выше и выше. И казалось, вдыхал с каждым вдохом красоту окружающего мира. Рассматривал растущие под его ногами растения: чабрец, дикий лук, а чуть ниже по склону — жёлтые, крупные цветы незнакомого колючего растения. Смотрел вниз, на лагуну, и созерцал самые далёкие отсюда, горы, затуманенные синей дымкой…. И вдруг задумался о том, кто он здесь, на этой разнесчастной планете, зачем он здесь, и, главное, что теперь вообще делать? Сейчас он получил так много… Но это было совсем не то, что нужно для выживания.

Социум, город — всегда выталкивали, изрыгали его, как ненужное миру существо. Да, всем тяжело, и жить совсем стало невозможно… Но разве это — утешение? Тем более, что, в общей своей массе, жили же люди как-то… Горланили песни, давно разучившись, как нация, петь и танцевать. Пили водку — это, якобы, соответствует духу русского человека. Ходили на работу — в большинстве своём, нелюбимую и безрадостную, куда ходишь только ради денег. Ругались — везде и всюду, начиная от трамвая и автобуса… И, продолжая так жить, не ощущали при этом декораций пьесы театра абсурда. Отвратительного, липкого, навязчивого кошмара всего происходящего…

«Кто-то сошёл с ума, — подумал Арей, — или этот мир, или — я.

Отсюда, с этой скалы, ещё более ясно был виден маразм городов, телепередач, газет — всяческая бессмысленность бульварной шелухи, этого постоянного общественного трезвона в конец оболваненных толп, с их тупой озабоченностью всем материальным…

И его новая встреча с этим пошлым и неотвязным миром произойдёт скоро. Как бы он не стремился душой навсегда остаться здесь. В лесу. На этой скале.

«А в наши дни — и воздух пахнет смертью. Открыть окно — что жилы отворить», — вспомнил он стихи Пастернака. Прав поэт… Духовной смертью пахнет — в первую очередь.

Арей чуть не до слёз почувствовал себя одиноким. Таким одиноким, что — хоть со скалы…

И в этот миг обернулся, заслышав сзади лёгкий шорох.

За его спиной, уже стоял Андрей. Как он смог так неслышно приблизиться?

— Я с тобой, — без тени улыбки, твердо и проникновенно, произнёс он. — Теперь я всегда буду с тобой… Даже, когда меня не будет рядом.

— Во сне… Мне снилось место, очень похожее на это. Река, скала, и… В этой скале была во сне пещера, — рассказал Арей, когда они уже шли обратно, к палаточному лагерю.

— А может, здесь когда-то раньше и была пещера… В этих краях их было много, исследователи дольменов прошлого века приводят сведения, что пещеры эти в основном были рукотворными. И там, как им рассказывали местные жители, при нападениях на них скрывались черкесы. В пещерах находили полуистлевшую черкесскую одежду, утварь и оружие… Но, что русские, при войне с горцами, могли засыпать входы, что немцы во время войны могли их разрушить. Да и, просто так, чтобы никто не лазил, могли взорвать вход наши власти. Мне попадалось странное описание, в книге 1904 года, с упоминанием о единой естественной пещере, которая, как там говорилось, была расположена поблизости от посёлков Шапсугского, Хребтового и Фанагорийского, почти в центре окружности, проведённой через эти три… Может ли это быть? Поскольку, Фанагорийский отсюда уж слишком далеко, где-то под Горячим Ключом… Зато, впрочем, там точно есть естественная Фанагорийская пещера, ходы которой доходят — или доходили раньше — аж до Чёрного моря. Что ж, возможно, что некоторые её проходы и сюда вели. Известно, что есть пещеры в районе Свинцовой горы и горы Папай: это близ Пшадских водопадов. Около этих двух гор туристы периодически находят пещерные выходы. Кто-то даже лазил туда, но — очень недалеко. Страшно, всё-таки, да и без всякого снаряжения люди были…

Глава 11. «Поединок Силы»

«Много неясного в странной стране —

Можно запутаться и заблудиться…

Даже мурашки бегут по спине…»

(Владимир Высоцкий).

Виктор и Василь, в свой первый день в горах, на Ромашковую решили пока не ходить. Так и остались в лагере Николая.

— Давай, прежде всего, освоимся тут. Поначалу просто в себя прийти надо, после города. На речку, там, сходить, искупаться, — предложил Виктор.

Василь не возражал:

— Да, у меня пока — организм странно на всё реагирует. И голова слегка кружится, даже как-то непонятно: где я, кто я… Но, хорошо-то как! И лагуна мне очень понравилась.

Весь день просто отдыхали. Дождь вскоре закончился — и можно было отвисать на лагуне, прыгать с пенька, что был рядом с растущим близ берега деревом, или — прямо с разбегу, уходить на дно, в холодную, обжигающую благодать. Кричать, выныривая, что-то радостное, и смеяться, разбрасывая светящиеся на солнце брызги. А потом — лежать на плитах, что сорвались, осыпались со скалы — и, перегородив реку, образовали эту запруду. Смотреть на чёрных стрекоз, летающих над самой водою, на изредка пробегающих среди камней зелёных ящерок и на мелких рыбок в глубине, с красными плавничками… Хорошо!

Потом варить простую кашу, которая сейчас казалась необыкновенно вкусной. Вешать над костром котелок, заваривать чай, разговаривать неспешно — так, о всякой ерунде. Смотреть, как Николай неподалёку продолжает выкладывать мандалу. И, быть может, лес вокруг неё постепенно превращается в магический храм.

— Тебе помочь? — издали спрашивает Виктор.

— Пока — не надо. Выстрою основные линии, намечу рисунок мелкими камнями… А чуть погодя — помоги; притащим с тобой крупные валуны из реки…

Но вот, близился вечер. Здесь, в низине, темнело рано: на другом берегу реки, протекающей неподалёку, круто вверх уходила гора, за которой исчезло солнце. Совсем темно стало, и потому, всех приманивал к себе костёр.

Николай, казалось, весь день сооружал мандалу, но с большими перерывами. То на лагуну сходит, искупается — но и камней белых притащит. То пойдёт и трав насобирает — но вернётся, и вновь посмотрит на своё творение, что-нибудь подправит. Снова пойдёт вниз, к реке, за большими камнями: некоторые из них ему помогал дотащить сюда Виктор. И так весь день. Но сейчас, вроде бы, он закончил. Подошёл к костру, прилёг на одной из лавочек, приняв ту же самую позу, в которой застали его утром Василь и Виктор. Скрестил на груди руки, полностью распрямил тело — и лежал, вяло поддерживая общий разговор. А потом, кажется, и вовсе задремал.

Весело взметнулись вверх яркие искры: это Василь немного пошурудил в костре палкой. Как всегда, над костром грелся чаёк. Но сейчас костёр поддерживался даже не для котелка, а просто для того, чтобы посидеть с ним рядом, в огонь посмотреть. Тьма вокруг светлого квадрата, образованного лавочками, постепенно сгущалась. Было совсем тихо. Только неподалёку, в неглубокой низине, журчала маленькая речушка. Слышно было, как она переговаривается с камнями негромким воркованием.

Василь уже знал, что и ночевать ему и Виктору предстояло прямо здесь, у костра. А Николай, быть может, ещё полежит тут немного, а потом уйдёт, завалится спать в палатку. А Виктор, как и Василь, никакого снаряжения с собой не взял, понадеялся на группу: дескать, кто-нибудь из своих, да приютит. Попроситься к Николаю оба постеснялись. Ещё, стояла у края леса, с видом на заросшую поляну, бесхозная вторая палатка. Вроде бы, ребят из Кропоткина, Игоря и Инны. Но, Витёк недавно припомнил, что те поутру, когда Николай ещё спал, взяли спальники, рюкзаки, деньги — и отправились через перевал на море. Сказали, что вернутся не ранее, чем дня через три. Их палатка с вещами осталась здесь, под охраной Николая. Но лезть в неё без спроса — уж точно нельзя. Даже не обсуждается, когда есть другой вариант — переночевать у костра, где, под крышей из клеёнки, были лавочки. На них и прикорнуть можно.

Сам Витёк, ещё посветлу, ушёл в посёлок: знакомые попросили помочь по огороду. И он с радостью согласился: те обычно и кормили, и денег давали. Витек не знал, вернётся ли сегодня спать в свою халабуду из веток и клеёнки. Если и вернётся, то далеко за полночь. А, быть может, и у знакомых заночует, на топчане в старой пристройке.

Сидя у костра, Василь почему-то вспомнил, как совсем недавно, до уезда, болтал с Птахой о семинарах, о Золотове, об изменённых состояниях сознания и необычных человеческих возможностях. Потом подумал о тансёгрити и несгибаемом намерении, о перераспределении рассеянной энергии и магических пассах… «Дыхание саблезубого тигра», «Ночная бабочка», «Настроение воина» — надо попробовать покрутить все эти пассы здесь; будет здорово. Посмотрел на Виктора, сидящего напротив. Неожиданно, тот умолк, видимо, сосредоточился на своих раздумьях. Лишь время от времени подкладывал в костёр всё новые и новые поленья.

Было тихо. Абсолютно. Будто бы, всё застыло, и лес ожидал чего-то. «Именно в такое время, на границе дня и ночи, чаще всего и появляются „союзники“ — неорганические структуры. Так пишет Карлос Кастанеда», — вспомнил Василь.

Звуков леса, непонятных шорохов, потрескивания веток в темноте за спиной становилось всё больше. Промчался порыв ветра — и вновь всё стихло. Вдруг где-то в глубине чащи три раза проухал филин. Василя стало глючить… Показалось, что деревья, сумрачно обступившие костёр, начинают медленно к ним приближаться. Тогда, он постарался больше не смотреть в темноту.

Снова подул довольно резкий и сильный ветер…

— Ночью ветер становится Силой, — неожиданно, чётко выговаривая слова, произнёс Виктор. Сейчас он поднял голову и буравил глазами Василя. Тот вздрогнул: Виктор будто прочёл его собственные мысли. В этот момент, ветер пробежал только вдоль самых близких к костру деревьев… Уже совсем рядом. Василю стало как-то нехорошо. А ещё, ему показалось, что за деревьями прячутся длинноголовые, ни на что не похожие полупрозрачные структуры. А сзади послышались явственные шаги и чьё-то неравномерное учащённое дыхание… Дышащее в затылок. У него мурашки поползли по спине.

— Танец воина не попытаешься станцевать? — вдруг, резко обращаясь к Василю, приподнялся Виктор. И продолжал смотреть на него в упор.

— Сейчас? Здесь? — неожиданно, совсем слабым голосом, пролепетал Василь.

— Ты же говоришь, что читал Кастанеду? Ну, да. Здесь и сейчас! Именно! У нас нет другого места и другого времени. Всегда — только здесь. И только — сейчас. К тому же, надо отработать этот самый танец. Поупражняться. А то — когда настанет время, поздно будет. Ты представь, что тебе уже пора танцевать. А за левым плечом у тебя стоит Смерть. И — ждёт, — при этих словах Виктор заглянул Василю прямо в глаза своими тёмными зрачками, полыхающими отблесками костра. — Тогда уже будет поздно обучаться балету.

Василь внутренне содрогнулся и вскочил с лавочки. Он начал медленно крутиться вокруг своей оси, производя руками хаотические движения, но постепенно находя нужный ритм. Затем, он резко запрыгнул на лавку — и соскочил с неё на тёмную сторону: в сторону леса. Прошёлся там «колесом»: когда-то давно, Василь ходил на акробатику. А потом, он стал делать пассы, уже не боясь ничего, стоя лицом к тёмным деревьям. Пассы перешли в совершенно невообразимые движения: танец, прогибы и прыжки. Тело вело его само; он то двигался плавно, будто бы перетекая в пространстве — а то перемещался резко и быстро. Потом Василь просто вошёл в некий ритм и стал постоянно воспроизводить не слишком сложный, но какой-то ритуальный комплекс.

В это время, к Василю присоединился и Виктор. И они начали совместный синхронный танец. Вначале проделывали движения медленно, потом — всё более ускоряясь. И было в этом мужском танце что-то от веяния духов природы, что-то древнее, как сама Земля… Наверное, такие ритуалы устраивали древние охотники перед походом на страшного зверя… Убив которого, они завладевали его Силой.

Наконец, оба застыли. Спонтанно выплеснутый, танец закончился.

— Не смотри мне в глаза, — мрачно предупредил Виктор. Он стоял теперь напротив, грозный и напряжённый. — А то — или я подомну тебя под себя, или — ты меня… Начнётся поединок Силы. Зверская штука…

Тут оба, Виктор и Василь, почувствовали, что на них смотрит кто-то ещё… Одновременно, вздрогнули. Василь со страхом обернулся назад, через левое плечо. Но, это был всего лишь Николай…

— Фух, — с облегчением, вздохнул Василь.

Костёр уже догорал, едва тлея. Николай, должно быть, давно наблюдающий происходящую сцену, уставился на них совершенно ошалело.

— Ну, вы, блин, даёте! — намеренно чеканя каждое слово, проговорил он, наконец. — Такого здесь понакрутили… Сейчас звёздам станет жарко, а у вас из ушей пар пойдёт. Давайте, что ли, использовать атом в мирных целях! В смысле, чем устраивать поединок Силы, пойдёмте и с дури запустим нашу Мандалу.

— Ну что ж, давай, попробуем. У меня энергии сейчас — дуром! Я могу даже на ближайшую гору полезть. Прям ночью! — расхрабрился Василь.

Николай достал из старой спортивной сумки, которая висела здесь же, на железном крючке под «крышей», большую свечу. Пошёл к мандале, сперва — один. Поставил свечу на центральный камень, похожий на большое страусиное яйцо и сейчас наполовину закопанный в землю. Зажёг, и пламя свечи вспыхнуло ярко, хотя и заколебалось от ветра.

Вскоре, подошли и Василь с Виктором, и все стали вокруг центра Мандалы, на большие выступающие камни. При этом, образовали треугольник, почти равносторонний. Ветер стих, и теперь пламя свечи поднималось вертикально вверх. Несмотря на окружающую темень, главный рисунок мандалы, сложенный из ярко-белых камней, отчётливо выделялся на тёмной земле. Между облаков, не скрытая здесь за ветвями деревьев, проглянула луна.

— Пора… Начинаем, — сказал Николай, и стал читать молитвы. А потом, начал проговаривать:

— Сосредотачиваемся на сердечном центре. Соединяемся по кругу. Строим посредине столб света…

Василя уже начало уносить куда-то. Он уставился на центральный камень со свечой, и почувствовал, что «точка сборки» у него сейчас явно не на месте. «Крыша» слегка и эффектно приподнимается… Ему показалось, что он стоит не на мандале, а на священном круге Майя с вырезанным на нем календарём: фигуры этого календаря вдруг сложились из принесённых Николаем камней: в его воображении, конечно. Всматриваясь теперь неотрывно вглубь, глядя в самый центр мандалы, он, уже не задаваясь вопросом, как и почему, начал проваливаться в сонм символов, фигур, образов… И вот перед ним уже шли вереницей какие-то странно одетые люди, украшенные бусами и браслетами, в головных уборах из птичьих перьев. За спиной у каждого был заплечный мешочек с дарами для их странного бога. Слышались крики: «Кецалькоатль! Кецалькоатль!»

А потом, он снова, здесь, на Мандале, начал танец… Совершал ритуальные движения, символически соединяющие землю и небо, позволяющие божеству соткать радужный мост, чтобы спуститься на землю…

К Василю подключились и остальные, каждый по-своему. Николай делал энергетическую «раскрутку», то есть, комплекс движений, придуманный им самим. Виктор проделывал сложные пассы, из неизвестной Василю последовательности. А потом, Николай стал в самый центр Мандалы, рядом со светлым камнем со свечой. Он устремил взор в промежуток открытого неба, и был при свете луны похож на каменное изваяние демиурга, творящего миры. Виктор и Василь почувствовали, как возник и всё увеличивался, всё расширялся закручиваемый им энергопоток. В конце концов, он охватил не только пространство Мандалы, но и обширную округу. Будто кто-то завёл мощную пружину, и она, начав раскручиваться, превысила волю и намерение окружающих. Нарастая и всё расширяясь, созданный поток явственно уносился ввысь тонкой спиралью… Куда-то далеко, в ночное звёздное небо…

Затем, настала тишина, миг ожидания — и вот, наконец, ответная благодать хлынула на землю.

* * *

На следующее утро, Виктор проснулся рано: как только первые лучи солнца стали пробиваться сквозь зелёный узор листьев. Он потянулся. Полежал ещё немного, созерцая резные листья нижних ветвей липы. Нежные, ярко-зелёные кружева… Послушал, как поют лесные птицы. Наконец, полностью проснулся и резко вскочил.

Всю ночь он проспал на деревянной лавочке у костра. Подстелил под себя чьё-то ватное одеяло, в него же и завернулся.

Костёр давно потух. На такой же деревянной лавочке, на противоположной от костра стороне, ещё спал Василь: отвернувшись от костра спиной, на некоем подобии одеяла, больше напоминающем собачью подстилку. Укрыт Василь был чьей-то плотной зимней курткой: невесть откуда она здесь взялась. Быть может, Витек в ней рыбачил? В народе такая именуется почему-то «пуховиком». Из-под куртки торчали ноги Василя, с голыми щиколотками, обутые в тенниски.

Виктор попытался раздуть тлеющие угли. Сунул в кострище одну из газет, лежащих под лавкой, подул немножко — и вот уже затеплился слабый огонёк. Теперь нужно немного тоненьких веточек, палочек… В это время, проснулся и Василь. Перевернулся на спину, открыл глаза и уставился на наручные часы. Должно быть, это были часы Николая, они висели на крючке под «крышей». Василь вскочил, сел, отряхнулся, сбросив с себя мелкие листья и веточки, отпихнул в сторону куртку. Часы показывали без семи одиннадцать.

«Неужели, уже так поздно?» — читалось на мятом лице. Не поверив, Василь потянулся к часам, прильнул к циферблату ухом, послушал. Часы стояли.

— Что, погоду показывают? — сочувственно спросил Виктор.

— Кто? — спросил Василь.

— Часы, конечно, — ответил тот, подбрасывая в уже разгоравшийся костёр первое большое полено.

— Часы сломались, а ещё вчера — шли.

— Не сломались! Привыкай, парень: это — Поляна…

— В смысле?

— Здесь любая техника не работает. Часы в порядке: в другом месте — снова пойдут.

Василь провёл ладонью по лицу, сверху вниз, будто умываясь.

— Или, ты спешишь куда? Опаздываешь? — ехидно спросил Виктор.

— Н-нет, — озадаченно ответил Василь.

— Вот и правильно… Запомни: на Поляне нет времени. Тут как-то, в прошлом году, одна психолог ошивалась. Приставала к людям с вопросами… Например: а вы знаете, какое сегодня число? Отвечал далеко не каждый. А она — знай, строчит что-то у себя в блокнотике.

— Счастливые часов не наблюдают?

— Нет, просто здесь ещё и внутренние часы у всех стоят. Или, наоборот: скачут, как бешеные. В общем, тут время иначе течёт. И почти все это замечают.

— Аномальщина?

— Ага. Василь, а у тебя есть жена? — ни с того ни с сего, спросил Виктор.

Вопрос повис, прозвучав как-то бестактно. Но Виктор очень любил бестактные вопросы. И задавал их чаще всего тем людям, которые его чем-то заинтересовали.

— Ты знаешь — нет, — слегка протормозив с ответом, признался Василь.

— А — почему? — продолжил допрос Виктор. — Духовной практикой, что ли, мешает заниматься? — тон у него стал язвительным, как у человека, который нащупал у собеседника слабую струну.

— Наверное, та самая, единственная и неповторимая, ещё не встретилась, — усмехнулся Василь.

— А какие встречались? — наседал ярый собеседник.

— Женщины со слабой энергетикой или некрасивые меня не привлекают. А сильные и энергичные слишком стремятся прижать меня к ногтю… Такой ответ тебя устроит? — поинтересовался Василь.

— А ты не любишь, когда тебя прижимают к ногтю? — спросил Виктор.

— Как сказать… Иногда я это допускаю. Но, как-то всё равно, и довольно быстро, наступает полный разрыв. Да, и ещё фишка: у меня то густо, то пусто. Так уж выходит. Ну, и ревность там всякая, когда какая-нибудь бывшая пассия прилюдно кидается мне на шею, — ответил, совершенно не обижаясь, Василь, накладывая в чайник травы из запасов Николая.

Виктор привык делить встречаемых им людей на «ведомых» и «руководителей», но с Василём пока эта классификация не срабатывала. Ведомым он не был, но и на руководителя, вроде бы, вытягивать не собирался. «Странный парень! Как бы его ещё прощупать?» — подумал доморощенный психолог.

Из палатки вышел полусонный Николай в одних плавках, похлопывая себя по голым плечам и ёжась от холода. Издали, приветственно помахал рукой.

— О! Уже чаёк ставите? А как здесь спалось? — спросил он, подойдя поближе.

— Да ничего, лучше, чем, казалось, будет. Даже с лавочки не падал, — ответил Василь, покосившись слегка на Виктора. — Комары, правда, зудели сильно.

— А челюсти у них — как у собаки, — добавил Виктор.

— Небось, из-за них долго не уснуть было? А я к ним уже привык. В палатке они не меньше зудят. У костра, наверное, их даже не столько, как в палатке, она ведь в кустах стоит. Но я, как только ныряю в палатку — так сразу брык! И — как отключили. Пусть кусает, кто хочет.

— А встал чего ж так поздно?

— Я проснулся давно, не рассвело ещё. Хотел было сходить, искупаться. К лагуне подошёл, ножкой воду пощупал… Б-рр! Передумал что-то. Если у костра потом отогреваться — так это вас будить ни свет ни заря. Так вот, а когда я на лагуну шёл, то наверх, на скалу, от лагуны поднимался какой-то парень. Глазищи голубые, так и светятся, и по горам прыгает, как горный козёл. Одно слово: колдун! Откуда шёл только — непонятно…

— Да он, наверное, из компании эзотериков. С Ромашковой Поляны. Они любят в горах контакты устанавливать, — заявил Виктор.

— Я знаю, какие контакты устанавливают тут наши эзотерики, — засмеялся Николай. — Ну, нет, это был взаправдушный колдун. Человек леса!

— А что ты про контакты знаешь, о которых говоришь? — поинтересовался Виктор. — Которые эзотерики в горах устанавливают?

— Да тут мне, в прошлом году, ведущий одной из групп рассказывал: достали его вконец эзотерические заморочки всей этой толпы. И выяснение отношений с лидерами других групп на тему, кто самый главный на Поляне и кто больше Бога любит… Решил отдохнуть, оторваться по полной и расслабиться. Взял с собой близкого друга, втихаря сходили они в посёлок, купили бутылочку вина, картошки, колбасы… Завеялись со всем этим скарбом куда подальше — на Лысую. Хорошо, чувствительно так там посидели, выпили, закусили — а потом вернулись в лагерь. Решил он пошутить: контакт, мол, у нас был на Лысой, энергии — так и шуровали! И что же, вы думаете? Эти, всевидящие, ему: «Слы-ы-шим! Ви-и-дим! Контакт, мощный! С инопланетянами!» — И, на следующий день — всей толпой на Лысую и поскакали. И мы, мол, тоже хотим контакт! А Евграфий ещё темп такой задал, что добрая половина уже на первых километрах по дороге потерялась. Умора! Искали потом заблудившихся ещё сутки. Этих несчастных утешали: мол, вас чистили, а потому и водили кругами по лесу. А контакт, конечно же, состоялся только у самых достойных… Бедные тётки! Ну, знаете, такие в каждой группе обязательно присутствуют: довольно обширной комплекции. Они — как вжарили! Спешили, чтобы поспеть за Евграфием, несясь со всех ног. Вещи какие-то потеряли, вопили на весь лес, ища друг друга, и периодически просили друг дружку их подождать… Сам видел. Предлагал: тётеньки, да успокойтесь же! Что ваше — от вас не убежит. Пожара нигде нет, спешить и тушить не надо. Посидите лучше, чайку со мной попейте… Так нет же, конечно. Вперёд понеслись, как к победе коммунизма… Умора!

Николай допил свой лесной чаёк, захватил ту самую спортивную сумку, что висела на крючке у костра, и двинул в посёлок за продуктами. При этом не пожелал, чтобы кто-нибудь составил ему компанию. А Василь с Виктором остались вдвоём.

Костёр догорал. Василь в задумчивости ворошил уголья. Идти ему никуда пока не хотелось.

Виктор следил за ним исподлобья, и вдруг спросил:

— Василь, а вот ты скажи, ты в Бога веришь?

— А зачем это тебе?

— Да так. Просто.

— Ну, ведь у каждого он свой, Бог. И вера — только его, собственная.

— Нет, ты не увиливай! Ты в Бога веришь: да или нет?

— Ну, если так ставить вопрос… Скорее, да.

Виктор выдержал паузу и спросил:

— А в дьявола? В него — веришь?

— Это — в какого? В чёртика с рогами? Или — в мировое абстрактное зло?

— А как хочешь, так и понимай. И тоже: отвечай категорично.

— Ну, тогда, скорее, нет.

— Ну вот, значит, в Бога ты веришь, а в дьявола — нет? А теперь ответь, а чем они, с твоей точки зрения, отличаются?

— А что у них, с твоей точки зрения, общее?

— Ты всё как-то уклоняешься в сторону… А я просто хочу показать, что, в принципе, это одно и то же: бог, дьявол… Зло, добро… Это — с нашей, с человеческой точки зрения они есть, эти самые дуальности… Мы смотрим на вещи искажённо. А если смотреть сверху, то всё едино получается. Это — ветви одного дерева. Вот, к примеру, возьмём абстрактное дерево, а от него — ветви растут. А если на какой-нибудь высоте мы сделаем плоскостной срез, то какую получим картину? Как всё это будет выглядеть? Как одно целое?

И Виктор начертил на земле прутиком одну большую окружность в центре, а вокруг неё хаотично расположил множество более мелких, самой разной величины.

— В центре — ствол, остальное — ветки, — пояснил он. — И уже — нет целого. При плоскостном мышлении — получается, что они есть: бог, дьявол… А на самом деле ничего этого нет. Всё едино!

— Ну да, это хорошо и замечательно. Во вселенском масштабе. Но, напрашивается вывод, что эта же истина на человеческом уровне будет звучать весьма тривиально: всё равно, кому молиться, Богу или мамоне. Всё едино. Так?

— Нет, на человеческом плане она звучит иначе: действовать надо, а не сюсюкать. Все силы свои использовать. И тогда будет всё, как надо. Развитие будет… А то — я недавно к знакомым своим прихожу, полгода их не видал. Мне сказали, что они за это время очень возросли духовно. Совсем другими стали. Пришёл, а они… Те же самые! И через двадцать лет — всё будут долдонить одно и то же…

— А может, это просто ты — тот же самый, Виктор? Разве можно так, за пять минут разговора, понять душу человека?

— Да нет, я не об этом. Понимаешь, такие вселенские истины открываются… Брось всё — и живи по-новому. Каждый новый миг — по-новому. Не бойся совершать поступки. В жизни всё испытать надо. Да, вот некоторые используют всякие там энергии, работают с ними. Энергию рэйки, например, если слышал. Большие деньги зарабатывают при этом — и что ж, правильно делают! Реализовываться надо. А то — другие сидят сиднем, и варятся в своём котле сами, в четырёх стенах. Кому это нужно? Действовать надо, действовать! Всё равно, как…

— Действовать? А что ты называешь действием? Например, нажраться водки и соседу пойти морду набить — это действие?

— А хоть и морду.

— А если твои поступки непоправимы, и за них рано или поздно отвечать придётся? И если в тот самый момент, когда ты набиваешь кому-то морду, решается твоя судьба? И разве действие — это обязательно только руками махать? А молчаливого действия не бывает?

— Ну вот, уставлюсь я в одну точку, и буду смотреть… Навоображаю там себе невесть что… И что ж тогда изменится?

— Если это будешь делать ты… Наверное, ничего.

— Что и требовалось доказать! Многие, сюда приезжающие, люди — весьма начитаны, и Кастанеду читали, и Агни Йогу, и Блаватскую… А всё никак не могут понять, что не сиднем надо сидеть, а как можно больше действовать.

— Вали, мол, кулём, потом — разберём? Не считаясь ни с кем?

— А хотя бы и так, если это кому-то нравится.

— Ну, это уже звериный эзотеризм какой-то, с душком ницшеанства. Типа: буду служить тому, кому выгодно. Кто больше заплатит. А внутренний голос слушать — видимо, бесполезно. Давно солярка кончилась. И вообще… Ума в тебе, Виктор, палата. Только нет в тебе ни такта, ни гармонии, ни малейшего представления о том, что же всё-таки происходит. Ты нравоучительный книжный червь, и только. Это ты сам… Поначитался всякого, и решил поразглагольствовать. Хотя, я думаю, на самом деле ты более совестливый и честный человек. Чем то, что можно подумать, слушая твои речи… Типа, добро, зло — одно и то же. Можно делать добро, можно — причинять зло — лишь бы при этом больше получить… Ладно, раз всё можно — то можно и мне сейчас удалиться, и без всяких объяснений, — Василь поднялся с лавочки, нарочно выкинул куда-то в кусты пуховик, и отправился прочь, насвистывая себе под нос бравую мелодию. На некотором расстоянии, он не удержался, обернулся и проорал издали:

— Харизма течёт из ушей,

на милых граждан, их жён и детей! — вспомнив слова странной песенки.

Потом он сидел у речки и курил. Вдруг сзади кто-то неслышно подошёл, тронул Василя за плечо и сел рядом.

— Ну, что надулся? Достал я тебя, да? — проникновенно спросил Виктор.

— Ну… Наверное. То про жену, то про бога с дьяволом… А вообще, будто раскрутили мы что-то, и теперь… Злимся друг на друга, непонятно, почему. Да и со мной — странное что-то здесь происходит, — вздохнул Василь.

— А я вот что, парень, скажу: многого ты ещё не понимаешь. Книга такая есть, я её недавно прочёл, её Алистер Кроули написал. Как прочёл — всё мне сразу ясным стало. Только книга эта — не для средних умов. У иных крыша от неё едет. Кто-то его считает дьяволом, кто-то — святым, Кроули этого. Сложная у него книга.

«Ну, опять пошло, поехало. Сейчас доведёт меня снова до белого каления своей эзотерикой», — подумал Василь.

— А ещё, я так скажу: всё равно, с чего начинать и во что верить, — продолжал тем временем Виктор. — Хоть с Шри Чинмоя, хоть с Магнитов или «Радостии» начни. А ещё, есть Агни Йога, Виссарион, Блаватская… Путь — он у каждого свой… Только дойдёшь в чём-нибудь одном до понимания — сразу ищи нового. На каждом пути есть свои открытия.

— А, например, на пути чёрной магии? — вновь не удержался Василь. Хотя и понял, что его опять понесёт.

— Да хоть и так, если тебя туда тянет! — ответил Виктор зло. — Задатки, значит, таковы, что рано или поздно ты должен и через это пройти. Да и, вообще: по-твоему, что, грешить нельзя? Не погрешишь — не покаешься. Всё в жизни испытать надо, а дьявол и бог — как я уже говорил, и как Кроули ясно даёт понять — это две стороны одной медали.

Василю показалось, что лицо Виктора озарилось недобрым фиолетовым светом.

— Всё это прекрасно. Если тянет. А если человека тянет поискать правду, добро, истину и свет, так сказать, а на обложке какого-нибудь направления, какого-нибудь общества так и написано: обращайтесь по этим вопросам к нам. Наша вера — самая верная! Милости просим! И вот человек и обратился… В обоих смыслах этого слова: и в это общество, и в эту веру. А его подвергают в дальнейшем, мягко говоря, гипнозу и зомбированию. И вот уже в результате он совершает действия, ему не свойственные. И живёт, как во сне… Что тогда? Всё — ништяк?

— Мы все живём, как во сне… Зомбирование, говоришь? Этим модным словечком сейчас слишком злоупотребляют. Это — я имею в виду настоящих зомби — совсем не наша культура и не наша магия. В нашей традиции — нет зомбирования.

— Скажи это тем людям, которые часами смотрят телевизор! Да, трупов у нас никто не поднимает, головы петухам не отрывают, колючки с ядовитыми шипами людям не подкидывают… Нашли более простые средства решения проблемы. Телеящик, к примеру! Или — деструктивные секты. Это просто способ выражения такой: метафорой, кажется, называется. Зомбирование всё равно зомбирование и есть: не оживший мертвяк, так вроде бы живые люди ведут себя сравнительно одинаковым образом. Поэтому их художественно сравнили с зомби. Да и вообще, зачем к словам придираться! Ладно, назовём тогда — не зомбирование, если тебе это не нравится, а внесём некоторую ясность: запудривание мозгов до такой степени, что человек становится легковерным и управляемым и ведёт себя совершенно тупо и адекватен стаду подобных баранов.

— Ну хорошо, пусть будет «зомбирование». Для краткости. Если человек не слаб, его не зомбируют. Он останется сам собой.

— Ну, ты это брось, находятся специалисты. На каждую старуху есть проруха… Попридумывали разные психотехники, тренинги, а ещё есть всякие вещества и, быть может, приборы.

— Настоящий духовный человек не должен вестись на провокации и легко проходит все испытания судьбы.

— Как сталкер в зоне?

— Не перебивай!

— Просто, Виктор, ты сам очень похож на сталкера… Не знаю, почему. А мир вокруг — на Зону…

— Человек должен пройти любое испытание, таким образом он и приобретает духовный рост, — проигнорировав сравнение себя со сталкером, продолжил Виктор. — А сломается лишь слабый.

— Но это же не означает, что Зона не опасна?

— Это означает, что у каждого свой путь. Хотя цель — одна. Дороги разные. И путь бывает не обязательно по горам и вершинам. Надо в жизни успеть пройти разными путями. А также, через разные духовные школы. Чтобы отыскать своё. Все они действуют. И все, в конечном итоге, развивают человека.

— Разве можно развивать человека, обманув его? Вот один мой друг пошёл в общество Махариши и получил там мантру, которая, якобы, предназначена ему — и только ему. Для его духовного роста… А через пару месяцев, он вычитал свою мантру… в одной книге: она или «Сектология», или «Сектоведение» называется. Мантру, якобы секретную — а их, оказывается, по возрастному принципу распределяют. И продают за деньги. Там же, он и другую трезвую информацию о «махаришевцах» почерпнул: ещё вовремя… И кого он должен благодарить за подобный «духовный опыт»? Который, вдобавок, обошёлся ему в определённую сумму…

— Всё равно, ведь какой-то опыт он получил… И все мы, конечно, обманываемся. Нас все обманывают: правительство, работодатели, политики. Повсюду обман! Нельзя только злиться и обижаться на это, рисовать всё в чёрном свете, отчаиваться. Ведь, каким ты будешь — такова и жизнь твоя будет. И если тебя обманули — значит, ты это заслужил.

— А я лично считаю, что гораздо большую пользу мой друг извлёк из той самой книги, которая ему раскрыла глаза на действительную суть вещей.

— Ты так считаешь? — надулся Виктор, — ну, и считай!

— Спасибо за разрешение! Я продолжу? Так вот, все эти общества, что обещают человеку решение всех его проблем, в том числе и финансовых — не более чем ловцы душ… Возможно, что у них нечего искать, никакой соли там нету, а возможно, что её продают по слишком дорогой цене. Ведь призадумаешься: слышал я, например, про летающих йогов… А вдруг, им всем цена — как у этой, якобы индивидуальной, мантры?

— Ну, если ты так считаешь, то по вере тебе и воздастся… Значит, ты летать тогда никогда не будешь.

— Да, пускай я не буду летать, как Махариши, и рисовать тысячу птиц в день, как Шри Чинмой… Кстати, его приверженцы соблюдают, так сказать, полный целибат и любить им дозволяется только портрет Учителя. На этот счёт они даже шпионят друг за другом.

— Не только птиц не сможешь рисовать, но и вообще, с таким пониманием, ты ничего в жизни не достигнешь.

— Я достигну лишь того, что открою в себе самом, а не в Шри Чинмое! Все эти единения, во имя чего бы то ни было — лишь ловушка. Обман.

— Нет, постой, погоди! Если ты не выйдешь из своего устойчивого квадрата, не разовьёшься до состояния пирамиды, если ты будешь устойчив, но не восприимчив — а ведь только сочетание устойчивости и восприимчивости даёт развитие — то ты не достигнешь равновесного креста, вечно будешь циклиться: одни циклятся на восприимчивости — и для них ничего не существует, кроме Шри Чинмоя, а другие — на невосприимчивости, и до них совсем нельзя донести истину. А надо сочетать в себе квадрат и треугольник! — Виктора явно понесло куда-то далеко, в дебри стереометрии.

— А я почему-то считаю, что все «шричинмойские» общества именно сознательно и намеренно отбирают только таких, у кого в дальнейшем только на Шри Чинмое свет клином и сойдётся… И потому, их учитель потом и рисует так много птиц в день и тяжести поднимает энергией сухожилий, или — чем там ещё? Ведь его же так все любят!

— Да ну тебя! Ты так ничего и не понял… С тобой совершенно невозможно разговаривать, — обиделся Виктор. — Вот и живи в своём жалком мирке, довольствуйся лишь материальным: своей жалкой конурой и жалкой зарплатой.

— Достойное пожелание святого учителя эзотерики! Да я уж как-нибудь проживу… Не король, храмов и дворцов мне не надо. А вот святые подвижники даже этого мирка, описанного тобою, не имели. А жили в каморках эдак метра два на три, без окон, под землёй, и достигали самых больших высот человеческого духа… Ступай себе с миром, сын мой! — и Василь перекрестил Виктора.

— Нет, ну ты — идиот? — риторически спросил Виктор. — Да я ж тебе про что! Как раз-таки святые — искали… Не то, что ты, — и он просто взвился от злости. Вскочил и ушёл. Если б здесь была дверь, он бы ею хлопнул.

— Я хочу искать… Пробовать. Но — не в заведомо отстойных группах, — сказал ему вслед Василь. Но тихо. Должно быть, Виктор этих слов уже не расслышал.

Глава 12. Первая тропа с названием «Работа»…

«…И первая любовь с названием «работа»

Останется при нас оставшуюся жизнь».

(Юрий Визбор)