Бесплатный фрагмент - Рубежи

Предисловие

Небольшого роста старушка бережно расправляла старый потёртый форменный китель. На нём, кроме погон лейтенанта с принадлежностью к войскам связи, были боевые награды. Все они заслуженные, но самая любимая была первая. В наградном листе имелись сухие слова: «За проведение успешных операций на оккупированной территории в составе партизанского отряда»… Всегда перед тем, как надеть китель, она поглаживала награду, ощущая шероховатость металла, и возвращалась мыслями в далёкий 1941 год в партизанский отряд. Глаза сразу наполнялись слезами. Всплывали закопчённые кострами лица мальчишек и девчонок, составлявших большую часть личного состава отряда. Ребята с самого начала войны очень хотели попасть на фронт, но их не брали из-за возраста. Но потом получилось наоборот: война сама пришла к ним! Старушка вспоминала их, неунывающих, идущих на боевые задания с лёгкостью, словно они были не на войне, а играли в войну в мирное время! Они навсегда остались такими в её воспоминаниях о том военном лихолетье.

Часть первая.
Игра с судьбой

Глава 1. Колька

Через лес, по просеке, обдавая деревья паром, мчался бронепоезд. Из окна выглянул машинист, но выглядел он странно: был одет в настоящие рыцарские доспехи, а на голове находился шлем, забрало которого очень напоминало путеочиститель ведущего локомотива. Машинист поднял забрало и посмотрел вверх. В небе параллельно ходу бронепоезда летел аэроплан, ловко маневрируя между клубами чёрного дыма, вырывающимися из трубы паровоза. Лётчик был в кожаной куртке и шлеме, поверх которого были надеты очки. Он, увидев машиниста, жестом руки предложил ему потягаться в скорости. Машинист принял вызов, махнув в ответ.

— Сегодня проигрывать нельзя! — сказал он про себя и с помощью рукоятки увеличил подачу пара. Локомотив будто ждал этого: вздрогнул многотонным телом и начал уверенно набирать ход.

— Ага! — воскликнул машинист, глядя в окно. Аэроплан тоже прибавил, но бронепоезд не отставал! Довольный машинист перевёл взгляд вперёд по ходу движения. Впереди стоял семафор, отчётливо показывающий сигнал, запрещающий движение.

— Ух ты, чуть не прозевал! — Машинист резко повернул рукоятку на выпуск пара, пробуя остановить бронепоезд. Локомотив окутался клубами и послушно начал сбавлять ход, издавая скрежет и выбрасывая потоки искр из-под колёс. Вагоны толкали друг друга сцепками и повизгивали. Выглянув ещё раз в окно, машинист увидел удаляющийся аэроплан, покачивающий крыльями с красными звёздами. От досады он снял шлем.

— Вот кабы не семафор, да ни в жисть аэроплан не смог бы обогнать бронепоезд! — и, зацепив рукоятку сигнала, подал тревожный паровозный гудок, который постепенно перерос в крик петуха, от которого Колька открыл глаза и окончательно проснулся, переживая финал сна. Он потянулся, зевнул и решительно сдёрнул одеяло.

Сегодня выпускной день в их сельской школе. Лидия Борисовна была классным руководителем и преподавала естествознание, включающее в себя астрономию, особенно интересовавшую учеников. Вместе с учителем дети даже нарисовали плакат с летящей ракетой и надписью: «Вперёд, к звёздам!». До этого никто толком и не знал, как выглядит космическая ракета. Кольке тогда досталась задача: нарисовать в иллюминаторе лицо космонавта. И почему-то он изобразил его улыбающимся.

В этом году выпускников было трое, а всего учеников набиралось двадцать пять. Накануне Лидия Борисовна объявила:

— Завтра после уроков из района в школу приедет фотограф, чтобы сделать на память фото учащихся вместе учителями.

Мама Кольки, узнав об этом, с вечера отутюжила костюм и рубашку. Раньше считалось, что фотография — волшебство, миг жизни, запечатлённый навсегда, поэтому на висящих в горнице дома фотографиях все выглядели солидно, с достоинством. Вот сидит на стуле дед, держа на коленях руки. Он в военном кителе и с орденом на груди, а рядом бабушка в накинутом на плечи платке. Колька серьёзно относился к фото и, если напроказничает, старался побыстрее пройти мимо, чтобы его не заметили. А когда было чем похвастать, долго стоял перед фотоснимком, рассказывая об очередной победе.

Все фотографии были любимыми, но особенно та, где он маленький, с папой и мамой. В это время его все называли смешным словом — Патитешка. Почему? Колька смог узнать позже, у бабушки.

— На Руси так издавна ведётся: чтобы защитить дитё от всякой нечисти, давали ему другое имя. Вот придёт, например, бес и скажет: «А позовите мне Кольку», а все ответят, что не знают никакого Кольки! А если спросит: «А это кто там такой маленький бегает?» Все ответят: «Да это не Колька, это Патитешка какой-то!» Бес тебя тогда не тронет, и все неприятности пройдут мимо!

— Так бес может сейчас меня найти?

— Тебе уже три года, вон ты какой большой и сам сможешь его прогнать.

С этого времени Колька, гуляя, возьмёт и оглянется вокруг: нет ли где-нибудь рядом нечисти, чтобы сказать: «Я уже взрослый и не боюсь!»

Чем Колька становился старше, тем серьёзней возникали вопросы. Однажды с друзьями он поставил в тупик деда Петро, пытаясь выяснить: «Что такое душа?» Тогда Петро выкрутился, но заставил задуматься детей.

— В далёкие времена правил один император, народ его жил в достатке и равенстве. Но на чужой достаток всегда есть завистники. Они придумали, как захватить власть: нужна ложь! Это грозная сила в корыстных руках. Люди перестали выполнять обязанности, стали лгать, возникло недоверие, и начался хаос. Завистники сместили императора, присвоили богатство и подчинили себе народ. Но ложь было не остановить. Вскоре они ощутили действие лжи на себе, но не могли ничего поделать! Ложь жила сама по себе, и вместе с ней росло зло. Завистники быстро потеряли украденное богатство и, не выдержав, пришли к Всевышнему. Они преклонили колени, прося о помощи. Всевышний их выслушал и вынес свой вердикт.

— Каждый, кто поверит в могущество лжи, потеряет душу, а без души не станет человека!

— А как же тогда вернуть душу, — взмолились завистники, — ведь мы с помощью лжи добились всего?

И тогда Всевышний создал веру и вложил в неё составляющие души человеческой: «Творить добро, быть честным, говорить только правду и выполнять обещания!»

— Всё просто: принял веру — остался человеком. Отказался — потерял душу. А без души нет человека, — закончил рассказ дед.

Ребята получили такое сильное впечатление, что каждый задумался и начал рассуждать: есть ли у него душа и является ли он человеком?

Свойство мальчишек — искать и находить себе новые трудности. Вот одновременно возник вопрос о ведьме. Всем было известно, что на краю деревни живёт скверная старуха, которую все вполголоса называли ведьмой. Она была хитрая, распускала слухи и любила жаловаться. У неё в хозяйстве имелся конь. Был он маленьким, чуть повыше пони, чёрным, как дёготь. Конь, так же как и старуха, имел скверный характер! Сельчан, пытающихся его погладить, он норовил укусить или лягнуть. Не раз мальчишки обсуждали эту тему, но всё сводилось к рассказам старух. На этот раз Серёга рассказывал новую весть.

— Бабки говорят, что ведьма может превращаться в животных. Помнишь артельщиков, построивших коровник? Они тогда отмечали окончание стройки, а старуха проходила мимо и что-то попросила у них, но они её прогнали. А когда гулянка перевалила за полночь, старуха превратилась в громадную свинью с горящими глазами прибежала к ним, разбросала столы и покусала их!

— Ну и что, бывает, и у свиней клинит в голове, вот они и носятся как заведённые! — парировал Колька.

— Да ты дослушай! Рабочие были не хилые. Не сплоховали, сумели оседлать свинью и отрезали ей ухо. Она завизжала и убежала. А наутро никто не мог найти рабочих. Сгинули, будто их вообще не было! А старуха неделю ходила с перевязанной головой и всем жаловалась на них!

— Да уж! — ответил Колька.

— А я слышал, что к ней приходит чёрт.

— А как он к ней приходит?

— А кто его знает, он всегда появляется в полнолуние. Вот бы это проверить!

На этих словах Серёга перекрестился.

— Говорят, если посмотреть в глаза чёрту, то можно провалиться в омут! Может, не связываться с этим? Больше из ребят никто не соглашается участвовать, боятся. А потом времени уже не будет, школа на носу!

Решив не оставлять на потом это важное дело, мальчишки в одну из полнолунных ночей направились к дому ведьмы. Заняв позицию с учётом того, чтобы можно было вовремя смыться, начали ждать полуночи. Темнота и стрёкот сверчков убаюкали их. Разбудил их хлопок.

— Серёж, ты что-нибудь заметил?

— Вроде дверью хлопнули. Смотри, свет загорелся, не спит ведьма. Может, какие гадости делает? Надо заглянуть в окно.

Окно было закрыто занавеской, и только сверху оставалась небольшая щель. Подкравшись к окну, Серёга встал на плечи Кольки, который стал медленно выпрямляться. Как только глаза Серёги поравнялись с щелью над занавеской, он закричал:

— А-а-а! — конструкция рухнула, и мальчишки дали стрекоча. Один бежал, продолжая кричать: «А-а-а!» — другой, ничего не поняв, но поддавшись панике, летел следом, только кричал: «У-у-у!» Отбежав на безопасное расстояние, они остановились отдышаться.

— Ты чего кричал-то? — спросил Колька, боязливо оглядываясь, нет ли погони. — Вроде спокойно. Смотри, а свет в окне погас!

Серёга был не на шутку напуган и, заикаясь, ответил:

— Я… заглянул ему прямо в глаза!

— Кому?

— Да чёрту! Такие большие, красные! Горят, как огонь! А сам лысый, и одни рога торчат, и ещё улыбается, гад, белыми зубами!

— Да ты что?! А может, это вовсе и не чёрт?

— Нет, чёрт, я точно его видел. Теперь вот, наверное, с ума сойду, ведь прямо в глаза ему посмотрел!

— Ты не паникуй, — успокаивал друга Колька, — завтра разберёмся, утро вечера мудренее!

С этим они и разошлись по домам. Утром им встретиться не пришлось. Чуть свет, ведьма пришла к дому Кольки и нажаловалась маме. В итоге он получил, как говорится, по полной и до обеда был наказан. Только вечером, встретившись, ребята выясняли: «Ведьма-то раздвоилась, одновременно жаловалась Колькиной маме и Серёгиной тётке».

— Вот тебе на! Ты, кстати, взгляни, у меня глаза не краснеют? — с испугом попросил Серёга.

— Да нет! Но что-то тут не так, — Колька, раздумывая, чесал затылок.

— Ладно, отложим разбор на недельку, пусть в деревне немного забудется!

Через три дня случилось событие, которое ещё более запутало мысли ребят. Серёга был в огороде, когда появился Колька и огорошил его:

— Говорят, ведьма помирает! Там вся деревня собралась, побежали!

— Может, не стоит, вдруг она нас узнает?

— Я думаю, ей сейчас не до этого!

У дома ведьмы они узнали: старуха никак не может отойти в мир иной, грехи не пускают. А ещё, говорят, она должна передать свои силы кому-нибудь, но таковых не нашлось! Кто-то сказал:

— Нужно завалить старухиного коня на спину, и тогда ведьма помрёт!

Вот это уже было интересно! Друзья наблюдали, как мужики окружили коня, но не решались подойти к нему. Тот, предвидя что-то нехорошее, пытался кого-нибудь лягнуть или укусить. Но бутылка самогона, принесённая тёткой Марфой, прибавила храбрости мужикам, и, скрутив бедное животное вожжами, они всё-таки опрокинули его на спину. Вместе с последним хрипом коня умерла и ведьма.

— Ведь это не из-за нас, мы же не виноваты? Правда, Коль?!

— Да конечно нет! Старухе, наверное, уже лет сто было. Хотя мне тут пришла одна мысль! — Колька хлопнул друга по плечу. — Серёга, а может, ты в окне видел не чёрта, а коня старухи? Вроде всё сходится: глаза красные, зубы белые, морда с ноздрями, а уши, если сложить, похожи на рога! Ведь с испуга и не отличишь!

Серёга открыл было рот, но промолчал и только кивнул головой в знак согласия.

— Слушай, пойдём отсюда, а то опять нас заметят, и ещё раз получим по полной! — и друзья потихоньку ускользнули от толпы. Они шли и рассуждали о событиях, связанных с ведьмой. Тут Колька вдруг остановился и серьёзно спросил Серёгу:

— А ты не хочешь меня укусить или лягнуть? — тот сначала ничего не понял, тогда Колька продолжил: — Если это был не чёрт, а конь, вдруг ты превратишься в старухиного коня? — Серёга испугался, но, поняв, что это шутка, попытался укусить Кольку за плечо, но не выдержал и рассмеялся.

Колька встал и потихоньку прошёл мимо кроватки, в которой спала сестрёнка Ольга. Из-под одеяла торчала маленькая ножка, и как ни хотелось Кольке пощекотать разовую пятку, здравый смысл подсказывал: разбуди её раньше — привяжется как хвост, и ничего не успеешь с утра сделать.

В горнице уже пахло свежеиспечённым хлебом, во рту сразу же появились слюнки! Колька сглотнул и выскочил из дома. Мама как раз выходила из сарая, неся ведро с надоенным молоком.

— Забирай Любку. И не забудь наполнить водой бочку!

Любкой была их пёстрая корова, которая выглядывала из своего закутка.

— Ладно!

Проводив корову до ворот, он открыл ей калитку, и Любка выскочила на улицу, присоединившись к формировавшемуся стаду. Наполнив бочку водой и взяв с собой рукавицы, Колька побежал в сторону речки. Добежав, он увидел Серёжку, который уже барахтался в прохладной прозрачной воде. Разбежавшись, Колька прыгнул в воду и взвизгнул от обжигающей прохлады и удовольствия. Немного поплавав, мальчишки выбрались на берег.

— Ты чего задержался, проспал, что ли?

— Нет, воды натаскать надо было!

— Понятно, я с вечера натаскал. Пошли за крапивой!

Вот для этого и нужны были рукавицы. Крапива была лакомством для поросят. Нарвав по охапке, ребята двинулись домой.

— Ты к школе готов?

— Ещё бы, тётка приготовила новые штаны и пиджак почистила!

— А мне мама сказала, что буду выглядеть как жених! — друзья разом рассмеялись, представив Кольку в образе жениха.

Договорившись встретиться у школы, ребята разбежались по домам. Подходя к дому, Колька услышал визжание поросёнка, почуявшего запах свежей крапивы. Высыпав всю охапку ему в загон и задержавшись на секундочку посмотреть, как поросёнок с урчанием начал уничтожать лакомство, Колька снял рукавицы и забежал в дом. На пороге он встретил уже уходящую маму, которая тянула за руку, как всегда, не выспавшуюся сестрёнку.

— Завтрак на столе. Выходя из дома, не забудь посмотреть в зеркало! — и добавила: — Вроде Басяся (кошка) приходила, надо сходить на заимку, прибраться. Заодно могилку деда подправить.

Заимка деда Петро занимала в Колькиной жизни особое место. Там был свой мир, своя жизнь, вернуться в которую не было возможности, так как не стало хозяина, самого деда Петро. В память о нём остался только орден деда, Георгиевский крест, Колька его хранил на заимке, в военном мешке деда, о котором кроме него не знал никто.

Уничтожив завтрак, кружку парного молока с хрустящей коркой хлеба, Колька начал примерять наряд. Он неловко себя чувствовал во всём новом, но посмотрев на деда с бабкой, глядевших на него с фотографии, вздохнул, подошёл к зеркалу и увидел не себя, а какого-то пижона! Повязал красный пионерский галстук и подытожил:

— Придётся потерпеть денёк. Вот раньше рыцари тоже одевались красиво и терпели, поэтому их уважали!

С такими мыслями Колька выскочил из дома, прихватив небольшую вещевую сумку.

Дети дождались последнего звонка, но не спешили выходить из класса!

— Чего ждём, идёмте фотографироваться! — сказала Лидия Борисовна.

И только тогда ребята гурьбой повалили на улицу. Места хватило всем. По центру расположились учителя и директор, позади них встали выпускники, а впереди разместились остальные ученики.

— Поправить причёски, улыбнуться, сейчас вылетит птичка!

Все замерли, и впрямь ожидая чего-то. Яркая вспышка, и фотограф сказал:

— Вот и всё!

Вечером ребята встретились, Кольку так и распирало рассказать свой сон.

— Я был машинистом бронепоезда!

— Да ладно, ты хоть раз был на нём?

— На поезде приходилось, а на бронепоезде нет, охрана не пускает.

— А я на бронепоезде в твоём сне был? — Серёга с сомнением глянул на друга.

— Тебя на нём не было, — не стал лукавить Колька, и Серёга сразу стал терять интерес ко сну.

— Но во сне ты был!

— И где же? — опять заинтересовался Серёжка. Колька, почесав затылок, рассказал, как Серёга лихо управлял аэропланом.

— Вот если бы не семафор, ты бы ни за что не обогнал бронепоезд!

— А, так вот в чём дело, я всё-таки выиграл?

— Не-а, не успел, я проснулся!

— Так во сне можно было не соблюдать правила!

— Ты что, это закон, вдруг встречный.

— Так это же сон!

— Всё равно нельзя, даже во сне! — подумав, Колька сменил тему: — Отец у тебя так и не приехал?

— Нет! Видно, дела.

— А у меня пришёл с работы и рамку для фото принёс. Я говорю, рано, а он: «Надо вначале место в горнице подыскать!»

— Слушай, может, завтра уговорим ребят поиграть в Чапаева?

---

— А что, можно, только мне с утра на заимку сходить надо, мама просила, — на этих словах он вспомнил деда.

— Да, много раз нам твой дед подсказывал, как лучше поступить!

— Верно, он это называл солдатской смекалкой!

— А давай прямо сейчас начнём играть, ты что-нибудь новенькое придумал? — спросил Серёга.

— Хочу одну тропу проверить! Ладно, считаем, что игра началась?

— Согласен! Хотя что-то мы рановато начинаем, ночь впереди, — и рассмеялся.

— Слушай, как-то всё не так, чего-то не хватает, — Колька глядел в сторону уходящего за горизонт солнца, — закат обычный, только алый, видно, завтра прохладно будет? — и вдруг его осенило: — Серёга, а ты тоже не слышишь жужжание стрекоз и комаров?

— Точно, и плеска нет, рыбы же сейчас много, неужели ушла?

— Птицы притихли, только собаки развылись. К чему бы это?

С такими тревожными мыслями друзья, заранее начав играть в «Чапая», пошли по домам, потому как стемнело и начинался отсчёт нового дня — 22 июня 1941 года.

В эту ночь Колька долго ворочался. Ему снился дед Петро, с ним был пёс Махмуд и Басяся, он обрадовался, хотел обнять деда, но тот сказал:

— Пришло время тебе вспомнить всё, чему я тебя учил, и повзрослеть! Береги сестру, а я всегда помогу. А в «Чапая» вы ещё наиграетесь!

Колька хотел спросить, что случилось и откуда он знает, что они начали играть в «Чапая», но тут проснулся. Было ещё рано! «Странно», — подумал Колька, — обычно в это время вовсю заливаются петухи. Но сегодня было тихо.

«Блин! Не успел узнать, чего хотел дед, видно, правильно мама послала меня на заимку!» — сказал он про себя.

— Ты чего так рано?

— Да дед приснился. Точно ты говоришь, надо на заимку сходить. Мам, ты корову проводишь, а я пойду, пока светает и прохладно.

— Да, конечно, иди, сынок, вон и отец сегодня тоже плохо спал, только что на работу ушёл. И корова забилась в угол, не ест, и молока совсем мало, заболела, что ли?

Пока Колька шёл, в голове крутился вопрос: о чём же предупреждал дед? Но, не найдя ответа, он отбросил эти мысли и начал продумывать ходы предстоящей игры с ребятами. Почему-то вспомнил о змеях: «Дед говорил, что они могут вернуться на заимку, если уйдут люди!»

— Вот и проверим его слова, и порядок навести надо! Чего это я, обычно такие мысли приходили в голову, когда ждали гостей, но сейчас-то?

Добравшись до заимки, он оценил: «Как раз к обеду закончу и вернусь, а после с ребятами поиграем в „Чапая“!» — и начал наводить порядок.

Дед всё делал про запас, Колька всё время удивлялся:

— Дед, зачем тебе столько запасов, собрался несколько жизней прожить? Одних спичек только коробок сто, наверное!

— Я вот одну прожил и понял: пусть будет! Плохо, когда нет, авось пригодится, пользу принесёт!

— Да сюда даже и дороги-то никто не знает.

— Ты же знаешь! А значит, и другие наведаться могут.

Воспоминания прервала кукушка, она резко начала своё заунывное «ку-ку» и на полукрике замерла. «Вот тебе на, — подумал Колька, — а я-то только считать начал!»

Прибравшись и немного отдохнув в избе, Колька вышел, прикрыл дверь, не закрывая её на замок, осмотрелся — всё ли в порядке — и пустился в обратный путь, рассуждая: «Запасы все на месте, никого здесь не было, да и змей-то тоже не видно. То ли дед ошибался, а может, ещё не исчез человеческий дух?» По дороге в деревню в голове проскочило: «Смотри, опять не провались в тину, промокнешь, проводник, блин! — Колька остановился. — Вот же, дед, помер, а всё равно следит, подкалывает!»

— Дедуль, да я уже взрослый, в пионеры приняли, ну это как в рыцари!

В голове промелькнуло: «Верю, только испытания впереди!» Колька, обдумывая, хотел ответить. Но решил:

— Чего это я? Разговаривать со своими мыслями можно, но недолго!

Добравшись до деревни, приметил: «Ни одного жителя, странно, где же все?» Тут из-за сарая выскочил Серёга.

— Где ты бродишь?! Давай быстрей к школе, война началась, все уже там радио слушают.

— Как война, какая война?

— С фашистами, сегодня утром!

У школы они услышали монотонный голос диктора, звучавший из репродуктора, сообщающий последние известия. Женщины плакали, парни разговаривали о том, как записаться добровольцем.

— Надо, наверное, домой, маме сказать, — прошептал Колька в смятении.

— Да она была здесь. Стадо не собирали, а мужики говорят, завтра всех на фронт забирают, — мобилизация. Нас не возьмут, маленькие, как ни прибавляй, не поверят, что нам восемнадцать!

Ребята разбежались по домам. В голове у Кольки было одно: война! И тут он вспомнил слова приснившегося деда и даже остановился: «Так вот о чём он меня предупреждал, а я понять не мог. И птицы, и насекомые предупреждали ещё вчера, их не было слышно, а мы с Серёгой не поняли!»

Дома его встретила Оля.

— Где ты ходишь, война же? — и посмотрела на него с укоризной, вроде как если бы он был дома, войны бы не произошло!

— Понятно! Папа тоже дома?

Сестрёнка кивнула.

Мама всхлипывала, отец собирал вещмешок.

— Получается, сынок, детство у тебя закончилось, война изменила планы.

— Я знаю, мне уже дед говорил! — тут Колька осёкся, увидев, что на миг все присутствующие замерли и с интересом глядят на него. Отец прервал неловкую паузу:

— Потом расскажешь, в депо формируется отряд добровольцев, я туда записался.

Рано утром Колька провожал отца. И не только он: в тот день всё мужское население, годное к службе, на подводах отправилось в город на мобилизационные пункты. Заработала военная машина, вырывая из мирной жизни новые судьбы…

Время замедлило ход. С запада шли нескончаемой толпой беженцы, рассказывая об ужасах, которые творят фашисты. В деревне проходила эвакуация жителей и организация ополчения. Проводил её ответственный уполномоченный из Ленинграда.

На днях друзья встретились. Серёга поведал Кольке сон, в нём отец говорил: «Понимаешь, война — это игра для взрослых. Но если ты решил играть, помни: нельзя заигрываться, проигрыш — смерть!»

— А что он там сказал про игру?

— Чтобы не заигрывались, проигрыш — смерть!

— И мне дед во сне что-то такое говорил, а откуда они узнали, что мы накануне войны начали играть в «Чапая»?

— Чего они все про игру спрашивают, поиграть-то не получилось!

Ночью мама Кольки проснулась от щемящего чувства: «Нужно выиграть время!» Вспоминались обрывки сна: Колька стоит, улыбается и сжимает руку Оли, которая смотрит на него с укоризной, наверное, сильно сжимает! Она хотела об этом сказать во сне — и тут поняла: это подсказка!

— Вот оно что! Во сне дети живы, с ними всё хорошо, вот мужа в живых нет, и, скорей всего, она тоже погибнет, но детей ещё можно спасти! — подсказывал внутренний голос. Чтобы выиграть время, надо разлучить родных людей, заставить их ждать, думать друг о друге. Это и будет пауза!

Наступило утро, Колька собирался в школу. Накануне учительница, Лидия Борисовна, попросила детей помочь погрузить на подводы учебники и книги, чтобы вывезти их на время войны.

— Коля, возьми с собой сестру, я подойду после работы в школу, и вместе пойдём домой. Только обязательно дождитесь! — сказала мама, глядя ему в глаза. Погладила по голове Олю. — Во всем слушайся брата, он старший!

Ещё раз остановилась возле двери, улыбнулась и вышла.

— Что это с мамой, прощается, будто надолго?

У Колиной мамы сегодня был тяжёлый день на работе, нужно было спешить: доносились звуки уже недалёкой канонады, и, что самое страшное, исчезли беженцы, которые ещё неделю назад шли нескончаемым потоком.

Возле школы уже копошились несколько ребят, в том числе и Серёжка. Подъехала подвода, ребята занялись погрузкой. К обеду подводу погрузили, и конюх погнал лошадку привычным крепким словом и ударом вожжей. Учитель всех распустила, но вдруг, вспомнив, подозвала Кольку:

— А для тебя у меня есть сюрприз, — и попросила подождать. Вместе с Колькой остался и Серёжка, всё равно домой идти вместе. Вскоре учительница вышла из школы, держа в руках книгу.

— Помнишь, я тебе обещала? Это история про Дон Кихота. Но книга библиотечная, её привёз Прохор Петрович и попросил не терять!

Взяв книжку, Колька тут же спрятал её за пазуху, так как ею заинтересовалась Оля.

— А почему вы не идёте домой?

— Да сейчас должна подойти мама, и тогда мы все пойдём.

— Хорошо, давайте подождём вместе.

За беседой прошло некоторое время. Вдруг послышался гул, он нарастал и становился пронзительным. Грохнул взрыв, разбрасывая в стороны комья земли с огородов, следом ещё. Дети замерли, не понимая, что происходит. Ужас с нарастающей быстротой охватывал сознание и сковывал движения. Колька не замечал, что сильно сжимал руку сестрёнки Оли, а она пыталась ему об этом сказать. Серёга стоял с остекленевшими глазами. Тут наступила тишина, вслед за которой послышался шум автомобильных моторов и немецкая речь. Всё это приближалось с угрожающей быстротой. Учительница прижала к себе ребят и, выйдя из оцепенения, поняла, что произошло.

— Быстро к лесу, огородами!

Перепрыгивая через заборы, обходя строения стороной, сбивая коленки и царапая руки, дети пробирались к окраине деревни в направлении леса.

Деревня наполнялась фашистами. Они, казалось, двигались со всех сторон на подъезжающих грузовиках. По краю появились мотоциклы с автоматчиками, отрезавшие бежавшим жителям спасительный путь к лесу.

Выбравшись на окраину, Лидия Борисовна увидела, что их от опушки леса отделяет небольшое картофельное поле. Ботва была высокой. Понимая, что до леса незамеченными добежать не получится, учительница выбрала небольшую бороздку между картофельными рядами и приказала всем лечь и прижаться к земле. Дети покорно попадали, Колька прижал сестру к земле, сам тоже уткнулся лицом, стараясь быть невидимым. Страх сковывал тело, но разум работал.

Главное, не выдать себя. Со стороны дороги их не было видно, эта небольшая выемка скрывала их. Но шум, доносившийся из деревни, включающий крики людей, визг собак, выстрелы и разрывы снарядов, нельзя было отключить. Он проникал даже через закрытые руками уши, рвал перепонки.

Сколько прошло времени, они не понимали, но вдруг всё стихло, наступила тишина, нарушаемая немецкой речью. Лидия Борисовна лежала на земле немного поодаль от детей. «Необходимо разделиться, — подумала она, — если фашисты заметят их, она встанет одна, а дети останутся». Но сейчас она подползла к детям.

— Надо ещё потерпеть, пока не станет ясно, что фашисты уехали.

Отец Яков, как и другие жители, готовился к оккупации. Из рассказов беженцев он узнал, что фашисты первым делом уничтожали школы, оскверняли храмы, а иконы отправляли в Германию. Он не мог оставить врагам Образа святых. Этим иконам не одна сотня лет, но их сумели сберечь. Сколько людей во имя веры, не щадя жизни, спасали Образа! Отец Яков бережно укладывал каждую икону в тайное место, разговаривая с ликами святых: «Вот и пришло время мне спасать вас!» Для него и сотен прихожан Образа были живыми, их знали по имени, знали жизненный путь святых великомучеников.

Фашисты, войдя в церковь, увидели: отец Яков стоял на коленях и молился. Офицер, оглядев помещение, не нашёл икон на стенах и спросил, направив в сторону священника пистолет:

— Где находятся иконы?

Священник не отвечал, он в это время разговаривал с Богом. Его били, но священник снова и снова становился на колени и продолжал молитву, словно не чувствовал боли. Тогда офицер приказал расстрелять священника. Пули изрешетили тело, отец Яков на полуслове осёкся, упал лицом вниз, широко расставив руки, будто пытаясь что-то обнять.

Фашисты заминировали церковь, они спешили. Когда всё было готово, офицер лично привёл в действие взрыватель. Прогремел взрыв, но церковь устояла, сработали не все заряды. Боясь повторных взрывов, фашисты облили стены горючим и подожгли.

Огонь обгладывал почерневшие от времени брёвна, проникал вовнутрь, жадно съедая занавеси и росписи на стенах, оставляя после себя дым и копоть. Вдруг произошло чудо. Подобравшись к священнику, лежащему на полу, огонь стал затухать и через некоторое время окончательно потух. Церковь выстояла!

Поняв, что фашисты уехали, учительница повела детей в лес. На опушке она попросила их подождать, сказав:

— Я схожу в деревню и всё узнаю, если до утра не вернусь, идите к болотам, там люди!

Оставшись одни, ребята ещё не отошли от пережитого, но их вернула в реальность захныкавшая Оля.

— Так, не пропадём! — сказал Колька. — Как говорил дед, в лесу с голода помереть невозможно, вон земляники сколько, недалеко течёт ручей.

Он распределил обязанности: Серёга готовил лежанки, Олю посадил на поляну с земляникой, а сам пошёл к ручью. Добравшись до места, нарвал дикорастущего щавеля, соорудил кулёк из лопухов для воды, как учил его дед Петро. Получилось не ахти, но вода держалась, и Колька направился назад, неся всё ребятам. Когда он вернулся, учительницы ещё не было. Ольга посапывала, лёжа на подстилке из папоротника. Друзья сели неподалёку от спящей девочки, ели щавель и шёпотом обсуждали, что же делать дальше.

— Как ты думаешь, в деревне кто-нибудь остался в живых?

Ребята боялись смотреть друг другу в глаза, но каждый понял, о чём идёт речь. Чтобы сменить тему, Колька ответил:

— Давай дождёмся Лидию Борисовну, она всё расскажет. Помнишь, что тебе говорил отец?

— Конечно, нам нельзя распускать нюни. Всё, детство прошло!

Произошло страшное. Гитлеровцы прорвали оборону, но отступающих красноармейцев не было, все защитники погибли. Одним из них был отец Кольки. Не могли ополченческие необстрелянные отряды, созданные наспех из добровольцев, сдержать мощную обученную фашистскую военную машину. Неделю они оборонялись, позволяя беженцам двигаться на восток, но силы иссякли. Поэтому и не стало беженцев, их догоняла и давила фашистская сила.

Вернулась Лидия Борисовна и, сдерживая слёзы, рассказала, что от деревни практически ничего не осталось. Затем осторожно добавила:

— Жителей тоже нет. В селе я никого не встретила.

— Надо отдохнуть, уже поздно, а дел завтра много.

Разместив мальчиков на лежанках из веток, она подождала, когда они закрыли глаза, и сама забылась в тревожном сне.

Кольке не спалось, он открыл глаза. Стояла зловещая тишина. Видя, что Серёга тоже ворочается, он его тронул на плечо. Они отошли к кромке леса, откуда был виден край деревни, где местами тлел огонь, освещая пожарище.

— Может, сходить? — предложил Колька.

— Наверное, не стоит!

— Что будем делать?

— Нужно идти на заимку. Те, кто ушёл в лес, скорей всего, там.

Тут Серёга вспомнил притчу, рассказанную дедом Петро о человеке.

— Слушай, Коль, а помнишь, как твой дед рассказывал, откуда появился человек? Что он там в конце про войну говорил?

Это было на посиделках, где взрослые рассказывали, а дети задавали им вопросы, причём с каждым разом всё более мудрёные. Один из мальчишек, обращаясь к деду Петро, спросил:

— Деда, а откуда взялся человек, почему он всё знает? Вот, например, хлеб: человек знает, как посадить, собрать зерно, смолоть муку и испечь хлеб. А лошадь этого не знает, а хлеб-то ест с удовольствием!

— Да даже воробей — и тот пытается корочку унести, значит, человек-то главный на земле? — загалдели ребята. Деда вопрос поставил в тупик, но десятки горящих глаз и открытых ртов заставили его поднапрячься, чтобы найти ответ.

— Было это давно. Бог сотворил землю, наделил её воздухом и водой. Подумав, удивился своей мудрёной присказке, но начал излагать дальше:

— Так вот, начал он заселять землю растениями, а тут прям беда: какое растение ни посади, оно начинает захватывать чужую территорию, как сорняк. Ведь ежели с сорняком не бороться, он все посевы уничтожит. Стал населять землю животными — и тут попал впросак: каждый новый зверь пытался покорить другого зверя. Бог тогда подумал и создал человека, чтобы через него создать на земле благодать. Другими словами, равенство, чтобы все жили в мире и согласии. Назвал он тогда это правилами, обязал человека самого их соблюдать и следить, чтобы все остальные их тоже соблюдали.

— Деда, а как же война? Она же без правил?

— Это случается, если кто-то нарушает порядок! Для этого Бог создал много людей! Чтобы другие, собравшись вместе, остановили одного!

Колька, вспоминая притчу, уже серьёзно сказал:

— А ведь дед был прав, любой ценой надо восстанавливать порядок! Давай поклянёмся, как пионеры и рыцари!

— Клянусь отомстить, не бояться и не трусить, даже когда будет страшно! Смерть фашистам!

Произнеся эти слова, они почувствовали себя сильнее, слёзы высохли, впервые появилась злость.

Утренняя роса с восходом солнца принесла прохладу, поэтому учительница с Олей проснулись. Перекусив остатками еды, они отправились в лес, в сторону болота. Долго петляли, старательно обходя дороги, чтобы не наткнуться на фашистов. Колька вспоминал, где безопасней в это время пройти на заимку. «Летом используй кабанью тропу!» — вспомнил он наставления деда: «Где кабан прошёл, там и человеку просто. Кабан-то весит поболее нас! А направление, сам помнишь, к дубовой роще!»

— Спасибо, — сказал вслух Колька и вдруг заметил, что на него с интересом смотрят другие, — не обращайте внимания, я знаю, куда идти!

Для начала сломали каждому по длинной жердине, чтобы проверять глубину болота. Первым шёл Колька, затем учительница, посадившая Олю на плечи, а замыкал группу Серёга. Ноги проваливались в болотную жижу, но они шли всё уверенней. Когда начало смеркаться, они почувствовали, наконец, твёрдую землю.

— А вот и дубовник, теперь осталось недолго! Но почему-то никого не видно? — сказал Колька, а про себя подумал: «Неужели ошибся и сельчане находятся в другом месте?» Напряжение нарастало, но тут они уловили запах дыма, только не дыма с пожарища, а запах домашнего очага. А затем услышали приглушённый шум, обычный шум голосов! Они вышли на заимку неожиданно. Дед Максим, стоявший в карауле, чуть не выронил берданку из рук.

— Как вы прошли, ведь с той стороны прохода нет! Мы и дозор туда не выставляем, там же болото!

— Я тут все дороги знаю, дядя Максим. Мы тут всё болото с дедом Петро облазили! — ответил Колька.

— Вот кто нам нужен, — сказал дед Максим, — Прохор Петрович обрадуется!

На следующий день вернувшийся с задания дозор подтвердил сведения о карательной операции немцев и доставил в отряд чудом сохранившиеся иконы. Партизаны рассказали: фашисты в живых никого не оставили. Да и от домов остались только печные трубы. Устояла только церковь. Из-за всеобщего хаоса они сразу не вспомнили об отце Якове. Но войдя в церковь, были ошарашены. Священник так и лежал на полу, обнимая замоленное место. Стены обгорели, а отца Якова огонь не тронул! Поднимая священника, заметили, что рясой он зацепился за небольшой крючок, который находился на еле заметной крышке подпола. Открыв её, партизаны нашли аккуратно сложенные иконы, заботливо обмотанные тряпицей.

Ребят мучил вопрос: «Почему же они сами остались живы?» Сопоставляя всё, что случилось в тот страшный день, мальчики вдруг осознали: полчаса, подаренные мамой Кольки, когда они ожидали её у школы, спасли им жизнь. Услышав их разговор, Лидия Борисовна добавила:

— Несомненно, помогла мама, и ещё нательная иконка, — и показала им маленький Образок, уместившийся на ладони.

— Да она же такая маленькая, — неуверенно сказал Колька.

— Вы не смотрите, что маленькая, она замолена. И помогает в трудную минуту, в ней заложена большая сила! В тот день я нашла её на развалинах школы и просила у Образа помощи!

Ребята согласились, хотя у них была ещё одна версия: может, и действительно началась та игра, в которую ребята начали играть накануне войны? Не думая, пообещав победу, до которой ещё было очень далеко, но этот раунд они у судьбы выиграли!

Заимка изменилась: территория разделилась на жилую и охраняемую зоны. Каждый в отряде имел свои обязанности и подчинялся единым правилам. Кольку назначали проводником, Серёгу определили ему в пару. Лидия Борисовна находилась при штабе, так как знала немецкий язык.

На днях в отряд прибыл связной с приказом из штаба сопротивления «Об объединении стихийно созданных отрядов». В нём говорилось о назначении бойцов, ответственных за это мероприятие.

Рано утром Лидия Борисовна потихоньку зашла в блиндаж, села на небольшой табурет и осмотрелась. Рассвет уже начал своё действо, и в блиндаже было не так темно, стоял полумрак. «Смотри-ка, как всё здесь добротно устроено, молодцы, ребята!» — учительница оглядела новое жилище, где расположилась детвора. Те же, кутаясь, сопели, досматривая последние сны. Лидия Борисовна погладила по голове Сергея: как он подрос, а волосы-то наполовину поседели! Перевела взгляд на Кольку: тот улыбался во сне, наверное, что-то интересное снится! Кольке снилась мама, которая строго смотрела на него, одетого в новый костюм, и говорила:

— Ну, прям как жених, — и тут выскочила откуда-то Оля и спросила:

— Где, где жених?

От этого вопроса Колька проснулся, открыл глаза. Лидия Борисовна поднесла палец ко рту и тихо сказала:

— Тс-с-с! Я зашла попрощаться, так надо, хотя командир и запретил. Как вы похожи с Олей, она так же, как и ты, улыбается во сне!

«Ещё бы! — подумал Колька. — Даже во сне пристаёт с вопросами!»

— В общем, береги её. Наверное, то же тебе сказала бы и мама. Погладив мальчишечью взъерошенную шевелюру, Лидия Борисовна выскочила из блиндажа.

Колька ничего не понял, находясь между сном и реальностью, а Серёга, уже полностью проснувшись, догадался: «Значит, вот кого выбрали для выполнения приказа из Штаба сопротивления!»

Глава 2. Аня

Беременная женщина сидела на кушетке в больнице. Несколько минут назад, на обследовании перед родами, врач сказал: ребёнок может родиться со смертельной патологией, и сердце женщины может не перенести роды.

Ах уж это сердце! Сколько раз приходилось откладывать беременность из-за болезни! Время шло, и когда женщина забеременела, ей было за тридцать. Теперь она думала, что делать. Она встала и направилась в кабинет врача.

— Даже если есть один шанс из тысячи, буду рожать, а потом посмотрим, ведь медицина тоже может ошибаться!

— Да! Но в вашем случае мы уверены на восемьдесят процентов.

— Ну, вот видите! Только у меня просьба: мужу не говорите.

Роды проходили сложно, но ребёнок родился живым, на вид здоровым. Два года пролетели быстро. Малышка была окружена любовью и лаской. Первое слово и самостоятельный шаг дочки проходили под радостное улюлюканье счастливых родителей. Как было здорово взлетать на руках папы к самому потолку, становиться даже выше мамы, весело кричать и размахивать руками!

Вдруг женщина стала замечать: девочка быстро уставала без видимых причин.

— Мама, я утром проснулась, а голова очень болела, и ножки сначала не слушались.

Женщина поняла, что что-то случилось, и всё рассказала мужу.

— Ты всё сделала правильно. Мы должны бороться за ребёнка.

На следующее утро мама с дочкой пришли в больницу. Для Ани, впервые увидевшей помещение, где шкафы, одежды врачей и медсестёр были белыми, блестели медицинские инструменты и таинственные приборы, всё было в диковинку. Хотя мама уверяла, что Анечка здесь уже была, только очень маленькой. Анюта морщила лобик, но не могла вспомнить.

Диагноз врачей подтвердился, но не полностью. Девочке нужно было пройти обследование. Её определили в палату, где лежали ещё два мальчика. Впервые остаться одной в незнакомом месте! Надо как-то подготовить ребёнка — и женщина придумала:

— Аня, ты остаёшься здесь; доктор будет тебя лечить — его нужно слушаться, чтобы поправиться!

— Почему?! — никогда Анюта не оставалась одна, да и сейчас не хотела.

— Так надо — это будет наша с тобой игра в прятки. Я буду часто приезжать сюда; ты утром откроешь глазки, а мама рядом! А как голова перестанет болеть и доктор скажет, что ты здорова, папа нас отвезёт домой.

Делать было нечего, и Аня согласилась. Первые дни женщина каждое утро приезжала в больницу, и дочка, просыпаясь, видела маму рядом. Голова у Ани болела всё больше, тело совсем не хотело слушаться; ей было страшно, но она не подавала вида и очень хотела поправиться. Она принимала все горькие лекарства, не боялась уколов и капельниц — в общем, как могла, боролась с болезнью. Аню готовили к операции, — это была последняя надежда на выздоровление.

Анюта давно привыкла, что от мамы шёл приятный яблочный аромат. От врачей исходил запах чистоты и лекарств: они приходили и уходили. Медсёстры, кроме лекарств, пахли ещё и обедом!

Операция прошла успешно, но девочка потеряла много сил, поэтому большую часть времени спала. Женщина даже ночевала в палате, но если бы это могло помочь!

— Мы сделали всё, что могли; теперь дело за самой девочкой: если она переживёт кризис, то пойдёт на поправку, — сказал доктор.

В палате было тихо; мальчики отдыхали, возле кровати девочки сидела медсестра; увидев вошедшую женщину, уступила ей место.

— Пока всё хорошо, сейчас набирается сил после операции. Недавно вас звала во сне.

Женщина смотрела на маленькое личико, и слёзы текли из её глаз. Как много уже пришлось пережить её маленькой дочурке!

Все детишки были пострижены наголо, поэтому выглядели по-особенному. Доктор предупреждал, что после процедур волосы будут расти очень плохо, а в некоторых случаях может быть облысение, но это было такой ерундой, по сравнению с возможностью жить! Женщине казалась, что вот-вот девочка откроет глазки и улыбнётся, но она спала. Один из мальчиков встал и подошёл к женщине.

— Она молодец: вела себя как мальчишка, но сейчас она ещё там; а вот когда начнут расти волосы, она вернётся!

Женщина переспросила:

— Где «там»?

— Я не знаю, — ответил мальчик, — там хорошо: мы все там были; некоторые остаются, но большинство возвращается!

Женщина погладила его по голове, почувствовав упругость прорастающих волос, дала ему большое красное яблоко. Мальчик сказал: «Спасибо!» — и вышел из палаты.

Подошедшая медсестра сказала:

— Вы идите, мы следим за ней, но пока всё в руках Господа!

В голове женщины крутились слова мальчика и фраза медсестры о Боге. Она вдруг остановилась; за всей этой кутерьмой она забыла главное: сходить в храм и попросить Господа о выздоровлении дочки!

— Что же я? Давно надо было сходить в церковь!

У ворот церкви стояла бабушка (ключница); она уже закрыла входную дверь и хотела идти домой. Тут увидела женщину, которая подошла и, глядя на вход, что-то зашептала.

— Матушка, что ты? — спросила ключница.

— Мне надо, очень надо.

— Да уже почти стемнело; приходи завтра с утра.

— Утром может быть поздно! — и рассказала ключнице о дочке.

— Это тебе надо к Иоанну Предтече, он защитник детей и может от головной боли избавить. Да только вот свечерело, да и темно внутри.

— А где его Образ находится?

— Как и положено: слева от Спасителя. Может, всё же завтра, с рассветом? — ключница вертела в руках ключи.

Вдруг появился священник. Он был худой и высокий, длинные одежды свисали с его плеч. Женщины перекрестились и наклонили головы в почтении.

— Что случилось? — произнёс он нараспев.

Женщины рассказали.

— Если надо, двери в храм должны быть всегда открыты!

Взяв из рук ключницы ключи и чуть коснувшись дверей, открыл вход в храм. Внутри действительно стоял полумрак; женщина, перекрестившись, подошла к образу Спасителя, поклонилась и посмотрела налево. Икона Предтечи выделялась мерцанием; женщина преклонила колени. Ключница подала ей свечу, женщина подожгла фитиль и поставила её к Образу. Вспомнила, что толком не знает молитвы, но слова сами стали появляться в голове из ниоткуда! Закончив молиться, она перевела взгляд и, осмотрев помещение, не увидела священника.

— А где батюшка? — спросила женщина.

— А был ли он? — вдруг ответила бабушка. — Ключи вот лежат на тумбе, да и нет вроде у нас таких священников!

Выходя из храма, они повернулись, перекрестились и заметили, что в помещении стало темнее. Закрыли двери и удалились, каждая думая о своём. Только одна мысль крутилась в головах у обеих: что это было: видение или же явь?

У мальчика Паши, Аниного соседа по палате, был видавший виды плюшевый мишка коричневого цвета с оторванной лапой и пуговицами вместо глаз. Одна пуговица оторвалась, и её потеряли. Этот мишка был любимцем всей палаты: он помогал маленьким пациентам переносить лечение, перекочёвывая с кровати на кровать. На этот раз мишка находился рядом с Анютой. Мама зашла в палату, когда дочка ещё спала; увидев одноглазого мишку, оторвала от своей кофточки нижнюю пуговицу и пришила ему глаз. Девочка открыла глаза и увидела маму.

— Видишь, как хорошо играть в прятки: ты открыла глаза, а я рядом!

Девочка согласилась, хотя за проведённое в больнице время она давно узнала, как играть в настоящие прятки. Ей очень хотелось научить маму, как правильно играть! Она даже выучила считалку: раз, два, три, четыре, пять, я иду сейчас искать! Но тут увидела мишку с двумя глазами и забыла, что хотела рассказать маме, да и играть в мамины прятки тоже было здорово!

— Мам, а сегодня ко мне приходил в гости дедушка. Он был в золотистых одеждах, с длиннющей бородой и очень добрый!

— Что за дедушка?

— Я не знаю, но он спросил меня, люблю ли я маму. Я ответила, что очень тебя люблю и очень хочу к тебе.

— А почему же ты не с мамой? — переспросил он.

— У меня очень болит голова, и нужно лечиться.

— Этому мы поможем, — с улыбкой произнёс он, — а где же твои волосы?

— Да вот никак не растут! Тогда он погладил меня по голове. Его прикосновение было мягким и немножко покалывающим; а потом я как будто провалилась куда-то, и мне стало так спокойно… Голова совсем перестала болеть, и я уснула.

Мама тихонечко прижала девочку, погладив её по голове, и вдруг ладонью ощутила отрастающие волосики, упруго ласкающие руку!

— Это был ангел, он и помог. А так как ты вела себя хорошо, дядя доктор сказал, что скоро выпишет нас домой!

Днём в больницу во время обеда приехали мама с папой.

— Это не по правилам, в обед посещения не разрешают! — сказала девочка.

Тогда папа взял её на руки, прижал к себе, а затем поднял; она стала сразу выше всех!

— Я на некоторое время уеду, а когда вернусь, то опять подброшу тебя даже выше тех самых подсолнухов в поле, где мы с тобой гуляли; но теперь ты должна во всём слушаться маму!

Немного побыв с дочкой, родители ушли. Мальчишки, которые всегда узнают всё первыми, сказали девочке:

— Началась война, и, скорее всего, твоего папу забрали на фронт!

В день выписки мама приехала рано и долго находилась в кабинете у доктора. Аня за это время успела попрощаться со всеми медсёстрами и друзьями. Оказавшись дома, девочка заметила, что вокруг многое изменилось: детей на улице было мало, да и взрослые, если и появлялись, то всё время спешили. Мама уходила рано утром на работу и возвращалась поздно, поэтому Ане никак не удавалось с ней поиграть в прятки; она даже рассказывала маме о настоящих прятках и читала считалку, но мама была всегда очень уставшая.

Однажды мама прибежала домой рано; Аня обрадовалась: вот сейчас и поиграем, — но мама быстро стала собираться. Тут дверь неожиданно открылась, и на пороге появились чужие люди; они громко и зло кричали на маму. Мама схватила девочку на руки, их вытолкнули на улицу. Там творилось непонятное: все кричали, плакали, горели дома. Аня что-то говорила маме, но та её не слышала. Всех жителей выгнали на площадь и прижали к стене кирпичного дома. Солдаты, державшие на поводках собак, окружили их. Аня пыталась у мамы узнать, что случилось, но та ответила:

— Молчи, — и прижала её к себе.

Девочка не могла знать, что это были фашисты; в руках у них были автоматы, и согнали они всех сюда, чтобы убить. В толпе стояли женщины и старики; все уже понимали, к чему идёт дело: кто плакал, кто молился, мама прижалась к уху Анюты и стала быстро говорить:

— Дочка, вот сейчас мы с тобой поиграем в прятки: я скажу: «Ложись», и ты ляжешь на землю, закроешь глазки, а руками ушки, замрёшь и начнёшь считалку. Помнишь, ты мне рассказывала? Только изменённую! Раз, два, три, четыре, пять, мама идёт меня искать! Считать ты должна про себя, чтобы никто тебя не слышал.

— А как же ты меня найдёшь?

— Мама свою дочку всегда найдёт. Ты поняла?

— Да, мама!

— И, главное, запомни: не двигайся!

Стоявший сбоку старичок всё слышал и понял, что хочет сделать женщина. Он вышел немного вперёд, прикрыв собой женщину. Немецкий офицер что-то пытался сказать на ломаном русском языке, но единственное слово, которое могла понять женщина: «Партизаны!» Поняв, что у него ничего не получается, офицер махнул рукой. Фашисты начали стрельбу. Мама шепнула дочке:

— Ложись, — и толкнула девочку на землю.

Девочка легла. Сделала всё, что говорила мама, и начала отсчёт; вокруг стояли шум, крики, плач; и даже когда её не очень сильно прижали сверху, она не обращала внимания. Анюта продолжала про себя считать и знала, что мама её скоро найдёт и всё закончится.

Пули нашли своих жертв; некоторое время женщина ещё пыталась понять: жива ли дочка? Опускаясь на колени, она не теряла взглядом Аню и накрыла её своим телом, но так, чтобы не сильно её прижать. Потом всё стихло; боли не было. За несколько секунд у женщины в голове пролетела вся её жизнь, и вдруг она услышала:

— Ты всё правильно сделала, но не дави на Анюту. Ты молодец!

Она поняла, что это муж; он появился перед ней, улыбнулся и сказал:

— Я тебя жду!

Женщина осознала: он погиб, раз ждёт её. Хотела что-то спросить, но не успела. Сердце, которое её подводило всю короткую жизнь, в последний момент отработало так, как было нужно, и остановилось.

Люди попадали, скошенные выстрелами; фашисты добивали отдельно лежащих людей. Офицер скомандовал:

— Хватит!

Подозвал к себе одного из солдат (это был не немец, а полицай). Он недавно окончил диверсионную школу и был назначен старостой в этом районе. Нравился он офицеру тем, что у холуя, как у выдрессированной собаки, всегда был преданный взгляд и готовность беспрекословно выполнить любой приказ хозяина.

— Сделай сюрприз для партизан! Шнурок привяжи к ребёнку. Сам знаешь: эти русские очень любят детей!

Исполнительный солдат кивнул; увидев торчащую детскую ножку, привязал к ней шнурок, а на другом конце, через растяжку, подвесил взведённый заряд. Замаскировал и доложил офицеру. Офицер скомандовал: «По машинам!» — и фашисты удалились.

Ане было ужасно неудобно! Но она делала так, как говорила мама, и вела про себя отсчёт: «Раз, два, три, четыре, пять, мама идёт меня искать». Сколько она лежала, не знала, но упорно продолжала считалку. Со временем из-за усталости она уснула.

Ей приснился удивительный сон: она бегала по полю, покрытому подсолнухами. Они были высокими, с ярко-жёлтыми лепестками, обрамлявшими их высоко поднятые к солнцу головы. Среди подсолнухов Анюты не было видно. Мама ходила и говорила:

— Дочка, я скоро тебя найду! — и звонко смеялась.

Вдруг появился папа, девочка потянула к нему руки, но папа сказал:

— Тс-с-с, ты обещала не двигаться, пусть мама тебя ещё поищет, я не скажу, где ты спряталась!

В следующий момент она увидела, как мама и папа вместе смеются и ищут её. Подумала: «Раз они вместе, значит, папа приехал и скоро будет меня подбрасывать высоко-высоко! Эх, быстрей бы они меня нашли!» И тут она проснулась; открыв глаза, Аня ничего не увидела. И, вспомнив, что нельзя их открывать, быстро зажмурилась: «Ну вот, теперь они будут меня дольше искать, ведь нельзя было открывать глаза», — и тут услышала голос папы, многократным эхом повторивший:

— Главное, не двигайся и не шевели ножками.

— Я помню, папа, — ответила она.

Поняв, что от вечернего холода она стала говорить вслух, Аня прикрыла рот и постаралась опять всё делать про себя, но от усталости и страха всё равно потихоньку переходила на голос.

— Петро, вот они, гляди! Какой там Гёте? Звери они, смотри, никого не пожалели: одни старики и женщины. Надо утром прислать людей, чтоб похоронили. Жалко, что офицера упустили!

— Мы ещё с ним поквитаемся, но всё равно две машины фашистов уничтожили! Ну что, пошли?

— Подожди, по-моему, кто-то говорит или плачет.

— Да ладно. Хотя…

И вдруг ясно услышали:

— Раз, два, три, четыре, пять, мама идёт меня искать.

— Дочка, ты где? Подай знак: пошевели ножкой или ручкой, если можешь, чтобы мы тебя увидели.

Аня, услышав речь, сквозь слёзы ответила:

— Мне папа сказал не шевелиться! — и продолжала считалку.

— Вот она! Осторожно, может быть ранена — сверху, видать, мать. Вот как: сама погибла, а ребёнка собой накрыла!

Убрав сверху тело женщины, мужчины увидели девочку. Петро протянул руки, как вдруг второй мужчина сказал:

— Стой, смотри: вот почему ей папа велел не двигаться! Дочка, делай так, как велел папа.

Увидев привязанный к ножке шнурок, партизаны по нему нашли подвешенный заряд и обезвредили. Взяли девочку на руки, она сразу успокоилась и заснула. Они направились в лес, в отряд, только по одним им знакомым лесным тропам.

Когда девочка появилась в отряде, все удивлялись, почему она постоянно закрывает глаза и читает считалку. Но потом поняли, что, открыв их, она не видела мамы, поэтому закрывала и снова считала, надеясь, что в следующий раз мама её найдёт и прижмёт крепко к себе.

— Чудно, Петро!

— Ты про что?

— Да я всё про девочку; ведь она ясно тогда сказала, помнишь? Что папа ей приказал не двигать ножкой. А когда хоронили расстрелянных, там не было мужчин: старики и дети, да мамка её, с которой она до сих пор играет в прятки.

— А может, это её и спасло? Она сумела спрятаться от судьбы?

— А я скажу тебе: вот вычислить бы для начала этого минёра да и подвесить его на своей растяжке — вот уж весело ему будет!

Глава 3. Оля

Оля была младшей в их дружной семье, где, помимо родителей и её с братом, ещё жила бабушка, которую Оля очень любила. Она и рассказала девочке, почему её нарекли этим именем:

— В честь княжны, правившей в Древней Руси. Она родом из здешних мест.

Олю даже крестили в церкви Ильи Пророка на родине прославленной княгини. А ещё бабушка сказала, что любая девочка с таким именем будет счастливой, так как идти по жизни ей помогает сама святая Ольга.

— Она сейчас на небе и, как ангел, следит за каждым твоим шагом, — добавила она.

Оля частенько смотрела в небо, пытаясь разглядеть на нём наречённую тёзку, присутствие которой всегда незримо ощущала.

Больше всего в семье девочка любила братишку Кольку. Маму с папой тоже, но они всегда чем-то заняты, а вот брат — рядом. А ещё мама говорила:

— Ты должна его всегда слушаться! Он старший и знает, что делать!

Бывало, что Коля брал её с собой в школу, под присмотр бабки Александры — школьного вахтёра. Девочка терпеливо дожидалась брата, а иногда ей позволялось подать звонок на перемену большим красивым и звонким колокольчиком. Когда ребята выбегали из класса, она всем говорила, что это она их освободила от учёбы. В ожидании следующей перемены бабушка Александра учила Олю писать буквы. Они получались смешные и корявые, но девочка не унывала и с усердием продолжала своё занятие.

А потом началась война. Что это такое, Оля не знала, но понимала, что это что-то страшное вроде Змея Горыныча или даже ужаснее. Куда-то исчезли мама с папой. А потом они с братом оказались в партизанском отряде.

— Тебя здесь никто не обидит, здесь — свои! Но надо быть послушной! — сказал ей строго брат.

— Я буду послушной, — опустив голову, согласилась девочка.

Вскоре Коля принёс ей ёжика. Ёжик фыркал, но убегать не хотел. Оля быстро с ним подружилась. Девочке очень хотелось к маме. Вытирая слёзки, она как-то попросила брата отвести её домой.

— Сейчас ещё не время, — потупив взгляд, ответил он. — Мама уехала, но когда приедет, нас навестит.

Девочка заметила, что он сам незаметно смахивает с лица слёзы. Она перестала донимать брата просьбами. Коля часто куда-то пропадал, а когда появлялся, то приносил ей что-то вкусненькое: сладкие ягоды или небольшой кусок сахара, и она делилась подарками с другими детьми, невесть откуда появившимися. Испуганные, много пережившие, они научились не плакать, хотя слёзы все равно катились по их белым личикам при любом воспоминании о мамах. Почти все они не знали своих фамилий, а некоторые не помнили даже имён.

Партизанский отряд располагался на границе Ленинградской и Псковской областей, в глухом, недоступном для фашистов месте. Руководил им Прохор Петрович — бывший директор школы. Под контролем отряда находилась часть территории, а по лесным тропам можно было добраться до Ленинграда.

— Слава богу, успели хоть детей спасти, — задумчиво произнёс командир на очередном совещании. — Сколько у нас маленьких детишек?

— Трёх-четырёх лет — семеро, — ответила санинструктор, — все здоровы.

— Не место им здесь. Фашисты в любой момент могут нагрянуть, и тогда…

— А может, их переправить в Ленинград? — предложил заместитель командира.

— В принципе, можно попробовать, — ответил Виктор Петрович — связной отряда.

— Нам нельзя пробовать, надо знать точно! — заметил командир.

— До Ленинграда трое-четверо суток пути, а с таким грузом и того дольше, но если сейчас не эвакуировать, то потом будет поздно. Дорога может и захлопнуться.

Решение созрело.

— Выхода у нас нет. Завтра отправляем. Подготовьте детей. Впереди обоза отправим дозор.

Рано утром детей разбудили, накормили, сообщив, что они сегодня поедут в город Ленинград. Прохор Петрович в это время составлял список отправляемых детей. Под первым номером значилась: «Ольга Борисова — трёх лет». Далее вывел название деревни, где жила девочка, и добавил: «Из родни в живых только брат Николай десяти лет». Под номером два он записал Аню Лухнову. «Место жительства — ориентировочно с. Лухново. Родители расстреляны». Посмотрев на листок, он тяжело вздохнул.

Дети в отряд попали разными путями. Одного нашли в лесу, другого на обочине дороги, третью — около расстрелянных карателями родителей. О многих не было никакой информации, поэтому Прохор Петрович записывал их фамилии по месту жительства, чтобы после войны дети смогли найти свои родные места и родственников. Закончив со списком, передал его связному.

— Отвечаешь за них, как за себя!

Колька, вернувшись из дозора, торопясь, сделал из коры небольшую табличку, где выцарапал ножом название села и имя сестры. Дети уже были готовы к отправке и находились в телеге, запряжённой пегой лошадью. Рядом стоял другой обоз — с продовольствием. Он нашёл сестру, надел ей на шею медальон:

— Я тебя найду! Непременно найду! Не теряй медальон! — и, сунув ей в руку кусочек сахара, поцеловал в щёку. — Ты не бойся, это такая игра. Сейчас ты уезжаешь, а потом я тебя догоню.

Вслед увозившим детей подводам крикнул:

— Оля, помни, обязательно найду!

Под равномерный скрип колёс дети стали засыпать. Ольга закрыла глаза: «Наверное, мы будем долго ехать». И тут она вспомнила, как говорил брат: «Если хочешь, чтобы время остановилось, надо просто уснуть, а когда проснёшься, время опять начнёт свой путь», — с этими мыслями она уснула.

Обоз останавливался редко, только для того, чтобы покормить детишек и дать отдохнуть лошадям. Чтобы не налететь на фашистов, нужно было спешить. Впереди шёл дозор, делая своё дело. Через сутки к ним подсадили ещё троих ребятишек. Все они были из соседнего отряда, также найденные партизанами. А однажды к ним вышли два солдата, видимо, возвращающиеся с задания. Увидев детей, один из них снял с плеч вещмешок, достал из него буханку хлеба и сунул в подводу. Второй солдат, увидев действия первого, вспылил:

— Это же еда на трое суток! Старшина накажет, — но увидев несколько пар детских глаз, смотрящих из-под полога, осёкся:

— Батюшки сколько же вас тут?

Оля не растерялась:

— Здрасте, дяденьки, нас много.

— Откуда вы?! — и, не дожидаясь ответа, снял с плеча шинель, смотанную в котомку. — Вот возьмите! Не смотрите, что она старенькая, зато тёплая.

— Вот за это, Никола, старшина тебя точно накажет.

И тут послышалось:

— Ну чего встали? Что вам тут, цирк, что ли!

— Вот накаркал, — сказал один из солдат, — старшина нарисовался.

Седой усатый мужчина подошёл к подводе и сунул небольшой мешочек под полог.

— Ну, вы там, это… сами разберётесь. Чем богаты, — и, повернувшись к вознице, добавил: — Вы, главное, довезите!

Строго оглядев бойцов, скомандовал:

— Вперёд! — и миролюбиво добавил: — На отдыхе подберём что-нибудь. Солдату нельзя без шинели!

Шинель оказалась действительно тёплой, только была немножко колючей и пахла табаком. Этот запах Оля знала, хотя в доме никто не курил. Когда-то так пахло от дедушки, который жил в доме в лесу среди болот. Они всей семьёй часто навещали его. Гуляя по двору, девочка заглядывала в тёмный сарай, где висели сохнущие листья этого растения… От Кольки тоже пахло табаком. «Надо будет рассказать маме», — подумала она. Тут ей вспомнился случай, когда брат, оставив её одну дома, убежал к друзьям. Оля рассказала об этом маме. Брата наказали, а он назвал её ябедой. Девочке стало обидно, ведь её учили всегда говорить правду. Она пошла к маме выяснить, ябеда она или нет, на что получила ответ, что говорить правду нужно, но выдавать, ябедничать — не следует. Оля тогда совсем запуталась, и сейчас она снова вспомнила тот случай. «Нет! — решила она. — Я не буду рассказывать маме, что от Коли пахнет табаком».

Внезапный треск выстрелов разбудил детей. Они вжались в дно подводы, превратившись в одно целое. Подводы то останавливались, то летели с огромной скоростью, налетая на ухабы. Дети подпрыгивали, держась друг за друга, но молчали, сжимая зубы, понимая, что что-то случилось. Через некоторое время подводы остановились. Всё стихло так же быстро, как и началось. К детям под полог заглянул мальчишка:

— Как вы тут, испугались?

— Нет, — прошептал кто-то из детей.

— Молодцы, что не заплакали! Дальше будет спокойней!

К вечеру заскрипело колесо одной из телег. Оно требовало ремонта. Детей на ночёвку определили в сарай, стоящий чуть поодаль. В нём хранилось сено. Детишки сразу же распластались на мягкой пахучей подстилке. Кроме запаха сена на сеновале был ещё какой-то приятный и знакомый аромат. Аня подозвала к себе Олю.

— Я знаю, что это. Это запах яблок! У нас дома стоял такой же аромат.

И тут действительно вошла девушка и принесла с собой целую корзину краснобоких яблок.

— Налетай, кто хочет вкусненького, только косточки не ешьте, они горькие!

Ребятишки набросились на яблоки. Они были вкусные и сладкие. И даже косточки казались не горькими. Когда с яблоками было покончено, все, утомлённые долгой дорогой, быстро уснули. Аня уснула тоже. Оле очень хотелось поговорить с подругой о доме, но увидев, как та сопит и улыбается во сне, решила её не будить. А ей самой почему-то расхотелось спать. «У Ани дом и мама пахнет яблоками, — думала она. — А чем же пахнет наш дом? Молоком и хлебом, которое всегда рано утром приносила мама? Нет, — рассуждала она, — может, малиной?»

Оля очень любила малину. Она вспомнила, как мама ставила перед нею полную чашечку ягод и с каким наслаждением она их ела. Девочка горько вздохнула и, повернувшись на бок, уткнулась в сено. Знакомый запах заставил её вздрогнуть. Оглядевшись, Оля увидела ромашку. «Так вот же, — она чуть не вскрикнула, — ромашка! Вот чем пахнет её дом!» Она сразу вспомнила целые поля белых ромашек. Они росли повсюду: в огороде, в палисаднике. Мама всегда ставила на стол в горнице старую вазу с большим букетом ромашек, и этот запах заполнял весь дом. Оля почувствовала, что потекли слёзы. Она закрыла глаза и, в мыслях провалившись в ромашковое поле, уснула.

В пути обоз встречали и провожали разные люди. Как-то под полог заглянул незнакомец:

— Эй, где вы там?