Бесплатный фрагмент - Рождение

От автора

В настоящем издании собраны очень давние стихи. Некоторые из них написаны, видимо, когда кое-кого из читателей еще не было на свете. Однако полагаю, что это обстоятельство не должно помешать внимательному взгляду и слуху. Опытный читатель поймет, что данный срез не относится к началу пути, и будет прав. Избранный период автор относит скорее ко времени наступления профессиональной зрелости. До того были стихи 1982—88 годов, составившие первый сборник «Вечный Жид» (Нальчик, 1992). То, что было написано до 1982 г., считаю недостойным публикации.

Со всем этим связана дезориентирующая порой читателя обрывочность в нумерации заглавий. По общеизвестной цветаевской классификации я — «поэт с историей», и стихи мои распределяются не столько по циклам, сколько по темам. Отсюда непонятно откуда, казалось бы, возникающая «Тридцать первая осенняя миниатюра», принадлежащая циклу, начатому еще в юности, и в начале 1990-х годов завершившемуся. То же касается серии Retouches (Повторные мазки), задуманной именно как возвращение к ранее затронутым темам и формально ограниченной тремя четверостишиями. В первом сборнике редактор попросила снять эти странные для читателя номера, что, на мой взгляд, было не вполне оправданно. К одной и той же теме автор может возвращаться неоднократно на протяжении долгих лет творчества, и каждый раз, вместо того, чтобы придумывать новое название, имеет право отослать к написанному ранее. К тому же некоторые стихотворения того или иного цикла порой возникали в форме верлибра, а в данное собрание вошли исключительно рифмованные стихи. Потому заранее прошу читательского снисхождения.

Некоторое раздражение читателя может вызвать также обилие эпиграфов. Сегодня я прибегаю к ним гораздо реже, но на рубеже 90-х годов, видимо, я испытывал в них бóльшую необходимость. Среди источников взятых цитат значительное место занимает французская песенная поэзия, которую я всегда считал огромным явлением в искусстве второй половины ХХ века и которая, не стану скрывать, нередко давала непосредственный повод для размышления и высказывания. Я очень многим обязан таким поэтам-песенникам, как Жак Брель, Лео Ферре, Барбара, Жорж Мустаки и другим. Их творчество, к сожалению, слабо знакомо широкой российской публике. В числе эпиграфов можно также найти строки из русской классической поэзии, особенно из близкого мне Серебряного века.

Стихи пишутся в определенную историческую эпоху и несут на себе ее отпечаток. Каков бы ни был общий экзистенциальный характер того или иного стихотворения, в нем прямо или опосредованно отражается настроение времени. Рубеж 90-х годов ХХ века был сложным для переживания периодом, когда существование многих подвергалось испытанию, перестраивалось на новые рельсы вместе с экономикой и политической системой в стране. При этом отголоски конкретных событий не всегда следует искать в тексте произведений. Они содержатся на более глубинном уровне — в образах, ритме, в самом духе стихов. Как «человек исторический» я реагировал на происходящее в меру моего общественного темперамента, порой противоречиво, поскольку не логика руководит чувствами стихотворца в момент, когда к нему приходит вдохновение. Поэтому, в частности, в этом сборнике я даю датировку стихов в самом общем виде, дабы читатель не связывал их со злобой дня и не искал прямых параллелей. Это никоим образом не публицистика, а скорее попытка лирического осмысления хода истории на уровне субъективного восприятия. Более того, непосредственным импульсом к написанию некоторых стихов могли быть события в частной жизни автора, не имевшие прямого отношения к происходящему в стране.

В целом, за исключением первого стихотворения, в сборнике соблюден хронологический порядок. Как было указано выше, из состава выведены все верлибры, сочиненные в этот период (они включены в сборник «Ветер»), ибо задачей было представление рифмованных стихов.

Добавлю еще одно принципиальное соображение. По опыту знаю, что определенная категория читателей воспримет мои стихи как несущие «негативные» эмоции. Это поверхностное впечатление не близко мне по своей сути: искусство нельзя рассматривать в критериях «позитива» и «негатива», это свойства массовой культуры, с которой мне не хотелось бы иметь что-либо общее. Если встать на эту точку зрения, то следует прекратить читать трагедии Эсхила и Шекспира, смотреть фильмы Вайды и Тарковского, читать стихи Бодлера и Ходасевича. Нисколько не претендуя на масштаб перечисленных авторов, позволю предложить читателю данного сборника мою рефлексию о жизни в эпоху перемен.

Леонид Франчевский

---

Этюд конца века IV

У каждой эпохи

                               по два лица:

Есть время начала,

                                    время конца.

Наградой небес —

                                    кровавый стигмат.

Есть время грехов,

                                    есть время расплат.

Не скрыть беглецов

                                      сожженным мостам,

И время пришло

                                 платить по счетам —

Не тем, кто вершил,

                                       не тем, кто вершит,

А тем, кто живет,

                                  и тем, кому жить.

Такой вышел суд,

                                   и нету обид.

А годы идут.

                        А рана кровит.

Надежда одна

                           на смену веков:

Что время придет

                                  для новых грехов.

1993

Детство

Наверно, нужно много знать.

А я не верю знанию.

Наверно, нужно много знать,

А я — дитя дыхания.

Наверно, нужно всё уметь.

Я не коплю умения.

Наверно, нужно всё уметь,

А я — дитя сомнения.

Наверно, нужно жить землей.

Мне не дано смирения.

Наверно, нужно жить землей,

А я — дитя парения.

1989

Черный цвет

Et si le noir pour moi est couleur de lumière…

Barbara

/И если черный для меня — цвет света…

Барбара/

Черный цвет, я тебя не боюсь:

Мы с тобою давно знакомы,

Ты мне ближе других, веселых,

Лишь тебя — никогда не стыжусь,

Лишь с тобою — всегда как дома,

Застывая в вечернем соло,

Губ не корчу, змеей не вьюсь.

Ты один знаешь всё обо мне:

Темнотою — своим обличьем —

Ты узнал — разделил — сокрыл

Наготу угловатых теней

Всех пороков и всех привычек,

Шабаш всех безобразных рыл,

Мне являющихся во сне.

Ты со мной — это вечность со мной.

Мрак ее для души полезен:

В нем лишь ярче играют звезды —

Гайдн и Моцарт, Вивальди, Рамо,

Альбинони и Перголези, —

С ними лет сквозь ночные версты

Для меня — естество само.

1986 — 1989

Родимое пятно VIII

Что ни проклятье, то навсегда,

Что ни граница, то все верста,

Что ни улыбка, то клевета:

Хоть и попрóсту, да неспроста!

Мыслей бесплодная прямота.

Взглядов тяжелая пустота,

Наглость, берущая города, —

Нищета, нищета, нищета.

Что ни заверчено, то вразмах,

Что ни на улице, то в мозгах,

Что ни задушено, то в ростках,

С кровью от матери к сыну: страх.

Что ни победа, то все не та,

Что ни свобода, то Воркута,

«Рыбку не выловишь из пруда»…

Нищета, нищета, нищета.

Сколько ни странствуй — все не поймешь,

Сколько ни думай — по телу дрожь,

Сколько ни веруй — не обретешь,

Только терпение — всюду сплошь;

Ни отречения, ни креста:

Ложь мегатоннами — ни черта!

Смерть миллионами — не беда!

Нищета, нищета, нищета.

1988 — 1989

Луч

Свой мозг пронзил я солнечным лучом.

К. Бальмонт

В молитвенном сплетенье рук

           Нам путь загадан…

Давай отправимся, мой друг,

            В страну заката.

Пока что воздух не колюч,

             День доживает, —

Пойдем, пока закатный луч

             Еще пылает.

Велит нам Солнце — повести

              Под знак Венеры

Всех заплутавших по пути,

              Всех ждущих веры.

Лишь там мы сможем — просто жить,

               Без лжи и каверз:

Быть, не жалея, и грешить,

               Не отрекаясь.

И мы забудем о Земле,

               С ее богами,

И нам свободой станет плен

               За облаками…

Вой ветра, хлопанье дверей,

               Грозы раскаты…

Пойдем! Отправимся скорей —

               В страну заката.

1989

Retouches LXV
/Повторные мазки/

Весной — молчу. Нет смысла говорить,

Когда природа жизнь переполняет,

Все прежние — размер и склад и ритм

На новые так запросто меняя.

Весной я — взгляд. Из темноты зимы

Полдневный луч, не веря, открываю.

После вселенной мела и сурьмы —

Всей радугой зрачки перемываю.

Весной я — боль. Расходится по швам

Всё скроенное на зиму терпенье,

И, как младенец, голая, душа —

Родник в пустыне ищет в ослепленье…

1989

* * *

Я — дитя запущенных пейзажей,

Пыльных, недостроенных домов,

Тротуаров, вымазанных сажей,

Ржавых, обнажившихся основ.

Я — дитя заброшенных окраин:

Пустыри, сгоревшие мосты…

Воздух мой с начала был отравлен

Дымом несвершившейся мечты.

Об этом прошлом часто мне напоминает

Чужой окраины опустошенный вид.

Я ненавижу их, — но я их сердцем знаю:

Из детства тянется нервущаяся нить…

1989

La Quête XIII / Поиск /

Я не сам ли выбрал час рожденья…

М. Волошин

Как к жизни зов среди смертей,

Сгорает слово без ответа

— Но почему из всех путей

     Мы выбираем только этот?

В том твой ли промысел, Господь,

Что в сей юдоли поднебесной

Смятенный дух терзает плоть

И ищет выхода из бездны?

Иль сами, вечностью живой

Ослеплены превыше меры,

Мы терпим жизнь — с любой канвой —

Как испытанье нашей веры.

Заложники людских страстей,

Что смерть нам? — Строчка для сонета…

— Но почему из всех путей

     Нам остается — только этот?

1989

La Quête XIV

Je meurs de seuf auprès de la fontaine…

François Villon

/От жажды умираю у ручья…

Франсуа Вийон /

Быть книжником и знать смятенье страсти,

Быть грешником и, вместе, быть святым,

Творить высокой мудрости образчик,

Не презирая дольней жизни дым.

Идти вперед, на прошлое равняясь,

Найти себя в огне чужих судеб,

Собой остаться, каждый день меняясь,

Искать невинность, заходя в вертеп.

Ступая к смыслу, обнаружить форму,

На отрицанье отвечать кивком,

Разрушив грани, возвратиться в норму,

Дойти до цели, обойдя кругом.

Жить в цвете, не притрагиваясь к кисти,

Сорить деньгами на пустой карман.

Быть пленником простых и грубых истин,

И сознавать, что все они — обман.

1989

Retouches LXVII

Было ли это в четверг

     Или в другой день недели?

Дни, как сплошной фейерверк,

     Искрами в бездну летели.

Было ли это вчера,

     Было ли это сегодня?

Боль, неизбывно остра,

     Пó сердцу лезвием водит.

Было ли это вообще

     Или еще не свершилось?

Право остаться ни с чем

      От естества отрешилось…

1989

Бегство VI

Жизнь — только блеф, только сон.

            Явь — неприемлема.

Жизни последний резон

            Вышел в апреле мне.

С мая бешусь, — не любя,

            Не плача, не веруя,

Слово усильем губя

            И желчью коверкая,

Тщась до конца превозмочь

            Себя недостаточность.

Прочь, небом данное! Прочь —

            Земного придаточность!

Жизни! — слепой и простой,

            Слепой и — доверчивой.

Сдвинуть желаний простой

             Рывком опрометчивым.

Грубой добраться рукой

             До плода запретного.

Стать — не абстрактно: строкой,

             Но — плотью Конкретного.

Память бесстыдно взломать

             Надеждой на мщение…

— Я перестал принимать

             Свои отречения.

1989

Бегство VII

После жизни, в День Суда, Всевышний,

Всё обдумав, молвит: «Я решил!»

И тогда, доселе зряшный, лишний,

Я узнаю, для чего я жил.

И, небесным взором озарённы,

На границе долга и вины,

Будут все повержены знамена,

Все сомнения — разрешены.

И во всём, чем жил я, беззаботен,

В каждом вздохе, жесте и мольбе

Я открою промысел Господень

В оправданье жертвенной судьбе.

И прочту я взглядом запредельным

Дольней жизни тайные листы:

Всё, что мне казалось обретеньем,

Оценю с конечной высоты.

Душу — не ропща, не лицемеря —

Лезвием прозренья распороть

Дам. И всё — приму, всему — поверю…

— Но, сейчас, —

                                 что делать мне, Господь?

1989

Retouches LХIХ

Я сух, как дерево, которое мертво,

Я черств, как вера, превращенная в привычку,

Я сер, как дар, перебродивший в ремесло,

Я сед, как память в вечности безличной.

Я тверд, как листья, что в грозу с ветвей летят,

Я храбр, как формула холодности любезной,

Я прав, как искренность, которой не хотят,

Я добр, как верность, ставшая болезнью.

Я шел на бой, — а он затих давно.

Я встал к рулю, — когда корабль в порту.

Я зван на пир, где кончилось вино:

Бокал пустой я подношу ко рту.

1989

Видение

Восстань, пророк, и виждь, и внемли…

А. С. Пушкин

Как Лазарь из гроба, как Феникс из пепла,

Как слово из ветра, как Божий пророк,

Из этого судного, адова пекла

Я снова восстану. — И рухнет острог.

И люди услышат зовущий мой голос,

И люди узнают, что дух еще жив,

И я увлеку их сквозь пламенный сполох

В поющую бездну бессмертной души…

И пусть я сегодня лишь боль от расплаты,

И пусть я сегодня лишь тень от строки,

Я знаю, что завтра воитель крылатый

Мне жаждой восстанья расплавит виски.

1989

Красный закат

Какое большое солнце

                                            сегодня идет к закату.

Какое большое небо

                                          встречает этот закат.

Из скольких благих стремлений,

                                          из скольких смертей и каторг

Слагается это море,

                                       плывущее наугад.

Какое большое небо.

                                        Какое большое пламя.

Пока что и свет, и сумрак —

                                                      у времени на весах.

Из скольких богосожжений,

                                                      из скольких слепых закланий

Слагается это пламя,

                                         растущее на глазах.

И этот кровавый праздник —

                                                        глашатай грядущей ночи,

Предвестник стрельбы и воя

                                                       жестоких ночных охот.

И я здесь брожу без цели,

                                                 посланник без полномочий,

Я знаю: мне не увидеть,

                                               как новый горит восход.

1989

Retouches LXXII

Как девственник, бегущий от любви,

Или алмаз, боящийся огранки,

Я не спешу замкнуть стихи свои

В теорией предписанные рамки.

Пускай текут, как будет им дано,

И как текли — уже не дни, но годы:

Как молодое, резвое вино

В час откровенья, с привкусом свободы.

Не стану я схоластикой смущать

Их непричесанный, упрямый рокот.

Один завет мне ведом: не молчать,

В других не видел и не вижу прока.

1989

Прощание» VII

/А.Ш./

Опустевший рай,

Оскудевший рой:

Прокаженный край

Нежилой порой.

Затонувший всплеск,

Залежалый лоск:

Даже солнца блеск

В этих окнах — плоск.

В отставных домах

Отзвучавший смех:

На густой замах —

Да пустой лемех.

Обреченный люд

Оскопленных лет:

Старой лжи салют

Новым снам вослед.

1989

Приговор

Seulement si c’était ça la vie, on aurait dû m’avertir — je ne me serais pas dérangé.

Jean Anouilh

/Только, если это и есть жизнь, меня следовало предупредить заранее — я не стал бы беспокоиться.

Жан Ануй/

Кончилось время — ждать.

Кончилась жажда — верить.

Бросить. Уйти. Предать.

Жернов — всех перемелет.

Выжжено: не примнешь.

Вырвано: не растравишь.

Выждано: не вернешь.

Выброшено: не справишь.

Засветло — не пройдешь.

Затемно — не рассветишь.

Заживо — не пробьешь.

Замертво — не ответишь.

Голый, как пуля, век.

Черствый, как мрамор, Боже.

Если ты — человек,

Значит ты жить — не сможешь.

1989

Заклинание

Разомкнись, кольцо.

Разожмись, петля.

Осветись, лицо.

Оживи, земля.

Растворись, мираж.

Раскрошись, гранит.

Образумься, страж.

Отступись, наймит.

Оборвись, фитиль.

Отрезвись, хула.

Дальше нет пути:

Дальше тлен и мгла.

Да не выйдет нам

В эту бездну пасть:

Чтоб не сбыться снам,

Я не лягу спать.

Победить спешу

Немоту теней:

Доброты прошу —

Через злобу дней.

Разомкнись, кольцо.

Разожмись, петля…

1989

Момент скорости

Дорога. Ночь. Предательская морось.

Гигантской тенью — каждый куст-заморыш.

Пусть рвется ветер, по крылам тоскуя, —

Колеса жизни трутся вхолостую.

Безмолвный зов стремительных отсутствий.

Блестящей пылью фонари несутся.

Мост промелькнул печальным коромыслом:

Пусть будет скорость! — если нету смысла.

Пусть будет грубость, — если нет отваги.

И суета с небес влекомой влаги,

И бездна преждевременных молчаний, —

Мне не найти точнее завещаний…

1989

* * *

Слушай старые слова:

В них куда как больше смысла,

Чем в иных — почти что числах

И немного — островах.

В новых выпирает век

Неживым своим железом:

К отступленью путь отрезан,

Доброты забыт завет.

Надо, надо! — знаю я —

Иногда строкой жестокой

Прожигать, как будто током,

Неподвижность бытия.

Но — страницу повернув,

Не найти иной опоры, —

Только шелест легких, спорых

Слов, рожденных в старину.

Новая взрастет трава:

Дабы корни не иссохли,

Ей — живительные соки

Будут старые слова.

1990

Retouches LXXV

C’est le ton qui fait la chanson

/Тон делает песню /

(французская поговорка)

Не от возраста, не от нации,

Всё зависит — от интонации:

Дабы чувству не стать заслоном,

Важно, как произносят слово.

Можно с горечью, можно с нежностью,

И с сомнением, и с поспешностью,

Если можешь, и если должен, —

Это всё не одно и то же.

Слово явное: мысли тайные,

Интонация — оправдание.

Часто: грохот, — а выстрел холост.

Смысл не важен, как важен голос.

1990

Весенний этюд IV

Вешних солнц полыханье, —

Хоть сам теки!

Вся вселенная плачет снегом.

Всё, что было дыханья, —

Ушло в стихи,

Всё, что было надежды, — в небо.

Чем трясти мошной,

Лучше сам спляши:

Жизнь — бездарная пантомима.

Ничего за душой! —

Кроме души.

Сколько жизни ушло, всё — мимо.

Стар уже? Россказни!

Мне — по плечу

Словом выдохнуть всё, что немо…

Господи, Господи!

Неба хочу! —

И всего, что под этим небом.

1990

La Quête XV

И я творю из ничего

Твои моря, пустыни, горы…

В. Ходасевич

Не нужно Монблана, не нужно Эльбруса,

Чтоб горнюю меру в себе ощутить:

Мне будет довольно январского хруста,

Безмерности чувства и тягот пути.

Не нужно — предательств, не нужно — успеха,

Чтоб рук не пожать ненароком врагу:

Мне будет довольно беззвучного смеха,

В змеиной улыбке растянутых губ.

Не нужно ни буйства, ни крика, ни чада,

Чтоб заревом вспыхнуть свече в образах:

Мне будет довольно безбрового взгляда,

Белесого блеска в прозрачных глазах.

Трусливо мириться с легендой расхожей,

Как будто познать можно — лишь совершив;

Неверно понятье, что всё — только кожей:

Есть жажда мгновенья, есть память души.

1990

Наследство II
[Памяти великих русских поэтов]

…И в небе теплятся лампады Семизвездья…

М. Волошин

На эту высоту мне не ступить:

Для этого нужны — иные корни,

И мир — иной, и глубже, и просторней,

И голос, что себя не даст убить…

Моим же — снам, смертям и ожиданьям

Не стать ни торжеством, ни оправданьем:

Мой грех рожденья мне не искупить.

Высокий путь вам уготовил Бог:

Вы были в небесах зари кровавой

Те звезды, что — в затменье будут правы!

На рубежах, в свидании эпох

Вы жили то, что было жить дано вам…

Но мне — не будет времени иного:

Мой век, мой стих — хорош он или плох.

Нам всем не избежать своей судьбы.

Заложники нечаянных рождений,

Горим как звезды ли, скользим как тени,

Порою не имея права быть, —

Наш выбор куц и жалок, как калека:

Отмечены слепой печатью века,

Поэты, государи и рабы.

1990

Фаэтон

Сын Солнца, здравствуй!

      Ты живешь во мне:

Святое братство

       Жаждущих — в огне,

Живая поросль

       Не приявших тьмы,

Мечта и скорость

       Говорящих: мы —

Гимн Солнцу сложим,

      Зиму пережив,

Нам писем Божьих

      Ведом тайный шифр.

За это — бремя

      Мы несем с собой —

Желаний бренных

      Бесконечный бой…

Сын Солнца! Весел

      Твой полетный шаг,

Порыву — тесен

       Радужный кушак;

Тобой расплавлен

       Ход дневных часов.

Всем хрипом — славлю

       Твой небесный зов,

Твою победу