Бесплатный фрагмент - Россия не Европа

Россия не Европа

Эссе.  Вера Тумасова

Русский социолог Данилевский ещё в 19 веке полагал, что столкновение цивилизаций составляет главное содержание эпохи и попытка одной цивилизации навязать другой собственную систему духовных ценностей ведет к катастрофе и разрушению. Вряд ли справедливо мнение о существовании общечеловеческой цивилизации, поскольку мир состоит из массы замкнутых духовных общностей в собственной шкале координат и каждая в отдельности представляет собой отличающуюся от других цивилизацию. Общечеловеческая цивилизация невозможна, как недостижимый идеал.

В наше время, как, впрочем, и ранее, основным нарушителем мирового порядка выступает западная цивилизация. США и её западноевропейские сателлиты стремятся навязать свои ценности человечеству, называя этот разрушительный процесс демократией. Как и в 19 веке вопрос: «Кто мы?» остаётся актуальным и по сей день.

С 1799 года Россия с разным успехом воевала за чуждые европейские интересы, не получая за то никакой благодарности, а лишь только крики, что Россия громадное завоевательное государство, постоянно расширяющее свои границы и угрожающее спокойствию и независимости Европы. Она представляет собой мрачную силу, враждебную прогрессу и свободе. Не следует, однако, забывать в отличии от стран Запада, что территориальное расширение России происходило не из соображений разбогатеть, а исключительно для защиты своих рубежей. А потому мы не занимались насильственной ассимиляцией коренного населения, сохраняя их веру и обычаи, и, даже, давая им «немалую ссуду». Заселение и освоение пустующих и окраинных земель происходило без уничтожения аборигенов и все приобретения постепенно становились чисто русскими областями.

На северо-западе Россия лишь отвоёвывала захваченные ранее земли, принадлежащие ей по праву, например, Швецией или немецкие провинции при Балтийском море, или организовывала свои границы с целью не иметь у себя под боком враждебное население. Все эти земли были закреплены за православием и русской народностью.

Вступление России в политическую систему европейских государств связали ей руки. В глазах Европы преступление России заключались в её усилении, а она лишь возвращала свое достояние.

Присоединение к России закавказских христианских царств происходило скорее против желания царя, и лишь благодаря их мольбам, ещё со времен Грозного и Годунова, о русской помощи. Они более не могли вести самостоятель­ного существования и должны были или погибнуть от рук турок, персов и кавказских горцев, или соединиться с единоверной Рос­сией для которой этот шаг был тяжелой обузой и стоил ей непрерывной шестидесятилетней борьбы. А что касается присоединения Туркестанской области, Кавказского горного хребта, части Закавказья и Крымского полуострова, то это было обусловлено политической необходимостью и ни в какое сравнение не шло с антинациональными и ненавистными для человечества завоеваниями Англии и Франции значительно большими как по территории, количеству населения, так и по последствиям по отношению к коренным народам. Важно отметить, что слабые, полудикие и совершенно дикие инородцы не уничтожались, не лишались своей свободы и собственности и не обращались в крепостное состояние.

Если все войны до Петра велись Россией за собственное существование и возвращение отторгнутых соседями Российских земель, то европейские войны России от императора Павла, были актом, пусть и не всегда политически благоразумными, но часто отличались политическим великодушием, бескорыстием и рыцарством. Для России эти войны имели значительный нравственный результат и показали способность русских к военному делу. Кроме того, Россия принимала к сердцу совершенно чуждые ей интересы и героически приносила жертвы на алтарь Европы. Возможно дальнейшие действия России не были необходимостью и лишь тешили честолюбие Александра, ибо послужили освобождению Европы от Наполеона и никому не нанесли вреда.

Войны с Турцией через четырнадцать лет после Парижского мира не принесли России никаких материальных благ, но освободили от турецкого владычества многие страны.

Всё это доказывает, что Россия не честолюбивая и завоевательная держава, что чаще всего она жертвовала своими оче­видными, справедливыми и законными выгодами европейским интересам, находя в себе самой достаточное оправдание своим действиям. Так за что же имеет место недове­рие, несправедливость, ненависть к России со стороны правительств и общественного мнения Европы? С точки зрения Европы все успехи России, развитие её «внут­ренних сил, увеличение ее благоденствия и могущества есть общественное бедствие, несча­стье для всего человечества». [2] Разли­чие в политических принципах не должно быть препятствием к дружбе правительств и народов, тем более, что не было вредного вмешательства и давления России на внутреннюю поли­тику иностранных государств, она не препятствовала развитию свободы в Европе. Европа не признает нас своими видя в России и в славянах чуждый материал, тем более, что не может извлекать свои выгоды, как из Китая, Индии, Африки, большей части Америки, формировать по своему образу и подобию, поэтому Европа видит в Руси и в славянстве не столько чуж­дое, сколько враждебное начало. Гордая своими заслугами Европа инстинктивно чувствует, что несмотря на кажущуюся мягкость России, в основе её «лежит крепкое, твердое ядро, которое не растолочь, не размолотить, не растворить» [2], которое нельзя ассимилировать. Она хочет жить своей независимой, самобытной жизнью, а для Европы это просто непереносимо. Стало быть, необходимо любыми путями пресечь её дальнейшее развитие.

Относится ли Россия, частично занимающая европейскую и западную территорию, к Европе? Европа сама по себе является германо-романской циви­лизацией, к которой Россия не принадлежит, поскольку питалась иными корнями.

Ещё в 19 веке Европа полагала, что отказ России от всего, что вся Европа единодушно считает согласным со своими видами и интересами, не приведёт к сочувствию и рукоплесканию, а России отводится роль лишь носителя и распространителя европейской цивилизации на Востоке.

Для Европы громадная Россия трудно преодолимое препятствие развитию и распространению настоящей германо-романской цивилизации. Этот взгляд был и ранее очень распространен между корифеями нашего общественного мнения и их просвещёнными последователями, являющимися западнофилами. Оно ведёт к ослаблению русского начала от центра к окраинам России и обособлению разных регионов с инородческим населением. Для наших записных либералов ослабление народного начала даёт силу и крепость общественному и политическому организму самобытного славянского государства — России. Их «возвышенная и благородная любовь к человечеству, чуждая всякого народного эгоизма и национальной узкости взгляда возведена в идеал». [2]

В последнее время шире распространился взгляд, признающий превосходство европейского над всем русским и верующий в единую спасительную европейскую цивилизацию. Любая мысль о возможности существования иной, кроме европейской, цивилизации в России недопустима для либералов. Они признают лишь внешнюю силу без внутреннего содержания, но жалки те люди, которые следуют этой мысли, поскольку думают, что любовь к своему отечеству ничего не даёт, а внешний политический патриотизм приводит к горькому разочарованию в себе и осознанию банкротства. Такой народ не верит в себя и ждёт прилива сил от Запада. Чаадаев выражал горькое сожаление о том, что Россия была лишена католицизма, который, по его вполне справедливому мнению, вылепил Европу. Полагая отсутствие будущности своего отечества вне европеизма, он впал в отчаяние. Если внешнее влияние благотворно, то не лучше ли расшатать связь, сплачивающую массу, дать простор действовать чуждым, посторонним элементам, входящими кое-где в состав этой массы? По его мнению, все проникнутся европеизмом, Русь очеловечится вместе с её окраинами. Это брожение воспримет остальная масса и разложит всё варварское, азиатское, восточное, оставив западное. В этом и есть просвещенный политический патриотизм с точки зрения либералов. Для того, чтобы Россия причислилась к Европе, она должна отказаться «от крепости, цельности и единства своего государственного организма, от обрусения своих окраин». [2]

Абсолютна абсурдна издавна существующая аксиома о том, что Европа и Азия полярны. Если следовать этой аксиоме, Европа является полюсом прогресса и постоянного движения вперед, а Азия — полюсом застоя.

А как же быть с Россией, большая часть которой географически находится в Азии? Развитие стран зависит не от географии, а от их возможностей и исторических фаз. Они прогрессивны там, где гражданственность и культура могли развиваться. В разное время страны, расположенные независимо от географии, развивались и создали свои цивилизации. Данилевский квалифицирует следующие культурно-исторические типы (самобытные цивилизации) в хронологическом порядке: «1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитический, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) ново-семитический, или аравийский, и 10) германо-романский, или европейский. К ним можно еще, пожалуй, причислить два американских типа: мексиканский и перуанский, погибшие насильственною смертью и не успевшие совершить своего развития». [2] Эти цивилизации развивали различные стороны жизни, не дублируя своих соперников, приведя к многосторонности открытий, изобретений и культуры, в чем и проявился прогресс.

Данилевский предложил несколько выводов (законов исторического развития), объясняющих возможность формирования любой цивилизации: наличие языка или группы близких между собой, политическая независимость, однотипность культурно-исторического типа, разнообразие этнографических элементов, когда они, «не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию, или политическую систему государств» [2], продолжительный период роста.

Лишь теоретически возможно передать цивилизацию какому-либо народу при условии усвоения народом всех культурных элементов (религиозных, бытовых, социальных, политических, научных и художественных). В этом случае народ должен совершенно ими проникнуться и продолжать действовать в новом духе. Цивилизация не передается от одного культурно-исторического типа другому, но она может ассимилировать другие народы.

Под периодом цивилизации Данилевский подразумевает время, в течение которого народы, составляющие тип, вышедший из бессознательной чисто этнографической формы быта, создав, укрепив и оградив свое внешнее существование как самобытных политических единиц, проявляют свою духовную деятельность не только в отношении науки и искусства, но и практически осуществляют свои идеалы, общественное благоустройство и личное благосостояние. Оканчивается этот период тогда, когда иссякает творческая деятельность, приходит успокоение на достигнутом или возникают неразрешимые противоречия, доказывающие ошибочность их идеала либо неблагоприятные внешние обстоятельства, отклоняют развитие общества. Каждое направление цивилизации, должно достигнуть своего предела, который начинается с замедления дальнейшего поступательного движения и ограничивается лишь частными усовершенствованиями. В этом случае происходит застой и прогресс останавливается.

Цивилизационный процесс развития России, как, впрочем, и других стран, начался при постепенном отрешении от случайности и ограниченности русского национального к вступлению в область общечеловеческой всеобщности при использовании достижений других цивилизаций, что не означает её передачу.

Славянофилы 19 столетия не отрицали влияния европейской цивилизации, но настаивали на важности религии, истории, культуры и быта в жизни русских и необходимости самобытного национального развития. Уже тогда они видели односторонность и непримиримое противоречие между Россией и Европой. Славянофильство, в конечном итоге, сыграло свою роль в развитии русской цивилизации. Навязывание чуждой цивилизации России потерпело неудачу, несмотря на все ухищрения правителей, начиная от Петра I.

Русская цивилизация значительно моложе европейской и ещё не исчерпала возможностей своего развития, чего не скажешь о европейской, скорее всего достигающей своего предела.

Европейская и русская цивилизации формировались, пусть и в разное время, но на одной основе — общественных отношений и религии.

В средневековье после освобождения России от Ига появилась необходимость новых отношений в обществе, в т. ч. между государем и народом, и, как следствие, постепенного создания нового типа государственности. Государь в своём быту остаётся хозяином, главой дома. Он не удаляется от корней, но под влиянием новых жизненных требований, вынужден формировать хозяйственный быт своего народа. Княжеский, а позднее и царский быт мало отличались не только от боярского, но и крестьянского быта в силу одних вкусов, домашних обычаев, порядков, привычек, понятий, уровня образования, преданий и веры, и наиболее полно сформировался к концу XVII столетия.

Князь был главным судьёй и воеводой, хранителем правды и первым воином земли. Со времён Владимира Мономаха он был «стражем Русской земли» [1] от внутренних и внешних врагов. За это общество кормило его и дружинников, которые тогда ещё не шли дальше права на это кормление, обуславливающего общее владение землёй в княжеском племени и личную зависимость князя от общества. Великий князь был не главою земли, а главой таких же кормленщиков, вождём и был зависим не только от родичей, но и от общества с непосредственными и простыми отношениями между ним и земством.

«История застает древнюю Русь именно на той степени исторического развития, когда семья составляет единственный и непосредственный узел народной жизни, когда семья составляет существо, основу народного быта; когда, следовательно, семейные добродетели являются неизбежным последствием, естественным продуктом жизни». [3]