Блудный сын и... неистовый старец
О том, какое глубокое и неизгладимое впечатление произвела Россия на немецкоязычного поэта Райнера Мария Рильке (1875—1926), который считал её своей духовной родиной, написано немало исчерпывающих работ. Несомненно, одним из самых ярких моментов в его русском паломничестве стала встреча с графом Львом Толстым в мае 1900 года. Однако среди исследователей существуют различные оценки этой встречи — от восторженных до крайне критических. Во многом этому способствовал сам поэт, чьи немногочисленные воспоминания отражали лишь общее впечатление и отличались крайней противоречивостью и непостоянством. Так, остаётся загадкой, о чём же всё-таки говорили между собой два этих неординарных собеседника во время их длительной прогулки по окрестностям Ясной Поляны.
В предлагаемой книге автор не стремится поделиться чем-то сенсационным по этому поводу. Хотя цель его необычна — ни много ни мало воссоздать голоса и мысли Рильке и Толстого, которые звучали в той беседе.
Для этого он представил возможный разговор между ними в неожиданной форме — в виде живых диалогов, в которых реплики наших героев представляют собой цитаты из достоверных источников — из их сочинений.
А чтобы добавить интриги, автор выбрал животрепещущую тему — искусство. Пусть читатель сам составит своё представление о той встрече.
*
Прежде чем читатель перейдёт к диалогам, хотелось бы развеять один распространённый миф о том, что встреча Рильке с Толстым в Ясной Поляне прошла в восторженной атмосфере, и что между ними, несмотря на некоторые разногласия, царило редкое единодушие. Картина, принятая в качестве канонической, нарисованная Рильке в письме от 20 мая 1900 года своей русской знакомой С. Н. Шиль и отражающая первые впечатления поэта, представляет собой, скорее, прекраснодушную пастораль с надуманными, лубочными персонажами. Об этом свидетельствует, например, Морис Бетц, французский переводчик и друг поэта, в своей книге воспоминаний «Живой Рильке».
В действительности Толстой оказался вовсе не тем благодушным старцем, из которого Рильке хотел вылепить «своего уникального Бога будущего», Бога художников, и к которому он мечтал приблизиться как сын. Напротив, «вечный русский» предстал перед ним величественным, ужасающим, почти демоническим существом, который, «опрокидывал людей именно суровой прямотою мысли, точно Иов, бесстрашный со-вопросник жестокого бога».
С тех пор я никогда не испытывал одновременно такого глубокого сострадания и страха. —
это мучительное для себя признание Рильке сделает в неопубликованной главе своего романа «Записки Мальте Лауридс Бригге», которую он хотел назвать «Лев Толстой».
И если Россия полностью оправдала его ожидания, став для него страной-сказкой, «последним укромным уголком в сердце Господа», с народом-художником, который «полон смирения и набожности», то «неистовый старец» Толстой явно не вписался в эту идиллическую картину.
В последующие годы Рильке несколько раз возвращался к мысли о парадоксе Толстого, но так и не осмелился создать его творческий портрет, как это было с двумя другими кумирами поэта — Роденом и Сезанном.
Рильке испытывал к яснополянскому мудрецу крайне сложные и противоречивые чувства: с одной стороны поэт преклонялся перед его «стихийностью» и «сверхчеловеческой» творческой силой как художника, а с другой стороны осуждал его как религиозного проповедника, который изменил своему жизненному призванию и восстал против искусства.
…художество — ложь, обман и произвол и вредно людям. Пишешь не о том, что есть настоящая жизнь, как она есть, а о том, что ты думаешь о жизни, ты сам. Кому же полезно знать, как я вижу эту башню или море, татарина, — почему интересно это, зачем нужно? —
Подобные утверждения Толстого вызывали у Рильке глубочайшее неприятие:
Ещё не так давно не был ли Толстой с тысячей внутренних противоречий великим, самобытным художником, который теперь с трудом пробивается сквозь органическую окаменелость своих убеждений, как та чудесная весенняя трава в начале «Воскресения»?
Надо сказать, что полемика Рильке с Толстым началась ещё до поездки поэта в Россию. В 1898 году Толстой опубликовал свою скандально известную брошюру «Что такое искусство?», с разоблачением всей системы ценностей современной культуры, и особенно увлечений новых художников, ударившихся в эстетизм и ложные философские учения, которые ставили человека выше Бога или вовсе его отрицали. Рильке ответил Толстому в печати об этом «позорном и глупом памфлете» своим эссе «Об искусстве» («Über Kunst»). Чтобы разобраться в сути непримиримых разногласий двух неординарных художников, необходимо обратиться к их «символа веры».
Согласно убеждениям Толстого, художник не вмешивается в промысел Бога, но только являет людям Его сущность на земле, по Его воле открывает им истину о том, что
…их жизнь — только от тебя (Ин. XVII, 7). И что я учил их не от себя, но я и они от тебя изошли (Ин. XVII, 8).
При этом высшее «содержание христианского искусства — это такие чувства, которые содействуют единению людей с богом и между собой», что достигается через «признание каждым человеком своей сыновности богу».
В отличие от Толстого, Рильке считал, что художник является не просто проводником воли Бога, воплощая Его высший замысел, но он «сам участвует в возведении этого Бога», равноправно двигаясь Ему навстречу, как к «последней, самой заветной цели»:
Ты — всё, и я постигаю Тебя во всём; и я — всё, и всё к Тебе привожу — навстречу Тебе своей поступью.
И хотя место этой встречи подготавливается всеми поколениями художников, «достигнет его лишь Один», ибо «все творящие — предки этого Одинокого», Художника последних времён, который и становится Богом:
И я чувствую: мы — предки какого-то Бога и сквозь тысячелетия мы простираемся своим глубочайшим одиночеством к его первоистоку.
Я это чувствую!
Очевидно. что перед Рильке в Ясной Поляне предстал не всесильный Творец, призванный высвобождать Бога, а отступник, который сбился с истинного пути. Разве мог Рильке хотя бы на миг принять авторитет такого Толстого, и признать над собою власть такого отцовства?
Символично, что глава о Толстом, которой Рильке хотел завершить свои «Записки», так и осталась в черновом варианте. И объяснение этому очень простое: блудный сын Рильке не получил вожделенное им благословение от неистового старца, ибо, в отличие от финальной фразы «Записок», которая гласит: «Он [Бог] ещё не хотел», на самом-то деле
ни тот, ни другой этого не хотел.
*
От автора, составителя и переводчика
Все диалоги в книге — плод моего воображения, поскольку о реальной беседе в Ясной Поляне нам ничего не известно кроме того, что речь шла «о пейзаже вокруг, о России, о смерти…»
Рассуждения Рильке в диалогах представляют собой выдержки из его «Флорентийского дневника» («Das Florenzer Tagebuch»), эссе «Об искусстве» («Über Kunst») и незаконченной главы «Лев Толстой» из «Записок» («Die Aufzeichnungen des Malte Laurids Brigge»). Указанные произведения являются общественным достоянием. Все цитаты даны в моём переводе c немецкого языка.
Рассуждения Толстого взяты из следующих его произведений: «Что такое искусство», «Краткое изложение Евангелие», «Соединение и перевод четырех Евангелий». Цитаты и комментарии к Евангелистам взяты из последних двух источников.
Иллюстрации в книге — вымышленные, созданы мной на основе общедоступных фотографий начала XX века.
Читателя не должно удивлять, что в первом диалоге собеседники как будто не слышат друг друга. Это связано с тем, что каждый стремится донести до другого суть своих убеждений. Несмотря на радикальные расхождения во взглядах между Рильке и Толстым, которые во втором и третьем диалогах переходят к открытым обвинениям друг друга, было бы удивительно не найти и много общего в их убеждениях. И красноречивый тому пример — последний, четвёртый диалог, озаглавленный «Будьте как дети». Однако эта тема заслуживает отдельной книги.
Владислав Цылёв
О Боге, искусстве и… детях
Диалоги
К первоистоку: к тебе
*
Свобода: тысяча тысяч целей
Рильке:
Ты для меня не просто цель, Ты — тысяча тысяч целей.
Толстой:
Отец мой! Ты дал своему сыну свободу жизни с тем, чтобы он получил жизнь истинную.
Ин. XVII, 1
*
Постигать: Бога истинного
Рильке:
Ты — всё, и я постигаю Тебя во всём.
Толстой:
Разумение твое есть истина.
Жизнь есть знание истинного Бога разумения, открытого мною.
Ин. XVII, 3, 17
*
Я открыл тебя: и к Тебе привожу
Рильке:
…и я — всё, и всё к Тебе привожу — навстречу Тебе своей поступью.
Толстой:
Я открыл тебя людям на земле. Я сделал то дело, которое ты приказал мне.
Я явил твою сущность людям на земле.
Ин. XVII, 4, 6
*
Последнее: до начала всего
Рильке:
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.