
серия «ReТрансляция»
Книга первая. КОДЕКС
Транскрипт аудиозаписи.
Дата: [удалено]. Место: [удалено].
Допрашиваемый: Мартынов, Лео.
Вопросы задаёт: [удалено]
Мужской голос: Повторите ещё раз, как выглядел предмет.
Мартынов: Я же уже говорил. Книга. Толстая, в кожаном переплёте. Без названия.
Мужской голос: Опишите её.
Мартынов: Потрёпанная. Углы мятые, корешок местами потрескался. Будто её кидали, мочили… и прятали. Она лежала в сундуке, на чердаке у сумасшедшего Вельде. Он вечно тащил к себе всё подряд. Завёрнутая в промасленную ткань. Я думал, там что-то ценное. А там… просто бумаги.
Мужской голос: Какие бумаги?
Мартынов: (вздыхает) Листы разные. Машинопись, рукопись, какие-то чертежи… Всё вперемешку. Я пытался читать — бред какой-то. Ничего не понятно. Словно безумный учёный вёл дневник.
Мужской голос: Что вы с ней сделали?
Мартынов: Я же говорил! Я не понял, что это. Решил — старый хлам. Отнёс в лавку Эмиля, он такое старьё любит и скупает. Вот и продал ему за бесценок.
Мужской голос: Вы сказали, листы были испорчены.
Мартынов: Да! Кто-то пытался их уничтожить. Часть текста залита чем-то, будто кислотой. На других — пятна, следы ожогов… Как будто кто-то яростно пытался стереть написанное. Но не довёл дело до конца.
(Пауза, слышен звук — как если бы двигали стаканом по столу)
Мужской голос: Господин Мартынов. Вы понимаете, почему вы здесь?
Мартынов: (голос дрожит) Нет. Честное слово, нет. Я просто нашёл какую-то старую книжонку!
Мужской голос: Книжонку. (Ещё одна пауза, полная напряжения). Вы нашли не «книжонку». Вы нашли устройство. Информационное оружие. А потом… вынесли его в открытый доступ.
Мартынов: Оружие? Но это же просто…
Мужской голос: (обрывает, голос впервые звучит резко и холодно) То, что вы называете «просто книжонка», не ищут так яростно. Эту книжонку не пытаются уничтожить с таким остервенением. И за ней не приходим мы. Вы держали в руках… И выбросили это, как ржавый, ненужный ключ.
(Слышен приглушённый стук, будто по столу бьют костяшками пальцев)
Мужской голос: Ваша задача — вспомнить. Вспомнить каждую страницу, которую видели. Каждое пятнышко. Понятно? Отныне ваша жизнь — это этот «бред». Пока мы не поймём, куда он делся, и что с ним сделали.
(Звук отодвигаемого стула. Запись прерывается. Начинается опять)
Мужской голос: Начнём с начала. Опишите переплёт. Самые мелкие детали.
Мартынов: Я же всё рассказал… А, вспомнил. Через неделю я зашёл к Эмилю. Из любопытства. Книги не было.
Мужской голос: Продолжайте.
Мартынов: Я спросил, продал ли он её. Он кивнул и сказал: «Мужику одному. В очках, с портфелем». Сказал, что тот… изменился, когда взял книгу в руки. Побледнел. Руки дрожали. Эмиль цену накрутил, думал, поторгуется. А тот молча отсчитал деньги, прижал книгу к груди, как ребёнка, и почти выбежал. Больше Эмиль его не видел.
Мужской голос: Мужчина. В очках. С портфелем. Сколько ему лет на вид?
Мартынов: Не знаю, около 40.
(Пауза, слышен шелест бумаги).
Мужской голос (приглушенно): Идиотизм. Выбросить ядерный чемодан на помойку, а потом удивляться, что его подобрали. (Голос становится громче и опаснее). Ваша задача, Мартынов, вспомнить и описать каждую чёрточку, каждую буковку, каждую трещинку этой книги. И молиться, чтобы мы ее нашли. И вы уж постарайтесь… Ради вашего же блага.
Мартынов: Спросите у Эмиля, он больше расскажет про того мужика, который купил книгу. Я-то тут при чём?
Мужской голос: Эмиль исчез…
[ЗАПИСЬ ОБОРВАНА]
Дневник прочтения
Запись первая
…Вот она у меня. Когда я увидел её в той жалкой лавке, сердце в груди замерло. Неужели? Легенда, которую искали и о которой шептались в узких кругах, предмет стольких домыслов и мистификаций… просто стояла на полке между потрёпанным томом по квантовой физике и сборником стихов Бодлера. Ирония судьбы — словно символ того самого смешения науки и искусств, материи и духа, которое пронизывает все эти тексты.
Старик Эмиль, хозяин лавки, смотрел на меня тогда с хитрой усмешкой. Он что-то понял. Видел, как я изменился в лице, как рука сама потянулась к потрёпанному корешку. Как я листал страницы, чувствуя, как по коже бегут мурашки — это был не просто текст, это была карта моего собственного безумия, написанная на закате того мира, который я ещё застал ребёнком, но так и не успел понять.
— Сто! — буркнул Эмиль. Ха! Смехотворная цена. Я бы отдал половину сбережений. Он продавал мне старую книгу, а я покупал… артефакт. Ключ. О котором он и не знал.
Я не помню, как сдержался, молча отсчитал деньги, прижал тяжёлый том к груди и вышел на улицу, в серый, безразличный город, который и не подозревал, что в нём только что произошла тихая революция. Они искали её в архивах, в секретных лабораториях. А она ждала меня среди хлама и чужих воспоминаний.
Итак, она передо мной. «Кодекс», если я правильно помню легенды. Переплёт испещрён царапинами, будто по нему водили ножом. Листы перепутаны, многие вырваны, на других — следы попыток уничтожить текст: выцветшие пятна от жидкости, обожжённые поля, стёртые карандашные записи. Но уничтожить всё невозможно. Знание, однажды облечённое в форму, стремится быть прочитанным.
Это вызов для меня. Мне знакомы многие из этих шифров. Часть из них — стандартные научные условности конца XX века, часть — явно самодельные, порождение параноидального, но блестящего ума. Я вижу структуру в этом хаосе. Здесь есть клинические отчёты, личные дневники, технические спецификации… Кто-то собирал этот архив, а кто-то другой пытался его похоронить.
Итак, я начинаю великое разбирательство. Я буду вести этот дневник, фиксировать каждый шаг, каждую расшифрованную фразу, каждую возникшую гипотезу. Если с «Кодексом» снова что-то случится, хоть что-то должно сохраниться. Хотя… не уверен, что это знание стоит сохранять. Но я не могу остановиться.
Первая находка. Среди вороха бумаг наткнулся на листок, который, судя по плотности и шрифту, был титульным. На нём всего одна фраза, выведенная крупными, уверенными буквами, поверх которой кто-то нанёс хаотичные каракули, пытаясь её скрыть:
«ЗЕРКАЛО ИСТИНЫ: О природе Глубинной Трансляции и механизме её реализации».
«Глубинная Трансляция»… Этот термин встречался в маргинальных статьях, которые все списывали на лженауку. Но здесь он стоит в заголовке, как аксиома. Как фундамент.
Под ним, мелким почерком:
«Мир — это не просто место, где мы живём. Это гигантская система обратной связи, которая считывает не ваши слова, молитвы или осознанные мечты, а вашу фундаментальную, экзистенциальную «настройку»…
«Система обратной связи»… Если эта гипотеза верна, то мы имеем дело с некоей ментальной физикой. С законом, который работает безотказно, как гравитация.
Больше пока ничего понять не удалось. Мозг горит. Продолжу завтра. Нужно систематизировать листы. Начать с самых сохранных.
Запись вторая
«Мне знакомы шифры» — какое самомнение! Я был слеп. Коды, которые использовал автор «Кодекса», не просто самодельные — они гениальны в своём извращённом стремлении к секретности. Это не шифр замены. Это многослойная система: химические реактивы, скрывающие часть текста; ультрафиолетовые чернила, давно угасшие; личные условности, ключ к которым, возможно, утерян навсегда. Я в полном отчаянии.
Целый день бился над пачкой листов, испещрённых самым плотным текстом. Смог разобрать лишь обрывки, и те — ценой невероятных усилий. Тут было и про «Бланкеров». Неужели мне станет понятна история их возникновения? Надо продолжать.
Мне удалось восстановить один связный фрагмент. Похоже, это отрывок из клинического наблюдения.
[ВСТАВКА ИЗ «КОДЕКСА». ТЕКСТ ВОССТАНОВЛЕН ЧАСТИЧНО]
…пациент М., 42 года, инженер. Жалобы на навязчивые мысли катастрофического характера, страх за будущее семьи, приведший к социальной изоляции. После недели приёма «Бланкера» (стандартная дозировка) демонстрирует выраженное снижение аффекта. Отмечает, что «тревога ушла». При беседе с супругой выяснено: М. перестал узнавать детские фотографии, не проявил интереса к поступлению дочери в университет, на вопрос о годовщине свадьбы ответил: «Это просто дата».
…супруга в слезах сообщила, что он стал «спокойным, как будто умер, но продолжает ходить». Сам М. отрицает проблему, заявляя: «Мне хорошо. Ничего не болит». При попытке уговорить его снизить дозу возникла первая и единственная вспышка… [ДАЛЬНЕЙШИЙ ТЕКСТ НЕПРОЧИТАЕМ ИЗ-ЗА АГРЕССИВНОГО ХИМИЧЕСКОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ. ВИДНЫ ЛИШЬ ОТДЕЛЬНЫЕ СЛОВА: «…агрессия», «…не отнимете», «…тишина»]
*…на 34-й день терапии супруга подала на развод. В суде М. сохранял полное безразличие. На вопрос судьи о разделе имущества ответил: «Мне всё равно». Покидая здание суда, он купил мороженое и сел на лавочку смотреть на голубей. Выражение лица* — [ПЯТНО] … Заключение: «Бланкер» выполнил свою функцию на 100%. Субъект более не транслирует негативные мысли. Субъект более не транслирует ничего.
Боже правый. «Бланкер»… Вот оно как. Как когнитивная лоботомия. Духовная смерть. Они не лечили — они выжигали личность. Все эти «пустые бланки», которые теперь ходят по улицам… Они из-за этого? Чего? Что послужило началом этих экспериментов?
Что там говорилось про «транслирует»? Они говорят о людях, как о радиопередатчиках, которые нужно заглушить.
Я откинулся на спинку стула, и меня затрясло. Это та правда, которую я хотел найти. И это чудовищно. И теперь я понимаю, почему «Кодекс» пытались уничтожить. Знание о «Зеркале» — это одна сторона медали. Знание о «Бланкере» — другая, обратная, адская.
Я не могу остановиться. Теперь я должен узнать, кто создал эту штуку. И главное — был ли у них выбор. Была ли альтернатива этому добровольному безумию?
Запись третья
История с «Бланкером» не даёт мне покоя. Сижу, смотрю в окно на огни города, и вижу их иначе. Вижу не свет, а тьму между ними. Тишину.
Этот отрывок — не просто описание чудовищной технологии. Это диагноз. Диагноз миру, в котором я живу.
Мы называем себя просвещёнными. Посещаем «Центры Ментального Благополучия», где учат «Позитивному Переформатированию». Всё просто: трижды в день повторяй заученные фразы. «Я достоин изобилия». «Меня любят и ценят». «Я притягиваю успех».
В юности дед, старый врач, водил меня в подпольный музей — несколько ящиков со спрятанными книгами. Он показывал потрёпанные тома: Фрейд, Юнг, Адлер, Франкл. Шёпотом рассказывал о бессознательном, травме, тени, смысле. Это было опасно. Мы живем во Времена Разлома — о котором нам говорят, что он «избавил человечество от ненужных сложностей» — где такие знания объявили ересью. Их сжигали. Говорили, что они «усложняют психику», «порождают демонов», «мешают эффективности».
На смену пришли мантры. Аффирмации. Простые, как удар молотка. Не срабатывает? Значит, повторял недостаточно искренне. Вина всегда на человеке. Никакой глубины, никакой работы с причиной. Сплошной косметический ремонт на руинах.
И все этому рады. Система работает: люди стали спокойнее, управляемее, предсказуемее. Они не сходят с ума от тревоги — они её просто не чувствуют. Не страдают от экзистенциальных кризисов — у них нет глубины, чтобы их переживать.
А теперь я держу в руках «Кодекс». Это не просто книга. Это уцелевший реактор из того, доразломного, мира. Здесь не отрицают сложность — с ней работают. Не замазывают симптомы — вскрывают корень болезни.
«Глубинная Трансляция»… Дед говорил нечто похожее. Называл это «внутренним сценарием», который управляет судьбой.
«Бланкер» — логичный конец пути, по которому идёт мой мир. Если нельзя изменить глубинный код, его проще заглушить. Сжечь дом, чтобы избавиться от тараканов.
Теперь я понимаю своё волнение в той лавке. Я нашёл не просто артефакт. Я нашёл противоядие. Или, по крайней мере, описание болезни, которую все вокруг предпочитают не замечать.
Моя задача усложнилась. Мало расшифровать «Кодекс». Нужно понять, как это произошло. И главное — был ли «Бланкер» причиной… или следствием?
Завтра начну с самого начала. С поиска упоминаний о том, что было до.
Архив. Личное дело. Отрывок
…Мне нужен был контекст. И я отправился в Главный Цифровой Архив. Сегодня повезло — алгоритм выудил из небытия файл. Старую аудиозапись с расшифровкой. Помечен как «Д-р Илья Сомов. Первичные наблюдения. Протокол №1».
С самого начала что-то было не так. Запись в ужасном состоянии. Фоновая статика, словно её делали на дешёвое устройство в помещении с плохой акустикой. Но это были не случайные шумы. Периодически звук… прыгал. Словно кто-то вырезал куски и склеил дорожку вручную, не заботясь о логике.
[Начало транскрипта с пометками]
…не знаю, зачем это записываю. Наверное, чтобы самому не сойти с ума.
(Статика, 3 секунды)
…с пациентки Анны. Тяжёлая депрессия… вроде бы был прогресс. А потом…
(Резкий скачок, неестественно длинная пауза)
…Сложно описать. Это не голос в голове. Это скорее… знание… Смотрел на неё, слушал её слова о жажде близости, а внутри…
(Ещё один скачок. Пропущено 1—2 слова. какие?)
«…недостойна любви. Любовь — это боль».
[Мое примечание: Стык неестественный. Фраза возникает внезапно, без предваряющей интонации. Будто её вставили.]
…Попытался отогнать эту мысль. Сказал себе, что это моя собственная проекция…
(Длинный период белого шума, 5 секунд)
…Самое ужасное — всё сходилось. Её бессознательные действия… всё это было идеальным, буквальным воплощением той самой фразы.
(Внезапно чистый звук)
…Решил проверить. Рискнул. В следующий раз… мягко спросил: «Анна, а что для вас значит „быть достойной любви“?»
(Звук искажается, голос Сомова приглушён, будто его заглушили)
…Она замолчала. Побледнела. И затем… … [НЕРАЗБОРЧИВО, 2—3 СЕКУНДЫ] …плакала, а у меня внутри леденела душа. Я был прав.
(Резкий обрыв, запись перескакивает на другую мысль)
…С тех пор это повторяется. С другими пациентами. Бизнесмен, который… [ШУМ] …испуганный мальчик… Художница… [ШУМ] …«Быть замеченной — значит быть униженной».
Примечание: Описания случаев фрагментарны. Создаётся впечатление, что кто−то хотел сохранить общую канву, но убрать конкретику. Почему?
…Стал видеть это. Всегда. Это дар и проклятие одновременно. Я как хирург, который научился видеть рак сквозь кожу, но не имеет скальпеля, чтобы его вырезать. Ставлю диагноз, от которого нет лечения.
(Фраза на одном дыхании, без пауз)
…Вижу истину. И эта истина не делает людей свободными. Она обрекает их на осознанное страдание. Что я делаю? Кто дал мне это право?
Конец записи.
Я оперся на стул. Историческая ценность неоспорима, но… что-то не сходится. Похоже на монтаж. Грубый, но эффективный. Кто-то точно прошелся по записи и вырезал самое важное. Не факты, а нюансы. Тон голоса Сомова в ключевые моменты. Конкретные детали случаев. Возможно, даже его первые догадки о том, как именно работает его дар.
Эта запись — не первоисточник. Это версия. Версия для архивов. Отредактированная, очищенная. Возможно, самим Сомовым, когда он осознал опасность своих откровений. А возможно — теми, кто пришёл после.
Теперь моя охота обрела новую цель. У меня в руках дневник Ильи Сомова.
Мне нужна оригинальная, не тронутая редакторами запись. Если, конечно, она уцелела. Потому что теперь я уверен: в том, что было вырезано, и скрывалась настоящая тайна «Кодекса».
Запись четвертая
Архивная находка заставила меня сменить тактику. Я больше не ищу в «Кодексе» готовые истины. Я ищу следы подлинности. Следы того, что было до цензуры, до редактирования, до упрощения.
И сегодня, после бессонной ночи, проведенной за сортировкой листов по водяным знакам, толщине бумаги и химическому составу чернил, мне удалось собрать пазл. Вернее, его первую значительную часть. Это оказался не клинический случай и не дневник. Это был Технический отчёт о феномене ментальной проекции.
Читать его — всё равно что пытаться пить воду из пожарного гидранта. Автор, чье имя либо утеряно, либо изначально было скрыто за инициалами «В.К.», явно был гением, балансирующим на грани безумия. Его мышление — это лабиринт из формул квантовой физики, нейробиологических терминов, понятий из аналитической психологии и откровенно метафизических спекуляций. Порой кажется, что это пишет не человек, а коллективный разум шизофренического искусственного интеллекта.
Но сквозь эту сложность пробивается пугающе ясная, как алмаз, мысль. Я попытаюсь перевести этот бредовый шедевр на человеческий язык, насколько это возможно.
[КОМПИЛЯЦИЯ ИЗ ВОССТАНОВЛЕННЫХ ФРАГМЕНТОВ ОТЧЕТА «В.К.»]
Гипотеза: Сознание не является продуктом мозга. Мозг — ретранслятор. Приемник и передатчик сигнала, источник которого лежит за пределами известной нам материи.
Этот сигнал — не мысль, не эмоция. Это нечто более фундаментальное. Априорная, до-рациональная самоидентификация. Убеждение-ощущение-знание о себе, сформированное в момент первичного осознания «Я» и закрепленное последующей травмой. У детей это чисто, как незамутненный источник. У взрослых — загнано в глубины, перекрыто слоями социального нарратива.
Мир — не инертная материя. Это поле, обладающее свойствами квантовой нелокальности и зеркальной симметрии. Оно не «исполняет желания». Оно резонирует с этим глубинным сигналом, этим «исходным кодом» самоидентификации, и материализует его в событиях, обстоятельствах, встречах.
Механизм: Сигнал «Я-недостоин» не является мыслью. Это — частота. И как любая частота, она притягивает и генерирует события, ей соответствующие: провалы, унижения, финансовые потери. Система бесстрастна. Она не различает «хорошо» или «плохо». Она лишь отражает. Как эхо в горах.
Осознанные желания — это попытка «перекричать» свой же исходный сигнал. Бесполезно. Мощность глубинной трансляции на порядки выше. Можно выиграть миллион, но код «деньги-опасность» обеспечит их потерю. Можно молиться о любви, но код «любовь-боль» создаст очередную травмирующую связь.
Вывод: Психотерапия, работающая только с когнитивным уровнем (аффирмации, поведенческие техники) — это попытка изменить отражение в зеркале, закрашивая само зеркало. Она бесполезна и даже вредна, ибо усиливает экзистенциальный разрыв между желаемым и действительным.
Единственный теоретический путь изменения реальности — смена исходного сигнала. Перепрошивка базового «Я-кода». Но для этого нужен доступ к… [ДАЛЬНЕЙШИЙ ТЕКСТ ПЕРЕХОДИТ В ЧЕРТЕЖИ, НАПОМИНАЮЩИЕ СХЕМЫ НЕЙРОННЫХ СЕТЕЙ, ПЕРЕМЕЖАЮЩИЕСЯ С ДРЕВНИМИ СИМВОЛАМИ. РАСШИФРОВКЕ НЕ ПОДЛЕЖИТ].
Я откладываю листы. Руки дрожат. Этот «В.К.» не просто открыл «Зеркало». Он понял его устройство. Он говорил на языке, который был бы понятен и физику-теоретику, и магу-герметисту. Он стер грань между наукой и мистикой, потому что на каком-то уровне они описывают одно и то же.
И его вывод… Он прямо называет ту самую «терапию» мантрами, что практикуется сейчас, — бесполезной и вредной. Он предвидел нашу катастрофу.
Теперь я знаю, что ищу. Мне нужно найти продолжение. Мне нужно найти то, что стоит за этими чертежами. Нашел ли «В.К.» тот самый «путь изменения сигнала»? И стал ли этот путь основой для метода новой «Трансляции»… или для создания «Бланкеров»?
Два полюса одного открытия. Спасение и погибель. И я стою ровно посередине.
Запись пятая. Поздний вечер
Что-то не так.
Я вернулся с вечерней прогулки, мозг все еще гудел от формул «В.К.», и с порога почувствовал это. Не сломанный замок, не перевернутые вещи. Все было на своих местах, до педантичности. Слишком стерильно.
А потом я уловил запах. Чуть уловимый, почти растворившийся в воздухе, но совершенно чужеродный. Сложный, почти театральный коктейль: дорогой табак с оттенком виски и поверх — тяжелая, сладковатая нота парфюма, который пытается все это перебить. Мужской, уверенный, нарочитый запах. Запах человека, который хочет, чтобы его запомнили, но не самого себя, а некий образ.
Обыскивали. И делали это профессионалы. Те, кто знает, как не оставлять видимых следов. Они ничего не взяли. «Кодекс» лежал на столе под стопкой конспектов, точно так, как я его оставил. Они даже пыль аккуратно оставили на крышке ноутбука.
Они не хотели красть. Они хотели оценить. Составить опись. Убедиться, что артефакт на месте. И… послать мне сообщение.
«Мы знаем о тебе. Мы знаем, что у тебя есть. Мы можем прийти в любой момент».
Полиция? Нет. У них пахнет дезинфекцией и потом. Это кто-то другой. Частная структура. Охотники за знаниями. Те, кто стоял за Чисткой? Или, может, те, кто ее пережил и приспособился? «Служба ментальной гигиены»? Сомневаюсь. Их методы грубее.
Это пахнет частным сыском. Детективом, нанятым кем-то очень богатым и очень заинтересованным. Кем? Возможно, потомками тех, кто создавал «Бланкеры». Или теми, кто хочет заполучить технологию «перепрошивки трансляции», чтобы продавать ее избранным.
Я не чувствую страха. Пока. Чувствую… азарт. Это доказывает, что я на правильном пути. «Кодекс» — не просто записи Сомова. Он — угроза для кого-то очень влиятельного. В нем есть сила.
Но теперь я не могу оставлять его здесь. Завтра я организую тайник. И с этого момента буду вести двойную бухгалтерию. Этот дневник — для глубоких размышлений. А для повседневных записей, для гипотез, которые могут быть прочитаны, я заведу другую тетрадь. Наполню ее уводящими в сторону теориями, ложными открытиями.
Они хотят игры? Что ж, мы поиграем. Но теперь я знаю, что я не одинок в этом поиске. Есть и другие охотники. И они уже вышли на мой след.
Настоящий дневник
Запись, спрятанная в тайнике
Они вернулись. Вчера вечером, пока я был в библиотеке. Снова этот запах — виски, табак, парфюм. На этот раз они пробыли дольше. Листали фиктивный дневник, который я оставил на столе. Я проверял — между страниц была оставлена почти невидимая волосинка. Она исчезла. Они читали мои наивные, псевдо-ученые рассуждения о «возможном влиянии солнечных вспышек на коллективное бессознательное». Пусть читают. Пусть думают, что я заблудился в дебрях собственной фантазии.
«Кодекс» и этот, настоящий дневник, теперь в безопасности. Мой тайник — это (зачеркнуто). Сыро, не идеально, но лучше, чем ничего.
И сегодня… сегодня случилось чудо. Не научное открытие, а нечто большее. Озарение.
Я сидел над одной из самых поврежденных страниц «Кодекса». На ней не было ничего, кроме длинного столбца цифр, идущих без всякого видимого смысла:
3, 1, 20, 1, 18, 19, 10, 1…
Я смотрел на них часами, перебирая все известные мне сложные шифры. И тут мой взгляд упал на старую фотографию на полке — я и мой дед в саду. Он смеется, а я, маленький, держусь за его руку. И это случилось. Воспоминание нахлынуло, яркое, как вчерашний день.
Дед. Его хитрые, добрые глаза. И его игра. «Секретные послания», — говорил он. Он брал газету и обводил буквы в статье, чтобы сложить фразу: «ПРИНЕСИ ТРИ КОНФЕТЫ С КУХНИ».
А потом, когда я подрос, он научил меня простому шифру. «Запомни, внук, — говорил он, — самые гениальные замки открываются самыми простыми ключами. Иногда нужно не усложнять, а вспомнить, как ты думал в детстве».
Алфавит. Пронумерованный от 1 до 33. А=1, Б=2, В=3… Я=33.
Сердце заколотилось. Я схватил карандаш и листок. Дрожащей рукой начал расшифровывать.
3-В, 1-А, 20-Т, 1-А, 18-Р, 19-С, 10-И, 1-А…
«ВАТАРСИА»? Бессмыслица. Стоп. Старая орфография? И… И=10. «В-А-Т-А-Р-С-Ь-Я»? «ВАТАРСЬЯ»?
Я чуть не выронил карандаш. Не «ВАТАРСЬЯ». А «В ТАРСЬЯ».
Я лихорадочно продолжил, разбивая цифры на слова.
Следующая группа: 15, 21, 14, 1, 19, 20, 16, 21, 19, 17, 1
15-О, 21-У, 14-Н, 1-А, 19-С, 20-Т, 16-П, 21-У, 19-С, 17-Р, 1-А
«ОУНАСТПУСРА»… «О У НАС Т ПУС Р А»… «О УНАСТ…» Боже! «ОУ НАСТУПУСРА»! «О У НАСТУПУС РА»! «О У НАСТУПУСРА»!
Я откинулся на спинку стула, не в силах вымолвить слово. По коже бежали мурашки. Фраза, сложившаяся из цифр, была абсурдной, безумной и от этого еще более пугающей. Она гласила:
«В ТАРСЬЯ ОУ НАСТУПУСРА»
Но я знал, как это читается. Я слышал эти слова в полузабытых лекциях деда о древних мистериях. Это был не современный язык. Это была стилизация под древнерусский или церковнославянский.
«В Тарсья оу Наступусра».
«В Тарсии у Наступусра». Или… «В Тарсии у Врат Наступусра».
Что такое «Тарсия»? И кто или что такое «Наступуср»? Это звучало как имя демона или название места из забытого апокрифа.
Это не был научный отчет. Это было… заклинание? Координаты? Предупреждение?
Детский шифр открыл дверь не в лабораторию, а в самое сердце алхимического безумия «Кодекса». «В.К.» или кто-то другой, оставил это послание. Не для всех. Для того, кто помнит детские игры. Для того, кто способен думать просто.
Они ищут технологии. А я нашел магию. И я не знаю, что страшнее.
День спустя
Прошло двадцать четыре часа, а я все еще не могу прийти в себя. «В Тарсья оу Наступусра». Эта фраза звенит в моей голове навязчивым дзиньканьем разбитого стекла.
Вчерашняя эйфория от расшифровки сменилась леденящим душу трепетом. Я провел всю ночь в библиотечных катакомбах, листая пыльные фолианты по сравнительной мифологии, апокрифической литературе и демонологии. И кое-что нашел.
«Тарсия» — не ошибка и не бессмыслица. В поздневизантийских и древнерусских апокрифах, в текстах, которые Церковь признала «отреченными», встречается упоминание «страны Тарси́и» или «града Тарсийска». Это не место на карте. Это — locus intermundis, точка соприкосновения миров. Пространство, где ткань реальности истончена до предела. Одни тексты называют его чистилищем для душ, не нашедших покоя, другие — темницей для существ, слишком древних и страшных, чтобы иметь имя. Третьи — просто дырой в мироздании.
А «Наступуср»… Здесь еще страшнее. После шести часов лихорадочных поисков, в примечаниях к переводу «Книги Еноха», я нашел сноску, которая заставила мое сердце остановиться. Упоминалось существо, дух, известный в славянской демонологии под именем «Насть» или «Настъ». Дух давления, удушья, того тяжелого чувства, что наваливается на грудь во время ночных кошмаров. Искаженное, усложненное имя «Наступуср» может быть производным от «Насть-Усрь», где «Усрь» — это… я не нашел точного перевода. Возможно, от «узор» или «устье». «Устье Насти». Место, откуда он является.
Итак, фраза обретает чудовищный смысл. Это не координаты в нашем мире. Это — указание на врата. «В Тарсии у [Врат] Наступусра». В месте истончения реальности находятся врата, ведущие к чему-то, что олицетворяет собой давление, удушение, экзистенциальный гнет.
«В.К.» не был просто ученым. Он был… что-то вроде космонавта сознания. Он нашел способ не просто «менять сигнал», а путешествовать к его источнику. Или, что более вероятно, к тем «помехам», которые этот сигнал искажают с самого начала. К первоначальной травме, к тому, что порождает код «Я-недостоин».
Он нашел дверь в Тарсию. И, судя по всему, он туда вошел.
Что это меняет? Все. Весь его «Технический отчет» нужно читать не как метафору, а как инструкцию. Его формулы и нейросхемы — это не теория. Это чертежи машины. Машины для достижения этой точки разлома.
И это отвечает на вопрос, почему за «Кодексом» охотятся. Кто-то хочет не просто переписывать коды, а, либо научиться бурить дыры в самой реальности, чтобы добираться до «исходного» сигнала напрямую, либо контролировать и управлять этим сигналом.
А «Бланкеры»… Боже правый. «Бланкеры» — это не просто стертые люди. Что, если их «Я» не стерли, а… вынули? Через эти врата? Или они — побочный продукт этих путешествий, пустые оболочки, оставшиеся после того, как их содержимое было поглощено Тарсией?
Я сижу в подвале, при свете фонаря, и мне физически невыносимо холодно. Я держу в руках не книгу, а карту к самой страшной тюрьме во вселенной. И ключ от нее.
Они ищут технологию. А я нашел портал. И теперь мне придется сделать выбор: захлопнуть эту дверь и притвориться, что ничего не видел… или последовать за безумным призраком «В.К.» в самое сердце тьмы.
Запись после встречи
Сегодня всё изменилось. Они вышли из тени.
Человек в безупречном пальто подошел ко мне в сквере у обсерватории. Возник бесшумно, как будто всегда там стоял. От него пахло дорогим табаком и виски — тот самый запах, что витал у меня в квартире.
— Доктор Волков, — сказал он ровным, лишённым эмоций голосом. — Предлагаю сделку.
Он знал, как меня зовут. Конечно, знал.
— Книга, которую вы приобрели у букиниста Эмиля за сотню. Мы готовы выкупить её за сто тысяч кредитов. Наличными.
Сто тысяч. Сумма, за которую можно купить годы спокойной работы. Но не над тем, над чем я хочу работать.
— Прямо сейчас? — уточнил я. — У меня её с собой нет.
— Мы это понимаем, — уголок его губ дрогнул — подобие улыбки. — Здесь десять тысяч. Аванс. В знак доброй воли. Завтра в это же время принесёте книгу — получите остальные девяносто. Просто и удобно.
— Вы покупаете старую книгу за 100 тысяч? — спросил я. — Или то, что я могу узнать из нее?
Тень улыбки исчезла.
— Мы покупаем отсутствие проблем. Для вас. Предмет представляет операционный риск для нашего принципала. Он желает его возвращения.
— А если я откажусь?
Его лицо снова стало абсолютно бесстрастным.
— Тогда вы лишитесь и книги, и денег. И, возможно, вашей позиции в Архиве. Вы — исследователь, доктор, а не авантюрист. Не усложняйте то, что можно решить просто.
Он положил на скамейку плотный конверт.
— Подумайте. До завтра.
Он развернулся и ушёл. Я остался сидеть, глядя на конверт. Он был тяжёлый, набитый купюрами. Десять тысяч. Зарплата за полгода.
И сейчас, пишу это, я смотрю на него. Они думают, что это торги. Что я продаю собственность. Они не понимают, с чем имеют дело.
«Кодекс» — не вещь. Это единственная уцелевшая карта terra incognita — области, которую намеренно стёрли с карты человеческого знания. Всё, что есть сейчас — это жалкие мантры, аффирмации, способы заставить человека примириться с клеткой, даже не догадываясь о существовании двери.
А здесь — чертежи. Инженерные схемы сознания. Пусть сырые, пусть местами безумные. Но это рабочая модель, объясняющая механизм, по которому человек, желая одного, стабильно получает другое. Единственный экземпляр.
Продать это — всё равно что отдать единственный экземпляр закона тяготения тем, кто хочет, чтобы мир продолжал верить, что предметы падают по воле богов.
Нет.
Завтра я откажу. Потому что эта книга — не собственность. Это системная ошибка в выстроенной лже-реальности. И я намерен её изучить.
Запись в укрытии
Они начали действовать. Сегодня утром мой доступ к Главному Архиву был аннулирован. «В связи с плановой проверкой и пересмотром уровня допуска». Стандартная формулировка для тех, кого хотят отстранить. Значит, мой отказ был воспринят именно так, как я и ожидал — как объявление войны.
Я больше не чувствую себя в безопасности дома. Всё ценное — «Кодекс», этот дневник, несколько ключевых расшифровок — теперь со мной, в старом потрёпанном портфеле.
И сегодня, в дешёвом номере отеля, при свете тусклой лампы, я сделал ещё одну находку. Отчаянный, я вновь перебирал страницы «Кодекса», вглядывался в переплёт, искал любые аномалии. И нашёл. Кто-то, мастерски, вклеил конверт в толщу корешка, за слоем кожи и марли. Расклеить, не порвав, было почти невозможно. Я потратил два часа, пользуясь пинцетом и лезвием, чувствуя себя варваром, вскрывающим мумию.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.