Бесплатный фрагмент - Ремикс

РЕМИКС. I часть

Предисловие автора

Уважаемый читатель!

В первую часть сборника «РЕМИКС» включены девять рассказов автора. Они не объединены общей тематикой. Некоторые повествования ведутся от первого лица, но не следует ассоциировать главных героев с автором. Хотя рассказам частично и свойственна автобиографичность, персонажи произведений являются вымышленными, и наделены чертами, присущими только им. Надеюсь, что строки этих работ не оставят Вас равнодушными. Ведь смысл любого творчества — затронуть в человеке чувства, которые всегда ведут к познанию окружающего мира и познанию самих себя.

Игорь Любаев.

***Иллюстрации в книге созданы дизайнером Игорем Чередниченко на основе изображений сгенерированных нейросетью Kandinsky 3.1.

Концерт

ПОЛЁТ

Поливая воздухом траву, вертолёт оторвался от бетонки, накренился носом и, увеличивая скорость, стал набирать высоту.

Я уцепился руками за сиденье. Подъёмная сила боролась с притяжением земли, и я чувствовал это на себе. Но вот машина выровнялась и, словно встав на невидимые рельсы, стала равномерно поглощать километры.

Наша сводная агитбригада двух студенческих строительных отрядов летела давать концерт труженикам Севера, который приурочивался ко Дню рыбака.

До сих пор не могу понять, как в этой команде оказался я. Видимо, роковую роль сыграли моё пение и игра на гитаре, во время отъезда на вокзале. Укладывать бетон на пристани, у компрессорной станции, по двенадцать часов в сутки, честно говоря, порядком поднадоело. Выпавший случай давал пару дней передышки. Это меня устраивало, и я согласился на предложение руководителя об участии в концерте.

Наш строительный отряд располагался на окраине посёлка Илимсу. По договору со строительным управлением, мы занимались благоустройством посёлка, после ввода в эксплуатацию газовой компрессорной станции. Когда наша дружная бригада проложила пешеходные тротуары и взялась за берег, в один из дней прилетел начальник управления и срочно собрал наших руководителей. После небольшого совещания пять человек были откомандированы от нашего отряда и столько же от соседнего для полёта в дальний рыбацкий посёлок Леги.

Красивый, всё же, край — Север. Великолепнейший колорит. Тайга. Самобытный народ со своими обычаями и традициями. Шаманы, различные языческие божки и особая культура создавали романтическую атмосферу, навевали приключенческие настроения. Конечно, большинство студентов этого не замечало. Работа от зари до зари изматывала, но в молодости на это не обращаешь внимания, да и мысль о достойной оплате такого труда стимулировала очень даже неплохо.

Узнав, что наш десант культуры вылетает в дальний северный посёлок, начались просьбы привезти оленьи шкуры и рога. Это были те экзотические северные сувениры, которые оставляли память о поездке в этот далёкий край. Тут же, в ход пошли рассказы о том, как и на что их можно поменять, и сказки о том, кто и что привёз в прошлом году. Некоторые смотрели недоброжелательно на это наше законное «отлынивание» от работы, но что уж тут поделаешь…

Пролетая над лесистой и болотистой местностью, я рассматривал тайгу, озёра, почву, болота, отдельные деревца и начинал понимать и осознавать фантастическое богатство этого северного края и его красоту.

Вот протянулась, из одного конца горизонта в другой, идеально ровная трасса газопровода. В ней, как в жилах, пульсирует топливо, снабжая страну природным газом. Вон наезженная колея с остатками каких-то труб, инструментов и запчастей. Неподалёку от газопровода работает трактор.

Когда наш «борт» проходит над несколькими большими озёрами, солнце отражается от серебристой поверхности и бьёт в иллюминатор вертолёта. Мы смешно щуримся, но продолжаем рассматривать картины освоения Севера. Я летел вертолётом второй раз в жизни и, просто открывал рот от удивления, рассматривая красоты этой земли. Правда, в некоторых местах они были слегка подпорчены нашествием «цивилизованных дикарей» с Большой земли. К сожалению, отсутствие культуры строительства портит девственные природные богатства и наносит невосполнимые потери здоровью этих мест. Это тоже довольно заметно с высоты птичьего полёта.

Я посмотрел на начальника управления. На его лице отражались чувства покоя и честно выполненного долга. Наш баянист Палыч, обняв инструмент, по-детски, посапывал и чему-то улыбался во сне. Мы, с Игорем и Славкой сидели рядом, а ребята из соседнего стройотряда напротив нас, у левого борта.

ЛЕГИ

Примерно через два часа вертолёт резко пошёл на снижение. С испугу я подумал о худшем. Я никогда не отличался храбростью, тем более в салоне было два огромных топливных бака с авиационным бензином. Меня прошиб холодный пот. Но тут проснулся начальник управления, посмотрел в иллюминатор и громко крикнул: «Ну, вот и Леги! Прилетели!» Я перевёл дух. Оказывается, мы прибыли в назначенное место. Итак, началось…

На шум вертолёта сбежалась, чуть ли не половина посёлка, ну а детвора была точно вся. Пилот начал сигналить, чтобы не посадить аппарат кому-нибудь на голову. Но вот, наконец-то мы приземлились, и лопасти стали реже молоть воздух. Открыли дверцу. Наша банда с рюкзаками и гитарами десантировалась из чрева машины. Воздушный корабль успокаивался, а мы начали осматриваться по сторонам.

Когда вышел последний пассажир, нас облепила толпа малышей. Очень симпатичные чумазые узкоглазики с интересом смотрели на нас. А мы бесхитростно разглядывали их.

Из вертолёта выбросили какие-то мешки и, через несколько минут, он ушёл в поднебесье. Мы направились в клуб. По пути зашли в поссовет.

— Ночку переспите здесь, в Красном уголке, — бодро сказал начальник стройки, — а пока оставьте рюкзаки, берите ваши музыкальные инструменты и в клуб. Прорепетируйте программу, а я соберу народ и что-нибудь на ужин придумаю.

Пока мы шли в клуб, я оглядел улицы. Людей было много. Это и понятно — воскресенье да ещё День рыбака. Ведь местные аборигены почти все занимаются рыбным промыслом и охотой. Промышленного производства никакого нет и поэтому, в своём большинстве, население зарабатывает себе на жизнь тем, чем богата матушка природа.

— Гарик, — спросил я, — а это ханты или манси?

— Откуда я знаю? Тебе что не всё равно.

— Просто интересно. Мне кажется, много у них сегодня навеселе.

— Ну, так ведь рыбаки же… в День рыбака!

Уже начало вечереть. Деревянные двухэтажные дома стали расплываться в очертаниях. Вокруг клуба стали собираться люди. Я понял, что придётся сегодня постараться, чтобы выглядеть достойно.

— Игорь, ну что будем петь? — спросил Славка.

— Что знаем, то и споём. Первое — «Поворот» и «Синяя птица» из «Машины времени». Мы эти вещи на два голоса сделаем с Валеркой, да?

Я кивнул головой.

— Второе. Я спою украинскую песню «Несёт Галя воду», а Валерка споёт «Ты помнишь, как всё начиналось…» Как раз для рыбаков подходит. Там в припеве: «За тех, кого любит волна…» и так далее.

Я опять кивнул головой, а Палыч-баянист торопливо проговорил:

— Пока всё нормально. Я буду аккомпанировать соседям, а они покажут четыре-пять сценок из студенческой жизни. Пару инструменталок я сам сделаю. Итого, с вами — час с лишним. Это отлично! Короче, репетируйте, скоро начало. Давайте, с Богом!

КОНЦЕРТ

Когда за окнами окончательно стемнело, включили освещение в зрительном зале. Публика начала рассаживаться. Пришли пожилые люди, молодёжь разных возрастов, детвора, мужчины и женщины средних лет.

Начальник управления и представитель местной власти начали собрание. Были подведены итоги производственного соревнования. Передовиков наградили грамотами и премиями, а остальных просто поздравили с праздником.

— А сейчас, уважаемые товарищи, перед вами выступит студенческая агитбригада художественной самодеятельности. Ребята покажут для вас сценки из своей жизни, а также исполнят популярные песни и мелодии. Попросим, товарищи!

Представитель администрации громко и с энтузиазмом захлопал в ладоши. В зале подхватили.

Начался концерт. Как прошло моё выступление, я помню смутно. Старался я изо всех сил и, по крайней мере, пытался остаться честным, максимально мобилизовавшись. Перед выходом на сцену в полной мере ощутил на себе творческое волнение. Появилась дрожь в руках и ногах, но отступать уже было поздно. Когда мы с Игорем пропели первые слова песни, волнение ушло, и я больше заботился об интонировании мелодии. После нашего дуэта объявили меня.

Я вышел на сцену и оглядел зал. Сыграв вступление и, стараясь придать голосу внутреннюю теплоту, я запел:

Ты помнишь, как всё начиналось?

Всё было впервые и вновь,

Как строили лодки и лодки звались —

Вера. Надежда, Любовь!

Мне почему-то запомнилась женщина на переднем ряду с ребёнком на руках. Её глаза придали мне сил, помогли сделать песню выразительной, что добавило мне веры в себя. Выделяя припев, я кожей почувствовал, что люди меня приняли. Зал был мой:

Я пью до дна за тех, кто в море!

За тех, кого любит волна,

За тех, кому повезёт!

И, если цель одна и в радости и в горе —

То тот, кто не струсит

И вёсел не бросит,

Тот землю свою найдёт!

Прозвучал последний аккорд. Раздались аплодисменты. Я поклонился и ушёл за кулисы. Меня хлопали по плечам мои друзья: «Молодец! Классно получилось. Спел отлично!»

Концерт прошёл на «ура», публика была довольна, а это — самое главное для артистов. У меня, уже в конце выступления, то ли от переживаний, то ли от перелёта началась мигрень. Хотелось просто лечь и отключиться от всего. После концерта нас тепло благодарили и пригласили приехать ещё раз.

Ужинали мы в Красном уголке поссовета. Стол был превосходный. Как-то неожиданно появились несколько бутылок водки. Мы вопросительно посмотрели на Палыча.

— Только смотрите по чуть-чуть, без баловства. Норму знаете, — разрешил Палыч. Он тут же произнёс тост за здоровье рыбаков и присутствующих, поблагодарил начальника и, опрокинув стакан, потянул горячей ухи. Замелькали ложки, стаканы и тарелки. Хорошая всё же вещь — концерт художественной самодеятельности. Да здравствует нерушимая дружба между народами!

…Когда мы расстелили матрацы для ночёвки, к нам пришла делегация, человек пять. Как выяснилось, они хотели, чтобы мы поиграли им на танцах в клубе. Наши согласились, но я просто уже не мог из-за усталости и головной боли. Я упал на свой матрац и уснул, а ребята из нашей концертной бригады пошли помочь с музыкой.

Проснулся я оттого, что меня кто-то тормошил. Это был Игорь.

— Иди, там тебя на танцы зовут.

— Да брось шутить, уже двенадцать.

— Честно. Я тебе клянусь, там тебя барышня одна спрашивает, хочет с тобой поговорить.

— Никуда я не пойду — у меня чан раскалывается, — я опять закрыл глаза…

Наш «бэнд», во главе с Палычем, пришёл далеко за полночь. Славка бросился ко мне:

— Там весь вечер тебя какая-то девушка искала. Зря ты не пошёл. Мы оторвались по полной. Резали на гитарах всё, что знали, а от танцев пыль столбом стояла.

— Что на акустических гитарах играли?

— Конечно. Какая разница! Главное, что музыка была. Палыч на баяне такое вытворял! У нас он никогда так не лабал.

— Ну, ладно, «бременские музыканты», ложитесь спать, а то завтра часа в два «борт» придёт, — сказал Палыч. Братва улеглась на ночлег.

«ФАНФОРИКИ»

Утром, часов в одиннадцать, к нам зашли два мужика. Один из них был представителем местной национальности, а другой, как потом оказалось, был нашим земляком. Они разговорились с Палычем. Перебрали знакомых и пути-дороги людских судеб. Земляк недавно «отсидел» десять лет в одной из зон неподалёку, а потом решил остаться на Севере. Женился на аборигенке. Недавно у них родился сын.

— Живу не хуже, чем в Лужске. Правда, с водкой плоховато. Сейчас «сухой» закон. Нигде не достанешь.

Палыч и его новые друзья ушли в неизвестном направлении, а мы заговорили о своём. Сухие пайки взять с собой никто не догадался, столовой в посёлке не было, а «борт» и не думал спешить. Часы тянулись медленно. Гарик нашёл в столе пачку сахара, которую он отбил у муравьёв, живших в столе, и по-братски разделил поровну.

— Если бы знали, что придётся так задержаться, взяли бы с собой провиант, — раздражительно сказал кто-то из наших товарищей по соседнему отряду.

— Ничего, один день потерпеть можно.

— Может, здесь где-то магазин есть? За хлебом сходить можно было бы…

— Ага, гастроном за углом! Какие здесь магазины, хотя сельмаг какой-нибудь должен же быть.

Снова пришёл земляк со своим товарищем.

— Ребята, у вас «фанфорики» есть? — спросил он.

— А что это такое?

— «Фанфорик»? Ну, так это же, как его… одеколон.

У меня как раз оказался полный пузырёк. Я развязал свой рюкзак и, вытащив «фанфорик», отдал его земляку.

— Ну, спасибо, братан, спасибо! Выручил ты нас. Я сегодня вечером деньги занесу.

— Не надо денег. Он мне всё равно не нужен.

— Ну, спасибо, спасибо, — благодарил земляк, откручивая пробку. Затем, под изумлённые взгляды студентов, он выпил половину пузырька одним залпом, чем очень впечатлил наш коллектив. «Смертельный номер» повторил его друг.

— Да, выручил ты нас, земеля, спасибо.

Тут зашёл ещё один субъект из их компании, и забалдевший атаман с заинтересованностью заговорил:

— Ну, где ты ходишь!? Вечно пропадаешь. Мы тут без тебя «фанфорик» достали. Пришлось вдвоём опарафинить. Сейчас хорошо стало. Да, Витёк?

Опьяневший напарник кивнул. Было видно, что Витек даже рад, что они поделили одеколон на двоих, и им досталось по хорошей дозе.

Всё это происходило в центре Красного уголка, а мы сидели на стульях по периметру. К сожалению, на этом представление закончилось, так как пришёл Палыч и принёс две буханки хлеба. Гости незаметно ретировались. Палыч принёс плохую новость — «борт» сегодня не придёт. Все окислились…

ЛЮБОВЬ

Примерно через час раздался стук дверей и чей-то мужской голос забасил:

— А где он? Там? Сейчас всё оформим!

Я сидел, развалившись на двух стульях и положив под локоть подушку. Делать было нечего, и мы просто говорили ни о чём.

— По-моему, опять наш «фанфорик» пришёл, — сказал Славка. И точно. Дверь отворилась, и вошёл наш «земляк» с девочкой лет четырнадцати-пятнадцати, в ситцевом платьице и нелепых больших очках.

— Ну, кто, показывай!

Девочка показала на меня.

Я поперхнулся.

— А-а-а, это хороший хлопец. Мой знакомый. Ну, шо, друг? Показался ты моей племяннице. Значит так. Мы люди простые. Раз такое дело, забирай её к себе в Хохляндию. Свадьбу сыграем, и всё будет в ажуре.

Палыч засмеялся:

— Ну, вот и отлично. Пропьём тебя, Валерка, сегодня. Да вы присаживайтесь.

Земляк внимательно посмотрел на меня и спросил:

— Что скажешь, студент?

Я не знал, что ответить. Было непонятно — он шутит или говорит серьёзно. Судя по ситуации, я начал склоняться ко второму. По крайней мере, его племянница, а моя, значит теперь, невеста, волновалась по-настоящему. Чёрт дёрнул меня ехать за тридевять земель за этими приключениями! Мне ничего не оставалось, как принять предложение, отказ от которого мог иметь неизвестные последствия. Я нарочито громко, пытаясь перевести всё в шутку, сказал:

— Я согласен! Только со свадьбой торопиться не надо.

Все засмеялись. Кажется, у меня получилось. Палыч взял баян и заиграл, а моя невеста запела песню. Гарика выкручивало от смеха. Но он, видимо, смеялся ступнями ног, свернув их буквой «зю», пока девочка старательно выводила:

— У меня сестгёнки нет,

У меня бгатишки нет,

Говогят с детьми

Хлопот невпговогот.

Я не знал, куда мне провалиться. А тут ещё Славик начал шептать мне на ухо:

— Слушай, это же та девушка, которая тебя вчера целый вечер спрашивала и искала. Покорил ты местных жительниц! Ух, ты, везунчик!

Кивнув головой, я подумал: «О, Господи!»

Потом мы познакомились. Звали её Марина. Она рассказала, что после окончания школы собирается поступать в институт.

— Я буду поступать у вас, в Лужске, в педагогический. У дяди там мама. Сначала у неё поживу, а потом общежитие дадут.

— Да, это дело хорошее. Учиться надо, — поддержал Палыч, — сейчас без высшего образования никуда и не суйся. Есть корочки — человек, нет — букашка. Да, Васёк?

Дядя согласился.

Все стали поддакивать. Рассказывать истории и случаи из жизни, а также обсуждать проблемы высшего образования. Я молчал, боясь сказать что-то не то. В серьёзной ситуации я всегда говорю слова, которые окружающие понимают по-своему. Делаю это не специально, а человек иногда обижается. Я старался не обидеть Марину, но и молчание моё, тоже, было ни к месту…

Через время мы попрощались. Дядя с моей невестой ушли домой. Вечерело…

ДОМОЙ

Мы сделали более тщательный досмотр стола, и Славка нашёл ещё полпачки прошлогоднего чая. Заварив его вечером, наша «филармония» легла спать пораньше, чтобы скорее наступило завтра.

— А сегодня на ужин в лагере макароны по-флотски и какао с печеньем, — жалобно произнёс Славик.

— Да, лучше пахать на берегу, но чтобы обед по распорядку! — добавил кто-то.

— Хватит! О еде ни слова! — скомандовал Палыч.

Самое смешное в этой истории то, что «борт» пришёл только на третий день к вечеру. Лишь один из нас был доволен этим. Это Гарик, который всё-таки умудрился найти оленьи рога у кого-то из местных и обменять их на водку. Держа в руках ветвистый сувенир, он гордо сказал: «Прибью дома на стенку как память о Севере».

— У тебя скоро свои такие же вырастут. Их тебе твоя зазноба наставит, пока ты здесь с бетоном развлекаешься, — пошутил Славка. Смеялись от шутки все, но громче всех почему-то сам Гарик.

…Когда вертолёт начал медленно подниматься в воздух, я посмотрел в иллюминатор. На краю взлётного пятачка стояло человек семь детишек и среди них Марина. Я помахал ей рукой. Она стояла как каменная и стёкла очков отражали солнце. Мне показалось, что она плачет, и это слёзы отражают солнце. Почему-то стало не по себе. Всё как-то не так…

После праздника посёлок словно вымер. Люди работали. Рыбаки ушли на лов рыбы. Вертолёт сделал круг над взлётной площадкой, и я ещё раз посмотрел на дома.

Прощай, Леги, где, вряд ли я уже когда-нибудь буду! Прощай, мужественный северный народ! Прощай, Марина, добрая и чистая душа…

Вертолёт набирал высоту. Я оглядел салон. Усталые бойцы безучастно смотрели в иллюминаторы воздушного судна. Палыч уже готовился подремать, обняв свой, видавший виды, баян. Стало ясно, что через пару часов мы снова будем в отряде, и снова будем бетонировать площадку у пристани. И тогда я громко крикнул:

— Ребята! А отличный получился концерт!!!

Пожар

ЧАСТЬ 1

Летней ночью тысяча девятьсот сорок шестого года красиво пылала районная нефтебаза рабочего посёлка Кружино.

Факел мощными клубами дыма резал ночь и гордо освещал испугавшийся городок. Первыми от гула пламени проснулись жители двухэтажек, стоящих неподалёку. Эти дома отделял от забора нефтебазы полуовраг-полуров шириной метров двести-триста. На дне этого оврага стоял, вросший в землю, старый длинный барак неизвестных времён постройки, служивший временным сантехническим узлом жилдомов и мусоросборником различных отходов с нефтебазы. Использовать его в этом назначении начали летом сорок первого года, когда было закончено строительство домов у края оврага, а завершению прокладки проектных коммуникаций помешала война.

Крики людей, половина которых бежала от оврага, а половина с вёдрами и лопатами к забору нефтебазы, заглушались колоколами подъезжавших пожарных машин. Потушить горящую гигантскую бочку, естественно, и не пытались — это было невозможно, а вот сохранить остальные — было главной задачей. Не допустить огонь на соседние цистерны, и спасти район от бензинового голода было, во что бы то ни стало, необходимо.

Пожарная команда старалась вовсю. Ей помогал отряд добровольцев. Эти люди были одеты кто во что. Некоторые не успели накинуть даже верхнюю одежду.

Приехали какие-то штатские чины и офицеры в форме НКВД. Год назад окончившаяся Великая Отечественная война, вселила в людей веру на лучшую жизнь и, начав подниматься на ноги, хозяйство района требовало средств, поэтому каждая капля была на учёте.

— ЧП такого масштаба должно быть расследовано по всей форме, — заявил старший офицер НКВД, — не исключено, что это диверсия. Вполне допускаю извне или «врагов народа».

— Необходимо опросить жильцов крайних домов. Может быть, они заметили что-либо подозрительное или слышали какой-нибудь шум, — обратился он к подчинённому, стоящему рядом, — да, и ещё. Вызовите солдат для прочёсывания оврага и ближнего леса.

Офицер ответил «есть» и отправился выполнять приказ.

Стоящие в группе чины переговаривались, и ветер доносил лишь фразы, сказанные громче других:

— Где-то через час прибудет комиссия из областного центра. Подготовьте всё необходимое.

— Пока огонь удерживаем…

— Кажется, удастся обойтись минимальными потерями.

— Постарайтесь вывезти из опасного места бензовозы.

Пожар, благодаря усилиям работающих, теперь уже можно было контролировать. Умело используя свои приспособления и опыт, пожарные управляли огнём, не давая ему распространяться дальше.

Начало светать.

На небе развиднелось. Огонь уменьшился и, уже невооружённым глазом было заметно, что люди победили стихию. Прибыла новая смена, заменившая усталых, но довольных своей работой, добровольцев. Новая волна со свежими силами позволила окончательно свести на нет все претензии пламени.

В шесть утра прибыл взвод солдат.

Командовал взводом лейтенант, видно совсем недавно сменивший курсантские погоны на офицерские. После реконгсценировки на местности началось прочёсывание «квадратов», в которых предполагались места укрытий. Одно отделение, под командованием сержанта Игнатова, осталось в непосредственной близости от очага пожара и приступило к осмотру объектов прилегающих к нефтебазе.

— Иванов и Кулумбаев осмотреть подвалы домов и чердаки, — отдавал приказания командир отделения, — Ишмендеров и Соколов — кустарники и рвы, Куракин и Тюков — отдельно стоящий старый барак в овраге. Остальные за мной на территорию нефтехрана. Всем понятно? Выполняйте!

Пока начались поиски, прибыла комиссия экспертов из центра. Горящая цистерна уже угомонилась, и лишь сверху ещё струился дым. Но комиссию это не остановило, и эксперты начали измерять и фотографировать место происшествия.

Штаб по ликвидации аварии размещался в конторе нефтебазы. После всех исследований, эксперты на совещании сообщили первые выводы о причинах пожара. Чиновники слушали доклад и что-то заносили в свои бумаги.

— Со всей ответственностью наша комиссия может заявить предварительные результаты исследований. Причиной пожара было случайное возгорание. Возможность диверсии исключается. Полученные выводы оформляются в соответствующие документы и акты. К пятнадцати ноль-ноль они будут собраны для подписи. Прошу по окончании собрания ознакомиться с этими документами.

После выступления руководителя экспертов, ему предложили подробнее остановиться на причинах пожара и рассказать, как случилось возгорание.

— Точно мы ответили на главный вопрос, а версий загорания у нас несколько и позже мы установим, как это было. Скорее всего — стечение неблагоприятных обстоятельств и факторов, которые в ту минуту объединились, создав пожароопасную ситуацию, не исключено прямое попадание молнии. К сожалению, сторож поздно заметил пламя.

— Он будет наказан по всей строгости закона, — сказал, стоящий рядом офицер НКВД, — сейчас он арестован. Начальник нефтебазы привлекается к ответственности за недосмотр.

— В военное время за это могли и расстрелять, — добавил кто-то из-за спин сидевших за столом.

— Ну, сейчас не война, — возразил председательствующий, — а вот за халатность спросим строго.

Собрание продолжалось ещё около часа. Огонь уже полностью потушили и чины экспертной комиссии убедились в правильности своих выводов на практике.

ЧАСТЬ 2

Тем временем взвод продолжал прочёсывать местность, но никаких следов обнаружить не удавалось. Рядовые Куракин и Тюков, посланные на осмотр мусоросборника, не спеша осматривали его крышу, которая почти сравнялась с землёй, и к которой были подведены канализационные трубы от жилых домов.

— Что же он так утонул? — спросил Куракин.

— А хрен его знает! — Тюков поморщился, — ну и вонища, и надо же нас сюда послали, за какие грехи…

— Ну, ты же солдат бывалый, Тюк. Будешь всё тщательно осматривать, а я опыт перенимать, — улыбнулся Куракин.

— В дерьме ковыряться — много опыта не требуется, — ответил Тюков.

Эти два солдата были друзьями. Куракину совсем недавно исполнилось девятнадцать лет. Он призывался после войны и был ещё совсем зелёным мальчишкой, не нюхавшим пороха. Тюков уже готовился к демобилизации. В его двадцать один год за плечами было несколько месяцев войны. Такая небольшая разница в возрасте разделяла их, навсегда, на поколение воевавших и послевоенных. Тюков был награждён тремя медалями и очень ими гордился. Усач, он выглядел бравым солдатом и был настоящим воином.

Однако внешнее различие не мешало дружбе и Тюков, даже как-то по-отцовски относился к армейскому другу. Передавая Куракину свои военные навыки, он понимал, что, демобилизуясь в запас, защищать страну придётся таким ребятам как его товарищ.

Куракин с трудом поднял крышку мусоросборника и заглянул внутрь. В нос ударил запах гниющего мусора. Нагнувшись вниз, он увидел, что внутри барак разделён бетонной перегородкой. Одну треть занимал сборник ассенизационных стоков. После наполнения бассейна они перетекали в отводные трубы. Остальные две трети засыпались мусором.

— Придётся прыгать вниз и осмотреть всё с факелом, — сказал Тюков.

— Тюк, да ты что?! До самого дома будешь вонять после этой экскурсии, — начал отговаривать друга Куракин, — смотри, здесь даже мухи не водятся.

— Вот-вот, поэтому дуй за лестницей, а я пока сделаю факелы.

Через десять минут всё было готово и, запалив факелы, Тюков спустился в преисподнюю. За ним, нехотя, полез Куракин.

— Факел горит, значит дышать можно, — ободрил Куракина бывалый солдат, — а если дышать можно, значит и…

Он не договорил. Две огромные крысы, размерами с кошку, кинулись из-под ног в угол мусоросборника.

— Ну что, увидел, кто здесь хозяин, — затараторил Куракин, — может пальнуть в этих зверей?

— Не балуй! Чего зря шуметь. А ну-ка пошли к бассейну.

Тюков пошёл первым, освещая себе дорогу и проваливаясь в чавкающее месиво. За ним, зажав пальцами нос, пробирался Куракин.

Подойдя к канализационному колодцу, солдаты увидели отстойник, наполненный коктейлем из маслянистых стоков нефтебазы и отходов жилдомов. Сверху этой массы плотным слоем плавали человеческие экскременты. Уже повернувшись, чтобы уходить, Тюков вдруг резко осветил отстойник и показал напарнику на кусок трубы-дюймовки, выглядывающей из жидкого месива у бетонной стены.

Куракин остолбенел. От ужаса он не мог сдвинуться с места, и с трудом удерживал себя от крика.

Труба двигалась из стороны в сторону.

— Ах, ты, мать твою так! — то ли от страха, то ли от смелости закричал Тюков, выпучив глаза, — вылазь, гадина, а то очередь дам, и будешь всю жизнь здесь плавать!

Куракин приготовил автомат к стрельбе, а Тюков, одной рукой держась за друга, размахнулся и ударил факелом по концу трубы. Та отклонилась и снова приняла вертикальное положение.

— Ну, ты гляди, паскуда, видно крепко засел, — продолжал Тюков. Отбросив факел, он снял автомат. От удара прикладом труба отскочила и утонула. Через некоторое время на поверхности появилось что-то, напоминающее человеческую голову.

Это что-то издавало человеческую речь.

— Не убивайте, не убивайте, не убивайте, — канючила голова. Показались руки.

Тюков спокойно и по-военному скомандовал:

— Давай, давай, выбирайся, жук навозный! Ты смотри, думал, не найдём!

Вылезающий человек продолжал бормотать, как заклинание: «Не убивайте, не убивайте, не убивайте».

— Да рот ты свой чёрный закрой, — сказал Тюков и добавил, — мараться об тебя не хочется. Пошёл к лестнице!

Расставив руки как слепой, пленник пошёл в другую сторону.

ЧАСТЬ 3

— Куда прёшь! Сюда! — ткнув в спину дуло автомата, направил захваченного осмелевший Куракин.

Первым выбрался он. За ним поднялся пойманный. Последним вылезал Тюков. Когда он высунул голову на свежий воздух, ему показалось, что он потеряет сознание от солнечного света, но он чуть его не потерял, увидев Куракина с испуганным лицом и вылезшими из орбит глазами. Переведя взгляд на пленника, он рассмотрел его при свете дня.

Перед ним стояло чудовище в образе человека. Истлевшая одежда была покрыта толстой коркой грязи, состоящей из стоковой заразы и нефтяных масел. Вместо лица была маска омертвевшей кожи сине-коричневого цвета, а вместо глаз две, наполненных гноем и готовые вот-вот лопнуть, оболочки. Фигура была тощей и уродливой. Вся эта животная масса источала убийственный и всепроникающий трупный запах.

— О, Господи! — закричал Тюков, — что же это такое? Куракин, бегом в штаб. Скажи, пусть все, кто может, идут сюда.

Через пятнадцать минут несколько десятков человек собрались у этого жуткого места. Люди потянулись также из близлежащих домов, гонимые слухом о чём-то ужасном, найденном солдатами. Эта весть всколыхнула окрестные дома и, словно, по невидимому телеграфу оповещала всё больше и больше людей. Через какое-то время на склоне оврага скопилось большое количество народа.

Прибывающие, увидев получеловека-полумонстра, замирали от ужаса, отчего воцарилась зловещая тишина. Некоторые незаметно крестились.

Увидев, что люди ждут объяснений, Тюков заговорил:

— Мы с Куракиным осматривали мусоросборник, и нашли его в сантехническом колодце. Спрятался в вонючей жиже и дышал через трубу.

Подошёл офицер НКВД и громко стал задавать вопросы, обращаясь к опустившему голову, пленнику. Голос у «энкавэдэшника» срывался, а сам он еле сдерживал волнение.

— Вы понимаете человеческую речь? Кто вы? Сколько вам лет? Как вы очутились в этом сооружении? Вы можете говорить?

Пленник поднял голову. Толпа ахнула и напряглась во внимании. Изуродованное лицо напугало даже самых стойких. Арестованный глухим голосом начал говорить:

— Я дезертировал из Красной Армии в начале войны и сдался в плен немцам. Думал, что лишь так смогу выжить, видя, как быстро продвигается германская армия вглубь СССР. У немцев поступил в полицию, где служил долгое время и участвовал в карательных операциях против партизан. В 1944 году, когда понял, что у гитлеровцев плохи дела, сбежал. Документы убитого красноармейца размокли при форсировании речки, поэтому решил пробираться по ночам. Днём прятался, где попало.

Однажды, утро застало меня возле этого старого барака, и я, испугавшись, что меня заметят, спрыгнул вниз, чтобы переждать до вечера. Думал, ночью двину дальше, но внезапно сильно заболел и потерял сознание от высокой температуры. Несколько дней корчился в жару на мусорной куче. На запах не обращал внимания — свыкся.

А тут, как назло, выпал снег — ранняя зима. Одежды никакой, замерзну, думал. Да если и хотел бы вылезти, не смог: дверца оказалась выше меня на мой рост. Кричать боялся. Сразу арест и расстрел — с таким прошлым как у меня долго не разбирались бы. К стенке и всё. А мне жить хочется!

Питался тем, что найду на мусорнике. Картофельные очистки, кости, арбузные корки и всё, что можно съесть, всё шло в ход. Воду отстаивал в отдельной ямке и пил. Днём брал трубу и, если случалось, кто-нибудь заглядывал внутрь, нырял в жижу бассейна и дышал через трубу. Когда начались морозы, холода я не боялся. Отогреваясь в бассейне, наполненном тёплой массой я пережил зиму, а дальше как-то свыкся со всем и потерял надежду выбраться оттуда. А выбраться — значит принять смерть за измену Родине.

Так и не мог решить: вылезать — не вылезать, пока не потерял зрение. Вся надежда пропала окончательно. Я так и не знаю, закончилась ли война? Хотя это уже для меня не имеет значения…

Жил я на ощупь. Полагался только на свой слух. Как услышу, что скрипнула дверца, сразу опускался в колодец. Ночью искал, что пожевать и сидел у бассейна, просыхал.

В последнее время особенно досаждали крысы. Съедали все мои запасы, а один раз ночью я уснул возле тёплой трубы, так одна из этих тварей обгрызла мне мочки ушей, а другая полмизинца успела откусить…

А теперь вот я перед вами. Забыл уже зачем и куда шел. Имя …моё… имя…

Не убивайте меня, люди добрые, не убивайте!

…………………………………………………………………………………

Он замолчал и снова опустил голову. Молчали стоявшие люди.

Сознание противилось назвать это существо человеком, а тем более, судить его.

Без единого шума, не сговариваясь, люди начали расходиться и, вскоре, в овраге не было ни одной души.