Бесплатный фрагмент - Рефаги

Глава I. Рефаги.

Глава II. Снова рефаги.

Глава III. Ты — личность.

Глава IV. Традиционный мир и деньги.

Глава V. Хочу иметь все, хочу иметь всех.

Глава VI. Дом в Париже хочу.

Глава VII. Самоликвидация.

Глава VIII. Молодые и старые бинго.

Глава IX. Какой народ, такие и пророки.

Глава X. Рефаги улыбаются вам.

Глава XI. Спринтеры и стайеры.

Глава XII. Зефа подражатели.

Глава XIII. Что такое Пашинян и Саакашвили.

Глава XIV. Саакашвили кумир спринтеров.

Глава XV. Почему мы не Дубаи.

Глава XVI. Дубаи 2.

Глава XVII. Ордынская буржуазия.

Глава XVIII. Не верю торгашам.

Глава XIX. Блестящая альтернатива.

Глава XX. Нужна ли домохозяйке правда.

Глава XXI. Женщины за демократию.

Глава XXII. Рефажная петля.

Глава XXIII. Да я шут и циркач.

Глава XXIV. Программа старший сын.

Глава XXV. Жулики и попки.

Глава XXVI. Чем отличается зереф от рефага.

Глава XXVII. От зерефа к рефагам.

Глава XXVIII. Планетарный ревкон.

Глава XXIX. Испания. Рефаги и ремиды.

Глава XXX. Против фашизма.

Глава XXXI. Рефаги — не вожди.

Глава XXXII. Доллар — игла.

Глава XXXIII. Повелители приборов.

Глава XXXIV. Что хотели молодые простолюдины.

Глава XXXV. Мы с Тамарой ходим парой.

Глава XXXVI. Не обреченные на культ.

Глава XXXVII. У нас особенная судьба.

Глава XXXVIII. Рефаг и зереф.

Глава ХХХIX. Рефаг и зеремид.

Глава XL. Рефаг и ремид.

Глава XLI. Какие хлеба, какие зрелища.

Глава XLII. Запад нам поможет. Кому рефаг друг.

Глава XLIII. Иначе всем конец.

Глава XLIV. Этот движок не захламить.

Глава XLV. Гудбай Америка, о!

Глава XLVI. Откуда берется казахский либерал. Часть 1

Глава XLVII. Откуда берется казахский либерал. Часть 2

Заключение.

Глоссарий.

Введение

ATTENTION! Рефаги

Наблюдая за рыночными процессами, я все время думал. Куда денется энергетика тотальной несправедливости и рыночной подлости? Уверен, каждый из вас встречался с несправедливостью воочию, получал кучу человеческого дерьма и сам во что-то превращался за 25 лет так называемых реформ. Какой был мотив и какой был смысл всего этого? Весь смысл — бери больше, наспекулируй или накоррупционируй? В смысле, пока можешь — кидай всех и вся, ведь за украденные миллионы не посадят, посадят за мешок картошки (гарантированно). Весь смысл существования был на самом деле воровать (и другого варианта не просматривается до сих пор). Ну или накопить через спекуляцию с накруткой по максимуму. Никто не хотел отставать ни в спекуляции, ни в коррупции. Это ведь соревнование. Для традиции важно одно, для рынка другое. Вместе — это отражение урода, синтеза традиции и рынка. Для традиции важно быть выше всех, для рынка богаче всех. Это и есть лицо рефага. А тело этого лица — массы. И имя этой массы — рефаги.

РЕФАГИ — reflection high, рефлексия высокая эгоистичная — рыночная, жизнь по принципу человек человеку волк (homo homini lupus est).

Рефаги, конечно, бывают разные. Есть рефаги ряженые, рефаги подражательные или молодые рефаги-зефа. Есть рефаги профессиональные, передающие смыслы прибыли от отца к сыну — это торговые династийные (старые) рефаги. Есть рефаги ситуационные, по виду вроде не рефаги, а чиновники, вроде государственные люди (значит, ремиды), но если приглядеться внимательнее, то не государственные люди совсем, а воры, коррупционеры (все коррупционеры — это рефаги). Ведь для рефагов на первом месте деньги. Не честь, не государство, не судьба народа (во всяком случае, для молодых зефа).

Есть рефаги-националисты, надевшие обрядные костюмы. На самом деле националисты такое же порождение рынка. Именем народа или нации они хотят сами стать новыми рефагами-чиновниками. Такой способ самый легкий. Желающих взлететь на популизме тьма. Оттого среди рефагов-националистов нет явных лидеров.

Явных лидеров нет и среди рефагов чистого буржуазного промысла. Барыги и спекулянты, директора бутиков и индивидуальных предприятий никогда не смогут договориться или договариваются с трудом. Потому что они молодые рефаги (зефа, зереф + рефаг = зефа) и имеют много жадности. Они сразу выдвигают в лидеры проштрафившихся олигархов. Олигархи-оппозиционеры тоже ведь были чиновниками. Других оппозиционеров просто нет. Они были бы чиновниками-зефагами еще дольше. Но их амбиции стали больше их реального значения в рыночной системе.

Барыги и спекулянты — самая большая армия рефагов. Они не видят никакого смысла в жизни, кроме как накопить денег и показать, что они не хуже кого-либо, хоть коллеги по базарному ряду, хоть соседа по лестничной площадке. Как показать? Купить дорогую вещь. Купить и показать. Самый высший слой этих рефагов хочет показать уже не своим соседям, а всем на свете, что они уважаемые, первые люди общества. Они доказывают это в том числе и обывателям запада. Накоррупционируют, в смысле, наворуют у государства, потом покупают на Западе недвижимость, самую при этом дорогую, вот, мол, я тоже европеец со стажем. Вот у меня дворец тут есть.

Чем?

Если торговцы (нижайшие из касты зефа) хотят показать соседям, средние тянутся до уровня чиновников-рефагов, чтобы показать, например, новый автомобиль, то чиновники-зефа едут прямо на Запад и открывают там счет. Как ни в чем не бывало. Как будто они граждане свободного мира со стажем. Хуже всего — это зефа со дна, которым приходится прилагать самые большие усилия. К сожалению, дети зефа воспитаны в рефажной злобе и зависти, имеют в потенциале энергию разрушения. Не какую-то там демократию и толерантность они носят в себе. Рано или поздно они потребуют равенства.

Не лучше и зефа на вершине. Они делают все, чтобы остаться во власти навсегда. По традиции это возможно, по закону рынка — никогда. Все зефа хотят растащить, прикарманить, наспекулировать, вывезти, потому что они молодые зефа, неопытные в новом деле, поэтому очень старательные. А кто оступился, тот хочет все вокруг разрушить. Старая иерархическая схема никого не устраивает. Если зефа обезумеет, он готов взорвать все и всех вокруг. Это, конечно, утрировано, но еще не вечер.

В отуманенном подсознании зерефа прошлого всегда есть место для бешенства. Чем ниже начальная культура рефага и выше маргинальность, тем злобнее и ненавистнее рефаг к окружающей среде. Художники-шизофреники, артисты-шайтаны, журналисты через одного алкоголики и проститутки, НПОшники как будто пускают зеленую пену вокруг.

Фактом неготовности массы традиционного населения к так называемым реформам объясняется и радикальное отторжение их результатов. На словах все зефа хотят демократии, на деле же они хотят быть первыми от вторых и вторыми от третьих. Никто не хочет уступать нигде. Даже в оппозиции они борются, кто сядет в первом ряду наверху, а кто будет хлопать снизу. Это для зефа так важно, что голова у них кругом идет, как подняться, пролезть повыше на головы.

Отсюда тотальное хамство, переходящее в тотальную жестокость, имя которому в самом пике — майдан.

Нет договора

Националисты-рефаги не смогут договориться от жадности и амбиций, как будто они недавно спрыгнули с арбы. Это все поголовные провинциалы или циники, готовые пользоваться невежеством толпы. Зефа-торгаши не могут договориться, потому что они вышли из такой же традиционной семьи (патернальной системы, и вообще здесь культура была и будет патернальная). Националисты и барыги — самая большая фракция зефа, но и они не смогут договориться, потому что они ставят свою выгоду выше общей. Жалкий публицист, которому уже нечего писать, кроме как о божестве Саакашвили, агент влияния, существующий на гранты и желающий всех националистов видеть в гробу… является их кумиром. Олигарх, который раньше был чиновником и без этого никогда не смог бы быть олигархом, неуязвим перед органами. Рефаги прощают не всем и не все, но своим наконечникам или маякам они прощают все. Потому что агент влияния может договориться сам с собой, даже если затащит всех зефа на мясокомбинат, а зефа никогда друг с другом не договорятся без него. Они все однажды могут пустить зеленую пену. Пусть вся вода вокруг почернеет, а воздух вокруг отравится их ядом. Но это снова и снова пена из подсознании зефа. Когда-нибудь импульс злобы может материализоваться в одном месте и в одну минуту. Но эта минута будет больше напоминать взрыв атомного ядра. От результатов этого совпадения ядерного взрыва нет никакого будущего. Но рефаги все равно будут стремиться всеми фибрами зефа-души к такому концу. Как если бы безумный человек на старости лет решил собрать в кулаке пепел…

Глава I

Рефаги

Простые люди создают простое общество. Сложные люди создают сложное общество. Зерефы создают иерархическое общество. Зеремиды — переходное, к тому же зеремиды везде, где бы они ни присутствовали, образуют маленькие общины по интересам — семейным, клановым, родовым. То есть зеремиды, или горожане в первом поколении, — это врожденные коррупционеры.

Но сложны ли рефаги? Люди рыночной цивилизации. На первый взгляд ничего сложного в них нет. Но это на первый взгляд. Ведь они составляют основу открытого демократического общества. Главная черта рефагов не только хитрость, лицемерие, обман, но также терпимость. Да, кстати, откуда эта терпимость? Дело в том, что рефаги экономят. Они привыкли экономить. Их прадеды экономили, их деды экономили, их отцы экономили и завещали экономить своим детям. Так вот, рефаги экономят на всем, даже на эмоциях. Они экономят жизненную, душевную энергию. Они не лезут в драку по пустякам, они культурно спорят, а если спорят серьезно, то в суде, где сидят и судят их такие же потомки экономистов. У рефагов все рационально. Они даже воруют рационально. Кроме того, они уверены, что ворует только дикарь и чернь. Так вот эти самые рефаги создают сложное демократическое общество экономистов.

Глава II

Снова рефаги

Почему рефаги столь демократичны? Почему им неважен ваш статус, или так кажется людям, только-только переехавшим из поселков и сразу попавшим в интернет и социальные сети?

Рефаги живут моментами, чтобы было уже совсем понятно. Они живут по секундомерам. Им просто некогда забивать себе голову чужими дурачествами и заходами, в том числе и понтами вчерашних деревенских. Понты важны для зерефов, они важный сигнал и показатель их качества жизни. Для рефагов все упирается в деньги, их поиск и добычу. Банально это выражается: время — деньги. Таким образом, если зерефы ищут внимания и момент славы, рефагам слава не нужна, если она не приносит прибыль. Оттого подражающие рефагам зерефы (зефа) попадают в критические, форс-мажорные обстоятельства. В погоне не столько за славой, сколько за деньгами и понтами. Рефаги любят жизнь, потому что они любят себя. Зерефы «любят» людей, чтобы они увидели их взлет. Часто погоня за деньгами и понтами одновременно заканчивается так: крахом любого коммерсанта, крахом или банкротством коммерческого банка.

Глава III

Ты — личность!

Ты — личность! Эта фраза всего лишь переделанное «Ты — гражданин, а также ты — не плебей, оттого получи хлеба и зрелищ».

Чтобы перевести на свою сторону толпу в период позднего Рима, аристократы заигрывали с толпой и практиковали бесплатную раздачу хлеба городским маргиналам: обывателям из трущоб, бродягам и полубродягам, жителям окружающих холмов, а также проводили гладиаторские бои, где рабы резали друг друга на усладу толпы. Пока маргиналы жевали свой дармовой хлеб, на арене текла кровь.

То есть расцвет популизма на сегодняшний день зашкаливает от тотального маргинализма, когда каждому покупателю говорят: «Ты — личность», — вместо: «Ты — простой покупатель или даже лох». Если толпе зерефов повторять эти ласковые слова, раздавать халву направо и налево и еще зрелища не хочешь ли, то, в конце концов, расцветет популизм самого разного калибра и масштаба, он уже есть. И феномен Владимира Жириновского пришелся как раз, когда перед совками замаячили перспективы пузырящей пеной Кока-колы, разнузданного секса и сорока сортов колбасы. Кто больше всех наобещает толпе материальных благ и скажет, что он ее любит и уважает, тот и будет политиком. Потом современные плебеи удивляются каждый раз, откуда воры друг на друге, идут один за другим, и все революции, перевороты против воров заканчиваются новым, самым разнузданным воровством.

Глава IV

Традиционный мир и деньги

Все страны, на территории которых сегодня происходят конфликты, являются традиционными, полутрадиционными или скрыто (латентно) традиционными. Это страны, где не знают, кто на сегодня является элитой. Оттого что нет четкого критерия элиты, понятий и определений, идет борьба исключительно за деньги, за источники денег или так называемое корыто, присосавшись к которому, первые лица, или у лжеэлита, получают большие возможности. Деньги и только деньги, оттого данные режимы неустойчивы или держатся за счет силы, инерции и на других остатках традиционной культуры и порядка. Пока есть отцы семейств, есть уважение хотя бы своих, пусть не чужих, стариков и частных интересов семей, режим держится на бесконфликтном плаву. Но нет никакой гарантии, что даже от такого порядка не устанут. Новая буржуазия, которая хочет выглядеть или предстать элитой, морально разлагает своей жадностью, надменностью и спесью. Новой элите совершенно не ясно, отчего она элита, кроме как схемы: корыто — элита (должность — статус — возможности). И простые люди, граждане постепенно отказываются от элементарного приличия с целью только оттолкнуть любого другого и с помощью силы, наглости, бессовестности и неприличия показать, что они также готовы помочь новой элите, но если будет возможность, не будут мешать, когда какие-то силы скинут эту элиту. Какая разница, кто будет платить и брать налоги?

Получается, что простому народу во время рефажной петли, или узла, совершенно безразлично, кто у него элита. Даже если эта чужеземная элита. Заметит ли кто, что, например, только к примеру, на улице другие флаги? Наверное, заметят, но только те, кто в это время сильно оттерт от корыта, или так называемые потенциальные элитарии, которые снова будут выстраивать традиционную иерархию, но снова на критериях денег… Других идей чисто традиционный народ придумать не может.

Таким образом, традиционная элита в царстве денег всегда слепая. Она снова и снова выдвигает своих новых героев — потенциальных драконов, или будущих диктаторов. Статус — деньги — статус. За статусом, значит, в сокровищницу дракона.

Традиционный народ всегда строит свое бытие на основе добровольного соподчинения: младшие подчиняются страшим, женщина — мужчине, солдат — офицеру, чиновник — сановнику и так далее. Все это очевидно. Один должен быть выше, другой ниже. Но в рынке, когда в соподчинение вмешиваются деньги, младший может толкнуть старшего, женщина выгнать мужчину, солдат обозвать офицера, чиновник подставить сановника и так далее. Ибо деньги — это быстрый рост снизу наверх. Второе, тот, кто выше в этот момент, должен показать всем, что он выше, а остальные все ниже рангом. Обязательно показать всем, кто есть кто. Есть много способов. И тотальная показуха на самом деле есть традиционная отрыжка, и надменность, грубость, хамство — из этой же серии. Как же так? Ведь мораль, уважение, почтение и забота — это также идет из традиции?

Глава V

Хочу иметь все! Хочу иметь всех!

Задавая себе вопрос, сколько надо времени, чтобы перейти от родового менталитета к личному, ориентировался на фанатичную тягу новой буржуазии к собственности. «Это мое, это твое!»

Откуда взялась феноменальная страсть отделиться от своего рода-народа в жалкую скорлупу своей личности в квадратах частного участка или особняка с алабаями на привязи?

Не знаю, но мне кажется, казахи с радостью расстались с социализмом, который новые поколения презрительно называют совок и вата. Конечно, в этом презрении есть и элемент сильный пропаганды. Четверть века эта пропаганда работала против социализма. Работала, конечно, корыстно, во имя приватизации, то есть во имя той самой частной собственности. Но ведь у казахов ее не было. Так с чем же связан очередной кризис родового мира? Ведь социализм есть вариации родовой, значит, коллективной собственности. То есть генетически или волей крови каждый казах — это член коллектива, то есть родовой социалист. Да, этого мало, чтобы быть социалистом в масштабе народа, в масштабе государства, значит. Но достаточно, чтобы этого хотеть, не осознавая. Весь мир вокруг — родня! Разве плохо?

Однако внезапный позыв притянуть все вокруг к себе, может быть, и повторение за показанным примером. Что делает власть, то делаем и мы. То есть власть культивировала радикально частный мир против родового? Нет же. Чтобы создавать независимость, власть оперлась как раз на поселковый элемент. На провинциалов, отлично говорящих на родном языке. То есть на людей, для которых криптосоциализм или родовой социализм, отношения с родственниками ближе своих интересов. Как же это все прижилось в голове людей — родовых коллективистов? Как только они попадали в города, то есть центры местного рынка, они тут же превращались в своих антиподов — самых радикальных частников: это мое, это твое?!

Еще раз, есть в этой страсти и элемент подражания взлету и сильному обогащению власти. Наш народ — это большой ребенок. Повторяет все, что делает авторитет. Однако среди подобных детей попадаются те, кто с радостью молится на свою собственность сегодня, более того, гордится ею. Бедняжка, он, наверное, сильно страдал при совке.

Совок сделал и воспитал индивидуалистов? Да, конечно, не из Америки приехали все реформаторы. Среди лидеров партийной номенклатуры созрели люди, или элита, которые могли думать: «А почему это не мое? Почему то, чем я не распоряжаюсь, не есть мое. не принадлежит мне?» Правда крутая мечта?

Точно так же любой человек из Средневековья сожалел иногда: «Вот я поднялся, вот Аллах дал мне все, много сыновей, тучные стада, белую юрту, а земля, где пасется мой несметный скот, — не моя…» Печалька. Землю ни один хан, ни один старейшина и родовой вождь не мог приватизировать. Земля, кочевья даны небом. Весь народ может сказать это. И любой султан, бан, бий перед народом мошка в этот момент. Родовой стереотип социализма — самый сильный стереотип. Ему 5000 лет!

Глава VI

Дом в Париже хочу

Неофиты. Выучившись в городе на специалистов, они ненавидят советское прошлое в Париже.

Почему же его нет, в смысле наднационального СМИ? Вопрос совершенно не провисает. Ибо очевидно, что его нет на месте грубого, почти первобытного, даже животного порой материализма. Никого ничего не интересует, кроме себя. И это притом что в архетипе разных проживающих народов культура коллектива. Рыночный вирус сделал родню, земляков, знакомых просто подельниками в мелких играх. Они помогают каждому лишь урвать, приклеиться, обогатиться за счет других. Приклеиться-пристроиться к бюджету, попасть во власть, в обойму главных семей и жить за счет других. Надо ли спрашивать что-либо с «мы-журналистов», которые в этих семейных и клановых разборках не художники совсем, а контакты. Овеществленные и бездушные, оскопленные и придавленные. Если рассматривать, что в метрополии начали сами деградировать до грубого материализма, то есть до воровства вагонами, до создавались всего лишь разные составы поездов. И какая разница, на каких языках разговаривают его пассажиры, от вагоновожатых до проводников? Но разница все же есть. И эта материальная гонка разделяет именно вагоны одного состава. Людей одной коллективной культуры. Но вирус рынка сделал всех просто зверями, волками-одиночками. Все бегают и рыщут, как бы кого-то задавить, разорвать, проглотить. Остались только буквально зверские разборки коллективные. И где-то они уже начались. И языки возрождения местных этносов по всему СНГ стали языками кровавой войны. Языки-то были лишь способом и поводом приватизации. Теперь эти языки постприватизации стали языками племенной черной страсти. Массы также хотели приватизации. Они хотят до сих пор того же самого — прихватить, урвать, затаиться. И ничего, заметьте, наднационального. Ни газеты, ни элиты. Только бизнес.

В этих условиях надвигающегося шабаша всех против всех надо как бы поискать пути выхода. А есть ли он, существует ли вообще. Или ремидам (будущим государственникам) надо побывать в шкуре Николя Шовена, всем буквально и поголовно? Были воины мировые в центре, теперь же происходит и массовая урбанизация культурной периферии. Ревкон уверяет, что те, кто увидел золотые унитазы последними, съездил за границу уже в первом поколении и увидел все блага цивилизованного мира, являются самыми радикалами — сторонниками этой цивилизации. Все неофиты зефа такие радикалы. Они уверены, что из первобытного родоплеменного мира можно сразу попасть в постиндустриальный. Неофиты попали же сразу в Париж и Лондон. Значит, и у себя можно построить Париж и Лондон! И Сингапур. Сразу.

Если вирус рынка делает всех просто тенями на местах, то вирус рынка в месте его инкубации делает зефа просто вампирами, жаждущими крови. «Мы жили не так!» — кричат они остервенело. Кричат из-за бугра. Кричат в поездке в Париж и после поездки в Париж. Ведь все как в первый раз. Им вторят жующие бананы на местах и сплевывающие в фарфоровые унитазы земляки: «Да, мы жили не так! Долой диктатуру! Долой воров! Долой коррупцию!» А ведь сами поведут себя, и это уже доказано практикой, точно так же. Вирус-то один на всех. Неофиты хотят всего и сразу. Неважно как. Если при диктаторах урывали и припрятывали как-то культурно, то в связи со всеобщим образованием и информированностью этого же хотят теперь очень многие — урвать и догнать. Но много свободы не бывает для всех! Там, где начинается твоя свобода, кончается свобода рядом стоящего, соседа, значит. Орущие неофиты зефа не понимают, что добра на всех не хватит, как ни ори про справедливость со свободой в одном флаконе. Отсутствие культуры и морали коллектива де-факто этому причина.

Глава VII

Самоликвидация

Деньги и феодальное мышление

Конечно, рыночная идея появилась и освоилась в умах не в один день. Вы понимаете, наверное, что для понимания торговли необходимо условие. В чисто консервативной (в той же феодальной) среде торговлей занимались изгои с точки зрения феодалов, какие-то ничтожества, недостойные целовать им руку. Здесь мы увидим жесткую иерархическую пирамиду дворянских званий и чинов. Когда эта пирамида есть, изгои и ничтожества могут передавать наследство в руки только молодых изгоев и ничтожеств, из поколения в поколение. Однако, несмотря на закостеневание любой феодальной пирамиды, которая не пускает в свои ряды грязное простонародье, простонародье в свою очередь, несмотря на всякие лишения, нужды, болезни и войны, продолжало себя воспроизводить. И если элита росла на одну единицу, то чернь (условная) размножалась на десять (все зависело от притока денежных средств, которые приносила примитивная натуральная экономика и конкретно труд подневольных, крепостных и прочих сбежавших от крестьянской нужды мещан). Эти самые неродовитые, но лично свободные творили просто чудеса прогресса. Благодаря мещанству значение денег выросло. Деньги стали играть главную роль. Но отношение к торгашам и спекулянтам осталось на том же уровне презрения.

Вот возьмем Испанию. Испания имела самый большой флот в Европе, значит, была первым государством мира. Гранды Испании были самыми заносчивыми и высокомерными. Когда турки отрезали самую конечную европейскую державу (еще Португалию) от китайского шелка — перекрыли Великий шелковый путь, некие пройдохи, что искали свою удачу,,предлагали найти Индию с другой стороны. Одним из таких безродных пройдох оказался Христофор Колумб. Как известно, он открыл Америку, другим пройдохам и авантюристам показал путь. На новый континент двинулась толпа странных людей. Эти люди были лишними для Европы. Кроме черного люда, на удачу понадеялись всякие-разные доны и кабальеро (низший дворянский разряд Испании). Но в Америке они могли поднять свой статус, вырасти до уровня гранда и богача. Так вот, американское золото и серебро попало в феодальную Испанию вместе с амбициями этой пестрой толпы. И значение денег выросло?

Наверное, выросло, но как? Не забываем, что на охране консервативной морали и порядка стояла церковь. А кроме того, сами крестьяне Испании — это хоть и свободолюбивые люди, но самые покладистые, как все люди традиционного мира. Деньги из Нового Света не могли изменить феодальные нравы.

Американское золото увеличило число мещан. Но эти мещане не ставили задачу стать равными грандам, как это обычно бывает, когда множество провинциального населения сбегает из сельской местности и через время под влиянием безродных активистов начинает требовать равенства (или отмены сословий). В Испании, хотя в ее экономику и влилась куча золота, не произошла буржуазная революция. Наоборот, Испания из первой европейской державы превратилась в заурядную сельскую провинцию Европы, которую через 300 лет Наполеон Бонапарт даже лишил независимости. Некоторый экономический подъем был первые 25 лет, когда прибывали каравеллы с товарами и золотом. Но затем испанские товары (текстильные, например) стали стоить в два раза дороже голландских или французских. А ведь до этого кастильская королевская чета даже превратила Испанию в одно пастбище для испанских баранов. (Совсем не английский король начал огораживание. А именно испанская монархия.) И вот, имея кучу овечьей шерсти, о которой Эдуард V Тюдор мог только мечтать, горы индейского золота, испанские гранды стали… шить себе новые нарядные платья. Цена всех товаров в Испании просто подскочила. И не только товаров на рынке, но и рабочей силы. Это, представьте себе, консервативная элита во плоти. И традиционный народ. И для консервативного человека, будь он король, гранд, дон или просто помещик, важно, какое его платье. Дороже ли, чем у конкурента, тоньше ли отделано и у какого мастера (фирма веников не вяжет) — в общем, выше он стал или ниже, чем конкурент, такой же зерот или ремид. Представьте себе, эти консервативные настроения «выше-ниже» характерны не только для благородной знати. Они живут в консервативном народе и проявляются даже после пролетарских революций (а не только буржуазных) где-то там на отшибе. Совершенно не важно, голубой ли крови очередной разукрашенный петух или только вчера приехал из деревни. Конечно, буржуазия или мещане довели подражание консервативным идеалам до уровня кича. (И вы не смотрите на современную буржуазию капитализма, то есть на 5—8 поколений от первых отцов-петухов.) Самыми смешными и оголтелыми в подражании были французские нувориши, которые ограбили Францию Бурбонов. Но их привел в чувство Наполеон. Война Наполеона несколько отвлекла французов от политики «выше-ниже», всех уже объявили равными до Наполеона. Но консерватизм французов касательно «выше-ниже» был изничтожен, выведен не одними казнями дворянской элиты, а десятилетиями, веками бесполезной показухи. Смысл «выше-ниже» потерялся в толпе. Чего не скажешь о будущих традиционных народах, которые по иронии судьбы из формации намного ниже капитализма попали в капитализм и демократию.

В таких обществах современное божество рефагов — деньги — никак не может иметь значение местного бога. Существовали свои порядки, своя религия, свои нравы, обычаи. Они даже ушли немного под спуд во время так называемого социализма.

P.S. Но даже при социализме традиционная культура определила и выделила партийную аристократию и непартийные низы. Иерархия возродилась как ни в чем не бывало. Как будто так было нужно. И реально так было нужно. Без иерархии традиционные народы, в крови которых есть «выше и ниже» по закону мироздания, падают в пропасть, происходит их ликвидация самими законами природы. Подумаем над этим.

Глава VIII

Молодые и старые бинго

Бинго выпадает не всем. Все игроки в лотерею знают, что выигрыш зависит от удачи. Джекпот выпадает не всем. Если смотреть на богатство глазами игрока в бинго, то найдется много схожего. Главное — богатство получить. А как там катались шары или замыкали контакты в игровом автомате, нельзя проследить. Так олигархи и коррупционеры сели как бы с молодыми игроками в бинго за один стол. Неважно, как случился выигрыш. Важен джекпот. Кто сорвал, тот и пан. Человек с возможностями, неважно, коррупционер ты, мошенник, аферист, ты — пан. Кто беден, тот лох. Все люди в бинго вне морали и сложных категорий вне бинго. Все, что вне выигрыша, то неинтересно. В этом даже родители молодых игроков за игровым столом не могут разобраться. Родителям самим трудно оставаться авторитетами в своих семьях. Нет денег, твои дети могу думать о чем-то другом. Их прельщают чужие дяди. Пусть они коррупционеры, но они получили выигрыш.

Тут была своя лотерея.

Время так называемых реформ — это время миграции части сельского населения в город. Всю эту жизнь во время реформ можно назвать одним словом — приспособление, но никак не размышление. Обычные люди «мыслят» в старости. В общем, мыслят, когда есть время. Мыслят или делают вид? Если мышление отвлекает от хлеба насущного и выживания, разве это мышление? Те, кто мыслит до старости, тратит время на пустяки. Мыслители, они как груз семьи. С мыслями, кроме как обеспечить достаток, а так ведут себя все традиционные сельские семьи, все обречены были попасть на дно. Кто не думает, а делает, тот джигит. Это, конечно, еще не джекпот. Но уже игра рядом, за соседним столом. Здесь, в отличие от стола бинго, можно рассмотреть, как они жили. Значит, родители поколения бинго не могли думать, не имели возможности, им было просто некогда думать.

Когда тут воспитывать? Они и раньше мало думали. Обычным людям ставят поступки более старшие по возрасту. А что они могли теперь поставить и кому? Кто не думает, а торгует (а торговля на базаре — это только счет), тот и побеждает. Кто кого.

Итак, крайне убогая рефлексия у новой молодежи от отсутствия воспитателей. А воспитателей не было потому, что исчезла старая мораль. Все старые воспитатели оказались на помойке, вне общего внимания. Мир — труд — май? Мир — игра — волк! Игроки в бинго ждут, какие цифры назовет ведущий.

Мир — игра — волк.

И крайне быстрая страсть. Все или ничего. Потому молодежь бинго очень нервная, вспыльчивая и возбудимая. А также бесчувственная, злая и апатичная, быстро остывает, если ей неинтересно даже злиться. Кроме того, из-за примитивности смысла она, скорее всего, жизнь не ценит. Свою еще, может быть. Но чужую — это вопрос. Вокруг всегда звучит: «Не парься, не загружайся». Не хватало еще париться по пустякам. Нет выигрыша, значит, жизнь бессмысленна.

Отчего поколение бинго воспитано на избранности, мы уже знаем. Выигрывают не все. Единицы. Кто богат, тот супермен. Оттого среди молодежи полно сторонников собственности. Молодежь бинго — это вообще рыночная молодежь, вся. Самые «старые» из этих бинго — это люди 90-х годов рождения. Они выросли в мире-игре, мире-волке. Есть еще «старее» бинго. Бинго из 80-х годов, рожденные в середине 80-х. Что можно понять в 5—9 лет? Ничего. Потому самые «старые» бинго росли также вне морали подзаборных лохов. Они встретили 91 год в 5—7 лет. Что они могли понять? Ничего.

Есть еще просто «первобытные» бинго. Просто неандертальцы ледникового периода. Совершенно на молодых людей бинго не похожие.

Тут нужно сразу исключить людей от фонда Сороса и так называемых оппозиционеров, которые оказались оппозиционерами.

Выжить на рынке «мир — игра — волки» нелегко. К тому же речь идет о людях, которые получили уроки морали и фундаментальных категорий в силу возраста. Усвоившие в советской школе понятия добра и зла, справедливости и правды. Они искали бы на рынке игры и волка, чему их учили, днем с огнем. Но поверхностные пласты рефлексии нашли в призывах демократической оппозиции положительные стороны. Власть воров и коррупционеров обирает народ! Можно убрать через честные выборы плохих людей и поставить… справедливого… олигарха — нашего предводителя! Наивность подобной схемы бьет, что называется, в лицо.

Наркоманию можно победить чистыми иглами!

Однако дело в том, что речь идет о двух категориях рефлективности: о зеремидах и ремидах. У одних средняя рефлективность, у других полусредняя. Но есть еще рефаги! Рефажная рефлективноть в ревконе высокая! Она не могла не поглотить ремидов, зеремидов, а зерефов и подавно. Все с 90-х годов были рыночниками! Другой оппозиции, кроме отторгнутой самой властью, быть не могло. Оттого усвоенные навыки прошлой морали у ремидов и зеремидов быстро попали под обаяние демократии. Они все сразу превратились в зефа (зереф + рефаг = зефаг). И чем ниже рефлективность каждого человека, тем ему легче с тех пор делать свой выбор — за демократию или против. Оттого в оппозиции много людей среднего возраста, которые были комсомольцами, пионерами — почти всю жизнь под красным знаменем прошагали на парадах. Но память не кормит. Она борется с желудком. Люди Сороса сделали своей сознательный выбор. Так ремиды-совки стали рефагами-совками. Какая разница, от кого положить себе на совок? Что касается зеремидов, людей с меньшими знаниями и большими комплексами, они выбирают следовать за первыми. Здесь приблизительно такая картина.

Первая демократическая оппозиция была набрана из отбросов самого аппарата. Аппарат избавлялся от самых амбициозных людей. В аппарате власти почти как и на улице. Будешь много думать — заметят и заподозрят. Бинго есть внизу, бинго есть наверху. Думать нельзя. Думать — значит гордиться собой. Наверху делили собственность, операция называлась (официально) «Реформы». Джекпот снимался очень быстро. Оказавшись выброшенными на обочину, оппозиционные олигархи, бывшие чиновники и их клиентела устроили свое бинго на обочине. Работать фундаментально над структурами они не умели, и главное, не хотели.

Куш уплывает, скорее за покерный стол. Быстрее.

Держи вора!

Механизм новой оппозиционной лотереи прост, как пробка. Провокация, вызов у власти ответных действий на провокацию, фотографирование ответной реакции власти и показ всему миру. Свои люди бинго оппозицию не интересовали, а если интересовали, то только как пушечное мясо провокации. Тут как в Голливуде: чем больше шума, чем больше крови, чем больше трупов, тем лучше касса. А это значит, что под роль жертв ремиды от Сороса не подходили, они были только фиксаторами борьбы, считали жертв или снимали побои и передавали куда надо. А вот на роль барашка подбирались люди случайные. Кто согласится быть барашком, тот получит джекпот от передатчика. Заработок похож вроде на халяву. Покричали, пошумели, сфотографировались. Но это совсем не так. На такое пошли бы очень нуждающиеся люди: маргиналы, проходимцы, авантюристы и даже больные — алкоголизмом ли, шизофренией — не так важно. Вся страна была в нужде. А тут реальный шанс достатка и славы, два в одном. Кто согласится на такую славу?! Никакие партии олигархам и их клиентеле были не нужны. Нужны были провокации, а под провокации эти несчастные. Герои в прямом смысле этого слова. Только с низкой рефлексией и малыми знаниями, только такие люди могли пойти на это. Здесь важны деньги, деньги на жизнь. Иногда большие деньги, которые кружили слабую голову. Но в общем, это, конечно, изображение оппозиции.

Только глубокие провинциалы приняли правила такой игры.

А где в это время были горожане?

Они все сидели на чемоданах или имели чемоданное настроение. Среди жертв бинго, таким образом, оказались лишь бывшие провинциалы. Герои провокаций бинго среди выживших — ныне также зеремиды. Вот откуда среди настроений «пан или пропал», «или выигрыш, или ничто», кроме людей 90-х годов рождения, есть еще несколько радикальных бинго-революционеров среднего возраста. Но их мало. Пан или пропал. Они давно сделали выбор. Они азартные азиатские игроки. Бинго засасывает, как если бы бродяга один раз почувствовал запах денег.

Глава IX

Какой народ, такие и пророки

Часть 1. Piano, или Почему поколение бинго

выбирает чудеса Саакашвили

Те, кого сегодня называют учителями человечества, терпели большие унижения.

Современники не сразу принимали их речи. Наоборот, они стремились избавиться от нарушителей как можно скорее. Старая каста жрецов поддерживала народное раздражение. Чем меньше возмутителей спокойствия, тем лучше.

Если смотреть на возраст пророков, то можно найти и силу отторжения местной элиты, а значит, и народа. Чем легче в данной местности добыть хлеб, тем вероятней появление нового учителя. Тем сложнее, чем суровее условия жизни проживания местной общины, тем пророк старее или, вернее, шанс его признания равен нулю, а еще точнее, дело признания учения пророка переходит к следующему поколению.

Посмотрим на возраст пророка и на местность, где он появился.

Моисей. Проповедовал в зрелом возрасте. Его обычно изображают стариком. При входе в Землю обетованную ему было 120 лет. 40 лет он водил народ по Синайской пустыне.

Иисус Христос. Проповедовал в 30 лет. Это удивительно, конечно. Когда старейшины Синедриона были все стариками. Пока просто читал проповеди, за ним никто не шел, кроме нескольких учеников. Потом стал показывать чудеса, превратил воду в вино, вылечил больных и даже вернул с того света покойника. Члены Синедриона не обращали на Христа никакого внимания. Были в те времена такие люди: показывали чудеса, умели ходить по воде, летали. Таких чародеев в те времена было много. Действительно упорным трудом и молитвами некоторые из них достигали сверхъестественных возможностей. Пока Иешуа Га-Ноцри не въехал в Иерусалим на осле, а за ним не побежала толпа черни. Более того, пока он не заявил, что он сын Б-га. Этого уважаемые обществом старцы уже простить не могли. Это уже смутьян. И написали донос римскому прокуратору.

Пророк Мани. Начал проповедовать в 23 года. Что интересно, за ним пошла община. Даже родной отец вошел в число учеников. Неслыханно. В традиционном обществе отец скорее сделает себе харакири, чем признает, что сын его превосходит в опыте и мудрости.

Будда Шакьямуни достиг бодхи (пробуждения) в 35 лет. Одновременно начал проповедовать Дхарму, на что ушло 45 лет.

Наконец, последний пророк Мухаммед. Первую проповедь произнес в 43 года, и она вышла за пределы курайшитского оазиса. Вокруг Синайская пустыня.

А теперь рассмотрим обстановку, а также экономические возможности регионов при появлении пророков.

В самых суровых климатических условиях смысла почитать не бреющего бороду юнца нет. Потому что он ничего не знает. Он как и все. Старики — носители опыта. Если нет возможности предсказаний, то какой смысл носить на руках старика? Старик в твердом разуме и с хорошей памятью подскажет, когда надо сеять, когда убирать урожай. Здесь каждый старик почти мудрец или возведен в статус хранителя ритуала и традиции. Суровость климата и ландшафта создала из стариков ареопаг. Пробиться через стереотип возраста непросто или невозможно. Только герой или реальный пророк может преодолеть этот барьер. Оттого от Иисуса Христа требовали чуда. Шанс появился только после показа чудес. Ландшафт Иудеи — каменистая местность. Деспотия стариков неизбежна. Но рядом и море…

Касательно успеха учения молодого пророка Мани. Он пророчествовал в Персии. Учение возникло в условиях библейского рая. А это значит, в месте зарождения древнего земледелия. Под библейский раем понималась местность, а именно междуречье рек Тигра и Евфрата. Где люди собирали фантастические урожаи. Где было много воды и прохлады. Много фруктов

.

Часть 2. Forte. Вдруг откуда ни возьмись…

Краснобаи, популисты, демагоги для спекуляции нужны просто позарез. Их культивируют, взращивают и поддерживают везде, только чтобы они соблазнили свои народы.

Мы уже говорили, что новое поколение не знает историю. Не знает и не хочет знать.

Все население (!), а не только взрослые дети больше следят за котировками валют. Обесценятся местные деньги или нет. Если да, то когда. Больше никому ничего не интересно. От инфляции зависит их уровень жизни. Если обесценится местная денежная единица, то покупательный уровень снизится. Отсюда прямая зависимость мышления от дохода. Если вся страна, например, торгует, одни продают другим, а другие покупают у третьих, то это совсем не страна традиции. Это, значит, и не страна, казалось бы, стариков. Самые гибкие и энергичные — это молодежь. Однако на самом деле молодые люди видят, что какими бы энергичными и умными они ни были, от них ничего не зависит. Все престижные рыночные места уже заняты. Если все лучшие места уже заняты отпрысками местной элиты, это есть дедовщина. А значит, и страна эта — не торговая, а старческая. Традиционная. Вот так причудливо совмещаются две ипостаси — традиция и торговля — в третьем мире.

Вдруг откуда ни возьмись появилось в рот …бись.

Получается, новое поколение не может выбрать себе пророка. Он появляется как бы сам. Его назначает третье заинтересованное лицо, но по заявкам радиослушателей…

Какой возраст у новоявленного пророка? Если суммировать количество молодежи на степень трудности добывания хлеба насущного (ландшафт и климат), получается, лет 40 или под сорок. Моложе нельзя. Подозрительно. Будет больше напоминать тусовку. И старше не получится. Девочки разлюбят. Лет сорок или под сорок самый раз. Самое главное, чтобы язык был подвешен, без костей, рот не закрывался никогда. А изо рта выходили лозунги-ролики, что-то напоминающее ТВ-рекламу. Например: «Долой коррупционеров, всем гражданам равные доходы, делить доходы от нефти поровну всем от мала до велика, прозрачность и открытость — транспарентность, терпимость ко всему, особенно в части сексуальных девиаций, и в общем, всем равные права и всем без исключения — от профессора до сопляка и идиота — пиво». Весь набор популизма должен быть в арсенале. Чем выше подбросишь шарики, тем ярче шоу. В общем, поколению бинго навязывают шоумена или поколение бинго само выбирает фронтмена.

Собственно, почему фронтмен, а не фокусник-профи?

Бинго не любит историю, не любит философию. Бинго росло в мире противоречивых развлечений. То есть на улице мишура раскидана официальная, лампочки иллюминации, плакаты «Купи холодильник со скидкой», дома тоска, борьба, конкуренция за любовь родителей, на столе шаром иногда покати — жрать нечего, оттого и борьба за любовь. Родители бегали каждый день куда-то на рынок с баулами. От того, похудеет баул с барахлом вечером или нет, худели или нет родители и дети. Зависимость от торговли была тотальная. Все население торговало. Кто не торговал, тот худел буквально, тот, значит, отстой и лох. Нет денег, нет модной одежды. В школе стали цениться не знания, а какой родитель может принести больше «на ремонт класса». Учителей также как будто подбирали на предмет тяжелого выбора. У кого сколько есть и можно попросить на общественные нужды. То есть моральные ограничения могли оставаться только у учителя-лоха. И так сверху донизу. Учителя просили родителей заполнить анкеты, кто где работает, для облегчения поиска спонсоров. Это не проблемы только средней школы, которая стала лицеем или колледжем. Это проблемы всего образования. Встретил на рынке продавца — бывшего студента. Он очень удивился. Говорит, каждый препод в ВУЗе берет за зачетку. Это норма. То есть фундаментальный институт наставничества в лице преподавателя-проститутки стал продолжением рыночного по женской части и по мужской.

Я уже не говорю, что физический труд стал уделом униженных и оскорбленных. Никто трудиться, взять в руку лопату даже на своей даче (!) не хочет. Соседи заметят, что сами копают, а это позор. А значит, человек труда, то есть основной производитель материальных благ — это тоже лох, если он, конечно, не трудится на свой карман. Здесь идет социальная скидка и послабление, потому что любое действие, в том числе и физическое, должно означать только бизнес.

Поколение бинго презирает своих учителей, не хочет заниматься пустыми физическими манипуляциями, то есть работой, кроме поднятия тяжестей в фитнес-клубах, почитает деловых людей, неважно, как они сделали свои состояния, ведь моральные ограничения никого из бинго не волнуют: имеет, значит, крутой. История, философия — для мазохистов. Тут возникает главное качество бинго — поиск удовольствия. Сцепление поиска халявы и поиска удовольствия дает на выходе дешевый напиток Кока-колу. И пиво. За питьем Кока-колы и пива бинго разложились на диване. Когда же ты придешь, наш пророк… Саакашвили?

Собственно, а почему бинго?

Бинго — это такая лотерея. Угадаешь шары, числа и прочую лабудень, если тебе светит удача, ты — кул! Здесь нет сложных предысторий и философии, философия проста, это философия фишек. Как лягут фишки, так и погуляем. Если пророк кричит: «Долой коррупцию! Даешь честную милицию!» — можно его поддержать. Это хотя бы прикольно, что полицаи против взятки, как кролики против морковных грядок.

Бинго — это чудо.

Это вера в чудо, вера в свою звезду. Вера в выигрыш. Не сегодня, так завтра. Он обязательно состоится. А для этого нужно всего лишь посидеть в зале бинго, за столом бинго с точно такими же верующими в свой звездный час — один день да мой! Поколение бинго верит и даже само может поучаствовать в игре «Честный грузинский полицейский», как если бы снова село за стол казино. Выиграешь — не выиграешь! Не выиграешь, так приколешься. Нет ничего прикольнее игры. Нет ничего серьезного. Нет истории, нет философии, нет напряга, есть философия игры. Сегодня тебя обманут, опрокинут, закинут, как шар, в лузу, завтра — ты. Завтра ты будешь честным, не берущим взяток дорожным грузинским бинго. Ты веришь? Ты — лох!

Глава X

Рефаги обращаются мягко, улыбаются

Рефаги обращаются к толпе с тем, что покупают ее не только дармовым одеянием, едой и даже содержанием. Они в этот момент ведут себя как равные с равными. Главное получить себе послушных и продажных людей. Чем ниже будет статус рефажного волонтера и наемника, тем преданней он будет своему новому хозяину, тем яростней он будет на него работать и говорить, что его хозяин лучший. Вы поняли? Главное — дать зерефам модное платье, дать им откушать из господской посуды, позволить поспать на хорошей постели и поездить на лучшем скакуне. Или не на лучшем, на подержанном, но чтобы он ездил гордо перед другими зерефами с победным видом нового господина. И тогда он на каждом углу, в каждой таверне и любой забегаловке или ночлежке будет кричать, что его хозяин лучший в мире. Зерефы судят о мире по вещам. Это почерк их сословия, линия рефлективности. В этот момент говорить им об обмане просто бессмысленно. Они очень возбудятся. Они отреагируют гневом. Кто дает покупать им лучшие вещи, тот и хозяин. Нетрудно представить, что если в роли рефага выступает целая страна, а в роли зерефа, носителя модной одежды, — все провинциалы разных уголков мира, то в этом месте наступает бунт и выступление населения. Потому что все современные окраины цивилизации просто заполнены традиционалистами. Которые еще вчера знали только своего отца и мать, а также свою и работали, как и положено всем людям, получая за свою работу человеческий минимум. А тут пришли люди рефага или он сам и сказали: «Демократия! Вы свободны». Кроме того, дали поносить очень модные вещи. Все, зерефы больше никого и ничто не признают. Хотя они воспитаны в рамках правил общины, то есть на жестких стереотипах традиции, ее морали, они эту жесткость переводят в категоричность. Тот, кто выпускает такие вещи и дает носить, тот делает из меня новую элиту. Эта иллюзия новой элиты охватывает всех категоричных зерефов, и они подтверждают друг другу это разными способами. То есть надевают дорогую одежду, по возможности все дороже и дороже, начинают строить себе жилье все выше и выше, чтобы все было обставлено как у господ, конечно, катаются в экипажах и тоже друг перед другом, в конце концов, начинают наезжать друг на друга, а после наезда вступают в драку, как и положено зерефам, как они делали это у себя, пока не носили модную одежду. Они не могут доказать этими покупками и показухой, что это они теперь элита. Потому что зрители тоже точно такие и тоже видят или узнают своего бывшего соседа по старому селению. Все эти привычки угадываются во всем. От манеры общаться до походки. Это показатель, как рефажная петля ускоряет деградацию традиционного мира и готовит его к возврату к отношениям прадедов. Но для этого тут должна начаться война всех со всеми.

Глава XI

Спринтеры и стайеры

В легкой атлетике есть бегуны на длинную (стайеры) и короткую (спринтеры) дистанцию. Так вот. В ревконе зерефы, что стали сразу торговцами на базаре, называются зефа. Они выбрали судьбу быстрых денег. В макроэкономике также есть понятие коротких и длинных денег. А вернее, инвестиции такие — быстрые и короткие. Так вот зефа-спринтеры хотят быстро обогатиться. Обогатиться и победить в социальном самоутверждении. Ведь речь идет все же о традиционной общине и народе. Дело в том, что, кроме обогащения и самоутверждения себя в качестве элиты, зефа не могут похвастаться ничем, кроме первых денег. Перед точно такими же зефа-зерефами они кое-что да значат и не более. Они перегнали других традиционных людей в купле-продаже и накоплении первых денег, но от этого не стали лучше ничем. Хотя в традиционной или посттрадиционной общине первые деньги кое-что да значат. Не кое-что, а много чего. Отсюда и безудержная гонка, и спекуляция в купе с ростом тарифов. Новый начальник-чиновник — новый тариф, комиссии новые даже за справку об уплате. Можно купить себе невиданные наряды и самого дорогого коня. А потом прогарцевать перед воротами родителей невест лихими джигитами. Прогарцевать или проехать, не суть. Показуха в этот момент, конечно, невероятная. Особенно если очень много народа сумело поднакопить, и это же количество желает показать соседям свои успехи. В общем, все хотят показать всем, и эти показы на уровне все же первого поколения, иначе это не было бы вызовом или кичем.

Дело в том, что, если даже зефа оденутся в супердорогое платье, они не перестанут думать по-старому. По-старому они будут думать, когда возникает любая спорная ситуация и зефа не хотят уступать точно таким же зефа. Начинается подкуп посредников и судей. Сбор соратников или людей своего круга или селенья, то есть родственников или земляков. То есть зефа, как бы они ни одевались, как бы ни изображали или ни выдавливали чужую культуру той же терпимости, в душе своей все те же нетерпимые. Все те же торговцы первой волны. Совсем не элита и совсем не граждане. Но очень хотят и имеют очень развитое сильное желание выиграть все забеги на свете. Победить любой ценой, доказать любым средством и способом.

И вот когда надо показать, что они выше, чем другие, то есть они победители, зефа могут изобразить все что угодно. Это не зависит даже от формы собственности и моральных правил на улице. Первое поколение — хорошие, прилежные ученики хоть при рынке, хоть при диктаторе. При тоталитаризме из первого поколения получаются самые преданные соратники вождя. Когда надо судить товарищей по революции и гражданской войне, они выберут сторону судьи и того, кто судит. Вождь-диктатор не прогадает. То есть патернальные социальные инстинкты у зефа сильнее, чем принципы, которых у зерефов нет. Вместе с тем при рынке зефа безошибочно выбирают самую сильную сторону. И также мечутся между внутренней (автократия) и внешней (Европа, США) силой. Но можно смело говорить, что поддержка автократии, местного режима, который по факту слабее, — это лишь тактическая уловка зефа, ведь зефа знают лучше всех, кто сильнее и бежит в ту сторону со скоростью спринтера.

В общем, получается, что при демократии все зефа будут навечно в элите и никто не вспомнит, что они могут сделать на самом деле, если снять дорогой костюм, хотя и в дорогом платье видно, что. Именно первое поколение провинциалов выбирает самое лучшее и самое дорогое, и это касается не только покупок, хотя мы выяснили, почему и отчего вокруг столько показухи. Зефа тотальны, тотально мыслят, и показуха вокруг тотальна. И демократию они желают тотально, даже не зная, что за демократией ждет. Ведь все зефа — это переодетые спринтеры, никакие не стайеры.

Вот потому-то каждый думающий и трезвый человек должен хоть на секунду задуматься, а готовы ли вокруг люди долго «бегать». Долго трудиться во имя светлого будущего. Если неподготовленный гонщик наберет большую скорость, он попадет в аварию. Это если один гонщик. А тут сразу тысячи и миллионы бегунов и гонщиков, которые не собираются друг другу уступать. Вот этот самый момент неуступчивости и грубости, можно сказать, настораживает. Хотя первое время они все могут поиграть в игру «без коррупции». Сотни и тысячи зефа могут изобразить, словно дети, что они совсем не коррупционеры, они совсем не думают о семьях, а думают… как лучше изобразить честность, сделать неподкупное лицо такое. Хотя я уже говорил, что первое поколение — это и дети, и фанатики одновременно. И очень важно, кто показал им пример (исключительная роль наставника и вождя) и какой пример.

Глава XII

Зефа-подражатели

Если мы введем понятие «внутренняя культура и ее история», мы можем совершенно точно различать ее соответствие или даже адекватность мировой культуре и мировой истории. Зерефы могут подражать мировой (рыночной на сегодня) культуре, но внутри оставаться зерефами, то есть традиционными людьми. Они могут улыбаться друг другу по моде, одеваться по моде, разговаривать друг с другом с этикетом терпимости (толерантности), но все равно по каким-то неуловимым моментам оставаться зерефами-подражателями. Ремиды также относятся к традиции в ее самом прямом развитии, они — государственники, но они не подражают, а уже являются самостоятельной формой по себе. Они самостоятельны, они независимы (внутри, а значит, и внешне), они различают многие детали и полутона. Они, кроме того, нетерпимы к показухе и лицемерию. К рыночной стихии они не подходят, потому что им трудно продать или оценить свой или чужой труд. Поэтому зерефы быстро перепрыгивают через стадию самостоятельной личности и создают форму рыночной личности, о которой мы знаем, что это личность торгаша, продавца или покупателя. Ремид же не может так нагло прыгать и остается аутсайдером, лузером. Еще раз, по внутренней культуре зерефы толпой подчиняются средневековым правилам и живут устоями патернализма. Лишь сила и доминирование рынка и престижа вынуждает их корчиться и выдавливать из себя улыбки, хотя возможно им нравится приказывать, доминировать, даже бить. Они всегда пытаются делать последовательно — приказывать, доминировать и даже показывать, что способны применить физическую силу даже при обычном ДТП. Вместе с лузерами и аутсайдерами-ремидами пропадает, конечно, и государство. Но это уже другая тема, когда зерефам надоест выдавливать из себя чужую культуру.

Глава XIII

Что такое Пашинян, а до этого Саакашвили?

Не спрашиваю, кто они такие, а спрашиваю, что они такое?

Пашинян для армян, а Саакашвили для грузин — это Керенский для русской мелкой и средней буржуазии. Армяне и грузины показали через данных лидеров, что грузины и армяне достаточно урбанизированы, чтобы строить свободу человека, но недостаточно урбанизированы, чтобы не верить в молочные демократические реки и кисельные берега. Армяне и грузины сегодня напоминают советских граждан конца 80-х и начала 90-х, которые поверили, что свободная рука рынка обеспечит им халву.