Бесплатный фрагмент - Редактор реальности

Глава 1. Сноска про сенную лихорадку

Лазурное окно всплыло перед глазами без предупреждения, как и всегда. Холодное, безличное, отвратительное. Я ненавидел его больше, чем прокисшее пиво и внезапный дождь вместе взятые.

[Внимание!]

[Активирован Глобальный Сценарий: «Нашествие Багровой Орды»]

[Локальный Сюжет для н. п. Тихая Заводь: «Последний Рубеж Обреченных»]

[Цель: Продержаться 3 дня до героической гибели. Ваша смерть вдохновит юного Героя (id: 77632) на великие свершения.]

[Награда за участие: Быстрая смерть.]

[Штраф за отказ от участия: Мучительная смерть.]

Староста нашей деревни, кряжистый и седой Борин, прочел системное сообщение вслух, и его обычно зычный голос предательски дрогнул. Сотня с небольшим человек, собравшихся на центральной площади, замерла. Я видел, как страх, словно тина, затягивал их лица, смешиваясь с привычной, выстраданной покорностью. Они уже сталкивались с такими «Сюжетами». Они знали, что спорить с волей Системы — все равно что пытаться вычерпать море ложкой.

Я же, Элиан, сорокалетний архивариус с начинающейся одышкой и хронической болью в пояснице, смотрел не на старосту и не на убитых горем соседей. Я смотрел на свое личное, почти бесполезное системное окно, которое видел только я.

[Имя: Элиан]

[Класс: Архивариус Забытых Страниц (ур. 4)]

[Характеристики: Сила 6, Ловкость 7, Выносливость 8, Интеллект 15, Мудрость 16]

[Ключевые параметры: ]

[Влияние на Нарратив (ВН): 14/15]

[Достоверность: 21%]

[Доступные способности: [Сноска], [Абзац]]

Я стоял чуть в стороне, у старого колодца, привычно оставаясь на периферии событий. Наблюдал. Кузнец Горн, чьи руки могли согнуть стальную подкову, сейчас бессильно сжимал кулаки. Охотница Лина, которая видела в ночи лучше совы, вглядывалась в горизонт с отчаянием в глазах. Все они, сильные, умелые люди, были назначены на роль статистов в чужой героической драме. Обречены, потому что так решил какой-то бездушный космический графоман, которому позарез нужен трагический эпизод для становления очередного «Героя».

И в этот момент что-то во мне, обычно тихое и покладистое, скрежетнуло.

Нет. Не в этот раз.

Я проигнорировал гул в ушах и подступившую тошноту. Мой взгляд метнулся к холму на востоке, туда, где наш единственный дозорный, юный Тим, разглядел вражеского разведчика. Фигурка на вершине была едва различима, но Система услужливо подсвечивала ее для всех, вешая над ней информационный ярлык.

[Гарр'Наш, Следопыт Багровой Орды. Уровень: 18. Навыки: Острый глаз, Скрытность.]

Восемнадцатый уровень. Наш самый сильный ополченец был девятого. Безнадега. Идеальный сценарный ход.

Я глубоко вздохнул, и мир вокруг на мгновение потерял краски, превращаясь в подобие пергаментного свитка, исписанного блеклыми чернилами. Я сосредоточился, открывая мысленный редактор. Это было физически тяжело, словно пытаться сдвинуть с места мельничный жернов. Вся моя концентрация, вся моя воля сфокусировались на одной-единственной строчке текста реальности. Пальцы на руке, непроизвольно сжавшиеся в кулак, задрожали.

Я поставил свою первую правку в этом проклятом сценарии. Маленькую, почти невидимую, как пометка на полях древнего фолианта.

[Гарр'Наш, Следопыт Багровой Орды. Уровень: 18. Навыки: Острый глаз, Скрытность.] *

И добавил сноску.

* [Сноска: С раннего детства страдает тяжелой, недиагностированной формой сезонной аллергии на пыльцу луговых цветов.]

[Затрачено 13 единиц ВН. Остаток: 1/15]

Мир резко вернулся в цвете. Голова отозвалась тупой, пульсирующей болью.

А в следующую секунду с холма донесся звук. Громкий, раскатистый, совершенно невообразимый для элитного орочьего разведчика.

— А-А-АПЧХИ!!!

Ветер донес его до площади. Люди замерли, недоуменно переглядываясь. Затем еще раз. И еще. Могучая фигура на холме согнулась пополам в приступе чихания, выронила арбалет и, отчаянно утирая слезящиеся глаза, поспешно скрылась за гребнем, очевидно, проклиная все цветущие луга этого мира.

Дозорный Тим неуверенно опустил сигнальный рог. Староста Борин ошарашенно захлопал глазами.

На площади воцарилась недоуменная тишина. Временная передышка была куплена.

Я прислонился к холодному камню колодца, пытаясь унять дрожь в коленях. Это была лишь первая строчка в моей ответной редакторской правке. И чернила для неё, кажется, были сделаны из моей собственной крови.

Глава 2. Чернила и Влияние

Тишина, повисшая над площадью, была гуще и тяжелее, чем предгрозовая духота. Она давила на уши. Люди смотрели то на опустевший холм, то друг на друга, и в их глазах плескалось недоумение, вытеснившее на мгновение первобытный ужас.

— Что… что это было? — первым нарушил молчание кузнец Горн. Его голос, обычно грохочущий, как молот по наковальне, прозвучал глухо и растерянно.

— Яд? — предположил кто-то из толпы. — Может, он наступил на какую-то ядовитую траву?

Охотница Лина, стоявшая у края площади, медленно покачала головой, не сводя глаз с холма.

— Я не знаю такой травы, что заставляет орка чихать, а не корчиться в агонии. И ветер дул от него, не к нему. Я никогда не видела ничего подобного. Они крепкие твари. Не… сопливые.

Староста Борин несколько раз открыл и закрыл рот. Мудрость десятилетий, проведенных в этом суровом мире, не давала ему готовых ответов. Он обвел толпу тяжелым взглядом, и его лицо снова окаменело, обретая привычную суровость.

— Это ничего не меняет! — рявкнул он, и люди вздрогнули. — Нам дарована отсрочка. Повезло. Может, боги смилостивились. А может, этот орк просто нажрался чего-то не того. Но Орда все еще там! Они придут! За работу! Укрепляйте частокол! Готовьте смолу! Женщины и дети — в подвалы! Живо!

Толпа неохотно, но подчиняясь воле старосты, загудела и начала расходиться, возвращаясь к безнадежной подготовке.

Я же, прислонившись к холодным камням колодца, пытался унять не только дрожь в коленях, но и раскалывающуюся голову. Пульсация в висках отбивала такой ритм, будто там поселился дятел-маньяк. Расход тринадцати единиц «Влияния на Нарратив» оказался для моего организма серьезным испытанием. Я чувствовал себя выжатым, как старая половая тряпка.

Мой взгляд снова упал на системное окно.

[Влияние на Нарратив (ВН): 1/15]

Почти пуст. С таким запасом я не смогу даже добавить сноску о том, что у следующего орка шнурок развязался. Бесполезен.

Нужно восстановиться. Но как? Ответ был в описании моего класса, которое я перечитывал сотни раз в отчаянии от его никчемности. «Опыт и Влияние начисляются за наблюдение, фиксацию и каталогизацию ключевых нарративных событий».

Фиксацию.

Пока все бегали, готовясь к славной гибели, я, шатаясь, побрел к себе домой — в маленький домик, пристроенный прямо к деревенскому архиву. Это было мое царство. Запах старой бумаги и пыли ударил в нос, но сейчас он успокаивал, как ничто другое.

Я сел за свой потертый дубовый стол, достал чистый лист пергамента, обмакнул перо в чернильницу и, игнорируя дрожь в руке, начал писать.

«Летопись Тихой Заводи. День Третий до Нашествия. Утро. Разведчик Багровой Орды, Гарр'Наш, был замечен на Восточном холме. Его появление вызвало панику среди жителей, согласно предписанному Системой Сюжету. Однако дальнейшее развитие события пошло вразрез со сценарием. По необъяснимой причине элитный следопыт оказался подвержен приступу…»

Я на мгновение замер. Как это назвать? Если я напишу правду о своем вмешательстве, кто знает, как отреагирует Система? Не пришлет ли она за мной «отладчика» с огненным мечом? Осторожность — вот что позволило мне дожить до сорока в этом мире.

«…приступу внезапной и острой респираторной реакции, выраженной в многократном неконтролируемом чихании. Неспособный выполнять свою задачу, разведчик был вынужден поспешно отступить».

Как только последняя буква легла на пергамент, я почувствовал это. Тепло. Оно тонкой струйкой потекло откуда-то извне, прямо в мою голову, успокаивая боль и наполняя опустошенный резервуар.

[Зафиксировано ключевое событие: «Неожиданный провал разведки»]

[Выявлено отклонение от основного Сценария. Достоверность события подтверждена.]

[Получено +5 единиц Влияния на Нарратив.]

[Влияние на Нарратив (ВН): 6/15]

Слабо, но уже что-то. Пять единиц за одну запись. Я жадно посмотрел на чистый пергамент. Мне нужно больше Влияния. Гораздо больше.

Мой взгляд скользнул к карте нашей округи, висевшей на стене. Холм, лес, река… и единственный мост через каньон, по которому должна была пройти основная часть орочьей армии. Старый, деревянный, много раз чиненный мост. Идеальная цель для Сюжета. Наверняка Драматург запланировал его героическую оборону горсткой смельчаков.

Но что, если… что, если немного подредактировать не актеров, а сами декорации?

Я снова обмакнул перо. Времени было мало.

Глава 3. Структурная целостность

Мой взгляд был прикован к карте. К тонкой линии, пересекающей рваную рану каньона. Мост. Единственный путь для большой армии на этой стороне реки. Не нужно быть стратегом, чтобы понять — это ключевая точка. Система обожает такие места. Они словно созданы для трагических последних рубежей и безнадежных битв.

Я был уверен, что в «Сценарии» мост должен выдержать ровно столько, сколько нужно, чтобы на нем пало достаточно защитников для пущего драматизма. Но что такое мост с точки зрения текста? Это объект. А у любого объекта есть описание, даже если оно скрыто от глаз обычных людей.

Я закрыл глаза, снова погружаясь в неприятное, но уже знакомое состояние «редактора». Мир вокруг выцвел, превратившись в черно-белый эскиз. Я направил свое сознание на юго-восток, через поля и перелески, к тому самому мосту. Это было сложнее, чем сфокусироваться на живом существе в прямой видимости. Образ в голове был мутным, расплывчатым. Пришлось напрячься, сжимая виски пальцами.

Наконец, я «увидел» его. Передо мной, в ментальном пространстве, возникла системная табличка, привязанная к мосту.

[Объект: Старый Мост через Гнилой Каньон]

[Тип: Сооружение]

[Прочность: 4500/4500 (Усилено Сюжетной Необходимостью)]

Вот оно! Последняя строчка была написана более жирным, наглым шрифтом. «Усилено Сюжетной Необходимостью». Эта бездушная тварь, этот Драматург, просто прописал в коде, что мост будет стоять, пока ему это выгодно. Все законы физики, все гнилые доски и ржавые гвозди были лишь подчиненными переменными.

Но у меня теперь было шесть единиц Влияния. Не густо, но на коротенькую сноску хватит.

Я прикусил губу, формулируя мысль. Прямое вмешательство в «Сюжетную Необходимость» мне не по силам. Это как пытаться вычеркнуть заглавие из книги. Но можно добавить деталь. Маленькую, незаметную деталь, которая подточит основу.

Я представил перо и вывел под описанием новую строчку.

* [Сноска: Основные несущие опоры были изготовлены из некачественной, подверженной гниению древесины.]

[Затрачено 5 единиц ВН. Остаток: 1/15]

Пульсирующая боль в голове вернулась с новой силой. Я открыл глаза, тяжело дыша. На лбу выступила испарина. Ничего не произошло. Ни скрипа, ни треска. Мост все еще стоял там, в нескольких километрах от деревни. Моя правка была невидимой. Она не сломала мост, нет. Она просто ввела новую переменную в уравнение его существования. Создала уязвимость, которой раньше не было.

Сделав это, я почувствовал себя абсолютно опустошенным. С одной единицей Влияния я был беспомощнее младенца. Нужно было снова писать. Фиксировать.

Я снова взялся за перо, мой почерк стал еще более рваным.

«…Провал разведчика вызвал замешательство в рядах врага, но не отменил угрозы. Подготовка к обороне была возобновлена по приказу старосты Борина. Основные усилия были сосредоточены на укреплении частокола. Однако ключевой стратегической точкой остается мост через Гнилой Каньон, чья структурная целостность вызывает серьезные опасения…»

Я писал и писал, описывая все, что происходило: как Горн руководит установкой дополнительных бревен, как Лина организует дозорных, как женщины разносят воду. Я каталогизировал отчаяние и надежду, страх и решимость.

И с каждой строчкой я чувствовал, как драгоценные капли Влияния возвращаются ко мне.

[Зафиксировано событие: «Мобилизация ополчения»]

[+3 ед. ВН]

[Зафиксировано событие: «Стратегическое планирование обороны»]

[+4 ед. ВН]

[Влияние на Нарратив (ВН): 8/15]

Восемь единиц. Уже лучше. Но этого было мало. Орда не будет ждать вечно. Их «Сценарий» требовал крови.

И тут в дверь моего архива постучали. Три резких, требовательных удара. Я вздрогнул. В такое время ко мне никто не ходил. Я был местным чудаком, книжным червем, полезным, только когда нужно было проверить старые записи о межевании земель.

Я неохотно поднялся и открыл дверь. На пороге стояла охотница Лина. Ее лицо, обычно непроницаемое, было напряжено. Она окинула быстрым взглядом мою комнату, заваленную свитками, и остановила взгляд на мне.

— Элиан, — ее голос был тихим, но твердым, как натянутая тетива. — Ты единственный в деревне, кто умеет читать не только трактирные вывески. Я видела тебя у колодца. Когда тот орк… зачихал. Ты смотрел на него. Не так, как все остальные. Ты что-то знаешь.

Глава 4. Неудобный вопрос

Вопрос Лины повис в спертом воздухе архива, острый и прямой, как одна из её стрел. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий никакого отношения к сквозняку. Мое сердце, и без того работавшее с перебоями, ухнуло куда-то в район желудка.

Моей первой, инстинктивной реакцией было все отрицать. Прикинуться дурачком. Сослаться на потрясение, на игру воображения. Это был самый безопасный путь. Рассказать правду? Объяснить сорокалетней охотнице, закаленной в десятках стычек с монстрами, что я могу редактировать реальность, добавляя к ней сноски, как в заумной книге? Она бы покрутила пальцем у виска. В лучшем случае. В худшем — решила бы, что я свихнулся от страха или, чего доброго, состою в сговоре с врагом.

Но я посмотрел в её глаза. Умные, внимательные, привыкшие замечать малейшие детали: сломанную ветку, едва заметный след на земле, неестественное поведение зверя. Она не просто спросила. Она увидела. Увидела, что мое поведение выбивалось из общей картины паники. И теперь она не отстанет. Ложь только укрепит её подозрения.

— Знаю? — переспросил я, выигрывая секунду, чтобы унять дрожь в голосе. Я медленно отошел от двери, приглашая её войти. — Это слишком громкое слово, Лина. Я не знаю, а предполагаю.

Она вошла, бесшумно ступая в своих кожаных сапогах. Дверь за ней я оставил приоткрытой — маленькая, возможно, бесполезная мера предосторожности.

— Предполагаешь что? — она не стала садиться, оставшись стоять посреди комнаты. Скрестив руки на груди, она выглядела как хищник, загнавший в угол странное, непонятное существо.

Я подошел к столу и провел пальцем по карте, по изображению моста.

— Я предполагаю, что Система — не просто беспристрастный судья. Она — автор. Она пишет историю. И ей нужны не победители. Ей нужна драма.

Лина нахмурилась, пытаясь уловить мою мысль.

— Все это знают. Система дает квесты, сценарии. Заставляет нас драться. В чем новость?

— Новость в том, — я повернулся к ней, — что мы для нее — не более чем чернила на пергаменте. Она назначила нашу деревню на роль декорации. Мы должны погибнуть, чтобы какой-то юнец из Белогорья, которого назначили «Героем», получил нужную мотивацию. Его путь прописан. А наш — это лишь сноска на полях его биографии.

Я говорил, и слова, которые я так долго держал в себе, находили выход. Я видел, как меняется выражение её лица. Скепсис боролся с чем-то еще. С узнаванием. Она, как никто другой, чувствовала неестественность происходящего.

— И тот орк… — медленно произнесла она. — Его чих…

— Был нелогичен, — быстро подхватил я. — Не вписывался в образ элитного разведчика. Это была… ошибка в тексте. Помарка. Иногда они случаются. И если их замечать… можно ими воспользоваться.

Я врал. Или, точнее, говорил лишь часть правды. Я выставлял себя не активным игроком, а лишь внимательным наблюдателем, который заметил «баг» в системе. Это было гораздо безопаснее.

Лина молчала несколько долгих секунд, её взгляд блуждал по моим книгам, по исписанным листам на столе.

— Ты всегда был странным, Элиан. Сидел в своем архиве, копался в пыльных бумагах, пока другие учились держать меч. Староста считает тебя почти бесполезным.

— Возможно, он прав, — я пожал плечами, стараясь выглядеть смиренным.

— А возможно, — она сделала шаг ко мне, её голос понизился до шепота, — ты единственный, кто видит не только деревья, но и весь лес. Что ты предлагаешь делать с мостом?

Я замер. Она не просто поверила. Она сделала следующий логический шаг. Она спрашивала моего совета. Охотница, чей инстинкт выживания был отточен до предела, спрашивала совета у книжного червя.

В этот момент я понял: мой обман сработал. Но он же и загнал меня в новую ловушку. Теперь я должен был соответствовать роли «проницательного аналитика».

— Мост… — я откашлялся. — Система хочет, чтобы мы его защищали. Хочет, чтобы Горн и его ребята сложили там головы. Это будет красиво, героически. И абсолютно бессмысленно.

— Значит, его надо взорвать? Сжечь? — в её глазах мелькнул хищный огонек.

— Нет! — почти выкрикнул я, и сам испугался своей резкости. — Если мы его уничтожим, мы прямо пойдем против Сценария. Система это скомпенсирует. Орда найдет обходной путь, или у них внезапно окажутся осадные инженеры, способные навести переправу за час. Нельзя ломать Сценарий. Его нужно… обмануть. Заставить его работать против самого себя.

Я посмотрел на Лину. Она ждала. Ждала конкретного плана. И я должен был его дать. Прямо сейчас.

— Нам нужно, чтобы мост рухнул. Но не от наших рук. Он должен рухнуть сам. Под весом авангарда орков. Так, чтобы это выглядело как трагическая случайность. Как часть драмы. Только в этой драме погибнут не наши люди.

Глава 5. Ненадежная опора

Лина слушала меня, и её напряженное лицо медленно разглаживалось, уступая место холодной, сосредоточенной маске, которую я видел на ней во время охоты. Она не задавала вопросов о том, как я пришел к таким выводам. Она приняла мои слова как данность, как донесение разведчика, которому она доверяет.

— Случайность, — повторила она, пробуя слово на вкус. — Чтобы мост рухнул сам по себе. Но Борин и Горн уже послали туда людей. Они сейчас забивают клинья, укрепляют перила. Делают все, чтобы он не рухнул.

— Вот именно, — кивнул я. — Они действуют по шаблону «героической обороны». Нам нужно, чтобы они перестали это делать. И начали делать обратное. Но так, чтобы они сами этого не поняли.

Я чувствовал, как в голове проясняется. Страх отступал, уступая место азарту — азарту редактора, нашедшего способ элегантно переписать корявый абзац.

— Кто там сейчас, у моста?

— Трое парней из ополчения. Як, Петр и молодой Сэм. Руководит ими Горн, но он курсирует между мостом и частоколом.

— Отлично. Горн нам не нужен, он слишком прямолинеен. А вот с парнями можно поработать. Лина, ты можешь незаметно подобраться к мосту? Так, чтобы тебя никто не видел?

Она одарила меня взглядом, в котором читалось: «Ты серьезно меня об этом спрашиваешь?». Это был самый красноречивый ответ.

— Хорошо. Тогда слушай, — я понизил голос до заговорщицкого шепота. — Мне нужно, чтобы ты сделала одну очень странную вещь. Найди большой, трухлявый пень или бревно где-нибудь в лесу неподалеку. Что-нибудь, что кишит древоточцами. И принеси оттуда пригоршню… древесной пыли. Трухи.

Лина удивленно вскинула бровь.

— Трухи? Зачем?

— Доверься мне. Потом подойди к мосту с той стороны каньона, где тебя не увидят. И просто подбрось эту труху в воду, вверх по течению от моста. Так, чтобы её прибило к центральной опоре.

Она смотрела на меня несколько секунд, явно пытаясь разгадать этот абсурдный план. Но потом, видимо, решила отложить вопросы на потом.

— Просто бросить труху в реку. Ясно. Что дальше?

— А дальше моя работа, — я снова сел за стол, ощущая себя генералом, двигающим невидимые фигурки на карте. — Как только ты это сделаешь, я создам «событие». А ты проследишь за реакцией. Иди. И будь осторожна.

Лина без лишних слов кивнула и выскользнула за дверь так же тихо, как и вошла.

Я остался один. Времени было в обрез. Я закрыл глаза и сосредоточился, открывая свой редакторский интерфейс. Восемь единиц Влияния. Этого должно было хватить.

Я не мог напрямую воздействовать на парней у моста. Способность «Ремарка», позволяющая влиять на мысли, была мне еще недоступна. Но я мог влиять на окружение.

Прошло минут двадцать, показавшихся мне вечностью. И тут я почувствовал это. Легкое изменение в «тексте» реальности. Правка Лины была внесена. Она была там.

Теперь мой ход.

Я снова сфокусировался на мосте, на его центральной опоре — той самой, чью древесину я мысленно «подпортил». И потратил почти все свое Влияние на новую, тщательно сформулированную сноску. Она касалась не самого моста, а воды вокруг него.

* [Сноска: Течение у центральной опоры вымыло небольшое облачко древесной трухи, очень похожей на ту, что оставляют за собой речные древоточцы.]

[Затрачено 7 единиц ВН. Остаток: 1/15]

Мир качнулся. Боль в висках вернулась. Я вцепился в край стола, тяжело дыша.

А в это время у моста, молодой Сэм, свесившись с края, чтобы забить очередной клин, замер.

— Эй, Петр, глянь-ка сюда!

Петр, коренастый парень с вечно хмурым лицом, подошел к краю.

— Чего тебе?

— Смотри, в воде. Видишь, у опоры? Пыль какая-то… как мука древесная. Много.

Як, самый старший из троицы, тоже подошел посмотреть. Он прищурился, вглядываясь в мутное облачко, медленно расплывающееся в воде.

— Древоточцы, — прохрипел он, и его лицо вытянулось. — Речные. Будто их тут целое гнездо. Они сожрали опору изнутри.

Паника на их лицах была абсолютно искренней. Моя правка не создала мысль в их головах. Она создала «улику». А выводы они сделали сами, основываясь на своем жизненном опыте.

— Эта штука… она может рухнуть в любой момент! — выдохнул Сэм, испуганно отползая от края.

— Надо сказать Горну! Старосте! — подхватил Петр.

Они бросили свои молотки и клинья. Идея укреплять мост, который изнутри превратился в труху, показалась им самоубийственной. Забыв про всё, троица ополченцев со всех ног бросилась обратно в деревню, чтобы доложить ужасную новость: главная надежда их обороны вот-вот рассыпется в прах.

План сработал. Теперь никто не будет героически укреплять мост. Наоборот. Все будут держаться от него подальше.

Глава 6. Эффект домино

Троица ополченцев ворвалась на площадь, как стая перепуганных куропаток. Их крики о древоточцах и гнилой опоре мгновенно привлекли всеобщее внимание. Работа по укреплению частокола замерла. Люди сбились в кучу вокруг запыхавшихся парней, а в центре этого встревоженного круга, словно скала, возвышался кузнец Горн.

— Что за чушь вы несете? — прогремел он, с недоверием глядя на своих подчиненных. — Я сам осматривал эту опору утром! Крепкая, как моя наковальня!

— Так то снаружи! — отчаянно жестикулировал Як. — А изнутри ее сожрали твари! Мы сами видели труху в воде! Целое облако! Мост дышит на ладан!

Староста Борин, подошедший к ним, нахмурился еще сильнее. Его лицо выражало крайнюю степень раздражения. Сначала чихающий орк, теперь гниющий мост. Его идеальный план обороны трещал по швам.

— Прекратить панику! — рявкнул он. — Горн, возьми пару человек, сходите и проверьте все сами. Тщательно.

Горн кивнул, его лицо было мрачнее тучи. Он ткнул пальцем в двух самых крепких ополченцев и быстрым шагом направился в сторону каньона, явно намереваясь лично разоблачить эту «бабскую истерику».

Я наблюдал за этой сценой из окна своего архива, и во рту у меня пересохло. Это был самый опасный момент. Горн — не впечатлительный юнец. Он практик. Он полезет, будет стучать, ковырять ножом. И он не найдет никаких древоточцев, потому что их там не было. Моя сноска создала лишь облачко пыли, которое давно унесло течением. Улика исчезла.

Осталась только моя первая правка о некачественной древесине. Но была ли она достаточно «реальной», чтобы ее можно было обнаружить? Или это была лишь абстрактная переменная в коде Системы? Мой уровень «Достоверности» был всего 21%. Этого могло не хватить.

Пока Горн шел к мосту, я лихорадочно соображал, что делать. С моей единственной единицей Влияния я был бессилен. Нужно было срочно пополнить запас.

Я снова метнулся к столу. Перо заскрипело по пергаменту.

«…Новость о возможном обрушении моста, принесенная дозорными, посеяла панику и смятение в рядах защитников. План обороны, предложенный старостой Борином, был поставлен под сомнение. Возник нарративный конфликт между фракцией „скептиков“ во главе с кузнецом Горном и фракцией „паникеров“, ведомых дозорным Яком. Староста Борин был вынужден инициировать побочный квест „Проверить целостность моста“, чтобы разрешить противоречие…»

Я писал, превращая происходящее в сухой отчет архивариуса. Я описывал эмоции, диалоги, действия. Я был не участником, а беспристрастным летописцем. И это работало.

[Зафиксирован микро-сюжет: «Паника в гарнизоне»]

[+4 ед. ВН]

[Выявлен и каталогизирован «Нарративный Конфликт»]

[+6 ед. ВН. Получен бонус за сложность!]

[Влияние на Нарратив (ВН): 11/15]

Десять единиц за одну запись! Конфликты, оказывается, были куда более питательны для моей способности, чем простое описание действий. Система, этот Драматург, обожала конфликты. И щедро платила за их фиксацию.

Одиннадцать единиц. Теперь у меня был кое-какой капитал. Но как его использовать?

В этот момент в дверях архива снова появилась Лина. Она прислонилась к косяку, тяжело дыша.

— Я обогнала их по лесу. Горн будет у моста через пять минут. Он зол. Он разнесет твой план в щепки.

— Я знаю, — ответил я, не отрывая взгляда от исписанного листа. — Поэтому нам нужно дать ему то, что он ищет.

Я закрыл глаза. Снова это выматывающее погружение в текст реальности. Я нашел в своем сознании образ моста, образ центральной опоры. Она все еще была помечена моей первой сноской о гнилой древесине.

Теперь нужно было сделать эту сноску… осязаемой.

Я собрал почти все свое Влияние и вложил его в новую, очень короткую и конкретную правку. Это была не сноска, а скорее команда для уже существующего «атрибута».

[Применить свойство «Гниение» к физической модели объекта. Область воздействия: небольшой участок у ватерлинии.]

[Затрачено 10 единиц ВН. Остаток: 1/15]

Мир не качнулся. Он содрогнулся. Перед глазами на миг поплыли красные круги, а в ушах зазвенело так, будто кто-то ударил в колокол прямо у меня в голове. Я рухнул на стул, вцепившись в волосы. Прямое изменение физических свойств объекта оказалось на порядок энергозатратнее, чем создание иллюзий.

А в нескольких километрах отсюда разъяренный Горн как раз дошел до моста.

— Ну, и где ваши древоточцы? — прорычал он, обращаясь к пустоте.

Он подошел к краю каньона и спрыгнул на широкий каменный уступ у самой воды, чтобы осмотреть опору вблизи. Он ударил по ней кулаком. Дерево гулко отозвалось.

— Крепкая, как…

Он замолчал. Его взгляд упал на линию, где дерево уходило в воду. Он прищурился, а затем достал из-за пояса свой рабочий нож и с силой ткнул им в опору.

Лезвие вошло в древесину по самую рукоять. Без скрипа, без сопротивления. Словно в масло.

Горн ошеломленно выдернул нож. Из отверстия посыпалась влажная, темная труха, пахнущая гнилью и речным илом. Он замер на мгновение, а потом с диким криком отскочил от опоры, словно она была прокаженной.

Он нашел то, что искал. Моя ложь стала правдой.

Глава 7. Новая переменная

Горн вернулся в деревню не просто обеспокоенным. Он был напуган. Для человека, чья жизнь строилась на понятных и твердых вещах — прочности стали, весе молота, жаре горна — столкнуться с деревом, которое выглядело как скала, а на деле оказалось гнилой губкой, было сродни крушению мира.

— Он прав! — пророкотал кузнец, врываясь на площадь. Его лицо было бледным, даже сквозь копоть. — Як был прав! Опора — труха! Я сам проверил! Нож вошел, как в сыр!

Если до этого в толпе еще оставались скептики, то слова Горна, человека-скалы, развеяли последние сомнения. Паника, до этого сдерживаемая авторитетом старосты, грозила вырваться наружу. Люди загомонили, кто-то предлагал немедленно бежать в лес, кто-то — молиться богам.

Староста Борин выглядел так, будто его только что ударили обухом по голове. Его план рухнул окончательно. Мост, который должен был стать главной точкой обороны, превратился в смертельную ловушку.

— Тихо! — взревел он, и его голос перекрыл шум толпы. — Бежать некуда! Орда настигнет нас в лесу и перережет поодиночке! Мы остаемся здесь! Будем держать оборону у частокола!

Это было решение отчаяния. Все понимали, что без преимущества, которое давал мост, оборона деревни против целой орды — чистое самоубийство. Это лишь отсрочит неизбежное на пару часов. Сценарий «Последний Рубеж Обреченных» снова вступал в свои права, просто место действия сместилось на несколько километров.

Я наблюдал за этим из своего укрытия, и холодная уверенность наполняла меня. Все шло по плану. По моему плану.

Я снова взялся за перо. С одной единицей Влияния я был бессилен, но хроника событий была моим источником силы. Я методично описывал возвращение Горна, его слова, реакцию толпы, отчаянное решение старосты. Каждое слово, каждая зафиксированная эмоция были топливом.

[Зафиксирован результат побочного квеста «Проверить целостность моста». ]

[+3 ед. ВН]

[Зафиксировано изменение стратегического плана обороны.]

[+4 ед. ВН]

[Зафиксирован рост уровня «Паники» в н. п. Тихая Заводь до критического.]

[+5 ед. ВН. Получен бонус за описание эмоций!]

[Влияние на Нарратив (ВН): 13/15]

Тринадцать единиц. Почти полный запас. Я чувствовал себя богачом.

И тут в мою дверь снова заглянула Лина. В этот раз на ее лице не было вопросов. Только напряженное ожидание.

— Они отказались от моста, — констатировала она. — Теперь все будут умирать здесь. Что дальше, Элиан?

— А дальше, — ответил я, поднимаясь, — мы введем в уравнение новую переменную. То, чего Система точно не ожидает.

Я вышел из архива, впервые за долгое время чувствуя не страх, а странную, холодную решимость. Я направился прямо к центру площади, к старосте Борину, который пытался организовать людей в отряды.

Я, сорокалетний книжный червь, который всегда прятался по углам. Все взгляды обратились ко мне. Удивление, недоумение, даже презрение на некоторых лицах.

— Староста, — произнес я достаточно громко, чтобы меня услышали. Голос не дрогнул. — Ваш план — это верная смерть.

Борин побагровел.

— А у тебя, архивариус, есть план получше? Будешь закидывать орков пыльными свитками?

Смешки в толпе. Я ожидал этого.

— Нет, — спокойно ответил я. — Но я знаю то, чего не знаете вы. Я много лет читал старые хроники. Истории о прошлых Нашествиях. О поведении орков.

Это была импровизация, основанная на крупицах правды. Я действительно читал хроники.

— Орда не пойдет через каньон вброд. Они не горные козлы. Они пошлют вперед авангард. Самых легких и быстрых. Чтобы проверить мост. И когда они будут на середине…

Я сделал паузу. Все затаили дыхание.

— Мост рухнет под их весом. И авангард Орды, их лучшие воины, погибнут в каньоне. Это даст нам время. И нанесет им удар по морали.

На площади воцарилась тишина. План был дерзким, жестоким и… гениальным в своей простоте. Он превращал их главную слабость в оружие.

— Но как мы узнаем, когда именно они пойдут? — спросил Горн, с сомнением глядя на меня. — Как подгадать момент?

И тут я посмотрел на Лину. Она поняла меня без слов.

— Я узнаю, — сказала она, выходя вперед. — Я займу позицию с видом на мост. Я лучший следопыт в этой деревне. Когда я подам сигнал — мы будем знать, что они пошли.

Староста Борин смотрел то на меня, то на Лину. Его мозг лихорадочно работал. Этот план был рискованным. Но он был единственным, в котором у них был хоть какой-то шанс.

— Хорошо, — наконец выдохнул он. — Делай, как сказал архивариус.

Я одержал маленькую победу. Я не просто изменил декорации. Я изменил сценарий, используя самих актеров. Но самая сложная часть была впереди.

Мост должен был рухнуть. Не раньше и не позже. И это зависело только от меня. От моей последней, решающей правки.

Глава 8. Тихий наблюдатель

План был принят. Не с восторгом, а с отчаянием человека, хватающегося за соломинку. Деревня преобразилась. Вместо того чтобы готовиться к битве у стен, люди начали готовиться к ожиданию.

Лина, взяв с собой лук и флягу с водой, без лишних слов растворилась в тенях леса. Ее задача была простой по формулировке и смертельно опасной по исполнению: подобраться как можно ближе к каньону, найти идеальную точку обзора и не дышать, пока на мосту не появятся враги. Ее жизнь зависела от ее умения оставаться невидимой.

Остальные жители по приказу старосты укрылись в домах и подвалах. Тихая Заводь оправдывала свое название. Она замерла, превратившись в деревню-призрак. Ни звука, ни движения. Только напряжение, такое плотное, что его, казалось, можно было потрогать руками.

Я вернулся в свой архив. Моя роль в этом спектакле была самой странной. Я был одновременно и автором ключевой сцены, и ее единственным зрителем, который должен был в нужный момент дернуть за веревочку.

Я сел за стол, но не стал ничего писать. Сейчас мне нужно было не копить Влияние, а беречь его. Тринадцать единиц. Этого должно было хватить, но права на ошибку у меня не было.

Я снова закрыл глаза, погружаясь в режим редактора. В этот раз я не пытался ничего менять. Я просто «смотрел». Мое сознание, словно невидимый дух, пронеслось над опустевшей деревней, над притихшим лесом и зависло над Гнилым Каньоном.

Я видел мост. Мой мост. С двумя моими правками, скрытыми в его сути. Одна — о гнилой древесине опор. Вторая — о небольшом, но уже реальном физическом повреждении. Сейчас он был просто объектом, ждущим своего часа.

Время тянулось, как патока. Минуты складывались в часы. Солнце медленно ползло по небу. Из своего ментального наблюдательного пункта я видел все. Видел, как Лина, словно ящерица, замерла в густом кустарнике на краю каньона, в сотне метров от моста. Видел, как в нескольких километрах к востоку, в лощине, собирается авангард орков.

Система не дремала. Над орочьим отрядом висела полупрозрачная табличка.

[Сюжетная задача для Авангарда Багровой Орды: «Захват плацдарма»]

[Цель: Форсировать мост, подавить любое сопротивление, обеспечить проход для основных сил.]

[Награда: Слава и трофеи.]

[Штраф: Презрение вождя.]

Их было около тридцати. Не самые крупные, но поджарые, быстрые, вооруженные легкими топорами и кривыми мечами. Ими командовал орк повыше, в шлеме с уродливым гребнем.

[Ур'Кай, Головорез. Уровень: 16. Лидер авангарда.]

Они ждали. Ждали, пока их пропавший разведчик с сенной лихорадкой вернется или пока командование не решит, что ждать бессмысленно. Моя первая правка все еще работала, даруя нам драгоценные часы.

Но вот, наконец, что-то изменилось. К отряду подъехал огромный орк на громадном варге. Его системная табличка светилась куда ярче.

[Круш'Вар, Полководец Багровой Орды. Уровень: 35. Особая роль: «Второстепенный Антагонист». ]

Он что-то прорычал Ур'Каю. Судя по жестам, он был в ярости. Хватит ждать. Вперед.

И они пошли.

Я почувствовал, как мое сердце забилось чаще. Я видел, как они выходят из лощины и ровной, быстрой рысью направляются к каньону. Видел, как Лина в своем укрытии еще плотнее вжалась в землю, сливаясь с ней.

Сейчас. Скоро.

Вот Ур'Кай и двое его бойцов выходят к краю каньона. Они останавливаются, с сомнением глядя на старый, потрепанный мост. Драматург явно любил штампы. Сейчас предводитель должен был проявить лидерские качества и пойти первым.

Ур'Кай махнул рукой одному из орков. Тот опасливо шагнул на мост. Доски скрипнули, но выдержали. Орк прошел несколько метров, попрыгал. Мост стоял.

Ур'Кай удовлетворенно хмыкнул и ступил на мост сам. За ним, один за другим, потянулись остальные.

Я наблюдал, как живая цепочка зеленых тел растягивается над пропастью. Один, пять, десять, пятнадцать… Они шли осторожно, соблюдая дистанцию, но мост держал. Сюжетная необходимость, даже ослабленная мной, все еще была сильна.

Двадцать орков. Двадцать пять. Почти все. Они уже приближались к середине. Лина в своем укрытии не шевелилась. Она ждала. Ждала моего действия, чтобы подать сигнал «отбоя» — сигнал, что ловушка захлопнулась.

Я собрал все свое Влияние. Все тринадцать единиц. Сейчас или никогда.

Я не стал добавлять новую сноску. Я вложил всю силу в уже существующую. В ту самую, первую.

[Сноска: Основные несущие опоры были изготовлены из некачественной, подверженной гниению древесины.] *

И я добавил к ней короткое, но убийственное уточнение.

* [Критический порог структурной целостности будет достигнут при нагрузке, эквивалентной весу тридцати орков среднего телосложения.]

[Затрачено 12 единиц ВН. Остаток: 1/15]

И как только последний, тридцатый орк, ступил на мост, раздался звук. Не громкий взрыв. А сухой, тошнотворный треск, похожий на хруст сломанной кости.

Центральная опора, моя многострадальная опора, подломилась.

Мост не рухнул сразу. Он прогнулся, как больной позвоночник, сбрасывая орков в кучу к центру. Раздались панические крики. А затем, с оглушительным скрежетом рвущегося дерева, весь центральный пролет рухнул вниз, увлекая за собой в бездонную пропасть каньона три десятка элитных бойцов Багровой Орды.

В наступившей тишине я услышал далекий, тонкий крик ястреба. Сигнал Лины.

Все кончено.

Глава 9. Незапланированный трофей

На краю каньона, там, где только что начинался мост, застыли два орка, не успевшие на него ступить. Они с ужасом смотрели вниз, в пропасть, поглотившую их товарищей. Их боевой рык сменился ошеломленным хрюканьем. А потом до них донесся тот самый крик ястреба.

Один из них поднял голову, пытаясь разглядеть птицу, но вместо этого его взгляд зацепился за неестественное шевеление в кустах на противоположном склоне. Он увидел ее. Лину. Которая как раз собиралась начать бесшумный отход.

Орк взревел, указывая на нее пальцем. Второй развернулся и со всех ног бросился назад, к основным силам, чтобы доложить о катастрофе и о замеченном наблюдателе. А первый, тот, что увидел Лину, не раздумывая ни секунды, прыгнул.

Это было безумие. Каньон в этом месте был не таким широким, как в центре, но все равно метров десять. Непреодолимая пропасть для человека. Но не для орка в приступе ярости. Он оттолкнулся со всей своей звериной силы, и его массивное тело пролетело над бездной. Он не долетел. Его ноги ударились о самый край скалы, но пальцы мертвой хваткой вцепились в камень. Он повис, а затем, рыча от натуги, подтянулся и вскарабкался наверх.

Лина, поняв, что отступать поздно, уже наложила стрелу на тетиву. Орк был всего в тридцати метрах. Он вскочил на ноги и с ревом бросился на нее.

Стрела сорвалась с тетивы, тонко просвистев в воздухе. Она вонзилась орку точно в плечо, в уязвимое место между наплечником и кирасой. Он споткнулся, взвыл от боли, но не остановился. Ярость и адреналин делали его нечувствительным к ранам.

Лина отбросила лук. Времени на второй выстрел не было. Она выхватила два своих охотничьих ножа, приседая и готовясь к ближнему бою.

Я «смотрел» на это с ужасом. Этого не должно было случиться! В моем идеальном плане не было места для дуэли. Лина была превосходным бойцом, но против яростного, раненого орка в ближнем бою ее шансы были невелики.

Система тут же отреагировала, вывесив над полем боя новую табличку.

[Спонтанный Локальный Сюжет: «Охотник и Жертва»]

[Участник 1: Лина, Охотница Тихой Заводи. Уровень 11.]

[Участник 2: Грок, Воин Багровой Орды. Уровень 14.]

[Условие победы для Участника 1: Выжить.]

[Условие победы для Участника 2: Отомстить.]

Драматург не упустил свой шанс. Даже в моей, казалось бы, идеальной сцене он нашел возможность для кровавого поединка.

Я был в отчаянии. У меня осталась всего одна единица Влияния. Что я мог сделать? Написать сноску, что у орка внезапно случился инфаркт? Слишком грубо, слишком неправдоподобно. Мой уровень «Достоверности» был на нуле после предыдущей правки. Такое вмешательство было бы отторгнуто Системой, и я бы просто впустую потратил последнюю крупицу силы.

Нужна была деталь. Мелочь. Что-то, что не нарушит логику боя, но даст Лине преимущество.

Мой взгляд метнулся к стреле, торчащей из плеча орка. Стрела…

Я вложил последнюю, драгоценную единицу Влияния в крошечную, микроскопическую правку. Я не менял свойства орка или Лины. Я изменил свойство стрелы.

* [Сноска: Наконечник стрелы был зазубренным, что затрудняет ее извлечение и усиливает кровотечение при движении.]

[Затрачена 1 единица ВН. Остаток: 0/15]

В тот же миг, когда я это сделал, орк, подбегая к Лине, инстинктивно дернул плечом, пытаясь избавиться от мешающей стрелы.

Зазубренный наконечник, который только что стал реальностью, провернулся в ране, разрывая мышцы и сосуды. Орк взревел уже не от ярости, а от острой, невыносимой боли. Его левая рука, в которой он держал топор, ослабела и повисла плетью. Он споткнулся, теряя равновесие на долю секунды.

Этого хватило.

Лина не стала ждать. Она метнулась вперед, не атакуя, а уходя с линии удара. Она проскользнула мимо его занесенной правой руки, и ее нож, словно жало, метнулся к его ноге, вспарывая сухожилие под коленом.

Орк рухнул на одно колено, ревя от боли и бессилия. Его ярость сменилась агонией. Он попытался развернуться, но Лина уже была за его спиной. Второй ее нож беззвучно вошел в незащищенный шейный позвонок.

Громоздкое тело орка обмякло и завалилось набок.

Лина стояла над ним, тяжело дыша. Она победила.

И тут над телом убитого орка вспыхнуло золотистое свечение, которое тут же разделилось на две части. Одна, побольше, устремилась к Лине, заставив ее системный интерфейс радостно пиликнуть о получении опыта.

А вторая, поменьше, тонким золотистым ручейком протянулась через лес, через всю деревню, и влилась прямо в меня, сидящего в своем архиве.

[Вы внесли косвенный вклад в победу над противником.]

[Ваш класс «Архивариус Забытых Страниц» не предполагает прямого получения опыта за убийство.]

[Производится конвертация… Конвертация завершена.]

[Получено +2 единицы Влияния на Нарратив.]

[Получен новый навык: [Заметка на полях]]

Глава 10. Заметки на полях

Теплый поток, влившийся в меня, был неожиданным и приятным. Он не только пополнил мой почти иссякший резервуар, но и принес с собой что-то новое. Я с жадностью уставился на системное уведомление.

[Навык: [Заметка на полях] (ур. 1)]

[Тип: Активный, ментальный]

[Описание: Вы можете прикрепить к статусу живого существа короткую, невидимую для него заметку. Эта заметка временно и незначительно влияет на его подсознательные действия или состояние. В отличие от [Сноски], [Заметка] не меняет реальность, а лишь подталкивает её в нужном направлении. Эффективность зависит от уровня навыка и ментального сопротивления цели.]

[Стоимость: 2 ед. ВН]

Это было… интересно. Не такое мощное, как прямое редактирование, но гораздо тоньше. И дешевле. Это был инструмент не для грубого взлома, а для социальной инженерии. Я мог не заставлять орка чихать, а просто «напомнить» ему о том, что он устал или хочет пить. Результат не гарантирован, но и риск провала или отторжения правки гораздо ниже.

Мои размышления прервал шум, донесшийся с улицы. Деревня оживала. Крик ястреба, поданный Линой, а затем и воцарившаяся тишина были восприняты как сигнал успеха. Люди высыпали из домов, их лица были полны тревожной надежды.

Староста Борин и Горн, окруженные десятком ополченцев, уже направлялись к выходу из деревни, чтобы встретить Лину и оценить обстановку.

Я тоже вышел из архива. Моя роль еще не была закончена.

Мы встретили Лину на полпути к лесу. Она шла медленно, прихрамывая — видимо, в пылу боя подвернула ногу. На ее лице и одежде были капли чужой, темной крови. В руке она держала трофейный орочий топор. Вид у нее был изможденный, но победоносный.

— Все, — коротко бросила она, увидев нас. — Авангард в каньоне. Мост уничтожен.

Люди, услышав это, не смогли сдержать радостных возгласов. Напряжение последних часов вырвалось наружу смехом и слезами облегчения. Они обнимали друг друга, хлопали Лину по плечам. Она стала героем дня.

Староста Борин подошел к ней, его суровое лицо выражало непривычную эмоцию — смесь восхищения и благодарности.

— Ты спасла нас всех, девочка. Мы твои должники.

Горн, стоявший рядом, молча кивнул, с уважением глядя на охотницу.

Лина приняла их похвалу сдержанно, но я видел в ее глазах искорку гордости. Затем ее взгляд нашел в толпе меня. Она слегка кивнула. Это был наш общий секрет. Наша общая победа.

Но я знал, что это лишь передышка. Основные силы Орды все еще там. Да, они лишились авангарда и удобного пути, но они не развернутся и не уйдут. Драматург этого не допустит. Он найдет способ продолжить свой кровавый спектакль.

— Что теперь? — спросил Горн у старосты. — Они будут искать обход. Строить переправу. Это займет время, но они придут.

— Теперь мы готовимся, — твердо ответил Борин. — У нас есть день, может, два. За это время мы превратим эту деревню в крепость.

Он был прав. Но я думал о другом. Обход, переправа… это все предсказуемо. А что, если можно повлиять на само их решение?

Мой взгляд упал на второго орка. Того, что убежал звать на помощь. Сейчас он, запыхавшись, докладывал о случившемся своему командиру, Круш'Вару. Я мысленно «приблизился» к ним, как я делал это раньше, став невидимым наблюдателем.

Круш'Вар, Полководец 35-го уровня, слушал доклад с каменным лицом. Ярость кипела в его глазах. Потерять тридцать элитных бойцов из-за какого-то гнилого моста было унизительно.

Я решил опробовать свой новый навык. Это была идеальная цель. Орк был взбешен, его ментальная защита ослаблена эмоциями.

Я сосредоточился, потратив две последние единицы Влияния.

[Применить навык: [Заметка на полях] к цели «Круш'Вар, Полководец»]

И я написал свою заметку. Короткую, как мысль, промелькнувшая на задворках сознания.

[Заметка: «Потеря элитного отряда из-за ловушки — это позор. Прямой штурм деревни дикарей, устроивших эту ловушку — это месть. Месть смоет позор». ]

Я не приказывал ему. Я лишь подбросил ему идею, которая идеально ложилась на его орочью ментальность и текущее эмоциональное состояние. Идея о том, что обходной путь — это для трусов. А настоящий вождь должен идти напролом и карать обидчиков, чего бы это ни стоило.

Круш'Вар, выслушав до конца своего воина, не стал смотреть на карту в поисках обхода. Он не стал звать инженеров. Он поднял свой громадный топор и взревел так, что, казалось, задрожали деревья.

— Они заплатят! — прорычал он. — Мы не будем прятаться по лесам! Мы снесем их жалкую деревню! Штурм! Готовиться к штурму!

Он принял именно то решение, которое мне было нужно. Глупое, предсказуемое, самоубийственное для его армии решение. Вместо того чтобы использовать свое численное преимущество и обойти нас, он собирался бросить все свои силы на лобовую атаку хорошо укрепленной (как он думал) и готовой к обороне деревни.

Он выбрал путь наибольшей драмы. То, что так любит Система. Но в этот раз драма будет работать на нас.

Глава 11. Спектакль для одного зрителя

Решение Круш'Вара немедленно отразилось в системных сообщениях, которые, я был уверен, сейчас видел только я.

[Обновление Глобального Сценария: «Нашествие Багровой Орды»]

[Локальный Сюжет для н. п. Тихая Заводь изменен с «Последний Рубеж Обреченных» на «Осада Отчаянных». ]

[Новая цель: Продержаться до рассвета.]

[Награда за успех: Выживание (вероятность 12%).]

[Штраф за провал: Полное уничтожение.]

Слова изменились, но суть осталась прежней. Система просто переписала название главы, предвкушая кровавую баню. «Вероятность выживания 12%» — это была издевательская подачка от Драматурга. Он все еще был уверен, что контролирует повествование.

Но я был спокоен. Мой запас Влияния был на нуле, но я сделал все, что мог. Я направил реку сюжета в нужное мне русло. Теперь все зависело от моих односельчан.

Деревня гудела, как растревоженный улей. Под руководством Борина и Горна работа закипела с невиданной энергией. Победа над авангардом, пусть и доставшаяся хитростью, вдохнула в людей надежду. Они больше не были обреченными статистами, они были защитниками, победившими в первом раунде.

Частокол укрепляли всем, что попадалось под руку: старыми телегами, мебелью, бревнами. Женщины и подростки таскали камни, готовя «метательные снаряды» для обороняющихся на стенах. Горн в своей кузнице, не покладая рук, чинил старое оружие и спешно ковал наконечники для копий из любого металлолома.

Я тоже не сидел без дела. Но моя работа была иной. Я снова и снова погружался в свой архив, но на этот раз не ради пополнения Влияния. Я искал реальные знания. Старые карты деревни, записи о строительстве, планы подвалов и погребов.

— Элиан! — окликнул меня староста, когда я вышел из архива с очередным пыльным свитком. — Хватит возиться со своими бумажками! Бери копье, вставай к частоколу! Каждый мужчина на счету!

— Моя польза будет больше здесь, староста, — спокойно ответил я, разворачивая перед ним старый план деревни, составленный еще моим дедом. — Смотрите. Вот главный колодец на площади. Но есть еще два, засыпанных. Один за домом кузнеца, другой вот здесь, у старого вяза. Их водоносные жилы соединены. А еще, вот этот большой погреб под амбаром… он имеет потайной выход, который ведет в овраг за деревней. О нем все давно забыли.

Борин уставился на карту, его глаза расширились. Он, проживший здесь всю жизнь, не знал и половины этих деталей.

— Это… это меняет все, — пробормотал он. — Мы можем устроить вылазку. Ударить им в тыл! А запасные колодцы… если они подожгут дома, у нас будет вода!

Я молча кивнул. Моя «бесполезная» работа вдруг оказалась бесценной.

— И еще одно, — добавил я, понизив голос. — Скажите людям, чтобы кричали.

— Что? — не понял Борин.

— Когда начнется штурм. Пусть кричат как можно громче. Угрозы, проклятия, боевые кличи. Пусть создают как можно больше шума. Мы должны выглядеть не как горстка отчаянных фермеров, а как грозный, хорошо подготовленный гарнизон. Нам нужно устроить спектакль.

Борин всмотрелся в мое лицо, и в его глазах промелькнуло понимание. Он не знал о Системе, о Драматурге и моих правках. Но он инстинктивно понял суть моего плана: психология, обман, война нервов.

К вечеру все было готово. Орда показалась на горизонте. Их было много. Не меньше трех сотен. Они шли нестройной, но грозной толпой, уверенные в своей силе и численном превосходстве.

Я занял свою позицию. Не на стене с копьем, а на чердаке архива. Маленькое слуховое окно выходило прямо на поле перед деревней. Я был идеальным наблюдателем. Идеальным летописцем.

Орки подошли к деревне и остановились в сотне метров, перестраиваясь для атаки. Круш'Вар выехал вперед.

— Жалкие черви! — проревел он, его голос был слышен по всей деревне. — Вы заплатите за мою элиту! Я сдеру кожу с каждого из вас! Шту…

Он не договорил. Потому что в этот момент по приказу Борина все, кто стоял на импровизированных стенах, заорали. Это был нестройный, но яростный хор. Они стучали копьями по щитам, выкрикивали угрозы и проклятия. Деревня, которая должна была трястись от страха, отвечала наглой, самоуверенной яростью.

Круш'Вар на мгновение опешил. Такая реакция не вписывалась в его картину мира.

А я, наблюдая за этим, уже начал писать. Я не ждал исхода битвы. Я фиксировал ее начало.

«Вечер. Основные силы Багровой Орды под командованием полководца Круш'Вара подошли к Тихой Заводи. Вместо ожидаемого страха и мольбы о пощаде, они были встречены яростным рёвом защитников. Психологическое преимущество, на которое рассчитывал полководец, было утрачено еще до начала битвы. Спектакль начался…»

[Зафиксировано начало Сюжета: «Осада Отчаянных»]

[Выявлена и каталогизирована тактика «Психологическое давление»]

[Получен бонус за проактивную фиксацию событий!]

[Получено +10 единиц Влияния на Нарратив.]

[Влияние на Нарратив (ВН): 10/12]

Я улыбнулся. Мой резервуар снова был почти полон. Спектакль действительно начался. И у его тайного режиссера снова появились чернила.

Глава 12. Неудобная земля

Рев защитников сбил с толку не только Круш'Вара, но и всю первую волну атакующих. Орки замедлили шаг, неуверенно переглядываясь. Они ожидали встретить перепуганных крестьян, а не стену звука и ярости.

Круш'Вар, поняв, что теряет инициативу, взревел и сам бросился вперед. Его пример подействовал. Орда с диким воем хлынула на штурм.

Первые ряды добежали до частокола и начали рубить его топорами, пытаться раскачать, закидывать крюки. Сверху на них посыпался град камней, полилась горячая смола, которую женщины спешно грели на кострах. Раздались первые крики боли и ярости.

Битва превратилась в хаотичную, кровавую мясорубку у стен. Наши держались. Держались на чистом адреналине и ярости отчаяния. Горн, стоявший у ворот, своим огромным молотом сносил головы тем, кто пытался проломить створки. Лина с группой охотников перемещалась по стене, посылая стрелы в самые уязвимые точки орочьего строя.

Но я видел, что это надолго не продлится. Орков было слишком много. На каждого уставшего защитника приходилось трое свежих врагов. Частокол трещал. Ворота начинали поддаваться. Сценарий «Осады» неумолимо двигался к своей кровавой кульминации.

Нужно было вмешаться. Но как? Я не мог сделать всех наших защитников героями 20-го уровня. Не мог обрушить на орков метеоритный дождь. Мои правки должны были быть тонкими, почти незаметными.

Мой взгляд упал не на бойцов, а на землю под их ногами. Поле, на котором они стояли. Обычное, вытоптанное поле. Идеальный холст.

Я закрыл глаза, игнорируя грохот битвы. Десять единиц Влияния. Нужно было потратить их с умом.

Я не стал создавать пропасти или болота. Это было бы слишком грубо. Я решил внести несколько мелких, но крайне неприятных правок в «описание» поля боя.

[Сноска: Почва на этом поле оказалась на удивление вязкой и липкой после недавних дождей, которых, впрочем, никто не помнил.]

[Затрачено 4 ед. ВН]

[Сноска: Среди травы и комьев земли скрывалось множество мелких, острых камней, словно специально рассыпанных здесь.]

[Затрачено 3 ед. ВН]

[Сноска: Поверхность поля имела множество незаметных глазу уклонов и мелких ям, делающих бег по нему крайне неудобным.]

[Затрачено 3 ед. ВН]

[Влияние на Нарратив (ВН): 0/10]

Я снова полностью опустошил свой резервуар. Голова загудела, но я заставил себя открыть глаза и смотреть.

Эффект проявился не сразу. Но постепенно картина боя начала меняться. Орки, бегущие в атаку во второй и третьей волне, вдруг стали спотыкаться на ровном, казалось бы, месте. Их ноги вязли в земле, замедляя разбег. Каждый шаг требовал дополнительных усилий. Кто-то, неудачно наступив, вскрикивал от боли — острый камень пробил тонкую подошву сапога. Их слаженный натиск начал рассыпаться. Они стали тратить больше сил не на штурм, а на борьбу с враждебной землей.

Это дало нашим защитникам драгоценные секунды. Атакующий, который бежал на стену, а не шел, выдыхался быстрее. Споткнувшийся орк становился легкой мишенью для стрел Лины. Группа, замедлившаяся на вязком участке, попадала под прицельный обстрел камнями.

Круш'Вар, стоявший позади, видел это. Он ревел от ярости, не понимая, почему его могучие воины так неуклюже топчутся на простом поле. Он гнал их вперед, но эффект был обратным — в спешке орки падали еще чаще.

А я, видя это, уже начал пополнять свой запас. Я не мог позволить себе оставаться на нуле.

«…Несмотря на яростный натиск, штурм начал вязнуть. Необъяснимые свойства местности, на которой разворачивалась битва, стали серьезным препятствием для атакующих. Вязкая почва, острые камни и неровный рельеф нарушили строй орков и снизили эффективность их атаки, дав защитникам Тихой Заводи неожиданное тактическое преимущество…»

Я писал, и тонкие ручейки Влияния снова потекли в мой резервуар.

В этот момент я заметил движение на фланге. Группа из десяти орков-арбалетчиков, отделившись от основного войска, занимала позицию на небольшом холме слева от деревни. Оттуда они могли вести прицельный огонь по защитникам на стене, прикрывая основную атакующую группу. Это был грамотный тактический ход. И очень опасный для нас.

Лина и ее охотники были заняты на центральном направлении. Никто не видел новой угрозы.

Никто, кроме меня.

[Зафиксировано изменение тактики врага: «Появление арбалетчиков». ]

[+4 ед. ВН]

[Влияние на Нарратив (ВН): 4/12]

Четыре единицы. Мало. Но, может быть, этого хватит.

Я посмотрел на арбалетчиков. На их лидера.

[Бор'Зак, Старший арбалетчик. Уровень 13.]

И решил опробовать свою «Заметку на полях» еще раз. На этот раз ставка была гораздо выше.

Я сосредоточился, целясь в разум Бор'Зака.

[Применить навык: [Заметка на полях] к цели «Бор'Зак, Старший арбалетчик»]

[Затрачено 2 ед. ВН]

Моя мысленная правка была короткой и коварной.

[Заметка: «Этот холм — идеальная позиция. Но кусты на его вершине немного мешают обзору. Нужно подвинуться на пару шагов вправо, к тому голому участку». ]

Бор'Зак, уже отдававший приказ готовиться к стрельбе, нахмурился. Он посмотрел на кусты, потом на голый пятачок земли в паре метров справа. Да, оттуда видно будет чуть лучше.

— Сюда! — прорычал он своим подчиненным, указывая на новое место. — Здесь позиция лучше!

Они послушно сдвинулись на несколько шагов.

Прямо на то место, где, согласно старому плану деревни, который я изучал час назад, находился замаскированный вход в заброшенный погреб-ледник, прикрытый лишь тонкими досками и слоем дерна.

Глава 13. Неожиданная пустота

Бор'Зак и его отряд арбалетчиков, не подозревая подвоха, сгрудились на новом, «идеальном» месте. Их тяжелые сапоги и вес снаряжения создали нагрузку, на которую старое перекрытие погреба не было рассчитано.

Раздался сухой, отчётливый треск. Земля под ногами арбалетчиков провалилась. С удивлёнными воплями десять орков, вместе с комьями земли и гнилыми досками, рухнули в темную, пахнущую сыростью и плесенью яму.

Падение с трехметровой высоты на заваленный мусором каменный пол не убило их, но переломало. Раздались стоны и проклятия. Выбраться из глубокого погреба с отвесными стенами, будучи раненым и без помощи извне, было невозможно. Элитный отряд арбалетчиков был нейтрализован, не сделав ни единого выстрела.

Шум их падения был поглощен грохотом основной битвы. Никто, кроме меня, не понял, что произошло. Круш'Вар, поглощенный штурмом, заметит пропажу своего флангового прикрытия лишь через несколько минут, но будет уже поздно.

Я же, наблюдая за этим триумфом, не чувствовал радости. Только холодное удовлетворение и растущую тревогу. Я выигрывал раунд за раунтом, но делал это, балансируя на лезвии ножа, тратя все свои ресурсы на решение сиюминутных проблем. Я был не полководцем, а пожарным, который бегает от одного возгорания к другому.

А главный пожар — яростный штурм ворот — продолжал бушевать.

«…Попытка врага задействовать стрелковое подразделение провалилась из-за непредвиденного обрушения грунта на выбранной ими позиции. Данное событие, являющееся прямым следствием использования забытых знаний об инфраструктуре деревни, в очередной раз внесло хаос в планы атакующих…»

[Зафиксирован тактический успех: «Нейтрализация фланговой угрозы». ]

[Получен бонус за использование знаний из «Архива». ]

[+7 ед. ВН]

[Влияние на Нарратив (ВН): 9/12]

Девять единиц. Хорошо. Я снова был в игре.

Мой взгляд вернулся к воротам. Они трещали. Огромный орк-берсерк, с двумя топорами и горящими безумием глазами, раз за разом обрушивал на них удары чудовищной силы. Дерево крошилось. Еще минута-другая, и они падут. Горн и его люди едва сдерживали напор, отбиваясь копьями через щели.

Нужно было остановить этого берсерка.

[Груул, Разрушитель. Уровень 22. Статус: Берсерк (иммунитет к боли, повышенный урон, пониженная защита).]

Иммунитет к боли делал его почти неуязвимым для обычных атак. Стрелы отскакивали от его грубой брони или просто не причиняли нужного эффекта.

Что я мог сделать? Прямое физическое воздействие исключено. Я не мог создать перед ним стену. Но я мог попробовать что-то более… тонкое.

Я решил использовать свою самую дорогую и опасную способность. Не [Сноску]. А ее старшего брата — [Абзац].

[Навык: [Абзац] (ур. 1)]

[Тип: Активный, ментальный]

[Описание: Позволяет временно переписать короткий фрагмент «внутреннего сценария» объекта или существа, заменяя его текущую цель или мотивацию на другую. Эффект длится недолго и может быть прерван сильным внешним воздействием. Требует высокой концентрации и большого расхода ВН.]

[Стоимость: от 8 ед. ВН]

Это был мой козырь. И я собирался его разыграть.

Я закрыл глаза, вкладывая почти все свое Влияние в одну-единственную ментальную команду. Я не пытался убить Груула. Я не пытался его остановить. Я решил перенаправить его ярость.

Я нашел в его примитивном, залитом яростью сознании строку: [Текущая цель: Уничтожить Ворота].

И я переписал ее.

[Применить навык: [Абзац] к цели «Груул, Разрушитель». ]

[Новая цель: Уничтожить ближайший источник магии, который оскверняет поле боя.]

[Затрачено 8 ед. ВН. Остаток: 1/9]

Груул, занесший топоры для очередного сокрушительного удара по воротам, внезапно замер. Его безумный взгляд расфокусировался, а затем метнулся в сторону. Он, словно гончая, учуявшая след, развернулся на 90 градусов.

В тридцати метрах от него, в гуще сражения, стоял орочий шаман, который как раз закончил читать заклинание, наложившее на ближайших воинов эффект «Малой регенерации». Слабая, но все же магия.

Груул взревел. Но в его реве слышались уже не боевые ноты, а праведный гнев. Он увидел ВРАГА. Не деревянные ворота, а того, кто, по его внезапному убеждению, был источником всего зла.

С ревом «ЗА ЧИСТОТУ КРОВИ!» берсерк, игнорируя ошеломленных товарищей, ринулся не на ворота, а вглубь своей же армии, напролом несясь к бедному шаману.

Шаман с ужасом увидел, как на него несется обезумевшая двухсоткилограммовая туша его же соратника. Он попытался что-то крикнуть, выставить защитный барьер, но было поздно.

Два топора с чудовищной силой обрушились на него, прерывая его заклинание и его жизнь на полуслове.

На орочьем фланге на несколько секунд воцарился хаос. Воины, лишившиеся магической поддержки, ошарашенно смотрели, как их элитный берсерк кромсает их же шамана. А защитники ворот получили драгоценную передышку.

Я же, сидя на чердаке, вытер пот со лба. Это было опасно. Но это сработало. Я заставил их драться друг с другом. И это было куда эффективнее любых правок рельефа.

Глава 14. Сдвиг парадигмы

Хаос, посеянный безумной атакой Груула, продлился недолго, но его последствия оказались катастрофическими для боевого духа орков. Они видели, как их самый яростный воин убивает их же целителя. Это было не просто потерей двух боевых единиц. Это было чем-то неправильным, противоестественным, словно мир сошел с ума.

Круш'Вар, наблюдавший за этим с холма, взревел так, что, казалось, у него лопнут жилы на шее. Его идеальный штурм превратился в кровавый фарс. Пропавшие арбалетчики, безумный берсерк, вязкое поле, наглое сопротивление… Все шло не так.

Он протрубил сигнал к отступлению. Не к полному отходу, а к перегруппировке. Орки, ругаясь и оттаскивая раненых, неохотно отхлынули от стен деревни, оставляя за собой на неудобном поле десятки тел.

В Тихой Заводи не раздалось победных криков. Защитники были слишком измотаны. Они просто рухнули на землю у частокола, тяжело дыша, пытаясь осознать, что они выжили. Первая волна была отбита.

Староста Борин, с окровавленной повязкой на руке, обошел своих людей. Потери были. Трое убитых, десяток раненых. Но они выстояли. Это было почти чудом.

— Воду раненым! — скомандовал он. — Остальным — не расслабляться! Они вернутся!

Он был прав. Орда не ушла. Они разбили временный лагерь вне досягаемости наших стрел и, судя по всему, собирались ждать рассвета, чтобы начать новый, уже более осмысленный штурм.

А я сидел на своем чердаке, чувствуя себя абсолютно выжатым. Одна единица Влияния. Я снова был на мели. Но у меня было несколько часов до рассвета. Время, чтобы восстановиться и подготовиться.

Я начал писать. Я описывал все: ярость берсерка, смятение орков, ужас шамана, облегчение защитников. Я был не просто летописцем, я был психологом, каталогизирующим каждую эмоцию, каждое решение.

[Зафиксирован ключевой сюжетный поворот: «Братоубийство в стане врага». ]

[Получен бонус за создание комплексного нарративного парадокса!]

[+12 ед. ВН]

[Зафиксировано событие: «Отступление первой волны». ]

[+3 ед. ВН]

[Влияние на Нарратив (ВН): 16/16]

[ВНИМАНИЕ! Достигнут максимальный порог Влияния для вашего уровня. Получен опыт.]

[Ваш уровень повышен!]

[Класс: Архивариус Забытых Страниц (ур. 5)]

[Интеллект +1, Мудрость +1]

[Максимальный запас ВН увеличен до 20.]

[Достоверность повышена до 25%.]

[Получен новый навык: [Сноска] (Улучшение)] *

Я с жадностью впился глазами в уведомление. Уровень! Наконец-то! И новый навык… вернее, улучшение старого.

[Навык: [Сноска] (ур. 1)] *

[Тип: Активный, ментальный]

[Описание: Улучшенная версия [Сноски]. Теперь вы можете добавлять к объекту или существу сноску с одним простым условием (если… то…). Эффект сноски активируется только при выполнении заданного условия.]

[Стоимость: 5—8 ед. ВН в зависимости от сложности условия.]

Это… это меняло все. Это был переход от простых утверждений к программированию реальности. Я мог не просто написать, что «веревка ветхая». Я мог написать, что «веревка порвется, если на ней повиснет кто-то тяжелее ста килограмм». Это был инструмент невероятной точности и мощи.

Я посмотрел на орочий лагерь. Они сидели у костров, злые, растерянные. Круш'Вар ходил между ними, пытаясь восстановить порядок и боевой дух. Он явно планировал утреннюю атаку.

Но до утра еще было далеко. А ночь — время теней.

Я посмотрел на Лину. Она сидела у стены, чистила свои ножи. Она была уставшей, но не сломленной. Я подошел к ней.

— Лина, — тихо сказал я. — Мне снова нужна твоя помощь.

Она подняла на меня глаза. В них не было удивления, только готовность.

— Что на этот раз, Элиан?

— Ты можешь пробраться в их лагерь?

Она замерла, оценивая мои слова. Пробраться в лагерь, кишащий сотнями злых орков, — это была самоубийственная миссия. Даже для нее.

— Зачем? — спросила она, ее голос был ровным, без эмоций.

— Мне не нужно, чтобы ты кого-то убивала. Не нужно, чтобы ты что-то крала. Мне нужно, чтобы ты просто кое-что там оставила. В одном конкретном месте.

Я достал из-за пазухи небольшой, туго скрученный свиток. Это был не магический артефакт. Это был кусок пергамента, на котором я час назад каллиграфическим почерком вывел несколько строк из древней, всеми забытой легенды о «Духах оскверненной земли». Чистая выдумка, которую я сам сочинил, но облек в форму древнего текста.

— Оставь это у шатра их вождя. Так, чтобы это выглядело не как подброшенная улика, а как… знамение. Как нечто, что появилось из ниоткуда.

Лина взяла свиток, ее пальцы осторожно коснулись старого пергамента.

— Они убьют меня, если заметят.

— Они тебя не заметят, — уверенно сказал я. И это не было пустым бахвальством.

Я посмотрел на часовых, патрулирующих периметр лагеря. Выбрал двоих, чей маршрут проходил рядом с тем местом, где должна была проскользнуть Лина.

[Применить навык: [Заметка на полях] к цели «Орочий часовой 1». ]

[Заметка: «В животе неприятно урчит. Наверное, съел что-то не то». ]

[Затрачено 2 ед. ВН]

[Применить навык: [Заметка на полях] к цели «Орочий часовой 2». ]

[Заметка: «Ужасно чешется спина под доспехом. Прямо сил нет». ]

[Затрачено 2 ед. ВН]

Этого было достаточно. Один часовой, отвлеченный внутренним дискомфортом, отвернется в нужный момент. Второй будет занят попыткой почесаться, прислонившись к дереву. Это создаст окно в несколько секунд. Для Лины этого было более чем достаточно.

Она посмотрела на меня, потом на свиток. В ее глазах промелькнуло что-то похожее на веру.

— Я сделаю это, — сказала она и, словно тень, растворилась в ночной темноте.

Теперь оставалось только ждать. И готовить мою главную, самую коварную правку. Правку, которая должна была не просто отбить штурм, а сломать саму идею этой войны.

Глава 15. Знамение из ниоткуда

Ночь была моим союзником. Темнота скрывала Лину, а тишина, нарушаемая лишь треском костров и ворчанием орков, позволяла мне сосредоточиться. Я сидел на чердаке, превратившись в единый узел внимания, ментально наблюдая за лагерем врага. Мои «заметки» на часовых сработали безупречно. В нужный момент один отвлекся на живот, другой — на спину, и Лина, словно привидение, проскользнула мимо них.

Она двигалась от тени к тени, ее движения были экономичными и точными. Шатер Круш'Вара был самым большим и охранялся лучше всего, но даже его личные телохранители не смотрели себе под ноги. Лина подползла к задней стенке шатра, осторожно положила свиток на землю у самого входа, присыпав его щепоткой пыли, чтобы он не выглядел слишком новым, и так же бесшумно начала отход. Миссия была выполнена.

Теперь дело было за мной.

Круш'Вар вышел из своего шатра, чтобы в очередной раз обругать нерасторопных подчиненных. Он был зол, унижен и искал, на ком бы сорвать злость. И тут его взгляд упал на свиток, лежащий у его порога.

Он замер. Этого свитка здесь не было минуту назад. Он не был похож на орочьи грубые поделки. Это был тонкий, старый пергамент, исписанный изящными, хотя и незнакомыми символами.

Круш'Вар с подозрением пнул его носком сапога. Потом, поборов брезгливость, поднял. Он не умел читать, как и большинство орков. Он подозвал к себе одного из немногих, кто владел этим искусством — старого, хромого орка по имени Гор'Так, который когда-то был рабом в человеческом городе и выполнял в орде роль толмача и хранителя трофейных карт.

— Что это? — прорычал Круш'Вар, тыча свитком ему в лицо.

Гор'Так взял пергамент, его глаза расширились от удивления. Он поднес его ближе к огню и начал медленно, с трудом разбирая символы, читать вслух:

— «…И сказано в древних преданиях: берегитесь земли, что пьет кровь своих же. Ибо когда орк поднимет топор на орка, духи земли пробудятся. Они исказят плоть, отравят воду и обратят силу воинов в прах. Первым знаком будет слепота разведчиков. Вторым — безумие сильнейших. Третьим — падение в пустоту. Кто проигнорирует знаки, тот приведет свой народ к гибели, а его имя будет проклято…»

Пока Гор'Так читал, по лагерю пронесся шепот. Слепота разведчиков? Все помнили историю о Гарр'Наше, который вернулся из разведки, чихая и плача, не в силах ничего разглядеть. Безумие сильнейших? Все видели, как Груул зарубил их шамана. Падение в пустоту? Десять арбалетчиков, пропавших без следа.

Все сходилось. Это было не просто совпадение. Это было пророчество.

Круш'Вар вырвал свиток из рук старика. Его лицо было пепельно-серым. Суеверный страх, дремавший в душе каждого орка, начал просыпаться. Он был вождем, который вел свою армию по пути проклятия.

И вот теперь пришло время для моей главной правки. Улучшенной, условной сноски. Я собирался превратить их страх в осязаемую реальность.

Я сосредоточился на главном котле, в котором варилась их вечерняя похлебка.

[Применить навык: [Сноска] к объекту «Общий котел с похлебкой». ] *

[Сноска: «Содержимое котла станет причиной легкого, но крайне неприятного несварения желудка у каждого, кто его съест, ЕСЛИ съевший верит в дурное предзнаменование». ]

[Затрачено 7 ед. ВН. Остаток: 9/16]

Это была идеальная ловушка. Правка не действовала на тех, кто был слишком глуп или скептичен. Она действовала только на тех, кто уже был напуган. Она работала на психологии.

Орки, взбудораженные пророчеством, начали черпать похлебку. Круш'Вар, пытаясь показать, что он не верит в «бабские сказки», первым зачерпнул полную миску и демонстративно съел. Но в глубине души он уже сомневался. И этого было достаточно.

Прошло полчаса.

Сначала один орк, потом другой, потом третий схватились за животы. По лагерю прокатилась волна стонов. Это не была смертельная болезнь. Просто мучительная, унизительная резь в животе, вызывающая тошноту и слабость. К рассвету половина армии Круш'Вара, включая его самого, будет страдать от диареи.

Армия, которая мучается животом, — не та армия, что может пойти на яростный штурм.

Паника начала перерастать в открытый ропот.

— Это проклятая земля!

— Вождь ведет нас на смерть!

— Духи против нас!

Круш'Вар, бледный и потный, пытался кричать на них, но новый приступ боли согнул его пополам. Его авторитет рушился на глазах.

В этот момент из толпы вышел другой орк. Огромный, одноглазый, с многочисленными шрамами. Это был Рагнар, главный соперник Круш'Вара за власть в орде. Он не ел похлебку, с подозрением отнесясь к суете вокруг котла. И теперь он был единственным, кто выглядел сильным и здоровым.

— Круш'Вар привел нас на проклятую землю! — проревел Рагнар, указывая на своего согнувшегося вождя. — Он ослабил нас! Я, Рагнар, не поведу вас против духов! Я поведу вас прочь от этого места! Кто со мной?!

Десятки орков, измученных болью и страхом, взревели в ответ, поднимая оружие.

Система тут же отреагировала, создавая новый, незапланированный Драматургом сюжет.

[Спонтанный Локальный Сюжет: «Раскол в Орде». ]

[Цель Круш'Вара: Сохранить власть.]

[Цель Рагнара: Захватить власть.]

[Награда: Контроль над Багровой Ордой.]

Я улыбнулся. Я не просто отбил штурм. Я заставил их воевать друг с другом за право отступить. Это была победа. Полная и безоговорочная.

Глава 16. Цена победы и новая страница

Рассвет окрасил небо в серые и розовые тона, но в лагере орков царили багровые оттенки. Битва за власть была недолгой, но жестокой. Рагнар, здоровый и яростный, легко одолел ослабленного и деморализованного Круш'Вара. Те немногие, кто остался верен павшему вождю, были либо убиты, либо присягнули на верность новому лидеру.

Жители Тихой Заводи, стоя на стенах, молча наблюдали за этим диким спектаклем. Они не радовались. Они просто смотрели, как угроза пожирает саму себя.

Рагнар не стал медлить. Он проревел команду, и орда, подхватив раненых и не оглядываясь на мертвых, начала отступать. Они уходили не как побежденная армия, а как стая, спасающаяся от проклятого места. Через час на поле перед деревней остались только трупы и тишина.

Они выжили.

Осознание приходило медленно, вместе с утренним солнцем. Люди начали спускаться со стен. Кто-то плакал от облегчения. Кто-то молча обнимал родных. Кто-то просто сидел на земле, глядя в пустоту. Победа была полной, но у нее был привкус пепла и крови. Три могилы у старого вяза стали молчаливым напоминанием о цене.

Староста Борин, опираясь на копье, подошел ко мне. Он долго смотрел на меня, и в его взгляде больше не было недоверия или насмешки. Там было нечто иное: смесь уважения, благоговения и легкого страха.

— Я не знаю, как ты это сделал, Элиан, — тихо сказал он, чтобы слышал только я. — Твои старые карты, твои странные советы… Все это не могло быть простым совпадением. Ты не просто читал хроники. Ты будто… писал свою.

Я ничего не ответил, лишь слегка пожал плечами. Пусть думает, что хочет. Главное, что его мысли больше не были враждебны.

— Деревня у тебя в долгу, — заключил Борин и, хлопнув меня по плечу так, что я едва устоял на ногах, пошел руководить разбором баррикад.

Я стал для них кем-то новым. Не бесполезным архивариусом, а мудрецом, стратегом. Человеком, который видит то, чего не видят другие. Это была новая, непривычная и опасная роль.

Вечером, когда первые волны эйфории схлынули, я сидел в своем архиве. Лина принесла мне тарелку горячей похлебки. Она молча села напротив, и мы некоторое время ели в тишине.

— Они думают, что это чудо, — нарушила она молчание. — Или что ты какой-то пророк.

— А ты? — спросил я.

— А я видела, как чихает орк, — усмехнулась она. — И как его товарищи проваливаются под землю ровно там, где нужно. Я не верю в чудеса, Элиан. Я верю в хорошо расставленные ловушки.

Она встала, чтобы уйти. У двери она обернулась.

— Что бы ты ни делал, будь осторожен. Такие вещи… они не остаются незамеченными.

Ее слова оказались пророческими.

Когда она ушла, я остался один в тишине, нарушаемой лишь треском свечи. Я взял чистое перо и новый лист пергамента, чтобы сделать последнюю запись в хронике этой битвы. Зафиксировать нашу победу.

И в этот момент передо мной снова всплыло системное окно. Но оно было другим. Не холодным, не лазурным. Текст в нем светился багровым, как кровь, а шрифт был не стандартным системным, а изящным, каллиграфическим, словно выведенным рукой невидимого писца. Это было не объявление. Это было личное сообщение.

[Неплохая глава. Ты доказал, что можешь быть не просто читателем.]

[Но помни, Редактор…]

Пауза затянулась на целую вечность, и я почувствовал, как по спине пробегает ледяной холод, которого я не испытывал даже в самые страшные моменты штурма.

[…последнее слово всегда остается за Автором.]

Сообщение погасло.

Я сидел в абсолютной тишине, глядя на пустой пергамент. Победа над ордой вдруг показалась незначительной, детской игрой в песочнице. Я выиграл битву, но лишь привлек к себе внимание истинного врага. Не бездушной Системы, а того, кто за ней стоит. Драматурга. Сценариста. Автора.

И он только что дал понять, что заметил мои правки в его рукописи. И ему это не понравилось.

Я глубоко вздохнул, обмакнул перо в чернильницу. Страх никуда не делся, но к нему примешалось что-то еще. Упрямство. Вызов.

Первая страница новой, куда более страшной книги была открыта. И я был готов вписать в нее свою следующую главу.

Глава 17. Автор вносит правки

Утро после победы пахло дымом, сырой землей и тишиной. Тишина была самой странной. За последние дни мы привыкли к грохоту, крикам и постоянному напряжению, а теперь звуки вернулись к своему обычному, мирному ладу: скрип тележных колес, далекие удары молотка, плач ребенка. Но эта мирная симфония была фальшивой. Под ней, словно неслышимый гул, лежало знание о трех свежих могилах у старого вяза и о том, что мир больше никогда не будет прежним.

Я стоял на пороге своего архива, наблюдая, как жизнь пытается вернуться в свое русло. Люди разбирали баррикады, уносили мусор, латали дыры в частоколе. Двигались медленно, словно во сне. В их движениях не было радости победителей, только бесконечная усталость выживших.

Мой новый статус был ощутим и неудобен, как новая, неразношенная обувь. Когда я проходил мимо, разговоры стихали. Люди отводили взгляды, в которых смешивались страх, почтение и любопытство. Я перестал быть Элианом, безобидным чудаком-архивариусом. Я стал Элианом, человеком, который говорит, и мосты рушатся.

— Элиан, — окликнул меня староста Борин. Он подошел, и я заметил, что он намеренно избегает смотреть мне в глаза, сосредоточившись на точке где-то у меня за плечом. — Мы думаем, как лучше восстановить ворота. Горн предлагает ставить дубовые, с железной оковкой. Но ты… ты же знаешь старые тексты. Может, есть какие-то хитрости? Другое дерево? Особая конструкция?

Вопрос был простым, практическим. Но под ним скрывалось иное: «Ты знаешь, как устроен мир на самом деле. Скажи нам, как жить дальше». Я почувствовал, как на плечи ложится неподъемный груз ответственности.

— Дуб — это хорошо, староста, — ровным голосом ответил я. — Дуб и железо. Проверенный способ. Никаких хитростей тут не нужно.

Он кивнул, явно разочарованный моим прозаичным ответом, и пошел отдавать распоряжения. Он ждал от меня чуда, а я мог предложить ему только здравый смысл.

И в этот момент мир снова замер. Перед глазами каждого жителя деревни — я видел это по их застывшим лицам, по внезапно открытым ртам — всплыло системное сообщение. Оно было глобальным, официальным и от него веяло холодом открытого космоса.

[Внимание!]

[Локальный Сюжет для н. п. Тихая Заводь «Осада Отчаянных» завершен с непредвиденным результатом.]

[Анализ… Выявлено вмешательство незарегистрированной нарративной переменной.]

[Статус н. п. Тихая Заводь изменен: с «Декорация» на «Любопытный Эксперимент». ]

[Присвоен новый титул: «Стойкие Выжившие Тихой Заводи». ]

[Эффект титула: +10% к скорости восстановления выносливости. Привлекает внимание различных «Сюжетных Собыствий». ]

Сообщение погасло, и площадь взорвалась гулом голосов.

— Вы видели? Вы видели?!

— «Стойкие выжившие»! Система нас признала!

— И выносливость восстанавливается быстрее! Это награда!

Я слушал их возбужденные крики, и по моей спине стекала холодная капля пота. Они не поняли. Они увидели бантик на коробке, но не заметили, что коробка — это клетка.

«Декорация». Вот чем мы были. Безликим фоном для чужого героизма. Нас можно было сжечь, разрушить и забыть. Но теперь все изменилось. Мы стали «Любопытным Экспериментом». Нас больше не собирались просто уничтожать. С нами собирались играть.

А последняя строка была смертным приговором, замаскированным под благословение. «Привлекает внимание различных «Сюжетных Событий». Автор не просто починил свою сломанную игрушку. Он повесил на нее колокольчик и выставил на витрину, приглашая всех проходящих монстров, злодеев и заблудших героев заглянуть на огонек. Наша тихая заводь превратилась в магнит для неприятностей.

Вечером, когда деревня угомонилась, я нашел Лину. Она сидела на крыше своего дома, глядя на звезды и точила нож. Я без приглашения взобрался к ней.

— Он заметил, — сказал я без предисловий, садясь рядом.

— Система? — она не повернула головы. Движения ее рук остались такими же ровными и выверенными.

— Тот, кто за ней стоит. Тот, кто пишет эти истории. Ему не понравилось, что мы испортили его финал.

Я рассказал ей о своем понимании нового статуса деревни. Не об интерфейсе, не о Влиянии, а о сути. О том, что мы больше не жертвы, приговоренные к смерти, а подопытные крысы в лабиринте, который будет постоянно усложняться.

Лина прекратила точить нож. Она посмотрела на меня. Ее глаза в ночной темноте казались почти черными.

— Значит, это не конец, — констатировала она.

— Это только начало, — подтвердил я. — Раньше наш враг был предсказуем. Орда, которая идет напролом. Теперь нашим врагом будет сам сюжет. Неожиданные проклятия, загадочные незнакомцы, древние чудовища, которые «случайно» проснутся в соседнем болоте. Любая история, которая покажется Автору достаточно драматичной.

Она долго молчала, глядя на звезды.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Если враг — ловушки, значит, мы будем их обезвреживать. Одна за другой. Каков твой следующий ход, Элиан?

Я посмотрел на свой мысленный интерфейс.

[Влияние на Нарратив (ВН): 20/20]

[Доступные способности: [Сноска (ур. 2)] *, [Абзац], [Заметка на полях]]

Я стал сильнее. Мои инструменты стали тоньше. Но враг перестал быть безликой силой. Он обрел волю, интеллект и, судя по всему, скверный характер.

— Мой следующий ход? — переспросил я, глядя в темноту за пределами деревни. — Я должен научиться писать свои собственные главы. Прежде, чем он начнет писать свои.

Отличный старт. История обладает уникальной механикой и интригующим конфликтом. Продолжим, сохраняя тон и избегая банальных путей.

Глава 18. Первый проактивный абзац

Дни после ухода Орды тянулись, как густая патока. Деревня залечивала раны — и на телах, и на стенах, и в душах. Мой новый статус был тяжелым, неудобным плащом. Я стал для них живым артефактом, к которому обращались с любым вопросом, от починки крыши до лечения коровьего несварения. Они ждали от меня мудрости, а я мог предложить лишь обрывки знаний и опасные редакторские правки, о которых они, к счастью, не догадывались.

Я понял, что не могу вечно реагировать на угрозы, которые подкидывает мне Автор. Это игра в обороне, обреченная на провал. Рано или поздно он найдет лазейку, создаст проблему, которую я не смогу решить одной сноской. Как он и обещал в своем сообщении, он придет за последним словом.

Мне нужно было действовать на опережение. Написать свою главу. Не о войне и выживании. О созидании.

Тихая Заводь была бедной деревней. Каменистая, скупая почва давала скудные урожаи. Люди жили впроголодь, и эта бедность была корнем многих проблем: слабости, болезней, отчаяния. Если я хотел сделать их сильнее, мне нужно было начать с фундамента. С земли.

Вечером, когда деревня спала, я вышел в поле за околицей. Лунный свет заливал его, делая комья земли похожими на застывшие волны. Я закрыл глаза, погружаясь в редакторский интерфейс. Двадцать единиц Влияния. Мой самый большой капитал за все время. И я собирался вложить его в самую амбициозную правку.

Я решил использовать свою улучшенную [Сноску].

[Применить навык: [Сноска (ур. 2)] * к объекту «Почва в радиусе мили от Тихой Заводи». ]

Я сформулировал условие тщательно, как ювелир, гранящий алмаз. Не просто дать им манну небесную. Автор тут же извратил бы такой подарок. Дар должен был быть заслуженным.

[Сноска: «Почва станет вдвое плодороднее и устойчивее к засухе, ЕСЛИ в нее будет вложен честный, упорный труд ее владельцев». ]

[Затрачено 10 единиц ВН. Остаток: 10/20.]

Мир не качнулся. Не было ни боли, ни головокружения. Правка была настолько фундаментальной, настолько гармоничной с самой идеей земледелия, что Система приняла ее без сопротивления. Я открыл глаза. Поле выглядело точно так же. Но я чувствовал — его суть изменилась. Я вписал в его «исходный код» новую, добрую главу.

На следующее утро я собрал жителей на площади. Я не говорил о магии. Я говорил как архивариус, нашедший древний альманах.

— В старых записях сказано, что наши предки знали секрет этой земли! — говорил я, стараясь, чтобы мой голос звучал убедительно. — Земля здесь не проклята, она просто спит! Она ждет нашего труда! Если мы вложим в нее все силы этой весной, она отблагодарит нас сторицей!

Мне поверили. Не потому, что мои слова были так уж убедительны. А потому, что они отчаянно хотели верить.

И они начали работать. Работали так, как никогда раньше. Мужчины, женщины, даже дети вышли в поля. Они выкорчевывали камни, рыхлили землю, удобряли ее. Их вера и мой скрытый эдикт вступили в симбиоз.

Первые результаты появились через неделю. Семена, брошенные в землю, проросли с невероятной скоростью. Ростки были крепкими, сочными, ярко-зелеными. Старый фермер Микель, который всю жизнь боролся с этой землей, стоял посреди своего поля и плакал, глядя на всходы.

Деревня преобразилась. Вместо уныния в глазах людей появилась надежда. Они работали от зари до зари, и чем больше они работали, тем щедрее отвечала им земля, в точности исполняя условие моей сноски.

Я наблюдал за этим, и впервые за долгое время чувствовал не тревогу, а гордость. Я написал свою главу. Главу о возрождении. И Автор молчал. Возможно, я нашел лазейку? Возможно, созидательные правки, основанные на труде и воле людей, были ему не по зубам?

Эта наивная мысль грела меня до того самого дня, когда Лина принесла мне первый созревший плод с этой земли. Огромную, идеальной формы, кроваво-красную редиску.

— Посмотри, — сказала она с непривычной для нее улыбкой. — Она идеальна. Наверное, и на вкус как нектар.

Я взял редиску в руки. Она была тяжелой, налитой соком. Но когда я посмотрел на нее через свой редакторский интерфейс, моя кровь застыла в жилах. Рядом с моей синей, благородной сноской о плодородии, на описании почвы горела новая, алая пометка. Звездочка, выведенная каллиграфическим, издевательским почерком.

Это была сноска Автора.

Глава 19. Мелкий шрифт

Я смотрел на эту алую звездочку, и мир вокруг сузился до одной точки. Она пульсировала, как капля крови на пергаменте, насмехаясь над моей наивной попыткой написать добрую историю. Я мысленно «нажал» на нее. Текст, появившийся перед моими глазами, был написан тем же изящным шрифтом, что и угроза в личном сообщении.

[Сноска Автора: А плоды, взращенные на этой земле, будут многократно усиливать доминирующую эмоцию или черту характера того, кто их съест. Драма должна питаться, не так ли, Редактор?]

Я едва не выронил редиску.

Это было гениально. И чудовищно. Он не отменил мою правку. Он не сломал ее. Он встроил в нее свой собственный, ядовитый код. Он дал людям то, что они хотели — изобилие. Но превратил это изобилие в психологическую мину.

— Элиан? Что с тобой? — голос Лины вывел меня из ступора. Она смотрела на меня с беспокойством.

— Ничего, — выдавил я, пряча редиску за спину. — Просто… задумался. Не ешьте пока ничего с полей. Скажи всем. Скажи, что нужно дать плодам «дозреть». Нужно выиграть время.

Лина нахмурилась, но кивнула. Она привыкла доверять моим странностям. Она ушла, а я остался один на один с ужасающим осознанием. Мой план по спасению деревни превратился в план по ее уничтожению.

И первые признаки уже начали проявляться.

Кузнец Горн, известный своим упрямством, съел несколько молодых побегов лука прямо с грядки. Через час он намертво разругался со старостой Борином из-за конструкции новых ворот, заявив, что сделает по-своему или не сделает вообще. Их спор, обычно заканчивавшийся мирным ворчанием, перерос в настоящую ссору с битьем кулаком по столу.

Две соседки, всегда немного завидовавшие друг другу, съели по горсти сладкого горошка. К вечеру они уже не разговаривали, обмениваясь ядовитыми взглядами из-за частокола. Их мелкая зависть, усиленная «волшебным» урожаем, превратилась в едкую ненависть.

Деревня, только-только сплотившаяся перед лицом внешней угрозы, начала разъедаться изнутри. Люди становились ярче, сильнее в своих проявлениях. Вспыльчивые становились яростными. Скорбные впадали в глубокую меланхолию. Гордые превращались в надменных тиранов. Я смотрел на это и видел руку Автора. Он превратил мою утопию в театр психологических пыток.

Вечером я сидел в своем архиве, окруженный книгами, и чувствовал себя самым невежественным человеком на свете. Я мог менять реальность, но не понимал ее главного закона: любая система стремится к равновесию. Я нарушил его, и Автор, как жестокий модератор, «исправил» мой дисбаланс, добавив в уравнение хаос.

Что делать? Запретить есть? Люди умрут с голоду, глядя на самые богатые поля в их истории. Это была бы ирония, достойная его пера. Попытаться отменить сноску? Я не знал, как это сделать. Мои способности были направлены на созидание, на добавление нового, а не на удаление старого.

Я был в ловушке. Идеальной, изящной ловушке. Я хотел написать главу о процветании, а вместо этого написал пролог к гражданской войне.

И тут в мою дверь постучали. Резко, требовательно. Я открыл. На пороге стоял староста Борин, его лицо было мрачнее тучи. За ним виднелась фигура разъяренного Горна.

— Элиан, — прорычал Борин. — Мы должны поговорить. Твои «древние секреты»… Кажется, у них есть побочные эффекты.

Глава 20. Нарративный диетолог

Напряжение в моем архиве можно было резать ножом. Борин и Горн, два столпа нашей деревни, стояли передо мной, и их взаимная неприязнь, усиленная проклятым урожаем, ощущалась почти физически. Упрямство Горна превратилось в гранитную непреклонность, а властность Борина — в раздраженную тиранию.

— Этот болван, — ткнул пальцем в кузнеца Борин, — отказывается укреплять ворота железом! Говорит, его «авторский дизайн» из цельного дуба лучше!

— А этот старый пень, — не остался в долгу Горн, — ничего не смыслит в ремесле! Он бы все гвоздями забил, как сапожник! Мои ворота будут произведением искусства, а не сараем!

Они были готовы вцепиться друг в друга прямо здесь. Я понял, что у меня есть считанные секунды, чтобы предотвратить катастрофу. Прямое вмешательство, новая сноска, были бы лишь заплаткой. Мне нужно было решение, которое работало бы с уже существующими правилами игры.

— Вы оба правы! — неожиданно громко сказал я. Они оба замолчали, ошарашенно уставившись на меня.

— Как это? — недоверчиво пробасил Горн.

— Борин прав, воротам нужна прочность железа, — сказал я, глядя на старосту. — Но и Горн прав, красота и мастерство не менее важны. Они внушают уважение и страх врагу. Сила и красота… не должны спорить. Они должны дополнять друг друга.

Я говорил, а сам лихорадочно соображал. Если еда усиливает одну черту, значит… нужно дать им другую еду, чтобы усилить другую черту. Создать баланс. Я не мог изменить свойства еды. Но я мог контролировать ее потребление.

Я должен был стать диетологом. Нарративным диетологом.

— Дело не в воротах, — я перешел в наступление. — Дело в урожае. Я не все вам рассказал. В древних книгах сказано, что эта земля не просто плодородна. Она… сильная. И плоды ее сильны. Они как лекарство. В малых дозах лечат, в больших — калечат. Они усиливают то, что в нас и так есть. И хорошее, и плохое.

Я смотрел им в глаза, и видел, как гнев в них сменяется задумчивостью. Они оба были неглупыми людьми, и они чувствовали, что с ними происходит что-то неладное. Мои слова, облеченные в форму древней мудрости, давали этому объяснение.

— И что же нам делать? — спросил Борин, уже не так враждебно. — Уморить себя голодом?

— Нет, — я покачал головой. — Мы будем использовать эту силу с умом. Весь урожай, до последнего зернышка, будет снесен в общий амбар. Никто не будет есть что попало. Я… я изучу древние тексты и составлю для каждого из вас правильный рацион. Чтобы уравновесить силы.

Это было неслыханной дерзостью. Я, по сути, объявлял себя диктатором, контролирующим главный ресурс — еду. Но в их глазах я был единственным, кто понимал, что происходит.

— Горну, чье упрямство — его и сила, и слабость, мы дадим пищу, что усилит его гибкость ума, — я импровизировал на ходу. — А Борину, чья мудрость порой граничит с желанием все решать самому, мы дадим то, что усилит его терпение и умение слушать.

Они молчали, переваривая услышанное. План был диким, но в нем была своя извращенная логика.

— Ты хочешь, чтобы мы все питались по твоей указке? — недоверчиво спросил Горн.

— Я хочу, чтобы мы выжили, — твердо ответил я. — Автор этой драмы — я показал взглядом на небо — хочет, чтобы мы перегрызли друг другу глотки из-за редиски. Я предлагаю ему не давать такого удовольствия.

Последний аргумент сработал. Горн и Борин переглянулись и, к моему удивлению, почти одновременно кивнули.

Так началась самая странная эпоха в истории Тихой Заводи. Я превратил свой архив в лабораторию. Я просил Лину приносить мне образцы всех овощей, ягод и трав. Я «сканировал» их своим интерфейсом, составляя каталог их «нарративных свойств».

[Картофель «Бычий Лоб»] — Усиливает: Упорство +3, Несговорчивость +2.

[Морковь «Девичья Коса»] — Усиливает: Проницательность +2, Тревожность +1.

[Капуста «Каменное Сердце»] — Усиилвает: Стойкость +4, Безразличие +3.

Я создал огромную таблицу. Я проводил часы, разговаривая с жителями, изучая их характеры, чтобы составить для каждого индивидуальную «диету». Робкому я прописывал морковь, чтобы он видел дальше своего носа. Ленивому — картофель, чтобы доводил дело до конца. Это была титаническая, изматывающая работа. Я стал центральным процессором, регулирующим эмоциональный фон всей деревни.

Автор молчал. Но я чувствовал его внимание. Он наблюдал. Ему было интересно, как я справлюсь с этой задачей. Моя жизнь превратилась в сложнейшую головоломку по микроменеджменту душ. Я выиграл этот раунд, но цена была высока: я лишил людей части их свободы воли, взвалив всю ответственность на себя.

Однажды вечером, когда я, совершенно измотанный, сверял рационы, передо мной всплыло новое, алое сообщение. Оно было коротким.

[Интересный геймплейный цикл. Управление эмоциями. Посмотрим, как долго ты продержишься, Редактор. Повышаю сложность.]

И в тот же миг дозорный на стене протрубил в рог. Не сигнал тревоги. А сигнал, означающий «приближается незнакомец».

Я вышел на улицу. Все жители смотрели в одну сторону. По дороге к Тихой Заводи, освещаемый лучами заходящего солнца, шел одинокий путник. Он был одет в лохмотья, опирался на посох, и выглядел как обычный странствующий монах или пилигрим. Но Система услужливо повесила над ним ярлык, который видел только я.

[Имя: Брат Корнелиус.]

[Класс: Сюжетный Персонаж.]

[Цель:???]

Новый ход Автора прибыл. И я понятия не имел, какую именно драму он нес с собой.

Глава 21. Странствующий Вопрос

Одинокий путник приближался к воротам, и его фигура, вырисовывавшаяся на фоне заката, казалась до странного умиротворяющей. Он не нес оружия, лишь посох, на который тяжело опирался. Его одежда была простой до нищеты, а лицо, когда он подошел ближе, оказалось испещрено морщинами, но глаза… глаза были ясными и спокойными. В них не было ни страха, ни агрессии. Только безграничная, вселенская усталость.

Староста Борин, следуя протоколу, вышел ему навстречу в сопровождении Лины и еще пары ополченцев. Я встал чуть позади, оставаясь в тени ворот. Мой взгляд был прикован не к лицу старика, а к невидимому тексту над его головой.

[Имя: Брат Корнелиус.]

[Класс: Сюжетный Персонаж.]

[Уровень: 5]

[Характеристики: Сила 5, Ловкость 6, Выносливость 12, Интеллект 14, Мудрость 18]

[Ключевые параметры: ]

[Особый статус: [Протагонист Собственной Истории]]

[Пассивный навык: [Иммунитет к нарративному воздействию окружения]]

[Цель:???]

Я похолодел. Две последние строчки были приговором. «Иммунитет к нарративному воздействию окружения» — это означало, что моя проклятая еда на него не подействует. Он был вне моей системы контроля. А «Протагонист Собственной Истории»… это было еще хуже. Он не просто NPC, не просто статист, которого ввели в мою главу. Он был героем своего собственного, отдельного романа. И наши сюжетные линии только что пересеклись. Автор не просто добавил нового персонажа. Он столкнул два повествования лбами.

— Мир вашему дому, — произнес старик. Его голос был тихим, но удивительно чистым, без старческого дребезжания. — Я брат Корнелиус, смиренный слуга света. Я шел из Южных земель и услышал историю о маленькой деревне, что в одиночку дала отпор целой орде. Я пришел, чтобы своими глазами увидеть это чудо и вознести хвалу вашей стойкости.

Его слова были как бальзам на души измученных людей. Борин, на которого действовала диета «терпения и радушия», заметно смягчился.

— Добро пожаловать в Тихую Заводь, святой отец. Мы не герои, лишь выжившие. Вы, должно быть, устали с дороги. Прошу, разделите с нами скромный ужин.

Женщины уже несли миску с похлебкой из «успокаивающей» чечевицы и «укрепляющей дух» свеклы — стандартный вечерний рацион для всей деревни.

Корнелиус одарил их теплой улыбкой.

— Благодарю вас за доброту, дети мои. Но я следую обету. Моя пища проста и не должна обременять хозяев.

С этими словами он сел на землю у ворот, достал из своей котомки камень-кресало и… кусок обычного, серого камня размером с кулак. На глазах у изумленной толпы он высек искру, развел крошечный костерок, положил в него этот камень и начал что-то тихо напевать, водя над ним руками.

Через десять минут камень раскалился докрасна. Корнелиус щипцами, которые он тоже достал из котомки, вынул его из огня и опустил в котелок с водой. Вода зашипела и забурлила. Затем он достал из другого мешочка щепотку серой пыли и бросил в кипяток. Вода окрасилась в мутно-белесый цвет. Он дал ей остыть и сделал несколько глотков.

— Благословенная пища, — проговорил он с удовлетворением. — Утоляет и голод, и жажду, и не привязывает дух к земному.

Жители смотрели на это представление, разинув рты. Лина с подозрением косилась на старика. Я же понял, что это был его первый ход. Безупречный. Он не просто отказался от нашей еды. Он продемонстрировал альтернативу. Аскетичную, странную, но — самодостаточную. Он показал, что ему не нужно наше проклятое изобилие. Он питается камнями и пылью.

Он был не просто сюжетным персонажем. Он был живым вопросом, адресованным всей деревне: «Зачем вам все это, если можно жить так?»

И я не знал, что на этот вопрос ответить.

Глава 22. Яд в словах

Брат Корнелиус остался в деревне. Ему выделили пустующую лачугу на окраине, и он никого не обременял. Днем он помогал старикам чинить сети, рассказывал детям сказки о святых и мучениках, а по вечерам сидел у своего костерка и «варил» свои камни. Его кротость и смирение обезоруживали. Люди, поначалу относившиеся к нему с настороженностью, начали видеть в нем настоящего святого.

Я наблюдал за ним, и мое беспокойство росло с каждым днем. Он ничего не делал. Не агитировал, не проповедовал. Он просто жил. И само его существование было тихим укором моей системе. Я кормил людей по расписанию, чтобы контролировать их эмоции, а он питался пылью и был спокоен, как горное озеро.

Мой авторитет начал подтачиваться. Неявно, исподволь.

— А зачем нам столько свеклы, Элиан? — спросил меня как-то молодой Сэм. — Брат Корнелиус говорит, что гнев — это тоже дар небес, если направить его на борьбу с собственными грехами. А мы его свеклой глушим.

— Делай, что велено, Сэм, — ответил я резче, чем хотел. — Древние книги не ошибаются.

Но семена сомнения были посеяны. Автор действовал тонко. Он не бросил против меня армию. Он подсунул мне вирус. Идеологический вирус.

Через неделю Корнелиус сделал свой второй ход.

Он не собирал толпу. Люди сами собрались вокруг него вечером, когда он сидел у своего костра. Они пришли с вопросами, с сомнениями.

Он говорил тихо, и его слова были не огнем, а медленным, проникающим ядом.

— Я вижу, что эта земля благословенна урожаем, — начал он. — Но я вижу и то, что вы боитесь этого урожая. Вы едите его, как лекарство, по чужой указке. Скажите, дети мои, разве это свобода?

Толпа молчала.

— Великие силы даровали вам изобилие. Но это не дар, это испытание. Испытание вашей воли. Они смотрят, сможете ли вы устоять перед искушением плодов, что меняют вашу суть. Сможете ли вы владеть своими страстями, а не глушить их морковью или капустой. Истинная сила не в балансе, который вам навязывают извне. Истинная сила — внутри. В духе, что способен укротить плоть.

Это был прямой удар по мне, но нанесенный с такой иезуитской точностью, что я не мог возразить. Он не назвал меня тираном. Он назвал моих людей слабыми, а себя — тем, кто может даровать им силу.

— Но как же нам быть, отец? — выкрикнул кто-то из толпы. — Эта еда… она отравлена! Она делает нас чудовищами!

Корнелиус медленно поднялся. Его глаза обвели каждого.

— Любой яд можно обратить в лекарство, если есть противоядие. А любое проклятие можно снять, если есть истинная вера. Я могу научить вас ритуалу Очищения. Простому, но могущественному. Он не изменит плоды. Он изменит вас. Он очистит ваши души и тела, и вы сможете есть дары этой земли без страха, ибо проклятие больше не будет иметь над вами власти.

Толпа ахнула. Он предлагал им все и сразу: и богатый урожай, и свободу от моего контроля, и чувство собственного духовного превосходства.

Горн, чье упрямство я с трудом сдерживал диетой из «гибкой» тыквы, выступил вперед.

— Я хочу попробовать, — пробасил он. — Я устал есть по указке! Я хочу быть хозяином своей души!

За ним шагнули еще несколько человек.

Я стоял в тени и видел, как рушится мой хрупкий мир. Я мог запереть их в амбаре, но не мог запереть их умы. Автор загнал меня в угол. Если я запрещу ритуал — я стану тираном в глазах всех. Если я разрешу — и он сработает… я стану не нужен. Моя роль в этой истории закончится.

А я не сомневался, что он «сработает». Автор об этом позаботится.

Глава 23. Осязаемое сомнение

Я не стал ничего запрещать. Это было бы равносильно подписанию собственного приговора. Я молча наблюдал, как на следующий день на центральной площади готовится ритуал. Корнелиус чертил на земле символы своей серой пылью, расставлял чаши с «заряженной» водой и что-то тихо напевал. Атмосфера была торжественной и напряженной. Половина деревни смотрела с надеждой, другая половина — с опаской.

Лина стояла рядом со мной.

— Ты позволишь этому случиться? — тихо спросила она. — Этот старик — лжец. Я чувствую это.

— Ложь, которая выглядит как правда, опаснее всего, — так же тихо ответил я. — Просто смотреть недостаточно. Нужно замечать детали.

Перед началом ритуала я отозвал Лину в сторону.

— Мне нужно, чтобы ты встала вон там, у колодца. И когда все закончится, и Горн съест свой «очищенный» овощ, ты должна будешь очень внимательно посмотреть на его правую руку. И громко сказать то, что увидишь. Поняла?

Она с сомнением посмотрела на меня, но кивнула.

Я потратил ночь не на сон, а на подготовку. Я не мог повлиять на Корнелиуса. Я не мог отменить его ритуал. Но я мог добавить в эту сцену одну маленькую, незаметную деталь. Одну условную сноску. Она стоила мне почти половины запаса Влияния, но ставка была слишком высока.

Я сфокусировался не на ритуале, а на его первом и самом яром адепте — Горне.

[Применить навык: [Сноска (ур. 2)] * к цели «Горн, Кузнец». ]

[Сноска: «На коже появится безвредная, но уродливая пигментация, похожая на плесень, ЕСЛИ он съест нарративно-активную пищу, искренне веря, что он защищен от ее эффекта ритуалом». ]

[Затрачено 8 единиц ВН. Остаток: 12/20.]

Это была коварная ловушка. Я не оспаривал «эффективность» ритуала. Я просто привязывал к этой эффективности побочный эффект. Видимый. Неоспоримый.

Ритуал начался. Горн и еще трое добровольцев встали в центр круга. Корнелиус окропил их водой, окурил дымом от каких-то трав, заставил повторять за ним монотонные фразы. Все это выглядело очень убедительно.

По окончании ритуала Корнелиус протянул Горну большую, сочную морковь из тех, что усиливали проницательность, но и тревожность.

— Ешь, сын мой. Теперь ты чист. Сила этого плода больше не властна над тобой.

Горн с вызовом посмотрел на меня, а потом с хрустом откусил половину моркови. Он дожевал ее, и на его лице расцвела триумфальная улыбка.

— Я… ничего не чувствую! — проревел он. — Никакой тревоги! Только вкус моркови! Он работает! Ритуал работает!

По толпе пронесся восторженный гул. Люди начали подходить к Корнелиусу, прося очистить и их. Мое поражение казалось полным.

И тут раздался спокойный, но громкий голос Лины.

— Горн. Что у тебя с рукой?

Все взгляды метнулись к кузнецу. Он непонимающе посмотрел на свою правую руку, которой держал остатки моркови. И улыбка сползла с его лица.

От запястья до локтя его кожа покрылась сетью некрасивых, темно-зеленых пятен. Они были похожи на плесень, что растет на сыром дереве. Это не было больно. Но это было отвратительно.

— Что… что это? — прошептал он, пытаясь стереть пятна. Но они были частью его кожи.

Толпа замерла. Радость сменилась недоумением, а затем — страхом.

— Это… это знак очищения! — поспешно сказал Корнелиус, хотя в его глазах я на миг уловил растерянность. — Дух земли покидает твое тело, оставляя след! Это благословение!

Но его слова звучали уже не так убедительно. Люди смотрели на уродливые пятна на руке Горна, потом на сияющее лицо Корнелиуса, и в их глазах рождалось то, что было страшнее любого проклятия для пророка.

Сомнение. Осязаемое, как плесень на коже.

Я не победил. Но я и не проиграл. Я лишь перевел партию в затяжной, изматывающий эндшпиль. И теперь на доске стояли два короля: я со своими диетами и он со своим «очищением», которое оставляет на людях уродливые метки. И каждый житель деревни должен был выбрать, чья тирания ему больше по душе.

Глава 24. Фракция Меченых

Площадь замерла. Густая, вязкая тишина сменила восторженный гул. Все смотрели на руку Горна, на уродливые зеленые пятна, расползающиеся по его коже, словно ядовитый лишайник. Кузнец, могучий и несокрушимый, смотрел на свою плоть с таким ужасом, будто в ней завелась чужая, враждебная жизнь.

— Это знак! — повторил Корнелиус, но его голос уже не был таким уверенным. Он пытался вернуть контроль над ситуацией. — Знак того, что ваше тело борется! Оно извергает скверну! Радуйтесь, ибо вы становитесь чисты!

Но люди не радовались. Они пятились. Слово «скверна» слишком живо ассоциировалось с тем, что они увидели.

И тут Горн поднял голову. Его глаза, в которых на миг мелькнул животный страх, снова налились упрямством. Он посмотрел не на Корнелиуса, а на меня. На его лице отразилась вся его суть: он не мог признать поражение, не мог признать, что я был прав. Это было бы для него хуже любой кожной болезни.

— Он прав! — проревел кузнец, поднимая свою «меченую» руку, как знамя. — Я чувствую себя сильным! Я чувствую себя свободным! Эта метка — цена за свободу! Я лучше буду носить знак очищения, чем есть из рук того, кто хочет сделать из нас безвольных овец! Кто со мной?!

Это был отчаянный, но гениальный ход. Он не стал оправдываться. Он превратил уродство в символ, в знак отличия.

Трое других добровольцев, на коже которых тоже начали проступать едва заметные пятнышки, неуверенно переглянулись и встали рядом с ним. Еще несколько человек, самые недовольные моей «диетой», самые независимые и гордые, шагнули вперед и присоединились к ним.

Деревня раскололась. Прямо здесь, на центральной площади. Это произошло не мечами и топорами, а словами и выбором. Образовались две фракции. Те, кто остался стоять на месте, испуганно глядя на меня, — «Рационщики», как их мысленно окрестил я. И те, кто сгруппировался вокруг Горна и Корнелиуса, — «Меченые».

Корнелиус смотрел на это с плохо скрываемым триумфом. Он не получил всю деревню, но получил плацдарм. Он создал оппозицию. Он принес в Тихую Заводь то, чего здесь никогда не было в полной мере, — политику.

Я молчал. Я выиграл тактически, показав побочный эффект. Но стратегически я потерпел сокрушительное поражение. Автор получил то, что хотел. Не просто драму, а долгоиграющий конфликт с двумя противоборствующими лагерями.

В тот же вечер я заперся в архиве и начал писать. Мне нужно было Влияние.