Бесплатный фрагмент - Размышления

Вместо предисловия

2004 год в Москве для меня начинался тяжело — это был период практического уничтожения предприятия, созданного с «нуля» и успешно работающего более десяти лет. Два моих партнера разругались друг с другом на почве дележа прибылей. Когда появляются деньги, особенно большие, у многих нервы не выдерживают, дружба заканчивается. Примирить своих компаньонов, которые так и не сошлись во взглядах на эту тонкую материю, мне не удалось, они даже встречаться не хотели друг с другом, передавая через меня свои пожелания будущего раздела имущества. Мои партнёры бросили меня на съедение кредиторам, «ходокам» из разных социальных слоев: от бандитов, «крышующих» московский бизнес, до сотрудников УБОП, мало отличающихся от первых, от судебных приставов до милиции — от всей этой швали, размножающейся и растущей в числе с каждым годом, как культуры бактерий в чашечке «Петри». Партнёры разбежались и затаились, ожидая, что будет со мной, с фабрикой, зданием…

Денег на предприятии не стало, бухгалтерия с кассой исчезли, менеджеры воспользовались моментом и тоже испарились, прихватив выручку магазинов-клиентов, кредиторы-поставщики стали приходить сами или присылали «полномочных представителей», как правило с погонами. Я начал выкручиваться… Ничего другого мне не оставалось делать, как расчленить, ставшее мне дорогим в прямом смысле слова предприятие. Так сказать, «чем я его породил, тем и…», это было трудной миссией, уничтожать собственными руками работающую фабрику, реализовать накопленное с годами имущество, закрыть офисы и распрощаться с сотрудниками, которых подбирали мы в свой коллектив годами. Я попытался сначала продать весь бизнес целиком, так как продажа одного здания слабо компенсировала труды, затраченные на фирму «АДВА+» за десятилетие. Здание по тому времени по рыночным оценкам стоило не более одного миллиона долларов, который ещё надо было получить. Продать фабрику вместе с оборудованием и «брэндом» я попробовал, потратил на это более семи месяцев, но реальных покупателей было мало и предложенные ими суммы не соответствовали нашим оценкам. Ближе всех подошли к этому высокие представители исламской диаспоры, я даже чуть не поклялся, что сделаю обрезание, если дело сладится, но они так долго канителили, что мне пришлось положить этому конец — компаньоны и кредиторы наседали. Я попал в цейтнот. Наступал новый, и как я понимал, последний этап в моей бесконечной борьбе за выживание в непредсказуемой России. На следующий шаг в бизнесе у меня уже не было ни сил, ни желания, ни времени — шесть десятков лет жизни, с гаком, пролетели. Ощущение было такое, словно мир погружался в темноту, мрак обступал со всех сторон, к тому же Россия, в целом, медленно стала возвращаться в «советское прошлое». С приходом к власти ставленника КГБ исчезли последние иллюзии насчет возможного движения государства по пути нормального европейского развития…

Светлым пятном тех лет оставалась только «моя Грузия», все более приобретающая черты цивилизованного государства. Не до конца разорённая семейством Шеварднадзе, она стала стремительно реформироваться при новом, молодом и энергичном президенте Михаиле Саакашвили. Мои дети, дочь с мужем, почувствовали «ветер перемен», вовремя, из-за обрушения цен, выкупили в Дигоми, пригороде Тбилиси, земельный участок и стали там строить дом. Шутя, я стал их называть латифундистами, а строящийся дом — фазендой. Рядом со строящимся домом, в начале 2004 года, после многих раздумий, мои дети приобрели еще с моей помощью и старый запущенный сад и стали подготавливать часть сада для виноградника. Все как-то стало складываться удачно. Недаром, в начале зимы, в ноябре 2003 года, еще в старом доме в Харпухи (район серных бань в Тбилиси), мы были свидетелями необычайной радуги, перекинувшей свою цветную, ярко розовую арку от Авлабара до монастыря Вознесения, что находится на пригорочке за нашим домом. Это было провозвестником новой жизни — знамение свершилась через месяц, пришла, так называемая, «розовая революция», Грузия стала стремительно уходить от советского застойного прошлого. В Дигоми мой зять, Отар Вепхвадзе, заложил фундамент нового дома (Дигоми — пригород Тбилиси), где и предполагалось разбить виноградник. Работы шли очень споро — корчевка старых деревьев, перекопка, внесение минеральных удобрений, поездки в питомники за виноградными однолетними и двухлетними саженцами — все радовало, все делалось впервые на «своей земле». Мне трудно передать эти ощущения другим — своя земля под ногами создает иллюзию незыблемости мира. Наконец, 18 марта мои дети приступили к высаживанию лоз, закончив все за пару дней. Все было завершено в разумные сроки, оставалось ждать и надеяться, привычное занятие…

Будущий виноградник и новый дом обещали несомненные радости, и московский провал пятнадцатилетних усилий в новом времени, в «рыночной экономике» советского образца, слабо понимаемой мной страны с «суверенной демократией», как-то уходили на второй план. Однако жизнь продолжалась, и я стал размышлять о новом этапе, привязанном к Грузии, к Тбилиси.

Не знаю, почему меня не оставляют до сих пор образы, которые я видел на немногих семейных фотографиях, чудом сохранившихся в советском лихолетье, во всех войнах и революциях ХХ века. Отчего звучат слова или отдельные фразы, которые я слышал от своих родных, оставшихся там, в Беларуси. Они переполняют мое воображение: мои прародители, их дела, частично вымышленные мной, достроенные моей фантазией или теми скудными сведениями, что я получил от тетушки Анны, нашей домашней «сказительницы», или моей мамы. Я натыкаюсь теперь, в дебрях Интернета, на места, которых я раньше не видел или не знал о них ничего. Меня волнуют невероятные совпадения, следы прошлого, которые настойчиво пытались мне сообщить что-то о моих «прапра», как, например, о Севастьяне и Марыле Валаханович, когда я проходил мимо их жилищ. Я, не зная тогда почти ничего о них, два месяца прожил в армейской казарме, расположенной во флигеле, в Станьково (Минская область), где когда-то жила Марыля, кормилица детей графа Эмериха Гуттен-Чапского.

Немного о древнем роде Гуттен-Чапских, осевших на наших землях в ХIV веке. Гуттен-Чапские следовали в своей жизни и деятельности фамильному девизу — «Жизнь — отечеству, честь — никому». Их отечеством стала земля Великого княжества.

«Гуттен-Чапские — древний немецкий род, получивший в XII веке титул графов Священной Римской империи. Со временем Гуттен-Чапские сблизились с польским королевским двором, а позже попали в Беларусь. Здесь они породнились с Радзивиллами. Одним из ярких представителей этого рода был Эмерик Гуттен-Чапский (1828—1896). Он получил образование в Москве, Санкт-Петербурге и Берлине. При дворе русского императора занимал видные должности: губернатора Новгородской губернии и вице-губернатора Санкт-Петербурга, позже возглавил Департамент лесного хозяйства. Находясь в этой должности, разошелся во взглядах с императором. Э. Гуттен-Чапский считал, что нельзя бездумно раздаривать леса и земли придворным, которые не могут с умом распорядиться свалившимся богатством.
Эмерик Гуттен-Чапский вышел в отставку и поселился в своем имении в Станьково, непаделёку от Минска. У него было двое сыновей — Карл и Ежи (Юрий). Карлу отец оставил Станьково, а Ежи — Прилуки.

Карл Чапский был губернатором Минска с 1890 по 1901 
годы. При этом 30-летнем крупном помещике, землевладельце, заводчике и хозяине доходных домов, в городе появилась электростанция, водопровод, конка, телефонная станция общего пользования. Карл Чапский завершил строительство городского театра (ныне Государственный драматический театр имени Янки Купалы), способствовал созданию санитарной службы в городе, общества любителей спорта, женских общественных организаций, воскресных школ и детских яслей, Минской женской гимназии. При нем Городская дума подготовила проект о введении всеобщего обязательного обучения детей. В период его деятельности на посту губернатора в Минске начали издаваться газеты «Минские губернские ведомости» и «Минский листок». В них впервые была опубликована поэма «Тарас на Парнасе».
(отрывок из очерка Оксаны Яновской "http://www.expressnews.by">http://www.expressnews.by)

От того «Отечества» остались одни развалины, «погорелки», как мы в детстве называли разрушенные кварталы городов, среди которых мы жили. Нам ничего не досталось от того времени, от наших предков. После очередной войны исчезли даже «следы прошлого». Моя семья вернулась в Минск на развалины своего родного города. Нам, следующему поколению, наши оставшиеся в живых родители, смогли передать только Честь в их понимании, и я им благодарен за это воспитанное во мне чувство, которое не удалось искоренить советскому режиму.

Город медленно восставал из военного хаоса и разрухи. Беларусь заново строилась. Уцелевшие от всех нашествий постройки графской усадьбы в Станьково в наши дни отреставрировали, привели в порядок, но там живут чужие, а значит безразличные к этому месту люди. Родовые места беларусов за полтораста лет усердно были вытоптаны российской империей, а потом новой советской властью, отутюжены войнами ХХ-го века. Дома, «родовые места», сады и земли наших предков исчезли в новое время, «фабрики рабочим» не достались и были разрушены, а «земля крестьянам» — так и осталась несбывшейся мечтой моих бабушек. Впрочем, советская власть разрешила иметь в деревне Цитва моей бабушке Эмилии, учительнице с гимназическим образованием, две сотки в своем подворье, на которых она научилась выживать. Здесь она высеивала рожь для выпечки ароматного хлеба с тмином, здесь научила нас, мальчишек, жать серпом эту рожь…

Беларусь осталась в далеком прошлом, память о ней покалывает иногда мое сердце, но судьба давно распорядилась мной, и я оказался перенесенным в другой мир. Это была «обетованная земля», Грузия, куда я когда-то «эмигрировал», под воздействием моих детских воспоминаний о солнце, о тепле и абрикосовом саде в Ленинабаде (сегодня Ходжент), где меня спасала от туберкулёза моя мама. Я долго прожил в Грузии и не раз прощался с ней, уезжал из неё и снова возвращался, «как бумеранг». Там осталась часть меня самого, мои дети. Уже есть у них свой дом, строится второй, появилась, наконец, собственная земля, закладывается (в который раз?) «родовое гнездо», где моя дочь Ия с мужем Отаром пытаются возродить уничтоженные двухвековым лихолетьем исторические семейные корни, дописать еще одну страницу в генеалогию рода. Отар и Ия в своих детях передают генетические особенности грузинских и беларуских предков следующему поколению, а там и другие поколения подойдут, и да не прервется род человеческий…

Саду цвесть…

Ученик Платона и Аристотеля, великий философ и, вероятно, первый в истории человечества ботаник, Теофраст (370 — 285 г. д.н.э.) в своем труде «История растений» написал: «…сколько виноградников, столько и сортов винограда». Так что мы учли его наставления и приступили к закладке своего виноградника, взяв те лозы, что были нам доступны, а там — будь, что будет. В конце марта 2004 года в Дигоми, в пригороде Тбилиси, были закончены почти все наши «сельхозработы». 5
24 лозы 12-ти сортов винограда тоненькими робкими прутиками торчали из земли. Названия сортов звучали как персидские стихи и были как музыка — аладастури, тавквери, саперави и усахелаури (красные зндемики). И еще было высажено семьх сортов «белого винограда», тоже старинные, проверенные временем грузинские лозы — чинури, хихви, ркацители, горули мцване и европейский белый мускат. Да, забыл, еще остались от прежних хозяев проверенные временем, тридцать кустов «Изабеллы», попавшей в Европу ещё в ХVII веке из Америки. Укоренятся новые лозы или нет, что из них вырастет, мы не знали, но надеялись на успех, к тому же, помог с консультацией сосед, старый работник Института виноградарства и виноделии АН ГрССР. Я когда-то проработал в этом институте по совместительству пару лет, устанавливал там современную технику — немецкий инфракрасный спектрофотометр, обучал работать на нём сотрудников отдела коньяков.

«Семейный подряд» был завершён к 20 марта, виноградник разбит — это был наш общий подарок к дню памяти моей мамы, родившейся 21 марта 1911 года. К этому времени уже стояли стены нового дома — плод художественного воображения Отара Вепхвадзе приобретал свои особые, неповторимые черты. Родовое гнездо становилось явью, но жизнь в городе налаживалась с большим трудом после гражданской войны. Работы не было, кормить детей становилось трудно и Отар с Ией приняли решение — легкие на подъем, завершив основные работы, они быстро собрались и уехали в Германию, «на заработки». «Железный занавес» исчез, люди не сразу это поняли, но выезжать из Грузии в «свободный мир» уже было можно. Новое хозяйство, — сад, дом и виноградник, — требовали дополнительных вложений. Дом надо было достроить, наладить проживание в нем, приобрести «тысячу мелочей», лучше, чтобы они были ещё и немецкого качества. Земля в Дигоми ждала Отара и Ию, своя собственная земля, основа человеческой жизни, фундамент для родового гнезда, она сулила в будущем спокойствие и устойчивое развитие, давала возможность реализовать давние планы — построить свою мастерскую, приобщить к творческому труду подрастающих детей, Георгия и Эрекле. Семена были брошены в добрую землю, хотелось увидеть и плоды этого общего, семейного дела…

Мы ничего не знали, или почти ничего, об этом удивительном природном даре с таким красивым латинским названием — Vitis Vinifera — «лоза вино родящая». Хотя виноград и Грузия — неразделимые миры, а у Отара в генах должна была проснуться тяга к виноделию от его предков, от деда Павле, бежавшего через перевалы от очередной «советизации-коллективизации», из Имеретии в Боржомское ущелье. Павлу Вепхвадзе так и не удалось разбить свой виноградник в Боржоми, там зимы накрывают снегом все ущелье, от въезда в него до высокой скалы на повороте в Ликани, где он поставил свой дом, напротив «беседки Сталина». Прохлада Боржоми хороша для тех, кто скрывается от летнего зноя, а виноградной лозе нужно много света, солнца и тепла.

Нам долго не хватало чего-то связующего, объединяющего усилия всех членов разрастающегося клана, посвятившего себя искусству в трех поколениях, выпускников Академии Художеств. Керамика, живопись, графика разводили в разные стороны членов фамилии, еще вдобавок, младшего сына Отара и Ии, Эрекле, занесло в консерваторию, в класс гитары. И вот это «что-то», объединяющее всю нашу семью, вдруг появилось, как всегда случайно, что впрочем, нам только кажется. Земля — дом — сад — виноград — виноделие…

Нам открывалась древняя дорога, по которой шли и шли тысячелетиями прародители грузинского сообщества. Мне — беларусу, что я иногда, подвергаю сомнению, оставалось только «примазаться» к моим детям и не мешать им. К слову, в одной ветви нашего клана, мои бабушки, носили фамилию Валаханович, трактуемую мной, как производная от «Влохи», что по-польски означает «итальянцы» (уже ближе к виноградникам). Впрочем, и в древней Валахии, если бы мы на самом деле оказались выходцами оттуда, виноград рос тысячи лет тому назад, а керамическая иконка Святого Влаха, — несомненного покровителя Валахов, Валахановичей и Дубровника (Хорватия), с его виноградниками вокруг, — находится в моей домашней коллекции — жена привезла мне оттуда. Так что у меня появилось свое, может, и предвзятое, отношение к дигомскому саду и винограднику…

Виноградная лоза в Грузии появилась, по-видимому, намного раньше человека. Может быть, «человек разумный», неоантроп, еще только постигающий мир вокруг себя, собиратель его даров, и задержался здесь потому, что вкусил виноградных плодов, или, еще проще, нализался перебродившим соком раздавленных ягод и заснул в жаркий полдень в тени чинары. Керамические, глиняные сосуды, идеальное вместилище для хранения вина, давно известны историкам — археологические раскопки обнажили древний пласт человеческого быта в Грузии, датируемый шестым тысячелетием до нашей эры. Весь этот район «плодородного полумесяца», как его называют, — Закавказье, горы Таурус в Восточной Турции и северная часть хребта Загрос в Западном Иране, дали человеку не только виноградную лозу, вино, но и хлеб, разнообразные сорта злаковых, пшеницу и ячмень, и многое другое. Бог позаботился и о «закуске». А что вино — это божественный напиток, ни у кого не вызывает сомнения. Создав в третий день творения «зелень, траву, сеющую семя и дерево плодовитое…» демиург-мастер увидел, «что это хорошо» и за пару дней закончил всю свою тяжелую работу. А потом «благословил седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел своих» («Ветхий завет», Первая книга Моисея, Бытие, 1, 2, 3). Я думаю, что творец не «всухомятку» освящал «дело рук своих», а лежа на облаке, раздвинул его десницей, бросил луч света на землю, чтобы лучше разглядеть её, поглядел еще раз на дело рук своих, на прекрасные долины и горы, реки и моря, и поднял чашу с вином, так как вопросов по технологии изготовления этого напитка у него быть не могло — все «ноу хау» будущего мира лежали на полках его заоблачной библиотеки. А земля под ним была, и правда, прекрасна, и полна лесов, садов и плодов в них, и винограда, и это была «земля обетованная», прародина картвелов — Картли (Грузия)…

С приходом на землю «человека разумного» началась и новая жизнь виноградной лозы. Человек стал возделывать виноградники, а лоза стала формировать нового человека, заставила его применить свою ловкость и умение, свой разум и память. Это происходило не одно тысячелетие, и косточки окультуренного винограда, отличающиеся по форме от косточек дикорастущей разновидности, датируемые примерно 6000 г. до н. э., были обнаружены в Грузии. Аналогичные находки из других мест датируются периодом с 6000 по 4000 год до нашей эры. Культивация виноградной лозы могла начаться только в эпоху неолита, когда люди стали разводить домашних животных и высаживать злаки в дополнение к охоте и сбору ягод, фруктов и других дикорастущих растений. «Потребность возделывать культурные растения, включая виноградную лозу, послужила мощным толчком к возникновению оседлого общества» (Род Филлипс, История вина, М. Эксмо, 2004). Из древней Колхиды виноград был вывезен и стал известен грекам и финикийцам. Описание виноградников и вина появились в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера. Судя по ним, греки добавляли в виноградное вино ароматы трав и цветы. Когда открывали сосуд с вином, распространялось благоухание роз и фиалок. В честь Диониса — бога вина — греки устраивали празднества, положившие начало развитию танца, поэзии, драмы и комедии. Произведения Эсхила, Софокла, Аристофана написаны для этих празднеств и исполнялись в театре Диониса в Афинах. «Люди Средиземноморья перестали быть варварами, когда научились выращивать оливы и виноград», — писал греческий историк Фукидид в конце V в. до н. э. (Из книги «История вина», Хью Джонсон, Издательство: BBPG).

Праздность, виноград и, главное, вино — этот дар щедрой земли и виноградной лозы на ней произрастающей, и солнца, — породили поэзию, а за ней и всю литературу. Гомер, Гораций, Омар Хайям, Петрарка, Гёте, Байрон, Пушкин, Тютчев — у каждого из них не одно произведение, посвященное винограду и его чудесному соку. Виноградная лоза у многих народов считается символом здоровья и плодородия. В античном мире почитались боги вина и виноделия: Дионис — у греков, Бахус — у римлян, Осирис — у египтян, Оратал — у арабов…

«Древнейшие монеты с изображением виноградной грозди были отчеканены великим жрецом израильтян Анапием, а также Геродом Великим и Симоном. Похожие монеты выпускались и в ряде античных городов Колхиды, Кавии, Ионии и др. Свыше 100 греческих и римских городов чеканили на монетах, если можно так сказать, виноградно-винодельческую символику. На глиняных светильниках VI в. до н. э. обнаружен герб города Томиса (ныне Констанца), на котором изображена гроздь винограда. Позднее она встречается и на чеканившихся там же монетах. Деньги с этой символикой выпускались и при римских императорах Траяне, Коммодузе, Пробусе и др (Из книги «История вина», Хью Джонсон).

Но, вернемся в наш дигомский сад, где только что сменились декорации, и куда пришли новые владельцы. Закладка сада и виноградника были закончены, и побежало время. Прошел год и стали слабенькие росточки виноградной лозы в нашем саду крепнуть, а нам оставалось только не мешать этому удивительному проявлению жизни. Таинственная сила пробилась через снег, вдруг выпавший в январе 2005 года, преодолела февральский холод, хрупкие лозочки устояли при дигомских ветрах и позеленели, как и должно, в мае. Все 500 с небольшим виноградных лоз прижились на новом месте, что было явным чудом, но чудеса только начинались…

Летом 2005 года я, как обычно, прилетел из Москвы в Тбилиси прямым рейсом Аэрофлота, еще не подозревая, что это будет последняя нормальная поездка в Грузию. Личная неприязнь одного президента к другому в скором времени перерастет в откровенную вражду и бесконечные провокации в отношении к новому суверенному государству. Казалось бы, что громадная Россия с ее многомиллионной армией войск разного назначения не должна была двигаться все в том же имперском направлении, не строить из себя «старшего брата», когда все братья разбежались. Но так не получилось. Впрочем, оставалось еще пару лет «передышки».

2005 год был по настоящему радостным для нашего семейного клана, соединившего, как соединяет своими усиками лоза разные ветви, такие далекие друг от друга новые государства-республики Грузию и Беларусь. Несмотря на обычные финансовые затруднения, наше «общее дело» развивалось и предвещало новые «победы на сельскохозяйственном фронте», как писали когда-то советские партийные газеты. Нам столько лет, со школьной скамьи, вдалбливали в головы эти коммунистические штампы, что я до сих пор не могу от них отделаться. В Дигоми, в саду, в винограднике уже можно было увидеть предвестников «больших урожаев». Несколько десятков лоз «Изабеллы», оставшихся «по наследству» от старого владельца участка, радовали глаз полнотой и плотностью гроздей. А юные лозы дали первые ягоды к своему трехлетнему дню рождения, и можно было уже и подержать в рука первую гроздь будущих урожаев (лето 2005 года)! (см. Приложение) Да и с другими «дарами» грузинской земли проблем не возникало — чтобы моя дочь Ия ни посадила весной, все всходило, пышнело и расцветало и наступала лучшая пора года. Отар, тем временем, денно и нощно, камень к камню, плитка к плитке, доводил до совершенства свою давнюю мечту: дом крепость, дом — творческую мастерскую, которые приобрели к лету законченный вид. Стали появляться бесчисленные детали интерьера трудами поисков Отара по свалкам, по старым кварталам Тбилиси, которые потихоньку разбирались или просто рушились от старости. Исчезали обветшалые городские кварталы — Майдан, старый Авлабар, Харпухи, — освобождая место для новостроя. Настало время рассказать немного и об Отаре, главной движущей силе, раскинувшегося на два дома в Тбилиси, семейства.

Отар Вепхвадзе Ия Гигошвили

Отару пришлось восстанавливать древнюю традицию грузинского виноградарства, уже не в Боржоми, где он родился, а в Картли, в Дигоми, предместье Тбилиси. Это было естественным движением его души, тем более, что непременная часть виноделия — глиняные сосуды для хранения, выдержки и употребления вина, керамика, но в более широком приложении, была для Отара профессиональной деятельностью. Он давно окончил Академию Художеств в Тбилиси, поучаствовал во многих выставках и конкурсах, получил престижную награду, серебряную медаль на международном конкурсе керамистов в Валлорисе, где была мастерская керамики Пикассо (западная оконечность города Антиб на Лазурном Берегу Франции), словом, уже сделал карьеру, как художник-керамист. Но его новым увлечением стало создание интерьеров домов и начал он со своего собственного, в Тбилиси, в старом городе, районе серных бань, в Харпухи. Отар не строил свои дома — он их рисовал, а потом, в стиле гениального Параджанова, собирал их, как коллаж, как мозаику, как детали игры-конструктора «Лего», из всего, что отбирала его рука, что подсказывал его художественный вкус и направляло чутье. Он рыскал по старым районам города в поисках утраченного прошлого. Старинная, двухсотлетней давности черепица или двенадцати метровые балки из лиственницы середины ХIХ столетия, вовремя обнаруженные им на развалинах тбилисского царского «Арсенала», древние кованные решетки и изразцы прежних печей — всё легло в стены, в каркас и украсило интерьеры двух его домов.

Бесчисленные детали интерьера старого дома в Харпухи составили домашнюю коллекцию раритетов тбилисского быта ХIХ столетия. Увлекшись металлическими поделками старых цеховых мастеров Майдана и Авлабара, Отар сам стал заниматься ковкой. В доме появились чугунные перила-решетки, необычные оклады зеркал и светильники, кованные столы и кресла…

Обладая универсальными способностями, не останавливаясь на одном виде творчества, Отар легко переходил от традиционной керамики к живописи и создал в 90-е годы цикл живописных полотен в оригинальной манере. Я бы назвал Отара предвестником стиля «фьюжн» в живописи, так как он не смущался использовать самые разную технику и материалы в своих картинах и в дизайне, художественный метод, перенесенный позже им и в архитектуру. Дальнейшие события, в частности, победа на архитектурном конкурсе его проекта в 2008 году — «Дом в Дигоми», показали, что это направление находит понимание, имеет поклонников, свою перспективу в будущем. А живописные работы Отара 90-х годов, как и его керамика, стали украшать различные выставки, музеи и многие частные дома в Европе. Период керамического творчества временно приостановили внешние обстоятельства «смутного времени» в Грузии. В 90-е годы — погасли печи, несколько лет не было электричества в Тбилиси, при Шеварднадзе распались творческие союзы, даже простую глину или шамот нельзя было достать. Вынужденно, появился новый этап творчества, который перешел у Отара в станковую живопись, а позже в дизайн, ему он стал уделять все больше времени и усилий.

Часть полотен Отара, сработанные с конца 80-х до конца 90-х годов, некоторые из этих картин украшают европейские галереи и частные коллекции (см. в приложении к повести стр.).

Строящимся домам, первый из которых уже стоял в Харпухи (район серных бань в Тбилиси), а его стройка затянулась на 10 лет «смуты», нужны были дополнительные средства. Переход в другие «жанры» был предопределен, картины стали продаваться заезжим иностранным коллекционерам. Новый дом в Дигоми и появившийся сад с виноградником требовали труда, денег и раздумий о будущем. Со временем, работы в сфере дизайна стали приносить прибыль, крайне необходимую для дигомской стройки. Тбилиси начал массово застраиваться новыми домами, а семья Вепхвадзе разрасталась…

Сложным образом развивалась творческая карьера моей дочери, успевшей к этому времени показать свои работы на выставках в десятках стран (графика, шелкография, акварели см. в приложении). Часть из этих работ попала в фонды музеев Москвы (Государственный музей искусств народов Востока, Третьяковская галерея), других городов.

Дети старались не отставать от родителей. Мой старший внук Георгий успешно закончил ту же Академию, что и родители, продолжил их наследственную, в третьем поколении, начиная с деда, Рубена Вепхвадзе, традицию многогранного семейного художественного творчества. Не хватало чего-то связующего, объединяющего усилия всех членов разрастающегося клана. Керамика, живопись, графика, ювелирка разводили в разные стороны членов фамилии, еще вдобавок, младшего сына Отара и Ии, Эрекле, занесло в консерваторию, в класс гитары.

Ия в 90-е тоже вдруг решила попробовать себя в новом направлении, в акварели, и другая тема появилась в её творчестве, после её многолетней работы в графике и шелкографии, разработке вариаций на библейские темы… Неожиданно для самой себя Ия еще увлеклась и перегородчатой эмалью и здесь её ожидали новые, непредсказуемые успехи. «Кубок», сработанный ею в духе старых мастеров, совершил вояж в Барселону, получил там приз и, в конце концов, оказался в личной коллекции главы Азербайджана, Гейдара Алиева. Галстук из серебряной кольчуги долго не находил покупателя, слишком сложная, а значит и дорогая была эта работа, но и он нашел своего знатока-клиента. (см. Приложение стр. 54 и 55)

Тем временем, новый дом и мастерская в Дигоми вырастали, пополнялись деталями, незаметно переходили в разряд достопримечательностей района, и невольно начали вызывать зависть у соседей — у них воскрешались в памяти старые замки-крепости их предков в Картли и имеретинские подворья, разрушенные или попавшие при советской «коллективизации» в чужие руки. К лету 2005 года работы, по крайней мере, по фасадам дигомского дома, были завершены. Детали интерьера складывались в гармонию камня и дерева, керамической плитки и железа, а из всех окон дома ранней весной открылся вид на цветущие яблони и груши, черешни и сливы в саду, где только виноградник все ожидал настоящего майского тепла и не спешил открыться нашим взорам своей зеленой роскошью…

Радуга в один из дней осенила новый «Дом Отара», завершив еще один солнечный цикл нашей жизни, который я бы назвал — «от радуги до радуги», от радуги в старом районе города Харпухи, перед «революцией роз», до радуги в предместье Тбилиси над Дигомским виноградником.