Бесплатный фрагмент - Разделенные сном

Глава первая

Гри’ашн

Моё имя означает «отброс». Точнее, это даже не имя, а презрительная кличка, которую дали мне приютившие меня из жалости. Я происхожу, судя по размеру ушей, из Древнего Рода, по какой-то причине исчезнувшего. Остался только я, и никого больше. Вот меня, вместо того чтобы отправить вслед за родными, и «приютили». Лучше бы убили.

Наша раса пришла в этот мир из далёких миров, дабы, как говорят книги, принести свет истины заблудшим. Тогда же населявшие этот мир безухие Низшие попытались восстать, но Высшие легко покорили их. С тех пор прошло много времени, поэтому сейчас Низшие живут в своих городах, работая для процветания Высших. По крайней мере, так говорят книги, хотя на деле большинство Высших никогда не видели ни одного безухого, как и те нас. У них свой мир, у нас — свой, и мы как-то сосуществуем.

Каждый из нас обладает даром магии, а безухие — нет. Хотя мы с ними совместимы, а самки у Низших красивые. Поэтому временами появляются обладающие магией смески. Отношение к ним — так себе, конечно, примерно, как ко мне.

Для обладающих магией, начиная с определённого возраста, существует Академия, где всех учат пользоваться этой магией. Хотя Совет Высших говорит о равных возможностях, это, конечно, не так. Редко кто из смесков, отобранных у родителей, доживает до выпуска. Я, наверное, тоже не выживу, но мне… Я просто никому не нужен… был.

Я очень хорошо помню ночь, в которую ко мне пришли эти сны. Днём меня сильно наказали, отчего я чуть не сошел с ума от боли, поэтому, будучи брошенным на свою подстилку в леернике, хотел только одного — поскорее умереть. Вот тогда-то ко мне во сне впервые пришёл он. Звался он «дядя Саша», подобная конструкция имени мне была, кстати, незнакома, что говорило об иномирном происхождении собеседника.

Сначала это был только голос, потом же я увидел его полностью, узнав, что со мной говорит безухий. Но к тому времени мне уже было всё равно, я просто устал быть отбросом. Именно этот безухий рассказал мне, что я — не отброс, не падаль, а ребёнок… Не знаю, что это значит… И ещё дядя Саша назвал меня Малышом.

— Здравствуй, Малыш, — улыбается он мне.

Мы лежим рядом на чём-то мягком, а над нами — полное звёзд небо, это очень красиво. У нас не бывает такого неба — или тучи, или же десяток тусклых огоньков, и всё, а у него — просто волшебное небо. Я не знаю, где он живёт, но мне пока достаточно и того, что он просто есть.

— Здравствуй, дядя Саша, — отвечаю ему.

Мы как-то понимаем друг друга, хотя он ещё учит меня своему языку. Зачем мне это, я не знаю, но с ним так хорошо, так тепло, что я не возражаю.

— Я расскажу тебе сказку, — говорит мне этот безухий, хотя именно безухим его называть не хочется, потому что уши у него есть, хоть и другие. — В некотором царстве, в некотором государстве…

Сначала мне было совершенно непонятно, что такое «сказка», но дядя Саша объяснил мне. Потом ещё объяснил, что такое «царство». Вот и теперь он рассказывает мне сказку, а потом мы будем её обсуждать, поэтому слушать надо очень внимательно, чтобы ничего не пропустить. Он учит меня слушать, находить другой смысл в словах и не думать, что я никчёмный.

Ещё дядя Саша даёт мне то, чего я никогда не знал в реальности — он меня обнимает, согревает своей душой и помогает. С магией дядя Саша незнаком, но многое умеет и без неё, а с магией я как-нибудь справлюсь и по книгам. Меня в книгах не ограничивают, потому что никому со мной возиться не хочется, а когда я в читальне, то меня не видно. А когда меня не видно, то я не раздражаю никого своим видом, и меня не нужно воспитывать.

Воспитанием эти… Высшие… Они называют этим словом боль. Она может быть обжигающей, жалящей, секущей… У боли множество оттенков, но результат всегда один — для меня выключается свет, и я несколько дней не могу двигаться. Дядя Саша тогда говорит непонятные слова и остро жалеет, что его нет рядом.

Я тоже жалею, что дяди Саши нет рядом. Иногда мне очень хочется оказаться там, где он, но это невозможно. Взамен дядя Саша учит меня прятаться и делать маленькие пакости, от которых Высшие долго отходят, к счастью, они не могут выяснить автора. Поэтому они «воспитывают» меня, а я у них воспитываю рефлекс: помучили меня — и сразу свалилось невезение. Получается пока плохо, но я в самом начале пути.

Дядя Саша учит меня быть сильным, внимательным, осторожным и честным, насколько это возможно. Он говорит, что я должен быть честен перед собой. Это, наверное, правильно.

Днём я пробираюсь сначала в место приготовления корма. Еда-то мне не положена, она только для Высших благородных, а я ем корм там же, где Низшие. И хорошо, что не там, где животные. Не знаю, какая еда у Высших, но меня кормят вполне достаточно, хотя дядя Саша говорит, что однообразно, но сойдёт.

Сегодня мне нужно выполнить задание дяди Саши — почитать книги по общественному устройству. Книги по истории я читал уже, и мы их обсудили. Получается, записанное в истории — ложь по большей части, но правду из неё мы можем вычленить. Точнее, дядя Саша может вычленить и объяснить.

Каменный замок похож на «ракету», так назвал его дядя Саша. Он мне нарисовал даже эту самую «ракету», действительно, похоже. Высокая башня, на самом верху которой находятся покои Высших, а внизу — круглое основание для Низших и таких, как я. Фактически, у меня статус смеска, хотя я таковым и не являюсь. Дядя Саша говорит, что это ненормально, и что здесь есть какая-то тайна. Наверное, рано или поздно я узнаю, почему со мной обращаются именно так, а пока надо выполнять задание.

Прижимаясь к стенам, я прохожу по галерее, тут особенно для меня опасно — Высшие иногда любят гулять по галереям, зачастую в плохом настроении. По сторонам я не смотрю, чтобы не накликать беду. Замковые слуги непохожи на Высших, зато похожи на безухих — они выглядят, как маленькие Низшие, ростом мне по пояс, одетые в кожаные штаны и безрукавку на голое тело. Называются слуги ха’аршами, при этом владеют какой-то особенной магией. А вот какой именно, я пока не знаю. Но именно из-за этого попадаться даже им — плохая мысль.

Закончился серый камень стен, начались гобелены, коридор освещается светом, проникающим сквозь стрельчатые окна. Я поворачиваю направо, чтобы подняться по узкой лесенке — её используют ха’арши, поэтому подниматься приходится на четвереньках, но чего не сделаешь ради собственной безопасности… За лесенкой — коридор, где меня не тронут, даже если и увидят — тут уже территория читальни, где я в безопасности.

В самой читальне нужно подойти к распределяющему шару, чтобы попросить именно то, что нужно, а затем, прихватив кристалл, забиться в самый тёмный угол, чтобы впитать информацию. Если не повезёт — вместо кристалла будет свиток или даже книга, обшитая кожей, происхождение которой я знать не хочу.

Итак, общественное устройство… Какое у нас может быть общественное устройство? Сверху — Высшие, снизу — бесправные Низшие. Первые творят, что хотят, вторые молча терпят. Ладно, я маленький и не понимаю многого, но почему они терпят? Ведь Высшие берут их самок силой, а если попадётся Высший в плохом настроении, то вообще лучше и не думать, что может быть. Почему же они терпят? Надо разобраться. Просто обязательно надо!

Калира

Я — дитя бога. Остроухий снизошёл до моей матери и сделал её своей избранной, только почему-то мама этому не рада, а меня… Кажется, она меня ненавидит за то, что я очень похожа на богов. Когда я подрасту, они возьмут меня к себе в сияющий город, чтобы учить маги. И вот когда меня выучат, я вернусь в этот город, тогда мы и посмотрим, кто здесь «отродье». Ну а пока я должна быть кроткой и послушной, иначе будет больно.

Мы — люди, хотя боги называют нас «Низшими», когда снисходят. Мы живём в своих городах и деревнях, а боги — в сияющем светом лесу. Говорят, там находится их волшебный город. У людей много запретов, установленных богами, за что их и не любят. А я живу в ожидании своей мести, потому что почти каждый день для меня сопряжён с болью. Я обязана носить предупреждающий знак о том, что владею магией. На самом деле тонкий ошейник на моей шее не позволяет мне пользоваться своими силами, пока я не пройду обучение у богов.

Люди богов ненавидят. Раз в сотню лет, они устраивают восстание, которое подавляется богами так, что население уменьшается в четыре раза. Боги убивают всех — и женщин, и детей, хотя самые красивые женщины становятся избранными и выживают, но никогда никому не рассказывают, какой ценой. Их охотно берут замуж, как было и с моей матерью, потому что последнее восстание было десять лет назад. Богов не остановили ни паровые пушки, ни новомодные пулемёты, они просто уничтожили все технологичные вещи вместе с изобретателями, и теперь людям приходится начинать всё сначала.

Ненависть людей к богам выливается и на меня, поэтому я — единственная, кого наказывают за что угодно и перед всем классом. Это очень больно и очень стыдно, поэтому я всё больше ненавижу людей. Всё чаще мне хочется, чтобы они все умерли, но это пока невозможно. Только эта ненависть и помогает мне жить, иначе я бы давно уже постаралась уйти.

Мечтаю о том дне, когда меня заберут в Академию, так называется школа магии. Странно, но боги не наказывают людей за то, как они ко мне относятся, ну, пока я жива, наверное. Проверять это не особенно хочется, хотя каждый день я встречаю со страхом. Я очень не хочу боли, но понимаю, что она всё равно будет.

На завтрак у меня небольшой кусочек хлеба и вода в чашке. Ни масло, ни салат, ни даже каша, которую едят другие, мне не положены, а живу я в маленькой комнатушке на чердаке, где летом очень жарко, а зимой очень холодно, но я почему-то не заболеваю, хотя иногда хочется.

В последний год у меня временами простреливает болью в груди, но жаловаться нельзя — будет только хуже. В лучшем случае изобьют, а в худшем — ещё и благодарить заставят… специальным образом. Не хочу об этом думать, лучше потерплю.

Иногда я думаю: если бы я родилась с нормальными ушами, любила бы меня моя мама, или как сейчас? Мама меня ненавидит, старается задеть словами, а уж подзатыльник или оплеуху я от неё огребаю почти всегда. Когда она в плохом настроении, нельзя попадаться ей на глаза. Я уже научилась угадывать её настроение.

Я быстро съедаю кусочек хлеба, оставлять нельзя, потому что перед выходом в школу меня тщательно обыщут. Не знаю, зачем это делается, но факт есть факт. Может быть, они просто хотят показать свою власть? В любом случае перед выходом мне надо подготовиться к обыску — сходить в туалет и осмотреть самой одежду и бельё, потому что они только и ищут повода, чтобы сделать мне больно.

За что? Ну что я такого сделала? За что со мной так?!

Нет ответа на эти вопросы и не будет никогда. У меня никогда не будет кого-нибудь близкого среди людей, а боги… Я не знаю, может быть, какой-нибудь бог сделает меня своей избранной? И тогда я смогу всем отомстить! И маме, и школьным учителям, и всем тем, кто старается ударить в школе и по дороге к ней.

Вот, наконец, ощупывание везде, называемое «обыск», закончилось, и я могу выйти из дому. Подхватываю сумку, выхожу на улицу. Светит солнце, но на мостовой грязь, значит, нужно пробраться к школе побыстрее, чтобы не забрызгало грязью из-под колёс проезжающей кареты. Если в школе заметят хоть пятнышко — лучше тогда мне умереть самой. Правда, за грязь наказывают не только меня, а всех, при этом выбирая самые болезненные и унизительные методы, чтобы «научить» быть опрятными. После дождя поэтому в школу идти особенно страшно.

Я иду, прижимаясь к стенам домов. На улице никого, к счастью, нет, поэтому, скорее всего, я избегу тычков, обидных прозвищ и избиения. Другие дети могут зажать толпой, затащить в подворотню и сделать там страшное. Не боль страшна, а что-то другое, что я и назвать не могу, но именно этого я боюсь больше всего и, чтобы этого не случилось, готова на всё. Потому что после такого жить просто не смогу.

Мне десять лет, но иногда кажется, что многие сотни… как у богов. Поскорее бы они меня забрали к себе, подальше от этих проклятых людишек. Жаль, что нельзя просто заснуть до того момента. За прогул школы будет даже хуже, чем за грязь. Даже думать об этом не хочу.

Смотреть по сторонам страшно, но нужно. Вокруг каменные и деревянные дома, пролетают кареты, дилижансы, но они не для меня, я — «отродье», самое ненавидимое существо среди людей. Кажется, во мне уже остались только два чувства — страх и ненависть, даже есть уже не хочется, мне просто всё равно.

Почти у самой школы я немного расслабляюсь, и судьба меня тут же наказывает за это. Какая-то карета с коронами на дверцах при виде меня маневрирует, поднимая просто фонтан грязных брызг, окатывающих меня прямо перед школой. Это видят все идущие в школу, а я ещё успеваю заметить широкую улыбку куратора-контролёра, но тут меня захлёстывает страх, в груди разгорается пожар и… Я чувствую какой-то очень сильный холод, поняв, что, кажется, умираю. Свет гаснет, отправляя меня в мир, полный льда и боли.

Глава вторая

Гри’ашн

— Давай поразмышляем, — говорит мне дядя Саша, обнимая за плечи. — Что мы знаем из истории?

— Мы знаем, что она недо… недо… — я опять забыл это слово, но он не ругается и не торопит, позволяя мне вспомнить. — Недостоверна!

— Вся? — коротко интересуется дядя Саша, и вот тут я задумываюсь.

А действительно, вся ли история — враньё? Что мне известно? Мой народ пришёл по звёздной дороге, чтобы принести свет истины неблагодарным Низшим. Враньё? Вроде бы да. Хорошо, звёздную дорогу отставим в сторону, хотя именно это доказывает, что ушастые — не продукт этого мира.

— Получается, нет, — задумчиво отвечаю я, прижимаясь к нему. — Я думаю, что ушастые — как вот те, в чёрных касках, которых ты мне показывал.

— По твоим рассказам, похоже, — кивает дядя Саша. — Но что это значит?

— Значит, Низшие должны восставать, но в Хрониках об этом ни слова, — послушно отвечаю я. — Нужно Хроники с той стороны найти, правильно?

— Правильно, — вздыхает дядя Саша, погладив меня по голове так, как умеет только он. Ведь и гладит меня только дядя Саша. — Только это может быть очень опасно.

Я понимаю, что может быть очень опасно, но интересно же. Хотя, скорее всего, визит в город безухих стоит отложить, потому что нельзя без разведки, так дядя Саша говорит. Вот только разведывать я пока не умею почти, значит — сначала надо учиться. Мне ещё очень многое необходимо узнать, поэтому я впитываю все те знания, которыми он со мной делится.

Во сне мы с ним чаще всего сидим на диване в полутёмной комнате. Ещё в ней стоит странной формы стол и стулья, а больше я ничего не вижу — темно. Дядя Саша меня часто обнимает, давая почувствовать своё тепло, как А’фт, которого у меня никогда не было. От этого меня обуревают незнакомые чувства. Я спрашиваю дядю Сашу о них, и он объясняет мне, как называется то, что я чувствую.

— Поутру посмотри книги, если такие есть, объясняющие строение Высших, — советует мне он. — Во-первых, в случае чего будешь знать, куда бить, а во-вторых, узнаешь, зачем им нужны Низшие и смески.

Это дядя Саша заметил, что в замке больше всего самок. Причём они самые разные — от очень юных, до взрослых, чуть ли не старых. Только вторые больше похожи на умерших. Они хоть и живые, но ведут себя так, как будто их больше ничего не интересует. Кроме того, время от времени слышны крики, доносящиеся из покоев Высших, и вот это слышать мне страшно. Просто жутко слышать эти звуки, кажется, кровь стынет в жилах.

Дядя Саша, когда услышал мой рассказ, сказал что-то непереводимое на своём языке, который называется «русский», но я догадался, что он не одобряет этого. Но и не объясняет… Говорит, подрасту — тогда. Я согласен, потому что выбора у меня всё равно нет.

Утром я опять пробираюсь в читальню и долго ищу книги, о которых говорил дядя Саша. Они есть только в особой секции, мне туда нельзя, но вот кое-что я нахожу. Это наставления юному Высшему, как содержать себя в чистоте и гармонии. Внимательно вчитываясь в текст, обнаруживаю, что до определённого возраста у них не работает половая функция, а вот после ушастому необходимо какое-то «соитие» почаще. Отметив себе необходимость спросить об этом ночью, занимаюсь ежедневными делами — убрать, почистить и ни в коем случае не попадаться на глаза.

Весь день думаю об одном: могут ли Высшие держать Низших и смесков именно для того, чтобы делать с ними это непонятное слово? Мне кажется, что вполне могут, потому что Высшие же совершенно не считают безухих разумными. Почему-то мне становится нехорошо от одной этой мысли. Находясь в своих раздумьях, едва успеваю спрятаться, лишь почуяв ушастых.

— Ка’аль предлагает поиграть, — говорит один из них. — Пусть отбросы, отродья и прочий мусор считают себя избранными, тогда выход во время жертвоприношения будет, по его расчётам, выше.

— То есть старые сказки про всеобщее равенство? — я ясно слышу сомнение в голосе второго. — Я не возражаю, только пару отродий надо отобрать для работы.

— Можно и после ритуала, — хмыкает первый. — Тогда своей воли у них вообще не будет.

— Очень хорошая мысль! — звонким злым смехом реагирует первый.

Жертвоприношение. Я уже знаю, что это такое, но описывать не буду, очень уж это страшно. Зачем-то Высшим понадобилось много энергии, поэтому они принесут в жертву своим богам нас… носящих в себе дар. Надо обязательно посоветоваться с дядей Сашей! В то, что через год меня не станет, не верится, но всё возможно… Нужно что-то делать, но вот что, я не знаю. Поэтому будет о чём поговорить.

Для жертвоприношений существуют специальные дни, кроме того, многое зависит от возраста жертвы, поэтому меня для этого использовать ещё нельзя, а вот через год… Через год будет можно, это я уже выяснил, да и не скрываются здесь такие штуки. Только вот страшно очень временами, просто до жути страшно… И что с этим делать, я не знаю.

Пробираюсь обратно в читальню, нужно найти материалы по жертвоприношениям. Особенно о том, почему страх усиливает выход магии во время этого процесса. Прячусь, конечно, почти стелясь по каменным полам, мимо гобеленов с невнятными картинами так, чтобы не поймали. Прохожу внутрь — и сразу к артефакту, но в голове много посторонних мыслей, поэтому первая книжка, полученная мной, совсем не о том. Это настоящая книга, как у дяди Саши, вот только написанное там странно.

Ритуал Выбора, ритуал Защиты, ритуал Убежища… Три ритуала в одной книге. Я читаю её, запоминая наизусть, но не могу понять, о чём эти самые ритуалы. Ночью спрошу дядю Сашу. Есть у меня подозрение, что Высшие что-то совсем плохое замыслили, хотя хорошего делать они совсем не могут, как те, о которых рассказывал во сне дядя Саша, он называл их «фашисты».

Ритуал Выбора… Он связывает магию, душу и что-то ещё, я не понял, что, одного Высшего с другим. Но, судя по тому, что я читаю, получается, что достаточно иметь магию, а Высшим быть необязательно. При этом что-то говорится о защите, но этого я тоже не понял. А вот ритуал Убежища простой — нужно только проговорить одну фразу, после чего наступят Испытания. Именно так, с большой буквы. Только, что они значат, неизвестно, вряд ли что-то хорошее, потому что написано о малых шансах.

Всё же, что задумали Высшие?

Калира

Свет включается неожиданно. Сначала я не могу пошевелиться от сильной слабости, но потом оглядываюсь по сторонам. Я нахожусь дома, в своей кровати, жёсткой, потому что матрац — как камень. Часы показывают десять минут до подъёма, а я с трудом шевелюсь, как после очень сильного наказания. При этом я совсем ничего не помню. Даже, какой сегодня день.

Нужно найти силы и встать, если я опоздаю в школу, то сильно пожалею. Правда, скорей всего, жалеть я буду недолго, потому что, наверное, умру. Если меня так сильно наказали, что я даже ничего не помню, то почему я не умерла? Мне уже и не верится, что однажды я доживу до Академии, только кажется, что рано или поздно всё-таки умру, и всё.

Наверное, богов я не интересую, раз они позволяют, чтобы со мной так обращались. Меня охватывает страх. Я просто всего боюсь, меня пугает абсолютно что угодно. Не знаю, почему, но мои руки и ноги дрожат, внутри холодно и очень страшно. А ещё есть ощущение, как будто что-то поселилось в груди, как бумажный кулёк. Думать о том, что со мной происходит, я не могу, для меня сегодня страшные все.

Странно, но мама ко мне не подходит, только смотрит с ненавистью, но держится на расстоянии, как будто я её пугаю, или же настолько отвратительна, что даже ударить противно. Наверное… Так даже лучше, не будет больно. Интересно, в школе всем тоже будет противно меня бить? Чувствую робкий росток надежды внутри, он — как цветочек, пробивающийся из-под снега. Я такой видела однажды, когда меня побили старшие девочки, и я лежала в снегу, пытаясь остановить кровь, текущую из носа и разбитых губ.

Быстро проглотив свой кусочек хлеба — всё, что у меня есть до ужина, я, удивившись отсутствию даже ощупывания, выскакиваю из дома. На улице сухо. Этого не может быть, но очень сухо, как будто прошла целая неделя или даже больше. Разве такое возможно? Где же я была всё это время?

С новой силой накатывает страх, перед глазами всё плывёт, поэтому я присаживаюсь на корточки, чтобы перевести дух. Мимо проходят равнодушные люди, им достаточно только взгляда на мои уши, чтобы с брезгливостью отвернуться. Но я же не виновата в том, что родилась такой! Хочется плакать, но нельзя, если заплакать на улице — побьют обязательно, и я опоздаю в школу.

С трудом поднимаюсь на ноги, улица немного качается перед глазами. Идти очень тяжело, но я упорно иду вперёд, нельзя мне опаздывать. Вот уже скоро и школа. Радостные дети всех возрастов идут к кирпичному зданию, означающему для меня боль и унижение. Школа, в которой я — самое ненавистное существо абсолютно для всех. Надо пережить ещё один день…

Вот и улыбающийся куратор, он смотрит на меня с брезгливостью, но я уже привыкла. Тихо поздоровавшись и дождавшись кивка, прохожу в просторный холл. Сегодня другие ведут себя странно — нет ни оскорблений, ни попыток ударить — они все держатся от меня на расстоянии, как будто я очень грязная… Но это же не так? Я машинально осматриваю платье — вдруг не заметила, как испачкалась. Что произошло?

От страха становится трудно дышать, но я упорно дохожу до своего класса, чтобы устало плюхнуться на стул, даже не проверив его. Хоть что-то не меняется никогда — на стуле оказывается ядовитая колючка. Сильной болью прошивает всё тело, перед глазами на мгновение темнеет и отнимаются ноги. Я даже не могу подняться, чтобы выкинуть эту колючку, поэтому её слабый яд продолжает выделяться в место укола, обещая мне долгую жгучую боль. В голове неожиданно проясняется и страх отступает. Мне что, нужна боль, чтобы не бояться? Как странно…

На уроках меня не спрашивают, а я стараюсь не выходить из класса без нужды. Моё терпение оказывается вознаграждено: напрягая слух, я слышу разговор двух учениц, сидящих недалеко от меня. Одна из них интересуется, почему меня оставили в покое, а вторая объясняет…

— Она декаду назад до школы не дошла, мы думали, сдохла, — произносит ученица. — Но тут вдруг с неба опускается шар, в котором боги передвигаются…

— И что случилось? — с любопытством спрашивает её собеседница.

— Всех учителей и директора раздели и наказали перед всей школой за это отродье, — отвечает ученица. — Они так визжали, что пробовать это на себе никто не хочет.

— Жалко… — вздыхает собеседница. — Она так здорово унижалась и лизала сапоги…

— Вступились за своё отродье проклятые боги… — с ненавистью в голосе говорит первая девочка, а я просто не могу поверить.

С неба сошёл бог, чтобы защитить меня и наказать моих обидчиков?! Значит, он мог и маму наказать? Поэтому она так смотрит! Она меня боится! Наконец-то за меня отомстили! Радость смывает страх, а понимание, что учителя отомстят за своё унижение, придёт только потом. Сейчас я радуюсь. Да что там радуюсь… Как описать это чувство? Я ликую — меня впервые в жизни защитили!

Знать, что меня боятся, оказывается очень приятно почти до самого вечера, а потом наступает расплата. Меня вызывают к столу учителя и начинают опрашивать. Постепенно возвращается страх, затем меня просто охватывает паника — на половину вопросов я не знаю ответов. Просто впервые слышу эти вопросы. Паника становится всеобъемлющей.

— Калира, вы не знаете урока, — констатирует учитель, доставая тонкую, покрытую едва видимыми шипами палку — самое жестокое наказание в школе. — Вы знаете, что должны сделать.

Сопротивление бесполезно. Будет только хуже. Поэтому я непослушными пальцами начинаю расстёгивать платье, а класс с жадностью наблюдает за моим обнажением. Сегодня я сорву горло криком, и никто меня не защитит, потому что учитель в своём праве. Волна паники накрывает меня с головой — и дальше я ничего не помню.

Открываю глаза. Я лежу на полу в пустом классе, вокруг никого нет, а всё тело болит так, что хочется просто плакать. Кажется, я уснула, и меня наказали спящую, но я почему-то не проснулась. При попытке пошевелиться становится ещё больнее, но, судя по крови на полу, платье надевать нельзя — оно запачкается, а другого у меня нет. Идти домой так? Страшно. Что же делать, кто подскажет?

С огромным трудом поднимаюсь. Нет, сейчас я никуда не смогу пойти. Ноги почти не двигаются, руки дрожат так, что в глазах темне…

Глава третья

Гри’ашн

Я рассказываю прочитанное дяде Саше. Так как сумел запомнить наизусть, то так и рассказываю, как заучил. Он не прерывает меня, только что-то быстро записывает в лежащем перед ним «блокноте». Если бы не дядя Саша, я бы всех этих слов и не знал, но он мне рассказывает и показывает. Я не спешу, рассказывая, чтобы не упустить чего.

— То есть, получается, запрос к этой вашей магии… — задумчиво говорит он, когда я заканчиваю. — С целью создания ячейки общества, причем ваш возраст роли не играет. Интересно.

— Но для него нужен второй кто-нибудь, — сообщаю я.

— Вторая, насколько я понимаю, — хмыкает дядя Саша. — Вы же двуполые. Хорошо, с этим разобрались, запомнили и пока отложили. Что ты там подслушал?

— Двое Высших говорили об игре, — я цитирую то, что услышал, и мой… моё самое близкое существо становится серьёзным.

— Что это за жертвоприношение, выяснить можно? — спрашивает он.

— Живых сажают на штырь, — объясняю я. — Он сначала раскаляется, а потом становится ледяным, забирая магию и жизнь. Эта магия используется, а жизнь служит подпиткой ритуала. Судя по всему, мне остался год…

— Значит, у нас есть год, чтобы придумать, как тебя спасти, — дядя Саша о чём-то напряжённо думает. — Эх жаль, я не рядом, но будем учиться.

И вот теперь он начинает мне рассказывать о различных способах разрушения и убийства. Как из подручных материалов сделать бомбу, как прятаться, как убежать так, чтобы не нашли. Но я говорю, что нашёл ритуал Убежища, только не знаю, как он работает, потому что кроме одной строчки вызова, о нём ничего нет.

— Пойдёт на крайний случай, — кивает мне дядя Саша. — Что выяснил ещё?

— До определённого возраста, это примерно два моих, они не могут делать «соитие», не знаю, что это, — произношу я в ответ. — А вот потом им надо побольше. Я подумал, а если они держат самок и смесков для этого?

— То есть невзирая на возраст… — задумчиво отвечает мне он. — Имеет право на жизнь.

И тут дядя Саша объясняет мне непонятное слово, поясняя, что у людей самки могут быть без смертельного риска с гораздо более раннего возраста, правда, это разрушит их психику, но мы оба понимаем, что Высшим наплевать на психику Низших. Мне от этих объяснений становится нехорошо, получается, что Высшие не просто пытают, а делают вот это, отчего самки потом становятся как мёртвые.

— Это отвратительно, — говорю я ему. — Просто невозможно, как отвратительно.

— Кто бы спорил, — вздыхает дядя Саша. — Так… Что у нас с историей осталось?

— Могильники… — отвечаю ему я. — Примерно раз в сто лет появляются упоминания о могильниках.

— Что это такое? — интересуется он.

— Места, где много-много мёртвых Низших, как эпидемия, — объясняю я ему. — Их сжигают специальным образом.

— То есть, возможно, раз в сто лет подавляется восстание, — дядя Саша смотрит в потолок, чему-то грустно улыбаясь. — Так, ты завтра разбираешься в доступных тебе химических элементах, а дальше начинаем эксперименты. Учитывая, что совсем не жалко только Высших, они и будут крысками.

Я уже знаю, что такое «крыски». Могу сказать, что меня этот план только радует, потому что мне как раз терять нечего. Если подумать, единственное родное мне существо я вижу в снах, а в реальности у меня ничего нет. Вот бы уйти к нему туда, где он, но, боюсь, это даже со всей магией невозможно. Может быть, когда я умру, то смогу переселиться в сны насовсем? Пусть дядя Саша не сможет быть со мной там постоянно, но я потерплю. Зато не будет боли и страха. Правда, страха во мне уже нет, дядя Саша говорит, это оттого, что у меня появилась хоть какая-то опора в жизни.

Правда, осознавать, что всего через год меня не станет… Нет, не страшно — неприятно. Но мы что-нибудь придумаем, обязательно. Дядя Саша говорит, что безвыходных положений не бывает. Возможно, он прав.

Утро ничем не отличается от других таких же. Я поднимаюсь со своей лежанки, чтобы отправиться привычным путём, но сначала надо сделать зарядку. Мне её показал дядя Саша, конечно же. Сначала разминка, потом упражнения на скорость, на силу. С каждым днём у меня получается всё лучше, но я не останавливаюсь, пока не начинаю купаться в собственном поту. После этого нужно «принять душ», как говорит дядя Саша, в моем случае — облиться из ведра. Хорошо, хоть воду в нём не нужно носить самому. Что-то изобретать, впрочем, очень неумно. Я разок попробовал, только потом узнал, что неделя прошла — так меня наказали.

После зарядки меня ждёт едальня, где можно разжиться кроме каши каким-нибудь корешком, или даже плодом куста. Он очень кислый, но полезный, так дядя Саша говорит, а он лучше знает. Есть, впрочем, надо быстро, и опять — работа по замку, вне замка, где опаснее всего, а потом — библиотека.

Но сегодня распорядок нарушен. Я вижу направляющегося ко мне Высшего, понимая, что сбежать не успею, поэтому приходится опускаться на колени и склонять голову в жесте смирения. Жаль, что я не успел убежать, да и завтрака жалко — после наказания он весь выплеснется наружу, я-то знаю. За что меня собрались подвергать боли, меня не интересует, как и Высшего. Им поводы не нужны.

— Отброс! — обращается он ко мне. — Отныне и до Академии ты освобождён от работы.

Не верю. Добрым Высший быть не может. И действительно, передо мной на каменные плиты падает тело. Едва одетая девочка, сильно похожая на Высших, но учитывая обращение… Не знаю. Тело её в крови, она вроде бы дышит, но такими темпами, вряд ли ей много остаётся.

— Ты будешь заботиться и ухаживать за смеском, — с брезгливостью говорит Высший, добавляя затем: — Я запрещаю тебе рассказывать ей об отбросах и смесках. Пусть думает, что все равны, сколько ей ещё осталось…

Рассмеявшись своим каркающим хриплым голосом, Высший уходит было, но останавливается. Он ещё раз смотрит на меня, и в глазах его такое мрачное обещание, что мне становится холодно. Дрожью буквально прорезает всё тело снизу доверху, даже мочевой пузырь откликается. Смерть может быть очень разной, я это уже знаю…

— С сегодняшнего дня ваша едальня на втором уровне, — произносит он, лишь затем разворачивается и уходит.

Второй уровень — для Высших, но низкородных, там я ни разу не был. Я стою на коленях, пока он не уходит, затем лишь наклоняюсь к незнакомой девочке. Учитывая, что о «покоях» никто ничего не сказал, надо будет ютиться в моей комнате. Ничего, переживём, девочка же…

С большим трудом поднимаю её на руки, осознавая, что если бы не зарядка — вряд ли бы я смог поднять девочку, несмотря даже на то, что она очень худая. Почему смеска принесли в замок, а не дождались времени Академии, я себе представить могу, учитывая её состояние. Это с одной стороны, а вот с другой, учитывая отношение к смескам… Умерла бы и умерла, им-то что? Только, похоже, у Высших какой-то особенный интерес к этой девочке. Интересно, какой?

Калира

С трудом открыв глаза, обнаруживаю, что я совсем не в классе, а в совершенно другом месте. Комната, в которой я лежу, небольшая. В ней всё небольшое — и кровать, и окно, демонстрирующее небо, и сидящий рядом со мной бог. У него длинные уши, значит, он бог или же… такой, как я. Тогда эта комната может быть тюрьмой для таких, как мы, чтобы нас было удобно мучить.

— Привет, — говорит мне похожий на бога мальчик. — Меня зовут Гри’ашн, и тебя поручили моим заботам.

— Привет… — я с трудом выталкиваю из себя слова. Всё тело нестерпимо болит, но я помню, что бывает за слёзы, поэтому держусь. — Я — Калира… А мы в тюрьме?

— Пока ещё нет, — вздыхает Гри’ашн. Он протягивает руку, чтобы легко прикоснуться ко мне. — Мы в замке Высших.

— Боги забрали меня к себе? — в это даже поверить страшно. Сначала защитили, а потом забрали. Это же…

— Они не боги, — он проводит рукой по моим волосам, и от этого становится как-то тепло внутри. Не знаю, как называется то, что он делает. — Они просто Высшие.

— Но мы в городе? — интересуюсь я, боясь поверить в то, что больше не будет ненависти.

— Мы в замке Алькаллар, — отвечает он мне. — Здесь мы проведём время до Академии, а я сейчас буду раздевать и мыть тебя, потому что сама ты не сможешь. Тебя так безухие отделали?

— В школе, — киваю я. — Завалили непонятными вопросами и наказали за недостаточное прилежание. Мне страшно, — признаюсь ему.

— Здесь тебе ничего не угрожает, — Гри’ашн будто бы проглатывает слово «пока», но я отлично понимаю его.

Раздеванию я не противлюсь. На мне и так очень мало одежды, а голой меня вся школа уже видела не раз, так что пусть смотрит, если ему это не противно. Но для Гри’ашна я не противна, в его глазах странное выражение, мне совершенно непонятное, но это не ненависть и не брезгливость.

Он сам раздевается, наверное, чтобы не испачкать одежду, и я застываю. Всё его тело в шрамах, буквально нет ни одного живого места. Тонкие длинные, уродливые толстые шрамы не затрагивают только то, что висит ниже живота, и лицо, а всё стальное… Хочется всхлипнуть, но я давлю в себе эмоции и спрашиваю:

— Это люди… ну, безухие тебя так? — мне действительно интересно, как он вообще выжил.

— Я с рождения живу в замке, — его ответ полностью разрушает мой мир.

Только что я радовалась тому, что меня забрали к себе боги, чтобы научить магии и дать возможность отомстить, и вот перед моими глазами остроухое существо, которое явно мучили намного, намного больше, чем меня. И раз он с рождения живёт в замке, значит, его мучили здесь. А это означает, что и меня будут.

Страх накрывает меня волной, в глазах темнеет, я будто бы засыпаю, чтобы сразу же проснуться от холодной воды, которой он меня поливает. Гри’ашн будто знает, что я чувствую, поэтому бережно придерживает меня. Я чувствую его очень мягкие прикосновения. Но со мной так никто и никогда не обращался!

— А что ты со мной делал, когда прикасался к волосам? — спрашиваю его, стараясь не обращать внимания на жгучий холод ледяной воды.

— Я тебя гладил, — объясняет мне Гри’ашн. — Тебе не понравилось?

— Очень понравилось, — признаюсь я. — Просто у меня это впервые.

— Звери какие… — непонятно говорит мальчик, продолжая смывать с меня кровь. Она уже не течёт, просто коркой схватилась на теле.

Мне совсем не стыдно оттого, что он видит меня всю. Стыда у меня никогда не было, потому что я часто была… без одежды. Дома — чтобы не пачкала, в школе — когда наказывали, поэтому мне и не стыдно. Я разглядываю его, понимая, что мне предстоит то же самое. Видимо, для богов я тоже… Или, может быть, мы чем-то отличаемся от… как он сказал, Высших? И теперь меня будут мучить только, чтобы насладиться моими криками, а потом сделают Избранной, но не для одного, а для всех сразу. От этой мысли хочется выть, но я помню — нельзя издавать громкие звуки. Не знаю, как здесь, но вряд ли иначе.

Вспоминая, как я мечтала попасть к богам, называю себя нехорошими словами, за которые я буду лежать без памяти. Получается, что здесь не лучше, чем среди людей, а как бы не хуже. Мои руки и ноги начинают дрожать, на что Гри’ашн прижимает меня к себе, как будто желая успокоить, защитить… Я видела, так делали родители с другими детьми, но откуда он-то такое знает? Боги же не снисходят до наших школ!

А может быть, я неправильно поняла? Ну, например, Гри’ашн — мой слуга, а я вся такая великая, скоро придут меня забрать, чтобы учить магии? Не верится. Просто не могу в такое поверить. Да и Гри’ашн со мной обращается как-то очень мягко, без злости, а если бы я была госпожой, то совсем иначе было бы, наверное. Страшно. Мне просто очень страшно. Я совсем не верю в доброту… А вдруг Гри’ашн, когда я усну, начнёт бить или что-то ещё более страшное делать?

От страха холодеет внутри и… кажется, я опять уснула. Открываю глаза, и оказывается, что я лежу у него на руках. Так хочется ему поверить, ну, что он не сделает мне ничего страшного…

— Не надо бояться, — Гри’ашн опять делает это. Ну, «гладит».

От его прикосновений куда-то уходит страх, как будто ладонь этого мальчика прогоняет мой ужас, даря слабую надежду на то, что всё будет хорошо. Но разве у меня может быть что-то хорошо? Так хочется верить…

Я расслабляюсь в его руках. Он меня немного покачивает, отчего глаза закрываются сами собой, как будто я засыпаю. А ещё он что-то напевает, и от этого становится как-то очень спокойно. Мне никогда так ещё не было! Никогда-никогда! Может быть, это магия специальная, чтобы я расслабилась, а потом… Не хочу в это верить! Не хочу! Ой… я плачу…

Я зажмуриваюсь и сжимаюсь вся, желая стать маленькой-маленькой, такой, чтобы меня не могли увидеть, но Гри’ашн не бьёт. Он прижимает меня, закрывая собой, я чувствую прикосновение его тела. А вдруг у богов боль — это обычное воспитание? Ну, всех так замучивают, а кто выживает, становится богом? Может ли так быть?

Глава четвёртая

Гри’ашн

Сегодняшний сон — необыкновенный. Дядя Саша встречает меня не в маленькой комнатке, а в большой и светлой. Это называется «кабинет». Некоторое время я рассматриваю помещение. Через окна виден большой город с высокими башнями, между которыми что-то летает. Потом спрошу, что это. Сам кабинет со светло-зелёными стенами, большим столом и множеством стульев. На столе стоит зелёный гриб, но большой, он дает свет и называется «лампа». Дядя Саша недавно получил «большую звёздочку», так он сказал, но что это такое, я не понимаю.

Рассказав ему о Калире, я жду вердикта того, кого давно про себя называю А’фтом, а дядя Саша о чём-то напряжённо думает.

— Значит, говоришь, запуганная? — переспрашивает он, на что я киваю.

— Очень, дядя Саша, — подтверждаю я. — Говорить боится, дважды в обморок упала, плачет очень тихо… Тело у неё, как у меня.

— Значит, бьют… Но просто так такой жестокости не бывает, — задумчиво произносит дядя Саша. — Значит, есть цель. Какая может быть цель?

— Сломать, чтобы делала то, что сказали, и не думала? — отвечаю я вопросом.

— Да, похоже, — кивает он. — То же самое делали и с тобой, помнишь?

— Помню… — вздыхаю я. Как такое забудешь?

Дядя Саша подходит к книжному шкафу и достаёт оттуда какую-то книгу. Книги у него все очень дорогие, аккуратные, написанные одинаковыми буквами. Даже представить сложно, сколько труда вложено в каждую. Он протягивает её мне, благо читать я уже тоже умею.

— Посмотри, — говорит он мне, на что я киваю.

Открыв книгу, начинаю читать, зная, что в таких случаях время длится долго, и спешить никуда не надо, но буквально на второй странице натыкаюсь на описание техники запугивания и подчинения на её основе. Написано так, как будто это «инструкция».

Вспоминаю, как дядя Саша учил меня читать. Вот он тогда намучился, я же всего боялся, чуть что — сжимался в комок. Теперь-то я уже другой, изменил меня дядя Саша за столько-то оборотов… Да.

— В точности, — говорю ему, отдавая книгу.

— Попробуй её отогреть и поддержать, — произносит он. — Вас когда в Академию вашу?

— Через два тур… месяца, — перевожу я на понятные ему единицы.

— Готовься и отогревай её, — советует он мне на прощание.

На этом сон прерывается, я открываю глаза и слышу сдавленный писк на кровати. Сам-то я на полу улёгся, чтобы Калире не мешать, но сейчас резко поднимаюсь, чтобы обнять и успокоить испугавшуюся во сне девочку. Оно и понятно — кошмары у неё, дядя Саша говорил, что такое возможно, поэтому я и не удивляюсь, а просто осторожно бужу девочку. Нам уже всё равно надо вставать.

Оглянувшись, обнаруживаю одежду. Не свою и не её, а новую традиционную одежду Высших. Это очень странно, но вполне укладывается в прочитанное — нами играют. Получается, что всё происходящее — это игра Высших. Когда же они перестанут играть, в лучшем случае всё вернётся к прежнему, а в худшем — будет жертвоприношение. Но вот второй случай означает относительную свободу целый год, а вот это уже можно использовать.

Занялся зарядкой, как всегда, а Калира смотрит на меня большими круглыми глазами. Начав с разминки, как показывал дядя Саша, перехожу к упражнениям на скорость, потом на силу. Однажды я смогу пробить кулаком стену.

— Мне тоже надо это делать? — тихо спрашивает меня девочка.

— Что ты, нет, — улыбаюсь я ей. — Высшие таким не занимаются, меня просто… научили.

— Мне нужно одеться, — сообщает мне Калира, а я протягиваю ей традиционное женское одеяние.

— Нам принесли одежду Высших, — объясняю я ей. — Это платье специальное.

— А… а бельё? — спрашивает она меня.

Этого слова я не знаю, поэтому молчу некоторое время, но потом всё же спрашиваю, что она имеет в виду. Оказывается, безухие под одеяние надевают что-то, пытаясь прикрыть место наказания. Значит, это защищает, то есть бьют их несильно и одетыми. Понятно, почему Калира так реагирует на всё — её-то до крови избили.

— У нас такого нет, — объясняю я. — Ты просто надеваешь платье, чтобы Высшему было удобно его задрать, когда он хочет тебя наказать или… — опять забываю то самое слово, которое я у дяди Саши спрашивал.

Девочка сильно бледнеет и падает в обморок. По крайней мере, очень похоже, так в книге дяди Саши написано было. Ну я и действую, как в книге написано было. Метод действенный, что я фиксирую, когда Калира открывает глаза. Опять чего-то испугалась — вся дрожит.

— Нам нужно спешить, — объясняю я ей. — Опоздаем — еды не будет до вечера.

— Ой… — тихо произносит она и быстро натягивает на себя платье, сразу же приобретающее слегка розовый цвет.

Это означает, что, во-первых, Высшие не поскупились, и платье настоящее, а во-вторых, оно залечивает раны. Это очень хорошо — Калира хотя бы сможет ходить, в чём ранее я был совсем не уверен. Теперь нам нужно попасть на второй уровень Центральной башни. Буду надеяться на то, что Высшие не убьют нас по дороге.

Почти тащу Калиру за собой, привычно проходя вдоль стен, чтобы не привлекать внимания. Девочка следует за мной, повторяя всё то, что делаю я, и молчит. Спасибо тебе, Калира, за молчание. Здесь надо быть очень осторожными, потому что одежда ещё ничего не значит.

До самого подъёмника нам никто не встречается — это очень необычно. Если и в подъёмнике никого не будет, значит, игра совсем уже серьёзная. Надо будет с дядей Сашей обсудить, что это может значить и чего мне ждать. Страшно немного, а Калиру вообще трясёт. Ещё есть ощущение чужого взгляда, что может значить — за нами следят. Зачем?

Заходим в подъёмник. Это плоский полукруг внутри башни, поднимающий туда, куда нужно, потому что лестниц в башне Высших нет. Они магией пользуются, а нам пока нельзя. Хотя можно, конечно, но лучше не надо. Диск возносит нас на второй уровень, мы молчаливы и тихи, но едальня Высших пуста — там нет совершенно никого, чего быть не может.

Нужно будет проверить еду, хотя бы на запах, потому что просто страшно. Магией бы научиться проверять, но кто знает, как эта магия включается? Я усаживаю Калиру за стол, сажусь сам, хоть и страшно поворачиваться спиной ко входу. Перед нами возникают тарелки и столовые приборы.

Через минуту я понимаю, что происходит — нас учат правильно есть. Если схватиться не за ту вилку или ложку, всё тело пронизывает боль. Она настолько сильная, что темнеет в глазах, поэтому я останавливаю Калиру, показывая жестом, что нужно повторять за мной, но самой не пытаться. Она меня, разумеется, ослушивается, когда меня буквально прорезает очередной болью. Вскрикнув, девочка теряет сознание, упав со стула.

Калира

Мне никогда не стать богом, я просто этого не выдержу.

Кажется, я привязываюсь к мальчику. Он такой ласковый, кажется, даже добрый, совсем меня не стесняется и ухаживает. Мне кажется, я становлюсь маленькой-маленькой, когда он так ласково со мной обращается, ведь до сих пор ласку я видела только в школе по отношению к другим детям.

Даже если он это делает, чтобы я расслабилась, пусть. У меня больше нет сил бояться, а если он меня… он со мной… если он сделает страшное, то пусть лучше я умру. Я устала. Голова кружится, но я послушно иду за ним. Гри’ашн идёт очень осторожно, как будто прячется, но это же необычно, если только он не боится. Может же он бояться?

Он заводит меня в колодец и обнимает. Сейчас он будет делать страшное? Почему-то в это не верится. Чувствую, как что-то нас поднимает. Понимание приходит неожиданно — он обнял меня, чтобы я не пугалась! Может ли такое быть? И опять погладил. Но почему Гри’ашн это делает? Ведь я ему никто! Впрочем, я никто даже своей маме…

Столовая выглядит очень празднично, но я вижу, что и Гри’ашн здесь впервые — он двигается неуверенно. Значит, до моего появления он ел в другом месте. Надо будет спросить. На столе десяток столовых приборов, которые я не узнаю. Как правильно ими пользоваться? Что будет, если неправильно? И тут я получаю ответ на свой вопрос.

Остановив меня жестом, мальчик берётся за какую-то вилочку. В следующее мгновение его будто встряхивает, а я вижу глаза Гри’ашна, полные боли. Опять испытания? Ещё несколько раз его так встряхивает, и мне становится страшно. Ему же больно, я вижу, а он не то что не кричит, но даже и звука не проронил! Неужели это можно терпеть? Желая проверить, я берусь за ложку и… больше ничего не помню.

Открываю глаза, обнаружив себя на полу. Гри’ашн очень осторожно пытается привести меня в чувство, с тревогой оглядываясь. Наверное, он не зря так, значит, нужно встать, но я не могу. Руки и ноги очень слабые и не слушаются. Этот факт меня пугает ещё сильнее, я начинаю дрожать, но Гри’ашн с трудом берёт меня на руки, усаживая на необычного вида стул. Тут я только понимаю, что стулья тут какие-то витые и сидеть на них не очень удобно, расслабиться невозможно.

В следующее мгновение происходит что-то совсем невероятное — Гри’ашн зачерпывает непонятное варево, пробует его и протягивает ложку ко мне, будто желая меня покормить. Мои руки висят вдоль тела, я не могу сама их даже поднять. Наверное, поэтому он так? Я не думаю, что Гри’ашн хочет меня отравить, но зачем он так делает? Не понимаю. Я аккуратно слизываю чуть тёрпкую нежную массу с незнакомым вкусом и… Тут Гри’ашн будто бьётся в конвульсиях и падает лицом в тарелку, лёжа без движения. Нас отравили? Он умер? Значит, сейчас умру и я?

Я зажмуриваюсь, дрожа от ужаса, но ничего не происходит, а Гри’ашн через некоторое время поднимает лицо, часто дыша, как маленький зверёк. В его глазах — отражение такого же страха, как и у меня. Если он жив, что это было?

— Н-наказали… — чуть заикнувшись, тихо объясняет он. — Н-нельзя т-так д-делать… — наверное, моё лицо очень уж красноречиво.

— Ты не умрёшь? — очень тихо спрашиваю я.

— Б-бывало и ху-хуже, — говорит он, отчётливо заикаясь.

Тут я понимаю: я обречена. Мне никогда не стать богом, да и вряд ли это — обычное обучение. Я осознаю: отныне в моей жизни будет только боль, страшная боль, и ничего другого. Как же я хочу умереть!

С трудом найдя в себе силы, я, глядя на пожертвовавшего собой ради меня мальчика, начинаю медленно есть. Варево уже не кажется нежным. Оно, будто песок, с трудом протискивается в глотку, а мне опять страшно, отчего попадать в рот ложкой сложно. Я промахиваюсь, попадая то в нос, а то и в глаз. В груди горячо, как будто меня на плиту посадили, было так один раз в детстве. Почему я тогда не умерла?

Закончив, с грехом пополам с едой, я поднимаюсь из-за стола. Стою я, правда, так себе, комната явственно качается, но Гри’ашн поддерживает меня.

— Пойдём, погуляем, — предлагает он мне.

Я вскидываю на него глаза — ведь я даже стою с трудом, какое уж тут «гулять»? Но, видимо, Гри’ашн знает, что говорит, а мне… мне уже всё равно. Боль здесь намного более страшная, чем была, поэтому мне остаётся только покориться. Поэтому я киваю ему, пытаясь сделать шаг.

Почти повиснув на Гри’ашне, я добираюсь до той штуки, что поднимала нас, теперь она опускается. Он буквально на себе вытаскивает меня на улицу, при этом перед моими глазами какое-то марево, отчего я ничего не воспринимаю. Думая, что мы останемся вблизи входа, удивляюсь, когда Гри’ашн утаскивает меня куда-то в сторону, чтобы усадить на низкой скамейке у какой-то воды. Наверное, это озеро.

— Подыши, — предлагает он мне. — Считаешь про себя до трёх — это вдох, потом опять так же — выдох. Давай вместе.

Некоторое время мы старательно дышим. Перед глазами немного проясняется, я вижу вокруг лес, а прямо перед нами — небольшое озеро. Поблизости никого нет, отчего Гри’ашн, внимательно осмотревшись, облегчённо вздыхает.

— Скажи, — решаюсь я спросить, — а такое воспитание болью — нормально? Тот, кто может её испытать и выжить, становится богом?

— Они не боги, — Гри’ашн понимает, что я хотела сказать. — Просто Высшие, в отличие от нас. Мне нельзя говорить о нашем с тобой статусе, — поясняет он.

— Значит… — я задумываюсь, пытаясь понять, что это значит, но Гри’ашн снова разрушает мой мир одной лишь фразой.

— Это игра, — говорит он, и всё становится на свои места. — Игра Высших.

Это игра. Мной играют, и Гри’ашном, наверное, тоже. От осознания этого я задыхаюсь, потому что происходящее значит только то, что впереди много боли. Раз мне не положено нижнее бельё, и Гри’ашн даже не знает, что это такое, то впереди много боли, и наступить она может в любой момент, иначе зачем бы?

— Ты со мной будешь делать страшное? — кажется, мой голос звучит жалобно.

— Я никогда не причиню тебе вреда, — он будто клянётся. — Никогда!

— Я тебе верю, — отвечаю я. А что мне ещё остаётся?

Я не глупая — дура бы не смогла выжить в моей семье и моей школе. Логические выводы делать я умею. Гри’ашн, наверное, такой же, как я. Учитывая его шрамы и то, как он переносит боль, мне предстоит очень многое, от чего я, наверное, сойду с ума. Или умру раньше. В любом случае у меня нет выбора, здесь моя жизнь абсолютно точно закончится. Наконец-то.

Глава пятая

Гри’ашн

— Как ты думаешь, — спрашиваю я дядю Сашу, — если я ей предложу Выбор, она согласится?

— Смотря, как предложишь, — улыбается мне мой самый близкий… человек, они так называются — «человеки». — Так понравилась?

— Она уже готова умереть, — объясняю я. — Не хочу, чтобы она умирала, а так я смогу забрать себе хоть часть боли во время наказания.

— Самопожертвование… — произносит дядя Саша незнакомое слово. — Тоже вариант. Попробуй. Судя по тому, что ты мне рассказываешь, вам надо бежать, вот только куда?

— Не знаю, — вздыхаю я. — Тут бежать некуда, везде найдут, разве что ритуал поможет…

— Выбора или… — начинает он, но я уже вижу, что дядя Саша понял, потому киваю.

— Он простой, только там какие-то Испытания, — объясняю я. — Не знаю, что это такое.

— Проверь, что тебе доступно стало теперь, — советует мне он. — Может быть, лаборатория? Тогда ты можешь сделать подарки.

— У неё стали чаще обмороки… — вспоминаю я. — Это что-то значит?

— Может значить, — кивает дядя Саша. — Я тут с нашими медиками советовался, говорят, может означать развитие сердечной недостаточности, ты вот что…

Он объясняет мне, как обнаружить эту странную недостаточность и что делать, если это всё-таки она. Хотя и дядя Саша, и я понимаем: Калира, скорей всего, оставшееся до Академии время не проживёт, а сама Академия — это темница без шанса на побег. Значит, надо что-то придумать за оставшееся время.

— Ваша магия тебе совсем недоступна? — интересуется у меня дядя Саша, на что я просто качаю головой.

— Если поймают, я могу не пережить, помнишь, ты про шок говорил? — отвечаю ему, припоминая сам.

Это было три или четыре больших оборота назад, меня даже не наказали, а избили Низшие, сломав какие-то кости, отчего я почти умер. Тогда я и увидел, как проходит Жертвоприношение. Точно зная, что меня ждёт, я понимаю, что для меня будет лучше умереть до этого момента. Так вот, если поймают за занятием магией без разрешения — Жертвоприношение будет немедленно. Высшие очень не любят именно такие нарушения. Сдаётся мне, что и всё это море боли, в которое меня погружают — тоже неспроста.

— Хорошо, — кивает дядя Саша. — Пробуй свой Выбор.

На этом сон заканчивается. Я открываю глаза и обнаруживаю, что сплю рядом с Калирой — на одной кровати, хотя и не понимаю, как так вышло. Попытавшись подняться, внезапно обнаруживаю, что сделать этого не могу — девочка вцепилась в меня и не отпускает. Как же расцепиться, чтобы её не побеспокоить?

— Ой… — слышу я. Проснулась всё-таки, надеюсь, истерики не будет. — Прости…

— За что? — я удивляюсь так, что чуть не падаю с кровати.

— Я тебя заставила, — тихо говорит Калира. Она очень красивая со сна, я только сейчас это вижу. Когда в глазах нет ещё этого ужаса, какая же она красивая…

— Ты меня не заставила, — улыбаюсь ей, как могу ласково. Меня дядя Саша научил!

— Ты не сердишься? — девочка будто бы не может поверить. Что же за звери её растили? Хуже Высших.

— Нет, конечно, — глажу её по голове, а Калира наслаждается этим. Решила меня не бояться?

Время для зарядки, а потом начнутся испытания — завтрак, прогулка и библиотека. Вчера нас похвалили за библиотеку, судя по тому, что вечером не было боли. Это хорошая новость. Если Высшие думают, что нахождение в библиотеке правильно, то нужно этим воспользоваться. Сегодня у нас важный день — многое надо успеть.

Я занимаюсь утренними упражнениями, сегодня у меня получается особенно хорошо, отчего настроение становится лучше. Может быть, хотя бы её не будут сегодня мучить. Надежда, конечно, так себе, но хоть на что-то надеяться нужно, так дядя Саша говорит.

— Пойдём? — предлагаю ей после обливания.

Калира в момент переворачивания ведра неожиданно оказывается рядом, поэтому тоже попадает под «душ». Странно, она даже не вздрагивает. Значит, как и я, привыкла к холодной воде. Помню, как я был удивлён, когда дядя Саша сказал, что у них в душе есть тёплая вода. Впрочем, повспоминать можно потом, сейчас у нас завтрак.

Мы идём знакомым маршрутом, я вижу, что девочка чувствует себя увереннее. С одной стороны — это хорошо, а с другой — как бы она Высших не спровоцировала. Они не любят, когда кто-то не боится их, я это точно знаю. Поэтому пытаюсь проскочить побыстрее, но не преуспеваю.

— Маленькая тварь! — слышу я шипящий голос самки Высших.

Платье на Калире немедленно взлетает вверх, полностью её обнажая, и в этот момент я решаюсь на полное безрассудство — определив, где находится Высшая, я прыгаю, чтобы закрыть от неё Калиру.

Ощущения такие, как будто меня проткнули раскалённым шипом насквозь. Боль почти гасит сознание, я, кажется, кричу, но тут боль становится ещё сильнее, и я… ничего не помню. Открываю глаза, ощущая подёргивание всего тела. Меня обнимает Калира, она что-то шепчет и смотрит с таким ужасом, что я чувствую необходимость её обнять. Судя по моим ощущениям, штаны придётся стирать.

— Всё хорошо… — говорю я сиплым голосом.

Значит, действительно кричал, раз горло сорвано. Лежать мне мокро, что говорит мне очень о многом. Скорей всего, крови натекло, потому что болевой импульс был той интенсивности, когда лопается кожа. Но я жив почему-то.

— Не умирай… не умирай… не умирай… — как заведённая шепчет Калира.

— Я… не… умру… — проталкиваю я слова сквозь ставшие непослушными губы. — Надо встать…

— Я помогу! — девочка пытается меня поднять, но я слишком для неё тяжёлый.

С трудом собравшись, встаю на четвереньки. Крови оказывается совсем немного, значит, Высшая передумала, а Калира продолжает на меня как-то очень странно смотреть. Не понимаю её взгляда.

— Я не дойду, — сообщаю ей. — Пойди, покушай…

— Без тебя не пойду, — отвечает она мне, но тут рядом появляется ха’арш, он щёлкает пальцами, и мы вдвоём снова оказываемся в моей комнате. Теперь-то это уже наша комната, конечно. Я просто опускаюсь на пол, не в силах пошевелиться, а Калира… Кажется, она плачет.

На столе обнаруживается простая еда — хлеб и мясо. Ещё, кажется, два или три кислых корешка, значит, о нас позаботились. Но кто? Высшие или ха’арш? Получается, только ха’арш, потому что Высшие бы поставили или кашу в мисках, или свои блюда, которые ещё пойди угадай, как есть.

Надо найти в себе силы встать. По крайней мере, пока одежда не присохла к ранам, надо встать. Одно я понимаю очень хорошо: такое наказание Калиру бы совершенно точно убило. Если это противоречит планам Высших, то их самке остаётся только посочувствовать, но я не буду — она чуть меня не убила, тварь ушастая. Почему она на нас напала, как раз понятно — власть свою хотела показать. Будь они все прокляты!

Калира

Сегодня меня хотели убить. Очень страшно убить, я видела, потому что меня собой закрыл Гри’ашн. Когда моё платье взлетело вверх, я испугалась так, что даже двинуться не могла, а он просто встал передо мной, закрывая от чего-то очень страшного. Я видела, как брызнула кровь, и он упал.

Гри’ашн спас мне жизнь. Я же ему никто, а он заботится и вот… Он же почти умер, но всё равно пытается заботиться. Едва шевелится, но думает о моём голоде. Разве так бывает? Впервые в жизни кто-то принял на себя предназначавшееся мне. И я… я не могу его оставить. Гри’ашн меня поражает просто своим поведением. Он не такой, как все, а какой-то особенный. Очень особенный, как будто сказочный. Я как-то читала сказки в библиотеке, и там был такой — защищавший.

Я теперь понимаю, что согласна и на страшное, если это будет Гри’ашн. Но он обещал, что никогда не сделает мне плохого, и я ему верю. Тот, кто жертвует собой ради меня, не предаст. Я это точно теперь знаю, как и то, что такое наказание нормой не является, меня действительно хотели убить. Значит, он сказал правду: мы — игрушки. Нас могут сломать или выбросить, прав никаких у нас нет, незачем и обманываться.

— Калира… — хрипит сорванным горлом Гри’ашн. Как он кричал! Так отчаянно, мне даже кажется, что его крик до сих пор звенит в моих ушах.

— Что случилось? — я не смогла поднять его, чтобы уложить на кровать, поэтому сажусь рядом на пол.

— Пить… — тихо просит он, и я пою его из глиняной кружки, которую нашла на столе.

Очень осторожно поднимаю его голову, помогая напиться. Сейчас я осознаю, что доверяю ему, ведь он закрыл меня собой от очень страшной смерти. Даже не представляла раньше, что такое возможно. Гри’ашн пытается шевелиться, он что-то хочет сделать.

— Что ты делаешь? — спрашиваю его.

— Нужно одежду снять… — шепчет Гри’ашн. — Чтобы не присохла.

В его словах я слышу опыт, поэтому, кивнув, расстёгиваю рубашку, а потом стаскиваю штаны. Наверное, нужно смутиться оттого, что я раздеваю мальчика, но я не умею. Гри’ашн сейчас такой беззащитный, такой… Я не знаю, как правильно назвать это. Он протягивает ко мне сильно дрожащую руку, я подаюсь вперёд, чтобы ему было удобно, что бы он ни хотел сделать, пусть даже ударить… А он пытается меня погладить! Удивительно, но даже в эту минуту Гри’ашн хочет меня поддержать и успокоить…

Бесшумно появляется маленький человечек, одетый в чёрные кожаные штаны и такую же безрукавку. Он что-то делает, отчего мальчик взмывает в воздух и покрывается какой-то белой пеной. Впрочем, довольно быстро она становится красной и исчезает, оставив на месте ран только уродливые рваные шрамы. Гри’ашн падает на пол.

— Наверное, Высшие приказали ха’аршу меня подлечить, — хриплым голосом говорит он.

— Рано сломалась игрушка, — всхлипываю я, поняв, что он хочет сказать.

— Давай поедим, — предлагает он, с трудом поднимаясь на ноги.

— Давай, — с готовностью соглашаюсь я, решив быть послушной.

Странно, но больше никто не появляется, давая нам возможность спокойно поесть. Гри’ашн показывает мне на корешки, кислые настолько, что глаза на лоб лезут, но он говорит — их надо есть, потому что полезно, а то сил не будет. Тут я понимаю, что без него прожила бы здесь не больше суток. Не убили бы наказанием, убили бы, когда силы бы кончились. Значит, он действительно не причинит мне зла, и у меня есть… Близкий?

— Калира… — говорить Гри’ашну тяжело, я же вижу, но он точно что-то важное хочет сказать. — Есть такой ритуал — Выбора. Он связывает наши души и магию.

— А ещё что он делает? — спрашиваю, хотя я на всё согласна уже.

— Ну, тогда я точно не смогу причинить тебе вреда, — объясняет он. — Потому что почувствую всё то же самое на себе.

— Ой… — я поняла, что он хочет сказать. — Но тогда, если меня накажут, то ты…

— Зато тебе будет меньше больно, — объясняет он, и я… я плачу!

Я никогда-никогда не встречала таких существ! Мне всё равно, кто он — такой же, как я, или же какой-то другой, но я точно знаю — Гри’ашн особенный! Таких разумных не бывает! Откуда он? Как он смог здесь выжить?

— Почему ты хочешь меня спасти? — спрашиваю его сквозь слёзы.

— Потому что ты — хорошая, — отвечает он мне, очень бережно обнимая, как будто не его, а меня чуть не убили только что. — Ты согласишься?

— Я — хорошая? — поражаюсь я его словам. Похоже, у меня действительно появился кто-то, кому не всё равно, кому я не противна, кому я… дорога? Но разве так бывает?

Подумав несколько долгих мгновений, я понимаю, что ни за что на свете не хочу его терять. Если он хочет этот странный ритуал, пусть будет ритуал. Да что угодно, лишь бы он был! Я так боюсь снова остаться одна против всех! И я шепчу ему своё согласие, на что Гри’ашн только кивает, с трудом вставая во весь рост. Он покачивается, но упрямо стоит. Я встаю рядом. На мне одежды тоже нет, потому что я сбросила её, чтобы не запачкать в крови. Кто знает, какое здесь наказание за это предусмотрено…

— Перед магией и силами предков… — хрипло начинает говорить Гри’ашн. Всё-таки полностью его не восстановили, а только так, чтобы всё вокруг кровью не пачкал. — Клянусь оберегать тебя, хранить твою душу, как свою и…

В этот момент ко мне откуда-то приходит уверенность — я понимаю, что нужно говорить. Обняв его, глядя прямо в глаза, я повторяю за ним те же слова, чувствуя всей душой, что так правильно, а вокруг вдруг становится очень светло. С нашими последними словами что-то ярко вспыхивает, да так, что я, кажется… Нет, вроде бы стою. Но ощущаю себя как-то странно — исчез холод, а в груди как будто поселяется какой-то тёплый комок. Это очень странно, но теперь я знаю, что нам нужно одеться и выйти из замка.

— Пошли, — согласно кивает Гри’ашн. Его одежда снова чистая, поэтому он осторожно, стараясь не потревожить спину, натягивает её. Я помогаю ему, а потом сама быстро залезаю в платье.

Медленно, не торопясь, мы выходим из замка и куда-то идём. Я не знаю, куда мы идём, только чувствую, что так правильно. Интересно, что нас заставляет туда идти?

Мы входим в лес, сейчас он почему-то совсем не кажется опасным, только каким-то тёмным. Мы идём туда, куда нас ведёт неизвестная сила или какое-то внутреннее чувство… И вот, наконец, деревья расступаются, являя странную полянку — она идеально круглая, и в центре неё я вижу каменный круг.

— Мы подтверждаем наше желание стать едиными, — хором произносим мы с Гри’ашном. Слова будто сами всплывают в сознании, а вот что происходит потом, я не помню. Мы точно что-то услышали, но вот что, я просто почему-то не помню. Так странно…

Глава шестая

Гри’ашн

Как мы дошли обратно, я не помню. Однако леерника я не нашёл. Моё обиталище вдруг исчезло, что поставило меня в тупик. Калира держится рядом, а я пытаюсь понять, что делать теперь. Наверное, я бы так и остался стоять, но тут появляется ха’арш. Всё-таки, по-моему, есть у них своя воля, не абсолютно они Высшим подчинены.

— Высокородные живут в своих покоях, — говорит мне он.

— Высокородные? — удивляюсь я. — А где они, эти покои?

— Следуйте за мной, — произносит ха’арш. Мне показалось, или он действительно улыбнулся?

— Что происходит? — спрашивает меня Калира.

— Ещё не понял, — честно отвечаю ей. — Кажется, наш статус изменился, или это просто продолжение игры.

— Высокородные провели ритуал, доступный только Высшим, — поясняет вдруг ха’арш. Он идёт вперёд, не оборачиваясь, отчего я не сразу понимаю, что обращается он ко мне. — Но им стоит быть осторожными.

— Значит, ритуал… — тут я вдруг вспоминаю, что говорил дядя Саша. Может ли магия сделать нас Высшими?

— Ваши покои, — показывает ха’арш мне на дверь, украшенную полосами из настоящего железа. — Будьте осторожны, Высокородные.

Что имеет в виду уже исчезнувший магический слуга, я отлично понимаю — нам такого не простят. Получается, что, проведя ритуал, мы подняли свой статус, нарушив тем самым многие планы. Планы Высших. За такое нас по головке не погладят, это точно. Значит, Калира в опасности. Правда, она и до того была в опасности, но сейчас Высшим нельзя действовать напрямую, свои законы они соблюдают, насколько я знаю.

Внутри широкая двуспальная кровать, стол, а на столе я нахожу книгу и кольцо. Что это за кольцо, я знаю — так называемый «разблокиратор», с его помощью можно снять ошейник с Калиры. Усадив девочку на кровать, я беру кольцо со стола.

Однажды я видел, как Высший снимал ошейник. Поднеся кольцо к шее девочки я пытаюсь повторить шипение, слышанное лишь единожды. Чувствую укол боли, но уродливый ограничитель раскрывается, легко падая с её шеи. Калира ошарашенно смотрит на меня, а я понимаю: если это и игра, то какая-то слишком жестокая. Нужно посмотреть книгу.

— Пойдём, посмотрим, что это за книга, — предлагаю я ей.

— Пойдём, — соглашается девочка, обнимая мою руку, кажется, всем телом.

Я понимаю, что чувствую её эмоции — отголосок страха, боль в груди и надежду. Есть ещё что-то, что рождает ощущение тёплого сгустка чуть правее того места в груди, которое болит.

Помня, что книги можно читать только за столом, я усаживаю Калиру, садясь рядом, и открываю лежащий передо мной том. Девочка плечом прижимается ко мне, но молчит, а я внимательно читаю первые строки, написанные в книге. Насколько я понимаю, это учебник начал магии, но, кроме того, это ещё и список правил, которые Высшим нарушать нельзя. Интересно…

— Это правила для Высших, — поясняю ей, на что Калира явственно удивляется.

— Мы стали богами? — спрашивает она.

— Вряд ли, — вздыхаю я. Ну не верится, что всё так просто. — Скорей всего — это новый виток игры.

— Жалко, — вздыхает девочка, оглядываясь.

Я читаю о запретах, кажущихся мне странными, потому что Высшие вот эти пять нарушают постоянно. Значит, действительно, игра, а я уже почти поверил. Громко, с выражением зачитываю эти правила, отчего Калира удивляется ещё больше. Практически для нас ничего не изменилось — мы всё такие же бесправные, что следует из прочитанного.

— Действительно, игра, — кивает Калира. — А о наказаниях там что написано?

— Как везде — болевыми импульсами, — пожимаю я плечами. — Не нарушить эти правила почти невозможно, поэтому…

— Поэтому ничего не изменилось, — всхлипывает девочка. — Будь они все прокляты!

— Тише, тише, нельзя, чтобы услышали… — обнимаю я её. — Мы всё равно ничего сделать не можем.

Калира и сама понимает, что выбора нам просто не оставили, просто сейчас, до Академии, нас не могут просто так убить, но ведь мы можем умереть и сами по себе — от наказания. Дядя Саша когда-то давно объяснял мне, что такое «болевой шок», а у Калиры ещё и сердце больное, похоже. Слишком уж часто она в обморок падает.

— А тут что? — интересуется Калира, подходя к шкафу.

В шкафу обнаруживается сменная одежда для неё и для меня, причём её много, что наводит уже на совершенно невозможные подозрения. Если одежды много, значит, предполагается частая смена. А если частая смена, то, значит, мало нам не будет. В общем и целом, можно сказать, что стало ещё хуже.

Сейчас нам нужно идти на… ужин, судя по вмонтированным в потолок часам. Страшно… А, это не мне страшно. Обнимаю Калиру, стараясь успокоить её, при этом раздумываю над словами магического слуги. Вполне возможно, что статус у нас поднялся, но при этом недостаточно высоко для того, чтобы мы перестали быть игрушками. Если игрушку посыпать драгоценным железом, то игрушкой она быть не перестанет, просто цена вырастет. Вот так, похоже, и у нас.

Подъёмник расположен прямо напротив выхода из «покоев». Меня Высшим не обмануть, я вижу их игру, особенно когда о ней знаю. Калира держится за моим плечом, а я оглядываюсь — не подошёл бы кто сзади. Но вроде бы пусто, что тоже не очень обычно. В это время Высшие спускаются из своей башни в поисках новой жертвы, и не приведи небо им попасться.

Нас возносит на один уровень вверх, к едальне. Что ещё находится на этом уровне, я не знаю, да и, честно говоря, без этого знания я отлично проживу. Нарываться на наказание — ради чего? Вот и я думаю, что незачем. В едальне, кстати, как и в прошлый раз, пусто. Это и хорошо, и плохо — подчёркивает наш статус.

В этот раз пища выглядит иначе — розовые комочки, облитые соусом. Я смотрю на них и понимаю, что просто боюсь браться за столовый прибор. Не хочу больше боли, а ведь она будет… Нужно взять себя в руки и попытаться угадать. Среди великого множества различных приборов найти тот самый — правильный. Не хочу! Лучше я останусь голодным!

Неожиданно появляется ха’арш. Он показывает мне на фигурную ложку и моментально исчезает. Он что, мне помогает? Разве так бывает? Или же Высшие приказали? Как понять, ха’арш помог мне, или же Высшие решили подогнать, чтобы насладиться моей болью?

Решившись, берусь за указанное мне, и… боли нет. Значит, магический слуга действительно решил мне помочь? Но почему?

Показываю Калире на такую же ложку, на что она молча кивает. Правильно, в едальне надо молчать, чтобы никого не спровоцировать. Вкус пищи незнакомый, но какой-то приятный. Кажется, эти комочки сами тают во рту. Такого я точно никогда не ел, но спокойно наслаждаться едой не дает постоянная готовность защитить мою девочку. Мою? Когда она успела стать моей?

Калира

Какие же жестокие игры у богов! Если бы я не знала, то, наверное, поверила бы. И кто знает, чем бы обернулась эта моя вера? Хорошо, что у меня есть Гри’ашн!

Ужин закончился спокойно — без боли. Встав из-за стола, мой близкий мальчик взял меня за руку, ведя обратно. Коридоры пусты, но мы идём всё равно очень тихо, чтобы, как я понимаю, не привлечь внимания. Гри’ашн очень умный, он всё-всё знает. Я иду за ним, чувствуя какое-то тепло в груди. Мне кажется, что это не моё тепло, а я будто бы чувствую его эмоции. Ощущения Гри’ашна. Интересно, так может быть?

Чувствую себя очень уставшей, как будто весь день в доме убирала, но ведь этого не было… Отчего же я так устала-то? Не понимаю. Надеюсь, хотя бы в новой комнате безопасно будет. Гри’ашн ведёт меня в нашу комнату, войдя, запирает дверь на засов и немного расслабляется, а потом осматривает комнату ещё раз, обнаружив не только туалет, но и душ. Пусть даже он будет холодным, но это душ!

Кажется, у меня появляется надежда на то, что всё может быть не очень плохо. В то, что может быть хорошо, я давно уже не верю.

Душ оказался тёплым. Пожалуй, это стало самым большим потрясением сегодняшнего дня — тёплый душ! Я наслаждаюсь тёплой водой, кажется, даже расслабляюсь, на что Гри’ашн просто улыбается. У него это тоже в первый раз — тёплый душ.

Затем я укладываюсь в постель, и она… Она мягкая! Не такая, чтобы провалиться, но это и не просто доски, и не окаменевший матрац. Ощущения просто необыкновенные! А ещё Гри’ашн меня обнимает и гладит, как только он умеет. Я не знаю, как называется то, что я чувствую, но мне бы хотелось, чтобы это не заканчивалось никогда.

Сама не заметив, как уснула, я внезапно оказываюсь в большой комнате, освещённой солнцем. Вижу Гри’ашна, радостно подбегающего к какому-то человеку. И этот самый человек очень ласково обнимает мальчика. Человек — и ласково! От этой картины я всхлипываю, хоть и боюсь неизвестного. Но тут Гри’ашн подходит ко мне, берёт за руку и подводит к человеку, глядящему на меня как-то очень по-доброму. Человек протягивает ко мне руку — и я уже сжимаюсь в ожидании удара, но… вместо этого меня гладят. И человек, и Гри’ашн.

— Познакомься, Калира, — говорит мой самый близкий мальчик. — Это дядя Саша, он наш… — тут Гри’ашн запинается, но затем уверенно заканчивает: — А’фт.

Назвать так человека! Для богов это просто нереально, по-моему, поэтому я просто застываю, с недоверием глядя на Гри’ашна. А человек, чуть нахмурившись, как-то очень странно, хоть и ласково называет моего самого-самого.

— Ну-ка, Гришка, как ты меня назвал? — спрашивает дядя Саша.

— А’фт, — отвечает Гри’ашн, а потом зажмуривается и переводит: — Папа…

— Двое детей и папа из сна, — вздыхает этот странный человек, а потом делает шаг вперёд и обнимает нас обоих. И это просто необыкновенно, ведь он совсем не хочет причинить зла! Разве так бывает?

— Так бывает, — улыбается мне дядя Саша. Кажется, я произнесла свой вопрос вслух. — Гришка, рассказывай, — просит он.

— Ритуал прошел хорошо, — объясняет Гри’ашн. — Только после этого исчез мой леерник, а нас поселили в покои Высших и дали одежду Высших, но так не бывает.

— Выводы? — коротко спрашивает дядя Саша.

— Виток игры, — вздыхает мой близкий. — А еще нам ха’арш помог. Это совсем уже…

— Возможно, слугам что-то от тебя надо, — задумчиво произносит этот необыкновенный человек. — Что собираешься делать дальше? — интересуется он.

— Сроки у нас не изменились, — Гри’ашн в задумчивости что-то рисует пальцем по стеклу огромного окна. — В Академии нас легко убить, так что вариант только один…

— Калира, как с сердцем? — интересуется дядя Саша, к которому мне хочется прижаться.

— Обмороки у неё, дядя Саша, — отвечает вместо меня мальчик. — Опасаюсь я, что может быть, как в той книге.

— Ой, папочка, а кто это? — слышу я детский голос, но посмотреть не успеваю, Гри’ашн закрывает меня собой.

— Это, доченька, дети другого мира, — спокойно говорит человек. — Гриша, Калира, не бойтесь, это моя дочь — Алёнка. Её так назвали в честь… хм… нашего близкого человека.

Я выглядываю из-за спины Гри’ашна, чтобы увидеть человеческую девочку. Она намного младше меня, но смотрит не со страхом, не с ненавистью, а как-то совсем иначе. Непривычно очень.

Дядя Саша начинает спокойно и не торопясь рассказывать о нас своей дочери. О Высших и Низших, о том, кто мы такие и каков наш статус, а потом девочка с непривычным, но каким-то очень ласковым именем Алёнка подходит к нам. Она хочет познакомиться и «дружить». Я не знаю, что это такое, поэтому спрашиваю:

— А «дружить» — это очень больно?

— Папа? — ошарашенно спрашивает Алёнка дядю Сашу. — Они… они не знают, что это такое?!

— Да, доченька, — человек гладит её по голове тем же жестом, что и меня. — В их жизни нет друзей, родителей, учителей, а есть только ненависть к ним и боль.

— Ой! — восклицает девочка. — Я научу! Научу вас! Это же здорово, когда братик и сестричка!

Я начинаю сначала робко, а потом уже и смелее спрашивать. Раз они к нам хорошо относятся, то этим надо воспользоваться, чтобы разузнать как можно больше. Меня интересует абсолютно всё — что такое «дружить», почему они к нам так, почему не хотят побить, почему…

Алёнка от моих вопросов начинает всхлипывать, а я пугаюсь. За свою дочь этот дядя Саша может же и наказать, раз я её расстроила?

— Папа, а почему она так сжалась? — удивляется девочка.

— Она боится наказания, — вздыхает человек и гладит меня по голове, отчего удивляюсь уже я.

— А за что наказания? — интересуется Алёнка, но дядя Саша смотрит на меня. Я понимаю, что моя очередь отвечать.

— За то, что тебя расстроила, — признаюсь я.

— Глупая! — восклицает девочка и лезет обниматься. — Разве же за такое можно в угол?

— В угол? — не понимаю я.

— Ну это… — Алёнка вздыхает, покосившись на папу. — Угол — это где надо постоять и подумать над своим поведением.

— На чём постоять? — я всё ещё не понимаю сути такого наказания.

И тут я узнаю, что, оказывается, есть люди, которые не бьют! Совсем не бьют, а в качестве наказания заставляют думать о том, что сделал не так! Это какая-то слишком чудесная сказка, от которой хочется плакать. Я очень хочу туда, где есть такие люди! Очень-очень! Жаль, что это только сон…

Глава седьмая

Гри’ашн

Помню, как меня впервые удивил тот факт, что дядя Саша не хочет вбить в меня то, чему он меня учит. Тогда этот чудесный человек рассказал мне, что страхом учить нельзя. И вот теперь удивилась и Калира, даже заплакала, как и я тогда.

Дядя Саша говорит, что появление Калиры в наших снах ожидаемо, потому что мы с ней по условию ритуала теперь одно целое. Это очень здорово — она теперь меньше боится. Конечно же, мне не всё равно, как она себя ощущает, но почему так — не знаю. Пока Калира забрасывает вопросами девочку с таким ласковым именем, я расспрашиваю дядю Сашу о его дочери, хотя внутри меня оживает тоска.

Конечно же, у такого хорошего человека должны быть и свои дети, а я… я только во сне. Когда-то я мечтал, что смогу прийти туда, где живёт дядя Саша, и он мне станет настоящим родителем. Дурак я, правда? В реальности у меня никогда такого не будет. Никогда-никогда. Что-то я разнюнился, для меня это необычно.

— Папа, а почему у мальчика ушки сделали так? — интересуется Алёнка у своего папы. Я почему-то едва сдерживаю слёзы.

— Потому что, доченька, мальчик с девочкой эмоционально связан, — объясняет дядя Саша. — И оба себе что-то напридумывали.

— Я знаю, что они себе напридумывали, — уверенно произносит девочка. — Они же там совсем одни, значит, решили, что и тебе не нужны. Вы глупые!

— Из-за тебя? — улыбается тот, кого я давно про себя зову родителем.

— Вы глупые! — Алёнка топает ногой. — У меня будет братик и сестрёнка, я этому очень рада! И папа от вас никогда не откажется!

— Честно-честно? — поражённо спрашивает Калира, а я сейчас точно разревусь.

— Вы глупые! — на глазах девочки слёзы. Я её расстроил?

Алёнка принимается нас обнимать. Сначала Калиру, потом меня, а потом уже и нас обоих одновременно, почти прижавшись к нам. А я не могу поверить. Мы же ей никто! Я практически навязался её папе, желая отнять его время, а она… Откуда берутся такие люди, откуда? Я хочу туда, где они…

Меня и Калиру накрывает истерикой. Просто невозможной, потому что такого не может быть. Миг спустя начинает плакать и Алёнка, а дядя Саша обнимает нас троих и молча гладит по головам, видимо, давая выплакаться. А я… я просто не понимаю, за что я родился остроухим, а не там, где есть такие, как дядя Саша?

— Ну что, дети, доплакали? — интересуется он, когда мы немного успокаиваемся.

— Да, — киваю я, с трудом беря себя в руки. — Я… сейчас…

— Ты не отнимаешь у меня папу, — сморгнув слёзы, говорит мне Алёнка. — Ты мне даришь братика и сестричку, понял?

— Ты что, мысли читаешь? — удивляюсь я, потому что только что об этом подумал.

— Не-а, — крутит девочка головой. — Просто я знаю, о чём бы сама подумала, вот. Папа, надо найти возможность забрать их к нам!

Вот так вот просто… Алёнка, кажется, абсолютно уверена, что такая возможность есть. Глядя на неё, я чувствую какую-то надежду на то, что подобное возможно. Это, наверное, очень смешно, ну а вдруг? И Калира ещё смотрит с такой надеждой, что выдержать просто невозможно.

— В общем-то, это задача… — дядя Саша внимательно смотрит мне в глаза. — Попробуй поискать в библиотеке и помни о времени.

— О времени? — интересуется Калира.

— Через год будет жертвоприношение, — объясняю я ей. — У нас очень мало времени.

Услышав, что это такое, девочка сильно бледнеет и чуть не падает в обморок, но удерживается. Я же думаю о книгах, ну и о ритуале Убежища. Если он нас сможет защитить, тогда времени будет больше. На прощанье мы обнимаемся все вчетвером, а потом я просыпаюсь. Рядом лежит бледная Калира с мокрыми глазами.

— Быстро собираемся, потом едальня и — в читальню, — озвучиваю я план, на что девочка молча кивает.

Вот только сразу подняться у неё не получается. Резко поднявшись, она сразу же падает обратно, а затем теряет сознание. Меня это пугает так, что у самого на мгновение темнеет в глазах, но я быстро привожу Калиру в сознание. Девочка моя смотрит большими круглыми глазами, в которых паника.

— Что случилось? — спрашиваю я её.

— Встала, и стало темно, — тихо отвечает она. — Я так испугалась…

— Не надо пугаться, — прошу я Калиру. — От страха можно заболеть, а лекари здесь знают только одно лекарство.

— Я не буду… — также тихо произносит девочка.

Что за лекарство знают местные «лекари», уточнять не надо — мы оба понимаем, о чём я говорю. Я помогаю Калире подняться, вроде бы всё хорошо. Договорившись идти небыстро, выходим из покоев. Я в задумчивости: похоже, Калира уже почти заболела, а это очень плохо, потому что убить её я не позволю. В едальне нам опять помогает ха’арш, что уже наводит на странные размышления. Магические слуги так себя не ведут! Это для них просто невозможно! Тогда почему?

На этот вопрос у меня ответа нет. Девочка не удивляется, потому что просто не знает сути ха’аршей. Но я-то знаю! Неужели какой-то Высший решил привнести что-то своё в игру? Или же ха’арш сам решился помочь нам? Но почему? Что он потребует взамен?

Слишком много вопросов, ответа на которые я просто не знаю, поэтому остаётся только быстро поесть, внимательно поглядывая вокруг, чтобы вовремя увидеть Высшего. Но никого нет — ни в коридорах, ни в едальне, как будто все Высшие внезапно умерли. Хорошо бы! Жаль, что это невозможно, хоть и хотелось бы.

Очень странно на самом деле, впрочем, от нас ничего не зависит, поэтому мы отправляемся в читальню. Нужно взять пару текстов по традициям Высших, чтобы изобразить прилежание, а потом найти информацию по тому самому ритуалу, потому что кажется мне, что время утекает как-то слишком быстро. Нарастающую опасность я чувствую, дядя Саша говорил, что так бывает.

Мы входим в читальню, Калира посматривает по сторонам, а я строю цепочку рассуждений, чтобы никто ничего не заподозрил, а выбор книги о ритуалах казался случайным. В то, что Высшие не отслеживают, что именно мы читаем, я не верю, но, может быть, им будет просто лень. Слабая надежда, конечно… Ого, какой том! Вряд ли там только рассказ о ритуале, надо внимательно прочитать. А Калира будет читать тексты о традициях Высших на всякий случай. Я-то их знаю, а вдруг им проверить захочется? Вот то-то и оно…

Именно поэтому мы и разделяем обязанности именно так, тем более что Калира на языке Высших читает ещё плохо. Это, кстати, тоже надо исправлять, потому что кто знает, как долго продлится эта игра?

Калира

Гри’ашн, конечно, прав, нужно знать традиции богов, хоть они и не боги. Раз нас сравняли в статусе, то нужно знать хоть что-то, потому что какие у них наказания, я уже видела на примере моего близкого.

Ещё меня беспокоит то, что случилось утром. Ведь я чуть не упала, значит ли это, что со мной что-то плохое? И Гри’ашн испугался сильно. Не хочу умирать! Я, может быть, только жить начала! С трудом прогоняю эти мысли, чтобы сосредоточиться на танцах богов.

Описание того, кому и как правильно кланяться, занимает десяток листов, при этом оказывается, что у богов есть даже «угрожающий поклон». Это очень интересно, поэтому я зачитываюсь, пока не слышу задушенного всхлипа Гри’ашна. На него это так непохоже, что я моментально отвлекаюсь.

— Что случилось? — с тревогой спрашиваю я.

— У нас есть вариант обрести убежище и безопасность, — вздыхает Гри’ашн, — но только через какие-то Испытания. Тут написано, что они смертельно опасны, а тобой рисковать я не хочу.

— Давай ты дочитаешь, — предлагаю я, немного удивившись этому признанию. — А потом мы дядю Сашу спросим?

— Давай, — улыбается Гри’ашн. Кажется, ему даже на душе стало легче, поэтому и улыбается, наверное.

Мы снова погружаемся в тексты, но я никак не могу сосредоточиться, потому что думаю о его словах — они заставляют меня размышлять. Он сказал, что не хочет мной рисковать, значит, я его близкий? Ну, он же мой близкий, правильно? Если и я — его, значит, мы близкие друг другу. Это же хорошо?

За чтением и размышлениями мы не замечаем, как наступает обеденное время. Об этом сообщает низкое жужжание, идущее от часов. Гри’ашн вздрагивает и быстро собирает тексты, чтобы положить их обратно на шар. Нам нужно идти в едальню, путь к которой опять пустынен. Так хочется представить на миг, что все боги умерли, но в это не верится даже мне.

Едальня совсем не изменилась — пустое помещение, столы и тысяча столовых приборов. Ещё замечаю — когда хожу, кружится голова и тяжело в груди так, что, кажется, трудно дышать. Наверное, это плохой признак, надо будет спросить дядю Сашу. Как-то очень быстро я приняла его близким. Наверное, это потому, что у меня, кроме Гри’ашна, никого нет.

Пугаться больше нет сил, а сейчас, наверное, будет больно, я смотрю в тарелку, полную каких-то сгустков, но рядом с моим близким опять появляется слуга, и Гри’ашн уверенно берёт в руку непривычного вида вилку. Я повторяю за ним, не чувствуя боли. Значит, нам помогают, но зачем? Почему? На эти вопросы ответа у меня нет.