Бесплатный фрагмент - Разделенные

Разделенные

«Свобода — это не отсутствие стен, а смелость их преодолеть.» — Неизвестный мыслитель, 2100 год

Глава 1

Генрих стоял над поломанным роботом-добытчиком, сигнал которого доносился до него в течение трёх дней, пока он добирался до этого места. Металлический корпус машины был покрыт толстым слоем пыли, а одна из манипуляторных рук висела безжизненно, словно сломанная ветка. Подземный флаер, который доставил парня сюда, был на исходе заряда. Генрих с досадой посмотрел на тускло мигающий индикатор энергии. Пришлось активировать аварийный режим, запитав транспорт от витающего эфира — меры, которая изнашивала энерго-приемник быстрее, чем этого хотелось бы.

Сквозь гул вентиляторов и шипение конденсаторов он слышал лишь одно: время было на исходе. Третий день оборудование стояло, а его кошелёк пустел. Каждый час простоя означал, что кредо — его единственный источник дохода — замораживается. На нейроинтерфейсе как назло висела неподвижная сумма, а над ней мигал слоган: «Кредо — валюта доверия».

«Доверие, ха!» — фыркнул он, в очередной раз пытаясь перезапустить систему. Но оборудование упорно не реагировало. Пальцы, дрожащие от усталости, вводили команды, глаза блуждали по экранам в поисках ошибки. Тревога ползла по спине: если он не запустит систему робота в ближайший час, отчёт за день выйдет с нулями.

На линии ожидания служба поддержки молчала. Последний раз он звонил два часа назад — безрезультатно. Мозг лихорадочно искал решения. Что-то должно помочь. Хотя бы временно!

Он бросил взгляд на часы. До конца смены оставалось три часа. Если оборудование не заработает, сегодняшняя работа окажется впустую. Мысль об этом сдавила грудь, заставляя внутренний голос отчаянно предлагать решения, которых не существовало. И тогда придётся выбирать — заплатить за еду или за квартиру.

Голод напомнил о себе неприятным урчанием в животе. Энергетический тюбик, давно позабытый в нагрудном кармане, оказался спасением. Он извлёк его, коротко вздохнул, словно извиняясь перед самим собой за предстоящий компромисс, и сделал глоток. Синтетический вкус курицы вызвал легкое отвращение, но крохотный прилив энергии был неоценим. Это не решило ни одной проблемы, но хотя бы немного разогнало серую туманную усталость, затянувшую сознание.

После очередного ряда изменений в командной строке Генрих задержал дыхание, проверяя введённый код. Лог-файл на экране мигнул зелёным, подтверждая, что ошибок не найдено. Он ввёл команду запуска:

— активировать манипулятор -тестовый режим

В тишине лаборатории раздался щелчок реле — манипуляторная рука словно пробудилась от долгого сна. Лёгкий гул моторов сопровождался вспышкой на индикаторной панели. На экране терминала начали появляться данные диагностики:

«Сервопривод 1: калибровка завершена. Сервопривод 2: калибровка завершена.»

Манипулятор медленно поднялся, проводя трассировку всех суставов. Один за другим активировались двигатели, мягко и плавно двигая сегменты конечности. Зеленая кнопка на корпусе робота замигала, сигнализируя о восстановлении функциональности.

Генрих скользнул взглядом по показаниям сенсоров. Графики нагрузки сервоприводов, углы отклонений и текущие сигналы датчиков на экране выглядели идеально. Последняя строка вывела заключение диагностики:

«Все системы работают в норме. Режим: АКТИВНЫЙ.»

Он с облегчением выдохнул, а на его лице заиграла усталая, но довольная улыбка. После долгих часов исправлений и неудач робот наконец ожил.

Генрих оглядел тоннель, где велась разработка редкоземельной породы. Слабый свет ламп освещал массивные стены шахты, покрытые блестящим налётом от высокой влажности. Температура вокруг оставалась невыносимо высокой, но терморегулирующий костюм справлялся с нагрузкой, удерживая тело в комфортных пределах.

Робот стоял неподвижно, завершив диагностику после восстановления. Его манипуляторная рука была опущена, а индикатор на корпусе горел ровным зелёным светом. Генрих решил осмотреть место сбоя, чтобы установить истинную причину проблемы.

Он включил интерфейс управления и запросил карту добычи с наложением сетевой активности. Сравнив данные, предоставленные нейросетью, с текущими координатами робота, он быстро понял: сбой произошёл из-за выхода машины за пределы зоны действия сети управления.

Для подтверждения Генрих проверил состояние сигнальных маяков в этом секторе. Пройдя вдоль тоннеля, он заметил, что один из маяков оказался повреждён. Вероятно, его задело обрушившимся куском породы после недавнего взрыва, использованного для расчистки прохода.

— Вот и всё, — пробормотал он, возвращаясь к роботу.

Он отметил координаты повреждённого маяка и отправил заявку на его замену через общий интерфейс. Робот, восстановленный и готовый к работе, уже не зависел от этой точки, но Генрих знал, что без исправления сети подобные сбои могут повториться. Теперь всё было ясно: неисправность была вызвана не системой робота, а внешними условиями.

И тут внимание Генриха привлёк странный свет, пробивающийся из места разрушения породы. Он прищурился, чтобы разглядеть источник, и, преодолевая усталость, двинулся вперёд. Свет казался неестественным в мраке тоннеля, словно проблеск из другой эпохи.

Когда он подошёл ближе, его взгляд упал на узкий разлом в стене шахты. За грудами разрушенной породы открывался проход — старый тоннель, который, вероятно, остался от заброшенной ветки шахты.

Генрих включил фонарик на запястье костюма и шагнул внутрь. Стены старого прохода были покрыты толстым слоем пыли и осыпающейся штукатурки. Свет лился из объекта, лежащего на полу. Это оказался осветительный прибор — старый, потрёпанный, но всё ещё работающий благодаря автономному источнику энергии.

— Неужели они ещё остались? — пробормотал Генрих, изучая находку.

Он поднял устройство и осмотрел его поближе. Такие лампы использовались шахтёрами ещё в 2060-х годах, когда автономные энергосистемы только начали внедряться в горнодобывающую отрасль. Прибор оказался невероятно прочным, пережив более века эксплуатации и забвения.

Но что ещё больше удивляло — тоннель уходил глубоко вперёд, теряясь во мраке. Его охватила странная смесь любопытства и настороженности. Что скрывает этот забытый проход, заброшенный десятилетия назад?

Генрих сверился с картой добычи, открыв её на интерфейсе запястья. Старая схема шахты синхронизировалась с текущими данными, и он быстро нашёл тоннель на плане. Тонкая линия уходила в сторону, к самому краю кластера, в котором он проживал.

Его взгляд задержался на границе, отмеченной красным на карте. Выход за пределы кластера был не просто нежелательным — он означал нарушение законов анклава, контролируемых «Властью Шести». Такие нарушения карались строго, вплоть до ареста.

Генрих почувствовал, как внутри нарастает напряжение. Этот тоннель, похоже, вел в зону, где никакие правила анклава больше не действовали. Территория за границей и всё, что находилось за ней, считалось табу, а любое упоминание о таких местах каралось законом.

С детства он слышал лишь отрывочные упоминания о так называемых «диких землях». Эти рассказы передавались шёпотом, в кругу доверенных людей, словно мифы о месте, куда никто не решался идти. Говорили, что там больше нет порядка, поддерживаемого «Властью Шести», нет технологий или жизнеобеспечения. Лишь хаос, остатки разрушенной цивилизации и, возможно, что-то ещё более страшное.

Информация о диких землях была окутана тайной. Официальные источники их не упоминали, и все данные, связанные с зонами за границей анклавов, давно стерли из систем. Единственное, что Генрих знал наверняка — даже приближение к таким местам могло обернуться серьёзными последствиями.

Его взгляд снова упал на карту. Тоннель шёл прямо к границе, словно указывая путь в запретный мир. Вопросов становилось всё больше: кто проложил этот проход, что здесь добывали, и почему он не был запечатан после разделения? Но больше всего Генриха мучило любопытство — что могло находиться за пределами привычного ему мира?

Благоразумие удержало Генриха от желания отправиться исследовать тоннель. Его взгляд задержался на тёмном проходе, но внутренний голос здравого смысла оказался сильнее. Он прекрасно понимал, что за этим шагом стояло не только личное любопытство, но и огромный риск.

Если система узнает, что он не только приблизился к границе, но и обнаружил способ покинуть кластер, последствия могли быть разрушительными. Нарушение таких правил считалось одним из самых тяжких преступлений, ведь границы анклавов были не просто территориальными линиями — они были символами полного контроля и порядка.

Наказание за подобное прегрешение было суровым и безапелляционным: тюремный срок в камере виртуального заточения. Генрих слышал рассказы об этом наказании — созданные системой симуляции камеры были настолько реалистичными, что человек терял счёт времени и ощущение реальности. Месяцы и годы проходили в полной изоляции, где физическое тело существовало лишь как сосуд, а сознание подвергалось пытке одиночеством и бесконечным повторением своих ошибок.

Он выпрямился, развернулся к роботу и активировал интерфейс, чтобы закончить восстановление работы машины. Генрих знал, что должен сообщить о странной находке, но где-то в глубине души не хотел, чтобы кто-то другой воспользовался этим тоннелем, пусть даже он сам никогда не решится на этот шаг.

Подземный флаер зарядился, и Генрих, не теряя времени, направился обратно на базу. Ему не терпелось поскорее покинуть это место — слишком много вопросов и напряжения оставил после себя обнаруженный тоннель.

Он сел в удобное кресло, пристегнул ремни и активировал автопилот. Мягкий свет интерфейса разлился по панели управления, и на экране высветился маршрут, ведущий к его каптёрке. Двигатели тихо загудели, флаер плавно оторвался от платформы и устремился вперёд, скользя по узким туннелям с идеально выверенной точностью.

Генрих расслабился, чувствуя, как напряжение дня начинает отпускать. Проверив наручный интерфейс, он с удовлетворением заметил, как его кошелёк снова начал пополняться Кредо — универсальной валютой анклавов земли.

Согласно условиям договора, его оплата автоматически замораживалась, если в шахтах фиксировалась неисправность. Деньги начинали поступать только после полного устранения проблемы, подтверждённого системой. Генрих горько усмехнулся: для «Власти Шести» всё было выстроено так, чтобы эффективность каждого работника неукоснительно поддерживалась строгими финансовыми стимулами.

Тем не менее, видеть, как баланс увеличивается, было приятно. Работа выполнена, неисправность устранена, а его контрактные часы снова начинают приносить доход. Он закрыл глаза, наслаждаясь коротким моментом покоя, пока флаер нёс его обратно к привычной рутине.

— Добрый день, Мастер Генрих, — прозвучал приятный женский голос интерфейса каптёрки. — Рада вас видеть. Вы отсутствовали три дня. На этот период было приостановлено почасовое пополнение ваших Кредо, и оно было запущено снова два с половиной часа назад. За три дня вами установлено и устранено 12 неполадок, сейчас комплекс работает в штатном режиме.

Генрих выдохнул и присел в кресло, слушая ровный и безэмоциональный голос системы, которая тут же продолжила:

— Система сообщает, что списана оплата за аренду жилого модуля и коммунальных услуг, включая пользование квантовой связью, любезно предоставляемой анклавом. Также произведено пополнение запасов продуктов питания и обновление пакетов повседневной одежды.

Генрих лишь усмехнулся. Эти обязательные списания напоминали ему, что в анклаве никто ничего не получает бесплатно. Даже «стандартные привилегии» оплачивались из его кармана.

— Сообщение от Всемирного Банка Кредо, — продолжил голос, — ваш кошелёк будет активен ещё восемьдесят дней. Убедитесь, что вы успеете потратить накопления до истечения срока, иначе средства будут аннулированы.

Его лицо помрачнело. Напоминание о временном лимите на накопления всегда действовало раздражающе. Система тщательно регулировала всё, включая личные финансы, чтобы никто не мог «выйти за рамки».

Он кивнул механически, мысли были где-то далеко. Однако следующая фраза заставила его поднять голову.

— И последнее, — продолжил голос, — вам звонила шесть раз Элеонора.

Имя будто коснулось чего-то тёплого внутри. Сердце Генриха учащённо забилось. Элеонора… Её звонки, шесть раз. Он почувствовал лёгкое волнение — что-то случилось? Или она просто скучала?

Вспомнив её мягкий голос и тёплую улыбку, Генрих на миг закрыл глаза. Её образ, родной и такой живой, словно заполнил весь его разум. Эти три дня в шахте ощущались бесконечными, но мысль о встрече с ней помогала двигаться дальше.

— Соедините меня с Элеонорой, — быстро сказал он, ощущая, как волнение перерастает в нетерпение.

— Запрос принят, Мастер Генрих, — ответил интерфейс.

Он вздохнул, ожидая соединения, и улыбнулся, представляя, как увидит её лицо на экране. Она была для него не просто человеком, а якорем, его светом в этом механизированном и упорядоченном мире. Её звонки говорили о том, что она ждала, и это грело его сильнее, чем любые системы отопления анклава.

— Генрих! — радостный возглас эхом отозвался в его голове, и вот наконец он увидел её лицо на экране. Оно было таким родным: большие глаза, лёгкая улыбка, которая всегда умела растопить его усталость.

— Я столько раз звонила тебе, а каптёрка отвечала, что ты на выезде в шахтах… — Элеонора слегка нахмурилась, но в её голосе звучало больше радости, чем упрёка. — Я соскучилась, любимый.

— Эле, любимая, — Генрих ответил самым тёплым голосом, каким только мог, и сам почувствовал, как у него внутри что-то смягчилось. — Я тоже скучал по тебе. Чёртовы роботы опять слетели с катушек, пришлось им вправлять мозги. Ты же знаешь, какая это работа.

— Как всегда, — улыбнулась она, мягко качая головой. — Ты герой, Генрих. Но хоть сейчас ты дома?

— Да, уже в каптёрке, — ответил он, чуть смущённо улыбаясь. — И готов слушать только тебя.

Элеонора рассмеялась, её смех был как мелодия, которой Генрих так долго был лишён. Усталость дня, напряжение, всё это казалось неважным, когда он смотрел на неё. Её голос и присутствие приносили ему чувство покоя и счастья, которого никакая механическая рутина не могла дать.

— Нам нужно встретиться, любимый, — сказала Элеонора, её голос был тихим, почти просящим. — Нам нужно обсудить наше будущее… и в первую очередь согласие системы на наш брак и возможность завести ребёнка.

Генрих почувствовал, как в груди сжалось. Она права. Время стремительно приближалось — скоро начнётся обязательная диагностика системы для пар, желающих заключить союз и завести ребёнка.

Он невольно отвёл взгляд, задумавшись. Процедура, которая казалась простой формальностью в официальных документах, на деле была испытанием, вызывающим трепет у всех влюблённых. Многочисленные медицинские и психологические тесты загружались в ИИ системы, где начинался сложный процесс вычислений.

Система определяла всё: уровень совместимости пары, их здоровье, ментальное состояние, даже вероятность возникновения конфликтов. Но это было лишь началом. Главной задачей искусственного интеллекта было спрогнозировать будущее ребёнка, которого могли родить эти двое. Пол, здоровье, интеллект, эмоциональная устойчивость — всё это анализировалось, чтобы система смогла определить роль будущего человека в жизни кластера и анклава.

Если показатели не соответствовали заданным стандартам или прогнозируемая польза для общества была низкой, система отказывала паре в браке и в праве заводить детей.

— Я знаю, Эле… — наконец произнёс Генрих, стараясь придать своему голосу уверенности. — Скоро начнётся диагностика. Я тоже думаю об этом.

— Ты понимаешь, почему я переживаю? — продолжила она, её взгляд на экране был полон надежды, но и тревоги.

— Конечно, понимаю, — мягко ответил он. — Но ты знаешь, я готов пройти всё это ради нас. Даже если придётся подождать или найти другой способ.

— Другого способа нет, Генрих, — тихо сказала Элеонора. — Система — единственный судья.

Он кивнул, не в силах возразить. Её слова звучали правдиво и безнадёжно, как аксиома. Всё, что он мог сейчас сделать, — это держать её за руку, пусть и на расстоянии, и надеяться, что их чувства окажутся сильнее алгоритмов.

В попытках создать идеальное общество система разработала эти тесты, названные программой «Крепкая семья». В её основе лежала идея построения гармоничного мира, где отсутствовали бы конфликты в семьях, несчастные дети, разводы и разрушенные браки.

Система тщательно анализировала каждую пару, используя невероятно сложные алгоритмы, чтобы предсказать возможные проблемы ещё до их появления. Все данные — от медицинских показателей и психологической совместимости до прогнозируемого социального вклада будущих поколений — загружались в мощные ядра искусственного интеллекта.

Программа «Крепкая семья» в теории была идеальным выходом для формирования стабильных ячеек общества. Каждая пара, прошедшая проверку, получала гарантии, что их союз будет прочным, дети — здоровыми и способными внести свой вклад в развитие анклава.

Однако за этой идеальной картиной скрывались жёсткие ограничения. Если система считала, что пара не соответствует требованиям, им запрещали вступать в брак и заводить детей. Такое решение воспринималось как клеймо, которое невозможно оспорить. Люди, не прошедшие тесты, чаще всего теряли возможность создать семью или вынужденно оставались в статусе «одиноких».

Для Генриха и Элеоноры программа была не только проверкой их любви, но и испытанием их судьбы. Сможет ли система увидеть в них идеальную пару? Или их будущее окажется под угрозой из-за бездушных алгоритмов? Этот вопрос висел в воздухе, заполняя пространство тревогой и ожиданием.

— Моя смена заканчивается через два часа. Думаю, успею забронировать капсулу в нашем любимом кафе и прогуляться в парке с гравитационными дорожками, — сказал Генрих, отодвинув панель своего интерфейса, которая всё ещё мерцала системными уведомлениями.

— Отлично! — оживилась Элеонора, её глаза на мгновение засветились от активации нейроинтерфейса. — Мы так давно не выбирались, любимый. Надеюсь, твой флаер теперь работает идеально? Не хотелось бы снова зависнуть на парковочной платформе.

— Ещё бы! — усмехнулся Генрих. — Я сам всё починил. Эти дуболомы из корпорации вообще не знают, как обращаться с техникой. Их патчи только добавляют ошибок. Теперь автопилот настроен так, что хоть в стратосферу летай.

— Вот поэтому я тебе и доверяю, — улыбнулась Элеонора. — В корпорациях только и знают, что обновления продавать.

Глава 2

Через два часа Генрих мчался в своём флаере, который теперь работал как часы благодаря его собственным усилиям. Перед вылетом он заехал на вибро-мойку, где нано дроны довели транспортное средство до кристального блеска, отполировав каждую линию корпуса.

Прилетев к дому Элеоноры, он аккуратно примагнитился к парковочной площадке на её этаже. Мягкий щелчок подтвердил, что система стабилизации зафиксировала флаер. Как только двери плавно скользнули в стороны, Генриха встретила Элеонора, сияющая от счастья. Её глаза переливались лёгким голубоватым светом встроенного интерфейса, а улыбка добавляла тепла в этот хромированный, технологичный мир.

— Привет, любимый! — произнесла она, уже протягивая руку, чтобы помочь ему выбраться.

Генрих, с лёгкой ухмылкой, протянул руку в ответ.

— Готова к идеальному вечеру?

Флаер двигался по воздушной магистрали, послушно вписываясь в упорядоченный поток транспорта. Взгляд устало скользил по однотипным габаритным огням впереди, пока весь обзор не закрыл массивный грузоперевозчик. Его бок сиял яркой рекламой: механические голоса приглашали испытать новинки виртуальных ресторанов, а мерцающие пиксели демонстрировали домашние принтеры еды, обещающие невероятно аппетитные блюда из пищевых картриджей, поставляемых той же фирмой.

Этот воздушный гигант двигался с нарочитой медлительностью, будто намеренно испытывая терпение окружающих. Поток транспорта позади него сдержанно бурлил, но обогнать его на узкой полосе магистрали было невозможно — оставалось только ждать.

Шесть светофоров. Целых шесть. Время тянулось мучительно медленно, словно густой сироп, пока, наконец, грузоперевозчик не свернул с магистрали, открывая долгожданный простор впереди. Флаер слегка качнуло на волне подхватившего его воздушного потока, и, ускорившись, он вновь обрёл свой привычный ритм движения.

Наконец, пара добралась до одного из ресторанов популярной сети. Заведение встречало их мягким свечением голографических вывесок, приглашающих посетителей насладиться уникальным опытом. Внутри всё было выполнено в минималистичном стиле: гладкие стены без лишних деталей, скрытые источники света и почти полное отсутствие персонала — всё управлялось автоматизированными системами.

Центральным элементом ресторана были нейрованны — индивидуальные капсулы для полного погружения. Каждая ванна наполнялась специальным гелем, который обеспечивал комфорт и связь с сенсорными интерфейсами. Встроенные модули позволяли не только моделировать выбранные локации для трапезы, но и обеспечивали синхронизацию всех ощущений: вкуса, запаха, температуры и текстуры.

Пара расположилась в своих нейрованнах, позволив телам расслабиться в мягкой поддерживающей среде. Сенсоры автоматически отсканировали их параметры, чтобы предложить персонализированный выбор локаций и блюд. Через несколько мгновений перед ними открылись голографические пейзажи: тропический пляж с лёгким бризом, таинственные леса с переливами светлячков, величественные горы с видом на бескрайние долины.

После выбора окружения система перешла к составлению меню. Ассортимент был почти безграничен: каждая позиция сопровождалась описанием, указывающим на идеальный баланс вкуса и пользы. Модули подачи пищевых капсул располагались по бокам нейрованны. После подтверждения заказа системы синхронизировали их содержимое с виртуальными ощущениями, превращая пищевые капсулы в полноценные блюда.

Первое блюдо появилось на их «столах» почти мгновенно: суп с густым ароматным бульоном, кусочками овощей и специями. Виртуальная подача была настолько реалистичной, что тонкий пар медленно поднимался над поверхностью, создавая ощущение абсолютной реальности. Каждый глоток сопровождался ярким всплеском вкусов, тщательно моделированных для полного удовлетворения.

Пара наслаждалась трапезой, полностью погружаясь в симулированную реальность. Лёгкие волны звуков, сменяющиеся ароматы и идеально продуманная текстура еды создавали впечатление, что их окружение и блюда реальны. Авансы, данные рекламе, полностью оправдывались.

— Интересно, — проворковала Элеонора, смакуя безупречное суфле из крабового мяса. — Настоящие продукты такие же на вкус?

— Не знаю, — ответил Генрих после короткой паузы. — Какая разница? Главное, что мы можем наслаждаться общением друг с другом.

Он встал, подошёл к Элеоноре и протянул ей руку. Лёгкая мелодия заполнила пространство, словно подстраиваясь под их настроение. Они обнялись и начали двигаться в спокойном ритме музыки, погружаясь в приятный момент.

И вдруг в воздухе, словно из ниоткуда, проявилось сообщение:

— Если вы желаете уединиться для соития, требуется обоюдное согласие и подтверждение биологического возраста. Счёт будет добавлен к общей стоимости.

Элеонора густо покраснела, её щеки загорелись, будто вспыхнули под лучами невидимого солнца. Генрих усмехнулся, но, заметив её смущение, деликатно коснулся невидимой панели управления и отмёл предложение системы.

— Это была ошибка системы, — с лёгким смешком сказал он, пытаясь снять напряжение. — Давай просто потанцуем.

Элеонора кивнула, опустив глаза, но спустя мгновение снова взглянула на Генриха. Музыка продолжала звучать, наполняя пространство спокойствием и теплом.

В целях предотвращения заболеваний и нежелательных ситуаций, связанных с насилием, система строго регулировала физические контакты между мужчинами и женщинами. Такие контакты разрешались исключительно для продолжения рода и только после прохождения полного комплекса тестов, подтверждающих физическую, психологическую и генетическую совместимость. Положительный результат был обязательным условием для получения разрешения, а сама процедура сопровождалась строгим контролем и предварительным заключением договоров о взаимных обязательствах.

Но чтобы компенсировать ограничения и удовлетворить эмоциональные и физические потребности, система внедрила альтернативу — виртуальный контакт. Специализированные нейроинтерфейсы и стимуляторы позволяли моделировать полное ощущение близости, вплоть до мельчайших деталей, включая тепло кожи, ритм дыхания и даже эмоциональный отклик партнёра. Всё было запрограммировано так, чтобы создать идеальную симуляцию, идентичную реальному взаимодействию, но без риска для здоровья или психологического комфорта.

Виртуальные отношения постепенно стали нормой. Они стирали барьеры, позволяли людям быть вместе, независимо от расстояния или обстоятельств, и при этом полностью исключали нежелательные последствия. Многие даже находили такой формат более удобным, лишённым неловкости, ошибок или несовершенств, присущих реальной жизни.

Однако для некоторых эти ограничения вызывали ощущение отчуждения от естественной природы человеческих отношений. Вопрос о том, можно ли считать виртуальные ощущения равными настоящим, стал предметом дискуссий, но большинство привыкло к новому укладу.

Пара закончила танец, и, когда они вновь заняли свои места за столиком, перед ними, словно по волшебству, появились напитки в изящных бокалах. Лёгкий аромат наполнил пространство, создавая ощущение завершённой гармонии. Однако их внимание отвлекло неожиданное появление нового сообщения в воздухе:

— В честь столетия со дня создания первого анклава, сеть наших ресторанов приглашает вас провести праздничный вечер, заказав столик в столь знаменательный день.

После объявления начался яркий голографический ролик. На фоне космической тьмы появилась Земля, окружённая мягким светом, а голос за кадром повествовал о начале новой эры. Первый умный город, управляемый искусственным интеллектом, стал сенсацией своего времени. Он был экологически чистым, с идеально сбалансированной эко- и социальной системой.

Кадры сменялись один за другим: футуристические здания, наполненные зеленью и светом, улицы, где транспорт двигался без шума, и счастливые лица людей, нашедших убежище от хаоса внешнего мира. Этот город стал первым шагом к построению идеального общества. Люди бежали туда, оставляя позади нестабильность и разруху старого порядка.

Со временем города росли и множились. Они объединялись в кластеры, которые затем формировали анклавы — автономные сообщества, связные общей сетью. За сто лет было создано более ста тысяч таких городов, полностью покрывших планету сетью взаимосвязанных анклавов.

Ролик завершился сценой, где Земля, словно в паутине света, была опоясана идеальной системой анклавов. В центре экрана появлялся слоган:

«Власть Шести».

Слова сияли на фоне планеты, обещая стабильность, гармонию и счастливое будущее для всех её жителей.

Генрих и Элеонора грустно улыбнулись. Ролик был блестящим примером пропаганды, но за этой иллюзией скрывалась хорошо известная правда. Всё, что демонстрировалось как «идеальное общество», на самом деле было тщательно организованной системой контроля.

Каждый кластер существовал в изоляции, отделённый от других гигантскими стенами, уходящими высоко в стратосферу. Эти стены служили не только физическим барьером, но и символом разделения. Перемещение между кластерами было категорически запрещено, чтобы предотвратить миграцию населения в более благоприятные регионы с комфортным климатом. Любая попытка нарушения этого правила каралась жестоко, а обоснования всегда звучали одинаково: «Во благо равенства и порядка».

Контроль был повсеместным и абсолютным. Искусственный интеллект, управлявший жизнью анклавов, следил за каждым действием, каждым словом и даже мыслями, выраженными через виртуальные интерфейсы. Ничего не ускользало от его алгоритмов. Создание семьи и рождение детей также регулировались строгими правилами. Пары могли получить разрешение только после прохождения множества тестов на совместимость и соответствие потребностям анклава.

Эти анклавы, представленные в рекламе как утопия, на деле были комфортабельными загонами. Каждый кластер специализировался на определённой деятельности, производя ресурсы или технологии, которые передавались правящему классу. Этот элитный слой общества, недосягаемый и почти мифический для обычных жителей, находился на вершине пирамиды власти. Они управляли всем с помощью искусственного интеллекта, распределяя ресурсы и принимая решения, которые обеспечивали стабильность системы — но только той, которая выгодна им самим.

Ролик уже подходил к концу, когда его сменил следующий. На этот раз речь шла о новейшем достижении системы — создании водных анклавов. Голос диктора звучал вдохновляюще, почти торжественно, описывая этот шаг как новую веху в развитии человечества.

Голографические изображения сменялись одно за другим: гигантские платформы, дрейфующие в открытом океане, подводные города с куполами из сверхпрочного стекла и бесконечные промышленные комплексы, уходящие в морские глубины.

— Водные анклавы предоставляют человечеству уникальные возможности! — звучал голос диктора. — Здесь кластеры специализируются на добыче ценнейших ресурсов из океанов и морей: нефти, газа, минералов, а также водных биоресурсов. Эти технологии — прорыв, который поможет обеспечить устойчивое развитие и процветание для всех жителей планеты!

Генрих нахмурился, наблюдая за сменой картинок. На экране показывали рабочие поселения, окружённые сложными системами очистки воды и переработки. Люди, изображённые на голограммах, улыбались, занимаясь исследованием морских глубин или обслуживанием оборудования. Всё выглядело идеально — слишком идеально.

Элеонора опустила взгляд, её руки машинально играли с бокалом.

— Они называют это гармонией, — произнесла она тихо. — Но мы же знаем, это просто контроль.

Генрих кивнул, глядя на мерцающую голограмму планеты.

— Утопия для них. Для нас — золотая клетка, — ответил он с горькой усмешкой.

Они замолчали, погрузившись в свои мысли. Музыка тихо звучала в фоновом режиме, её лёгкость и беззаботность странно контрастировали с напряжением, повисшим между ними. Тема, которую они так старательно избегали, снова поднимала голову, требуя обсуждения.

Элеонора сидела неподвижно, склонив голову. Её пальцы нервно касались края бокала, рисуя на его поверхности невидимые узоры. Генрих смотрел на неё, но не решался заговорить первым, как будто боялся нарушить хрупкое равновесие.

— Генрих, я боюсь, — наконец произнесла она, и её голос прозвучал неожиданно тихо, почти шёпотом. После долгой паузы она подняла на него глаза, полные тревоги. — А если мы не сможем быть вместе? Если система нас не одобрит? Я… я не выдержу этого.

Она отвернулась, стараясь скрыть слёзы, предательски блеснувшие в глазах.

— И ещё это клеймо… «одинокие». Я не смогу жить с этим. Может, нам лучше остаться просто друзьями? Так будет проще…

Генрих быстро встал, его стул едва не упал от резкого движения. Он подошёл к Элеоноре и, опустившись перед ней на одно колено, взял её руки в свои.

— Что ты, милая, — воскликнул он, глядя ей прямо в глаза. — Такого не случится! Мы — идеальная пара. Наша совместимость гарантирована самой природой.

Его голос звучал уверенно, но в глазах мелькнуло беспокойство, которое он старался скрыть.

— Мы созданы друг для друга, — продолжил он, сжимая её ладони. — И я обещаю, что мы будем вместе. Навсегда.

Элеонора не ответила, но её пальцы слабо сжали его руки в ответ. В её взгляде всё ещё читались сомнения, но слова Генриха, хоть и не до конца развеяли её страхи, всё же принесли некоторое успокоение.

— Я обещаю, — повторил он, с силой вложив в эти слова всё своё чувство.

Они остались так, сидя в тишине, окружённые мягкими звуками музыки и приглушённым светом, который словно подчеркивал их маленький мир внутри огромной системы, где обещания и чувства были единственным, что ещё оставалось под их контролем.

Пара рассталась уже после полуночи. Генрих отвёз Элеонору домой, и их прощание было коротким, но наполненным теплотой. Её улыбка, хоть и усталая, согревала его сердце, пока он наблюдал, как она исчезает за дверью своего жилища.

Флаер плавно поднялся в воздух, подхваченный ночным потоком транспорта. Генрих летел по воздушной трассе, его взгляд блуждал по огням родного кластера, мерцающим внизу. Огромный промышленный добывающий комплекс светился как гигантский организм, излучая холодное электрическое сияние. Высокие башни, переплетённые трубопроводами и лифтами, образовывали лабиринт из света и тьмы. Это зрелище завораживало своей монументальностью, но в то же время подавляло, напоминая о неумолимой рутине и ответственности.

Мысленно Генрих уже подсчитывал убытки. Оставленная сумма за ресторан сократила его электронный кошелёк ровно на половину. Такие траты были редкостью, но сегодняшняя встреча того стоила. Однако впереди его ждал новый день, и теперь приходилось искать пути восполнения.

«Надо будет проработать сверхурочно,» — подумал он, напрягая память в поисках списка предстоящих задач. Любая ошибка или сбой в работе могли стоить не только премии, но и места в системе, где даже малейшее снижение эффективности считалось поводом для пересмотра статуса работника.

Флаер свернул на боковой маршрут, ведущий к его жилому сектору. Вдали маячил его дом, одно из сотен одинаковых зданий, выстроенных ровными рядами. Генрих устало выдохнул, предвкушая сон, который позволил бы хоть на несколько часов забыть о тяжести завтрашнего дня.

Перед сном Генрих тихо заполнил заявку на сверхурочные часы, обосновав её желанием накопить дополнительные дни отпуска. На самом деле он стремился заработать больше, не вызывая лишнего интереса у компании. Этот предлог был проверенным способом отвлечь внимание от истинных намерений — всем казалось, что он просто заботится о балансе работы и отдыха.

Головной офис вряд ли станет вникать в детали, думал Генрих. Система настроена так, что такие заявки проходят почти автоматически. Оставалось только дождаться одобрения, и его дополнительный доход начнёт расти, не привлекая к себе ненужных взглядов.

Глава 3

Домашняя нейросеть, как всегда, разбудила Генриха ровно в шесть утра, мягким звуковым сигналом, напоминающим шелест листьев. Над кроватью бесшумно завис летающий столик, на котором красовалась идеально налитая чашка ароматного кофе и булочка с хрустящей корочкой, только что напечатанная пищевым принтером. Пахло так, будто еду только что достали из традиционной духовки.

Преодолев желание поваляться ещё пару минут, Генрих энергично сел на кровати, потянулся и отправился в ванную. Летающий столик, словно подстраиваясь под его ритм, немного повисел в воздухе, а затем легко скользнул в сторону кухни, исчезая за дверью.

В ванной комнате его ждала ультрасовременная кабина вибродуша, окружённая мягким светом. Как только он вошёл, кабина автоматически закрылась, и система активировалась. Тёплые струи воды с вибрацией массировали кожу, снимая остатки сна. Одновременно с этим невидимые манипуляторы тщательно очистили зубы с помощью пасты с наночастицами, удаляя даже мельчайший налёт. Далее система деликатно, но эффективно позаботилась о кишечнике и мочевом пузыре — Генрих едва успел заметить этот процесс благодаря мгновенной обработке отходов.

Пока вибрационные струи продолжали массаж, под тонкой кожей заработали электрические импульсы, заставляя мышцы сокращаться и расслабляться, как при полноценной тренировке. Генрих чувствовал, как его тело наполняется энергией, словно он уже провёл час в спортзале. Завершающий этап — лёгкий поток охлаждённого воздуха и капля ароматического масла, что заставляло его почувствовать себя так, будто он только что вернулся с курорта.

Ещё минуту он постоял в кабинке, наслаждаясь этим утренним ритуалом, а затем, ощутив бодрость и свежесть, направился на кухню, где столик уже приготовил новый сюрприз.

Генрих сидел за столом, неспешно допивая кофе, и с задумчивым видом скользил пальцем по экрану, развернутому перед ним. Поток новостей смешивался с развлекательным контентом, который создавали другие пользователи глобальной нейросети. Он бездумно пролистывал кадры, мемы, короткие ролики и заголовки, мелькавшие один за другим. Когда-то и он пытался присоединиться к этой виртуальной ярмарке тщеславия, создавая собственный контент. Однако его работы не прошли строгую модерацию сети, где каждая идея оценивалась по трём критериям: качеству, креативности и адекватности.

Генрих не расстроился. Небольшой укол разочарования быстро сменился апатией. Кредо, виртуальная валюта, в награду за творчество ему всё равно бы не дали. Да и зачем стараться? В эпоху, когда фильмы и музыка создавались нейросетями, а сценарии писались на основе массивов данных, давно хранящихся в сети, потребность в режиссерах, актёрах и композиторах отпала. Кино и музыкальная индустрия, некогда гигантская и блистающая, превратилась в реликт прошлого, уступив место автоматизированным развлечениям.

Людям всё же оставили возможность выражать свои творческие идеи, но только в строго регламентированных рамках. Общественная нейросеть предоставляла платформу для экспериментов, однако допускала к публикации лишь то, что соответствовало её жестким стандартам. Исключение делалось разве что для художников и писателей. Их работы подвергались тщательной оценке экспертных алгоритмов, и только после этого могли быть оплачены. Генрих подозревал, что этот процесс тоже был больше показушным, чем честным.

Он свернул экран и устало потер виски. Мир, в котором нейросети управляли творчеством, стал для него безликим и бесцветным. Даже те немногие, кто продолжал писать книги или рисовать картины, делали это не для души, а ради признания искусственного разума. «Может, стоит попытаться ещё раз?» — мелькнула мысль, но тут же растворилась в потоке новой информации на экране.

— Доброе утро, мастер Генрих, — раздался ровный, спокойный голос рабочего ИИ, когда он усаживался за штурвал флаера.

Генрих не ответил сразу, потянулся к пульту управления, активируя систему навигации. ИИ, казалось, была привычна к его молчанию и продолжила:

— Я с нетерпением жду вашего прибытия и рада сообщить, что ваша заявка на сверхурочные работы одобрена системой. На данный момент наблюдаются небольшие, некритичные сбои в работе двух роботов в разных участках шахт.

Генрих нахмурился. «Некритичные сбои» почти всегда означали дополнительные проблемы, которые только на первый взгляд казались незначительными. Он сделал глубокий вдох, усилием воли прогоняя раздражение.

— Локацию я уже отправила на ваш флаер, — добавила ИИ.

— Принято, — наконец отозвался Генрих, голосом, в котором не было ни дружелюбия, ни враждебности. Просто сухая профессиональная нотка. Он провёл рукой по сенсорному дисплею, открывая карту шахт, где мигали две точки с отметкой «Авария».

Флаер мягко поднялся, гудение двигателей заполнило кабину. Генрих слегка расслабился, облокотившись на спинку сиденья.

— Подробности сбоев? — уточнил он, глядя на экран, где мелькали схемы шахтных туннелей.

— Первый робот демонстрирует сбои в манипуляторной системе, — ответила ИИ с лёгкой интонацией сожаления, словно извиняясь за доставленные неудобства. — Второй — проблемы с сенсорными датчиками. Это уже третий раз за неделю, я отметила это в отчёте для отдела технической диагностики.

Генрих тихо хмыкнул. Конечно, отметила. Вот только отдел, скорее всего, проигнорирует этот отчёт, как обычно. Ему придётся разобраться самому, как и всегда.

— Спасибо за информацию, — повторил Генрих, чувствуя, как привычная рутина снова захватывает его. Он переключил флаер в автоматический режим и поднялся с места, чтобы подготовиться к работе. В тесной кабине было мало места для маневра, но Генрих наловчился переодеваться даже в таких условиях.

Сняв повседневную одежду, он быстро натянул тяжёлый рабочий комбинезон, который защищал от пыли, радиации и возможных выбросов газа, частых в глубине шахт. Материал комбинезона был покрыт слоем нанополимеров, устойчивых к порезам и термическим повреждениям. Генрих закрыл молнию до самого подбородка, поправил шейный обтюратор и убедился, что герметизация выполнена правильно.

Затем он надел перчатки, встроенные с датчиками, которые передавали тактильную отдачу от любого объекта, и закрепил на поясе набор инструментов. Последним шагом был шлем с встроенной системой фильтрации воздуха и дисплеем дополненной реальности, через который он мог наблюдать за состоянием оборудования и получать подсказки от ИИ.

Флаер мягко вибрировал, продвигаясь по туннелям, а свет из окна освещал гладкие стены искусственно созданных шахт. Генрих опустился обратно в кресло, проверяя оборудование на поясе. Словно в ответ, голос ИИ снова раздался:

— Уточняю: первый участок находится на глубине 3 200 метров. В системе обнаружены следы нестабильности грунта, но угрозы обрушения нет. Второй участок менее глубокий, но сигнал от робота поступает с прерывистостью. Вероятна потеря связи.

— Прекрасно, — пробормотал Генрих себе под нос, чувствуя, как усталость накатывает ещё до начала работы.

Флаер издал короткий звуковой сигнал, уведомляя, что прибытие на первую точку займёт менее пяти минут. Генрих привычно проверил систему связи и выдохнул, готовясь к тому, что будет ещё один долгий рабочий день в глубине шахт.

Генрих провёл сорок напряжённых минут, методично выявляя ошибки в системе робота и устраняя неполадки. Закончив, он с облегчением перевёл дыхание и направился к следующему сигналу. Вторая проверка тоже не обошлась без сложностей, но опыт и хладнокровие позволили ему справиться быстрее. Уже готовясь наконец вернуться в каптерку, он внезапно замер: глухой звук, отдалённо похожий на взрыв, эхом прокатился где-то вдали.

На экране мгновенно вспыхнуло сообщение тревоги. Оно было от смежного мастера. Адреналин резко взметнулся, сердце застучало быстрее. Генрих бросил взгляд на карту: место происшествия было всего в пяти минутах полёта на флаере. Не раздумывая ни секунды, он бросился к своему транспортному средству, быстро запуская двигатели. В голове мелькали вопросы: что случилось? Успеет ли он вовремя? Флаер взревел, отрываясь от земли, и помчался навстречу неизвестности.

Прибыв на место, Генрих замер, поражённый увиденным. Взрыв газового отводчика серьёзно повредил одного из роботов, а его обломки снесли опору. Порода частично обрушилась, завалив коллегу. Подойдя ближе, Генрих с облегчением узнал Эрика — товарища по работе, с которым они не раз встречались на общих мероприятиях.

Эрик был в сознании, но его состояние вызывало тревогу. Нога выглядела повреждённой, на лице проступали следы удара, а на груди лежали куски породы и обломки робота. Шлем имел повреждения, но защитный костюм выдержал и уберёг его от серьёзных травм.

— Эрик, ты как? Держись! — громко сказал Генрих, стараясь придать голосу твёрдости. Он быстро осмотрел завал, прикидывая, как лучше освободить коллегу, не усугубив его положение.

Генрих быстро оценил обстановку. Обломки робота, обрушенная опора, заваленный породой Эрик — всё требовало немедленных действий. Сжав зубы, он активировал интерфейс управления ближайшими роботами через свой планшет. На карте отобразилось несколько машин, находящихся неподалёку. Они могли помочь, если правильно направить их.

Парень быстро подключился к сети управления и ввёл команду для двух ближайших роботов-экскаваторов. Их системы откликнулись с секундной задержкой, и машины начали двигаться в сторону завала. Одновременно он поддерживал контакт с Эриком, чтобы тот не потерял присутствия духа.

— Эрик, всё будет хорошо. Я подключился к системе. Сейчас роботы начнут разгребать завал, — сказал Генрих, стараясь звучать уверенно, хотя внутри всё сжималось от волнения.

Роботы прибыли через несколько минут. Генрих виртуально настроил их манипуляторы, задав точные команды. Один робот начал осторожно снимать камни с грудной клетки Эрика, другой — поднимать обломки опоры. Удерживая контроль над операцией, Генрих следил, чтобы ни одна деталь не сдвинулась слишком резко.

— Ещё немного, держись, — подбадривал он Эрика, видя, как тот с трудом, но кивает.

Наконец, основная масса завала была убрана. Генрих отключил роботов и сам поспешил к Эрику, чтобы убедиться, что его можно безопасно переместить. Используя небольшой подъёмник, встроенный в комбинезон спасательной службы, он осторожно поднял Эрика и перенёс его в сторону от опасной зоны.

— Ты молодец, всё сделал правильно, — сказал Генрих, проверяя состояние коллеги. — Сейчас вызову меддрон, скоро за тобой прилетят.

Эрик слабо улыбнулся, видно было, что силы на исходе, но его глаза выражали благодарность. Генрих выдохнул, почувствовав, как напряжение постепенно уходит. Ему удалось спасти коллегу.

Меддрон прибыл через несколько минут, его манипуляторы мягко, но уверенно подхватили Эрика и аккуратно переместили его в медицинский отсек. Генрих с облегчением наблюдал, как внутренние системы дрона быстро приступили к работе: автоматические инъекторы сделали несколько уколов обезболивающего и противошокового, а затем один из манипуляторов наложил шину на сломанную ногу. Эрик выглядел измождённым, но теперь был в надёжных руках.

Через пару минут дрон закрыл отсек, коротко просигналил и поднялся в воздух, унося Эрика в сторону ближайшего медцентра. Генрих ещё некоторое время смотрел вслед, пока дрон не исчез за горизонтом, и невольно подумал о Элеоноре. Она была специалистом по скорой помощи и курировала работу таких меддронов. Именно благодаря её кропотливому труду система экстренной помощи работала без сбоев. Элеонора лично следила за комплектами медикаментов и биоматериалов для восстановления тканей и регенерации повреждённых частей тела, которые входили в стандартное оснащение дронов.

Генрих вспомнил, как однажды она рассказывала, что уже больше тридцати лет меддроны на основе ИИ оказывают первую помощь пострадавшим, снижая смертность и ускоряя процесс лечения.

Парень задумался. Благодаря тому, что большую часть работы выполнял роботизированный технический персонал, людям отводилась роль контроля и регулирования систем в различных отраслях — от услуг до производства. Такая работа требовала не только глубоких знаний и сосредоточенности, но и высокой ответственности. Любая ошибка или упущение со стороны специалиста могли привести к сбоям в системе, что в масштабах современного мира имело бы серьёзные последствия.

Обучение специалистов проходило в специализированных институтах, где с использованием ИИ формировались новые нейронные связи в мозгу. Этот процесс позволял эффективно усваивать большие объёмы знаний и навыков, необходимых для конкретной профессии. Выпускники таких институтов получали не только пакет специализированных знаний, но и понимание важности своей роли в работе сложных автоматизированных систем.

Именно ответственность за принятие решений, проверку и коррекцию работы ИИ и автоматических систем делала специалистов ключевым звеном. От их внимательности и профессионализма зависела не только стабильная работа технологий, но и безопасность людей, использующих результаты их труда.

Генрих тщательно изучил место аварии, его взгляд скользил по обгоревшим обломкам и искореженному металлу. Он подключился к анализу данных, поступивших от роботов, обследовавших территорию, и изучил программные логи, зафиксировавшие события перед взрывом. Результаты анализа были неутешительны: взрыв произошел по вине Эрика, из-за его невнимательности и халатности. Это открытие заставило Генриха нахмуриться. Он понимал, что рано или поздно к такому же выводу придет и головная нейросеть. А это означало лишь одно — расследование, последующие разбирательства и, возможно, дисквалификация Эрика.

— Дисквалификация, — тихо произнес Генрих, словно сам не верил в то, что сказал. Это слово звучало как приговор. Он закрыл глаза и на мгновение глубоко вдохнул, пытаясь подавить тяжесть эмоций, которая поднималась в груди. Дисквалификация означала, что Эрика снимут с его позиции и отправят на переквалификацию. Генрих представил холодные стерильные помещения центра обновления, яркий свет, ослепляющий глаза, и неподвижную фигуру Эрика на хирургическом столе.

Процедура внедрения новых пакетов данных начиналась с полной очистки памяти, стирания всего, что было признано «некорректным». После этого через сложную нейрохирургическую манипуляцию создавались новые нейронные связи. Генрих вспомнил рассказы тех, кто прошел через это: головная боль, вспышки хаотичных воспоминаний, как будто чужих, и странное чувство потери, будто что-то важное навсегда исчезло.

Он знал, что такие вмешательства никогда не проходили бесследно. По слухам, частое стирание и добавление данных вызывало сбои: когнитивные провалы, ошибки в восприятии реальности, а иногда даже разрушение личности. Генрих представил лицо Эрика — уверенное, решительное — и вдруг ощутил горькое сожаление. Ошибка Эрика стоила ему дорого, но цена за её исправление казалась слишком высокой.

Генрих открыл глаза и посмотрел на обломки. Они казались теперь не просто кусками искореженного металла, а напоминанием о хрупкости не только механизмов, но и человеческого разума.

Человек, прошедший обновление, редко оставался в строю надолго. Со временем его состояние ухудшалось, и он неизбежно оказывался в числе так называемых «неспособных» — людей, утрачивающих возможность быть полезными своему анклаву и кластеру. В эту категорию входили и те, кто стал инвалидами из-за несчастных случаев или производственных травм, и те, кто не выдержал последствий обновлений.

Жизнь таких людей превращалась в борьбу за выживание. Они получали минимальную пенсию, едва достаточную на самые базовые нужды. Без возможности снимать собственное жильё или пользоваться стандартным социальным пакетом, «неспособные» вынуждены были ютиться в переполненных ночлежках, где половина их пенсии уходила на оплату койко-места.

Питание сводилось к наборам из бесплатных муниципальных центров, где раздавали дешёвые тюбики с питательной смесью и витаминные напитки, которых хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду. Эти люди больше не видели света прежней жизни, а окружающее их общество считало их чем-то вроде побочного продукта системы — ненужным, но неизбежным следствием её функционирования.

Генрих не раз видел таких людей: их пустые взгляды, измождённые лица и бесконечное молчание, словно из них выжали всю силу воли и оставили лишь оболочку. Мысль о том, что Эрик может оказаться среди них, тенью самого себя, пробудила в Генрихе болезненное ощущение сочувствия, ещё до того, как всё это случилось.

Глава 4

Элеонора тяжело вздохнула, узнав, что Генрих снова взял сверхурочные. Его работа в промышленности, связанной с добычей полезных ископаемых, где он был мастером по управлению и обслуживанию оборудования, часто требовала полного погружения и долгих часов в автономных зонах. Это означало, что их запланированное свидание в городе, которого она так ждала, снова откладывалось.

Элеонора, будучи мастером контроля медицинских дронов, знала, что её собственный график был не менее напряжённым. Её дни проходили в непрерывной координации сложных операций и обучения новых программ и их ввода в систему. Однако мысль о том, что они с Генрихом редко видятся, всё равно вызывала у неё грусть.

Ситуация изменилась, когда они получили уведомление с точной датой и временем проведения тестов на совместимость — до этого момента оставалось 45 дней. Эта новость заставила их обоих почувствовать облегчение. Теперь у них был чёткий ориентир, и можно было перестать переживать по поводу неопределённости.

Они начали готовиться к тестам каждый по-своему. Элеонора уделяла больше внимания своему физическому состоянию, ежедневно выполняя упражнения для повышения выносливости и работы с нервной системой, что было важно. Генрих, несмотря на свою загруженность, старался найти время для тренировок, поддерживая форму.

Они оба знали, что впереди их ждёт серьёзное испытание, но теперь, обладая ясностью и временем, могли подойти к нему с уверенностью и спокойствием, понимая, что всё делают правильно.

— — Милый, я скучаю, — проворковала Элеонора, легко проведя рукой перед собой, как будто могла прикоснуться к его лицу, хотя между ними был только интерфейс связи. Её взгляд, полный тепла, был устремлён на изображение Генриха. — Я понимаю, что работа, но мне так важно видеть тебя.

— Я тоже скучаю, малышка, — ответил Генрих, откинувшись на спинку своего кресла в тесной каптёрке. Экран перед ним слегка мигал, показывая очередные данные о неполадках. Он знал, что вскоре снова придётся выезжать в одну из точек неисправностей глубоко в огромной сетке шахт. — Мы обязательно встретимся, подожди немного.

Элеонора улыбнулась, но её глаза всё равно выдавали грусть. Генрих это заметил, и в его сердце что-то сжалось. Работа всегда была их реальностью, но иногда она казалась слишком несправедливой преградой между ними.

Генрих быстро вылетел к месту неисправности на своём флаере и, не теряя времени, приступил к осмотру и диагностике оборудования. Его движения были отточенными, а действия — точными и уверенными. Он тщательно проверял узлы и системы, стараясь устранить проблему как можно быстрее. Экономия времени была не просто привычкой, а необходимостью в его профессии, где каждая минута простоя могла привести к убыткам.

Когда он завершил настройку и наладку работы комплекса, система выдала подтверждение: на данный момент вся шахта функционирует исправно. Генрих облегчённо выдохнул, но отдыхать было некогда. Он получил новое уведомление — нужно было взять под контроль ещё и участок Эрика, который временно был без куратора.

Подъехав к рабочей станции Эрика, Генрих подключился к его сетке и быстро вник в текущую ситуацию. Участок оказался не в лучшем состоянии: несколько мелких сбоев требовали незамедлительного вмешательства. Генрих стиснул зубы, понимая, что ему предстоит ещё больше работы, чем он рассчитывал, и снова погрузился в рутину проверки, настройки и исправления.

Через четыре дня Генрих наконец наладил работу обеих станций, за что получил небольшую премию. Шахта работала как часы, и он быстро приспособился обслуживать обе точки.

В один из дней, закончив ремонт одного из роботов в отдалённой части шахты, Генрих обнаружил, что находится недалеко от памятного обвала. Этот обвал некогда вел к старой шахте, чей узкий рукав уходил далеко за пределы кластера.

Поколебавшись немного, он решил снова взглянуть на неё. Что-то необъяснимое тянуло его туда, как будто прошлое не отпустило этот уголок полностью.

Комплекс возле обвала работал исправно и уже отступил на приличное расстояние от открытого входа в старую шахту. Генрих осторожно приблизился к тёмному зеву, из которого веяло холодом и тишиной прошлого.

На земле всё ещё лежал осветительный прибор старой шахты. Его лампа продолжала гореть, словно не признавая времени. Генрих склонился, осматривая прибор. Независимый источник энергии работал безупречно, не сбавляя мощности вот уже более восьмидесяти лет.

Он выпрямился и взглянул вглубь. Тусклый, но стабильный свет от лампы выхватывал из мрака древний магнитный рельс, который уходил далеко в темноту. Свет ложился цепочкой, будто приглашая Генриха следовать за ним. Этот вид завораживал, словно портал в другое время, скрытое под пластами земли.

Взгляд Генриха зацепился за странные следы, едва различимые на пыльном полу старой шахты, метрах в тридцати от пролома. Подойдя ближе, он разглядел длинные полосы, словно что-то тяжелое тащили вглубь тоннеля. Следы выглядели свежими — пыль вокруг была едва потревожена, что вызвало у Генриха легкую тревогу.

Он активировал фонарь на своем костюме, его луч рассеял густую темноту, обнажая неровности стен и старый магнитный рельс, тянущийся вдаль. Генрих осторожно двинулся вперёд, следуя вдоль рельса. Каждое его движение казалось оглушительно громким в звенящей тишине, а свет фонаря словно выхватывал из мрака кусочки давно забытого прошлого.

Его шаги становились все тяжелее, словно воздух в тоннеле с каждым метром сгущался, давя на грудь и пытаясь удержать его от дальнейшего продвижения. Но любопытство не отпускало. Генрих остановился возле странного скопления следов, выбитых в мягком слое пыли и гравия на полу шахты. Следы были неестественно глубокими, словно двое человек, напрягая все силы, волокли что-то тяжелое вдоль тоннеля. Их путь тянулся к удаленному ответвлению, исчезая во тьме, где стены становились уже и осыпь становилась заметнее.

Навигатор в его руке показывал, что до края кластера оставалось около пятидесяти километров. Однако по карте шахта обрывалась значительно раньше, уходя в не отмеченные на схемах ответвления. Генрих нахмурился, опустился на одно колено и внимательно осмотрел следы. Его внимание привлекли царапины и мелкие выщерблины на камне — следы явно оставили не только ноги, но и что-то твердое, грубо протащенное по поверхности.

Он поднялся, обтер руки о штаны и вызвал автопилот своего флаера.

— Следуй за мной, — коротко сказал он, задав аппарату задачу сопровождения.

Флаер, закрепленный неподалеку в зоне отдыха шахтеров, активировался и мягко покатился по направляющим рельсам, следуя за хозяином. Генрих двинулся дальше, держа небольшой шокер против мутированных крыс наготове. Тусклый свет встроенного в комбинезон фонаря скользил по стенам, выхватывая разломы, трещины и ржавые балки, которые поддерживали своды тоннеля. Шум его шагов эхом отражался от стен, заглушая едва различимые звуки, которые, казалось, доносились откуда-то из темноты впереди.

Через пару десятков метров он заметил ответвление — узкий лаз, уходящий вправо. Следы вели именно туда. Генрих осторожно заглянул внутрь и замер: на полу валялись куски разбитого робота. Кто-то явно перетащил его сюда с места аварии.

Внутренности машины были выдраны, платы и детали отсутствовали. Видно было, что за дело брался профессионал, отлично разбирающийся в робототехнике. Все ценное и полезное, что можно было извлечь, исчезло бесследно.

Генрих обернулся и отдал флаеру приказ ждать у входа в лаз — дальше тот всё равно не смог бы пройти. Сам лаз был узким и почти незаметным, словно его специально прятали от чужих глаз. Генрих пригнулся и, склонив голову, протиснулся внутрь.

За лазом открылся тоннель, вырубленный вручную и укреплённый кустарными опорами. Кто-то, обладая терпением и смекалкой, использовал подручные материалы, чтобы создать надёжные перекрытия и освещение. Старые прожекторы с независимыми источниками света тускло мерцали, словно неохотно освещая его путь.

Потоптавшись на месте и внимательно изучив следы на пыльном полу, Генрих шагнул вперёд. Через несколько метров он вдруг замер, уловив вдалеке звук. Музыка. Тихая и странная, как будто доносившаяся из самого сердца тоннеля. Генрих нахмурился и двинулся на звук, ощущая, как с каждым шагом музыка становится всё яснее и тревожнее.

Через несколько минут Генрих свернул в очередной поворот и замер, увидев впереди странную картину. Тоннель заканчивался небольшой пещерой, освещённой тусклым светом старых прожекторов. В дальнем конце стоял жилой модуль — массивная конструкция, на первый взгляд древняя и заброшенная.

Однако что-то было не так. Несмотря на ржавчину и следы времени, модуль всё ещё работал. Панели на его поверхности мерцали слабыми огоньками, а у входа тускло светился индикатор системы жизнеобеспечения. Кто-то явно поддерживал его в рабочем состоянии, пусть и кустарно — следы ремонта и заплаток были видны даже издалека.

Генрих нахмурился. Этот модуль предназначался для отдыха шахтёров и обслуживающего персонала роботов — в те времена, когда люди ещё работали под землёй вместе с машинами. Лет семьдесят назад такие убежища были обычным делом. Теперь же они казались реликтами прошлого, которым давно не место здесь.

Но этот модуль жил, дышал — изнутри доносилось слабое гудение механизмов, а приглушённая музыка, вибрировавшая в воздухе, словно исходила из его самого сердца. Кто-то был здесь. Или всё ещё есть.

Генрих сделал еще один шаг вперед, пристально всматриваясь в каждую деталь, будто пытаясь разгадать шифр, заложенный в этом странном сооружении. С каждым шагом ощущение тревоги усиливалось — как слабый гул, нарастающий в ушах.

Он обошел модуль по кругу, изучая его со всех сторон. Это было необычное устройство, грубое, но функциональное. Генрих заметил, что оно подключено к независимым источникам питания — старым, но ещё рабочим батареям от разобранных шахтных фонарей. «Интересное решение», — подумал он, оценивая, как все источники были скоммутированы в единую систему. Такое подключение выглядело одновременно примитивным и изобретательным.

Его пальцы потянулись к одному из соединений, но он замер, внезапно осознав, что не знает, какие последствия может вызвать прикосновение к этой конструкции. Тревога зашевелилась в груди, напоминая, что не стоит недооценивать этот загадочный объект.

Генрих осторожно приблизился к входной группе модуля, чувствуя, как каждый шаг словно бы отзывался эхом в пустоте окружающего пространства. Металлические ступени под ногами скрипнули, но выдержали его вес, хотя выглядели изрядно изношенными. Он поднялся наверх и остановился перед автоматической дверью.

На мгновение он замер, разглядывая металлическую поверхность. Она была покрыта царапинами и пятнами, будто уже давно пережила свое лучшее время. Генрих протянул руку к ручке, намереваясь открыть дверь, как вдруг та разъехалась в стороны с резким шипением пневматических приводов. Звук был настолько неожиданным, что он рефлекторно отдернул руку.

Изнутри вырвался поток спертого, затхлого воздуха, несший с собой запах чего-то давнего, смешанного с едва уловимым металлическим привкусом. Генрих задержал дыхание на мгновение, чувствуя, как сердце заколотилось быстрее. В глубине модуля царила темнота, лишь тусклый свет откуда-то из глубины казался неподвижным и неестественно холодным.

— Ну, привет, — пробормотал он себе под нос, пытаясь унять нарастающее чувство тревоги, и шагнул внутрь.

Глава 5

Генрих замер, пока его глаза постепенно адаптировались к тусклому свету аварийных диодов. Жилой модуль выглядел как свалка после кибершторма: разбросанные обшивки старых дронов, пластиковые контейнеры с затёртыми этикетками, и горы какого-то древнего барахла, непонятно зачем ещё сохранившегося. Генрих шагнул вперёд, и в этот момент из кучи металла начало подниматься нечто.

Существо выглядело как помесь бездомного андроида и мутанта: спутанные волосы, одежда из лоскутов и, судя по всему, серьёзные проблемы с операционной системой. Оно шаталось и двигалось прямо на него, щурясь так, будто зрачки забыли обновиться до последней версии.

— Аааа! Мать система! — выпалил Генрих, машинально отступая назад.

Существо замерло, затем издало такой дикий, вибрирующий вопль, что динамики его импланта чуть не перегрузились. Генрих, не раздумывая, выхватил шокер и, почти завизжав, нажал на спуск. Разряд с треском разорвал воздух, а существо с глухим звуком грохнулось на пол, выпустив изо рта короткий сигнал, похожий на сбой кодировки.

Стоя над неподвижным телом, Генрих тяжело дышал, а потом, наконец, решился присмотреться. Его дыхание сбилось, когда он понял, что перед ним лежит не андроид и не мутант. Это был человек. Обычный человек, хоть и выглядел так, будто год жил на переработанном кислороде.

— Ну что, Генрих, поздравляю, — пробормотал он себе под нос, активируя нейросканер. — Теперь ты не только технику ломаешь, но и людей отключаешь.

Генрих внимательно осмотрел пространство вокруг себя. Жилой модуль оказался больше, чем он ожидал, с четырьмя койками, расположенными по стенам. Эта деталь не оставляла сомнений: человек, лежащий без сознания на полу, жил здесь не один. Мысль о возможных соседях заставила Генриха насторожиться и действовать быстрее.

Он склонился над несчастным и начал его осматривать. На мужчине были лохмотья, но под ними проглядывался поношенный комбинезон с логотипом, который сразу привлёк внимание Генриха. Взглянув на него пристальнее, он ощутил странное чувство тревоги. Что-то в этом логотипе казалось знакомым, но память упорно не желала подбрасывать ответ. Несколько секунд напряжённых раздумий — и внезапно осознание накрыло его, словно ледяная волна.

Этот логотип принадлежал тем, кого общество давно забыло — «отбросам». Помимо «не способных», о которых знали все, существовала другая, ещё более зловещая каста отверженных. Это были люди, чей разум пытались перепрограммировать снова и снова, но безуспешно. Их считали окончательно утраченной частью общества. Такие люди исчезали из поля зрения, отправляясь в специальные лечебницы, скрытые от глаз большинства. О них ходили пугающие слухи: кто-то утверждал, что там проводились бесчеловечные эксперименты, другие же уверяли, что это всего лишь место для изоляции.

Генрих вздрогнул, осознавая, с кем он имеет дело. Мужчина на полу мог быть одним из них. Но почему он оказался здесь? И где остальные, если жилой модуль рассчитан на нескольких человек? Вопросы роились в голове, заставляя сердце биться быстрее.

Генрих резко обернулся, услышав, как лестница у двери модуля предательски заскрипела. Он мгновенно поднял перед собой шокер, готовясь к худшему. В проёме двери появился мужчина средних лет, одетый в те же лохмотья и комбинезон, что и лежащий на полу. Однако, в отличие от него, этот человек выглядел куда более опрятно — его волосы и борода были аккуратно расчёсаны, и он явно не напоминал чудовище, какого ожидал увидеть Генрих.

— Кто вы? — растерянно спросил мужчина, замерев на пороге. Его взгляд метнулся к лежащему телу. — И зачем вы убили Кенни?

Генрих опешил от неожиданности. Обвинение прозвучало резко, но тон мужчины оставался скорее удивлённым, чем угрожающим. За его спиной мелькнули ещё две фигуры: растрёпанная женщина с усталым лицом и старик с мрачным взглядом. Все трое были одеты в такие же комбинезоны с тем самым логотипом.

— Я не убивал! — поспешно воскликнул Генрих, стараясь говорить спокойно, хотя его голос слегка дрогнул. Он опустил шокер, но всё ещё держал его наготове. — Он потерял сознание. Упал прямо на пол. Я просто пытался ему помочь!

Мужчина нахмурился, не двигаясь с места, его глаза подозрительно блеснули.

— Помочь? — произнёс он медленно, будто взвешивая слова Генриха. За его спиной женщина подошла чуть ближе, её взгляд переместился с Генриха на лежащего мужчину, а затем снова вернулся к чужаку.

— Без сознания? — скрипучим голосом подала она голос. — Когда это он мог упасть? Полчаса назад он был в порядке…

Генрих заметил, как её руки нервно теребят край комбинезона. Это напряжение лишь добавило ему беспокойства. Он всё ещё не понимал, с кем имеет дело, но чувство, что он вторгся в чужую жизнь, становилось всё сильнее.

Мужчина у порога замер, его взгляд метался между Генрихом и шокером в его руке. Он сделал едва заметный шаг назад, как будто собирался закрыть за собой дверь, но потом передумал. Женщина позади него испуганно втянула голову в плечи, словно ожидая удара. Даже старик, несмотря на видимую усталость и дряхлость, насторожился, сжав костлявые пальцы в кулаки.

— Мы… мы не хотим неприятностей, — пробормотал мужчина, стараясь говорить уверенно, но в его голосе проскальзывал страх. — Если вы пришли за… ним, то забирайте, только не трогайте нас!

Генрих нахмурился, понимая, что его воспринимают как угрозу. Напряжение в воздухе стало почти ощутимым, как будто каждый в комнате ждал взрыва. Женщина сделала шаг вперёд, но тут же спряталась за спину мужчины, не сводя глаз с шокера.

— Мы ничего не сделали! — пискнула она, её голос дрожал. — Не убивайте нас! Мы просто живём здесь. Мы никому не мешаем!

Генрих понял, что его поза с поднятым шокером только усугубляет ситуацию. Он медленно опустил устройство, стараясь не делать резких движений.

— Я не собираюсь никого трогать, — сказал он твёрдо, стараясь говорить спокойно. — Я не враг. Просто… я оказался здесь случайно. И не убивал вашего… Кенни. Он потерял сознание, когда я его нашёл.

Мужчина в дверях прищурился, словно пытаясь определить, лжёт Генрих или говорит правду. Женщина испуганно оглянулась на старика, и тот тихо пробормотал что-то себе под нос.

— Тогда зачем у тебя шокер? — спросил мужчина подозрительно. — И что тебе вообще здесь нужно?

Генрих понял, что каждый его шаг и каждое слово будут оцениваться с недоверием. Люди перед ним были напуганы не меньше, чем он сам. Возможно, даже больше. Этот страх, подкреплённый их изоляцией от внешнего мира, делал их почти параноиками.

— Это для самозащиты, — честно ответил Генрих, показывая шокер на вытянутой ладони, чтобы было видно, что он не угрожает. — Я не знал, что увижу здесь кого-то. И я не собираюсь причинять вам вред.

Его слова, казалось, немного смягчили напряжение. Мужчина слегка расслабился, но по-прежнему не убирал руки с дверного проёма, словно защищая остальных.

— Кто вы? — повторил свой вопрос мужчина, его голос звучал твердо, но в нём проскальзывала настороженность, будто он ожидал странного ответа. — Что вам здесь нужно?

— Меня зовут Генрих, — парень сделал шаг вперед, стараясь выглядеть увереннее, чем чувствовал себя на самом деле. Его ладони вспотели, и он машинально вытер их о брюки. — Я мастер обслуживания и контроля комплекса по добыче полезных ископаемых.

На мгновение наступила пауза, наполненная гнетущей тишиной. Компания переглянулась, как будто Генрих сказал что-то абсурдное.

— Мастер, — медленно повторила женщина, вытягивая слово, словно пробуя его на язык. Другие подхватили:

— Мастер… — сказали они невпопад, то шёпотом, то громче, и на их лицах промелькнула странная смесь из любопытства и непонимания.

Генрих почувствовал, как у него по спине пробежал холодок.

— Ты не доктор? — вдруг резко спросила женщина. Её лицо дернулось, а глаза сузились. Она начала раскачиваться из стороны в сторону, словно пытаясь сбежать от невидимой опасности. — Ты не забрать нас пришёл? Я не хочу обратно! НЕ ХОЧУ!

Её голос сорвался в крик. Старик, стоявший рядом, тут же обнял её, прижимая к себе так крепко, будто боялся, что она исчезнет. Вместе они начали раскачиваться, синхронно, как два маятника в сломанном часе.

Генрих застыл, не зная, что делать. Всё происходящее казалось ему каким-то жутким спектаклем. Он посмотрел на мужчину, задавшего первый вопрос, надеясь увидеть там хотя бы проблеск здравомыслия, но тот лишь смотрел на него пристально, как хищник, который выжидает момент для атаки.

— Послушайте, — Генрих постарался взять себя в руки и заговорил мягче, как с ребёнком, который вот-вот начнёт плакать. — Я просто обслуживаю оборудование. Я не знаю, о чём вы говорите.

Женщина вдруг застыла. Её раскачивание прекратилось так резко, будто её кто-то выключил. Она подняла голову, и Генрих встретился с её взглядом — пустым, но полным тревоги, словно она смотрела не на него, а через него.

— Ты лжёшь, — прошептала она, её губы дрожали. — Ты хочешь нас вернуть. Все хотят… вернуть…

Старик лишь сильнее прижал её к себе и, не отрываясь, смотрел на Генриха. В его взгляде было что-то неестественное, что заставило Генриха снова отступить.

На краю сознания шевельнулась мысль: эти люди явно были не в себе.

— Успокойся, Глория, всё хорошо. Это не доктор, — мужчина поднял руку в успокаивающем жесте, словно отгоняя невидимую угрозу. — Это просто работник.

Глория замерла, но её плечи всё ещё дрожали. Мужчина медленно отступил в сторону, следя за Генрихом настороженным взглядом, и жестом указал старику что-то сделать. Старик, не говоря ни слова, поднялся по лестнице. Его движения были медленными, механическими, как будто он выполнял заранее отрепетированную роль.

Он поднялся к модулю, словно не замечая окружающих, и осторожно ввёл Глорию внутрь. Пройдя несколько шагов, старик опустил её на кровать, так аккуратно, будто она была фарфоровой куклой, готовой разбиться от любого неловкого движения.

Открывая ящик стола, старик вынул бутылку воды. Он медленно, с почти ритуальной осторожностью, отвинтил крышку и вложил бутылку в руки женщины. Глория, словно очнувшись от транса, схватилась за бутылку, как за спасательный круг, и начала пить мелкими глотками, но её глаза оставались пустыми, устремлёнными в пространство.

Старик опустился рядом на кровать, положив руку на её плечо. Его взгляд метнулся к Генриху, холодный и изучающий, будто он оценивал, представляет ли парень угрозу.

Генрих неловко переступил с ноги на ногу, чувствуя себя лишним. Ему хотелось уйти, но что-то в этой компании держало его, будто незримая сеть. Странности множились. Всё их поведение — от резких смен настроения до почти хореографической слаженности — вызывало в нём смутное беспокойство.

Только сейчас Генрих заметил, что компания прикатила к модулю странное кустарное устройство — порхающую на магнитной подушке рохлю. Она едва слышно гудела, зависая в воздухе на уровне колен. На её платформе лежало несколько картриджей для пищевого принтера и брикеты с водой. Однако то, что привлекло внимание Генриха больше всего, было сверху: беспорядочно сложенные материнские платы, вырванные из разного оборудования, и чипы с разломанными корпусами.

Он прищурился, пытаясь рассмотреть детали. Некоторые платы явно были старые, покрытые пылью и царапинами, другие — почти новыми, как будто их недавно вытащили из работающих систем. Несколько чипов сверкали оголёнными контактами, будто их отрывали в спешке, не заботясь о сохранности.

Генрих почувствовал, как в груди зашевелилось тревожное чувство. Зачем им всё это? Пищевые картриджи и вода — понятно, но платы? Это выглядело нелепо, как будто кто-то пытался собрать техно-свалку в компактном виде.

— Это ваши вещи? — наконец решился спросить он, указывая на рохлю.

Старик поднял голову, его взгляд стал почти виноватым. Он пробормотал что-то себе под нос, но Генрих уловил только отдельные слова: «ресурсы», «сохранить», «не пропадать».

Глория резко вскинула голову и посмотрела на Генриха:

— Это… нужно нам, — её голос был резким, почти оборонительным. Она обхватила руками бутылку с водой, как будто защищала её от чужого взгляда. — Без этого мы не сможем… выжить.

— Выжить? — переспросил Генрих, чувствуя, как холодок пробежал по спине.

Старик быстро перебил:

— Мы просто берём то, что больше никому не нужно, — его голос звучал успокаивающе, но в нём проскальзывали ноты усталости и скрытого раздражения.

Генрих не ответил, но взгляд его задержался на странной коллекции. Теперь ему казалось, что за этими людьми скрывается что-то гораздо большее, чем просто тревога или неадекватность.

— Кто вы и что вы тут делаете? — Генрих решил взять инициативу в свои руки, чувствуя, как растёт беспокойство. Его голос стал твёрже, а взгляд — настойчивее. — Что это за место и как вы вообще оказались в этой части шахты?

Слова, казалось, врезались в воздух, вызвав мгновенную реакцию. Мужчина напрягся, его плечи чуть приподнялись, а голова будто втянулась в плечи, как у испуганного зверя. Он не ответил, только перевёл взгляд на старика, словно ожидая, что тот возьмёт на себя тяжесть разговора.

Старик бросил на Генриха быстрый, полный тревоги взгляд. Его глаза словно просили: «Не дави, не задавай вопросов, не заставляй нас говорить». Руки его дрожали, когда он машинально поправил воротник своей поношенной рубашки.

Женщина, сидевшая на кровати, продолжала раскачиваться вперёд-назад, как маятник. Бутылка с водой, зажатая в её руках, вздрагивала в такт движению. Она будто не слышала вопроса Генриха, или же намеренно игнорировала его.

— Мы… Мы не хотели проблем, — наконец пробормотал старик, слова выходили с трудом, словно ему приходилось выдавливать их из себя. Его голос дрожал, как тонкая нить, готовая порваться. — Просто искали безопасное место. Только и всего.

— Безопасное место? — переспросил Генрих, его брови нахмурились. — В этой шахте? Здесь давно уже никого не должно быть.

Старик отвёл взгляд, будто отговаривался молчанием. Мужчина с опаской сделал шаг назад, словно хотел исчезнуть из поля зрения Генриха, но вместо этого наткнулся на рохлю. Она чуть качнулась, издав низкий гул.

— Вы… сбежали откуда-то? — Генрих попытался сделать голос мягче, хотя внутри всё сжалось. — Или вас сюда кто-то привёл?

Женщина вдруг остановила раскачивание, её голова резко поднялась. Её глаза сверкнули в тусклом свете, но в этом взгляде было что-то беспокойное, почти болезненное.

— Не твое дело, — тихо, но резко сказала она. Её голос прозвучал будто издалека, низкий и хриплый, словно она давно не разговаривала.

Старик дернулся, но ничего не сказал. Мужчина молча скрестил руки на груди, глядя на Генриха настороженно, как будто тот был врагом, которого следовало держать на расстоянии.

Генрих почувствовал, как гнетущая тишина снова нависает над ними. Всё в их поведении — раскачивание, испуганные взгляды, нежелание отвечать — кричало о том, что с ними не всё в порядке.

— Мы больные люди, — мужчина заговорил тихо, но его голос прозвучал чётко, будто эти слова не раз прокручивались у него в голове. Он поднял руку и указал на логотип на выцветшем комбинезоне. — Прояви милосердие. Мы не хотим проблем. Мы просто не хотим быть в лечебнице и проходить эту «реабилитацию».

Его глаза смотрели на Генриха с такой отчаянной мольбой, что тот невольно почувствовал себя неловко.

— Пожалуйста, не говори никому про это место. И… — мужчина сделал паузу, как будто обдумывал, стоит ли продолжать. Затем, собравшись с духом, добавил: — Разреши мне подойти к Кении. Я должен помочь ему прийти в себя.

Генрих посмотрел на бесчувственное тело, лежащее неподалёку, и почувствовал, как внутри борются сомнения. Эти люди казались странными, возможно, опасными, но что-то в голосе мужчины — смесь просьбы и скрытого страха — не дало ему возразить.

— Хорошо, — пробормотал он, отступая в сторону.

Мужчина с облегчением кивнул и медленно подошёл к Кении. Он опустился на колени, осторожно проверил пульс, приложив пальцы к его шее. Лицо мужчины оставалось сосредоточенным, но руки слегка дрожали.

— Всё будет хорошо, друг, — прошептал он, больше себе, чем кому-либо.

Затем он потянулся к ящику, стоящему рядом, и извлёк оттуда небольшой ингалятор с блестящей металлической поверхностью. Прыснув спреем у носа Кении, он замер в напряжённом ожидании.

Через несколько секунд тело Кении дрогнуло, затем он закашлялся и с трудом открыл глаза. Мужчина обрадованно улыбнулся, но его улыбка выглядела вымученной, как будто он сам вот-вот потеряет сознание.

— Вот так, вот так, — сказал он, успокаивающим тоном, проводя рукой над лбом Кении. — Ты в порядке, всё хорошо.

Генрих наблюдал за этим молча, чувствуя, как его растерянность только усиливается. Всё это выглядело неправильно: их страхи, их действия, их слова. Но что-то в их поведении заставило его почувствовать вину, будто он стал случайным свидетелем чужой боли, о которой не стоило знать.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил Генрих, стараясь, чтобы голос звучал искренне. Он чувствовал, как его вина за вторжение в чужую жизнь становится почти осязаемой.

Мужчина, усадивший Кенни на кровать, остановился и внимательно посмотрел на него. В этом взгляде было всё сразу: сомнение, будто он пытался понять, можно ли доверять Генриху; упрёк, словно парень уже успел нанести им непоправимый ущерб; и скрытая тревога, что отпускать его — это как отпустить ящик Пандоры.

— Уже помог, — произнёс мужчина после долгой паузы, и в его голосе прозвучала холодная отчуждённость, смешанная с раздражением. — Достаточно будет, если про нас никто не узнает. О себе мы, как-нибудь, сами позаботимся.

Его слова прозвучали как приказ, а не просьба. Генрих почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он кивнул, но не смог отвести взгляд от мужчины, который, похоже, обдумывал каждое своё движение и слово.

— Хорошо, — наконец произнёс Генрих, сглотнув. — Я ничего не скажу.

Мужчина ещё мгновение смотрел на него, будто взвешивая, стоит ли верить его обещанию. Затем он кивнул, но напряжение в его позе не исчезло.

— Вот и славно, — бросил он, возвращаясь к Кенни, который всё ещё выглядел слабым, но постепенно приходил в себя.

Генрих стоял, не зная, что делать дальше. Он чувствовал, что его присутствие здесь было нежелательным, но уходить сейчас казалось не менее неправильным. В воздухе между ними повисла гнетущая тишина, которую никто не спешил нарушить.

— Как вам удалось реанимировать этот жилой модуль? — спросил Генрих, чтобы заполнить неловкую паузу.

Мужчина поднялся, еще раз убедившись, что с Кенни все в порядке. Затем он подошел к Генриху и внимательно посмотрел ему в глаза. Несколько секунд этого прямого, почти пронизывающего взгляда заставили парня напрячься, но неожиданно мужчина протянул руку для рукопожатия.

— Генрих! Меня зовут Алекс, — представился он. В его глазах горел искренний, но слегка безумный блеск, который выдавал некоторую неадекватность. — Прошу прощения, что не сделал этого сразу.

Алекс жестом указал на модуль.

— Этот модуль собрал для нас Кенни. Раньше он работал на заводе, где производили такие подземные жилые комплексы, — с гордостью сообщил Алекс.

Генрих бросил взгляд на лежащего на кровати мужчину. Уважение и удивление мелькнули в его глазах. Судя по всему, работа потребовала не только огромного труда, но и высокой квалификации.

— Позвольте представить остальных, — продолжил Алекс, жестом приглашая внимание к остальным присутствующим. — Это Глория, наша дама и специалист по медицинскому оборудованию. Правда, после процедур в лечебнице её навыки немного позабылись, но мы все надеемся, что она восстановит их.

Глория слегка улыбнулась, явно смущённая упоминанием своего прошлого, но ничего не сказала.

— А это Роберт, — Алекс указал на старика, скромно стоявшего у стены. — Наш гений энергетики. Он способен добыть энергию буквально из воздуха! Его умения жизненно важны для поддержания этого модуля.

Роберт молча кивнул, подтверждая слова.

— Ну а я, — продолжил Алекс с лёгкой улыбкой, — специалист по работе с комплексами по добыче полезных ископаемых. Выходит, мы с вами коллеги, Генрих.

Все четверо смотрели на Генриха с надеждой, осторожностью и боязнью в глазах, словно стая воробьёв, готовая улететь при малейшем неправильном движении. Но в их поведении было что-то странное: кто-то из них чуть заметно вздрагивал, кто-то постукивал пальцами по бедру в каком-то нервном ритме, а Глория, будто не замечая, всё время теребила рукав своей одежды, мрачно что-то шепча себе под нос.

— Очень приятно, — растерянно произнёс Генрих. Его слегка пугали резкие перепады настроения этих людей: от едва сдерживаемой агрессии и явного страха до внезапного, почти театрального дружелюбия и открытости.

— Вы присаживайтесь, — предложил Алекс с резким, почти болезненным энтузиазмом, неожиданно хлопнув себя по бедру. Он подошёл к большой столешнице и смахнул на пол детали от разобранных механизмов, при этом засмеявшись так резко, что Глория вздрогнула.

— Давайте выпьем немного домашнего самогона, — сказал он, внезапно понижая голос до заговорщицкого шёпота. — Кенни умеет его гнать из фруктовых картриджей.

Кенни, лежащий на кровати, вдруг выдал хриплый смешок, который быстро сменился каким-то странным бормотанием, словно он разговаривал с кем-то невидимым.

Алекс тем временем потянулся к полке, достал металлическую флягу и потряс её, внимательно прислушиваясь к бульканью, как будто это был кодовый сигнал.

— Нет, спасибо, я не употребляю алкоголь, — быстро замахал руками Генрих. — Я на работе.

— Ну, тогда давайте просто попьём наш чай! — выкрикнул Алекс, резко выпрямляясь и тут же переходя на тихий, почти ласковый тон. Он поставил на стол пластиковые стаканчики, которые начали наполняться жидкостью из пищевого принтера.

Генрих с лёгкой опаской присел за стол и взял один из стаканчиков. Остальные подошли, будто синхронно, словно репетировали это движение заранее. Их взгляды, казалось, прожигали его насквозь, а их движения были резкими и угловатыми. Роберт, взяв стакан, вдруг засмеялся, потом резко умолк и начал пить чай с какой-то нарочитой медлительностью, как будто это был не напиток, а церемония.

Генрих осторожно сделал глоток. Чай был горячим, с лёгким фруктовым привкусом, но атмосфера напрягала его всё больше. Он чувствовал себя под пристальным наблюдением, будто находился не за дружеским столом, а на странной игре, правила которой ему не объяснили.

— Так вы из реабилитационного центра? — осторожно спросил Генрих, его голос был едва слышен. — Вы… сбежали?

Вся четвёрка замерла. Их взгляды сошлись на парне. В этой тишине что-то было невыносимо давящее, словно Генрих случайно вскрыл некую запретную тему. Алекс тяжело вздохнул, откинулся назад и, сделав длинный глоток чая, лениво усмехнулся.

— А ты смелый, раз спросил, — сказал он, поставив чашку с громким стуком. — Да, сбежали. Все четверо.

— Мы жутко «сгорели», — не без горькой насмешки добавил Кенни, почесывая затылок. — Прямо до корки.

Алекс кивнул, его взгляд стал странным, будто одновременно далеким и пронзительным.

— Мы — дефектные. Переработанный материал. Сгоревшие мозги, ненужные кластеру. Нас спрятали как грязный секрет, чтобы никто не видел, что бывает, если… — он чуть замешкался, словно искал слово, — если ты немного не вписываешься в их идеальный мир.

— Немного? — фыркнул Роберт, хохотнув. — Да мы чокнутые! Прямо диагноз на лбу напиши!

— Но мы это понимаем, — добавил Алекс, поднявшись медленно, словно собирался с силами. — Это они не понимают, что мы не хотим жить в этом чёртовом ящике. Не хотим ежедневно жрать таблетки и терпеть постоянную головную боль.

Его голос звучал всё громче, почти захлёбываясь эмоциями. Остальные поднялись вслед за ним, и Генрих вдруг ощутил, как его сердце сжимается. Эти люди были опасны. Это было видно. Но в их ярости было что-то страшно человеческое.

— Мы хотим свободы, Генрих! — Алекс уставился на него, в его глазах плясала искра безумия, но там же была и невероятная боль. — Мы хотим жить, а не существовать как чёртов эксперимент и био материал!

Генрих отступил на шаг, его дыхание сбилось. На секунду ему показалось, что они все рассмеются и скажут, что это шутка. Но вместо этого напряжение в комнате стало почти осязаемым.

— Мы знаем, что мы ненормальные, — вдруг произнес Алекс тише, глядя прямо в глаза Генриху. — Но мы хотим, чтобы хотя бы это было нашей нормой.

Генрих сглотнул, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. В воздухе витало напряжение, но через несколько мучительно долгих секунд всё, как ни странно, успокоилось. Алекс, будто ничего не произошло, сел обратно и снова потянулся к чашке. Остальные тоже вернулись к своим местам, как будто вспышки ярости и вовсе не было.

— Ладно, — произнес Алекс уже спокойным тоном, облокотившись на стол. — Пьём чай дальше.