Бесплатный фрагмент - Растворитель

Растворитель

Вступление.

Это книга, посвященная моим собратьям по пропащей жизни — тем, кто пьет, тем, кто собирается бросить, и тем, кто уже бросил и теперь не знает, что делать с изменившейся жизнью.

А ведь казалось, что именно с этого момента все прекрасное и начнется. Да, именно с этого момента все и началось — появились проблемы, о существовании которых я даже не подозревал.

И пришлось потратить огромные усилия, чтобы понять, что к чему и как со всем этим справится.

Вывернуть себя разноцветными потрошками наружу на потеху доброй публике — это одно. Размазать сопли по лицу в пароксизмах самоуничижения, хлестать плетью по излохмаченной спине, требуя жалости — тоже, конечно, неплохо, но хочется несколько иного. Хотя невозможно обойтись без некоего (прости, литература) эксгибиционизма и мазохизма. Ну тут уж что поделаешь.

Лучше всего, конечно, было бы начать так, как это делают, отточив свое мастерство на благожелательном хавающем пипле наши маленькие американские друзья. Вот так — «Найден радикальный способ бросить пить!!! Вы не поверите!!! Сотни миллионов человек спаслись, используя способ Уткина!! Вам не придется напрягаться, изнурять себя физическими упражнениями, обжираться, пить таблетки и ходить к психотерапевту!!! Уткин говорит — выбросьте все это ненужное старье на помойку!!! Он открыл новый, революционный способ не пить!!! Внимание!! Вам ничего не придется делать!! Вам нужно будет только пить!!! Вы не верите своим глазам, но это правда!! Вы будете пить и не будете пить!! Пейте и бросайте пить!!!»

Повторив эти заклинания не десяти страницах, приколотив их к мозгу ржавыми гвоздями, мессия Уткин открыл бы страшный секрет — вы можете пить все что хотите, кроме водки, вина, пива, коктейлей, сидра и прочих производных брожения. Захотелось водочки — выпей молочка.

Самое ужасное, что я не учитель. Не Порфирий Корнеевич Иванов. Даже не бог Кузя. Я не могу похвастаться даже двухлетней ремиссией — пару раз в году я срываюсь. (Это было тогда. Сейчас есть три года — с 50 до 53 лет, и, видимо, пойду на личный рекорд — пять лет)

Я не смог вырвать из своей жизни алкоголизм — наверное, это вообще невозможно, будем смотреть правде в глаза. Но я сумел перевести его в другую плоскость — если раньше, во времена пропиваемой молодости, сухие периоды можно было назвать светлыми, то сейчас вся жизнь светла. С одной-двумя черными ямами в год, бездонными ямами, из которых веет мертвым холодом и смрадом.

Стоит дать небольшую медицинскую справку — исключительно для тех, кто себя алкоголиком не считает.

Ну — выпил раз в неделю до поросячьего визга. Ну, пососал пивка после работы. Ну, тяпнул пару рюмок, оттого что настроение было плохое. Но я же не алкоголик. Я же в канаве не валяюсь. Я же вещи из дома не несу. Да и вообще — работаю, а где вы видели работающего алкаша?

Увы, мои дорогие друзья. На сегодняшний день ситуация такова, кто практически каждый взрослый человек имеет основательно сформированную вторую стадию алкоголизма. Вторую, господа, вторую — то есть переходную между первой и третьей. А третья — это так любимые вам в качестве примера валяющиеся под заборами алкаши.

Не буду утомлять подробным перечислением признаков алкоголизма — хотя совсем обойтись без чисто медицинского экскурса в проблему вряд ли удастся — но укажу три четких и бесспорных признака сформировавшейся болезни.

Первый — это потеря ситуационного контроля. Нормальный человек, над которым довлеет навязанный обществом алкогольный ритуал, пьет нечасто и тогда, когда это делают все — по праздникам и похоронам.

Алкоголик пьет тогда, когда захочется. А хочется ему примерно раз в три дня. Даже если это одна рюмка — все, вы попали. Может, это еще и не вторая стадия — но точно уже первая. Организм подсел на этанол и начинает его требовать. Подсознание пьющего человека — вещь исключительно изобретательная. Чего только оно не выдает в качестве оправдания, хотя обычно это — страшная усталость и необходимость в расслаблении. Но человек пока что может контролировать количество выпитого, пока еще не страдает похмельем.

А вот два других признака — это повод бить в набат. Если к потере ситуационного контроля добавляется потеря контроля количественного — то все, пиши пропало. Примеры приводить не надо, они и так у всех на виду, это называется — помазал губы — и понеслось. То есть человек совершенно серьезно уверен, что выпьет только одну лишь бутылочку пива, но приходит в себя следующим утром с раскалывающейся головой и провалами в памяти — и без опохмелки не может вспомнить, что с ним вообще было.

Характерно, что после первой — второй — третьей бутылки пива хочется чего-то более радикального, особенно в хорошей, пусть и незнакомой компании, и в ход идет тяжелая алкогольная артиллерия. Обычно водка, но иногда и коньяк. Часто водка мешается с коньяком и полируется — всем знакомо это слово? — портвейном.

В итоге наш малопьющий герой впадает во временную алкогольную кому — но в таком позорном явлении, как рвота, замечен не бывает.

И вот это второй признак второй же стадии. Этанол так прочно вписался в обмен веществ, что принимается организмом как свой и не вызывает отторжения. А этого быть не должно — все пьющие помнят безудержные фонтаны в молодости, когда приходилось перебрать.

Теперь вопрос — много ли вы знаете взрослых людей, которые, перепив, блюют — извините за прямоту? Я, например, среди своих знакомых таких не имею. Мои друзья упиваются до мертвого сна, до дебошей, до потери человеческого облика — но рвать их не будет. Любого можно укладывать на самое чистое белье в самой чистой одежде и знать, что и то, и другое останутся в неприкосновенности. Ну, разве что в грязи на улице изваляется пьяный друг — но это дело житейское.

Итак, берем за основу три факта — потеря ситуационного контроля, потеря количественного контроля, потеря рвотного рефлекса. Если вы счастливый обладатель всех трех — значит, вы алкоголик со сформированной второй стадией, могу поздравить. Значит, вам пора хотя бы подумать и о будущем — да и настоящем тоже.

Справедливости ради надо сказать, что эта пресловутая вторая стадия, на которой находится каждый второй, может длится годами и даже десятилетиями, не переходя в третью.

Такое часто бывает у деловых, занятых, тщеславных людей которые дорожат работой, карьерой, семьей и так далее. Которые могут себя ограничивать и напиваться, например, раз в неделю — но очень сильно.

Ситуационный контроль в этом случае сохранен, но от двух других признаков никуда не деться.

И давайте не будем забывать, что алкоголизм — это никакая не распущенность, не слабость, не вредная привычка — а страшная наркотическая зависимость. Выпивая первую рюмку — неважно, как инициацию прыщавого щенка, за компанию или как вызов миру — вы отдаете себя в рабство. Отныне вы принадлежите растительному яду, вы — раб. Он — Хозяин вашей жизни. Этанол.

Часть первая

«В ад тебя тянут за руки,

а выбираться приходится одному»

Он входит в нашу жизнь под маской друга; он говорит, что вливает красноречие в уста молчунам, дает решительность робким и заразительную веселость стеснительным, он заставляет забыть про кривые зубы, спелые прыщи, сияющие лысины, впалые груди рыхлый жир. Он развязывает руки, языки и дарит предприимчивость при любовных свиданиях; он развеивает приступы вечерней печали и заставляет играть более яркими красками утреннюю бодрость. Он помогает творцам творить, подстегивая воображение. Он помогает молодежи приобщиться к взрослому миру…

Все так… он рождает болтливость, которую скорее можно назвать словесным поносом — и собеседник в этом случае играет роль свободных ушей, не более того. Решительность как-то невзначай подменяется хамством и наглостью, за которые нормальному человеку становится стыдно. Он действительно отодвигает на задний план физические недостатки, устраняя само стремление к совершенству. Он развязывает руки и языки при свиданиях, это так, но все большие и большие дозы делают мужчину все меньше и меньше мужчиной. Он развеивает приступы вечерней печали, заменяя ее черной хмарью беспощадной тоски, от которой хочется рвать зубами вены и биться о стены головой. Утренняя бодрость сменяется разве что лихорадочной активностью — при этом совершенно бессмысленной и непродуктивной. Творцов он лишает главного — чувства меры… Молодежь он приобщает к миру грязи, предательства, проституции, деградации вплоть до полного оскотинения, вымирания.

На его счету еще много чего — разваленные топорами головы, вспоротые животы, пахнущие калом висельники с вывалившимися синими языками, трофические язвы на раздутых, багрово-лиловых ногах, недоразвитые уроды, выходящие из отравленного чрева, голодные дети с задержкой развития, сбитые машинами ни в чем не повинные люди, толпы отправленных в лагеря…

Он приходит в нашу жизнь звоном рюмок над колыбелью новорожденного; он остается в граненой стопке под черным ломтем после ее завершения.

Он заводит знакомства, он бросает в постель, он заставляет совершать необдуманные поступки и рушить карьеры, а иногда их строить, но приводя все к единому концу — он хозяйничает. Еще не было Хозяина на просторах несчастной страны, обладающего такой полнотой власти — царские династии и различные картавые и усатые самозванцы, уголовные диктаторы угрюмых северных земель по сравнению с ним картонные марионетки.

Вот он, настоящий бог — он многолик, вездесущ, неподвластен уму, и фактически неуязвим. Крестами на могилах уничтоженных им рабов можно покрыть несколько стран; из описаний разрушенных судеб составить библиотеку толстых томов; и ему поклоняются — кто-то явно и даже демонстративно, кто-то тайно, обманывая себя и других, кто-то удерживаясь со все большим трудом на своем месте социальной лестницы, кто-то — давно и безвозвратно скатившись в самый низ.

Конечно, Хозяин слишком хитер для столь жестоких определений и всегда и оставляет лазейку для своих слуг и рабов. Можно отдавать ему свои силы и не сознавать этого и быть благодарным за каждый подлый удар, который Хозяин наносит по телу.

Рабы, которые безоговорочно и полностью отдали свою волю в Его распоряжение, обладают широким выбором убеждений. «Сто грамм для храбрости», для сугрева, для настроения, встретить, помянуть, отметить, залить горе, подчеркнуть радость, развеять хмарь…

И он, ненасытный, ежедневно требует новых жертв, и невинных пока людей продолжают вести к нему на заклание…

Мне тяжело про это писать. Моя история песьей службы Хозяину отличается от миллионов таких же историй только частностями. Но эти частности до сих пор саднят и кровоточат — хотя жизнь без хозяйского жестокого гнета стала легче и привлекательней во всех своих проявлениях.

Хозяин — абсолютное зло, но, давя и уничтожая очередную судьбу, он может делать это весело. Юмор, который сопровождает приключения пьяных бедняг, сродни юмору висельников. « И сколько весит этот зад, узнает скоро шея».

Но даже с ними, с этими вызывающими улыбку и даже несущими некий ностальгический отблеск моментами за всеми историями прослеживается встающая чернота и веет ледяной тоской — Хозяин никого не отпускает просто так. Плата, которую рабы отдают за свою свободу, изначальную и принадлежащую им по праву, не всякому под силу. Обычно к этому моменту от человека остается только внешняя оболочка, и оценить масштаб разрушений, который нанес Хозяин психике своего слуги, действительно невозможно.

Никто не видит себя деградировавшим существом, от резкой вони которого шарахаются даже собаки — когда под одобрительными взглядами рабов принимают первую рюмку из многих последующих. Никто не понимает, что не становиться лучше и умнее, а лишь приближается к границе, жизнь за которой хуже смерти…

Никто по доброй воле не пойдет в смрадную трясину — поэтому стоящие в ней по пояс рабы с улыбочками берут под руки и помогают сделать первый шажок…

Три вида алкоголиков.

Конечно, специалисты — психиатры и наркологи могут мне возразить и привести массу примеров моих ошибок, я даже спорить не буду. Я не специалист. А обычный алкаш, прошедший все круги не по одному разу и долго наблюдающий своих собратьев по болезни.

И имею основания со всей уверенностью заявить научному и не очень сообществу — видовой состав алкоголиков исключительно беден, конкретней — представлен тремя видами.

Это — алкоголик, который от всего отказывается, алкоголик, который хочет все, и алкоголик, который не хочет вообще ничего.

При кажущейся схожести между первым и вторым лежит огромная пропасть.

Первые — это как раз те самые несчастные сынки одиноких властных мамаш, которые привыкли жить по гнетом и не представляют себе иного существования.

Они могут вожделеть всего на свете — и женщин, и машины, и престижные работы в разных сферах. Особенно хороши и живы эти мечтания после первого стакана, когда брюзжание мамочки почти не слышно.

В принципе, такие алкаши довольно деятельны — но, к сожалению, только на словах. Иногда у них бывают периоды работы, самой низкооплачиваемой — которую они с гордостью бросают после первой же зарплаты. Потомок князей Принтези, как известно, не замарает свои руки работой.

А одинокие мамы, до безумия любящий отпрысков, легко убеждают их, кровиночек своих, в княжеских кровях.

Я много раз сталкивался с такими. Идет — штаны с пузырями на коленях и лоснятся, руки-ноги истончены, одежда засыпана перхотью, часто запах мочи и пота — но при этом он искренне уверен, что гораздо выше всякого разного быдла, пашущего от зари до заката.

Что он сам сидит на морщинистой маминой шее или бегает по бабкам стрелять деньги — мамочка, бабушка раз, бабушка два, а там друзья на опохмелку найдут. Потом по новой. Так вот, его ни на секунду не смущает то, что он сидит на женских шеях. Он совершенно искренне уверен в своей исключительности, и ему в ней вполне комфортно.

В таком состоянии он пребывает вплоть до смерти матери — и потом быстренько, прямым курсом идет вслед за ней.

Впрочем, гораздо чаще матери сами хоронят своих непутевых сыновей, до конца не понимая, что произошло и почему из любимый беленький кудрявенький ангелочек, такой забавный и послушный, вдруг превратился в желтого иссохшего морщинистого монстра, пьющего и частенько бьющего.

Первый вид — который от всего отказывается — наверное, вечный, хотя последнее время его представителей становится все меньше и меньше.

Второй вид — те, кто хочет быть первыми. К ним относятся в первую очередь люди творческих профессий, лицедеи, трудяги от звонка до звонка, любители шумных компаний.

Вы их все прекрасно знаете — рубаха-парень, замучает всех своими анекдотами, постоянно шутит, спорит, поет и пляшет, рвет струны гитары и хрипит с надутыми венами.

Они всегда нарасхват, их алкоголизм поддерживают восхищенные друзья и поклонники — а в последнее время, в связи с катастрофическим падением вкуса у населения, кумиром может стать абсолютно любой бездарь — и этот прекрасный карнавал заканчивается только тогда, когда рубаха-парень перестает себя контролировать и начинает после очередного стакана бить морды собутыльникам.

Тогда друзья или меняются, или — чтобы остаться в памяти народной как ближайший друг гения — вырабатывают стратегию, и исчезают при первых признаках скандала. А уж эти признаки они знают очень хорошо. Такие друзья были у Рубцова, что и привело к пьяному скандалу и остановке сердца. Такие друзья были у Высоцкого и Даля — оба, кстати, при невероятном обаянии становились отвратительными после пятидесяти лишних грамм.

В эту же группу — тех, кто хочет быть первым так, что не останавливается ни перед чем — относятся всякие разные трудоголики и карьеристы. Аферисты, кстати, в этой группе не замечены — для них хватает адреналина от наглого обмана публики.

А трудоголиками и карьеристам надо отдыхать от своих крысиных гонок, а лучшее средство, как принято считать в народе, это одурманить себя и превратиться на вечер в блаженно улыбающийся овощ.

Опять же, карьеристы и трудоголику заливают свои неуспехи на выбранном поприще — ничего, что их неудачи для многих являются совершенно недостижимыми вершинами? — но делают это, хотя и регулярно, но под своим контролем.

Из этого слоя АА вербуют своих приверженцев — они радостно меняют алкогольное одурманивание на сладкое чувство власти и превосходства, они же могут десятилетиями жить во второй стадии алкоголизма — и умереть вместе с ней в преклонном возрасте.

Именно они идеально подходят для лечения — просто потому, что им есть что терять. На них имеют влияние жены, они дорожат детьми — не все, но очень часто — они могут взять себя в руки и найти другие способы снимать стресс, менее разрушающие — и если не бросить окончательно, то по крайней мере как-то регулировать свой алкоголизм. Хотя бы не пить на работе. Таких примеров полно вокруг, далеко ходить не надо — то же самое вечернее или пятничное пьянство.

Ну и третий, последний вид — это те, кто вообще ничего от жизни не хочет, только пить, пить и пить.

Это, конечно, удивительный вид. Ощущение такое, что они пришли в этот мир по ошибке и сильно возмущены этим. На окружающую их обстановку они могут смотреть лишь размытым и искаженным взглядом — трезвый же взгляд им причиняет невыносимую боль (об этом, о невыносимой боли бытия, очень любят говорить поклонники и поклонницы спившихся кумиров второго вида. На самом деле нет — именно третий вид не способен жить без спиртного)

Но дело тут, как я подозреваю, ни в тонкой душевной организации, а в каком-то биологическом стремлении к спиртному.

Они не могут не пить, для этого не нужны причины. Если их посадить в золотую клетку или на золотой трон, дать им возможность сделать всех счастливыми, чтобы никто не ушел обиженным, осыпать их деньгами, наделить властью — деньги они пропьют, власть употребят на то, чтобы открыть как можно больше тошниловок.

Яркий пример такого алкоголизма — Ника Турбина. Я ее очень люблю именно как пример безоглядного самоуничтожения, которым так славятся алкаши третьей группы.

Подумайте сами — первые годы ее жизни дали ей такой задел, что плоды можно было снимать до старости. Они могла бы играть в театре, сниматься в кино — тем более что начало оказалось вполне успешным — могла бы, в конце концов, продолжать писать стихи сама, наплевав на обман, которым ее окружили две тщеславные бабы (бездарные стишки, принесшие славу ребенку, писали ее мать и бабка) — но не стала.

Он не могут остановиться на второй стадии — они ее минуют на крейсерской скорости, чтобы погрузиться в деградацию третьей.

На третьей же стадии, как известно, у алкоголика все прекрасно и великолепно. Он пьет с утра до ночи — точнее, утро и ночь у него обозначаются лишь наличием спиртного и похмелья, да открытием магазинов — и не очень понимает, что происходит.

Опьянение обычно происходит без подъема настроения, который так любят начинающие пьяницы — это сразу резкое отупение, потом идет период вербального расторможения, болтовня, а потом уже длительный тяжелый сон.

Классических запоев на третьей стадии не бывает, запойный алкоголизм — отдельное явление, так же как галлюцинозы и белая горячка

Грубо говоря, алкоголики третьего вида видят смысл своей жизни в том, чтобы побыстрее ее закончить.

И в этом они гораздо более целеустремлённы, чем алкаши двух других видов — первые живы, пока живы их матери, вторые вообще очень сильно зависят от одобрения общества.

При этом, как ни крути, но социума алкашам третьей группы все же избежать не удается — им, как минимум, нужно ходить в магазин за спиртным, где-то добывать деньги, иногда даже платить квартплату. У многих есть непьющая родня, поклонники, как у Турбиной, неравнодушные друзья — такое тоже встречается.

И если не брать психологические игры, где между жертвой и спасителем обязательно есть простачок, который с невинными видом всегда поднесет стопарик — то можно смело говорить, что у каждого есть искренние защитники.

Не те, которые брюзжат и при этом дают на опохмелку. Но те, которые действительно хотят излечения своих близки и делают отчаянные попытки выйти победителем из этой неравной схватки.

Неравной — потому что победителями в борьбе с алкоголиками третьей группы всегда выходят они.

Конечно, алкаши не спорят, что пьянство — вред. Они готовы бросить завтра же. Да зачем завтра — прямо вот сейчас. Вот сказал — не пью — и больше не пью. А почему водкой разит? Так это так. Сто грамм для храбрости. Очень страшно не пить, знаешь ли.

Они честно, как бычки на заклание, ходят к психиатрам и психотерапевтам. Поддерживают профилактические беседы и обещают все, что угодно, даже не пить. После чего идут в магазин и покупают, на задумываясь, шкалик.

Деградация у таких происходит очень быстро — их ничего на этой земле не держит, даже близкие. Единственное, что может их остановить — это отсутствие денег, но похмелье никуда не денешь, поэтому они быстро пропивают все, что можно продать, потом начинают клянчить у магазинов.

При этом вокруг них собирается компания таких же никому не нужных самоубийц.

В итоге здоровые люди начинают от них шарахаться — даже если алкоголикам третьей группы удается сохранить какое-то подобие человеческого облика, или хотя бы изобразить его в некоторых ситуациях, то энергетика чуть лучше, чем у мертвеца.

Это чувствуется и очень пугает.

Общество инстинктивно держится от таких парий подальше. Тем боле что все понимают — любые попытки спасти того, что спасаться не хочет, это убийство того, кто спастись еще мог бы.

Есть некая граница, после которой все попытки смешны и нелепы.

Всем — и несчастным близким — остается только наблюдать и ждать. Не чуда, но закономерного конца, и надеяться, что на тот свет с собой алкоголик заберет все причиненные им беды.

Понятно, что из этих трех групп спасти можно только вторую. Как это не прискорбно, первые и третьи спасаться не хотят и не могут.

Хотя теоретически — касаемо первых — возможность, конечно, есть. Нужно всего лишь убедить бедолаг, что их мамы, их теплые стены, их вечная защита и поддержка в самом тяжелом похмелье, хотят именного того же — чтобы сын бросил пить. Тем более что они и в самом деле этого хотят, но еще больше хотят не отпускать кровиночку от себя дальше, чем дорога до магазина. Делают они это несознательно, всесокрушающая материнская любовь вполне может прятать проблемы в тумане самообмана. «Он не пьет, а выпивает», а уж сколько раз он обещал бросить — и не сосчитать.

Беда в том, что самим пьющим в этом состоянии вполне комфортно. И если их удается убедить в том, что так жить нельзя, и мама не против — то шансы на выздоровление есть, и они велики.

Со второй категорией все вообще просто — как только они понимают глубину пропасти, в которую сами себя загнали, как только понимают, что могут быть объектом для подражания, поклонения, восхищения и так далее даже будучи трезвым — особенно будучи трезвым — то алкоголизм исчезает в прошлом. Все-таки лидеры обладают мощнейшей волей, и стоит только ее направить в нужное русло, как они победят все, в том числе и алкоголизм. Тем более что у них вполне хорошие жизненные сценарии (и антисценарии тоже), которые помогают борьбе. Они с головой уходят в карьеру и семьи, находят себе новые увлечения и начинают жить действительно — в полном смысле этого понятия — богатой жизнью.

.«Святая материнская любовь.»

«Мамаша, а не пойдете ли вы на х…» говорил один спившийся интеллигент своей престарелой маме, когда она начинала пилить его за пропитую жизнь. Поскольку он был действительно интеллигентом, воспитанном в лучших традициях жанра, обращаться на «ты» к своей ближайшей родственнице он не мог, но и выплеснуть все, что накипело в остатках души, был способен только этой заезженной фразой. Хотя, кто ж спорит, звучащей по отношению к женщине, давшей ему жизнь по меньшей мере кощунственно. Примерно так же — бывало и жестче, бывало и мягче — к своим матерям обращались и обращаются сотни тысяч неудачников, живущих в клетке слепой родительской привязанности и не представляющих себе иной жизни. Как правило, к моменту, когда их оглушает жестокая ясность, большая половина жизни прожита — обычно бездарно и впустую, силы растрачены зря, иллюзии потускнели, как застиранная тряпка, здоровье подорвано и перспектив — никаких.

Таких случаев сотни тысяч — никто с этим не будет спорить. Так же практически нет спившихся девушек, живущих под неусыпной и постоянной опекой властных отцов. То есть вина за погубленную жизнь сыновей лежит на материнских плечах, в первую очередь, и уже во вторую — на плечах отцов, которые по каким-либо причинам не смогли дать своему ребенку должного мужского воспитания. Поскольку каждый случай похожий, как две капли воды, и разнится только причинами, по которым отцы ушли от своих жен, можно сделать странный вывод — причин таких много быть тоже не может. Обычно две — пьянство супруга и измена жены. Два этих варианта переплетаются между собой, образуя причудливые связи, переходят из одного состояния в другое, подпитываясь мелкими, как мошкара, и столь же назойливыми обидами — но результат неизменен — отец исчезает в небытии, жена взваливает на свои неженские плечи заботы по воспитанию сына. И ведь справляется, надо сказать, весьма успешно. Да, я не оговорился, назвав плечи «неженскими». Какими бы милыми, добрыми, любящими, воздушными и неземными не казались бы одиночки, они обладают стальной крепостью плеч, которым может позавидовать любой мужчина. Любой, кроме оставшихся с матерью сыновей — поскольку этих бедняг, предмет нашего любительского разбора, назвать мужчинами очень трудно. Даже при самых весомых, заметных и достойных первичных половых признаках…

Мы не будет брать откровенных подонков, которые, наигравшись с доверчивой девушкой, исчезли на просторах страны — оценка их однозначна и для исследования неинтересна. Мы возьмем другой типичный случай, даже, можно сказать, этакой любовный треугольник — муж — жена — свекровь — муж, вернувшийся к маме — жена, растящая сына, который потом вернется к маме.

Профессиональному психологу в этом плане намного легче — обладая знаниями, и, самое главное, примерами десятков различных ситуаций, он может вывести определенный закон. Который, вполне вероятно, поможет спасти пару-тройку жизней. Я говорю — спасти лишь несколько жизней, потому что крайне трудно, практически невозможно изменить характер, который формировался в течение десятков лет жестокой и уверенной рукой. Даже осознание того, что с ними сделали, скорее всего, приведет всего лишь к очередному запою и упрекам — насколько же бессмысленным, насколько и бесконечным. Пьющие сыновья с мамашами… с заботливыми мамашами… с властными мамашами… с мамашами, которые готовы на все, чтобы только удержать свое чадо возле себя.

Которые предпочитают убить, но не отпустить. Которые используют все средства, имеющиеся под рукой — тайный и откровенный шантаж, прямые оскорбления и угрозы, спекуляция сыновним долгом, испорченным здоровьем. И, конечно тесемками от кошелька — как говорилось раньше, сейчас можно сказать — кодом от банковской карточки. Хотя обычно — настолько обычно, что позволительно говорить уже о правиле — речь идет всего лишь о половине пенсии, отданной на пропой.

Это звучит кощунственно, не так ли? Обвинять матерей, символ бескорыстной, самоотверженной любви, символ доброты, терпения, всепрощения, символ всего самого светлого и благородного, что только может быть у человека — в убийствах, а так же в других, менее тяжких, но не менее отвратительных грехах?

Давайте сразу расставим все точки и запятые — понятие «мать» — действительно, святое. В большинстве своем матери действительно бескорыстно, с искренней любовью и полной самоотдачей воспитывают детей. И великая материнская любовь не иссякает никогда — даже если вдруг выясняется, что у взрослых детей появились другие иконы, что они сами уже готовы взять на себя бремя бескорыстной любви и полной самоотдачи; даже если наступает момент, чудовищный для материнского сердца — когда ребенок, который всю жизнь был предан только ей, вдруг находит себе непонятно кого и, не слушаясь больше, собирается связать с ним жизнь…

Великая материнская любовь готова и на такие жертвы. Говоря двумя словами — перекрестить и отпустить. Приняв безропотно вечный закон жизни — все хорошее когда-нибудь кончается, и пытаться его продлить — значит превратить это хорошее в плохое.

Материнская любовь настолько велика, что способна обуздать даже материнский инстинкт — и делать не только то, что хочется, но и то, что нужно. Даже если для этого «нужно» нужно заставлять, объяснять, увещевать и улещивать…

Материнская любовь велика настолько, что не будет делать то, что принесет вред ребенку — даже если этот вред гарантировано избавит ее от одиночества.

Материнская любовь понимает весь груз ответственности, который лежит на ней с появлением горластого существа с морщинистым красным личиком, который пачкает пеленки какой-то коричневой манкой.

Любовь матери не затмевает ей разум настолько, что она перестает видеть в ребенке Человека. Не котенка, которого можно тыкать носом в лоток и повязывать бантики; не собаку, которую можно позвать и погладить, когда хорошее настроение, и пнуть, когда плохое; не раба, который под грузом невесть откуда взявшегося долга будет всю долгую жизнь исполнять ее бесконечные капризы и требования. До тех пор исполнять, пока от жизни не останется лишь чадящий и оплывший огарок.

Человека — со своим мнением, желаниями, увлечениями, потребностями, привязанностями и, конечно же, обязанностями.

Материнская любовь стоит гораздо выше простого инстинкта — и позволит не оградить от мира, а дать отвагу и уменье противостоять ему. Первое, что делает мир с человеком — это берет на излом и с хрустом ломает, не делая скидок и не ведая жалости. Заодно, как очень часть бывает, перебивая раскинутые крылья материнской любви — просто потому, что нет в них былой силы. Ведь эта сила не передана по наследству, а растрачена впустую, растворена, как пар дыхания в морозном воздухе…

В моей жизни, практически рядом со мной, было два примера такой страшной эгоистической любви — любви слепой, животной, бессмысленной. И если в первом случае мое влияние на ситуацию было невозможным — в самом деле, как может повлиять отдельно живущий ребенок на отца? — то во втором мое влияние привело, в итоге, к полному распаду семьи.

Речь идет, как уже можно понять, о моем отце с бабушкой и о моем собственном сыне.

Собственно, дать соответствующую оценку жизни отца и его отношениям с матерью — его матерью — я смог уже в зрелом возрасте, когда уже произошел крах всего, что было. Умирающий от туберкулеза отец, зараженная вшами и человеческими блохами квартира, в которой не выживали даже принесенные с улицы котята, и истощенная косматая старуха, которая жарила на сухой сковороде крахмал — ее пенсию пропивали в первые же дни. Отец же лежал под телогреечкой на диване, поднимая голову только для того, чтобы выпить поднесенный стакан или сделать пару затяжек.

Приезжать туда было страшно — бабушка выползала, держась за стену (по ней от рук шла темная сальная полоса) и на вопрос, где папа, отвечала обычно.

— Выпил — и спит…

Я ее кормил — поднять спящего отца было невозможно, к тому же и меня он уже узнавал с трудом — стараясь, чтобы съела она как можно больше при мне, и уезжал. Оставлять еду не было смысла — поток алкашей, бомжей и кавказцев, которые в мое отсутствие ходили туда, как к себе, сметал всю оставленную пищу и деньги подчистую.

Это — обычный итог пары «заботливая мама — инфантильный сын». И такой же обычный способ приковать к себе родное чадо, используя гибельную власть самого древнего и распространенного наркотика. Способ известный, подлый, жестокий и безотказный. Удивительно, как люди умеют убивать ближних — казалось бы, из самых благородных побуждений, всего лишь не отказывая им в их желаниях. Казалось бы — что такого? Дала сыну рубль, чтобы он поправил с утра здоровье. Этот рубль был вложен, куда надо, и вместо безобидной кружки пива — по советским временам, кстати, жуткий дефицит — была куплена бутылка беленькой. С утра болит голова, и опять даются деньги. На сей раз пятьдесят копеек с довеском из двадцатиминутной тирады, тирады гневной, пафосной и обличительной. На следующий день — копеек двадцать или гривенник. И гнев по поводу неправильной жизни сына кипит уже целый час, а то и больше. На третий день, когда голова уже не просто болит, а раскалывается на части, проявлением железной воли на пропой не выдается ни копейки — и сын уползает, громко матерясь, к магазину. Там друзья-алкаши собирают мелочь по карманам и не дадут пропасть…

Вечером мать забирает сына с какой-нибудь лавочки, или из кустов, или просто с тротуара, иногда лишь на несколько минут опередив подъехавший патруль…

Это не полет нездоровой фантазии, увы — это то, чему я сам не раз бывал свидетелем. Даже, помню, пробовал вмешиваться, требуя беспрекословной трезвости от отца — тот кивал головой, клятвенно обещал больше ни капли вот прямо с сегодняшнего дня… потом исчезал на несколько минут и возвращался уже с размякший, довольный, осоловевший, замедленно моргающий и заметной пошатывающийся. С какой скоростью и какое количество спиртного он в себя успевал залить за время это отлучки, выяснить уже невозможно. В конце концов я смирился и разрешил ему пить у меня на глазах, но под закуску, которая, как известно, градус крадет, и немного. Таким образом я смог контролировать процесс и возвращаться из воскресного парка, к примеру, не с вдребезги пьяным мужиком, который на автопилоте добирается домой, ничего не видя и не слыша, а с немного хмельным, но контролирующим себя мужчиной.

Подозреваю, что именно тогда любовь к отцу — а он, наверное, как и многие советские пропойцы был очень мягким, добрым и по-своему благородным человеком — трансформировалась в любовь ко всему ничего не достигшему сброду. Видимо, в них я видел отражение отца, которого мне всегда не хватало, и ему же старался всегда подражать — в том числе и разрушая собственную жизнь. Перечитывая ранние стихи, которые давно уже уничтожены, я удивлялся — везде серой нитью проходит мотив загубленной, разрушенной жизни, такая полублатная романтика дна, о которой тогда я, щенок мокрогубый, не имел ни малейшего понятия.

Прямо скажем — подражание спившемуся папе удалось, двадцать лет я потратил именно на ту жизнь, какую вел он. Разрушил с помощью алкоголя семью, основательно деградировав морально, остался один… и бросил пить.

И, опять же, я не могу найти причину, которая заставит бросить своего сына и вернуться к матери — кроме той, что мать всегда нальет. А жена… что жена. Жена требует — работы, трезвости, статуса, жена остра на язык, из жены бьет ключом энергия. К тому же мама говорит, что жена — шлюшка…

Я читал письма, которые бабушка посылал отцу на зону. (в советские времена его посадили на год за тунеядство)

Кроме обычного перечисления житейских событий — вроде радости от покупки гречки — она постоянно вдалбливала в сознание сына — тебя предаст любая женщина, кроме матери. Все они бляди, все шлюхи, все они тебя недостойны.

Видимо, он в это поверил — но, с другой стороны, незадолго до смерти, практически полностью распавшись морально и физически, он вдруг наколол себе возле большого пальца две буквы — В. К. Вера и Костя.

Вполне возможно, что матушка была единственной женщиной, которую он любил. Может, действительно имело место измена, может, власть Хозяина оказалась сильней — мне это неведомо, и я не судья.

Но то, что бабушка поддерживала его развод и всю жизнь потихоньку подпаивала, не подлежит сомнению. Забавно, но в последние года, когда матушка стала ездить к ним регулярно — подкормить, постирать, разогнать сброд — свекровь вдруг резко изменила свое мнение. «Вот какую жену Сашеньке нужно было» Я сам это слышал и, похоже, что бабушка говорила совершенно искренне. Скажи она эти слова лет на двадцать раньше — и, гладишь, отец бы нянчил внука, я бы пробивал лбом препятствия, штурмуя карьерную лестницу… а сама бы бабушка тихо бы угасла в любви и уважении.

Но история, как известно, сослагательного наклонения не знает — произошло то, что произошло, и максимум, что мы можем сделать — это выводы. Изменить ничего нельзя, забывать — не стоит.

Спаивание с целью удержать возле себя происходило практически рядом со мной — всю жизнь живя отдельно, я никак не мог этому воспрепятствовать. И, кроме догадок, чем вызван такой выбор — жить нормальной жизнью и бороться или уйти под теплое крыло и пропасть — я не располагаю ничем. Я не знаю, как бабушка воспитывала отца — видимо, холодно и голодно, если учесть военные годы, и понятия не имею, как и кто воспитывал ее. В случае с отцом я мог быть только свидетелем и в какой-то степени участником, не имея возможности влиять на события — хотя, Бог свидетель, пытался.

Но — сила инерции, влекущая людей по пути, на который их направили, совершенно не спрашивая желания — страшная сила. Дать себе отчет в том, что ты бежишь по чужим рельсам — страшная правда, которая может свести к нулю все достижения уж прожитой жизни. Если путь был неверен, то и достижения не являются достижениями. Потому что это не твои достижения, а подношения на алтарь чужого эго. Вполне возможно, что для себя ты бы хотел другого пути — но вот выбрать его тебе не дали. Запретили. Вбили в голову в форме жесткого приказала. Уверили, что это ненарушаемое табу.

Часто бывает, что многие успешные и на вид вполне довольные и счастливые люди вдруг на склоне лет оказываются буквально раздавлены грузом страшной ясности — да, моя жизнь принадлежала не мне. И чувствуют они себя при это гораздо хуже, чем убитые матерями алкоголики. У пьяниц есть выбор — у всего достигших успешных граждан выбора уже никакого нет.

Объясню.

Убиваемые мамами алкаши догадываются о истинных причинах своей деградации. Скандалят — ну, скандалы для пьющих людей — дело обычное — и обвиняют свою любимую маму во всех смертных грехах. Они — отбросы общества, отребье, никому ненужные неудачники. Их стараются не замечать. Их смерть никого не взволнует. И они это прекрасно знают. И с того дна, которого они достигли — если вдруг, паче чаяния, они решат ожить — любая обычная человеческая судьба является вершиной. Эверестом.

Ценить жизнь во всех ее проявлениях может только тот, кто ощутил на своих плечах ледяное дыхание смерти. Того, кто бросил пить, такие мелочи как карьера или, например, известность, не очень волнуют. (Тем более что обычно личная жизнь налаживается, а дела идут в гору)

Но самое главное — они остановили маховик, набравший обороты и все в их жизнях разносящий в щепу. Они это сделали. Они — победители.

Успешные же люди, положившие свою жизнь и карьеру для того, чтобы реализовать чужие планы, отравлены пресыщением. Тем более что они и не знают, что им делать дальше. То, что им самим хочется — это в самом ли деле хочется им самим? Или это про прежнему результат многолетней промывки мозгов?

Они живут по инерции, тупо перекатывая дни за днями и, по сути, не сильно отличаясь от тех же мною любимых алкоголиков.

Вру, пожалуй — отличаясь, но в худшую сторону.

Алкоголики, даже те, которые опекают, убивая, мамы, всю жизнь прыгают от вершины к бездне. Когда они выпьют — она парят в солнечных высях, счастливы и веселы. Потом — падают в черную глубину озлобленного отчаяния.

Да, это всего лишь реакция на растительный яд — но какова палитра ощущений!!!! Приплюсуйте к этому чувство вины, понимание того, как к тебе относится общество — изгой тоже может гордится, и отщепенец тоже — и, наконец, осознание полной свободы ото всего. Кроме, конечно, Хозяина, этанола. Хозяин своих рабов не отпустит никогда, не стоит быть наивными.

О добропорядочных членах общества я говорить больше не буду — моя любовь — это неудачники, пропойцы, сброд, который не может ничего получить и не может ничего удержать.

Это те, кто похож на моего отца и те, кто идет его путем — в хмельном отупении и совершенно безумной щедрости сокращая краткие года, что нам отмерены.

У них, у этих миллиардеров, швыряющихся временем, за которое деловары бьются в кровь (и в итоге, конечно, проигрывают, как и все) — у искалеченных мамами сынком нет никакого шанса?

Если быть честным, то стоит признать — да, у большинства никаких к чертям шансов нет. Тут и слепая любовь к матери, которая обычно ничуть не слабее, чем материнская к сыну. И страх новизны — это его, этот страх, мы все хорошо знаем. Со временем мы начинаем боятся всего, даже новых слов. Ну и, самое главное, растлевающие, разлагающее, уничтожающее все личностные черты влияние Хозяина.

Пьющие люди тоскуют — но не понимают причины этой тоски. И на самом деле это не просто выброс организмом антогонистов эндорфину — эта тоска — глубинное понимание человеком необходимости изменений и страх перед ними, ощущение собственного бессилия.

И, конечно, мамы, которые десятилетиями дрессировали своих сыновей для выполнения совершенно определенной психологической работы. И, как дрессировщик не позволяет отказаться от выполнения команд, так и мамы не позволяют делать то, что хочется сыну.

Конечно, зреет бунт. Конечно, он выливается в омерзительные и смехотворные скандалы — когда с одной стороны мама, с другой сын лупят друг по дружке трассирующими очередями обвинений. Иногда, в особо запущенных случаях, дело доходит до рукоприкладства — причем далеко не всегда озверевший сынок бьет мать. Частенько мама восстанавливает попранную справедливость при помощи запущенной в голову кастрюльки горячего борща.

Но иногда, на пике гневной ненависти, в головы бушующих родственников закрадывается крамольная мысль — а все же она у меня хорошая.

И вот на ней, на этой мысли, рожденной в бурях, стоит остановится подробнее.

В другом ключе, господа. В другом ключе.

Они у нас действительно хорошие — зарубите себе это на носу, товарищи пьющие сынки. Они взвалили на себя столько, что взрослые мужики обычно стараются свалить — да и сваливают, вам же не нужны примеры?

Они купали вас в лучах любви — такой бескорыстной, самоотверженной, безоглядной и слепой любви, с которой вам в вашей дальнейшей нескладной жизни уже вряд ли придется столкнутся.

Они делали все, чтобы вам было хорошо. И, что скрывать — вам было хорошо.

Они закрывали глаза на ваши мелкие шалости. Вы же не пьете, господа, а выпиваете. Они честно оберегали вашу нежную психику от разрушительных ударов, на которые способна женская любовь. Они как курицы закрывали крыльями свой выводок от скользящей по земле тени, не разбираясь, тень это коршуна или райской птицы.

И самое главное — они настолько искренни в своих заблуждениях относительно вас (и вас, и вас, конечно же, тоже) что упрекать их в этом нельзя.

Они готовы принять самое страшное, что может быть для родителей — потерю ребенка. Они даже из всех сил приближают этот момент — мысль, что придется уходить, оставив любимое чадо на растерзание подлому миру, для них невыносима. Лучше всего, конечно, уйти вместе. А еще лучше — отправить сына вперед, на разведку, так сказать. Мало ли что там, в загробном мире.

Не надо обвинять меня в цинизме или издевке — поведение всех владелиц пьющих сыновей иными мотивами объяснить невозможно.

Итак, господа алкоголики. Предположим, что вся тупиковость навязанного вам пути предстала перед вами в редкие минуты отрезвления во всей своей ужасающей красе.

Вы осознали, что самый близкий человек сделал все, чтобы вы были несчастны — сам того не желая. Любовь, как и красота, страшная сила. Во имя любви совершаются сомнительные подвиги и прочие бессмысленные поступки — причем глупость этих совершенных поступков оправдывают именно любовью.

Ну и кто сказал, что любовь к своему чаду слабее любви мужчины к женщине и наоборот? И если они могут быть ослеплены любовью, что почему ей не может быть ослеплена мать?

Вы поняли, что в приступе слепоты, длящемся двадцать — сорок лет, вас направили по гибельному пути. Вы это осознали — повторяю. И что дальше?

А дальше — непреходящий ужас, с которым совершенно непонятно, что делать. Анафема. Социальное одиночество.

Изменения, которые неизбежно грядут — и на кой они, эти изменения? Новый облик мира, который без хмельного морока показывает себя таким, какой есть на самом деле. Каким и был задуман. Дальше постоянный прессинг со стороны бывших собутыльников — ну как, не развязал еще? А то давай по маленькой? Нет? Эх, нет так нет.

А еще дальше — еще страшнее. Дальше вдруг оказывается, что не все функции организма убиты этанолом. Оказывается, у женщин есть одежда, а под одеждой — тело. Оказывается, что в тридцать лет еще не все потеряно. Оказывается, ты еще можешь вызывать неподдельный интерес у противоположного пола. Оказывается, ты имеешь ценность.

И все это сопровождается настороженно — обиженным взглядом матери. Ее тоже можно понять — что там сын такое надумал, почему не пьет? Куда это он лыжи навострил?

Это только первая попытка, это, так сказать, разведка боем. Понимаешь, вы взялись за руки, чтоб не пропасть поодиночке, и лихо прыгнули в ад. И если в самом аду есть некое подобие комфорта и коллектива, поддержки и дружеского плеча — то для каждого, решившего ад покинуть, припасены карательные санкции.

Запомните название главы — в ад — за руки, из ада — одному и будьте к этому готовы.

Тем более что наши любимые, не смотря ни на что, мамы дали нам на новую жизнь добро. Не помните? Ну, вспоминайте. Это когда вы кричите — ты всю мою жизнь погубила!! А мама отвечает — тьфу ты, тридцать лет прошло, своей головой думать не пора ли?

Я говорил — они нас любят. Они разрешали нам пить. Они же разрешат нам и не пить. Главное, в чем они должны быть уверены — что вы будет уделять им столько же времени, сколько и во времена сообща пропитых лет. Ну и пообещайте им это. Пообещайте, даже понимая, что врете. Как только вы перестанете пить, мир оторвет вас от матери и затянет — но это нарастающее одиночество удел всех родителей. Так что в этом они не одиноки.

Итак — непреходящий ужас, с которым не знаешь, что делать, анафема, одиночество, прессинг со стороны бывших друзей и прочие кошмары, которые я спокойно вывалил на вашу страдающую голову — насколько это все серьезно?

Ну, как сказать. Замечательный дядька Алан Карр, который умер от рака легких — как только понял, что не курить легко и приятно — привел один забавный пример из жизни курильщиков.

Если учесть, что каждый алкоголик обычно еще и курильщик, то вам эта ситуация хорошо знакома.

Суть в том, что люди боятся бросать сигарету не из-за чего-нибудь, а из-за мук курильщика. Из-за мук отвыкания. И настоящий шок у них наступает, когда выясняется, что с ними, этими самыми пресловутыми муками отвыкания курящие люди живут не то что каждый день, а каждый час. Ибо как только никотин выведен из организма, оставив липкую смолу, сажу и прочие бонусы табачного дыма, незамедлительно начинаются эти самые муки. И чем больше куришь тем они сильнее — поскольку при увеличении дозы усиливается и выведение никотина, чем быстрее он выводится, тем больше хочется курить и так далее. Замкнутый круг.

То есть когда человек вдруг курить прекращает — ничего не меняется. Он чувствует абсолютно то же самое, что и раньше. Все эти ощущение ему знакомы, близки и ничем новым напугать не могут. Он с ними живет постоянно — как живут, например, свыкшись с головной болью.

Единственная разница — что муки, не подкрепленные никотином, ведут его к свободе, а подкрепленные — еще крепче спутывают по руками и ногам.

А алкоголизмом то же самое. Ну просто один в один. Самое страшное, что ждет вас на этом пути — кратковременные психозы. Ну куда без них? Психозы — это такая вещь, которая сопровождает абсолютно любого наркомана. Что подсевшего на этанол, что на сахар, что на табак, что на чай. Лиши нас дорогой подпитки — и начнутся психозы. Организм начнет требовать дозу.

Психозы прекрасно купируются всяческими успокоительными. Психанул-попил — успокоился.

Какие еще ужасы? Ребята, вы не поверите — никаких. Никаких физических мук отвыкания от алкоголя, кроме кратковременного раздражения, не существует в природе — точно так же как и мук отвыкания от никотина.

Их нет.

А что же тогда есть? Бесспорно, есть сильнейший растительный яд — обладающий чудовищной мощью и способный полностью разрушить и поработить личность. Есть некое количество проблем, которые он отодвигает на задний план, искажая мир.

Есть эйфория, вызванная механическим выбросом эндорфинов в кровь — и эта нездоровая радость, к слову, со временем становится все короче и короче.

Есть отмирающие клетки головного мозга, точнее говоря — коры головного мозга. А кора головного мозга, если кто забыл, это такое свежее эволюционное изобретение и отвечает исключительно за сложные вещи, свойственные человеку думающему. Подкорка будет подревнее, и отвечает в основном за насилие и секс — то есть за то, на чем человек древний стоял и выстоял, и на чем сейчас стоит практически весь животный мир.

Эти проблемы нависают этакой готовой сорваться и раздавить глыбой — а под ней ты, одинокий маленький человек, которому предлагают вот так на раз взять и изменить всю свою жизнь.

Свою. Не чью-нибудь там, а свою. Со своими радостями, надеждами и перспективами. Не будем уточнять, что радости — на десять минут первого боксерского удара по мозгу. Что надежды — лишь на то, удастся ли заначить денег на опохмелку. Перспективы — ну, как обычно у алкашей. Ускоренная смерть от — дальше на выбор — пожара, цирроза, туберкулеза, рака гортани.

Особо талантливые люди не выдерживают радости и перспектив алкогольного быта и лезут в петлю. Или шагают из окна. Можно сказать — в вечность, но нам –то зачем себя обманывать? Вечность от нас никуда не денется. Скажем точнее — шагают в забвение.

Ну это все все-таки крайние случаи — племя моих братьев, алкашей живет порой довольно долго.

И, что самое удивительно, живет прекрасно. На их взгяд. На взгляд этого самого маленького человека со своими алкогольными радостями.

Теперь вот такой вопрос — страдают ли дворняги, живущие на территории заводов промзоны, о лесах и полях, где они могли бы охотиться на зайцев? Или лошади, выращенные и воспитанные людьми — страдают ли они, скучают ли, тоскуют ли по прериям, дрожащим от ударов тысяч копыт?

Нет, не страдают. Не могут страдать. Животные обладают одним ценным свойством — они живут здесь и сейчас.

И маленькие алкаши с маленькими радостями алкашей тоже живут здесь и сейчас. И по другой жизни тосковать они просто не могут — они ее не знают. Они про нее забыли. Они уверены, что другой жизни просто нет. И свято верят в то, что даже если бросят пить, то изменится лишь одно — они не будут мучиться от похмелья. В остальном все будет так же, как и прежде.

Короче говоря — по утрам не будет болеть голова, и все. Ну и друзья будут коситься нехорошо, как на предателя, как на ренегата.

И такое отношение пьющего человека вполне объяснимо — он просто не знает, как это — жить трезвым. Не помнит.

Он не помнит того детского счастья, когда вскакиваешь с утра, как будто подброшенный пружиной, вприпрыжку несешься в ванную, с песней — из нее, и, быстро что-нибудь перехватив, окунаешься в ликующий мир.

Это ощущение ежесекундного полета бывало у каждого — и, скажу я вам, может вернуться. Стоит только поверить, что оно никуда не делось — оно рядом, и оно ждет.

И он ждет не одно — рядом с ним, с этим ощущением беспричинного счастья, плечом к плечу стоят и другие забытые радости.

Чувство покоя, например, и уверенности в своих силах. Ощущение, что тебе все по плечу, понимание, что нет ничего недостижимого — просто нужно брать и делать.

Жажда физической жизни и та здоровая усталость, которая выключает мир, как свет, стоит коснуться головой подушки.

Новизна впечатлений. О, ребята, вы не представляете, насколько это здорово — воспринимать мир через хрустальное стекло абсолютной трезвой ясности. Когда ты можешь себе позволить остановится и любоваться узором трещин на коре или сеткой веток на вечернем небе — удивляясь, как такая красота раньше не была замечена.

И еще раз — ощущение твердой, ровной уверенности. Может, это звучит странно, но пьющий человек, прыгающий, как мячик на резинке, от пиков короткой нервозной радости до необъяснимого бешенства — забыл, что такое спокойная благожелательная уверенность.

Можно еще много написать про прелести трезвой жизни (ни малейшей насмешки в этих словах вы не найдете) но лучше немного притормозить и запомнить — мама дает добро. Никаких чудовищных мук, жестокой ломки, длительной депрессии, постылого одиночества не существует. Есть небольшие расстройства — но вызваны они не трезвостью, а наоборот — длительностью вашего алкогольного марафона. Это ваши награды за верное служение Хозяину. И, поскольку вы еще живы, награды не самые окончательные — от таких наград можно и нужно отказаться.

Жизнь коротка. Мира, воспринимаемый чистым сознанием, гораздо ярче, интересней, загадочней и прекрасней, чем искаженный любым наркотиком — хоть разрешенным, хоть нет.

Позволь себе такую роскошь. Вспомни, каким бы мир в вашем прошлом. Сейчас он будет лучше.

Ты не один. Даже в самом начале твоего подвига, когда ты не можешь видеть пьяных людей — ты не один. Ты остался с друзьями, но отошел в сторону, чтобы переболеть. Выздоровев, ты вернешься.

И то, что ты задумал — перестать пить — это подвиг, ничуть не менее значимый, чем самый невероятный карьерный взлет.

«Что нужно сделать? Я сама»

Закончив предыдущую главу оптимистичным сравнением трезвости и невероятным карьерным ростом, эту можно начать еще более жизнерадостным утверждением — отказаться от любой из двух самых популярных и, соответственно, самых убийственных привычек не труднее, чем щелкнуть пальцами.

Это на самом деле так, но я не собираюсь, по примеру наших маленьких друзей, заполнять десятки страниц разнообразными заклинаниями на одну тему.

Просто поверьте на слово.

Мне вспомнилось, как мы с приятелем шли за бутылкой. Тогда Москву еще не лишили кустов — помните, как Лужков уничтожил кустарники, а за ними высохли многолетние деревья? — и я обратил внимание на какой-то необъяснимый вандализм. Кусты были переломаны, растрепанны и изувечены.

Впрочем, разгадки появилась быстро — в конце дорожки. Там совершал свой ежедневный подвиг парень, больной ДЦП. Я не могу сказать, какого уровня тяжести была его болезнь — но явно не легкой. Его швыряло, корежило, качало из стороны в стороны — и ободранные кусты были его удачей. Значит, он смог справиться со сведенными руками и схватиться за них. Он был испачкан землей, исцарапан и зол. Судя по взгляду, которым он нас удостоил, обращаться к нему с помощью не следовало. Друг пояснил, то этот парень совершает такой мучительный моцион каждый день, к нему привыкли и не мешают.

Мы сходили в магазин, и когда вернулись — он продолжал колотиться практически на том же месте.

Путь, на который мы потратили десять минут приятной прогулки — для парнишки был ежедневным адом, который мы, нормальные люди, не можем не понять, ни по достоинству оценить.

Так же вещи, про которые я буду говорить, для нормальных людей выглядят дикими — ну так на то они и нормальные люди, а не наш брат, изувеченный с пеленок.

Вообще-то после каждой главы нужно делать сноску и писать — не держите зла на матерей, они были искренни в своих убийственных поступках и не понимали, к чему это приведет. Они хотели как лучше. Не забывайте об этом.

Итак — отказаться от любой из двух вредных привычек так же просто, как щелкнуть пальцами. К тому же мы выяснили, что для этого самого щелчка вроде бы нет никаких препятствий. Однако никто не торопится измениться, а некоторые так и демонстративно не хотят этого делать.

Почему? Я не буду повторять нашего замечательного популиста Эрика Берна, который превосходно разложил поведенческие схемы по полочкам и объяснил их с точки зрения трех составляющих человеческой психики — родителя, взрослого и ребенка. Если кто его не читал — рекомендую. Вполне себе действующая психология, прекрасно применимая к каждому дню нашей жизни и дающая ответ на большинство поступков, нами совершаемых.

У Берна есть только одна ошибка — он уверен, что для изменения своей жизни нужно только одно — осознание губительности, скажем так, выбранного пути. Ну то есть человек понял, что он делает не так, понял почему и исправил это.

Нет. От понимания до исправления лежит целая пропасть, и длинною она иногда как раз в тот отрезок, что остался до смерти. Понимать-то человек понимает, что не так, но сделать-то ничего не может.

Так что осознание своих ошибок не в коем случае не залог их исправления. Но вполне возможно, что первый шаг к нормальной жизни.

Самое ценное в выпивке для алкоголика (а из алкоголиков мы берем — пока что, дальше будут другие — тех, что воспитанны матерями — одиночками) — это иллюзия деятельности. И об этом тоже много раз писали, но не грех и повторить основы.

Посудите сами — для того чтобы выпить, нужно найти деньги. Нужно найти, чем занюхать. Нужно найти место. Нужно найти собутыльника, желательно проверенного, который за неловкое слово не даст тебе по затылку той же опустошенной бутылкой. Нужно сесть. Нужно выпить. Нужно упасть и заснуть. Нужно проснуться, пострадать от головной боли и поплестись искать на опохмелку.

Простите, чем это отличается от рабочего дня обычного человека? Да практически ничем. Нормальный человек встает, умывается, завтракает, едет на работу, решает проблемы разной сложности, от которых у него болит голова, возвращается, ест, ложится спать и встает опять к своей головной боли.

Но при этом над нашим алкашом стоит только мама и порицание общества, которому давно уже плевать на неудачных индивидов, а над обычным человеком, кроме махины общественных институтов, нависают еще и карьеры соратников, которые не прочь подвинуть его с дороги.

Само собой, в выигрыше оказывается пьющий. Он зависим только от двух зол в своей жизни — от водки и от мамы. Второе — как мы уговорились, не такое уж большое зло. Зло природное, как гололед или град.

И при всем это пьяницу, которого мы пытаемся препарировать, назвать счастливым ни в коем случае нельзя, так же как нельзя назвать счастливым и обычного человека.

Чтобы не углубляться в дебри психологии и философии, возьмем за основу одно фундаментальное понятие — счастливым может быть только человек, свободный в своем изначальном выборе. Грубо говоря, человек может всю свою сознательную жизнь просидеть в тюрьме, но если он именно этого и хотел — то он счастлив. Он победитель. Так же индивид может построить великолепную карьеру, но ненавидеть себя и окружающих именно за то, что вынужден был делать ее, будь она неладна.

Соответственно, мы не берем в расчет, скажем так, сознательно спивающихся людей. Тем более что иногда они бывают не только алкоголиками, но и трудоголиками в одном флаконе.

Мы берем исключительно тех, кто бежит по чужим рельсам. Поет с чужого голоса и носит одежду с чужого плеча.

А из этой прослойки нас интересуют исключительно мамины сыночки — причем те, кто рад был бы изменить свою жизнь, но не знает, как это сделать.