Пролог…
С тобой мы долго, друг, учились…
Но ни к чему не пригодились.
В стране, где важен только look,
Белы перчатки грязных рук…
Начинать всегда непросто…
В голове много мыслей или звенящая пустота, сомнения сменяет решимость. Но если удалось преодолеть «смятение начала», то попадаешь в удивительный водоворот из событий, радостных моментов и драм, мысли следуют одна за другой, время летит незаметно и понимаешь, что всё не зря. Так было со мной, так, уверен, будет и с вами.
Рад знакомству.
Прочь сомнения! И начинайте читать…
Этот мир
Этот мир…
Этот мир — он отравлен слезами
Душ, что вечно скорбят в тишине,
В этом мире ветра с холодами
Без препятствий проходят сквозь дверь.
И не видно за тучами солнца,
Уж не помнит лучей и земля.
Только снег и метель в душу бьётся,
И скрепит входной двери петля.
Всё померкло, утратило краски,
Жизнь покинула эти края!
И не требуют дети здесь ласки,
И не слышна уж трель соловья.
Все мертвы, городов лишь руины
Хранят память прошедших времён.
Жизнь ушла, не смогли сохранить мы
Всё, что в дар она нам принесла…
Цветок
Смотрю на полевой цветок
И вижу дивный я росток,
Что подрастёт, ты дай лишь срок,
Распустит первый лепесток.
Ах, что за дивный то цветок?
Он вырос и стал так высок,
Им любоваться надо в срок,
Пока не вышел жизни сок.
Я милой девушке в лесок,
Взглянуть на дивный тот росток,
Скажу, обняв за поясок,
Что там, на поле, есть цветок,
Достойный ей лечь на висок,
Такой прекрасный, словно сон,
Её лишь рук достоин он.
Сорви его — пришёл уж срок!
Смотрю на полевой цветок,
Он так прекрасен и высок,
Тебя держу за поясок,
Довольный слыша голосок.
Телега
Как сильно б ни ценили люди
Талант художника, поэта.
По мне, важнее звука нет,
Чем скрип телеги колесом,
Что тащит людям сайку хлеба,
Чтоб накормить его обедом,
Она важнее в мире этом,
Хоть и бываю я поэтом,
Не забываю мысль я эту,
Что на талант свой в мире этом
Ты сыт не будешь за обедом,
Коль мимо не проедет где-то
Телега, скрипнув колесом.
Ingodwetrust
«In god we trust», — сказали вы нам,
Дав всем в сознании понять,
Что начинаете вы лживо
Свою историю писать.
Бог с вами, пояснили миру,
Ступенью с богом вы равны!
Так, то есть все вы боги лжи, да?
Иль боги ваши лжи полны?
И сила ваша уж не в том ли,
Что, явь пытаясь исказить,
Вы утверждаете, что с Богом
Вам сила вся принадлежит?
«In god we trust» — простая фраза!
Несёт нам всем дурную весть,
Что с ними бог, а кто же с нами?
Того не сможем там прочесть…
Есть земли…
Есть земли — пропитаны кровью,
Есть те, что врагам открывают врата,
На нашей земле грязной кровью
Стекают останки вражины с клинка.
Есть люди, что продали жизни,
Есть те, что чтят память и Род,
Героев — сынов той Отчизны,
Где в землю впиталась их кровь.
Нет страха! Позора их души не имут,
Не знают утрат их сердца,
Во славу страны своей гибнут,
Свой путь не пройдя до конца.
Есть земли — пропитаны кровью,
И это всё наша страна!
Народ с несгибаемой волей — живёт здесь…
Так будет всегда!
Мир из мыльных пузырей
О мир из мыльных пузырей,
Снаружи как же вы красивы!
Ветрами вы порой гонимы —
Потоки мыльных пузырей.
И щурясь весело на солнце,
Стоишь один, глядя в оконце
На мир из мыльных пузырей,
И вроде нету их милей.
Как утончённы, филигранны,
Как разноцветно-многогранны,
Как будто целые миры
Внутри вас всех заключены.
Смотрю в окно, как жизнь кипит —
Пузырь к пузырику летит.
Весь улыбаясь и лучась,
Задорно за собакой мчась.
Другой надулся больше всех,
Подумал, будто то успех,
Что он у фабрики летит
И за другими всё следит.
Но время шло, и блёкли краски,
И становились всё бледней
Стенки тех мыльных пузырей,
Считавших, что их нет важней.
Лопнул один, за ним другой.
И понял я: их мир пустой!
И бесполезна суета,
И так фальшива красота!
Эй вы, из мыльных пузырей!
Порой снаружи так красивы,
Но пустота живёт внутри,
Лишь плёнку тонкую прорви…
Театр
Театр теней приятен глазу.
Слежу за каждым я показом,
Как то пророки, то цари
Бросают тень на соль земли.
Я думал, все вы пузыри!
Нет, ошибался — тени вы!
Снуёте по миру, как ветры,
И лжи полны ваши заветы.
Собрали всех вы на показ.
Тень начинает свой рассказ:
Про то, как сложно в мире жить,
И что нам нужно совершить.
Другие смотрят и внимают
Про то, как тени обещают
Всё зло на свете победить
И всех убогих защитить.
Оваций бурных ожидая,
Спектакль они свой продолжают,
И с каждым актом всё темней,
И нет уж света средь теней.
И так во мраке лживых дней
Идёт спектакль: «Жизнь теней!»,
Что думают, их роль важна
И антрепренёру нужна…
Новая эра
Мы никогда не жили в той стране,
Где слышен рёв горячего металла,
Где люди вместе строят новый век,
Где создано великого немало,
Мы никогда не жили в той стране,
Где в скорбные года собрались вместе люди,
Где бытие формировалось из побед,
Где из мечты ковались люди…
Мы никогда не жили в той стране,
Где хлеб был всем главнее зрелищ,
Где труд любой почётен был везде,
Там, где за солнцем к звёздам полетели люди.
Мы никогда не жили в той стране,
Где спорт всем заменял свиное пойло,
Где радости полны сердца людей,
Где не было знакомо слово «горе».
Нет, мы не жили в той стране,
Но слышали легенды и рассказы,
Стояла что она на той земле,
Где видится сейчас пустое поле,
А может, не было совсем такой страны
И никогда не будет боле,
А может, её выдумали мы,
Чтоб скрасить вид с окна и наше горе.
Зачем же нам воспоминанья о стране,
Что душу греют в лютые морозы?
Зачем рассказы о свершении былом,
Что сердце заставляют биться раз за разом?
Всё для того, чтоб из историй о былом
Вставала из руин Великая Россия.
Всё для того, чтоб матери рожали сыновей —
С достоинством воспитанных отцами!
Всё для того, чтоб грянул страшный гром
Рожденья той страны, где мы не жили с вами…
О любви…
Как же прекрасно пахнешь ты, что не сравнятся и цветы,
Как ветер, в бездне растворяюсь, когда к тебе я прикасаюсь,
Хочу прижать к себе покрепче, чтоб задрожали твои плечи,
И слабость чувствуя твою, я в аромате утону.
О любви!
Как мало текстов о любви,
Хотя любовь в моей крови,
Люблю я каждого из вас,
Готов и жизнь отдать за вас.
Сейчас про тех я говорю,
Кто свой живот сложил в бою,
Про тех, кто каждый день в борьбе
За то, чтоб жили мы в стране,
Где нет ни войн, ни нищеты
И бесполезной суеты.
Где хлеб даёт сыра земля,
Что кровь народа приняла.
Но жаль, что так немного вас,
О ком я вёл сейчас рассказ,
И вот поэтому-то я
Пишу про торжество зверья,
Пишу про ненависть и боль,
И у кого какая роль —
Решать уж точно вам самим,
И я, быть может, стал б другим…
О ней…
Посвящается моей милой N.
Изгибы, нежные черты, холодный, острый ум
И губы дивной красоты, а очи полны дум,
Глаза её сверкают так, что видно и в ночи —
Легко сумеет подобрать и к сердцу все ключи.
О, не идёт она — скользит среди людей без лиц,
Толпятся что вокруг порой, нет для неё границ,
Собрав рукою волос в хвост, кружась и веселясь —
В пучину страсти унесёт, как ручеёк, смеясь,
Забыть её, нет, не могу, и нет мне в том нужды,
Я жизнь не вижу без неё, и все дела пусты.
Заинтригован ты, мой друг, о ком мои молвы?
Открою я тебе секрет, что стих мой о любви!
Любовный плен
Быть может, ты обманешь ожидания,
А я ещё не раз тебе солгу.
Но всё ж спешим друг к другу на свиданье,
Ведь мы с тобой у образов в плену.
Ты хороша, полна очарованья,
Я для тебя как дивный Аполлон,
И мукой адской мы считаем расставание —
К любви коварной ведь попали мы в полон.
Объятий жарких, поцелуев, встреч нам
Всё больше нужно будет день за днём,
И тают в комнате в ночи красные свечи,
Нас одарив уютным огоньком.
Пройдут, возможно, месяцы иль годы,
О сладкой неге первых встреч забудем мы,
Ушла былая страсть, и нет свободы —
Любовь свою мы тащим, как кресты.
Ну что ж, ты обманула ожиданья —
Я для тебя уже терновый куст,
И мукой адской мне становятся свиданья,
Но расставанья всё же больше я боюсь.
Вот так проходят месяцы и годы,
Пройти так может наша жизнь,
И не даёт любовь с тобою нам свободы.
Так, может, на свиданье зря спешишь?
Своя любовь
Любила ты своей любовью детишек разных возрастов,
Их запирать в чулане тёмном и бить вишнёвым там прутом,
Пугать их жуткими речами, пока не свалит их всех сон
О том, что волки здесь ночами скребутся в двери под луной,
А стоит лишь глазам сомкнуться, они уж рядом, слышишь вой?
Так год за годом проходили, звала ты это добротой,
И всё больней удары были, всё толще, тяжелей пруты.
К земле детей сильнее гнули посылы дивной той любви,
А ночью злые волки выли и в дверь тяжёлую скребли.
Любила ты своей любовью детишек разных возрастов,
Их запирать в чулане тёмном и бить вишнёвым там прутом,
И вот, идя по пепелищу того, что ты звала когда-то «дом»,
Я голоса детишек слышу, их плач и твой звериный вой…
Наяда
Холодная кровь, во мраке душа,
Неведомо ей состраданье,
И мокрые волосы — так хороша,
Любить же её — лишь страдание,
А голос как будто журчанье ручья,
Верх счастья — тобой обладание.
Туманишь мне разум, на ухо шепча,
И глаз твоих синих мерцание.
Нырять так опасно в объятья твои,
В том омуте ждёт лишь погибель,
Но зная всё это, хочу я рискнуть,
Скажи же, открой своё имя.
Когда ты пыталась меня утопить —
Я плыл, смерть свою презирая,
Не знал, что хотела меня исцелить,
Грехи с меня в тот миг смывая.
Само совершенство, моё божество!
Наяда, речная ты нимфа!
Одну лишь тебя я могу полюбить,
На эту любовь жизнь меняя.
Из рая…
О, что-то странное со мной творится, мама,
Болит в душе, не заживает рана.
Как-то всё это до сих пор мне странно,
Как жаль, что жизнь окончена так рано.
А помнишь, как в один из прошлых дней,
Меня впервые усадив на карусель,
Ты мне сказала: «Будет здорово, поверь!»
И вторила тебе там птичья трель.
Но что-то странное, я не могу понять,
Ах, как же жаль, что не могу обнять,
И грустно мне бывает здесь порой,
Но у меня всё есть — ты не грусти, постой…
Ведь жить в раю намного лучше, мама,
Но не дойдёт оттуда телеграмма.
И этот стих ты хоть курьером шли,
Навеки здесь останется, внутри…
А больно от того, что не успел сказать
Всё то, что я пытаюсь передать,
Но тщетно всё, я далеко теперь,
А рай ли там, где между нами дверь?
Моё сердце
Его сердце — брильянт в лучах света,
Его сердце — сверкающий лёд.
Каждый жаждет коснуться губами,
Но он сделать им то не даёт.
И в сердце том скрыты секреты,
Лежат в сундуке, что из боли и зла,
Не откроются вам все заветы,
Будут в сердце храниться всегда.
Под тяжким давленьем насилья и боли
Пролита им алая кровь,
В борьбе оно всегда в главной роли —
Найти всё стремится любовь.
И нет, нелегко в нём найти лучик света,
Шаря внутри вороватой рукой,
Каждый хочет узнать все секреты,
Нарушить стремится сердечный покой.
Моё сердце — брильянтовый камень,
Моё сердце — сверкающий лёд,
И нет блеска в нём без луча света,
А свет для него лишь любовь…
Её любовь…
Любовь её — одно страданье,
Но уж дано ей обещанье,
И крепко в лоб поцеловав,
Прервёт она твоё дыханье
И красным выкрасит песок,
Когда примчится со всех ног
Она на первое свиданье,
Коль скрыться от неё не смог,
Одна любовь — одно желанье,
Тебя покрепче так прижать,
Чтоб в плоть твою себя вогнать
Со страстью, жженьем и стенаньем.
Ничто не может удержать,
Когда летит та на свиданье,
То остаётся лишь бежать.
Не знает пуля состраданья.
В любви её одно желанье —
Последней в жизни твоей стать…
Мой бора
Холодною была моя душа,
Неизречённой боль была.
Стерпел, когда оставила меня
В ночи средь улицы под рёв бора.
Я понял — пропасть, пустота.
То отраженье внутреннего мира.
Ты манекенщица — безлика и чиста,
Я падаль, хаос, грязь этого мира.
И нам же радостно так было наблюдать
Процесс сжиганья чучел наших конкурентов.
И ты любила громко хохотать,
Когда заматывала их руки изолентой.
Я пробудился было ото сна,
Сосуд души моей наполнила игриво,
Но вот опять он дует, мой бора,
И мною правит злая Немезида.
И я на бритвы лезвии клянусь,
Не стану больше я ходить кругами,
А просто тихо я в себе замкнусь,
И мне опорой будет демон ада…
Пробьёт мой час, очнусь я ото сна,
Смахну седую пыль тяжёлою ладонью,
И будет над могилой вашей петь он — мой бора,
А боль моя в тот миг уж будет вашей болью…
Цена
Смотрю я, детка, на тебя,
И странная картина:
Как удивительно глупа
И как собой красива.
Ты ценник вешаешь на всё,
Не зная, что так ценно.
Людей превыше всех бабло,
И это, детка, верно…
Но жизнь иронии полна,
Смешна её картина.
Ведь красота твоя глупа,
А глупость некрасива.
Вот ты твердишь мне невпопад,
Что я тебе обязан,
Что я обязанным быть рад
И что с тобою связан.
Глупышка, ты не поняла,
Что я с тобой согласен,
Тебя дороже мне бабло,
И крик тут твой бессилен.
Ты ценник вешала на всё,
Я знаю твою цену,
Важнее в мире всех бабло,
И это неизменно.
Чего тогда так злишься ты,
Кусаешь свои губки.
Была со мной для красоты,
Но глупость некрасива.
Тебя, как сломанный товар,
На лучший поменяли.
Была со мной из-за бабла?
Я это, детка, знаю…
Жизнь моя
Ты улыбаешься игриво и дразнишь, будто я дитя,
Не понимая, как тосклива с тобою будет жизнь моя,
Ведь ты красивая обёртка для безграничной пустоты,
И не моё ты вдохновенье, моих побед не символ ты!
Я погружусь в воспоминания, закроюсь ото всех забот
И вновь увижу расставание и ярких встреч водоворот,
Как же порой бывает больно, что, не уняв я в жилах кровь,
Поспешно бросил: «До свидания», но не увиделся уж вновь.
Да, да, теперь я точно понял, что зря так пренебрёг тобой,
Когда бежала ты за мною в ночи по мокрой мостовой.
Но то уже другая встреча, с особой с дивною душой,
Дрожали девушки той плечи, а я умчался уж домой.
«Ха-ха! — воскликнешь ты, читатель. — Поэт наш, видно, сердцеед!»
«Да нет, скорее он мечтатель», — вдруг слышится других ответ.
Я улыбнусь же вам игриво, дразнюсь я с вами, как дитя.
Зато я понял, как тосклива, читатель, нынче жизнь моя!
Сладкая боль…
Так приятно грустить…
Эта сладкая боль!
Что внутри грудь щемит,
Ни к чему там покой,
Будешь утром жалеть,
Что так мало спала,
Оправданье твоё —
Сильно ты влюблена…
В бледно-синих глазах
Поволокой слеза,
Искусала губу,
И там рана видна.
Ты всё утро ждала,
Что откроет он дверь,
Ах, в объятьях его
Утонуть бы теперь.
День проходит за днём,
Бросит ночь свою тень,
От мечтаний и грёз
Уж не скрыться, поверь.
Так приятно грустить,
Эта сладкая боль!
В восемнадцать любить,
Твоей жизни то соль…
Сатира
Зимний геноцид
(ироничное)
Зима по факту геноцид
Деревьев, что теряют вид,
Зверей, что в норы заползают,
Зима в концлагерь всех сгоняет!
Она, наверное, расист?
Приходит только в наши страны
И к неграм как-то не спешит,
Не входят негры в её планы.
Зима — диктатор, правит бал!
И если вдруг ты к ней попал,
То в лагере в тот миг пропал —
Ведь узником зимы ты стал.
И зиму, видно, тот лишь любит,
Кто сам вокруг себя всех губит,
Её нам нужно запретить
И в камер стены поместить,
Чтоб не было ей так повадно
По миру нашему кружить
И свою волю там вершить —
Нам зиму нужно сокрушить.
Гимназист из Уренгоя
В Уренгое есть мальчик один.
Мальчик Коля — спортивен и мил.
В школу ходит девятый уж год,
Уважает немецкий народ.
Мать его же — «крутой» адвокат,
Быть клиентом её будешь рад.
Папа пашет в «Газпроме» весь день.
Ну а Коля, а Коля — «олень»!
Но и это, друзья, не беда,
В Уренгое есть газ и руда,
А у Коли в семье нет проблем
Ни с едой, ни с деньгами, ни с чем.
И решил наш мальчишка тогда
Покорить мировые сердца,
Он могилы фашистов копал,
Их слезою своей орошал.
Подготовил Колясик доклад,
Ему дядюшка Адди б был рад,
И в Германию мчится скорей,
Покорять немцев речью своей.
В бундестаге он начал вещать,
Что немецкий народ не хотел воевать,
Что пинал Гитлер их сапогом,
Ну а те убивали потом.
Как ужасно у русских в плену,
Только я вот, Колян, не пойму,
Что ж вернулся в Россию опять?
Плоды «славы» своей пожинать?
Ну да ладно, продолжу свой сказ,
Немцы впали в великий экстаз,
Дружно хлопали, пели потом,
Коля понял: «Германия — дом!»
Немцы — милый, чудесный народ!
Сталин — злобный усатый урод!
Это Сталин во всём виноват,
Будет следом у Коли доклад.
Много споров различных сейчас,
Виноват то учитель, то класс,
Виноваты спичрайтер, министр
В том, что Коле подсунули лист.
Но, по сути, взгляните на Колю,
Быть, как Коля, друзья, — это горе!
Если ты в шестнадцать годков
Не чтишь память своих стариков,
И не можешь никак ты понять,
Зверства немцев нельзя оправдать,
И прощенья не надо просить
У зверья, чей хребет удалось нам сломить.
Книжки, Коля, ты лучше читай,
Память предков страны уважай,
Не срами ты наш русский народ,
Будь историей Родины горд.
И оставь оправданья свои,
Не услышаны будут они.
Ты за что там прощенье просил?
Над немецкой могилой грустил?
А по сути хочу я сказать,
Что в шестнадцать пора уже знать
И про смерть, и про концлагеря,
И про наши победы, друзья!
Я пишу, а на сердце тоска,
Поколенье людей из песка,
Нет ни «стержня», и принципов нет,
И несут за собой пыль и бред.
Зимняя (новогодняя)
Зимнее время — такая пора, что радостно скачет вся детвора.
В зимнее время много чудес, стоит лишь только зайти в снежный лес.
Зайки и белочки в этом лесу волка пустили на колбасу,
Скоро замёрзнет большая река, коньки и салазки — сверкают глаза.
Утром за ёлкой поедет отец, сделают звери с него холодец.
В зимнее время много чудес, но не ходи, мой малыш, в этот сказочный лес.
Мороз там студёный охватит тебя, и не вернёшься домой никогда.
Странное дело бывает зимой: ночь наступает и слышится вой,
Метель то гуляет, собрав всех на бал, танцует порой там шельмец ураган.
Столы все полны отличной едой, олени печёные и сельдь под шубОй.
Олени входили те в Санты конвой, но сбит он был с неба сосулькой кривой.
Над лесом волшебным не стоит летать всем тем, кого Дед наш Мороз не желает и знать,
Всю зиму гуляет лесной коллектив и слышится песенки странный мотив:
Ах, в лес наш, ах, в лес наш чудесный приди,
В лесу в том волшебном мы пляшем, едим.
Как здорово в зимнюю пору гулять,
В лесу белоснежном зверям благодать…
Лесной дух!!!
Давным-давно, а мож, недавно!
В лесу, что снегом разодет!
Среди кустов, что вот не странно,
Лежал с дерьмом большой пакет.
И уже звери позабыли,
Откуда он и как попал,
Но кучу дружно обходили,
Вот взял бы кто, да и убрал…
Мешала эта куча люто,
Особенно в летний зной,
Когда воняет она жутко,
И волк не воет под луной.
Быть может, люди обронили?
Гадали звери до зимы,
А позже вовсе приуныли,
Когда сковали кучу льды.
И вот лиса одна смекнула,
Что если б Дедушка Мороз
Такую глыбу ледяную
Магически бы перенёс.
Всем лесом деду написали
Письмо, подробно указав
Про злую кучу, что воняет,
На просьбе завершив рассказ.
Вдали от суеты звериной
Стояла серая изба.
В ней Дед Мороз с Снегуркой жили.
И два слегка бухих лося.
Письмо внимательно читая,
Был дед наш сильно удивлён,
Что зверь лесной уж так страдает,
И кучи был удел решён.
Взмахнув он посохом тяжёлым,
Сказал волшебные слова.
И в тот же миг с раскатом грома
Исчезла куча навсегда.
Зайчата прыгали, скакали!
Куда же делось всё дерьмо?
А Дед Мороз стоял с лосями
И улыбался так хитро.
Москва! Страны моей столица!
Там всё заснеженно — бело!
Людей же странных вереница.
Несёт в ЦИК из лесу дерьмо!
И взяв фамилию Навальный,
Пытается теперь оно!
Став президентом изначально —
Растечься по стране в тепло!!!
Однажды в мороз
Однажды в морозное утро
Зайчишка, бежавший в лесу,
Наткнулся случайно как будто
На хитрую очень лису.
Лиса посмотрела украдкой
На заячий беленький мех
И тут же спросила с оглядкой
И даже немного сквозь смех:
— Куда же, косой, ты так мчишься
В такую морозную рань,
Чего ты один в путь пустился,
Да ладно, не трусь, перестань.
От страха дрожит весь зайчишка,
Забыл он, зачем, куда шёл,
Дрожат его лапки, хвостишко,
Конец его дней подошёл.
Прощается с жизнью зайчишка,
Лиса ж, облизнувшись слегка,
Подходит всё ближе к трусишке
И смотрит ему на бока.
Тут гром среди леса раздался,
Сорвался вдруг с ветки глухарь,
Лисичка же набок упала
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.