РАМИР, или ЦЫГАНСКИЙ СЫН
Путник.
Рамир проснулся от утренней свежей прохлады. Медленно, нехотя открыл глаза, огляделся. Костёр погас. На его месте только его тёмное пятно пепелища. Вокруг, покачиваясь, стояли берёзы, встречая первые робкие лучи солнца. За Рамиром с ветки с интересом наблюдали две любопытные птахи, между делом прихорашивая пёрышки. Он не казался им опасным, поэтому чувствовали себя свободно, звонко щебетали.
Путник зашевелился, зябко укутываясь в великоватый по размеру потрепанный пиджак, и всё пришло в движение: пичужки улетели, а к шелесту листвы добавилось потрескивание сушняка. Это парнишка снова развёл небольшой костёр, чтобы испечь себе несколько картофелин. Достал из самодельного рюкзачка небольшую краюшку хлеба, и фляжку с родниковой водой.
Неспешно перекусив, отправился дальше в путь. Его чутьё, как у зверя, вывело с едва приметной лесной тропинки на зарастающую травой грунтовую дорогу. Не оглядываясь, парень прибавил ходу, поднимая серую пыль старыми сапогами. Мимо так и не проехало ни одной машины.
Рамир успел несколько раз остановиться отдохнуть, прежде чем показались деревенские избы. Ещё издали со взгорка увидел дворы. Потом различимы стали кудахтанье кур, кукареканье петухов, звяканье цепи и вёдер у колодца, лай собак.
Удивительно, но быстротечное время почти нисколько не изменило общий уклад жизни в Берёзовке. Если появлялись в ней новые жители, то очень скоро невольно перенимали всё у коренных обитателей этой деревушки в далёкой сибирской глубинке. Даже характерный местный говор.
Встреченные на улице деревенские жители с нескрываемым любопытством поглядывали на смуглого пришельца, но, почему-то, не решались ничего прямо спросить. Только дед Захар, вышедший по своему обыкновению покурить на завалинке, не удержался, и окликнул:
— Энто к кому пожаловал, смоляной?
Встряхнув густыми чёрными вихрами, парнишка-цыган остановился. Устало подошёл ближе к старику, и негромко спросил:
— Не знаешь ли, деда, про табор? В этих краях кочевали.
— Как не знать. Давненько, как собралися, и ушли куды-то. Отстал от своих, ли чо ли?
Парень грустно вздохнул, и ответил:
— Получилось так… А не слыхал, деда, куда они подались?
Дед пошамкал губами, и беззлобно огрызнулся:
— Вот энто уж не знаю. Мне только и делов чё ли, за ими следить?
Парнишка снова вздохнул, и пожал плечами:
— Ну, не знаешь, так не знаешь…
Рамир постоял в нерешительности, помолчал, а потом поинтересовался:
— А кузня у вас тут есть?
На это старик закивал головой в знак согласия:
— Как не быть! Только вот кузнеца нету-ка.
— А что так? — поинтересовался Рамир.
Дед пожал худыми плечами, и простодушно ответил:
— Некому кузнечить.
Тут из дома выскочила босая шустрая худенькая девчонка в выцветшем ситцевом платьице. Увидев рядом с дедом Рамира, сначала растерялась, как маленький ребёнок удивлённо заморгала серыми глазами. Потом быстро сказала:
— Деда, иди в избу, баушка ись зовёт.
Мотнув светлыми косичками, она убежала обратно, а дед Захар внимательно посмотрел на цыгана. От его взгляда не скрылась усталость путника. «Эвон, вымотался-то как…» — подумал дед, и, будучи смолоду человеком сердобольным, пожалев незнакомца, простодушно предложил:
— Поди, не емши давно, так, айда, поснедаем…
Рамир и в самом деле проголодался. Утром немного поел, а сейчас время уж за полдень. И отдохнуть хоть немного надо. Ноги ныли от усталости.
Парнишка не стал отказываться от дедова приглашения, и зашёл за хозяином в дом. Его глазам предстало просторное светлое помещение с парой окон. В переднем углу — небольшой, украшенный цветами и лентами иконостас. Под ним довольно объёмный прямоугольный стол, покрытый простенькой клеёнкой в цветочек. По правую сторону от входа — белёная печка, у которой примостилась широкая крашеная лавка, а по левую — вешалка с одеждой, потом две распахнутые половинки двери, ведущей в комнату.
Вошедших встретила пожилая невысокая женщина. Подслеповато прищурилась.
— Это с кем ты? — спросила она мужа, когда увидела показавшегося за его спиной гостя. Вытерла об фартук мокрые пухлые руки.
— Покормить человека надоть. От своих, вишь, отбился, ищет, — деловито сказал дед жене, а гостю махнул рукой, приглашая:
— Проходи, седай, парень. Хозяйку у меня Лизавета Андревна звать. Внучку — Варюшка. Меня — Захар Семёныч. А тебя как величают?
— Рамир.
Дед удовлетворённо покачал головой:
— Ишь ты, ладное имя придумали… У нас деревенских по-простому кличут.
Старик снял с себя и повесил на крючок выгоревшую на солнце до неопределённого цвета кепку, обнажив седую голову. Пригладил на затылке жиденькие волосы. Кряхтя прошёл вперёд, и тяжело опустился на место у стола. Расселись и остальные.
Елизавета Андреевна оказалась радушной хозяйкой. Несмотря на возраст и полноту, ловко управлялась с делами. Наполняла тарелки, попутно успевая расспрашивать нежданного гостя:
— Откуда ты идёшь? Сродники-то есть?
Рамир начал неохотно рассказывать:
— Тётка только. А ищу табор, в котором девчонка моя. Ещё когда родилась, её отец пообещал своему другу, что отдаст за его сына Василия. Пришлось немного ножами помахаться с тем женихом… Вобщем, попал я в больницу. Пока там лежал — табор ушёл.
— Батюшки, сколь тебе лет то? — всплеснула руками Елизавета Андреевна, присев на своё место, — Не рано надумал жениться?
От такого вопроса Рамир немного смутился:
— Почему рано? Семнадцать. У нас так повелось…
— А невесте тогда сколько? — продолжила спрашивать любопытная хозяйка.
— Ей — шестнадцать.
Старики переглянулись. Непривычно такое слышать. Варюшка от удивления даже поперхнулась.
Помолчав, дед спросил:
— Энто что ж, так понравилась деваха, что и ножа не испужался через неё? А она-то как? С которым из вас хочет быть?
— Сначала найти надо… — уклончиво ответил Рамир, и грустно вздохнул.
— А если уже поженили? — настороженно спросила хозяйка, обхватив своё лицо ладонями.
— Ну, тогда и думать буду, что дальше делать… — пожал плечами парнишка, и тут же поинтересовался:
— Может, чего помочь? …Вы только скажите. Я много чего умею… У вас ведь лошадь есть. Так?
— А ты откудова знашь? — удивлённо поднял мохнатые седые брови дед.
— Какой же цыган коня не учует! — усмехнулся на это Рамир, и в его тёмных глазах заблестели озорные искорки.
— А, ну, да… Как не быть… — согласился дед, и кивнул головой на внучку:
— Вон еённые отец с матерью да старшим братом всё лето сено косют. И лошадке надо, и коровушке. Много припасаем сена. У нас с баушкой ноги болят, а то бы тожа косили. Не берут с собой. Грят, что теперича уже мы со старухой не работники… Велят дома сидеть.
— Деда, ведь правда… — начала было Варвара, но её перебил взвившийся от обиды старик:
— Туда же! Кабы не мы с баушкой — давно бы уехали отсель в город, только вас и видали!
Захару Семёновичу тяжело было признавать, что с каждым годом становится всё немощней. Часто вспоминает, как молодым парнем приходил с гармошкой на гулянки. Ух, какие плясовые наяривал! Частушек и не сосчитать, сколько перепели! Голодно, бедно жили, но, наперекор всему, веселились!
— Чего завёлся-то, старый! Сейчас время другое, понимать надо. Мы своё отгорбатили. Почему наши дети не могут жить по-человечьи?
— Ну, будя, а то опять разругамся за енто, — проворчал дед, и, замолчав, продолжил есть, уткнувшись в свою тарелку.
Гость задумался ненадолго, потом посмотрел на стариков, и спросил:
— А конный двор здесь есть? Я бы конюхом пошёл.
Хозяева удивлённо переглянулись.
— Ты же, вроде как, своих ищешь… — напомнил дед.
Рамир согласился:
— А я не отказываюсь. Ищу. Вот по своей цыганской почте узнаю, где они точно, тогда и поеду. А сейчас передохнуть малость надо. После больницы не очень ещё оклемался.
— Если тока к пастуху в помощники… — сказал Захар Семёнович, размышляя.
— Верно! Всё одно Гришке тяжело с табуном управляться одному. Ему от Митяя, как помощника, никакого толку нет, — поддержала Елизавета Андреевна. Ей было очень жаль пострадавшего за любовь парнишку. Такая душещипательная история! Хотелось узнать, чем же всё закончится.
Варюшка промолчала. Только щёчки порозовели. Она иногда украдкой бросала на цыгана быстрый взгляд, полный любопытства. Девчонке было шестнадцать лет. Пора влюблённости, фантазий. Хотя домашние считали её ещё ребёнком, молоденькая девушка жила в предвкушении встречи с НИМ. Вот когда и где встретится — неизвестно. Поэтому Варюшу так смутило появление Рамира.
Смуглый. Живые блестящие чёрные глаза. Сросшиеся на переносице брови, разлетающиеся крыльями к вискам. Пухлые, причудливой формы губы. Непривычный гортанный тембр голоса. По-мужски широк в плечах. В нём было что-то от дикой природы. Пугало и манило. Образ парня незаметно стал быстро проникать в девичье сердечко.
— А к кому насчёт работы надо подойти? — оживился Рамир, не замечая вариного интереса к себе.
— Узнать недолго, — сказал Захар Семёнович, и продолжил трапезу.
— Захар, а где же парень жить будет? Пусть тада у нас на первых порах и останется, а там видно будет, — неожиданно предложила хозяйка.
— Мне чо… — пожал плечами дед, — пущай здеся будет.
— Вот и ладно, — успокоилась Елизавета Андреевна. — Ты ешь, давай, хлопчик, а то стынет…
После обеда бабушка с внучкой начали убирать со стола, а Захар Семёнович и Рамир полезли на сеновал устраивать парнишке спальное место. Он сам изъявил желание ночевать там. Погода тёплая, вокруг душистая трава, и никому не помешает. Чего ещё желать?
Спустя некоторое время возвратились с сенокоса остальные члены большой семьи Вари: отец — Андрей Захарович, мать — Людмила Валерьевна, старший брат Юра.
Они заехали на телеге в небольшой двор, где их встретила Варя. Не замедлили показаться и старший хозяин дома с Рамиром, спустившиеся с сеновала. На нового постояльца устремилось несколько пар удивлённых глаз.
Мать Вари, переглянувшись с мужем, негромко спросила свёкра:
— А это кто?
Дед коротко пояснил:
— Поживёт покудова у нас. Рамиром кличут.
— Рамир? — переспросила Людмила, не особо скрывая недовольство присутствием постороннего.
— Да, — негромко согласился парень, пригладил руками иссиня-чёрные вихры. — Давайте помогу, а то устали ведь… — и, ласково похлопав гнедую лошадь по крепкой шее, не дожидаясь согласия на предложенную помощь, принялся ловко распрягать.
Приехавшие не стали отказываться от помощи, и отправились приводить себя в порядок.
Варин брат из интереса задержался ненадолго, наблюдая за работой, а через минуту с удовлетворением хмыкнул:
— МогЁм!
Рамир добродушно улыбнулся, и, шутя, поправил, перенеся ударение на первый слог:
— Не могЁм, а мОгем.
Юра по-приятельски хлопнул парня по плечу.
— Наш человек! — и пошёл умываться.
Немного погодя, поевшие косари начали пить чай. Это занятие в семье любили все, поэтому к вернувшимся работникам охотно присоединились дед с бабушкой, Варя.
— Поди, покличь парнишку! — послала внучку Елизавета Андреевна, наливая кипяток в кружки.
Девчонка сразу как пружинка вскочила с места, и побежала во двор. Цыган уже отвёл лошадь в летний загон, и деловито оглядывал сбрую.
— Рамир, баушка чай пить зовёт… — и её щёки снова предательски порозовели от смущения.
— Чай я люблю… — улыбнулся парень, посмотрев на Варю. В его глазах появились смешинки.
— Рамир, а ты взаправду хочешь искать эту… свою девушку? — несмело поинтересовалась она, опустив личико вниз, будто невзначай, пряча смущение.
— Конечно. Только вот пока не знаю где искать.
— А если она с тем парнем захочет остаться?
— Не хочу сейчас об этом думать… — сразу же погрустнел Рамир, неспеша отложил всё. — Пошли чай пить…
Время шло быстро. Наступил вечер. Одно за другим гасли окна в избах. Жизнь в деревне потихоньку замирала до рассвета. На дворы опускались мягкие кружева сумерек, темнеющие с каждой минутой всё больше и больше. Ещё немного, и воздух станет чернильным, в двух шагах ничего не увидеть.
Начали укладываться спать и в доме Захара Семёновича. Пожелав спокойной ночи гостеприимным хозяевам, Рамир отправился на своё место, освещая путь фонариком. Заботливая бабушка заранее снабдила постояльца подушкой, одеялом, постельным бельём, так что получилось вполне по-домашнему.
Какое блаженство испытал парень, когда снял пиджак, брюки, сапоги, и завалился на своё ложе! По телу сразу пошла приятная волна. Он лежал, полный какого-то внутреннего умиротворения, и с удовольствием вдыхал аромат душистого сена. В голове не было никаких мыслей. Уже через несколько минут, как оглушённый, бессильно провалился в глубокий сон…
Едва солнышко показало поджаристую макушку над горизонтом, как Рамир проснулся. Хотел потянуться, но почувствовал нестерпимую боль в боку. В том самом месте, где в больнице наложили швы на ножевые раны. Кое-как сел, и размотал бинтовую повязку. Швы гноились. Во всём теле был жар, ощущалась слабость. «Только этого не хватало!» — с досадой подумал парень.
Он снова, как мог, перевязал сам себя, и, превозмогая боль, медленно оделся. Пошатываясь, дошёл до лестницы, и еле-еле спустился вниз. Сил хватило только добрести до ворот сеновала. Ухватившись за косяк, медленно осел на землю, привалившись спиной к бревенчатой стене. Рамира начало знобить.
Через некоторое время на невысокое крыльцо избы вышел дед Захар. Неторопливо достал мятый носовой платок из кармана вязаного жилета. Хотел, было, вытереть заслезившийся глаз, но тут опешил, увидев постояльца в таком положении. Неуклюже заторопился к нему.
— Эй, парень, энто ково с тобой сделалось? Никак помирать собрался? Ты енто брось! Мне енто ни с которого боку не надо!
Рамир облизнул сухим языком бледные губы. Посмотрел помутневшими глазами на старика. Глухо кашлянул, и поморщился от боли. Потом тихо сказал:
— Хотелось бы ещё пожить…
— Ох, сердешной! Вчера, видно, надсадил раны-те, вот и аукнулося! — догадался Захар Семёнович.
Виновато добавил:
— Это я, старый пень, недоглядел! Ты погодь, я подмогу кликну! — и поспешил обратно в дом за сыном Андреем и внуком Юрой, чтоб они перенесли больного на кровать.
Перепуганные женщины и Варюшка побежали вслед за мужчинами. Елизавета Андреевна, всполошившись не на шутку, начала голосить, плакать. Дед Захар сердито, неожиданно по-бабьи визгливо шикнул:
— Чего зря шумишь! Живой ить он!
— Я «Скорую» вызову! — решительно сказала Варя, и метнулась к телефону.
При надобности врача в Берёзовку приходилось вызывать из райцентра. Целая морока. Но в этот раз бригада медиков появилась на удивление быстро. Без лишних разговоров и суеты сразу же погрузили Рамира на носилках в машину, и повезли в больницу, а там начали в срочном порядке готовить к операции…
Вечером, когда с косьбы домой вернулись измотанные заботами родители и брат Вари, все вместе сели ужинать, девчушка стала настойчиво просить отпустить её завтра утром навестить парня, а заодно купить в городе что нужно.
— Что это ты так к нему рвёсся? — спросила мать, с подозрением прищурив глаза.
— Да я только узнать как он. Что такого? Больше ведь некому! Вы — опять на покос, дед с баушкой — не могут. Как одного оставить? — горячо убеждала Варя.
— Автобус же у нас ходит редко: утром — туда, и только к вечеру обратно! Да ещё одна! — начала отговаривать дочь Людмила Валерьевна, и поспешила обратиться за поддержкой к мужу:
— Андрей, ты чего молчишь?
Тот не ответил, задумавшись о чём-то своём. Зато Варя активно продолжила уговаривать.
— Ну, дак чо, редко? Ездила одна уж два раза, и ничего не сделалось! Другие ездят, а мне нельзя? Что такого? Надо же человеку помочь! Говорил, что только тётка у него.
— Да пусть поезжат! — вмешалась в разговор Елизавета Андреевна. — Мы злыдни, чо ли?
— А меня уж не спрашиваете? — рассердился молчавший до этого Захар Семёнович. — Покудова я хозяин в доме!
Обратившись к Варе, объявил:
— Так и быть, Варвара, езжай завтре к ему. В сам деле, мы не злыдни какие…
На хозяина дома он был мало похож: небольшого росточка, сухонький, с небольшой жиденькой седой бородкой клинышком. Своим видом напоминал скорее старичка-домовичка. Только вместо лаптей на ногах обычные войлочные тапки.
— Слушали, и постановили… — начал торжественно говорить Юра, и рассмеялся. Тут же получил от деда смачный подзатыльник.
— Ещё будешь насмешничать надо мной!
Утром Елизавета Андреевна встала раньше обычного. Собрала гостинцы для Рамира, написала корявым почерком подробный список покупок. Посадила внучку в местный допотопный автобус, давая бесконечные наказы, пока тот не тронулся с места…
В больнице.
Варя очень ждала, когда, наконец, разрешат зайти в палату. Сколько времени уже околачивалась на улице в красивом уютном скверике рядом с лечебницей. Как долго тянулось для неё время! Молодая девушка не могла спокойно сидеть на одном месте. Поминутно вскакивала со скамейки, и, мучимая неопределённостью, начинала нервно прохаживаться туда-сюда, как маятник. Не успокаивали ни погожий день, ни чудесные цветы и зелень на ухоженных клумбах.
В отчаянии снова решила предпринять попытку уговорить дать возможность увидеться. На смене была уже другая медсестра, и показалась просительнице ещё более упрямой и сердитой. Это была немолодая женщина. Сидела за столом, и внимательно смотрела какие-то бумаги, что-то писала. Очки придавали лицу строгое выражение, а светлая кожа, белоснежный халат и положенный колпак делали её похожей на нераскрашенную фарфоровую статуэтку. Взглянула поверх очков холодными льдинками светлых глаз, и спросила:
— А ты кто ему?
Варюша растерялась под её взглядом.
— Я? …Никто… Недавно у нас остановился… Мне уж на автобус надо скоро, обратно ехать, а я так и не смогла ещё повидаться…
— Понятно… Лечащий врач разрешил пройти на несколько минут. Только не утомлять больного! Ему нужен покой. Халат одень, и сменную обувь. Если сменной нет, — бахилы хотя бы…
Варя поспешно влезла в поданный ей большой белый халат, натянула на туфли синие целлофановые шуршащие мешочки с резинками. Подхватив свою сумку, почти побежала за медсестрой, привыкшей ходить быстро и бесшумно.
Зашли в палату. Это было небольшое помещение с одним широким окном, выцветшими бледно-зелёными стенами. Две кровати, у каждой из которых стояла маленькая тумбочка. Небольшой общий стол. В углу — желтеющая раковина, с короткой трещиной с краю.
— Как себя чувствуем? — с порога участливо спросила дежурная медсестра, и подошла проверить капельницу.
— Хорошо, — негромко ответил Рамир.
Увидел Варю, зашедшую следом, и слабо улыбнулся:
— Ты как тут?
— Вот, приехала узнать как ты тута. Немножко привезла всякого… Поешь, вкусно… — и начала ловко доставать гостинцы.
— Ты поправляйся давай. Баушка за тя шибко переживат.
Парень был приятно удивлён таким отношением.
— Правда?
— И она, и остальные тожа.
— Недолго, пожалуйста, задерживайся, — строго напомнила медсестра.
Занятые разговором, не видели, как женщина на секунду обернулась у двери, посмотрела на них с умилением, и, грустно улыбнувшись, тихонько вышла из палаты.
Варя с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться, глядя на Рамира. Такой беззащитный, слабый! Очень осунулся, губы бледные, иголка капельницы в руке…
— Напугал вас… — невесело улыбнулся Рамир, без особого труда по глазам поняв состояние девчонки.
— Баушка за тя шибко переживат, — негромко повторила Варюша. — Ты уж не торопись с больницы уходить. Сбежал тот раз, не до конца долечимшись…
Парень неохотно пояснил:
— Следователь с милиции наседал с вопросами всякими… Тут ещё узнал, что моя Лаура с табором уехала. Они же артисты. Сегодня — здесь, а завтра — там… Убежал с больницы, а встретиться не успели. Так и не удалось поговорить. Вот теперь и не знаю, то ли ещё моя, то ли уже мужняя жена… Кто знает, что она обо мне теперь думает. Хотел найти быстрее, а получилось…
Рамир вздохнул с грустью, и поморщился от боли.
— Ну, не переживай шибко. Найдёшь! — решила приободрить Варюшка, а у самой внутри первый раз в жизни неожиданно больно клокотнула ревность к незнакомой сопернице с непривычным красивым именем.
— Самое паршивое — телефон потерял, а в нём все номера… — с досадой посетовал парень, устало прикрыв глаза.
— Если что надо, — скажи только! — воодушевилась девчонка. Ей очень хотелось стать Рамиру самым близким человеком. Лаура эта его неизвестно где сейчас, а она, Варя, — здесь, рядом…
Лаура.
В одном маленьком провинциальном городке шёл спектакль передвижного цыганского коллектива «Амэ — рома». Небольшой зрительный зал был заполнен почти весь. Только кое-где в полутьме беззубо зияли пустые места. Прочитав расклеенные повсюду красочные афиши, многие пришли только для того, чтобы удовлетворить любопытство, однако, очень скоро, позабыв обо всём, с интересом наблюдали за развитием событий на сцене.
Декораций использовали немного, но это обстоятельство нисколько не портило представление. Даже помогало зрителям сконцентрировать внимание на именно на самом действии. В спектакле было много песен, танцев. Это драматическая история о двух молодых влюблённых, которых разлучили хитроумные козни злодея, пожелавшего увести чужую невесту.
По сложившейся традиции, после спектакля, особенно такого успешного как сегодня, все артисты переоделись, и собрались на общий ужин в одной из больших комнат в помещении клуба, где проходил спектакль. Как обычно начали живо обсуждать между собой результат работы.
Объятый жгучей страстью, под впечатлением от пляски Лауры в спектакле, где она играла главную героиню в постановке, к девушке снова подошёл свататься Василий. Тоже артист. Чернявый высокий парень, в модных джинсах. Именно за него собирался выдать дочь отец цыганки. Горячо заговорил:
— Лаура, ты же знаешь, что наши отцы сговорились соединить нас. Пора, наконец, выполнить их желание!
Ответная реакция была им ожидаема:
— В тысячный раз повторяю, что не собираюсь выходить за тебя замуж!
Она злилась уже не шутя, и, показав на себя пальцем, спросила:
— Я разве тебе что-то обещала? Обещал отец!
Василий нахмурился. Не скрывая ревности спросил:
— Из-за Рамира? Чем я хуже его?
Сердито сверкнув глазами, девушка сказала:
— Ты меня не один год знаешь. Я поступаю так, как велит мне сердце, и по-другому не будет! Возьмёшь насильно — убью себя, не сомневайся! Только тогда до конца дней будешь мучиться! Полэс, или нат? — и демонстративно отошла к подруге.
Не прошло и полчаса после их разговора, как одна из молодых актрис по имени Света отозвала Лауру в сторону.
— Знаешь, что я сейчас узнала?
— Нет. Откуда я могу знать? — пожала плечами Лаура.
— Тебе Рамир ничего не говорил?
— Нет… А что он мне должен сказать?
— Да, болтают, что женился твой Рамир…
— Как это? Не может быть!
— На спектакле была одна моя знакомая, она и рассказала…
— Где она? — быстро спросила Лаура.
— Ушла уже…
Передала ложь, и пожалела о том, что сделала, потому, что очень испугала реакция: молнии полыхнули в глазах цыганки, а по лицу пронёсся ураган эмоций.
Охваченная дикой ревностью, Лаура тут же начала звонить Рамиру, но телефон по-прежнему не отвечал. Уже давно молчит. Бесстрастный женский голос автоответчика снова сообщил о том, что аппарат абонента либо отключен, либо находится вне зоны доступа сети.
Обезумев от известия о предательстве возлюбленного, не осознавая до конца своего поступка, Лаура сама отыскала среди артистов, и быстро подошла к Василию.
— Ты собирался жениться на мне. Не передумал?
— Нет, — подтвердил парень. Довольно улыбаясь, сверкнул золотой коронкой. Будто ждал этого согласия.
— Тогда я выхожу за тебя! — выпалила девушка, и, не в силах уже справиться с нахлынувшими чувствами, едва сдерживая рыдание, побежала на улицу, долго бродила по незнакомому городку, подставляя лицо ночной прохладе.
Лаура даже представить себе не могла, что сообщение о женитьбе Рамира было передано «доброжелательницей» по настоятельной просьбе Василия. Он давно хотел стать мужем этой строптивой цыганочки. Ничего другого не смог придумать, кроме как прибегнуть к обману. Решил рассорить пару, и получить-таки долгожданное согласие. Теперь был невероятно доволен, чувствовал себя победителем. Полный уверенности в том, что удалось осуществить задуманное, даже не попытался остановить новоиспечённую невесту…
Ранним утром, пока все ещё спали, Лаура, не потревожив никого, тихо вышла из номера гостиницы, в которой остановились артисты. На пустом в такое раннее время автобусе приехала на окраину городка, и отправилась в лес. Зайдя в березняк, остановилась. Долгое время размышляла о случившемся. То рыдала, то отрешённо смотрела в одну точку. Но и среди умиротворяющей природы не удавалось успокоиться. Эмоции захлёстывали. Причин не доверять сообщению об измене у неё не было.
В который раз уже снова и снова пыталась дозвониться. Телефон Рамира по-прежнему молчал. Тогда Лаура набрала номер тёти парня — Земфиры.
— Это правда, что Рамир женился? — был первый вопрос девушки, и с замиранием ожидала ответа.
Земфира, услышав вопрос, растерялась. Об этом ей ничего не было известно. Ответила вопросом на вопрос, поделилась тревогой за племянника:
— Как женился? Кто тебе сказал? Я ничего не знаю. Давно уже и сам не даёт о себе знать, и я не могу дозвониться ему… Беспокоиться начала…
Разговор явно не получился. Лаура, конечно, не поверила. Решила, что тётя бессовестно лукавит. В душе больше и больше крепла испепеляющая жажда отомстить за предательство. Эта жажда требовала действия.
— Мэ сыкавава тукэ! Тэ хасёл тро шэро! Умарава! … — шептала она угрозы. До боли сжимала пальцы в кулаки, и с яростью хлопала по земле.
Земфира.
Тетка Рамира после этого утреннего звонка очень встревожилась, и не могла найти себе места. Не знала уже, что думать, что делать. Племянник как в воду канул, нет связи который день, а тут вдруг новость, как ком с горы, свалилась о его женитьбе. А ведь собирался на Лауре… Ну, не мог он вот так просто бросить невесту, которую любил…
В смятении походила по дому, пыталась заняться делами, но не могла от волнения. Всё, как назло, валилось из рук. Не выдержав, достала свои карты, и начала раскладывать. Только и тут никак не получалось собраться как следует с мыслями. Выпадало что-то непонятное для Земфиры: то сильная любовь, то казённый дом, то какой-то удар, то какой-то покровитель пожилой, то болезнь, то дама молодая. Попробуй тут разберись!
«Да что ж такое… что случилось с племянником? Драбарка бы помогла!» — подумала Земфира, и невольно начала вспоминать погибшую сестру Лилу.
Лила.
Как только стаял весной снег, подсохла земля, и тепло потихоньку выманило первые робкие листочки зелени, таборные цыгане пособирали свой невеликий скарб. Уложили его в кибитки, и, оставив тёплые избы, где пережили долгую зиму, снова отправились в дорогу. За кем, зачем — только Бог ведает…
Однажды, ближе к вечеру, они остановились неподалёку от какого-то небольшого села. Мужчины как обычно занялись лошадьми и палатками, а женщины начали готовить пищу, приводить в порядок потрепавшуюся одежду.
Потихоньку темнело. Костёр озарял причудливо пляшущим светом собравшихся цыган, отражаясь в их глазах, играя бликами на смуглых лицах. Дым едкой поволокой уносился по ветру. Треск сгорающих веток напоминал иногда дробь кастаньет. Изредка доносилось беспокойное ржание лошадей. Скоро многие разойдутся спать, и останутся те, кто привык к бессонным ночам, кто привык за разговором, задушевной песней, тревожащей сердце, встречать новый день с первыми лучами солнца. Для цыган это не романтика, а полная испытаний, полная горя и радости жизнь, которую вели ещё далёкие прадеды, привившие потомкам неистребимое влечение к бесконечным дорогам без начала и конца.
Лила проснулась от того, что замёрзла, зябко поёжилась, и недовольно поморщилась. Опять Земфира на себя одеяло перетянула! Земфира — это её старшая сестра.
«Тоже мне! Разница всего в три года, а строит из себя такую взрослую…» — с раздражением подумала Лила, и показала спящей язык:
— Э-э!
Потянув одеяло к себе, она, всё-таки, кое-как укрылась. Земфира шевельнулась было, но продолжала спать.
С некоторых пор у них отношения не то, чтобы испортились, но стали натянутыми. Всё из-за красавца-гитариста Михая. Обеим сестрам он очень нравился. Только сам парень никому из них не оказывал явного предпочтения. То Лиле хитро улыбнётся, то Земфире игриво подмигнёт. Шуточками отделывается.
«Всё равно уже не спится, что без толку лежать» — поворочавшись, решила Лила, и, нашарив рукой в полутёмках кофту, одела. Осторожно передвигаясь, чтобы не разбудить спящих ребятишек, вылезла из палатки. Сразу же зажмурилась от яркого света, зевнула.
В таборе набирало обороты оживление. Табор просыпался. У небольших костров деловито хозяйничали несколько цыганок. Увидев Лилу, одна из них, пожилая, высокая, которую звали Шелоро, громко скомандовала:
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.