Бесплатный фрагмент - Рай обетованный

Рай обетованный

На небесах только и разговоров, что о море (с) х\ф «Достучаться до небес.»

— Рай обетованный, — сказала Лина, оборачиваясь, — почти девственно чистая планета.

Келлар, изучая отчёты о деградации энергосетей, с отвращением потягивал из тубы чуть тёплый рацион номер три. Суп-пюре со вкусом криля и более чем стойким привкусом рециркулированной воды. Искусственная еда для искусственной жизни. Вентиляция гудела, разнося запахи озона, пыли и едва уловимый химический аромат «свежести», который должен был скрывать затхлость замкнутого цикла. Их кожа, гиперчувствительная и метастабильная от природы, шелушилась и тускнела в этой вечной сухости, тоскуя по влаге и утренним туманам.

Орбитальная станция «Глубина» висела над мрачным, серым, словно изъеденным ржавчиной спутником газового гиганта. Изрезанного вдоль и поперёк бороздами, ущельями и кратерами. Часть кратеров тускло поблёскивала прозрачными куполами из многослойного композитного полисиликата, вечно покрытого инеем и поднимаемой вверх вакуумным и электростатическим переносом мелкой абразивной пылью. Пылью криовулканов и пылью микрометеоритов, которые градом сыпались на поверхность спутника.

Под многокилометровой толщей льда, пульсировали многочисленные, как у гигантского спрута, сердца колонии. Глубоко внизу — геотермальные станции, фузионные реакторы, бурильные комплексы, качавшие воду и минеральные расплавы. В среднем ярусе — горнодобывающие и перерабатывающие комбинаты, заводы, криохранилища, хранилища биоматериалов, транспортные хабы.

На поверхности под куполами — антенные поля, обсерватория, сейсмические, гляциологические, радиационные, биологические, материаловедческие и прочие лаборатории. И на отшибе — огромная, постепенно расползающаяся во все стороны клякса растущего, как на дрожжах космодрома. Растущего не по плану, а по мере сиюминутной необходимости. Свалки изъеденных ультрафиолетом и радиационной коррозией отработанных модулей. Хаотичное нагромождение посадочных мачт, готовых принять и зафиксировать хоть лёгкий челнок, хоть тяжелый грузовой транспорт. Вышки криогенных заправок, ощетинившиеся щупальцами трубопроводов для жидкого водорода и кислорода. Топлива, архаичного даже в эпоху устаревшего термояда, но незаменимого для дешёвой логистики с орбитой в условиях низкой гравитации. А главное — абсолютно чистого и не токсичного.

Орбитальная инфраструктура «Глубины» была мозгом колонии, а также щитом и кулаком: центр управления подлёдными базами, сканеры дальнего слежения, вынюхивающие чужие зонды за орбитами газовых-гигантов, батареи плазменных излучателей и кинетических бомб, готовые превратить в облачка межзвёздного газа и пыли любого незваного гостя. Всё это работало на износ, как и её обитатели, зациклившиеся на бесконечном поддержании хрупкого равновесия между жизнью, вакуумом и почти абсолютным нулём.

Здесь, на краю чужой системы, за сотни световых лет от поглощенной когда-то туманностью прародины, жили колонисты. Потомки тех, кто спасся с некогда поглощённой туманностью планеты-океана. Они строили этот форпост веками, выгрызая у безжизненной скалы каждый кубометр жилого пространства. Их быт был отлаженным механизмом выживания: нижние палубы гудели вентиляцией рециклеров, перерабатывающих каждую каплю воды и молекулу воздуха; агрокультурные модули выдавали скудный урожай: безвкусные водоросли, геномодифицированные злаки, бледные грибы. Реконструированный по геному криль с далёкой прародины, выращенный в цистернах с мутной, насыщенной антибиотиками водой. Главной валютой здесь были не кредиты, а доступ к данным, дефицитным продуктам или несколько лишних минут в аквасимуляторах, ненадолго возвращавших ощущение утраченного дома.

Социум колонии был жёстко стратифицирован. Право на кислород и воду измерялось лишь пользой для системы.

На самом верху, у руля колонии, стояли Старшие — сплав оцифрованных перед смертью аватаров Первых Основателей и новейших квантовых ИИ. Многовековой опыт и интуиция, помноженные на бешеные вычислительные мощности и оптимизированные алгоритмы. Их коллективное, лишённое эмоций мнение было высшим законом. Не жизнь, но функция. Наследие, возведённое в абсолют.

Реальную власть от их имени осуществлял Верховный Совет — узкая группа главных инженеров, учёных, конструкторов, аналитиков и верховных офицеров Службы Безопасности. Их привилегии были не роскошью, а инструментом мотивации. Приоритетный доступ к бассейнам, аквасимуляторам, доступ к архивам. Настоящая, не синтезированная пища. Их мозги были слишком ценным активом, чтобы истощать их скудным пайком. Их высокий социальный рейтинг приходилось постоянно поддерживать напряжённым трудом, чтобы не скатиться вниз.

В средний класс, где вовсю суетились рвущиеся наверх функционеры. Психотехники, блюдущие лояльность масс. Врачи, следящие за здоровьем элиты и прочих. Учителя, вбивающие в непослушные головы знания и азы идеологии. Программисты, электронщики и сисадмины, поддерживающие вычислительную и сетевую инфраструктуру. Пилоты и скауты — рискующие жизнью в глубоком вакууме и на тверди чужеродных небесных тел. Механики и ремонтники, поддерживающие работу постоянно изнашивающейся техники. Их зыбкое благополучие зависело социального рейтинга, а безупречная служба давала почти призрачный, но шанс. Ржавые социальные лифты со скрипом, но всё-таки работали.

На самом дне, в вечном полумраке нижних ярусов и палуб, копошились обслуга — безымянные операторы рециклеров, уборщики, шахтёры, заправщики, разнорабочие. Потомки тех, кто когда-то подписал кабальные контракты на перелёт. Их уделом был тяжелый, низкоквалифицированный труд среди гула труб и вони перерабатывающих заводов. Их социальный рейтинг был ниже плинтуса. Простые радости и мечты — заработать несколько лишних кредитов на дополнительную сессию в аквасимуляторе. Или порцию настоящего криля для своего ребёнка.

Функционеров от обслуги отделял тонкий, но почти непреодолимый барьер — образование и генетический допуск. Ребёнок с низов мог попасть наверх, лишь проявив гениальные способности и пройдя жёсткий отбор, что случалось раз в поколение. Система была не слишком справедлива. Но работала и позволяла выживать.

Ходили слухи, что на столах Верховного Совета по праздникам бывают настоящие фрукты, овощи, рыба и даже икра. Келлар лишь саркастично усмехался: слишком много ресурсов требовалось для их выращивания. А для транспортировки из других секторов — ещё больше.

— Рай? — Он фыркнул, отодвинув тубу. — В последнем «раю», куда нас занесло, мы чуть не остались без скальпов, помнишь? Он машинально потёр шрам на предплечье, вспоминая агрессивные микроводоросли в океанах Центавра-Прайм, которые восприняли слизь, которую начала выделять их кожа в жидкой среде, как идеальный питательный субстрат. Адаптивные механизмы Келлара постоянно сбоили в этой сухой, стерильной и искусственной атмосфере. Напоминая о том, что их тела некогда были созданы, чтобы свободно парить в бескрайних толщах воды, а не пресмыкаться в металлической банке.

Лина, его партнерша, переносила станционную жизнь легче. Но Келлар видел, как она подолгу смотрит на голограммы океанов — синих, бескрайних, непохожих на замкнутые аквакультурные бассейны системы «Шар».

— Информационное общество, пост-индустриальная стагнация, — Лина тоже приложилась к его полупустой тубе, — до сих пор делят ресурсы и бултыхаются в своих консервах на планетарной орбите. Зато экология, нам и не снилось. Много воды, зелени, гор, пустынь, чистейший воздух, никакого терраформирования. Настоящий живой криль, а не этот концентрат! — пустая туба полетела в утилизатор. — Живая рыба!

— Продолжай, я заинтригован!