Бесплатный фрагмент - Пятница, 13

Предисловие

«Пятница, тринадцатое» — новый сборник писателя, автора более пятидесяти книг Александра Травникова. В нем несколько небольших рассказов и пара-тройка синопсисов, которые, если все сложится, должны превратиться в сценарии художественных фильмов. Каждый рассказ для сборника подбирался методом несложного отбора через особый фильтр. Фильтр смеха. Для естественного литературного отбора использовались простые спички. Редактор давал почитать тот или иной рассказ совершенно постороннему человеку. И каждый раз, когда читателю становилось смешно, в пользу публикации именно этого рассказа из спичечного коробка извлекалась одна спичка. Критерий отбора был прост. Должно было набраться не менее пяти спичек. Самое большое количество спичек, извлеченных из спичечного коробка, — девять.

Один из рассказов, «Двадцать шесть дубов и одна липа», был выбран особым жюри литературного Интернет-портала Proza.ru для номинирования автора сборника на звание «Писатель 2015 года».

Название книги — «Пятница, тринадцатое» не случайно. Так называется один из рассказов, вошедших в сборник. А сам рассказ, в свою очередь, получил такое название благодаря тому, что был написан автором тринадцатого числа в пятницу. Издательство и редактор были не против.

Правда, дизайнеру сборника пришлось помучиться. Было предложено несколько вариантов обложки. Большинство из них автоматически перекликались именно с мистикой тринадцатого числа пятницы. Автор книги, безусловно, человек несуеверный. Но название, как говорится, обязывает. Ведь, как известно, как корабль назовешь, так он и поплывет. И от мрачных вариантов обложки с мистической составляющей было решено отказаться.

А вот сама цифра тринадцать, безусловно, привлекает. Тем более что рассказы скорее веселые, чем грустные. Хотя грусть от часто встречающейся человеческой глупости, безусловно, иногда просматривается и объективно присутствует. После прочтения отдельных рассказов. Правда, это зависит от того, кто и какие выводы делает. От жизненного опыта читателя, его представлений о справедливости, о том, что и как должно происходить в этом мире.

Как утверждает автор, все рассказы исключительно правдивы и основаны на реальных событиях из жизни конкретных людей. Но вот что интересно. Те, кто вроде бы должен был обязательно узнать в персонажах рассказов себя любимого, этого не сделали. Скорее наоборот. Прочитав рассказы, прототипами главных героев которых стали именно они, эти люди себя не только не узнавали, но прямо заявляли, что это не про них. Честно говоря, с ними никто и не спорил. Естественно, не про них.

Еще одна особенность рассказов — некая их незавершенность. Автором принципиально не сделаны и не навязаны читателю выводы, не сформулировано его личное мнение относительно событий или персонажей того или иного рассказа. Долгое время в литературе было принято, чтобы сам писатель делал выводы из собственного произведения. Наверное, чтобы глаголом не только жечь сердца читателей, но и учить их чему-то возвышенному. Особенность такого изложения следует отнести на совесть писателя. А вот разные читатели одного и того же рассказа этого сборника практически ни разу не сделали одинаковых выводов.

Например, специалисту-озеленителю, прочитавшему рассказ про одуванчики, все понравилось. Как он сказал:

— Все правда.

Но он на полном серьезе стал настаивать на том, что один из героев не совсем прав. Даже совсем не прав. На вопрос о том, в чем именно не прав, ответил:

— Одуванчики следовало травить гербицидами. Это хорошо помогает.

Что еще интересно — многие читатели узнали в героях рассказов совершенно разных людей. Несколько рассказов получили широкий отклик в Интернете, были многократно перепечатаны и распространены. Через Сеть поступило множество предложений и советов по улучшению стиля и внесению существенных корректив в сюжет. Звучали даже требования незамедлительно предпринять меры и шаги по практической реализации предложенного в рассказе, по розыску и наказанию виновных или принять резолюцию и начать собирать подписи…

Именно неоднозначность изложения автором сюжетов заставляет издателя и редактора этой книги надеяться, что она будет интересна читателю и ее станут читать. Как известно, сегодня не все книги читают. И они просто пылятся на полках магазинов.

Свои отзывы читатель может отправить лично автору книги по электронному адресу: travnikov-ug@mail.ru. Ответа, конечно, не обещаем. Но на разнообразие оценок читателя надеемся.

7 апреля 2015 года

Двадцать шесть дубов и одна липа

Люблю слово «исключительно»! Оно многогранно, многозначимо и в устной речи на порядок превосходит само себя в тексте. Поэтому исключительно под давлением прогрессивной общественности согласился рассказать кое-что из депутатской жизни недавнего прошлого.

Даже не знаю, кому, возможно и мне самому, пришла мысль увековечить память о депутатском корпусе города. Вернее, не сама мысль увековечить принадлежала мне, а способ того, как это сделать. Срок полномочий этого созыва Думы скоро истекал. Осенью выборы. И я предложил этой же весной высадить от каждого депутата по дереву в городском парке в центре города. Аргумент железный. В парке есть деревья, которым и более четырехсот лет будет. Они многое помнят. Кто-то же их посадил? Вот и депутатами, народными избранниками, полезное дело будет сделано.

Так как инициатива всегда наказуема, мне же и поручили организовать мероприятие в виде субботника. Поручили? Делай! Я и занялся организацией.

Поехал договариваться с директором парка. Директор, он же Сергей Викторович, сейчас директор знаменитой «Ривьеры» в городе Сочи, чуть не упал со стула от радости и перспектив.

— Есть у меня такая аллея! Я давно хотел ее облагородить, — говорит.

Я ему:

— Нас в Думе двадцать семь депутатов. Предлагаю посадить двадцать семь деревьев. Будет депутатская аллея. У каждого дерева табличку поставим. Мол, такой-то депутат посадил. Каждый посадивший лично следить будет за своим деревом. Ухаживать. Парку помогать. Народ будет ходить и радоваться! — аргументирую я.

— Нет возражений, — говорит директор. — Я подготовлю место. А с тебя, Травников, двадцать семь саженцев. Только чтобы были постарше. Метра два — не меньше. Чтобы сразу принялись. Мы, — говорит, — в парке сами ухаживать будем. На начальников нет надежды. Но! Лопаты, ведра для воды, Травников, с тебя. Вода будет. Я тоже подойду, чтобы организованно работали. Каждому место для его личного дерева укажу.

На том и порешили. Дату определили.

В назначенный день все депутаты были с утра. Прониклись будущей перспективой вечной памяти и благодарности народной за усердие. Тут же претензии:

— А где пресса? Где поляна?

— Вы деревья сажать пришли или пиариться? — спрашиваю.

— Пиариться! — отвечают.

— Сажайте! — говорю.

— А куда?

— Как куда? Берете лопату. Берете саженец. Вот директор. Он укажет, — пальцем указываю на директора. — Копаете яму. Сажаете. Пусть товарищ поможет. За ствол подержит. Прикапываете. Берете ведро. Поливаете. Инвентарь сдаете и спускаетесь к пруду. Там, пока будете сажать, мои помощники столы накроют. Все уже привезли. Музыку включат. Я договорился.

— А можно с фуршета начать, а то как-то невесело начинать? — требует депутатский корпус.

Ну, думаю, сейчас начнется. Сейчас все мероприятие загублю. Недоработка, признаю. Субботник все же. Иногда и гибкость не грех проявить. Тем более восемь утра. Дал помощникам команду. Принесли пластиковые стаканы. Разлили кто что хотел: кому шампанское, кому коньяк, а кому и водка. А ведь рано начали. Тост произнесли. Еще один. И еще.

И, странное дело, работа тут же закипела. Про прессу забыли. Куда понты делись! Оказалось, что все из крестьян или минимум у каждого дачник есть в родственниках.

А, нужно сказать, я схулиганил. Каюсь. Купил лично в питомнике двадцать шесть саженцев дуба черешчатого и одну липу. Для председателя Думы. Его, чтобы не мешал, когда первый устав города принимали, отправили в США для обмена опытом в командировку. Иначе не мешать он никак не соглашался. У него были свои убеждения. Так что, по моему мнению, вклад США в развитие российской демократии на уровне местного самоуправления неоценим. Зато мне пришлось тогда председательствовать в Думе. Я же и подписал в то время первую конституцию города.

После третьего тоста всем было все равно. И на такую мелочь незначительную, как одна липа, никто не обратил внимания. Деревья посадили. Окончание субботника отметили. Некоторые, оказалось, остались отмечать до утра, достигнув полного единения с отдельными простыми посетителями парка. И вы, дорогие читатели, думаете, что история на этом заканчивается? А вот и нет! Она только начинается. Эка невидаль — дерево посадить. Его еще вырастить нужно.

Прошло некоторое время. Сменился состав Думы. Радикально сменился. И прибегает после выборов ко мне директор парка Сергей Викторович. Весь в панике. Заявляет:

— Травников! Сбил ты меня с пути правильного. Теперь точно снимут.

— За что? — интересуюсь. — Ты же не выбирался? Нейтралитет держал? Не бойся. Защитим!

— А за деревья твои.

— Это как?

— А так. На фиг, говорят, они там не нужны. Власть-то в городе новая. А вы свою аллею наметили. И так все переломали. Народ добрый. Как узнали, что депутаты сажали, так и переломали.

— А ты что же не следишь? — спрашиваю.

— Так они сами приехали из администрации и оставшиеся деревья повыдергивали. Нечего, говорят, тут пропагандой заниматься. Увековечились здесь, говорят.

— Что делать будем?

— А я откуда знаю? Обещали и меня выкорчевать. Сказали: здесь теперь место для чего глобального будет. Будешь против — вон.

— Слушай, а есть у тебя место укромное? Я еще привезу саженцы дубов. Посадим по новой. Ты только никому не говори, что я посадил.

На том и порешили. Привез я по глубокой осени два саженца дуба. Маленьких. Полметра всего. Чтобы незаметно было «врагам», посадили. К тому времени кампанейщина по борьбе новоизбранной власти с достижениями бывших уже была окончена. Впереди замаячили новые горизонты. Бюджет новый осваивать предстояло. Не до аллей и деревьев. Нечего на мелочи размениваться.

Прошло семнадцать лет. Дуб растет медленно. Но эти два вытянулись вверх метров на пятнадцать. Ветвистые. Листья пушистые. Живут себе, уже желуди дают. Большие такие бочонки. В парке таких больше нет. Хожу я иногда мимо них, радуюсь. И думаю: хорошо, что никто не знает, что это я посадил. Да и Сергей Викторович не проболтался. Потому и выжили деревья. Иногда встречаю своих бывших коллег. Спрашиваю:

— А помнишь, сажали двадцать шесть дубов и одну липу? Отвечают:

— Какие дубы? Какую липу? Когда сажали? Не помню!

А я помню. Просто мои деревья растут, и потому я помню.

20 марта 2015 года

Антикварша

Крохобор в юбке

Рассказ (синопсис сценария фильма) основан на реальных событиях, и все действующие лица похожи на свои прототипы. Изменены только имена, но не характеры. Хотя, возможно, автор и ошибается.

Даже если жизнь даст вам шанс — это не значит, что вы его используете. И тогда все вернется на круги своя, и все повторится сначала.

Так говорил Заратустра, жрец и пророк, живший в VI–V вв. до н. э.

Основные действующие лица:

Людмила — женщина лет тридцати пяти. Всю жизнь бралась за все, чтобы заработать и выйти в люди. Она верит в волшебную силу денег, судьбу и свою удачу. Ждет, когда ей повезет.

Сергей — почти молодой человек. Работает реализатором в антикварной лавке еще до того, как там появилась Людмила. Он слишком добр, чтобы отказать кому-либо в помощи, и люди этим пользуются. Общительный, интересный собеседник, много знает. Он в общем-то понимает, что его обманывают, но верит в порядочность людей. Испытывает симпатию к Людмиле. Но пока безответно.

Виктор — всегда знает, кому и как правильно тратить деньги. Умеет втереться в доверие и быть рядом с теми, у кого есть деньги. Но в тот же день, когда у вас закончатся деньги, Виктор исчезает. Завсегдатай всех модных и злачных мест города, участник всевозможных тусовок и презентаций. Знает, где и что кому купить. Он незаменим для Людмилы, но только пока у нее есть деньги. Аферы? Виктор их любит, но слишком труслив, чтобы стать самодостаточным «негодяем», и потому вечно в поисках тех, кому улыбнулась удача.

Второстепенные действующие лица:

Посетители антикварной лавки. Некоторые — постоянные покупатели, которые часто приходят лишь для того, чтобы пообщаться с Сергеем. Некоторые — те, кто несет свои раритеты, чтобы выручить деньги.

Леха — вертлявый, окунеобразный, «рыбаприлипала» в антикварной лавке. Вечно крутится рядом, вылавливая и перехватывая интересных клиентов. Жаден и непостоянен. Все время куда-то исчезает и пытается надурить всех, кто только попадается на его уловки и разглагольствования.

Участковый милиционер Петр Евгеньевич. Постоянно находится в поисках краденого, правда безуспешно. Но часто просто распугивает клиентов и посетителей не столько своим присутствием, сколько вопросами и безосновательными подозрениями. Зная безотказность Сергея, отправляет к нему всех и вся со всякой рухлядью. Пока он находится в лавке, все покупатели обходят ее стороной. Как так получается, никто не знает, поэтому стараются выпроводить его как можно скорее. Зато от него есть и польза: местные жулики и бандиты обычно обходят лавку стороной.

Марк Моисеевич — старый подпольный миллионер, всегда знавший толк в бриллиантах, драгоценностях и во всем, что могло стоить дорого и приносить прибыль. Ему не требуется никакой каталог или заключение эксперта, будь то мебель, картина или столовое серебро. Даже вес драгоценных камней он определяет на глаз, и никогда весы не опровергали его вердикт. Если он называет цену вещи, то никогда не ошибается. Никогда не обманывал, и потому ему доверяют. Его знают все богатые люди не только города, но и страны. Он был богат еще с советских времен. И первый подпольный миллион ему принесли вещи, которые раньше продавались в магазине «Тысяча мелочей».

Михаил — нефтяник-вахтовик. В городе появляется редко. Приехал, только чтобы распродать все, что осталось от его стариков. И тут же уехал.

Людмила вполне себе довольная. Все время в мечтах о лучшем будущем. Искренне верит, что однажды ей повезет. В повседневной жизни проста, одевается с «толкучки», поэтому на нее мало кто обращает внимание. Не боится никакой работы: сказываются деревенское прошлое и работа реализатором на вещевом рынке. Но, стоит ей приодеться, сделать прическу и макияж, и она становится объектом внимания и восхищения мужчин и зависти женщин.

Подруг особых нет. Торговаться умеет за каждый грош, но все равно ей не везет. И чем больше не везет, тем сильнее она себя убеждает в том, что наступит день, когда фортуна ей улыбнется и жизнь ее изменится в лучшую сторону. Тогда все будет по-другому. Будут деньги, она сможет купить себе все то, о чем мечтает, и тогда все обзавидуются. А самое главное — она никогда больше не вернется в прошлое, в свой случайно доставшийся по наследству антикварный магазин, который больше похож на лавку старьевщика. В нем она чувствует себя такой же рухлядью, как та, которую тащат ей со всего района.

Любой и каждый несет ей в магазин как что-то ценное всякие безделицы малого формата и огромного размера. Чаще всего оказывается, что эти вещи и гроша ломаного не стоят. Драгоценные камни превращаются в стекляшки, золото — в бронзу, серебро оборачивается дешевым мельхиором, а то и оловом, награды — новоделом, картины — подделками. Но Людмила на людей не обижается. Она верит в свою удачу. И ждет.

И однажды ей повезло. Совершенно случайно. В ее руки попала особо ценная картина. Ее принесла соседка. Принесла за три тысячи рублей. Больше у Людмилы все равно не было. Вот она, удача! Теперь она ее не отпустит. Все будет не так, как всегда!

Это произошло некоторое время назад. Приехавший с Севера на пару дней знакомый детства Михаил принес ей картинку про море. Он продавал родительский дом и все более или менее ценное решил обратить в купюры. Просил хоть сколько. На поминки денег хотел. Не дала. Пожалела. В углу и так похожих картинок валялось много. А потом оказалось, что это был Айвазовский. Дорого за нее потом дали в антикварном салоне в центре города.

Он к ней приходил потом похвастаться, сколько денег получил. Сергей тогда настаивал, что нужно купить, но она ему не поверила, не послушалась. Как всегда, вокруг магазина крутился гиперактивный жучок Леха. Он старался перехватить интересные предложения. Но, если ему это удавалось, он обычно исчезал, бросаясь заработать денег и продать предмет в приличных антикварных лавках и приличным коллекционерам, которые с ним общались, но на порог не пускали.

Теперь Людмила решила все-таки рискнуть. Сергея как назло не было. Не с кем было посоветоваться. И она, на свой страх и риск, приняла решение. Купила. И не зря! Оказалось, автор картины есть во всех каталогах. Наконец-то повезло! Сбылась мечта! Аукцион принес ей двести тысяч евро!

Помочь в оценке и продаже картины ей мог только один человек. Своих денег он не тратил никогда, но они у него были. Будучи подпольным миллионером, еще с давних советских времен, он покупал и продавал ценности, знал, как продать любую вещь, если у нее была подходящая цена. Его репутация была безупречна. На него работало даже его имя. Марк Моисеевич был известен во всех антикварных кругах страны. Уж он-то точно знал, сколько стоит эта картина, как и кому ее показать и что следует продать через аукцион, а что только через доверенных лиц.

С этой минуты у Людмилы началась другая, новая жизнь. Все завертелось как в колесе. Теперь можно было реализовать все свои планы и мечты. Главное — у нее появилась уверенность, и она точно знала, что в лавку старьевщика не вернется никогда. Лавку она закрыла. Теперь ей не нужен был никто. Про Сергея она как-то даже забыла. Ведь у нее теперь новая жизнь, и в ней нет места людям из прошлого.

Закрутился калейдоскоп событий. Первое, что следовало сделать по ее заранее разработанному и многократно подвергшемуся корректировке плану будущих затрат миллионера, — незамедлительно приступить к практической реализации лелеемого благополучия. Единственное, чего ей сейчас не хватало, — близких подруг, которые у нее вроде бы и были, но, когда появились деньги, их стало еще больше, а по факту настоящих, надежных как не было, так и не стало. Те, с кем она общалась раньше, теперь ей, успешной и богатой, почти «столбовой дворянке», были не ровня, и она это чувствовала. Понимала в душе, что не совет, как борщ готовить, ей нужен. Что они, глупые подруги, могли знать и понимать в богатой жизни?

Ждать было нельзя. Следовало действовать. Пора было приступать к реализации мечты богатой и успешной женщины. Первое, что нужно было сделать, — купить шубу. Теперь любой магазин был в ее распоряжении. В новой шубе можно было посидеть в лучшем кафе, спокойно выпить кофе, задуматься о том, что делать дальше.

И тут появился он, Виктор. Откуда он взялся, как получилось, что оказался за ее столиком, откуда знал, что нужно заказывать, она и теперь не смогла бы вспомнить. Также как и не в состоянии припомнить, кто тогда заплатил за все. С этой минуты всем управлял Виктор. Он стал незаменим едномоментно и во всем. Виктор знал, какую и где следует купить машину. У кого и за сколько снять квартиру с мебелью, чтобы сразу чувствовать себя богатой. Где покупать землю и начинать строить дворец. Но это потом, а сейчас нужно ехать отдыхать в Сочи, в Турцию, в Египет…

Прошло три года. В один прекрасный день удивленные соседи увидели, что двери лавки вновь открыты. А на лестнице с ведром и тряпкой отмывает пыль с поржавевшей вывески «Антикварный салон «Старина» Людмила. Виктор исчез так же неожиданно, как появился. Круг замкнулся. Удача — это такая вещь, что удержать ее в руках трудно. Хотя лавка еще не открылась, малахольный сосед с авоськой гремящих пустых бутылок в одной руке тащил в магазин другой рукой старое, разбитое деревянное корыто. Жизнь вокруг антикварной лавки закручивалась по новой. Будто ничего не произошло. Народ вновь потянулся со своими древностями. Но жизнь переворачивала новую страницу. И, как принято, готовила сюрпризы.

Оказалось, что Сергею за это время тоже повезло. Ему в наследство досталось хозяйство в деревне. Вернее было бы назвать это богатство фермой: десяток коров, козы, овцы, кролики, шиншиллы, куры, фазаны и даже один павлин. А также старый, разваливающийся дом, заброшенный сад с вишневыми деревьями, пьющие и завидующие «городским буржуям» соседи, которые давно бы все спалили, но жалко было коров, дворовую собаку и домашнюю кошку.

Зато все верили, что в доме водятся привидения, и под его крышей был огромный чердак, куда стаскивали всякую рухлядь еще в те времена, когда палили барские усадьбы, предварительно растащив по избам все, что можно было растащить. Практиковались реквизиции и растаскивание кулацкого барахла. Даже немцы не рискнули там покопаться. Все на чердаке было перевернуто вверх дном, покрыто вековой пылью и затянуто паутиной.

Теперь все это наследство предстояло разобрать и решить, что с ним делать. Сергей позвал за собой Людмилу. Один бы не справился. Удача, казалось, вновь улыбнулась Людмиле. На чердаке старинного дома ее и Сергея ждал новый раритет. Но это уже другая история. А может, и истории. Как это было с двумя рыцарями пятнадцатого века, гарнитуром венской мебели, античным кладом, скрипкой из Италии и другими сокровищами.

20 декабря 2014 года

Особняк и его тайны

Рыцари достатка, или Мечта иммигранта

Некоторые страны Европы — государства странные. Но прагматичные. Когда распался один мир, появился другой. И в этом, другом, все стало меняться местами. Даже люди. Двести тысяч евро — и вы гражданин другой страны. Инвестиции называется. Конечно, это все не так быстро делается. Но сути это не меняет. Если у тебя есть двести тысяч евро и хоть какие-то дальние заграничные связи, можно попробовать.

У бабушки Михаила были дальние родственники в одной европейской столице. Они, конечно, были и раньше, но до перемены в этом мире никто об этом много не говорил. Зато у бабушки было еще кое-что, что осталось от дедушки: дом на берегу моря, участок земли и квартира. Тоже в приморском городе. В общем, еврородственники позвали. Совет семейный посовещался. И решили все продать и ехать.

Сказано — сделано. Продали все, кроме квартиры. Сказалось бабушкино «а вдруг, на всякий случай». Но на билеты и двести тысяч евро и так хватило. Купили, оформили на бабушку недалеко от одной из евростолиц не очень большое, но трехэтажное, с мансардой и подвалом, типа имение. С участком земли, где были пара вспомогательных строений, заброшенная оранжерея и пруд с рыбой. Стали себе жить, поживать. За домом и участком ухаживать.

Но скучно. Все ушло на приобретение, на оформление документов. А делать в этой новой стране было нечего всем троим. Бабушка приехала сама, дочь взяла и внука. То есть Михаила. Ему уже лет под сорок, а все учится. Михаил и в самом деле учился. Закончил школу. На этом не остановился. Умудрился на своей старой родине получить не только диплом инженера, но и ученую степень. На новой родине нужно было для начала учить язык. Английский там, оказалось, никто не только не знает, но и на дух не переносит. А пока всем пришлось жить на бабушкину пенсию, которую старая родина регулярно присылала на карточку. Хорошо хоть догадались квартиру на море не продать, а сдать в аренду. А то совсем бы плохо пришлось. Но за этими деньгами приходилось раз в полгода ездить в Россию.

Так прошло два года. Михаил приехал в свой родной приморский город за деньгами. И пару дней с друзьями пообщаться. Тут нужно отметить, что любая заграница для русского человека — это не препятствие для реализации личного креатива, но источник находчивости и стимул для развития инициативы. В этом случае все было швах. Есть особняк, есть участок, есть даже пруд. А перспектив как бы и нет. В Европе без денег, оказалось, перспектив нет.

Тут как в индийском кастовом обществе. Выучился на электрика? Значит, быть тебе электриком навсегда. Или на садовника? Это значит, что совсем навсегда. И расти можно, как говорится, только по этой линии. Но не зря в СССР и России всех кандидатов наук заставляют философию учить. Широту мышления это развивает. Но тут опять тупик. Серость заграничных будней любую инициативу задушит. Деньги нужны. Приехал Михаил в свой родной российский приморский город и сидит в кафе на набережной с друзьями. Пиво пьет. Про жизнь за границей рассказывает. Говорит: не фиг там без денег делать. А взять их негде. Своих там хватает. Вот если есть деньги, то ты вне конкуренции. А так… Никаких просветов.

Стал Михаил друзьям про новый дом свой рассказывать. Мол, когда-то это был доходный дом. На каждом этаже по восемь комнат. Внизу — зал, столовая, кухня. Входишь в дом, лестница с двух сторон начинается, вверх идет, на уровень первого этажа. С правой и левой сторон ниши есть. На стенах везде картины всякие в рамах висят. Но дом старый. Ремонтировать нужно. Тогда бы небольшую гостиницу можно было сделать. Пансион организовать. Хоть какие-то деньги. А то на бабушкину пенсию живем да на деньги от сдачи квартиры на море. Даже на машину не хватает. В общем, зря в Европу ломанулись. Родственников теперь хрен там увидишь. Все заняты своими делами.

— Приехали? — говорят. — Вот и хорошо. Теперь сами как-нибудь.

Стал друзьям показывать фотографии заграничного приобретения. И тут после первого же вопроса друзей, разглядывавших фотографии дома, наступила тишина.

— Это что такое в нишах стоит? — друзья спрашивают.

— Что-что? — отвечает Михаил. — Рыцари стоят. С копьями, щитами, мечами. Один — шестнадцатого века. А другой — пятнадцатого. Настоящие. Они в доме этом как его построили, так и стоят. Дом нам продали со всякой рухлядью. Хозяева еще в тридцатых годах в США свалили. От войны подальше. Вот только сейчас дом и продали. Вместе со всем, что в нем было. Берите, говорят, так. А то нам его в порядок приводить дорого.

В общем, на следующий день Михаил уже поднимался по трапу самолета, чтобы лететь обратно в Европу, к бабушке. Он потом еще пару раз приезжал к друзьям за советом. А тех рыцарей на аукционе продали. Раз в пять они стоили больше, чем та цена, за которую дом купили.

Теперь Михаил приезжал в Россию не просто так. Приезжал советоваться. Вначале советовался насчет картин, которые оказались старыми. Конечно, их не Рембрандт и не Леонардо писали. Но все художники в каталогах оказались. А еще в подвале и на чердаке мебели всякой много нашлось. Бывшие владельцы больше ста лет ничего не выкидывали. Сломалось что, устарело, стало немодным — сразу на чердак или в подвал.

На семейном совете порешили не отдавать на реставрацию эти «венские стулья» со шкафами и зеркалами, часами огромными. А для начала скреативили пригласить к себе из России краснодеревщика. На пару месяцев. Пусть поживет за границей. Заодно и мебель починит. Уже и с антикварными салонами договорились. Как починит, просили пригласить.

Но и это еще не все. В сундуках посуды позапрошлого века много оказалось. Серебра-то нет, конечно. Его еще раньше бывшие владельцы дома распродали. Но и этого хватит. Фарфор-то немецкий. Мейсенский.

Вот и весь рассказ про евроинтеграцию и евроадаптацию наших соотечественников за границей. Эта история, за некоторыми небольшими исключениями, — чистая правда. Да и Михаил теперь чаще в Москве и Питере бывает, чем у себя, на новой европейской родине.

А! Вот еще. Чуть не забыл. Суть-то рассказа в чем заключалась? С ними, Михаилом, его мамой и бабушкой, теперь еврородственники не разговаривают. Они их буржуями считают. Так и говорят: капиталисты.

24 февраля 2015 года

Дом без приведений

Но полный ужасами реальности

Как всегда, во всем виновато золото. Не верите? Тогда читайте дальше.

В центре города стоял старый, заброшенный особняк. Не то чтобы совсем старый. Чуть больше ста лет ему. Но так уж принято, что все, что построено до революции семнадцатого года, в этом городе считалось старым и древним.

Когда-то у него, дома, были хозяева. Наверное, купцы. Это же очевидно. Дом был выстроен по богатому. Из красного кирпича кирпичного завода промышленника Трахова. Такие образцы кирпича, с именным оттиском владельца завода — предшественника советского знака качества, и сейчас являются предметом коллекционирования. А тут дом построен именно из такого кирпича, из предмета коллекционирования. Потолки в доме были под пять метров. За строением — огромный двор. И все это в центре города. Тут тебе и электричество, и газ, и вода, и центральная канализация.

В общем, вы понимаете. Дом, по всем правилам современных реалий, следовало незамедлительно приватизировать. И его приватизировали. Вначале новые будущие хозяева выкупили муниципальную долю. Затем из дома стали выезжать коммунальные жильцы. Не минуло и пяти лет, как у дома появился один хозяин. Но наш рассказ не о нем. Хотя и его вклад в развитие событий весом, пусть и опосредованно.

В общем, дом после обретения нового хозяина теперь стал стоять и без окон, и без дверей. Лично я всегда поражаюсь тому, как это происходит. Практически всегда и повсеместно. Вот только что люди покинули дом. И сразу же у него неведомо куда исчезают двери, вдребезги разлетаются стекла окон. Потом исчезают рамы. И все это обычно делают неведомые силы, городские невидимки.

Теперь, без окон и дверей, огромный особняк демонстративно и явно портил внешний вид города. Естественно, этот факт стал головной болью городских властей. У них как раз был период обострения борьбы за внешний вид города. И лично мэр на страницах муниципальных газет, журналов и вестников активно боролся за столичный образ подведомственного населенного пункта. И не просто так, а за образ в европейском стиле.

В качестве основы базовой концепции реконструкции был выбран серый цвет. В городе буквально все, кроме мусорных ящиков зеленого и желтого цветов, активно красили в серый цвет. Говорили, это ноу-хау парижских архитекторов и дизайнеров. Но народ считал, что после «Мистралей», военных кораблей, французы нарочно красили все в военный цвет. Если не корабли отдать, так хоть город в серый цвет покрасить можно.

Однако новому хозяину особняка удалось убедить власти, что в данном конкретном случае красный, благородный, кремлевский природный цвет кирпича старинного дома — самое то, что может особенно подчеркнуть важность и значимость того, что все остальное в городе будет серым. Это как некоторые заборы поверх старых заборов будут из металлопрофиля, раскрашенного в цветочки.

Мэр согласился, и вокруг дома и внутри него закипела работа. Кирпич снаружи почистили, покрыли специальным составом. Чтобы навечно. Починили крышу, установили водостоки. Перед фасадом дома прямо на тротуаре уложили правильную плитку. Вставили резные двери, новые огромные пластиковые окна с рамами под дерево. Закипела работа внутри.

И вдруг стоп. Все вновь затихло. За окнами стало темно и мрачно. Почему именно так, никто не мог понять. Но интуиция народ не обманула. Как чуял народ: что-то не так. Далее пойдет простой пересказ воспоминаний знакомого прокурора.

Хозяин дома после завершения отделки фасада, установки новых ворот и калитки велел строителям приступать к отделке внутри дома, и обязательно вести ремонтные работы аккуратно. Призвал беречь буквально каждый отдельно взятый кирпич. Для этой ответственной работы прораб нашел и привел к нему трех, как он сказал, лучших тружеников города.

Мустафа любил свою работу. Он был спокоен. Мог часами тюкать по кирпичу, стесывая остатки раствора. Или полдня махать кисточками. Он приехал откуда-то из Средней Азии. И, хотя имел советский диплом о законченном среднем образовании, по-русски говорил не столько плохо, сколько мало. Главное, он был спокойным и послушным работником. Зарплата его устраивала. На двух других напарников он смотрел так, словно их и вовсе не существовало. То есть сквозь них. Они тоже были неместными. Один из Мариуполя, другой из Молдавии, из самого Кишинева. В общем, обычный набор тружеников по строительству и ремонту современной России до кризиса.

Хоть и говорили им заказчик ремонта и прораб стен не трогать, но не послушались они. Вернее, старались они, как могли, но очищать-то стены от старой штукатурки нужно? Нужно. Вот и тюкали молотками по стенам. И дотюкались на свою голову.

Тешут они, постукивают молотками каменщика по старой штукатурке на стене, а там звенит пустотой. Они повнимательнее постучали, потюкали. Звенит. Пустота. Но сказали же им стены беречь, кирпич не трогать. Вот они и решили пока не лезть не в свое дело. Деньги платят хорошие. Чего лезть не в свое дело? Но о загадочном звуке этом никому не сказали. А любопытство-то гложет. Работают они втроем, переглядываются. Был бы кто один, уже бы все вопросы решил. А тут трое.

В общем, терпели неделю. Не вытерпели. Гложет их любопытство. А у любопытства три выхода. Плюнуть, смириться и забыть — первый. Второй — всем все рассказать, поделиться открытием, мыслями и сомнениями. Третий — все сделать самим, все разузнать и никому не сказать. Вдруг повезет? И ведь повезло!

После череды недомолвок и переглядываний они порешили аккуратненько так вытащить пару кирпичей и посмотреть, что там, за стеной. Может, сокровища дореволюционных купцов? В общем, допереглядывались. Как решили, так и сделали. Аккуратненько так вытащили пару кирпичей из стены. А там тайник. В нем оказалось ведро, полное золотых царских червонцев. Сколько там было этих золотых червонцев и какого размера было это ведро, так никто и не узнал. Не поделили они это ведро монет.

Старый дом, почти сто лет хранивший в себе сокровища, превратился в обитель кошмаров и ужасов. Не поделили они все это. Не зря психологи и психотерапевты утверждают, что в компании из трех человек двое всегда дружат против третьего. Мустафа оказался проворнее. Зарубил он топором своих коллег по строительному делу и товарищей по находке. И пустился в бега.

— Поймали? — спросите вы.

Конечно, поймали. Те монеты, что еще остались и дошли до суда, ушли в пользу государства. А золото, как всегда, подтвердило свою способность вселять в человека дух стяжательства, жадности и своим звоном обеспечивать полное отсутствие мозгов. Золото проявило свою способность заменить некоторым людям все.

Вот она — сбыча мечт и чаяний, решение всех вопросов. Исполнение желаний. Вот она. Рядом. Тем более что у тебя ведро с золотыми монетами. Оно у тебя. У тебя одного. И принадлежит только тебе. Вот, впрочем, и все.

27 февраля 2015 года

Пятница, 13

Контрабандная булава

Федор стоял на углу дома возле перекрестка рядом с Кооперативным рынком. Он нервно докуривал недавно стрельнутую у прохожего сигарету. Запах дыма явно указывал на то, что она вела свое происхождение из пачки, которые продавали тут же, неподалеку, на этом же самом Кооперативном рынке. Как шутили раньше, это сигареты марки «Смерть мухам» по цене три копейки за пару.

Как только я подошел поздороваться с ним, другой прохожий попросил у нас поделиться сигареткой. Так как делиться было нечем, мы так ему и сказали, что не курим. Он удивленно посмотрел на нас и озадаченный припустил дальше. Выглядел Федор, как и положено искусствоведу, весьма экзотично. Примерно так, как Шарль-Сезар де Рошфор, после того как только что проиграл Д’Артаньяну, но рана оказалась несмертельной и он выжил. И теперь смотрел на мир и окружающих удивленно и радостно.

— Привет. Как дела? — спрашиваю, пожимая руку. — Как новый директор в музее?

Федор работал искусствоведом в городском историческом музее. На одном месте трудился уже лет тридцать. Экспертом исторических ценностей он был отменным.

— Вот, — говорит радостно, — уволили!

— Тебя? — удивился я. — А кто же теперь там на такую зарплату работать будет?

— А, надоело. Это уже шестой за последние пару лет. Только пришел, сразу мебелью занялся. Сестру свою замом взял. Опять ремонт кабинетов затеяли. Я и послал их!

— И что теперь делать будешь?

— Экспертные заключения писать.

— И что? Платят? — спрашиваю.

— Еще как.

Тут два друга Федора подошли. Поздоровались. Предлагают в забегаловку, что в десяти метрах от угла, где вино на розлив продают, зайти. Знаю я их забегаловки. Там такие теоретические споры о текущем моменте проходят, что некоторые телевизионные ток-шоу позавидуют.

Отказываться было поздно, тем более что назревал очень любопытный разговор. Один из подошедших был просто так. Я его даже не видел раньше. А другой, как и Федор, тоже был экспертом по антиквариату и картинам. Едва зашли, заказали местный винный напиток и успели присесть, как друг Федора, тот, что в картинах разбирался, с ходу начал:

— Представляете? Жду звонка. Сейчас из района следователь подъедет. Заключение на икону подписать нужно. Чел у бабки икону украл. А они его поймали. Попросили экспертом выступить. А сегодня пятница, следователь и отпросился в город по делам поехать. Жену взял с собой. Хотел еще по магазинам пробежаться.

— А что за икона? Много дадут?

— Да, в принципе, ничего не дадут. Картинка дореволюционная на фанерку наклеена, с ликом святого, и лаком покрыта. И в короб деревянный со стеклом помещена. Они думали, что вообще похитителя ценностей поймали. А я их предупредил, что три тысячи максимум напишу. Они, полицейские сыщики, расстроились вначале. А потом плюнули. «В понедельник похищенное вернем, а похитителю под зад дадим» — говорят. Весна уже. На улице тепло. Нечего на государственном паразитировать.

Тут Федор после первого же стакана местного красного и говорит:

— А вот у меня случай был. Прям совсем недавно. Вызывают к директору.

— Вот, — говорит директор. — Это из таможни. Контрабандиста поймали. Один иностранец хотел историческую ценность за границу вывезти. Не получилось. Пришли за заключением об исторической ценности конфискованного.

— А что за вещь-то? — спрашиваю.

— Древняя булава. Не иначе атаману важному принадлежала. Дорогая, наверное. Антиквариат. Раритет.

Сидящий в углу человек в форме таможенника радостно встает и кладет на стол директора длинный предмет, завернутый в газеты и перевязанный бечёвкой. Развязывает бечевку, разворачивает газеты и с гордостью так вопрошает:

— Ну как?

— А никак! — отвечаю я. — Это безмен. Только бронзовый. И вовсе не булава. И никакая не ценность!

— Как не булава? А что же это такое, безмен? — спрашивают оба: и директор, и таможенник.

— Безмен, — отвечаю я, — обыкновенные русские рычажные весы. Эти изготовлены из бронзы. Их, кстати, в СССР запретили. С их помощью легко можно было обвешивать покупателей. Только здесь еще кое-каких деталей не хватает.

Расстроились и таможенник, и директор. Но быстро пришли в себя. У них еще много других дел было, как я понял, и планов на будущее. А я пошел. Надоело мне с такими умниками работать, — говорит Федор. — Я теперь буду экспертные заключения за деньги писать. Кризис. Антиквариат в цене. А нового директора нормального назначат, обратно в музей пойду. Дело-то не в деньгах. Работа интересная.

Сидеть с ними дальше можно было до бесконечности. Тем более приехал полицейский следователь из района. Начались другие разговоры, неинтересные. Жена районного следователя пошла пока по рынку гулять. А это, как показывает повсеместная практика, надолго.

Пятница, 13-е, 2015 года

Золотая гривна

Звонок был неожиданным. Потому, наверное, что было поздно. Но, если пытались связаться в этот неурочный час, значит, что-то срочное. И точно. На другой стороне провода оказался хороший знакомый, Виктор, из предгорий Кубани. Речь Виктора была сбивчивой, быстрой, многосложной и многословной. Но маловразумительной. Вначале даже не совсем было понятно, о чем речь. Говорить Виктор старался явно иносказательно. Но суть информации в конечном итоге стала прорисовываться.

Четверо трактористов, краеведов-любителей, совершенно случайно нашли в поле гривну. Оказалось, эта гривна из золота. Тяжелая. В идеальном состоянии. Побольше ста граммов. Это точно. Но взвесить было не на чем. Так, на глаз прикинули. Хотят продать. Ищут специалиста. Спешат.