Бесплатный фрагмент - Улица, улица, улица родная…

Пролог

Многочисленные города постоянно расширяются, превращаются в мощные мегаполисы. Автомобильные реки перетекают по новейшим широким улицам. А они одна за другой разрастаются, гордо перетекая в современные проспекты. Ширится, разветвляется паутина улиц, переулком, проулков и прочее, прочее, прочее.

Но есть среди всей этой паутины малые скромные улочки — улочки нашего детства. Со временем они словно усыхают, скукоживаются, постепенно теряются в густой тени разрастающихся деревьев. Как же порой хочется отвернуться от современной повседневной кутерьмы и пройтись по исчерченному темными полосами теней, растрескавшемуся старому асфальту. Облупившиеся фасады когда-то новых домов провожают прохожих подслеповатыми глазами пыльных окон. Идешь, бывало, мимо, а в голову сами собой вливаются воспоминания…

Вот дом, в котором прошли счастливые детские года…

Вот детский сад, в который когда-то бегал…

А вот и первая школа. Первые друзья, подруги. Первая учительница…

Первая любовь…

Да, мало ли чего связано с этими тенистыми улочками, которые когда-то казались огромными и длинными, но которые нет-нет да и проходишь от начала до конца, или в обратном направлении.

Не ищите в рассказах своих знакомых. Все совпадения являются абсолютно случайными…

История первая. «Индейцы» в городе…

1 сентября

Сегодня мне нужно идти в новую школу. Новую, не в том смысле, что вновь построенная, а просто по окончании четвертого класса всех нас раскидали по разным школам. Так я и попал в это высоченное, по сравнению со старой уютной двухэтажной школой, четырехэтажное здание. Друзья все, нет, не все — Валерка перевелся в эту же школу, оказались неизвестно где. Валерка тоже, хоть и перешел вместе со мной, но попали мы в разные классы.

Ужасно не хотелось идти в мрачное серое здание моей, теперь уже моей, школы. То ли дело старая, желто-белая, в глубине яблоневого сада…

Но делать нечего: надо идти…

Всунули мне в руку огромный, совершенно бесполезный, букет, прямо, как мелкому — первокласснику.

— Иди, получай знания, — папа подтолкнул меня в спину, в качестве напутствия.

Тяжело вздохнув, я вышел на залитую ярким осенним солнцем улицу.

Густая, еще зеленая трава на газоне, а может и на окаймленной кленами и тополями полянке, весело зашевелилась под легким ветерком, словно приглашая меня поиграть, побегать.

— Некогда мне, — отмахнулся я, ощущая непривычную пустоту внутри, и, повернув направо, как можно бодрее зашагал по направлению к школе.

Тополя, расчертившие темными полосами ослепляющий асфальт, приветливо шелестели листьями.

— Иди-и сме-елее. Это всего лиш-шь ещ-ще один уч-чебный год-д-д…

— Справлюсь, — махнул я им в ответ букетом…

…И тут нос к носу столкнулся с Валеркой, спешащим мне навстречу с таким же дурацким букетом.

— Юрка, ты куда? — глаза его раскрылись по семь копеек, — школа-то в другой стороне…

Я озадаченно на него посмотрел. Недоуменно покрутил головой: действительно, я шел по привычной за четыре года дороге к старой школе.

— Тьфу ты! — я развернулся и зашагал рядом с Валеркой, размахивая букетом. Почему-то я не додумался выбросить его.

— Ай-ай-ай, — укоризненно погрозили нам клены, осыпав «вертолетиками».

Школьный двор. Перекрытая массивной чугунной оградой на кирпичной основе, небольшая площадка была заполнена школьниками почти как автобус в часы пик. В этой толчее я с превеликим трудом отыскал свой будущий класс. Классная руководитель — габаритная тетка, учитель английского языка, с труднопроизносимым именем: Эльвира Леонидовна, или как ее называли между собой ребята — Леопардовна, громогласно представила меня и еще двоих ребят, оказавшихся тоже новичками в этом классе: толстенького, почти круглого темноволосового Пашку Медведева, действительно выглядевшего как медведь, и высокого худого Мишку Крекера, чья светлая голова возвышалась над остальными одноклассниками как башня. «Истинный ариец», — мелькнула в голове фраза из прошедшего недавно фильма про Штирлица.

Потом организованной гурьбой мы все повалили в класс.

Рядом со мной за партой оказалась несколько высокомерная девчонка с длиннющей косой, за которую неудержимо захотелось дернуть, чтобы не задавалась… Иринка — ее имя. Мне тут же вспомнилась другая Иринка — из старой школы, тоже соседка по парте. Наша с ней дружба только-только начала завязываться в конце прошлого года. Вдруг вновь захотелось ее увидеть, но теперь это было совершенно невозможно: летом, вместе с родителями она переехала в другой город. Я украдкой вздохнул… Иринка коротко покосилась на меня, хмыкнула и задрала свой вздернутый нос еще выше. Вот задавака! У меня аж ладони вспотели, и руки к ее косе чуть не потянулись…

Но девчонок бить нельзя — это правило я запомнил еще с детства и старался его не нарушать.

Леопардовна что-то пыталась бормотать по-нерусски. Читала из книжонки какие-то рассказики. Я абсолютно ничего не понимал и, от нечего делать, принялся с интересом рассматривать новых одноклассников. Большинство из них, насколько я видел, так же, как и я, занимался кто чем может. Леопардовна дочитала очередной рассказ и раскатисто расхохоталась. Кое-кто выдавил из себя вежливый смешок…

Прозвенел спасительный звонок.

Хлопки парт наполнили класс. Ребята рванулись к выходу. В коридоре меня окружили пацаны-одноклассники.

— Стукнемся? — подскочил ко мне вихрастый паренек, насколько я запомнил, его зовут Макс.

Мелькнул кулак. Скулу скользком ожгло. Я неуклюже отодвинулся в сторону, неловко выбросил вперед руку. Мой удар попал в живот Макса.

«Ну, — думаю, — щас всем скопом навалятся — новичка «учить», — внутри меня аж похолодело.

К моему удивлению, меня лишь хлопнули по плечу: «Молодец».

— Надо было ему в рожу дать, — равнодушно бросил крепкий, но несколько вихлявый парень, — я — Леха… — сказал, и пошел прочь странной шаркающей походкой, шатаясь из стороны в сторону.

— Как там тебя? Юрка? — между тем выпрямился Макс, — Леха прав… Что же ты, в морду двинуть не можешь?

— В морду?… — протянул я с деланной задумчивостью, — А зачем? Вдруг покалечу… — сказал я это, скорее, для большей значимостью. Не любил я драться. Что толку кулаками махать? Все вопросы можно и так решить…

— Смешно… — протянул Макс.

Ребята отошли от меня, занимаясь своими делами, делясь летними воспоминаниями. Конечно, ведь они знакомы не первый день, и даже не первый год. У них уже давно сложились кампании. Я ж пока не вписывался ни в одну из них. Может как-нибудь потом… А пока я оставался в одиночестве…

В ожидании звонка я бродил по просторному коридору.

— Ну как? — неожиданный хлопок по плечу заставил меня вздрогнуть и непроизвольно сжаться.

Я резко обернулся. Передо мной, улыбаясь во весь рот, стоял мой Валерка. Лучший друг. Мы с ним…

— Все пучком, — отозвался я, украдкой погладив скулу.

— Ну, давай! Встретимся после уроков! — и умчался куда-то со своими одноклассниками.

Я затравленно огляделся вокруг… Стало еще более одиноко…

Снова, ужасно вовремя, прозвучал звонок.

Мой любимый урок — математика. Математичка в новой школе мне сразу понравилась. Полненькая добродушная женщина Зоя Александровна, оказавшаяся к тому же завучем, толково и доходчиво объяснила, чего от нас ждет. Я с головой погрузился в чарующий мир чисел. Увлечено я решал пример за примером, пока удивленно не заметил, что все задания параграфа кончились… Математика всегда мне легко давалась…

— А я уже все решила… — мелодичный глубокий голос за спиной заставил меня обернуться.

Миловидная девочка, Наташа Неволина, тянула руку. Чем-то она мне сразу понравилась…

В оставшиеся два урока я нет-нет, да оборачивался посмотреть на нее. Что в ней было особенного? Обычная девчонка. Серо-зеленые глаза, несколько веснушек на щеках, прямой нос, две косы. Вроде, ничего такого… но снова и снова хотелось смотреть на нее…

Вечером, идя с Валеркой домой, я все вспоминал Наташу, почти не слушая, о чем восторженно вещал мой друг…

Так закончился первый школьный день…

Фонтан

Утром ко мне забежал Валерка. Время до школы еще было: мы учились во вторую смену.

— Пошли, погуляем!

— А то…

Мы выскочили на улицу. Стоял жаркий сентябрьский день.

Ярко светило солнце. Не скажешь, что лето уже давно кончилось и наступили осенние школьные будни. Мягко шелестели листьями, кое-где уже пожелтевшими, деревья. В неведомой дали чирикали запоздалые птицы. То ли забыли, что уже не лето, то ли радовались теплому солнечному деньку. Кто их разберет. В голову-то к ним все равно не залезешь здорово было идти по нагретому асфальту. Мы с Валеркой мерили шаги, старательно переступая через длинные черные тени, время от времени перечеркивающие наш путь.

Я машинально крутил в руках недавно тщательно вырезанную из доски саблю. Мы собирались поиграть во что-нибудь. А сабля в данном деле далеко не последнее дело — всегда пригодится.

— А пойдем купаться, — неожиданно предложил Валерка.

Я взглянул на припекающее солнце. Внезапно захотелось бултыхнуться в прохладную воду, воспользоваться последними теплыми деньками, вспомнить прошедшее лето. До такой степени захотелось, что я даже ощутил как погружаюсь в ласковую воду Камы.

Однако, ближайшее место для купания находилось за зданием цирка. Причем, нужно было пройти по крутому склону, пересечь многочисленные железнодорожные пути, пролезть в дыру в заборе. И только потом можно подойти к реке. Я представил этот не очень приятный путь, и мурашки побежали по коже. К тому же, на берегу, как раз в месте купания, постоянно ошивалась местная шпана.

Общаться с этой компанией не хотелось совершенно. Я еще плохо умел плавать и отчаянно боялся, что эти пацаны меня засмеют.

— Что-то не хочется тащиться к Каме, — стараясь говорить как можно более небрежно и независимо, — давай лучше тут поиграем…

— Тут так тут, — сразу согласился Валерка, — а во что?

Этот вопрос застал меня врасплох.

— На месте решим.

— На каком?

— Как обычно — на пустыре.

Глаза Валерки почему-то поскучнели. Мой друг несколько отстал от меня, чего-то обдумывая.

— Ну, ты чего?

— Знаешь, я придумал, — повеселел вдруг Валерка.

— Чего еще? — насторожился я.

От Валеркиных выдумок можно было ожидать всякого. То мы с ним в сугробы с сараев прыгали, чудом не попав на прикопанные в снегу вилы, как ни странно, но острием вверх. Кто их там так поставил? То при игре в Робина Гуда друг в друга из лука стреляли. Валерке тогда стрела с наконечником из гвоздя в язык попала. Зачем он язык наружу высовывал? То… Да мало ли чего было.

— Пойдем купаться, но не на Каму.

— А куда?

— Во двор больницы, — он с удовольствием посмотрел на мой ошарашенный вид, — там у них фонтан есть с теплой водой…

— А туда можно? — я вдруг вспомнил этот фонтан, окруженный огромной, выше человеческого роста, решеткой.

— Почему нет?

— Зря что ли его решеткой отгородили.

— Да, нормально все. Наши там часто купаются.

— Что, через решетку перелазят? — я с недоверием смотрел на Валерку.

— Там в ней дырка есть…

Фонтан — это конечно здорово. Он не должен быть глубоким, и мое неумение плавать не будет заметно. На душе даже как-то полегчало.

— А там есть где плавать-то, — я даже Валерке стеснялся признаться в своем недостатке.

— Найдется! Побежали!

И мы рванули к фонтану…

Только взрослые ходят по тротуарам. Это непреложная истина. Мы с Валеркой, вполне естественно, этого правила не придерживались. Мягкая, кое-где начинающая желтеть, трава газонов легко сминалась под ногами. Земля гулко отдавалась на каждый шаг. Мы стремительно неслись по утренним улицам, старательно огибая деревья, которые нет-нет да заступали нам дорогу. Каждый раз при таком событии я ударял морщинистый ствол саблей и неизменно восклицал:

— Получи!

Стараясь не отставать от меня, Валерка подхватил с земли довольно прямую ветку, старательно очистил от лишних веточек и листьев, превратив в своеобразное оружие.

— Давай поиграем в запорожцев, — на бегу обернулся он ко мне.

Валерка недавно прочитал несколько книг о казаках, таких как «Тарас Бульба», «Азов» и др. и все стремился подражать их героям…

У меня с этим все было несколько сложней. О казаках я знал только из книг Г. Сенкевича и фильмов, снятых по их мотивам; таких как «Потоп», «Пан Володыевский». Не очень-то привлекательно выглядели там запорожцы…

Но игра — есть игра. Там все можно представить так, как хочется. Там даже самый страшный злодей может оказаться приятным человеком…

— Ну, запорожцы так запорожцы, — равнодушно отозвался я, в глубине души рассчитывая, что Валерка в связи с такой игрой откажется от купания, — только вот они в основном верхом… не плавают…

— Все нормально, — отозвался мой друг, — с реками они тоже часто завязаны.

— Завязаны?

— Частенько они и по рекам перемещались. У них даже корабли — «чайки» были.

— Как скажешь…

…Наконец, впереди приземистое здание поликлиники, покрытое бледно желтой облупившейся краской, которое мы и называли больницей.

Тут наши движения непроизвольно сделались более осторожными. Мы крадучись проникли во двор больницы. Вот и фонтан… Высокая, в виде закругленных петель, много выше нашего роста окружала фонтан.

— Куда тут? — я растерянно огляделся.

Взгляд мой упал на небольшую табличку со строгой надписью, криво прикрепленную ржавой проволокой на одном из прутьев решетки:

КУПАТЬСЯ

ЗАПРЕЩЕНО!

ВОДА ТЕХНИЧЕСКАЯ!

— Смотри… — я толкнул Валерку под бок и показал надпись.

— Фигня, — отмахнулся мой друг и, подойдя к небольшому холмику, принялся быстро раздеваться.

— Но…

— Брось, — Валерка в одних трусах двинулся вдоль решетки, выискивая лазейку, — ага, вот она!

Он легко проскользнул между прутьями и бросился в воду с небольшого поребрика.

— Давай сюда! Что ты там мнешься?

«Ладно, попробую и я»

Я скинул одежду, машинально чуть не сняв и трусы.

— Ты чего? — недоуменно окликнул Валерка.

«Тьфу ты»

Я поддернул трусы и двинулся в сторону лаза, протиснулся, осторожно опустил ноги в воду, оказавшуюся неожиданно теплой и с тяжелым сердцем оттолкнулся от бетонной стенки, погружаясь в фонтанный бассейн…

С ужасом заметил, что ноги не достают дна. В фонтане оказалось гораздо глубже, чем я мог предполагать. Внезапно захотелось выбраться обратно.

— Плыви сюда, — позвал Валерка.

Вода в том месте, где он стоял, едва прикрывала его плечи. Видимо, там был какой-то выступ. Это приободрило меня: на камне я смог бы немного отстояться, прежде чем направиться обратно. Купаться уже совсем расхотелось.

Я плюхнулся в воду, направляясь к другу…

Снова попытался встать на дно… его не было… и я с головой скрылся под водой. Внутри меня все сжалось от ужаса…

«Тону!»

— Держись, — Валерка протянул мне руку, собираясь вытащить меня на камень рядом с собой.

Я лихорадочно вцепился в Валеркину ладонь и попытался подтянуться. Однако произошло обратное: друг мой соскользнул с камня и…

…Некоторое время мы барахтались в теплой воде фонтана, то и дело, то скрываясь под водой, то выныривая на поверхность…

— Спасите! — завопил я в пустынный двор, — Тону!!!

Валерка уже окончательно скрылся из вида. Ноги мои ощущали его странно обмягшее тело. Но помочь ему я ничем не мог.

— Помогите!

На наше счастье к решетке фонтана приблизился какой-то парень лет двадцати.

— Помогите!

— Держи, пацан, — он протянул мне руку и вытащил на сушу.

— Там… еще… Валерка, — еле слышно проговорил я, дрожа натягивая одежду прямо на мокрое тело. «Чтоб я еще пришел сюда…»

Мой спаситель быстро разделся и занырнул в фонтан.

Через несколько томительных мгновений безжизненное тело Валерки показалось на поверхности.

Тут я смог перевести дыхание.

Изо рта Валерки хлынули потоки воды. Несколько движений искусственного дыхания… Я напряженно, застывшим взором, следил за действиями спасателя…

Наконец, мой друг закашлялся и осмысленно посмотрел в мою сторону.

Губы его шевельнулись.

— Что произошло? — его вырвало.

— М-мы тонули…

— Да? — он с трудом приподнялся и сел.

— Ну, утопленники, как вы? — парень выпрямился и принялся одеваться.

— В-все… п-путем, — отозвался Валерка, щелкая зубами.

— Справитесь сами? —

— К-конечно…

Мы, поддерживая друг друга, медленно двинулись домой…

Тесто

Прошло несколько дней. Фонтанные события несколько подзабылись. Но все равно я с настороженностью проходил мимо. Стоило увидеть падающие серебристые струи окутанной паром воды, как явно ощущалось под ногами мягкое податливое тело Валерки. Аж всего передергивало. Тогда-то я и дал себе зарок — не ходить по той улице. Для меня отныне ее не существовало.

Кроме всего прочего, после этих событий подхватил я простуду и вынужден был торчать дома. С одной стороны здорово: в школу ходить не надо занимайся, чем хочешь. Но ведь такая тоска сидеть дома, и носа не высовывая на улицу. Да и Валерку теперь не выпускают из дома до самой школы.

Э-эх-х, жизнь.

Правда, и на улицу не особо и хочется. Прислонился к оконному стеклу, посмотрел во двор. А за окном шел противный, какой-то серый, дождь. Тяжелые листья, прибитые потоками воды лениво опускались на мокрый с пузырящимися лужами асфальт.

Тоска-а.

Может вообще-то оно и к лучшему, хоть какую-нибудь книжку почитаю. Будет, что потом предложить Валерке для игры. Выпустят же его когда-нибудь. Вытащил одну из своих любимых — «Одиссею капитана Блада». Классная вещь — про пиратов. Начнешь читать — не оторвешься.

…И вот я уже вместе с Питером Бладом скачу для оказания медицинской помощи лорду мятежников…

Драгуны Кирка.

Тут я остановился в чтении, задумчиво огляделся вокруг.

На память пришло давнее мое увлечение. В детстве, года два-три назад, я очень любил лепить из пластилина различные фигурки и разыгрывать с ними различные сцены. Из-под моих рук когда-то выходили герои книг и фильмов.

Вот и сейчас вдруг нестерпимо захотелось слепить этих самых драгунов Кирка, довольно подробно описанных в книге.

Я отложил капитана Блада в сторону и вытащил ящик стола в поисках коробки пластилина.

Он же должен где-то быть. Во всяком случае, мы его покупали, когда готовились к школе.

Вот и разыскиваемая коробка. Ровные брусочки разноцветного пластилина спокойно лежали между картонными полосками, с интересом поглядывая на меня.

«Ну, что ты будешь сейчас делать?»

Это они намекали, что родителям очень не нравилось, когда я начинаю что-то делать из пластилина.

— Опять тесто месишь? — обычно говорила мама.

Несколько раз все мои кентавры, гладиаторы, львы и прочие персонажи просто превращались в огромный разноцветный ком или же все вместе оказывались в мусорном ведре. После каждого подобного случая я долго не брался за любимое занятие. Потом все равно к нему возвращался.

А сегодня, ну прям руки зачесались. Но нужно все было сделать так, чтобы родители не заметили… Поэтому, отщипывать пластилин следовало крайне осторожно, чтоб со стороны заметно не было…

Но тут я уже давно использовал свой собственный способ. Нужно аккуратно достать брусочек, отколупнуть необходимый кусок от нижнего угла — и никто ничего не заметит, если только не будет доставать пластилин из коробки…

— Ну, вот, пластилин добыл. Приступим.

Я принялся за дело…

И вот передо мной несколько фигурок. Осталось обрядить их в форму соответствующего полка.

«Так, — размышлял я, вглядываясь в текст, — прозвище солдат — „раки“, следовательно — мундиры красные».

Внешний вид драгун хорошо видно на иллюстрации в книге. Через некоторое время на столе ровными рядами лежало что-то около десятка солдатиков.

Осталось изобразить золотой галун…

— Оп-па! — тут я крепко задумался. — Из чего бы мне его сделать?

Можно было бы, конечно, налепить полоски желтого пластилина. Но это выглядело бы крайне неэстетично. Хотелось бы, чтоб золото блестело, а не просто соответствовало по цвету.

— Стоп! — сказал я сам себе, — у нас же где-то были конфеты, отложенные на мамин день рождения. А золотка, то есть фольга, в них, по-моему как раз желтого цвета.

Не долго думая, я принялся шарить по всем кухонным ящичкам и шкафчикам.

Ура! Вот они!

Грудка разноцветных шоколадных конфеток лежала передо мной. Вдруг в душе моей шевельнулся червячок сомнения. «Конфеты приготовлены к празднику. Как мне добыть золотку? Я не мог съесть ни одной конфетки.

А может…

Точно, так я и сделал. Я аккуратно разворачивал фантик, доставал золотку, а потом заворачивал конфетку обратно…

«Здорово я придумал, — шевельнулась гордая мысль, — почти ничего и не заметно».

Я положил конфеты на место и вернулся к своим солдатикам…

Нарезать узких золотых полосок, наклеить их на фигурки — дело нескольких минут. Драгуны смотрелись просто великолепно — хоть сейчас в бой…

…Но…

Почти никогда не обходится без этого самого «НО».

Из чего сделать шпаги?

Золотки для этого явно не годились: слишком мягкие. Нельзя было делать оружие и из пластилина. Получилось бы, черт знает что.

Я принялся барабанить пальцами по столу, а сам лихорадочно шарил взглядом по комнате. Ничего подходящего…

Впрочем, как это «ничего», а булавки? Их еще называют английскими. Где-то они у нас были… Вроде бы, у мамы в швейной коробке есть.

Я рванулся к комоду. Вытащил картонную, сшитую из разноцветных кусочков, коробку, с замиранием сердца открыл…

Какова же была моя радость, когда на меня хитровато взглянули стальные иголочки английских булавок.

Наконец я смог завершить создание отряда драгун.

Но с кем они будут воевать?

И я придумал сделать фигурки по такому же образцу, но в мундирах черного цвета…

Это будут — испанцы…

…И сражение началось…

В самый разгар боя раздался звонок.

«Неужто родители пришли?»

Я заметался по комнате в поисках укромного местечка для своей небольшой армии…

Звонок продолжал настойчиво звонить.

Кое-как прикрыл пластилиновых солдатиков листком бумаги, я открыл дверь.

И тут же облегченно вздохнул: в дверях стоял Валерка.

— Ты чего так долго не открывал? Я специально бегу, чтоб успеть за тобой заскочить, а ты…

— Я думал, родители…

— И что?

— Смотри… — не дав Валерке даже снять башмаки, я потащил его в комнату, показывать свою армию.

— Класс, — восхитился Валерка, — Я тоже так хочу…

— Приступай…

— Ага, приступай, а школа?

Я посмотрел на часы. Действительно, наступило время, когда нужно было идти в школу.

— Я не могу, — проговорил я, — болею…

— Ну, ладно, я побежал… Завтра еще забегу…

Он скрылся.

Я долго смотрел в окно, наблюдая, как мой друг постепенно скрывался за пеленой дождя.

Потом вернулся к солдатикам. Раз Валерке понравилось, значит нужно сделать их как можно больше, чтобы можно было нормально играть…

Отряд за отрядом выстраивался на подоконнике своеобразным парадом…

— Опять тесто месишь? — подошла сзади мама и устало опустилась на стул.

Быстрый олень

Завершилась томительная неделя болезни. Завтра снова в школу. Трудно сказать, хочется мне или нет. С одной стороны — да, хочется, снова увидеть Наташу; но в то же время — опять уроки, снова бормотание Леопардовны. Я посмотрел на свое пластилиновое войско.

На подоконнике к этому времени уже выстроилась целая армия. В глазах несколько зарябило от разноцветных мундиров. Красные, зеленые, синие, даже желтые — раздобытые мной из разных книжек — ровными рядами стояли под знаменами, только и ожидая начала военных действий…

Днем ко мне заскочил Валерка, приволок свои фигурки. Да уж. Ничего я ему не сказал, но до чего его солдатики были неуклюжими: перевязи — простые колбаски, вместо голов — шарики. Я тяжело вздохнул, стараясь делать это как можно более незаметно. Но не критиковать же моего лучшего, можно даже сказать, единственного пока, друга. Впрочем, он и сам заметил разницу.

— Давай твоими поиграем.

Завязалось жаркое сражение. Солдатики смешались на поле боя. Даже штыки и шпаги выглядели почти настоящими. Конечно, не обошлось и без споров. Кто не так сходил, кто напал, кто победил в схватке. Мне кажется, что в подобных играх всегда так бывает…

Время пролетело незаметно.

Вот уже и два часа…

Валерка заторопился в школу.

Уроки начинались с полтретьего.

Он умчался. Я снова остался в одиночестве. Обратно расставил солдатиков по полкам. Немного полюбовался на стройные ряды французов, англичан, австрийцев, русских, тяжело вздохнул и отправился вглубь комнаты. Играть в солдатики одному резко расхотелось. Да и какое удовольствие от такой игры. Это как играть сам с собой в шахматы или шашки. С одной стороны вроде бы и выиграл, а с другой — ты же и проиграл…

От нечего делать включил телевизор.

Ух ты!

На экране замелькали индейцы, полетели стрелы в белых бандитов. Я схватил телепрограмму. Так и есть. Фильм «Белые волки» с Гойко Митичем в главной роли. Это классно.

Я с удовольствием уставился в телевизор. Изображение, конечно, не было цветным. Все цвета делились лишь оттенками голубого. Но и то… Это было что-то. Благородные индейцы отчаянно отбивались от белых колонизаторов. И действовали они не в пример честнее, чем белые. В голове моей сразу возникли темы для будущих игр с Валеркой.

Игры «про индейцев»…

Это здорово. Надо только заранее придумать себе «индейское» имя.

Как их там называют?

…Зоркий Сокол, Меткий глаз, Быстрый Олень, Стройная Береза (это уже девчачье) … В общем, все имена составлены из существительного и прилагательного.

Все — решено!

Буду называться Быстрый Олень. Тем более, что и бегаю я довольно неплохо. Вон летом, на спор с Валеркой, целый перегон между остановками бежал наравне с трамваем. Потом, правда, запыхался и отстал, но ведь бежал же…

Теперь — оружие. Тут еще проще. Судя по фильмам, большинство краснокожих воинов вооружено луками и стрелами. С этим проблем быть не должно. Что такое лук? Это палка со шнурком. Нечто подобное мы для игры в «Робин Гуда» делали. Желательно, чтобы палка была гибкой (это я помнил не только по нашей игре, но и по повести Крапивина из «Пионера» — «Алые перья стрел»), а шнурок крепкий, чтоб не порвался. Дома, естественно, ничего подходящего не найти.

Недолго думая, я выскочил во двор.

Огляделся.

Гибкая палка?

Гибкая, но упругая?

Папа говорил, что они в детстве для лука использовали верес.

Ну, где ж его взять в городе-то?

Придется обходиться тем, что есть…

Ветка от тополя, которых было особенно много во дворе, явно не подойдет, сломается в пять секунд. Ива? Она опять слишком гибкая — нет в ней необходимой упругости. Клен, мы его знали как американский, — прямые ровные побеги. Лучше их использовать на стрелы. Быстро наломал примерно с десяток ровненьких нетолстых ветвей. Так, стрелы у меня почти были.

— Как же я забыл? — хлопнул я себя по лбу (жест где-то подсмотренный). При игре в лесных стрелков для самого лука мы использовали рябиновые прутья (или черемуховые).

С этим несколько сложней. Раньше мы такие прутья в лесу срезали. А в городе…

Впрочем, есть такое место.

Возле больницы — там, где фонтан.

Я помчался туда, стараясь не вспоминать о прошлом. В несколько минут я уже был на месте. Сам источник моих недавних неприятностей осторожно обошел по широкой дуге.

Вот и заросли рябины.

Ура!

Обдирая локти и коленки вломился в самую чащу. Принялся старательно осматривать ствол за стволом.

— Ты кто? Что на-до? — неожиданно послышалось над самым ухом.

Я испуганно отпрянул в сторону и оглянулся. Метрах в двух от меня покачивалась на ветке синичка и выжидательно смотрела на меня черными глазками, поворачиваясь ко мне, то одним боком головки, то другим.

— Да, ну тебя, — отмахнулся я, — уж чириканье за человеческую речь принял.

И почти тут же увидел именно то, что мне нужно. Прямая палка с несколькими подвядшими листочками кем-то уже сломанная валялась на земле. Подхватил я это сокровище и помчался обратно домой делать оружие.

* * *

Дома, на кухне, разложил на столе свое деревянное богатство и принялся за дело.

Сначала кухонным ножом старательно подрезал разлохмаченные сломы. С обоих концов будущего лука прорезал канавки для шнурка. Стал снимать кору. Она отходила от палок длинными лентами. Правда, после этого очищенная поверхность прутьев оказалась скользкая и липкая. Я и тут не растерялся: быстро протер бело-желтые заготовки полотенцем. Остался шнурок — тетива… И с этим я справился, использовав кусок маминой ужасно крепкой не то нейлоновой, не то капроновой бельевой веревки.

Согнул свой новый лук. Красота! Тетива отозвалась ровным гудящим звуком. А чтобы руки не скользили по луку, обмотал самую середину черной папиной изолентой, воткнув кроме всего прочего несколько подобранных на дороге голубиных перьев. В общем, лук получился просто на загляденье. Раньше гораздо хуже получалось.

Надо опробовать…

Пострелял я кленовыми ветками по игрушкам.

Замечательно!

Разве что ветки — это только ветки, а еще пока не стрелы.

Занялся я изготовлением стрел.

Самое главное — наконечники. Для них хорошо использовать гвозди. Обычные гвозди, разве что убрать шляпку и расплющить острие. Ерунда. За несколько минут я наклепал себе с десяток наконечников, ровно по количеству кленовых древков. Крепко примотал все той же изолентой. Оставалось сделать оперенье.

Из чего?

Подходящих для этой цели перьев не было.

— Ладно, это потом, — махнул я рукой, а пока быстро склеил нечто похожее из бумаги.

Теперь я был вооружен. Покидал полученные стрелы в полочку для обуви. Класс! Стрелы втыкались как им и положено.

Так, с оружием разобрались.

Теперь — головной убор.

Тоже все просто: нужна головная повязка с перьями.

Саму ленту взял от старого, уже ненужного плаща, а по бокам пришил пару полосок завалявшегося не знаю от чего пушистого меха. Напоследок пришил к повязке большое полосатое перо из папиной коллекции.

Вот теперь все было готово.

Быстрый Олень готов к подвигам…

Стрельба из лука

Валерка обалдел от моего предложения поиграть в индейцев.

— Ты чего, с ума спрыгнул, — протянул мой друг, — вообще офигел?

— А что такого?

— Ты на улицу смотрел? Там же дождь хлещет, — он покрутил пальцем у виска, — давай лучше в солдатиков. Я новых наделал. — Валерка вытащил из портфеля, мы собирались сразу от меня идти в школу, пластилиновые фигурки.

Посмотрел я на его изделия и чуть не заплакал от отчаяния. Лучше бы он не принимался за подобную работу. Солдатики его выглядели прямо сказать отвратительно, грубо — никогда не старался он довести дело до конца, полностью пренебрегая проработкой деталей. Вот и сейчас, в Валеркиных солдатиках легко можно было увидеть некое подобие человеческих фигур, можно было даже отличить цвета мундиров, но в общем… все какое-то корявое… Одним словом что-то есть, а что — непонятно. Лишь отдаленное подобие. Даже ремни перевязей выглядели в виде толстеньких колбасок…

Конечно, я не мог сказать ему этого в лицо: он искренне восхищался своими изделиями.

— Что-то не хочется, — пробормотал я, — давай — в другой раз.

— В другой так в другой, — пожал он плечами и убрал свои «шедевры» обратно в портфель.

Я облегченно перевел дух, стараясь сделать это как можно более незаметно.

— Ну а как же мы будем играть в индейцев, не выходя на улицу? — вернулся он к первоначальному разговору.

— Прямо здесь, — я обвел рукой комнату.

Валерка осмотрелся.

— Ну, здесь так здесь.

И вот тут я вытащил лук и стрелы.

— Ух, ты, здорово, — он пощелкал пальцем по туго натянутой тетиве.

Я взял лук в руки и выпустил стрелу в обувную полочку. С легким стуком наконечник из сплющенного гвоздя вошел в мягкое дерево.

— Здорово, — восхитился Валерка, — я тоже так хочу.

Об игре в солдатики он напрочь забыл.

— Меня зовут Быстрый Олень, — гордо проговорил я и надел на голову головную повязку с пером.

Снова взвилась стрела, подкрепляя сказанное мной.

— Я все сказал! Хау! — проговорил я, подражая героям Гойко Митича.

— Тогда я буду… буду… — Валерка на мгновение задумался, — Быстрый Барс.

Что-то подобное я слышал и в фильме. Значит, он тоже смотрел «Белых Волков». Замечательно. Валерка достал из портфеля коробку с красками — сегодня у них рисование — и намазюкал себе на щеках красные зигзаги — «индейская» раскраска.

Точно. Как я сам об этом забыл. Я последовал его примеру и стремительно нарисовал себе длинную красно-желтую полосу, проходящую через обе щеки и переносицу.

После наведения боевой раскраски я уселся верхом на стул. Это будет лошадь. Взмахнул рукой с зажатым в кулаке луком.

— И-и-и-и-и! — раздался в комнате «индейский» клич.

Валерка плюхнулся в соседний стул.

— Устроим соревнование по стрельбе! — прокричал он.

— Легко…

Я слез со стула, то есть «с коня», направился на кухню и торжествующе притащил мамину разделочную доску.

Вот и мишень.

Я укрепил доску-мишень на спинке кресла, прислонив ее к шифоньеру. Выпустил стрелу.

Щелк!

Стрела торчала в самом краешке доски. Еще чуть-чуть, и я бы промазал.

— Есть! — я резко рванул кулаком.

— Теперь я!

Валерка выхватил у меня лук, слегка прицелился и спустил тетиву. Стрела ткнулась в шифоньер неподалеку от мишени и упала на пол, не воткнувшись. На лакированной дверце осталась небольшая зарубка. Я презрительно усмехнулся старательно пригладил отставшую щепочку и снова взял в руку лук. Свистнула очередная стрела. Мой выстрел на этот раз оказался не лучше Валеркиного. Стрела, дрожа бумажным оперением, торчала из дверцы шифоньера. Легким завитком отщепилось дерево мебели.

А Валеркина стрела попала почти в центр доски-мишени.

— И-и-и-и! — снова завопил я, выпуская очередную стрелу.

Стрела…

Еще одна…

Еще…

Постепенно мишень превращается в иструхлявленную, истыканную острыми наконечниками доску…

Еще одна стрела…

Неожиданно доска раскололась и свалилась на усыпанный мелкими щепками пол. Следом посыпались стрелы.

К своему ужасу я заметил, что некоторые стрелы, втыкающиеся в разделочную доску, пробивали ее насквозь. Соответственно, на дверце шифоньера появились многочисленные зарубки.

Ничего себе, поиграли.

Я почесал затылок.

Мы с Валеркой принялись лихорадочно убирать следы преступления. Кое-как мы несколько сгладили содеянное. Конечно, полностью все исправить было не в наших силах. Следы от стрел явно выделялись на лакированной поверхности. Тут уж ничего не поделаешь. Придется все оставить так, как есть.

Часы пробили два. Пора в школу.

Мы засуетились.

Я схватил ранец, закинул его за спину и рванулся к двери.

— Юрка, стой, — Валерка ухватил меня руку.

— Что такое?

— Ты что, так и собрался в школу в раскраске идти?

Чтоб тебя, совсем забыл. Наперегонки мы бросились в ванную. Принялись усиленно тереть щеки. Вода с лица текла красная, словно напитанная кровью. Основная масса краски смылась достаточно быстро. Но… как много в этом «но»… Акварель плотно впиталась в кожу. Как мы ни старались, бледно-розовые полосы окончательно так и не удалились. Куда деваться? Торчать дома дольше — бесполезная трата времени, которое и так уже поджимало. Еще немного, и мы опоздаем…

Пойдем так, как есть. Может никто не заметит. Тем более, что полосы почти не заметны…

Мы со всей возможной быстротой побежали в школу…

* * *

Первым, кого я встретил, придя в класс, была Наташа Неволина. Она окинула меня странным недоуменным взглядом. Неужели заметила остатки боевой раскраски. Вот невезуха. Что она обо мне подумает?

— Ну, ну, — усмехаясь подошел ко мне Пашка Медведев, — что это?

Нужно было как-то перевести тему разговора.

— Не знаешь, — брякнул я первое, что пришло мне в голову, — сколько человек в когорте?

— Чего? — опешил Пашка.

— Не знаешь? — как можно искренней проговорил я, — О чем тогда с тобой разговаривать? — и независимой походкой двинулся к своему месту.

Пашка остался в недоумении. Что-то вполголоса проговорил Крекеру. Тот задумчиво посмотрел в мою сторону.

Под их перекрестными взорами я тяжело опустился на свое место. Положил руки на парту и опустил в ладони лицо.

Краем глаза заметил, как моя соседка Иринка обернулась к Наташе, и они принялись о чем-то оживленно беседовать.

Прозвенел звонок. Начался урок.

Третья подруга Наташи и Ирины — Лена передала Ирине записку. Иринка осторожно развернула записку.

Перед моими глазами мелькнуло в записке непонятное слово ТКМЕЗУЕ…

Чем-то неуловимо знакомым повеяло от этого странного слова…

Украдкой я взглянул на Наташу — может что и прояснится…

…Ничего…

Мысленно я представил Наташу в индейской одежде. И до того это сочетание показалось мне органичным, что поневоле залюбовался…

* * *

…Наконец, уроки кончились.

Я направился домой.

На улице быстро темнело. Поразительно, но уличные фонари один за другим гасли при моем приближении, словно в осуждении.

Я невольно замедлил шаги, вспомнив вид шифоньера.

Что меня ждет дома? Отвертеться всяко не удастся.

Ноги начали заплетаться от невыносимого нежелания идти домой.

Но как бы медленно я ни шел, подъезд неуклонно приближался.

С тягучим скрипом открылась дверь подъезда. Медленно поплыли под ногами ступеньки. Тяжелая рука мучительно медленно поднималась к звонку.

Наконец, кнопка вжалась под моим пальцем.

Почти сразу открылась дверь.

— Ну, рассказывай, — грозный голос отца не предвещал ничего хорошего.

Я медленно поднял тяжелую, словно чугунную, голову и взглянул в грозные глаза отца.

— Мы играли, — еле слышно пробормотал я.

— Во что?

Зашипел, вытаскиваемый из брюк отца ремень…

Индейцы Вундед-Ни

Неожиданно для себя я всерьез увлекся индейцами. Каждый фильм с участием Гойко Митича просматривал ни по одному разу. На подоконнике рядом с моими пластилиновыми солдатиками выстроилось целое племя индейцев с перьями на головных уборах. Но мне казалось, что этого невозможно мало. Чего-то определенно не хватало.

— Книжки нужно читать, — уверенно проговорил Валерка.

И он потряс перед моими глазами какой-то книжкой с изображенными на обложке индейцами в пышных головных уборах.

— Что это у тебя?

— Ни за что не узнаешь.

— Да, ладно тебе. Покажи уж.

Я выхватил красочную книгу из рук друга, как ни пытался он препятствовать моему движению.

«Томек на тропе войны» — прочитал я на обложке.

— Ну и… — я повертел книжку в руках и неуверенно проговорил, — Дай…

— Классная штука, — Валерка отобрал книгу обратно. — Вот сам прочитаю, тогда и тебе дам почитать.

— Я и без тебя справлюсь, — протянул я.

— Спорим, что я больше твоего книг про индейцев прочитаю, — выкрикнул Валерка с азартом.

— А давай, — почему-то согласился я.

И мы вместе с ним отправились в ближайшую библиотеку.

И тут мне конкретно повезло: в только что сданных книгах я практически сразу обнаружил книгу с почему-то знакомым названием «Последний из могикан».

— Вот это именно то, что мне нужно, — не сдержавшись, воскликнул я чуть не в полный голос.

— Тише… — укоризненно прошелестел голос библиотекарши.

— Конечно, конечно, — я торопливо приложил палец к губам и обратился к Валерке, — Во, что я нашел…

— Ну-ка, ну-ка, — следом за мной перешел на шепот Валерка, — А ты уверен, что она про индейцев?

Тут уже я и сам засомневался. А вдруг я в чем-то ошибся… быстренько перелистал ряд страниц… и… слава Богу… наткнулся на типично индейское имя Соколиный Глаз. Уррра!!! Не ошибся!!! Показал страницу Валерке.

— Во, видел? Соколиный Глаз! Пожалуй, я назовусь этим именем…

— Ну, уж фигушки, — свирепо прошипел Валерка, — если уж решил быть Быстрым Оленем, так и оставайся им.

— Как скажешь, — проговорил я и, схватив «Последнего из могикан» подмышку, рванул домой, через плечо бросив другу, — вот прочитаю, тогда увидишь…

Что я имел в виду, трудно сказать…

* * *

История последнего из могикан заинтересовала меня настолько, что я никак не мог оторваться от книги ни днем, ни ночью.

Даже ложась спать, я брал с собой книжку. Накрывался одеялом и включал фонарик. Передо мной оживали герои. Я с увлечением следовал за Ункасом и Чингачгуком по лесам Америки. Днем, в школе, даже на уроках, я продолжал читать, положив книгу на колени…

К моей радости я узнал, Ункас и есть Быстрый Олень. Такое совпадение поразило меня до глубины души.

И вот тут у меня появилась гениальная мысль: — я решил составить словарь «индейских» слов.

Сказано — сделано…

Сразу после уроков я помчался в магазин за тетрадкой. Аккуратным, во всяком случае, мне так казалось, почерком вывел сверху страницы:

«Словарь индейских слов»

Дальше, пошло-поехало.

Ункас — Быстрый Олень

Магуа — Хитрая Лисица

Чингачгук — Большой Змей…

Неожиданно книга кончилась. С огромным сожалением пришлось сдать «Последнего из могикан» обратно в библиотеку…

Начались поиски книг «про индейцев».

Одну за другой прочитал книги Шульца: «Ошибка Одинокого Бизона», «Моя жизнь среди индейцев» и другие…

Мой «словарь» неуклонно пополнялся.

И тут совершенно неожиданно для себя обнаружил книгу с моей тематикой среди произведений А. С. Пушкина «Джон Теннер».

В словарь добавилось огромное количество новых слов…

Если так пойдет и дальше, то придется добавлять еще одну тетрадку.

Валерка даже начал обижаться на меня.

— Ты совсем перестал гулять, — уже в который раз укоризненно говорил он.

Наконец, я поддался его уговорам.

Мы выскочили на улицу. Стояли последние осенние деньки. Еще немного, и наступят более холодные дни. Игры неминуемо преобразятся. Зимой, в сугробах, уже так не поиграешь.

— Давай в индейцев! — предложил я.

Мы прихватили новый лук, стрелы и рванули на пустырь.

— Ты знаешь, — на ходу поделился я своими новостями, — я тут кучу индейских слов нашел.

— Ух ты! — восхитился Валерка и как-то совсем по школьному попросил, — Дашь списать?

— Обижаешь, — отозвался я и, прицелившись, выпустил стрелу в тонкий ствол одинокого тополя.

На мое удивление стрела воткнулась в самую середку. Наконечник увяз вплоть до древка.

Выдернуть стрелу сразу никак не получалось. Я рванул изо всех сил. Молоденький тополек качнулся, осыпав нас ворохом ярко-желтых листьев. Но стрела не шелохнулась.

— Ну вот, — протянул Валерка, — пропала стрела…

— Пропала и пропала, — отмахнулся я.

Стрела гордо дрожала на осеннем ветерке, покачивая серо-сизым опереньем из голубиных перьев.

Валерка почесал в затылке.

— Ты не слыхал?

— Чего еще? — я оторвался от созерцания воткнутой стрелы.

— Про Вундед-Ни?

— Что за Вундед-Ни?

— Ну, ты даешь, — удивился Валерка, — Там индейцы дакоты восстание подняли.

— Врешь!

— Обижаешь, — Валерка демонстративно отвернулся, — все газеты об этом пишут… — и пропел:

Ты постой на минутку,

Есть важное дело.

Я вам песню спою

Про бойца Пелтиера.

Он брошен в застенки

В той Южной Дакоте,

Где…

— Что за …?

— Ну, вооще… — покрутил головой Валерка, — Леонард Пелтиер — это же борец за свободу индейцев…

— А-а-а, — быстро сориентировался я, — вот ты про кого. А то я сразу и не сообразил.

Быстро огляделся. С размаху хлопнул себя по лбу в несколько театральном жесте.

— Извини, — проговорил я виноватым тоном, во всяком случае мне хотелось, чтобы он выглядел виноватым, — чуть не забыл, но сегодня нужно в школу пораньше…

— Зачем это? — подозрительно вопросил мой друг.

Ну, не мог же я ему сказать, что собрался просмотреть последние газеты. Поэтому и плел все, что приходило в голову.

— Леопардовна зачем-то просила прийти, — с трудом выговорил я.

Помчался домой.

Первым делом развернул газету. В глаза мне бросились изображения современных индейцев из Вундед-Ни.

— Вот это да! Буду собирать еще и картинки про индейцев…

Племя индейцев

Очередную книжку я нашел у знакомых, к которым зашел перед самой школой. Мама что-то просила передать, а я сразу — прямиком к книжному шкафу. И сразу на нее наткнулся. На обложке изображены девушка с парой перьев за узорной головной повязкой и воин в огромном головном уборе.

— «Зверобой», — прочитал я название.

У меня аж руки задрожали от желания прочитать очередные приключения индейцев.

— Можно мне взять?

— Бери, только читай осторожно, — тетя Тома критически посмотрела на меня, — не испорти.

— Я аккуратненько….

— Ага вот и еще одна, — торжествующе показал я книгу Валерке, вспомнив о нашем с ним споре.

— Ух ты! Дашь почитать?

— Не, не могу. У знакомых на время взял.

Я бережно спрятал драгоценную книгу в портфель.

Первый урок — математика. Читать абсолютно некогда. У нас с Наташей проходило негласное состязание: кто больше задач и примеров решит. Мы оба даже в учебнике решенные номера точками обозначали. Впереди всего класса задания прорешивались. Какое уж тут чтение…

На ботанике я старательно углубился в приключения Зверобоя. Зачем мне все эти цветочки-лепесточки, всякие там крестоцветные, сложноцветные — одним словом сплошная мура. Зато книжка оказалась интересной. Вот Зверобой прибыл в плавучий домик Тома Хаттера. Вот, они вместе с…

Прозвенел звонок.

Следующий урок — русский язык; там уж точно не особенно почитаешь. Обычно приходится много писать. Упражнения там всякие.

Зато после — история. Там можно оторваться. Училка по истории — Руфина Викторовна — странно, она даже никакого прозвища не имеет, — женщина добрая. Вряд ли она особо заметит. Правда, она и рассказывает очень интересно. Но все эти Междуречья и Хаммурапи — кому они вообще нужны?

И я снова углубился в чтение.

Иринка тут как тут — мне в книжку заглядывает.

— Что читаешь?

— Отстань, — буркнул было я, но, вспомнив, что она Наташина подружка, нехотя пояснил, — Зверобоя…

И вот тут-то мне потребовалась моя тетрадь с индейскими словами. Нужно же было записать новые слова:

Уа-Та-Уа — Тише-О-Тише

Райвеннок — Расщепленный Дуб

Чтобы выглядело покрасивше, на пустом месте я обычно пририсовывал фигурки индейцев. Получалось вообще здорово, словно книга с иллюстрациями. Класс!

— Дай посмотреть, — Иринка чуть шею не вытянула, стараясь заглянуть в мою тетрадку.

Би-наис-са — Птица

Не-кик-уоз-ке-чим-е-куа, — женщина Выдра

— Ничего себе, — проговорила она, — откуда взял?

— Секрет, — усмехнулся я, стараясь сделать это как можно более загадочно.

— Не хочешь, не говори, — надулась Иринка.

Украдкой я покосился на заднюю парту. Наташа внимательно слушала Руфину Викторовну.

Эх, зря я обидел Иринку. Может через нее можно будет и с Наташей подружиться. Я взглянул на Иринку. Она что-то старательно записывала на листочке, прикрывая рукой написанное. Только сейчас я заметил, что она имеет странную привычку жевать кончик косы в моменты раздумья. Иринка незаметно передала записку на заднюю парту. Наташа и Лена практически синхронно склонились над ней. И вот тут я заслужил заинтересованного взгляда Наташи. Ради этого я готов был на все что угодно.

Надо спасать положение.

Я склонился к Иринке.

— Не злись, — проговорил я еле слышно, — просто я все это выписывал из разных книг.

— Я не злюсь, — она выпустила изо рта косу и откинула за спину.

Прозвенел спасительный звонок, прерывая возникшую неловкость.

Следующий урок — музыка. Там можно читать без проблем, точно уж никто не помешает. Но совершенно неожиданно рядом со мной за парту опустилась все та же Иринка. Это тем более странно, что на музыке порядок рассадки не действует, каждый садится, как ему вздумается. А тут…

— Вот что, — проговорила Иринка, как только мы уселись, — я не буду на тебя злиться, если ты…

— Что?

— А вот что, — она вытащила из портфеля тетрадку и протянула мне.

— Зачем это?

— Вот заполнишь рисунками, тогда я и подумаю, чтобы тебя простить…

— Рисунками?

— Ну, да, нарисуешь мне на всех страницах индейцев, и мы в расчете…

— Индейцев?

— У тебя они довольно-таки неплохо получаются…

— Согласен.

На перемене подошел ко мне Леха вместе с Мишкой Крекером.

— Вот Юрка, — обратился Леха к Мишке, положив мне на плечо руку, — он много знает про индейцев.

— Это хорошо, что он много знает, — протянул Мишка и взъерошил светлые волосы. — Может и пригодится…

— Берем его в племя?

— В племя? — тут уж удивился я, — В какое еще племя?

— Понимаешь, — доверительно проговорил Леха, — у нас в классе создано два, а может уже и три, племени индейцев.

— Даже так? — я несказанно удивился.

— А то! — горделиво приосанился Леха. — Мы — апачи.

— А кто другие? — тут уж меня пробил интерес к сказанному.

— Во главе наших врагов — ленни-ленапов — Наташка Неволина, — отмахнулся он, — и с ними вся их компания.

— Ага… Понятно…

— Ну, что, войдешь в племя апачей, — вопросил Леха.

— Давай-ка я лучше свое организую, — предложил я взаимовыгодную альтернативу, — сможем потом образовать союз, ну и…

— Интересный вариант, — Леха почесал в затылке и обернулся к Мишке, — а ты как считаешь?

— Тогда отправим к нему Макса, — слегка усмехнулся Мишка, — будет нашим агентом..

И он насмотрелся фильмов про шпионов. Интересная смесь индейцев и шпионов образовалась. Что там еще будет дальше? И почему они подошли ко мне именно сейчас?

— Значит, договорились, — они повернулись, чтобы уходить, — Да, а как ты назовешь свое племя? — спохватился Леха.

— Мы будем навахи, — вспомнил я недавно прочитанную книгу «Сын племени навахов»…

Валерка наверняка согласится…

Пожар

Третий урок — труды. Своих мастерских в новой школе не было. Приходилось тащиться в мастерские старой, чуть не сказал — родной, школы, а это несколько кварталов. Успеешь за перемену — хорошо, А не успеешь — все равно надо успеть. На улице как назло стояла великолепная погода. Падающие ярко-желтые листья медленно засыпали дорожки. Дворники не успевали заметать золотое великолепие. На растущих вдоль школьного забора яблоньках зелеными ожерельями висели маленькие горьковато-кислые яблочки-дички. Оказывается, еще не все потеряно, здесь тоже есть яблоки, как и в старой школе. Еще немного — и зарядят бесконечные дожди. Потом — снег. И наступит зима. В зиме, конечно, есть своя прелесть, свои возможности для игр и развлечений, но последние деньки осени не сравнить ни с чем.

Я медленно брел возле яблонь, время от времени срывая яблочки. Они так здорово освежали во рту. Благодать да и только. Портфель покачивался в такт шагам. Идти на труды совсем не хотелось. Махнуть бы сейчас куда-нибудь, жить себе на природе, охотиться на диких зверей. Никакой тебе школы, уроков, строгих родителей. Сам по себе. Здорово. Заманчивая перспектива захватила меня. Я принялся усиленно строить планы моего дальнейшего проживания в чаще леса.

— Нет, тут одному не справиться, — от пришедшей в голову мысли я даже остановился и еще раз повторил, — одному никак.

На это дело надо идти только с кем-то. Лучшей кандидатурой на подобное предприятие мог быть только Валерка. Надо будет обсудить с ним эту проблему.

— Юрка, стой! — раздавшийся сзади голос прервал мои размышления.

Принесла нелегкая.

Я обернулся. Меня догонял Леха с зажатой под мышкой папкой. Многие из моих одноклассников тогда ходили с папками. Лехина папка же была особенная: ярко оранжевого цвета с накрашенным на ней трафаретом индейца.

Уж кого-кого, но именно Леху мне сейчас хотелось видеть меньше всего. Но что делать? В нашей игре в индейцев он был вождем, что называется, головного племени в нашем союзе.

— Чего тебе? — всеми силами старясь выразить заинтересованность, обернулся я к нему.

— Вот что у меня есть, — он вжикнул молнией папки и вытащил замусоленную тетрадь.

— Что это?

— Индейские слова.

Интересно, неужели он тоже составляет словарик. Я нетерпеливо раскрыл тетрадку.

Амо — пчела

Аджидомо — белка

— Откуда это?

— Есть такая книга «Песнь о Гайавате». Там до фига индейских слов.

— Не читал.

— Ха, про индейцев знает много, а чуть ли не главную книгу не читал…

— Прочитаю еще, — уклончиво проговорил я и отправил в рот еще одно зеленое яблочко.

Я перелистнул несколько страниц в Лехиной тетради.

Олигархия — власть немногих

— Это не индейское слово, — указал я, — оно греческое.

Леха озадаченно почесал в затылке.

— Ты уверен?

— А то… — несколько высокомерно сказал я и поспешно добавил, — точно, точно — греческое.

— А ладно, — Леха махнул рукой, — пусть будет греческо-индейское.

Он несколько помялся и вдруг выпалил:

— Я слыхал, что у тебя тоже есть такой словарь…

— Ну,,, — насторожился я.

— Дай посмотреть, я может, что и спишу к себе.

— Смотри, — я вытащил свою заветную тетрадь с нарисованными индейцами.

Леха углубился было в рассматривание слов и рисунков, как вдруг его занятие прервал звук сирены.

Мы оба оглянулись. Прямо во двор школы, от которой мы так и не смогли далеко отойти, прикатила пожарная машина.

— Ничего себе, — проговорил я, — побежали, посмотрим, что там такое.

И мы, напрочь забыв о трудах, припустились обратно к школе.

Увиденное поразило нас.

Двор был переполнен школьниками и учителями, которые в редком единодушии смотрели вверх.

Из крайних окон четвертого этажа вырывались клубы черного дыма вперемешку с редкими бледно-оранжевыми языками пламени. Насколько я понял, горел угловой кабинет, там где у нас обычно проходил урок русского языка. Пожарная машина, подъехав почти к самому зданию школы, выдвигала лестницу. Пожарник в плохосгибающейся брезентовой робе уже взбирался по ней, волоча за собой шланг. Брызнули разбитые стекла. Мощная струя воды ворвалась внутрь класса. Посыпались стекла и из других окон этого же класса.

— Ничего себе, — с непонятной интонацией проговорил Леха.

Тем временем языки пламени постепенно скрылись. Черный дым начал светлеть, пока не превратился в белый клубящийся пар.

Пожарники задвинули лестницу, смотали шланг и уехали.

Все мы, включая учителей и учащихся, остались наедине с обгоревшей школой. Какие уж тут труды. Как только всем разрешили вернуться в школу, мы с Лехой стремительно бросились на четвертый этаж, чтобы оценить величину повреждений. Тут нас заметила Зоя Александровна, математичка.

— Вот что, ребята, — строго проговорила она, — давайте-ка будем наводить порядок.

— Это как, — непонимающе уставился я на нее.

— Ну, видите же, что тут у нас творится.

Да уж, картина и вправду была неприглядная. В кабинете по щиколотку стояла мутная буровато-серая вода, в которой как-то обреченно стояли обгорелые столы и стулья. Плавали какие-то разрозненные листки, какие-то схемы и многое другое.

Делать нечего, и мы с Лехой включились в работу.

Первым делом вытащили всю воду. Сколько раз мы спустились с полными ведрами вниз, с четвертого этажа на первый, наверное, и не сосчитать. Мы старательно таскали воду, соревнуясь с ребятами из других классов. В школьном дворе образовалась огромная лужа — все стремились вылить грязную воду именно туда — как ее потом будем обходить, никого не интересовало. После вытащили в коридор обгоревшую мебель. Пот с нас катил что называется ручьем. После пожара да после воды, воздух в кабинете по своим качествам очень напоминал парилку, но с каким-то неприятным запахом. Устали мы все до невозможности.

— Давай передохнем, — проговорил Леха, отирая лоб.

— Давай, — тяжело дыша, согласился я.

Тем более, что нашей помощи вроде как больше и не требовалось.

Мы заскочили в соседний кабинет, по игре случая это оказалась наша классная комната, и плюхнулись за ближайшую парту. Леха непроизвольно сунул руку внутрь парты. Что он хотел там найти?

— Ничего себе, — потрясенно проговорил он, вытаскивая целую груду клочков бумаги.

Я не поленился и заглянул внутрь. Увиденное заставило меня крепко призадуматься. Среди обрывков бумаги, в парте валялось несколько обугленных спичек. Кроме того, на некоторых клочках явно виднелись следы огня. Значит кто-то хотел поджечь именно этот класс. И этот кто-то явно наш одноклассник.

Кто из наших способен на такое?

Мы с Лехой принялись перебирать возможных поджигателей.

Примерно через полчаса мы сошлись во мнении, что это мог быть только Васька Сенин — нескладный худой парень, как бы сейчас сказали, несколько неадекватный. Васька не с кем не общался, держался от остальных в стороне. На шутки отвечал с какой-то агрессией. Его старались не задевать: мало ли что может взбрести в его голову.

— Точно, это Васька, — удовлетворенно проговорил Леха, — больше некому…

* * *

А на следующий день нас вызывали к следователю.

Первым в комнату завуча, где расположился этот, совершенно непохожий на милиционера (он не был в форме), человек, вызвали Леху. Пробыл он там почти целый урок. Я не успел перекинуться с ним, вышедшим от следователя, и парой слов, как туда же пришлось идти и мне.

— Так, Юрий Павлов? — следователь поднял голову от каких-то бумажек и уставился на меня.

— Да, это я…

— А почему, Юрий, ты вчера не пошел на урок труда?

Не пошел и не пошел. Ему-то какое дело? Или он меня в поджоге подозревает?

— Ну, это как бы это сказать…

— Говори как есть, — во взгляде появилась заинтересованность.

— Ну, в общем, мы с Лехой…

— С Лехой?

— Ну он только что у вас тут был…

— А — Алексей Чернов — которого тоже вчера на трудах не было…

— Ну, да, мы с ним собирались переписать индейские слова…

— Индейские слова, — удивленно посмотрел на меня следователь, — Зачем?

— Чтоб были…

— А зачем?

— Просто, у нас есть, а у других — нет. Здорово. Мы можем общаться по-индейски. Чего тут непонятного?

— Ладно, иди, — он устало откинулся на спинку стула, — хотя, нет, подожди. У меня есть несколько другая информация…

— Да вы что? — искренне возмутился я, — все именно так и было… Это точно не мы подожгли школу… Это, скорее всего…

— Стоп, — внезапно оживился следователь, — ну-ка, юные Шерлоки Холмсы, что вы там заметили?

Ну, я и рассказал все, что мы с Лехой видели: и про бумажки, и про спички, и про наши подозрения насчет Васьки…

— Индейские слова, — почесал в голове Леха, — а я сказал, что мы яблочков нарвать собирались…

— А про Ваську ты говорил?

— Ну, я сказал, что мы в нашем классе нашли…

Больше мы Ваську Сенина в нашем классе не видели…

Конкурс чтецов

Сегодня на уроке наша русичка Елена Александровна объявила:

— На следующей неделе у нас в школе состоится конкурс чтецов. Желающие могут подойти ко мне и записаться.

Почему-то мне ужасно захотелось поучаствовать в этом конкурсе. И уже на перемене я отыскал Валерку и поделился с ним своими соображениями.

— Ты что, совсем сбрендил, — Валерка покрутил пальцем у виска, — а оно тебе надо?

— А что такого?

— Да ты только представь себе, — поучительным тоном проговорил мой лучший друг, — выйдешь ты на сцену, уставятся на тебя офигенное количество людей…

— Ерунда, — отмахнулся я, — легко с этим справлюсь.

— Ну, смотри… — а Валерка убежал по каким-то своим делам.

Я долго смотрел ему вослед. Тяжелый вздох вырвался у меня.

«Плохо дело. Похоже, что мы с ним все больше и больше отдаляемся друг от друга. Но, в то же время, в чем-то Валерка и прав. Тяжело выйти на сцену под пристальными взглядами учителей и ребят. А вдруг я чего-нибудь забуду, а вдруг мое стихотворение не понравится, а вдруг…» Спасительный звонок прервал мои сомнения.

«Будь что будет» — и я решительно зашагал в класс.

После уроков я впервые возвращался домой в одиночестве, не дожидаясь Валерки. Мысли мои все возвращались к предстоящему конкурсу. Это должно было, по моему мнению, больше привлечь внимание Наташи ко мне.

Дома после ужина я зарылся в книги, стараясь найти что-нибудь подходящее для конкурса. Хотелось подобрать что-то такое, что не особо известно. Ясно же, что большинство участников возьмут стандартные стихи Пушкина там, или Лермонтова. Ну, в общем, какое-нибудь стихотворение из школьной программы. Мне же хотелось использовать стихи, не известные основной массе. Больше шансов на успех.

— Что с тобой? — мама заинтересованно подняла глаза от какой-то своей книги, — ты что-то потерял?

— Да, что ты ищешь? — папа оторвался от телевизора, где транслировали хоккейный матч.

— Да, у нас скоро конкурс…

— Гоооол! — завопил папа и тут же, спохватившись, проговорил, — Извини. Так что там у тебя за конкурс?

— Конкурс чтецов.

— Чтецов? — мама отложила книгу в сторону и поднялась с дивана.

— Ну да, — я продолжил поиски среди книг наших пермских поэтов.

— А как насчет Асадова, — мечтательно проговорила мама и начала:

Шар луны под звездным абажуром

Озарял уснувший городок.

Шли, смеясь по набережной хмурой…

— Не-е, это не пойдет…

— Почему? — удивленно повернулся ко мне папа. — По-моему, вполне неплохие стихи.

— Да что там хорошего? — отмахнулся я, уже ни один раз слышавший это стихотворение, — фигня какая-то. Мне бы что-нибудь более подходящее.

— Ну, тут уж ничем помочь не могу, — и папа снова уставился в телевизор.

— За то я могу, — торжествующе произнесла мама.

— Это как это? — хором проговорили мы с папой.

— Сегодня я шла мимо Дворца Культуры, а там объявление: «Приглашаются мальчики и девочки в кружок Художественного Слова».

— Ну и?

— Все очень просто. В этом кружке ты сможешь и стихи подобрать, и научиться их правильно декламировать.

— Декламировать?

— Рассказывать…

— А-а-а, понятно…

На следующее утро я побежал во Дворец Культуры записываться в кружок. Меня встретила строго одетая пожилая женщина.

— Меня зовут Маргарита Андреевна, — представилась она и спросила, — А как вас зовут?

— Юра.

— Так, значит, Юрий, вы решили заняться речью?

— Речью? Мне захотелось научиться читать стихи…

— Я об этом и говорю, — мягко улыбнулась Маргарита Андреевна, — чтение стихов хорошо развивает память, а также улучшает грамотность речи.

— Ага… То есть да, — спохватился я, вспомнив о правилах культуры.

— Ну что ж. Приступим к стихам.

Маргарита Андреевна взяла со стола несколько листков с печатным текстом.

— Что это?

— Мне хочется, чтобы вы прочитали эти стихи.

— Хорошо, — я взял листки и начал читать:

«Олегу комендант сказал:

«Ты для футбола ростом мал.»

«Хоть раз бы стукнуть по мячу, —

Обиделся Олег…»

— Стоп, стоп, стоп, — замахала ладонью Маргарита Андреевна, — Что вы, Юрий, так нельзя.

— А как? — я оторвался от листков и посмотрел ей в лицо.

— Понимаете, Юрий, — вы сейчас не стихи читаете, просто тараторите, словно сдаете технику чтения. При чтении, неважно, что вы читаете, нужно выделять мысль интонацией.

— А как это?

Маргарита Андреевна жестом указала мне на стул, сама присела рядом.

— Давайте, Юрий, рассмотрим это стихотворение по кусочкам.

И мы принялись анализировать текст. Где понизить голос, где — совсем наоборот, где добавить настроение, где слегка приостановиться.

— Ну, Юрий, — проговорила Маргарита Андреевна, — прочитайте еще раз, но уже с учетом всех пояснений.

Я поднялся, вышел на середину комнаты рассказал еще раз, старательно исправляя все полученные замечания. Для себя я уже решил, что именно это стихотворение я и буду рассказывать на конкурсе чтецов. Чем-то оно зацепило меня. Может тем, что концовка понравилась мне обалденно:

«… И вот удар — и гол забит!

Ребята рукоплещут…

И даже комендант сказал:

«Неплохо стукнул — хоть и мал».

Класс! Вот этот Олег смог стать футболистом, несмотря ни на что. Я тоже должен добиться всего, что задумал. И первым шагом к достижению своих целей должна будет стать победа в конкурсе.

— Хорошо, Юрий, теперь намного лучше, — проговорила Маргарита Андреевна одобрительно. — А сейчас давай-ка выучим еще одно стихотворение:

«Он пионером был в Артеке…»

По мне первое звучало гораздо лучше, чем это. Однако, Маргарите Андреевне явно больше понравилось второе. Но тут уж ничего не поделаешь. Каждому свое.

С грехом пополам рассказал я и это стихотворение. По тому, как хмурилась Маргарита Андреевна, я понял, что не оправдал надежд руководителя.

— Не так, Юрий. Давайте еще раз…

Наконец наступил долгожданный день конкурса. С самого утра меня колотило до такой степени, что хотелось забиться под кровать и не вылезать наружу. И черт с ним — с конкурсом. Еще как опозорюсь перед всеми. И тогда Наташа не то что заметит меня, а, скорее, просто отвернется от меня с презрением.

За полчаса до начала занятий за мной как обычно зашел Валерка. Он понимающе посмотрел на меня.

— Ладно тебе трястись, — сказал мой друг, — Пошли в школу.

— А вдруг… — испуганно проговорил я.

— Прекрати, — строго выговорил он, — я же не…

— Что? — тут я даже забыл о своих страхах, — Ты тоже?

— Тоже? — прикинулся непонимающим Валерка, — Что тоже?

— Ты участвуешь в конкурсе, — я уже не спрашивал, а уличал моего лучшего друга.

— Да, — вызывающе ответил он, — А чем я хуже тебя?

— Тогда держись, — я решительно шагнул за дверь, — я собираюсь победить на конкурсе.

— Я так просто не сдамся.

Тут во мне взыграл азарт. Я тоже не собирался сдаваться без боя.

* * *

Конкурс начался после шестого урока. Небольшой актовый зал школы заполнился учениками с пятого по восьмой класс. Никак не меньше двух сотен получилось, а то и больше, если еще и всех учителей подсчитать. Ничего себе, выходить на сцену перед таким количеством народа. Теперь я понял, что означает выражение «душа ушла в пятки». Ноги стали неподъемными. Я никак не мог заставить их двигаться в сторону сцены.

— Юра, иди скорее, — подтолкнула меня в спину наша пионервожатая Марина, — скоро начинаем.

На сцену вышел первый выступающий…

Второй…

Я оказался прав: они читали стихи из школьной программы. Это несколько приободрило меня.

Третьим выступал Валерка.

На мое удивление, в его стихотворении не было ничего похожего на рифму. Там был какой-то рассказ на тему написанной на стене фразы «Да здравствует Ленин!». Так называемое стихотворение в прозе. Но Валерка на этом не остановился, а прочитал еще одно — небольшое — «Притяжение Луны».

Хлопали ему сильно. Гораздо громче, чем всем предыдущим. Мне сразу вспомнилось, о способе голосования у спартанцев, о котором я совсем недавно прочитал в учебнике истории. Чем громче — тем лучше.

Наконец подошла и моя очередь.

На негнущихся ногах я вышел на сцену. Внезапно захотелось убежать, чтоб не видеть это многообразия глаз. Большинство их обладателей готовы были всех поднять на смех. Закрыть глаза что ли? И вот тут я увидел Наташу. Все, вот ей я и буду рассказывать. И будь что будет.

Я собрался с силами, поднял высоко голову, и начал так, как меня учила Маргарита Андреевна. Я старался изо всех сил, выдерживая все паузы, подчеркивал мысль интонацией. В общем все делал так, привык на занятиях в кружке. И вот я закончил свое выступление. Ответом мне была полная тишина. Я растерянно огляделся вокруг. Неужели я выступил хуже всех. В глаза навернулись слезы. Все… Я даже с этим не справился. Опустил голову…

И тут зал взорвался оглушительными аплодисментами.

Это была безоговорочная победа!

Юный стрелок

С утра я достал лук и принялся отрабатывать меткость стрельбы. И все потому что накануне наш физкультурник, то есть учитель физ-ры Борис Николаевич пообещал устроить соревнование по стрельбе. А какой я Быстрый Олень, если не смогу добиться успеха в этом испытании.

Лучше всего, конечно, тренироваться на улице. Но как выйти на улицу с луком? Во-первых холодно. Зима на дворе. А во-вторых, там же ребята гуляют. И стоит мне показаться на улице, как никакой тренировки уже не будет. Начнется какая-нибудь игра, и не факт, что всю игру лук со мной останется. Всем захочется выстрелить. А ведь ни у кого же нет уже летнего оружия, только у меня. Несправедливо будет, если я буду с луком бегать, а все остальные? А вдруг еще кто отберет, и тогда я вообще без лука останусь.

Нет уж, я как-нибудь дома…

Поначалу я собирался укрепить щит с крестом в кресле и уже поставил круглую крышку от бочки между подлокотником и сиденьем, как вдруг заметил, что в случае чего мои стрелы опять-таки попадут в тот же самый многострадальный шкаф. Опять мне попадет. А сколько я потом лук и стрелы по-новой делал… я даже укромное место для всего этого нашел, чтоб не дай бог родители не нашли. А то опять все уйдет на мусорку. И опять все снова начинай… Ну уж нет, дудки.

Тогда я переместил щит, то есть теперь мишень, в середину комнаты, прикинув, что в случае непредвиденных обстоятельств, стрелы просто напросто запутаются в шторах, и ничего не повредится. Замечательно придумал.

Встал я напротив мишени, прицелился.

— Вжик, — свистнула тетива.

— Х-р-р, — отозвалась штора.

С первого же выстрела я воткнул стрелу прямо в ткань. Древко поникло, слегка раскачиваясь, наконечник пробил штору и зацепился за материю. Дернул я стрелу на себя. Сильней качнулась штора, но стрелу выпустила. А вслед за моей стрелой сквозь штору блеснула солнечная стрела. Аккурат в точку попадания. Да уж, дырка…

Я почесал голову. Неприятность. Но ведь шторка же не шкаф. Дырку еще могут и не заметить. Вечером солнце не будет стрелять сквозь окно. Его у нас почти и не видно. Мама даже говорит, что мы живем как в склепе. Только еще бы узнать, что такое склеп. Во всяком случае это что-то такое, куда не попадает солнце. Пока я так размышлял, солнце вовсю раскачивало штору, вычерчивая на полу замысловатые световые фигуры. Я уж и о луке забыл. Постелил на пол листок бумаги, и давай солнечные следы карандашом зарисовывать. Здорово получилось.

Но тут в памяти всплыло предстоящее соревнование.

Чтоб тебя.

Я взглянул на часы. Время идет, а я еще и не стрелял как следует. Вот опозорюсь. Наташа посмотрит на меня зеленющими глазами, вздернет носик. И тогда все… Не спасут меня ни картинки, хоть я весь класс ими зарисую, ни фигурки. Чем я потом смогу добиться хоть какого-то внимания к себе. Сплошной неудачник. Подумаешь, стихи прочитал. А настоящий индеец должен уметь не стишки рассказывать, а быть воином.

Я снова встал наизготовку.

— Вжик. Тук.

На этот раз стрела зацепилась за кончик щита.

Уже лучше.

— Вжик. Тук.

— Вжик. Х-р-р.

Опять шторка. Еще один луч загулял по полу.

— Вжик. Тук.

Звонок в дверь.

Кто бы это мог быть, неужто родители раньше пришли. Щаз как застукают меня на месте преступления.

Быстро запихнул я все под диван. Потом достану. И пошел открывать.

Передо мной стоял весь запорошенный снегом Валерка, уже с портфелем.

— Ты что, Юрка, сдурел? — с самого порога завопил он.

— А что такого? — я непонимающе смотрел на друга.

— Он еще спрашивает, — Валерка взмахнул руками, — на часы давно смотрел?

Я обернулся к часам.

Ничего себе. Увлекся я не по-шуточному. До звонка минут пятнадцать осталось. И пятнадцать же минут до школы еще и идти. А я еще и не переоделся.

Вот если бы Борис Николаевич сегодня принимал зачет по бегу… Мы с Валеркой точно бы по пятерке заработали. Причем бежали-то мы по снегу в зимней одежде, да еще и с портфелями. Совсем как этот, который от Марафона бежал. Руфина Викторовна нам недавно рассказывала. В доспехах, после целого дня битвы…

В общем, успели мы к самому-самому звонку.

Еле отдышался. Ботинки мои гулко протопали в класс. Мелькнуло перед глазами лицо Наташи, скрипнула парта. И как раз прогудел звонок.

Почему прогудел?

Это он раньше заливался мелодичным звоном. Потом словно внезапно охрип, осип… в общем совсем его не было слышно. Прошипит где-то вдалеке, и все. Разве только по часам можно сориентироваться.

Надоело это всем, и решили его отремонтировать. Вот после ремонта он и стал гудеть, да еще таким басом, что поначалу я аж вздрагивал…

Итак, значит, прогудел звонок.

Математика. А мысли мои ужасно далеки от всяких там примеров, я все о стрельбе думаю. Скорее бы уж…

Даже Зоя Александровна заметила.

— Юра, — строго проговорила она, подходя к моей парте…

Она еще что-то произнесла, но я не сразу понял, о чем речь. Вот заклинило у меня и все тут…

— Павлов, — наконец пробился ко мне голос Зои Александровны, — чем это ты у нас занят?

— Извините, — я медленно поднялся, — я больше не буду.

Слегка скосил глаза в сторону Наташи. Как стыдно-то. У нас с ней негласное соревнование по выполнению заданий по математике: кто больше успеет сделать за урок. Когда она больше нарешает, когда я. А тут… Я почувствовал, что у меня краснеют уши. Этого еще не хватало.

— Ладно, садись, — ладонь математички опустилась на мое плечо, — и больше не отвлекайся.

Я опустился на сиденье и низко склонился над тетрадкой. Ни на кого смотреть больше не хотелось. Занялся математикой. И тут словно прорвало. Примеры у меня решались один за другим, с такой скоростью, что к звонку я смог прорешать и почти половину заданий следующего параграфа. Вот так фокус.

Остальные уроки тянулись так медленно, словно в уроке не сорок пять минут, а по крайней мере часа два. А время ползло, я несколько раз смотрел на часы, хорошо что они над доской висят, а стрелка будто приклеилась к одной точке и никак не хочет с этого места сдвинуться.

Вообще устал я ждать последнего урока…

Но вот, наконец, и он.

УРОК ФИЗКУЛЬТУРЫ!!!

Борис Николаевич собрал всех и повел в подвал. Оказалось, что там расположен в нашей школе тир. Надо же, а я полгода проучился и не знал. Ходили правда отдельные слухи, но какой же настоящий индеец верит слухам. Видимо, иногда стоит к ним и прислушиваться.

Из металлического шкафа, я потом узнал, что так положено хранить оружие, Борис Николаевич вытащил аж целых пять винтовок. Пневматических. Почти таких же, как мы с папой видели в тире в Парке Горького. Я там даже очень неплохо стрелял. Мишень, правда, ни одна не упала. Папа потом сказал, что я попал тигру в хвост, а зайцу в лапу. Утешил, называется, но я долго гордился такими достижениями…

Вышла моя очередь стрелять.

Борис Николаевич выдал мне восемь пулек в металлической крышечке.

— Давай, три пристрелочных, а остальные в зачет.

Пристроился я к винтовке, смотрю, а черные и белые круги на мишени слились в непонятную серую кляксу. Встряхнул головой. Не проясняется.

— Медленно тяни спуск, — приговаривает где-то за спиной Борис Николаевич.

— Пух! — хлопнула винтовка и слегка дернулась.

— Не спеши, — наставлял Борис Николаевич, — плавненько веди спуск. Не дергай.

Попробовал я последовать его совету.

Еле заметно потянул крючок.

— Пух! — я даже сам не заметил, как винтовка снова выстрелила.

— Восьмерка на три! — проговорил Борис Николаевич.

Какая такая восьмерка, на какие три.

— Пух!

— Пух!

Выпустил я все пульки. Лежу — жду результатов.

— Молодец, — удивленно покачал головой Борис Николаевич, — сорок четыре. Из пятидесяти.

— Это хорошо или плохо?

— Ну, норматив на значок «Юный стрелок» ты выполнил, — и задумчиво добавил, — может тебе стрельбой заняться?

Из тира я вышел с высоко поднятой головой. Оказалось, что мой результат был лучшим в классе.

Валерка, в своем классе выбил — сорок два. На значок-то он тоже сдал, но мой результат все равно выше.

Сценка из книги

Леопардовне взбрело в голову, что мы должны накануне дня Советской армии поставить какую-нибудь сценку о наших ребятах.

— Есть у кого-нибудь на примете подобные сценки? — вопросила она на классном часе.

Что такое сценка я знал неплохо. Там отдельно печатается имя, а рядом то, что данный человек говорит. Выглядит это примерно так:

«ВАСЯ (задумчиво глядя на Петю). А не пойти ли нам в кино?

ПЕТЯ (отрицательно мотает головой). Давай лучше на каток…»

Ну и так далее по всей книге. Читать такие книги, одно расстройство. Абсолютно ничего хорошего. По себе знаю. Пробовал я несколько таких штук осилить. Но куда там. Только одну пьеску и смог прочитать: «Экзамен на рыцаря или рыцарь на экзамене». Да и то потому, что там есть смешные места. Представил я как эта пьеска будет смотреться, когда не нужно будет читать, кто и что сказал, а все будет видно сразу. Мне папа так объяснил, что все фильмы сначала такими пьесками пишут. Вот я и подумал, а не подсунуть ли этого самого «Рыцаря» нашей Леопардовне…

Весь вечер рылся в книгах, но нашел. Вообще сама по себе книга интересная. Там и рассказики неплохие есть. И повесть. Только вот несколько таких пьесок ее портят. «Рыцарь» — пожалуй, лучшее из них.

На следующий день притащил я эту книгу Леопардовне.

— Эльвира Леонидовна, такая пьеска подойдет?

Леопардовна быстренько пролистала всю книгу. Ничего себе. Неужели она смогла прочитать хоть что-то? Вот бы мне так…

— Замечательная пьеска, Павлов, — похвалила она меня и ушла с моей книжкой в учительскую.

Здорово! Моя пьеска понравилась! Значит, мы ее и будем ставить. А раз это моя книжка, то мне скорее всего дадут сыграть какую-нибудь роль… И тогда-то я докажу Наташе, какой я замечательный актер, и дождусь благосклонного взгляда и дружбы…

После уроков Леопардовна собрала нас в классе и торжественно проговорила:

— Итак, мы решили ставить несколько сценок из такой замечательной книги, — она подняла вверх книгу, это была не моя книга, на обложке какой-то полностью красный человек скакал на такой же красной лошади, Название я прочитать не смог, но Леопардовна громко произнесла, — эта книга называется «Как закалялась сталь».

«А почему не моя?» — чуть не закричал я.

Леопардовна между тем продолжала:

— Вы — пионеры, будущие комсомольцы, и вы должны знать, какие люди устанавливали Советскую власть. В этой книге про Павку Корчагина и показано, как комсомольцы боролись за общенародное государство…

Потом она принялась перечислять, кто кого будет играть. А у меня на глазах накатились слезы. Так хотелось, чтобы именно по моей книжке поставили сценку. Но я не дал слезам вырваться наружу: индейцы не плачут. Но все равно было горько и обидно. Зря что ли я искал что-то интересное, что должно было бы всем понравиться. А тут какой-то Корчагин.

Меня не обрадовало даже то, что и мне досталась маленькая роль Жухрая. (Я только много времени спустя узнал, кто это вообще такой.)

Делать нечего. Начал я учить роль. Да что там учить? Всего-то пара фраз. Минутку или две на сцене помельтешить. Ерунда одним словом.

Не прошло и дня, как я ужеи наизусть знал не только свои слова, но и слова Витьки Фрицлера, который в нашей сценке играл Павку. В общем, одно расстройство…

Потянулись репетиции.

Леопардовна все командовала:

— Сюда ходи, туда смотри, здесь говори, а здесь просто руками размахивай.

— Зачем руками размахивать? — однажды не выдержал я.

— Как зачем? — завозмущалась Леопардовна, — ты же внимательно прочитал свою роль. Вник в содержание сценки.

— Ну…

— Там ты собираешься Павку научить приемам борьбы. Умению постоять за себя. Так что придумай что-нибудь похожее…

Легко сказать — придумай. А что я придумаю? Я и сам-то никаких приемов не знаю, а тут на тебе… еще и показывай.

Выручил меня Валерка. Он как раз в это время поступил в секцию бокса. Очень ему не терпелось похвастаться своими достижениями.

Собрались мы как обычно у меня дома перед уроками.

— Ну, показывай!

— У тебя перчаток нет?

— Каких это еще перчаток? — я с удивлением посмотрел на него, не заговаривается ли.

— Как это, какие? — возмутился он, — боксерские, конечно.

— А без них никак?

— Можно, конечно, но как-то…

Тут уж я не выдержал:

— Не хочешь, не надо! Без тебя справлюсь.

— Ты чо, обиделся? Нам тренер сказал, что без перчаток нельзя. Травму можно получить.

— А может тогда просто чем-то руки замотать?

— Давай. А чем?

Перерыли мы с Валеркой весь дом, чтобы найти что-нибудь подходящее. Ничего похожего на эти самые боксерские перчатки.

— Как они хоть выглядят-то?

— Навроде небольших таких подушек.

— Подушек? — и тут меня осенило, как это я раньше не догадался, — Давай зимние шапки на руки намотаем. Вот и будут нам перчатки.

Так мы и сделали. Кое-как примотали меховые зимние шапки к рукам. Получились такие шарики на кулаках.

Начал Валерка передо мной подпрыгивать. И время от времени руки вперед выбрасывает то правую, то левую.

— А ты защищайся…

От чего тут защищаться? Он и так в меня попасть не может. Ну, надо так надо. Выбросил он в очередной раз руку вперед. Отбил я якобы идущий в меня удар, а сам другой рукой двинул ему в челюсть.

Как ни странно, но я попал. Валерка аж закачался. Вот ничего себе.

— Хороший удар, — потер Валерка подбородок, — немного бы посильней и положил бы меня.

Попробовали еще. Тут уж и мне крепко досталось. Отшатнулся я назад, а там кресло стояло. Запнулся я о него, так и плюхнулся на сиденье. Перед глазами черные точки бегают.

Ах так! Принялся я дубасить почем зря. Чуть настоящая драка не началась. Хорошо, что мы оба вовремя спохватились и прекратили размахивать руками.

Валерка отдышался и сказал:

— Вот так на сцене и покажешь…

— Драку? — не понял я.

— Да, нет же, — поморщился он, — проведешь несколько ударов по воздуху, и этого вполне хватит.

И вот наступил долгожданный день.

Мы — артисты кое-как приоделись согласно наших ролей и стали ждать. Народу в зале собралось… даже больше, чем на конкурсе чтецов.

Класс выходил за классом. И вдруг, один из наших предшественников, как раз его очередь была перед нами, начал показывать сценку из моей книги, как раз ту, которую я планировал для нас «Рыцарь на экзамене…». Ничего себе. Я обернулся на Леопардовну. Она стояла с такой сияющей улыбкой, словно сама все сочинила и поставила.

Закончилась их сценка.

Пришла наша пора выступать. А я от злости почти все слова забыл. Пришлось говорить что-то от себя, главное, чтоб по смыслу подходило. Смотрю, а Леопардовна начинает хмуриться. Тут у меня как прорвало. Я все-все вспомнил, и слова, и необходимые удары. В общем мне показалось, что неплохо получилось.

И вдруг захотелось мне стать именно актером. Играть в спектаклях…

Сбежал я быстренько домой. Даже не стал дожидаться результатов.

Медленно шел я по заснеженным дорожкам. Подбадривающе скрипел снег:

«Мо-ло-дец. Мо-ло-дец.»

И даже уличные фонари, словно огни на сцене, включались, когда я подходил к ним…

Решено, я буду артистом!

Фигурки

— Ну как? — прицепилась ко мне Иринка, как только мы устроились за партой.

— Что как? — недоуменно повернулся я к ней.

— Но я же просила нарисовать мне несколько картинок.

— Да, да, конечно, — рассеянно отозвался я.

Неуверенно я вытащил из портфеля Иринкину тетрадку и протянул ей. Она небрежно пролистала несколько страниц и изумленно посмотрела на меня.

— В чем дело?

— Но тут же еще не все страницы зарисованы.

Я украдкой покосился на заднюю парту. Мне показалось, что Наташа тоже прислушивается к нашему разговору. Захотелось показаться более значительным.

— Рисунки — это ерунда, — глубокомысленно проговорил я, повернувшись к Иринке, одновременно стараясь держать в зоне внимания и Наташу, — я могу предложить что-нибудь и получше.

О, радость, мои слова произвели хоть какое-то впечатление на Наташу.

— И что это ты можешь предложить? — проговорила она.

Наташа наклонилась вперед и с интересом взглянула на меня!

«УРРРА!!!» Но что-то надо было и отвечать. И тут меня охватила робость. Делиться своим сокровенным — своими пластилиновыми фигурками почему-то показалось мне неприемлемым.

— Я… я… могу…

— Ну, что ты там можешь? — Наташин шепот приобрел насмешливую интонацию.

Отказаться сейчас от своих слов — это окончательно потерять доверие Наташи. А именно этого мне абсолютно не хотелось.

— Я могу… могу… слепить фигурки индейцев, — словно бросаясь в пропасть, выговорил я.

— Слепить?

— Ну да… Из пластилина…

— А точно сможешь?

— А то…

— Перестаньте разговаривать, — хлопнула по столу ботаничка Ирина Владимировна.

Некоторое время я слушал Ирину Владимировну, не особенно понимая, что она там говорит.

Тычок в спину заставил меня обернуться.

— Завтра и начнешь, — еле слышно проговорила Наташа.

Завтра? Как начать, если родители контролируют весь мой пластилин. В голове вертелись мысли о предстоящих фигурках. Нужно будет как-то утаить от родителей предполагаемое снижение количества пластилина. Я и так старался отщипывать помаленьку снизу каждого брусочка, так что при открытой коробке, пластилин казался нетронутым. А тут? Предстояло изготовить ни одну-две фигурки, что не особенно бы повлияло на видимых запасах. А может просто своих отдать? Нет, не годится. Мои индейцы уже участвовали в сражениях — имеют «раны» и «следы лечения»… Нет, в данном случае нужны именно новые, только что сделанные фигурки.

Не будешь же ссылаться на родительские запреты. Раз сказал, надо делать!

Дома я вытащил свою коробку пластилина. Да уж… Озадаченно почесал в голове. Если сейчас отщипнуть еще понемногу, то сразу станет заметно. У меня вырвался тяжелый вздох.

— Что случилось? — тут же отозвалась мама.

Может рассказать ей?

Нет, не поймет…

— Ничего, — проговорил я, изо всех сил стараясь добавить в голос равнодушия, — просто писать много задали.

— Да? — тут уже удивился папа, отвернувшись от телевизора, — а когда это ты уроки с вечера делать начал?

Вот, влип, так уж влип. Все уроки я обычно с утра начинаю делать, что называется на свежую голову. Постоянно так и объясняю родителям… Как это у меня вырвалось про уроки?

А папа уже тут как тут.

— Ну-ка, давай посмотрим, что там много…

Он взял дневник. Я вздохнул несколько свободней: именно сегодня, я, словно чувствуя, записал все домашнее задание.

— Так, — отец добрался до сегодняшней записи, — Упражнение… Открывай учебник, посмотрим.

Я медленно потащил учебник из портфеля. «Хоть бы и в самом деле оказалось большим… Хоть бы и в самом деле оказалось большим…» Я совершенно не помнил, какое там упражнение по величине. «Хоть бы и в самом деле оказалось большим… Хоть бы и в самом деле оказалось большим…»

Вот и нужная страница.

Уффф!

Текста переписывать аж на полстраницы.

— Вот видишь…

— А ты задание к нему внимательно читал? — насмешливо посмотрел на меня папа.

— А что?

— Смотри, — он ткнул пальцем в упражнение, — его не надо целиком переписывать, а только выбрать определенный тип предложений.

— Правда что ли?

— Будь внимательней, — и папа отошел к телевизору, где передавали очередной матч нашей сборной по хоккею.

— Приступай, — снова обратился он ко мне, — я проверю.

Вот уж незадача на мою голову. Придется заниматься уроками. А я бы лучше вместе с папой хоккей посмотрел. Тем более там наша любимая харламовская тройка играет…

— Подожди, — подозрительно проговорила мама, — а чего это ты к русскому языку пластилин достал? Опять собрался тесто месить?

— Да ты что? — я решительно возмутился, стараясь не привлекать ко всему этому внимания, — Просто коробка рядом оказалась…

— Немедленно убери.

Весь вечер я старательно делал уроки. Так и надо — сам напросился…

На следующее утро мы с Валеркой провели на улице: строили снежный город, прорывая тоннели под сугробами. Когда уж тут думать о пластилине и о фигурках. Едва-едва успели с прогулки в школу собраться.

Вот вам и здрасте — ничего я для девчонок не сделал.

А перед последним уроком Наташа сама ко мне подошла и протягивает огромную коробку пластилина. Я о такой мог только мечтать. У меня маленькие коробочки за 30 копеек — восемь цветов. А тут: большая за 50 — цветов, наверное, около шестнадцати и еще три пластмассовых стека. Я обомлел от восторга…

— Это тебе для индейцев.

— Ага, — мотнул я головой. И тут же спохватился, — а что из всего пластилина лепить?

— Пожалуй, из всего — это слишком, — рассудительно проговорила Наташа, переглянувшись с Иринкой, — давай-ка ты нам сделай хотя бы десяток. Или два…

Десять человечков — это в принципе не долго, если изготавливать солдатиков в одинаковой форме. Времени уходит не намного больше, чем на одного. А индейцы же не ходили в одинаковой одежде. Нужно было много всего придумать: кому какой цвет для одежды и отделки выбрать, какие перья налепить и мно-ого чего еще…

Но и от своих слов нельзя отказываться — надо делать.

— Ну, — выжидательно смотрела на меня Наташа, — согласен?

— Или это слишком много, — ехидно вмешалась в разговор Иринка.

Так и стукнул бы… Но, нельзя… Девчонка все-таки.

— Сделаю, — неопределенно пожал я плечами.

— Когда? — тут же спросила Наташа.

А я прижал к груди коробку с пластилином и не знаю, что и ответить.

— Завтра, — торопливо выговорил я, — завтра половину принесу…

— Ага — завтра десять штук, — чуть не хором сказали Наташа с Иринкой.

Опять мне пришлось уроки вечером делать.

А наутро я даже отказался идти гулять с Валеркой. Занялся индейцами. Но самым первым делом я отщипнул от каждого кусочка Наташиного пластилина совсем понемногу себе для украшения своих фигурок.

Теперь приступим к заказу. С размерами фигурок я определился легко. У меня уже вработалась своя мерка: высотой с мой мизинец — и не мелко, все можно показать, даже нос и глаза, и не крупно.

Десять одинаковых заготовок я сделал примерно минут за пять-шесть. Теперь нужно было их украсить бахромой, перьями, цветной вышивкой, добавить оружие. И все индеец готов…

А тут — десять. И сделать надо так, чтобы в грязь лицом не ударить. Уж не погорячился ли я, на десять-то?

Но тут фантазия моя взыграла. Один индеец с ружьем, другой с луком, третий с томагавком. Даже двух человек на лошадях сделал. У кого большой султан из перьев, у кого — только несколько перышков в волосах, а одного и вообще сделал с рогами бизона. И снова меня выручили английские булавки. Из них здорово стрелы получились. Облепил колечко пластилином — и вот, готовая стрела…

В общем, к началу уроков я уже все двадцать слепил. Вот Наташа-то удивится.

— Держи, — я как можно небрежнее протянул ей всю коробку обратно, но там среди брусочков пластилина были аккуратно разложены мои фигурки.

В ее глазах блеснули искорки.

— Молодец, — проговорила она вполголоса и отошла к своей парте.

— Я хотел предложить вам союз, — проговорил я ей в спину, — союз навахов с ленни-ленапами…

— Нужен нам твой союз, как петуху тросточка, — тряхнула головой Иринка.

А Наташа промолчала. Она рассматривала МОИ ФИГУРКИ…

Инсценировка патриотической песни

Сегодня вдруг выяснилось, что для полного отражения Дня Советской Армии, кроме сценки необходимо еще подготовить и инсценировку патриотической песни. Тема «Красная (или Советская) армия». Причем выступать нужно было уже завтра, то есть двадцать третьего — в самый праздник. Об этом нам прямо на уроке английского заявила Леопардовна. При этом она сияла как начищенный самовар (как-то я видел такой в музее).

— Какую песню мы с вами выберем? — торжественно вопросила она.

Мы стали неуверенно переглядываться: не знали мы ни одной такой песни. Я, правда, мельком слыхал:

«Гулял по Уралу

Чапаев-герой.

Он соколом рвался

С врагами на бой…»

Но это было все, дальше из этой песни я ни слова не помнил. Я даже и не заикнулся о ней.

Какое-то время Леопардовна ждала наших предложений. Но так и не дождалась. Почему-то ее это еще больше обрадовало.

— Тогда я предлагаю вам песню про Щорса.

— А кто такой Щорс? — вполголоса проговорил со своего места Леха.

— Командир Красной Армии, — тут же отозвалась Леопардовна.

— Я не знаю о нем песню, — снова проговорил Леха.

— И очень плохо, Чернов…

Весь класс загудел от явной несправедливости: никто этой песни не знал.

— Тише, — Леопардовна хлопнула указкой по столу с такой силой, что мне показалось, будто раздался выстрел. — Вот у меня текст песни, — она помахала несколькими листочками перед носом и обратилась именно к Лехе, — Чернов, раздай.

Взял я листок и прочитал отпечатанный на машинке текст:

«Шел отряд по берегу,

Шел издалека.

Шел под красным знаменем

Командир полка.

Голова обвязана,

Кровь на рукаве.

След кровавый стелется…»

— Вот такая вот песня, — проговорила Леопардовна.

— Эльвира Леонидовна, — поднял руку Витька Фрицлер, — а кто будет Щорсом?

Понятно, ему самому хотелось. Изображал же он недавно Павку Корчагина. И тут ему опять захотелось выпендриться.

— Кто будет? — Леопардовна на мгновение задумалась, обвела взглядом Витьку, посмотрела на других, — Хм…

Почему-то мне вдруг захотелось быть этим самым Щорсом. Как же, командир полка, да еще ему, судя по полученному тексту, петь не нужно. А у меня, как говорила мама, «медведь на ухо наступил».