Бесплатный фрагмент - Пять новых сказок обо всём на свете

Сказка о вынужденном старателе Филате и его верной зазнобушке Лизавете

1

Ох, уж эта любовь — древнее, первобытное чувство, от которого подчас кровь кипит в жилах. Кто-то поёт ему дифирамбы, кто-то клянёт и ругает на чём свет стоит. А кто-то случается, ждёт его долгие годы, ведь не каждому суждено испытать этот взрывной шквал вдохновения и отчаяния одновременно. Столь сложное и порой безответное чувство подвластно лишь людям романтического и, несомненно, выдержанного склада характера. Истеричные, нетерпеливые и расчётливые индивиды не годятся для любви, потому как зачастую бездарно погибают, или того хуже, теряют рассудок, просто сходят с ума.

Кстати, этому есть прямое подтверждение в качестве одной весьма интересной и показательной истории. Вот её-то нам и предстоит узнать. А началась она в стародавние времена, когда в столице правил царь-государь, а в провинциальной глубинке и на периферии власть держал либо городничий, либо полицмейстер, а местами и бурмистр. В общем, давненько это случилось, притом настолько далеко от столицы и царя-батюшки, что прокурором там считался медведь, а значит, по здравому рассуждению дело было в Сибири, в далёкой её таёжной части на просторах прибайкальского плоскогорья, где берут начало множество разных ручейков, речушек и рек.

Здесь в этом лесном краю на отшибе империи правил иной закон, не тот, что в цивильной, центральной части государства. Тут если что, то в суд на обидчика подавать некогда, все вопросы решались сразу и конкретно, вплоть до физического устранения соперника. Да уж, вот такие глухие места и такие дикие нравы. Хотя с другой стороны очаг спокойствия и некой культурности в этих отрешённых местах, конечно, был, и им являлся довольно-таки разросшийся в размерах поселок, а скорее уже городок со звучным названием Ербогачён, что означает «холм, поросший сосной». А располагался он, да и сейчас расположен, на берегу знаменитой реки Нижней Тунгуске, которая богата не только рыбой, но и непревзойдённой красотой своих берегов.

Обитали в городке семьи охотников, рыболовов и, разумеется, старателей, добытчиков золота, ведь не надо забывать, что в низовьях Тунгуски брало начало множество её притоков; всяких ручейков и речушек, а, следовательно, золотоносных мест на этих притоках имелось великое изобилие. Правда, все они в те времена были ещё малоизвестны, и практически не открыты, не найдены. Так что в основном старатели объединялись в артели и пытали удачу на более или менее изученных приисках.

Хотя иные бродячие искатели золотишка скитались по всему краю, и наугад разведывали новые места, при этом подчас обходясь лишь своей интуицией да компасом с киркой и лопатой. И вот сними-то, с этими «дикарями», а их так тогда называли, была просто беда; то они бесследно пропадали, то подавали сигналы бедствия и молили о спасении, а то и возвращались из тайги в полусумасшедшем состоянии без крупинки золота. Однако это никак не сказывалось на пополнении их рядов.

2

В городок с завидным постоянством всё приезжали и приезжали новые мечтатели-авантюристы, желающие мгновенно обогатиться, найдя золотую жилу. И вот среди подобных мечтателей как-то затесался один вихрастый паренёк. При этом помимо роскошного вихра и копны светло-русых волос, он также имел и весьма смазливую внешность, а ещё высокий рост и молодецкую стать. Одним словом изрядный симпатяга; такому бы больше пошло не золото в тайге добывать, а красоваться где-нибудь на столичных театральных подмостках изображая героев любовников.

Но это лишь досужее предположение, на самом же деле паренёк грезил другим. Его манила природа, дикий лес, бурные реки, цветущие поляны и крутые горы. Этим он бредил сызмальства. Потому и приехал сюда, в эту сибирскую глубинку, хотя родился и вырос он в губернском городе, в дворянской семье, правда, слишком обнищавшей. Его старик отец погорел на сомнительных сделках, и теперь бедствовал, а это являлось ещё одной причиной для поездки сына в золотоносные места. Молодому баричу так хотелось помочь своему неудачливому отцу, что он, не задумываясь, кинулся в эту сомнительную поездку.

У него даже и имя было подстать, а звали его — Филат, что в переводе с греческого звучит как «защищать» и «оберегать». Вот он и поставил себе целью защитить свою семью от полного разорения. При этом даже вывел для себя немудрёную истину, и частенько её повторял; «при желании можно добиться многого, но прежде надо постараться, чтоб у тебя появилось желание чего-либо добиваться и достигать», конечно, тут он имел в виду собственную силу воли, которая не раз помогала ему преодолевать жизненные трудности. Вот и сейчас он прибыл в этот городок непременно добиваться своей цели.

Разумеется, первым делом Филат приобрёл всё необходимое для старательского ремесла: лоток для промывания породы, лопату, кирку, совок, сито, и ещё много чего по мелочам. Имелся также у него и компас с картой, их он приобрёл ещё там, у себя в губернском городе. И вот сейчас он был полностью экипирован для похода в тайгу. Благородное намерение намыть побольше золота, чтоб выручить отца из нищеты начало осуществляться, избавление от бедноты приобретало реальные формы.

И всё бы хорошо, и наверняка Филат моментально достиг бы своей цели, однако неожиданная встреча смешала все его планы и внесла весомые коррективы в его судьбу. Уже буквально на выходе из городка Филат вдруг увидел спешащую по дороге ему навстречу девушку. Ох, и хороша же была та девица; высока, стройна, величава, а уж какая у неё походка: легкая и привольная, словно полёт нимфы. Не ступает она, а плывёт над землёй аки лебёдушка белокрылая. Филат аж залюбовался. А девица-то всё ближе и ближе. Тогда уж он не совладал с собой и дорогу ей преградил.

— А ну-ка погоди, красавица,… зачем так торопишься?… не ровён час спотыкнёшься, иль оступишься,… упадёшь, беду навлечёшь!… Лучше постой, я тебе что-то скажу,… ты такого ещё не слышала… — обращается он к девице и улыбается своей белозубой улыбкой, взялся значиться флиртовать. Но девице не до этого.

— Ты ещё кто такой!?… Отчего дорогу мне перекрыл!?… Иль поиздеваться надо мной решил!?… А может, ты не знаешь, кто я такая!?… Так я тебе враз объясню!… — эдак строго отвечает она ему, и сходу из-за пазухи нож достаёт, да не маленький, сразу видно охотничий, на порядочного таёжного хищника рассчитанный, а тут всего лишь Филат, городской экспонат.

— Эй-эй,… ты чего это, девица?… я же с благими намерениями,… просто познакомиться хотел,… даже комплемент тебе сказал, красавицей назвал!… А ты меня резать собралась,… нет-нет, не надо!… Ты уж прости меня, если чем обидел, да только я тебя точно не знаю,… ты права,… чёй-то я зарвался… — вмиг согнав улыбку с лица, залепетал Филат, и уже было собрался отступить, но девица не позволила.

— Да ладно уж, не дёргайся,… стой, где стоишь,… скорее это ты меня прости, что напугала,… это всё по привычке!… Тут, знаешь ли, народ всякий шныряет, бывает, и ножом от них не отобьёшься!… Хотя по тебе видно, ты новенький,… ещё не обтесался здесь,… никого толком не знаешь,… полагаю, за золотишком приехал,… не так ли?… — сходу определила девица, убрав нож и даже улыбнувшись.

— Ну да,… за ним, за золотишком прибыл,… но не для себя,… отец у меня в непростую ситуацию попал,… для него хочу собрать!… А ты как я погляжу, девушка строгая,… к себе никого не подпускаешь,… ценишь себя,… вон красотка какая, аж за душу берёшь!… Только я не пойму, почему ты мой комплемент за издевательство приняла?… ведь я к тебе от чистого сердца обратился,… сразила ты меня, очаровала,… вот я и встал перед тобой… — попытался оправдаться Филат, но девица вновь прервала его.

— Ну что ты такое говоришь?… смеёшься ты опять что ли, иль слепой?… разве не видишь какая я?… Да ты приглядись хорошенько,… посмотри на моё лицо повнимательней!… — вскликнула она и убрала со лба чёлку, под которой скрывался страшный шрам. Он начинался где-то высоко в волосах и оттуда красно-розовой змейкой проходил через весь лоб, заканчиваясь в полдюйме у правого виска.

— Что это!?… откуда такое!?… — изумлённо вскрикнул Филат, и даже чуть отстранился, до того ему показался омерзительным этот шрам на столь милом девичьем личике.

— Ага!… рассмотрел, значит!… Это меня так ещё в детстве Михаило Потапыч пометил,… был тут у нас лет десять тому назад один старый медведь-шатун,… ну, я в лесу на него и напоролась!… Пошла по весне из-под талого снега валежник собирать, и попалась ему на глаза,… вот он и накинулся на меня!… У них, у медведей, особенность такая есть,… они сразу лапой за голову хватают, норовят скальп снять,… а за своим брюхом в этот момент не следят!… У меня в руке тогда секирка небольшая была,… это чтоб валежник кое-где подрубать,… ну, я мишку, пока он мою голову трепал, той секиркой по брюху и маханула,… шкуру ему лихо рассекла!… Ох, он и взревел,… вмиг меня бросил, испугался, и в чащу бежать кинулся,… его охотники потом по кровавому следу нашли,… не дали ему людоеду жизни!… А я с разорванной головой еле до дома добралась,… благо медведь мне кость не раздробил, только кожу повредил,… местный фельдшер мигом меня зашил,… только вот шрам остался!… Теперь под чёлкой его прячу,… местные-то знают эту историю,… потому-то ни один парень ко мне всерьёз и не пристаёт,… шрама боятся,… гляжу и ты струсил?… — поведав свою печальную историю, вдруг спросила девица.

— Ну что ты, нет,… ничего я не струсил,… просто неожиданно,… такой страшный шрам и у такой очаровательной девушки!… Теперь-то я понимаю, почему ты заговорила про издевательство и насмешки,… думала, я знаю твой изъян и принялся шутить!… Но нет, я искренне считаю тебя непревзойдённой красавицей!… да ещё и с такой историей, да ты просто чудо, как хороша!… и я действительно восхищён тобой!… Ты такая смелая, отчаянная!… неповторимая!… Вот мы с тобой говорим всего-то несколько минут, а я уже и шрама твоего не замечаю, будто и нет его, исчез,… для меня он не помеха,… не вижу я его, зато всё больше наслаждаюсь разговором с тобой!… Хотя прости, ведь я даже не представился,… меня зовут Филат!… а тебя как!?… — уже почти влюблённый в странную незнакомку, спросил Филат, и тут же получил ответ.

— Ах да,… а моё имя Лизавета,… или просто, Лиза,… а для сильно близких людей, Лизонька,… и я живу тут, в городке, вон, за поворотом мой дом!… А ходила я с утра в лес, проведать своего батюшку,… он там, на заимке, за порядком следит, егерь он,… смотрит, чтоб никто лишний раз огнём не баловался, лес не палил, зря зверя не травил, и не шкодил, природу не губил!… Ну а теперь я домой спешу,… надо обед готовить, маменька ждёт, приболела она, сама пока не может!… А тут ты такой, весь цветущий, дорогу мне преградил,… дерзить давай, оттого я и удивилась,… пригрозила тебя, а ты на поверку хорошим парнем оказался,… даже чуток понравился!… Вон, какой ты писаный молодец,… и вихор-то у него, и зубы белые, и осанкой горазд!… Ну да ладно, заговорилась я с тобой,… побегу,… а ты будь осторожен там, на реке,… золото мыть, это тебе не девиц кадрить!… — задорно усмехнувшись, вскликнула девица, и поспешила дальше, торопливо помахав на прощанье Филату рукой. А он в ответ лишь чуть успел что-то прошамкать да глупо улыбнутся.

3

И секунды не прошло, а Лизонька уже за поворотом скрылась. Зато Филат ещё минуты две стоял, разинув рот, и переваривал всё то, что сейчас здесь произошло. И только на пятой минуте он понял, что полностью влюбился в эту храбрую, немного диковатую, но такую обаятельную девушку. И ровно с этого момента Филат стал уже сам не свой. Его внезапно так потянуло к Лизоньке, что он уже почти решил идти за ней, но всё же вовремя одумался.

— Нет-нет,… это будет совершенно неуместно,… что она обо мне подумает,… скажет ещё, что я сумасшедший,… пять минут знакомы, а уже и свататься припёрся!… Нет-нет,… всё, надо идти на реку золото мыть,… а уж там как судьба распорядится,… если нам суждено вместе быть, то так оно и случиться… — мигом рассудил Филат и поторопился продолжить свой путь, ведь время было уже обеденное, а ему ещё идти да идти до намеченной точки.

А точку эту, кстати, он наметил заранее, ещё когда лоток для промывки песка подбирал. Как бы невзначай поспрашивал у здешних жителей, где есть такое место, куда ещё никто не ступал. Ну а народ в городке жил весёлый, шутливый, вот и посоветовали ему идти в самый глухой угол, оттуда даже медведи с лосями сбежали, ибо там творилась какая-то чертовщина. То гул неимоверный из-под земли пойдёт, то вдруг на реке волны непонятные вздыбятся, а то бывало, почва задрожит, заходит ходуном, словно леший с кикиморой танцы устроили. В общем, худое место. Туда-то Филату и посоветовали идти, шутейно конечно, думали чуток подтрунить над ним.

Но Филат-то ничего не знал про те края и гиблые места, принял совет за чистую монету, и пошёл в тот угол с полной уверенностью, что на правильном пути. Даже на своей карте маршрут отметил, и по компасу направление держал. К вечеру уже добрался до цели. Долго раздумывать не стал и сходу взялся мастерить себе на ночлег шалаш, ведь уже начинало темнеть, как-никак полдня шёл, забрался аж в самую чащу. Хорошо хоть речка в этом месте намыла мелкую заводь, стремнина ушла ниже, и теперь здесь можно было без хлопот набрать в котелок воды, и даже помыться.

Одним словом Филат сразу принялся обживаться на новом месте. Всё по науке делал, как в умных книжках написано, которые он перед походом сюда специально прочитал ещё там, у себя дома. Тщательно готовился. И сейчас ему это пригодилось: по науке шалаш сложил, валежника добыл, и лёгкий супчик на костре в котелке сварил. Всё чин-чинарём. До полуночи управился, а как луна взошла, так он угомонился да спать завалился. Намаялся за день бедолага, устал. И вот спит Филат, а ему Лизонька снится, из головы так и не уходит, в его мыслях поселилась, крепко засела. И вроде она во сне в противоположную сторону от него ступает, при этом рукой машет, за собой его манит.

— Пойдём со мной, Филатушка,… я укажу тебе, где золото искать,… нам на свадебку… — говорит она ему и улыбается, да так ласково, что Филат сам сквозь сон в улыбке расплылся, да ногами зашевелил, будто за ней пошагал. А Лизонька-то всё манит и манит его. И вдруг в лице переменилась, в ведьму обратилась, да как басом громыхнёт.

— Ар-р-р-р!… — рыком страшным разразилась, и растаяла, растворилась во сне, исчезла. Тут-то Филат и проснулся.

— Это что ещё такое было!?… что за видение!?… ужас!… — спросонья лопочет, вспотел весь, и глаза еле продирает. Наконец-то открыл их, и видит, уже расцвело, солнышко взошло, а от реки не то гул, не то рык доносится, словно медведь по весне из берлоги раньше срока поднялся. Вскочил Филат на ноги, и к реке кинулся. Вправо-влево зыркнул, а там нет никого, никакого зверя. И тут же рык прекратился. Зато река как-то особенно заиграла рябью. От первых солнечных лучей блики яркие пошли. И такая удивительная картина получилась, будто это на дне реки золотые самородки заблестели.

— Ах, красота-то, какая!… Вона как волна играется!… Река, словно зовёт меня скорей золотишко добывать!… Так чего же я стою-то здесь без дела!?… Эх, ну-ка возьмусь-ка я за работу!… — вскликнул Филат, тут же в заводи ополоснулся, умылся прохладной водицей, освежился, и за лоток схватился. Принялся в реку его макать да шлих промывать, смесь песка, мелкой гальки и взвеси. И ведь всё опять по науке делает, как в книжках написано. И пяти минут не прошло, а он уже первую крупицу золота обнаружил; маленькую, крохотную, но золотую.

— Ха-ха-ха!… ура!… ура!… Золото!… Теперь я настоящий старатель!… ха-ха-ха!… — радостно как закричит, да от переизбытка чувств аж в пляс пустился. Однако долго не прыгал, не скакал, муть на реке не поднимал. Первую крупинку отложил, и опять за дело взялся, снова песок полоскать давай. Тут-то ему фарт и пошёл; что не промывка, то обязательно крупица золота. Ох, он и увлекся, понравилось ему ниоткуда богатство черпать. Так увлёкся, что до полудня без продыху проработал, набрал целую пригоршню золотых крупиц. Рад Филат, доволен, развалился на берегу, солнышку подставился, погреться решил, ведь речная водица не парное молоко, студёна, свежа и прохладна, с гор течёт.

Пригрело его на солнышке, и уснул он, разморило, задремал. Впрочем, быстро поспал, часика ему хватило, и ещё немного на перекус у него ушло. Поел чуток и снова за работу взялся. К вечеру у него уже две пригоршни золотого песка набралось. Сложил он всё в холщовый мешочек да припрятал в шалаше. Опять костёр развёл, похлёбку из припасов готовить начал, всё как вчера повторилось. Поел, попил да спать лёг. И вновь ему Лизонька сниться, в точности как накануне. Так и ночь миновала. А утром снова гул рыком с реки раздался, и опять Филата разбудил. Соскочил он, дело привычное, и сходу к реке кинулся.

— Это ж надо, какая напасть,… снова рёв меня на ноги поднял,… словно кто мне знак подаёт, что пора за работу браться!… ха-ха-ха,… даже интересно становится,… уж не леший ли забавляется!?… Э-ге-ге-гей!… слышишь меня, лесной домовой!?… спасибо тебе, что разбудил!… ха-ха-ха!… — с усмешкой прокричал он, да недолго думая вновь за дело взялся. И опять ему фартит, везёт как самому удачливому счастливчику. Снова золота полные пригоршни набрал.

— Ха-ха-ха,… вот что значит, с утра лешего поблагодарить!… Вот он и расщедрился!… ха-ха!… Золотишко-то само мне в руки плывёт!… ха-ха-ха!… — смеется, заливается Филат. Смену отработал, и вновь золото в заветный мешочек сложил, кубышку набил. Доволен сверх всяких мер, хоть и устал, но рад неимоверно. Так этот день и закончился, затем следующий не менее удачным оказался. Ну и дальше всё так пошло, закрутилось, завертелось. Филат и оглянуться не успел, как неделя пролетела, промелькнула, будто её и не было, зато целый мешочек золотого песка набрал.

Правда, мешочек тот размера небольшого, хотя на вес очень даже привлекательный. С таким мешочком да в столицу бы, так сразу миллионщиком стал бы. Но тут другое дело, здесь тайга и золота этого полно, только умей его добывать, из глубины недр извлекать. А Филат, между прочим, уже хорошо наловчился это делать, всё-то у него как по маслу идёт. Впрочем, не совсем всё, ведь в его хозяйстве уже и шалаш обветшал, обновить бы надо, а то кровля пообсохла, да и провианта поубавилось, сухари да галеты остались, в городок сходить бы, добавить запасов, пополнить, так сказать кормовую базу. Да и в контору зайти, золотишко сдать, тоже не помешало бы, уж есть такой порядок; намыл золота — сдай. Ну а Филат замялся.

— Чего это я сейчас в город пойду?… время только терять,… вон, какая удача прёт,… теперь каждый день дорог!… Вот дожди пойдут, тогда и я в городок отправлюсь,… а пока солнце светит, я и на сухарях продержусь, зато обогащусь!… — отчаянно решил он, починил шалаш, обновил крышу, да снова за промывку шлиха взялся. Вот тут-то река и лес опять свой норов показали, ну не зря же эти места гиблыми зовутся, да у народа в проклятых числятся.

4

Этим днём Филат вновь намыл немало золотого песка. По привычке ссыпал его в мешочек и спрятал в шалаше. Там у него уже некий тайничок образовался: удобная такая ямка в земле, а сверху лапник, лучшего тайника и не придумать, ведь по идее дальше земли мешочек уж никуда не провалиться, а под лапником его и не видать — так рассуждал Филат. Но зря он столь легкомысленно подошёл к этому вопросу, на деле всё вышло иначе.

На другое утро Филат как обычно ушёл на реку золотишко мыть. Однако едва он набрал первую пригоршню, как земля заходила ходуном. Притом как на берегу, так и на реке, вода сразу мутью наполнилась, ил со дна поднялся, шлих клубами пошёл. А на берегу вековые ели, будто мелкий кустарник задрожали, затряслись, заколыхались, аж хвоя с них посыпалась.

— Ой-ё-ёй!… это что же такое творится?… никак землетрясение!?… Но откуда здесь, ведь мне про него никто и ничего не говорил!… Да если б что, то люди наверняка предупредили бы меня,… не послали бы сюда… — залепетал Филат, а земля ещё шибче заколыхалась, — ой-ой!… а может и не предупредили бы,… знали да нарочно послали!… Ах, шутнички… — начиная понимать, что попал впросак, подумал про себя он, и тут видит, как земля на берегу треснула, притом острой стрелой разошлась прямо под его шалашом. Всего какая-то секунда, мгновение, и трещина вдруг обратно сомкнулась, вот она была, и вот уже исчезла. Земля словно чуток рот приоткрыла, зевнула и снова закрыла. Да и тряска сразу прекратилась.

Филат молнией ринулся к шалашу, проверить всё ли на месте, ведь там лежали остатки провизии и заветный мешочек в тайнике. Заскочил внутрь, а там вроде всё на месте: запасы провианта по-прежнему в уголке лежат, но зато справа, где тайник был, теперь кочка свежей земли образовалась. Филат бросился к ней и что есть сил, давай прямо руками копать. Но куда там, тайника с мешочком, как и не бывало, нет ничего, поглотила всё земля, забрала в свои недра, лишь бугорок почвы наружу вытолкнула, будто сплюнула. А Филат, как только до него это дошло, взвыл, словно волк на Луну.

— Да как же так-то!… А-а-а-а-а,… сожрала тайга проклятая моё золото!… Прямо из-под носа увела!… — вскричал он от досады, и тут же добавил, — хотя нет,… я точно знаю, кто это сделал!… Это всё леший,… ах, он паразит!… Это всё ты лесной бес забавляешься, надо мной надсмехаешься!… Руки твои загребущие, и до моего мешочка добрался!… Но нет, меня так просто не возьмёшь!… Не для того я сюда шёл, чтоб поджавши хвост бежать,… так бездарно я не сдамся, никуда я отсюда не уйду!… Всё своё снова найду, заберу, верну зёмлёй проглоченное!… — накричав на лешего, твёрдо зарёкся Филат и, развернувшись, опять на реку пошёл.

И надо же такому быть, ему вновь повезло. Река быстро смыла течением всю муть, унесла её прочь, и на дне снова золотой шлих бликами заиграл, заблестел, как и прежде. Притом даже в ещё большем количестве. Оказалось землетрясение пошло реке на пользу; застарелый, отработанный, лёгкий слой грунта унёсся вместе с мутью, а новый, более тяжёлый, золотоносный слой открылся. А потому Филат с каким-то бешеным упоением вновь погрузился в работу. Промывал, не разгибаясь до самого позднего вечера. За что был вознаграждён тремя пригоршнями золотого песка.

— Ага!… Ну что ты теперь скажешь, хозяин тайги!?… Я снова в выигрыше!… Тебе меня не сломить, как бы ты ни старался!… ха-ха-ха!… И всё же я на тебя не в обиде,… спасибо за науку,… теперь я в земле золото прятать не стану,… ха-ха-ха!… Ну и благодарю за то, что вновь даёшь мне право работать в твоих владениях… — по старой привычке поблагодарил лешего Филат, и тут же задумался, куда ему опять золотишко спрятать. Однако за день он так устал, что недолго мудрствуя, подвесил следующий мешочек с новым уловом золота себе на шею на верёвочке, ничего нового, так многие старатели делают.

— Так-то оно лучше будет,… ближе к телу, надёжней,… если уж снова провалится сквозь землю, то только вместе со мной… — шутейно рассудил он, да наскоро перекусив, спать завалился. И опять ему приснилась Лизавета, только на этот раз она уже не улыбалась, а просто-таки смеялась, заливалась от хохота над ним. Хотя в остальном всё так же повторилось. Утром Филата поднял всё тот же трубный, призывный рёв, и вновь отправил его работать на реку. Так началась вторая неделя, которая без особых изменений длилась изо дня в день, и закончилась в положенный срок, а именно в тот момент, когда новый мешочек наполнился золотом до краёв.

Впрочем, небольшое изменение всё-таки было. Уже на второй день мешочек так разбух от золотого песка, что стал давить Филату на шею, и это вполне понятно, ведь золото тяжёлый металл. Был бы в мешочке пух, так Филат и не заметил бы его веса, а тут золотишко. Так что на время работы мешочек ему пришлось с себя снимать, ведь тот мешал, но он не клал его на землю, а подвешивал повыше на крепкий сучок недалеко стоящего дерева.

— По крайне мере при землетрясении с дерева мешочек не просто стряхнуть,… я успею подбежать и перехватить его… — так думал Филат, вешая каждый день мешочек на сук. В общем-то, правильное решение проблемы, всё логично, в случае неожиданного землетрясения мешочек вроде не должен провалиться сквозь землю, останется висеть на дереве. Однако матушка природа на сей счёт рассудила по-своему, ведь недаром же этот распадок чёртовым зовут.

Подошёл последний день недели, а, как известно, мешочек был полон до краёв, при этом прочно подвешен на крепком сучке. Филат же находился неподалёку, на реке, и домывал заключительную пригоршню золота. Он уже видел себя в городке; ему грезилось, как он сдаёт это золото, получает за него кругленькую сумму, приличный куш, покупает себе новые портки, рубаху, сапоги, а то те, что не нём износились, в рвань превратились. И идёт он сразу в трактир вдоволь наедается, ведь тут-то у него из еды почти ничего не сохранилось. Филат за последнее время сильно исхудал, осунулся.

И вот до достижения цели осталось ему всего-то несколько крупинок намыть, но нет, всё пошло наперекосяк. Земля на берегу резко вспучилась, притом именно под тем деревом с крепким сучком, на котором висел заветный мешочек с золотом. Вздыбился бугор, надулся аки воздушный шар на ярмарке, и весь задрожал, рябью покрылся.

— Ах ты, забияка лесной, леший шальной!… опять взбеленился!… Ну, нет, врёшь, не возьмёшь!… Моё золото, не отдам!… — вскричал Филат, бросил лоток с недомытым шлихом и кинулся к дереву за мешочком, чтоб тот не упал да в бездне не пропал. Но опоздал бедолага, всего на секунду замешкался, а в этот момент земля под деревом треснула, и оно наклоняться стало, круто падать начало, прямо в реку, ведь оно почти вплотную на берегу стояло. Филат его специально поближе к воде и выбирал, чтоб ему с реки сподручней до него добежать было.

Но всего не предусмотришь, подвело Филата дерево, рухнуло в реку, а мешочек прямо на камни попал, и тут же разорвался, лопнул от собственной тяжести, золотой песок вмиг рассыпался. В то же мгновенье налетела буруном шальная волна и сходу смыла всё это золото, унесла по течению, и осело оно где-то на глубине, сразу так и не достать. Секунды не прошло, а земная тряска прекратилась, дерево вновь распрямилось, поднялось, словно ему только того и надо было, что от тяжести золота избавится. На своё прежнее место встало, расправилось, будто и не случилось ничего. Вновь всё тихо и спокойно. Так-то оно так, да только Филат опять как взвоет.

— Ну что же это делается!?… а-а-а-а-а!… снова меня леший вокруг пальца обвёл, весь мой достаток увёл, обмишурил!… а-а-а-а-а!… Проклятое место!… всё-всё, не могу, с голоду тут помру!… — вскричал он, выбежал на берег да ничком в траву повалился, заплакал, зарыдал от безысходности. А с реки шум раздаётся, словно кто в заводе над ним смеётся. Но Филату уже не до чего, он от нервного расстройства и голода в ступор впал, сознание потерял, лежит, ни жив, ни мёртв. Так бы он и пропал здесь, наверное, помер бы с устатку. Однако судьба подготовила ему очередной сюрприз.

5

Оказалось, что не только Филат помнил о той негаданной встрече с Лизонькой на городской окраине, вышло так, что и она сама не смогла забыть о том мимолётном разговоре. Филат ей тоже приглянулся, можно даже смело сказать — очень понравился, в душу запал. А потому Лизавета стала ждать его скорого возвращения с реки. По её разумению такой городской, губернский недоросль долго в тайге не продержится, и вскоре прибежит обратно, тут-то она с ним опять и свидится да кой чему его подучит, ведь она девица бывалая, много чего про золотоносные реки знает, да и лес-тайгу ведает. В общем, ни о чём она поначалу не беспокоилась, тихо стала его ждать.

Но вот прошли первые несколько дней, затем неделя. Лизонька начала волноваться, взялась выспрашивать у знакомых торговцев кирками да лопатами, куда собирался идти тот парень, что у них давеча экипировку покупал. Ну, те торговцы и сказали ей, что шуточно отправили его в гиблое место, подтрунить над ним решили, мол, они так же, как и она подумали, что парень-то городской, хлипкий, сдрейфит, струхнёт да скоро вернётся. И, дескать, они тоже сильно удивлены, что его ещё нет. Ну, Лизонька упрекать их не стала, сама такая же, грешна, но задумалась над тем, как идти Филата выручать.

— Что же делать-то?… поднимать всех на ноги да спешить спасать его? или ещё чуток подождать?… А вдруг он там, на золотую жилу напал? вот и не торопится возвращаться!… а я к нему со спасательной командой нагряну!… Вот смеху-то будет,… да он меня потом всерьёз воспринимать не станет,… скажет, глупая баба, кого спасать взялась!… Ох, и думай теперь, что там с ним?… — уже изрядно беспокоясь, всё ещё не решалась она на поиски. Так в мучительных сомнениях она провела ещё несколько дней. Но уже к следующей неделе терпение её лопнуло.

— Эх, была не была!… Пойду одна, чтоб перед людьми не опозориться!… дойду до того чёртового места да тайком подгляжу как он там,… если у него всё хорошо, так незаметно вернусь домой, не стану ему мешать, не откроюсь. Ну а уж если с ним беда, то спасать стану!… — наконец-то решилась Лизонька и прямо с утра пошла. Естественно она знала, где находится то гиблое место, а кто ж его в городке не знал, да почитай все знали, только ходить туда боялись. Ну а Лизонька не из пугливых, тем более на хорошее дело пошла, понравившегося ей парня проведать.

Правда под конец пути она уж не шла, а чуть ли не бежала, до того ей страшно за Филатушку сделалось. Надумала себе всякого, напредставляла. Дескать, он бедняга под корягу попал, запутался, и сейчас под водой на последнем издыхании томится, от речного водяного смерти ждёт. Ох, уж эти красны девицы, воображение у них конечно здорово работает. Хотя именно в этом случае оно Лизоньку не подвело, как раз вовремя она подоспела. Филат так и лежал, уткнувшись носом в траву. Ему в ноздри уже разные жучки да паучки залезать стали, а комары у него на макушке пир устроили, сидят, впились, кровушку молодецкую сосут.

И тут Лизонька на берег выходит, осторожно так ступает, чтоб впросак не попасть. Оглядывается по сторонам, взором Филата ищет. Видит чуть поодаль шалаш стоит, но хозяина там нет. И вдруг её взгляд случайно на траву попал, а на ней тело почти бездыханное ничком лежит. Ну, по шевелюре, по русым волосам Лизонька сразу Филата признала, сердце её ёкнуло, бросилась она к нему, припала к голове и лицом к себе повернула. Глянула, и точно это её Филатушка, только весь исхудал и помятый, да из ноздрей муравьи торчат, но что хорошо — дышит, а значит живой, ещё и тёплый, не совсем остыл.

Ох, Лизонька и обрадовалась, давай его быстрей отряхивать да согревать, оживлять. А у девушек свои методы парней на ноги ставить, так что тут без поцелуя не обошлось. А вернее сказать Лизонька просто хотела вдохнуть в Филата свежего воздуха, набрала полную грудь да губами к его рту припала, прикоснулась, вдохнула, тут-то он к жизни и вернулся, пришёл в себя. Глаза открыл, а перед ним Лизонька на коленях стоит.

— Это что же получается,… я сплю, а ты мне опять снишься?… или я помер да в рай попал?… — ещё толком не понимая, что произошло, промямлил Филат, на что сразу получил ответ.

— Какой уж тут сон,… валяешься тут без сознания,… ходи, спасай тебя!… Хм, делать мне больше нечего,… ещё и рай ему подавай,… будь доволен, что вообще живой остался,… а то вон, муравьи-то тебя уже глодать начали… — полушутя отозвалась Лизонька и слегка застенчиво улыбнулась.

— Это ты права,… я точно тут чуть Богу душу не отдал,… ещё б немного и конец!… Плохо мне стало с устатку,… а всё это золото проклятое!… Ой, что тут со мной приключилось… — окончательно очухавшись, пролепетал Филат, и сходу стал рассказывать обо всех своих злоключениях Лизоньке; и про землетрясение, и про гул с реки, и про исчезновение золота, всё ей как на духу рассказал, ничего не утаил, каждую подробность поведал. На что Лизавета, внимательно его выслушав, дала дельный совет.

— Всё с этим местом ясно,… недаром его бесовским кличут,… не хочет оно тебе золото отдавать,… пока ты здесь, оно позволяет тебе его добывать, и даже помогает больше достать!… Но как только ты собираешься уходить, так оно у тебя золото обратно забирает, не даёт унести,… потому-то здесь никто и не берётся шлих промывать,… всё одно леший обманет!… А тебя сюда шутейным делом отправили,… подсказали смехом, ты и повёлся!… Эх ты, бедолага,… уходить тебе отсюда надо пока ещё ноги передвигать можешь,… а то того и гляди, с голоду помрёшь, а лешего так и не проведёшь… — вновь улыбчиво заключила она. И тут уж Филат взбеленился.

— Да никуда я отсюда не уйду!… моё это место, я на него столько сил потратил!… И даже с духами тут разговаривать начал,… с самим лешим ругался,… ведь я парень упорный, если уж за что взялся, так до конца дело доведу!… Характер у меня такой,… и уж коли о характере разговор зашёл, то я во всём такой,… верный, несгибаемый,… и по натуре я однолюб!… Если какая девица понравится, так я её до самой смертушки лишь одну любить буду!… Я весь в родителей, весь наш род такой,… они у меня и сейчас друг дружку любят не меньше прежнего,… всегда вместе,… и в радости, и в горе!… Так что я тебя предупреждаю, люба ты мне!… тоскую я по тебе, сердце без тебя стонет!… считай, что влюбился я в тебя, и отступаться, не намерен!… Знай, как бы там ни было, но я всё равно добьюсь, чтоб и ты меня полюбила… — вдруг вот так неожиданно признался он в своих чувствах к Лизоньке, и опять сходу получил внятный ответ.

— Эх ты, Филатушка, скоробогатушка, всё-то тебе быстро надо,… а того ты и не знаешь, что тебе уже и добиваться-то ничего не нужно,… ведь и ты мне тоже по нраву пришёлся,… любый ты мне,… а иначе зачем бы я сюда пришла,… уж точно не из жалости!… Переживала я за тебя, измучилась,… думала, где ты, уж ни пропал ли? ни сгинул? всё нет, и нет тебя!… Ты мне сразу глянулся, лишь пару мгновений случайной беседы и всё, я тебя уж и забыть не могла,… видимо судьба наша такая, быть вместе!… Но что же нам теперь делать-то?… уходить ты отсюда не хочешь, а ведь силы у тебя на исходе,… что дальше, милый?… — вновь улыбчиво и ласково спросила Лизавета.

— Хм-м-м,… тут подумать надо,… с нашими-то чувствами друг к другу всё понятно,… уж я-то точно с тобой навсегда,… и в тягости, и в холе,… и перед Богом в том клятву дам, а вот что сейчас нам делать, пока не соображу!… С голоду мыслей не хватает,… передохнуть бы, чуток, перекусить чего… — мигом отозвался Филат, и слегка пошатываясь, на ноги поднялся.

— Ну, уж коли ты не соображаешь, так я за тебя решу!… — вмиг отозвалась Лизавета, — первым делом тебе надо, как следует отдохнуть,… затем пополнить запасы, и накормить тебя!… Ну а раз ты идти никуда не хочешь, то я этим делом займусь,… мне не впервой в тайгу передачки носить,… я вон к отцу на заимку чуть ли не через день бегаю!… Ну и тебя значится, прокормлю!… А теперь так,… иди-ка ты пока в шалаш, ложись да отдыхай, а я мигом за провиантом сбегаю,… мой ты отныне, на моём попечении!… Да смотри, золото пока не трогай, на реку не ходи, пусть отстоится, всему своё время,… настанет час, и об этом поговорим… — опять с доброй улыбкой заключила Лизонька, нежно погладила Филата по макушке, чмокнула в щёчку, да тут же за продуктами поспешила. Ну а Филат, как ему и было велено, пошёл в шалаш отдыхать, благо погода для этого стояла самая подходящая. Только он прилег, как сразу уснул.

6

Между тем Лизонька, что есть сил, торопилась домой. А надо отметить, что она, невзирая на все свои переживания и усталость, была очень рада, что Филат отыскался, а вернее сказать это она его нашла, и даже спасла от неминуемой погибели. По крайне мере сейчас на душе у неё было хорошо и спокойно, а впереди ей виделись светлые перспективы на счастливую жизнь со своим возлюбленным Филатушкой, а то, что отныне он окончательно стал её возлюбленным, сомневаться не приходилось, её сердце радостно билось лишь от одной мысли о нём.

Однако не надо думать, что любовь это прерогатива только красивых и статных людей, вовсе нет. Как показала история человечества и менее удачливые люди безумно влюбляются. Так что Лизавета, хоть и имела недостаток в виде шрама на лбу, приглянулась не только Филату, но и ещё одному человеку. Правда тот человек был не особо высок, не слишком строен и не совсем красив. А в силу того, что ему по работе приходилось чаще сидеть, чем двигаться, он к своим двадцати пяти годам уже отрастил немалый животик. К тому же это указывало ещё и на его привычку хорошенько перекусить, поесть он просто обожал, обедал добротно, ужинал плотно.

А был этим молодым, и весьма упитанным человеком, некий Митрофан, сын как раз того самого приёмщика золота, который должен был следить за всеми старателями городка, притом как «дикими», так и артельными, все они были обязаны сдавать золото в контору. Оттого-то Митрофан и прозябал на сидячей работе, он помогал отцу, так сказать перенимал его навык. Естественно он был достаточно богат, чтоб считаться в округе самым завидным женихом. Наверняка любая местная девица с детства мечтала о таком муже, но только не Лизавета. Ей до богатства жениха и интереса нет, ей лишь бы человек хороший был. А вот Митрофан таковым не являлся. Он вечно сам всем завидовал, даже тем, кто был беднее его, затевал разные козни, вредничал, строил из себя важную персону, и кичился должностью отца.

— Он всех вас на крючке держит!… как рыбок малявок!… Про каждого всё знает!… всю подноготную!… Вы все у него в руках!… — не раз дерзко кричал он на старателей и всячески надсмехался над ними, принижал их заслуги. И вот такой индивид был по уши влюблён в Лизоньку; трепетал перед ней, любовался её красотой, лебезил. Впрочем, это не помешало ему предпринять попытку, открыто овладеть ей. А случилось такое год назад. Тогда он как-то вечерком подкараулил Лизоньку у околицы, она возвращалась из леса с заимки отца. Митрофан выскочил ей наперерез и сходу заголосил.

— Ах, Лизавета, краса моя, выходи за меня замуж!… Я тебя одену в шелка, обую в торбаса, золотом осыплю, будешь аки царица ходить, парчой дорогу стелить!… Только соглашайся лишь за мною быть!… — заученной скороговоркой протараторил он и сразу ринулся её обнимать-целовать да в придорожные кусты пихать. Митрофан хоть и являлся мужчиной невысокого роста, но был шибко силён, коренаст, устойчив и жилист, невзирая на свой жирок по бокам да выпуклый животик. Так Лизавету хватанул, она аж чуть духа не лишилась. Другая бы вмиг поддалась, прям в кустах так бы и отдалась.

Но, как известно Лизонька не такая, она девица неробкого десятка. Ловко увернулась от его домогательств, да ещё и тумака ему по макушке отвесила, ведь он для этого как раз ростом подходящ был, намного ниже её. Лизавета прямо в темя и попала, отчего Митрофан тут же на заднюю точку и присел. Глаза выпучил, слюнку пустил, и понять ничего не может, как так? девица его с одного удара уложила, в лужу посадила. Ну а Лизонька даже ничего и говорить не стала, рассмеялась да дальше пошла. Вот после этого позорного случая Митрофан и затаил на неё обиду, сильно озлобился. Приставать перестал, но поклялся, что обязательно отомстит за свою поруганную честь.

Прошло время, а Митрофан и сейчас вёл за Лизонькой пристальное наблюдение. Выжидал удобного случая. Каждый день выискивал подходящий момент для козни. Иной раз аж весь чернел от нетерпения сотворить расправу над Лизаветой. А тут вдруг видит, она сама не своя из леса вернулась, прям вприпрыжку по дороге неслась, уж так торопилась домой; вся раскраснелась, улыбается, своей поступью наслаждается, словно на свидание сходила. Ну, Митрофан и насторожился.

— Ага,… это она явно не у отца была,… вон какая вся растрёпанная,… а давеча про того долговязого молодца, старателя «дикаря», у торговцев выспрашивала!… Ну, неужто она к нему бегала?… Ах ты, попрыгунья распутная,… а строила-то из себя недотрогу,… меня значится, отвергла, а к нему аж сама в лес бегала!… Ну, я вам устрою голубки… — злобно щурясь, подумал он, и удвоил свою бдительность. Стал уже ежеминутно следить за Лизонькой. И получаса не прошло, а Лизавета уже обратно направилась, да не пустая, а с котомкой, там провиант для Филата. Тут-то Митрофан за ней и увязался, тайком пошёл, чуть поодаль последовал, крадучись, не поднимая шума, хитёр бестия.

А Лизавете и замечать-то его некогда, она скорей к Филату торопится. Мчит через лес, сквозь тайгу напропалую, короткой дорогой, благо знает, как пройти, ведь её отец егерь всему обучил. Митрофан еле-еле за ней поспевает, на своих кривых ножках да с животом выбился из сил, едва плетётся. Ну а Лизонька через приметные ей места дорогу к Филату быстро нашла. Примчалась, а он ещё спит, ведь намаялся бедняга. Лизавета пока костёр разожгла, чай заварила, закуску разложила, тут как раз и Филатушка от съестных ароматов проснулся.

— Ну что, милый, отдохнул,… пришло время трапезничать,… прошу к столу… — приглашает она его и ласково так улыбается.

— Ах, и спасибо тебе, Лизонька, душа моя ненаглядная!… Ну, чтоб я без тебя делал?… уж наверняка с голоду помер бы!… А как всё вкусно пахнет-то,… ну и чудеса, такие-то изыски и посредь глухого леса!… готовить ты мастерица!… — похвалил её Филат и сразу за еду принялся. А Лизонька и довольная, кормит его да смотрит на касатика, всё никак налюбоваться им не может, такого-то молодца себе отхватила. А солнышко-то светит, перед вечером лучиками играет, да вдруг невзначай один яркий лучик прямо на вихор Филату попал, и тот как заблестит, засияет.

— Ой, что это у тебя в волосах-то!?… никак солнечный зайчик запутался!… — задорной шуткой спрашивает Филата Лизонька, да вихор ему приглаживает. И тут видит, на ладони у неё золотой песок остался, с волос ей попал, — ну надо же, да у тебя даже в волосах золото!… Видно пока ты тут шорохался, намочил свой вихор в реке,… вот у тебя песок в мокрых волосах и оказался,… а сейчас высох и посыпался!… Ах, ты мой, старатель золотой… — вновь посмеиваясь, вмиг догадалась Лизонька, откуда у Филата золото в волосах.

— И то верно,… золото на моей причёске запечатлелось!… И как я его раньше не замечал? видать заработался,… а ты вон, какая заботливая, обнаружила!… Это прямо, как в древнегреческом мифе про золотое руно,… есть такая легенда, я про неё в книжках читал,… там пишут, что в давние века золотоносный грунт через овечьи шкуры промывали,… вроде как через сито просеивали!… Разная муть да взвеси не задерживались, мимо пролетали, а вот тяжёлый золотой песок в шерсти оставался, в самой шкуре, оттого её и называли «золотое руно»! … А тут оно, золотишко-то, у меня в вихрах и осело пока я в реке кувыркался да свой заветный мешочек спасти старался,… ха-ха-ха!… Вон где очутилось, в волосах!… ха-ха-ха… — тоже рассмеялся Филат.

— Ой, а ты знаешь, что я сейчас подумала,… оказывается тебе и не надо здесь лотком работать,… река в этом месте просто кишит золотым шлихом,… тебе стоит лишь шкуры по заводи разложить, да воду с песком через них пропустить!… Вся лишняя взвесь уйдёт, смоется, а золото на шкурах осядет,… и не надо тебе никаких мешочков с золотом копить!… Шкуры через неделю соберёшь и увезёшь,… уж они-то никуда не денутся, ведь земля в реке по дну не треснет, не поглотит шкуры,… а иначе и сама река в тартарары провалится!… А?… здорово я придумала?… — мигом сделав верный вывод, предложила Лизонька.

— Да это же открытие!… И точно,… не надо никаких мешочков копить,… шкуры из воды достал, отнёс, высушил, золото с них вытряхнул, и ни один леший их у меня не заберёт!… ха-ха-ха!… Это ты ловко придумала!… так и сделаем!… — вдохновенно поддержал Лизоньку Филат.

— Да что я,… это всё твой вихор,… это он первым золото так добыл, а я уж по его стопам додумалась!… ха-ха-ха!… А все вместе, мы молодцы!… ха-ха-ха… — тоже радостно посмеиваясь, отозвалась Лизонька. В общем, ребята повеселились от души, ведь такую отличную штуку придумали. Смеялись, шутили, радовались, а тем временем их разговор подслушивал Митрофан. Он всё же добрёл до реки, проследил за Лизонькой, и теперь затаился в кустах.

— Ах вы, хитрецы, умники,… вон чего удумали,… на шкурах золото добывать,… ну-ну, давайте-давайте,… посмотрим, кто в выигрыше будет… — услышав и увидев всё что ему надо было злорадно заключил Митрофан, и, не дожидаясь темноты, стал обратно домой возвращаться. План мести в его голове созрел мгновенно, теперь ему оставалось лишь выбрать нужный момент для коварного удара.

7

А меж тем Лизонька уходить домой не собиралась. Эту ночь она решила провести здесь у реки, на берегу вместе с милым в шалаше. Наверное, именно с этого момента и пошла в народе гулять знаменитая поговорка, «с милым и рай в шалаше». Лизавете не хотелось оставлять ослабевшего Филата одного. Тут уж в ней проснулся чисто женский инстинкт, ведь всем женщинам обязательно надо кого-то опекать, о ком-нибудь заботиться. Это у них в крови. Они без этого не могут. Им просто необходимо за кем-либо ухаживать, либо за кем-то слабым, либо за больным, или за ребёнком. А если нет ребёнка, то ухаживать за мужем, либо возлюбленным.

Одним словом Филат провёл эту ночь в тепле и холе. Уж Лизонька постаралась создать ему домашний уют даже в шалаше. Впрочем, ночь пролетела быстро, летом они короткие. А с утренней зорькой Лизонька заторопилась по делам, отправилась на заимку к своему отцу. Они с Филатом ещё с вечера решили, что шкуры для первой пробы добычи золота по-новому, лучше взять у Лизиного батюшки, ведь тех шкур у него на заимке припасено немало. Вот Лизонька за ними и поспешила, а Филат остался готовить под них место на реке. В общем, дело нашлось для каждого.

При этом надо заметить, что с появлением на реке прекрасной Лизоньки в природе произошли значительные изменения. Во-первых, утром не раздалось того противного, будящего рёва с гулом. Полное молчание, и лишь ласковое приятное слуху журчание свежего, утреннего потока воды на реке. Складывалось такое впечатление, что леший, или кто там до этого баловался, теперь вдруг подобрел и присмирел. А во-вторых, само место будто преобразилось. Откуда ни возьмись, прилетели разные птахи, а ведь их тут никогда не водилось; и они мелодично зачирикали, запели, прямо лирика какая-то. Ну, недаром же говорят, что девушка с чистой и светлой душой преображает любое место, притом каким бы суровым оно раньше ни казалось. Вот и сейчас, даже Филат заметил эти преображения.

— Хм,… ну, неужели леший сжалился надо мной,… увидел, что у меня хорошее намерение семью создать и решил не мешать нам,… вот как Лизонька на него подействовала… — чуть усмехаясь, хмыкнул он и продолжил свою работу. Ну а к полудню уже и сама Лизонька подоспела, принесла нужных шкур. Её отец как узнал, на какое дело они ей нужны, так сразу подобрал десяток самых лучших, добротно выделанных, подходящих, легких, словно небольшие коврики, как раз для этого дела годных.

Ну а Филат недолго думая принялся их на дно укладывать да камнями приваливать, чтоб течением не унесло. Всё правильно сделал, по старательской науке, как положено. Теперь река сама на него работала, все легкие песчинки мимо проносила, а золотые в шкурах оставляла. Но и Лизонька с Филатом тоже не скучали, им было чем заняться. Они стали свой неказистый шалаш расширять да облагораживать. Занялись вполне домашними, семейными делами. Лизонька у костра хлопотала, кашеварила, а Филат дрова да лапник собирал. Дружно у них это получалось, всё ладно и складно. Эту ночь они тоже здесь вместе провели, опять в тепле и холе.

Ну а на следующее утро Лизонька уже домой пошла, матушке помогать, ведь о ней тоже нельзя забывать. А Филат остался за шкурами в реке приглядывать. Так весь день и прошёл, а вечером Лизавета вернулась, покушать принесла, пополнила запасы, Филата тоже кормить надо. И опять всё ладно да складно. Так ещё один день прошёл. А за ним другой, третий, а вскоре и неделя минула, лихо пролетела. Настала пора шкуры из реки доставать, проверять насколько они от золота набухли. И вот тут-то случилась заминка, ведь следует помнить, что хитрован Митрофан знал о планах Лизоньки и Филата, и он ни на день не прекращал за ними наблюдать.

Пока они там мирно занимались своими делами, он неспешно, но расчётливо готовил свою коварную козню. Задумал он устроить подлог. Иначе говоря, собрался поменять полные шкуры на пустые. И выбрал для этого самый удобный момент. При этом заранее приготовил почти такие же шкуры, что были у Филата, подогнал их по размерам, по качеству, даже замочил и напитал для тяжести кварцевым песком с пиритом, дабы он блестел на манер золота. Кстати, пирит так и называют «золото глупцов», или просто обманка. Одним словом, всё тщательно подготовил.

Однако всё же допустил один крохотный недочёт. Оказывается на тех шкурах, что Филат получил от Лизоньки, стояла фирменная метка её отца, ведь тот, будучи опытным охотником, на всех своих трофеях ставил знак отличия, но Митрофан-то об этом ничего не знал. В этом-то и заключалась его оплошность. А в остальном он выполнил всё мастерски. Дождался последнего дня, выбрал позднее вечернее время, когда Филат с Лизонькой находились в шалаше и готовились ко сну, он потихоньку, под мелодичное журчание реки поменял все шкуры.

Полные золотого содержимого скрутил и вынес на берег, а свои шкуры с пиритом и кварцевым песком подложил под валуны, на дно. И так ловко это подлец проделал, что комар носа не подточит, даже слегка мути напустил хитрец, чтоб всё естественно казалось. Затем собрал с берега полные золота шкуры и был таков, унёсся прочь, оставаясь абсолютно незамеченным. А добравшись до дома уже в кромешной темноте, отчего его возвращения никто не видел, он развешал подмененные шкуры у себя в сарае, сушиться. Всё рассчитал шельмец, вся его вылазка прошла тайно. Ну а дальше ночь, как всегда пролетела быстро.

Утром Филат и Лизонька проснулись рано. Им не терпелось скорей собрать шкуры и отнести их в городок, домой к Лизоньке на обработку. Даже не позавтракав, достали все шкуры из реки, убрали их в заранее приготовленный мешок и понесли в городок. По дороге весело переговаривались, предвкушая приличный куш. Спросонья они даже и не заметили, что шкуры-то уже подмененные, идут и радуются.

— Ну, вот теперь можно смело сказать, дело сделано!… Никто у нас шкуры не похитил, земля не разверзлась как в прошлый раз у меня, и не забрала обратно золото!… Дух леса усмирился,… видимо это ты на него так подействовала!… Обратила внимание? он последнее время таким добрым стал… — поделился своим наблюдением Филат.

— Да,… это правда, подобрел наш леший,… недаром же говорят, женщина и каменное сердце смягчить может!… И потом, ведь наверняка все вокруг видели, как мы любим друг друга,… а это на духов леса тоже благотворно действует,… супротив настоящей любви ни одна чёртова сила не устоит!… Теперь нам всё нипочём!… — радостно посмеиваясь, отозвалась Лизонька, пока ещё не зная, какое разочарование их ждёт впереди.

8

Но вот время подошло, и Филат с Лизонькой до дома добрались. Зашли к матушке, поздоровались, обозначили себя, и направились во двор шкуры развешивать. Достали первую и сразу её на изгородь разложили, за ней другую, третью, уже и четвёртую поместили, и тут Лизонька видит, что какая-то нестыковочка получается, вроде шкуры-то всё те же, да только на них отцовской метки нет.

— Да ты посмотри-ка, милый,… никак у нас шкуры не те,… меток на них не видать,… ну, неужели их водой смыло!?… Но не должно,… быть такого не может!… — заволновалась Лизавета и принялась шкуру внимательней разглядывать.

— Ну-ка, дай-ка я её встряхну,… проверю, посыплется ли с неё золото, или нет?… — тут же поддержал Лизины сомнения Филат, и, перехватив шкуру, стал её встряхивать. И вот же беда, с неё кроме блестящего кварцевого песка с пиритом ничего не посыпалось.

— Да ты посмотри, что делается-то,… нет золота!… — вскричал он, и тут они уже вдвоём взялись перетряхивать все шкуры. И с них тоже кроме бесполезного песка с пиритом ничего не высыпалось.

— Ах, какое коварство!… рано мы с тобой про лешего доброе подумали!… злой он дух, подменил нам шкуры!… эти подсунул, а наши утащил!… Выходит, он и в этот раз меня провёл,… не дал золото с реки унести!… Ох, и попали мы с тобой впросак!… все наши старания насмарку!… Всё кончено, не видать нм больше золота!… Правильно это место гиблым называют!… один обман там и ложь!… — расстроившись, в сердцах раскричался Филат.

— Да погоди ты, не кричи так, не надо!… Ну и пусть леший у тебя золото забрал, зато нас с тобой вон, как крепко свёл!… И чёрт с ним с этим золотым песком,… найдём и другой способ, как твоему батюшке помочь,… теперь он и мне родной человек,… что-нибудь придумаем,… вместе убережём его от нищеты!… Ах, ты мой Филатушка… — сходу взялась утихомиривать его Лизонька. А Филат, как услышал её ласковые слова, так сразу растаял, успокоился, сердиться перестал.

— И то верно,… правильно ты говоришь, чёрт с ним с золотом,… зато нас с тобой свёл, мы теперь не разлей вода,… а это стоит любого золота!… Но всё же я на лешего обижен,… обманул он моё доверие, и пока я ему всё своё недовольство не выскажу, не успокоюсь!… А ну идём к нему обратно на реку,… ух, я его отругаю, есть у меня для него пару крепки словечек, уши в трубочку свернутся!… А заодно и все мои инструменты оттуда заберём,… не место им там,… ничего лешаку не оставлю!… Обойдётся,… ха-ха-ха… — ёрнически усмехнувшись, подметил Филат, взял Лизоньку за руку и пошли они обратно к шалашу, снаряжение забирать, ну не пропадать же добру, а о золоте они уже и не мечтали, лишь только своей любовью счастливы были. Приходят они опять на берег к заводи, Филат быстро собрал свои инструменты, да на прощание, как и обещал, высказал лешему пару крепких словечек.

— Эй ты, чудище лесное, невидимое!… Проклятущее ты создание, опять меня обманул,… я тебе поверил,… думал, ты подобрел, но видимо напрасно думал!… Ты всё тот же злодей и прохиндей!… Счастливо тебе оставаться со своими богатствами,… смотри только не лопни от жадности,… пожалел чуток золота для добрых людей!… Эх ты, лиходей!… — с обидой в голосе вскликнул Филат, и только он произнёс последние слова, как вода в реке словно закипела. Забурлила, поднялась. По лесу шум пошёл, опять гул поднялся, а из-под земли пламя вырвалось, будто кто створку печи отворил.

Лизонька тут же кинулась к Филату, прижалась к нему, собой его прикрыла, испугалась за него. В ту же секунду в языках пламени образы чередой пошли, картины показались. Ребята в них ясно увидели, как сначала огнём нарисовался Митрофан приближающийся из леса к реке, как затем он в воду зашёл и свершил подмену шкур, как смеялся и скалился. И здесь же сразу из пламени стали вырываться гудящие звуки, напоминающие человеческую речь.

— Зря ты Филат меня в обмане заподозрил, в жадности обвинил,… не я тебя на сей раз золота лишил,… настоящего вора я тебе показал,… ты видел его, у него золото и ищи!… А что касаемо нас с тобой, то теперь ты мне по нраву,… за терпение твоё, за доброе намерение своему родителю помочь, за почитание старости, уважаю я тебя!… А за вашу с Лизаветой любовь, получите от меня в подмогу вам ветер лесной,… он для вас надёжным проводником станет,… верный путь покажет, услугу окажет!… Но вы и меня не забывайте,… приходите ещё, мне с вами хорошо… — прогудело пламя и на прощанье показало истинный лик лешего; прямо в огне открылось ребятам лицо дремучего старца, но не злобное, а с мудрым взором.

И только этот лик показался, как тут же лесной ветер поднялся. В тот же миг пламя вновь под землю ушло, скрылось под холмом. Но зато ветер своей силой подхватил ребят, словно пушинок и понёс по воздуху прямой дорожкой в городок. Пяти минут не прошло, как они на месте оказались. Поставил их ветер как раз напротив сарая, где Митрофан шкуры с золотом сушил, а сам переключился на крышу того сарая. Лихо её сдул, приоткрыл, да ещё вдобавок и стенку развалил. Тут-то ребята и увидели свои шкуры, подошли к ним, помяли, посмотрели, и сразу на них метки признали.

— Вот они, наши-то настоящие шкуры,… видишь, отцовское тавро на них,… тут уж вор не отвертится, улики не дадут!… — радостно вскликнула Лизонька.

— Да, это определённо наши шкуры… — только и успел сказать Филат, как в ту же секунду из дома выскочил Митрофан. Увидел, что его сарай развален, а вся затеянная им афера наружу вылезла, так сразу запираться стал, мол, ничего не знаю, вы сами виноваты, на мой участок зашли, мне подлог принесли. А ребята ему и отвечать ничего не стали, вернее не успели ответить, лесной ветер резко поднялся, схватил Митрофана за шиворот, взметнул его повыше, да встряхнул хорошенько, отчего тот вмиг по-другому заговорил.

— Да-да!… это я ваши шкуры подменил!… эти украл, а свои в реке оставил!… Всё хватит-хватит,… признаю, каюсь, только бросьте эти ваши бесовские штучки!… не трясите меня больше!… чёрт вам товарищ, раз ветер на вашей стороне!… а-а-а-а!… это всё я!… я!… я!… Я расскажу, как дело было!… — кричит, винится Митрофан, все свои секреты выдаёт. А меж тем вокруг уже народ собрался, полная улица набежала, все знать хотят, что тут такое творится. А Митрофана от страха так и распирает, он остановиться не может, всё как на духу выкладывает; руками машет, показывает, как размер шкур подбирал, как их песком и пиритом набивал, как в реке менял, как скручивал и воровал, про весь свой подлог рассказал.

Тут уж и полицмейстер примчался, ему по должности положено во всём разобраться. А народ стоит, волнуется, а то как же, вор сам себя выдаёт. Сразу и свидетели нашлись, всё одно к одному. В общем, полностью Митрофана в краже изобличили, ни в жизнь ему не отвертеться. А Филат с Лизаветой забрали свои шкуры, и домой подались. Не стали на Митрофана заявление писать да обвинение составлять, ведь ему бедняге и так уже от ветра досталось. Потрепал он его немало, голову крепко надул, враз мысли в нужном порядке расставил, теперь уж Митрофан красть никогда не будет, хватит, страху натерпелся.

Ну а ребята пришли домой, и взялись свои законные шкуры в порядок приводить, расправлять их да сушить. Тут им опять ветер подсобил, добрую помощь оказал, уж так подул, что через пару минут шкуры высохли, и посыпался с них золотой песок нескончаемым потоком. Сыпется, словно хлопья густого, золотого снега. Полный поддон набрался, почти пуд с горкой. Ну, с таким-то запасом можно и к бедняге отцу отправляться, помочь ему с кредиторами рассчитаться. Что собственно Филат с Лизонькой и сделали, поехали в губернский город да все векселя по долгам батюшки выкупили. При этом даже ещё и золото осталось.

А вот уже на него, на этот остаток и свадебку сыграли; всё как положено, с гостями, с пиром на весь мир, погуляли от души. Но потом заскучали, в городе-то им тоскливо показалось, так что недолго думая они снова в лес-тайгу вернулись, на то же самое место. А уж леший их встретил радостно; пением птиц, журчанием реки, шелестом листвы, сразу видно — ждал, и шалаш их сохранил в неизменном виде, в нём ребята опять и поселились, зажили уютно и весело, хорошо им здесь-то, на природе. Вот и получается, что настоящей любви ничего не может помешать: ни козни отвергнутого повесы, ни изъяны во внешности, ни какие другие трудности.

Тем более теперь у ребят появились такие верные друзья и помощники; лесной ветерок им тепло приносил, хворост собирал, огонёк у костра раздувал; добрые духи провиантом снабжали, грибами, ягодами, даже рыбой из реки. А леший ребятам на ночь сказки рассказывал, да в заводи места с золотом показывал, не забывал им за бережное отношение к природе добром платить. Всему есть своя цена; если ты в лес с чистыми помыслами пришёл, то и он тебе светлой дружбой отплатит. В общем, зажили Филат с Лизонькой, как в раю. Не жизнь, а сказка, лишь радость и сплошное счастье, чего и вам всем желаю…

Конец

Сказка о юном артисте цирка Василе и его чудесных способностях

1

Существует множество разных историй повествующих о великой отваге, храбрости и доблести. Все мы знаем о непревзойдённых подвигах героев древних мифов, легенд и былин. Правда все те герои совершили свои подвиги уже в более сознательном возрасте, и при этом обычно во время военных действий, примером тому могут быть бесподобные Менелай, Парис, Ахилл и другие участники Троянской войны. Также примером может послужить поведение славянских богатырей защищавших своё Отечество от набегов басурман. Они тоже проявили немалый героизм в военном деле.

И вообще, война это весьма сложная и неоднозначная тема для повествования. Вот взять хотя бы последнюю мировую войну, в ней участвовали десятки стран и миллионы людей; и у каждого из них была своя цель. Враги нашего государства пытались поработить нас, и даже уничтожить, стереть с лица Земли. Мы же в свою очередь оборонялись и спасали свою Родину. Недаром же для нашего народа эта война стала Великой Отечественной и освободительной. И вот тут уж наши люди проявили небывалые чудеса героизма. Всякий старался внести свою лепту в победу над захватчиками.

Люди не знали ни сна, ни отдыха, дённо и нощно борясь с ордой неприятеля. Случались, конечно, и факты измены, проще говоря — предательства, но это были редкие случаи и о них совсем другой разговор. В основном же поведение наших граждан было настолько мужественным и самоотверженным, что оно может являться примером для многих поколений на века вперёд. Притом мужество проявляли не только взрослые, состоявшиеся воины, но и подростки юного возраста. Они не в малой степени внесли свой вклад в победу над врагом.

И по сей день мы всё больше и больше узнаём о подвигах наших юных соотечественников. Появляются всё новые свидетельства их участия в самых сложных и опасных военных операциях того тяжёлого времени. А совсем недавно стала известна ещё одна такая история-легенда о подвиге одного юного героя. Всё произошло на территории оккупированной тогда Белоруссии. В её лесах в тот период было развёрнуто партизанское движение. Люди не хотели мириться с засильем захватчиков, и шли в леса, объединяясь там, для совместной борьбы с противником.

Сотни людей вели подрывную деятельность в тылу оккупантов. Это были разные люди; кто-то, конечно, являлся профессиональным военным и возглавлял партизанские отряды, а кто-то был истинно гражданским человеком и не имел никакого отношения к войне; это были учителя, врачи, простые рабочие с заводов и фабрик, крестьяне с колхозов, инженеры, артисты театров и даже цирка. И вот как раз к последним, к артистам цирка, и относился наш юный герой. И, разумеется, он был не простым мальчиком, каких тысячи бегают по улицам. В отличие от них, у нашего героя была значительная особенность, а заключалась она в его врождённом умении управлять своими суставами.

Кто-то говорил, что у него такая болезнь от природы, и у неё даже есть какое-то мудрёное название. А кто-то заявлял, что это божий дар и с ним самое место в цирке, участвовать в аттракционе фокусов. А всё потому, что в месте соединения, суставы его скелета могли гнуться и вытягиваться в разные стороны, будто резиновые. А вернее сказать, всё дело в связках, они были настолько эластичными и гибкими, что даже рёбра и черепные кости ходили ходуном. Иначе говоря, наш герой ловко пролезал сквозь самое миниатюрное отверстие, которое только могло пропустить подростковую кость. Про таких людей говорят — пролезет и в игольное ушко. И это конечно стало колоссальным цирковым аттракционом.

Целые сотни афишных тумб были обклеены плакатами с его именем. Именем невероятного исполнителя трюков, оно красовалось на каждом углу. Правда, всё это было ещё до войны, в то спокойное, мирное и цветущее время. Кстати, нашего героя тоже звали мирно и цветуще — Василь, самое прекрасное имя для славянского мальчугана. Народ же толпами валил на его представления. В цирке не оставалось ни единого свободного места, всё было занято, народ умудрялся набиваться даже в оркестровую ложу. И это оправданно, ведь выступления Василя носили весьма загадочный характер.

Посреди арены ставились две металлические клетки размером в подростковый рост, и с маленькими ячейками, через которые, конечно, простой человек не пролезет, даже рука не пройдёт. В одну из клеток заходил Василь. Всё выступление было обставлено помпезно, играла тревожная музыка, барабанщик выбивал дробь. Обе клетки сближали и накрывали огромным, тёмным куском атласа. Цирковой конферансье, или правильно говоря — шпрехшталмейстер, громогласно отсчитывал до десяти, срывал атлас, и Василь в этот момент был уже в другой клетке. Народ недоумевал, люди кричали.

— Как он туда переместился!?… Так не может быть!… Это подлог!… Клетки фальшивые, они не из железа!… Дешёвый фокус!… Обманка!… Халтура!… — ну и прочие неприятные оскорбления, и недоверчивые, обидные окрики. Тогда шпрехшталмейстер приглашал на арену любого скептика из зала, и тот проверял клетки, вплоть до того, что залазил в них сам. Разумеется, скептик никак не мог выбраться из клеток, и смущённо покидал арену. Люди тут же просили исполнить трюк ещё раз. Зал рукоплескал и крики «бис» витали под куполом.

И тогда Василь повторял свой мастерский трюк, но только теперь уже без чёрного атласа, открыто. И все видели, как он ловко перемещается из одной клетки в другую. Это вызывало у зала шок и оторопь. Иные слабонервные зрители теряли сознание от вида деформации тела Василя. Некоторые мужчины нервно вздыхали и ёжились. А уж женщины, так те просто верещали и пищали от увиденного. Однако в основном публика просила продолжить выступление. И Василь продолжал. Его сажали в бочку с крохотным отверстием с боку и закрывали крышкой. Но он выбирался и из этого положения.

Затем его помещали в сундук, а вернее сказать в небольшой ящик на подобии собачьей конуры с крохотной дверцей. И Василь с честью выбирался и оттуда, ничто не могло его сдержать, даже оковы и путы, которые навешивали ему на ноги и на руки. Многие критики из публики сравнивали его выступления с феноменальными трюками Великого Гарри Гудини, и непременно восхищались им. Впрочем, Василь был ещё крайне молод, чтоб прославится до такой степени. Его имя не звучало на весь мир. Зато его отлично знали в Могилёве и Гомеле.

2

И всё бы хорошо, и вполне возможно вскоре о Василе узнали бы и в других городах, но грянула война, и он со всей цирковой труппой ушёл в леса. Так он и очутился в составе партизанского отряда. А надо отметить, что Василь в своём юном возрасте был вполне самостоятельным человеком, а всё потому, что он сызмальства рос сиротой. К сожалению, так уж вышло, что его родители, тоже цирковые артисты, рано ушли из жизни. Однажды трапеция, на которой они выступали, не выдержала и лопнула, бедняги разбились. И это была большая трагедия. Но цирковой народ дружный и вся труппа стала для Василя одной большой семьёй. И теперь они все, также вместе, оказались в партизанах.

Естественно у каждого нашлось своё дело; каждый по-своему боролся с оккупантами, всем нашлось применение. Например, Василь угодил в разведку. Ну, ещё бы, ведь с его-то способностями он мог пролезть в любую щель. Он ловко закладывал взрывчатку в такие места, откуда её ни один вражеский сапёр не был в состоянии достать. А, как известно, борьба с гитлеровскими эшелонами боевой техники, являлась, чуть ли не главным делом партизанского движения. Пустив в тылу врага под откос эшелон с танками, партизаны спасали тысячи жизней советских воинов на передовых фронтах. И эта лепта в общую победу над врагом неоценима, она крайне важна и велика.

Однако и враг не дремал, гитлеровцы всячески старались противодействовать партизанам, выставляя на ответственных участках железной дороги усиленные посты, применяя при этом сторожевых собак — немецких овчарок, которые могли разорвать человека на части в считанные секунды. В общем, борьба шла ни на жизнь, а насмерть. Немало отважных партизан полегло в этой неравной борьбе. Враг был силён и более вооружён. Потери с нашей стороны иной раз поражали, но партизаны не сдавались и продолжали сопротивление.

И вот однажды в партизанский отряд поступили сведения о готовившемся наступлении фашистов на восточном фронте. Иначе говоря, назревала огромная битва, и для неё требовалось много ресурсов и сил. А потому гитлеровцы стали стягивать к линии фронта множество тяжёлой техники. Готовили эшелоны с танками, бронемашинами, пушками, снарядами, даже самолёты перекидывали по железной дороге. Но самым главным и ударным средством наступления немцы считали так называемое «оружие возмездия», и это было очень страшное и весьма засекреченное оружие. Но что ещё важно, путь его следования проходил как раз по территории, где действовал отряд Василя. Командир отряда получил задание из центра уничтожить состав с этим оружием любой ценой. Так что, прежде всего для выполнения этой задачи была проведена разведка. После чего командир собрал штаб операции и обратился к соратникам.

— Товарищи, нам поручено уничтожить «оружие возмездия», … это крайне сложное задание, но я уверен, мы его выполним, во что бы то ни стало,… костьми ляжем, но выполним!… Однако сначала расскажу, как обстоят дела на сегодняшний день; по данным разведки эшелон с «оружием возмездия» пройдёт по центральной ветке восточного направления,… и там на этом направлении теперь невероятно усилена охрана путей!… Гитлеровцы как с ума сошли, согнали туда тысячи солдат и сотни единиц техники,… не побрезговали даже полицаями, этими предателями и позором нашей земли,… этих негодяев понаставили на всех углах,… и их стоит особо опасаться, ведь они знают некоторых из нас в лицо и могут сразу донести!… А потому важна максимальная осторожность,… мы не имеем права провалить это задание!… И вот тут я бы хотел услышать мнение каждого из присутствующих,… как нам обойти кордоны неприятеля?… и в каком месте лучше нанести удар?… — вкратце осветив положение дел, спросил командир присутствующих, а среди них надо отметить были люди всё опытные, сведущие, не раз бывавшие на задание и знающие повадки врага.

Также здесь, наряду со всеми, от разведки присутствовал и Василь. Он числился в отряде на особом положении, был что называется «сын полка», и ходил с командиром разведчиков на все штабные собрания, ведь его уму и сообразительности могли бы позавидовать многие взрослые. Вот и на этот раз Василь вёл себя на равных со всеми присутствующими. Хотя первым высказали своё мнение наиболее старшие товарищи. Командир подрывников предложил сделать подкоп под полотном длиною в несколько десятков метров, и заложить заряд в месте стыков рельсов, тогда уж точно ни один состав не прошел бы на восток.

В тот же момент командир боевой бригады предложил нанести удар на изгибе железной дороги, где путь обходит болото и с одной стороны охрана была не так сильна. Иначе говоря, атаковать со стороны топи, неожиданно выйти прямо по трясине на плотах-подстилах. В этом случае полотно железной дороги можно было бы уничтожить всего несколькими взрывами противотанковых гранат. В общем-то, незамысловатое и даже привычное действие, приводящее к успеху в обыденное, рядовое время. Но сейчас особый случай, тут требовалось неординарное решение. И командир отряда попросил высказаться дополнительно.

— Ну что же, товарищи,… я понимаю, для вас это всё проверенные способы,… и так действительно легче, но вы не забывайте, что на сегодняшний день охрана полотна усилена в несколько раз!… Извините, что приходится часто напоминать, но это задание гораздо сложнее, и подобные планы тут никуда не годятся,… кто ещё что предложит?… — уже намного серьёзней спросил он. И тогда слово взял Василь.

— Вы правы командир, все эти планы вчерашний день,… мы уже это проходили и наверняка немцы ожидают от нас нечто подобное,… и конечно они будут готовы к этому,… сегодня надо что-то новое,… и я придумал кое-что другое!… Хотя это тоже не особо ново, и в истории войн применялось неоднократно,… я предлагаю совершить обманное действие,… сделать диверсию на соседней дороге,… взорвать там полотно,… отвлекающий манёвр!… При этом можно успешно использовать и полицаев,… им тоже работёнка найдётся,… пусть потрудятся на наше благо,… ха-ха… — чуть усмехаясь, предложил он, чем вызвал град вопросов.

— То есть, как это использовать полицаев в нашем деле!?… Каким образом нам на благо!?… Они-то здесь, каким боком!?… Непонятно, поясни!… — вмиг заголосили видавшие виды командиры, и тут же получили внятный ответ.

— Да всё просто,… здесь ведь главное вовремя пустить промеж полицаев слух о том, что мы, партизаны, знаем о составе с «оружием возмездия», и что по нашим сведениям он пройдёт именно по той соседней, второстепенной дороге,… а уж сами полицаи доложат об этом своим покровителям!… Притом после того как мы взорвём ту дорогу, все их сомнения развеяться,… и они убедятся, что мы так и планировали, а значит, атак с нашей стороны больше не последует!… Я уверен, что немцы сразу начнут следствие по этому взрыву,… они педантичный народ,… естественно часть сил перебросят на то расследование,… произойдёт сумятица,… а в это время охрана главного пути будет ослаблена!… Тут-то мы и ударим по нему,… он наша основная цель!… Я хорошо знаю там один участок пути,… он проходит через реку, а на ней есть железнодорожный мост,… по нему-то и повезут «оружие возмездия», … там-то мы его и остановим,… ха-ха… — вновь усмехнулся Василь, и снова вызвал град вопросов.

— Да, это всё хорошо, но как ты взорвёшь тот мост? ведь он тщательно охраняется!… Мы уже знаем, что там стоит отдельный сапёрный отряд,… его ты куда денешь?… — опять загомонили командиры.

— Как это куда его денешь?… Да отправить на расследование другого дела!… а для этого мы должны взорвать такой же мост на второстепенном пути в нескольких километрах от главного,… об этом-то я вам и толкую!… И тогда тот сапёрный отряд, или хотя бы часть его отправится на то расследование,… мы же в этот момент уничтожим основной мост!… У нас же есть ребята с водолазными навыками,… они бывшие спортсмены, чемпионы по плаванию,… вот им и следует дать задание ликвидировать тот мост,… а уж они мастера в этом деле,… лучшие в мире, даже у фашистов таких нет!… Доставят взрывчатку под опору моста и взорвут её,… охрана будет ослаблена, и я уверен, у наших ребят всё получится,… вот такое моё предложение… — закончил своё выступление Василь, на что тут же высказался командир отряда.