Бесплатный фрагмент - Пурпурный год

От автора

Начиналось всё как весёлый дачный детектив. Герои отлично отыграли и как бы невзначай, перед финальной точкой, подсунули автору несколько занятных историй. С удовольствием добавил пару глав, немного «подкрутил» реальность, но детектив оскорбился, ушёл в коридор курить. Жаль, конечно, но кому он сделал хуже?

В мой рабочий кабинет подселилась остроумная толпа. Дамы были закованы в бриллианты с головы до ног. Мужчины их любили, многое им прощали, измены делали достойно, не снимая фетровых шляп.

Книга надулась, проглотила историю четырёх поколений за девяносто лет, возомнила себя энциклопедией. Новый жанр оказался снобом и великим кулинаром. Автор искренне полюбил его, и сюжет заиграл оттенками медового виски.

В стаканах гремел лёд, криком шипела забытая в углу бутылка содовой, и во время стандартного тоста я прозевал, как под шитый суровыми нитками корешок пролезли собаки и коты. Отлично.

Книга распалась на тома, главы устроили базар в оглавлении, моя рука потянулась к кухонному топорику, но истории братьев меньших были так хороши, так достойны пера, что выкинуть их не смог. Слава книжным богам — всех разместил, отёр сотый пот, но тут пришли вещи…

Пришли вещи, загалдели все разом, и в этой какофонии стоило большого труда призвать сюжетные линии к порядку. Уф…

В двух словах — это всё. Ах, да ещё дети. Когда они забегали в кабинет, дым от сигар улетучивался волшебным образом, на столе из самых крепких напитков оставался кофе.

Теперь точно всё. В итоге имеем семейную хронику с положительным героем и любовными фигурами сложнее треугольника. Удачи.

P.S. С вещами будьте поаккуратнее — опасные ребята.

СЕНТЯБРЬ

О московских маршрутах

Авто подбиралось к Большому Устьинскому мосту с востока, чтобы потом, пройдя Москворецкую и Кремлёвскую набережные, сломать направо вверх перед Большим Каменным, прорваться по Моховой и Воздвиженке за Новый Арбат, за Никитский бульвар к тихим переулкам. Не самый короткий путь, но в Москве набережные за последний год стали так хороши, так замечательно отлакированы, что с майских дней авто приучено прокладывать по ним маршрут при любой возможности.

Ехать оставалось четверть часа, когда Андрею позвонила двоюродная сестра. После соплей и всхлипов стало совершенно понятно, что на линейку к сыну он не успеет, если вообще увидит своего сына сегодня, и что маршрут придётся менять, уходить по Яузской направо, на Солянку, к Китай-городу, крутиться на Лубянке в обратную сторону, подбираться к Ильинке, а Ильинка, скорее всего, уже перекрыта. Там машину оставить с водителем и к Биржевой бегом, чтобы успеть.

Авто затолкалось на тесных улицах, рвануло к новой цели с неохотой, но брюзжать в годовалом возрасте посчитало излишним. Маршрут перестроен без эмоций, только Ильинка сомнение вызвала — не перекрыта ли? Скоро узнаем. Лубянка, проскочили светофор, на Ильинку въезд не запрещён, ограничен сквозной проезд — после Большого Черкасского временный знак и машина поперёк улицы. Авто ещё в движении, а Андрей уже за бортом. Двумя пальцами придержал за дверную ручку, потянул, как дрессированного пса, за собой: «Будь поближе». Нет в просьбе ни упрека, ни раздражения, и авто урчит двигателем, сверкает обсидиановыми боками, тянется за своим хозяином. Государеву человеку с палочкой водитель придумал историю про ветерана, которого надо забрать из минфиновской поликлиники:

— Ветеран старенький, ходит плохо. Пропустите, пожалуйста, к девятому дому, там и место парковочное свободно. Спасибо за понимание.

Триста метров от угла до ямы на Биржевой. Несколько минут быстрой ходьбы. Андрей заблокировал номер сестры, чтобы не отвлекала, от шикарного сентябрьского солнца перешёл на чётную сторону в тень. У Дома с башенкой через проезд для грузовиков, мимо машины скорой помощи, вдоль забора с рекламой «Общества прекрасных поверхностей» прошёл семьдесят пять шагов. Здесь в заборе разрыв и трое в оранжевых комбинезонах закрывали его металлическими ограждениями, неспешно отделяя человек пятьдесят зрителей от ямы. Журналисты позировали послушным операторам. Одинокий милиционер, закинув голову, сиял застенчивой улыбкой, любовался висящими в небе квадрокоптерами. В самой яме на старинном парапете две пары. Слева — бородатый мужчина и беременная женщина. Обоим за тридцать, в руке у бородатого файл с документами, клетчатая рубаха навыпуск прикрыла пивной животик. Пара справа — высокий длинноволосый парень и семнадцатилетняя красотка. Возраст своей любимой племянницы Андрей знал точно, и его не радовало, что она опять с этим летящим полунаркоманом, которого сестра называет Патлатым, с которым Андрей уже беседовал, содрал на левой руке кожу. Маруся пристёгнута к Патлатому наручниками, через него имеет отношение к беременной дамочке и к Бородатому, который среди них самый взрослый и, возможно, оппозиционер.

На беременной женщине кофта крупной вязки, серая длинная юбка, через плечо перекинута дамская сумочка из дорогой коллекции, а Маруся, его племянница, без сумочки, без рюкзака. Даже левое, свободное от оков, тонкое запястье грустит в одиночестве. Кто же тебя раздел, девочка? Не предусмотрено в конструкции топа племянницы место для паспорта, нет в длинных рукавах, подвязанных ленточками на кистях кармашка для электронных карт. Есть маленький голый пупок над пуговицей джинсов — и всё. Не первый сюрприз от Маруси, поэтому уже отмолотили дядюшкины пальцы по экрану телефона текст адвокату, улетела верному другу картинка. Адвокат всегда на связи, в курсе семейных проблем, имеет чувство юмора, доверенность на представление интересов и опыт вызволения Маруси из подобных ситуаций, поэтому его ответ лаконичен: «Двадцать семь минут». Надо подождать.

Людей прибавилось. Значит, прилегающие переулки ещё не перекрыты, и это не очень хорошо. Один квадрокоптер спустился в яму, в самый низ. Беременной, Бородатому, Патлатому — всем по три секунды дал на позирование, а перед Марусей завис надолго, умолял волосы с лица отбросить, в камеру улыбнуться. Девушка ответила взглядом в упор. В задних рядах вскрикнул оператор, выронил пульт управления. Летающая машинка круто ушла вверх, пропала за крышами. Те, кто в яму смотрел в этот момент, ахнули, зажмурились от двух сапфировых звёзд. Человеку долго смотреть на такое — болезнь глаз и сердца: что-то наступит раньше, а что-то позже. Сухонького старичка, что рядом с Андреем стоял, сильно обожгло. Крякнул старичок, распрямило, закачало его от густой забытой страсти, восхищённо-неприличное на выдохе хотел выдать, но вовремя осёкся, прикусил язык, закашлялся. Будьте здоровы, дедушка.

Зрителей уже сотни полторы. Нарочно их сюда гонят? Очень странно. Журналисты кучей, интерес их понятен — на Биржевой строят фонтан, а в середине августа в котловане нашли что-то археологически ценное. Общественность сделала громкое заявление, один из экспертов поддержал, и власть прислушалась. На строительные работы ввели мораторий, кто-то из самых высших, из безупречных, лично выступил гарантом сохранности черепков и фундаментов, но тут вмешались неизвестные личности. Померещилось им, что в первую сентябрьскую ночь вся архитектурная ценность из ямы будет вывезена прямо на свалку. И это после выданных гарантий, на фоне абсолютной безупречности и по-крымски жаркого лета. Ну, что тут скажешь, дикари…

…

Охрана Минфина опустила жалюзи на окнах первого этажа. Двое молодых парней подкатили и бросили у ограждения женщину в инвалидном кресле. Из центра толпы истерично закричал мужчина в коротких брюках с крохой на руках. Квадрокоптер низко прошёл над головами, приземлился в тылу для замены аккумулятора. Беременная в яме дёрнулась, вся четвёрка исполнила короткий танец в поиске равновесия и едва не свалилась с парапета. Над Биржевой ахнул нервный выдох, поднялся выше крыш, улетел в облака, потревожил Солнце. Оно из любопытства заглянуло в яму, ничего интересного не нашло, брезгливо отдёрнуло лучи, но тут Маруся хлопнула ресницами, и лучи вернулись, прилипли к её голым плечам, напитались от волос тяжёлым золотом, разлетелись по окнам домов, заметались звонким эхом по площади:

— Давай играть!

Маруся только плечами повела.

— Нет? А чего ты с этими, серыми?

Маруся не ответила, указала взглядом на правую руку.

— Это? Сейчас уладим, — Солнце провело особым лучиком по обручу наручника, подсветило простую железку, подмигнуло Марусе и залегло на облако — так подглядывать удобнее.

…

Пунцовый румянец на щеках племянницы заставил Андрея кусать губы. Пожалуй, не будем ждать адвоката и в милицию мы сегодня не пойдём. Мы сейчас сами всё уладим, пока небо чистое от квадрокоптеров, тем более что наручники не электронные, а блеснули простой железкой. Очень кстати оказались рядом две дамы-иностранки с пышными причёсками. Андрей задел плечом ту, что с натанцованными икрами, извиняться не стал — улыбнулся очаровательно. Второй, у которой в волосах забор из невидимок от виска до затылка, сказал что-то весёлое по-английски, выслушал ответ с испанским акцентом, изобразил удивление, коснулся плеча, сделал вид, что не решился продолжать, оставил даму в покое. Из газели МЧС незаметно набрал полдюжины гибких замков, вроде велосипедных, надел на шею бейдж с фотографией, подошёл к оранжевым комбинезонам, заканчивавшим установку ограждений, и с ходу озадачил, не дал рта раскрыть:

— По два замка ставим на секцию. Крайние секции крепим к бетонным блокам. Требования по страхованию прошу строго выполнять.

Замки раздал, высыпал на оранжевых ворох номеров и названий выдуманных инструкций, заставил выгнуть плавный полукруг ограждения в другую сторону, оценил результат двойным щелчком пальцев (удовлетворение), разрешил курить, а сам спустился в яму, по крутому пандусу, к узкому парапетику, навстречу сапфировым глазам.

Среди диких разброд и шатание: беременная женщина пучила бедовые глаза, Бородатый прятал файл в карман брюк, Патлатый с закинутой головой путешествовал по далёким мирам. Только красотка ответила Андрею прямым взглядом, упёрлась, захотела остановить, но слабовата она с дядюшкой в гляделки играть — не по зубам противник. Андрей шпильку, которую из волос прекрасной иностранки незаметно вытащил, пальцами согнул на ходу, запрыгнул на парапет. Стройное тело Маруси обтёк, не тронув дыханием, зашёл за спину. Ноги встали жестко, левая рука чиркнула по джинсовому бедру вверх, замерла у летнего пупка племянницы. Правая сложилась в кулак, тыльной стороной хлестнула в висок Патлатого. Удар, точный, парализующий, выиграл Андрею три секунды: шпильку согнуть, правильно упереть, выпустить Марусю из стального кольца. Всё. Разрыв объятий. Весь огонь своих нервов, обжигающий лёд недовольства Андрей передал вновь свободному женскому телу и, подбрасывая, подхватывая, падая, закружил голову до одури сладкой мужской ревностью. Патлатого успел поддержать. Бородатый сам присел максимально для баланса. Беременная устояла, запомнилась выпученными глазами и потными дорожками на щеках.

Ситуация криминальная, узкие рукава пиджака трещат от напрягшихся бицепсов, а племянницу нести приятно. Так она талантливо на руках устроилась, что залеченные спинные грыжи примолкли, не бухтят, как обычно, когда груз от пяти кило. Главное, чтобы не начала биться в руках раньше времени. Вот уже и секции забора. У зрителей на Андрея и его ношу глаза зажглись голодным интересом, наметилась лёгкая толкотня, милиционер начал жевать фразу, но Андрей ему шанса не дал, опередил:

— Где одеяла? Мы опять не готовы. Нарушение правил страхования!

Ключевые слова здесь «мы» и «нарушение правил». От этого «мы» у милиционера уверенность, что перед ним кто-то из своих. Кто, какие правила нарушил — не важно, но, судя по интонации, есть шанс всё исправить, надо только вот этого, с девушкой на руках и правильным бейджем на пиджаке не раздражать. Последнее время страховщики такую силу взяли, что легко могут сделать крайним. Милиционер смутился, с разумной суетливостью захотел исправить несовершённые ошибки. Протянул руки — девочку через барьер принять, но Андрей от помощи отказался:

— Сам, сам, сам… Одеяло… Быстрее… Отодвиньте секцию. Где скорая? Сам, сам… Держите периметр, принимайте остальных.

Опять исключительно правильные, родные слова. Милиционер раскинул руки и спиной отодвинул людскую массу, дал проход. Налево, вдоль забора, к Ильинке, бегом, вдоль Дома с башенкой. Одеяло сползло, неожиданным предательством спутало ноги. Справа прижалась к стене колонна чёрных боевых муравьёв. Ещё шагов пятьдесят. Шлемы закивали в такт, задвигались хитиновые плечи, и колонна начала топтание на месте. Каждый второй прикрылся щитом, невидимый старший задавал темп, в воздухе распространился запах шампуня. Сверху опять зажужжал на свежих аккумуляторах квадрокоптер. В толпе запричитал истеричный мужской голос. Его поддержал речитативом поставленных фраз слабый хор. Вовремя. Через восемь, максимум десять минут толпа будет зафиксирована и отодвинута от ямы чёрным полукругом. Оставят ей небольшой коридорчик и всех профильтруют. Толпа эта — одно название. Не толпа — большая куча. Инвалидное кресло аккуратно опрокинут, уродливая больная изойдет притворной пеной, но это всё мелочи. Если беременная прямо в яме рожать не начнёт, вся эта ситуация в новостях умрёт к вечеру. Тридцать шагов. У распахнутой двери машины «скорой помощи» доктор, как вратарь в воротах — кривые ноги на ширине плеч, руки согнуты в локтях на уровне груди, фонендоскоп показал вечернее время. Смешно. Пятнадцать-двадцать шагов.

Траектория бега круто сломана влево, навстречу преданно моргнувшим фарам. Задняя дверь авто распахнулась точно в момент остановки, втянула Марусино золото в обсидиановое зазеркалье. Девчонка, почувствовав клетку, от рук, от одеяла отбилась с внезапной кошачьей яростью, скрутилась пружиной в дальнем углу сиденья. Зашипела: «Тронь меня… Попробуй». Хотела страшно-страшно сказать, с угрозой, а получилось тихо-тихо, с паузой и немного просительно в конце. Такой ребёнок.

Авто понятливо выкрутило руль до-о-о-о-олгим круговым движением, сдало назад, написало латинскую «S» вокруг скорой, и вперёд, вперёд, потом налево, потом вниз, мимо Храма на мост, на Болотный остров, опять на мост. Авто встало на прежний маршрут, стирая из памяти досадное отклонение к Биржевой, вышло на Моховую, потом по Воздвиженке за Новый Арбат, за Никитский бульвар к тихим богатым переулкам, где не бывает толп и чёрных муравьев. Авто старалось успеть, но Андрей, закончив тексты адвокату и сестре, успокоил:

— Нет спешки, дружище. На школьную линейку, как в театр, опоздавших не пускают. Едем спокойно. Ничего нам уже не стереть.

О том, как правильно говорить с сыном, если опоздал

Школа сына — четыре этажа и крошечный дворик, мощённый резиновыми квадратами в пять цветов. Два рубежа охраны. У дверей двое охранников, ещё двое у турникетов в вестибюле и, по случаю первого сентября, патрульная машина напротив входа: дети — достояние государства и совместная с родителями собственность. Так гласит новый закон.

Для пятых классов линейка в актовом зале, под самой крышей. Дети, мамы, бабушки — рядами плотно и вперемежку на лавочках и стульях, отцы — стоя и ближе к выходу. На крошечной сцене в три яруса уместился оркестр. Пожилой директор рассказал родителям про новые предметы и кабинетную систему. Школьный страховой инспектор напугал подростковым возрастом и тестом на интеллект в апреле. Завуч Вредная П. И. представила классных руководителей и предметников. Всё удовольствие заняло полчаса, и оркестр выдал барабанную версию школьного гимна. Дети, мамы и бабушки промаршировали в классы на ознакомительный урок. Отцы отделались аплодисментами. Ах, да. Ещё были цветы.

…

Андрей опоздал ровно на тридцать минут, вышел из машины под бодрый стук барабанов из открытых окон четвёртого этажа. На узком, почти питерском тротуаре нашёл тень, перезвонил сестре Наташе, перетерпел визг и всхлипы, выслушал извинения и благодарность, но, как сестра ни просила, беспокоить Марусю не дал:

— Она задремала. Всё будет хорошо. Поедет с нами на дачу. Верну в воскресенье или понедельник… Как захочет, так и вернётся. Хочешь, приезжай за ней сама. Твоя дочь. Всё будет хорошо. Обещаю.

— Пап, ты не смог на линейку прийти?

Андрей прервал разговор с сестрой, снова перевёл её номер в блок, сверху вниз ответил на немигающий детский взгляд. Две пары глаз выстроили зеркальные коридоры, два ледяных потока сошлись, не в силах победить друг друга. Игра грозила затянуться до бесконечности, но отец первый пошёл на примирение:

— Хотите что-то сказать, солдат?

— Нет, сэр. В десанте дураков нет.

Оба рассмеялись. Андрей подхватил сына, прокружил два полных круга на вытянутых руках. Приземлил на место старта без потерь, присел на корточки, понизив голос, сказал:

— Не смог. Маруся в беду попала. Я как раз рядом с ней был, когда к тебе ехал. Пришлось выручать.

— А что с ней случилось?

— Она в яму упала и не могла выбраться сама. Тётя Наташа позвонила, попросила помочь, а я недалеко проезжал.

— Как Маруся?

— Она в машине. Поедет с нами на дачу. Ты рад?

— Анна Сергеевна у нас теперь классный руководитель. Рад.

— Кто это?

— Иностранка. Я к ней ходил в прошлом году на факультатив по португальскому.

— Да? И как она?

— Симпатичная, но не строгая. Ну, она хочет быть строгой, но ей ещё рано. Мы решили её не огорчать.

— Это замечательно. Ещё просьба. Маруся расстроена, но ты веди себя так, как будто всё нормально. Про яму — молчок. Уговор?

— Уговор, — взрослые договоры безумно нравятся Дону — от них веет тайной.

Дон забрался в авто, мягко закрыл за собой дверь. Андрей дослушал арию спинных грыж, прошёлся короткими взглядами по окнам домов, кивнул охранникам у входа, сел на переднее сидение.

— Пап, папа, смотри, вот наша классная, — Дон дёрнул отца за рукав, но у Андрея разговор по телефону, а вот Маруся очнулась, бросила оценивающий взгляд, через заднее стекло, одобрительно кивнула.

— Что, сын? — обернулся Андрей.

— Ничто. Проехали.

Ладно. Кивок водителю, и машина, перебирая потоки, начала бросок на северо-запад, за город, в своей любимой напористой манере. На заднем сиденье смех и болтовня. Адвокат прислал видео с Биржевой: беременную даму осторожно, как большую икону, загружают в скорую, Бородатый машет файлом с документами над головой, есть крупный план, где Патлатый на земле, под хитиновым коленом. Отличная работа.

— Не забыть купить Тёте Саше цветы по дороге.

Андрей сказал негромко, только для водителя, но Маруся подалась вперёд, вплотную придвинула лицо:

— И мне. Мне тоже купить цветы.

— В этой стране не продают цветы, достойные королевы, — отшутился Андрей.

— Не продают, так укради…

Маруся откинулась назад, снова сжалась пружиной в углу, и бледность постепенно успокоила её щеки. За всю поездку она только разок не по-родственному пересеклась взглядом с Андреем, а так всё с Доном или в окно глядела, улыбалась, голая и лёгкая в сапфирах своих глаз.

Контора интересных дел (Особое мнение)

Примерно в 14:10 начальнику дежурной смены на почту пришёл документ, в котором он отметил для себя некоторые моменты.

«Исх. №03-0109-ММО-1.

1.09.200…г.

Кому: Начальнику дежурной смены… от старшего аналитика АО МиМО 1-го Департамента.

В ходе анализа поступившей по стандартным каналам информации в период с 10:30 до 13:00 первого сентября 200… года, по адресу ул. Ильинка, 7/3, Москва, 109012 зафиксирована попытка проведения несанкционированной протестной акции, в ходе которой непосредственно по указанному адресу активными участниками акции выдвигались требования… В информационном обеспечении акции были задействованы следующие электронные СМИ… В инфополе выдвигались дополнительные требования…»

«Приняты меры по снижению информационной заметности события в соответствии с Протоколом №… от… Для чего привлечены дружественные интернет-ресурсы… Перспектива развития темы в инфополе — слабая и крайне слабая… Масштаб митинга следует признать незначительным… Общее количество участников установлено… Из них милицией установлено… Активных участников выявлено… Задержано… Будет оштрафовано… Получат наказание в виде административных работ…

Требования участников можно определить как малоактуальные, надуманные и провокационные в части… Общий вывод о характере митинга, по результатам предварительного анализа — репетиционный, что предполагает наличие неизвестных нам интересантов».

Моду на слово «интересант» в Конторе ввёл сам Генеральный, его использование в документообороте приветствовалось. Дальше в документе шёл дотошный анализ танца дронов над Биржевой с массой технической информации, ссылками на Воздушный кодекс и Федеральные законы, делалось предположение о «координации работы БПЛА из единого центра для обеспечения непрерывности потока информации о митинге в электронных СМИ» и приводился список этих самых СМИ. Предположение важное и достойно специальной отметки. Ещё было особое мнение дежурного аналитика отдела МиМО о «факте проникновения за периметр временного ограждение гражданина Смолина А. Н. с целью изъятия из состава активных участников акции несовершеннолетней Семёновой М. А.»

«Данные на гражданина… Полных тридцать восемь лет. Бизнесмен. Собственное архитектурное бюро. Проектировал Ди-порт. Чемпион города по стрельбе… Данные на несовершеннолетнюю… Полных семнадцать. Зачислена на первый курс… Степень родства… Цифровой след за час до митинга на Смолина… За три часа до митинга… Видео файлы.

Подпись, дата».

Начальник дежурной смены пробежал глазами аналитику, посмотрел дважды видеофайл, на котором Смолин А. Н. грамотно вырубал Патлатого.  Снабдил видео остроумным комментарием, перебросил коллегам, на особое мнение дежурного наплевал, посчитал чушью. Что тут особого? Ехал человек по своим делам, позвонила сестра вся в соплях, попросила помочь. Он помог. Нацепил бейдж, но идентифицировать бейдж нельзя. Подделки документа нет, если сам не придёт с повинной. Показания сотрудников МЧС? Если они будут. Максимум здесь беседа в милиции. Была бы известная личность, тогда другое дело… Пихает свои «особые мнения» в каждый отчёт. Надо поговорить с Начальником департамента на предмет токсичности данного сотрудника для коллектива.

Осенние дачные дни

Авто прошло дачный посёлок насквозь, миновало пустырь, перед обрывом свернуло на полукруг бетонки. Плавный подъём электрического шлагбаума на въезде в товарищество «Южный склон»; улыбка сторожа, сложенная из морщин и щербатого рта; молчание мачтовых сосен; кровельные скаты, изломанные под небо; блики мансардных окон: «Кто? Кто?»

Авто запарковалось у седьмого, последнего коттеджа, рядом с огромным чёрным внедорожником. Порыв ветра раскачал ветки деревьев, зашуршал сухими иголками по черепице: «Свои, свои…»

— Дядя Саша приехал, — Дон выпрыгнул из машины, про всё позабыл, скрылся в доме. Через неприкрытую дверь донеслась возня, ломкие возгласы, смех, и разбилось что-то стеклянное, но это не точно.

Андрей требовательно вытянул Марусю из салона, поставил перед собой. Глазами пробежался по мочкам ушей, шее, запястьям, пальцам рук — всё пусто. Сжал плечи девушки ладонями, оставил для сердец расстояние на полвздоха и ладонями по плечам вниз, до локтей, выжал, освободил, дал вздохнуть полной грудью обоим:

— Если хочешь, водитель тебя отвезёт назад в город, к матери.

«К матери…» Вся энергия скул, лба, затылка собралась у Маруси в два синих лазера, и сухие губы прошептали:

— Я хочу остаться.

— Цветы для бабушки возьми, — Андрей отпустил водителя, локти и глаза Маруси. — Ты очень красивая с цветами.

…

Холл с зеркальными ромбами на стенах, скромная хрустальная люстра, полированный гранит с лукавыми линиями — все они явно в сговоре. Заманивают на пол-этажа вниз, и тут же, без предупреждения, пристенные поручни начинают истерить: «Пусти, ну пусти сейчас же…» Последняя ступенька уворачивается от ноги, боковые плоскости расходятся далеко-далеко, мебель, предметы обесцвечены, почти стёрты. Шагаешь под абсолютное ослепление, и нет опоры балансирующим рукам. Только розы. Парящий в воздухе остров свободных цветов прямо перед тобой. Сделай несколько шагов. Ты пройдёшь их легко, и всё возможно для тебя. Не бойся шипов. Вдохни смесь ароматов, почувствуй оттенки. Проведи пальцами по лепесткам, пусть их нежность избавит твою кожу от городской суеты, тронь их языком и… Будь всё-таки поаккуратнее, выйди на террасу к розарию через дверь, не дай тонким швам стеклопакетов сыграть с тобой злую шутку. Береги нос. Береги себя.

Впрочем, сегодня угрозы для носов и носиков нет. Потому что пакеты. Пакеты с продуктами, сумки с вещами и корзина с фруктами обступили гиганта, не давали сдвинуться с места, держали в масляной луже. Ноги скользили, хрустели осколками разбитой бутылки; руки душили шестёрку сицилийцев тёмного стекла (по три в каждой) в поисках равновесия; шнурки на ботинках не к месту развязали праздную болтовню, и, в довершение всего, вломился Дон. С разбега, не сомневаясь, что его поймают, прыгнул со ступенек вперёд и вверх, подгибая колени, жмурясь от солнца и разбрасывая руки перед объятием:

— Дядя Саша!

— Привет, привет, дружище…

Гигант, он же дядя Саша по прозвищу Караганда, подхватил мальчишку, прижал к сердцу и застыл, боясь поскользнуться. Отвратительным бонусом под ногой хрустнула банка колы. Коричневые метастазы разошлись по масляному озеру.

Справа у чугунной печки в кресле сидела девочка. Ноги через подлокотник, французская коса набок и лицо ангела. Насмешливый телефон делал видео, но пальчик пока не спешил выкладывать, копил компромат про запас:

— Привет, Дончик. Красиво смотришься.

— Привет, Лиза.

Дону, конечно, не следовало попадать в такое глупое положение при Лизе — теперь сто лет будет ухмыляться. Ну и плевать. Сегодня, впрочем, как и всегда, для вас, мадмуазель, действует опция «мистер Нет».

Тем временем со второго этажа, по-балетному разводя носки ног в стороны, спустилась дама. Дама с шалью и прямой спиной. Фиолетовый с чёрным, красный в эпизодах и белое золото везде, где допускает дачный этикет. Она остановилась на предпоследней ступеньке. Выше на лестнице замерла её свита — чёрный шарпей в сорок складок и чёрный с широкими щеками британец. Дама не спешила прийти на помощь гиганту, а наблюдала его борьбу с пакетами с улыбкой сфинкса, и только появление Маруси с цветами и Андрея заставило её действовать:

— Мои лилии. Как мило. Пора освободить нашего великана. Маруся, приготовь вазу. Нет, Андрей, на сегодня трупов хватит, — указала на коричневое озеро под ногами Караганды. — Побездельничай пока.

Два шага. Дама с шалью ступила на пол. Тревожным взглядом скользнула по внучке, улыбнулась Андрею. Освободила Караганду из плена, великодушно наградив поцелуем, отослала из дома прочь. Сразу всё заладилось. Холодильник гостеприимно распахнул свои двери, пакеты были опустошены в ящики кухонного гарнитура, а хлеб заключён в керамическую темницу. Сицилийцам предоставили возможность охладить бока, для чего в винном шкафу потеснили белых и розовых анжуйцев. Отвратительную лужу на полу накрыли куском полотна. Всё успокоилось.

Дама с шалью ступила на пол, но её свита не сдвинулась с места, не покинула ступеней лестницы, осталась наблюдать за суетой людей. С террасы в дом пружинистой походкой вошёл ротвейлер Поль. Потыкавшись, отыскал Андрея, засунул седую морду под его руку и с укоризной упёрся в глаза снизу вверх. Дон, громко топая, поволок сумки с вещами на второй этаж. Маруся закончила с цветами и перетянула Лизу, дочь дяди Саши и, по мнению Дона, большую воображалу, поболтать на диван.

Дама. Тётя Александрина. Родная сестра отца Андрея. Тётя, и никак иначе для своих, для всех, кто вхож в дом, наконец-то обратила внимание на племянника, взяла за руку, увела на террасу: «Надо опустить маркизу. Это солнце нас оставит без глаз. Помоги мне, Андрей». Поль последовал за ними, сел между людьми, попеременно наклонял голову в сторону говорящего, при каждой фразе вздрагивал ушами. Андрей, по-европейски разгибая пальцы, что-то перечислил, как теорему доказал. Тётя выслушала, спросила, переспросила, хрустнула пальцами так, что разом дрогнули стеклянные витражи в доме, но на Марусю не взглянула, сдержалась. Отошла в дальний угол террасы, предоставила солнцу высушить слёзы в уголках глаз, почти спокойно поговорила по телефону с дочерью Наташей. После разговора прикусила губу: «Андрей, пропало всё». Метнулась было в дом, но запястье племянника вовремя себя подставило, остановило. Тётя вздохнула, смахнула ресницами остатки слёз и Андрей освободил её руку, дал вернуться в дом. Поль максимально поднял уши, но Андрей только развел руками в ответ, пощёлкал пультом, выпустил полосатую маркизу погреться и ушёл по лестнице вниз по участку, на звук топора. Пёс побежал следом.

…

— Фишеров ждём через час. В пять лёгкий стол на террасе. Потом баня и ужин. Девочки, вы мне поможете. Лиза… Что у тебя? Маникюр? Возьми перчатки, милая. У меня есть все размеры. Сегодня ты мой prep cook.

— Тётя, так теперь называют кухонных рабынь?

— Для овощей ты диктатор. Маруся, займёшься пирогами. Брусника в морозилке. Не забудь. Яблоки возьми зелёные. Кальвадос надо будет открыть. Корица теперь живёт здесь. Дон, закончил с сумками? Чем планируешь заняться? Отлично, иди помоги дяде Саше и отцу с баней, пока поленья не устроили бунт. Кстати, вот твоя каша и кукуруза.

Дон засунул нос в пластиковую миску, придирчиво оценил качество прикормки для завтрашней рыбалки, попробовал на вкус и остался доволен.

— Спасибо, тётечка, — один поцелуй в щёку.

— Каша с молоком? — портит удовольствие Лиза, но Дон уже на террасе, убежал прочь от язвительной девчонки.

…

Входная дверь пожелала быть открытой и впустила новых гостей — это соседи из второго дома. Первыми забежали малыши — мальчик и девочка пяти и шести лет. Мальчик был старше. За ними спустился по лестнице их отец — Петя Фишер. Крепыш среднего роста, из поволжских немцев. Служил срочную с Андреем и Карагандой, диплом получил в Текстильной Академии имени Косыгина. Ещё студентом успел поучаствовать в большой операции с партией испанского вина (нашумевшая история, после которой начальник одной из таможен пошёл на повышение, а кому-то дали два года условно), заработанный капитал вложил в недвижимость — купил склад и комнату в сталинке на Соколе. Потом были годы труда в логистическом бизнесе. Пётр приобрёл вес в бизнес-кругах, женился, завёл правильные знакомства, пару раз мелькал на обложках журналов. Впрочем, армейская дружба от этих перемен не пострадала, а с Тётей Александриной он вообще стал соседом — купил под дачу дом №2 в «Южном склоне».

Петя показал Тёте контейнеры с разделанной рыбой, объяснил что-то важное для приготовления, какой-то нюанс. Тётя понимающе кивнула, поцеловала мужчину в щёку. Чмокнула со звуком, по-домашнему мило.

— Какой у вас сегодня вид. Никак не могу привыкнуть. Такой эффект. Где мужчины? Если грубая физическая не нужна… Открыть зелёную бутылку? Конечно, Маруся. Хороший кальвадос. Эта сладость нормандских груш… Весь в пирог не выливай… Всё, всё, ухожу.

Вошла мать малышей, жена Пети, Рафа. По паспорту Рафаэлла. При её появлении солнце за окном погрустнело:

— Всем привет. Задержались. Дети заспались на свежем воздухе. Какой у вас сегодня вид. Боже, как красиво. Не могу привыкнуть. Эти розы — такой эффект.

— Здравствуй, Эллочка. Прекрасно выглядишь. Тебе надо переобуться. Поищи что-нибудь в холле без каблука, — Тётя и гостья сплели руки в клубок змеиных объятий, ровно на секунду приклеились щека к щеке.

— Не беспокойтесь. Очень удобные. Нога не скользит, — Рафа раздала поцелуи Марусе и Лизе, поставила ногу на носок, показала треугольный, обтекаемый, немного дьявольский каблук. — Очень устойчивый. Похожу в них.

— Машенька, вот твой фартучек. Давай наденем. Будешь нам помогать, — маленькую девочку усадили на высокий табурет у кухонного стола.

— Тётя, Тётя, где Дон?

— Павлик со вчерашнего дня, не умолкая, твердит о Дончике, — Рафа погрозила сыну пальцем.

— Иди по лестнице, за папой, найдёшь его, — Тётя с поцелуем выпроводила Павлика на террасу.

Маруся разлила тесто по формам, примерила туфли Рафы — у них один размер. Лиза, как разбитая копилка, высыпала кучу вопросов. Рафа ответила вперемежку с рассказом о поездке к морю, соорудила себе передник из полотенца, начала лепить щучьи котлеты — оказывается, в одном из контейнеров Петя принёс готовый фарш; Лиза в восторге от её фиалкового аромата, и Рафа обещала:

— Завтра мне напомни, у меня в машине есть пробники. Через месяц ждём много новинок — обязательно тебе позвоню. Да, сразу и только тебе.

Лиза запрыгала зайчиком с огурцом в руках, но вовремя спохватилась, вернула профилю взрослый поворот.

Осенние дачные дни (продолжение)

Только одинокий мужчина у мангала смотрится естественно. Результат его труда благороден и востребован. Двое тоже могут дать хороший продукт, если один из них ничего не будет трогать руками. Группа из трёх и более способна изобрести миллиардный бизнес, поговорить о перспективах отечественного футбола, организовать переворот в небольшом островном государстве, но приготовить мясо ей будет крайне затруднительно. С мангалом должен разговаривать кто-то один. От первой зажжённой спички и до холодных углей.

Из троих друзей Пётр Фишер — признанный эмир мангала. Он колдует собственными ножами и обращается к Караганде и Андрею только с самыми незначительными поручениями, в исключительных случаях. Дон, в отличие от взрослых, пользуется доверием — ему разрешено подавать грушевые ветки.

Маленький столик заставлен мисками с крупно нарезанными овощами, ломаным хлебом, оливковым маслом. В центре бутылка с вином, бутылка с соком, стаканы приходится держать в руках, на четверых три плетёных стула, Поль здесь же, в позе философского ожидания на нагретой солнцем плитке. Петя отвлёкся от мангала, подошёл к столу поднять бокал или что-нибудь съесть, и Дон уступил ему свой стул, пересел на колени к отцу. По главной дорожке Маруся и Лиза прошлёпали в баню за Тётей, босиком, в одних полотенцах. Мужчины у мангала переглянулись, бокалы сами собой наполнились вином и соком: «Юным богиням слава!» Тётя погрозила Караганде кулаком, а в ответ раздался хор четверых: «Богине Богинь слава!» Тетя послала нахалам улыбку, зашла в баню помочь Рафе одеть распаренных малышей. Девчонки со смехом послали воздушные поцелуи. Поцелуй Лизы прилетел к Дону, а Марусин сгорел на полпути, сбитый мангальной искрой. Это было замечено всеми без исключения и сразу приобрело много смыслов.

Тем временем угли красиво выпустили последний огонь, пошли золотыми жилами по красно-серому, ножи и доски застучали, призвали своего эмира к дележу плоти. Караганда начал рассказывать недетский анекдот, и Дон навострил уши, но Рафа вышла из бани, отослала распаренных малышей наверх, в дом, завернула к мангалу. Караганда прервал рассказ, отреагировал молниеносно: опустился перед Рафой на одно колено, прижал правый кулак к сердцу, словно честь отдал, на тыльной стороне левой ладони преподнес гранёный стаканчик, наполненный по ободок: «По-суворовски?» Рафа на грубияна не взглянула, руками в карманах дотянула халат до верхней трети бедра, усмехнулась. От предложенного стула отказалась, сделала поцелуй мужу, у Андрея отобрала бокал с вином и пила одна маленькими глотками с паузами. Караганда пошутил словами насчёт непереносимости загорелых женских ног, и снова получилось грубовато. Петя предупредительно постучал шампуром по казану, но Караганду уже не остановить: про свисание женских пяточек, про их идеальные полукружья и гениальность изобретателя сабо получилось витиевато, но обезоруживающе красиво и смешно. Угли в мангале в знак одобрения добавили золота, мужчины зааплодировали, Рафа показала Караганде язык, с резким, совсем не детским разворотом, ушла. Дон от такого движения зажмурил глаза, втянул голову в плечи, но отец только посмеялся над ним. Взрослые выпили до дна, нескладно спели подобие оперной арии, потом встали в круг, положили руки друг другу на плечи, сдвинули лбы и пустились в пляс. Дона пролез в центр круга — кружиться на месте и хлопками в ладоши задавать ритм пляске. На верхней террасе выбежавшие малыши добавили шума, из бани через общую какофонию пробился женский хор, и только аромат готового мяса заставил веселье немного затихнуть. Поль всё это время дремал, уложив голову на передние лапы.

…

Терраса у дома — просто огромна. Маркиза закрыла ту её часть, где накрыт стол, восемь плетёных кресел и маленький диванчик для малышей. Шезлонги сдвинуты к перилам, к самому началу розария — их время придёт позже. Тётя во главе стола. Павлик, Машенька, Рафа. Лиза пропустила одно кресло, села права от Рафы, сделала поворот головы, показала взрослые серьги и элегантную заколку в волосах. Напротив, на «мужской стороне» только Петя — у него перелом носа ещё с армейских времён — в бане он не парится.

Бокалы пока пусты. Два тёмных, почти чёрных сицилийца прижались к белокурой анжуйской красотке, и все трое выплюнули пробки, жадно глотали воздух. Малышам дали по кусочку курицы, чтобы не гомонили. Маруся, бледная, с пустыми ушами, без колец, села в плетёное кресло между Рафой и Лизой, подтянула ноги, прикрыла глаза. Тётя не обратила на неё внимания, продолжила неспешно управлять столом:

— Павлик, курица — это тоже шашлык. Что Дон? Дон придёт и будет есть курицу.

— Пётр, это мятые помидоры с перцем. Это для детей. Мой фирменный соус в зелёной бутылке.

— Лиза, какая у тебя заколка. Мамина? Твоя? Молодец, хороший вкус. И пучок делает, и косичку, и хвостик? Девочки так рано могут становиться элегантными. Ты будешь настоящая модель.

Лиза приняла позу общего угасания и пресыщенности жизнью, но эффект сгубили вернувшиеся из бани мужчины: справа и слева от Пети, погремев стульями, уселись Андрей и Караганда. Дон, завёрнутый в полотенце, как румяный пирожок в бумагу, сел с торца стола, напротив Тёти, на полу скульптурой замер Поль, в торчащих иголках мокрой шерсти. Вся эта пышущая красными щеками, паром и дыханием смесь ароматов сговорилась с запахами мяса, высмеяла и прогнала композицию редких тропических цветов, с таким трудом подобранную Лизой для пупка, а восточный аромат, спрятанный в её волосах и сильно прибавляющий возраст, извратила так, что впору бежать в душ…

— Все в сборе, — Тётя уместила баклажаны между тарелками с курицей и бараниной. — Давайте начинать.

Караганда наполнил четыре бокала, но Маруся протянула свой, и нужен новый сицилиец. Анжуйская дама надиктовала Рафаэлле рецепт румяных щек по-французски. Лиза приняла ухаживания Дона — выбрала между соком и морсом. Первый неспешный, немного распаренный тост, вскоре второй и третий. К анжуйской красотке в компанию добавлен новый кавалер. Тётя успевает быть родной матерью для всех:

— Дон, ты курицу так и не попробовал? Павлик больше тебя съел.

— Лиза, ты разве сыта? Ты ничего не съела. Вечером мало ешь? Вот ещё новости.

— Андрей, а почему ты никогда Игоря не приглашаешь на дачу?

Андрей показал указательным пальцем на Караганду и Петю, которые ухмыльнулись при упоминании Игоря, адвоката, который с ними вместе в армии не служил. И вообще не служил.

— Надо его обязательно пригласить. Мне кажется, он интересный собеседник.

Взгляд Тёти пролетел к Андрею, потом рикошетом ударил Марусю. Локти девушки поставлены на столе узко, до боли в плечах, пустой бокал повис в выгнутых пальцах, всё вино на щеках, а упрямые сапфиры глаз смотрят через стол, ищут пару.

— А? Что? — Рафа в третий раз спрашивает у неё рецепт соуса, и Тётя обещает, потом опять тревожит Андрея. — Обязательно в следующий раз привези Игоря.

Андрей обещал. Лиза, Дон, опять зачем-то Лиза, Караганда. Павлик сказал детский тост. Аплодисменты. За дядю Сашу, за баню, за дядю Петю, за шашлык, тост за хозяйку дома. Стекло бокалов терпит слова, а разговор идёт по кругу, прыгает через головы, но всегда возвращается во главу стола и Тётя Александрина пускает его по новому кругу.

Королевство сказок

Весь вечер дом следовал за солнцем, не выпускал тепло из-под маркизы. С последними лучами для детей включили обогреватель, вынесли пледы, садовые фонарики добавили волшебства. Настало время десерта. Тётя поставила бутылку крепкого померанцевого ликера. Бутылки с ним хранятся отдельно, где-то в её кабинете, и точное их количество — тайна, а история первого глотка, как и потеря девственности, — тайна тайн. Марусины пироги разогреты в духовке, перевёрнуты и водружены на стол. Зажгли цветные свечи-трубы, разложили шарики мороженого, малышей заставили спеть песенку. Пироги на свежем воздухе захмелели, напыжились от важности и бесстрашными генерал-полковниками по очереди атаковали нож. Среди общих восторгов Тётя наградила внучку рюмкой ликёра с условием, что та споёт под гитару. «Петь? А что мне за это будет?» — Маруся откинулась на спинку кресла. Она очень бледная, рюмка уже пуста, и смотрит девушка не мигая, прямо через стол.

Вскоре малыши закапризничали и Рафа пообещала им новое волшебство: наверху, в мансарде Маруся расскажет сказку всем, кто умоет глазки, Дон и Лиза тоже пойдут слушать, все могут вернуться за стол после сказки. Это старый трюк. Мансарда не отпускает детей до самого утра.

Второй этаж разделён на две неравные части. По лестнице направо — гостевая спальня с королевской кроватью, налево — то, что называют пространством. Комод в пять ручек, тумба с лампой под синим абажуром, диван-книжка Дона. Поворот. Поленница, круглая чугунная печь (стоит на подиуме, колени её почернели от времени), угловой диван с приставным пуфом (просто добавь к «п» бесконечное ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф). Поворот. Книжный шкаф, торшер с кремовым абажуром. По ковру к новому повороту и ещё одному дивану. Ванная за стеной цветного стекла. Диван сказок напротив печки, ещё маленький переносной столик и два окна в крыше. Всё по-дачному эклектично и загромождено. Более-менее свободно у печки. Здесь шкура-ковёр на полу, как во взрослых фильмах, но это для шика — пол очень тёплый — можно зимой ходить босиком.

Мансарда — королевство сказок. Здесь всем есть место. Сказочник всегда на диване перед камином, детей сразу укладывают там, где они будут потом спать, взрослые, если они допускаются, сидят на полу. Свои места у Поля, шарпея и кота. Мансарда — королевство детей, но у стены на всякий случай складные ширмы, чтобы уберечь заночевавших взрослых от глаз случайно проснувшегося среди ночи ребёнка.

Маруся первой повела малышей наверх. Дон пропустил Лизу вперёд, потом догнал, шёл рядом — у обоих по возрасту угловатые фигуры, но Дон чуточку выше, хотя Лиза почти на год его старше. Шарпей начал равнодушным королевским шагом, не выдержал, сорвался на бег, обогнал, чтобы залечь в лучшем месте на угловом диване, но там уже кот. На подлокотнике. Снова в дураках, и люди наверняка судачили о его несдержанности, а он просто безумно любит сказки, хотя ясно, как в чёрную ночь, что пора остепениться и не носиться по лестницам, как щенок в пору смены клыков. Ещё этот Поль — старая гора мяса, по такому случаю наверняка поднял морду с передних лап и посмотрел ему вслед укоризненно, но без презрения, и от этого особенно обидно. Как он стар, этот привратник Поль. Он рождён ещё в бесхвостую эру, в эру мясников и грубой силы, когда гуманизм был монополией людей. И он служит этому страшному Андрею, который взглядом гвоздит к полу всё, что движется на четырёх лапах. Кот всё-таки свой, политкорректный. Уместимся.

Рафа тоже поднялась в мансарду — устроить малышей на угловом диване, помочь Дону разжечь дрова в печке, утихомирить споры — всегда до слёз при выборе сказки, хотя выбрать надо всего из двух: Песочные часы или Итальянский кондитер.

Сегодня победили Часы. Маруся на диване сказок начала историю, в одном месте страшную, почти везде грустную и такую длинную, что никто ещё не смог дослушать её до конца, возможно, даже сама Маруся позабыла, чем оканчивалась сказка, но волшебства её голоса детям вполне достаточно. Первым заснул Дон, потом Рафа, поцеловав сопящих малышей, ушла вниз, и Песочные часы замерли, не дойдя до середины. Лиза позвала Марусю к себе на диван, они долго шептались, потом сидели головами вместе, до спутанных волос, листали смартфоны. Наконец, и Лиза заснула.

…

Тётя улыбнулась: «Вы меня смешите», и мужчины за столом устыдились. Отправили вино в отставку и пригласили дуэт из зернового клана. Столичная штучка в красно-бело-золотом тартане поддержала под руку кривого в дым, угловатого шотландца. Начался тягучий ледяной блюз в два горла. Разговор убавил громкость, редкий вопрос тормошил всех сразу, тосты клевали носами, и Тётя поспешила сказать своё слово. Поспешила сказать до возвращения Рафы, чтобы слово имело больше веса в глазах мужчин: «Я хочу выпить за вашу дружбу. Вы столько лет вместе». Недолгий, но горячий спор («Двадцать». — «Не болтай, ещё нет двадцати»), рюмки высушены до капли, и решено переселиться на шезлонги, поближе к розарию. Тётя Саша не захотела прилечь, встала у перил, вполоборота к остальным, без стеснения вспоминала старую дачу, перечисляла, кто был на ней зачат или, по крайней мере, над кем и как там работали. Мужчины уточняли, шутили.

Разговоры, разговоры, две сигары на троих. Караганда вяло управлял бутылками. Рафа вернулась из мансарды, устроилась на сдвинутых шезлонгах между мужем и Андреем так, чтобы обе руки могли случайно встречаться. Белокурая бестия с фигурой королевы, бриллиант самого лучшего цвета, мечта, посылающая надежду, и одновременно песчинка, которая может разрушить любой самый притёртый годами механизм дружбы. Это Рафа Фишер, молодое зеркало Тёти Саши, гран-при мира «За лучшую фигуру после двух родов».

Впрочем, уже поздно. Лёд в ведёрке превратился в холодную лужу и будет забыт до утра; стол прибран; Рафа затормошила мужа: «Петя, вставай». Каменное тело заворочалось, по-бычьи мотнуло головой, пошло на голос жены, не без героизма забралось по лестнице в гостевую комнату, легло на правильный, тихий бок.

Разговоры затихли окончательно. Андрей ушёл спать в свой сарайчик. Караганда ночует в бане, в святом месте, на дорожку получил рюмку ликера и напоминание не забыть открыть форточку в парилке. Тётя выключила свет везде, ушла к себе в кабинет.

Ночная тишина устроилась было на террасе, но тут же спряталась в дальнем углу, за пальмой в кадке, потревоженная Марусей. Девушка спустилась по лестнице босая, в холле включила свет, повертелась перед зеркалом, на мужской рубашке, в которой после бани, расстегнула ещё одну пуговицу, взяла с кресла плед, в куче обуви перед дверью ногой нащупала подходящую и уже тронула стекло.

— Не делала бы ты этого. Пойдём, сегодня ляжешь у меня, — бабушка, видно, караулила, или бессонница у нее? Обломала в любом случае.

Утренний квест

Выход на рыбалку Дон превратил в квест. С вечера было расставлено и разложено в нужных местах всё необходимое. Маршрут от дивана до мостков разбит на участки, подсчитано точное количество шагов, которые предстояло пройти, сложные движения, например, бесшумное сползание с дивана, отрепетированы. Когда на даче толпа гостей, выйти незамеченным совсем не просто, но интересно.

Проснуться за одну-две минуты до того, как начнёт вибрировать будильник (славное начало!). Откинуть одеяло рукой, тело оставить неподвижным. Коснуться пола пальцами правой руки; надавить ладонью (проверка на скрип). Дальше. Коснуться пальцами правой ноги пола. Перенести часть веса на опорную руку. Разрешить колену опереться на пол. Добавить локоть. Превратить тело в «мягкое» и стечь с дивана (отец научил этому движению). Левая нога стекает последней. Пауза в две секунды. Поблагодарить диван за безмолвие. Дальше. Сидя на полу, задержать дыхание на пять секунд, прислушаться к спящим. Встать. Подойти к двери, выбирая немые половицы, прислушаться к звукам за дверью. Услышать храп дяди Пети. Открыть дверь, медленно нажимая на ручку до конца вниз. Выйти на лестничную площадку. Закрыть дверь. Пауза две секунды. Спуститься, не дотрагиваясь до перил. Надеть кепку и куртку. Кроссовки, рюкзак, пакет взять в одну руку. Полю сказать: «тш-ш-ш» и приложить палец к губам (дублирующий знак). Выйти на террасу. Закрыть дверь перед носом ротвейлера, на хлопанье ушами не вестись. Надеть носки и кроссовки (стул слева от двери, мокрый, но это ерунда). Взять удочку, пакет положить в ведро. Сойти с террасы по трём ступенькам и вниз по лестнице, мимо мангала. Баня слева; сад; поворот к сарайчику, здесь держимся левее, в самый низ, к забору. Калитка бесшумна (вчера смазал маслом петли и замок), а тропинка предлагает выбор. Направо — пляж. Там можно ловить, но обязательно кто-нибудь испортит одиночество. Поэтому налево. Восемьдесят шесть шагов вдоль камышовой стены; узкие, максимум на двоих, мостки. Это место Дона и только. Непонятливым все давно объяснил Поль.

…

Петя спал на животе. Ночью раза три просыпался попить воды, нащупать жену, но момент, когда она поцеловала его сопящего в щёку и шею: «Я к детям», прозевал. Рафа вышла из гостевой, увидела спину Дона на террасе, мелко подрагивающий обрубок хвоста Поля, и прошла к детям. Действительно прилегла к дочке: та спала не так чутко, как Павлик. Через четверть часа встала, вышла на лестницу, спустилась вниз, взяла в ванной большое полотенце. Перешагивая, ножкой тронула собачьи усы. На террасе всё-таки оглянулась. Никого. Три ступеньки с террасы; по лестнице вниз; поворот к мангалу; баня слева; сад. Утром ступеньки гулкие, но это если на каблуках, а лоферы на каучуковой подошве, подмешивают в воздух едва уловимое шуршание, в тон порывам ветра. Держаться правее. Дверь сарайчика спрятана за мягкими зелёными иголками. Только протянула руку, не успела дотронуться, она сама, бессовестная, распахнулась, впустила.

— В кресло? На диван?

— На плаху… — знакомая рука потянула через тёмную комнату ко второй двери, в утренний туман, к кустам смородины, к тайному дворику.

…

— Эту… Водил сюда?

— Не говори глупостей.

— Не злись, злюка. Прости… Как ты мне никто голову не сносил… Такая жажда… Ещё хочу…

…

— Пойдёшь со мной купаться?

— Ни за что. Я ещё…

— Тихо. Кто-то спускается. Иди по Дороге тачек. У стены пережди.

…

Тётя вышла на кухню, проверила большую кастрюлю, поколдовала над туркой и заметила на террасе Рафу: «На тебя варить?» Рафа замотала головой, украдкой показала сигарету. Тетя понимающе улыбнулась, хотела спросить про Марусю, не видела ли Рафа её пташку, но передумала, ушла пить кофе к себе в кабинет.

…

Лиза проснулась в комнате последней. Дона и Маруси не было. Ещё спали малыши, но они не в счёт. Не стала шуметь водой наверху, спустилась вниз. Поль на неё даже не обернулся: спал мордой в стекло. Из нижней ванной вышла Рафа, и Лиза тут же себе пообещала, что будет вот так же выходить, в таком же коротком, только без махрового тюрбана на голове, поздоровалась:

— Доброе утро.

— Привет. Малыши ещё спят?

— Спят.

В ванной после Рафы особенный аромат. Взрослый. Он разбудил, заинтересовал, но быстро начал раздражать. Лиза, задержав дыхание, накрутила резинкой хвост повыше, фыркая, вернулась в гостиную. Приставучий запах не отстал, вцепился в кожу, выгнал на террасу. Там новая напасть — цапнули ледяные сквозняки: ждали, опасные, схватили за щиколотки ледяными браслетами, поползли, нахалы, вверх, прижигать кожу через дырки в джинсах. Рукава запутались, собрались в дырявую муфту, но пальцы не пустили, оставили дрожать снаружи. Вернуться. Набрать подушек, два пледа и вернуться. Качественно закутаться, прикрыть дырки на свитере и джинсах. В шезлонге около роз согреться под шерстью, прикрыть глаза, голову набок и немного вниз, задремать ресницами. Музыку в наушниках сделать далекой, напридумывать, намечтать всякого-разного, до горячего солнца, и тогда звуком разрушить утро, объявить себе новый день. Стильная история для тех, кто способен понять.

Рафа. И здесь её запах. Полотенце под шезлонгом лежит комом, кричит фиалковым огорчённым ароматом, который Лизе не спутать, просит выпустить на волю. Как ты здесь оказалось? Почему тебя спрятали на веранде, под шезлонгом, в дом не пустили? На пляже побывало или в бане? В бане — это отец. Пляж — есть варианты.

Дом стоит на склоне, лицом к реке, участок разделён подпорными стенами на четыре террасы: наверху собственно дом с розарием, ниже площадка с мангалом и баня, которая немного в стороне, среди сосен, потом сад, в самом низу сарайчик и калитка к пляжу. От дома до нижней калитки по краям участка ведут два спуска: лестница и пологая, скрытая от глаз Дорога тачек. С верхней террасы можно попасть на обе дорожки. Лестница вся в ступеньках и для ходьбы. Дорога тачек начинается с другой стороны террасы, сразу ведёт в самый низ участка, к сарайчику. К бане по ней не пройдёшь. Дорога тачек ровная, ею пользуются, когда надо что-то перевезти, но она ужасно заросшая и пыльная. У сарайчика обе дорожки встречаются и вместе ведут к калитке. На полотенце паутина, сухие листья. Его уронили, на него наступили. Дядя Андрей купается по утрам, но никого в компанию не берёт. Полотенце на ощупь не такое уж и мокрое, скорее, влажное. Непонятно. Так пляж или баня? Дай подумать. Кто-то варил себе кофе с утра: кофейник стоит на разделочном столе. Она не хотела, чтобы её видели с полотенцем, и сунула его под шезлонг, ближний к входу с Дороги тачек. Ты ничего не хочешь мне рассказать, Поль? Всё стекло в твоих носах. Отворачиваешься? А где Маруся? Ладно. Сама всё узнаю.

На кухню вышла Тётя, помахала Лизе рукой и поставила чашку в мойку. Что-то поискала по шкафчикам, ушла к себе. Сыскной интерес согрел Лизу и отправил вниз по лестнице. Она дошла до бани, через дверь услышала храп отца, заходить не стала. Осмотрела пустой сарайчик, спустилась к калитке, вышла на берег и, подумав, свернула направо, на пляж. Здесь её ожидала удача — следы мужских ног провели до воды и вернулись к сухому пеньку, в компанию треугольных каблуков. Лиза сделала кучу снимков на телефон, опять продрогла и, кутаясь в дырявые рукава, отправилась в обратный путь. У самой калитки до неё долетели знакомые голоса со стороны мостков. Лиза прислушалась, слов не разобрала, решила подобраться тихонько, но комар залетел в нос, защекотал до тройного чиха. Голоса стихли, порыв ветра тронул камыши резкой волной, и Лиза решила объявиться. Пошла, считая шаги, на восемьдесят втором увидела дядю Андрея. В мокрых купальных шортах, на шее белый воротник полотенца, плечи покатые и такие элегантные. Мама говорит, что они у него кованые. У Дона тоже будут такие плечи?

Андрей поздоровался с Лизой одной улыбкой (всегда улыбается, не то что вечно хмурый отец) и вернулся взглядом к мосткам. В том месте, где доски делали поворот, уходили в камыши, стояла Маруся. Пряди её волос закрыли лицо, руки раскинулись в стороны в поиске равновесия, босые ноги перехлестнулись в развороте. Доски под ней играли вверх-вниз, и в какой-то момент показалось, что мизинец Маруси застрял между ними. Лиза вскрикнула, представила кожу, стёртую тысячей заноз, кровавое пятно на месте ногтя, сам ноготь, сдвинутый в сторону под прямым углом и сжала до дрожи кулаки, зажмурилась, а когда открыла глаза, дядя Андрей уже подал Марусе руку. Раскрытая ладонь — четыре пальца сомкнуты, большой отдельно, но не торчит в сторону бездельником, а устремлён вслед за другими к сердцу Маруси, — предлагала опору и одновременно требовала подчиниться:

— Хватит танцевать. Давай руку.

Ладонь потеряла терпение, большой палец щёлкнул замком вокруг запястья Маруси и перенёс девушку на траву. Прыгучая. Весёлая. Счастливая. Огненный лак на пальчиках целёхонек, а глаза слепили бесстыдными искрами сквозь пряди волос. Андрей повернулся к Лизе:

— Не хочешь порыбачить?

— Да. Можно попробовать.

— Дон за поворотом, в конце мостков. Иди аккуратно, не бойся.

Андрей подхватил с травы белый пакет, и Маруся потянула его за руку в сторону калитки, всё так же ставя ноги внахлёст в мокрую траву.

— А вода холодная? А вы один купались? — стрельнула Лиза вдогонку.

— Вода просто лёд, — отбил дядя Андрей.

…

На террасе Тётя. С утра в светлом и длинном. У её ног верная чёрная свита, а взгляд мечется между Андреем и внучкой, никак не выберет, на ком остановиться.

— Доброе утро. Как спали?

— Доброе утро, дорогой. Спасибо. Маруся, не мучай кота.

— Он заслужил.

— Прекрати. Я тебя умоляю, прекрати… И найди себе сухую обувь. Рафа умывает детей. Надо начинать завтрак. Десятый час.

О скрытых тревогах

Завтрак на даче — дело стихийное, в гонг не бьют. Вокруг разделочного стола-острова собираются умытые и прочие, сидят по-утреннему скованные на высоких табуретах, отражаются в пятилитровом фарфоровом заварнике, путаются в названиях понаехавшей в вазочках, розетках, баночках-скляночках провинциальной родни, ищут зашуганный городской кофейник, который заварник сначала прогнал на край, а потом и вовсе выжил со стола — чтобы не обварил детей, и зачем нам эта зараза заморская вообще. Спокойный хаос дачного завтрака совсем не шторм: обязательно что-нибудь вдребезги и «не переживай, к ней всё равно не было пары», с ритуальным ответом: «Мы вам в следующий раз привезём целый сервиз, со свадьбы стоит, такой синий, узбекский»; детский шантаж, пока ты ещё утренний, мягкий; безвольная и потому провальная миссия поиска и спасения кофейника; неизбежная мысль о диване; растущее убеждение, что пробуждение было ошибкой; затухающий звон ложек, сонливость и… Но Тётя произнесла категорично: «Блины», достала сливки, и всем нашлось дело, даже малышам. Кто-то кривился, не соглашался, ворчал, но Тётя сказала — поэтому блины. Она сама у плиты, черпала, шипела, подбрасывала, ломала масло кусками, и сны в панике убежали, уступили место болтовне наперебой, а кофейник несмело выглянул из-за Маруси, которой табурета не хватило, а стул тащить, видите ли, лень, а пялиться на взрослого мужика безотрывно так, что уже у детей, кажется, глаза стали круглые, как блюдца, не лень. Тётя Саша громыхнула сковородой о плиту…

…

Из бани вверх, мимо мангала, на террасу. Подкрасться к кухне, где вокруг разделочного стола на высоких табуретах дети и друзья-родители, Тётя у плиты, Маруся стоит за спиной Андрея. Выскочить с дурным воплем, потянуть дверь на себя, но не открыть, застыть с нелепой рожей, вскинуть руки, навалиться раненым солдатом, прилипнуть, распластаться, закатив глаза, и, сплющив о стеклянную стену нос, щёку, губы, ладони, медленно стечь до пола, восстать лизуном-ползуном в полный рост, и так раза три, а лучше четыре, прилипая к стеклу то спиной, то боком, размазываясь под всеобщий восторг. Потом войти. Дать малышам и Дону виснуть на руках всем сразу и кружить детей каруселью. Андрея обнять и боднуть в лоб. Петьку передразнить: «Приве-е-е-е-т». Руку, горячую от блинов, поцеловать с чмоком вульгарнейшим. Пойти на запах, на Марусю, которая прямо за спиной Андрея, с чашкой кофе, в коротковатых джинсах, попа на столешнице, босыми пальчиками в пол, пятки висят в воздухе — не холодного пола испугались, а красоты добавили, и найти. Кто у нас тут спрятался? А не надо бояться, он же чайник, а ты — целый кофейник. И тут увидеть дочь, которая во время фирменного представления перешла в гостиную и сидит в кресле с ногами через подлокотник, такая взрослая и делает вид. Сидит без презрительной улыбки, и это одно уже счастье, а жену, её мать, с которой в разводе, и чёртову работу, которой вот уже год как нет и непонятно когда…

— Папа, тебя малыши измазали вареньем. Нагнись, я вытру, — Лиза осторожно вытерла влажной салфеткой шею Караганды, быстро поцеловала отца в щёку, хотела вернуться в кресло, но взорвалась смехом от щекоталок, выпрыгнула из родных рук, упорхнула, была поймана снова и закружилась хохотушкой в хороводе с малышами, Доном, дядей Петей, дядей Андреем в кутерьме весёлой свалки.

…

— Когда, когда успели извазюкаться… — Рафа ругалась на малышей. — Лиза, умоешь этих грязнуль?

— Мы хотим с Доном лучки мыть.

— Ах вы мои золотые. Дончик, помой ручки Машеньке и Павлику.

Надо бы оскорбиться за «Дончика», но при Лизе это будет очередной детский сад, и проще сделать, чтобы отстали.

— Берём мыло в левую руку. Где у тебя левая рука? Ладно, проехали. Подставляем руку с мылом под воду. Две сразу нельзя. Рука без мыла отберёт воду у руки с мылом, и оно плохо размылится. Намочили мыло. Как ты мочишь? Прокрути мыло в ладони. Я буду считать до десяти, а вы крутите. Все вместе: «Тары-Бары с длинным носом приходил ко мне с вопросом…» Отлично. «Вы возьмите папиросу, приложите её к носу…» Смываем мыло.

Всю свою жизнь Дон на даче отвечает за чистоту рук малышей. Есть в этом что-то библейское. Лиза тоже в ванной, держит полотенце наготове, ждёт окончания считалки. Она хлопает ресницами, поджимает губы, когда пальцы отмыты, носы высморканы, ротики готовы пить колу, есть шоколадные конфеты и, возможно, ещё блины с брусникой, она говорит в сторону:

— Пойдём в лес гулять.

Вот так, в два слова, создаются миры. Глаза у Лизы волшебные, и заколка, и волосы. Дон не против, но надо сказать отцу.

— Возьмите Поля. Я отвлеку, — шепнул Андрей на ухо сыну.

Отец. Он самый понятливый человек на планете. Он может всё устроить идеально. Сорок складок лежит сытый, на ковре у печки. Он реально королевских кровей по документам, а отец объявил его голодным. Старший спасатель Павлик оседлал шарпея и раздвинул ему пасть, милосердная Машенька вооружилась пачкой печенья и укладывает кусок за куском на собачий язык. Некоторые печеньки ложатся неровно, и Машенька их перекладывает, уже красиво и поглубже. Павлик и Машенька в восторге, Тётя — в виде вопросительного знака, кот в полуобмороке. Андрей подмигнул Дону и Лизе:

— Берите Поля и бегите.

…

На террасе просто Крым. Шезлонги заняты по-вчерашнему, только Маруся добавилась. Она в центре, между Карагандой и Петей, где бабушке её в оборот не взять без скандала, а после двухчасового завтрака на это нет сил. Рафа может касаться руки Андрея, но это так, чистая теория. Малыши в доме, показывают шарпею мультики. Дон и Лиза ушли гулять в лес. Тётя выставила новую бутылку померанцевого ликера и пять рюмок.

— Он в сон вгоняет, — кто-то слабо протестует.

— Не бойтесь дневных снов. Они ни о чём.

— А мне забыли налить. Тётечка, честнослово забыли, честнослово, — протягивает пустую рюмку Караганда.

— Не верю, Саша.

Решено идти на пляж побросать камушки. Тётя останется подремать на свежем воздухе. У всех припасены солнечные очки ультрамодных моделей. У Пети — очки и три сигары. Андрей рассказал случай из последней поездки за границу. Кажется, в Испанию или Италию. Это долго и остроумно. Расслабленный смех прерывал его рассказ три или четыре раза.

— Саша, передвиньте меня в тень. Только осторожно, пожалуйста. Внутри меня такая замечательная лень, что ликёр не движется. Не расплещите, пожалуйста.

Караганда и Петя решили купаться. Рафа рассказала занятный эпизод. Короткий, какие-то секунды, который произошёл с ней на море. Эпизод действительно занятный. Мужчины уточнили, пустились в рассуждения. Получилось опять весело.

— Петя, солнце сильно печёт. Задвинь меня под маркизу.

Всё-таки решено докурить сигары на ходу. Взяли полотенца и оставили Тётю дремать на террасе одну. По дороге Караганда заглянул в баню, вышел растерянный с телефоном, сигара похолодела джульеттой в углу рта:

— Звонили с работы… Мне завтра на работу…

— Ну наконец-то, — все хором, вместо поздравлений.

— Надо ехать сейчас, до пробок. Где Лиза?

— Не суетись. Я сейчас позвоню Дону, чтобы они возвращались, а тебе не помешает окунуться.

— Не помешает… Определённо не помешает.

Как Андрей всегда разумно говорит. Это его. Совсем скоро, на пляже, он Марусе очень разумно скажет, что лучше ей уехать в город, к матери, с Карагандой и Лизой до пробок. Правильно и лучше, чем попасться под Тётины зубы.

— Зачем ты так со мной? Ты уверен, что я буду тебя благодарить за это потом? Не буду, не буду… — Вот так ему Маруся ответит совсем скоро, на пляже, если решится.

…

За каких-то три четверти часа все, кто создавал на даче шум, исчезли. Сначала Караганда. Собрался по-солдатски, мокрые волосы спрятал под фетровую шляпу с полями, ждал возвращения дочери за рулём огромного внедорожника, бормотал песню из детства: «Не время покуда. Ещё не пора. Ещё трубачи вздыхают согласно…» Андрею пообещал Марусю сдать Наташке с рук на руки, лицо нормальным сделал только на секунду, когда помахал рукой из окна, и тут же глазами упёрся в дорогу: «Не время покуда. Ещё не пора…»

Задний диван внедорожника тесен для Лизы. Она привыкла к сумбурам отца, но спешка с отъездом, забытые пробники духов, едва расчёсанные волосы — это слишком. Колёса сделали всего пару оборотов, а стервозная козявочка продолжила игру в детектива, ужалила Марусю вопросами:

— А ты купалась утром? А вода холодная?

— Не знаю. Нет, — Маруся ответила из своего угла с опозданием, её рука на подлокотнике пошла синими венами.

— Я тоже не рискнула. А Рафа купалась с дядей Андреем, — Лиза покрутила в руке телефон с пляжными снимками, но Маруся не соблазнилась, только дёрнула ресницами.

Не страшно. Вечером Лиза превратит дачный детектив в сплетню для мамы, вынесет неутешительный вердикт Дону, который просто ребёнок и не может понять, как быстротечна молодость у девушки, как рано наступает угасание красоты.

…

Ещё машина Караганды не прошла шлагбаум, как позвонили Петру. Он отошёл в сторону, поговорил, прикрыв трубку ладонью. Вернулся, покусал губы и сказал жене собираться.

— Петя, что стал невесел?

— Работа, Тётя Саша, всё это работа.

Машенька вытянула Поля за ошейник из калитки. Павлик, вцепившись в спину и бок пса, волочился ногами по земле. Рафа вышла с большой сумкой, поцеловала Тётю, Дона и Андрея, освободила Поля. Пёс, позабыв инстинкты, стрелой убежал во двор, спрятался под шезлонгом в дальнем углу террасы.

Щёки прошли круг поцелуев по два раза, и Фишеры ушли к себе в дом собираться. Дон вслед за Полем хотел потихоньку исчезнуть в своём закуточке, но отец напомнил про несобранный инструмент, про крейсер, подготовку к зиме, и мальчик покорно пошёл за отцом в сарайчик.

Дача приготовилась погрузиться в дрёму. Баню Сашка убрал (и когда успел?), розами заниматься — лень. Тётя взяла в компанию коньяк и что-то почитать из стопки пыльных книг, но забытая за суетой проводов тревога, почти зуд, подняла на ноги после двух страниц, заставила спуститься к племяннику в сарайчик.

О том, как избавиться от хандры

У Андрея на даче свой сарайчик с верстаком и набором инструментов. По старой привычке пытался столярничать сам, когда подрос Дон, стал приучать сына чувствовать дерево. Мастерили простенькие кораблики и доросли до бронепалубного крейсера первого ранга в масштабе 1:150. Тёте платили аренду колышками, дощечками и ремонтом ящиков для рассады. На фоне разводного процесса этим летом Андрей привёз из города диван, кресло с ушами, два чемодана книг, большую лампу и бесконечную усталость. Крейсер замер в ожидании лучших дней. Шотландский плед, подвиг бесконечно усталой руки, выключающей на ощупь свет со второй попытки, с хлопком закрытая и брошенная на стопку таких же, обречённых на вечное чтение, книга, молчание всего июля и половины августа помогли. К крейсеру Андрей не вернулся, но на одном дыхании нарисовалось, обожглось огнем и облилось красками-лаками панно журавлика на фанерном листе. Для шедевра сын написал стихи:

Мой журавлик ненаглядный,

Голос твой, как счастья свет,

Греешь взглядом, лик нарядный

Краской мило разодет.

И хандра прошла.

Дачный сезон заканчивался, мастерскую в сарайчике надо было консервировать. Стапель с недостроенным крейсером накрыть, в чемодан уложить коробку с линейками, угольники, слесарный ерунок, угломерный шаблон, угольник под ласточкин хвост, транспортиры, ручной рейсмус. Ножи (разметочный, нож-косяк, макетные) тоже в чемодан, но в отдельной коробке. Всё. Чемодан упакован. В большой деревянный ящик: японские пилы, лобзики, пилки по дереву и металлу, рубанки №3 (для Дона) и №5 (основной), бульдозер, торцовый, скобель; стамески, стусла, камни для заточки. Это всё будет поднято в дом, на зиму. Теперь коробка с заготовками, и ещё много чего надо прибрать, разложить по шкафам и полкам — то, что останется зимовать в сарайчике, но на пороге силуэт в чёрном, с красным в эпизодах, белое золото везде, где допускает дачный этикет.

— Дон, нам с Тётей надо кое-что обсудить. Как закончим, я тебя позову. Пока займись своим закуточком.

Вот так. Им надо обсудить. С Карагандой они калякают. С дядей Петей — трут. В дальнем шкафу памяти есть ещё пара словечек, но знание их лучше не демонстрировать. Сарайчик отца привалился длинной стороной к забору. Весь он скрыт ёлками и можжевеловыми кустами так надёжно, что с самого высокого места — с террасы — его почти не видно, только крыши кусочек. Такой вот приют лентяя, затворника, заговорщика (нужное подчеркнуть). Если пройти через весь сарайчик, выйти во вторую дверь, там тайна тайн — крошечная полянка, три дубовых чурбака, которые называют плахами, пепельница и дым серьёзных разговоров. В окружении пустых смородиновых кустов, под охраной трёх ярусов иголок можно откровенничать. Так считают наивные взрослые люди. Ладно, пойду к себе в закуточек. Мне тоже надо приготовиться — зима близко.

О подслушивании при помощи кота британской породы

В дачном саду, среди поворотов узких тропинок, у Дона свой, особый закуточек. Доски, картон, спальный мешок и коричневый чемодан со сломанными замками в круге ёлок и можжевельников у подпорной стены на третьей террасе. Место любимого исчезания, придуманное в прошлое лето. Тётя раскрыла его убежище в один день, но виду не подала. Когда Дон приехал через неделю, в его тайнике стояли тумбочка, раскладушка, на спальнике лежала куча старых подушек. В тумбочке было целое богатство: полдюжины свечек, медный башмак-подсвечник, два коробка спичек в целлофановом пакете и перетянутая резинкой пачка карандашей. На ветке висел огромный чёрный семейный зонт. Вот это да… В тот вечер Дон начал писать в толстый блокнот на пружине и заснул ровно посередине между пламенем второй свечи и звёздами. Хорошо, что Андрей остался на даче — было кому перенести мальчика в дом.

Дон разрешал бывать в закуточке Полю. Пес заходил, расталкивая ветки, клал морду на край раскладушки, получал заушные чесалки, потом устраивался на подстилке мордой в можжевеловый куст. Волшебное дело. С приходом пса, когда еловые ветки, помахав, замирали, закуточек становился отдельным миром, наступало всамделишное исчезание. Мир за хвойной стеной переставал иметь значение. Дон иногда будил Поля, показывал свои рисунки с краткими подписями в прозе или в стихах и просил оценить. Поль отрывал голову от лап, добавлял из последних запасов к умному взгляду огня и одобрял. Ему не всё было понятно в детских фантазиях, но нравилось жить, прикрыв глаза, одной мечтательной жизнью на двоих. Разглядывать нарисованных рыцарей на боевых конях, сомневаться в возможностях двуручного меча, скептически оценивать размер брылей боевых собак, пространно высказываться о шипах на ошейниках. Когда Дон переводил разговор на атомные дирижабли, весомо заявлял, что лучший материал для сверхпрочного корпуса — скандий, Поль зевал, просил снова читать стихи и закрывал глаза. В сонной дрёме ему мерещилось, как облачная лестница пристраивала ступеньку за ступенькой и уже прошла верхушки деревьев, наметив место их встречи — за баней, между двух красивых сосен, на подушке из иголок. До земли оставалось соорудить ступеней восемь, не больше и пёс был этому рад: «Уйду весной. Весёлый месяц май — прекрасное время».

Этим летом Дон придумал Татамовича. Новый персонаж, никакого отношения к рыцарству и средневековью не имеющий, но очень перспективный. Два полных блокнота вылетели из-под пера, а история, где Татамович спасал Мима Джокера от злобной летучей мыши, так захватила, что Поль упросил Дона не прерывать чтение, несмотря на внезапный ливень. Вот когда пригодился большой чёрный зонт. Ну, да ладно — надо действительно собираться. В чемодан уложены подсвечник, карандаши, спички в целлофановом пакете, две целых свечки и огарки, прилажена новая ручка из скотч-ленты в шесть слоев. Подушки и спальник пойдут зимовать наверх, в Дом, раскладушка — вниз, в сарайчик. Целый час уже разговаривают. Надо разведать, о чём секретничают отец и Тётя. Где моё прикрытие?

…

Как я, благородный кот, дал себя втянуть в эту авантюру? Хозяин этого мальчика может повелевать собаками. Возможно. Если речь идет о дураках вроде того, который носит сорок складок, тут ума много не надо. Только я-то как здесь оказался? Как позволил затащить себя в это захолустье? Через весь участок, по Дороге тачек, среди паутины, сухих листьев, и теперь сидеть на руках у мальчишки рядом с муравейником. Как это унизительно…

…

— Дону сколько? Мне тогда тоже было одиннадцать. Николай, твой отец, заканчивал школу. Дружил с девушками. Особенно с одной. Имя не вспомню. Бредил политикой. Завалил весь дом газетами, журналами, помню эти пыльные стопки «За рубежом». Выбрасывать не давал, хранил, вырезал статьи, черкал чёрной ручкой и клеил в альбом. Тогда вовсю летали в космос. Вспомнила. В тот год убили Кеннеди. Боже, какая я древняя.

Дон к котам относился нейтрально, но при необходимости использовал. Подкрался через ёлки к смородиновым кустам с Принцем на руках и начал осторожно пробираться внутрь зарослей, замер, когда голоса стали разборчивы:

— Зачем всё бросать? Ты так удачно развёлся.

— Удачно развёлся мой отец.

— Прекрати. Ты ничего не знаешь.

— Я знаю главное: они расстались, и со мной был отец до своего последнего дня.

— Никто не знает его последнего дня.

Вот как. Дон и раньше чувствовал, что про деда со стороны отца взрослые что-то не договаривают, но после слов Тёти повеяло настоящей тайной.

— Может, тебе просто сменить обстановку? Процент незамужних женщин везде примерно одинаков.

— Вопрос в качестве, Тётя.

— Катерина Ивановна, ну ты её помнишь, которая из управделами, говорит, что женщину сейчас надо искать в Севастополе. Уникальное сочетание морского климата и высшего образования даёт такие варианты! Найдёшь себе красотку чуть за тридцать, с готовым малышом. Будет лучше, если с девочкой, но и мальчик тоже хорошо.

— Я подумаю. Обязательно подумаю, но немного позже. Весной, в каникулы, хочу свозить Дона в путешествие. Кто-то мне говорил, что у нас в семье такая традиция: когда мальчику исполняется двенадцать лет, отправляться с ним в путешествие.

— Это твой дед, Василий Алексеевич, завел такую моду… Давай решим, что делать с нашей малышкой. Она совсем голая. Наташка будет биться в истерике.

— Попробую чтондь придумать.

— Забросила скрипку, бьёт чечётку в каком-то баре. Этот Патлатый постоянно с ней… Непутёвые у меня девки… Пропали обе коробки с драгоценностями. Всё приданое Маруси. Наташка ей житья не даст. При разводе муженёк учёл даже серебряную ложечку и детские игрушки. Камни и квартира — всё, что у них есть. Ну, ты понимаешь, с голоду они не умрут, но её новый хахаль — очередной нище*б. При их образе жизни скоро всё промотают. Тогда жди их сюда. Не слезут с шеи.

— Что ты от меня хочешь?

— Ты настоящий Смолин. В нашем роду мужчинами становились рано, и мальчики никогда не боялись хоронить своих мёртвых. Тебе было одиннадцать, когда умерла Дашенька, моя младшенькая, твоя сестрёнка. Ты шёл рядом, и я опиралась на твою руку, а не на руку мужа. Мне нужно было кровное в трудную минуту. Муж всегда был чужим. Поэтому его с нами сейчас нет, а есть ты — опора семьи. Верни пропажу.

— Если бы это была пропажа, страховка бы всё покрыла. Всё гораздо хуже, и ты это знаешь.

— Ну, придумай чтондь. Верни драгоценности, Андрей. Я с ума сойду…

— Не плачь. Мне нужно время. Надо Марусю где-то закрыть. Можно в клинике. Только не в наркологической. Это за тобой. Я решу с пропажей. Даю тебе слово.

— Спасибо, дорогой. Надо всё вернуть в семью.

Слышен поцелуй, и разговор взрослых остановился. Дон понял, что Тётя вытянула у отца слово через силу. Зачем было его давать, если не нравится то, что обещаешь? Ведь отец уже взрослый, мог отказаться. Затёкшая нога хрустнула сухой веткой, рука попала в муравейник. Время выпускать прикрытие и уползать.

— Принц, как ты здесь оказался?

Кот протиснул широкие британские щёки сквозь ветки, забрался на колени к Тёте, начал жаловаться на паутину и муравьёв. Андрей привстал с чурбака, стараясь заглянуть за кусты, но ничего не увидел.

— Ты чем-то озабочен с утра? Не хочешь говорить?

— Всё начинает меняться, Тётя. Как будто вытащили камень из-под колеса, и оно провернулось. Как только Наташа вчера позвонила, я это почувствовал. Отец приходил сегодня во сне…

— Куда ты собрался Дона везти? Сейчас с заграничными путешествиями непросто. Тем более она…

— Она? При чём здесь она? Я право имею на жизнь сына. Она и все решения судов мне до одного места… Игрушками и шмотками откупаться не собираюсь… Я буду принимать решения… Что? Не в ущерб ребёнку? Кто это определяет? Пусть займутся детьми, которые с родителями-алкоголиками живут, сиротами… Я сына никому не отдам. Тем более государству… Придумали законы… Кстати, я прививки ребёнку делал. Все.

— Успокойся, пожалуйста. Успокойся, прошу тебя, Андрей.

Тётя хотела сменить тему, но взгляд зацепился за крайний куст бузины. Листья на веточках-скромняшках поникли под тяжестью налипшего шёпота. Тронуть их, освободить от тяжести? Выпустить на свободу слова? Догадываюсь, чей это будет крик, весь ушедший в подставленную под укус ладонь, вон и свежий синяк у Андрея на руке. Забавно. Земля вокруг плахи продавлена, остались глубокие ямки от ног, которым сначала было удобно, потом уставать стали, задрожали в бёдрах от напряжения, сбросили туфельки, повисли в воздухе, а может, легли на его руки? Как тяжело листьям хранить секрет.

— Было, было, было, — заторопились, затараторили, доложили наперебой листья в надежде уговорить Тётю избавить от тяжёлого груза.

— Лист, лист, отдай чужой вздох, пока сам не сдох.

После детской говорилки и щелчка по стеблю полетели вниз, сшиблись и разлетелись, вскрикнули невозможными родными голосами: «Пойдешь со мной купаться… Я простужусь… Нет, девочка, не со мной… Пойду». Морок-проказник закружил голову фантазиями так, что кот опять оказался на земле, а Тётя закачалась на чурбаке, откинулась назад к стене сарайчика, ища опоры, и тут уже доски оглушили по вискам памятью утренней смеси мужского пота и фиалковых духов: «Давно ты мне голову не сносил. Ты совсем забыл меня. Такая жажда. Ещё хочу. Девочку эту водил сюда…».

— Тебе плохо? — Андрей держал её за плечи, не давал свалиться.

— Прошло. Не сидится мне на твоей плахе. Пойду.

Андрей нахмурился при слове «плаха». Взял Тётю за локоть, но она изогнулась телом, отстранилась от его руки, прямо отпрыгнула: «Не прикасайся». Хотела крикнуть, но свело скулы, глаза мокрые, руки подняла, замахала ладошками, собирая воздух для глаз. Вот так перемена.

— Кота забыла. И покричи, пожалуйста, Дона, пусть идёт помогать.

Тётя прошла через сарайчик, позвала Дона, который прибежал по лестнице, сильно запыхавшись. «Подслушивал», — поняла Тётя. Отослала мальчика к отцу и некоторое время стояла, накручивая длинный огненный волос на палец. А чурбаку, похоже, есть что рассказать. В голове заметалось эхо голосов: «Такая жажда… Я простужусь… Нет, девочка, не со мной…» Уйди, морок, сгинь, чёрный, не было этого… Уйди, пожалуйста… «Девочку эту водил сюда?» — качнуло ещё раз от второй пощёчины. «Нет, девочка, не со мной…» Так полегче. Правду говорят: слёзы бузины — доведут до беды. Стряхнула родной волос — еле отвязался. Где Принц? Где мой коньяк? Завтра же все ягоды в кипяток.

Осенние дачные дни (окончание)

Инструмент собран и сложен в доме. Стапель поднят на тачке на верхнюю террасу и вместе с водителем установлен в багажнике. Проводить последних гостей вышли все. Поль крутился, вставал на задние лапы, тянулся мордой к Андрею; шарпей, раскрыв глаза, крутился у Тёти под ногами; кот учил авто правильно урчать. Вещи в багажнике, Дон с заднего сидения вылез по пояс в окно:

— Тётя, мы крейсер забрали. Будем его дома достраивать. Пап, ты корабль в мою комнату поставь, а в субботу я приеду, и мы вместе его установим. Хорошо?

Пора ехать. Тётя задержала руку Андрея в своей и что-то начала быстро говорить. Лицо у нее дёргалось, и глаза были влажные. Дон успел расслышать только резкий ответ отца: «Не говори глупостей. Не ожидал от тебя такой ерунды». Отец выдернул руку, сел в машину недовольный, почти всю дорогу молчал. Ссора.

Тётя осталась на даче совсем одна. Заперла лишние окна и двери; проверила калитку; проходя мимо, покосилась на дверь сарайчика; долго поднималась по лестнице; занесла обувь с террасы в Дом и рассмеялась, хлопнула себя по лбу:

— Принц, иди сюда. Не смей прятаться, проказник. Я не успокоюсь. Ссать в кроссовки недостойно для истинного британца.

Тётя обернулась Круэллой Де Виль с целью драть, драть и ещё раз драть. Шутка. Чутьё кота, конечно, подвело (для пролития была выбрана неправильная пара обуви), но никто не закрыл маленькую дырку в заборе, и временное гуманитарное прибежище на соседнем участке гарантировано.

Письмо кота британской породы своей подружке

Дорогая Мэрилина!

Всё ещё с наслаждением вспоминаю запах третьего дня, который исходил от тебя в твой последний приезд. Наши совместные пиршества и фланирование, твоя безупречная грация в поднятии хвоста, твои утробные звуки… А как ты падаешь на бок, крутишься на спинке! Всё эти картины и твоё удовлетворённое мурлыканье до сих пор у меня в памяти.

К сожалению, краткое время твоего визита не позволили мне подробно рассказать о моей усадьбе и окружении. Я лишь успел тебе сообщить во время прогулки по моим террасным садам о благородных соседях (кстати, Джон Гон Третий, которого я тебе представил у мусорного бака за кустом чёрной смородины, низко кланяется и передаёт самые наилучшие пожелания), но ни словом не обмолвился о своих дворовых и подданных. Спешу исправить это в данном письме.

Думаю, правильно будет начать с мадам Александрины, тем более, что с ней ты уже знакома (именно она так ловко помогала мне вцепиться в твою изящную холку). Так вот. Надо отдать должное, мадам обладает манерами, хорошо готовит и соответствует высокому статусу компаньонки. Её присутствие в моём доме, в известной степени, удача.

Постоянный персонал состоит из одного старого глухого сторожа Поля. Он предан и хорошо выдрессирован. Здесь никаких эмоций. Просто собака.

Есть ещё сезонный персонал. Две школьные подруги мадам приезжают летом. Обе неплохо знают Этикет восторга, но совершенные бездельницы. Немудрено, что мадам быстро утомляется их обществом.

Пенсионер-сослуживец Николай Степанович нанимается на весь июль в качестве рыболова и слагателя историй. За вечерним чаем он бывает занятен. Этикет восторга, к сожалению, знает на уровне «уси-пуси».

Дочь мадам, девка Наташка, непутёвая и уже два года в бегах. Её запах практически стёрся из моей памяти. Боюсь, не вспомню, когда её изловят и вернут.

Первого сентября я устраивал празднество для своих подданных. Это утомительно и добавляет седины, но обычай существует с древних времен ab domum condita, а менять обычаи — это не то, что следует менять, если можно не менять.

Кстати, среди подданных встречаются занятные персонажи. Это внучка мадам, девушка по имени Сапфир (человеческое имя трудновыговариваемое, поэтому я зову её этим простым словом). Как она рассказывает сказки! Тебе, дорогая Мэрилина, было бы интересно послушать.

Ещё есть семейство Фи Шер. Вероятно, это прозвище, уличная фамилия или что-то в этом роде. Глава семейства — рыбак. В сказках Сапфир рыбаки обычно бедные, но этот парень кажется успешным. Каждый раз преподносит через мадам множество рыбных деликатесов. У него есть собственная лодка и гребцы. Похоже, что этот рыбак знает основы арифметики и каким-то образом вычислил, что сила его гребцов эквивалентна силе 75-ти лошадей. Проверить это не представляется возможным, но сам факт того, что простолюдин освоил процесс количественного и качественного сопоставления, наводит на размышления. За столом рыбак частенько рассуждает о кораблях, которые плавают по воздуху. Дикие, сельские фантазии. Всем известно, что корабли — ходят по морям. В самом крайнем случае — по рекам и озёрам. Весьма занятный персонаж.

Жена рыбака держит парфюмерную лавку, одевается по-городскому, от неё исходит приятный запах. Такая могла бы выучиться на горничную и служить в приличном доме хорошенькой кошечке — такой, как ты, моя Мэрилина. В любом случае, она выглядит умнее своего муженька и, похоже, метит выше.

Их дети-погодки в том возрасте, когда воспитание ещё не дало своих результатов, а дикая наследственность проявилась в самых ужасных формах.

Пару слов скажу о местном колдуне. Его зовут Повелитель псов, и он силён, гвоздит к полу направо и налево, но, как ты могла догадаться по его прозвищу, интересуется исключительно собаками (кстати, сын колдуна — пока ещё простой мальчишка, но что-то мне подсказывает, что с годами он будет посильнее отца).

Теперь про Короля. При нашей последней встречи ты спрашивала про него. У меня есть свой Король. Король чёрных песков по прозвищу Сорок складок. Мадам утверждает, что имеется документ с печатью, подтверждающий титул, но я давно раскусил это суетливое создание и поставил на место. При моём выходе я ставлю Короля всего на ступеньку ниже — это удобно, т. к. он единственный, с кем можно общаться по мыслесвязи, хотя он постоянно путает каналы и вообще долго грузится. В целом, мы оба придерживаемся Этикета нейтралитета по отношению друг к другу. К тому же я пользуюсь его услугами при отправки корреспонденций. Да, дорогая Мэрилина, следует признать, что почта псов работает более устойчиво, чем наша.

С этим, считаю долг по описанию моего окружения выполненным, с наилучшими пожеланиями,

Искренне Твой,

Принц.

Контора интересных дел (Совещание)

В приёмной — Кира. Генеральный директор искренне уверен, что она всегда одета в милые домашние платья в пол, талия стянута широкой розовой лентой, ступает Кира босыми ногами, а волосы украшены полевыми цветами. На самом деле это не так. За пределами кабинета Генерального Кира стелет жёстче самого жёсткого латекса. С мужчинами держит дистанцию, принимает только безоговорочные капитуляции и, выборочно, знаки внимания.

Хозяйка офиса Кира и две её верные одалиски решали, кто, когда и сколько будет находиться в приёмной, перед кем откроются двери кабинета Генерального. Спорить с ними — опасно для карьеры, грубить девушкам пока никто не пробовал, но, похоже, сегодня есть первый самоубийца. Занятно. Кира изогнула ресницы кнутами, две её верные открыли пудреницы с пылью пострашнее яда кураре. Тройным шипением девушки изгнали это ничтожество сорок пять плюс в галстуке и двубортном костюме, посмевшее добиваться аудиенции, повышать голос, быть невежливым. Смерть невоспитанному самцу. Сразу после совещания смерть, а пока директору по персоналу разрешили пройти к Генеральному:

— Двенадцать минут, не больше.

Контора интересных дел такое название получила исключительно потому, что работать в ней действительно интересно и перспективно. Контора занимается аналитикой, кофе здесь бесконечен для полусотни сотрудников. Темы для анализа присылают сильные мира сего через запросы страховых компаний. Платят за анализ, за выводы, за ответы на вопросы. Сами вопросы не приветствуются. Спрашивать вообще не принято. Это чётко объясняют при приёме на работу. Много спрашиваешь? Много по сторонам глазеешь? Давай-ка спустись на два этажа в департамент по персоналу. Там тебе всё объяснят и премию ополовинят. Это на первый раз, а второго не будет. Но такое безответственное поведение среди сотрудников случается редко. Всем тут по душе. Много солнца. Можно опаздывать, задерживаться на работе допоздна, мять попами фигурный жаккард на диванах, а дизайн в конторе такой, что, когда фотки выкладываешь в сети, сто вопросов: «Это ты где?» ласкают слух, и чужая зависть подсказывает, что правильный билет ты в своей жизни вытянул, не потеряй его. Высокий класс. Возраст сотрудников начинается от двадцати, в двадцать пять можно возглавить отдел, ближе к тридцати — департамент. Генеральному директору тридцать пять будет в декабре. Только Пенсионер, Пенс, ещё Огорчённый, Двубортный, выбивался сильно в плюс, но после сцены в приёмной это будет исправлено. Он не станет моложе, просто Кира распорядилась звать его отныне Пеньком и обещала уволить в конце месяца.

После совещания начальнику отдела Москвы и Московской области, где трудится Пенёк, предъявлено за невоспитанного сотрудника, не слезами и не мокрыми платочками, а конкретным требованием:

— Разберитесь с невежей, или на наше расположение можете не рассчитывать.

Начальник отдела искренне огорчён, что чёрный котяра пробежал между ним и Кирой. У него в отделе одно неадекватное исключение — двубортный ветеран, то есть, прошу прощения, Пенёк, который ни с кем не ладит, очень токсичный, и решение начальника очевидно — он разберётся.

…

Зря Пенёк накричал на Киру, зря девчонок шипеть заставил, даже для понедельника это слишком. Вышел из приёмной красный как рак. Бежать решил на два этажа вниз в отдел кадров заявление писать, но в коридоре встретил Советника, который само благодушие, пиджак в три пуговицы, галстук и даже платочек из кармана идеально:

— Что случилось? Кто Вас так? Эти могут, к сожалению. А в чём вопрос? Субботний казус на Биржевой? Не казус? Так вы мне расскажите в двух словах. Совещание подождёт.

Пенёк дёрнул головой, отбросил волосы со лба, заложил руки в карманы брюк, замяв полы пиджака, качнулся с пяток на носки и обратно:

— Вы меня поймите, если мой профессионализм, моё мнение не ценят, если мои навыки аналитика не нужны, так изгоните меня…

— Ну, ну, остыньте. Расскажите мне, я всё устрою, — успокоил Советник, тоже молодой парень, но единственный, с кем Пенёк может разговаривать в этом пионерском лагере. — Считаете, тут что-то есть? Я, пожалуй, договорюсь, чтобы вас ко мне на пару недель прикомандировали. Сможете спокойно поработать. Накопаете? Уверены? Ну и отлично. После обеда жду вас у себя в кабинете с планом мероприятий. С начальником отдела я всё улажу.

Вот такой он, этот Советник.

В Конторе о нём твёрдого мнения не сложилось. С одной стороны — слухи о высоких покровителях, отдельный кабинет и квартира в центре, а с другой — кандидат наук, в портфеле носит обеды. Одет в три пуговицы и единственный, кто из всех топов в галстуке, платочек в кармане пиджака и бакенбарды. В Конторе костюмы не носят — в моде простые пиджаки, галстук есть только у Генерального, и то при первой возможности сбрасывает его на бюст Черчилля или в корзину для мусора (шутка, было один раз и по ошибке, но стало достоянием гласности, вызвало восторг у подчинённых). На корпоративах Советник всегда в сторонке, за год работы был уличён в попытке пригласить брюнетку из бухгалтерии в Вахтангова. Без продолжения. Вот и сейчас в приёмной поздоровался с Кирой, улыбнулся девочками, поправил перед зеркалом галстук, тронул пушкинским жестом бакенбарды, полюбезничал и ушёл к себе в кабинет. Ни то ни сё.

…

На совещании после мелких, секундных вопросов перешли к сводке за выходные, на экране появились первые данные: выявлено более 2000 эпизодов по стране; 80% — нарушения водителями ПДД, которые приведут к обоснованному повышению тарифов по страховке, средний чек повышения — 3800 рублей; административные правонарушения, средний чек штрафа — 2500 рублей; полсотни эпизодов продублированы в милицию и прокуратуру — реальная помощь в поиске правонарушителей; обнаружен один особо опасный преступник; двое — в федеральном розыске более полугода. Это уже разговор. Помимо четвёртой части от повышения тарифов и штрафов, Контора получит премию за головы трёх преступников — полмиллиона. Хорошие выходные. Генеральный доволен, утвердил блок информации для СМИ без возражений:

— Отправляйте. Теперь анекдот от Московского отдела, если нет возражений.

На экране один за другим прошли несколько роликов: события на Биржевой показаны с разных ракурсов, комментарии коллег одобрительны для Смолина А. Н. и остроумны в отношении милиционера. Генеральный настроен по-деловому:

— На видео бейдж с фото, но без текста. Значит, нет вопросов. Этот парень гипнотизер, но нам помог. Кое-кто планировал сделать пару беременная плюс несовершеннолетняя, Смолин А. Н. их планы разрушил. Запустим тему с выносом девочки в виде анекдота, обнулим болтовню вокруг темы акции. Милиция жаждет крови Смолина? По закону они ничего не докажут. Начальник департамента, объясните это милиции. Найдите доходчивые слова. Тема с анекдотом закрыта. Теперь главное. Спешу обрадовать. Как вы все знаете, подпись под Конвенцией ООН о запрете психологических пыток от восемьдесят четвёртого года отозвана. Так сделали пятьдесят стран, мы пятьдесят первые. Можем начинать проект «Три «В». Юридический отдел — за вами оформление лицензии на травлю. Мы должны получить её первыми. Рабочая группа проекта теперь активна. С дорожной карты стряхнуть пыль, и вперёд, без остановки. Первое шоу запускаем в декабре. С кого начнем? С журналистов, конечно. Кандидатов на уничтожение у нас предостаточно.

…

Начальник департамента, которому поручено уладить с милицией эпизод на Биржевой, человек с юмором, а сегодня, по случаю запуска проекта «Три «В», пребывает в отличном настроении, после совещания по телефону объяснил кому надо:

— Нет смысла качать эту тему с выносом девочки из ямы. Согласен. Есть странности. Мы их проанализировали. Мы же аналитики. Проверили цифровой след. Полностью. Криминал не нашли… Пока ситуацию надо успокоить. Делать из диких мучеников никому не нужно… И плодить диких не нужно. Вам — в первую очередь. Будет больше времени на маньяков... Радуйтесь, что роды не пришлось принимать в яме. Вы хотите несовершеннолетнюю добавить к беременной? Это сейчас вообще не нужно… Послушайте, дадим прессе успокоиться, не будем нагнетать… Как это ни-че-го? Очень даже, может, че-го, пока есть пресса… Николай Степанович это точно не одобрит… Всегда успеем вернуться к этой теме… Нет. Не подделывал Смолин бейдж. Нет бейджа с текстом — нет нарушения закона, а то, что показалось вашему офицеру и сотрудникам МЧС — так им надо зрение проверить. Есть записи камер. На всех бейдж пустой, только фото. Больше ни-че-го. Значит, накажите вашего офицера… Я думаю, гипноз. Хорошо, мы посмотрим за этим Смолиным, сообщим вам через месяц результат… Отлично. Привет семье.

Пот со лба вытерт, файл на Смолина А. Н. отправлен в глубокий архив.

ОКТЯБРЬ

Все настойчивые приглашения не случайны

Приглашение посетить День музыки в Спасском доме вцепилось клещом на прошлой неделе. Андрей хотел от него отмахнуться, но девочка-организатор трижды звонила и медовым голосом уговаривала прийти, точно в постель укладывала. Настойчивость заинтриговала, послеобеденные встречи отменены, и вот уже паркуется авто в узком переулке, около коричневой будки с зеркальными окнами. Пробковые подошвы приняли вес тела, плащ наскоро запахнут, палец отыскал в телефоне нужный QR-код.

…

Андрей потолкался для вида в потоке, пару раз отразился в зеркальных дверях, кому-то наступил на ногу, принял извинения, отступил в угол, к дивану под картиной с двумя ныряльщицами. Выдержал паузу приличия и, как только распахнулись двери овальной столовой, подошёл к фуршетному столу. При его появлении самовар с имперскими медалями выпустил струю пара; двенадцать дюжин хрустальных фужеров, составленных в пирамиду, салютовали столбиками пузырьков; фарфоровые тарелки с двуглавыми орлами призывно задребезжали в стопках. Но Андрей ничем не соблазнился, только взял бокал вина и прошёл через опустевшую главную залу в музыкальную гостиную, присел на диван. В дальнем углу, скинув ботинки, дремал с приоткрытым ртом любитель музыки. Андрей попытался определить ритм в движении его нижней челюсти и прозевал незнакомца — похожий на кинозвезду молодой человек возник откуда-то сбоку, спросил, не представившись:

— Прокофьев вас не вдохновляет?

— После бургундского он ярче, — Андрей рад, что загадка с приглашением на День музыки приобрела осязаемые очертания.

— Есть видео на восемь минут, которое может вас заинтересовать. Достаточно яркое.

Видео вызвало практический интерес, и Андрей пригласил незнакомца присесть на диван:

— У вас есть визитка?

— Вот. Прошу. Ударение на а.

— Вы хотите получить вознаграждение за информацию об украденных у моей несовершеннолетней племянницы украшениях?

Андрей повысил голос, каждое слово произнёс раздельно, но незнакомец и глазом не повёл, продолжил в спокойной манере:

— Внесу ясность. Моя компания поддерживает сервис камер видеонаблюдения в этом ТЦ, к происшествию никакого отношения не имеет, и я готов отдать вам файл совершенно бесплатно. Можете передать его в милицию. Они легко найдут всех, кто на нём заснят. При условии, что будет заявление о краже.

Андрей покрутил в руках визитку, убрал её в карман пиджака, отпил вина из бокала. Его собеседнику пришлось продолжить:

— Только что-то мне подсказывает, что заявления не будет. На третьей минуте несовершеннолетняя Маруся Семёнова подписывает договор, ставит свою фамилию ниже Семёновой Н. П. Мы расшифровали разговоры по артикуляции. Ваша племянница заверила покупателя, что её мать, Семёнова Н. П., дала согласие на сделку и лично подписала договор. Если это так, я приношу вам свои извинения за то, что отнял время.

— Вы похожи на Райана Гослинга, внешне, — Андрей покрутил бокал на просвет.

— Это стало мешать в последнее время. Отпустил бакенбарды, чтобы не было так явно… Конечно, покупатель должен был проявить должную осмотрительность, настоять на личном присутствии Семёновой Н. П., но это — не преступление. Вы сможете расторгнуть сделку. Доказать кражу — вряд ли. Ещё придется возвращать покупателям деньги, которых, предполагаю, уже нет. Возможно, я ошибаюсь…

Андрей не видел смысла дальше тянуть время:

— Ваши возможности?

— Отследим цифровой след покупателей, установим адреса. Передадим в страховую полицию. Они изымут украшения и вернут вам. Всё, конечно, неофициально.

— Вот как. Только что вы были ай-ти бизнесменом.

— Остались знакомые из прошлой жизни.

— Сомневаюсь, что удастся вернуть украденное. Прошло больше месяца, — продолжил Андрей после паузы.

— Да, риск есть.

— Возмездие меня не интересует.

— Бывают интересные открытия в таких делах. Наводчики, например.

— А что за люди украли?

— Нам они по зубам.

— Сколько?

— Вот столько, — человек с бакенбардами достал листок из правого кармана. — И ещё столько же, когда получите украшения.

— Я вижу, вы человек подготовленный. Скажите, вы анализировали видео?

— Немного.

— Давайте ещё раз вместе посмотрим. Вот здесь, начало четвёртой минуты, когда мошенники рассматривают украшения, очень хорошо виден при небольшом приближении вензель «I.V.N.». Этот бренд принадлежит ювелирному дому Наумчика. Серьёзная марка. Новый Фаберже. Некоторые его вещи стоят безумно дорого. Например, коллекция «Коктебель» — целое состояние. Вы, конечно, просмотрели его каталоги, нашли «Шираз», который на вашем видео? А саму систему каталогов вы понимаете? Я вам расскажу. «I.V.N.» — это международный бренд. Украшения создают дизайнеры в московском офисе. Молодые креативные ребята, полёт фантазии и пр. Рисунки превращаются в чертежи и презентацию. О воплощении в металле ещё нет и речи. Следующий шаг. Презентацию размещают на сайтах (ювелиры называют их каталогами) головного офиса в Москве, филиалов в Лондоне и Нью-Йорке. Наступает время продажников.

Допустим, что интерес проявил потенциальный покупатель из Мексики. С ним будет работать менеджер из нью-йоркского офиса, и, если уговорит купить, изделие будет изготовлено в Америке, из Москвы передадут только файл с чертежами. Цены каждый офис устанавливает сам… Да, собственно, и всё. Схема полностью законная, и я в ней никто. Я простой архитектор. Знаком с Наумчиком по прошлой жизни, иногда делаю для него эскизы украшений, отдаю их бесплатно. Мне достаточно упоминания моего имени. «Design by A. Smolin» — тешит самолюбие, помогает получать заказы на проектирование частных домов. Не более того. Некоторые мои каракули ювелирный дом довёл до ума и воплотил в металле и камнях. Коллекция «Шираз» — одна из них. Она так понравилась моим родственникам, что они её приобрели. Я выторговал огромную скидку, но семье пришлось продать полученную по наследству квартиру, а моя племянница этот «Шираз»… Вот и вся история, — Андрей допил вино, избавился от бокала, выпустил из-под манжеты циферблат с мальтийским крестом, проследил, как секундная стрелка пробежала половину круга, и заговорил в быстром темпе. — Заметьте, я не спрашиваю вас, как вы вышли на меня. Мне это неважно. Мои родственники могут не писать заявление в милицию, не требовать страхового возмещения. Они могут заказать у Наумчика копии украденных драгоценностей. Их сделают по себестоимости, и описание в каталоге будет изменено. Успеваете за мной? Украденные драгоценности после изменения описания станут подделкой. Продать их можно будет, разобрав, за одну восьмую от каталожной цены, и то, если женат на удаче, а копии станут оригиналом. Это такая своеобразная защита от воровства, которую применяют ювелиры для своих покупателей. Вы зря улыбаетесь. Одна восьмая — реальная стоимость, всё что сверху — плата за имя, за три буквы «I.V.N.» Теперь посчитаем. Вот цена золота, вот столько будет стоить работа. Камни выросли процентов на пять, не больше… Закрепить их будет стоить… Итого… Даже если вы разделите ваше «вот столько» на два, мы не договоримся. Ещё раз повторяю, возмездие никого не интересует.

— Назовите свою цену.

— Я пока в принципе не согласен. Мне надо подумать. Позвоню сам. Послезавтра.

Мужчины поднялись с дивана и некоторое время стояли в молчаливом равновесии взглядов. Недолго, всего несколько секунд, и новый знакомый Андрея не захотел продолжать. После крепкого рукопожатия бакенбарды Гослинга удалились в сторону концертного зала.

Андрей вернулся в Овальную столовую за вторым бокалом вина, решил повременить с уходом, подумать. Заход г-на с ударением на а понятен. На самом деле объявленная цена за возврат — только начало. Возможно, страховщики делают спектакль: снимут с Андрея деньги за украшения, потом предложат получить страховку за них же. Получить и разделить. Отказать не получится. Проходили.

До послезавтра времени вагон, спешить некуда. Надо всё обдумать. Есть шанс, что "Шираз" не у страховщиков? Да, такой шанс есть. На видео было кривое место. Итак, это атриум в «Неевропейском». Виден указатель в мужской туалет и банкомат. Маруся поговорила с двумя парнями и девицей, подписала бумаги. Здесь картинка дёрнулась, позы всех четверых изменились одновременно. Один из парней передал Марусе пачку денег, девица отдала конверты. Короткий разговор. Маруся вскрыла конверты, достала банковские карты, отошла к банкомату проверить баланс, вернулась, в телефоне подсчитала общую сумму, кивнула кому-то невидимому, кто слева от неё, и у покупателей в руках сразу появилась фирменная коробка красного дерева с надписью «Шираз» и вензелем «I.V.N.». Покупатели после осмотра драгоценностей уложили коробку в рюкзак, попрощались и ушли. Девушка даже поцеловала Марусю в щёку. Такое полное доверие. Видео обработано, чтобы скрыть от меня Марусиного спутника. И где вторая коробка с анклетами «Саламбо»? Тётя Саша сказала, что пропали обе. Ладно, разберёмся. Исправлять понедельник — дело неблагодарное, но попытаться стоит. Говорят, ещё есть вольные мессенджеры? Отправлено сообщение в два слова человеку дела, по кличке Туман. Запрос встречи. Подтверждение. Согласование места и времени.

Бокал Андрея пуст и пристроен на ближайший поднос. Гардеробщику незаметно передана свёрнутая по-московски купюра. Времени нет. Вот только от сына звонок:

— Пап, привет. Я голодный.

— На плите видел кастрюлю с кашей?

— Я мяса хочу.

— Холодильник открывал?

— Нет.

— Пока.

— Пап, пап, постой… Ещё вопрос. Какие цветы подарить классной на День учителя?

— Розы.

— Все дарят розы.

— Это формальный праздник. Роза — формальный цветок.

— А если я подарю аль-стро-ме-ри-я?

— Это будет взросло, сынок. Альстромерии. До вечера.

— Пап, ну что выбрать?

— Монетку брось. До вечера.

— Ну постой. Как купить? У меня дневной лимит на карте 1000 рублей.

— Накануне. Зайдёшь в ларёк-марёк. К Гургену. Объяснишь ситуацию. Он тебе всё устроит и приготовит букет на утро. Пока, сын.

— Пока, пап.

ИСТОРИЯ АНИ

О том, что для переезда из Питера нужна веская причина

Аня родилась и жила в Питере, в трёхкомнатной квартире с камином на Каменноостровском. Если пролистать её детство, лет до одиннадцати, то сразу можно увидеть популярную историю, когда отношения родителей уже разладились, но они изо всех сил стараются избавить своего ребёнка от злобы семейного конфликта.

Отец переселился на диван в гостиную, мать рано, часов с пяти вечера, закрывалась в бывшей общей спальне. Слова копились, чтобы в один день открыть визгливой истерикой сезон взаимных обвинений, пощёчин, уходов-возвращений, примирений и безобразных криков. Сезон длиною в год или что-то около того. Если бы Аня была взрослой, она бы в этой истории стала седой, но родители вовремя заключили перемирие, между собой перешли на шёпот, и каждый по отдельности сосредоточился на воспитании дочери.

Её занятия художественной гимнастикой, учёба в школе, стихи, которые она сочиняла, успехи в романских языках были великолепны. Казалось, ещё чуть-чуть, и девочка своими талантами сумеет снова объединить родителей в семью, и даже они как-то втроём в воскресенье вместе пили чай с шарлоткой (три четверти яблок, четверть груш), для которой Аня изобрела комбинацию молотой корицы, мускатного ореха с щепоткой имбиря и (и, не или!) чёрного перца. Родители были в восторге. Отец рассказал смешную историю, что и в прежние-то времена было бы редкостью. Мать легла с ней и напевала нежные песенки, гладила голову, целовала.

Утром Аня проснулась одна, а вернувшись из школы, подслушала телефонный разговор отца. Теперь она знала имя, фамилию и место работы мужчины, к которому мать ушла жить, и что это окончательно, то есть надолго. Так она поняла. Действительно, они прожили с отцом одни целый месяц, и это было только начало. Мать вернулась и через месяц снова ушла, оставив записку. Колесо повторений закрутилось. Отец её больше не искал. Эмоций с каждым разом становилось меньше. Когда мать возвращалась, они жили мирно, сколько могли, иногда до полугода. Убеждались, в очередной раз, в бессмысленности продолжать, делали формальную ссору. Прощальные записки множились. Отец хранил их в жестяной коробке из-под сахара, когда встречал Аню после школы, предупреждал: «Наша О'Хара оставила весточку». В такие дни дорога до дома превращалась в непрерывный монолог отца, который продолжался за обедом на кухне, когда он кормил дочь. За вечерним чаем записка читалась вслух с комментариями, перед сном отец приходил к Ане в комнату, присаживался на кровать, зачитывал «перлы» и «избранные места» повторно, опровергал, доказывал, обосновывал отсутствие элементарной логики в поведении жены и уходил, забыв пожелать дочери доброй ночи. Так семь-восемь лет. Или что-то около того.

После школы Аня поступила в университет на бюджет. Изучала иберо-романские языки, завела подружек-капучинок, успела на последнюю стажировку в Коимбру. Приближавшаяся защита диплома виделась рубежом, почти мистическим, когда она сможет начать жизнь, отдельную от родительских проблем.

У отца тоже назрели перемены. У него давно была на примете одна бывшая сослуживица по институту, рано вышедшая на пенсию. Женщина одинокая, очень тихая и добрая, с которой он в своих фантазиях давно создавал нормальную семью, дала ему согласие. Всё это было реально, тем более что у бывшей его сослуживицы была хорошая квартира всего в двух станциях метро на север.

Дочь будет заходить к ним раз или два в неделю почаевничать. Да, раз или два в неделю его вполне устроит. Иногда Аня сможет оставаться ночевать в одной из двух комнат. Наутро он придёт к её постели очень рано. Обнимать через одеяло разогретыми растиранием руками, выкупать у сна поцелуями и нежным шёпотом на ушко он, конечно, не будет — ведь дочь уже такая взрослая. Он будет просто сидеть и ждать со спокойной улыбкой первого дрожания её ресниц.

Всё это казалось ему реальным, но сердце начало его подводить в ту последнюю зиму. Жена с началом болезни мужа сразу вернулась и жила с ними теперь постоянно. Она организовала больницы, реабилитацию и два консилиума. Врачи ободряли, рекомендовали, но после второго консилиума, когда уточнили диагноз, как-то сразу отказались от него, а накануне 8-го марта отпустили домой. Стало не до фантазий: отец сделался безмолвным, полностью оккупировал гостиную, по всей квартире установил режим границ. Выходил только по надобности и на кухню. Перемещался при этом короткими, семенящими шажками, не выпрямляя полностью колен и сильно сутулясь. Когда готовил, нависал над закипающим чайником, чтобы поймать момент и обязательно успеть выключить его до первой бульки. Это казалось ему почему-то важным. С женой у него установилось молчаливое избегание — совершенное искусство, столь частое у интеллигентных людей, бесконечно долго проживающих вместе. Болезнь отдалила его и от дочери. Всё, что он делал, — каждый вечер, предварительно постучав, — заглядывал в комнату Ани. Дальше порога не проходил, боялся натолкнуться на укоризненный взгляд или на слова неудовольствия. Впрочем, это были всё его фантазии. Постояв минуту, кивал часто-часто головой, бормотал неразборчиво пожелания доброй ночи, выходил, так и не подняв глаз. Медленно закрывал за собой дверь, но закрывал не до конца, оставлял щель в миллиметр. Не нарочно. Просто стал невнимателен. Ане приходилось отрываться от занятий, бросать ручку на стол со звуком, самой прикрывать дверь на этот самый последний миллиметр. Иногда отец стучал, но не заходил. Стоял некоторое время перед закрытой дверью, гладил ладонью дубовое полотно, приникал к нему щекой, губами, шептал словечки и скрывался в своей комнате до утра.

Аня всё понимала и, несмотря на диплом, время для своего папы находила. Покупала без напоминаний в аптеке лекарства, раз в неделю готовила его любимую шарлотку (три четверти яблок, четверть груш, набор специй без перца), делилась университетскими новостями, но реакция отца была очень слабой.

С матерью, наоборот, её отношения развивались стремительно. За годы семейного конфликта они потеряли целые куски из жизни. Теперь им ничто не мешало, и они стали общаться сразу по-взрослому, навёрстывая упущенное. Сначала негромко, короткими фразами, на ходу, про всякие мелочи, а потом прорвало, и они болтали ночи напролёт, сидя в одной постели, жадно и доверительно. Дочь стремилась расспросить, а мать торопилась первой рассказать. Постепенно они начали вести вне квартиры вторую, совершенно нормальную жизнь. Пили кофе в модных местечках в центре, регулярно совершали набеги на парфюмерные магазины. Мать подарила Ане бусы из коралла, в гуцульском стиле (пять ниток, подвеска — православный крест из серебра), познакомила со своим другом-яхтсменом. Аня сочинила про него короткие стихи-дразнилки, которые смешили мать до слёз.

Жизнь раздвоилась на квартирную-ожидающую и уличную-будущую, и в этом была своя прелесть. Мать и дочь вместе вздыхали, что, вероятно, лето будет испорчено, переживали за Анину защиту, ни в коем случае никого ни в чём не винили. Обе были грустны и красивы. Отец устроил всё гораздо лучше, чем можно было от него ожидать. Он умудрился простудиться где-то между уборной и своим диваном и умер весной, в конце апреля. Похороны и поминки уместились в полтора дня суеты.

…

После защиты дочери мать вселила в их квартиру своего яхтсмена. Звукоизоляция в доме была очень хорошая, но в ночной тишине подводила. Анна восприняла слоняющегося по коридору босого, завёрнутого в простыню мужчину как удачный предлог и объявила о переезде. От матери получила благословение на самостоятельную жизнь в самых общих фразах и деньги на оплату съёмной студии. Семейного кота по имени Бакаляй взяла с собой, купила стеклянные формы для запекания любимых груш, заказала торшер в стиле хай-тек с доставкой, чтобы одной не скучать среди новых вещей. С мальчиком из доставки, который дерзко предложил прийти вечером помочь торшер собрать, была строга — взглядом указала на грязь ногтей и дверь. Подружек, окунувшихся раньше неё во взрослую жизнь, временно отдалила, пока не получится наверстать упущенное. Придумала до полуночи и позже сидеть на подоконнике, завернувшись в синюю, оливковую и белую клетки пледа. Ноги босые через окно наружу обязательно, воздух пятками шевелить, в канале волны гонять: если ты ночная поэтесса, то пятки идеально для этого подходят, просто смажь их изнутри глинтвейном. Смажь покрепче…

Так уж устроено, что сердца красоток недолго остаются вольными. Это все знают. Вскоре и у Ани появились новые знакомые.

В испанском доме на Невском один с усами для неё играл на гитаре и тряс при этом животом. Второй соблазнял пшеничной мукой с тёртым желтком и маслом, давил рукой лимон, опаивал ромом, колдовал солью, под ноги сыпал сахара ванильный и простой, но позабыл важное. В итоге гитарист и кулинар уступили третьему. Этот третий околдовал Аню ураганом признаний, из тесноты коридоров увлёк в кафе на второй этаж на красный диван, сразу талантливо объяснился в любви. Пригласил к итальянцам на замечательный до слёз фильм. После сеанса подговорил ветер, чтобы в спину их в пять минут до Крюкова канала дотолкал и налево. Здесь усадил за столик с белой скатертью, заказал дурманного вина. Ветер при них остался: пуантами на занавесках играл, сквозняком летал, с каждой дверью возвращался — хотел коварно свечи задуть, а не вышло — свечи в тот вечер штормов не боялись.

Не долго, скорее коротко, новый знакомый подселился к Ане в студию. Она с удовольствием изменила статус на: «В отношениях». Он указал: «Влюблён безумно». Жизнь Ани заполнил собой полностью и привёл в компанию своих друзей. Парни в этой компании были спортивные, с официантами разговаривали хамовато, ходили в чёрном, а две яркие, тоже спортивные девушки-близняшки держались прохладно, и одна, видимо, ревновала. Было непривычно, всё кололось, но в постели Аня получила неожиданно много.

Вроде бы всё складывалось. Её переводы и уроки давали деньги на жизнь, он иногда подбрасывал что-то в общий котёл, в общем, хватало. Аня поменяла кофейную чашку на бокал «как у него», утром вкладывала в руку любимому листок с новым стихотворением, целовала в сонные губы, летела по улицам Петербурга на работу на уровне третьих этажей, не ниже. Днём ругала себя, сердилась, мечтала, но всё держала в своей голове — посредников в любви не признавала.

Неприятность произошла осенью, месяца через три после начала их совместной жизни. В компании его друзей они бюджетно отмечали День Варенья Ани в кафе. Между тостами он надел ей на пальчик кольцо с маленьким бриллиантом. Не новомодные инесы, конечно, да и на колено не становился, стихи страсти на ухо не шептал, но кольцо есть кольцо, а бриллиант, даже маленький, гипнотизирует любое женское сердечко. Особенно, если это бриллиант замуж зовущий. Вся компания была в восторге. Вокруг Ани водили хоровод, он целовал её на счёт, близняшки улыбались, обнимали, называли сестрой, и все пили до дна.

Когда вернулись домой, он вспомнил, что надо спуститься в ночной магазин за какой-то мелочью, ерундой, и ушёл. Аня прождала на диване час, заснула, позабыв спрятать под одеяло нескромную ножку и пальчик с маленьким бриллиантом. Утром проснулась одна, начала звонить, искать, к обеду узнала от пришедших людей в форме, что его задержали за драку с двумя парнями в этом дурацком ночном магазине. Прозвучало «преднамеренное», и был обозначен двузначный в годах срок в перспективе. Так сказали эти бесцеремонные грубые люди, забрали все его вещи и ушли.

Аня тихой мышкой проплакала сутки в квартире одна. Писала цифры далекого года его возвращения на бумажных квадратиках, рвала, снова писала.

Прошло ещё какое-то время. Вечерний звонок на телефон, переломанный голос любимого с текстом, из которого Аня разобрала отдельные слова: «Адвокат… Найди деньги… Люблю… Шансы есть… Люблю… Найди», — вогнал её в истерику. Ночь прошла совершенно без сна, а рано утром в дверь уже стучали. Близняшки по-хозяйски забили холодильник энергетиком, просидели у неё весь день, курили в комнате, два раза ходили за пивом в злополучный магазин, и под утро Аня усвоила, какие деньги она должна найти на адвоката. На всё про всё есть день. Аня согласилась, но помнила это неточно. Близняшки забрали у неё банковские карты, серьги и какую-то мелочь — для ломбарда, где нормальную цену дадут. Та, что казалась ревнивой, положила Ане ладонь на грудь, под коралловые нитки, поиграла бусинами, долго глядела в глаза, но не тронула, скрутила с пальца кольцо с бриллиантом. Очень больно, до синяка.

Аня набрала номер мамы, выслушала информацию о недоступности на английском, вспомнила, что яхтсмен увёз несколько дней назад мать в Европу до православного Рождества. Начала писать сообщение про деньги, про всё-всё-всё, но близняшки обругали, влили пивной коктейль, а потом телефон куда-то исчез. Жизнь ещё раз изменилась, и опять в ту же сторону. Вечером, который близняшки назвали последним, Ане объяснили, какая она жадная девочка, как плохо не любить своего почти мужа. Месть, немного зависти и желание зрелища. Вот под этим коктейлем Аня получала мокрыми полотенцами через подушку ночь и следующие полдня. Были и другие напитки. Кот Бакаляй пытался её защитить, но не смог и куда-то исчез, наверное, пошёл за подмогой.

После обеда Аню повезли с документами к нотариусу для оформления займа под залог её доли в трёхкомнатной квартире с камином на Каменноостровском, но здесь вышла осечка, и вот какого плана. Нотариус, который вначале был настроен к сделке доброжелательно и даже торопил, вникнув в документы по страховке Ани, установил, что месяц назад она (страховка) была повышена до статуса «премиум», т.к. некая Пратчетова А. В. (по-видимому, мать) внесла очень приличный депозит на имя дочери. Вот среди привезённых документов в запечатанном конверте и кусочек пластика, мечта многих. У него самого такой же инкард, только на лицевой стороне граффити более экстравагантное, по индивидуальному дизайну. Восторг близняшек от шести депозитных нулей нотариус совершенно не разделил. Более того, посоветовал им печалиться, а сам за голову схватился, стал приводить Аню в чувство, дал стакан воды. Обалдевшим близняшкам в подзабытых, как он надеялся, но нет, выражениях пояснил, что теперь Анна Пратчетова все сделки с недвижимостью должна проводить через своего персонального СИ. Так распорядилась Пратчетова А. В., и она имела на это право как повысившая страховой статус дочери, а дочь от этого условия не отказалась в течение тридцати дней, которые истекли вчера, и если бы они (глупые дуры) привезли эту куклу на день раньше, ещё можно было бы успеть всё провернуть, а сегодня уже нет, т. к. премиальный статус активен с нуля часов, в страховой компании увидели его, нотариуса, обязательное информирование о сделке в сети, которое по закону надо выкладывать до, до, чтоб вас, для предотвращения незаконных и сомнительных. Персональный СИ этой куклы уже прислал ему на почту запрос о сделке с квартирой и будет здесь в его замечательной с дизайнерским ремонтом конторе самое позднее через двадцать минут, а у них (клятых дур) есть одна минута, чтобы свалить из его великолепной конторы, и примерно час, чтобы из города, и молиться святым или кому они там молятся, чтобы страховщик, обнаружив эту полуживую девчонку, не спустил на них (дважды, нет, трижды тупых идиоток) всех собак, а он-то знает, как они это делают, и фамилию он не для того менял, чтобы под страховой каток второй раз угодить… Не трогать бусы! Пошли вон, твари!!!

…

Бессонно прокочевав сутки по барам и крышам, на таблетках и кофе, умываясь дождём, Аня догадалась позвонить своей московской тётушке, сестре покойного отца. Что-то проплакала бессвязно и, услышав спасительное «приезжай», последним сапсаном сбежала в Москву.

В кресле эконом-класса удалось забыться, но привиделся кот Бакаляй. Он тоже ехал в вагоне, ходил кругами, мешался, застревал под креслом, собирался мяукнуть, а этого допустить было никак нельзя, потому что это поезд и здесь должна быть тишина, и надо срочно Бакаляя взять на руки, погладить, успокоить, в крайнем случае придушить. Лишь бы он не издавал звуков. Аня дёргалась, тревожила пожилого соседа справа, просыпалась, лезла под кресло, вскакивала, опять тревожила соседа, искала кота, забывалась, и так много раз, пока сосед не устроил истерику с выбрызгиванием слюны, вызовом проводника, потом старшего проводника… В итоге, пока мужчине приносили извинения и давали успокоительное, Аня заснула сама, проспала до Твери.

Последний час собирала пальчиком прохладу оконного стекла, пробовала на язык, с дождём через стекло разговаривала. Дождь тянулся дрожащими тонкими нитками по стеклу, извинялся немотой за весь Петербург, потом сорвался, перелетел на встречный скорый, пустился в обратный путь.

О том, как выгодно иметь премиальный инкард и как много зависит от профессионализма сотрудника страховой компании

На перроне Петербургского вокзала Аня потерялась в какофонии китайских потоков, закружилась головой от бесцеремонного галдежа, присела на чемодан, чёрно-серой кучей, запустив растопыренные пальцы в волосы, защищая уши от грохота чемоданных колес. Мужчины аккуратно переступали через её анорексичные ноги, женщины обходили дальней дугой, чтобы каблучки не научились плохому от тракторных подошв грязных ботинок. Милиционеры рассматривали сочувственно, задавали Ане вежливые вопросы и почти потеряли надежду, но всё-таки заполучили её документы: билет, паспорт, городскую карту жителя СПб и (редкая удача!) премиальную инкард. Старший наряда сразу сделал звонок, как того требовала инструкция.

Дежурный страховщик улыбнулся при виде дизайна карты (ну явно питерцы с граффити переборщили), проверил на подлинность и распорядился Аню отвести в ВИП-зал, что милиционеры и выполнили. Ещё запросил медподдержку, отправил запросы куда надо, в общем, осуществил сервис 24/7 в соответствии с инструкцией на десять из десяти.

Примерно через час ситуация нормализовалась. Аня пришла в себя, удобно устроилась с ногами на диване под флисовым пледом. Врач ушёл, а какой-то обходительный мужчина терпеливо ждал ответа на вопрос: «К кому она ехала в Москву?» Аня подумала и медленно, но четко назвала имя, отчество, фамилию своей тётушки. Попросила воды, между глотками от зубов отлетели три цифры номера, потом ещё три и четыре. Всего десять.

Тётушка приехала через час после звонка страховщика. Увидев Аню, сразу не подошла, попросила показать паспорт. Полгода, как она обнимала свою красавицу-внучку на похоронах брата, и вот это всё, что от неё осталось? Вместо такого привычного, беззаботного, синего, чистого и прохладного создания перед ней сидело что-то серо-чёрное, спутанное, а эти трактора на ногах… Тётушка присела на диван с прямой спиной, надиктовала страховщику данные, подписала документ в пять листов, осторожно погладила немытую голову племянницы рукой в перчатке, не удержалась, расплакалась, прижала, обняла, расцеловала.

Дежурный страховщик предоставил транспорт от компании. Лично проинструктировал водителя, куда именно на 4-ю Шуховскую везти, по какому номеру позвонить, когда за клиентом закроется дверь в квартиру. На Аню водителю пальцем два раза указал, чтобы тот не перепутал, кто есть клиент. Чемодан до багажника проконтролировал, лично дверь в авто прикрыл, но сигаретой подымить не успел — новый вызов, и опять от милиции — надо бежать, на этот раз в женский туалет, выручать очередного ВИПа.

…

Перед отправкой в стиральную машину Тётушка стоически осмотрела вещи племянницы. Ботинки — двумя пальцами за шнурки и в ящик для дачных вещей, книгу стихов Камоэнса хотела воткнуть в книжный шкаф, но та нигде не пристраивалась — московские выпихивали. Расплакалась второй раз за ночь, когда увидела шотландский плед в синюю, тёмно-синюю и оливковую клетку — её подарок покойному брату на последний День Варенья.

— Я вроде бы уже храплю. Не обращай внимания. Спать будешь в гостиной. Сама до ванной дойдёшь?

За первые сутки Аня два раза вылезала из-под одеяла и оба раза зря. На вторые добралась до своей книжки, но не читалось. На третьи утром, часов в семь, услышала, как Тётушка по телефону разговаривает с кем-то про неё, слов не разобрала, накрылась одеялом с головой, заснула.

…

Дореволюционный дом жил в соседстве с Донским монастырем и Нескучным Садом. На улицу выходил пятиэтажным нью-йоркским утюгом, через пристройку с балконами-сараями был женат на своем ровеснике, двор имел ухоженный, в подъездах капитальный ремонт и ковры эпохи Л. И. Брежнева (не родственник). Тётушка занимала двухкомнатную, на последнем: 52,3, 32,5 и 10 м², смежные, есть балкон, небольшая гардеробная, с ремонтом. Скромно, без камина. Гостиная проходная, но потолки высокие. Ане понравилось, что два окна во двор и подоконники широкие. Так бы и просидела всю жизнь на диване с книжкой, но у Тётушки иное мнение, с ложечки Аню кормить не собирается. Всё просто — неделю у страховщиков выпросила. Всего семь дней. Через семь дней придёт к ним в квартиру сотрудник компании для оценки состояния Ани и принятия решения о форме реабилитации. Правила предписывают в подобных случаях консультацию, госпитализацию, изоляцию клиента и дальше по списку ещё много разных «-ция», а список мелким шрифтом на пяти листах. Это входит в сервис, отказаться от услуги нельзя. А что вы хотели? Премиальная страховка.

Тётушка на шестом десятке, и десяток этот уже середину миновал. Живёт одна, своих детей нет, полгода как брата, Аниного отца, в Питере схоронила. Решает она, что племяшку, последнюю свою кровь, не отдаст. Ни-ко-му. Про болячки хронические забывает, в реставрационную мастерскую, где до сих пор работает и самый незаменимый человек, по телефону ультиматум: «Отстаньте. Занята. Сама позвоню». Полна Тётушка решимости, но что делать, понятия не имеет. Единственная подруга-врач, с которой у подъезда встретилась, в квартиру не поднялась, принесла рецепт, схему применения, какую-то коробочку быстро сунула в руку: «Спрячь», посоветовала иллюзий не строить, рассердила до мата и «своих детей в психушку положи». Что же делать? Решение в лифте пришло. От страха, наверное. «Буду тормошить», — решила Тётушка и схему применения — в клочки.

Аню за руку насильно в лифт и на прогулку во двор. На следующий день к метро, где шумно, толпа людей, вереница авто и трамвайный звон. В кафе — столик в центре зала, на всеобщее обозрение, чтобы официанты задевали. Каждый день посылает племянницу одну в магазин, в аптеку, тормошит уборкой, бесконечными мелкими поручениями и даже петь заставляет. Вот такая терапия.

О событиях седьмого дня

Страховой инспектор появился к одиннадцати. Немолодой мужчина, не посмел выпустить из рук портфель, замялся с бахилами в прихожей.

— Что вы, что вы! Так проходите, — Тётушка в белой блузке, брошка, серьги, кольцо жёлтого золота с большим красным камнем. — Чай, джем? Анечка ходила в магазин, помощница. Вот шарлотка. Вы такую точно не ели. Питерский рецепт. Три четверти яблок, четверть груш и специи. Какие? Мы вам не скажем. Это секрет. Анюта пекла. Распоряжается на моей кухне как хозяйка. Непоседа.

— Вот вы какая. А у меня старшая тоже Аня. Ей тринадцать, — прилипая к паркету и шурша по ковру синими бахилами, инспектор дошёл до круглого антикварного стола в комнате, расположился с портфелем на коленях, выложил перед собой стопку документов, выровнял ладонями с четырёх сторон, верхний, ламинированный лист отложил в сторону, дал правой руке опереться, но неудачно — мизинец обжёгся, начал скандалить с горячей чашкой. Тётушка с извинениями вмешалась, чашку отругала, поменяла местами с пирогом. Инспектор, заглядывая в ламинированный лист, принес извинения от компании и свои личные за непрофессиональное отношение коллег к ВИП-клиенту (Ане) в Петербурге; нерадивый сотрудник, который её в нотариальной конторе нашёл, но не проявил должного внимания, нарушил целых шесть правил из ста девятнадцати, уже уволен и больше никогда не будет работать ни в одной страховой компании. За своё имущество и накопления Аня может не волноваться. Коллеги все незаконные попытки предотвратили. Здесь всё в порядке. Справедливости ради, он должен заметить, что эта неприятная ситуация стала возможной по её собственной неосмотрительности. Если бы Аня только показала им свой премиальный инкард, до нотариуса дело точно бы не дошло. За всё остальное он не ручается — преступники всегда были и будут. В пальцах инспектора щёлкнула фирменная ручка, упёрлась в первый вопрос анкеты:

— Вы хотите в Москве остаться?

— Да.

— Где будете жить? Какой адрес указать в анкете?

— Будет жить у меня, в этой квартире, — Тётушка хотела пододвинуть инспектору чашку с чаем, но рука дёрнулась, сбила фарфоровую крышку с сахарницы. Аня беглянку на полу поймала, ударилась затылком о резное подстолье. Больно, да, видно, день сегодня такой — проснулась, ещё шести не было; с мокрой головой обнаружила, что спрей для укладки даже не шипит; от Тётушки с её безумной идеей волосы завивать на прелестных пенках насилу отбилась; ещё ноготь сломала. Такое утро слёз, и вот теперь голова болит от удара, но крышка цела, возвращена на сахарницу.

— Где будете жить, Анна Сергеевна?

— У тёти.

— Не хотите в Петербург вернуться?

Аня до хруста белых костей сжала чашку, пятки подскочили, нога запуталась в ореховой кабриоли, устроила посуде землетрясение, и стопка инспекторских документов разъехалась. Ламинированный лист оказался на полу, страховщик нырнул за ним, пропустил над головой двухголосое «нет», переспросил из-под стола про Петербург и желание жить у тёти, а когда вернулся в вертикальное положение, по мотанию головы Ани понял, что нащупал нарыв. Страховщик начал мять девушку с разных сторон, давить вопросами, вошёл в азарт, надеясь увидеть слёзы, но Тётушка швырнула кусок сахара в его чашку:

— Она может жить здесь сколько захочет и абсолютно бесплатно. Чтобы вы понимали… Она моя единственная наследница.