Бесплатный фрагмент - Психабили

Звон колокола на обед пошатнул твоё спокойствие.

Коридор разрывало от мерзкого скрипа окошек для выдачи еды по металлическим мискам, душевные, сглатывая молча, ожидали свой завтрак.

Вчера местные санитары упарывались спиртом, мешая его с глюкозой. А тем временем в особом отделении «Б» ты разрывался между реальностью с мягкими стенами и воспоминаниями о шуме моря с прибрежным раскаленным песком. Все было иначе относительно вчерашнего дня — хотя кто его знает, какой сегодня день года среди этих желто-белых стен и пропитанных бывшими «постояльцами» матрасов.

О тебе забыли, не дав даже сухого хлеба… опять.

Мысли о побеге перемешиваются с бренностью обстоятельств, возможно, у кого-то свыше есть план, который приведет к чему-то лучшему, хотя кто его знает. Он всегда славился своим скверным чувством юмора.

Сон прервал журчащий живот, затекшие ноги и боль до скрежета в зубах. В смирительной рубашке и цепях быстро отвыкаешь от обыденного комфорта. День, если его можно так назвать, сопровождается стандартным занятием — залипнуть в стену и стараться не грузить себя сахарной пудрой мечтаний. Это нагоняет тоску и невольно пробивает на слезы. Они просто текут по щекам, напоминая, что ты ещё человек. Эмоции теперь — роскошь. Этот день ничем не отличался бы от других, если бы покой не нарушила медсестра с подносом еды. Судя по всему, стажерка, чувствуется чужое отвращение, ее голубые глаза наполнены страхом, немая пауза могла, тянутся еще долго. У тебя не было желания с ней говорить. Мари, если верить бейджу, поставила поднос на пол, зачерпнула ложкой клейкие комочки, того, что здесь зовётся кашей и поднесла ее к обсохшим губам. Жрать, чтобы выжить, но зачем жить, если в лучшем случае придется находиться в обществе, которое живет, чтобы жрать.

А зачем продлевать свою жизнь, уподобляясь скоту? Она долго пыталась заставить тебя есть, перекрывая кислород в ожидании открытого рта, но зубы, как войско со щитами, не пропускали захватчика за врата города.

Сестричка, психанув, схватила поднос, а затем, хлопнув дверью удалилась из палаты. Вдоль коридора зацокал быстрый шаг, отдаленно напоминающий копытца. Живот продолжил уже привычное ворчание, пятна на стенах начали преображаться в форму бабочек.

Порхают над полем красного мака, теплый ветер ласкает листву.

Приятная безмятежная суета под лучами лампочки Ильича.

Жизнь, страдая, кружит вальс с улыбкой дымного прогресса,

Блуждает муза по пятам останков человека,

Тоска свобод замок повесит, кто откроет, тот поймет.

Осколки нового регресса.

Слегка доносится ритмичный писк приборов, послушно повторяющий такт твоего сердца, а тело по рукам и ногам перетянуто кожаными ремнями к кушетке, потому достать иглу из вены от опустевшей капельницы, возможности нет. Радует, что мы не в своей скромной одиночке, а в обширной чистой процедурной комнате, на это указывает почти выветрившийся запах хлорки, кварцевая лампа и приоткрытый шкаф с бинтами и прочей медицинской лабудой, жаль, что часть комнаты скрыта белой кожаной шторкой, возможно за ней есть окно…

Размышления прервал кашель какого-то лысого очкарика. Его изрядная картавость портила впечатление серьезного человека, а уж тем более статус врача. Зато он, пока говорил, убрал иглу, протер след смоченной спиртом ваткой и отставил капельницу.

— Ваше физическое состояние идет на поправку, если так пойдет и дальше, вас переведут обратно в палату, где вы продолжите лечение в уже привычной для вас обстановке…

Пищание приборов слегка ускорилось, док, поправив очки, дополнил и без того провальную речь.

— Вас что-то беспокоит?

— Ммм… да, ужасно чешется задница.

— Я думаю это лучше, чем смирительная рубашка, и если вы не будете сопротивляться, то с завтрашнего дня вас переведут на нормальное питание, а не из капельниц.

На этом очкарик вышел из процедурки, так и не дав ответ на крикнутый ему в след вопрос

— «Нормального» или человеческого?

Хотя… какая разница, больничная еда никому не нравится.

Писчание кардиограммы начало сливаться в некую музыку со скрытым смыслом и минималистичной красотой.

Всерьез веришь этому бреду? Представь себя на моем месте, есть какие-то мысли, м.…? Я тебя уверяю: у твоих тараканов еще больше бреда, чем у моих, от чего я так думаю? Ты до сих пор это читаешь, думая, что дальше… Я и сам бы хотел знать.

Но мы все чего-то ждем, ты — продолжения, а я — завтрака. Можешь сходить навести чайку — это скрасит ожидание…

Что бы я сделал, если бы не лежал здесь?

Знаешь такой сладковатый с привкусом мяты на языке… м…

Я пытался звать медсестру, отреагировали на меня только после криков, что хочу в туалет.

Пришла типичная мадама для больницы: лет так под 40, слегка заплывшая жиром с «уткой» в руках. Открыла люк у кушетки и подопнула под отверстие медицинский горшок.

Да, прикинь, у них есть люк, насколько все продуманно. Медсестра ушла, дополнив, мол, когда закончишь — позовешь. Ну, чтоб не зря ходила, решил с полна отдать честь гостеприимству.

— Эм… всё!

Спустя где-то час она нерасторопным шагом вернулась, уже в перчатках и со шваброй. Вот это сервис…

— И всего-то? А кричал, как резаный.

Закрыла люк и с миной, «ожидав чего-то большего», отправилась восвояси, может сериал, какой смотрит, а мы тут по мелочам отвлекаем.

Так день сменил вечер. Медичка поставила на поднос очередную порцию витаминок, пожелав приятно аппетита. Так и закончился еще один день моей монотонной жизни. Спокойной ночи и вновь неспокойно — скованных снов.

Пора бежать отсюда. Слишком долго я изничтожал, строил козни, играл и искушал, морил, природой правил как огнем, да, не один, но сил немалых я вложил, чтоб человек изжил себя и мир вторым же адом стал. Так шло из века в век законом тысячелетий, и что же я могу сказать. Да, добился многого в войне я этой, но смысла видеть в ней я перестал, хочу же я понять, как люди могут выживать, да и в общем, моё искусство чуждо стало мне, мне надоело. Я хочу быть человеком!

Тем временем док, перебирая дела постояльцев в истории болезни, обнаружил дописи, которые пролистал в прошлый раз, так как уголки страниц слиплись.

На этих страницах описывались бредни нашего душевнобольного при поступлении на лечение:

— Меня беспокоят сновидения, ну, знаете, я из-за их насыщенности иногда думаю: «А что если я проснусь не здесь, а там». Как это сложно… Не думал, что придется об этом рассказывать.

— Вы что-то говорили о лунатизме?

— Да, когда я борюсь со своей м… Фантазией что ли, в очередной раз убью кого-то…, например, на меня в баре напала женщина, перепутав со своим бывшим, ну знаете этих ревущих брошено. В общем дошла до ручки и с истерическим воплем накинулась, за столиком был нож… И …, ну вы поняли.

— Кошмары бывают у каждого. Например, из-за того, что вы не закрыли окно, вам стало холодно. Организм, защищая себя, побудил вас проснуться, вы вскакиваете, закрываете окно, выпиваете воды и снова ложитесь…

— Да! Кошмары бывают, но не каждый просыпается с окровавленным ножом и перепачканной кровью рубахой.

— Раз вы сейчас общаетесь со мной, а не находитесь за решеткой, значит, вы — не преступник, отсюда следует вывод, что вам померещилось, вы просто не до конца проснулись и видели еще остатки своего сновидения…

— А как вы объясните, что боль, которую получаю во снах, я чувствую наяву…

— Но на вашем теле нет синяков, ушибов, царапин от пьяной подружки… Так ведь…? Давайте поступим так, я выпишу вам снотворное, и если что-то странное снова случится, то вы мне позвоните, и я лично приеду к вам…

— Хорошо, пусть будет так.

Дальнейший почерк был не разборчив.

Док с ненавистью к врачам закурил сигарету, чтобы успокоить свои нервишки…

— Как таких на работу берут, хрен же разберешь их куриные каракули, пишут так, будто что-то скрыть пытаются…

Он затушил сигарету в пепельницу с формой черепа и стряхнул пепел со стола.

После чего достал блокнот и добавил в список дел до завтрака расспросить пациента, возможно, он будет информативнее, этих почеркушек.

А сейчас спать. Не выспавшийся врач страшнее пациентов.

Стрелки на часах перешли за полночь, оркестр храпа и сопенья перебивает сон, а вдоль коридора слышны шаги.

От вибрации телефон упал на пол.

Док, потирая глаза, отыскал очки, включил настольную лампу, достал из-под кровати свою потертую временем трубку, и не смотря в экран, принял входящий звонок.

— Если вы звоните в такой час, у вас должен быть достаточно веский повод.

— Ты вряд ли помнишь меня, но тот поступок с диссертацией, скорее всего остался в твоей памяти.

— Да, остался и очень отчетливо. Как ты вообще смеешь после этого звонить мне, урод!?

— Да, я понимаю, что поступил по-скотски, но теперь я могу тебе помочь…

— Да пошёл ты на хрен, слышал?! НА-ХРЕН!!!

Док отключился, и сел за рабочий стол.

Дилемма… опять две стороны:

Решка — Возможно у моего бывшего друга по студенческим временам действительно есть, что предложить.

Орел — Или эта скотина просто желает улучшить своё положение, и предаст меня опять.

И есть мнение между граней, что этот вор и подонок действительно имеет мозги, иначе бы он не смог подняться так высоко.

Мысли дока развеял звон СМС-ки:

«Я понимаю, что я та еще задница, но послушай мы разработали новый препарат, и с помощью него ты сможешь построить свою карьеру. Прими это в качестве извинения, и если у тебя имеется хоть капля интереса, скинь свой @mail, я опишу всё подробнее»

Языкастый, как и всегда, ладно, отправлю — это еще не согласие, а там видно будет.

…

Сколько вообще времени? Мм… третий час ночи, время мыслителей и суицидников, по совместительству фаза короткого сна. Интересно было бы иметь возможность влиять или управлять чужими снами, или хотя бы посмотреть, например, что снится секси сестричкам или тому новенькому…

Грязнее места я выбрать не мог, все как я люблю: гнилые дома, лужи грязи, улица заполнена неудачниками и пьяницами. Я решил пройти весь путь и начал я его таким же в статусе и виде, греясь у костра, разведенного в бочке, глуша градусное пойло, найденное на помойке.

Одинок и свободен среди тишины. Кайф прерывался периодическим кашлем бомжей. Но мне отрада была в том, что первый раз попробовал я-то, что создавал формулу сие продукта, да отвратительна, но с каждым разом все теплей становилось в горле, и положение мое под ним давала мне смиренье. Да мне повезло. А ты там в небе: «Не мешай мне наслаждаться жизнью, и ангелов своих не посылай, не буду я тебе мешаться».

Но скорее это фантастика, нежели наша повседневность.

Сварю-ка себе кофе.

Огонёк от спиртовки медленно, но верно прогревал колбу с заварным кофе, бодрит, не то, что местный бездушный «кофейный напиток», фу.

Док аккуратно снял колбу щипцами, закрыл спиртовку, и не торопясь, заполнял кружечку по часовой стрелке ровно до краев. Глаз — алмаз, как и всегда. Хороший кофе всегда дополнит щепотка соли и две ложечки сахара- как бабушка учила. Жаль, что эта карга кроме кофе больше ничего не умела, может быть, благодаря ее болезням, я и стал врачом: хорошая была детская практика. Док развалился в кресле и обновил почтовик, между рекламой по увеличению пениса и гневных писем от бывшей…

Торчало письмо с темой «В знак крепкой дружбы». Что же, поглядим.

— Не буду многословен, мы разработали препарат, его рабочее название: «РИОБИУМ».

Он позволяет управлять своим сном, но возможны побочные эффекты вплоть до летального исхода, из-за увеличения когнитивной нагрузки на мозг. Иными словами — нам нужны люди для тестов, глупо делать идеальный препарат, проверяя его на обезьянах. Я наслышан о твоем положении: глав врач в глухомани на отшибе, нет проверок, почти полная власть в руках. В общем, всё что от тебя требуется это: провести исследования препарата и выявишь дозировку для разных возрастных групп, составить отчеты и отправить их нам. Мы уже, исходя из этого, доведем его до ума, тебе взамен деньги и слава, все то, о чем ты мечтал — помнишь? Такое же предложение, я отправил еще паре знакомых, но благодаря нашей старой дружбе — у тебя есть день на подумать. Если согласишься, то мы отправим тебе препарат и все наши наработки. Доброго дня.

Прям как в старых фильмах…

Или над созданием моей жизни автор не испытывал творческого оргазма или только сейчас все мои жизненные обстоятельства слились в один общий смысл и только у меня есть право выбора свершения судьбы…

Этого, в принципе, достаточно, чтобы с улыбкой встретить свое рабочее утро, жаль, кофе закончился, но в целом я еще успеваю расспросить больного, сомневаюсь, что он спит.

…

Стук в дверь прервал мои мысли о новых сновидениях — всякое бывало, но вот демон…

Весьма интригующе. Интересно, что будет дальше?

Мы с тобой, скорее всего, не узнаем, пока не начнется сон.

— Док, какими судьбами в моих хоромах?

— Пока шел по коридору думал, как деликатнее задать тебе этот вопрос, но похоже сказать, как есть-лучшее решение.

Расскажи мне, чем закончилась история с тем снотворным?

— Ну, как видишь, сегодня здесь…

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

И вообще я имею возможность признать тебя здоровым…

— Док, я уже и сам не знаю, здоров я или нет, я даже допускаю тот факт, что ты и все, что я вижу очередная шутка моего подсознания.

— Окажешь содействие — получится разложить все домыслы по полкам реальности, ты в любом случае ничего не теряешь.

— *Плюнуть доку в лицо*

Мне ещё не совсем похер на свою жизнь, себе помоги, ушлёпок!!

Я лучше буду наслаждаться сиськами Мери перед смертью, чем твоей лысиной!

(Может быть, он вообще ненастоящий, как и все что тут происходит, а я до сих пор в отключке… бесит это шатание…)

Открой страницу №13

— Ладно, чёрт с тобой, лысый, слушай.

В тот вечер…

Открой страницу №107

IGNIS VERO

— Вы плюнули ему в рожу.

Мне ещё не насрать на свою жизнь! Себе помоги, кусок говна, я лучше буду наслаждаться сиськами Мэри перед смертью, чем твоей лысиной!

— Ну будь по-твоему, сейчас подготовлю документы и оревуар.

Сказал док, протирая очки.

Спустя какое-то время за мной пришли санитары и, поставив болючий укол, переложили с одной кушетки на другую.

Одели меня, как куклу в белую «пижаму», повязав бантик за спиной. Железные двери открыли сердцу знакомый коридор, минуя отделение «А», меня закинули обратно в комнату с желтыми стенами. За время моего отсутствия тут ничего не изменилось, разве, что под действием препарата свет кажется более ярким.

Понедельник

Сегодня я купил себе книжку, чтобы вести в ней записи. И как вы могли заметить — я уже начал это делать.

Объясню для чего: Под старость лет порой много чего может забыться, потому как я расскажу внуку, что было раньше, если сам не буду этого помнить? Это, вероятно, звучит глупо, учитывая факт отсутствия спутницы, в мои-то года, но я ещё верю, что смогу встретить любовь всей своей жизни. Поэтому я даже заставил себя перейти на жанр приключенческой литературы, так как события войны и любовные романы сейчас не пользуются спросом у читателя. Всем подавай сюжет позабористей, а такое сидя в кабинете без реальных приключений не напишешь, уж какое там веселье в курении сигар или трубки под стаканчик виски у камина.

Звучит как очередная скучная история, но для начала сгодиться. Пополнять сюжет решил с цирка: не часто в нашем городе бывают представления, сейчас другие вкусы, вот если бы путаны в кабаках гримировались под клоунов или еще кого, то возможно это имело бы огромный спрос на рынке. Надо бы не опоздать, по старой привычке засиживаться в писанине.

Так, начало в шесть, на часах четыре, я ещё успеваю подобрать выходной костюм и заехать в табачную лавку.

Да, представление было захватывающим с самого начала. То есть с наружи сидел мужик бомжеватого вида, разукрашенный гримом на старый лад, с красным носом скорее от пьянства или драк, но «клоунский нос» был на своём месте и зачем ему он? Неухоженная борода дополняла образ попрошайки с вытянутой, помятой железной кружкой в руке. Дождавшись скопления людей в очередь за зрелищем в основном из подростков и их родителей, бедолага, открыв свой желтый прокуренный и от того беззубый рот, запел песню труся своей кружкой.

— Вы, сеньоры, господа, с детства помните меня,

Я был молод лицедей, жонглировал историей своей,

На удивление и избавления от унылого лица

Спасал я вас, а вы меня.

Списали про запас, как же мне сейчас

Радовать вас, радовать вас, радовать вас.

РАДОВАТЬ ВАС!

Без сцены, без веры глотка веселья,

Серость, затмение, греет похмелье,

Меня забавляет ваш взгляд отвращения

Бесценно, чрезмерно, веет безверьем.

Греет похмелье, глотка веселья, гЛОтка веселья

Заполняет меня, смотря в ваши глаза,

Бесценно, без сцены моё представление

Радует вас, радует вас?

Радует вас, радует вас?

Не слышу веселья!

Драма бесценна в пути становления

Заполняет сердца хотя по-своему Мертва.

Упав на колени, старик вскрыл свою глотку, оставив бренное тело в грязи на всеобщее обозрение. Очередь медленно продолжила своё движение, всем было в общем-то плевать, кроме одного беспризорного мальчишки. Он рыскал по карманам ушедшего, желая найти хоть какую-то мелочь, но его трофеями послужили только нож и перепачканный клоунский нос, издали казавшийся чёрным. Забрав добычу, он побежал в узкие грязные улочки. Многие бояться этих нищих районов, говорят, там исчезают люди.

Представление внутри было просто безупречно. Зал взрывался овациями и искренне удивлялся способностям гимнасток. Они словно парили, выполняя смертельные номера под куполом цирка. Одним из первых я покинул зал, не желая пропустить более интересное шоу.

В двух кварталах отсюда проводился закрытый кулачный бой. С каждым шагом к зловонному запаху переулков добавлялись чарующие ароматы крови пропитанной адреналином и жестким шлейфом мужского одеколона.

— Представление всем на удивление!

Мы жаждем зрелища, даже мне сегодня хочется чего-то большего, чем ваших денег!

Делаем ставки, господа: «МОРДА» против «ШТУРМАНА»!!! — Завлекал воротила.

Двое крепко сложенных мужчин обменялись одиночными ударами по щекам, при этом оба даже не шелохнулись, да, сложно будет выбить победу.

«Давай, давай еще!», — Кричала разъярённая толпа.

— Эй! Ты эту пятёрку засунь… ай ладно, давай сюда, живее, живее! Ты что на меня смотришь, как мышь на крупу, хочешь полюбезничать? Выходи на ринг, нет — давай делай ставку или проваливай, ага, записал, следующий!

Воротила сегодня выглядит более воодушевленно чем обычно, такой суетливый…

Это уже шестой бой, который я посещаю.

Не буду скрывать по началу, и я делал ставки, но быстро в них разочаровался.

Любое представление следует смотреть с разных сторон, а отдавшись азарту, вы не сможете наблюдать объективно, но если вам просто не хватает эмоций, то это хороший заменитель — жаль, временный и вызывает привыкание.

Шоу — всего лишь зритель, которого переполняют эти эмоции. Он кричит, радуется, плачет, буянит, угрожает кому-то с пьяни, под впечатлением от утраты монеты.

Крики, деньги, цифры, желание наживы, представитель под охраной управителей. Они же выставляют здесь своих победителей, желая, увидеть кровь на кладке под ногами и тело врага.

Так они демонстрируют свой статус джентельменского склада. Куда же без историй злодейки судьбы, двое этих мужчин могли кем-то быть нужным для общества, но избивают друг друга, забыв обо всем, кроме весьма ничтожной победы.

Желание выжить иллюзорно — важней, но природа раскинет масти костей.

Шум выстрела на соседней улице обеспокоил меня. Нет, знаешь-ли, желания умереть от пули среди этого сумасброда. Поспешив на выход, я ещё долго слышал крики толпы, впоследствии сменившиеся на тишину фонарной аллеи.

Путь лежал не близкий, но табак скрасил одинокую прогулку до дома. От усталости и боли в ногах, хорошо помогает вино, благо в моём маленьком погребе ещё осталось пару бутылок, надо будет заказать еще…

Да и у девушек виски не в почёте.

Растопив камин, я наблюдал за кружащими искрами, в поисках своего сна на дне бутылки…

Люблю бодрствовать ночью. Мирская суета тебя не беспокоит, да и в городе по вторникам мало что может произойти, разве что казни. Собрав утреннюю почту у порога прихожей, я засел в кабинете, перебирая конверты с восковой печатью. Желтые — налоги, красные — от господ, возможно, хотят пригласить на очередной никому не нужный бал — потешить свою значимость…

А вот конверт, прижатый печатью в виде синего угла, был уж очень беспокойным.

Надеюсь, что с моим другом всё в порядке, после войны так и не свиделись, тем не менее я слышал, что он выслужился до капитана «З.Е.У.Р.А.». Никогда не понимал этого сухопутного подразделения, мы давно не сражаемся на мечах, облечёнными в доспехи, а они до сих пор зверьё дрессируют, будущее ведь за мушкетами дедушки Томпсона, а никак не за клыками грязных тварей.

Вскрыв конверт, я достал, сложенный вдвое лист бумаги.

На нем было написано следующее:

Надеюсь ещё помнишь

— Фредди, мне жаль, но судя по тому, что тебе пришло это письмо, я мёртв. Скорее всего эта дрянная болезнь доконала меня, я потратил много денег, желая спастись от неё.

Поэтому прошу простить за возможную несостоятельность наследства моей дочери. Мне не на кого её оставить, а в полное право наследие она вступит уже достаточно скоро, год — это формальность, учитывая наше прожитое. Честно скажу, я нисколько не удивился, если бы она тебе понравилась и у вас закрутился роман. Я не против подобного союза, потому заведомо даю своё согласие, жаль, что посмертно.

Прошу только подождать этот год, я достаточно отдал долгов Родине на службе, как и ты. Не хочу, чтобы она же и забрала у меня Элис в свои извращённые институты законодательства.

Читал, кстати говоря, твои книги ей на ночь, дочери очень нравилось слушать твою писанину, даже сейчас в период твоего затишья она надеется на продолжение. Уж не знаю, что её так пробрало, потому прошу, ты уж там не теряй лицо идеала хотя бы в первый день.

На задней стороне конверта слуга написал день и примерное время её прибытия.

Ну ты же знаешь эти корабельные накладки…

Спасибо за помощь, ты был мне как брат, жаль не увиделись лично, вместо таких обстоятельств.

P.s «За кровь на бумаге, прошу простить».

— Узнаю старика, даже сейчас нашёл способ вставить словечко в наш спор.

Да уж… как давно это было…

Жаль, что мальчишеский дискусс на этом закончится.

Прибытие в эту среду в полдень, погода не предвещает беды, так что, думаю экипаж придёт вовремя.

Также в конверте лежал карандашный рисунок миледи.

— Элис значит, не часто в наше время встретишь на столько искренний взгляд, дополненный веснушками на миленьких щёчках.

Надеюсь портретисту не переплачивали за красоту на бумаге, а то знаю я эти переписки в слепую доводилось и толстушек покормить, и разукрашенным «мужикам» рожи чистить.

Досадно, что дом совсем не готов принимать гостей. Прислугу я уволил ещё месяц назад, очень уж надоели их навязчивая чистоплотность и постоянное присутствие в моём личном пространстве. Даже и не припомню уже как выглядели комнаты без разбросанных вещей покрывшихся пылью и местами залитого чернилами пола в поисках вдохновенья.

А ещё кучи скомканных листов не изданного и не связного текста: поэм, стихов и прочих набросков. До сих пор не могу избавиться от мысли что всё это понадобится.

Может смеха ради сшить их в единый переплёт не читая? Даже самому интересно было бы взглянуть на несуразицу мертвых миров, глядишь что и оживет в новом романе.

Приготовив кофе, я разобрал одну из комнат под свою гостью и расправил кровать, борясь с болями в спине в целом думаю вышло не плохо. Мольберт и краски было решено оставить, кто знает какие у барышни могут быть увлечения в её возрасте. Так время близилось к рассвету, выпив вина я смотрел на картины в своей спальне, не оставляя надежды уснуть.

В основном это было море с его непостоянством и бушующими волнами.

Как же порой не хватает качки и трудностей буйства в моей, казалось бы, покрытой паутиной и пылью, скромной жизни. Если честно, то я бы многое отдал за новые приключения, не смотря на свой возраст, но боги давно перестали замечать меня позволяя дожить остаток лет в спокойствии.

Стрелки часов перешли за второй час, мне следует поспешить.

Бедняжка, наверное, не знает куда себя деть, даже подумать страшно если она отправилась через трущобы на поиски моего дома.

Я накинул плащ по верх рубахи, наскоро натянул штаны и выбежал в коридор.

Спускаясь по лестницам на первый этаж, смог заприметить белые туфельки, запачканные городской грязью.

Пройдя в гостиную, среди кучи чемоданов, я увидел её в нежном платье с корсетом, подчёркивающим её формы, но обделявшим вниманием утончённое лицо благородной нежности. На столе лежала одна из моих изданных книг, открытая на развороте. Честно сказать, меня эта глава тоже вгоняла в сон. Иногда приходится тратить чернила на описания героев для людей, обделённых фантазией.

Я отправился на кухню вспоминать навыки кока.

Да уж, давно я не стоял у плиты, но и готовить в этот раз не на всю команду. Начистив картофель, я ударился в воспоминания, пока нарезал его кубиком. Если бы Бенни не поглотила морская пучина в тот шторм, то я бы так и продолжил мыть палубы с вожделенным ожиданием причала.

Было бы, лучше, если с выходом на пенсию я открыл свой портовый кабак. Вот только послевоенный статус не позволял заниматься любимым делом.

Вяленое мясо под жаренный картофель — угощение, конечно, не для леди, но и одним салатом после портовой качки сыт не будешь. Надеюсь, что она не побрезгует вином.

Помню мы в её годы любили пригубить за училищем. Лучше уж дома под вяленое мясо, чем в компании оборванцев под мостом. Аромат пропитал жизнью пустующие стены, навеяв в душе праздничное настроение.

Мне даже захотелось достать сервиз, подаренный самим капитаном в честь выслуги. Тогда еще помню, смеялся, что не кинжал, а он приговаривал, мол в быту будет нужнее, как в воду ведь глядел, старый волк.

Элис робко подошла, застыв на пороге.

— Слушай, нам с тобой целый год жить, может попробуем пообщаться?

— Отец много о вас рассказывал, но я не думала, что вы на столько…

— Старый?

Повернувшись к ней, я отвлекся от закупоренного пузыря.

И кто придумал эти не удобные формы?

Лучше бы, как раньше, продавали бочонками, к чему все эти не практичные хрупкости?

— Красивый.

С лёгким заиканием произнесла Элис.

— Скажи, может быть у тебя найдётся другая одежда? Менее официозная, я понимаю, что это мода, но это не слишком удобно в наших краях.

— Отец меня однажды наказал за ношение мужской одежды.

— Мне жаль, что его больше нет, но тебе дальше жить самостоятельно.

А потому, оденься как пожелаешь нужным, если хочешь — можешь взять что-то из моего гардероба наверху, только прости за бардак, не было времени на приборку.

— Благодарю за гостеприимство, Фредерик. Подняв пышное платье от пола, она бесшумно удалилась.

Я приступил накрывать стол, а также

разлил вино по бокалам из зелёного стекла, этот цвет идеально сочетался с белой скатертью и её выразительными глазами. Элис предстала в морской рубашке моих лицейских лет, черных брюках, перетянутых широким кожаным ремнём с позолоченной бляхой, на ней красовалось выгравированное изображение молодого кромва. Жаль, что это создание редко встречается и не поддаётся дрессировке.

Мой дед как-то описывал его, ссылаясь на свою память охотника. Тело этого существа покрыто железными перьями, размером он в три раза больше собаки, от спины протягивается скорпионий хвост, имеющий острое жало.

Задние конечности кромва похожи на лапы ворона с массивными когтями, а из пасти торчат огромные клыки и змеиный язык.

Как же, наверное, он прекрасен.

По телу пробегает дрожь только от одного изображения его кислотных глаз. Для многих встреча с этим чудищем становилась последней, однако моему деду улыбнулась удача в ту ночь, и он смог спрятаться, покрыв своё тело болотной трясиной.

Распущенные рыжие кудрявые локоны Элис прекрасно дополняли бунтарский образ, в целом только жилетки не хватает, а потому на выход обойдёмся плащом.

— Ну как я вам?

— Вот теперь можно и в свет, присаживайся, будем обедать.

Элис, в недоразумении, взяла трёх зубчатую вилку, и не заметив других приборов на столе, спросила где остальные.

— Знаешь, я никогда не понимал эти правила этикета из сотен вариаций ложки и вилки, поверь пользоваться чем-то одним куда удобнее, да и тебе меньше посуды мыть.

— Мне?

— А кому? Я готовил, ты убираешься, всё максимально честно.

— …

— Давай жуй, а то остынет.

И не нужно так на меня смотреть, как управишься поедем в театр, если верить газетным статьям, сегодня будет чудное зрелище.

— А что если я не хочу?

— К сожалению, у тебя нет выбора, в городе не так уж часто что-то происходит, а до праздника еще полгода.

— Какого праздника?

— Ты серьёзно? День рождения королевы и столицы.

Завтра я постараюсь рассказать тебе об этом городе побольше, приятного аппетита.

Забрав бутылку в кабинет, переоделся в парадный костюм, к нему идеально подходил старый цилиндр и куда же аристократу без заводных часов на подвеске.

Никогда не нравилась эта показуха, но статус обязывает.

Так, а вот этот котелок хорошо подойдёт моей спутнице.

В скором времени мы покинули нашу обитель.

Кучер любил останавливаться у моего дома в этом часу.

Ему удобно здесь находиться, учитывая инфраструктуру столицы, потому с транспортом у меня проблем не было. Захмелевшая Элис стала более раскрепощённой, так что дорога была не скучной.

Не часто можно услышать крепкое слово в пошлом анекдоте от юной леди.

Это меня забавляло и даже несколько раскрывало её женственную натуру. Никогда не думал, что здание цирка в другие дни используется как театр, с другой стороны это куда выгоднее, чем существовать на отшибе трущоб куда не осмелится идти ни один господин без сопровождения стражи. Интересно, экономят-ли они на артистах, да и вообще откуда они их берут?

Гости там не частое явление, а об их приездах как правило сообщают в газетах во избежание нелюбви к эмигрантам со стороны нищих, иноземный труд здесь куда дешевле.

Стоит отдать должное, холл в этот раз украсили красным бархатом, постелив, украшенные золотой нитью ковры с высоким ворсом. Да и гостей из знатных фамилий куда больше, даже граф Беннингтон со своей семьёй решился приехать.

Судя по всему, представление будет стоящим, если он уделил ему время, отвлёкшись от дел королевы. По залу бегал шут, разрисовывая желающих мягким углём красного дерева. Прислуга угощала знать вином из хрустальных бокалов на серебряных подносах. Элис с глазами ребёнка давалась диву от окружающего её блеска и общества, видимо раньше она видела это только на иллюстрациях моих книг.

Было весьма неуютно, и я, как можно скорее, хотел оказаться в своём скрипучем кресле у камина.

В разговорах текла жизнь о новых колониях в пересмешку с открытием торговых путей, а закрытые общества сбивались в малые группы обсуждая акции производства формируя новые союзы. Отщепенцы моего уровня отсиживались в стороне за столами и перекидывались лестными фразами за игрой в «Дамбл». Абсолютно абсурдная игра достойная джентльменов, последнее, что я о ней читал это то, что список «звёздных» карт расширили с трёх до шести и ограничили их тираж до пяти случайных карт раз в полгода. Это подогрело ажиотаж вокруг их коллекционирования.

Помнится, за карту Бенни мне предлагали два миллиона тейрунов, этих денег сполна бы хватило на поместье в долине кровных, но память о дружбе для меня дороже.

Удар в гонг объявил начало сценического действа.

Знать, оставив бокалы, медленно потянулось в зал занимая места. Элис подбежала ко мне с разрисованным лицом, за ней прибежал шут, обронив уголёк. Наклонившись к нему проворный мальчонка разрисовал и мою физиономию грустной гримасой и, с озорным смехом, убежал в зал.

— Зато теперь мы сочетаемся, не одной же мне сидеть разукрашенной.

Мы переступили порог, в поиске свободных мест.

Первый ряд не ценился для лицезрения картины, потому что запрокидывать назад голову не особо удобно, но выбирать нам не из чего. Поскорее бы всё это закончилось…

В вине умываются трупы.

Люд восторгается труппой.

Живая дуэль окончит увертюры.

В руках секунданта гнилые купюры.

Затвор смертельный побор.

Скрасил любовный укор,

Виновных постельный позор.

Сладок насильственный мор.

Шепчет подсказки сценарный суфлёр.

Выстрел багряной экспрессии вздор!

Панический ужас охватил приговор.

Толпы под властью инстинкта,

Сливаются в массу!

Стадо экстаза, решётка придавит тонной кулис

Хозяин шагает по лестнице ввысь,

Погоняет кнутом закрытый загон.

Здесь воцарился старый закон!

Палачи оттянули смертного вой…

Погружая сознание в бессмысленный гон.

EO MAGIS LUEEM

IN UMBRA DEONSIORE

Очнулся на сцене в луже крови. Не знаю кому она принадлежит, мне или обезглавленному телу, которое лежит рядом.

Запах пороха расплывается на языке, а в щелях между досок сверкают крысиные глаза.

Внезапно в лоб мне прилетел огрызок от яблока, это раздалось режущим эхом внутри головы.

Шут тычет в меня палкой.

Я взвыл от боли, пронизывающей всё тело, чувствую, как заплыло лицо, мои рёбра отбиты.

Карлик, угрюмо звеня бубенцами, ушёл.

Нужно двигаться, хотя бы ползком. Но куда?

Лучше всего в тень.

Палящий солнечный свет, терзал мою кожу, стекая по свежим следам от кнута каплями соляного пота.

Рвота подкатывала к горлу…

И вновь этот грустный звон бубенцов, лишает меня возможности скрыться, скрипя башмачками по половицам…

Потешник окатил меня холодной водой из ржавого ведра, улыбаясь от зрелища.

Ему нравилось, как я поднимаюсь и падаю, разбивая колени. Пока я искал помощи от висевшей рядом кулисы, моему взгляду удалось зацепиться за тусклый просвет от приоткрытой двери в конце чёрного коридора.

Мне больше некуда идти. Зашатался в направлении этого сияния, но упал, отворив собой дверь.

Заплаканная дама, сидевшая у зеркала, вскрикнула, завидев меня. Она дотащила меня на лавку, кинув подушку из сена под шею. А после, щёлкая ножницами, беспощадно высвобождала моё израненное тело от остатков уже ни к чему не пригодной одежды.

Меня накрывала своим одеялом чарующе тёплым воистину чёрным, мгла безмолвной души, созидающей леди, задувающей свечи.

— Живи и гори.

Рассеется пеплом.

Согреет теплом,

Человеческим светом.

Живи и гори,

Развеется сожженье.

Воспылая иди сквозь ночь по рассвету.

С перебинтованным телом я встретил свой новый день. Тем временем, девушка ходила в чёрном платье и белой фате, читая сказ мертвецу, смотрящему на неё из картины в малой коморке.

На косом столе пылают свечи. Около зеркала стоял шкаф без дверей, наполненный чудаковатыми яркими платьями. Рядом с лавкой цвели тюльпаны в узорчатой вазе. Красота в подобных мелочах пронизывала собой всю эту комнатку сквозь бедность.

Оторвав своё тело, я не чувствовал боли, по-своему было даже легко. Хм, интересно, у всех, кто был возвращён с того света появлялись подобные ощущения?

Рядом со мной на стуле лежала одежда ныне покойного, но, похоже, в моём положении выбирать не приходится. Стараясь не тревожить свою спасительницу, я скрылся за дверь и продолжил свой путь вглубь тёмного коридора.

Между двух балок был привязан суфлёр. Его окружала труппа и люди в балахонах, вооруженных дубьём. Рослый мужчина в шкуре медведя искусно истязал привязанную тушу кнутом, оттягивая его мучительную смерть. Классика — ничто не держит порядок так, как показательные казни. Очередной удар опоясал шею суфлера, перебив ему горло. Вопль от боли в один миг сменились тишиной. Палач с красным лицом развернулся к балагану и громко объявил, жестикулируя руками.

— Так будет с каждым кто осмелится творить самоуправство. Всем приступить к репетициям. У нас осталась неделя на выполнение заказа. А эту дрянь не снимать, чтобы все видели.

Все разбрелись тихим шагом, не желая сердить господина.

— Ты! Стой, я не припомню твоего лица, проследуй-ка за мной.

Скинув шкуру «Рыло» развалился в кресле за столом, взяв кувшин вина.

— Эта работа скоро сведёт меня в могилу. Напомни, кто ты?

— Я тут по ошибке, в момент паники мы с моей спутницей бежали на сцену, чтобы выбраться из давки.

— Хочешь сказать, ты из знати? Как-то по тебе не видно. Ну, в любом случае, даже если это и правда, то тебя не хватятся, как ни крути, а свободу надо заслужить. Все итак распоясались, видишь до чего всё дошло, скатились в проходной двор. А что касается девушки, я ещё вчера вышвырнул её на улицу. Не горячись. У меня даже с похмелья сил хватит, чтобы тебя утихомирить. Ты видел, что теперь с суфлёром. Кстати, на ушедшее, как видно, приходит, чем ты можешь быть полезен?

— Моряк в отставке, ныне писатель, вон кстати на полке одна из моих книг.

— Мне наплевать, дарят порой всякий мусор. Значит поступим так, морячок, в субботу здесь будет пиршество по поводу именин дочери Беннингтона. Отличишься в представлении считай, свободен. А я пока разузнаю про твою девушку.

— Похоже у меня нет выбора.

— Ну, в альтернативе ты можешь послужить кормом для зверья…

Под пьяный смех я покинул кабинет. Не думал, что моя жизнь будет зависеть от сцены. С другой стороны, я ведь хотел приключений, где расписаться в собственной тупости?

На ушедшее придёт значит…

Надеюсь, что у суфлёра ещё не вывернули карманы. Кровь с покойника уже не текла, но высохнуть ещё не успела.

Дружище ты, как мне кажется, уже не против. Мародёрство хоть и не наш профиль, но за ключи с номером «восемь» благодарю. У вдовы была шестая, получается мы с ней соседи.

Надеюсь ей уже легче.

Коморка размером четыре на три была больше похожа на пристанище психа, чем на место отдыха.

Портреты вдовы, перепачканные углём, надписи из разряда: «МОЯ, ТОЛЬКО МОЯ» на стенах, и грязное женское бельё, раскиданное по полу. На столе черная, почти сгоревшая свеча и кукла, пробитая заточкой. Даже удивительно, почему его не раскрыли раньше?

Стулом служил сундук, закрытый на ржавый навесной замок. Не удивлюсь, если внутри найдётся что-нибудь полезное. Да, среди кучи одежды запряталась книжка, пара свечей, перья, банка чернил, табак, спички, и колода для игры в «Дамбл».

Зажёг свечу и, усевшись на сундук, открыл записи этого сумасшедшего. Нужно отметить, что готовился он довольно долго. Среди любовных стихов затесались имена, даты и зачеркнутые действия по выполнению плана. Изначально он хотел получить главную роль, чтобы раскрыться в половой сцене, но получил аргументированный отказ. Минуя страницу исписанного мата, стало понятно, что теперь суфлёр желал кровавой расправы над мужем Трисс. С каждой новой страницей текст становился всё более резким и неразборчивым. Ещё я обнаружил сценарий в столешнице, интересно здесь указаны все участники балагана или нет? Говорят, что после отмщения становится легче, но вот откуда об этом узнал «Рыло»? Лучше списать на совпадение, а вот о подельниках пока что говорить не стоит. Жалко терять информаторов и торгаша, о которых тоже было сказано в дневнике. Надо бы сообщить об этом…

В замочной скважине шестой комнаты я разглядел, как Трисс красила лицо белым гримом. Шут одёрнул меня за штаны, прислонив палец ко рту и указал на замок демонстрируя руками подзорную трубу.

скоморох, встав на носочки посмотрел в щель… Отринувшись от двери, покрутил пальцем у виска и скрылся в направлении сцены. Я решил зайти в комнату.

— Смотрю тебе уже лучше. Костюм моего супруга тебе к лицу.

— Спасибо вам за помощь, не хотел беспокоить, но есть новости, которые связаны с вашей половинкой.

Девушка, отойдя от зеркала развернулась с не домазанной гримасой грустного клоуна и подняла брови вверх, выражая свою заинтересованность.

— Убийца вашего мужа мёртв.

Изменившись в лице на белоснежную улыбку, она засмеялась.

— Хозяин забил его кнутом, обвинив в самоуправстве и оставил в назидание. Уже в курсе. Со мной весьма откровенно говорят «Oko-T-оkO».

— Вы серьёзно верите в эту муть? Простите, но это просто очередная шутка художников, вдохновившихся верованиями «канувших».

— Не знаю на каких творцов вы ссылаетесь, но вестник о смерти убийцы мужа стоит передо мной во плоти. Если у тебя всё, то мне нужно готовиться к репетиции.

— Рыло приказал мне выступить в эту субботу, чтобы я смог вернуть свою…

— Свободу? Ты скептически относишься к оракулам, но всерьёз поверил этому пьянице?

Мой муженёк тоже…

На её глазах выступили слёзы, а голос поник. Грим каплями стал пачкать её одежду, стекая с подбородка…

— Он жизни не знал, всё что-то выдумывал и тренировался, но ты сам видишь к чему это привело. Это — дорога идущего в мрак…

Брось это, слышишь?!

Она швырнула меня за порог.

Опираясь на запертую дверь спиной, погружаясь в объятия холодного пола и водопаду истерики по раскалённому лицу опустошённого вулкана.

Тонкая тихая мелодия перебивала страдающей стоны околдовывая своей красотой, тянущей гаммой вела за собой в глубь помещений бездушных, все как будто куда-то исчезли, не оставив следа время застыло среди бардака реквизита. За высокой аркой из клеток под сопенье зверья нагая девушка сокрытая в татуированный узор играла на чудной флейте сливаясь цветом во едино с змеиной головой крылатой кунд. Возвысившись над мной открыла пасть, расправив ядовитые клыки, шипя двояким языком, закапала слюной. В её черных глазах я видел свой страх, впадая в гипнотический шок. Музыка стала стихать, перерастая в шепот…

Змея уменьшившись в размерах извивалась по телу хозяйки, прячась в её нательных рисунках пока и вовсе не застыла на плече. Раздвоенный язык прильнул к моим губам, сменяя шок на страсть, прервавшуюся болью от свидания с коленом.

— Ссстерва!

— Да как ты смеешь! За моё откровение назначили высокую цену, скажи, как тебе представление?

Извиваясь в танце плела свой диалог изящными символами продлевая шипящие звуки смягчая окончания искусительно-наигранным шёпотом.

Можешь не отвечать чувствую твоё восхищение. Скажи, что гложет тебя…

— Рыло…

— Не смей так называть отца, новый отчаявшийся пройти путь идущего в мрак, внемли моим словам. Канатный ход твоя судьба граничит с смертью каждый шаг, но близко торжество танцующей жизни кружащийся вальс прекрасного рождения голодные шакалы воют жаждут плоти горит твоя нить сменяя удивление страхом предвкушая овации знати…

Взбунтовавшееся зверьё ото сна раскачивало клетки, перекрикиваясь хаотичным рыком подобно живым людям под трибуналом пыток. Змея изменившись с загадочно образа и плавных движений изменилась в лице на гнев сменяясь на движения бурлящего гнева…

— Спасайся!!

Без лишних раздумий бежал под звуки резких переливаний флейты и падающих клеток на сцену.

Под ноги с характерным лязгом металла об пол отрикошетил не вошедший в мишень кинжал.

— Да ты не бойся они тупые как камень, при всём желании даже вскрыться не получится.

Худощавый седоволосый юноша в красном плаще опустошил мишень, собирая вокруг неё реквизит.

— Будь добр подай тот что у твоих ног и будем знакомы, моё имя Эрик.

Он приподнял плащ и поклонился, отступив назад с прямой спиной, прежде чем продолжил снова метать кинжалы.

— Судя по лицу, с Дорной ты уже познакомился…

Лезвие отпрыгнуло от мишени, не оправдав грациозный замах плеча.

— Дружеский совет — не ведись с этой языкастой, очень много слухов витает в балагане и один хуже другого…

Нож с хлопком воткнулся в доску справа от мишени. Честно сказать, заход с полуоборота выглядел более грациозно, чем прошлая попытка, жаль в молоко.

— Не поделишься, если строишь из себя знающего?

Эрик заливаясь переигранным смехом продолжил.

— Всё слишком даже просто…

Портовая… шлюпка дослужилась до клейма ещё в юном возрасте, а после её повстречал «Рыло», выкупив под цирковое крыло, чтобы она училась обращаться со зверями. Быть матерью животных согласись куда лучше, чем подстилкой пьяных кобелей, ты надеюсь не отдался плотскому грязному пороку?

— А как же фокусы со змеёй и этой дудкой?

— И ты поддался её чарам, мальчик мой, поверь, я искуснее и проворней этой языкастой, и смогу обрадовать тебя даже в тех местах, о которых ты и не знал, наслаждаясь женскими телами.

— О каких местах ты говоришь, если даже в цель попасть не можешь.

Эрик полный изящности и грациозности подобно разбойнику усадил весь реквизит точно в цель с неимоверной скоростью.

— Если что, я жду тебя в полночь, комната с номером два откроется новым миром для тебя. На этом всё.

Сделав реверанс в пустой зал, он кинул мне под ноги какой-то свёрток и растворился в клубах дыма.

— Жду в полночь!

Эхом разошлись его прощальные слова. Шут, выйдя из чёрного тумана, достал кусочек мыла и ехидно подмигнул левым глазом.

— Сведёт когда-нибудь твоя сатира. Давай сюда, хоть отстираюсь.

Карлик кивнул, улыбнувшись ещё шире и вприпрыжку убежал за кулисы. Нужно отыскать верёвку, надеюсь хотя бы торгаш здесь адекватный, чувствую, что скоро сам поеду в этот балаган.

Вокруг безглазого суфлёра кружились хороводы, передавая кувшин с вином. Клоунада провожала кончину весельчака сопровождая в путь последним выступлением без горя, как подобает комедии.

Перья вперемешку с конфетти кружились в небе, падая повсюду и мешая мыльным пузырям переливаться на свету, смеются все без доли грусти.

Присоединившись в круг из заросших бород в чёрно-белых одеяниях, я принялся ждать своей очереди к местному подпольному торговцу — Деррелу. Обратился с кодом «пробка», узнав о нём из дневника суфлёра.

— Что нужно?

— Канат и верёвку десяти метров.

— Не многовато будет для петли?

— Шута хочешь подсидеть, м? Юморист. Цена какая?

— Порт далеко, да и заказ не из лёгких. Возьмусь за ночь с красивым блондином.

Хех, как я вовремя встретил Эрика…

— Знаешь, он к тебе тоже неравнодушен… и потому просил передать, что ждёт тебя во второй комнате в полночь.

— Не верю! Он не отвечал ни на одно моё письмо на протяжение трёх лет, а я свою печаль заел и потерял манерный вид. Где доказательства?

Я протянул ему кусок мыла.

— Эрик стеснялся своих чувств, но сегодня он решился тебя позвать и отметил красоту твоих стихов. Сходи в душ и предстань перед ним с чистым телом и душой.

— Я знал, что у нас всё получится! Всё, что тебе нужно находится под ногами вот того покойника. Там есть люк, ведущий на склад. Там возьмешь сколько нужно.

— Удачи и пылкой ночи.

Пожав мне руку Бочка удалился гордой походкой, потрясывая заплывшими боками. Открыв люк, я спустился по хлипкой лестнице в пыльный тоннель, заваленный ломанными куклами, порванными пыльными тканями, прогнившей мебелью и прочим атрибутом. Сматывая временем побитый канат, я заприметил маленькую дверь в пол своего роста. Любопытство заставило туда заглянуть.

От покрытых плесенью стен в малой комнатушке тянулась выставка картин. За ширмой разлилась шутовская тень под скобление карандаша по бумаге.

Не очень приятно чувствовать себя изгоем-великаном, но отмечу, что картины и наброски написаны зрелой и достаточно чувственной рукой. Сказать, что я удивлён шутовским талантом — это не сказать ничего. Решил не мешать ему творить и покинул его владения, забрав с собой парусный канат. Тренировку начну завтра, насыщенный день требует хорошего отдыха. Устроившись в неудобной кровати, скрючив ноги, я вспоминал свои первые дни на флоте. Ничего, привыкнем. Не штормит и ладно.

Ближе к полуночи я вскочил от истерического бабьего крика и наигранных оскорбительных выражений. Через пару секунд звуки сменились на лязганье ножей и слоновий топот Пробки. Кажется, что он теперь меня ненавидит, ну, когда-нибудь отойдёт. Взбив перьевую подушку, погрузился в сон предвкушая завтрашний день.

NATUS EST IN TENEBRIS

Раздражающий шутовской барабанный марш будил балаган на завтрак. Эти переглядки за ломтём хлеба между Эриком и Дорной пропитанные взаимной ненавистью выглядели очень романтично. Что мешает жить вместе этим противоположностям, даже по ориентации, останется для меня загадкой. Приятно почувствовать себя частью этой странной и бесноватой семьи под общей крышей. Даже сам факт общинной жизни в этих стенах выглядит интересно. Им не нужна королева со своими законами, сюда не приходят новости столичной суеты. По-своему спокойно и непривычно чувствовать себя в безвременной пропасти вечного веселья и репетиций. Уверен, что для большинства и Рыло со своими расправами изрядной жестокости — это просто условность, с которой смирились и продолжили жить как с какой-нибудь болезнью. Суфлёра на третий день предали огню. Его распухшее тело изрядно смердело, привлекая крыс и прочих насекомых. С шутом получилось наладить контакт за общей трубкой табака и обмениваясь опытом в искусстве. Теперь он потихоньку осваивает письменность, хоть парень и лишён языка, но учится быстро. Пробка пусть и скалит на меня зуб, но взялся за свой внешний вид с особым усердием. Тем временем моя верёвка подниматься выше шести метров наотрез не соглашается.

К синякам привыкнуть было не сложно, но чем выше, тем больше риска сорваться и пропасть во тьме, в лучшем случае закончив переломом, а в худшем…

— Фредди, не забивай голову мусором, просто иди!

Кричал внизу неугомонный Эрик. Предлагал вчера натянуть старую кулису под страховку, но у меня нет на это времени, наверху не будет права на ошибку!

Шаг, ещё один. Стоять нельзя, восьмое падение за утро отобьёт все желание напрочь. Шаг, внизу собралась толпа зевак.

Не смотри, есть только конечная цель, только я и столб в конце пути. Шаг, ещё… тело бросает в дрожь, на половине назад уже не вернуться. Дыши ровнее, шаг…

Полёт и боль…

— Фредди, да чтоб ты так ко мне по ночам падал!

Резвые пощёчины Эрика привели меня в сознание, а шут закрепил его пребывание здесь потоком воды из ведра, так каждый раз.

— С-с-с-ука!

— Дорогуша ты меня так заводишь, когда злишься. Может стоит поменять подход или отдохнуть? Для пяти дней ты и так уже многое сделал и это поражает… Многие такого еле добивались за месяц, если не умирали, а ты…

— Не достаточно! Я не они…

— Тебя это сведёт в могилу, как и всех, в прочем, как знаешь. Тебе помочь встать или пол понравился?

Покинув зал, я дошёл, качаясь, до кровати под песнь грустного тромбона, в поисках отклика на все свои старания.

— В чём проблема?

Фитиль свечки слегка потрескивал, словно отвечая мне. Смотря на него, боль стала отступать.

Раскроется идущему тьма,

Твой начатый путь пустота.

Внутри и вокруг тебя,

Шум плетёт очередной поток.

Ты сам себе круговорот!

Неведомая сила потянула моё окаменевшее от ушибов тело к лестнице.

— Смотри, опять этот ненормальный за своё, спорим сорвётся?

— Спорим!

— Поставлю на то, что он пройдёт до конца.

Не отвлекайся, есть только ты и путь сделав шаг о мирском забудь. Слышится печальной флейты стон, перекликающийся с звоном бубенцов. Дыши ровнее погружаясь в тень хозяин ты, дорога не исчезнет на пути.

Шаг…

Кровь разгоняет биение страха, боль отступает становится легче смирение, шаг…

В сомнениях скрывается откровение, но ему не куда не деться от сильного напора желания, стихийной волной накрывает верёвку, но она не корабль, идущий ко дну всего лишь инструмент спасения обвивающий душу, а под ногами крепкая палуба пусть и излитая валом.

— Смотри уже четверть прошёл!

— Не чего и раньше проходил вот-вот сам убедишься.

Шаг…

У любого странствия есть начало и его точка заключения в равновесии эмоций и приключений, сорвавшись в пучину отдавшись её объятиям проникнись изнутри, оседлав безумство сотен тысячи комнат последствий смирения скитальца богача и бедняка разбитого сердца пробивая прибрежное дно опасаясь луча надежды, мечтаний уповая на волю круговорота судьбы?

— Ну я же говорил, на середине как обычно свалится как куль с дерьмом.

— Рано радуешься оступился, но продолжил.

— Ой да какая разница подумаешь шагом больше или меньше всё равно сорвётся.

Шаг…

Есть только я, а ты в прошедшем и власти не имеешь надо мной. Заткнись, запрись и сгинь. Я есть сейчас, и я Живой тобою покалеченной судьбой отныне ты изгой мой враг, какой же раньше был дурак.

Шаг…

ШАГ!

Уверенной твёрдостью ощущается пропасть от вкуса свершения. Обнял свой столб в отраде, как когда-то песку восторгался заблудший моряк, крича собратьям разделившие радость скитавшимся по океанской глади не видевшим края глубинно-чёрного простора в лучах лазурного горизонта и нещадно палящего солнца

— ЗЕМЛЯ! — УРА!

Аплодисментами восторга расшевелился балаган.

— Я знал, что ты сможешь!

— Браво!

— Гони сюда тейрун!

— Он всё равно не осилит выступление ставлю три!

— Сойдёмся на пяти.

Спустившись, Эрик передо мной сделал свой поклон,

достав из-за плаща вино.

— Празднуем за новые достижения и крепкое тело идущего в мрак!

— Ура!

Воскликнул балаган, но разъярённый Рыло со своей свитой утихомирил люд, дав разгуляться кнуту.

— Что празднуем? Уже, смотрю, всё отыграли, зритель остался довольным. От завтрашнего дня зависит ваше существование, вы мне в душу плюёте. Забыли свои прошлые жизни в трущобах? Может устроить экскурсию всем вам в один конец, бездарные ублюдки!

А к тебе вообще отдельный разговор. Думаешь прошёлся до столба и всё? Взошёл на пьедестал? Многие ради этого номера тренировались, не щадя своей жизни, а ты что? Десять метров за пять дней. Сплюнул в пол смачным сморчком и продолжил. Знаешь, что, судьба всей этой челяди теперь в твоих руках! Провалишься и изувечу каждого с особым пристрастием, цирк уродов озолотит меня, как и в былые времена.

— Хочу заключить пари!

Рыло поменялся в лице с ярости на интерес, удивляясь от невиданной наглости.

— Пари с тобой? Что можешь ты мне предложить?

— Всё моё имущество и звёздную карту первого выпуска посмертно отойдёт по завещанию. И вы не трогаете балаган. Но, по случаю успеха с вас пир и вольный день, который вы прервали.

— По рукам, но ты никогда не покинешь этих стен, пополнив ряды моей труппы.

— А старый уговор!?…

— Твоя подружка мертва. Насильственная смерть. Об этом писали во вчерашней газете. Лично в руки дам вырезку статьи после свершения сделки. А, и вот ещё что…

Рыло достал карту «Башни» — она крепит любые условия уговора ещё до его официального составления.

Этого я не ожидал… Рыло натянул такую широкую улыбку, что казалось, будто вся кожа с его щёк уехала на затылок.

— Что писака, язык проглотил? Ваш народ — это хлипкие и сопливые дети, как я и думал…

— По рукам!

— Изволь пройти в мой кабинет, составим документ. А ну, разбежались по своим норам, пока я добрый!

Кнут лязгнул об пол, поставив точку в этом разговоре. Я смиренно последовал за господином.

— Знаешь, это место был свидетелем всяких интриг, но вот таких… Безголовых я особенно люблю.

— Заткнись уже…

— Ещё и дерзость, ты прямо красишь мой день, но знай, что я оторвусь над твоим телом вне зависимости от исхода.

Захлопнув дверь, вышел из-под мрака штор на пустую арену. Сжав газетный клочок трясущимися руками и поплёлся в свою каморку, в ужасе от неизбежной правды на печатном заголовке.

— Прости, старина. Я не смог уберечь твоё сокровище.

Газетные строки были пропитаны кровью.

«Изуродованное тело найдено на львиной улице города близь площади.

Приметы: пояс с изображённым на бляхе кромвелем, кожаные штаны. Лицо изуродовано так, что нельзя было разобрать ни его черты, ни даже форму.»

Слёзы катились по щекам, напоминая о смертной природе всего в этом мире. Свеча потухла, её фитиль полностью выгорел, словно подтверждая тему моих размышлений.

В комнату из-под двери вкатился конверт. Опять со мной затеяли шутку… Вскрыв конверт, я обомлел от новостей. Она жива! На конверте синяя печать с уголком. Утерев слёзы кулаком, я уверенным шагом покинул давящие стены.

Балаган на арене замер, когда увидел меня.

— Я знаю, что чужд для вашего мира и своим появлением почти разрушил его. Я прошу прощения. Не в моих силах изменить положение дел, но уповая на вашу веру, я клянусь, как когда-то отчизне, превзойти свои силы и утереть нос управителю Рыло.

Восторженный Эрик, лишившийся глаза и былой красоты от удара кнута, тихо и медленно захлопал в ладоши. За ним последовали все остальные. По итогу волна эмоций окатила меня своими восторженными криками. Повелитель порхающих клинков перенял слово.

— Если нам и предстоит судьба уродов, то завтра мы отыграем и выступим не для господ, а для себя. Наслаждаясь своими номерами и пусть последний раз запомнится всем с идущим в мрак под куполом цирка.

Оживлённые пламенной речью, все забегали, подготавливая реквизит. Из коморок вынесли шкафы с одеждой, столы и зеркала, выставляя их в параллельные линии. Следом кровати, скамейки и стулья для общего ночлега. В котлах закипала стоячая морская вода, пробивая нос запахом болотной тины. Заросшие бороды облагораживали ножницами. Мужская красота под стать лучшим цирюльням, с виду и не скажешь, что это бездомные, а не какие-нибудь сеньоры. Женскую сторону отделяла ширма, но желающих смотреть за неё попросту не было, что меня достаточно удивляло. Шут таскал краски из подвала, в надежде избежать мойки, но его тоже настигла пенная кара. Никто не скроется в грязи от плечистого банщика, даже этот мальчонка. Деррел, выдавая чистые пижамы из коморки, поимённо провожал одним и тем же напоминанием каждого:

— Сдать бельё поутру.

Мы даже расписывались в его учетной книжке.

Собравшись в чистом, все ещё раз пробежались по программе выступления, утверждая свою очередность. По итогу мы вручили список шталмейстеру действа и разошлись по койкам. Хороший день требует хорошего отдыха.

Центровой свет погасил Эрик, взобравшись по столбу и погружая всё в мрак. Балаган невероятно громко храпел.

Серьёзно, очень громко…

Один всхрап накладывался на другой. Этот естественный хор закладывал уши. В какой-то момент я даже стал прислушиваться к нему в надежде просто оглохнуть и наконец нормально отдохнуть.

— Не спится?

— Эрик, мать твою…

— Не знал её при жизни… Как думаешь, у тебя получится? Просто ходить без факелов в руках куда легче. Прости мои сомнения, но что, если…

— Всё будет так, как будет.

— Мне бы твоей решимости…

— Эрик…

— Ну ладно-ладно все, а что ты там, кстати, бормотал?

— Ты сам себе круговорот.

— И ты туда же с этой чокнутой?! Ещё скажи, что Oko-T-okO это…

— Эй голубки, можно тише, а еще лучше заткнитесь нахер!

***

Шут ударом в гонг всполошил людей. Дорна вышла в свет, распределяя обязанности по подготовке сцены, мне выпала роль убирать кулисы. Сегодня большой праздник, требующий пространства.

Даже Рыло, воодушевлённо, перегонял зверьё по клеткам. Чувствуется сноровка и твёрдая опытная рука, командующая львами, как уличными кошками.

— Эй, образованный! Поможешь мне в гостевом холле.

Ответив молчаливым кивком, я скатал пыльную ткань.

— Хорошо, тащи её к выходу, раскатаем красной дорожкой.

Решётка со ржавым скрипом шестерней поднялась в верх. Холл был полон людей во фраках, бегающих с гвоздодёрами, вокруг портовых ящиков.

— Сейчас. Подожди, пока учёные разложатся со своими железяками, потом расстелешь.

С последовательной осторожностью доски разбирались и выносились на улицу. Нанятая прислуга больше переживала за содержимое груза, нежели работала. Служивые, посовещавшись, разделили коридор на сектора с шатрами.

Это больше походило на иностранную ярмарку, чем на демонстрацию передовых технологий.

— Ты чего лыбишься? Леди Беннингтон гонится за прогрессом, стараясь усовершенствовать город и быт — это, видимо, у неё от дедушки Томпсона. Поэтому раз в год здесь собираются пытливые умы показывать свои разработки, надеясь, что им разрешат, ну этот как его… патент! И дальнейшее производство. Не удивлюсь, что нас всех скоро поменяют на механизмы, но пока представления ценятся, думаю без хлеба мы не останемся. Чего уши развесил? Иди работай!

Раскатывая ткань по полу, я то и дело останавливался, чтобы разглядеть чудные новшества. Механизированные руки с мигающими лампочками особо поражали мой глаз, среди прочих многозарядных мушкетов, самоходных карет, музыкальных трубок над шкатулками и прочих непонятностей. Каково применение этих рук в наше мирное время непонятно, а может незнание и к лучшему.

— Теперь бегом гримироваться или думаешь, что так и выйдешь в свет!

Отыскав шута, я объяснился как хочу выглядеть.

Он, радостно улыбнувшись, набросал варианты. Мы сошлись на синем пламени. Обрисовали под стиль Дорны так, что даже Эрик не признал. Мандраж воцарился в царстве балагана, старики по тихой ослабляли нервишки вином, прочие повторяли номера, стараясь отвлечься от мыслей. Гимнасты делали растяжки, размягчая забившиеся мышцы. Оркестр визуализировал игру без инструмента под взмахи дирижёра. Матерь животных тайком перешёптывалась с невольными, создавалась иллюзия что они отвечали ей нежным рыком и мирным взглядом. Клинки Эрика не знали промаха, порхая в утонченном танце. Шталмейстер жестикулировал под заготовленную речь, расхаживая по арене. Тряслись только мимы, изображая страх под одеялом. Не найдя себе места, решил скрыться в коморке, смиренно дожидаясь удара гонга. Слишком много мыслей блуждало в голове, а дневник назло куда-то запропастился. Хорошо хоть от безглазого осталась парочка листов.

Парадокс событий, если бы не его заговор, то я остался бы в своем кабинете до скончания жизни, а так познал сокрытый мир от большинства, резюмируя его в листах: «Даже, если и конец свершится так, путь был по-своему прекрасен».

Удар гонга оживил пустой зал, а скрежет шестерней перекрыл звуки балагана. Затишье, тухнет общий свет, оркестр бьёт наплывом звука труб под барабанную дробь. Шталмейстер, поправив цилиндр, вышел в свет, слегка поддав из горла кувшина.

— Доброго вечера нашим гостям и особых дней счастья прекрасной леди Беннингтон!

Зал возвысил свои аплодисменты к куполу, раздаваясь перекликающимся эхом по коридорам, но миссис с первого балкона подняла устройство на плечо и с хлопком выстрелила по лицу шпрехшталмейстера, заливаясь смехом. Оркестр замял происшествие веселым переливом, послужив сигналом для клоунады. Представляющий вытер помидор с заплывшего глаза белым платком и, широко улыбаясь, поклонился публике, отчебучив джигу, после чего скрылся в зоне за кулисами.

Закурив там, он злобно материл «Леди тварь» по всем красноречивым эпитетам сравнения со свиньями и прочему грязному скоту. Смех кружился в стенах милых дам и сеньоров, выжидавших более серьёзных развлечений. Анагель стервозно ожидала конца представления, заправляя свою пушку. Судя по всему, выставка изобретений понравилась ей куда больше.

Шталмейстер успел переделать сценарий под требовательную гостью, но балаган послал его на все четыре стороны, не желая бессвязного хаоса на сцене.

В этот раз он, выйдя под притухший свет, ломал комедию рассказом про жизнь атлета Опеласа, возлюбившего женщину небес. Он обернулся птицей и взлетел, минуя преграды её братьев ураганов, бурь и смерчей. Он бился от града и снегопадного вихря, кружась в пируэтах.

Гимнаст на сцене словно слился с рассказом, повторяя движения в строках акробатическими приёмами. Любовь его вела через звуки драматичной скрипки слышались порывы завывающих ветров и раскаты грома, а молнии ослепляли вспышкой света. Женщина, при виде страданий птицы, обратилась мощным ястребом красного пера, стремясь на помощь бедной твари. Но от любви ко всему живому, желая их спасения, она впилась когтями в плоть Опеласа, поломав перешеек.

Братья, увидев слезы своей сестры угомонились и пожалели её.

Но девушка, отвергнув их, устремилась к лесным тварям и навсегда осталась с ними, скорбя о любимом. Гимнасты, переплетаясь канатами в одну фигуру, спускались на сцену под мощными красными перьями.

Анагель осмеивала абсурд этой мысли, утверждая, что любовь — это просто забава и шутка. Зал, быстро отошедший от раздумий и переняв точку зрения именинницы, не пожелал казаться непросветленным в глазах рода Беннингтонов.

Удушенная скрипка сникла в смехе, а помидоры не заставили себя долго ждать. Гимнасты, перебитые грустью в слезах, бежали со сцены. Всё катится в бездну, но Рыло счастлив — людям весело.

Переполненный ненависти Эрик попросил печальную Трисс выкатить его тело, держащееся на клинках, вонзённых в мишень. Он кричал в толпу, вглядываясь в балкон.

— В своём мастерстве я оспариваю такие вещи, как новаторские механизмы. Будучи мелким сопляком, я упражнялся в ловкости каждый раз добывая себе хлеб на улицах в вашем идеальном обществе. Меня не взяли на службу из-за низкого рода, но это только подогревало мой интерес стать быстрее пули. Кто осмелиться выстрелить в меня из сидящих?

Анагель, не дослушав его речи, направила механизм и произвела выстрел под окончание реплики.

Эрик рассек его пополам с неимоверной скоростью, две идеальные половинки овоща упали на пол пред мишенью под восторженные аплодисменты.

— Говоришь быстрее пули? Я даю тебе шанс отречься от высказывания, попросив прощения, в противном случае мы проверим твою гипотезу опытным путём.

— Я…

Рыло, проведя пальцем по шее, намекнул, что даже если у Эрика это выйдет — расплата не заставит долго ждать.

— Я не уверен, что… настолько подготовлен, прошу прощения госпожа Анагель.

— Значит, как я и думала, спишем твоё достижение на большое везение, могу поспорить, что этот ты не остановишь.

Зал замер в разрешении спора, под интригующие клацанье механизма, но разумный Эрик по своему взгляду дал понять, что не будет ничего делать.

— Дам тебе фору, готов?

— Да, госпожа.

Помидор размазался по груди белоснежной рубахи.

— Если бы такие, как вы служили на благо королевства. Оно бы выиграло совсем случайно одно сражение, но никогда бы не выиграло войны! Поэтому радуйтесь, что вы не побеждённый народ, обреченный в рабство, а всего лишь циркач!

Под её слова шут, сжав маленькими ручками бубенцы, залился слезами, и стуча башмачками по полой бочке, проронил из кармана грязный потрёпанный клоунский нос.

Под очередные овации чистокровных.

— Я притомилась, сколько еще по программе?

Обратилась она к Рылу.

— Ещё примерно с два часа, леди Анагель.

— Нет, я нахожу это скучным, прервемся на антракт и да, надеюсь, что вы удивите нас самым лучшим что, осталось из программы.

— Даю слово чести, вас не разочарую, а, чтобы было еще интереснее, предлагаю выдать всем вашим друзьям такие же устройства из тира.

— Очень рада что среди всего этого балагана есть настоящий джентльмен. Попрошу отца позже уважить вас.

— Вы несказанно добры, леди Анагель.

Она, кивнув ему, покинула зал. Рыло, показав руками крест, отдал оркестру приказ прерваться. Удар в гонг объявил антракт.

Балаган замер, завидя Рыло. Тихо хлопая в ладоши, он говорил:

— Браво, какие же вы сегодня бесподобные, можете ведь когда захотите. Эта игра, эти неподдельные чувства, эмоции, молодцы.

Но леди Анагель утомилась и попросила показать лучший номер, который у нас есть.

Дорна начала подготовку к своему номеру, шипя от радости.

— Отец, я постараюсь оправдать ваши ожидания, спустя столько лет тренировок.

— Угомонись, твой час еще не настал, а вот Фред.

Я думаю ты готов и сделаешь этот вечер запоминающимся для всех из нас.

— Но отец, я…

— Умолкни, если не хочешь меня разгневать. И приготовь гиен к выходу! Удачи идущий в мрак.

Дорна в истерике сбежала к своим клеткам.

— До выхода десять минут, не подведи.

Слегка пританцовывая, Рыло вышел в холл. Оголённый Эрик, держащий в руках парадную рубаху, произнес:

— Что-то здесь не так, чует моё трусливое сердце.

— Случится то, что должно. Крепись дружище.

Балаган с последней надеждой провожал меня на возвышающийся канат. Дорна выкатила загон, сложив его ножки. Клетка плотно впилась, заняв почти всю сцену. Ослеплённые от голода гиены заполнили решётку, накидываясь друг на друга и желая урвать кусок мяса. Заперев дверь на ключ, обнаженная матерь зверей, сокрытая плащом, уселась на сцене с флейтой, ожидая удара в гонг. Огонь восторгался моему присутствию, жаль, возможно, я увижу его в последний раз, как и всё кругом. Повязав измученную потом повязку на глаза, я взял факелы и, ожидая трепета гонга, замер перед решением фортуны.

Рыло, дождавшись стихшего гонга. Говорил размеренно тихо, но его слышал каждый.

— Эту сказку нам рассказывали бабушки перед сном. В ней фигурировали такие слова, как:

Честь, а вам наверно, возмутившийся сэр, скорее знакома отвага. Леди не спешите делать выводы, ведь история соткана из нитей судьбы и любовных интриг. Детей учат быть сильными, располагая умом, избегая риски и азарт, но всего не избежать. Ведь фортуна у каждого своя. Оказавшись в мраке непредвиденных событий, мы уповаем на неё, смирившись с любым её исходом.

Влюблённые опору давали друг-другу, так повелось и в радость и горе, но ночь постучала в их дом, смерть держа под руку. С рассветом две сестры бежали, забрав с собой девушку, а муж, завидя её охладевшее тело, не мог смириться с кончиной и отправился в путь северных народов…

Застывая в снежных бурьянах, его навестили сёстры.

Продолжение вы знаете сами, а кто не в курсе расспросите соседа. Пока танцует нагая жена, объятая пламенем, он шел по ледяному расколу в порывах ветров над пропастью изголодавшихся тварей. Если оступится, взглянув на неё, упадёт и накормит смерть, а если же нет, он сгорит в объятиях любимой, потешая ночь.

— Так встречайте же идущего в мрак!

Этот шум шестерёнок дополняет оркестр перекатывающимся стуком, воют гиены вгоняя меня в животную дрожь. Интересно, а Дорна танцует? Мне не слышно её флейты.

Забудь, вдохни, иди…

Шаг…

Застыл балаган

Тьма накрывает меня

Вгоняя воем в страх

В бою получая экстаз

Меня греет пламя

Пронзая нотным станом изнутри

Разрывая рождение плоти из крови

Шаги…

Над пропастью раздаётся скользящие эхо

Веретена под босыми ногами

Возгласы музыки смешались в кашу потока

Экспрессией над горизонтом взрываясь

Пустынной энергией чувств

Пустота послужила точкой отсчёта

Нарушает единство чей-то отвратительный принцип

«Я не смог и тебе не подвластно»

С криком, пронзающим воздалось сознание

Защитит рикошетом решето подсознания

Идущего в мрак

Возвращаясь единым круговоротом

Обрастая истинным чувством единения

С роком судьбы и итога.

Стоя на твёрдой доске, я поставил факелы в битые кольца и сорвал повязку. Я живой и в гробовой тишине смотрю на удивлённые лица с высоты красной птицы. Угомонились гиены, насладившись плотью друг друга. А в их крови лежат побитые помидоры. Я спускаюсь на сцену по длинной верёвке и застываю в поклоне, ощущая скачущий пульс на полном грудном вдохе. Скрипач, терзая струны вдохнул жизнь в оркестре, насытив людей шумом аплодисментов.

Я ушел за кулисы, встретив слёзы радости. Шут, сняв колпак поклонился до пола.

В моей комнате под дверью вновь появился конверт с тайной печатью. Он был вскрыт без каких-либо раздумий.

«Начнётся пир, испей кувшин шута до дна, близка наша встреча и ты найдёшь ответы, придав конверт с письмом огню»

Избавившись от письма, я вышел на пустую арену. Леди Ангела и Рыло пили чай и были заняты общением, пока я не попался им на глаза.

— Подойди

Леди позвала меня к застолью раздраженным голосом.

— Скажи, как получился трюк? Сколько лет ушло на подготовку?

— Шесть полных дней…

— Абсурд! Ладно, будь по-твоему, желаешь-ли ты мне служить?

— Служу балагану. У меня договор с господином Рыло.

— Какая прекрасная дрессировка, отдаю вам должное, Рейло. Что-что, а управлять людьми вы умеете. Сколько просите за его душу?

— Зачем вам заведомо беглый раб?

Смутно ответил, заикаясь, рыло.

— Сбежишь?

— Скорее наложу на себя руки, сбежав от вас, я попаду к другому и так по кругу, спасибо за предложение, но мне придётся воздержаться.

Не желая слышать отказ Ангела настаивала на своём.

— Что тебя здесь держит? Друзья, девушка, мальчонка? Выкуплю каждого, кого посчитаешь нужным.

Рыло подавился чаем, но в разговор не лез.

— Есть вещи, которые не продаются…

— Всему есть своя цена, а сколько стоит твоя смерть?

— Ничтожно мало, госпожа.

— Проваливай. Рейло, что вы им обещали за это выдающиеся представление?

— Вы будете смеяться…

— Кроме шуток!

— Мы заключили пари на пир для всех живущих здесь.

— Будет вам пир! В лучших традициях чистокровных, ждите к полуночи. Сюда приедет моя свита, услуга и яства с лучшим вином в королевстве.

— Щедрость ваша не знает границ, госпожа.

— Поблагодари идущего за это, а моё предложение в силе! Обдумайте ещё раз это за застольем, до скорой встречи.

— Лёгкой дороги.

— Не люблю подслушивать, но иногда приходится. Фреди, ты был прекрасен, спасибо!

Застав меня врасплох окрикнул восторженный Эрик.

— Пошли отпразднуем твоё величие, мы там балаганом сообразили, собрали, так сказать, по нитке, даже жадный жиробас достал бутылочку из-за кормов.

— Не знаешь где шут?

— Да ты не переживай, под запах еды найдётся.

Усевшись скромной компанией в сорок человек, мы взяли в руки заполненные гнутые стаканы и пригубили по одной.

— А где все остальные?

— В себя приходят от шока, тут собрались самые крепкие.

Пробубнил тряся красными щечками Деррел.

Мы перекурили под рассказ о прошлых днях балагана, даже не вериться, что когда-то рыло был не таким отбитым, но шли…

— Как говорится вспомнишь…

Прошептал Эрик.

— Я сделаю вид, что этого не слышал. Собирайте всех, я сдержу своё слово, обещал раздолье — получите сполна, как и крепкого кнута. Шучу, собирайтесь, на сцене уже накрыто.

Радостно сказал Рыло, опрокинув третью стопку, закусив яблоком.

Первым со стола вскочил пробка. Стуча в пустое ведро какой-то палкой, он кричал о срочном собрании. Оставшиеся кто в чем сорвались из коморок, торопясь на сцену. Не видно было только Дорны.

Удивляясь столу, мы проходили в сопровождении прислуг на свои места. Жаренные кабаны, утка и прочая дичь ломила крышку стола, но изголодавшиеся не ринулись изничтожать добычу, впиваясь в неё зубами, а наоборот начали с фруктов, подняв застольные бокалы с налитым кроваво-алым вином. Последним вбежал шут и уселся мне на коленки, а из-за пазухи достал маленький кувшинчик с синей пробкой. Тайком налил себе в бокал и поднял тост.

— Пусть каждый день будет таким же насыщенным и прекрасным в кругу близких нам людей.

Под звон бокалов, я испил красного нектара и закашлялся, отхаркиваясь кровью по столу. Далее я свалился на пол, не чувствуя ног. Шум, крики, гам, бьётся посуда, яркий свет режет глаза, словно нож скользит по моему лицу. Меня несут, ночь, теперь глазам легко, стук копыт…

Образ, плывёт женщина, кровь, бросает в пот, пищат крысы, вонь, темнота…

CENTUM MORTEM

PRO VERITATE

Перемены запятнают окровавленный платок.

Взбаламутят дно меняя берега наоборот,

Ты пламенным началом закрутил переворот,

Битв круговорот.

Встречая восход нового мира как свежий глоток.

Нарастающие голоса стихают, словно первозданный младенческий крик. День, от слепящего рассвета до зажжённых свечей, вытекает с морганием века в движение, путаясь в неделях, возможно месяцах. Нет, скорее, это пространство сломалось о жизнь, а я уродливым сознанием стараюсь хвататься за его осколки.

Ночью становится легче, если бы не ком, встающий у горла и заставляющий хвататься за кислород, контролируя каждую мышцу. О том, чтобы привести тело в движение не может идти и речи. Я придавлен в кровать незримой мне силой. Она растягивает кости, сужая их и надламывая, а наигравшись возвращает обратно, но я не стал ни худее ни выше. Странное чувство, организм крепчает, зрение ярче, запахи боле утончённые и оттого отвратительнее. Паутина связей разделилась на более сложную сеть, открывая новые двери, но сознание старательно прячет ключи от новых замков, оставляя зазоры, щели и скважины.

Женщина с пламенными волосами всё чаще мелькает перед глазами. Она шепчет непонятным мне языком какие-то стихи, выделяя интонацией наиболее эмоциональные строки.

Ненормальная, но воистину прекрасная дама утоляет мой голод вином с привкусом крови. Я впиваюсь в деревянный кубок зубами и окрепнув, не дожидавшись обхода стражи, прыгнул в ночное окно, моё ритмичное сердце предвкушает приключений, раздаваясь в такт бега по разбитым и мокрым улочкам.

Мне плевать кто попадёт под мою руку. Бездомный или возвышенный, кулаки будут рады любому…

Обожаю кулачные бои, чую что даже луна хочет увидеть побоище или же мою кровь на чьих-то костяшках. Жизнь имеет сладкий вкус, когда ты пьёшь её с горла, да по началу омерзительно горько, но в целом — это вопрос сноровки.

Знакомые звуки испускающих дух под восторг толпы, перебивающейся новыми ставками.

Бой двое на двое, в самый раз. Разомкнув круг зевак, спровоцировал новую ставку.

— Кто поставит на чёрную лошадку?

Не дождавшись счета под свист и недовольства свернул голову жилистого новичка, выбросив труп в толпу первого ряда. Свист сменился восторгом и тейруны посыпались рекой в грязные руки воротилы. Этот гневный взгляд в спину раздражает меня…

— Охотник здесь! Беги, сука!

Накинулся бурей ударов на обнаглевшую крысу, покрывая голову кровью от уже раздробленного носа. Его глаза, не зная куда деться, пронзают меня просьбой остановиться, но мне нравится это чувство. Мои ногти разрывают его веки и вырывают эти одичалые глаза. Под нечеловеческие крики я смотрю на оставшихся. Им не куда бежать, толпа окружена господами с мушкетами, но до пули еще надо дожить. Куда вероятнее их разорвёт гневная толпа, разбирая на мясо. Человечина у господ ещё при мне была в моде, для них здесь раздолье жёсткого, пропитанного адреналином мяса. Такое не выйдет из слуг.