Бесплатный фрагмент - пРоза мира

Библиотека Академии «Русский Слог»

Серия «Одухотворённая Земля»

Роза жизни

лейтмотив издания

***

Роза Мира — цветок

с корнем, стеблем, чашей

и всем содружеством его лепестков.

***

Роза Мира явится как итог

духовной деятельности множества,

как соборное творчество людей,

ставших под низливающийся поток откровения,

— явится, возникнет, вступит на исторический путь.

Даниил Андреев

***

Победа лежит в основе сегодняшнего Государства Российского. Победа лежит в основании всей русской истории. Победа — это восхитительный цветок, принесённый в русскую жизнь из небесного сада. Победа — это Роза Мира.

Александр Проханов

Дорогой друг, эта книга о природе мира, человека и творчества, поскольку без последнего невозможно духовное существование на земле. Это издательский проект общественной организации писателей, объединившей творцов в разных сферах нашей жизни, представителей науки и культуры.

Борис Шергин, глубинный писатель 20 века, поморских кровей, художник и иконописец, определивший себя как «малую каплю», в которой отражается «солнце Народного Художества», писал: «Любовь к природе — начало многого добра. Ежели книга природы — любимое твоё чтение, ты на благодарном пути. Приникая к красотам природы, увидишь тайну. Красивые „виды“ природы заставляют подумать о Художнике, равно как и благоуханье малого цветочка. Пределы человеческой изобретательности — мертвенные машины. Но в том, что создано Богом: дерево, цветок, — жизнь непостижимая, недомыслимая…»

Восхищаясь красотой родной северной природы он писал в дневнике: «Удивительное, страстное и сладостное состояние овладевало мною иногда, среди этой природы, в этой несказанной тишине», вспоминая при этом близкого ему по мироощущению и стилистике поэта Николая Клюева. Они оба очень обострённо ощущали двойственность мира. В революционной России Николай Клюев говорил Сергею Есенину, который считал его своим учителем, что они дети одного сада, сада яблонь и волков.

В Дневнике за 1945 г. Шергин писал: « Сейчас, живя посреди бедствий неисчислимых, посреди смертей многих, люди стали осатанелыми эгоистами…. Успешных превозносят все. Неуспешных все презирают. Понятия: это — добро, а это — зло, зло — смрад, а это — благоухание, это -свет, а это — тьма — потеряны, потоптаны». Со дня великой для человечества Победы не прошло и 80 лет, а слова эти сегодня звучат как никогда актуально. Мир запутался во лжи и ненависти, предавая святые человеческие ценности, искажая смысл многих понятий, в странах Европы сносятся памятники советским воинам, освобождавшим мир от фашизма, который сейчас подошёл вплотную к границам России. Между тьмою и светом идёт жёсткая борьба за души людские. Медицина лечит тела, врачевание душ — божье слово и языки искусств, на которых Бог говорит с человечеством.

То, что не взошло из добрых посевов мастеров литературы и искусства в саду человеческой души, исправляет затем армия на поле боя. Время осознания исторических ошибок требует возвеличивания человеческого духа, влечет за собой расцвет в цветнике создателя Розы Мира, которая наряду с розой ветров, девятым валом силы искусства может остановить напор темных сил, уничтожающих природу человека и нашу планету.

Это Роза жизни и живописи нашего сада поэзии и прозы, это Победа:

Мира над войнами,

Истины над ложью,

Разума над безумием,

Аромата жизни над тлением смерти.

Роза Мира — это божественный цветок духовного знания, расцветающий в сердце человеческом по законам справедливости, сострадания, сорадования и любви, главными его отличиями русский философ-мистик Даниил Андреев считал: биение социальной совести, бескровность её дорог, общественное служение, превращение планеты — в сад, а государств — в братство, что « откроет путь к разрешению задач ещё более высоких: к одухотворению природы». И возможно это только через творческий подход ко всему: « Творить во всём: в слове и в градостроительстве, в точных науках и в садоводстве, в украшении жизни…, в богослужении и в искусстве…, в любви мужчины и женщины, в пестовании детей, в развитии человеческого тела и в танце… и в игре. Потому что всякое творчество, кроме демонического, совершаемого во имя своё и для себя, есть богосотворчество: им человек поднимает себя над собой, обоживая и собственное сердце, и сердца других». Андреев подчеркивал, что именно в том факте, что личность содержит единоприродные с Божеством способности творчества и любви, заключена её абсолютная ценность.

Магистральный стиль, присущий Розе Мира в литературе и искусстве, по мысли Андреева, — это «восприятие сквозящее, различающее через слой физической действительности другие, иноматериальные или духовные слои..» Это искусство, «мужественное своим бесстрашием и женственное своим любвеобилием, мудрое сочетание радости и нежности к людям и к миру с зорким познаванием его тёмных глубин», философ определил как сквозящий реализм или метареализм. Однако он считал, что произведению искусства не обязательно быть образцом «сквозящего реализма», ибо люди, причастные духу Розы Мира, «будут радоваться всему, что отмечено талантом и хотя бы одной из этих особенностей: чувством прекрасного, широтою охвата, глубиною замысла, зоркостью глаза, чистотой сердца, веселием души».

Приглашаем наших читателей, погрузиться в этот удивительный мир, где каждое произведение наполнено божественной сутью человека, одухотворяющего своим творчеством Мир и Землю. Книга оформлена работами заслуженного художника России Леонида Феодора.

Галина Дубинина (Яковлева), составитель сборника, главный редактор проекта БАРС (Библиотека Академии «Русский Слог»).

Часть 1. В ЦВЕТНИКЕ СОЗДАТЕЛЯ

ТРИ РОЗЫ

Богородица веками

Славится тремя венками,

Соблюдая свято разность:

Розы белые — как радость,

Розы желтые — как слава

Матери пречистой нрава,

Розы красные — страданье

Как в божественном преданье.

Борис Рябухин

Глава 1. В соцветии Духа

Русский Мир

Александр Астафьев

(г. Москва)

Мечта о голубой розе

Хорошо на Светлой седмице за куличами и чаем помечтать о чём-нибудь таком. Особенно, если видишь перед собой целый розовый сад, цветущий и на яркого лака жостовских подносах, и на чашках дулёвского фарфора, томящихся от жара кипятка, и на самом заварном чайнике, подобно розовому кусту, водружённому в сердцевине застолья. Когда за окном ещё пусто и голо, и вся природа ещё не оттаяла от зимнего обморока, ещё замирает и грезит в ожидании первого цвета. И если уж на то пошло, художнику, взявшему в руки кисть ради увеселения сердца, приличнее было бы изобразить то, что ближе и различимее русскому глазу: подснежники, например, ландыши, какие-нибудь лютики или полевые васильки, или всем так знакомые ромашки. Но розы… Они хотя и хорошо рифмуются в русской поэзии с «морозами», но уживаются с ними плохо. И, как ни крути, а всё же чужды природе Русского Севера. Они порой напоминают неприступных дев Севера, удививших когда-то поэта своей нездешней красотой. Пушкин писал: «И с розой сходны вы, блеснувшею весной: Вы так же, как она, пред нами. Цветёте пышной красотой И так же колетесь, Бог с Вами.» Другой поэт, Владимир Соловьёв, уже позднее, восторгаясь чистотой и невинностью белой лилии и пылкой трепетностью любви алой розы, замечал: «Белую лилию с розой С алою розой мы сочетаем.» Но никаких алых роз в природе во времена Соловьёва не было и в помине. Это были только грёзы поэта. Пророческие грёзы. Или вот объединение русских художников начала ХХ века «Голубая роза»: М. Сарьян, К. Петров-Водкин, Н. Сапунов, С. Судейкин, П. Кузнецов, П. Уткин… Эта роза могла цвести только на их полотнах, ибо при всей изощрённости природной палитры роз — от кремово-фисташковых до бело-розовых и золотисто-жёлто-багряных, голубая встречалась и цвела разве что в раю воображения, но никак не на грешной земле. И тем сильнее чаялось русскому человеку ещё в земной жизни прикоснуться к её небесному сиянию.

***

Как мне объяснили учёные, роза существовала на Земле очень давно и появилась, примерно, 35 миллионов лет назад. Многие виды растений — её сверстники и сверстницы — давно погибли, а роза — цветёт. Удивительно, что её не съел динозавр и другие гигантские, когда-то обитавшие на Земле травоядные животные. Наверное, потому, что у розы были шипы. Её приручили и окультурили примерно в ту же эпоху, что и ячмень, рожь, пшеницу, то есть когда люди научились выращивать потребные для их существования злаки. Но если внимание к хлебу насущному оправдано борьбой человека за своё существование, то какой прок, какая польза могла быть от розы… Единственно — её красота. А значит прекрасное и тогда, в человеческой праистории было уже существенно необходимым, духовно и душевно потребным. Иначе чем объяснить, что документальные свидетельства о разведении человечеством роз уводят нас в глубь прошлого на 5 тысяч лет назад. Считается, что исторической родиной садовых роз была именно Персия (а в давнюю пору Иран). Именно отсюда её вывезли древние греки, а позднее и римляне. Впрочем, сами греки были уверены, что белая роза возникла из хлопьев морской пены на теле Афродиты, когда та вышла из пучины морской на сушу. Долгое время роза — этот цветок Афродиты — была знаком женского лона. Но красную розу, как верили древние, сотворила другая богиня — Флора. Безответно влюбившись в Амура, она решила создать цветок, который одновременно и смеётся, и плачет. Роза являлась людям символом весны, времени любви и желаний, но в то же время и знаком смерти. Ведь весной, как они считали, оживают и показываются на земле души предков. Для них тоже наставала весна и расцветала роза. На римской тризне розы раздавали всем присутствовавшим. Ими украшали гробницы. Эти обряды именовали розалиями. Роза у римлян — непременный цветок похорон. Богиня Геката носила венок из роз.

Роза была известна в древности и славянам. Она была цветком богини любви Лады. Если верить малороссийской легенде, однажды парень влюбился в кареглазую красавицу и решил подарить ей цветок небывалой красоты. Пошёл он в лес, нашёл там цветущую ветку шиповника, сорвал её и принёс домой. И решил посадить в саду возле дома любимой, что и исполнил. И вскоре выросла из той ветки роза… Другая легенда сообщает, что Роза была невестой Дуная. Послал он к ней сватов, но свадьбу родители отложили до Иванова дня, запретив влюблённым видеться. Но, как известно, настоящая любовь все преграды превозмогает. Стояла весна, а до июля, до Иванова дня было ещё далеко. Дунай тайком вызвал Розу на берег для беседы, усадил в чёлн и вынес его на середину реки. И с тех пор Розу никто не видел. По деревням раньше пели веснянку: «Дунай сведёт с ума. За рученьку возьмёт, злат-перстень снимет». Отголоски славянской древности свидетельствуют о знакомстве наших далёких предков с этим дивным цветком, который, возможно, выращивался в римских провинциях, соседящих на юго-востоке со славянами, а возможно и на самой славянской земле. Но легенды-легендами. Достоверно известно, что в средневековую Европу роза попала вместе с крестоносцами, возвращавшимися из походов в Святую Землю. Вместе с награбленным по дороге добром воители в сердечной простоте вывезли из мёдоточивой земли и этот, удививший их суровые души, цветок. И тут лишний раз убеждаешься в проницательной правоте нашего поэта Лермонтова, однажды написавшего: «Не стопчет розу мрачный воин». Да, такова вечная сила красоты…

***

Возвращаясь в Россию, к достоверно известным фактам, следует рассказать о том, что в начале ХVII столетия роза впервые попала в Москву. Её привёз царю Михаилу Фёдоровичу немецкий посол, возможно один из потомков тех самых крестоносцев. О судьбе той розы достоверно ничего не известно. Была ли она высажена в грунт или завяла, не выдержав дыхания русского холода, мы не знаем. В России роза прижилась столетием позже, уже при Петре. Известным любителем роз был граф Г. И. Головкин. В его поместье каждый год расцветал огромный розовый сад, за которым ухаживал специальный садовник, выписанный из Англии. В помощь садовнику-англичанину прикрепили нескольких крепостных. И один из них превзошёл мастерством учителя-иноземца. Граф дал ему вольную и всей его семье. И повелел впредь именоваться Розановыми. И думается не случайно потомком этих садоводов был гениальнейший писатель и философ начала ХХ века Василий Васильевич Розанов, унаследовавший от своих предков необыкновенно тонкую восприимчивость ко всякой красоте, способность к размышлению о таинствах природы и человека. Другой великий мыслитель, поэт и учёный — Гёте так же был неравнодушен ко всему прекрасному. Особое место в его естественнонаучных опытах занимали розы. Гёте, как и русских художников-символистов, не оставляла мечта о голубой розе. Садовникам он советовал выращивать голубую розу в специальных теплицах со стёклами синего цвета. Но как ни старались садоводы, с голубой розой у них ничего не получилось… Роман с розой в России — довольно поздний. На Западе до него промелькнули уже целые столетия. Роза вошла в богословскую мысль, в храмовую повседневность, в живопись, скульптуру, а мы ещё только начинали, только к ней приглядывались…

***

А. Н. Веселовский, современник Блока и Брюсова, написавший в своё время статью «Из поэтики розы», отмечал, что ещё со времён святого Амвросия роза на Западе стала символом крови Христа и самого Христа, Христа страдающего. Символика розы связана и с Богородицей. У святого Бернарда эта связь уже вполне определённа. Богородица — розовый куст, роза — Христос. Богоматерь по пророчеству Исайи и есть тот жезл от корня Иессеева, от которого прозябнет и явится Цвет — то есть Спаситель. Символом Пресвятой Девы признавался и чудесно процветший жезл Аарона. В средневековом раю, наполненном розами, святые Запада представляли себе Богородицу, сидящую среди розовых цветов, среди щебетания диковинных птиц. Розы в воображении западных богословов и поэтов распускались на гробницах святых, вырастали по смерти из их уст, глаз и ушей. Алые и белые розы, как писал Веселовский, расцветали в январе из шипов и терний, на которые когда-то бросился святой Франциск, чтобы умертвить вожделения плоти.

У великого Данте на страницах «Божественной Комедии» является образ Богородицы-розы. Беатриче, героиня поэмы, задаёт рассказчику вопрос: «Зачем ты так в лицо моё влюблён, Что красотою сада неземного, В лучах Христа расцветшей, не прельщён? Там роза, где божественное Слово Прияло плоть; там веянье лилей, Чей запах звал искать пути благого…»

Под «лилеями» — «лилиями» здесь надо понимать апостолов. Рай у Данте — это огромная раскрытая роза. В ней, как на ступенях амфитеатра восседают души, достойные райского блаженства, сама Дева Мария, библейские пророки, вся святая дружина Христова. «Так белой розой, чей венец раскрылся, Являлась мне святая рать высот…»

Соприкасаясь с Западом, малороссы оказались не чуждыми их поэтических представлений. В поверьях отречённого (нецерковного) происхождения Богородица-роза и сама была зачата от розы. На средневековом Западе из уст в уста передавили предание о том, что Архангел Гавриил преподнёс Деве Марии три венца, сплетённых из особых, небесных роз: белых, красных и золотых (жёлтых). И потому верующие часто украшали такими венками статуи Богоматери. Белый венок означал радость, красный — страдания. Жёлтый — славу. Средневековая роза являлась знаком многих западных святых: Анжелы, Кекилии, Дорофеи Каппадокийской, Елизаветы Венгерской, Розалии, Розы из Пимы, Розы из Битербо. «Ave, Rosa» — «Радуйся, Роза». С такими слова обращался к Богоматери средневековый молящийся. Благочестивый обычай — выращивать в храмовых двориках розы. Как цветут! Как пахнут! Кроваво-красная роза и её шипы — символ Страстей Господних. Роза красная — милосердие и мученичество. Полагали, выросла она из капель крови Христа на самой Голгофе. Но это ещё и пылкое чувство, вожделение. Роза белая — само воплощение чистоты и невинности. Дарили её в знак искренней любви. Жёлтые розы означали радость, ликование. Они символизировали Церковь и небесное благословение. Роза в поэзии Данте — это ещё и символ Духа Святого.

С розой издревле связана тайна. У римлян — это знак молчания. Недаром к розе благоволили разные мистические и тайные общества. Эмблема небезызвестных розенкрейцеров — роза и крест. Золотой крест — это тело человека, несущее испытание жизнью. Красная роза в его центре — это человеческая душа, её поэтапный расцвет, стремление к совершенству. Соединение двух символов — розы и креста означает расцветшую душу. Мистицизм розы, поклонение розе не могли не привлечь внимание поэтов. Среди них конечно же Блока, создателя драмы «Роза и крест». «Красные розы Всё над тобой… Откуда же чёрный цветок Попал на сердце тебе?» Изощрённое знание средневековья, погружённость в символизм темы отмечены многими литературоведами. Стоит сказать и о созвучности Блока своей эпохе, времени, когда создавалась драма (1912 год), расцвету модерна в архитектуре и живописи, уходу от прямолинейности форм — назад, к гибкости и изяществу живой природы, закруглённости и причудливости линий, иногда — витражной многоцветности, нарочитой готичности. Последние рыцари ещё бряцали мечами, клялись в верности, поэты ещё писали о любви, и подковы ночных всадников ещё щербили мостовые. Ценились пока благородство и честь, талант и букет красивых роз в руках возлюбленной. Но скоро это пройдёт. Как сон.

***

Когда великого русского художника Николая Рериха однажды спросили, какая разница между Востоком и Западом, он сказал: «Лучшие розы Востока и Запада одинаково благоухают». Иконы Божией Матери Неувядаемый Цвет (Благоуханный Цвет), впервые, как полагают, появились на Афоне или в Константинополе. И сейчас читаются византийские акафисты, в которых Богоматерь, как и Христос, сравниваются с неувядаемыми и благоуханными цветами. Самый известный и до сей поры такой образ хранится в монастыре Эсфигмен на Афоне. Изначально на иконе изображалась лилия, означавшую чистоту и непорочность. Именно лилию вручил Архангел Гавриил Богородице в знак благой вести о рождении Христа. Но потом она заменилась жезлом с процветшими райскими розами, напоминая о процветшем ветхозаветном жезле из корени Иессева, и о чуде с жезлом Аарона, давшем неожиданно росток с распустившимся цветком миндаля. Цветок, как и было сказано ранее — Богоматерь, а плод — Спаситель. Иногда на иконах Богородица держит в руке лилию, а Спаситель как бы вырастает, восстаёт из раскрывшегося большого бутона розы. Эта древняя символика ещё недавно была жива у елисаветпольских армян, справлявших праздник Вардавар, что значит Преображение Господне. Преображение Господне у армян зрительно воспринимается как сияние розы. Армяне считают, что Христос до своего Преображения был подобен розе в бутоне, но во время Преображения из его тела разлилось в мир и загорелось розовое сияние. Точно такое, какое было у Адама в раю. Этим сиянием Преображения Христос свидетельствовал славу и величие Творца. И потому парни и девушки обмениваются песнями в навечерие и в ночь на Преображение Господне. В припеве этих песен упоминается о розе.

На древних иконах Преображения Господня этот исходящий от Христа свет очень похож на раскрывающийся бутон цветка. Эта символика предощущаемого рая содержится в канонах Иосифа Песнописца, творившего в 9-ом веке. Источник, дарующий жизнь, лилия, роза, звезда, солнце, оливковая ветвь, прекрасный сад, всё это относится к Богородице, всё это мы найдём на древних иконах Неувядаемый Цвет. Неувядаемый Цвет — это и есть изображение рая, как его понимали тогда изографы и богословы. Не случайно на некоторых почитаемых иконах Божией Матери вместе с розами и лилиями изображаются райские деревья, лестница на небо, царские палаты, даже кусочек плащаницы, скрывающий от зрителя нестерпимый для многих свет Истины. Господствующий цвет на иконах красный, свидетельствующий о Воскресении, любви, животворящей энергии. Присутствующий там белый говорит о святости и чистоте. Синий — это само небо, окутывающая рай созерцательная энергия. Синие и вишнёвые одежды Богоматери означают соединение Земного и Небесного мира. Зелёный свет символизирует всё живое, а голубой — чистоту и целомудрие, Приснодевство Богоматери.

Всё это, вместе взятое, свидетельствует и повествует нам о православном рае — таким, каким он видится умозрению православного человека. Но важнейший его знак и символ — это роза. Если нужно выразить одним словом понятие русского рая, то этим словом будет роза.

***

В искусстве народа, в его традиции, выработанной веками, нет ничего наносного, случайного. Надо только научиться понимать его, разгадывать погружённые в его глубину великие символы. Ну, опять же, к примеру, возьмём те же жостовские подносы, выставленные хозяйкой к Великому дню будто напоказ. Куличи, пасхи, а под ними полыхающее пламя роз над чёрной лакированной бездной. Можно подумать, что художник специально взял фоном чёрный цвет, чтобы ещё ярче горели его цветы и розы. Но из Священного Писания мы знаем, что цветы и всякая зелень явились в третий день творения мира, когда ещё не было ни Солнца, ни Луны, ни звёзд, ещё тьма окутывала Землю. Но тот незримый, преображающий душу и всё живое, нетварный свет уже светил, и навстречу этому свету распускались розы и тюльпаны. «Сияние солнца, свет луны», — всё это будет завтра. В четвёртый день творения. Такое вот богословие в красках. А мы пьём чай, крушим за столом кулич и Пасху, невольно припоминая, что вот и ещё прошёл один год, и что кого-то, кто ещё недавно сидел тут вместе с нами, уже нет на этом свете. Но мы верим, что он теперь насельник иных мест, обильных и злачных. И как тут не припомнить слова из книги Иова: «Человек, рождённый женою, краткодневен и пресыщен печалями: как цветок, он выходит и опадает.» Всё правильно, не поспоришь. Но, как говорили мудрые, увенчаемся цветами роз прежде, чем они увяли… Современному человеку кажется, что чудеса этого мира давно прошли, что они были когда-то, когда святые пророки имели дерзновение двигать горами. Икона Божией Матери Неувядаемый Цвет тоже воспринимается как рассказ, как свидетельство о давно случившемся чуде. Если покопаться в литературе, то узнаем: чудо это случилось очень давно, где-то на далёком греческом острове в Ионии. Там увядшие, засохшие лилии, простоявшие несколько месяцев без воды перед иконой Божией Матери, вновь неожиданно зацвели… Но мы, по крайней мере, большинство из нас, и не ведаем, что чудо это происходит там и сегодня, и что цветы, сорванные и поставленные на Благовещение перед чудотворным образом Богоматери, уже совершенно засохшие, без всякой воды снова начинают распускаются и зацветать каждый год на Преображение Господне. Так и живём не замечая, что «Доселе в резвости беспечной Брели по розам дни мои…» Это Пушкин когда-то сказал.

***

Тот самый остров «где-то в Ионии», как пишут отечественные православные знатоки церковной истории, зовётся Кефалонией. Кефалония славна прежде всего тем, что в 59 году римский корабль, перевозивший апостола Павла из Кесарии в Рим на суд, настигла недалеко от её берегов буря, и святой отец, спасаясь от гнева стихии, высадился и побывал на острове. Как говорят, Кефалония со времён апостола Павла изменилась не слишком сильно. Она и теперь — самый большой остров из семи Ионических островов. Климат здесь мягкий. Зима практически не ощущается. Мелькнёт — и нет её. Опять лучезарное море, вечное нескончаемое лето. Остров холмист, каменист, местами покрыт лесом, но больше — оливковыми рощами, привычными тут ещё со времён гомеровой «Одиссеи». Величественные белоснежные скалы стремятся к светлым песчаным берегам. Их уступы ласкает тёплое лазурное море. Столица Кефалонии — Аргостоли — небольшой городок с двухэтажными домиками, крытыми черепичной кровлей крышами. Цивилизация проложила по острову безупречные дороги, пустила по ним машины, впрочем, нечастые, ввиду малонаселённости острова. Здесь хорошо молиться, рыбачить, сеять и сажать, словом, заниматься всем тем, к чему приучен здешний житель тысячелетиями. Недалеко от Аргостоли находится часовня. Греки её называют «Панагия ме та кринанья», то есть Богоматерь с лилиями. Лилии по-гречески «парфенокрини». Весной, накануне праздника Благовещения здешние «парфенокрини», цветущие веточки жасмина, розы, горные эдельвейсы, как и много столетий назад приносят и ставят перед иконами Богоматери Неувядаемый Цвет и Неувядаемая Роза (есть и такая икона). С марта и по август цветы совершенно увядают и усыхают, а поливать и ставить их в воду запрещено. И вот, как и много веков назад, на праздник Преображения Господня и до самого Успения Богородицы высохшие лилии, розы вдруг начинают необъяснимым образом цвести, хотя стебли их остаются сухими. Наливаются новой силой и раскрываются бутоны. Когда-то в древности это чудо побудило местных иконописцев написать богородичную икону Неувядаемый Цвет. Позднее списки её привезли на материковую Грецию, и разошлись по всей Византии, а в конце ХVII столетия попали с запозданием даже в Москву. Перед иконой, как правило, молятся о семейном счастье молодые девушки. Чудо, свершившееся однажды в горах Кефалонии запомнилось надолго. Но здесь к нему давно уже привыкли. После святой литургии в день Успения Богородицы священник раздаёт вновь процветшие цветы прихожанам как благословение Богоматери. В недальних от Аргостоли деревнях — Маркопуло и Аргиния на праздник Преображения Господня в местных храмах являются змеи. Змеи эти ядовитые и всякий раз спускаются с гор. Но они никого не жалят и легко даются в руки. Змейки упругие, бархатные со сверкающими глазками. В храмах от змей с 6 августа — дня Преображения и до 15-го августа — празднования Успения Богоматери буквально нет прохода. Они ползут на аналой и лезут к иконам Богоматери, окружают Распятие. Змеи легко обвивают запястья прихожан и словно котята лижут язычком пальцы. В это время Кефалония напоминает Эдем, райский сад, где всё живое мирно уживается друг с другом, всё цветёт и плодоносит. Тут часто можно встретить священника, идущего со змеёй в руках, или стоящего на службе ребёнка, буквально увитого дружелюбными змейками. Если внимательно присмотреться к этим змеям, то на их голове и на языке можно обнаружить крестики. Это особые змеи — змеи самой Богородицы. Рассказывают, что очень давно, в 1200 году пираты хотели захватить и пограбить здешний женский монастырь. Но вышедшие навстречу им змеи обратили злодеев в бегство. Недалеко от деревни Маркопуло есть церковь Успения Богородицы. Там хранится ещё одна чудотворная икона Богоматери — Фидуса (от слова «фиди», что по-гречески означает змея). Панагия Фидуса изображается вместе со змеёй. Каждый год с волнением местные жители ожидают появления змей. Если змеи спустились с гор — значит, всё хорошо. Это хороший знак.

***

Во всё это трудно поверить, но это не сказки, всё это происходит на самом деле, и остаётся только удивляться величию и разнообразию окружающего нас мира. Многие ищут чудес и не находят, хотя вот же они, происходят буквально на глазах твоих современников. И, что называется, иди и смотри. Впрочем, паломничество в далёкую от нас Кефалонию не всем возможно, не каждому по карману. На острове Крите и на горе Фавор в монастыре Преображения Господня рассказывают об одном благочестивом греке — Георгии Назиракисе, который очень хотел помолиться на Святой Земле, но так и не смог туда добраться. Георгий Назиракис, живший на острове Крит, нашёл, как ему казалось, остроумный выход из положения. В середине 1950-х годов он купил у себя на острове большую бумажную икону Божией Матери Неувядаемый Цвет — так называемую Акафистную. Это была обычная недорогая чёрно-белая гравюра. Он её свернул в трубочку и поместил в бутылку. Ещё он сунул туда свечку, кусочек ладана и записку, в которой он выразил желание, чтобы икона попала на Святую Землю и просил нашедшего молитв о себе, недостойном, о здравии раба Божия Георгия. Бутылку он хорошо запечатал и пустил в море. Долго ли, коротко ли, но бутылку через три месяца всё же прибило к берегам Палестины. Её заметили два православных араба и приняли светящийся предмет за плавучую мину. Не долго думая, они швырнули в неё камень. Но «мина» не взорвалась, а только треснула. И потому арабы пошли на риск: выловили её из воды и извлекли содержимое. «Герои» были родом из Назарета, а бутылка попалась им на морском берегу недалеко от Яффы. По-гречески они читать не умели, и сочли за лучшее передать находку православному священнику в своём родном Назарете. Священник отнёсся к дару со всей серьёзностью. В 1958 году он счёл за лучшее передать икону в греческий монастырь Преображения Господня на горе Фавор. И тут от иконы неожиданно пошли чудеса. Игумен монастыря отец Иларион много лет спустя, в 1973 году решил разыскать Назиракиса на Крите. Тот уже был тогда стар, жил аскетом. И трудно поверить, что умер он уже в нашем веке, в 2002 году, когда ему уже перевалило далеко за сотню лет. Но не это чудо, не это главное. Кому довелось хоть однажды побывать на святой земле Палестины, кто хоть раз поднимался на 600-метрую высоту горы Фавор, кто отворял двери Преображенского храма, изнутри очень похожего на такой привычный глазу русский собор где-нибудь в российской глубинке, тот не мог не заметить иконы Божией Матери Неувядаемый Цвет. Вся она увешена серебряными пластинками с изображёнными на них исцелёнными частями тела: ногами, руками, туловищем, головой… Это приношения исцелившихся у иконы паломников. Тут и нательные кресты, и браслеты, и цепочки, и другие дорогие дары. А вы говорите чудес не бывает… Жалко конечно, что чудотворная икона находится от нас за тридевять земель. Но что не сделает горячее молитвой сердце, на какие подвиги не решится. Всю жизнь собирался на Святую Землю паломником Николай Гоголь, задолго готовился к этому подвигу и наконец решился. Побывал. Но, странное дело, перо его не поднялось описать увиденное и услышанное. Уста не разомкнулись, онемел язык. Другое дело — Бунин. Бунин видел много, а написал мало. Зато как написал. По-бунински. Гениально. Кто не читал его «Розу Иерихона». Её, крохотную новеллу, так и хочется цитировать всю: от начала и до конца. «В знак веры в жизнь вечную, в воскресение из мертвых, клали на Востоке в древности Розу Иерехона в гроба, в могилы». Роза эта — «клубок сухих, колючих стеблей», подобный нашему перекати-поле. Годы эта «роза» может лежать сухой, серой, мёртвой. Но будучи положенной в воду, этот волчец, обитатель мёртвой пустыни, «начинает распускаться, давать мелкие листочки и розовый цвет». Я видел этот сухой клубок сплетённых, сплочённых, сжатый в жилистый кулак крепких извилистых стеблей на фото в интернете. Видел стрелки зелёных, обращённых к земле неровных, зазубренных побегов, видел маленькие розовые цветочки, никак не напоминающие привычные нам розы, и даже шиповник. Но всё равно — это чудо. Чудо жизнелюбия. Иногда таким вот чудом может процвесть и человек на выжженной и вытоптанной, опоганенной разными вандалами и недругами родной земле. Долго так он мимикрирует, прячется, прижимая голову к самой почве. А потом вдруг возьмёт и распустит всем на удивление свои цветочки…

***

«Опомнись, о поэт, к чему стремишься ты? Она не слушает, не чувствует поэта; Глядишь, она цветёт; взываешь — нет ответа.» Всякий раз приходят на память эти пушкинские строки, когда лицом к лицу соприкасаешься с цветущей прелестью живых, благоухающих роз: не в цветочном магазине, выбирая букет, и не за пасхальным застольем, ловя взглядом вечную их красу, запечатлённую кистью художника на фарфоровой чашке, а, допустим, где-нибудь в розарии или Ботаническом саду, где только и место живой красоте, где она невозбранно и беспечно радуется краткому мигу жизни. Но Пушкин писал о девах, о девах-розах, чья цветущая пора также мимолётна и преходяща, как и радость розы: была — и нет. Но всякий раз почему-то она не ощущается проходящей, заключая и тая в себе вечный свет. Может быть, поэтому молодость не верит старости, а жизнь — смерти.

Среди чтимых икон Божией Матери Неувядаемый Цвет есть и такая — Неувядаемая Роза, где в нетлении вечности благоухают только розы. Ну да, скажет читатель, всё славно, но так… неощутимо, так далеко от нас, а хочется ведь подобно евангельскому Фоме прикоснуться к чуду собственными перстами…

16 апреля 2002 года — в день празднования иконы Неувядаемый Цвет в селе Черновке Сергиевского района Самарской области в доме Екатерины Ивановны Малыгиной произошло чудо. В этот день, почувствовав приход настоящего тепла, она сняла клеёнку с одного из окон (клеёнка помогала уберечься от холода) и обнаружила на стекле изображение Богоматери Неувядаемый Цвет. К вечеру образ исчезал, а утром снова проявлялся. Точно цвет расцветал… Икона эта Нерукортворная. И явление Её — тайна нашего времени. Известно, что преподобный Серафим Саровский молился перед иконой Неувядаемый Цвет. Она почиталась чудотворной и хранилась до своего исчезновения в одной из церквей городка Кадом Рязанской области. Её особо почитали незамужние девушки и молодожёны.

В Москве, на западной её окраине, в Рублёво с недавних пор появился храм, освящённый в честь иконы Божией Матери Неувядаемый Цвет. Он выстроен в формах и традициях богомольного ХVII века, когда икона впервые пришла на Русь, в стольный её град Москву.

Май 2022 года

Владимир Стоянов

(г. Варна, Болгария)

Одуванчики из слов

Иеромонаху Роману

Взорвутся одуванчики из слов —

Отринутые крики дерзновенны.

Слепящим светом озарит наш кров

И души, и глаза огнём нетленным.

Он здесь остановился ночевать,

Среди листов, исписанных знаменьем?

Подобен истине, просящейся в тетрадь,

Туманом — ниве, воздуху — теченьем?

Благую весть несёт средь темноты

Свеченьем неба — над болотом топким.

Монашествуя, повилики-сны

Благословил, склонившись над истоком.

***

Я потерялся в городе родном,

И это продолжалось лишь мгновенья.

Он был так беспощадно незнаком,

Я цепенел от страха пробужденья.

Глаза смежило море, став угрюмым,

И чайки таяли, крича во мраке.

Разорванным клубком молчали думы

Окрест меня и выше, в Зодиаке.

Я потерялся среди мест привычных,

Усталым в городе был найден я.

Как орфики мистерии античной

Хор в масках страхом обступил меня.

По воде ли писал

Твоё воспоминанье обо мне —

Уставшая от гона олениха.

Дыханием оленя распростёрт

Мой возглас, что преследует тебя.

Я следовал повсюду за тобой,

Тебе стихи слагая, Эвридика.

А стрелы, мной отравленные ядом,

Иным оставил, смертных возлюбя.

Я полонён, подобно зеркалам,

Воскресным светом солнечным и смехом,

Впервые ощущая на губах

Вкус жизни, победившей ожиданье.

Со мною рядом ты присела вдруг,

Твоя душа бела, и с чутким эхом

Приходит мысль, что ты со мной должна

Укрыться от потопа мирозданья.

Писал ли по воде, на зыби яркой,

Пророчествовал дерзко в храме слов,

Или я в скальной переплётной мастерской

Прожаркой литер утолял свой голод?

Доносится неутолимый вой

Хулу распутывающего снов.

А в наших упокоенных глазах

Жених улыбчивый спустился, молод.

***

Как много жизни в пересчитанных минутах!

Огромным ситом кто-то сеет мрак.

Из ночи урн сочатся звёзды в утро,

Чтоб ночи прах я нёс среди зевак.

Дай мне приют воспоминанье рая.

Не ты ль пустые мысли отсекло?

Благодаря тебе я постигаю:

Моя душа — небесное стекло.

Шагну из нивы под небесный камень

И песни вам спою  неслыханные тут.

Спаси меня, любовь, под облаками.

Безмерна жизнь среди земных минут.

***

Море близко и так далеко — предо мной

Замирает, внутри меня стонет мятежно,

Там разливы, где берег мерцает иной,

Где мой дух не захочет пропасть и исчезнуть.

Там кафедрально закаты горят,

Безымяннейший ктитор — песок вековечный.

Дамба от пьяных набегов — земля,

Берег безмолвных прогулок под вечер.

***

Пришёл, чтоб собирать во мраке крошки

Акростиха утраченного лада.

Зачем смотрюсь я в душу осторожно.

Что недопонял, что мне знать не надо?

Что мною названо не по летам?

И я ли в ухо пел земной пустыне?

Так имя тишины доступно нам,

Лишённое тоскующей гордыни.

Я верю, тишина проступит в нас,

Но кто прощает, кто прощён словами?

Взываю к памяти, что воскресит сейчас

Всех предков, обнимающихся с нами.

Дерево предков

Как белоснежный ястреб остроклювый,

Дождь налетает жёлтым тростником,

Что стрелами усеял побережье.

На древе предков изумрудный шторм,

Молчит гнездо, повиснув над безбрежьем,

Осуждено на высылку без птиц.

А лесорубы машут наугад,

Прицелившись в сердечные мгновенья,

Как Откровение, поведавшее ад,

Закат бросает за порог прозренья.

Но для чего сверчок неброский в сенцах

Осколки ищет песни не спеша?

Зачем апостолы передают младенца, —

Чтоб ни одна не взорвалась душа?

***

Душу зажгу, освещая дорогу,

стану искать я во мраке обитель.

Звёздам надкушенным стал я подобен,

ты же сегодня питбуль-победитель.

Мраком повеяло, солнце безмолвно

тает в картонной коробке мгновенья.

Глазами ищу я его осторожно —

в них ли надежда рождает спасенье?

Благу теперь день за днём посвящаю,

пусть так со мною навеки останется.

Я не повержен, но вырастаю.

Завтра Господь в наших лицах покажется.

Перевод с болгарского Алексея Филимонова

Об авторе. Владимир Стоянов Стоянов — болгарский поэт, музыкант-исполнитель, литературовед, переводчик, действительный член международной Академии литературы, науки, искусств «Русский Слог», за активную миротворческую деятельность удостоен звания «Посол Мира». Он первым представил болгарскому читателю стихи классиков русской литературы Владимира Набокова и Варлама Шаламова, духовный стих иеромонаха Романа, перевёл многих современных поэтов России. Владимир Стоянов автор болгаро-русского издательского арт-проекта «Солнечные кресты», в котором выступает как составитель, поэт, переводчик, музыкант, представляя творчество значимых современных деятелей русской культуры: картины Леонида Феодора, заслуженного художника России; поэзию: о. Романа; бардов Лидии Анискович, исследователя творческого наследия семьи Цветаевых, и Сергея Бачинского, замечательного поэта-переводчика; Алексея Филимонова, журналиста, переводчика, исследователя творчества Владимира Набокова; Галины Дубининой, редактора издания с русской стороны, переводчика, автора филологической прозы о Сергее Есенине. Книга «Солнечные кресты» (издатели — Фонд «Устойчивое развитие Болгарии» и Международная академия «Русский Слог») удостоена Гран-при в номинации «уникальная книга» международного форума культуры «Музы на русском Парнасе». Доставлена на передовой рубеж в госпиталь Донецка для восстановления духовных сил воинов света.

Алексей Филимонов

(г. Санкт-Петербург)

Орхидеи искусства

***

С рожденья слышу голоса пророков, —

Не выучив навязанных уроков,

Я постигал земное на пути,

Куда призвали вестники идти.

Так, ангельским внимая голосам,

Шагая иногда по небесам.

И в щебете, и в мановенье духа

Незримый Судия пророчит глухо,

Неразличим, когда поют цветы,

Предвечным ароматом налиты.

***

Ты уходишь сейчас?

Я впадаю в безумство,

Потому что из нас

Кто-то бредит изустно.

Ты роняешь слова,

Я теряю предметы.

И материя сна

Цепко помнит об этом,

Возвращая стихи

Благородному чувству,

Где на грани стихий

Орхидеи искусства.

Роза — Миру

Речь ангела, ребёнка и прибоя

На языке пророка говорит,

Как волны, приносящие иное

На берег постижений и обид.

Никто в Итаку возвращает слово

Стрелою синевы и миражей,

Чтоб мир над бездной воцарился снова

И жёны обрели своих мужей.

Поэт из звёзд настраивает лиру,

Где эхо смерти — таже пустота

Чужого неприкаянного мира,

Когда Голгофа вознесла Христа.

Но только бард, но только бард

Земные тронет струны,

Как оживут в переплетенье строк

Миф о Христе, мучительный и юный,

И Роза Мира — пламенный цветок.

***

Омывшись елеем,

Христа выбираем.

Сначала лелеем,

Потом распинаем.

И ждём возвращенья

Прощения, рая

Про суд и отмщение 

Не вспоминая.

Следы канала

Христос, бредущий по каналу,

по водам тёмным…

И синева Ему внимала

и всем бездомным.

Домов глазницы так пусты,

но крестовины

хранят терновые венцы

былой Пальмиры.

На Севере, где тишина

провидит Слово,

Христос, восставший ото сна,

зовёт нас снова.

Где холодеет кровь зари

пред жаром бездны —

путь по каналу повтори

стихом воскресным.

***

По реке сплавляют души

на невидимых судах.

Остаются тут, на суше,

Сон, сомнение и прах.

До небесного пролива —

двадцать вёрст, как по Неве.

Вон застыли сиротливо

пароходы в синеве…

***

Мечтал Колумбом Гумилёв

Отплыть в Китай.

Из поднебесной слышал зов

«Тяни, катай,

Смоли и мачты возноси,

Ставь паруса!»

Корабль облекали синь

И бирюса.

На острове его друзья,

Где павильон

Фарфоровый, — туда нельзя,

Там спит Дракон.

Он охраняет сто небес,

Тревожный путь.

Нет, капитан в ночи воскрес…

Когда-нибудь.

***

В Пекине по ночам уже прохладно,

А в Петербурге осень на пороге,

Мы говорим о том, что верить надо,

На конференции, в поэзию дороги.

Соединяет путь души бессмертье

С тревожной красотой родного края,

Где мы так долго, может, не бывали,

Но просим у отчизны милосердья,

Прощения, и молимся стихами,

Ведь прошлое усеяно грехами,

Но листопад медвяный и багровый

Их закрывает жертвенной обновой.

***

Ахматова и Ахмадулина:

Две стороны одной души,

Потерянной, подкарауленной,

Раздробленной на миражи.

Фонарь до праздника сутулится,

А в праздник питерская гладь

Мерцает кумачом, и улица

Кровавой кажется опять.

Не газ в светильниках, но истина,

Дух, предъявляющий права

На немоту души единственной,

Преображаемой в слова.

Об авторе. Алексей Олегович Филимонов — поэт, литературовед, переводчик. Член Союза писателей России. Живёт в Санкт-Петербурге. Родился 22 мая 1965года в г. Электросталь Московской области. Окончил факультет журналистики МГУ и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького. Автор семи книг стихотворений, в том числе книги «Сиреневая гроза» на русском и болгарском языках в переводах Владимира Стоянова и книги переводов из Владимира Стоянова «Глоток жизни» на двух языках. Создатель литературного направления «вневизм». Лауреат ряда премий.

Глава 2. Венок русской Словесности

Русская Победа — это неповторимая наша словесность, Золотой век с великанами: Пушкиным, Толстым, Достоевским. И Серебряный богооткровенный век с Блоком, Гумилёвым, Ахматовой…

А. Проханов

Татьяна Хатина

Экзотика дивных цветов…

Болдинская осень Пушкина

Сижу затворником, ушедшим в осень,

Наш барский дом с верандой так красив.

Гуляю в парке, с неба льётся просинь

Сквозь кружево дубов и кроны ив…

Пруды светлеют в золоте кувшинок,

Горбатый мостик через верхний пруд.

К любимой роще с именем «Лучинник»,

К «Беседке сказок» мысли всё ведут…

Сплю мало, в семь часов побудка,

Пью кофей, окна настежь распахну.

Шальная осень мне, вздыхая чутко,

Божественную дарит тишину.

Перо, чернила, белый лист бумаги…

Пишу без устали, так многое успел,

А Болдинская осень — чудо магий,

Мне дарит золотой свой беспредел…

Сажусь верхом, скачу, душой ликуя…

И утопаю в кружеве листвы,

А ветер мне приносит поцелуи

Дурмана осени и дурнопьян травы…

Наш храм Успенья, возрождённый дедом,

Стоит, одетый солнечной парчой.

Он освящён в мой год рождения, летом…

Вхожу сюда с молитвой и свечой…

Село родное, русская глубинка,

Ты от мирской далече суеты.

Чудесной осени волшебные картинки

Листаю, замерев от красоты…

Домик Лермонтова

Низкий дом под камышовой крышей,

Белых стен простой и строгий вид.

Пред грозою тучи ниже, ниже,

А одна в окно моё глядит.

Утром створки распахну пошире,

Запах разнотравья и цветов.

Солнце ластится, как будто в мире

Каждый день рождается любовь.

С запада Бешту красою манит,

Пять вершин окутаны в туман.

С севера Машук, и строгих граней

Столь прекрасен призрачный обман.

А с востока весь, как на ладони,

Пятигорск зовёт, приди, я жду…

Я на Водах, сердце грустью стонет,

Словно в детство с бабушкой иду…

А в окне раскрытом куст черешни

На мой стол роняет лепестки.

Как красив Кавказ порою вешней,

Так легко здесь пишутся стихи.

На столе кусок ржаного хлеба

С крынкою парного молока…

И вмещает этот дом и небо

Лермонтова жгучая строка.

Парижская любовь Владимира Маяковского

Париж… Монпарнас… Ваша встреча…

Мгновенье… Тот бурный роман…

Легенда, иль сказки предтеча,

Парижский любовный обман…

Ему тридцать пять, ей за двадцать.

Он модный советский поэт.

В любви ей так жаждет признаться,

В стихах, что кидает ей вслед.

Ты слушала страстные речи,

где рифм опьяняющий плен.

Вы вместе почти каждый вечер,

Стремителен пульс ваших вен.

В вас плавились молодость, пламя

Желаний, восторгов и встреч…

Но время прошло между вами,

любовь не смогла уберечь…

***

Ты — Ледокол страны Советов,

Так безумно любил Татьяну,

Много лет посылал букеты:

Орхидеи, розы, тюльпаны…

В дверь Татьяны в любую погоду

Улыбаясь, входил посыльный…

Роскошь дивных цветов в угоду

Даме сердца красивой, стильной.

И одна лишь звучала фраза:

У посыльного: «От Маяковского»…

И тогда настигала сразу

Память встреч с ним,

Поэтом московским…

Анна Ахматова

Чёткий профиль греческого типа,

Тонких губ пленительны черты.

Глаз печальных отсвет сердолика,

Таинство лица — всё это ты.

Лоб высок и рук изящен почерк,

Как любила в белизне листа

Среди тонких фраз и многоточий

Находить волшебные места…

Шёлк стиха то холоден и снежен,

То сжигает алостью огня,

Лёгок и таинственно небрежен,

Души от бездарности храня.

И горят ахматовские строчки

Пламенем Серебряного века….

Гениально — строгой одиночки,

Душу согревая, человеку!

Комарово Анны Ахматовой

Запахи сосен с могучими кронами

Дышат экзотикой дивных цветов.

Будит с утра колокольными звонами

Старых соборов пленительный зов…

Нежность сирени красуется летом,

Ивы шарами стоят вдоль дорог.

Сосны высокие залиты светом…

«Будка» Ахматовой, старый порог…

Дух старины, где Серебряный век

С Анной Андреевной жил здесь и верил

В то, что свободой горит человек,

Честью и Совестью жизнь свою мерил…

Старые стены хранят дух времён,

Голос Ахматовой слышится, слышится…

Крыши усталой шёпот и стон…

Осень… Дожди, да стихами здесь дышится…

Об авторе. Татьяна Майевна Хатина, по профессии учитель географии, член СП России, действительный член международной Академии «Русский Слог». Автор пяти сборников стихов, опубликована в журналах: «Невский альманах», «Новые Витражи», «Муза», «Золотое Руно», «Парад литератур» при проекте «Белые журавли России», участник проектов «Осиянная Русь», «Современные писатели России», «Литературная республика» и других. На её стихи написано много песен.

Сергей Голышев

Я собираю жизнь в слова, словно цветы в букеты…

***

Только слово владеет мыслью.

Только мысли рождают чувства.

А на чувствах стоит искусство.

А начало искусства — слово.

А за словом идет молчанье.

И молчание та дорога,

Где рукою подать до Бога.

А от Бога дано нам слово.

* * *

Я вам такое расскажу!

Вам это пригодится.

Ведь я по небу прохожу —

Земля мне только снится.

Ведь я по радуге иду,

Как по родной тропинке.

С небес могу я сдуть звезду,

Как нежную снежинку.

Пускай кружится голова

В небесной выси этой.

Я собираю жизнь в слова,

Словно цветы в букеты.

И всё, что я наворожу,

В стихи вдруг превратится,

Ведь я по небу прохожу,

Земля мне только снится.

* * *

Все поэты живут на земле.

А вот этот один — на крыше.

Он забрался чуть-чуть повыше,

Чтоб звезду разглядеть во мгле.

Где живет он — не все ль равно:

В Магадане, в Москве, в Париже?

Он выходит бродить по крыше

Через старый чердак в окно.

Он стоит здесь, задравши нос,

Словно ангел ночей осенних.

Кто он — выскочка или гений?

Кто на крышу его вознес?

Не судите его во зле.

Что абсурдно, то явно свыше.

Посмотрите — ему на крыше

Все же лучше, чем на земле.

Он увидел звезду во мгле.

Не мешайте ему — тише, тише…

Все поэты живут на земле,

Но хотят умереть на крыше.

* * *

Москва без Пушкина — пуста.

И без него нема Россия.

И без него, как без креста,

Поэты русские без силы.

Живая фраза в нем — для нас.

Святое слово в нем — от Бога.

И у него всему не раз

Мы все учились понемногу.

То сходит медленно — на нет,

То вырастает до предела

Молва, что в мире больше нет

Поэта, равного по делу.

Молва, быть может, и права.

Но ясно с точностью до йоты:

Москва без Пушкина — вдова,

А мы без Пушкина — сироты.

* * *

Красное слова скажу я — Москва!

Красная площадь и ныне права.

Красный же Кремль, как заря — в небеса!

Храмы белеют в нём, как паруса.

Вечно бы плавать сему кораблю.

Вечно бы славить Бога Кремлю.

Верой, Надеждой, Любовью жива

Русское сердце — святая Москва.

Дуэль

За то, что Пушкин к Православию

Пришел свободно и светло,

Под пистолет его подставило

Земли мистическое зло.

Сам сатана рукой Дантесовой

Неотвратимо управлял.

Поэт упал… На снежном месиве

Он окровавленный лежал.

Презрев смертельное ранение,

Поэт поднял холодный ствол.

Но ангел Божий руку гения

От смертного греха отвел.

Так Божий промысел случается.

Дантес — не цель. Он — подставной.

Идут года, но продолжается

Дуэль поэта с сатаной.

В Михайловском

Морозный лик луны не прочен.

Под ним по-прежнему

Лежит Михайловское точно,

Страница снежная.

Читаю я страницу эту.

По ней восторженно

К великолепному поэту

Тропа проложена.

Тропа бежит по всей странице —

Снежком припущена.

И под луной легко искрится,

Как росчерк пушкинский.

Памяти Николая Гумилёва

Он выглянул в окно — луна была кровавой,

В ночной тиши — тревожная отрава…

Душа была слышна, как вздох в пустынном храме.

Теряло время смысл. Он прислонился к раме

Оконной. Жизнь текла, как звезды во Вселенной.

Все начато давно — все кончится мгновенно.

Каленая луна в глазах его тускнела.

И он закрыл глаза. И небо опустело.

Есенину

Никто не накладывает на себя

руки в одиночку.

(Винсент Ван Гог)

Когда казалось жить — невмочь,

Когда казалось — все осмеяно,

И подступала к горлу ночь,

Тогда я думал о Есенине.

Передо мной его лицо

В ожоге старой фотографии

Мерцало мертвенным свинцом,

Как знак ужасной эпитафии.

И я никак не мог понять,

Принять о нем разноголосицу —

Судьба иль рок, иль просто тать

Его ударил в переносицу.

Как это было — суть одна.

Но всё-таки кого приставили

Предательски, исподтишка

Убить его, как Каин — Авеля?

Когда приходит в сердце грусть

Невыносимая, осенняя,

Тогда по-русски я молюсь

За убиенного Есенина.

***

Поэты «на бис» не выходят.

Ни ночью, ни днем — никогда.

Так дважды хоть с черного входа

Не падает наземь звезда.

Не все, может быть, это знают,

Но правда приходит с небес.

В поэта «на бис» не стреляют.

Вам это докажет Дантес.

Еще Маяковский докажет,

Растягивайте себя высоко.

Поэт вам «на бис» не расскажет —

Зачем он нажал на курок.

Докажет вам это Есенин.

Докажет Цветаевой хрип.

И тонкий листочек осенний,

Упавший на землю, как всхлип.

Ударит слезинка восхода

О скользкий оконный карниз.

Поэты «на бис» не выходят.

Поэты не плачут «на бис».

***

В неброский храм принес я душу.

Струился свет свечей простых.

И каждый слышал здесь, кто слушал —

Слова молитвы о живых

И мертвых. Словно Божья милость,

Всё охватив собой кругом,

Молитва длилась, длилась, длилась,

Как летний ливень за окном.

* * *

Уж год прошёл — как он не с нами.

Точнее, год — как мы не с ним.

И перед нашими глазами

Звенит пространства звездный дым.

Что говорить? Ведь наше дело —

Молиться, каяться и ждать,

Когда душа оставит тело —

Пред очи Божии предстать.

Что говорить… Стоит молчанье

У невысокого креста.

В слепую горечь молочая

Упала жгучая звезда.

И я молчу… И лишь молитва

Сквозь сердце плачет и поёт.

И смерть ломается, как бритва.

И ангел радугу несёт.

Об авторе. Сергей Дмитриевич Голышев, художник и поэт, академик Международной Академии «Русский Слог». Учился в Свято-Тихоновском Богословском университете на кафедре церковных художеств. Оформил крестильный храм в честь Всех Новомучеников Российских (настоятель — митрофорный протоирей Димитрий Смирнов, ныне почивший). За этот труд был отмечен наградой от Московской Патриархии — получил медаль в честь Патриарха Тихона.

Родился 14 марта 1955 года в Перми, с 1969 года жил в Крыму, где в городе Севастополе начал писать стихи. В 1974 году переехал в Москву. Принимает активное участие в общественной жизни Академии, в феврале 2022г. в ЦДЛ прошла персональная выставка его картин. В проекте БАРС (Библиотека Академии «Русский Слог») в серии «Золотое сечение» издана книга стихов «Где рукою подать до Бога» в авторском оформлении.

Глава 3. Цветы Молитв

Любимому родному Виталику моему, супругу в Вечности,

Итальянский Сонет после Перехода мужа на Тот Свет.

Там есть земля, я точно знаю — есть.

Однако, не такая же как здесь.

Там ярче свет, там четче каждый звук,

Там нет обид, сомнений нет и мук.

Ты это мне сказал вчера во сне,

Послал мне мысль, как делали мы тут,

И эта мысль вдруг расцвела во мне,

Я поняла, что и за мной придут.

Да, ты придёшь. «Любииимая, не спи,

Здесь тяжело, слезами окропи

Последних дней в иллюзиях плоды.

А тут светло, и тут цветут сады.

Я тоже тут возделывал, любя,

Цветы молитв, идущих от тебя».

Наталья Шахназарова

Виталий Бондарев (Каледин)

Я покажу тебе свои крылья

Дети

(недетская песенка)

Бог Отец и Божья Матерь

Одни на запертой планете,

Мы все — потерянные дети.

Наш смех слезами разукрашен.

Мамочка, вернись.

Мы не плохие и не злые,

но рвем обои голубые.

Нам просто очень-очень страшно,

Мамочка, вернись.

Нам надоели все игрушки:

зверушки, клюшки и войнушки.

Мы поломали кубик-рубик,

Мамочка, вернись.

Вернись, нам очень одиноко.

Не важно: где ты, кто ты, что ты.

Тебя мы очень-очень любим,

Мамочка, вернись.

На смерть поэта С. Королёва

В белом небе, в сосновом шуме,

Где-то в снегах дикой России

Ты притворился, как будто умер,

Мы встали за гробом, как будто живые.

В шуме сосновом, в небе белом

Только снежинки друг другу не лгали

Ни жизнью, ни смертью,

Ни словом, ни делом,

Летели, могилу твою заметали,

И не было им тоски и печали.

Белые-белые стихи

Ко мне приходила смерть, стояла тихо в углу.

Это не бабка с косой, это тонкое облако, похожее на меня, похожее на тебя.

Я не боюсь, не жалею, что-то я вспомнить хочу… Солнечным зимним днём (было мне лет четырнадцать):

стог в глубоком снегу, широкое белое поле,

огромное синее небо, морозное жёлтое солнце,

и лето в душистом сене, таком — хоть заваривай чай. Что-то я вспомнить хочу…
Душит, сосёт меня страшная эта ночь.

Вот и опять пришла, стоит не в углу, — в дверях, светится молча. Косяк. Давит сильнее дом.

Если б ты знала, как вдруг стало мне жаль себя,

ведь это был я солнечным тем днём.

2016

О дураке

Хмурым утром облака печальные

Указали путь мне в страны дальные.

Умный дал мне паспорт, нож и удочку,

Дурачок дал маленькую дудочку.

Взяв и тут же позабыв про дудочку,

Крепче сжал я паспорт, нож и удочку,

И пошел, чтоб разделять и властвовать,

Чтоб златой подковой подпоясаться.

Хмурым утром облака печальные

Указали путь мне в страны дальные,

Умный плакал, гроб златой закапывал,

Дурачок цыганочку надрапывал,

Позабыв про паспорт, нож и удочку,

Я летел и слушал его дудочку,

И, весенним ветром подпоясанный,

Вместе с ним смеялся и приплясывал.

Обрядовая песня

Ранним утречком

Не видати ярка солнышка,

Не видати ярка солнышка,

Серый дождик проливается.

Серый дождик проливается.

Плачет горько раскрасавица.

А жених — то дожидается.

А жених — то улыбается.

ПрОщай матушка,

ПрОщай батюшка,

ПроОщай, братец мой,

ПрОщай, дом родной.

ПрОщай, дом родной.

Плачет горько раскрасавица.

А жених — то дожидается.

А жених — то улыбается.

Буду я жить далеко,

С лЮдьми дрУгими,

С лЮдьми дрУгими,

Злыми чУжими.

Злыми чУжими.

Плачет горько раскрасавица.

А жених — то дожидается.

А жених — то улыбается.

Больше мне не гулять,

С подружками во полюшке,

Больше мне ходить

До тихой реченьки.

До тихой реченьки.

Плачет горько раскрасавица.

А жених — то дожидается.

А жених — то улыбается.

Не печалься раскрасавица,

Все пройдет, да все забудется,

Не печалься раскрасавица,

Всё да стерпится да слюбится.

Всё да стерпится да слюбится.

Плачет горько раскрасавица.

А жених — то дожидается,

А жених — то улыбается.

Отгорело лето красное.

Плачет горько раскрасавица.

А жених — то дожидается,

А жених — то улыбается.

Нежность

Любимой жене Нате

Руки мои канаты

Крепко тебя сжимают.

Руки твои котята

Ласковые играют,

Теплые засыпают,

В доме нас только двое.

Нежность она такая,

Счастье
Оно такое.

***

Моей Любимой жене — Наташе Шахназаровой

      В твой день рождения небо затянуло тучами; А пошли гулять! Начнётся дождь — спрячемся под козырёк или крышу.

      Из всех слов я подарю тебе только самые лучшие, Впрочем, а другие ты от меня когда-нибудь слышала?
Впрочем, а что я тебе ещё не дарил, любимая,

      Вот этих рук, которые тебя никогда не отпускали?
Из всех девушек на Земле ты самая — самая красивая,

      Ты рядом со мной, другие мужчины о таком счастье и не мечтали.

      Сегодня вечером будем смотреть у меня дома диафильмы,

      О том, как в волшебной стране живут незабудки, И если захочешь, я покажу тебе свои крылья,

      Я их прячу в шкафу, где висят пальто и куртки.

2004—2007

Букет

(стилистический авангард)

привет привет это тебе спасибо ты прекрасней звезд мне уже третий день цветов никто не дарил мы прошли парк проспект мост вдруг букет полетел поплыл ты сказала ничего нельзя изменить пусть плывут цветы по реке я ответил зачем же тогда жить поплыл по воде и вернул тебе букет ты давай ржать дурак для чего лучше бы букет прекрасно уплывал все равно он завянет и я выкину его я молчал в отчаянии потому что знал что больше вообще никуда не пойду пару недель буду жаловаться себе на мировую ложь а потом плюну на мир как на последнюю ерунду и побегу с цветами к дому где ты живешь

2004—2007

Об авторе. Виталий Васильевич Бондарев (Каледин). Осуществлял авторский проект — песенное краеведение. Создал большое количество мелодий, аранжировок, песен на стихи поэтов 16, 17, 18, 19, 20 и 21 веков всех российских губерний. Обрабатывал русский и славянский фольклор, обрядовые песни. Жанры деревенской, народной, духовной песни в приоритете в списке творческого наследия поэта и композитора. Родился 8 сентября 1982 года в городе Стерлитамак, Республике Башкортостан в семье Василия Константиновича Бондарева, гармониста и водителя, и Татьяны Ильиничны (в девичестве Калединой), педагога по математике. Проживал в Кумертау. Самородок, с ранних лет играл на гармони. Параллельно с Литинститутом учился в Московском колледже импровизационной музыки (МКИМ) по классу вокала. Затем поступил в ЯГТИ на актёрское отделение и на работу в Московский Молодёжный Театр Вячеслава Спесивцева, где с успехом сыграл Куприна в спектакле «Яма». Помимо песен писал статьи, заметки, дневники, философские эссе на разные темы, вёл блог на Яндекс Дзене. Есть у Бондарева и книга предсказаний в стиле авангардной Поэзии, лекции историко-культурологического и краеведческого плана к песням из разных губерний России. Как филолог успел проанализировать некоторые стихи Пушкина. Хотя «Мёртвые души» Гоголя держал настольной книгой. Есть у Бондарева (Каледина) и лирика. Песню «Плач Ярославны» по мотивам «Слово о полку Игореве», он посвятил любимой жене Наталье Шахназаровой, которая осталась с двумя детьми — Маргаритой и Дарьей. 2 ноября 2021 года Виталий Васильевич Бондарев (Каледин) после остановки сердца безвременно перешёл в Вечность.

Часть 2. В КУПЕЛИ ВЕЧНОСТИ

Смерти нет, господа! Это можно доказать.

Человеческая личность бессмертна!»

В.М.Бехтерев

Глава 1. Танец цветка

Природа — источник вдохновения танца

Айседора Дункан