Бесплатный фрагмент - Провинциальный голосок, или Монетизация любви

Элла Златогорская

Провинциальный голосок
или

Монетизация любви

Детективный роман
Из серии

«Юная пенсионерка расследует дело»

Книга 4

Санкт-Петербург, 2024

Аннотация

Уважаемые читатели, представляем вашему вниманию новый детективный роман Эллы Златогорской «Провинциальный голосок или Монетизация любви». Это уже четвёртая книга автора из серии «Юная пенсионерка расследует дело».

И снова в романе захватывающие сюжеты, читая которые невозможно оторваться, потому что хочется наконец-то узнать, кто же убил певицу Лилиану.

Загадочное убийство произошло в курортном городке Морегорске, в доме певицы Лилии Шашковой.

Но кому стала выгодна или нужна смерть молодой и обаятельной певицы? На протяжении всего романа этот вопрос и стараются опять прояснить Элла Глебовна и майор Золотарёв, который старается не упустить каждую деталь в расследовании этого странного убийства.

В доме певицы, в котором и произошло убийство, проживали ещё и ближайшие родственники Лилианы: бабушка Галина Фёдоровна Гладкова — старая одинокая женщина, которой за уже 90 лет, её мама — Валентина Васильевна, её дети от второго брака — Матвей и Лёвушка, а также гражданский муж Валентины — Геннадий Кузнецов, на которого в итоге и пало первое подозрение в убийстве певицы. Просто потому, что перед случившимся событием Геннадий был пьян и крупно поссорился с Лилианой. К тому же певица просто ненавидела своего будущего отчима, так как не могла представить его в качестве нового мужа своей матери вместо её отца. Это порождало взаимную неприязнь певицы и Геннадия.

В двухэтажном особняке вместе с Лилианой ещё жила и прислуга: Пехлеви — садовник и помощник по дому, Асият — его жена, которая помогала по дому и ухаживала за

бабулей певицы и няня Татьяна, которая присматривала за сыновьями-близнецами певицы.

В ходе расследования вскрываются всё новые и новые факты злополучного убийства, а также интересные страницы из биографии главных героев этой книги. Захватывающие сюжеты из жизни каждого героя не дают заскучать за чтением книги.

Итак, взявшись за новое дело, — это загадочное убийство провинциальной певицы Лилианы, Элла Глебовна и майор Золотарёв блестяще раскрывают его.

А чтобы узнать истинного виновника убийства, вам нужно просто углубиться в этот детективный роман. Приятного всем прочтения!

Читайте в серии Эллы Златогорской «Юная пенсионерка расследует дело»:

— Тени прошлого, или Синхронизация жизни

— Королева меха, или Сублимация чувств

— Вирус страха, или Классификация смерти

Каждый выбирает для себя

Женщину, религию, дорогу,

Дьяволу служить или пророку —

Каждый выбирает для себя.

Юрий Левитанский

Глава 1

Сутра лил дождь, нудный, бесшумный, тем мне и неприятный. Я люблю, когда слышна музыка дождя. Косые струи тихо стучали по окну кухни. Этот затяжной дождь и не собирался прекращаться. Уже неделю как я в Морегорске, а он всё льёт и льёт. В принципе, это обычное явление для февраля на нашем южном побережье. Вместо снега идёт дождь, такая вот зима. А зима нынешнего года, наверное, войдёт в легенду — аномально тёплая. А я была два месяца в Москве, у детей. Вот там зима, так зима. Но насладиться красотами русской зимы в полной мере я не смогла, у нас в стране объявлен карантин, как впрочем, и по всему миру. Пандемия. Слово «эпидемия» более привычное для слуха советского человека, но и страшнее, убийственнее. Пусть уж будет «пандемия» — вроде пандочка какая-то, милая зверюшка. Хотя в Москве уже появились поклонники теории заговора и противники чипирования, и вещали во всех соцсетях о самом страшном, пугая и без того напуганных людей.

Так что в Москве я наслаждалась общением со своим новорождённым внуком, я так его полюбила, так прикипела душой к нему, что расставалась со слезами. Сноха, видя моё состояние, настаивала, чтобы я осталась: «Не уезжайте, мама, побудьте ещё с Сашенькой». Любовь — это ведь не только отношения мужчины и женщины. Лично Я испытываю любовь к книгам, морю, солнцу, горам, цветам, к хорошим фильмам, к своим друзьям. Но безмерная и крепкая любовь у меня к детям, а сейчас появилась какая-то особенная глубинная любовь к маленькому внуку.

Но я хотела в Морегорск, здесь — место моей силы, здесь я отдыхаю морально и физически, морской воздух просто необходим для моего здоровья. Те, кто начинает новый день со встречи с морем, не могут быть несчастными. Суровая мощь моря впечатляет зимой и ласкает взгляд летом. И какое это море — летнее или зимнее, не имеет значения. Главное, обнять взглядом море — это мне нужно, прежде всего. Да и потом, в Москве у нас совсем небольшая квартира — обычная типовая двушка, где живёт старший сын с женой и малышом и младший сын. Мать не должна вязаться к своим взрослым сыновьям и строить их жизнь. Это только их жизнь. Потому я и решила жить в Морегорске. Правда, младший — часто приезжает ко мне в Морегорск. Мне непременно нужно место, где никто меня не отвлекает, не нарушает ход моих мыслей, не отвлекает ненужными разговорами, когда мне не хочется этого совсем. И это место я нашла. Это — Морегорск. И здесь мне хорошо пишется, бумага терпит всё, все мои фантазии и мысли. Я пишу о вещах простых и понятных каждому человеку — родина, жизнь, смерть, война, мир, любовь, дружба — нравственные категории, на которых и зиждется наш мир. Говорят, что талант — это всегда спасение от обыденности. Быть может, у меня талант к словоплетению. Вдруг что-то происходит со мной, я как будто беременею идеей написания. И мои книги для меня становятся детьми, которых я вынашиваю как мать, а потом рожаю в муках творчества, и все три мои, пока ещё три книги, я родила в Морегорске. Писатель отдаёт идеи и мысли персонажам, вкладывая свои слова в их уста. Здесь, в этом прекрасном приморском городе у меня друзья, которых я полюбила всем сердцем, здесь можно гулять по морскому побережью в любое время дня и ночи, и никто у тебя не будет спрашивать пропуск и выписывать штраф. В Москве это достигло уже своего апогея. Но кто это знает наверняка? Может, впереди ещё более карательные меры. Ведь идёт только первая волна эпидемии. А знающие люди говорят, что у каждой эпидемии — три волны. Человечество уже проходило это.

Я — это Элла Глебовна Златогорская, и всё обо мне и моих друзьях вы можете узнать из моих предыдущих книг. В Морегорске дети мне арендуют прекрасный коттедж на берегу моря, в котором я живу уже целых полтора года. Я решила не откладывать жизнь на завтрашний день, а жить здесь и сейчас. Жизнь так коротка. И сегодня, 23 февраля, я пригласила в гости своих друзей — чету Золотарёвых: Сергей Александрович — бывший военный, очень обязательный и порядочный человек, его супруга Людмила Семёновна — очаровательная, хозяйственная, мудрейшая женщина. Надеюсь, что придёт и их сын — майор Александр Сергеевич Золотарёв, с ним с первым я познакомилась в Морегорске. Тогда он ещё был капитаном. Об этом вы можете прочесть в моей первой книге «Тени прошлого или синхронизация жизни». Также придёт наш общий друг Николай Земцов со своей дочерью Лидой. К сожалению, его жена умерла, вернее сказать, что её довели до смерти. Об этом я подробно рассказала в своей третьей книге «Вирус страха или классификация смерти». Николай, тоже бывший военный, у которого есть настоящее терпение — это одна из форм мужества. А у Лидочки роман с майором Золотарёвым. Жизнь не носит траур, живые продолжают жить и это правильно. А также мой милый друг и сосед — настоящий полковник в отставке. О знакомстве с ним я рассказала в своей второй книге «Королева меха или сублимация чувств».

С ним мы уже, конечно, виделись. Он встречал меня в аэропорту. Мы часто сидим, ужинаем, играем в нарды и карты и гуляем вдоль кромки моря, слушаем песни чаек и мелодию волн. Как вы заметили, все мужчины, которых я жду в гости, бывшие военные советской закалки, прошедшие горячие точки, и сегодня, 23 февраля, сам Бог велел мне накрыть для них богатый и вкусный стол. Эти мужчины, много повидавшие в своей жизни, ещё способны искренне удивляться. А если вы начинаете удивляться, вы молодеете. Говорят, что старость — это отсутствие желаний, но только не у меня и моих друзей. Какая тут к чёрту старость? Хотя к старости гормоны успокаиваются, и человек становится мудрее и воздержаннее, но только не в случае с моим другом полковником, он такой живчик. Представляю, каким он был в молодости. Всегда надо стремиться узнавать что-то новое, и старость долго не постучится в вашу дверь — вот такие все мои друзья. Мы все приверженцы традиционной школы питания, а это вкусно и хорошо поесть, чтобы на душе и в животе праздник был, но нам в последнее время на пятки наступают адепты ЗОЖ, то есть здорового образа жизни, — это означает только одно — жевать подножный корм. Типов вегетарианства существуют множество, но смешно представить, что мои друзья будут есть салатики из руколы и сельдерея. Нет, это недопустимо. Для моих любимых друзей я постаралась. Я пригласила их на обед, чтобы мы успели насладиться и общением, и едой.

Вот поэтому я с раннего утра вожусь на кухне. Рано утром заглянул полковник с ведром рыбы и со снастями, одетый в плащ-палатку. Я его пожурила, что он в такую погоду пошёл на рыбалку, но он как ребёнок радовался улову, и сказал, что сам приготовит рыбку и принесёт. Я не возражала. В зрелом возрасте начинаешь отчётливо понимать, что счастье — это когда твои близкие, родные, друзья здоровы, когда после затяжной и нелёгкой болезни выходишь из дома, в тех маленьких вещах, которые дарят тебе хорошее настроение и радость. К указанному времени первым пришёл мой друг полковник, в руках него была укутанная кухонными полотенцами кастрюля. Я сразу поняла, что он приготовил свою любимую рыбу по-солдатски с картошкой.

— Возьмите, Эллочка, я постарался. К столу ещё одно блюдо. Оно ещё тёплое.

— Зачем вы беспокоились? — я взяла у него из рук кастрюльку, — сегодня ваш праздник, а вы ещё и готовите.

— Одной вам тяжело столько готовить, — полковник одарил меня нежным взглядом.

— Ну почему вы в цивильном костюме? Почему не надели военную форму? Китель с наградами? — начала было я отчитывать полковника, но он перебил меня.

— Ребята тоже придут в гражданском. Зачем это? Мы же не на параде. Эллочка, что за запах божественный?

— Это шах-плов. Постаралась для вас, я же обещала. Получился обалденный. Доходит в духовке, — похвасталась я, — стол уже сервирован в гостиной, я побегу переоденусь, пока гости придут, а вы можете напитки поставить на стол.

Они в холодильнике.

Я поднялась на второй этаж, переоделась у себя в спальне, захватила подарки для наших мужчин и спустилась вниз. Полковник хозяйничал в гостиной. Я с чувством расцеловала его в обе щёки, подарила подарок, который привезла из Москвы, пожелала всего-всего. Он растерялся, покраснел, пролепетал слова благодарности. Я, в который раз поблагодарила Господа за то, что он подарил мне таких прекрасных друзей. Потерянное время — самое незаметное, почему-то любят утверждать некоторые люди. Но только не для меня.

Я потеряла много времени, не общаясь со своими друзьями, и для меня — это ощутимо заметно. Вдвоём с моим другом мы быстро накрыли стол. Полковник только успевал хвалить меня, а я с радостью принимала его похвалу, мне было приятно, мне это льстило, чего от себя и не ожидала. А вот и появились первые гости. Пришли Сергей и Людмила Золотарёвы. Людмила, конечно, испекла свои фирменные пирожки и принесла красивый керамический противень с жюльеном. — Эллочка, жюльен только из духовки.

— Из-за этого «француза» опоздали, он что-то долго запекался, — ворчал Сергей.

— Зато какой вкусный будет, представляю, — я кротко ответила Золотарёву-старшему, подарила ему подарок на этот знаменательный для них День.

— А где Сашка? — полковник обратился к Людмиле, — мать знает о сыне больше, чем отец.

— Вот-вот должен подъехать. Он поехал за Лидочкой и заодно Николая сюда привезут, а сами уедут.

— А что майор не будет с нами сидеть за столом? — мне стало обидно.

— Эллочка, у них корпоратив на работе. Он и Лиду пригласил. Банкет, в общем, у них, Колю оставят и уедут, а потом приедут за Колей и ваши блюда отведают. Так вкусно, как у вас, нигде не будет, — Людмила Семёновна, умная и покладистая женщина, всегда знает — кому что сказать. Очень душевный человек мама майора Золотарёва, а ведь душа не выдаётся нам при рождении, она появляется у человека с годами, благодаря добрым делам и поступкам. Пока ждали Земцовых и младшего Золотарёва, полковник уговорил старшего Золотарёва на партейку в нарды. Полковник стал просто асом в этой игре. Как мы уехали с Глебом в Москву, он стал доставать Сергея Золотарёва, и они устраивали баталии, даже Николая подключили.

— Полковник, да вы профи стали. Я и не ожидала. Вот это упорство. Надо Глебу сказать.

— Глеб знает, я ему звоню, сообщаю о своих победах. Ваш сын умный, моя милая Эллочка. Всегда говорит: «Ты не знаешь, можешь или нет, пока не попробуешь». Вот я и дерзаю.

— Да, — я повернулась к Людмиле Семёновне, — вам тут было не скучно, — показав глазами на мужчин.

— Ну что тут поделаешь, Элла, я привыкла. Вот и ты приехала, слава Богу! Будем вместе наблюдать за их атаками и криками, — Людмила Семёновна только развела руками.

Потом она стала у меня расспрашивать о моём маленьком внуке, а это неисчерпаемая тема для меня, я всё рассказывала и рассказывала, пока не появился Николай с большим контейнером в руках.

— А это что, Николай? — поинтересовалась я, когда он мне его вручал.

— Это салат какой-то заморский. Лида сказала, что ты его очень сильно любишь, готовила с утра, старалась. Не зашла, дождь моросит, причёска у неё намокнет. Они с майором на праздник пошли. Потом за мной заедут.

Николай присоединился к мужчинам. Они яростно стучали шашками по доске, так кидали зары, что они разлетались и падали на пол. Все проголодались, а мужчины тем более, но нарды так их захватили, что они про свой голод забыли. Мы втроём сели за стол, а полковник с Золотарёвым играли самозабвенно, на мои приглашения не особо реагировали, всё бекали что-то, Людмилу Семёновну, которая всегда могла легко погасить любой конфликт, не слышали. Пришлось Николаю приструнить их, посовестить, что мы их ждём и всё стынет. И пить будем без них. Не знаю, что больше убедило мужчин, но они решительно закрыли доску, даже не закончив партию, и присоединились к нам.

Мы много говорили, ели, пили, вспоминали Надюшу с дрожью в голосе и со слезами на глазах. Николай никак не может прийти в себя после трагедии. Несмотря на то, что дочь рядом с ним, переехала из Москвы, заботится о нём, грусть-печаль его не покидает. Безысходное горе читается в его глазах. Николай очень сильно похудел, лицо его осунулось, под глазами залегли тёмные круги. Мы все прекрасно понимаем, что не надо сожалеть о прошедшем, оно ведь осталось в прошлом, но как не сожалеть и не думать? Ответ на многие вопросы надо искать в собственном сердце, которое кровоточит, как сейчас у Николая. «Не воспринимай жизнь слишком серьёзно, детка, — любил частенько говорить мой муж, — всё равно никто не уйдёт живым», — и хохотал, пугая меня своим чёрным юмором.

— Коля, как ты себя чувствуешь сейчас? Я имею в виду после ковида. У всех по-разному, — я пыталась как-то разговорить Николая, а то он всё время молчал, ничего не ел, а только пил.

— Как, Элла? Видишь, живу. Оказалось можно выжить даже после смерти близкого человека, — с тоской произнёс он.

— Я, как никто, это знаю. Осталась одна с двумя детьми после смерти мужа. И помощи ниоткуда. Такой смертельный удар я получила от судьбы, но выжила ради сыновей, и ты ради дочери живи, — мне хотелось его утешить, как когда-то утешали меня, — выйдет замуж, внуков тебе родит, вот и радость появится в жизни.

— Когда это будет, — вздохнул Земцов.

— Скоро, скоро, я это чувствую, — улыбнулась Людмила Семёновна, — человек без семьи, как муравей без муравейника.

— Людочка, а салат, который приготовила Лидочка, обалденный. Она просто гурман. Вам понравился?

— Элла, как называется? — Людмила заинтересовалась, — она у нас — знатный кулинар.

— «Оливье» с креветками и авокадо.

Мой шах-плов встретили аплодисментами.

— Не хлопайте раньше времени, попробуйте сначала, — скромничала я.

Только собрались было попробовать мой хвалёный плов, как появилась Лида.

— Ой, Лидочка, что так рано? — удивилась я, встретив её в прихожей.

— Сейчас расскажу всем сразу, Элла, — Лида прошла со мной в гостиную. Пока я её усаживала за стол, раздался шквал вопросов.

— Ты голодная или сыта любовью? — подколола я Лиду. Она смутилась. Судьба иногда сталкивает нас друг с другом, знакомит случайно, но не напрасно, как майора Золотарёва и Лидию.

Молодость — самый репродуктивный период жизни человека, когда играют гормоны, давят на сознание человека. Его чувства фонтанируют, и он принимает порой неожиданные даже для самого себя решения. Но не в случае майора с Лидой. Мы все видели, как они нежно относятся друг к другу, но решение не спешат принять. Или они уже не так молоды, или боятся совершить ошибку, учитывая свой горький опыт. Мы не торопили событие — выжидали.

— Сашу и его опергруппу срочно вызвали. Какое-то громкое убийство. А что я там буду на корпоративе без него??? Он меня привёз сюда к вам и уехал, — отчиталась Лидочка, — я такая голодная, Эллочка. Мы даже не успели за стол сесть, сразу после официальной части уехали.

— А что за убийство? Ты в курсе? — спросил Николай у дочери.

— Саша сказал, что это известная певица Лилиана, — с набитым ртом ответила девушка.

— Лилиана? Я про неё знаю, её раньше часто показывали по телеку. А что она здесь делает? Гастроли у всех артистов отменены, — меня разобрало любопытство.

— Она — местная девочка, Эллочка. Сашина одноклассница — Лилька Гладкова. А сейчас Лилиана, — объяснила нам всем Людмила Семёновна, — видно, к матери приехала. Вот горе-то какое, — Золотарёва тяжело вздохнула, — родители у неё прекрасные люди. Я с её отцом работала в санатории. Он — врач-кардиолог. Умер Фёдор Петрович. Хороший человек был. Всё можно понять, простить и исправить, кроме смерти.

— Да. Саша сказал, что она его одноклассница, и они в пионерском лагере вместе были, от санатория ездили, он очень расстроился. Говорит, что она хорошая девчонка была, — Лида перестала жевать и так тихо всё произнесла, видно маму вспомнила.

— Лилиана — красивый псевдоним. Видимо, от её имени Лилия. Созвучны. Сейчас модно иметь сценические псевдонимы, — вслух размышляла я, мне искренне стало жаль эту певицу, — если она одноклассница майора, значит, ей где-то 43—44 года.

Людмила Семёновна подтвердила мои слова:

— Лильке всего 44 года. Молодая ещё совсем. Кому надо её убивать?

Так в разговорах и прошёл весь вечер. Александр Сергеевич не смог приехать. И гости мои добирались домой на такси. Прощались долго, договорились встретиться на 8 марта. Мужчины нас пригласили, а мы и не отказались. Я не устаю повторять, что Бог меня любит, так как подарил мне на новом месте таких замечательных друзей, ведь с возрастом очень трудно приобрести новых друзей, а мне повезло. По возможности, я пыталась окружать себя людьми, которые меня любят и поддерживают, и отвечала им взаимностью. Негативных людей я уже не приемлю, не могу с ними общаться, их аура меня подавляет, я начинаю впитывать их проблемы в себя, как губка, потом у меня депрессия, когда не получается им помочь. Я уже не в том возрасте, когда можно так мучить себя из-за чужих проблем. Мои годы с начала жизни прибавляются, а с конца — вычитаются. И всё-таки лучший день для счастья — сегодня. Надо жить здесь и сейчас.

Глава 2

Настоящая весна на юге приходит гораздо раньше календарной. В воздухе витал привкус весны, небеса сияли, слепящей глаза

лазурью, водопад золотых солнечных лучей обрушивался на землю. Все упивались хмельным весенним воздухом. И именно в такой чудный день хоронили певицу, через три дня после её смерти. Смерть всегда окутана тайной, потому и многие зеваки пришли к дому Лилианы поглазеть, удовлетворить своё любопытство, некоторые собрались у нового собора в центре города, говорили, что там её будут отпевать. Люди по своей натуре существа социальные, поэтому интересоваться жизнью себе подобных, заложено в человеческой психике изначально. Современная психология сейчас всему находит оправдание, даже бестактному поведению людей. Мир велик и многообразен, и надо быть добрее к людям, у которых великое горе. В Москву везти тело не разрешили мать и бабушка, решили, что она будет похоронена рядом с отцом и дедом. Несмотря на пандемию, народа было немало.

— Развелось нынче миллионеров, — ворчали старухи, — вот напела одним местом деньги и убили её.

— Из-за мужа грохнули певичку, — рассуждали зеваки, — он денег наворовал. Сидит сейчас. А она здесь у нас прятала миллиарды долларов в пещерах, говорят, пытали её, но она не призналась. Жадюга. Всё им денег мало. Народ грабят, — вертели головами по сторонам зеваки, в надежде увидеть приезжих богатеев.

Наш народ знает всё. Он сам же выдвигает кучу версий, сам их и опровергает. Несчастье всегда приходит неожиданно, к нему нельзя подготовиться. Это счастье мы ждём и выпрашиваем у Бога, а несчастье, как удар под дых.

А молодёжь Морегорска надеялась увидеть столичных звёзд на похоронах Лилианы, но из певиц приехала только одна звёздочка, карьера которой близилась к закату и малоизвестный композитор, который в последнее время писал Лилиане песни. Звёздочка хоть и была очень маленькой величины, и по телевизору её почти не показывали, но многие её узнали. Одета она была столь вызывающе и ярко, что добропорядочные граждане города возмущались вслух, не зная, кто она такая и что здесь делает. Чем больше блеску, тем пустее нутро. А молодёжь цинично ржала, несмотря на то, что присутствуют не на «Камеди клаб», а на скорбном мероприятии. А вот композитор был искренен в своей печали и много хороших слов сказал о певице на прощании. Имя композитора никому ничего не говорило, но он писал музыку неплохую, песни грустные и тоскливые, и речь его была такая же, как раз к месту. Видимо, одна Лилиана и платила ему деньги за его мелодии. Потом в столичной жёлтой прессе появятся слова соболезнования от звёзд крупной величины, где они ссылаются на пандемию и поэтому объясняют своё отсутствие на похоронах. Много фальшивых слов было сказано в прессе и на помоечных ток-шоу на телевидении. За это наши звёзды и мини-звёздочки получали деньги и потому ходили на них. Эксперты на этих ток-шоу сидели с умным видом и рассуждали о мужьях певицы, об её творчестве, вспоминали её былые заслуги. Потом забывали, за что им платят деньги на ток-шоу, и переходили на другие, более скандальные темы. Интересно, где они находят этих экспертов, разношёрстная публика глупых и алчных людей. Среди них бывают и порядочные, но это большая редкость. А в связи с пандемией туда ходили только те, кому нужны были деньги хоть какие. Публики не бывает в такое время на

Книга 4. Глава 2

этих шоу и вместо зрителей стоят на стульях их картонные фотки. Цирк уехал, а клоуны остались. Естественно, и про Лилиану было несколько шоу, где её коллеги по цеху изображали скорбь и пришли в тёмных одеждах, рассказывали о былой дружбе и о покладистом характере певицы, пришли и фрики с непроверенной информацией об её первом муже, пришли и недоброжелатели, и обиженные домработницы, и няни. Клоунада и только. Но все знали, что певица уже не была интересна шоу-бизнесу, в последнее время она не выступала сольно, у неё не было заказников, иногда про неё вспоминали и приглашали в сборные концерты вместо тех артистов, кто по каким-либо причинам не мог приехать. Она пыталась заработать деньги на корпоративах, на свадьбах или рекламой. Как могла, пыталась сохранить свой имидж.

Смерть молодой женщины, матери троих детей — это большая несправедливость, — это вопреки законам природы. Природа сама готовит человека к смерти, постепенно уменьшая его силы и годы, и человек умирает в преклонном возрасте, уже подготовленный Жизнью и Богом. А когда вот так обрывается молодая жизнь, остаётся много вопросов к Всевышнему. Так и мать Лилианы, Валентина Сергеевна, смотрела куда-то вглубь себя, сидя в церкви, стоять она не могла и вопрошала: «За что, Господи? За что?»

Бабушка Галина Фёдоровна Гладкова сидела рядом с прямой спиной, в чёрной шляпке с вуалью, кое-как державшейся на её седой голове и тихо говорила: «Ну что ж, последняя кровиночка ушла. Жди, Петя, меня, после Лилиных сороковин приду. Но я хочу узнать, кто с ней это сделал?» Рядом со старушкой сидела молодая девушка, дочь певицы, она прилетела из Москвы. Её каштановые волосы струились по спине, из огромных тёмных бархатных глаз не пролилось ни слезинки. Она молча сидела, как будто отбывала повинность. Спокойствие — сильнее эмоций. Потом уж жёлтая пресса напишет, что дочь певицы — двадцатичетырёхлетняя Мария Сосновская вела себя странным образом, как будто смерть матери её вовсе не касалась. Мария прилетела одна, без своего отца, олигарха Сосновского Станислава Ивановича, и сразу же после похорон улетела. Никто не задавал ей лишних вопросов, никто не пытался удержать. Только бабушка Валентина Сергеевна горестно вздохнула и попросила внучку остаться на поминки.

— Бабушка, я не могу, извини. Мне надо быть в Москве, и папа себя плохо чувствует. Я уеду сразу после похорон.

За руку Машу Сосновскую держала красивая ухоженная женщина лет 40—45, она как будто пыталась удержать девушку. Это была Марина Подольская, известный в Морегорске косметолог, близкая подруга певицы ещё со времён учёбы в медицинском училище. С ней майор уже беседовал на следующий день после убийства Лили и ничего полезного для себя не вынес из их разговора. А полезное для майора было только одно: кто же всё-таки мог убить Лилю и за что.

Рядом с матерью певицы сидела пожилая женщина, полная, с короткой стрижкой, её седые волосы отливали голубизной. В советское время многие женщины оттеняли свои седые волосы синькой, и у них они были голубыми, как у Мальвины из сказки про Буратино. Не знаю даже, есть ли сейчас синька в продаже. Это была свекровь певицы, мать её второго мужа, известного чиновника Шашкова Ильи Матвеевича. У женщины покраснело лицо, и видно было, что ей дурно, ей подавала воду и лекарства рядом сидящая женщина, вся в чёрном, держала её за руку и что-то тихо говорила. Пожилая женщина только кивала ей в ответ. Майор сначала не узнал женщину в чёрном, даже поменял место нахождения своё в рядах друзей и родственников, стоящих сзади скорбящих женщин, хотел её внимательно разглядеть. Потом внимательно вглядевшись, очень удивился. Это была

Книга 4. Глава 2

няня малышей-мальчишек, детей певицы — близняшек Матвея и Лёвы. За эти три дня женщина очень изменилась, лицо осунулось, под глазами залегли чёрные круги, уголки губ опустились ещё ниже. Измождённая, бесцветная и унылая, она ещё пыталась успокоить свекровь певицы. Няня — Афанасьева Татьяна Ивановна была невзрачной женщиной лет пятидесяти, спокойной, образованной, доброй и чуткой, а главное, очень любящей своих подопечных, она в них души не чаяла, как впрочем, и они в ней. Интересно, что она здесь делает, и с кем остались дети? Неужели няня оставила детей с кем-то из посторнних, майор был в недоумении. Асият тоже была здесь, она стояла позади старой женщины — бабушки певицы, и предупреждала любой её жест и желание, она была ангелом-хранителем Галины Фёдоровны. Ася была нужна всем. Кого-то увещевала, когото шёпотом успокаивала. В этом деле были пока только вопросы, ответов он не находил, но только пока. Говорят, что убийца всегда приходит на похороны своей жертвы, это преступник на место преступления ни-ни, ногой не ступит, а на погребение жертвы придёт, посмотрит и возрадуется, убийцы по своей сути почти все моральные уроды. По этой причине и майор Золотарёв Александр Сергеевич пришёл на отпевание певицы. Он хотел увидеть эмоции на лицах людей, оплакивающих Лилиану, его одноклассницу, по сути хорошего человека, дочери, внучки, матери и жены. Кому это понадобилось её убить? Против кого вообще совершенно это преступление? Это ещё предстояло ему выяснить. На первый взгляд, дело это оказалось простым и понятным, и даже подозреваемый уже взят и сидит в СИЗО. Хотя против него и нет никаких прямых улик, и посадили его до выяснения обстоятельств дела на трое суток, но начальство считало, что дело раскрыто и причём очень оперативно. Полковник Филатов, непосредственный начальник майора запретил ему глубже копать, зная его характер. Но Золотарёв понимал, что это не так, он объяснил начальству, что они ошибаются, что любой мало-мальский знающий адвокат разнесёт в пух и прах их обвинения. Геннадия, гражданского мужа Валентины, матери певицы, они прихватили на всякий случай. Он пока парился в камере. С ним надо было что-то решать, прямых улик и доказательств против него не было. Интуиция подсказывала Золотарёву, что Геннадий тут не причём, но интуицию к делу не пришьёшь, нужны были факты «за» и «против», а их у него не было. Надо было определить главное направление поиска убийцы, а для этого в первую очередь надо определить мотив, майор оказался в растерянности. Всех, кого можно было подозревать, ну никак не могли быть убийцами. Но майор умел собираться в критические минуты и принимать решение, и оно, как правило, было верным. Главное — не считать, что дело провалено. А проявить упорство и повторно изучить каждую деталь. Убийство было резонансным, находилось на контроле в Следственном комитете в Москве, и морегорских сыщиков торопили. В противном случае грозились отправить в Морегорск столичных оперов, которые здесь никому не были нужны. Весь мир можно условно поделить на две категории людей: на тех, кто теоретически способен на убийство, не считая военных и других силовиков, у которых убивать людей — это профессия, и на тех, кто никогда и ни при каких обстоятельствах не сделает этого, даже если будет угроза их собственной жизни.

Глава 3

То злосчастное утро ничего страшного не предвещало, — в тёплом ласковом ветре было всё: и пряный запах прошлогодней

весны, и мокрые ожившие ветки, и пьянящее дыхание пробудившейся к жизни зелени. Проводив своего гражданского мужа Геннадия на работу, а он уходил рано к семи часам, Валентина Сергеевна стала готовить завтрак для дочери, её любимую шакшуку. Уже было поздно, а Лиля всё не спускалась со второго этажа, где находится её спальня. Свекровь поела кашку вместе с детьми и ушла к себе, включила телевизор на всю громкость и тихонько под него посапывала. Няня была в детской и во что-то с детьми играла. Валентина хотела позавтракать вместе с дочерью и спокойно поговорить. Вчера вечером случился неприятный инцидент: муж пришёл с работы поздно и выпивший, и дочь с ним повздорила, учуяв запах алкоголя. На свою беду Геннадий зашёл на кухню попить водички, а там чаёвничали Лиля с бабушкой, дети уже спали, няня гладила детские вещи, а бабушка с внучкой мирно беседовали. Они были всегда очень близки и часто вели долгие беседы. Бабушка просто светилась от счастья, такая старая и такая удивительно красивая. Красота старости. А внучка Лилечка просто была нерельно хороша: в ней невероятным образом сочетались холодная северная красота бабушки и южная яркая привлекательность матери. После смерти сына, а потом и мужа, Галина Фёдоровна перенесла всю свою любовь на внучку. А тут этот хахаль её снохи зашёл, шумит, брякает стаканами, бабушка сделала ему замечание, внучка подхватила, они зацепились языками с Геннадием и пошло-поехало. На шум пришла няня, потом со второго этажа спустилась мать певицы, её спальня с мужем тоже находилась, как и дочкина, на втором этаже, только в другом крыле. Она пыталась увести своего гражданского мужа, оправдывала его поведение тем, что он немного выпил, у них на работе был корпоратив в честь мужского праздника, в доказательство Гена со всей дури шлёпнул пакет, где лежал подарок, который подарили женщины-сотрудницы на День защитника, о стол прямо рядом с лицом бабушки, там что-то звякнуло, разбилось, как потом оказалось, парфюм. Бабушка разоралась, как базарная баба. А когда она орёт, её перекричать никому не удаётся. Её хвалёные европейские спокойствие и педантичность за время жизни в России куда-то подевались, или их вообще не было… А Гена решил выяснить с ней отношения.

— 45 лет живёт Валя в вашем доме, а вы её ненавидите, за что? Вы думаете, я хочу здесь жить? Да ни за что. Валя уговорила, говорит, не будет же свекровь одна жить, она больная.

— Ну, пусть Валька и жила бы, а ты кому нужен? — бабушке палец в рот не клади, её фальшивое дружелюбие просто испарилось. Этот Геннадий её раздражал, она не могла снохе простить, что она предала память её сына. Галина Фёдоровна прекрасно понимала, что сноха ещё не старая, что она много лет после смерти мужа была одна, что всегда отвергала ухаживания мужчин, но в этот раз согласилась на Генкино предложение, и то с подачи дочери, и вот уже четыре года они живут вместе.

— Фашистка ты старая, всех угробить хочешь, своих мужчин угробила, теперь за Вальку взялась? Убить тебя мало, старая карга, и любой суд меня оправдает, — Генка продолжал громко орать. Он был из тех мужчин, которые как выпьют, начинают болтать. Валя никак не могла поднять мужа со стула, на который он уселся, Гена как будто прирос к нему.

Книга 4. Глава 3

Галина Фёдоровна уцепилась за последнюю фразу Геннадия и стала кричать: «Он грозится меня убить, этот уголовник!»

Бабушке стало плохо, Лилиана наорала на Геннадия: «Вы бы уж помолчали, Геннадий, так хотя бы за умного сошли».

Няня позвонила Асият и побежала открывать входную дверь. Геннадий, зайдя в дом, закрыл все запоры, этого он не забыл сделать.

Асият прибежала тут же, следом за ней — муж. Эта семейная пара жила в их старом доме на правах помощников по хозяйству.

— Ася, Ася, — тихо произнесла старая женщина, так она называла Асият, — мне плохо, помоги, — она верила Асият как Богу. Асият — медсестра по образованию и ухаживает за женщиной очень профессионально, много раз спасала её.

— Галина Фёдоровна, моя дорогая, пойдёмте к вам в комнату, ляжем, успокоимся, у вас, наверное, давление поднялось. Сейчас магнезию поколем. Всё будет хорошо, поверьте мне, — журчащий, как горный ручей, голос Асият успокаивал старушку.

— Лили, деточка, проводи меня вместе с Асей, — дрожащим голосом попросила бабушка внучку. С рождения она звала Лилечку просто Лили.

— Пахлава, помоги нам Гену довести до второго этажа, — Валентина обратилась к Пехлеви-хану, мужу Асият. Такое вот величественное имя дали своему сыну подданные Ирана из Южного Дагестана. С лёгкой руки бабушки его стали звать Пахлавой, так понятнее и быстрее, а мужчина откликался — лишь бы хозяева довольны были.

Пахлава отстранил от себя Валентину и сам повёл Гену наверх.

— Что это с тобой, Генка? На тебя не похоже? С чего это ты так много выпил и базарить начал? — Пахлава явно был удивлён, Геннадия он знал хорошо, они приятельствовали.

— Сам не знаю, — довольно вразумительно ответил Генка, — на работе отмечали праздник, я выпил мало, это бабка меня довела, хотел водички выпить, а она завелась, поносит меня последними словами и Лилька к ней присоединилась. Не переносит на дух ни меня, ни жену мою Валентину, эта старая карга, фашистка проклятая, — и виновато замолчал, спохватившись, что сказал бестактность.

— Да уж. Это правда, — подтвердила Валентина, шедшая сзади, пытаясь как-то поддержать за спину мужа, чтоб он не упал.

Уложив Гену, Пахлава спустился на кухню. Тем временем няня уже прибрала всё на кухне.

— Пахлава, чай будешь, пока Ася освободится?

— Нет, Татьяна дорогая, пойду к себе. Мадиночка уже спит, ребёнок совсем один. Ася освободится и придёт сама.

Мадина — дочь Пехлеви и Асият, шести лет отроду, ангелоподобный ребёнок и лучшая подружка мальчишек-двойняшек, сыновей певицы Матвея и Льва.

На кухню пришли Ася и Лилиана, попросили у няни зелёного чая. Лиля расспросила Асю про свой старый чудесный дом детства. Особенно она любила чердак, на который она забиралась и мечтала. Здесь было сухо и тепло. Ароматные и пряные запахи лекарственных трав и сухофруктов кружили ей голову. Ася сказала, что на чердаке всё так же хорошо, и Лиля пообещала завтра прийти к ним в гости.

Няня принесла чай.

Лилиана любит чай «Билочунь» или в переводе «изумрудные спирали весны», и няня ей заваривает по особенному рецепту. Певица пригласила и няню к ним присоединиться. Бабушка заснула. Чай выпили, и Лилиана с лёгким сердцем поднялась в свои апартаменты. У неё на втором этаже были

Книга 4. Глава 3

своя спальня, кабинет её мужа, большой её кабинет, где стоял рояль и синтезатор и, естественно, ванная и гардеробные комнаты. Всё левое крыло второго этажа было предусмотрено для личных апартаментов певицы и её второго мужа.

Ася немного посидела, пошла снова в комнату к старой женщине, проверила её дыхание, наказала няне, чтобы в случае чего, сразу её позвала, всё-таки бабушке уже за 90 лет, и ушла. Они с мужем жили в старом домике, который раньше принадлежал бабушке и её мужу, там провела детство певица и её отец. Няня закрыла за Асей двери, все замки и запоры, включила внутридомовую сигнализацию и пошла к себе. Её комната была смежной со спальней малышей и двери всегда открыты, чтобы она видела мальчиков. В доме наступила тишина.

Глава 4

Этот пронзительный, душераздирающий крик заставил всех вздрогнуть. Бабушка Галина Фёдоровна, аж вскочила с кровати, хорошо хоть не упала. Мальчики одновременно заревели, они играли в своей комнате и няня с ними тоже. Няня вскочила и побежала на второй этаж, крик раздавался оттуда. Геннадия не было дома, он рано встал и ушёл на работу, после вчерашнего инцидента он даже не зашёл на кухню выпить чашечку кофе. Кричала Валентина. Потом крик внезапно затих и раздался грохот упавшего тяжёлого предмета, Татьяна быстро поднялась и сама заорала. Бабушка, тяжело дыша, пыталась подняться по лестнице, но ей это не удавалось.

— Галина Фёдоровна, звоните Асе, пусть сюда идёт немедленно, — няня подошла к перилам второго этажа и крикнула вниз.

— Что там, Таня, что упало?

— Валя. В обморок упала. И Пахлава пусть придёт, — пока бабушка поплелась за своим телефоном, еле передвигая больными варикозными ногами и шаркая по полу тапочками, Татьяна спустилась вниз, набрала Асю, потом схватила из аптечки нашатырь и снова побежала наверх, попросив бабушку присмотреть за мальчиками.

Асият прибежала тут же, бабушка показала ей рукой наверх, мол, поднимайся туда. Как только Асият вошла в комнату певицы и увидела картину, открывшуюся её взору, она попятилась и вскрикнула высоким истеричным голосом. Бабушка схватилась за сердце, оно ухало и отдавалось в середине груди острой болью. Галина Фёдоровна никак не могла подняться по лестнице на второй этаж и присела на ступеньки. Она услышала крик Аси и поняла, что произошло что-то ужасное. Ася очень сдержанный и спокойный человек и просто так кричать не будет. Дети заплакали и пришли к своей прабабушке, и уселись с ней на лестнице.

Пехлеви успел вовремя. Увел Галину Фёдоровну к ней комнату. Успокоил детей и усадил в игровой комнате.

— Ася, Ася, — закричал Пехлеви куда-то наверх, — бабушке плохо. Где ты?

— Накапай ей валокордина 30 капель, всё у неё на тумбочке, и поднимайся наверх, — ответила ему жена.

Когда Пехлеви вызывал полицию и скорую помощь, Валентина Сергеевна сидела на краешке кровати своей дочери, Ася сбегала вниз, принесла ей успокаивающие капли, а она всё твердила:

— Что с Лилечкой? Что с Лилечкой? — слово «умерла» она никак не могла произнести. Земля разверзлась перед матерью, когда она увидела дочь мёртвой с пробитой головой и растёкшейся лужей крови, половина которой впиталась в белый пушистый ковёр. Валентина провалилась в адскую кипящую лаву зловещей бездны, и притом она почему-то жива и всё понимает, а ей давно пора заживо сгореть от такого горя, а она дышит. Валя не могла понять, почему она не умерла, как только увидела своего ребёнка.

Пехлеви приказал женщинам ничего не трогать пока не приедет полиция.

Ася пошла к своей подопечной, сделала ей укол, успокоила, как могла, объяснив все крики тем, что Валентине стало плохо, когда приехала полиция, старая женщина уже спала. Няня пошла успокаивать детей и тоже уложила их спать, дневной сон у мальчишек сегодня начался пораньше.

Наревевшись, они быстро заснули.

Еле-еле Пехлеви спустил Валентину вниз. Некогда хрупкая женщина разом отяжелела и никак не могла передвигать ногами. Усадив её в кресло и поручив жене, Пехлеви побежал открывать ворота полицейским и врачам. Обе машины одновременно въехали во двор. На удивление, приехали быстро, наверное, только потому, что Пехлеви сказал, что преступление произошло в доме известной певицы Лилианы. А что это преступление, никто из домочадцев не сомневался, следы преступления были налицо, для этого не надо быть криминалистом. Кровь, разбитая бутылка. Халатик цвета жемчуга валялся на кровати, а певица была в пижаме от этого красивого ночного бельевого комплекта, отделанного дорогими кружевами.

Первым в комнату певицы зашёл майор Золотарёв, возглавляющий опергруппу, он пригласил своего криминалиста и врача скорой помощи. Врач сказал, что ему здесь делать нечего, к большому сожалению. Спустился вниз, поинтересовался самочувствием Валентины, сделал ей укол. Спросил у Аси какие лекарства она дала старой женщине, после того как Ася попросила посмотреть и Галину Фёдоровну, одобрил её действия и удалился. Валентину Васильевну клонило ко сну. Она тихо что-то бормотала, разговаривала сама с собой. Видно было, что женщина находилась в неадекватном состоянии — сильный стресс дал о себе знать. Асият и Татьяна так и не смогли уговорить женщину подняться к себе в комнату на второй этаж. Няня поспешила к детям, увидев, как они мирно спят, няня вернулась на кухню. После разговора с криминалистом Золотарёв приказал оперативникам провести обыск. Они порылись в вещах певицы, потом перевернули платяной шкаф у Валентины, даже в корзине с грязым бельем что-то искали. То же самое проделали и на первом этаже во всех комнатах. Захватив с собой вещественные доказательства, в том числе и халатик певицы, криминалист ушёл. Няня и Ася, спросив у майора разрешения, можно ли прибраться, стали складывать разбросанные вещи: Ася — на втором этаже, няня — на первом. В гостиной майор разговаривал с Пехлеви.

— Как я узнал? Жена сказала. Ей Татьяна позвонила и сказала, чтобы бежала в хозяйский дом, что-то ужасное случилось.

— Татьяна — это кто?

— Татьяна — это няня малышей, — мужчина спокойно отвечал майору.

— Расскажите хронологию утренних событий, — майору надо собрать воедино всю картину, и начал он с Пехлеви.

— Я пошёл следом за женой, она поднялась на второй этаж и как закричит. Я испугался, хотел подняться, а тут бабушке плохо. Она сидит на ступеньках, видимо, хотела подняться на второй этаж. Я поднял её, отвёл к ней в комнату, уложил в кровать. Дети шли за нами. Потом детей отвёл в игровую комнату. Крикнул Асе наверх, что бабушке плохо. Ася сказала, чтобы я накапал ей валокордин и немедленно поднялся на второй этаж.

— Вы так и сделали? — майор педантично расспрашивал мужчину о каждой детали, — вспомните всё точно, — следствию важна каждая деталь.

— Всё говорю, как есть, — Пехлеви говорил как-то вдумчиво, — пытаюсь всё вспомнить. Я зашёл в комнату к Лиле, жена оттуда меня звала. Смотрю, Валентина сидит на краешке кровати, Татьяна держит её за руку. На полу лежит певица. Сразу было видно, что она мертва. Уточнил у жены, точно ли мёртвая Лилиана. Ася подтвердила, сказала, что проверила, и труп уже холодный. У меня жена — медик, в этом разбирается. Я быстро вызвал скорую и милицию. Я так и остался стоять у дверей. Позвонил тут же на 112, объяснил. А Ася спустилась вниз, принесла шприц, лекарство, уколола Валю.

— Дальше, что вы сделали?

— Я сказал, чтобы не подходили к трупу, и помог Валентине спуститься вниз. К себе в комнату она не хотела идти. Усадил её в кресло. И побежал открывать вам ворота. Вы вместе со скорой помощью приехали. Быстро отреагировали.

— Ясно. Когда вы последний раз видели певицу?

— Вчера поздно вечером. Я пришёл в хозяйский дом вместе с женой. Бабушке плохо стало.

— Где вы живёте? — майору надо было знать каждую мелочь о людях, которые имеют непосредственное участие к событиям, произошедшим в доме певицы.

— Здесь же, в этом же дворе в старом доме. Как въезжаешь во двор с правой стороны.

— Вы не местные, получается? У нас в городе живут люди разной национальности. Город испокон веков — интернациональный. Я думал, что вы местные, на русском языке говорите без акцента, чисто, — Александр Сергеевич призадумался.

— Так мы с женой и дома говорим по-русски. Мы из Дагестана, люди разной национальности, язык друг друга не понимаем. Учились в русской школе. Все на русском, — пояснил Пехлеви, — я — иранец, жена — лезгинка. Я и назван в честь известного иранского деятеля Пехлеви шаха. Просто они меня здесь зовут Пахлава, это сладость восточная. Им так удобнее, ну и пусть.

— Расскажите при каких обстоятельствах вы вчера видели певицу?

— Таня вчера позвонила, сказала, что бабушке плохо, пусть, мол, Ася зайдёт и я тоже.

— А вы зачем?

— Надо было Гене помочь подняться к себе в комнату, он малость выпил.

— Значит, есть и Гена, а кто это Гена? — майор постепенно вытягивал семейные нити этого большого дома.

— Это Валентины Васильевны муж, — удивлённо сказал Пехлеви.

— А вы так не удивляйтесь, — майор строго посмотрел на мужчину, — вы первый, с кем я начал беседовать. Дальше что было?

— Валентина осталась с Генкой, а я пошёл домой. Жена осталась ещё с Галиной Фёдоровной, потом пришла.

— А что этот Геннадий пьющий человек?

— Нет, что вы! — Пехлеви даже обе руки приложил к груди, — он вообще не пьёт. Он хоть и бирюк бирюком, а руки и душа золотые. На работе праздник отмечали вчера, женщины поздравляли, и Гена малость выпил. А Галина Фёдоровна стала к нему придираться, она его не любит — это и понятно. В семье нужно уметь понимать и прощать друг друга. Но Галина Фёдоровна не считает его членом своей семьи.

— Галина Фёдоровна — бабушка?

— Да. Бабушка. Он, получается, на место её сына пришёл. А сына уже десять лет как нет. Валя траур пять лет держала, очень мужа любила. А с Геннадием года четыре назад как сошлись окончательно.

— А где сейчас Геннадий?

— На работе. Валя говорила вчера, что ему утром на смену заступать, а он выпил.

— Хорошо. Спасибо. Хочу вас предупредить, чтобы вы не покидали территорию дома без моего разрешения. Принесите паспорта — свой и жены, и подпишите подписку о невыезде у лейтенанта Кузнецова.

— Так, где работает Геннадий, говорите?

— В санатории «Исток». Сейчас он в охране, сутки через двое, и ещё работает в хозяйственной части — рабочим. Золотые руки у мужика.

— А где этот лейтенант Кузнецов, у кого подписать? — Пехлеви всегда выполнял, что ему говорило вышестоящее начальство.

— Скоро подъедет. Вы пойдите за паспортами и приходите сюда. Никуда не отлучайтесь, пока я не разрешу. Никому не звоните и не сообщайте о случившемся. Пригласите вашу супругу.

— Хорошо, — Пехлеви кивнул головой и вышел.

Минут через пять зашла Асият.

— Здравствуйте, я — Ася, — женщина вздохнула и тихим голосом продолжила, — я ухаживаю в основном за бабушкой и помогаю в уборке дома, но не часто. Валентина сама справляется, но раз в неделю генералим с ней вдвоём. Как она переживёт это горе, — у Аси задрожал голос и появились слёзы.

— Успокойтесь, пожалуйста, выпейте водички, — майор налил из бутылки воды в стакан и протянул женщине.

— Спасибо. Извините.

— Я вам сейчас буду задавать вопросы, и вы мне предельно точно и, главное, честно отвечайте.

— Конечно. Мне скрывать нечего, — Ася посмотрела на майора своими глубокими чёрными глазами, как у горной газели.

— Когда вы в последний раз видели убитую?

— Лилечку я видела вчера поздно вечером, — и Ася рассказала всё, что вчера произошло и чему была свидетелем.

— Кто за вами закрыл входную дверь? — майор продолжал мучить вопросами молодую женщину.

— Татьяна. Лилечка уже поднялась к себе, мы с Таней оставались вдвоём. Я наказала ей сразу мне позвонить, если Галина Фёдоровна плохо себя почувствует. Я слышала, как Таня закрыла за мной замки.

— Ночью вам больше не звонили?

— Нет. Не беспокоили. Только вот сегодня около двух часов дня позвонила Таня, голос взволнованный, дрожащий, сказала, чтобы с мужем пришла, — Ася опять тихонечко всплакнула.

— Расскажите, что вы увидели и ваши действия, — майор решил не обращать внимания на её всхлипывания, — вы же медик, а плачете.

— Я у себя на родине работала хирургической медсестрой и много чего видела, но Лилечка такой хороший человек, такая чуткая, обожает свою бабушку. Очень жалко. Знаете, я ведь работала медсестрой в санатории, но как началась пандемия, Лилиана потребовала, чтобы я ушла с работы, боялась, что я могу вирус подхватить, а потом заразить бабушку и мать. Я и уволилась, и меня с удовольствием отпустили. Отдыхающих нет, работы нет. Персонал сократили. А Лилечка мне возместила деньгами мой уход с работы. Я очень довольна. Мы с мужем им благодарны.

— Понятно, — Золотарёв прервал её монолог, — я понял, что вы сразу поднялись на второй этаж и пошли в апартаменты к певице, как вам няня и сказала, дальнейшие ваши действия какие были?

— Я увидела на полу Валентину и Татьяну, которая пыталась её поднять, но у неё никак не получалось, — Асият взяла себя в руки и продолжила рассказывать, — я помогла поднять Валю, и мы с Таней усадили её на краешек Лилечкиной кровати, Таня села рядом с ней, взяла за руки и показала мне глазами куда-то в сторону окна. Я увидела Лилиану на полу и сразу поняла, что она мертва, я закричала, не сдержалась. Но потом всё-таки подошла к ней, пощупала пульс для того, чтобы убедиться в смерти, хотя тело было уже холодное. Потом пришёл муж.

Беседу майора и Аси прервал дикий крик. Оба выскочили из малой гостиной в большую комнату-холл, где сидела Валентина с Татьяной. Оказывается, приехала труповозка, и тело певицы спустили в большом чёрном мешке. Валентина, увидев это, очнулась от дрёмы и с криком кинулась на санитаров, — бедолаги чуть не выронили носилки с трупом.

— Не отдам. Откройте лицо моего ребёнка. Немедленно оставьте её дома, это её дом. Куда вы несёте моего ребёнка? — Валя кричала что-то бессвязное, Таня еле удерживала её, откуда только силы взялись у убитой горем матери.

Майор с Асей усадили Валю. Таня облегчённо вздохнула. Ася тут же дала капли Валентине, села рядом с ней и гладила по голове, как ребёнка. При мысли о смерти своего ребёнка женщину всю перекосило. Неестественность этой ситуации удручающе действовала на всех, даже опера ходили поникшие: мать первая увидела свою убитую дочь — это ещё надо перенести.

Майор вышел во двор. Там двое других оперативников обследовали территорию двора. Майор заставил их обследовать каждый сантиметр двора. Хотя криминалист и предварительно сообщил майору причину смерти, он ждал результаты вскрытия от патологоанатома. Позвонив врачу в морг, попросил его срочно провести вскрытие и сообщить ему. Потом приехал дактилоскопист и снял у всех обитателей дома отпечатки пальцев.

Александр Сергеевич покурил во дворе, поговорил со своим бессменным заместителем Кузнецовым и зашёл в дом.

— Ася, мы потом закончим разговор, а вас, Татьяна, прошу пройти со мной, поговорим. У меня есть ещё десять минут. Таня пошла за майором в малую гостиную.

— Асечка, пригляди за детьми, они могут проснуться, — Таня попросила Асият.

— Татьяна Ивановна, — майор прочёл данные паспорта няни, — сейчас придёт лейтенант Кузнецов, передадите ему свой паспорт и распишетесь в подписке о невыезде до конца следствия. Такова процедура.

— Я понимаю, и никуда и не собиралась уезжать. Как же дети без меня? Я их только бабушкам могу доверить, но Валентина в таком состоянии. Что там говорить, — женщина махнула рукой, — я мальчиков так люблю, я же их почти с рождения нянчу, — и няня принялась вздыхать и плакать, — как это ужасно, что такие маленькие дети остались без матери.

Золотарёв внимательно посмотрел на Татьяну, перед ним сидела уже немолодая женщина, возраст которой совпадал с её паспортными данными. Сейчас женщины её возраста во всю молодятся, делают уколы красоты, накачивают губы, наращивают ресницы и много других ухищрений, которые есть в арсенале любого косметолога даже в глухой провинции. Судя по всему, Татьяна всеми этими способами возвращения молодости не пользовалась. У неё была своя естественная красота. Аккуратная стрижка, серые выразительные глаза, скорбные складки у губ, сразу было видно, что женщина порядочная, интеллигентная.

— Татьяна Ивановна, вы сейчас сказали, что вы детей почти с рождения нянчите, сколько детям лет? Они — близняшки?

— Нет, они — двойняшки, и совсем не похожи друг на друга. Матвей больше похож на отца, а Лев — на мать, — при этих словах няня всхлипнула, — им на Новый год — четыре года исполнилось. Лилечка их 31 декабря ночью родила, а записали мальчиков в метрике 1 января. Лилечка очень хорошая. Это ведь редко бывает, чтобы хозяева тебя верно оценивали, не так уж и часто, а Лилечка меня ценила и очень хорошо платила. Конечно, я всегда соблюдаю определённые правила в отношении с хозяевами, как того предусматривает моя работа. Моё дело — дети, но если хозяева попросят что-нибудь ещё сделать, помочь в чём-то, я всегда пожалуйста.

— Как давно вы работаете в семье? — майор пытался узнать что-то интересное о певице, узнать, за что же так позверски убили Лилиану? Он помнит её ещё с детства, она была неглупой и воспитанной девочкой, немного избалованной, но нисколько не хитрой и не подлой. Кому же она насолила?

— Больше трёх лет до этого у них были няни, которые ухаживали за младенцами.

— Их было две? — майор удивился денежному размаху Лили Гладковой.

— Да. Детей же двое, — удивилась няня, видимо, она уже и сама позабыла, что обычно мамы с бабушками ухаживают за детьми.

— А сейчас почему вы одна?

— Я не одна. В Москве нас двое, певица занята, работает, не может уделять много времени детям. Я сюда приезжаю одна, так как Валентина всегда мне помогает, она обожает своих внуков.

— Хорошо. Скажите, кто обнаружил труп певицы?

— Валя. А я побежала на её крик.

— Так. С этого места поподробнее.

— Я побежала в комнату к Лилечке.

— А почему к Лиле в комнату, а не к Вале? — майор пытался восстановить картину происшествия и понять взаимоотношения людей, вынужденных жить под одной крышей.

— А Валентина на кухне готовила завтрак дочери, а та всё не выходила. Лиля, вообще, завтракает очень поздно, когда у людей уже обед. Привычка у неё такая выработалась с годами. Но на этот раз Лиля долго не приходила, вот Валя и поднялась к ней, пригласить позавтракать. Валечка сама не ела, хотела поговорить с дочерью.

— Об этом она вам сказала?

— Да. Валя поделилась со мной утром. Хотела поговорить о безобразном инциденте, который произошёл вчера вечером между Лилей и Геннадием, — и Татьяна рассказала, что произошло вчера вечером на кухне, — Пахлава Гену наверх тащит, а тот всё орёт на Галину Фёдоровну: «Фашистка старая, ненавижу тебя» и так далее. Не хочу все гадости говорить, которые он в адрес бабушки говорил и Лилечки тоже. Хоть они уже и были в комнате у бабушки, но двери были открыты и всё было слышно.

— Татьяна Ивановна, опишите подробно, что вы увидели утром в спальне у певицы.

— Да уже и не утро было. Второй час дня, но Лилечка поздно завтракает. Я забежала в комнату и сразу наткнулась на Валю, она лежала на полу без сознания, я стала бить её по щекам и пыталась поднять с пола. Она то открывала, то закрывала глаза. Я крикнула вниз Галине Фёдоровне, чтобы она позвонила Асе. Лилечку я сразу и не заметила. Когда я увидела Лилечку, я непроизвольно закричала, я сразу поняла, что она мертва, голова разбита. Кровь на ковре уже впиталась. Пересилила себя, пощупала пульс. Рука была холодная, пульса не было. Я быстро побежала вниз, сама позвонила Асе, пока там бабушка доплетётся до своей комнаты и возьмёт телефон. Потом нашла в аптечке нашатырку и снова побежала наверх. Дала понюхать Вале, та вроде бы пришла в себя, но поднять её я никак не могла. Хоть она и хрупкого телосложения, но какая-то тяжёлая стала, обмякшая. Усадила её на полу же и поддерживала за спину, а тут и Ася подоспела. Мы её подняли и усадили на краешек кровати. Потом Пахлава пришёл. Вот вроде бы и всё.

— Татьяна Ивановна, вы москвичка или из других мест? — майор задавал, казалось бы, нелогичные для постороннего человека вопросы, только он сам понимал ход своих мыслей. Многие люди стандартно мыслят, а майор понял одну истину, в его деле необходим нестандартный подход, чтоб уцепиться за верную версию.

— Да, товарищ следователь, — Татьяна, как всякий советский человек, привыкла к такому обращению, — ещё мои бабушки и дедушки переехали в Москву с Поволжья во время великого голодомора. Люди в деревнях терпели всё то, что им было неприятно и плохо, что их убивало, — и не пытались изменить что-либо. Терпелив наш русский народ. А мои деды были молоды и приехали в Москву в поисках лучшей доли. Так в Москве и жили, и на войну уходили из Москвы, и квартиры получили от АЗЛК. Знаете такой завод?

— Знаю, конечно, — майор кивнул, — автомобильный завод имени Ленинского Комсомола.

— Там мои деды и бабушки и познакомились. С обеих сторон. На этом заводе вся их жизнь прошла. Позже и мои родители работали в разных подразделениях завода. Мама воспитательницей была в детском садике, отец — сборщиком автомобилей «Москвич».

— А где вы раньше работали, как пошли на пенсию? Сразу к Лилиане?

— Нет, — Татьяна помотала головой, — после института я работала в том же детсаду, что и мама моя, ведь направление на обучение мне дал завод. Раньше это практиковалось. Всю жизнь там и проработала от младшей воспитательницы до заведующей детсадом. Как пришёл срок на пенсию, так выпроводили, уже времена другие были, все стали злые и коварные, подсиживали друг друга. Я, вообще-то, ушла сама, меня в районо ценили, если бы я сильно настаивала, то оставили бы. Но у меня мама серьёзно заболела тогда, мне надо было за ней ухаживать, я и ушла. Через год мама умерла. Жить материально стало трудно, бедным быть тяжко. Вот я и подала резюме в несколько элитных фирм по подбору персонала. Так к Лилиане и попала. Стали они мне, как родные.

У няни была хорошо поставленная речь, прекрасные манеры, не зря певица выбрала её в нянечки своим детям.

— А у вас разве нет своих родных людей? — майору стало жаль эту женщину, считавшую чужую семью своей.

— Как это нету? — встрепенулась женщина, — у меня дочь красавица и умница. Настенька. Институт окончила. Работает. Мы — родители до конца своей жизни в ответе за своих детей. Я всё для неё. Всё ради неё.

— А дочь певицы от первого брака с ней жила?

— Нет. Девочка пошла жить к отцу, как только Лилечка вышла замуж, так Валя говорила, переживала. А как Мария поступила в институт, она в МГИМО училась, то отец ей квартиру купил в центре. Он богач. Мария сейчас одна живёт. Но на последнем курсе института с мальчиком каким-то встречалась, вроде бы жених.

— А сейчас, где этот жених? Вы в курсе? — Золотарёв хотел узнать как можно больше о певице и её окружении. А такие люди, как няня, проще говоря — те, которым интересно перемывать косточки чужим людям, которые обслуживают людей, у которых работают, могут многое выболтать, вся жизнь работодателей проходит перед их глазами. А из большой кучи информации можно и зёрнышко правды выловить.

— А жених-то, — вкрадчивым голосом сказала няня, — оказался альфонсом и приспособленцем, а главное, враль большой. Сказал ей, что приехал из Екатеринбурга поступать в аспирантуру в Москве, в Бауманку, и вроде бы поступил, и там на кафедре работал, и часы у него есть, в институте какую-то дисциплину ведёт. А на самом деле всё врал. Жил у Марии в квартире, никуда не ходил, целыми днями валялся. Мария пойдёт на работу, а она уже работает в МИДе. Мария — девочка умная. Говорят, что в отца вся. Валюша её очень любит, подолгу бывала в Москве. Помогала дочке растить ребёнка, несмотря на нянь. Бабушки вносят спокойствие и красоту в воспитание внучат. Так вот, женщина — помощница по хозяйству у Маши. Она пару раз в неделю приходила, наводила порядок в квартире у девочки и готовила ей. Так эта помощница сама всё рассказала Сосновскому про этого женишка. Что он никуда не ходит по утрам, валяется, а к вечеру перед приходом Машеньки, оденется представительно, берёт портфель в руки и уходит. Сосновский эту помощницу сам устроил к дочери, чтобы она ему докладывала про Машу. Вот Сосновский и пожаловал к дочери домой, когда этот альфонс дома почивал. Устроил тому разнос, пригрозил, записал на диктофон его признания и вытурил. Потом дал дочери послушать всё. Так что был женишок и весь вышел.

— А сейчас никого нет у Марии?

— Нет. Нету. Так Валюша говорит. Переживает. Девушка красивая, умная, уже 24 года, а замуж не выходит. Никому не верит. И принцы на белых мерседесах к ней подкатывали, но они ей не нужны. У неё к мужчинам возникло стойкое недоверие, которое перерастает в неприязнь, как только она начинет с ними общаться, — Валины слова. А ей, видно,

Маша сказала.

— В Москве вы постоянно живёте в доме у певицы?

— Сейчас постоянно, — вздохнула Татьяна Ивановна.

— А чего вы так вздыхаете и почему сейчас, а раньше? — майор невозмутимо продолжал засыпать вопросами няню.

— Вздыхаю, потому что Лилиана затеяла новый бизнес, вложила кучу денег. Наняла людей, а тут пандемия. Всё закрыли. А она целый год возилась с этим делом, детей не видела. Вот я никуда не уходила. Свой человек должен быть в доме. Правда, пару раз Валюша приезжала, тогда я и домой уходила со спокойной душой.

— А что за бизнес затеяла Лиля и кто ей в этом помогал?

— Ресторанный бизнес. Сеть семейных ресторанов в разных районах Москвы. Кто помогал, не знаю. Вроде управляющего наняла, — Татьяна Ивановна старалась отвечать чётко, по существу заданного вопроса.

— А какие отношения были у Лили с мамой? — майор задавал вопросы, перескакивая с одной темы на другую.

— Прекрасные, они любили друг друга, как мать и дочь, — няня грустно сказала.

— А у Лили с отчимом? С Геннадием? У Валентины и Геннадия гражданский брак, они официально не зарегистрированы, как я понял?

— Да. Галина Фёдоровна часто об этом говорила. Что, мол, Генка не муж Вальке, а сожитель, — это бабушкины слова.

— А я хочу у вас узнать, как складывались отношения у Лилианы с Геннадием?

— Да, никак, — скривилась вдруг Татьяна, — если честно, то не любила она его, и он её тоже. Это была у них взаимная неприязнь, хотя она не стала возражать, чтобы он жил здесь, в этом доме с матерью и бабушкой. Дом-то Лилин, ей и решать. Они редко пересекались в доме. Он уходит рано на работу и рано ложится. Каждый день работает, а когда дома бывает, то на рынок ездит с Валей, то во дворе возится с Пахлавой, то в сарае — у них там мастерская, что-то изобретают. Вон качели сделали для детей, то заборчики красивые для сада, то лавочки придумали садовые, то ещё чего. Пахлава рукастый и Генка тоже. А когда Пахлава с Асей что-нибудь посадят в огороде, так у них всё размножается с невероятной скоростью, и курочек завели, так яйца домашние у нас всегда на завтрак.

Майор перебил няню, боясь, что она не остановится, рассказывая о курочках и цветочках.

— Скажите, а какие отношения у Галины Фёдоровны со своей снохой, всё-таки они более 40 лет вместе прожили, любимого мужчину потеряли, одна — сына, другая — мужа?

— Мне кажется, что за столько лет они так и не сблизились. Не стала Валя родной для свекрови. Для Галины Фёдоровны Валентина из тех снох, которая ходит криво, дышит громко. Всё не то, всё не так.

Раздался звонок на телефоне майора, играл марш «Прощание славянки», написанный ещё в 1912 году малоизвестным в настоящее время композитором Василием Агапкиным. Татьяна сразу узнала эту музыку, это — любимый марш её отца, ей взгрустнулось, она задумалась о чём-то и даже не услышала, что ей говорил майор.

— Извините, я прослушала, — печально произнесла она.

— Я говорю, что я сейчас ухожу и опросить бабушку и Валентину Сергеевну не смогу по очень простой причине, они не в состоянии сейчас говорить. Вы, пожалуйста, постарайтесь их привести в чувство к завтрашнему дню. А я приду завтра часов в 12 и опрошу их, как раз будут готовы результаты экспертизы и скажу вам, когда можно будет организовать похороны. Надеюсь, что к этому времени обе женщины придут в себя. Попозже подъедет лейтенант Кузнецов и возьмёт у всех подписку о невыезде из города, — Золотарёв тяжело вздохнул.

На самом деле он тяжело и долго работал над каждой версией. Тщательно прорабатывал её и проверял, но сейчас в этом деле не было ни одной версии, даже ничтожной мало-мальски достоверной. Полдня прошло, а он не знает, кому была нужна смерть певицы и кто мог убить её в своём доме. Полный мрак: никто не заходил, не выходил. На этот раз его удивительная интуиция его подводила. Майор куда-то спешно уехал.

Глава 5

Для неё остановилось время. Какое-то странное чувство, — всё сконцентрировалось только на одном, на неподвижно лежащем теле её дочери. Её девочки, её кровиночки нет, бесценного плода её неимоверной любви — нет. Просто уже она не существует в этом мире. Понять и принять это она не могла. Она слышала, как пришёл полицейский-следователь, как зашли Пахлава и Ася, как этот следователь вернул всем троим, в том числе и Татьяне, их паспорта и дал подписать какие-то бумажки, чтобы они не покидали территорию дома, а тем более города до окончания следствия. Как этот лейтенант Кузнецов заглянул к ней гостиную, где она полулежала в кресле, и тут же вышел, тихонечко прикрыв дверь. А что это лейтенант Кузнецов она поняла — он представился, когда зашёл в дом, он говорил громко и чётко — манера такая у полицейских, профессиональная привычка. Дверь в малую гостиную они не закрывали, чтобы слышать Валентину. Валя всё слышала, но ничего не воспринимала, она как будто жила в другом измерении, как будто её окутал плотный туман и людские голоса доносятся издалека. Потом и Ася пришла и открыла дверь после лейтенанта. Лейтенант сказал, что не будет беспокоить маму и бабушку певицы, а завтра придёт майор после обеда и сам поговорит с ними, и уже скажет, когда можно будет забирать тело из морга. При этих словах Валя чётко почувствовала, как Боженька прошёл по её душе, но не босиком, легко, будто одаряя её, — нет, не для успокоения, а будто он был одет в солдатские кирзовые сапоги, да ещё с шипами, и топтался, и бил её душу. Она тихо ойкнула: «Боженька, мне же очень больно!!!» Её душа кровоточила… Её беззвучный плач был страшнее любого крика, страшнее любого плача всех остальных, которые горевали по её дочери. Плач, когда горе выжигает всё внутри, в том числе и слёзы.

— Лейтенант, скажите, а где сейчас Геннадий? — Пехлеви-шах вздохнул, как будто заранее знал ответ, — просто я ему звонил, а никто трубку не берёт.

— А зачем вы ему звонили? — лейтенант раздражённо спросил у Пехлеви.

Ася встревоженно посмотрела на мужа.

— Как зачем? Он — мой друг. И у него жена лежит ни жива ни мертва, он — мужчина, должен знать, что происходит в семье, — твёрдо ответил Пехлеви без тени сомнения в голосе.

— Геннадий задержан на 72 часа до выяснения всех обстоятельств дела, — заявил лейтенант Кузнецов, попрощался и ушёл.

— Вот шайтаны, — выругался мужчина, — Генка тут не причём, Генка никогда бы не сделал этого, он не мог убить Лилечку. Его кто-то крепко подставил. Он никогда никого пальцем не тронет, я точно знаю. Я ручаюсь за него, как за себя.

— А кто тогда? — Татьянин голос задрожал, — кто?

Больше некому.

Весь этот диалог Валентина слышала, она хотела подняться и сказать им, чтобы не смели и подумать такое на Гену, что он по своей сути безобидный человек, а тем более убить её ребенка он не посмеет. Она приподнялась и хотела встать. Все услышали стук падающего тела и бросились в гостиную, Валентина упала с кресла, Пехлеви её поднял и снова усадил. Ася дала водички. Тут раздался крик мальчишек и Таня побежала к ним.

— Непоправимо, всё непоправимо и надо принять это, — еле слышно говорила Валя, — бабушка так говорила моя, — есть такие непоправимые обстоятельства в жизни, которые надо принять. А как? Боженька, подскажи как? — и Валентина заплакала.

— Слава Богу, — облегчённо сказала Асият, — наконецто заплакала. Слёзы душу облегчают, поплачь, Валентина Сергеевна, поплачь, милая. Пойдём к тебе в комнату, полежишь, поплачешь.

Валентина кивнула, и Пехлеви с Асей повели Валю на второй этаж. У Вали в спальне было всё идеально чисто, впрочем, как и всегда. В шифоньере аккуратно разложены по полкам её и мужа вещи. Ася постаралась после того, как провели обыск в её комнате, всё валялось. Безупречно застелена кровать, в туалетной комнате всё сверкало. У них была своя душевая кабина и унитаз. Ванная комната была небольшая, но их собственная, дверь в неё выходила сразу из спальни. Ася умыла, переодела и уложила Валю в постель, как ребёнка. Гладила её по голове и говорила слова утешения, которые слышала от взрослых женщин в своём Дагестане. Там специальные женщиныплакальщицы профессионально плакали над усопшим, находили слова утешения, вспоминали ранее умерших родственников покойного, восхваляли его. Это была протяжная песня-плач. Вот и Ася с грехом пополам вспоминала это, пыталась перевести на русский язык и донести до безутешной матери. Как ни странно, Валентина внимательно её слушала и крепко сжимала руку Аси, словно боясь, что та уйдёт.

— Не бойтесь, Валентина Сергеевна, я не уйду, я с вами побуду здесь. А если хотите, буду с вами спать.

Та благодарно закивала головой. Валентина боялась одна оставаться. Весь её мир разрушился сегодня утром.

— Гена не убивал мою дочу, — вдруг тихо, еле слышно произнесла Валя.

— Мы в этом уверенны, — твёрдо ответила ей Ася, — Гена, конечно, звёзд с неба не хватает, как и мой муж, впрочем. Но он не убийца. Поверьте — убийцу найдут.

— А Лилечку мою разве вернут? — и слёзы ручьём потекли по лицу безутешной матери.

Заглянул Пехлеви:

— Ты придёшь домой спать?

— Нет. Останусь с Валей. Ты, пожалуйста, уложи Мадиночку, — ответила ему жена.

— Хорошо. А твой халат, ночнушку принести?

Ася задумалась. Валентина глазами показала на свой шифоньер.

— Нет. Не надо. Я Валины надену, — Ася посмотрела на Валю. Та одобрительно закивала головой. Она хотела, чтобы Пахлава побыстрее ушёл, а Ася сидела и держала её за руку, как когда-то мама в её далёком детстве.

Появилась Татьяна с чашкой чая.

— Вот заварила чай с мятой и ромашкой для Вали. У неё же маковой росинки во рту не было. Хоть чай выпьет. Я и сахара добавила.

— Правильно, Танюша. Глюкоза ей сейчас необходима. Как Галина Фёдоровна?

— Асечка, я детей успокоила, покормила. Поздний ужин, но что сделаешь? Пусть поиграют немного, устанут. Потом искупаю, а потом спать. Режим у детей нарушился, надо приспособиться, — Татьяна беспокоилась о детях.

— Таня, я тебе о бабушке спрашиваю, а ты, как всегда, о детях. Проснулась?

— Ой, Ася, я тебе о ней и хотела спросить. Может, укол сделаешь ещё? Проснулась, но лежит в кровати. Чай попросила. Я ей отнесла и чай, и бутерброды. Спросила, как Валентина? Помнит, что сказали о том, что Валя упала вроде бы в обморок. Говорит, наверное, у неё давление поднялось.

Я подтвердила. Спросила, где Лилечка? Говорю, что куда-то ушла с Маринкой — подружкой своей, не знаю куда. Говорит, что будет внучку ждать. Сейчас полежит чуток и выйдет на кухню. Что делать, Асечка? Мне к детям надо бежать, — всё это скороговоркой произнесла няня, — твой муж ушёл, я закрылась на все запоры.

— Я знаю. Он уже проверил территорию и пошёл в дом, с ребёнком играет. Поедят и тоже лягут спать. Я с ним говорила по телефону. У тебя ведь смартфон-Андроид?

— Да, — Таня удивлённо посмотрела на Асю, — а зачем тебе мой телефон?

— Мне твой телефон не нужен, Танюша, мне твоя зарядка от телефона нужна. Ты иди, я сейчас напою Валентину Сергеевну чаем и приду. И решим, как с Галиной Фёдоровной поступить. Хорошо?

— Хорошо, — как-то растерянно шёпотом сказала няня, подошла к Валентине, погладила её по голове и ушла.

Ася кое-как напоила Валентину чаем, шепча ей ласковые слова, замерила давление тонометром, весь медицинский арсенал был у неё под рукой, казалось бы, Асият всю домашнюю аптеку перенесла в спальню к Вале, дала ей какую-то таблеточку, потом ложечку микстуры, дождалась, пока Валентина прикроет глаза и пошла вниз.

«Пусть думает, что я уснула», — решила Валентина и прикрыла глаза. Вся жизнь пронеслась перед глазами, как песок сквозь пальцы прошла. Мысли метались в её голове, как дикие пчёлы, и жалили, жалили.

Вот она маленькая, лет пяти с папой и мамой на первомайской демонстрации. Они с мамой в одинаковых крепдешиновых платьях, мама сшила сама, папа принёс ей на 8 марта отрез синий в белый горошек, и мама умудрилась сшить и дочери платье, вставила белые кружева и хватило обеим. Все любовались ими, а папа гордился. А в мае на юге прекрасная погода, теплынь, все раздетые, женщины в лёгких нарядах. Они шли в колонне от папиного предприятия. Все говорили маме комплименты. Говорили, что дочка — копия мама. А папа всё смеялся: «Хорошо, что не на меня похожа, а то была бы белобрысая и курносая». А мама у Валентины была красавица — всё было при ней: и грудь, и ноги, и роскошные каштановые волосы, а главное, огромные фиалковые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, и соболиные брови, и губки алые. Валентина выросла и стала очень похожа на мать. Красота женщины в её глазах, потому что это открытая книга, по которой можно прочесть её сердце, как у Валиной мамы и у самой Валентины. Косметика им не нужна совершенно. Мама ею никогда и не пользовалась, в то время это был редко, Валентине — это не надо было, потому она и не таскалась в поисках туши «Ленинград» по 40 копеек, и пудры фабрики «Свобода». А теперь и внучка её Мария — так сильно похожая на бабушку Валю, очень спокойно относится к косметике и новейшим веяниям косметологии. Зато дочь Лилечка всё перепробовала, у них в шоу-бизнесе — это модно, колоть себя разными филлерами и ботоксом, делать лифтинги и подтяжки. «Лилечка, тебя нет, а ругаюсь с тобой мысленно, не разрешаю себя перекраивать, пекусь о твоём здоровье», — шёпотом разговаривала Валентина сама с собой, обращаясь якобы к дочери. Свекровь всегда говорила внучке: «Лили, стареть надо красиво, а тебе до старости ещё далеко. Пока к Маринке ходи, маски да массажи делай. — А ты где, доченька? Ты слышишь меня с небес? — продолжала разговор, обращаясь, как бы к дочери, Валентина. — И молитв не знаю никаких, комсомолка я чёртова, а бабушка моя любимая учила ведь меня тайком, а папа всё запрещал. Не дожила бабушка до тех времён, когда церковь открыли в нашей станице. Фактически, бабушка и поставила меня на ноги, после трагической гибели отца мама запила, подружки всё утешали её самогоном, вот и превратилась она в алкоголичку. Трагическая судьба у моей матери», — пронеслось в голове у Валентины. За несколько дней до смерти мама рассказала Вале о своей жизни. Когда и как люди умирают, мы не знаем, мы только видим это, но сами не умираем. Вот и Валя не понимала, что мать умирает, она просто внимательно слушала её рассказ.

Мама Валентины была ребёнком войны. Родом она из Белоруссии. Оба её родителя работали на крупном заводе сельскохозяйственного машиностроения в городе Гомеле. Девочка училась на одни пятёрки, и потому уже третий год подряд её родителям давали для дочери путёвку в пионерский лагерь «Буревестник» недалеко от Морегорска. Министерство сельскохозяйственного машиностроения было богатым ведомством и отстроило для детей отличный лагерь, не хуже, чем «Артек», недалеко также был санаторий для семей с детьми и ещё несколько корпусов специализированных здравниц. О своих людях чиновники заботились, им строили целые города со всей инфракструктурой. В этом году из Гомеля с девочкой приехал ещё один мальчик, но он был на пару лет младше Валиной мамы и состоял в другом отряде. Целый год девочка ждала встречи со своими друзьями, с которыми подружилась в прошлом году, они переписывались между собой, учились на одни пятёрки и договорились, что приедут на отдых с первым заездом. Дети, которым был всего по одиннадцать лет, были очень благоразумны и воспитанны. Но 22 июня у них уже заканчивалось время отдыха и их отправляли по домам. И они, пятеро друзей, решили провести ночь с 21 на 22 в горах в своей любимой пещере, жечь костры, печь картошку. У них там было всё припасено. Одна девочка — была из Ленинграда, её родители работали на заводе «Вулкан» сельхозмашиностроения. Самый уравновешенный и умный мальчик-очкарик был из Харькова, его отец был главным инженером на известном тракторном заводе «Серп и молот». Девочка Гулира, поражавшая всех своей изысканной восточной красотой с двумя толстенными иссиня-чёрными косами была из Ташкента, её мама была ударником коммунистического труда на заводе «Ташсельмаш» и Валерка из Ростова-папы, так себя называл этот двенадцатилетний мальчик. Мальчик из простой рабочей семьи пытался блатовать. А его отец был передовиком на прославленном заводе «Ростсельмаш». Эти дети предупредили своих друзей, что опоздают на завтрак, чтобы вожатые не переживали. В тот день они так и не узнали, что началась самая кровавая война в их Отечестве. Они громко хохотали, когда услышали голоса в горах.

— На немецком говорят, — сказал мальчик из Харькова.

— Наверное, туристы, — решила умненькая Гулира, — тоже пещеры изучают.

— Пойдём, посмотрим, — рванула вперёд шустренькая ленинградка, за ней побежал Валерка, девочка ему явно нравилась.

Остальные сидели у костра, ели печёную картошку и жареный хлеб. Заранее припасённые сосиски они давно уже съели. Дети ждали рассвета, чтобы спуститься к морю и искупаться в лучах солнца. Море на рассвете — это восьмое чудо света.

Звук автоматной очереди нарушил их тихий разговор, доносился он как будто издалека. Потом раздались крики Валеры:

— Бегите, бегите к нашему выходу, здесь солдаты — они убивают, они в форме…

Дальше Валера уже не договорил. Эхом раздались выстрелы и оглушили детей. Первой очнулась Гулира.

— Быстро, быстро, — она схватила Валину маму за руки, — побежали, а то умрём.

— А Лена, Гуля, где Лена?

— Лены уже нет, а нас сейчас убьют, — твердила Гулира. — Саша, ты где? Не отставай, очки не потеряй.

— Гуля, подождите, давай Валеру потащим, — очкарикхарьковчанин дружил с Валеркой-ростовчанином, они были из разных социальных слоёв, но притягивались друг к другу, как плюс и минус.

— Саша, я тебя умоляю, беги за нами к нашему выходу, он узкий, взрослые туда не пролезут, слышишь шаги. Сейчас нас догонят. Саша, я тебя прошу, — Гулира уже кричала, но руку своей подружки не отпускала.

Дети нашли этот выход, вылезли и побежали. Им вслед раздавались выстрелы, но пролезти в этот лаз взрослые люди не смогли, но что-то им кричали вслед на русском языке с лёгким акцентом, чему Саша потом удивлялся, то на немецком, то на русском говорят. Дети побежали, куда глаза глядят. Прятались в кустах кизила и боярышника, зашли в чей-то сад и обобрали всю вишню-шпанку. До самого вечера они то прятались, то шли, куда глаза глядят, боялись напороться на бандитов, и в тоже время Саша рвался в милицейский участок, чтобы всё рассказать. Им надо было попасть в свой лагерь, а они попали на хутор. И первой, кого они увидели, была будущая Валина бабушка, тогда красивая молодая женщина с грустной улыбкой.

— Дети, чьи вы будете? Чего такие чумазые?

Девчонки заревели в два ручья, Саша всё спрашивал, как попасть в милицию. В двух словах объяснил ситуацию.

— Серёжа, Серёжа, — крикнула женщина вглубь двора, уже смеркалось.

Появился русоволосый парень с ясными светлыми глазами. На вид ему было лет 14—15. Это был будущий Валин папа. Когда Валина мама подняла на него свои фиалковые глаза, он был поражён, он не знал тогда, что это любовь.

А Валина мама сразу поняла, что влюбилась на всю жизнь. Так и оказалось.

— Серёженька, беги быстро в сельсовет, зови сюда дядю Мишу — участкового, папу и Иван Акимыча — председателя сельсовета, срочно, милый, скажи, что срочно. А вы пока идите, умойтесь и садитесь кушать.

Дети уже заканчивали трапезу, когда появились трое мужчин, следом зашёл Сергей. Хозяйка пригласила их за стол.

— Это диверсанты, — изрёк Михалыч, — война, дети, война.

— Какая война? — возмутилась Гулира.

— Какая война? — удивился Саша.

Валина мама промолчала. Она всегда была тихой и скромной отличницей.

— Великая война будет, — сказал Акимыч, — фашисты объявили нам войну. А ваши друзья стали первыми жертвами на нашей морегорской земле. Первыми жертвами первых диверсантов.

И дети вдруг осознали, что их друзей Ленку-ленинградку и Валерку-ростовчанина убили злейшие враги их страны.

— Сегодня в 4 утра немцы объявили нам войну, захвачена уже почти вся Белоруссия, бомбят Украину, — Акимыч вещал голосом Левитана, пытаясь сам осознать это.

— А Гомель? — насторожилась Валина мама, страшась ответа.

— И Гомель тоже. Парень, пойдёшь с нами, — сказал участковый Сашке.

Девочке сделалось дурно. Пока её отпаивали, Гулира висла на Сашке.

— И я с ним, и я с ним.

— Девочка, он скоро придёт, — увещевал её участковый дядя Миша, — мы сейчас на моём драндулете рванём в станицу к начальству, он там всё расскажет и приедем. Успокойся.

Так и произошло. Они уселись на мотоцикл «Урал», старый, дребезжащий, но работающий. В коляску сел Акимыч, сзади дяди Миши уселся Сашка. Пока мотоцикл пыхтел и рычал, Гулира всё держала Сашу за руку.

Потом через десять лет после войны, молодые и красивые Валины родители поедут в Ташкент на свадьбу Гулиры и Сашки. Это будет их первым совместным путешествием полным любви и надежд на светлое будущее. Сашка станет видным засекреченным советским учёным, Гулира — его любящей женой и матерью детей, будут они жить в Подмосковье, в Звёздном городке. Валины родители даже разок побывают у них в гостях, но это будет намного позже, после полёта первого космонавта. И Сашка с Гулирой приедут к ним в Морегорск, будут отдыхать в санатории, но всё свободное время проводить на хуторе у Валиных родителей.

Валина мама осталась жить на хуторе. Начальство пионерского лагеря «Буревестник» отправило детей по домам по возможности. Тех детей, чьи города и сёла были захвачены оккупантами, оставили в лагере, другие смены не принимали, а дети продолжали жить на побережье в лагере. Взрослые были уверенны, что война ненадолго и к осени вся эта катавасия закончится. Местные жители думали точно так же и чем могли помогали детям, оказавшимся волею судьбы без родителей. Валину маму оставили в лагере, в Белоруссию путь был закрыт, хотя Гомель ещё месяц оставался в зоне действия Красной армии, но бомбардировали его регулярно. Завод эвакуировать не успели, мама работала на заводе, младшая сестрёнка оставалась с бабушкой. Отец ушёл в партизаны. Письма ещё целый месяц приходили на лагерный адрес. Дети, которые не были эвакуированы, ещё полгода были в лагере. Потом пришёл приказ отдать их в морегорский детский дом, который будет эвакуирован. Фашисты уже захватили большую половину побережья, дошла очередь и до Морегорска. Валина мама побежала на хутор, она часто там бывала. То играла с маленькой сестрёнкой Серёжи, то помогала его маме по хозяйству. Отец Серёжи был на фронте. Оторванная от своей семьи, девочка искала материнского тепла и ласки у своей будущей свекрови. А Серёжа стал для неё центром вселенной, он учил её сельским премудростям и играм, и она внимала каждому его слову. Он уже работал комбайнёром в поле, несмотря на то, что ему было всего 15 лет. А что тут поделаешь? Всех взрослых мужчин забрали на войну. У этих детей не было детства. Но Валя помнит своего отца, как он с любовью рассказывал о своём детстве, о военных годах. Валя всегда удивлялась, как можно с любовью рассказывать о войне? Можно. Ведь жизнь идёт, и в ней всегда случается много интересного — и плохое, и хорошее.

Под расписку с указанием всех паспортных данных Валина бабушка забрала девочку. Бабушка всем говорила, что девочка её племянница, которая не успела из лагеря уехать. Правду знали только Акимыч и дядя Миша, но их не было уже на хуторе. Дядя Миша ушёл на фронт, а Акимыч, говорят, организовывал где-то в горах партизанский отряд. Так Валина мама и осталась жить в доме своего будущего мужа. Под новый 1942 год пришла похоронка на Серёжиного отца, не успели отгоревать, как немцы ворвались, оккупировали город и станицы. Молодёжь сгоняли для отправки в Германию. Валина мама была маленькая, ей это не грозило. А вот Серёжа со своими друзьями ушёл в партизаны. Иногда он встречался с мамой в пещере, мама приносила провизию. Оккупация закончилась весной 1944 года, и Серёжа вернулся домой живой и здоровый, без единой царапинки. Как только в феврале 44 года Сергею исполнилось 18 лет, он ушёл на войну. Он застал конец войны, но прошёл полЕвропы и служил до конца 45 года. Все эти года Валина мама ждала его.

Победа принесла всем не только облегчение, но и надежду на светлое будущее. А Валиной маме ещё надежду, что её семья жива и здорова. Она отправляла запросы, но получала только отрицательные ответы: «Сведений не имеем». Она решила сама съездить в Белоруссию. Ей уже было 16 лет, она была взрослая и разумная девочка, и будущая свекровь благословила её на поездку только с одним условием, если что не так, пусть возвращается назад. Так и получилось. Один из самых сильных страхов для любого человека: понять, что ошибался в течение долгого времени, ждал, надеялся и ошибался. Так и Валина мама ошиблась в своих надеждах, в вере, что её семья жива, что эта проклятая война их пощадит. Ошибка, подкосившая её. Рухнули её надежды.

Отец Валиной мамы геройски погиб, партизаня в белорусских лесах. Об этом она узнала через третьих лиц, тогда ещё не был сформирован архив партизанского штаба белорусского движения, собирали его по крупицам. Прицельным ударом авиабомбы был полностью разрушен завод. Погибло много людей, в том числе и Валина бабушка из Гомеля. Младшая сестра Валиной мамы и её бабушка погибли при эвакуации в августе 41 года, они эвакуировались самыми последними, и тогда фашистские бомбы прямым попаданием уничтожили весь состав.

Оплакав своих близких, девушка вернулась на юг. Лето 45 года было жарким, засушливым. В приморских районах всегда была проблема с водой. Колодцы высохли, а в тех, где была вода, преспокойно жила кишечная палочка. Брюшной тиф подкосил и Валину маму, и Серёжину младшую сестрёнку. Бабушка жила в постоянном страхе за сына, который ещё где-то воевал, хоть и война закончилась, за больную маленькую дочь, за приёмную девочку, которая незаметно стала ей дорога. Но нельзя жить в постоянном страхе, нельзя всё время чего-то бояться и переживать, — этим ты притягиваешь несчастье, и оно случилось. Умерла бабушкина дочь от тифа, Валина мама выжила. Так она и осталась жить в семье своего будущего мужа, ждала его из действующей Армии и считала месяцы до своего совершеннолетия, стала своей будущей свекрови опорой. Ещё год и они могут с Серёженькой пожениться. И опять злой рок встал на их пути.