Бесплатный фрагмент - Прокуратура на краю Вечности

Дисклеймер: «Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.

Все персонажи данного произведения являются вымышленными и любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно».

Предисловие

Все мы чем-нибудь увлекаемся: кто-то спортом, кто-то просмотром фильмов или играми на компе, некоторые любят путешествовать, а кто-то при этом еще занимается исследованием, причем зачастую неважно чего, лишь бы открывать для себя что-то новое и необычное. Вот и я в какой-то момент нашел для себя увлечение — поездки по родному краю с целью детального его изучения. Нет, я не завзятый краевед или мне просто нечем заняться. Просто однажды я понял, что не обязательно уезжать за тридевять земель, чтобы отыскать нечто необычное и заслуживающее внимания. Нужно уметь это видеть вокруг себя, и тогда даже лесное озеро в глубине непроходимых дебрей или заброшенная часовенка среди бескрайних полей могут стать настоящим открытием. А если при этом ты еще умеешь видеть красоту окружающего мира и понимаешь, что все это вот вокруг, оно просто наполнено смыслом и гармоней, то этого вполне достаточно для ощущения внутреннего счастья. Вот, собственно, этим я и занимался. Искал свое счастье и находил его. За пару лет, совместно со своими приятелями, я объездил весь наш район и половину нашей области. И, казалось, нет такого места, про которое мне было бы неизвестно, но в один прекрасный день приходит ко мне мой приятель Саня и спрашивает: «А ты когда-нибудь был на холме, на болотах?» Я, понятное дело, удивился, поскольку ни о каких холмах на болотах я слыхом не слыхивал, и даже на Google картах их не значилось. Насчет катакомб, которые еще в прошлом веке якобы существовали на болоте, я конечно был в курсе. Байки о них ходили давно и упорно, и их смело можно было отнести к разряду городских легенд. Только добраться до них было нереально, поскольку за последние 10 лет уровень воды в наших болотах неожиданно вырос, и даже если катакомбы на самом деле были, то их просто затопило. Так что, какие-либо исследования на эту тему были невозможны. Но вот холм… О холме я ничего не слышал, о чем я честно признался Сане.

— Короче, — сказал Саня, извлекая на свет мобильник и тыкая в Google карты. — Вот здесь с западной стороны есть старая дорога, она упирается прямо в болото. Как тебе известно, раньше она была дальше и доходила до деревеньки Глухово.

— Это мне известно, — кивнул я. — Я также знаю, что ее окончательно затопило лет 15 тому назад, и наши власти решили, что проще и дешевле будет провести новую дорогу в обход болот, чем бороться с постоянными сезонными разливами. Это мне всё известно. Причем тут холм?

— То-то и оно, — сказал Саня. — Фишка в том, что раньше эта дорога проходила мимо довольно высокого холма, рядом с которым были то ли казармы военных, то ли какие-то хозяйственные здания. А еще там в 90-х была районная прокуратура.

— Прокуратура? — переспросил я. По роду деятельности я хорошо знал где находится прокуратура, но в первый раз слышал, чтобы районная прокуратура находилась где-нибудь еще, кроме как в здании у вокзала.

— Да, именно, — закивал Саня.

— В первый раз об этом слышу, — признался я.

— Ну, может, в 80-х, — сказал Саня. — Я, честно говоря, не очень на этом акцентировался. При любых раскладах где-то в семи-десяти километрах от города есть холм, а там старые здания. Сечешь, о чем я?

Я кивнул.

— А откуда тебе это стало известно?

— Мне мой сосед рассказал, дядя Коля. Он у нас заядлый грибник, и периодически вылезает на охоту за ними в новые места. А поскольку сезон в этом году не сильно грибной из-за засухи, дядя Коля решил прогуляться на болота, и зашел довольно далеко в западном направлении. Вот там он и увидел этот холм. Говорит, правда, добраться до него без лодки нереально. Мол, там метров на сто вокруг небольшой пруд и глубина приличная. Так что просто так не дойдешь. Да дяде Коле и без надобности всё это. А вот нам, думаю, самое оно до туда прогуляться.

— Это да, — согласился я. — Пешком, правда, через болото будет проблематично пробираться.

— Не боись! — успокоил Саня. — Там сейчас сухо, дождей уже месяц, считай, не было, и все лето было сухое. Так что давай в субботу с утречка туда намылимся. Я с собой ещ�� ружьишко прихвачу. Дядя Коля говорит, там уток немерено.

— Идет, — сказал я, и мы расстались.

Тем же вечером я основательно проштудировал историю того, что было известно о загадочном холме и находившихся на нем зданиях. Интернет выдал мне много интересного, но по большой части бесполезного. Выяснилось, что в этих краях действительно были постройки военных, в одной из которых, с середины 80-х годов прошлого века и до 2004-го года, располагалась районная прокуратура. Потом, когда эту территорию окончательно затопило, прокуратуру перенесли к нам в город и предоставили под ее нужды помещение у вокзала. С учетом того, что сам я начал работать в этой сфере только с 2010-го, неудивительно, что я ничего не знал о об истории переезда на новое место.

Что касается самого холма, то о нем в интернете ничего не говорилось, а на Google картах он просто не значился. Я сильно не удивился, поскольку наши болота даже в XXI веке продолжали оставаться белым пятном на карте России, и, по некоторым утверждениям, со спутников практически не просматривались. Мне в свое время один знакомый пытался объяснить, что в районе болот есть какая-то электромагнитная аномалия, искажающая снимки из космоса, но я не сильно разбирался в физике, поэтому ни черта не понял в его объяснении. Возможно, так оно и было, не знаю. В любом случае, существование загадочного холма и зданий на нем я собирался проверить в ближайшие выходные.

В субботу мы, как и было договорено, встретились с Саней, и на моей машине поехали в сторону болот. Я знал там неплохую площадку рядом с парой деревянных жилых домов, где можно было безбоязненно оставить машину. Оттуда мы собирались начать наш маршрут. С нами также отправился наш общий приятель Леха, который тоже был увлечен темами поиска необычных мест и сталкерства, и услышав о чем-то новом и неизвестном, не смог остаться в стороне.

Прибыв на стоянку, мы оставили машину и с рюкзаками отправились в путь. Я захватил с собой двухместную резиновую лодку, и такую же взял с собой Леха. Поскольку идти предстояло довольно долго, договорились, что припасы понесет Саня, который прихватил с собой еще и ружье, надеясь на месте пострелять уток.

Я довольно неплохо ориентировался на болотах, знал многие тайные тропинки, но так далеко никогда не углублялся. А зачем? Ничего нового все равно не увидишь, а смысла топать вглубь, где топи и трясина, нет никакого. Тем не менее я был абсолютно уверен, что смогу без проблем провести всю нашу компанию туда, куда нам нужно и даже безо всякого компаса. Примерный ориентир у нас был, оставалось только надеяться, что мы не попадем в какую-нибудь топь, которую придется долго и муторно обходить. Хотя, судя по рассказам дяди Коли, болота этим летом основательно подсохли, и дойти до места назначения можно было чуть ли не в тапочках.

Я бы сказал, что дядя Коля практически не соврал или же ему повезло пройти более сухим маршрутом, но мы добрались до места назначения, почти не замочив резиновых сапог, разве что пару раз пришлось переходить через неглубокие лужи. На завершающем этапе нас встретила стена тростника высотой выше человеческого роста, за которой угадывалось открытое пространство. Преодолев ее, мы наконец-то увидели цель нашей экспедиции — остров посреди небольшого прудика. Не скажу, что остров меня впечатлил. Высотой метров шесть, не больше, пологий на вершине и практически без растительности; он уходил куда-то в западном направлении и напоминал скорее небольшую гряду, чем холм. Я с подобными встречался на болотах, хотя и меньшего размера. Наверное, раньше этот холм казался выше, но теперь его окружало с полсотни или чуть больше метров водяной глади, и холм не казался таким грандиозным, как раньше. Впрочем, это не исключало его уникальности для здешних мест и вызывало закономерный вопрос: а почему раньше мы о нем ничего не знали? Но, с другой стороны, мы о многом не знаем, что, порой, находится под боком, так что ничего удивительного.

Глядя со стороны на холм, мы, прежде всего, обратили внимание на несколько строений, четыре из которых были полузатоплены, а пятое, трехэтажный домик, сумел избежать этой участи благодаря тому, что был построен на самой вершине. Чуть ниже по холму произрастал целый ряд лип, которые, скорее всего, были специально тут посажены в незапамятные времена.

— Ого! — откомментировал Саня. — Не хило.

— Да, — согласился я. — Примечательный объект. Вот так живешь и даже не знаешь, что рядом с тобой по соседству находится.

— Просто мало в эту сторону ходили, — сказал Леха. — Здесь же всегда раньше вода была и грязь. Какой смысл сюда переться был? А в этом году всё подсохло.

Мы отошли от края воды на сотню шагов, где нашли относительно сухую площадку, на которой собственно и накачали свои лодки. Затем мы их аккуратно перетащили через заросли тростника и спустили на воду. Почти сразу пошла глубина, которая достаточно неплохо просматривалась через буроватую торфяную воду.

— Тут раньше, судя по всему, впадина была, — заметил Саня.

— Ну да, — согласился я. — Холмик повыше казался.

— Тут вообще получается низина, — сказал Леха, гребущий на лодке за нами. — Что-то вроде котлована.

— Или метеоритного кратера, — поддержал Саня.

Посмеялись. Проплыли мимо полузатопленных зданий. Решили, что потом их посмотрим, сначала исследуем сам остров. Естественно, активно всё фоткали и снимали видео. Ну а как иначе? Надо же поделиться отчетом в соцсетях. Сам холмик оказался довольно длинным и не меньше чем на 150 шагов уходил в западном направлении. Там он постепенно погружался под воду и в итоге оказывался со всех сторон окружен водной гладью. Наверное, в более дождливые сезоны вода покрывала его еще больше, добираясь до корней лип, все еще росших с северной стороны острова. Липы образовывали целую аллею, и между ними угадывалась дорожка, хотя и сильно заросшая. Больше ничем особо примечательного на острове мы не обнаружили, если не считать шикарных видов на окрестности, которые смотрелись бы еще лучше, если бы не отсутствие солнца. День все же выдался пасмурный, хоть и без дождя.

Бегло завершив осмотр острова, мы направились в единственное не затопленное здание, рассчитывая залезть на крышу и оттуда получить еще более впечатляющие виды. Здание было ветхим и необычно старым, стены его во многих местах обвалились, и в потолках зияли огромные дырки. Тем не менее лестница практически не пострадала, и мы сумели добраться до третьего этажа. Дальше, судя по всему, был еще один этаж под самой крышей, но крыша обвалилась и старые балки перегородили нам проход. так что пришлось довольствоваться только третьим этажом. Сюда мы тоже не сразу решились зайти, поскольку пол оказался провален сразу в нескольких местах и выглядел так, словно готов был в любой момент окончательно рухнуть вниз. Тем не менее, мы сумели краешком пройти в комнату напротив входной двери, и здесь поняли, чем было раньше это маленькое и непритязательное здание. Прокуратурой. Об этом свидетельствовали старые, местами заплесневевшие, бланки всевозможных протоколов и постановлений.

— О, как раз по твоей теме! — сказал Саня, и я не мог не согласиться. Хоть я уже давно не работал в прокуратуре, тем не менее, продолжал трудиться по специальности, и мне всё это было очень даже знакомо.

Мы стали осматривать коробки с бумагами и какое-то барахло, накиданное на полу, хотя делали это без особого энтузиазма. Понимали, что ничего ценного, скорее всего, не найдем и занимались этим просто так, для галочки.

Именно во время этого беглого осмотра, мое внимание привлекла старая спортивная сумка, стоявшая за дверью в бывший кабинет. Я поднял ее и обнаружил внутри несколько тетрадей, объемом от 48 до 96 листов. Из чистого любопытства взяв одну из них и раскрыв, я понял, что это чей-то дневник или даже некое жизнеописание. Почерк у автора был отвратительный, что свойственно многим юристом, а сами страницы местами были уже изъедены плесенью и просто выцвели от старости, но тем не менее основной текст прочесть было возможно. Я начал читать, и пока мои товарищи ходили по соседним кабинетам, сумел прочесть пару страниц. Из их содержания я понял, что, скорее всего, передо мной дневник практики, написанный в виде литературного произведения. И всё это содержалось в десятке обычных тетрадей. Почему автор их оставил, я не понял, но меня по какой-то причине их содержание заинтересовало, и я решил захватить тетради с собой вместе со старой спортивной сумкой, в которой они находились. Потом почитаю, решил я. На вопросы моих товарищей, зачем мне это старье, я сказал, что попробую разобраться в записях, может, найду что-нибудь интересное. Друзья не возражали, их подобранная мной макулатура не волновала.

Мы еще пару часов побродили по острову, в том числе сплавали до затопленных зданий, и хоть внутрь не полезли (слишком там было опасно), но достаточно пофотографировались на фоне заброшки и сделали видеоотчет.

Пожалуй, самое интересное произошло в конце, когда мы уже собирались отправиться в обратный путь. Саня, не оставлявший надежды поохотиться на уток, которых, хоть убей, даже следа не наблюдалось, отправился на западную оконечность острова, намереваясь посмотреть окрестности в бинокль. Вернувшись, он хмуро объявил, что утки, похоже, вымерли, но одновременно предложил на лодке сплавать с западной стороны острова. На логичный вопрос: «Зачем это делать?», Саня пояснил, что заметил в той стороне какие-то непонятные штуки, торчащие из воды.

— Да там из воды торчит что-то, — пояснил он. — Я не понял точно, что такое, но похоже на верхушки крестов.

Понятное дело, нас известие Сани заинтересовало, и мы решили подплыть к тому месту, где он заметил загадочные объекты. Плыли медленно и крайне осторожно — опасались напороться на какое-нибудь острие, выступающее из воды, и проколоть лодку.

Когда приплыли на место, то убедились, что Саня был прав. На водной поверхности действительно выделялись верхушки нескольких крестов. И дальше, насколько позволяла буроватая прозрачность воды, на глубине просматривались другие надгробия с крестами и без.

— Ни хрена ж себе! — откомментировал по этому поводу Саня. — Кладбище.

— Судя по всему, старинное, — заметил я.

— Ты это с чего решил? — поинтересовался Саня.

— Кресты древние, — пояснил я. — Я такие на старом кладбище в Слободке видел. Там они все сплошь конца XIX, начала XX века. Да и вряд ли бы позволили кладбище просто так затопить, они же все подучетные эти захоронения.

— Эх! — сказал Леха. — Сюда бы с аквалангом наведаться, такие кадры можно сделать!

— Да, в принципе, даже с маской можно попробовать, — сказал я, думая о том же, что Леха.

— Ну так давай это сделаем, — сказал Саня. — Как насчет завтра?

— Завтра у меня не получится, — покачал я головой. — Жене обещал в город с ней съездить.

— Тогда давай на следующих выходных, — предложил Саня.

— Давай, — согласился я, и Леха меня поддержал.

Сразу скажу, что осуществить нашу идею нам не удалось ни на следующих выходных, ни после, ни вообще в этом году. Практически сразу, с понедельника, зарядили долгие и обильные дожди, так что окружающую местность затопило до такой степени, что из берегов вышли наш городской пруд и речка, с которыми подобного не происходило даже во время весенних паводков. Болота же залило так, что они стали практически непроходимыми, да и вода в них стала такая мутная, что осуществление нашей затеи потеряло всякий смысл. Впрочем, речь не о затопленных кладбищах, а о дневниках. Честно говоря, стал я их изучать не сразу и закинул к себе на дачу, пообещав самому себе почитать их как-нибудь на выходных. Потом я закрутился, заработался и почти на месяц забыл об их существовании. Лишь где-то через месяц, подготавливая дачу к зиме, я вновь наткнулся на сумку с тетрадями, и решил тут же на даче их почитать. И читал три часа без перерыва. Потом забрал их к себе домой и всю следующую неделю продолжал читать написанную мелким почерком историю. Когда я завершил чтение, у меня сразу возник вопрос: что это было? То, что написал неизвестный мне автор — имя его не звучало нигде в повествовании, только намеки — вряд ли могло происходить на самом деле. Уж слишком фантастичными были те события, которые он описывал. С другой стороны, там было столько деталей, которые соответствовали действительности, что вряд ли можно было сомневаться в том, что автор этого произведения был их непосредственным участником. Я даже увидел в тексте пару знакомых фамилий, хотя сами эти люди на момент начала моей трудовой деятельности считались уже далеким прошлым. В итоге я сделал вывод, что прочитанный мной дневник, скорее всего, является литературным произведением автора с очень богатой фантазией. Почему только он не попытался его издать, а бросил так, словно ему это не было нужно? Я не знал ответа на этот вопрос и мог строить только догадки. С другой стороны, я решил, что не стоит пропадать стольким трудам, и следует это всё напечатать и попытаться издать.

Для большего понимания происходящего в повествовании, также считаю нужным пояснить, что, скорее всего, описываемые автором события относятся к концу 90-х, началу 2000-х годов, но не позже 2004—2005 года, скорее значительно раньше. Хоть сам автор нигде не упоминает год описываемых событий, однако из того факта, что в его описании использование интернета практически не упоминается, а мобильные телефоны только еще входят в употребление, можно сделать вывод, что это произошло именно в эти годы. Также фамилии лиц, являющихся участниками повествования, наводят на мысль, что всё это происходило в конце 90-х годов прошлого века. Пару раз в тексте упоминается 1999 год, так что, вполне возможно, что именно тогда все и случилось. Сам автор позиционирует себя студентом юридического факультета четвертого курса. По всей видимости, это так и есть, о чем свидетельствует стиль повествования и некоторые подробности, соответствующие этому статусу. Я, со своей стороны, даже предпринял некоторые попытки установить его личность на основании имеющихся данных, но у меня это не получилось. Слишком давно всё происходило, и весь состав прокуратуры, а также милиции с тех пор поменялся несколько раз, и кем стал автор этих дневников, и стал ли он вообще, остается только гадать.

В тот момент, когда я пишу эти строки, за окнами падает первый снег, и дорога к загадочному холму на болотах затоплена и закрыта как минимум до весны. Возможно, весной или летом я предприму еще одну вылазку в том направлении и может смогу еще что-то найти, что прояснит мне личность автора дневника или его дальнейшую судьбу. Но пока я буду ждать и надеяться на то, что, возможно, что-то из описанного неизвестным автором является правдой. И то неизведанное, что нас окружает, таится не где-то далеко, а совсем рядом. Стоит только сделать шаг в открытую дверь…

ПРОКУРАТУРА НА КРАЮ ВЕЧНОСТИ

(или «Записки пропавшего практиканта»)

День Первый. Понедельник.

Те, кто учился на Юр. факе знают: для того, чтобы сдать здесь экзамен, вовсе не надо быть семи пядей во лбу. Достаточно просто стабильно посещать занятия, вести конспекты и смотреть на преподавателя честными, восхищенными глазами. Преподы это любят. Если же вы не умеете это делать, тогда зубрите гранит науки, и готовьте шпоры. Шпоры они еще никому не мешали. Даже круглым отличникам. Но таких на юрфаке, к счастью, немного, всего процентов пять от общего числа. Это те, кого именуют «уманами» или реже «ботаниками». Они до такой степени приспособлены к местной среде обитания, что иногда создается ощущение, что их прямо здесь и родили, и воспитали или же вывели путем тяжелых, сомнительных мутаций. Глядя на то, как «уманы» порой ведут споры по поводу какой-нибудь заковыристой трактовки закона, невольно покрываешься пупырышками и думаешь: «Не приведи Господи когда-нибудь стать таким же!» Сам-то я не такой. Я — гопник. Оболтус, лентяй, прогульщик и тому подобное. Но не думайте, что я что-то из ряда вон выходящее. Как показывают последние социологические опросы и мои личные наблюдения, нас большинство. Юрфак наводнен нами хуже, чем Китай китайцами. Спросите, как мы сюда попали? А по-всякому. Кого пропихнули родители (читай- пнули ногой под зад), кого-то забыли предупредить, что они сдают экзамены в престижный университет, и они сдуру поступили, кто-то сознательно ломанулся в юриспруденцию, надеясь в дальнейшем забивать неплохие бабки, кто-то…. В общем, по-разному. Лично я просто не знал, куда себя деть, и чтобы отмазаться перед родителями (а в будущем и перед армией,) подал документы на юрфак. Как я сдавал экзамены, я вам не расскажу, а мои родители не выложат даже под пыткой. В итоге я все же оказался среди абитуриентов, и первое время не мог понять, куда я попал. Если честно, к моменту поступления я имел весьма смутное представление об юриспруденции и всем, что с этим связано, и оказавшись в незнакомой среде, даже немного растерялся. Я сравнивал себя с остальными однокурсниками, казавшимися такими деловыми и все понимающими, и от этого сравнения еще больше терялся. Моя растерянность прошла где-то к концу первого, началу второго курсов, когда я наконец разобрался, что большинство моих сокурсников вовсе не монстры юриспруденции, а вполне нормальные люди, а что напускают на себя заумный вид, так это больше со страху. Вот тогда-то и выяснилось, что большинство будущих юристов — форменная гопота. А раз так, то здраво оценив ситуацию, я абсолютно обоснованно влился в состав большинства. К третьему курсу я окончательно освоился и решил, что жизнь лафа.

Не испугало меня и известие о предстоящей практике. Воспринимая ее как неизбежное, но вполне преодолимое зло, я честно решил ее откосить, а осенью представить в универ липовую, но честно купленную справку. Для этой цели я связался с одним из своих приятелей, и тот пообещал мне стопроцентное исполнение моих желаний. Успокоенный его обещаниями, я спокойно отгулял все лето, и вспомнил о необходимости прохождения практики только ближе к осени, когда впереди вновь замаячило начало учебы.

Каково же было мое состояние, когда я узнал, что моя халява с липовой характеристикой накрывается медным тазом. Причем не помогли ни уговоры, ни увеличение прайса в два раза, ни откровенные угрозы с обещанием набить морду. Нет, и все тут. Звиняй, не получилось, или как говорила старая кобыла в анекдоте: «Ну не шмогла я, не шмогла…»

Я растерялся. Более того, я не знал, что делать. То ли бить морду тому, кто меня так подставил, то ли рвать жилы и в экстренном порядке устраиваться в первую подвернувшуюся правоохранительную структуру. В конце концов здравый смысл взял верх, и я решил про себя, что морду я набить всегда успею, после чего вооружился телефонным справочником и картой нашего города, занялся поисками действующей прокуратуры.

Городок у нас маленький. Тысяч тридцать-сорок жителей. Не больше. Патриоты города, правда, утверждают, что нас уже больше пятидесяти тысяч, но, насколько мне известно, они просто пытаются выдать желаемое за действительное. В любом случае, городок наш невелик, и как вы сами понимаете, в таком маленьком городке все как на ладони. Везде все известно. Несмотря на это, я не знал, где у нас находится прокуратура. Найти ее на карте также оказалось делом нелегким. Улицы, по которой прокуратура значилась в телефонном справочнике, при первом, беглом просмотре карты не нашлось вовсе, и мне пришлось просматривать карту буквально по миллиметру. Наконец, я нашел то, что искал. Не скажу, что мое открытие меня порадовало. Прокуратура оказалась в таких… гребенях, что хотелось взвыть от досады и поинтересоваться, какому мудрому государственному деятелю пришла в голову идея разместить прокуратуру за чертой города? Да не просто за чертой, а выдвинуть ее, словно бастион, на пять километров в сторону бесконечных болот, обозначаемых на карте не иначе как белым пятном? М-да, я бы такому затейнику за подобные приколухи ноги бы точно пообломал.

Все еще надеясь, что не все так плохо, как кажется, я посмотрел на карте, где расположена другая ближайшая к нам прокуратура, после чего смирился с неизбежным. По всем прикидкам выходило, что добираться до нее мне пришлось бы не менее часа, поэтому с этой точки зрения наша прокуратура еще в принципе была по соседству.

Определившись с направлением движения, я быстро оделся и отправился на автобусную остановку. Я рассчитывал еще до обеда добраться до места назначения, и там уже на месте определиться, что делать дальше. В идеале я, конечно, рассчитывал вообще отмазаться от неприятной процедуры прохождения практики, поставив для этого пол литра или даже больше кому следует, но, в крайнем случае, готов был оттарабанить от звонка до звонка. Что поделаешь, хочешь учиться, становись практикантом. А то за непрохождение практики могут и отчислить, и в таких делах поллитра — не валюта.

Я прибежал на автобусную остановку где-то в половине двенадцатого, и тут же выяснил еще одну неприятную для своего будущего существования деталь. В нужном мне направлении ходил всего один автобус, и, видимо, ввиду крайней малозаселенности данного направления, отправлялся от стабильно через каждые четыре часа, начиная с восьми утра. По-быстрому прикинув, сколько времени мне придется прождать ближайший автобус, я решил, что пять километров — не расстояние, и я не слишком перенапрягусь, если разок пройду их пешком. Утешая себя этим, а также тем, что пешие прогулки полезны для здоровья, я направил свои стопы к заветной цели.

Я пересек мост, отделяющий автобусное кольцо от всего остального мира, и обогнув церковь с примостившимся к ней рынком, углубился в район, состоящий в основном из древних, дореволюционных построек. Тем самым я намеревался срезать крюк, который делает дорога, прежде чем устремиться прочь из города. В детстве мы часто устраивали здесь свои игры, и проводили целые дни напролёт, гоняясь друг за другом, или совершая дерзкие вылазки на огороды предполагаемого противника. Я знал здесь каждый закуток, каждую дырку в заборе, любой чердак мог стать мне надежным убежищем, задумай я поиграть в прятки или спрятаться от правосудия. При желании и достаточном количестве времени я, думаю, смог бы выбраться отсюда даже с завязанными глазами.

Я перешел по доскам грязную канаву, появившуюся судя по всему, не так давно, обошел угол небольшого, трехэтажного дома и, нырнув в одну из многочисленных арок, вышел…

м-м… да. И куда это я вышел? Я удивлённо огляделся. Место, в котором я оказался, было мне незнакомо. Кирпичное, четырехэтажное здание, с двух сторон увенчанное башенками в готическом стиле, с давно высохшем фонтаном…. Не было здесь такого. И этого сада, с выступающими из-за увитой плющем ограды древними дубами, его тоже не было. Не могли мы, изучившие наизусть здешние места, пропустить такое, никак не могли. Но вот я стоял перед этим великолепием, мог запросто лицезреть его, мог даже подойти потрогать и… Я не помнил его. Просто не помнил. Мне захотелось ущипнуть себя, что я и сделал, но это не помогло. Всё осталось на своих местах, включая меня в полустолбнячном состоянии. Я почесал ухо. Оставалось только предположить, что некоторые воспоминания моего детства всё же не сохранились. Иначе откуда здесь этот дом? Да еще и с фонтаном в придачу? Не выросли же они, словно грибы? Особенно сад. Ну, построить дом и придать ему такой вид, словно тот пережил не одну войну, это, при наличии денег, ещё можно. Но вырастить дубы… Такое не под силу даже специалистам по садово-парковой архитектуре. Значит, с памятью моей что-то стало… Ну да. И кроме того, как это не нелепо звучало, выходило, что я заблудился. Конечно, ничего страшного в этом не было, всё-таки город, он не тайга, как-нибудь выбрался бы, но всё же подобное положение вещей сбивало с толку. Самым разумным в сложившейся ситуации было бы обратиться за помощью к местному населению, но как назло, в поле зрения никого не наблюдалось. Я уж было совсем приготовился идти куда глаза глядят, но тут из-за поворота показалась повозка, в которую был запряжен здоровый мерин. Такие я видел только в деревне. Телега не спеша приближалась, и вскоре я смог различить сидящих в ней старичка и старушку. Их милые выражения лиц, напоминали картинки из детских книжек. Старички о чём-то оживлённо болтали, и старушка стабильно заливалась смехом, произнося при этом что-то вроде: «Ну ты, дед, даёшь!» и довольно качая головой, так что создавалось впечатление, что у них первое свидание, а не длинная совместная жизнь. Хотя, может так и было, я не знал. Я вышел навстречу подъезжающей телеге и поздоровался. Старички ответили тем же. Дедуля сказал лошади: «Тпру!», и телега остановилась.

— Извините, — обратился я к старичкам, — вы не подскажите мне, как добраться до…. — Я хотел было сказать «до дороги» или даже «до автострады», но поскольку дорога была и здесь, на том месте, где мы стояли, и старички попросту могли не понять, рискнул: — До прокуратуры?

Старички воззрились на меня ясными взглядами людей, чьё знакомство с правоохранительными органами не распространялась дальше местного участкового, с которым в воскресенье вместе ловили рыбу, а потом вместе глушили водку. Дед беспомощно взглянул на старушку, но та хлопала широко раскрытыми глазами и молчала. Дедок повернулся ко мне:

— До куда, ты сказал, тебе нужно, милок? — переспросил он.

— До прокуратуры, — послушно повторил я, подозревая правда, что это вряд ли поможет.

Дедок озадаченно почесал макушку.

— Где же в наших краях такое может быть? — спросил он скорее самого себя, чем окружающих. Он снова повернулся к старушке, словно ища поддержки. — Ты не знаешь?

— Это, наверное, где судии заседают, — предположила старушка.

— Где судии? — как эхо откликнулся дед. — Ах да! — протянул он затем. -Это тот дом, почти у самых болот который будет. А-а-а! Тебе он нужен? — Это уже вопрос ко мне.

Я высказал предположение, что вероятнее всего так и есть. Старичок понимающе покивал.

— Так он же далече, — вдруг встрепенулся он. — Верст 7 или 8, если по прямой.

Я развел руками и выразил уверенность, что сумею не развалится на части при преодолении этого расстояния, если только буду знать, в какую сторону мне идти.

— Так садись с нами, внучек, — неожиданно предложил старичок. — Мы как раз в ту сторону собрались.

— Это верно, — поддержала бабка. -Залезай к нам, внучек, мы тебя мигом довезем до твоих судий.

Я поблагодарил старичков за радушное предложение и хотел было отказаться, но я просто представил, сколько мне ещё придётся идти пешком, и согласился. «Всё же лучше, чем ничего» — решил я, забираюсь в телегу, и стараясь с удобством разместиться в ворохе мягкого, душистого сена, постеленного на дно повозки. Кажется, мне это удалось, во всяком случае дискомфорта от поездки я не ощущал. Дедуля сказал: «Но!», и повозка тронулась.

Очень скоро мы выехали в знакомые места, и я мог только удивляться, как меня угораздило заблудится, и откуда в хоженом-перехоженном с детства районе взялся тот дом с садом. Мне это почему-то представлялось важным, поэтому я постарался запомнить дорогу, по которой мы ехали, чтобы как-нибудь потом снова навестить эти места, и разобраться с загадочным кирпичным строением. Когда мы выбрались из лабиринта переулков и выехали на асфальтовую дорогу, я уже составил в уме подробный план проделанного нами маршрута, и теперь пытался сопоставить его с маршрутом, пройденным мною самостоятельно. В этом занятии меня постоянно сбивали моей попутчики, принявшиеся обстоятельно и неторопливо расспрашивать меня обо всех жизненных перипетиях, вынудивших меня податься в столь неприветливое место, как прокуратура. Я как смог, постарался им объяснить. Не уверен, правда, что они всё поняли, но сочувствие выразили вполне искренне. Я так и не понял, в какой момент мы перешли с разговора о моих проблемах, но обсуждение особенностей того места, в котором мне предстояло обитать. Просто в какой-то момент дед вдруг сказал:

— Да, дом там большой. — Дедуля покивал. — Это потом там судии заседать стали, — продолжал он свой рассказ. — А раньше графий жил…

— Это когда же было? — спросил я больше для поддержания разговора.

— Ой, давно, внучек, давно! — Махнул рукой дед. — Мы тогда с бабулей ещё босоногими ребятишками по траве бегали. Я-то ее, слышь, за косы тогда дергал!

Бабуля захихикала. Я улыбнулся, а сам подумал, сколько же на самом деле лет моим попутчикам? Выглядели они максимум на 60 может 70, но могли быть и старше.

— Да, да, да! — продолжал дедуля, отсмеявшись. — Хороший был графий. Бабке моей, ну понятно, тогда ещё девчонке, пряник подарил. Говорит, вырастешь, будешь моей невестой. Ишь какой! А я тогда совсем малек был, но осерчал, говорю: моей она невестой будет, а ты, уже старым будешь и к тому времени уже помрешь! — Дедуля во всю ширь заулыбался, видимо, окрылённый счастливыми воспоминаниями детства.

— Я уже тогда решила, убьёт его графий, — встряла в разговор бабулька и хихикнула.

— И что? — подначил я.

— Не поверишь! — Дедуля даже всплеснул руками от избытка чувств. — А он рассмеялся и говорит: «Молодец!» И ещё что-то сказал, только я запамятовал, что именно. И тоже мне пряник подарил.

— Да, хороший был графий, — поддержала деда бабуля.

— Да-а, — протянул дед. Потом: — Но!

— А как звали то графа? — снова спросил я, и снова, признаюсь, для поддержания беседы.

— Как звали то? — Дедуля задумался. — А звали его… Звали его… Как же? Вот дела! Помнил же!

Я хотел было сказать, что это неважно, но дедуля уже всерьез озаботился проблемой забытого имени.

— Бабуль, а ты не помнишь? — обратился он к своей старушке.

— Не, деда, не помню, — замотала та головой.

— Ну как же! — сокрушался дед. — Фамилия у него ещё была такая… Змеюка такая есть…. Огненная…

Бабуля посмотрела на деда с сомнением. Я тоже. Огненная змеюка? Саламандра, что ли?

— Да нет, дедуля, — сказала старушка, — путаешь ты что-то.

— Да ничего я не путаю! Я же точно помню: фамилия, как у змеи огнедышащей.

Тоже неплохо. Змея огнедышащая. Змей Горыныч, что ли?

— Не, деда, не змея! — замахала руками старушка. — Я вспомнила. Его у нас в деревне все Дыроколом звали.

Дед застыл.

— Не, не, погоди, старая! — зачастил он. — Не Дырокол, а навроде… — дед вновь глубоко задумался, потом просиял: — Вспомнил! — заявил он. — Дракун! Змеюка Огненная — дракун!

— Дракон… — машинально поправил я, думая о чём-то своём.

— Это, может, по-вашему, по-новому, дракон, — важно заявил дед. — А у нас змея огненная Дракуном прозывалось. И графа так и звали: Дракун!

— Угу, — рассеянно отозвался я, вновь погружаясь в свои мысли. Старички что-то ещё мне говорили, я им отвечал, но мысли мои были далеко. Я и сам не знал, где именно, но что-то такое проскальзывало… Дракун… Дракон… Граф Дырокол… Граф Дракун… Забавное сочетание слов, вы не находите?

— Ну вот, всё, приехали, — словно издалека донесся до меня голос деда. -Вот твой судейский дом!

Я встрепенулся. Уже? Так быстро? Выходило, что я так задумался, что даже не заметил, как мы добрались до места назначения. Я поспешно выскочил из телеги, поблагодарил старичков за помощь, и, пожелав им счастливого пути, ещё долго смотрел им вслед, пока телега не скрылась за поворотом.

И только после этого я обернулся.

Я почувствовал, как моя нижняя челюсть неудержимо опускается вниз, к полу, а в горле застревает беззвучный вопрос: «Что, это?» Да, но такие размеры.? Захотелось выругаться. Я, конечно, подозревал, что большой графский особняк вряд ли окажется заурядный халупой, но то, что я сейчас наблюдал, вообще ни в какие ворота не лезло. Громадное, коричнево-бурое здание, такое огромное, что в его стенах запросто могла бы разместиться целая воинская часть, еще бы и места для танков хватило. Я с трудом различал его дальнюю оконечность, а взглянув наверх, начинал понимать, что третий этаж это может быть очень и очень высоко. Особенно, если сам дом поставить на небольшом пригорке, и снабдить его для внушительности несколькими смотровыми башенками, по одной на каждом углу дома. Я не собирался обсуждать архитектурные наклонности графа, но то, что он построил, больше напоминало средневековый замок, чем загородную усадьбу помещика. Прибавьте к этому ещё и массивные, зарешетчаные окна, и зрелище получится просто потрясающие. И снова я подумал: кому пришло в голову разместить здесь прокуратуру? И, кстати, где она? Не может же она занимать всё здание?

Я осмотрелся. Нигде ничего похожего на указатель не наблюдалось. С левой стороны от меня примостились несколько других строений, по своему внешнему виду очень похожих на армейские казармы. Вполне могло остаться, они таковыми и были, но солдат около них я не видел. Домики стояли тесный группкой и словно старались наползти друг на друга, напоминая людей, толпящихся в надежде, что так им будет не так страшно. Вдоль этих домиков проходила дорога, уходящая в направлении города, и на ней смутно угадывалось наличие автобусной остановки, с примостившейся к ней продовольственным ларьком. Я взял его себе на заметку, на тот случай если возникает необходимость перекусить в течение рабочего дня, и решил при первой же возможности навестить его и выяснить, есть ли в нём что-нибудь достаточно съедобное, чтобы не мучиться потом несварением желудка. С этими мыслями я перевёл взгляд в противоположную сторону. Образ свежеприготовленного гамбургера маячащий перед моим взором, мгновенно улетучился. Я словно пересек невидимую границу между мирами и оказался в другом, совершенно не похожим на наш, мире. Я даже обернулся назад, чтобы посмотреть, не исчезли ли там, за моей спиной, так привычные моему взору пейзажи. Ну нет, там всё оставалось на месте. Казарменные домики, уходящая вдаль асфальтовая дорога, продовольственный ларек… А вот впереди…

Тенистая аллея, поросшая древними липами, протянувшаяся вдоль всего графского дома. Ветви деревьев опускались так низко к земле, что делали аллею похожий на подземную пещеру. В самом конце этого тоннеля неясно вырисовывались очертания небольшой церквушки или часовенки, по соседству с которой, судя по всему, примостилось местячковое кладбище. Крестов я не наблюдал, но оградка и металлические ворота, маячившие на пределе видимости, очень напоминали кладбищенские, из тех, что ещё сохранились на старых, практически заброшенных погостах. Обвитые плющом и покосившиеся, они создавали ощущение крайней запущенности и древности. Я подумал, что довольно интересное соседство у прокуратуры и ещё подумал, не здесь ли находится графская усыпальница? Очень бы хотелось это узнать. Я взял себе кладбище на заметку, наметив его посещение сразу же после рейда к продовольственному ларьку.

Я ещё некоторое время постоял, любуюсь местными достопримечательностями, после чего бросил мимолетный взгляд на бескрайние поля, начинавшиеся сразу же за липовой аллеей и раскинувшиеся до самого горизонта, и отправился на розыск дверей, ведущих в нужную мне организацию. При этом я, в который раз, подумал, какой осел решил разместить прокуратуру в таком странном и безлюдном месте? Среди бескрайнего поля и не менее бескрайних болот? Последние я ещё надеялся увидеть с другой стороны графского дома. Если верить карте, они должны были находиться как раз в той стороне. И в этом странном месте разместили прокуратуру. Так, словно хотели от прокуратуры избавиться или изолировать? Непонятно.

На мою удачу, местонахождение прокуратуры обнаружилась сразу же, едва я завернул за угол громадного здания и оказался у левой оконечности графского особняка. Нет, там не висел пригласительный плакат с надписью: «Добро пожаловать в прокуратуру!» И вообще. там не было ничего, что хоть как-то могло указать на существование в данной местности нужного мне заведения. Просто там оказались две двери: одна, запертая на массивный амбарный замок, и другая, распахнутая настежь и словно приглашающая в нее заглянуть. Ну я и заглянул.

Тут я должен видимо пояснить: многие места имеют свой, специфический, только им присущий запах. Иногда это связано с материалами, из которых сделано то или иное сооружение, иногда со спецификой работы, которая в нём выполняется, иногда с людьми, которые обитают в этом здании. В общем, по-разному. Поэтому многие дома ассоциируется у меня прежде всего с присущим им запахом, и попадая в другие помещения с похожим ароматом, я провожу соответствующие параллели с известными местами. Запах из открытых дверей был мне незнаком, но и не неприятен. Внутри властвовал полумрак, в котором я с некоторым трудом разглядел ведущую наверх лестницу. Ничего кроме этой лестницы за дверью не наблюдалось. Поэтому, поразмыслив, я пришел к выводу, что прокуратура не может находиться в таком неприглядном месте, и следует поискать её где-нибудь ещё. Приняв это решение, я со спокойной совестью вернулся обратно на улицу и чисто машинально прикрыл за собой дверь.

«Прокуратура» гласила медная табличка на обратной стороне двери. На той самой, что была обращена к стене, пока я не додумался закрыть дверь. А ведь не сделай я этого, так бы и бродил здесь неизвестно сколько. Я чуть не выругался. Вот уроды то! Они что, тут решили спрятаться от остального мира? Кажется, круче законспирироваться можно было, только уйдя под землю. А ведь это всего лишь прокуратура, а не секретный объект. Зачем же такие сложности?

Всё же я и не ругался. Ладно, главное я нашёл то, что искал, а остальное — мелочи, и высказать всё, что я думаю об умственных способностях местных обитателей, я всегда успею.

Так и не отведя душу, я открыл дверь и шагнул внутрь. Внутри, как я уже говорил, было сумрачно и сухо. Деревянные перила легонько скрипнули, когда я положил на них руку, словно приветствуя. Я поднялся по каменным ступеням на второй этаж и оказался перед высокой трёхметровой дверью. Дверь оказалась заперта, и я направился на следующий, третий этаж. Там обнаружилась еще одна дверь, аналогичная предыдущей. Но это дверь заперта не была. Изнутри доносились непонятные звуки. Стучала пишущая машинка, слышался шорох шаркающих шагов, звучали смутные голоса. Внутри явно кипела жизнь. «Наверно, мне сюда» решил я. Еще секунду я постоял, борясь с неизвестно откуда взявшимся волнением, после чего толкнул дверь и вошел.

То есть должен был войти, если бы не столкнулся в дверях с запыхавшимся, всклокоченным субъектом в серой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Сначала я так его и увидел: лохматая шевелюра и рубашка с закатанными рукавами, и только когда этот малый поднял голову и встретился со мной взглядом, я сумел разглядеть его лицо. И первое, что пришло мне в голову, что больше всего этот субъект похож на кота — здорового, дворового котяру, знающего, что к чему в его дворе и снисходительно позволяющего кормить себя дворовым мальчишкам и добросердечным старушкам. Что называется, без котлетки я вам даже лишний раз не мяукну. Может быть, большее сходство с котом этому субъекту предавали своеобразные, редкие усы, чуточку топорщащиеся, словно реагирующие на изменение окружающей среды. Столкнувшись со мной, этот тип вначале отшатнулся, но затем, разглядев, кто перед ним, порывисто спросил:

— Свидетель? Ко мне?

Я не совсем уловил по его интонации, то ли он обрадовался, то ли наоборот, выразил крайнюю досаду.

— Нет, — ответил я, отступая на пару шагов. Я немного растерялся.

— Фу! Слава богу! — откоментировал этот субъект, и проследовав мимо меня, быстро побежал вниз.

Я даже не успел спросить, где мне найти прокурора. Зато я точно выяснил, что попал куда нужно и поэтому уже осторожней шагнул вовнутрь. Почему осторожней? Потому что не хотелось нарваться ещё на одного такого же запаренного маньяка.

Мне повезло. За дверью никого не оказалось. В тусклом свете ламп, необитаемый коридор выглядел каким-то нереальным, словно тронь рукой, и картинка пойдёт рябью и тут же исчезнет. Из полуоткрытой двери слева доносилась мерная дробь клавиш печатающей машинки, за соседней с ней дверью женский голос дотошно объяснял кому-то, особо непонятливому, преимущества своей точки зрения перед точки зрения не то адвоката, не то обвиняемого, не то их обоих вместе взятых. Звуки плыли в воздухе неторопливой мелодией, невольно начиная обволакивать сознание и включая в свой неторопливый ритм. Я прогнал наваждение и неспешно двинулся вдоль по коридору, по пути вчитываясь в надписи на дверных табличках. Мне попались две таблички с надписями: «Помощник прокурора» и «Ст. следователь». Кроме этого, были несколько безымянных дверей и ещё одна с надписью «Канцелярия». Дверь в канцелярию оказалась заперта, и мне пришлось идти дальше. Наконец я остановился вблизи двери с табличкой

«Секретариат». Рассуждая подобно Винни-Пуху, утверждавшему, что дыра — это нора, а нора — это определённо кролик, я пришёл к выводу, что там, где секретарь, должен быть и прокурор. Иначе зачем он вообще этот секретарь нужен? С этим убеждением я постучался в дверь. Я испытывал определенный трепет, хотя и не мог точно назвать его причины, и поэтому не рискнул сразу войти в дверь. Решил дождаться, пока мне не ответят. Моя вежливость пропала впустую. Либо они там все оглохли, либо заснули, а может вообще решили не обращать внимания на мои сигналы. Так как мне никто не ответил, я постучал снова, на сей раз значительно громче. Тот же результат. Тогда и постучал третий раз, после чего решительно отворил дверь. В приёмной, а это было именно она, судя по одинокой стойке и не менее одинокому письменному столу за ней, на котором стоял телефон внутренней связи, никого не оказалось. «Ну и какого хрена?» при взгляде на эту опустевшую местность хотелось произнести мне, но я этого, понятное дело, не сделал. Я умный мальчик и знаю, когда следует кричать, а когда лучше держать язык за зубами.

Из приемной вели две двери. На одной из них, левый от меня, значилось «Зам. Прокурора», на другой, что справа, стояло оно, заветное: «Прокурор».

И всё же я не спешил шагнуть в правую дверь. И дело тут не в повышенный робости. Просто по собственному опыту я знаю, что большинство вопросов в подобных учреждениях решается не на высшем уровне, а на уровне всевозможных заместителей. Так происходит у нас, на юридическом факультете. Своего декана я, например, в глаза не видел, зато с двумя его с замами я был знаком даже чересчур хорошо. Помню, один меня целую неделю мурыжил, прежде чем заявить, что вопрос находится не в его компетенции. Я ему потом хотел за это шины проколоть, но в результате ограничился тем, что подлил ему слабительное в кофе и намалевал на машине голых тёток. Этому уроду потом целую неделю на метро пришлось ездить. Лучше от этого он, правда, не стал. Скорее, наоборот. Более того, даже отыгрался на нашем курсе, заставив многих ходить к нему на зачет по три-четыре раза. В общем, урод был еще тот.

Поэтому, помятуя об этом неприятном опыте, я всё-таки решил обратиться непосредственно к вышестоящему начальству, минуя всех его замов, тем более что в этом мне вроде никто не препятствовал. Как водится, я постучался, и не дождавшись никакого ответа, открыл дверь. Намеревался я это сделать мощным, уверенным движением, после чего собирался гордо явиться перед грозные очи прокурора, мол: «Нате, принимайте!», но дверь запнулась где-то на полпути, чуть-чуть проползла, скребя пол, после чего окончательно застопорилась. Так что пришлось протискиваться в образовавшуюся щель боком, в итоге сначала проникала моя голова, а затем к ней присоединилась остальное тело, безуспешно пытаясь сдвинуть с мертвой точки неподвижную дверь. Ввалившись таким образом в кабинет прокурора, я остановился и осмотрелся.

Длинный, чёрный, покрытый пластиком стол для заседаний и несколько подвижных кресел вокруг него — первое что бросилось мне в глаза. Затем такой же отделки шкафы, сервант, зелёные портьеры, темная бархатная занавесь на противоположный окну стороне кабинета и ковёр. И всё. Прокурора на рабочем месте не оказалось. Я посмотрел туда-сюда, но тоже безрезультатно. Я был озадачен. Куда все подевались? Самый разгар рабочего дня, а они слоняются неизвестно где! Ну, ладно бы шлялись, когда меня не было, но я-то здесь, вот он я. Ау! Люди! Где вы? Неужели вас не беспокоит, что у вас могут что-нибудь спереть? Ведь на самом деле, заходи добрый человек, бери что хочешь. А ведь это прокуратура, а не свалка мусора, и при желании стащить тут можно очень и очень много интересного. Увезти, а потом продать. Кстати… Я пошарил взглядом на предмет того, что здесь можно утащить, и неожиданно взгляд мой наткнулся на тёмную занавеску в дальнем конце кабинета. Ха! А это здесь зачем? Как-то не очень эта деталь вписывалось в общую обстановку кабинета. Если только за ней… Я обратил внимание, что занавеска слегка колышется, словно от сквозняка, а вслед за этим услышал приглушенный звуки не то возни, не то ещё чего-то в этом роде. Судя по всему, за занавеской была ещё одна дверь, и, скорее всего, прокурор находился где-то там. А если он там, то всё, что нужно, это отдернуть занавеску или лучше громко позвать. Если конечно…

Взлохмаченная мужская голова, за которой смутно угадывались оголённый мужской торс, вынырнула из-за занавески. Вид головы был крайне недовольный.

— Тебе чего? — придирчиво осведомилась голова, пытаясь так извернуться на шее, чтобы разместиться по отношению к плечам под углом в 90 градусов. Рискованный трюк, надо сказать, особенно если в вашем роду никогда не значилось удавов. Я немного растерялся. Как-то не так представлял я себе посещение прокурорского кабинета.

— А… А… Я тут… — начал я, пытаясь понять, что происходит.

— Стой здесь! — приказала мужская голова, прежде чем исчезнуть за занавеской.

Я перевёл дух. На некоторое время, хоть и не очень продолжительное мне было предоставлена передышка. Сейчас был самый подходящий момент, чтобы слинять. Но я этого не сделал. Я был так удивлён, что остался стоять там, где стоял. Основной вопрос, который при этом меня интересовал, был: кто это? И побочный: какого хрена? Под этим подразумевалось: он что, совсем без одежды? И: чем он там за занавеской занимается? А также: что будет, когда он оттуда выберется? Меня очень интересовали последствия этого шага. Ведь если обозначенная голова принадлежала прокурору, то ей могло не понравиться моё незапланированное появление И, тем более, присутствие при некоторых… ммм… странных, я бы даже сказал, сомнительных, моментах. Над этим стоило поразмыслить.

Пока я занимался осмысливанием своего ближайшего будущего, за занавеской не переставала кипеть какая-то бурная деятельность. Там что-то шевелилось, ворочалось, да при этом ещё и старалось замаскировать собственную активность. Получалось это, прямо скажем, не очень. Во всяком случае, я очень неплохо всё слышал и даже различал приглушённый шёпот. Говорили, кажется, двое, и один из этих двоих был определённо женщиной. В этот момент я снова подумал, а если мне слинять по-тихому, пока не поздно? Но было уже поздно. Занавеска стремительно отлетела в сторону и оттуда появилось то самое тело, с чьей головой я уже имел возможность пообщаться. Только на сей раз это тело было плотно упаковано в строгий тёмно-синий костюм с галстуком, и обуто в никелированные ботинки. А кроме того это тело успело причесаться. Так оно выглядело значительно солиднее, хотя и оказалась ниже меня ростом на целую голову. Несмотря на мое очевидное преимущество в росте, держалась это явление с таким видом, словно всякий раз бросало на меня взгляд с высоты стремянки или нигера-баскетболиста. Тем самым оно как бы давало понять, кто здесь хозяин, а кому следует быть поосторожнее в своих оценках сложившегося положения и особенно осторожным в своих высказываниях. Я, впрочем, не возражал. Так хоть становилось понятно, кто из нас двоих будет стремительно вылетать из прокуратуры, если ляпнет что-нибудь лишнее, а кто всячески поспособствует ему в этом деле.

— Ну? Ну, тебе что? — без лишних церемоний накинулся на меня новоприбывший. Власть, заключил я, и невольно попятился.

— Мне бы это… прокурора! — наконец произнес я.

— Ну, я прокурор. Что тебе? — Все фразы прокурор произносил резко, стремительно, словно соревновался в стрельбе по мишеням. К тому же чувствовалось в нём некоторая нервозность, сопряженная со стремлением спровадить не вовремя припершегося посетителя.

— Я к вам на практику, — наконец собрался я с духом. И сразу полегчало. Я приободрился.

— На какую практику? Зачем? — Как мне показалось прокурор даже немножко растерялся. Тормоз, решил я, доставая из заранее подготовленной папки направление. Составлено оно была таким образом, чтобы его можно было всучить в любой прокуратуре, хоть у нас, хоть на Крайнем Севере.

— Направление к вам, для прохождения практики, — пояснил я прокурору, передавая бумагу ему в руки.

Тот взял направление в руки, посмотрел с таким видом, словно оно было написано на китайском языке или же образование прокурора исчислялось только начальными классами, проведенными за 2 месяца по экспресс-методу оксфордской школы для детей с врождёнными отклонениями в умственном развитии, и отложил сторону.

— Ну и? — спросил прокурор, заглядывая мне в глаза с таким видом, словно я обратился не по адресу.

Секунду я молча разглядывал прокурора. С такими типами я еще не сталкивался, и теперь очень хотел уяснить, на кого же я нарвался.

— М-м, — выдавил я потом. (Баран на новые ворота? Вероятно.) И продолжил, старательно выговаривая каждое слово: — Меня к вам направили на практику, — и почти дословно цитируя текст направления. — Для ознакомления с работой правоохранительных органов по расследованию и предотвращению правонарушений.

Пока я всё это говорил, прокурор согласно кивал, делая вид, что вникает в суть дела, а когда я завершил свое выступление, сделал озабоченное лицо и протянул:

— У-у-у! — Потом резко ко мне.- Ну? А почему именно к нам?

— Живу я здесь, неподалеку, — заявил я, с интересом ожидая, как прокурор отреагирует на этот аргумент. Его явное нежелание обзаводиться практикантом было так очевидно, что теперь я хотел выяснить только одно: под каким предлогом меня отсюда выпроводят.

— М-м-м, вот как! — вдруг загрустил прокурор. Кажется, до него дошло, что избавиться от меня будет не так-то просто, и теперь придётся придумывать что-нибудь более аргументированное, чтобы исключить мою физиономию из поля зрения на ближайший месяц. — М-да, — продолжил прокурор и сочувственно покивал.- И надолго тебя к нам?

— На месяц или два, — вздохнул я. Я примерно предполагал, к чему клонит прокурор, и он не обманул мои ожидания.

— И охота тебе целый месяц париться на практике? — переходя на дружеский тон, полный участия, спросил прокурор. — Каждый день приезжать сюда, тратить свое время?

Да, да! Вот оно! Я не очень хорошо понимал, почему прокурору так не терпится избавиться от моего присутствия, но в данный момент наши стремления совпадали. Если, конечно, вышеозначенный страж закона не откажется посодействовать мне в одном деле. Ну, в очень небольшом деле. Поэтому я продолжал, словно в нерешительности:

— Ну, в общем, не очень… — Это ещё было легко сказано: не очень. Мне абсолютно не хотелось. — Ну, вы же понимаете, с нас требуют отзыв о прохождении практики… — И я беспомощно развел руками, мол, я бы с удовольствием избавил вас от своего присутствия, но обстоятельства…

— Это не проблема! -обрадованно замахал руками прокурор. — Отзыв мы тебе сделаем!

— Да? — всё ещё изображая неуверенность, произнес я.- Ну, если так можно…

— Конечно, можно! — прокурор всплеснул руками с таким видом, словно хотел сказать: «О чём речь!» — Сейчас мы тебе его накатаем! — Он вскочил со стола, на которой как-то незаметно для меня успел переместить свое тело, и подскочил к телефону.

— Ирочка! — произнес прокурор, нажав на какую-то кнопку. — Зайди пожалуйста ко мне… -Тут он запнулся и перевёл взгляд на занавеску, из-за которой не так давно возник. На лице прокурора проступило разочарованное выражение. — Ах да… — досадливо поморщившись, произнес он. Прокурор с ещё с некоторым сомнением посмотрел на колышущиеся занавесь, потом решительно взял со стола папку чистых листов и самостоятельно засел за пишущую машинку. Я подвинулся поближе. И на всякий случай, и чтобы удовлетворить свое любопытство. Просто такого антиквариата я ещё не видел. Чёрная, без корпуса, вся в каких-то потертостях, печатающая машинка своим внешним обликом очень напоминала старые допотопные швейные машины марки «Зингер» Было ощущение, что она была выпущена с ними в одно время, если вообще не одной фирмой. Что она делала в кабинете прокурора, оставалось загадкой, тем более что в противоположном углу кабинета стоял новенький компьютер, и аналогичное устройство я заметил в приемной, когда входил.

Возможно, прокурор по каким-то своим причинам не любил пользоваться компьютером, а, может, просто не умел, а машинку держал в память о ком-то или как талисман. Так или иначе, но напечатать мой отзыв он решил именно на ней, а поскольку мне было до лампочки, каким образом оформят мой пропуск в будущий учебный семестр, и я не возражал, то прокурор довольно скоро принялся за дело. Я, правда, немного побаивался за работоспособность агрегата, избранного прокурором для своих и моих за компанию целей, но ничего страшного не случилось. Древняя техника работала как часы и ни разу не допустила сколько-нибудь серьезных ошибок. И в общем, всё могло бы закончится хэппи-эндом, и между прочим, уже в самом начале, если бы не одна досадная оплошность, испортившая мне настроение на весь ближайший месяц. И ведь кто бы мог подумать, что подведёт не техника. Нет, с ней всё так и осталось в полном порядке. Сбой произошёл у прокурора. А как всё хорошо начиналось…

Желая выпроводить меня из своих владений как можно быстрее, прокурор взялся в работу с решимостью, достойный тяглового мула, и грозил побить все рекорды скоростного печатания. Время от времени, он обращался ко мне, чтобы уточнить интересующие его детали, а иногда просто, чтобы поболтать.

— Значит, местный, — сказал прокурор таким тоном, словно подводил итог и подписывал обвинительное заключение. — А живёшь где?

Я назвал улицу и номер дома.

— А! Это там, рядом с новой гимназией? — обрадовался чему-то прокурор. — Я раньше тоже в этой школе учился!

На самом деле я в гимназии не учился и не помнил, чтобы говорил что-нибудь подобное прокурору, но указывать тому на его ошибку посчитал неуместным, тем более, что прокурор уже отпечатал половину моего отзыва, и по моим подсчетам, общаться нам с ним осталось не более получаса.

Прокурор ещё поразглагольствовал немного о временах своей молодости (Я всё это время тактично поддакивал), прошелся по поводу обучения на юридическом факультете, а потом как-то плавно перешел на вопрос о моих планах на будущее. К этому моменту три четверти отзыва были уже готовы.

— Значится, на юрфаке учишься? — начал прокурор. Тук, тук, тук, тук, тук. Ещё одно предложение. — А куда потом?

Я немного замялся. Ну, не говорить же самом деле, только не в прокуратуру? Поэтому я ввёл в бой отработанный вариант, сказал, что пока не знаю, там видно будет, но по возможности пойдём правоохранительные органы, хотя не исключаю и коммерческие структуры, и прочее, прочее, прочее.

— А, понятно! — протянул прокурор. — А вообще кем хочешь работать?

Наверное, нужно было сказать адвокатом или директором банка. Или лучше вообще промолчать, либо сказать что-нибудь такое же неопределённое. Прокурор как раз заканчивал мой отзыв, и вряд ли его всерьез интересовали мои пристрастия. Наверно. Были сотни ответов на выбор, в том числе абсолютно нейтральные, но какая-то нелегкая посоветовала мне напоследок польстить самолюбию прокурора, и остановиться именно на этом варианте.

— Следователем, — ляпнул я, и тут же пожалел о сказанном.

Рука прокурора замерла на полпути клавиатуре. Пока она опускалась, голова прокурора медленно повернулась в мою сторону и смерила меня взглядом удивленных глаз.

— Чего, серьёзно? — спросил прокурор, словно проверяя, не ослышался ли он.

— Ну, я ещё точно не решил, — тут же пошёл я на попятный, но было уже слишком поздно. Прокурор уже уцепился за сказанную мной фразу, как опытный юрист цепляется за любое слово, неосторожно произнесённое свидетелем, и, похоже, уже успел (хотя я об этом ещё и не подозревал), вынести мне приговор на ближайший месяц.

— Хм-м, — произнес прокурор, и я не понял, к чему это он. — Интересно.

Он окончательно отодвинулся от печатающей машинки (осталось напечатать всего несколько предложений!), и взялся за телефон. Пока он набирал номер и ждал ответа, я с тоской наблюдал, как пропадает мой отзыв. Какое-то неясное предчувствие говорило мне, что такое состояние моей характеристики — это надолго.

— Яков Валерьевич, зайди ко мне пожалуйста, — словно издалека донесся до меня голос прокурора. Я встрепенулся. Что-то в тоне прокурора мне не понравилось, а что именно, я понял только через несколько секунд. Излишняя заинтересованность, вот что мне не понравилось. Уж больно странно звучали слова человека, единственным желанием которого всего несколько минут назад было избавиться от моего присутствия и как можно скорее. Так недолго было докатиться до искреннего желания поучаствовать в моей дальнейшей жизни, а этого мне вовсе не хотелось. Поэтому я решил взять инициативу в свои руки и напомнить прокурору о незаконченном отзыве. И только я прокашлялся, чтобы привлечь к себе внимание кажется задремавшего работника юстиции, как раздался стук в дверь.

— Да, да, войдите! — отозвался прокурор.

Дверь отворилась, и в проеме показалась довольно круглая физиономия неопознанного субъекта лет пятидесяти, с причёской ученика младших классов и в круглых очечках.

— Вызывали, Валерий Михайлович? — осведомился субъект, всё ещё не решаясь войти в кабинет прокурора. Этим он ещё больше напомнил мне первоклассника, застывшего перед грозный, директорской дверью.

— Да, да, заходи, Яков Валерьевич! — разрешил прокурор, жестом предлагая не стесняться и быстрее переставлять свои конечности.

Тот, кого звали Яков Валерьевич, вошёл. Оказался он низеньким типчиком, с довольно основательным животиком, но совсем не толстый, а скорее наоборот, чрезвычайно шустрый и подвижный. Одет новоприбывший был очень просто: чёрного цвета брюки и серая рубашка, рукава которой, судя по некоторой помятости, ещё недавно были закатаны по локоть, а сейчас по случаю прибытия в кабинет прокурора, раскатаны в первоначальное положение. В таком виде рукава казались немного великоватыми, и вызывали естественный вопрос, а зачем это нужно было делать? Но, может, того требовали правила появления в прокурорском кабинете? Я не стал размышлять над этим вопросом, тем более, что прокурор не дал мне такой возможности.

— Вот, Яков Валерьевич, познакомься, — сказал он новоприбывшему, указывая рукой в мою сторону. — Будущий молодой специалист, прибыл к нам для прохождения практики.- И пока мы обменивались вежливыми кивками и улыбками, пояснил специально для меня.- Яков Валерьевич — наш старший следователь.

У меня тоскливо засосало под ложечкой. Кажется, я начал понимать, зачем появился прокурорском кабинете этот маленький человечек, и каким именно тазом накрылся мой отзыв.

— Яков Валерьевич, — продолжал между тем прокурор, — молодой человек собирается стать следователем.

— Ну, я пока ещё не решил точно, — торопливо вставил я. Я всё ещё надеялся повернуть течение разговора в нужное русло, хотя и не особо рассчитывал на удачный исход.

Следователь внимательно посмотрел на меня, и в глазах у него промелькнула такое выражение, словно он встретился с неизвестным науке мутантом.

— Следователем? — переспросил он. Потом пожал плечами и сказал: — Ну что ж…

И на этом всё. Больше моя персона не удостоилась внимания со стороны старшего следователя. Вместо этого он сразу же переключился на другую тему:

— Валерий Михайлович, я тут по поводу последнего убийства подумал…

— Да подожди ты, Яков Валерьевич, с этим убийством! — отмахнулся прокурор. — Я вот тут думаю, куда бы мне практиканта пристроить?

Следователь снова перевел свое внимание на меня. Продолжалось это не более секунды, после чего он снова пожал плечами и безо всякого интереса сказал:

— Можно к Анатолию или к Наталье…

— Да, но он хочет ознакомиться с работой следователя, — напомнил прокурор.

— Ну, в общем не обязательно, — предпринял я последнюю попытку выбраться из этой кучи дерьма, которая вот-вот грозила обрушится на мою голову. Но было поздно. На меня в очередной раз никто не обратил внимание. Работники прокуратуры воспринимали исключительно слова друг друга.

— Да, но у нас сейчас только один следователь, — нахмурился тот, кого звали Яков Валерьевич. — И я как бы…

— Вот и замечательно! — не дал ему договорить прокурор. — Поэтому, берите стажёра себе.

Старший следователь посмотрел на меня, и рот его слегка приоткрылся. Кажется, до него наконец-то дошло, чем может ознаменоваться для него следующий месяц.

— Да зачем он мне? — вдруг заупрямился следователь, и я впервые ощутил что-то вроде симпатии к этому маленькому, торопливому субъекту.

— Да вы же сами просили дать вам помощника! — настаивал прокурор.

— Я? Когда? — упирался следователь.

— Да на прошлой неделе, — напомнил прокурор.

— Ну, так-то на прошлой неделе, — протянул следователь, явно намекая на то, что поезд ушёл.

— Ну вот и берите! — с нажимом произнес прокурор. Он всё пытался довести до старшего следователя какую-то важную информацию, которую тот раз за разом отказывался воспринимать.

— Да зачем он мне? — снова заупрямился следователь. — Некогда мне с ним возиться….

Разговор вернулся начальной точке. Я воспрял духом.

— А может… — начал я, желая намекнуть, что пора закругляться и наконец-таки подписать мой отзыв, который был практически готов, после чего я, к всеобщему удовольствию, сделаю ноги, но меня в очередной раз проигнорировали.

— Яков Валерьевич, — начал прокурор, барабаня пальцами по столу, и в этот раз я почувствовал в его голосе что-то новое, какую-то властность, я бы даже сказал требовательность. Почувствовал ее и следователь, поскольку невольно подтянулся, и хоть неуклюже, но вытянулся по стойке смирно.

— Яков Валерьевич, — повторил прокурор тоном, не терпящим возражений.- Молодой человек направлен нам для прохождения практики и ознакомления с работой правоохранительных органов.- Эту цитату он спер из моего направления и, между прочим, беззастенчиво ею воспользовался.- И я полагаю, что никто лучше вас не справиться с этой задачей. К тому же, как вы правильно заметили, на данный момент вы у нас единственный следователь, поэтому в силу сложившихся обстоятельств я не могу передать стажера кому-нибудь другому.

— Ну, если вы так считаете… — сдался следователь.

— Вот и замечательно! — обрадовался прокурор. — Я думаю, вы сработаетесь!

Не сговариваясь, мы со следователем посмотрели друг на друга. Во взгляде следователя, словно в зеркальном отображении, я мог увидеть, какое выражение было сейчас написано на моём лице. Похоже, нас обоих посетила одно и тоже мысль, и мысль это была: " Как же мне от тебя избавиться?»

— Ну что ж — бодрым голосом продолжил прокурор, — у вас ещё будет время познакомиться, а сейчас, Яков Валерьевич, насчёт вчерашнего убийства… — Он взял со стола какие-то бумаги и обратился ко мне: — Подожди Якова Валерьевича в коридоре, он скоро подойдет.

Я внимательно посмотрел на прокурора (сам не знаю, зачем мне это понадобилось), бросил прощальный взгляд на свой незаконченный отзыв, и вышел. А что мне ещё оставалось делать? Не права же качать. Настроение было припоганейшее. Я чувствовал себя так, словно долго-долго встречался с девушкой, а когда дело дошло до самого главного, меня неожиданно обломали. Самое меньшее, что хотелось сделать в такой ситуации, это завыть. От разочарования и обиды. Как же так всё могло случиться? Ведь вот же он был, Отзыв, почти что в моих руках! И надо же было ляпнуть такую бредятину? Следователем ему, видите ли, захотелось стать! Урод. Недоумок. Я сам ругал себя, не жалея сил. Скоро я составил достаточно солидную характеристику своих умственных и моральных способностей, и мог бы продолжать её составление дальше, но к этому времени объявился следователь. Заметив меня, он вздохнул и обречённо произнес:

— Ты еще здесь? — Было очевидно, что следователь надеялся на то, что за время его пребывания в прокурорском кабинете я успею слинять из этих мест как можно дальше. — Ну ладно, пошли… — И жестом показав мне следовать за собой, направился вдоль по коридору. Мне ничего не оставалось, как топать за ним.

Мы подошли к одной из белых дверей, табличка на которой «старший следователь» указывала на то, что именно здесь обосновался тот, кому предстояло испортить мне следующий месяц. Старший следователь достал из кармана ключ и отворил дверь.

— Заходи, — предложил он, сам первым переступая порог кабинета. Я вошел следом.

Кабинет следователя оказался небольшой комнатой, с серым потолком и тремя окнами, занимающими едва ли не 2/3 всего пространства, отведённого под противоположные входу стены. Два из них располагались слева от двери, а одно — прямо напротив. Именно это окно было занавешено портьерой, в то время как остальные два представляли собой образец крайней запущенности и девственный непритронутости, сохранившейся, по всей видимости, ещё со времён постройки здания. Нет, с них, конечно, не свисала паутина, а на подоконниках не валялись остатки недоеденной еды. На одном даже стояло какое-то растение, может быть фикус. Засохшей, естественно, но дело не в этом. Просто, ну можно было хоть иногда протирать стёкла, а то вид из них был такой, словно из подводной лодки на большой глубине. Может, следователя, конечно, устраивало такое положение вещей, но тогда становилось непонятным, зачем нужно было занавешивать третье окно, или там дела обстояли настолько плохо, что его сочли за лучшее просто занавесить, чем возиться с приведением в надлежащий вид? А может, следователю просто некуда было девать занавеску? Я не нашёл ответ на этот вопрос и продолжил изучение кабинета. Внимание моё сразу же привлекли две вещи, а именно: рабочий стол следователя, заваленный грудой всяческой макулатуры и теснящемся в самом углу новеньким компьютером, и чёрный, металлический сейф в рост человека, в котором можно бы было замуровать не одного Копперфильда, и никто бы его оттуда не достал, даже при помощи взрывчатки. К таким вещам невольно испытываешь уважение, как ко всему, что сработано добротно и на долгие века, и даже поставленные в тени, (а сейф, в отличие от стоящего посредине стола, размещался в дальнем правом углу комнаты) они всё равно притягивает к себе ваш взгляд. Только потом начинаешь замечать, что есть ещё и другие предметы вокруг, на которые тоже нужно обратить внимание. В следовательском кабинете ним относились два шкафа, один из которых предназначался для книг, а другой использовался как гардероб плюс кладовка, три не то столика, не тот тумбочки или их гибрид, четыре стула и, главное, магнитофон — его присутствие малость скрасило мои мысли относительно предстоящей стажировки. Не, магнитофон, это уже что-то, с этим уже можно жить. Ещё бы телевизор, да кровать с гидромассажем, и жизнь вообще была бы прекрасна и удивительна. Но следователь, видимо, ещё не дошёл в своих размышлениях до такой простой и естественный мысли, и мне пришлось смириться с неизбежным отсутствием дополнительных удобств. Магнитофон — это тоже неплохо, если, конечно следователь не наложит табу на его использование, а ведь он вполне мог это сделать, особенно учитывая, как активно он сопротивлялся моему появлению в данном месте. Впрочем, именно этот факт давал мне слабую надежду на избавление от тягот прохождение практики. Может, следователь и не захочет со мной возиться, и мы быстро расстанемся к вящему удовольствию обоих сторон. Но, похоже, следователь был настроен решительно.

— Садись! — предложил он, указывая на один из стульев. Я сел. Следователь плюхнулся на стул напротив и сразу же углубился в изучение валяющихся на столе бумаг. Обо мне он, кажется, даже забыл, и обратил внимание только тогда, когда я неуютно заерзал на предоставленном мне стуле. Следователь оторвался от своих бумаг и смерил меня долгим взглядом из-под очков.

— Значит, на практику к нам? — сказал он, и мне показалось, что где-то я это уже слышал.

— Ага, — сказал я. Подумал не добавить ли ещё что-то, но вроде добавлять больше было нечего и промолчал.

— Угу, — следователь кивнул. — Что ж… Практику будешь проходить у меня. Зовут Меня Яков Валерьевич Воцйоб.

— Кого? — чисто автоматически переспросил я.

— Не кого, а кто. — Мне показалось что следователь обиделся. — Фамилия такая. Воцйоб.

— А-а! — протянул я, понятливо кивая. В тоже время, за кадром, я уже делал себе жесткую выволочку за несдержанность. Мало ли какие у человека проблемы с фамилией? Вон, у нас профессор был с фамилией Папандопуло, так все отсмеялись ещё до лекции, а на лекции встретили представление профессора таким гробовым молчанием, что создавалось ощущение, будто объявили траур или минуту молчания.

— Хм, — сказал следователь. Получилось это у него скорее как долгое «ммм». Воцйоб смерил меня недовольным взглядом и продолжил: — Значит так, на практику будешь приезжать к 9:00 утра. Не опаздывать.

Я обречённо кивнул. Прощайте гулянки до трех часов ночи, и сладкие сны до двенадцати дня. Нет, всё-таки надо же было так вляпаться, и причём буквально на ровном месте! Следователь снова смерил меня изучающим взглядом.

— Значит, следователем хочешь стать? — закивал он, и в его голосе мне почудилась скрытая угроза.

— Вообще-то… — попытался объяснить я, но следователь меня прервал.

— Ладно, сделаю из тебя следователя, — не обращая внимания на мои отчаянные попытки объяснить свою точку зрения, пообещал следователь. Он снова часто-часто закивал, чем напомнил мне негра, собирающегося танцевать хип-хоп. — Пока будешь всякой мелочью заниматься, а через пару недель, может, дам тебе дело, будешь работать конкретно по нему.

Я кивнул. А что мне ещё оставалось делать?

— Пьёшь? — неожиданно спросил меня следователь.

— Не-ет… — почему-то растерялся я.

— Плохо, — резюмировал следователь. — Следователь должен уметь петь. Причём всё. Я вот не пью, здоровье не позволяет. Зато в молодости пил не переставая. — И следователь страдальчески вздохнул, видимо, вспоминая свою бурную молодость.

Я как-то критически относился к перспективе напиваться до потери сознания, тем более, что все эти наставления относились к некому гипотетическом следователю, которым я ни при каких обстоятельствах становится не собирался. Но я промолчал и лишь продолжал кивать и улыбаться преданнейшей из улыбок.

— Н-да, — произнес между тем следователь.- Так, на чём мы остановились?

— На умении пить, — с готовностью напомнил я.

— Да, верно, — кивнул следователь. — С тебя бутылка. — И я так и не понял, то ли отнести данное замечание на счёт сомнительного юмора старшего следователя, то действительно придётся проставляться. И зачем только непьющему следователю спиртное? Я не понимал.

— Ну, что? — в раздумье произнес Воцйоб, скользя взглядом по кипе бумаг на столе. -Сегодня мы с тобой…

Договорить он не успел. Дверь кабинета отворилась, и в нее просунулась голова того самого усатого субъекта, которого я встречал на лестнице.

— Ну что, Яков Валерьевич, ты идёшь? — поинтересовался новоприбывший и добавил. -Всё уже готово.

— Да, да, да! — заторопился старший следователь. — Я сейчас…

— Давай быстрее! Шашлык стынет! — И с этими словами усатый тип удалился, не забыв, правда, прикрыть за собой дверь.

Следователь засуетился. Он похватал со стола какие-то бумаги, и не особо заботясь об их сохранности, покидал их все сейф, после чего сейф запер, и обратился ко мне:

— Значит так, на сегодня ты свободен. Можешь ехать домой. Завтра жду тебя в 9:00. Всё. Не забудь пол-литра.

Я кивнул. Пол-литра, так пол-литра. Вместе со следователем мы вышли из кабинета в коридор, где и распрощались. Воцйоб засеменил налево и свернул в одну из малопримечательных дверей, притаившийся в сумрачной зоне коридора. Там его появление было встречено дружными приветствиями и криками с предложением устроить старшему следователю то, чем обычно судья наказывает нарушивших правила футболистов. Воцйоб что-то ответил, но что именно, я не разобрал, после чего прикрыл за собой дверь, чем существенно ограничил громкость долетающих из помещения звуков. Но прикрыл дверь он недостаточно плотно, так что мне удалось уловить тонкий запах костра, и услышать потрескивание разгорающийся поленьев. Я ещё помню, тогда подумал, не слишком рискованно разводить костер прямо в помещении, но поразмыслив, решил, что не моё это дело, и что я в общем-то не сильно огорчусь, если приехав на следующий день в прокуратуру, увижу на её месте догорающее пепелище.

С этими позитивными мыслями я и покинул прокуратуру. Уже на свежем воздухе, отойдя от здания прокуратуры на приличное расстояние, я почему-то решил обернуться. Не скажу, что сделал это я совсем уж без причины. Просто мне показалось, будто кто-то наблюдает за мной, и взгляд, буравящий мой затылок, отнюдь не отличается дружелюбием.

Я никого не увидел. Во всяком случае, никого конкретного. В одном из окон второго этажа вроде бы мелькнуло чьё-то лицо, но чье именно, я так и понял. Я еще раз внимательно оглядел громаду старинного здания (так и хочется сказать — Замка), непроницаемо-темным силуэтом запечатлённый у на фоне вечернего неба. Сейчас дом казался мне не просто мрачным, а скорее зловещим, и я в который раз подумал: кому пришло в голову разместить прокуратуру в столь неподходящем месте, и ещё: а что находится в остальной части здания? По моим наблюдениям, все помещения, выделенные под нужды прокуратуры, занимали едва ли десятую, а, может, и меньшую часть всего строения. Значит, остальная территория этой громады была свободна, если, конечно, кому-нибудь не пришло в голову разместить рядом с прокуратурой ещё что-нибудь, например, похоронное бюро. А что? Очень милое соседство. Опять же, бегать далеко не надо. В общем, все удобства. Но почему-то мне казалось, что остальное часть дома всё же пустует. Слишком запущенно и одиноко она выглядела. Но тогда всё равно оставался нерешенным вопрос, а что там? Неужели просто пустые комнаты? Тогда почему на большинстве окон до сих пор висят портьеры? Забыли снять? Я решил при первом удобном случае выяснить этот вопрос.

Я кинул последний взгляд на одичавшее графское имение и отправился на автобусную остановку. К этому времени, когда автобус подъехал, я уже напрочь забыл о маячившем в окне второго этажа лице, и озаботился более насущной проблемой на тему, чего бы перекусить (продовольственный ларек оказался закрыт по причине отсутствия продавщицы). «Ушла на 5 минут» гласила надпись на табличке, выставленной со стороны окошечка для торговли. Я прождал автобус минут 20 и могу засвидетельствовать: продавщица так и не объявилась. Не найдя необходимых и ингредиентов для своего желудка, я всю дорогу провел в плохом расположении духа и занимался тем, что размышлял о положительных и отрицательных сторонах предстоящей практики. Домой я вернулся убежденный, что со следователем мы поладим, хотя ездить все же придётся.

День второй. Вторник

На следующее утро я прибыл в прокуратуру равно в половине девятого. Поднялся по уже знакомой лестнице на третий этаж и, поскольку дверь оказалась заперта, постучался. Некоторое время ничего происходило. Я постучался снова, на сей раз значительно громче. С той стороны послышались чьи-то шаги, и через непродолжительное время дверь отворилась. На пороге возникла низенькая, рыжеволосая женщина лет 50 лет, в маленьких очках, слезающих ей на нос, и красном пальто, чем-то напоминающим шинель.

— Чего тебе? — неприветливо спросила она.

— Мне… Мне к следователю… Якову Валерьевичу… — немного растерялся я.

— А, ясно… — протянула женщина. Она отодвинулась вглубь коридора и дала мне пройти. — Яков Валерьевич сейчас занят. Подожди его здесь.

— Хорошо. — я кивнул, и заметив у стены скамейку, присел на неё. Женщина бросила на меня неодобрительный взгляд и скрылась за соседней по отношению к следовательскому кабинету дверью. Я вздохнул с облегчением. Не то, чтобы первая увиденная мной в прокуратуре особь женского пола производила негативное впечатление, но и к разговорам на отвлечённые темы этот индивид женского пола не располагал. Я, помнится еще тогда подумал, кто она такая и какую должность занимает, но так и не определился. На двери, за которой она скрылась, никаких пояснительных табличек не было, поэтому определить, кем она является, не представлялось возможным.

Сидя в коридоре, я прислушался. В прокуратуре царила естественная для этого времени суток тишина. По тому, как пугал меня в прошлое моё посещение следователь, я посчитал, что к моменту моего приезда в прокуратуре будет во всю кипеть бурная деятельность, а выходило совсем наоборот. Большая часть прокуратуры всё ещё была погружена в глубокий сумрак, и оттуда не исходило даже намека на какую-либо активность. Похоже, во всей прокуратуре находились сейчас следователь, да эта, сомнительного вида старушка с неприветливой физиономией. Да ещё я, неизвестно зачем-то приперся в такую рань. Я немного затосковал. Похоже, мне в научные руководители достался ярко выраженный работоголик с замашками диктатора. Что же мне теперь с таким делать?

Мои размышления были неожиданно прерваны серией глухих ударов, перемежаемых с жалобами и причитаниями, суть которых я не уловил. Звуки шли, как мне показалось, из-за дверей следовательского кабинета. Я насторожился. Что-то эти звуки мне напоминали, и мне хотелось знать, что именно. Я постарался услышать еще что-нибудь, но мне этого не удалось. Так же неожиданно, как начались, звуки так же неожиданно и прекратились. И вновь наступила тишина, не прерываемая ничем, кроме звука моего собственного дыхания. «К чему бы всё это?» подумал я, и, как бы в ответ на мой вопрос, дверь кабинета следователя отворилась. Оттуда вышел сам следователь, сопровождаемый или сопровождающий ничем непримечательного сотрудника милиции с погонами лейтенанта и какой-то по-детски расстроенный физиономией. Никаких признаков избиения ни на одном, ни на другом не наблюдалось, если не считать некоторой потрепанности в одежде мента и съехавшей на одно ухо фуражки.

— Ну, значит, мы договорились, да? — произнёс следователь, с самым дружеским видом кладя одну руку на плечо лейтенанта, а другой пытаясь оторвать его руку от папки, которую тот сжимал, словно последнюю надежду. Это ему удалось, но с большим трудом. — Завтра в два.

— Да, да, — закивал лейтенант, неловко пожимая протянутую ему руку. — Обязательно.

— Только не опаздывай, пожалуйста, — предупредил следователь, и в его голосе мне послышалось угроза.

— Яков Валерьевич, да что вы! Как я могу! — принялся бормотать лейтенант.

— Ладно, ладно, — похлопал его по плечу следователь. — Значит, завтра в два я тебя жду. Ну всё, счастливо.

— До свидания, — попрощался мент и ушёл.

Следователь проводил его таким взглядом, словно раздумывал, не дать ли ему пинок под зад. Когда за лейтенантом захлопнулась дверь, следователь обратил внимание на наличие в коридоре моей персоны. Несколько секунд он с недоумением во взгляде рассматривал меня, словно пытаясь вспомнить, кто я такой, потом, видимо, вспомнил и пробормотал:

— Ах да… — Затем уже обращаюсь ко мне: — Заходи! — И сопроводил свои слова с приглашающим жестом.

Я поднялся.

— Здравствуйте! — с некоторым опозданием вспомнил я.

— Привет, — сказал следователь. Не очень приветливо, но для начала сойдёт. Я вошел в кабинет. Со вчерашнего дня в нём мало что изменилось, разве что бумаг на столе стало ещё больше, да окно было зашторено не так основательно и сквозь него пробивался узкий лучик света. Впрочем, следователь исправил это упущение и тут же ликвидировал брешь в глухой обороне занавесок.

— Присаживайся! — предложил он мне затем. Я сел на один из стульев и принялся ждать, что последует дальше. Следователь сел напротив и некоторое время что-то искал на столе, затем перевел взгляд на меня. Выражение его лица при этом оставалось таким, словно моё присутствие портило ему весь окружающий пейзаж. Я, как мог, постарался замаскироваться под мебель, но, видимо, мне это не очень удалось, поскольку выражение лица следователя ничуть не изменилась, разве что в нём появились ещё больше озабоченности.

— М-да, -сказал он вздыхая. Затем: — Ты позавтракал?

— Да, — кивнул я.- Перекусил немного.

На самом деле я успел купить по дороге всего пару гамбургеров, так что вряд ли это можно было считать полноценным завтраком.

— А вот я не успел, — признался следователь. — Ставь чайник!

Я сначала не понял, к кому относится последнее предложение, но по внимательному взгляду следователя догадался, что вероятнее всего ко мне, после чего зашарил взглядом в поисках чего-нибудь похожего на чайник.

— На подоконнике, — подсказал следователь.

Я оглянулся. От подоконника меня отделяло целых три метра, поэтому пришлось подняться и совершить небольшую прогулку. По дороге я успел поразмыслить, что следователь довольно бодро взялся за моё обучение и, возможно, скоро мы придём на новую ступень развития, заключающуюся в том, что мне поручат важное задание по доставке пива для работников прокуратуры. В принципе, это было вовсе неплохо, и я бы не возражал, если бы все мои практикантские обязанности на этом закончились. Все же, носить пиво значительно приятнее, чем торчать в прокуратуре целый день и париться над расследованием дел, имеющих к тебе примерно такое же отношение, как к голодающим китайцам торговля марихуаной. Во всяком случае, мне так казалось.

Чайник оказался старым, допотопный кипятильником, торчащим из емкости, которую с большим трудом можно было назвать кувшином, скорее она напоминала измерительную колбу с горлышком для более удобного слива воды. Я поискал взглядом розетку, и обнаружив ее над соседним столом, перенос кипятильник туда. Потом подумал, стоит ли добавить в импровизированный чайник воды или обойдётся имеющейся в наличии, но в этот момент дверь в кабинет следователя заскрипела и с явной неохотой отворилась. Я замер. Обычно в таких случаях ожидаешь самого худшего, но в данной ситуации я никак не мог сообразить, что же для меня сейчас самое худшее, поэтому просто ждал, что оттуда вынырнет и на кого она первым набросится, на меня или следователя. Следователь, по моим соображениям, был более удобной мишенью. Прошло, наверное, несколько секунд, в течение которых в дверном проеме так никто и не объявился, прежде чем из пустоты коридора материализовалась чья-то рука и, подержавшись несколько секунд за дверную ручку, убралась обратно. Я подумал, к чему бы это, и вопросительно взглянул на следователя. Тот, похоже, был озадачен не меньше моего и просто пожал плечами, давая понять, что сам не совсем понимает, что происходит. Я хотел было посмотреть, кто там в коридоре, но следователь жестом остановил меня. Прошло еще несколько секунд, в течение которых ничего не происходило. Затем рука появилась снова, а вслед за ней в следовательский кабинет протиснулось тело; втянулась словно осьминог, притянутый щупальцем, после чего нашим взорам предстала чрезвычайно потрёпанная физиономия мужика лет тридцати с глазами, активно стремящимися переносице. Несло от мужика перегаром, что наводило на мысли об активном возлиянии не далее, как прошлой ночью. Алкаш, решил я, ожидая, что следователь сейчас выгонит это явление, но произошло совершенно обратное.

— О, Алексей! — радостно воскликнул следователь. — Давай, заходи! Мы как раз собрались кофе пить.

Тот, кого назвали Алексеем, долгим взглядом посмотрел на следователя, сделал шаг назад, потом в его голове, видимо, пошёл какой-то мыслительный процесс, субъект остановился, сделал несколько шагов вперёд, после чего со стоном повалился на стул.

— Как мне плохо! — заявил он, закрывая лицо руками.

— Конечно, плохо, — деловито кивнул следователь, доставая и стала яблоко. — Яблочко хочешь?

Посетитель активно замотал головой. От резких движений голова его, видимо, опять заболела, и новоприбывший застонал.

— О! — простонал он.

— Ладно, — сказал следователь, принимаясь самостоятельно расправляться с яблоком, — сейчас что-нибудь придумаем. А ты, — обратился следователь ко мне, — не стой там, чайник ставь!

Только тут я обнаружил, что до сих пор стою с кипятильником в руках, держа шнур в нескольких сантиметрах от розетки. Я решил, что бывает, после чего простейшим движением руки выполнил возложенную на меня миссию.

Когда я обернулся, следователь уже достал откуда-то, скорее всего из ящика собственного стола, бутылку водки и предложил ее нашему визитеру.

— На, возьми, — сказал он. -Понюхай.

Мучимый похмельем гость приподнял голову и приник своим носом к горлышку бутылки.

— Фу! — с максимальным отвращением сказал он и отвернулся. — Какая гадость! Как такое можно пить?

— Да, я тоже удивляюсь, — невозмутимо поддержал нашего посетителя следователь.

— Хорошо тебе, — прохныкал гость, -можешь не пить…

— Мне здоровье не позволяет, — рассудительно произнёс следователь. — На, еще пару раз нюхни.

И он снова протянул посетителю бутылку с водкой. Тот послушно выполнил указания, скривился ещё больше прежнего и неожиданно вылетел в коридор. Я проводил его удивленным взглядом, и только услышал, как хлопнула где-то дальше по коридору дверь, после чего на некоторое время всё стихло. Когда через некоторое количество времени названный Алексеем посетитель вернулся, чайник уже успел вскипеть, следователь слопал три яблока, и я окончательно убедился в ошибочности своего решения пойти на практику в данную прокуратуру. Убедили меня в этом уголовные дела, переданные мне следователем со словами: " На, читай пока»

— Ну что, полегчало? — осведомился Воцйоб у гостя, едва тот переступил порог кабинета.

— Да вроде… — голосом загнанной лошади ответил Алексей, и бросив на меня мимолетный взгляд (я понял, что новоприбывший заметил меня только сейчас), снова уселся на один из стульев напротив следователя.

— Ну и замечательно, — заключил Воцйоб и кивнул в мою сторону. — Знакомься, мой стажер. Как там тебя?

Я представился.

— Да точно, — кивнул следователь, делая вид, что вспомнил моё имя, хотя я вроде бы ему его не говорил. — А это, — он указал на гостя. — Алексей Нюша, в ближайшем будущем возможно наш второй следователь. Кстати, забыл тебя вчера спросить, ты когда к нам переводишься?

— Обещают через две недели, — отдуваясь, сообщил Нюша. Чувствовал он себя, судя по внешнему виду, всё ещё не важно, и через каждые несколько секунд делал такие вдохи, как вытащенная на берег рыба.

— Две недели? — переспросил следователь и недовольно поморщился. — Две недели, это многовато.

Нюша, как смог, пожал плечами и ничего не сказал.

— Яков Валерьевич, у тебя от головной боли ничего нет? — попросил он.

— Ружье? — предложил следователь.

— Не настолько кардинальное… — поморщился Нюша.

— Тогда только чай, — сказал следователь, и уже обращаюсь ко мне: — Давай, не стесняйся, хозяйничай там. Чай, сахар в нижнем шкафчике.

Я мысленно пожал плечами и полез за нужными ингредиентами в находившиеся у моих ног внутренности шкафчика. Пока я там копался, следователь и его посетитель продолжали разговаривать.

— Ну как вчера домой добрался? — спросил следователь.

— А я добирался домой? — удивился Нюша.

— Добирался, — подтвердил следователь.

— Не помню, — замотал головой Нюша. — Я не помню даже, как сюда добрался. Наверное, со скандалом…

— С чего ты взял? — поинтересовался Воцйоб.

— Да помню, кто-то кричал: «Вставай, пьяная скотина!» и «куда прёшь, сволочь?!»

— А, это…! –как бы вспомнил следователь. — Это нормально. Это Екатерина Григорьевна тебя так.

— Да? — удивился Нюша. — А чего это она так?

— Да она утверждала, что таким образом всегда будила своего мужа, — объяснил следователь.

— Я что, лежал? -ужаснулся Нюша.

— Ну, не совсем, чтобы лежал…, неопределённо произнес следователь. — Скорее, ты стоял на четвереньках и предлагал всем желающим покататься на лошадке.

— О! — простонал Нюша, закрывая лицо руками.

— Да, то же самое ты говорил вчера, — подтвердил следователь. — Кстати, никогда не думал, что у тебя такой талант в изображении лошадиного ржания.

Нюша ничего не ответил, только продолжал стонать и скрываться в собственных ладонях. К этому времени я завершил свои поиски, и теперь вовсю осваивал работу домохозяйки и официанта в одном лице.

— Мне две ложки сахара, — подсказал мне со своего места следователь. — И пол кружки заварки. Алексею… Тебе сколько?

— Мне вообще без сахара… — замотал головой гость. — И если можно, покрепче.

Я подумал что-то насчёт самообслуживания, но вслух, как обычно, предпочел не высказываться, и просто выполнил возложенную на меня функцию. Две ложки сахара, пол кружки заварки, не так и сложно, как кажется, во всяком случае не сложнее, чем составлять постановление или протокол.

— Ты кстати, Анатолия там по дороге не встречал? — поинтересовался у посетителя старший следователь.

Тот замотал головой.

— Нет, не встречал, -сказал он. -Я вообще никого не встречал. Ни здесь, ни по дороге сюда… Странно, да?

— Да, странновато, — согласился следователь.

— Вот и я о том же, -кивнул Нюша и тяжело вздохнул. — Анатолия я последний раз видел вчера, когда все уже уходили. Он лежал там, под деревом. Я тогда ещё подумал … — Он вдруг осекся и сильно-сильно наморщил лоб, как бы что-то вспоминаю. — Нет, не вспомню, — заключил наш гость в итоге. — А зачем он тебе? Что-то срочное?

— Да нет, — пожал плечами следователь. — Есть правда, одно дело, но не сказал бы, что оно срочное. А так хотел просто узнать, как он добрался до дома. Где ты его, говоришь, видел в последний раз?

— Под дубом, — охотно повторил Нюша. Он, похоже, начинал потихоньку приходить в себя.

— По-моему, это был ясень, -заметил следователь.

— Может и ясень, — не стал спорить Нюша. — Факт, что Анатолий под ним лежал.

Следователь задумчиво закивал и вынул из ящика стола ещё одно яблоко. «Откуда он их только берёт?» подумал я и подал чай.

— Бери, — сказал следователь гостю, кивая на чай, а сам в это время занялся активным поглощением следующего подвернувшийся ему под руку яблока. Не успел он его освоить и до половины, как неожиданно остановился, и посидев с набитым ртом пару секунд, вдруг повернулся в сторону Нюши и очень внимательно посмотрел на того.

— Когда, ты говоришь, видел Анатолия в последний раз? — продолжив жевать, спросил Воцйоб.

— Вчера, -ответил Нюша, дуя на горячий чай, чтобы остудить его. -Когда мы уходили.

— Под деревом? — уточнил следователь.

— Ну да, -кивнул Нюша. -Он там валялся… В смысле лежал…

— И мы уходили? — тревожным голосом спросил Воцйоб.

— Ну да, — снова кивнул Нюша. — Мы уходили, А я ещё подумал… -Он не договорил, и лицо его приобрело такой же озабоченное выражение, как у следователя. — Я ещё подумал… — повторил он снова и ошарашенно взглянул на следователя.- А чего это мы уходим?

Повисла напряжённая пауза. Я переводил взгляд с одного лица на другое и пытался вникнуть сущность проблемы. Пока ясно было одно: со вчерашнего пикника возвратились однозначно не все.

— Мы что, его там оставили? — в гробовой тишине произнёс Воцйоб.

Нюша ничего не ответил, лишь беспомощно хлопал глазами.

— Мы оставили Безгласного там, — снова, закивал следователь, начиная постепенно приходить в себя. -Как же нас так угораздило?

— А кто последний уходил? -поинтересовался Нюша.

— В том-то и дело, что я, — с досадой закусил губу следовать. — Но кто-то мне сказал, кажется Гея, что Анатолий ушёл раньше всех, и я не стал проверять. — Он досадливо замычал, потом обратился к Нюше. — Ты точно уверен, что он лежал под дубом?

— Ну, я не ручаюсь стопроцентно за свою память… — с сомнением в голосе сказал Нюша. — Но, по-моему, он был там, если я, конечно, не глючил. Я вчера не глючил?

— Было немного, — признал следователь.

— А кто фигурировал в качестве главного персонажа?

— Да как обычно, — пожал плечами исследовать. -Девки какие-то.

— Девки? Обычные девки? — недоверчиво переспросил Нюша.

— Ну да, -кивнул Воцйоб. — Ты за ними ещё бегал.

— Бегал? — в ужасе переспросил Нюша, и получив утвердительный кивок следователя, закивал сам. — Да, я что-то подобное припоминаю… Да, девки были. Точно. — Он внимательно посмотрел на следователя. — Но ведь Анатолий не девка? — Похоже, в своем нынешнем состоянии Нюша сам сомневался в правильности своих умозаключений. Следователь красноречиво развел руками, всем своим видом показывая, что Безгласный, кем бы он там не был, уж никак не мог быть девкой.

— Значит, я не глючил, — заключил Нюша. Мне его логика показалось довольно-таки сомнительной, но следователя она, похоже, вполне устраивала.

— Значит, Анатолий там, — подвел итоги расследования Воцйоб.

Я хотел было спросить, где это там, и что это загадочное дерево, не то дуб, не то ясень, и кого вообще потеряли, но только я открыл рот, чтобы задать просто вопрос, как Нюша прервал меня.

— И что мы будем делать?

Следователь ничего не ответил. Он медленно потянулся в ящик стола за очередным яблоком, почти уже выудил его, но на полпути неожиданно замер, после чего порывисто поднялся.

— Пойдём! — сказал он Нюше. — Может ещё успеем!

Нюша нехотя поднялся. Видно было, что ходить куда-то с похмелья ему совсем не улыбалось.

— Ты сидишь здесь, — сказал мне следователь перед тем как выйти. — Мы придём через несколько минут.

И они ушли. Я остался в кабинете один. Можно сказать, что я не совсем был готов к такому повороту дел, и поэтому в первый момент растерялся, не зная, чем мне заняться. Следовательский кабинет не располагал к пространным экскурсиям, а вероятность внезапного возвращения его владельца делала невозможным более детальное изучение. Я мог, конечно, осмотреть всё со стороны, но поверхностный осмотр я вроде бы уже и так успел сделать, а мне хотелось, как следует покопаться в столе и залезть в следовательский сейф. Может, я не обнаружил бы там ничего интересного, но зато удовлетворил бы свое любопытство и хоть чем-то занял предоставленное мне время.

Я вздохнул и осмотрелся. Взгляд мой остановился на дальнем окне, по-прежнему занавешенном так плотно, словно за ним скрывалась военная тайна. С чего бы это следователь так? Я метнул быстрый взгляд в сторону двери, за которой скрылся следователь со своим приятелем, и осторожно приподнялся. Вероятность появления следователя была довольно мала, но всё же… Я сделал неуверенный шаг вперёд, по направлению к окну.

Дверь неожиданно открылась, и в нее просунулась голова старшего следователя.

— Да, и ничего не трогай без меня, — предупредила голова.

— Само собой, — вздохнул я, садясь на прежнее место.

— Ну вот, — сказал следователь. -Скоро буду.

И он снова смылся. Я недовольно насупился. Какого хрена этот урод вернулся? Они же пошли искать какого-то Анатолия, разве нет? Кстати, а куда именно они отправились? Что-то они говорили о дубе и ясене или ещё каком-то дереве, под которым вчера забыли своего приятеля. Вчера я видел всю их компанию в одном из соседних кабинетов, где, судя по всему, неплохо праздновали какое-то событие. Поскольку дубы или ясени, или другие деревья в кабинетах, как правило, не растут, значит, вчера вся компания должна была переместиться на природу. А куда здесь можно переместиться? Ответ: куда угодно. Кругом болота, поля, куча всяких мелких рощ. В общем, мест для пикника хоть отбавляй. Хотя, по-моему, местные обитатели вполне неплохо справляли праздник в стенах прокуратуры, и если, конечно, я не ошибался, то, что они вытворяли вчера в соседнем кабинете, именовалось не иначе чем костром. Но, в конце концов, всех рано или поздно тянет на природу, так что вчерашняя компания вполне могла переместиться в один из местных тихих природных уголков. Значит, сейчас следователь отправился именно туда. Теоретически тогда у меня было минут 10—15, но что если этот коротышка снова что-нибудь забудет и во второй раз нагрянет, как снег на голову? Нет, рисковать определённо не стоило, Хотя, что здесь такого? Я же не украду это окно, просто посмотрю… Я снова бросил разочарованный взгляд на задернутые шторы. В принципе, если я открою дверь, у меня появляется реальная возможность заранее узнать о внезапном появлении следователя. Я почесал затылок, и так и сделал. Открыл дверь и на всякий случай осмотрел коридор. Всё было тихо. В коридоре не наблюдалось не одной собаки, в смысле ни одного работника прокуратуры. Я решил, что это неплохо и уже было направил стопы свои к заветной цели, как дверь одного из кабинетов дальше по коридору отворилась и из неё вышли чрезвычайно встревоженные Воцйоб с Нюшей. Они о чём-то переговаривались в полголоса, при этом активно жестикулируя и втолковывая друг другу какую-то мысль, с которой, похоже, оба были согласны, но, видимо, столь бурное обсуждение лучше способствовало ее перевариванию. До меня долетали лишь отдельные фразы, по которым установить суть диалога было практически невозможно, поэтому приходилось строить только догадки.

— А может, он уполз? — Это Нюша. Ну, это понятно, это об их приятеле, которого вчера оставили под деревом. Я бы на его месте тоже уполз, хотя бы просто от обиды, что меня забыли.

— Да некуда ему вроде было ползти, — сказал следователь. — Двери я на ключ закрыл. Разве что… — Дальше я не расслышал и затем: — Ну, тогда я вообще не знаю…

— А дерево? — вдруг спросил Нюша.

— А что дерево? — вопросом на вопрос ответил следователь

— Ну, Анатолий может быть там, где дерево, — выразил свои подозрения Нюша. Я бы сказал, что в логике ему отказать было сложно.

— Ну и где теперь искать это дерево? — спросил следователь.

— А куда оно вообще делось? — поинтересовался Нюша.

— А кто его знает! — всплеснул руками следователь. — Может тоже уползло…

— Куда уползло? — в голосе Нюши мне послышалось растерянность.

— Как куда? Вслед за Анатолием…

Нюша недоверчиво посмотрел на старшего следователя, видимо, пытаясь понять, насколько тот серьезен, но тот был непроницаем. По большому счёту, он вообще не смотрел на своего будущего напарника, будучи с головой погружён в свои мысли.

— А если так? — бормотал он и ещё что-то, активно сопровождая жестами, но что-то уже совершенно не различимое.

— Что? — нетерпеливо спрашивал Нюша.

— Нет, ничего, -отмахнулся следователь и снова погрузился в свои мысли. Меня следователь упорно не замечал, хотя я не предпринимал никаких попыток к тому, чтобы замаскироваться, и стоял от него не больше чем в десяти шагах.

— Яков Валерьевич, а не мог Анатолий в окно выпрыгнуть? — подал идею Нюша

— В какое окно? — сразу не въехал следователь.

— Ну как в какое? В обычном окно…

— Откуда там окно? — продолжал не въезжать следователь.

— Ну как откуда? — немного растерялся Нюша. — Было там окно…

— Да? — удивился следователь. — Где?

— Ну там… Нюша сделал неопределенный жест в сторону двери. — Справа от дуба.

— Окно? — недоверчиво приподняла бровь старший следователь. -Справа от дуба?

— Ну да, -закивал Нюша. — Я сам его не сразу заметил. Потом, когда ходил, искал, перешел на другую сторону дуба, как раз на него и наткнулся.

— М-м-м. И что там?

— Да ничего особенного. Окно как окно.

— А за ним что? — продолжил допытываться старший следователь.

— Темно за ним. И огоньки какие-то.

— Огоньки? — переспросил следователь, и получив утвердительный кивок своего напарника, закачал головой: — Плохо. Если Анатолий в окно выпрыгнул, тогда мы можем его вообще не найти.

— Что же нам делать? — спросил, совсем сбитый с толку, Нюша.

— Будем искать, — пожал плечами следователь. — И будем надеяться, что до окна Анатолий не добрался… Хотя… — следователь как-то весь внутренне собрался и почесал макушку.- Давай ещё раз всё посмотрим, а потом… — Тут он заметил меня и удивлённо приподнял брови: — А ты тут что делаешь?

Вопрос следователя не застал меня врасплох.

— Воздухом дышу! — бодро отрапортовал я.

— Я же сказал тебе сидеть в кабинете? — недовольно проворчал Воцйоб.

— Да я, в общем и так можно сказать, одной ногой там, — отмазался я, демонстративно облокотилась на дверь следовательского кабинета.

— Странно, — сказал следователь и вопреки моим ожиданиям ничего больше не добавил. Вместо этого он обернулся к Нюше и наставительно произнес: — Значит так. Зайди сейчас к шефу, если он на месте, и скажи ему… Хотя… — следователь критически оглядел помятую физиономию младшего следователя. -Лучше не ходи к нему сейчас, я сам зайду. Лучше найди Екатерину Григорьевну, возьми у него ключи от хранилища вещдоков и жди меня там. Я скоро буду.

— Хорошо, — кивнул Нюша и ушёл.

— Так, теперь ты… — внимание следователя переместилась в мою сторону. Я весь внутри не напрягся, ожидая, в каком направлении он отошлет меня. В принципе, всё зависело только от богатства фантазии следователя.

— Сегодня у нас ничего не получится, — продолжил между тем следователь. -Сам видишь, я занят….

Я активно закивал, показывая, что полностью вникаю в затруднения своего научного руководителя и всячески им сочувствую. Я бы даже принес соболезнования, если бы знал кому и по какое случаю.

— Так что сегодня можешь быть свободен, — завершил свою мысль Воцйоб, и уже собирался избавить меня от своего присутствия, как вдруг что-то вспомнил и вновь повернулся ко мне: — Да, если есть желание, можешь сегодня вечером, где-то в районе шести вечера съездить со мной на место происшествия…

Сказал, и как-то уж очень внимательно на меня посмотрел.

Наверное, мне нужно было сказать: нет, и забить на всё сразу и надолго. Наверное, мне нужно было сразу объяснить следователю, что эта его практика мне нужно примерно так же, как эскимосам солнцезащитный зонт, и вообще я здесь только постольку, поскольку один мудак подвел меня, и как только я получу отзыв о прохождении практики, то сразу же смотаю и постараюсь больше здесь никогда не появляться. Наверное, мне так и следовало поступить. Наверно. Но, видимо, в этот момент что-то в моём сознании заклинило, и я решил проявить инициативу, наивно полагая, что такое поведение мне в будущем зачтётся.

— Ладно, -сказал я кивая. — В шесть я подъеду.

— Ну давай… — сказал следователь, и в его голосе мне послышалось удивление. Он явно не ожидал, что я проявляю хоть какой-то интерес к его работе, и теперь, видимо, не знал, как воспринимать мою активность.

— Ну всё, до шести, — сказал я, прощаясь. Следователь слабо махнул мне рукой вслед и пошел по своим делам. Я тоже отправился по своим, и через час был уже дома. За это время мысль о загадочном исчезновении помощника прокурора пришла мне в голову всего один раз, но она была настолько неопределённой, что я даже толком не стал над ней задумываться, а просто спихнул ее в закоулки подсознания. Какое-то там дерево, не то дуб, не то липа, дверь, которую закрыл следователь и за пределы которой помощник прокурора был не в состоянии выбраться. Что за бред? И почему эти два типа поперлись в один из соседних кабинетов, если они оставили своего приятеля под деревом? Может, у них там в кабинете декоративный дуб растёт? Может. В таком случае, понятно, куда он делся. Его просто стащили. Вопрос: кто стащил? А хрен его знает. Тот, кому нужно было, тот и стащил. Мне вот, например, дуб не нужен, я бы его и брать не стал. В общем, не моя это забота, ищите свой дуб, в смысле помощника прокурора сами. Ну, а если он у вас в окно выпрыгнул, росшее справа от дуба… Или наоборот? Выпрыгнул в дуб, росший справа от окна… то есть нет. Выпрыгнул в окно, справа от которого рос дуб. Вроде так. И ещё там огоньки какие-то были… Ну и хрен с ними! Прыгнул и прыгнул. Надеюсь, там внизу ему понравилось. В общем, мура это всё, решил я, и на этом посчитал данный вопрос закрытым.

Домой я приехал где-то к часу дня и сразу же завалился спать. Учеба на юридическом факультете, и особенно летние каникулы разленили меня, поэтому вставать в семь утра для того, чтобы к половине девятого быть прокуратуре, казалось мне чем-то противоестественным. В дальнейшем я рассчитывал привыкнуть к подобному графику, и вообще по возможности свалить как можно скорее, но пока позволял делать себе небольшие поблажки. Проспав около полутора часов, я проснулся чрезвычайно бодрый и довольный собой, в честь чего плотно пообедал и отправился в небольшую прогулку до ближайшего водоема. Домой я вернулся где-то к четырём и могу вас уверить, что мысли о предстоящей практике, прокуратуре и старшем следователе за это время совершенно не травмировали мою восприимчивую детскую психику. Дома я снова поел, почитал взятую в библиотеке книгу и стал размышлять о том, чтобы навестить одну свою знакомую. Неожиданно я вспомнил о приглашении старшего следователя. Если хочешь, можешь подойти к 6 часам, вроде бы сказал он. Я поморщился. Кажется, я пообещал этому типу приехать. Интересно, почему? Ах да, решил проявить инициативу. Я снова поморщился. Посмотрел на часы: было без 10 минут пять. Ехать в прокуратуру, естественно, хотелось также, как преодолевать марафонскую дистанцию под палящим африканским солнцем в знойной пустыне. Но с другой стороны, не ехать тоже вроде было нельзя. Это могло выйти мне боком. После некоторых размышлений я всё-таки решил исполнить данные старшему следователю обещания. Решив так, я нехотя стал собираться. В прокуратуру я подъехал где-то около шести, может без 5 или 10 минут на том же самом автобусе, на котором добирался предыдущие разы. Возможно, это было чистым совпадением, но у меня возникло такое подозрение, что по данному маршруту ходит один автобус, который делает круг и возвращается в изначальную точку. Учитывая интервал во времени, такой вариант вполне мог иметь место. Я подумал над тем, что будет, если он вдруг сломается, и как-то сразу погрустнел. Да, перспектива добираться пешком до дома, особенно в вечернее время, мне мало улыбалась. Оставалось надеяться, что у кого-нибудь из прокурорских работников имеется своя машина, и он, этот работник, не откажется подбросить меня до города. Успокоенный этой мыслю, я вступила на территорию прокуратуры и, можно сказать, привычно поднялся на третий этаж.

Встретила меня неожиданная суматоха. Уже привыкший к некоторой безлюдности местных коридоров, я в первый момент решил, что ошибся этажом, но заметив среди десятков снующих людей знакомую физиономию Нюши, понял, что попал туда, куда нужно. Я хотел было окликнуть его, но тот с чрезвычайно озабоченным видом скрылся в одном из многочисленных кабинетов, и я на полпути захлопнул, уже готовившуюся произнести уйму звуков, пасть. Постояв несколько секунд в нерешительности, я направился кабинету старшего следователя. Но дверь того оказалась заперта, и даже мой настойчивый стук не привел к положительному результату. Тогда, от нечего делать, я принялся рассматривать снующих туда-сюда людей, втайне надеясь, что в течение ближайших пяти-десяти минут (именно столько я собирался ждать старшего следователя), среди них Воцйоба не окажется. Так в общем то и происходило. Промелькнули несколько ментов, пара Омоновцев, прошествовавших мимо меня с таким видом, словно они побывали во всех горячих точках, в которых только возможно, включая Вьетнам. Затем мимо прошли несколько личностей неопределённой принадлежности; некоторые из них выглядели так, словно их нашли на помойке, другие были одеты вполне прилично. Шаркающей походкой мимо меня проследовала ранее виденная мной низенькая женщина с острой мордочкой и очечками-кругляшками, взглянувшая на меня с такой неодобрительностью, с какой можно глядеть на стоящую не на своём месте мебель. Женщина эта скрылась в соседнем от следовательского кабинете, не сказал, к счастью, ни единого слова. Я решил, что это к лучшему, и уже собирался незаметно слинять, как вдали показалась привычно озабоченная физиономия старшего следователя. Он приближался к своему кабинету неспешный походкой, неся в руках стопку каких-то бумаг, которые он тут же на ходу пытался изучать. По мере приближения лицо его становилось всё более и более мрачным. Когда следователь приблизился ко мне, на лице его прочно обозначилось такое выражение, словно он столкнулся с чем-то совершенно необъяснимым. Перед дверью в кабинет Воцйоб остановился (меня он совершенно не замечал) и почесал макушку.

— М-да, — выдохнул он, качая головой. Только это непроизвольное движение, должно быть, позволило старшему следователю увидеть происходящее вокруг, и, в частности, заметить моё присутствие. Оторвав взгляд от бумаг, он в который раз внимательно посмотрел на меня.

— Здравствуйте, -сказал я, хотя мы уже вроде с утра здоровались. Но надо же было хоть что-то сказать?

Следователь в ответ кивнул.

— Пришёл? — спросил он, хотя, по-моему, это было и так очевидно. — Ну ладно, пойдём.

Он открыл своим ключом дверь кабинета, и не дожидаясь, пока я соизволю войти, вошёл первым. Я покладисто последовал за ним.

— Садись, — сказал мне следователь, тыкая пальцем в один из намеченных стульев. Поскольку он всё ещё пытался разобраться в своих бумагах, поэтому указанное им направление полностью соответствовал пустому пространству между стульями. Я предпочел стоять.

— Так… — сказал следователь, отрываясь от чтения своих документов. — Пока у нас тут ничего неизвестно. Менты говорят, вроде два трупа, но они могут сказать и четыре, если с утра не похмеляться, так что пока ничего определенного. Сейчас я им буду звонить. Ты пока посиди, отдохни.

Я снова остался стоять.

— Ты когда-нибудь на месте происшествия был? — спросил следователь, набирая номер телефона.

— Нет, не приходилось, — покачал я головой.

— А в морге?

— Да тоже как-то не пришлось.

— Хм-м. Ну ладно, это и мы исправим… Алло! Да! Алло! Да, да, да, алло! Это Воцйоб. Ну что там у вас?

На том конце провода что-то отвечали, следователь внимательно слушал.

— Так два или один? — спросил он, хмурясь. — Сами не знаете… А тот мужик, что обнаружил труп, он где?

В трубке снова что-то появились объяснять.

— Отлично! — сказал следователь, качая головой. Видно то, что он услышал, сильно его позабавило. -Замечательно. Вы хоть данные его записали? Да? Ну, хоть это догадались сделать. Ладно, что с машиной? Ну, хорошо, ваш водитель запил, мне что, пешком добираться? Не знаю. Меня этот вопрос не волнует. Ваш водила, вы и ищите. Да. Да. Через 30 минут? Ага. Может…. Хотя нет, подожди! Ещё вопрос. Где ты говоришь, труп? В ста метрах от шоссе? — На лице следователя появились озадаченно выражение. -Это в лесу? -Уточнил он. — А как мы его там найдём? — Пауза. -Там палки поставлены?! В лесу?! Нет, я понимаю, но ориентироваться в лесу по палкам? — В трубке что-то зашипело, затрещало и принялось издавать и ещё более странные звуки. Я даже подумал, что сейчас из трубки повалит дым, такой зеленовато-красный с мутными языками пламени, но всё обошлось.

— Понятно, — сказал следователь. — Но ваши там точно будут? Ух ты, должны быть там… Если не уехали… Ну, понятно. Ладно, хорошо. Тогда я через полчаса выйду.

Он положил трубку и тяжело вздохнул.

— Да… — сказал он, хотя я и не понял к чему это. Затем: — Это же надо быть такими… -Следователь не договорил и махнул рукой. — Ладно, ты резиновые сапоги случайно не захватил?

Я высказался в том духе, зачем они мне нужны, и показал свои кроссовки. Следователь почесал макушку и пожал плечами, заявил, что это мои проблемы, и если я замочу ноги или испачкалась, то это тем более будет мои проблемы и он меня предупреждал. Затем он в очередной раз предложил мне присесть, а я в очередной раз проигнорировал его предложение, после чего следователь покидал сейф несколько уголовных дел, хапнул из шкафа легкую летнюю куртку, и скомандовал:

— Пойдём!

И мы отправились на место происшествия.

То есть, естественно, отправились мы не сразу. Сначала мы в течение почти что часа дожидались милицейский УАЗик, и за это время я узнал от следователя много интересного об интимной жизни ментов и об их привычках, касающихся в основном той же самой интимной сферы, а также об их размножении и семейных традициях. К тому моменту, когда милицейский УАЗик наконец-то появился, я уже неплохо поднаторел в лексиконе матерных выражений старшего следователя, и мог с достаточной грамотностью в нём ориентироваться. Когда же следователь исчерпал свой запас ругательств и собирался пройтись по ним повторно, наконец, объявился милицейский УАЗик, ехавший с такой скоростью, что возникали сильные сомнения, а можно ли на нём вообще куда-нибудь уехать? На вопрос старшего следователя (Маты я сразу же пропускаю): «Где вас, мягко говоря, носит?», менты отвечали, что ездили на вызов и примчались сразу же, как только получили команду ехать к следователю. Было их между прочим, двое: шофёр и криминалист. Криминалист нервно сжимал под мышкой свой чемоданчик и вообще производил впечатление человека, попавшего в милицию по ошибке. Шофер меланхолично курил сигарету и на все вопросы следователя отвечал с такой апатией во взгляде, словно тот докапывался до него чуть ли не ежедневно, так что у него выработался некий иммунитет к его наездам. Кроме двух сотрудников милиции, прибывших на машине, в УАЗике оказался ещё один субъект, которого я сначала принял тоже за мента, но приглядевшись к нему повнимательнее, решил, что это всё-таки не мент. Нет, бывают, конечно, менты с фингалом под глазом и выглядящие так, словно не только страдают алкоголизмом, но и проживают где-нибудь в канаве, но это явление могло переплюнуть их всех скопом. Поэтому, я сделал вывод, что это не мент, и как выяснилось позже, оказался прав. Бедолага, сидевший в закутке за задним сиденьем, оказался на самом деле среднестатистическим алкашом. Он попался на какой-то мелкой провинности и теперь вынужден был таким образом тянуть свои 15 суток. Зачем он понадобился, я узнал уже после, а пока меня запихнули на сиденье напротив алкаша, и машина поехала.

Я кивнул своему соседу в знак приветствия, тот кивнул мне в ответ и робко улыбнулся, демонстрируя недостающие передние зубы и, кажется, обломанный правый клык.

— Сейчас заедем за Геей, — сказал шоферу старший следователь.

— Если только он на месте, — заметил криминалист.

— На месте, — уверенно кивнул Воцйоб. — Я с ним только недавно по телефону разговаривал.

Мы проехали въездные ворота — Арку. Для тех, кто не знает, въездные ворота или Арка — это сооружение, отделяющая наш городок от всего остального мира, и только благодаря ей вы можете понять, что въехали в город или наоборот выехали, а не то, что вы проезжаете мимо беспорядочный кучи каких-то строений. Раньше под Аркой действительно проезжали машины, но потом кому-то пришло в голову, что постоянное автомобильное движение плохо сказывается на состоянии архитектурного памятника и дорогу перенесли на несколько метров в сторону, так что теперь Аркой можно было любоваться только со стороны.

Миновав Арку, мы поднялись наверх, в ту часть города, которая находилась на небольшом возвышении. Там мы подъехали к районный больнице, где нас уже поджидал чрезвычайно недовольный субъект, при приближении оказавшийся лицом кавказской национальности. Почему я говорю «при ближайшем», так это потому, что со стороны я этого не заметил, а когда этот субъект поинтересовался, где нас носило столько времени, никакого акцента я не уловил. Лишь потом, когда этот тип, оказавшийся патологоанатомом, влез в машину, и моему взору предстали лысеющая макушка и довольно примечательные усы на характерным лице стареющего джигита, я увидел, что передо мной никто иной, как тот, о ком говорят, что у него горячая южная кровь и чьих сородичей мы достаточно часто можем лицезреть на любом базаре.

— Колыматия, — буркнул новоприбывший, увидев меня. Бомжа он проигнорировал. — Гея Георгиевич.

Я кивнул в ответ и тоже представился. Суд мед эксперт устроился на заднее сиденье рядом с криминалистом, а на оставшееся место разместил внушительного вида саквояж, в котором могло поместиться всё, что угодно, включая бомбу небольших размеров. Следователь, занявший переднее сиденье рядом с водителем, недовольно (Ну, мне во всяком случае так показалось), поинтересовался:

— Что ты там такого понабрал?

— Поехали, — вместо ответа буркнул Колыматия, и следователь, как ни странно, не стал докапываться дальше.

Через некоторое время мы выехали за пределы нашего городка. Я не особо наблюдал за дорогой, отметил только, что шоссе, по которому мы ехали, начинается с Южной окраины, сразу за парковой оградой. Значит, едем куда-то на горку, решил я. Собственно, направление нашей экскурсии меня не особо волновало, волновало лишь сколько она продлится и успею ли я до ночи вернуться домой.

Между тем, судмедэксперт немного подобрел, и между ними исследователем завязалась оживленная беседа, к который по ходу дела присоединился криминалист. Шофёр в беседе участия не принимал, то ли ему это было неинтересно, то ли его это не касалось, не знаю. Я тоже в разговор не вмешивался, всё больше помалкивал и собирал интересующую меня информацию.

— Что там такое? — спросил судмедэксперт. Странно, но несмотрю на фамилию и соответствующий внешность, говорил он совершенно без акцента. — Труп? Два?

— А хрен его знает, — отозвался следователь. Он передал судмедэксперту яблоко. Тот его взял. — Менты говорят, вроде двое жмуриков, но у них всегда были проблемы с устным счетом. — При этих словах криминалист покосился в сторону следователя, но ничего не сказал. Следователь проигнорировал его взгляд и продолжал: -В общем, на месте разберёмся.

— А кто нашел покойников? — продолжал расспрашивать судмедэксперт.- Менты?

— Нет, — Воцйоб замотал головой. — Мужик какой-то. Похоже, грибник.

— Хм. А он что говорит?

— А он ничего не говорит, — в тон судмедэксперту отвечал следователь.- Он сказал, что ему завтра на работу, послал всех подальше и ушёл.

— Правильно сделал, — одобрил судмедэксперт.

— Правильно сделал! -проворчал следователь. — Урод. Не мог найти труп в другой день. Например, завтра…

— А кто завтра дежурит? — поинтересовался Колыматия.

— Безгласный…

— А! Тогда понятно.

— Ничего непонятно. Анатолия то нет. — И для наглядности следователь развел руками.

— Что, так и не объявился? — удивился судмедэксперт.

— Не, -следователь покачал головой.

— Значит, опять загулял.

— Хорошо бы, если так, -уныло произнес следователь.

— Думаешь? — Колыматия вопросительно приподнял бровь.

— Угу. Я бы и сам не прочь загулять. — Он тяжело вздохнул. — Слушай, Гея, а может, ну это всё нафиг, поехали в баню? Ты когда последний раз в бане был?

Судмедэксперт вздохнул.

— Давно.

— Вот! -Следователь сделал такой жест, словно только что уверился в собственной правоте. — И я тоже уже забыл, когда в бане парился. Поэтому, давай, забиваем на всё это, и поехали в баню. Вон, и криминалиста с собой возьмём. Ты как? -Следователь толкнул криминалиста локтем в бок.

— Да можно…, — сказал тот, пожимая плечами.

— Вот. Он согласен, -обрадовался следователь. — Ну что, идем?

Несколько секунд судмедэксперт молчал. Затем пожевал губами и произнес:

— В баню? — Он снова помолчал, как бы раздумывая. Затем: — В баню можно. -Секундная пауза, и после: — Только на выходных.

— Да ну, нахрен, эти выходные! — отмахнулся Воцйоб. — Поехали сейчас!

Судмедэксперт покачал головой.

— Сейчас не могу, -сказал он. — Дела у меня сегодня.

— Женщина? — понимающе поинтересоваться следователь.

— Мама, — ответил суд мед эксперт.

— Мама — это святое, — согласился следователь. — Значит, едем на выходных. — Следователь сразу повеселел. — Возьмем с собой Анатолия. Если он, конечно, объявится…

— Слушай, а где мы умудрились потерять? — задал вопрос судмедэксперт, и я отметил, что в его голосе порезался легкий акцент.

— Под дубом, -ответил следователь, и в его голосе проскользнули какие-то странные нотки.

— Под каким дубом? — осторожно поинтересовался суд мед Эксперт.

— Под тем самым, — ответил следователь, внимательно глядя на судмедэксперта. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

— Кажется, это был ясень, — наконец сказал судмедэксперт.

— Да? — следователь снова пристально взглянул на Колыматию. — Алексей утверждает, что это был дуб.

— Хм. И мы точно оставили Анатолий там?

— Судя по всему, да. Во всяком случае, Алексей запомнил именно так.

Колыматия нахмурился.

— Да, — протянул он и почесал свою макушку. — И что будет, если Анатолий завтра не объявится?

— Хреново будет, -пожал плечами следователь и снова загрустил. — Опять придётся мне отдуваться.

— Сколько у тебя сейчас в производстве дел?

— Восемнадцать. Из них четырнадцать «живые».

Колыматия присвистнул.

— Вот и я о том же, -кивнул следователь. — Давно нужно всё это посылать на хрен!

— И начинать пить, — поддержал следователя суд мед экспорт.

— Прямо сейчас, — одобрил криминалист.

— Ну да, — кивнул следователь. — Прямо на трупе. А его можно третьим взять, он возражать не будет.

— Это точно, — согласился судмедэксперт. — Разложим на нем скатерть, поставим водочку, закусочку, сделаем всё как надо. Глядишь, и ему горемычному перепадет.

— Там «подснежник», — заметил криминалист.

— Да? — переспросил судебный Эксперт и лицо его приобрело озабоченное выражение. — Тогда скатерть отменяется. Будем пить стоя.

— Почтим память, — вставил следователь и кивнул. — Теперь только осталось отыскать нашего покойника. — И он внимательно стал смотреть на проплывающий мимо пейзаж.

— А в чём проблема? — поинтересовался Колыматия.

— Да не в чём. Если менты всё ещё там, тогда проблем нет, а вот если уехали… В общем, ищите ментовской УАЗик, найдём его, значит найдём покойника.

К тому времени, как он это сказал, мы выехали на широкое шоссе, пролегающее посреди густого лесного массива. Раньше я в этих местах не бывал, поэтому с определённой уверенностью сказать, куда ведёт данная дорога, сказать не мог. Поток машин, идущих к нам навстречу, был чрезвычайно редким, что говорило о том, что шоссе используются на минимуме своих возможностей. Через некоторое время пошли вырубки: широкие полосы пеньков, тянущиеся на метров пятьдесят с обоих сторон дороги, потом вырубки закончились и снова пошёл густой лес.

— Может, менты уже уехали? — с надеждой в голосе спросил следователь.

— Да нет, не должны, — смущенно пробормотал криминалист, который, как и следователь, внимательно всматривался в окружающий пейзаж.

— Ну, видишь же, нет их, — сказал следователь, как мне показалось, с некоторым нажимом. — Нету. А раз нет ментов, нет трупа. Так что проехали. Скажем, мы не нашли.

Следователь так загорелся этой идеей, что казалось, был готов сам сесть за руль УАЗика и повернуть обратно.

— Давай ещё чуток проедем, — предложил Колыматия. — Вон хотя бы до того подъёма.

— Хорошо, — согласился следователь. — Едем ещё 5 минут, после чего поворачиваем.

Все дружно согласились с ним, в том числе и шофер. Видно было, что идея закосить очередной выезд пришлась всем по душе. А я почему-то подумал о количестве бесхозных трупов, валяющихся по нашим лесам, после таких вот выездов на место происшествия.

Мы миновали подъем. Следователь придирчиво смотрел на часы, отмеряя положенные пять минут. Сейчас он напоминал судью футбольного матча, готовящегося дать финальный свисток. И вот когда следователь, казалось, был готов дать этот сигнал к возвращению домой, Колыматия сказал:

— Можешь не считать, — в голосе его снова прорезался легкий кавказский акцент. — Вот они.

У обочины дороги с правой стороны стоял одинокий милицейский Уазик. Рядом с ним копошились двое ментов, по шевелению которых можно было сделать вывод, что они что-то прячут. Действительно ли они пытались что-то припрятать, этого мы так никогда и не узнали. К тому моменту, как мы поравнялись с ними, менты закончили свои действия и вышли нас встречать.

Мы вышли из машины и поздоровались.

— Ну что там? — спросил следователь. — Покойник?

— Покойник, — кивнул мент, судя по погонам — капитан. — Как пить дать, покойник!

На лице следователя обозначилось горькое разочарование, которое он даже не пытался скрыть.

— Мы его не трогали. Решили вас дождаться, — сообщил капитан.

— Ну как он там? — вступил в разговор судмедэксперт. — Красивый?

— Угу! — Капитан и сделал такое движение, словно его передергивает. — Такой симпатяжка… Наверно, еще с зимы тут лежит.

— Ну ладно, — сказал судмедэксперт, — посмотрим.

— Да… — сказал следователь. — Ну что, давай, веди нас, показывай, что там у тебя….

— Да здесь он. В паре сотен метров. — Капитан сделал знак следовать за собой.

Мы двинулись вслед за ним. Пошел и алкогольного вида мужичонка, хотя было видно, что делает он это без особого желания. Я плелся в конце группы, стараясь осторожно ступать вслед за алкашным мужичонкой. Почему-то мне казалось, что я могу не заметить и наступить прямо на покойника. Не то, чтобы я боялся мертвецов… Нет, я совершенно спокойно отношусь к внешнему виду трупов и к их наличию поблизости от меня, лишь бы они не пахли. Но с другой стороны, наступить ногой на мертвое тело, лежащее в лесу чуть ли не с зимы, мне тоже не улыбалось. Потом устанешь кроссовки отмывать. Конечно, я понимал, что шанс наступить на труп минимальный, но как-то все равно относился к такой возможности с опаской.

Через пару сотен метров (шли мы явно не по прямой) мы вышли на небольшую прогалину, окруженную редкими березками и низкорослыми елочками. Посреди полянки валялся ворох старых еловых веток, накиданных как попало на небольших размерах яму.

— Вот здесь, — сказал капитан, указывая на груду веток.

Все присутствующие обступили указанный участок территории. Я тоже подошел поближе, пытаясь разглядеть за нагромождением веток хоть какие-нибудь признаки трупа. Не при делах остался один алкашного вида мужичонка, который отошел в сторону и прислонился к дереву.

— Да… — сказал следователь после предварительного осмотра. Ему, видимо, как и мне ничего не удалось разглядеть. — И как только мужик нашел этот труп? Ну что ж… Убирайте этот завал! — работать сам следователь явно не собирался.

Менты — капитан и сержант — отработанным движение убрали ветки, открыв всем желающим вид на неглубокую яму, на дне которой покоился, похожий на мумию покойник. Я недовольно поморщился. Нет, вид покойника не произвел на меня особого впечатления, но шедший от него запах явно требовал применения сильного дезодоранта.

Видимо, привыкший к подобным ароматам, судмедэксперт присел на корточки рядом с трупом и, мельком окинув его, довольно констатировал:

— «Подснежник», — и, почесав нос, добавил: — Полускелетированный.

— Хм, — сказал следователь и, уже обращаясь к ментам: — Он здесь один?

— Да, вроде, один, — сказал капитан. — Мы так тут на всякий случай прогулялись вокруг, вроде никого больше нет.

— А что мужик, который нашел его, говорит? — продолжал расспрашивать следователь. — Как он, кстати, его обнаружил?

— Да, говорит, ходил грибы собирать. Решил костер развести. Смотрит, сухие еловые ветки. Поднял, а там — такое! В общем, так и нашел….

— Понятно, — кивнул следователь, и обращаясь уже к криминалисту: — Ты походи здесь на всякий случай…

— Угу, — криминалист кивнул и отправился осматривать округу. Я подумал, не пойти ли с ним, но потом передумал и остался вместе со всеми.

— Ну что, Гея, скажешь? — обратился к судмедэксперту следователь, присаживаясь на корточки рядом с ним.

— Пока ничего, — ответил судмедэксперт, продолжая осматривать труп. — Ты, кстати, заметил, что у него штаны спущены?

— Угу. Заметил.

Тут и я заметил, что покойник, лежащий, между прочим, лицом вверх, без штанов. Они у него были спущены до самых сапог и слегка закатаны. Сам труп, таким образом, оставался в одних трусах грязно-серого цвета в горошек, которые я первоначально принял за странного вида спортивные штаны. Данный факт показался мне довольно интересным и наводил на разнообразные предположения.

— Ну, и что ты об этом думаешь? — поинтересовался у следователя судмедэксперт, намекая на спущенные штаны.

— Не знаю. Слушай, Гея, а не могло так получится, что покойный пошел по нужде, присел и тут у него случился инфаркт — вот он коньки и отбросил?

— Могло, — покладисто согласился судмедэксперт. — Только ветками он зачем себя забросал?

Аргумент был сильный. Следователь пожал плечами.

— Ну… ветками его потом могли забросать, — сказал он.

— Кто? — Колыматия скептически поднял бровь. — Доброжелатели?

— Ну не знаю. Может, просто люди мимо проходили, смотрят — покойник. Они испугались и закидали его ветками.

— Угу. А потом ушли и забыли о покойнике?

— А что? — вступился за свою теорию Воцйоб. — Запросто! У нас люди и не на такое способны…

Судмедэксперт пожал плечами и продолжил осматривать труп. Спорить со следователем он не собирался.

Между тем, следователь, воодушевленный своей новой теорией, продолжал:

— Слушай, Гея, а мог его медведь задрать?

Судмедэксперт, казалось, не ожидал такого вопроса. Он секунду внимательно смотрел на следователя, затем, неуверенно произнес:

— Мог. — Потом: — Только штаны-то он зачем с него снял?

Следователь с судмедэкспертом обменялись красноречивыми взглядами.

— Маниакальный какой-то медведь получается! — заметил капитан.

— Нормальный медведь! — вступился за медведя следователь, которому явно не хотелось обзаводиться девятнадцатым уголовным делом и очень уж хотелось списать нынешний инцидент на несчастный случай. Он обернулся ко мне и сказал: — Слушай, стажер, пойди, посмотри, куда там криминалист запропастился?

В этот момент судмедэксперт перевернул голову покойника, и всем стал заметен обрывок веревки, затянутой на шее трупа.

— О, дорогой! — сказал судмедэксперт. — Извини. Похоже, девятнадцатый.

После этих слов (я никогда этого не забуду), следователь с такой непередаваемой тоской стал смотреть на верхушки окружающих деревьев, что, казалось, сейчас заплачет. А кругом, как назло, одни березы. И ветки у них тонкие. И на высоте метров пяти, не меньше.

Судмедэксперт проследил за взглядом следователя и покачал головой.

— Не, дорогой, — сказал он. — Этот вариант тоже не пройдет. Девятнадцатый. Как пить дать, девятнадцатый.

Следователь недовольно поскреб макушку. В поисках, на ком бы сорвать злость, его взгляд наткнулся на меня. Секунду следователь пристально меня разглядывал (мне от этого взгляда стало резко не по себе), затем недовольно поинтересовался:

— Стажер! Где криминалист? Я же, вроде, тебя за ним послал!

— Да вот он, — сказал я, указывая на выходящего из-за кустов криминалиста, и с облегчением подумав, что тот появился как нельзя вовремя. Опоздай он буквально на минуты, следователь, вероятнее всего, излил бы недовольство на мою, ни в чем не повинную, голову.

— Ну что там? — обратился к криминалисту следователь.

— Пусто, — ответил криминалист.

— Ну хоть это радует, — констатировал следователь. — Давай, сфотографируй здесь все по-быстрому. А осмотр я у себя напишу.

— Хорошо, — кивнул криминалист и попросил всех отодвинуться в сторону.

Я отошел дальше остальных, стараясь ни коем образом не попасться в объектив фотоаппарата.

Буквально за пару минут криминалист закончил свою работу и объявил, что нужно забирать тело. И тут я понял, для чего понадобился алкашного вида мужичонка. Судмедэксперт подал ему знак, и вдвоем они подняли тело, которое тут же переложили на принесенные ментами носилки.

Когда они поднимали труп, у меня было стойкое ощущение, что сейчас из него выльются наружу внутренности, но ничего подобного не произошло. Бедному алкашному мужичонке пришлось брать покойника за сапоги голыми руками, в то время, как судмедэксперт действовал в акриловых резиновых перчатках, которые тут же с помощью криминалиста снял и выкинул в первую подвернувшуюся лужу. Я еще тогда, помнится, подумал, что, наверное, судмедэксперт невероятный чистюля, и вообще, непонятно как он умудрился попасть в такую работу — патологоанатома? Впоследствии, я понял, что одно другому нисколько не мешает, а скорее даже наоборот. И педантичная чистоплотность Колыматии выработана как раз годами работы в морге.

При помощи ментов труп был перенесен в прицеп позади машины, где покойного зачем-то укутали в одеяло. Я так понял, сделали это для того, чтобы лишний раз не пугать народ видом полуразложившегося трупа. Ехали-то мы, все-таки, через город.

— Ну, что? Все? — спросил следователь, когда все было закончено. — Тогда поехали.

Мы сели в машину и отправились в обратный путь. Меня снова запихали в закуток вместе с алкашом. В «обезьянник», как довольно ехидно уведомил меня один из ментов. Видимо, он рассчитывал на какую-то определенную реакцию, но в моем случае ее не последовало. Меня, конечно, слегка задело, что меня во второй раз посадили вместе с каким-то алкашом, да еще и в помещение, где обычно этих самых алкашей и возят, и это при том, что места в салоне вполне хватало, но я никак не показал свое раздражение. Я напялил на себя маску скучающей усталости, демонстрируя всем и каждому, насколько мне по барабану происходящее вокруг, и прикрыл глаза. Тем самым я предлагал не рассчитывать на меня, если возникнут какие-то затруднения.

Впрочем, на меня никто и не рассчитывал. Следователь и судмедэксперт снова увлеклись обсуждением предстоящего похода в баню и сопутствующих этому обстоятельств, и на меня внимания не обращали. Криминалист оживленно беседовал с шофером, но о чем шла речь, я не слышал. Алкаш напротив меня расстроенно хлюпал носом, но, к счастью, не пытался завести со мной разговор. Он, правда, высказался в том духе, что надо же было так неудачно попасть, чтобы в первый же день тебя заставили таскать покойников, но на этом его разглагольствования и закончились.

В такой обстановке я действительно заскучал. Я посмотрел на завернутого в одеяло покойника и почему-то подумал, а что бы было, если бы он поднялся? Я начал живо представлять, как он поднимается, смотрит на меня бельмами мертвых глаз и начинает медленно подтягивать свое тело на крышу уазика, а забравшись туда, пытается сверху схватить старшего следователя. Так я развлекался пару минут, потом мне все это надоело, и я на несколько секунд отвлекся.

Когда я повернулся обратно, то взгляд мой сразу же привлекла физиономия алкаша, точнее — его глаза, которые расширились до критических размеров и, казалось, сейчас выползут наружу. Бедолага неотрывно смотрел на кузов, где лежал покойник.

С самыми недобрыми предчувствиями я перевел взгляд туда и тотчас почувствовал, как волосы на моем загривке зашевелились. Одеяло, в которое был завернут труп, словно в плохом фильме ужасов, медленно сползало в сторону. Сначала верхняя половина, затем, нижняя.

На секунду все замерло.

Я с тревогой ожидал, что будет дальше. «Сейчас поднимется!» — мелькнула у меня мысль. В этот момент я вполне готов был поверить в реальность того, что труп может встать.

Секунды растянулись словно час. Но вот одна из холстин дернулась в сторону, затем, другая и вот уже обе они весело колышутся на ветру, отгоняя в сторону все страхи и мистические переживания.

У меня отлегло от сердца. Алкаш, видимо, испытывал схожие чувства, поскольку вытер со лба пот и шумно выдохнул.

— Ветер… — облегченно произнес он и заулыбался.

Я улыбнулся ему в ответ. Почему-то после произошедшего алкаш перестал казаться мне совсем уж безнадежным. Так, просто обычный мужик, которому слегка не повезло.

— Вот, у меня случай был, — продолжал алкаш. — Напились мы как-то с приятелем вусмерть и отправились гулять. Как гуляли — не помню, только очнулся я на кладбище. Вокруг темень, хоть глаз выколи! Думаю, где это я? Огляделся, смотрю — кругом кресты. Мать честная, думаю, это как же меня сюда занесло? Ну, поднялся я, значит, ищу, куда идти. Иду, значит, между кустов и натыкаюсь на яму. Чуть не свалился в нее! А яма-то глубокая! Смотрю — на дне, вроде как, кто-то шевелится. Я перепугался! А тот, кто на дне, мычит и вылезти вроде как пытается! Ну, я, понятно, совсем перепугался и побежал, куда глаза глядят. А сзади меня крики и вой! Я думал совсем помру со страху! Но, благо, как-то, все-таки, добежал. Прибежал я к себе домой, мужиков разбудил, говорю: так, мол, и так, за мной мертвец погнался! У меня мужики, они, понятное дело, все пьющие, но и они сказали — иди лучше проспись. А я спать не могу. Меня оторопь берет. Как вспомню про эту яму! Ну, дождались мы утра, решили с мужиками сходить, да посмотреть, что там с этой ямой. Мужики у меня не суеверные, но и они после моего рассказа, кто с топором, кто с колом, а кто и с ружьем пошли. Значится, пошли все вместе. Долго эту яму искали, потом нашли все-таки. Глядим — действительно — кто-то лежит на дне. Думали, уж не мертвец ли? Ага! Потом слышим — храпит. Ну, я присмотрелся, смотрю — дружбан мой! Тот самый, с которым мы до этого пили. Етишкина жизнь! Оказывается, это он по пьяни в яму угодил, а когда меня услышал, пытался выбраться. Еще, говорит, кричал мне, чтобы я вернулся, помог ему. А я, какое там — помочь! — я совсем ошалел от страха! Ну, дружбан мой вылезал — вылезал — никак. Он взял и заснул на дне ямы. Потом, когда мы его наружу вытащили — вот смеху было!

И дядька довольно закряхтел. Я тоже улыбнулся. История алкаша напомнила мне одну хохму, произошедшую с моим приятелем, когда тот решил срезать путь и пройти через старое заброшенное кладбище, и как на этом самом кладбище подошла к нему древняя старуха. Протянула моему товарищу руку и сказала: «Дай мне руку, сынок!» Что было потом — знакомый помнил смутно, но дырку в заборе, проделанную его телом, он еще долго демонстрировал всем желающим, пока ее не заделали. Что мы так и не смогли уяснить в этой истории, так откуда взялась на кладбище ночью старуха, и кем она являлась на самом деле. В оживших мертвецов никто из нашей компании, включая самого виновника происшествия, не верил. Пострадавший склонен был считать, что старушка просто заблудилась и никак не могла самостоятельно выбраться с погоста, так что никакой чертовщины и потусторонщины в произошедшем не было. Но вот на вопрос: «А что же ты не подал ей руку?», отвечал мой приятель довольно странно: «Ага! — говорил он, делая большие глаза. — Я ей руку подам, а она меня в могилу и утащит!» В общем, логика была достаточно странная. Хотя, сама история была веселая и долго потешала у нас народ.

Пока я вспоминал эту историю, мы подъехали к Арке и въехали на территорию нашего городка. Я, почему-то, решил, что мы поедем сразу к прокуратуре, но УАЗик повернул наверх, по направлению к моргу.

Когда мы въезжали на территорию больницы, мимо нас навстречу проходили две бабульки, которые, естественно, не могли не заинтересоваться, что же находится в прицепе нашей машины. Поскольку поребрик тротуара при въезде на больничную территорию значительно поднимался над уровнем асфальта, бабулькам удалось рассмотреть все достаточно подробно. Я не без удовольствия наблюдал, как изменяются выражения их лиц, благостно хлопотливые и праздные, и как бабульки, крестясь, спешат прочь.

«Нехрен смотреть, куда не надо!» — подумал я, вспоминая вот таких же точно бабулек — своих соседок по подъезду, которые вечно совали свой нос куда не следует.

Впрочем, старушки — это мелочи. От них я всегда мог отделаться. Сложнее было отделаться от старшего следователя. Едва мы подъехали к моргу, этот нехороший тип хотел привлечь меня к делу перетаскивания трупа. Я наотрез отказался. Следователь ничего мне не сказал, но по нему было видно, что он недоволен.

Труп снова переместили менты, которым слегка помогал вышеописанный алкаш. Мне показалось, что у них все получилось просто замечательно, так, словно они только этим и занимались всю жизнь, и мое вмешательство точно бы все испортило.

Я хотел было высказать это все старшему следователю, но, посмотрев на выражение его лица, решил, что не стоит. Я еще некоторое время потоптался в стороне от происходящего, затем решил, что время подошло и обратился к старшему следователю.

— Я, пожалуй, пойду, — как данность сообщил я.

— Пойдешь? — переспросил Воцйоб. — Домой?

Я кивнул.

— Ну иди, — неожиданно быстро согласился следователь. — Завтра не опаздывай.

— Хорошо, — согласился я и отправился домой.

Уже уходя я услышал, как следователь договаривается с судмедэкспертом о встрече, и на вопрос водителя милицейского УАЗика: «Куда едем?», устало отвечает: «На работу».

Я подумал, что, наверное, нелегко работать следователем прокуратуры, и для себя решил, что лично я никогда заниматься этим делом не буду.

Я вышел за пределы больницы и отправился вверх по улице к своему дому. На улице был теплый летний вечер. Золотистые лучи солнца путались в ветвях деревьев и медленной медвяной влагой растекались в воздухе. Кругом прогуливались влюбленные парочки и веселые компании.

С интересом поглядывая на ножки прогуливающихся девушек, я подумал, что, если и дальше так пойдет, я скоро заскучаю в прокуратуре. Я даже и представить себе не мог, что этот день окажется самым спокойным днем во всей моей практике.

День Третий. Среда

Утро следующего дня практики началось для меня со ставшего уже привычным вопроса: «Какая сволочь придумала будильник и сопутствующее ему? А может забить на все это?». Так я провалялся в кровати битых полчаса, теша собственную лень. Однако, в итоге все-таки заставил себя подняться и даже оделся, что в данной ситуации можно было считать практически геройством.

Лишний раз вспомнив добрым словом своего приятеля, подставившего меня в последний момент, и из-за которого я теперь вынужден был мотаться в захолустную прокуратуру, я вышел на улицу и направился на автобусную остановку.

День выдался пасмурным. Небо было затянуто серой дымкой, дул прохладный ветер. Вряд ли его можно было считать признаком приближающейся осени, но подобные капризы погоды напоминали о том, что холода не за горами и нужно стараться максимально использовать оставшиеся теплые деньки.

Тут я подумал про необходимость чуть ли не каждый день мотаться в прокуратуру и неожиданно загрустил. С каждой минутой мне становилось все тоскливее и тоскливее, и, естественно, опоздавший на целых полчаса автобус не улучшил мое настроение.

Продрогший, я сел на заднее сидение и практически мгновенно уснул. Весь путь от города до прокуратуры я проспал мертвым сном и, скорее всего, даже бы не проснулся, и, возможно, вернулся бы на этом самом автобусе обратно в город, что избавило бы меня от многих проблем, если бы не какой-то сердобольной старушке не пришла в голову идиотская мысль разбудить меня.

Крайне недовольный, я выбрался из автобуса, проклиная про себя бабку и ее крайне ненужное стремление помочь окружающим. Ну, вот, спрашивается, на кой нужно было меня будить? Ну, спит человек, и пусть себе спит. Нет. Нужно обязательно разбудить. И при этом еще остаться весьма довольной своим общественно полезным поведением. Вот, развелось же всяких…

Я обнаружил, что бурчу себе под нос собственные ворчливые мысли, и передвигаюсь в сторону прокуратуры практически на автомате. Еще немного, и я, наверное, смог бы снова заснуть, причем, прямо на ходу. Я заставил себя взбодриться и ускорил шаг.

Здание прокуратуры темной громадой нависало над окружающей местностью, оттеняя своим силуэтом серое небо. Сегодня эта, непомерных размеров постройка казалась еще более мрачной и негостеприимной. Мне почему-то пришли в голову ассоциации со склепом и частично с египетскими пирамидами, и еще я подумал, что, наверное, невесело проводить в таком месте большую часть своей сознательной жизни, вследствие чего задался вопросом, а каково приходится местным обитателям?

Кстати, о местных обитателях. Если мне не изменяла память, я пока имел дело с тремя, нет, с четырьмя представителями здешней популяции разумных существ и еще мельком видел двоих, один из которых, к слову сказать, вроде бы пропал. Но ведь, однозначно, численность работников прокуратуры не исчерпывалась шестью единицами. Должны были иметься в наличии и другие индивидуумы. Только вот, куда они все попрятались? Или, может, я явился в неудачный период? Что-то вроде не сезона? Я не мог однозначно ответить на этот вопрос, но надеялся, что здешние места окажутся более обжитыми.

Я спросил себя, а почему я, собственно, раньше никогда не интересовался прокуратурой собственного города? И тут же себе ответил: да потому, что мне это нахрен не было нужно. Я никогда не собирался становиться прокурорским работником. Да и вообще, если честно, юристом тоже. А на юрфак поступил, грубо говоря, сдуру. Хотел-то я пойти на факультет востоковедения, но там меня испугали, сказав, что у них чрезвычайно высокие требования на экзамене по иностранному языку. То есть, требуется практически свободное владение. А его-то у меня, как раз, и не было. Я относительно неплохо переводил и мог даже объясниться с иностранцем при условии, что он будет произносить слова медленно. Но быстро и четко сформулировать фразы было выше моих сил. Поэтому, по совету одного из своих приятелей, я отдал документы на юридический факультет, экзамены на котором были идентичны оным на факультете востоковедения. И не смотря на дикий конкурс — четырнадцать человек на место — поступил. Вот так, в итоге, я оказался студентом юридического факультета и, вследствие этого, был вынужден мотаться в эту захолустную прокуратуру.

Так, размышляя о собственной судьбе, я проследовал уже знакомым маршрутом и поднялся по лестнице на третий этаж. Я открыл дверь, ведущую на территорию прокуратуры и оказался в темном коридоре. Освещение в коридоре создавали только две открытые двери, из которых лился дневной свет, да полумертвая лампочка на сорок ватт.

Здесь мне встретилась та же самая очкастая тетка, которая на сей раз сосредоточенно натирала полы коридора практически сухой тряпкой. Я хотел было поздороваться, но тут тетка сама заметила меня и, неодобрительно фыркнув, поинтересовалась:

— Тебе чего?

На секунду я онемел. В голове стремительно пронеслись мысли о возможном старческом склерозе, развившемся у здешней уборщицы, а также о влиянии фактора «день сурка» на окружающую действительность, но потом все устаканилось, и я с определенной долей уверенности произнес:

— Да я к следователю. К Воцйобу. — И, подумав, добавил: — Я вчера приходил.

Тетка продолжала смотреть недоверчиво. Я уже начал подозревать, достаточно хорошо ли она видит, когда, наконец, услышал:

— А-а-а! — тетка сумела растянуть этот слог на несколько секунд. — Практикант.

Я радостно закивал. Идентификация прошла успешно, и это вселяло определенные надежды.

— Значит, к нам на практику, — закивала тетка. Голос ее при этом оставался сухим и безразличным, как тряпка, которой она натирала полы. — К Якову Валерьевичу.

Изображая массу радушия, которого не было, я радостно заулыбался и тоже закивал.

— А Якова Валерьевича нет, — неожиданно заявила тетка.

— Как это — нет? — я немного растерялся.

— Так вот — нет, — пожала плечами уборщица. — Как вчера вечером уехал, так еще и не возвращался.

— Но мне он сказал подъехать к девяти….

Уборщица лишь развела руками, мол, ничего не знаю, это ваши проблемы.

Я задумался. С одной стороны, то, что следователь отсутствовал на рабочем месте, можно было считать положительным моментом, позволявшим законно сделать ноги с горячо любимой практики. Но, с другой стороны, излишне ретивое сматывание могло быть расценено Воцйобом, как крайне наплевательское отношение к делу. И с этой точки зрения, однозначно следовало некоторое время подождать, хотя бы для проформы.

Я уже собирался подыскать себе местечко, где бы можно было примоститься на пару часов, когда дверь кабинета старшего следователя отворилась и оттуда появился сам Воцйоб, собственной персоной. В руках он держал кипу каких-то бумаг, которые здесь же на ходу изучал. Увидев меня, он остановился. Я удивленно воззрился на следователя.

— О! Стажер! — сказал Воцйоб голосом, в котором сквозили нотки удивления. — Опять ты? Пришел?

— Так точно! — бодро отрапортовал я, справившись с первым смущением.

— Ну что ж с тобой делать? — пожал плечами Воцйоб. — Раз пришел…. Тогда — заходи! — и он кивнул в сторону кабинета. — Подожди меня там, я сейчас вернусь. — Затем, обернувшись к уборщице, сказал: — Екатерина Григорьевна, у меня к вам большая просьба. Если вдруг объявится Безгласный, попросите его сразу же зайти ко мне, хорошо?

— Вот еще! — проворчала уборщица. — Делать мне больше нечего, как сторожить всяких Безгласных. Нужно ему будет — сам зайдет. А мне за это не платят.

И с этими словами она демонстративно развернулась и, взяв в одну руку ведро с водой, а в другую — швабру с тряпкой, гордо удалилась в соседний кабинет, который, судя по всему, был ее резиденцией. Дверь за собой уборщица закрыла и даже, кажется, заперла на ключ.

Следователь проводил ее долгим взглядом. Я, честно говоря, тоже.

— М-да… — сказал затем Воцйобю, смущенно откашливаясь. — Своеобразная женщина.

Он сделал такой неопределенный жест, призванный, видимо, показать все своеобразность натуры местной уборщицы. Мог бы, в принципе, этого не делать, я и так понял, что у тетки явно не все в порядке с головой, и, видимо, все остальные с этим просто смирились. Также я сделал для себя вывод, что в дальнейшем, соответственно, следует держаться от уборщицы подальше.

— Ладно, — продолжил, между тем, Воцйоб. — Подожди меня в кабинете. Я сейчас вернусь. Если кто-то объявится, скажи — скоро буду.

— Хорошо, — кивнул я.

Воцйоб сделал шаг в сторону, затем, что-то, видимо, вспомнил и снова повернулся ко мне.

— Да! — сказал он, поднимая вверх палец. — Если объявится Безгласный — ну, такой мужичок с усиками — ты сразу поймешь, что это он… Так вот, если объявится Безгласный — хватай его за руки и за ноги и держи!

— Как? — растерялся я.

— Так и держи! — ответил Воцйоб, демонстрируя, как, по его мнению, я должен был, в случае чего, держать помощника прокурора. Получилась довольно сомнительная картинка. — И никуда не отпускай. А то он снова куда-нибудь уползет. Понял?

— Ну да… — несколько неуверенно подтвердил я.

— Ну вот и молодец, — одобрил следователь, и с этими словами отчалил в кажущиеся бесконечными коридоры прокуратуры.

Я несколько секунд постоял, глядя ему вслед, затем, пожал плечами и переступил порог следовательского кабинета.

Со времени моего последнего визита здесь мало что изменилось. Все так же сиротливо и одиноко сох на подоконнике окочурившийся фикус, навевая тоску одним своим внешним видом. Окно, естественно, так никто и не помыл, что было, впрочем, не удивительно. Следователь, судя по всему, а особенно по массовому завалу на столе, мало интересовался этим вопросом, а что касалось местной уборщицы, то с ней я уже имел возможность познакомиться, и в связи с этим очень сомневался, что что-то может ее сподобить на наведение порядка в следовательских владениях. Так что, данное помещение надолго было обречено оставаться в законсервированном состоянии. Даже занавеска на дальнем окне, и та оставалась в том же положении, что и в прошлый раз.

Глядя на все это, у меня даже пропало желание что-либо исследовать, и я уже было направился к чайнику, когда внимание мое привлек краешек дальней занавески, откуда выглядывал какой-то непонятный предмет, похожий на обух топора. Вначале я не придал этому значения. Ну, мало ли что там может храниться у следователя на окне? Поставил чайник, сел в кресло, но тут же заинтересовался, что же это может быть такое, и направился к окну. Еще даже не успев подойти к загадочному предмету вплотную, я вдруг понял, что это за штука. Приклад! Деревянный приклад! Не то винтовки, не то автомата. Я в нерешительности остановился.

В принципе, в этот раз следователь не запрещал мне что-либо трогать в его кабинете, так что формально я был свободен от каких-либо обязательств и мог делать, что хотел. Но, с другой стороны, у этого коротышки была чрезвычайно дурная привычка объявляться в самый неподходящий момент, и еще неизвестно было, как он прореагирует на мои самоуправные действия. А портить отношения с человеком, который должен был писать мне отчет по проделанной практике, было, по крайней мере, неразумно. Но с третьей стороны, мое врожденное любопытство гнало меня вперед, заставляя во всем разобраться и докопаться до истины.

Помимо собственной воли, я делал один неторопливый шаг за другим, все ближе подходя к заветной цели. Мне оставалось буквально сделать пару шагов, когда в коридоре раздался отчетливый звук шагов. Я резко отдернул протянутую к прикладу (теперь я уже не сомневался в том, что это приклад!) руку и за одну секунду оказался на том стуле у окна, который старший следователь определил для моего обитания. При этом я успел схватить какую-то папку и сделал вид, будто с интересом все это изучаю.

Шаги приближались. Судя по звуку, это был не старший следователь, а кто-то другой. Мне, почему-то, подумалось, что это женщина. Так — цок-цок-цок! Словно каблучки стучали по паркету. Я уже приготовился встретиться с еще неизвестной мне обитательницей прокуратуры, но шаги неожиданно простучали мимо. Хлопнула дверь, и по приглушенным отзвукам я понял, что обладательница звонких каблучков направилась то ли вниз, то ли вверх по лестнице.

Ругнувшись про себя в адрес неизвестной мне особи женского пола, я встал и подошел к двери. Сквозь щель в дверном проеме я разглядел пустой коридор и подумал, не повторить ли мне попытку, но в очередной раз мне помешали. На этот раз сам Воцйоб в компании какого-то долговязого типа лет сорока с лишним с резкими угловатыми чертами лица и каким-то ленивым, совершенно безучастным выражением на этом лице. Старший следователь что-то втолковывал этому типу, а тот только кивал, время от времени отвечая односложными, неброскими фразами.

По обрывкам разговора, которые мне удалось услышать, речь шла о поездке куда-то то ли в город, то ли за город. Воцйоб интересовался, сможет ли долговязый вернуться до обеда, на что тот отвечал, что не знает, что все это зависит от шефа и что тому взбредет в голову. Из услышанного я сделал вывод, что долговязый, вероятнее всего, является местным водилой и занимается перевозкой не кого иного, как здешнего прокурора. На что его пытался напрячь следователь, я так и не понял, но, собственно говоря, меня это не особо и волновало. Больше всего меня беспокоил вопрос: долго ли Воцйоб собирается торчать у дверей своего кабинета, и не хочет ли он от них уйти куда-нибудь подальше. Приклад на окне так и притягивал меня, требуя уделить его изучению максимум внимания, и только наличие старшего следователя делало мои планы неосуществимыми.

— А если хочешь, я тебе своего стажера дам, — донесся до меня голос Воцйоба, и я мгновенно навострил ушки.

— Стажера? — в голосе долговязого появились первые признаки хоть каких-то эмоций, хотя и не понятно каких. — Какого стажера?

Ответ Воцйоба я не очень хорошо расслышал, но, вероятнее, он излагал долговязому историю моего появления в здешних краях и конкретно в его кабинете. По всей видимости, сведения, изложенные старшим следователем, вызвали у долговязого определенный интерес, и он с любопытством заглянул в ту же самую щель, в которую (только с другой стороны) смотрел я.

Я быстро сделал вид, что поглощен изучением каких-то бумаг, и занимался этим, пока не почувствовал, что с той стороны на меня больше никто не смотрит. Тогда я снова перевел взгляд в коридор, но в поле зрения никого не увидел. Воцйоб и долговязый переместились ближе к лестнице, и голоса их стали значительно тише. В итоге, я так понял, они о чем-то все-таки договорились, поскольку старший следователь сказал:

— Ну и ладненько.

После чего, к моему немалому разочарованию, вернулся в свой кабинет.

Я снова сделал вид, что поглощен изучением уголовных дел и прореагировал только тогда, когда следователь зашел в свой кабинет.

— Чего читаем? — поинтересовался Воцйоб.

— Да так… — уклончиво ответил я, поскольку и сам не очень хорошо понимал, что за труд находится у меня в руках. Вероятнее всего, это был какой-то материал проверки, поскольку картинок в нем не наблюдалось. В уголовном деле, по моему глубокому убеждению, картинки или фотографии обязательно должны были присутствовать.

— Хм, — сказал Воцйоб. — Ладно. Просвещайся пока. Через пару часов, возможно, съездишь со Степанычем в город за экспертизой. Степаныч — это водитель шефа, я только что с ним разговаривал. Он тебя туда подбросит.

— А обратно? — сразу же решил побеспокоится я.

Перспектива поехать в город сама по себе мало меня радовала, а уж возвращаться оттуда своим ходом мне совсем не улыбалось.

— А обратно — как получится, — сказал Воцйоб, выдав мне сразу самую мрачную перспективу.

— Как же я обратно экспертизы повезу? — все еще пытался я воззвать к голосу разума старшего следователя.

— В сумке, — сказал Воцйоб, видимо, недоумевая, что за бестолковый стажер ему попался.

— У меня нет сумки, — соврал я.

— А я тебе пакетик дам, — пообещал Воцйоб. — Полиэтиленовый.

Я смотрел на следователя во все глаза. Как-то то, что говорил мне Воцйоб, не очень состыковывалось с тем, чему меня учили в универе.

— Хм-м-м… — осторожно сказал я. — А разве так можно?

Воцйоб посмотрел на меня со странным выражением на лице, затем, поинтересовался:

— А что, у тебя какие-то проблемы с перевозкой в полиэтиленовом пакете?

Я смутился.

— Да нет. Просто… вроде, экспертиза — это важные документы, вещественные доказательства… — Я посмотрел на старшего следователя и, увидев его совершенно непередаваемое выражение лица, засомневался, — Или нет?

Воцйоб несколько секунд молчал, затем сказал:

— Так что мне, с тобой охрану давать?

— Да нет… — еще больше смутился я и, поняв, что лучший способ к отступлению, согласиться на поездку, решил быстро дать обратный ход. — Ну, привезу я ваши экспертизы… Управлюсь как-нибудь…

— Ну вот и молодцом! — кивнул старший следователь. — Надо тебе сразу включаться в нашу работу. Не растягивать удовольствие. Раз уж ты тут появился и не сбежал сразу — будем использовать тебя в мирных целях и с пользой для дела.

Я кисло улыбнулся. Мысли старшего следователя по поводу моего использования мне вообще мало нравились. Тем более, что, судя по его энтузиазму, он собирался довольно активно достигать поставленной цели. «Пропали каникулы», — с тоской подумал я.

— Ничего-о-о! — еще полный энтузиазма сказал Воцйоб. — Вот поработаешь тут немного, глядишь, втянешься…

— Угу, — мрачно кивнул я.

— В принципе, следственная работа должна тебе понравиться, — продолжал разглагольствовать старший следователь.

— Ага, — сказал я, вспоминая выезд на место происшествия. Если следователю приходится так выезжать постоянно, то радости просто немеряно!

— Ну да, — кивнул Воцйоб. — Вот ты сам, после учебы, кем собираешься стать?

— Бизнесменом! — тут же сказал я.

— Гхм, — произнес Воцйоб, и энтузиазм его заметно угас. — Ладно. Тогда попробуем с другой стороны… Тебе, вообще, от этой практики что нужно?

— Отчет, — честно признался я.

— Ага, — словно узнав что-то весьма важное, воспарял духом Воцйоб. — А для отчета тебе что нужно?

— Да хрен его знает! Ну, там, написать, что я делал…

— Ага, — снова удовлетворенно кивнул Воцйоб. — Значит, тебе в любом случае нужно, чтобы ты все это изучил. В принципе, в этом нет ничего сложного.

— Угу, — мрачно кивнул я.

— Ладно, попробуем максимально тебя поднатаскать за этот месяц.

Я мысленно воззвал к небесам, спрашивая, чем я заслужил подобное наказание? Небеса, как обычно, проигнорировали мои воззвания.

— Только давай сразу договоримся, — предложил Воцйоб. — Без меня ты никуда не лезешь.

— А куда я могу полезть? — изобразил я искреннее удивление.

— Куда угодно. Мой сейф, например, для тебя — табу. Тотальное табу! Мой стол — тоже. Без меня на нем ничего не трогай.

— Уяснил, — кивнул я.

— По прокуратуре не шляйся, — продолжал следователь. — Заблудишься — мало не покажется.

Я хотел было выразить свое сомнение относительно утверждения старшего следователя, но, вспомнив размеры здания, в котором базировалась прокуратура, решил ничего не говорить. Черт его знает, может, следователь был прав, и из собственно прокуратуры в другую часть строения вели какие-нибудь коридоры, в которых действительно можно было заблудиться. Тем более, что я до сих пор не знал, что находится в соседней с прокуратурой части громадного строения.

— Понял, — послушно кивнул я, смиряясь с тем, что на пару-тройку дней придется изобразить из себя пай-мальчика. Потом я все равно собирался нарушить запрет следователя, но это можно было отложить до лучших времен.

— Дальше, — продолжал Воцйоб, явно не собираясь прекращать свои нравоучения. — С незнакомыми людьми старайся не общаться. С кем нужно, я сам тебя познакомлю. С остальными постарайся не контачить. Здесь много всякого криминального народу бродит, не знаешь, на кого можешь нарваться. Бомжи, наркоманы, менты… С ментами особенно будь осторожен.

— Почему? — искренне удивился я.

— Они тебя плохому научат, — назидательно произнес старший следователь.

Я ничего не сказал, а про себя подумал, чему же такому плохому могут научить меня менты, если следователь поставил их в градации опасности выше бомжей и наркоманов. Стоило над этим задуматься.

— Если ко мне кто-то заходит, когда меня нет, спрашивай — кто? — и пусть сидит, ждет. Всем говори, что я только что вышел и буквально через пять минут обещал вернуться, понял?

— М-м-м… — неопределенно кивнул я. — Понял.

— Молодец. И последнее.

— Что? — Я внутренне напрягся.

Следователь неторопливым движением извлек из ящика стола яблоко и продемонстрировал его мне.

— Это — мое! — заявил он.

Я недоуменно моргнул.

— В смысле?

— В смысле — мое! — повторил следователь, демонстративно откусывая кусок яблока и принимаясь жевать. — Яблоко — мое. И все яблоки, которые лежат в этом столе — мои. То есть, ты их без моего ведома не употребляешь, понятно?

— Угу, — кивнул я, недоумевая, по какой причине старший следователь так дорожит совершенно обычными яблоками. — М-м-м… А если я с собой принесу?

— Что с собой?

— Яблоки. Если я с собой принесу, их есть можно?

— Можно, — разрешил Воцйоб, продолжая поглощать собственное яблоко. — Свое можешь есть сколько угодно.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул я.

— Молодцом! Если будешь соблюдать все эти правила, все у нас будет хорошо. — И сказав эту глобальную фразу, с удовольствием откинулся на спинку кресла. При этом он доел первое яблоко и, бросив огрызок в корзину для мусора, принялся за второе.

Я хотел было ему что-то сказать, но не успел, поскольку в этот момент дверь отворилась, и в кабинет зашла девушка, которая с первого взгляда показалась мне чрезвычайно привлекательной, а со второго так вообще восхитительной и просто невероятной. Примерно моего возраста или, может быть, чуть постарше, высокая, с отличной фигурой и не менее впечатляющим бюстом. У нее были длинные каштановые волосы и крупные глаза неопределенного цвета. Одета девушка была в джинсовые брюки и белую блузку с вырезом, выгодно подчеркивающим ее соблазнительную фигуру. В общем, резюмируя все вышесказанное, могу сказать, что я сразу запал на эту крастоку, позднее оказавшуюся помощницей прокурора. Бросив на меня мимолетный взгляд (меня не оценили по достоинству!), девушка обратилась к следователю.

— Яков Валерьевич, ты сегодня на совещание к шефу идешь?

— А во сколько оно? — поинтересовался Воцйоб.

— Вечером. В пять часов.

— А, черт! — ругнулся Воцйоб. — Совсем забыл! Нет, наверное, сегодня не пойду. А что ты хотела?

— Да я тоже хотела слинять, — призналась девушка. — А шеф настаивает, чтобы были все. Может, все-таки, сходишь? А то совсем будет неудобно, если все слиняют…

— Не, ничего не выйдет, — покачал головой следователь. — У меня вечером дела. Так что придется тебе одной отдуваться.

— Ну, Яков Валерьевич! — принялась упрашивать девушка. — Сходи, а? Что тебе стоит? Нам нужно создать хоть какую-нибудь видимость присутствия. А то, в прошлый раз, когда никто не пришел, совсем плохо как-то получилось. Шеф до сих пор обижается.

— Это да, — кивнул Воцйоб, соглашаясь. — Совсем нехорошо получилось. Но, все равно, извини, не могу. Срочные дела!

— Знаю я, Яков Валерьевич, твои срочные дела, — проворчала девушка. — С Геей в баню сходить?

— Кто уже донес? — искренне удивился старший следователь.

— Есть знающие люди, — уклонилась от ответа девушка.

— Ладно. Вычислю я этих знающих людей, — пообещал следователь. — А в баню я с Геей все равно пойду. Я уже месяц в бане не был! Так что для меня баня важнее заседания у шефа. А если ты, Наталья, хочешь создать массовку, возьми вместо меня моего стажера. — Следователь кивком головы указал на меня. — Кстати, Наталья, познакомься. Мой стажер. Как там тебя? — Я представился. — Да. Именно. Мой стажер. А это, — Он кивнул на девушку. — Наталья Алексеевна, помощница прокурора.

Я пробормотал что-то вроде того, что мне чрезвычайно приятно, хотя, если честно, приятного было не так и много, учитывая то, что на тот момент я мог только смотреть на помощницу прокурора, но никак не мог облапать ее. И это, честно говоря, не доставляло мне никакого удовольствия. Может, конечно, кто-то скажет, что у меня нет никакого чувства романтики, и, вообще, я закоренелый потребитель, но меня это мало волнует. Я всегда как-то относился к отношению полов с практической точки зрения и по-другому уже не особо представлял себе, как это может быть. Наверное, именно по этой причине я не любил стриптиз. Чего толку от голой, извивающейся перед тобой тетки, если ее нельзя облапать и употребить по назначению? Вот то-то и оно…

Та, которую звали Наталья Алексеевна, посмотрела на меня с некоторым сочувствием.

— И как же тебя угораздило сюда попасть? — спросила она.

Я хотел было высказаться в том плане, что с настоящего момента я считаю, что даже очень неплохо попал, и вообще, а тебя-то как угораздило забраться на работу в такое захолустье, крошка, но старший следователь не дал мне этого сделать.

— Ты мне, Наталья, молодого человека не пугай, — строго сказал он. — Видишь же, человек новый. Ему еще разобраться во всем надо. А так, он тебя послушает и завтра может вообще не прийти.

— И правильно сделает, — одобрила помощница прокурора. — И нечего тут делать. Линять отсюда нужно. И как можно скорее. Сама бы слиняла, да корни предков держат….

— М-м-м, — вступил в беседу я. — Я, вообще-то, только тут появился.

— Вот именно, — вставил Воцйоб. — Так что, не запугивай мне стажера, Наталья. Может, он здесь еще и останется…

Последняя фраза была произнесена довольно странным голосом. Во всяком случае, мне в нем улавливались какие-то необычные интонации. Я хотел было сразу сказать, что ничего подобного, в вашем захолустье я оставаться не собираюсь, и вообще, вижу себя в будущем директором какой-нибудь крупной компании, но почему-то смолчал. Я и не знал, что фраза следователя окажется пророческой.

Помощница прокурора пожала плечами и переключилась на другую тему.

— Значит, Яков Валерьевич, ты на совещание к шефу не идешь? — снова решила уточнить она.

— Не иду, — покачал головой Воцйоб и снова принялся за уничтожение своих яблочных запасов.

— Плохо, — сказала помощница прокурора. — Значит, может получится та же история, что в прошлый раз, когда никто не пришел. Шеф обидится.

Воцйоб пожал плечами, показывая, что ничем помочь не может.

— Я же говорю, придется тебе одной за всех отдуваться, — сказал он.

— А Безгласный? — с надеждой спросила помощница прокурора. — Не объявился еще?

— Пока нет, — покачал головой старший следователь.

— Плохо, — резюмировала Наталья Алексеевна. — Если он, как в прошлый раз, на неделю пропадет, будут проблемы.

Воцйоб неопределенно пожал плечами.

— Главное, чтоб он вообще вернулся, — заметил он.

— А что, может быть как-то по-другому? — недоуменно приподняла бровь Наталья Алексеевна.

Воцйоб снова пожал плечами.

— Не знаю. Но мы с Нюшей все осмотрели, а его не нашли.

Наталья Алексеевна сделала какое-то неопределенное движение головой, демонстрирующее, видимо, ее недоумение по вопросу пропажи индивидуума, именуемого Безгласным, и тоже пожала плечами.

— А последним кто его видел? — спросила она.

— Да, вроде как, Нюша. Говорит, он под дубом лежал.

— Под дубом? — переспросила помощница прокурора. — Мне казалось, что это был ясень?

— Мне тоже, — кивнул старший следователь. — Хотя, сути это не меняет. Факт, что, когда мы уходили, он все еще лежал там.

— А Нюша ничего не перепутал? — решила уточнить помощница прокурора. — Может, Безгласный по-тихому свалил раньше всех остальных?

— Не знаю. Я всех уже спрашивал. Никто не помнит, как Анатолий уходил. Правда, о том, что тогда было, вообще мало кто помнит. Но, с другой стороны, я-то был трезвый, но я тоже не помню, чтобы Безгласный уходил.

Помощница прокурора нахмурилась.

— И я тоже не помню, — сказала она.

— Угу, — Воцйоб кивнул. — Вот и я говорю — не уходил он. Там он остался. Под деревом.

Помощница прокурора досадливо поморщилась.

— Так и знала, не стоило идти к этому дереву! — сказала она. — И кому только пришло в голову туда отправиться?

— Да Гея предложил. Искал, где у нас тут туалет, вот и наткнулся на это дерево… Ему и пришла в голову мысль: а неплохо бы там шашлык устроить. Вот и устроили…

Наталья Алексеевна явно с сомнением посмотрела на Воцйоба.

— Н-да, — сказала она. — Что-то подобное приходило мне в голову. Гея Георгиевич, как обычно, что-нибудь учудит. То труп потеряет, то не тот вскроет… Уверен, Яков Валерьевич, что все еще хочешь идти с ним в баню?

Воцйоб усмехнулся.

— Если ты клонишь к тому, чтобы я пошел на совещание к шефу, Наталья, то зря стараешься, — сказал он. — Как ты понимаешь, Гея и баня выглядят куда как предпочтительнее. К тому же, в бане, я надеюсь, никаких неопознанных деревьев не произрастает.

— Кто его знает? — пожала плечами помощница прокурора. — Может, Георгич и там дерево отыщет.

Воцйоб ничего не ответил, а только снова усмехнулся.

— Простите… — вклинился я в беседу, чем сразу привлек внимание как следователя, так и помощницы прокурора. — А где, вообще, находится это дерево, о котором вы говорите?

Реакция на мой вопрос была достаточно неожиданной. Не то, чтобы кто-то как-то бурно прореагировал, просто у меня создалось такое впечатление, словно то, о чем говорили следователь и помощница прокурора, предназначалось только для их ушей, и в какой-то момент, они с удивлением обратили внимание, что в кабинете есть еще кто-то третий. Ощущение было достаточно странным, но по-другому выразить его я его не мог. Некоторое время Воцйоб и Наталья Алексеевна молча наблюдали за мной, затем следователь поинтересовался:

— А тебе зачем это?

— Ну так, — пожал я плечами. — Может, я чем смогу помочь…

— Чем? — спросил Воцйоб.

— Ну, не знаю. — Я несколько стушевался. — Может, попробую поискать вашего Безгласного.

— Ага, — сказал следователь. — А потом мы еще тебя будем разыскивать!

— Ну, не настолько уж плохо я ориентируюсь. — Я даже немного обиделся.

— Уверен? — спросил Воцйоб и очень внимательно посмотрел на меня.

Я еще больше смутился под его взглядом.

— Ну… пока, вроде, нигде не терялся.

— Вот, пускай так и останется, — сказал следователь. — А Анатолия искать не надо. Сам отыщется.

Я пожал плечами.

— Как хотите, — сказал я. Затем: — Я хотел помочь.

Воцйоб усмехнулся.

— Видала, Наталья? — обратился он к помощнице прокурора. — Какой шустрый стажер попался?

Помощница прокурора посмотрела на меня очень и очень внимательно. Во взгляде ее мне впервые почудился какой-то интерес. Я даже немного смутился под ее взглядом. Наконец, помощница прокурора перестала изучать меня и кивнула.

— Да-а, — голосом, каким обычно рассказывают детям страшные истории, произнесла она. — Те двое тоже шустрые… были.

Наступила некоторая пауза, во время которой я обдумывал сказанное помощницей прокурора. Наконец, кое как осмыслив брошенную ею фразу, я поинтересовался:

— Какие двое?

— Те двое стажеров, которые были до тебя, — все тем же замогильным голосом пояснила Наталья Алексеевна. — У Якова Валерьевича стажировались. Тоже шустрые. Были.

Снова наступила пауза, после которой первым очнулся Воцйоб.

— Тьфу на тебя, Наталья! — возмущенно заявил он. — Кончай своими страшилками мне молодого человека пугать!

Помощница прокурора прыснула со смеху.

— Ладно, шучу, — созналась она. — Но, зато, Яков Валерьевич, видел бы ты выражение его лица! И у тебя тоже лицо вытянулось, словно ты шарик каучуковый проглотил!

Я должен был признаться сам себе, что слова помощницы прокурора действительно озадачили меня. И, вполне возможно, что мои эмоции отразились на моем лице. Я нахмурился и подумал, а не обидеться ли мне на подкалывающую меня девушку, но, посмотрев, как искренне и открыто она улыбается, в очередной раз осознал, что влип по уши, и готов простить Наталье Алексеевне очень и очень многое. Кстати, я с самого начала решил, что для меня она будет именно Наталья Алексеевна. Не потому, что я чувствовал в помощнице прокурора больше опыта; просто мне почему-то нравилось называть тех девушек, к которым я испытывал симпатию, по имени и отчеству. Мне сложно было объяснить свою привычку, но что-то в этом было. Что-то из века девятнадцатого, когда были еще галантные кавалеры и дамы. Себя я к таковым, кстати, не относил. Скорее уж, я мог считать себя дворовой гопотой, но некоторые вещи из времен далеких предков мне нравились. Поэтому, называть помощницу прокурора я и дальше буду не иначе как Наталья Алексеевна. И, думаю, это правильно.

Тем временем, Воцйоб вновь заговорил:

— От твоих страшилок, Наталья, у кого хочешь лицо вытянется! И не только лицо…

— Ладно, Яков Валерьевич! — махнула рукой помощница прокурора. — Не буду я больше страшилок рассказывать. Ни про призраков старого дома, ни… — Тут она снова хихикнула. — про твоих пропавших стажеров. Зачем выдавать наши местные тайны?

— Не, про призраков можешь рассказывать, — разрешил Воцйоб. — Может, он меньше будет в соседнюю часть дома шляться. А вот про стажеров не надо. — Тут он снова задумался и покачал головой. — Черт, куда же они все-таки делись?

Наступила секундная пауза, во время которой я активно обдумывал слова старшего следователя. После чего помощница прокурора снова прыснула со смеху. Я поглядел на Воцйоба. Но тот сохранил задумчиво-серьезное выражение. Я подумал, что, вероятнее всего, это местный прокурорский юмор, и нужно к нему относиться соответственно. Хотя, задумчивость следователя меня настораживала.

— Ладно, Яков Валерьевич, — в итоге заявила Наталья Алексеевна. — Я, пожалуй, пойду. — Она улыбнулась мне. — Если что — заходи. Может, как-нибудь со мной в суд сходишь.

— М-м-м… — сказал я, подбирая слова и заодно сглатывая, готовые потечь при взгляде на помощницу прокурора, слюни. — Да я, в общем-то, в любой момент готов!

— Да? — переспросила Наталья Алексеевна, приподняв одну бровь. — Ну, тогда пошли. Я сейчас как раз в суд собираюсь.

Я готов был запрыгать от счастья и поскакать за помощницей прокурора куда угодно. И, кроме того, согласен был стать для нее скакуном, но из светлых мечтаний меня вырвал и вернул на землю ворчливый голос старшего следователя:

— Не, Наталья, — сказал Воцйоб. — Сегодня он с тобой никуда не пойдет. Я его в город за экспертизами хочу отправить вместе со Степанычем.

Я недовольно поморщился. Вот ведь блин! Что называется, только соберешься жениться и — на тебе! — всегда найдется какой-нибудь следователь, мать его, который все испортит!

— Со Степанычем? — переспросила помощница прокурора. — Он ведь только что уехал? Говорил, что шеф его по делам отправил.

— Он через час вернется, — уверенно сказал следователь. — После чего поедет в город. И стажер вместе с ним.

Наталья Алексеевна нахмурилась.

— Яков Валерьевич, — обратилась она к Воцйобу. — Может, сначала пожалеешь мальчика? — при этом она сочувственно посмотрела на меня. — Ты ж его загоняешь. И он от тебя сбежит.

— Ничего, — сказал Воцйоб, вгрызаясь в очередное яблоко. — Пусть привыкает. Ну, а сбежит, так сбежит.

Он, вдруг, вновь напустил на себя задумчивое выражение и выдал:

— Те двое тоже сбежать хотели…

Помощница прокурора в очередной раз прыснула со смеху. Я же ухмыльнулся. Похоже, я начал воспринимать местный юмор. Воцйоб остался непроницаемым.

— Ладно, — сказала мне Наталья Алексеевна, улыбаясь. — В другой раз с тобой в суд сходим.

У меня радостно забилось сердце. Возможно, я сильно преувеличивал собственные перспективы общения с местной королевой красоты, но мне очень хотелось надеяться, что что-то может получиться.

Наталья Алексеевна вышла, притягательно покачивая бедрами. Я проводил ее плотоядным взглядом, думая при этом что-то, вроде: «Держите мне руки, пока я это не облапал!», и со вздохом вернулся к действительности в лице старшего следователя.

— Ты особо не рассчитывай, что с Натальей будешь по судам ездить, — строго сказал тот. — Нечего тебе там делать.

— М-м-м… — неуверенно произнес я. — Нам в университете, вроде, говорили, что в суде нужно тоже пройти двухнедельную практику.

— Да? — приподнял одну бровь Воцйоб. — Ну, вот, будешь в суде практику проходить, так ходи туда хоть каждый день. А пока ты у меня — будешь изучать профессию следователя. Значится, смотри! Сегодня съездишь на три экспертизы: на баллистику, химию и биологию. Степаныч покажет тебе, где они находятся.

— Так, может, Степаныч сам завезет? — Образ помощницы прокурора все еще витал в моих мыслях, и я хотел, по возможности, не отдаляться от оригинала. — Зачем мне-то ехать?

— Чтобы ты знал, куда ехать и как заходить на экспертизу, — тоном преподавателя заявил Воцйоб. — Это ты сегодня со Степанычем едешь, а потом будешь самостоятельно добираться.

— Своим ходом? — возмутился я.

— А что, по-твоему, тебе нужно личный лимузин выделить? Конечно, своим ходом. В смысле, на автобусах, метро и электричке. Я думаю, ты вполне способен самостоятельно добраться.

Я нахмурился. Перспективы прохождения практики становились все мрачнее и мрачнее.

— Так вот, — продолжил Воцйоб. — Возьмешь экспертизы, заключения, если они готовы. И вещдоки. А им отдашь четыре постановления и вот это.

Воцйоб передал мне картонную коробочку, замотанную скотчем и скрепленную какими-то бумажками с печатями, и два полиэтиленовых пакета.

— Это — вещдоки на экспертизы. Тут все помечено, какой куда. Кроме этого, на биологию отвезешь вот это. — и следователь передал мне подозрительного вида бумажный конверт, в котором лежал какой-то небольшой предмет. Держал он его при этом за краешек конверта двумя пальцами, что мне крайне не понравилось.

— Что это? — осторожно спросил я, тем же манером, что и следователь, принимая конверт, то есть, беря его за уголок двумя пальчиками.

— Презерватив со спермой! — охотно сообщил следователь, кусая яблоко. Чавк-чавк-чавк. -Привезли с осмотра места происшествия. — Чавк-чавк-хрум!

— А как? Как он там? Прямо так и лежит? — растерялся я.

Видя мое недоумение, следователь успокоил:

— Да, ты не беспокойся. Он там завязан узлом и упакован в полиэтиленовый пакетик. Так что не паникуй, не испачкаешься.

Я ошарашенно посмотрел на конверт у меня в руках, затем покосился на другие два пакета.

— А в других что?

— Да, ничего особенного, — махнул рукой следователь. — Земля из-под трупа и стрелянные гильзы.

— Земля из-под трупа и стрелянные гильзы? — переспросил я, соображая, что мне в большей степени не хочется везти: презерватив со спермой или этот новый подарочек.

— Ну да. Мне ее на микрочастицы нужно исследовать. Вдруг что найдут.

— Ммм…, — произнес я. — А она там… мммм… упакована?

— Ну, а ты как думал? Конечно упакована. Упакована и опечатана.

— Ну хоть это радует, — пробормотал я себе под нос, и на всякий случай упаковал конверт со спермой сразу в два полиэтиленовых пакета.

— Успокойся, — махнул рукой следователь и снова принялся за яблоко. Чавк, чавк, чавк.- Это все еще фигня. Мне вот в свое время пришлось руку от трупа через полгорода везти, да еще и на общественном транспорте. Вот это было да! Та еще поездочка! Особенно учитывая, что вез я ее летом. А у тебя так — обычные экземпляры.

Я бы мог, конечно, возразить следователю. Сказать ему, что для кого-то и работа в морге кажется привычным делом, но я решил, как обычно, промолчать. Вместо этого я кивнул и сказал:

— Ладно. Презерватив, так презерватив.

— Вот и молодцом, — одобрил Воцйоб. — Сейчас Степаныч вернется, с ним и поедешь. А пока, слушай, отнеси-ка вот это, — он дал мне папку с какими-то бумагами, — в канцелярию. Отдашь бумаги Ирине Владиславовне. Ну, ты ее видел. Секретарша шефа. Она сама знает, что с ними делать.

— Хорошо, — сразу согласился я, радуясь малейшей возможности вырваться из кабинета старшего следователя, а заодно в тайне надеясь снова увидеть помощницу прокурора. Я взял от Воцйоба бумаги и быстрым спуртом слинял.

Оказавшись в коридоре, который вновь встретил меня тотальным безлюдьем, я собрался сразу же направиться в канцелярию и оттуда пойти на поиски кабинета помощницы прокурора, но внезапно вспомнил про разговор старшего следователя с Нюшей. Что-то они там говорили про дерево…. Может, это было какое-то декоративное дерево в кадке? Я попытался вспомнить в какую дверь заходил Воцйоб, когда вся прокурорская братия отмечала какой-то свой праздник, после которого и пропал некто помощник прокурора Безгласный. Лично мне казалось, что это была третья дверь по правой стене от кабинета следователя. Хотя в теории это могла быть и вторая. В принципе, ничто не мешало мне проверить, что находится за обеими дверьми. В крайнем случае, я мог просто сказать, что ошибся. Тем не менее, партизанские наклонности заставили меня принять все возможные меры предосторожности. Я осмотрелся по сторонам, подождал несколько секунд, после чего осторожно направился к ближайшей двери. Когда я подошел к ней, мне показалось, что соседняя с ней дверь, именно та, за которой, насколько я помнил, происходила тусень работников прокуратуры, слегка приоткрыта, и из-за нее, вроде как, пробивается слабый лучик света. Я приостановился и снова воровато огляделся по сторонам, после чего решительно направился к двери. Едва я приблизился к ней и взялся за ручку, чтобы открыть, как услышал за своей спиной окрик:

— Ты чего это тут делаешь?

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и обернулся. В нескольких шагах от меня стояла Екатерина Григорьевна. Откуда взялась эта старая карга, оставалось только гадать. Я готов был поклясться, что секунду назад ее еще не было в безлюдном коридоре, и либо древняя уборщица обладала даром телепортации, либо у старушки были свои потайные углы в здешних помещениях. В любом случае теперь, эта старая фурия стояла за моей спиной и пялила на меня недовольные глазки-бусинки.

— Да, я это…, — принялся оправдываться я. — Я канцелярию ищу.

— Нет там никакой канцелярии, — проворчала уборщица решительно направляясь к той двери, куда я хотел заглянуть, и загораживая ее своим телом. — Канцелярия дальше по коридору слева. Как будто ты этого не знаешь?

— Да, откуда? — пожал я плечами. — Я же тут совсем недавно.

— Недавно? Тогда спросить нужно, — ворчливо произнесла уборщица. — А не бродить где не попадя.

— Хорошо, — кивнул я. — Спасибо.

И сказав эти полагающиеся фразы, поспешил дальше. Местная уборщица пока явно не вызывала во мне приятных эмоций и лишний раз общаться с ней вовсе не хотелось.

Все это время, что я шел до двери канцелярии, я чувствовал прожигающий мою спину взгляд Екатерины Григорьевны, и лишь зайдя в приемную, я ощутил облегчение. Фу ты, какая же неприятная тетка. И как же не в тему она объявилась! Теперь, пожалуй, мне не удастся заглянуть в дверь загадочного кабинета. И словно подтверждая мои худшие предположения, из коридора послышался звук проворачиваемого в замке ключа и захлопывающейся двери. Я с тоской подумал, что чертова уборщица действует чрезвычайно стремительно и эффективно. Только вот зачем? Какие тайны могла скрывать за собой приоткрытая дверь кабинета? Или тетка действовала просто из вредности? Ответов на эти вопросы у меня пока не было.

В канцелярии, как обычно, никого не оказалось и мне пришлось постучаться в дверь к прокурору, прежде чем оттуда появилось любопытное лицо незнакомой мне женщины, которую прокурор, насколько мне помнилось, именовал Ирочкой, а старший следователь — Ирина Владиславовна. Во всяком случае я решил, что это она. Хотя, не знаю, почему. Видимо вид у нее был очень секретарский. Внешне ей было лет тридцать пять, достаточно высокая с неплохо сохранившейся фигурой и грудью. Поскольку я принципиально воспринимал всех женщин за тридцать как довольно старых, то мое внимание секретарша прокурора не привлекла. Хотя, вероятно, для остальных она могла показаться очень даже ничего.

— Тебе что? — спросила она, выходя из прокурорского кабинета и притворяя за собой дверь.

На ней была блузка с открытым воротом и средней длины юбка, не скрывающая, впрочем, довольно стройных ног.

— Да, меня Яков Валерьевич просил отнести, — сказал я, протягивая секретарше стопку бумаг.

— Зарегистрировать их что ли нужно? — сказала та, беря у меня бумаги.

— Не знаю. Яков Валерьевич сказал отнести их сюда. Мол, вы сами во всем разберетесь.

— Ага, — сказала секретарша, задумчиво перебирая бумаги. — А ты, значится, новый стажер Якова Валерьевича?

— Да. — Я кивнул, про себя подумав, случайно ли секретарша употребила слово «новый» или действительно слухи про стажеров старшего следователя имели под собой какую-либо почву?

— Тогда: привет! — Секретарша улыбнулась мне, и я решил, что она мне нравится. Как человек, естественно. Женщины за тридцать, как я уже говорил, меня не привлекали. Да и к тому же в данном заведении уже была женщина моей мечты. По сравнению с ней все остальные особи женского пола значительно меркли. — Меня зовут Ирина Владиславовна, но можешь звать меня просто Ирой. А твое имя как?

Я представился.

— Надолго к нам? — продолжала расспрашивать секретарша, деловито проставляя на следовательские бумаги какие-то печати и что-то записывая.

— Не знаю, — протянул я. — Как получится. По идее, на месяц. Максимум на полтора.

— А потом куда? — спросила секретарша, ставя окончательных штрих и возвращая мне следовательские бумаги.

«На волю!» чуть было не ляпнул я, однако вовремя сдержался и дипломатично ответил:

— Учиться. Я же еще на четвертом курсе учусь.

— А-а-а! — протянула секретарша, словно все поняла. — Ну, рада была познакомиться. Думаю, еще увидимся.

— Взаимно, — искренне сказал я, подхватывая бумаги и направляясь в обратный путь.

Секретарша прокурора мне определенно понравилась, и я надеялся, что в дальнейшем я буду общаться с не менее приятными людьми. Проходя мимо загадочных дверей, я обратил внимание, что обе они плотно прикрыты и, как подсказывала мне моя интуиция, заперты на ключ. Стоило задуматься над этим обстоятельством. Конечно, могло быть так, что уборщица просто любила порядок и не любила посторонних, заглядывающих куда не нужно. И, возможно, за той дверью, которую она так оперативно закрыла, находились какие-нибудь важные прокурорские документы. Все это вполне могло быть. Могло быть и так, что старой карге, да и возможно всем местным обитателям было, что скрывать и они не стремились делиться с посторонними своими тайнами. В любом случае, подобное положение дел меня не особо устраивало, и я решил, что поскольку практика у меня еще долгая, то у меня будет предостаточно времени, чтобы разобраться во всех местных секретах. С этими мыслями я вошел в кабинет старшего следователя и увидел, что тот разговаривает по телефону. Заметив меня, Воцйоб замахал рукой, подавая мне знак выйти, и, прижав трубку к груди, прошептал:

— Выйди. Погуляй где-нибудь минут двадцать.

— Где погулять? — растерялся я.

— Где хочешь! — сказал Воцйоб, снова замахав рукой в недвусмысленном жесте, предлагающим мне свалить.

Я так и не понял, что за чрезвычайная причина побудила следователя буквально выгнать меня из кабинета, но дважды меня упрашивать не пришлось. Опасаясь, как бы следователь не передумал, я быстро слинял и направился к выходу из прокуратуры. Я знал: где двадцать минут, там и тридцать. И уж полчаса Воцйоб меня явно не увидит. У меня даже вылетела из головы помощница прокурора, к которой я собирался зайти, настолько я хотел вырваться из местных пенатов. Не то, чтобы они меня сильно напрягали, но просто я всегда тянулся к свободе и не любил подчиняться.

Выйдя из прокуратуры, я решил заняться изучением местных достопримечательностей, а именно окрестностей, лежащих вокруг здания и, соответственно, самого здание. Но первым делом я сбегал в киоск у остановки и купил там пару сосисок в тесте и бутылку колы. С этим набором я направился на противоположную сторону старого дома. Меня интересовало болото. Я знал, что в теории оно должно было располагаться прямо за прокуратурой, но с северной стороны его закрывали строения и группы деревьев, так что увидеть его можно было только с южной стороны. Во всяком случае, я так предполагал и в общем-то не ошибся. Едва я обошел здание, то взгляду моему открылась панорама болота, тянущегося до самого горизонта и исчезающего в туманной дымке. Мшистые прогалины, озерца, лужи, низкорослые деревца — все это переплелось в причудливый клубок, составляющий то, что называлось болотами. Я и не думал, что они у нас такие громадные. Нет, глядя на карте, я, конечно, предполагал, что они не маленькие, но что настолько здоровые — такого даже я себе представить не мог.

Болота тянулись на многие, многие километры в южном и западном направлениях, и, по большому счету, должны были бы изображаться на картах белым пятном, как терра –инкогнита. Однако, я так полагаю, что профессиональная гордость не позволяла нашим картографам, составлявшим карту, так обозначить эту территорию. И они пометили здешние края просто как болота, не потрудившись даже поподробнее их исследовать. Я тоже редко выбирался в эти края; лишь пару раз мы ездили в здешние места за клюквой, но это было значительно южнее. Что ж, теперь у меня будет значительно возможностей полюбоваться окружающим пейзажем. Я подумал о том, что граф, построивший этот дом или скорее замок (учитывая его габариты) был либо неизгладимым романтиком, либо слегка тронувшимся типом. Хотя, нужно отдать ему должное, место было выбрано чрезвычайно удачно, и вид открывался просто неописуемый. Я мог только догадываться. как же выглядело все это великолепие с одного из флигелей графского особняка.

Прямо с холма на болота сбегала дорожка, петляющая между деревцами и исчезающая где-то среди зеленого ковра мхов. Такая же дорожка вела от располагавшихся рядом строений. Я так пока и не понял их назначения. Людей рядом с ними не наблюдалось, но стояло несколько машин, преимущественно УАЗики, которые внешне напоминали военные автомобили. Я снова подумал, что это, возможно, какой-нибудь военный объект. Что-нибудь из армейских строений, но подходить к ним, чтобы выяснить, так ли это, я почему-то не стал. Вместо этого я решил прогуляться вокруг здания, чтобы оценить его масштабы, а заодно понять, что еще в нем находится.

Неспешно прогуливаясь вдоль южной стороны дома, я обратил внимание на то, что все окна первого этажа, а заодно и второго, зарешечены массивными металлическими решетками, и если память мне не изменяла, то с северной стороны было то же самое, а значит весь первый этаж был полностью недоступен. То же касалось подвальных помещений. «Каземат тут что ли строили?» — подумал я, а затем здраво рассудил, что у тех, кто раньше обитал в этом доме, были веские причины опасаться грабителей, поскольку место безлюдное и на помощь звать некого. Оно и в наше то время не изобиловало людьми, а что уж говорить про начало прошлого века? Поэтому решетки на окнах были вполне объяснимы. Сложнее было с занавесями. Как я заметил, практически во всех окнах были портьеры, преимущественно зеленого или бардового цветов. Все это свидетельствовало о том, что здание продолжало быть обитаемо. Однако, я не встретил признаков жизни в темных таинственных окнах. Две двери, на которые я наткнулся, были заперты, и, судя по заржавелым замочным скважинам, не открывались очень и очень давно. Возможно вход, в здание был с другой стороны, с северной или западной, но что-то я и там не наблюдал ничего похожего на какую-то жизнедеятельность. Поэтому вопрос о той части здания, которую не занимала прокуратура, оставался открытым. Я решил выяснить этот вопрос, обойдя строение с западной стороны, заодно осмотрев местное кладбище, но ближе к западному углу здания я наткнулся на заросли какого-то кустарника с красными ветвями, который тянулся на многие, многие метры и терялся где-то среди туманных болотных испарений. Кустарник был такой плотный, что пробраться через него было практически нереально. Я прикинул его протяженность и решил, что мне проще будет вернуться и обогнуть здание прокуратуры, чем пытаться продраться сквозь заросли или обойти их. К тому же я заметил в зарослях лужи, а идти по воде мне не хотелось. Поэтому я с чистой совестью повернул обратно и, посмотрев на часы, ускорил шаги. Когда я проходил мимо одной из башенок, мне показалось, что в ее окне мелькнул человеческий силуэт, но когда я остановился, чтобы лучше рассмотреть, кто бы это мог быть, то окно оставалось таким же темным и безжизненным, и никаких признаков человека там и не было. «Глюк» — здраво рассудил я. Возможно, старое здание оказывало на меня пагубное влияние, а может там действительно кто-то был. Хрен его знает. Может быть, там кто-то работает или живет. Я в очередной раз посмотрел на часы и понял, что времени у меня совершенно нет, и пора возвращаться к следователю. Я ускорил шаги и прибыл к следователю тютелька в тютельку к назначенному времени.

Воцйоб сидел в своем кабинете и занимался изучением дел. Параллельно он лопал любимое яблоко. Я подумал о том, куда в следователя все это лезет? На моей памяти это было уже шестое яблоко, и оставалось только гадать, сколько же их следователь поглощает за день.

— Где был? — спросил Воцйоб, когда я вошел.

— Ммм. Гулял. Вы же сами сказали, чтобы я погулял.

— Я сказал? — Воцйоб посмотрел на меня таким взглядом, словно я сообщил ему нечто такое, что никак не могло быть.

— Ну да, — кивнул я. — Вы тут беседовали по телефону и мне сказали, чтобы я погулял полчаса. Вот я и погулял.

Воцйоб нахмурился, а затем лицо его просветлело.

— А, да! — вспомнил он. — Было. Говорил. — Он снова закивал. — Заработался. Ладно. Значится ты гулял?

— Угу, — кивнул я.

— И где гулял? — осведомился следователь.

— Да, так, — пожал я плечами. — На болото смотрел.

— На болото? — переспросил следователь. — Да, болота у нас красивые. Да и вообще места красивые. Тут если на флигель залезть, то такой вид открывается!

— А как залезть на флигель? — мгновенно сориентировался я.

— Залезть на флигель? — переспросил следователь, глядя на меня недоуменным взглядом.- А зачем тебе на флигель?

— Ну, как зачем? — Я даже немного подрастерялся. — Вы же говорите, вид оттуда красивый. Вот я и хочу туда залезть.

— Нечего тебе там делать, — ворчливо произнес Воцйоб, чем немного напомнил мне уборщицу Екатерину Григорьевну. — Делами нужно заниматься, а не по флигелям лазать.

— Так я это так…. Просто для расширения кругозора.

— И для расширения кругозора тоже не лезь, — наставительно заявил Воцйоб. — И вообще, я тебе говорил, особо не броди здесь. Заблудишься — мало не покажется.

— Да, где здесь можно заблудиться? — не понял я. — На болотах что ли?

— Здесь можно заблудиться где угодно, — все тем же наставническим тоном заявил Воцйоб. — В том числе и на болотах. Поэтому, нигде здесь один особо не шляйся.

Я шмыгнул носом.

— Вы сами сказали, чтобы я полчаса погулял, — напомнил я.

— Ну, погулял и погулял, но особо все равно нигде не шастай. А то потом будем тебя как Безгласного разыскивать.

— А что, этот ваш Безгласный может быть где-то в окрестностях прокуратуры?

— Хрен его знает, — вздохнул Воцйоб словно Винни-Пух. — Места здесь глухие….

— Яков Валерьевич, — обратился я с целью задать один интересовавший меня вопрос.

— Ммм? — отозвался тот, снова принимаясь за изучение своих бумажек.

— Яков Валерьевич, а что находиться в другой половине здания?

— В другой половине? — переспросил Воцйоб, словно не понимая, в чем суть вопроса.

— Ну, да, — кивнул я. — Эту, восточную часть здания, занимает прокуратура, а в другом крыле что?

Воцйоб несколько секунд смотрел на меня, а затем пожал плечами.

— А хрен его знает! Наверное, ничего.

— А вы никогда не интересовались этим? — удивился я.

— Нет, — покачал головой старший следователь. — А зачем?

Полное отсутствие любознательности у человека, которому по моим прикидкам полагалось совать свой нос в чужие дела, меня несколько удивила. Но с другой стороны, может он загружен работой настолько, что ему не до изучения всяких там старинных заброшенных зданий?

— Ну, неужели во всем огромном здании находится только прокуратура? — продолжил расспрашивать я. — И никаких организаций или жилых квартир нет?

— Да, нет вроде. Эту часть здания лет тридцать тому назад выделили прокуратуре, а остальная часть дома никем не занята.

— Хм-м. Странно. Такое громадное здание, а никому не нужно.

— Так ведь отшиб же, — резюмировал старший следователь. — Был бы центр города. живого места бы не осталось, а так вроде никому и не нужно.

— Хм-м, -сказал я, да и только. Насчет отшиба, оно конечно верно, но я знал и более отдаленные места, которые пользовались бешенной популярностью. А здесь и дорога вроде есть, и здание крепкое, и помещений вроде как свободных навалом. Может мало кто знал об этом месте? Но такое положение дел представлялось сомнительным. Целый день прокуратуру посещали люди. Уж кто-нибудь должен был заинтересоваться наличием большого количества свободных помещений. Так что оставалось предполагать, что-либо остальная часть здания кому- то все-таки принадлежала и этот кто-то ничего не хотел с ней делать, либо предположить, что это здание являлось культурно- историческим достоянием, и его использование вследствие этого обстоятельства было крайне затруднено. В любом случае, я собирался прояснить этот вопрос у своих знакомых в администрации и, может быть, даже подробнее узнать происхождение графского особняка.

— Яков Валерьевич. А могут быть в незанятой части здания какие-нибудь люди?

Воцйоб аж перестал жевать яблоко и посмотрел на меня. Мне реакция следователя показалась странной. Наконец Воцйоб оправился от изумления, продолжил поедание яблока, а заодно поинтересовался:

— А почему ты спрашиваешь?

Я пожал плечами.

— Да, так. Мне показалось, что я кого-то там видел в окнах. Вот я и спросил.

Воцйоб в свою очередь тоже пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Может быть, кто-нибудь время от времени там бывает. А может бомжи залезли. — Тут он нахмурился, словно что-то вспомнил, и выдал: — Или Анатолий бродит. Хотя лучше бы было, чтобы это был не он. Если Безгласный забрел в другую половину дома, то мы его вообще хрен найдем….

Последнее замечание показалось мне довольно странным. Ну как можно не найти в доме человека? Но переспрашивать я не стал или не успел, поскольку в этот момент в кабинет следователя постучали и объявился тот самый долговязый тип, которого Воцйоб именовал Степанычем. Когда его взгляд остановился на мне, то я подумал, что таким взглядом могло смотреть чудовище Франкенштейна или Герасим только что утопивший Муму. Взгляд Степаныча был бесцветным, водянистым и практически ничего не выражал. Даже когда он заговорил, в интонациях его голоса не чувствовалось эмоций.

— Ну что, Яков Валерьевич, я вернулся. Могу ехать на твои экспертизы.

— А да, давай! — сказал Воцйоб, мгновенно поднимаясь и вручая водителю какую-то папку с бумагами. — Это передашь сам. Остальное у стажера.

Степаныч скосил на меня бесцветный взгляд и поинтересовался:

— Мне его дожидаться или нет?

— Нет, — покачал головой Воцйоб, чем вызвал во мне целую волну протеста, правда, молчаливого. — Он сам доберется. Ты его только добрось до экспертизы и покажи, что и где, а дальше он сам.

— Вообще-то, я бы не отказался, чтобы меня привезли обратно, — вставил я веское замечание, все еще в тайне надеясь, что меня не кинут одного в городе.

Воцйоб хотел что-то ответить на мое замечание, но его опередил Степаныч, причем, как он это сделал при его крайней неторопливости, я так и не понял. Шофер как -то медленно пожал плечами (все это время Воцйоб словно набирал в грудь воздуха и готовился что-то произнести) и сказал:

— Хочешь, жди меня в городе до восьми вечера, тогда я тебя заберу и отвезу обратно.

— До восьми вечера? — переспросил я, внутренне ужасаясь. — Нет, тогда я лучше своим ходом.

— Как хочешь, — снова пожал плечами водила. Затем: — Ладно, Яков Валерьевич, мы поехали.

— Ну, давайте, — напутствовал нас Воцйоб. — Если на экспертизе какие-то вопросы возникнут, то сразу же звони мне.

— Хорошо, — кивнул я и вышел вместе со Степанычем. Уже практически спустившись с лестницы, я услышал откуда-то сверху что-то похожее на крик, а затем явственную пулеметную стрельбу. Почему я уверенно говорю про именно про пулеметную стрельбу, а не про какую-нибудь другую, то причина этого кроется в том, что в детстве мы с пацанами часто бегали на полигон, и я хорошо запомнил, какой звук возникает, когда стреляет крупнокалиберный пулемет. Его вряд ли с чем- то можно перепутать. И вот сейчас мне показалось, что стреляют именно из пулемета.

— Что это? — Я остановился. Степаныч тоже остановился, бросил взгляд куда-то наверх, затем дернул плечами (жест, бывший чуть ли не его отличительной чертой) и заявил:

— Телевизор.

— Телевизор? — переспросил я все еще удивленно.

— Да, — кивнул Степаныч. — У нас зам шефа любит громко включать телевизор и смотреть боевики. Вот и сейчас, развлекается. Пошли.

И сказав это, вышел за дверь. Я тупо еще постоял несколько секунд, а затем вышел вслед за водилой. К этому моменту пулеметная стрельба уже стихла и воцарилась тишина.

Я плелся вслед за Степанычем и думал над его словами. Телевизор? Какой на хрен телевизор? Не может телевизор так чисто передавать звуки. Должны быть какие-то посторонние шумы, что-то вроде фона, который создается при передаче звука через микрофон, но ничего этого не было. Я явственно слышал крики и пулеметную стрельбу. Но кто и зачем мог стрелять в прокуратуре, а тем более из пулемета? Я недоумевал. Нет, конечно, нельзя было скидывать со счетов ту версию, которую выдал мне Степаныч, тем более, что она выглядела наиболее правдоподобно, но не мог же я ошибаться? Или мог? Чтобы не перегрузить свой измученный летним ничегонеделаньем мозг, я решил попозже спросить обо всем этом следователя и если их версии со Степанычем сойдутся, то спокойно согласиться с тем, что причина странного шума — громко работающий телевизор. Если же нет, тогда кто-то все-таки палил из пулемета в прокуратуре.

Машина Степаныча оказалась не новой, допотопной «шестеркой», правда, довольно крепенькой и ухоженной. Сразу было видно, что за ней присматривают и регулярно моют. Вероятней всего она относилась к разряду служебных машин, и использовалась местными обитателями в интересах службы. Обычно так и бывает. Ведомству выделяют какую-то старую технику и считают, что работники ведомства должны быть довольны. Поскольку, если они недовольны, то пускай используют свои собственные автомобили. Прокуратура, судя по всему, не являлась исключением в этом отношении.

— Присаживайся, — сказал мне Степаныч, указывая на переднее пассажирское сидение. — Пакеты можешь кинуть на заднее сидение.

— Угу, — сказал я без лишних слов, делая то, что указал мне водитель.

Мы сели в машину и поехали в город. Когда мы отъезжали, я на всякий случай обернулся, чтобы еще раз посмотреть на здание прокуратуры — не мелькнет там кто-то? Но строение было совершенно безмолвным и не подавало признаков жизни. У меня мелькнула мысль, что не знай я, что в этой громадине находится только прокуратура, то принял бы особняк за нежилое здание.

Во время нашей совместной поездки я несколько раз пытался разговорить Степаныча на тему прокуратуры и ее обитателей, но водила был крайне неразговорчив и на большинство моих вопросов отвечал либо: «Угу», либо очень размыто, либо вообще уклонялся от ответа. Примерно наш диалог выглядел следующим образом:

— А сколько народу работает в прокуратуре вообще? — спрашивал я.

Пожатие плечами, молчание, некоторая пауза во время которой я жду ответа. Затем так и не дождавшись, продолжаю расспрашивать:

— А вы давно в прокуратуре работаете?

— Давно. — Вялый кивок и все. Никаких пояснений, никакой попытки поддержать разговор. Полное сосредоточение в себе и взгляд водянистых глаз куда-то в бесконечность.

— А Яков Валерьевич?

— Тоже давно. — Снова вялый кивок.

— Слушайте, а в другой части здания есть какие то организации?

Отрицательное качание головой.

— А были?

Неопределенное пожатие плечами, которое должно было скорее всего переводиться как «хрен его знает».

— А что там вообще находится?

Снова пожатие плечами с тем же смысловым содержанием.

— Что, неужели, никто не пытался занять пустующие помещения?

В очередной раз пожатие плечами, которое можно воспринимать как угодно, но скорее всего, как «а мне то какое дело?». И так всю дорогу. Сделав пару-тройку безуспешных попыток разговорить водилу, я заткнулся и остальную часть пути ехал молча.

Поездка в город ничем особым не запомнилась, если не считать того, что я, словно в первый раз, заметил, что дорога от прокуратуры до нашего городка фактически проходит через заболоченные низины, к северу переходящие в бескрайние поля, а к югу становящиеся, собственно, болотами. Еще я обратил внимание, что дорога к тому зданию, где находится, собственно, прокуратура, пролегает довольно низко по отношению к окружающей местности, и может так статься, что осенью ее вообще затапливает или, во всяком случае, основательно подзаливает. Я подумал о том, как справляются обитатели прокуратуры с этой проблемой, но потом решил, что это их трудности, и нечего мне заморачиваться этими вопросами.

До первой экспертизы мы добрались где-то примерно через час, попав при этом всего в одну небольшую пробку на самой окраине города. В принципе, пробка была, на самом деле, достаточно большая, но тот экспертный центр, который был нам нужен, удачно располагался где-то в самой середине затора, поэтому для нас она оказалась небольшой.

Когда мы подъехали к экспертному центру — старой обветшалой халупе пятидесятых годов, Степаныч остановил машину у самых дверей и, не делая никаких поползновений к тому, чтобы выйти из машины, кивком головы указал мне на дверь здания.

— Биология здесь, на первом этаже, — сказал он. — Генетика тут же, чуть подальше.

Я с сомнением покосился на своего попутчика.

— М-м-м… — сказал я. — А вы разве со мной не пойдете?

— А зачем? — Был ответ Степаныча. — Зайдешь туда, отдашь экспертизы, они тебе распишутся на втором экземпляре и все. Дело пяти минут.

— Хм… — произнес я, думая, возразить мне что-нибудь или нет, но в итоге ничего не сказал.

Я молча вышел из машины, и, решив, что хрен-то с ним, разберусь сам, зашел в здание бюро судебной экспертизы.

Биологическую экспертизу я обнаружил практически сразу, в том самом месте, где и указывал Степаныч. И сразу же наткнулся на тетку в белом халате, похожим на медицинский. Поглядев на меня из-под очечков, та поинтересовалась:

— Ты к нам?

— М-м-м… — сказал я, не зная, как начать. — Я экспертизу принес.

— А-а-а… — протянула тетка, вся превратившись в понимание. — Ну, давай, сейчас запишу.

Она зашла в соседний кабинет и вернулась оттуда с каким-то журналом. Положив его на столик в коридоре, она сказала:

— Ну, давай.

— Нате! — сказал я, передавая постановление о назначении экспертизы и пакет.

— Так, — деловито произнесла женщина, беря пакет и приготавливаясь записывать в журнал. — Что у вас здесь?

— Презерватив со спермой! — радостно сообщил я.

Тетка остолбенела.

— Он что, у вас прямо так и положен? — ошарашенно спросила она.

— Ну, он там завязан и положен в пакет, — успокоил я.

— Да вы что? — возмутилась тетка. — Сперма же может сгнить!

— А как ее надо класть? — поинтересовался я для расширения собственного кругозора.

— Сперму надо высушить! — назидательным тоном заявила тетка. — Берете марлю, обмакиваете в сперму и вешаете сушить. Только не на солнце, а где-нибудь в тенечке.

Я представил себе, как следователь осуществляет указанные действия по сушке спермы у себя в кабинете, и на душе у меня основательно потеплело, а рот раскрылся в невольной улыбке.

— Ну, вы знаете, я всего лишь стажер, — чувствуя радостное ликование от того, что можно свалить всю вину за непросушку спермы на кого-нибудь другого. — Это следователь должен был всем этим заниматься.

— Вот и передайте своему следователю, что если экспертиза не даст результатов, в этом будет виноват он сам, — заявила тетка. — Пусть в следующий раз сперму сушит!

— Непременно передам! — испытывая садистское удовольствие, пообещал я. Особенно мне понравилось выражение: «Пусть сперму сушит!». Многообещающее оно было.

— Так. Что там у вас еще? — все тем же недовольно-деловым тоном продолжала расспрашивать тетка.

— Вот! — сказал я, подавая тетке второй пакет. — Земля из-под трупа.

— М-м-м… — сказала та, мрачнея. — Вообще-то это на микробиологию частиц, но, в принципе, тоже к нам. Давайте, это я тоже возьму.

Я с облегчением передал тетке и второй пакет, и постановление к нему. Тетка записала что-то в свой журнал, и, расписавшись на полях, постановление отдала мне.

— За заключением недели через две-три приезжайте, — уведомила она.

— Хорошо, — кивнул я и поспешил обратно, словно боясь, что сейчас меня заставят сушить сперму.

— Ну что? — спросил меня Степаныч, когда я вернулся и сел на пассажирское сиденье.

— Все нормально, — сказал я, отдавая шоферу постановления. — Все сдал.

— Что сказали? — поинтересовался Степаныч.

— Сказали следователю, чтобы сперму сушил! — не смог удержаться я от того, чтобы не поделиться приятным известием.

— Да? — меланхолично переспросил Степаныч. — Ну, это не удивительно.

Какие выводы из глубокомысленного пожелания сделал для себя Степаныч, я так и не узнал, поскольку ничего больше он не сказал. Но, с другой стороны, я не особо и стремился узнать его мнение. Я представлял себе Воцйоба, сушащего у себя в кабинете сперму, и улыбался.

Дорога до второй экспертизы заняла примерно столько же времени, сколько и до первой, хотя, преодолели при этом мы расстояние вдвое, если не втрое меньше. Виной всему стали городские пробки, которые в центре в это время были обычным явлением. В итоге, мы приехали где-то к четырем часам, и я подумал о том, что, если обратно я буду добираться своим ходом, то до ночи в прокуратуру однозначно не успею, и, вероятнее всего, мне не имеет даже смысла туда приезжать.

«В принципе, — подумал я, — это клевая отмазка, чтобы не возвращаться. Только вот, прокатит ли она перед Воцйобом?»

В этом я сильно сомневался. А если отзвониться ему и предупредить, что я не вернусь? Не затребует ли он, чтобы я в обязательном порядке приехал именно сегодня? От этого полоумного следователя всего можно было ожидать. Нет, звонить ему, пожалуй, не стоило. Лучше уж было огрести с утра. С другой стороны, что он мог мне сделать? Ну, так, погундеть слегка. Правда, от следователя зависел мой отзыв о прохождении практики, но ведь не развоняется же он из-за пары не вовремя привезенных экспертиз? Или развоняется? На этот вопрос у меня не было конкретного ответа. И тем не менее, я решил рискнуть и сразу же после экспертизы вернуться домой.

Во второе экспертное бюро Степаныч вновь отправил меня одного, сказав, что нужно подняться по лестнице на последний — четвертый этаж, где будет указатель, который приведет меня, собственно, в экспертное бюро. Я так и сделал. Правда, указателя я на четвертом этаже не обнаружил. Может, его сняли? Зато, одна из дверей оказалась приоткрытой, и за ней я обнаружил табличку «Экспертно-криминалистический центр», куда, собственно, и вошел. Здесь я встретил очередную тетку (вероятнее всего, большинство экспертов — это тетки), с которой имел непродолжительную беседу, в ходе которой она заявила, что ничего мне не даст и ничего у меня не примет, поскольку у меня, как и у Матроскина, документов нету, а, в отличие от Матроскина, мне даже не похвастать усами, лапами и хвостом.

Я выслушал ее объяснения молча, время от времени согласно кивая головой, после чего вернулся к Степанычу и сообщил приятную новость о том, что ему самому придется переться на четвертый этаж (лифта в старом здании не было) и разбираться с экспертизами.

Степаныч, если и был огорчен этими известиями, вида не подал (вы видели когда-нибудь, чтобы зомби выражали неудовольствие?), просто взял у меня экспертизы и отправился разбираться с экспертами сам.

Отсутствовал он минут десять-пятнадцать, а когда вернулся, то передал мне папку с какими-то бумагами и подозрительного вида полиэтиленовый пакет, замотанный скотчем, почище, чем мумия своими тряпками.

— На, вот, возьми это, — сказал он. — Отдашь Воцйобу. Он только что звонил, просил, чтобы ему все это сегодня привезли.

— Хм-м-м… — сказал я, лихорадочно соображая, как бы мне отмазаться. — Так ведь поздно уже. Я, наверняка, не успею.

Степаныч пожал плечами.

— Яков Валерьевич, бывает, до ночи работает, — сообщил он. — Раз сказал — сегодня привезти, значит, будет ждать тебя.

— Ну, так, вроде как, рабочий день до шести? — попытался намекнуть я.

— Ну, отзвонись сам Воцйобу, и скажи ему об этом, — своим неподражаемым бесцветным голосом заявил Степаныч.

«Сволочь! — подумал я. — Еще и издевается. Ага! Отзвонись Воцйобу! А он мне скажет — давай быстро сюда, срочно экспертизы нужны. И что мне тогда делать? Черт! Ладно. Все равно, лучше отзвониться… Вдруг, как-нибудь решим этот вопрос?»

— Хорошо, — проворчал я. — Я ему позвоню. Какой у него номер телефона?

— А он что, тебе не дал? — спросил Степаныч, и, будь это кто-нибудь другой, в его голосе должно было бы прозвучать удивление. Однако, голос шофера оставался совершенно безэмоциональным.

— Нет, — покачал я головой. — Не дал. — И добавил: — Мне он пока был не нужен.

Степаныч пожал плечами и назвал мне номер городского телефона старшего следователя.

— А мобильный? — поинтересовался я.

Степаныч посмотрел на меня как-то странно, причем, я даже не мог сказать, что именно показалось мне странным.

— А мобильного у него нет, — сообщил он.

— Ладно. Позвоню на городской.

— Позвони. Ну что, тебя до метро подвезти или сам доберешься?

— Сам доберусь, — проворчал я. — Дайте мне только какой-нибудь пакетик, чтобы упаковать все это. — Я кивнул на переданный мне сверток с экспертизой. — Кстати, что это?

— Череп, — будничным тоном сообщил Степаныч.

— Череп? — растерялся я, понимая, почему сверток показался мне странным. Было ощущение, что там в плотный слой бумаги завернут какой-то горшок, но, поразмыслив, я решил, что это, действительно, может быть череп. А если учитывать, что к шуткам у Степаныча явно пристрастия не было, это только череп и мог быть.

— Ну да, череп, — меланхолично пояснил Степаныч. — С какого-нибудь осмотра.

— Зачем следователю так срочно понадобился череп? — продолжал недоумевать я.

— Не знаю. Может, сроки по делу подходят, и нужно срочно его сдавать, а может еще что-то. Спроси у него.

— Хм, — произнес я, думая, что этим вопросом-то я основательно озабочусь. — А разве можно так вот вести череп? А вдруг я его потеряю?

— Значит, Воцйобу не повезло, — высказался по этому поводу Степаныч.

Он передал мне полиэтиленовый пакет и сел в машину.

— Ну, пока.

— Пока, — немного растеряно попрощался я.

Степаныч уехал, и я остался один со слегка подпорченным настроением и черепом в руках. До метро было идти недалеко, и я потопал в ту сторону. В итоге я подумал, что неплохо бы было попросить у Воцйоба денег на подобные мероприятия, а то как-то не хотелось испытывать еще и финансовые потери наряду с эмоциональными и потерями времени. Вообще, по большому счету, хотелось на все забить.

Но забить не получалось. И поэтому приходилось тащиться на тухлые экспертизы и везти тухлые вещдоки. Не в прямом смысле, конечно. Вроде как, от переданного мне свертка не воняло, но где-то в подсознании во мне сидело глубокое неприятие к происходящему. Тем не менее, я выполнял то, что было положено. И очень радовался, что в такой неудачный день погода выдалась пасмурная. Правда, когда я подошел к метро, погода разъяснилась, но это меня уже не огорчало.

Я вошел в метро, думая о том, не придет ли какому-нибудь менту в голову проверять содержимое моего пакета, и как я при этом буду отмазываться. Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Я спокойно доехал на метро до вокзала и, уже сев в электричку, решил позвонить старшему следователю.

Я сделал не меньше десятка попыток в течении пяти минут, оставшихся до отправления поезда, но телефон Воцйоба все это время оставался занятым, и мне не удалось дозвониться. Я решил повторить свои попытки попозже, а пока занялся тем, что стал рассматривать окружающие пейзажи, тем более, что к этому моменту в вагон зашел мой знакомый по имени Макс, с которым мы разговорились. Электричка оказалась битком набита народом, но нам это не мешало.

— Чем ты теперь занимаешься? — спросил меня Макс.

— А! — махнул я рукой. — Практику прохожу в прокуратуре.

— Это в какой? — поинтересовался Макс.

— Да в нашей, районной.

Макс нахмурился.

— А где у нас находится районная прокуратура?

— Почти у самых болот. Если по западной дороге ехать, то через километров пять будет здоровое здание. Там прокуратура и находится.

— Никогда не знал, что там у нас прокуратура. Всегда считал, что наша прокуратура у фонтанов.

— У фонтанов — городская прокуратура, а у болот — районная, — пояснил я. — Ты же знаешь, наш городок граничит с областью. Вот, у болот районная прокуратура и находится. Я по карте посмотрел, куда мне ближе будет добираться, и решил, что в районку на практику будет ближе.

— Гм, — сказал Макс. — Ну и как тебе там?

— Хреново, — четно признался я.

— А чего хренового?

— Да вроде ничего особенного, просто задалбывает. Лето на дворе! А я вынужден целыми днями штаны протирать в этой прокуратуре!

— И сколько тебе там париться?

— Месяц или полтора. В зависимости от ситуации.

— Да, хреново, — посочувствовал Макс. — А чего, никак этот вопрос, что ли, не решить? Ну, поставить там, кому нужно, ящик коньяка или еще что-нибудь в этом роде?

— Да я, может, так и сделаю, — сказал я, соглашаясь с Максовыми доводами. — Только пока никак. Следователь мне попался принципиальный. Решил из меня следователя делать.

Макс довольно усмехнулся.

— Да, не подвезло, — сказал он. — Если тебе попался какой-нибудь упертый тип, навроде тех, что ночами и днями проводят на работе, тут и ящиком коньяка проблему не решить.

— Вот и у меня такое подозрение, — вздохнул я. — Все нормальные люди пытаются с работы слинять, а этот сейчас сидит и ждет, когда я ему вещдоки привезу с экспертизы.

— И чего? Поедешь? — удивился Макс.

Я замялся. Мне не хотелось признаваться, что я по любому попрусь в прокуратуру, но в то же время, понтоваться тоже желания не было. Поэтому я ответил уклончиво:

— Посмотрим. Вообще, не очень хочется.

— Ну так забей, — посоветовал Макс. — Нехрен твоему следаку распоряжаться. Ты ведь не на работу к нему нанялся.

— Подумаем, — вновь неопределенно ответил я. — Может, сегодня свезу, а то он возмущаться начнет.

— А чего везешь-то? — поинтересовался Макс, указывая на мой пакет.

— Да, череп с места происшествия! — махнул я рукой. Сказано это было достаточно громко, чтобы услышали окружающие, но я не обратил никакого внимания на то, как на меня посмотрели соседки — настолько я был поглощен собственными эмоциями.

Макс посмотрел на меня с недоверием.

— Что, правда, что ли? — переспросил он.

— Конечно, правда, — дернул я плечами. — Самый настоящий череп. Туда, на экспертизы, сегодня землю из-под трупа вез. И презерватив со спермой. Обратно вот череп… Надеюсь, хоть, они его почистили. Но, вроде, как-то не воняет… — Я демонстративно принюхался. -Не, не воняет!

Макс смотрел на меня во все глаза. Как человеку, никогда не сталкивавшемуся с подобными вещами, ему все это казалось дикостью, и, в общем, справедливо. Это все равно, если бы патологоанатом брал работу на дом. Так и тут. Я, все-таки, к подобным моментам был подготовлен лучше. Как-никак, нам это все преподавали, да и в морг мы пару раз ездили. Но и мне было как-то не по себе.

Как-то незаметно и вроде как само собой места рядом с нами опустели и еще некоторое время оставались незанятыми. Это-то в битком набитом вагоне. Я, честно говоря, не обратил внимание, вышли ли сидевшие рядом с нами люди на остановке или же просто встали и отошли, но очень хотелось надеяться, что подобное поведение не было реакцией на мои высказывания. Через пару минут, правда, на скамейки рядом с нами снова сели пассажиры, однако, судя по всему, это были те, кто не слышал нашего с Максом разговора.

— Слушай, а зачем твоему следаку понадобился череп? — продолжал расспрашивать Макс.

— Да хрен его знает, — пожал я плечами. — Экспертизу по нему какую-то проводили…

— Какую экспертизу?

— Понятия не имею, — честно признался я. — Я ведь три дня на практике всего. Так что пока ни черта не знаю. Говорят, что следаку вроде как срочно нужно заключение экспертов. Вот я теперь и парюсь. В общем нужен ему череп и все. Дорог он ему, как память!

Я усмехнулся.

— А может быть он у тебя фанат черной магии? — решил поприкалывался в ответ Макс.

Идея мне эта показалась довольно интересной. Я-то в своих фантазиях так далеко не забирался, а Макса вон куда занесло! Я представил себе следователя, совершающего обряды вуду и черной магии, и эта картина, почему-то не показалась мне ни нереальной, ни забавной. В том здании, где находилась прокуратура, только обряды вуду и можно было проводить, тем более, что и кладбище было рядом. Я усмехнулся.

— Надеюсь до такого он еще не докатился, — сказал я. — Хотя с такой работой все возможно.

Мы проговорили с Максом всю дорогу до нашего городка и продолжали разговаривать, когда вышли из электрички. Потом я отправился на автобусную остановку, а Макс пешком пошел к себе домой.

Уже подойдя к автобусной остановке, я снова попытался дозвониться до старшего следователя, но у того снова напрочь был занят телефон, и у меня даже возникла мысль, не отключил ли он его. Вполне могло быть и так. В который раз у меня возникли сомнения, ехать ли мне в прокуратуру или забить на все, но в этот момент подъехал нужный мне автобус, и я решил, что лучше я потеряю час, чем потом следователь будет мне компостировать мозги. Поэтому я сел в автобус и, обнаружив с некоторым удивлением, что я являюсь единственным пассажиром, поехал в прокуратуру. Автобус как обычно ехал очень медленно, так что я даже на какую-то секунду задремал, а когда проснулся, то мы уже подъехали к прокуратуре. На остановке я обнаружил несколько незнакомых мне людей, собирающихся вернуться обратно в город, но никого из работников прокуратуры среди них не наблюдалось. Были двое военных, одетых в мундиры полевого образца, но возвращались ли они с работы или приезжали по каким-то своим делам, определить было невозможно. Я вышел из автобуса, люди зашли и автобус, и тот, не задерживаясь, покатил обратно. Я знал, что по расписанию следующий автобус будет через час, что меня не особо радовало, но выхода другого не было. Где- то глубоко внутри я надеялся, что смогу поймать попутку или кто-нибудь из прокурорских меня довезет. Но надежда эта была весьма и весьма слабой.

Над прокуратурой начал заниматься закат. В его багряном зареве старинное здание казалось огромной черной скалой. Монолитом, разделяющим небо на две части. Было в этом зрелище что-то величественное, что-то заставляющее остановиться и посмотреть. Впрочем, я недолго предавался этому занятию, поскольку необходимость побыстрее отдать экспертизы с черепом и еще быстрее слинять домой, гнала меня вперед. Я бодро дотопал до дверей прокуратуры и, предчувствуя скорое избавление, дернул за ручку.

Дверь оказалась заперта. Не веря в такую подставу, я снова дернул за ручку двери, но результат остался тот же. Дверь была наглухо и основательно заперта и, судя по тому, как плотно она прилегала к косяку, на ключ ее закрывали снаружи.

«Может быть все же кто-то заперся изнутри?» подумал я про себя, принимаясь искать хоть какое-то подобие звонка рядом с дверью. Звонка я не обнаружил, что меня, впрочем, не удивило. Местные обитатели, как я успел заметить, не особо любили посторонних, и, скорее всего, делали все возможное, чтобы их было еще меньше. Вот и отсутствие звонка было фишкой из той же серии.

Не найдя других вариантов, я принялся стучать в дверь. Эхо в ответ на мои действия откликнулось неожиданно громко, и, словно колокол, пошел бродить среди пустых помещений грохот моих ударов. «Бом, бом, бом!» — старинное здание звучало как хороший орган. Не ожидая подобного эффекта, я неожиданно испугался и перестал стучать, но даже после этого дом еще некоторое время продолжал откликаться гулким тяжелым эхом. Я подумал, что такой грохот и мертвых разбудит, и вот как раз этого мне и не было нужно. Я отошел от двери на несколько шагов и посмотрел на окна, которые, по моему мнению, должны были относиться к прокуратуре. Странно, но я не смог определить какие окна относятся к помещениям прокурорских работников, а какие к необитаемой части здания. Все они выглядели одинаково и все они были темны.

«Может я не там смотрю?» — мелькнула у меня мысль, и я решил обойти угол, который принадлежал прокуратуре. Ни в одном из окон не горел свет, зато я смог полюбоваться картиной болота в закатном сиянии. По-моему, это даже стоило того, чтобы приехать в такую даль и потерять как минимум полтора часа. Бархатисто-бурая, зеленая, желтая равнина и чернично-темное болото словно преобразилось и сейчас казалось другим миром. Таинственным и полным неизъяснимой красоты. Я был поражен и напрочь забыл думать о каком-то там следователе и тухлых экспертизах. Какие тут экспертизы и черепа в пакетах, когда тут такая красота? Не знаю, сколько я так простоял, любуясь открывшимся пейзажем, но в какой-то момент меня отвлек странный звук, шедший со стороны старого здания. Сначала я не понял, что это такое, потом сообразил- шаги. Тяжелые, медленные шаги. Кто-то даже не топал, а шествовал в недрах старого дома. И по тому, как он шел, создавалось ощущение, что шла как минимум чугунная статуя. Бом, бом, бом! Может конечно, всему виной была странная акустика древнего особняка и подобный грохот создавал какой-то совершенно безобидный индивидуум. Но все равно от подобных звуков становилось не по себе. Невольно я постарался отойти поближе к автобусной остановке, чтобы в крайнем случае иметь пути отступления. Вообще, пожалуй, стоило слинять из этого безлюдного и странного места, тем более, что следователя в прокуратуре не было, но до автобуса оставалось минут тридцать, а может быть даже больше, и мое врожденное любопытство просило меня подождать и посмотреть, что там будет дальше.

Через некоторое время шаги стихли, так, словно тот, кто создавал эти звуки, достиг цели и остановился. А затем вдруг раздался еще более сильный грохот, и на этот раз я точно мог сказать, что кто-то долбится в дверь. Причем, дверь, судя по звуку, была металлической и тот, кто в нее стучался, тоже имел для этой цели что-то тяжелое и тоже, возможно, металлическое. Грохот стоял сильнейший, и я подумал, как далеко могут быть слышны эти звуки?

Через непродолжительное время грохот стих, и вновь раздались шаги, но на этот раз они явно удалялись. Вскоре все окончательно стихло, и воцарилась умиротворенная тишина. Я смотрел на окна старого дома, пытаясь уловить, не мелькнет ли там что-нибудь, хоть какая -то тень, которая подскажет, что же там может так топать и издавать такие звуки. Но, подтверждая закон вечного свинства, окна оставались темны. Подождав так несколько минут, я решил, что ничего интересного уже не предвидится и направился к автобусной остановке. При этом я продолжал думать, кто же это мог издавать такие странные звуки? Может все-таки вторая половина здания, не занятая прокуратурой, была обитаема? Может, в ней кто-нибудь да живет? Например, бомжи или гастарбайтеры. Ведь может быть такое. Вот я слышал историю о том, как в одном доме обнаружили до полусотни нелегальных эмигрантов. Причем, дом тоже считался заброшенным и необитаемым, а здесь вроде и здание еще крепкое; жить в нем летом можно даже без отопления, так что такой вариант исключать не стоило. Только вот зачем

кому-то понадобилось во что-то долбиться? Добывали металлолом? Я понимал, что вопросов больше, чем ответов, но, чтобы получить четкое объяснение творящимся здесь странностям, нужно было, как минимум, обследовать ту часть дома, которая примыкала к кладбищу. Но на данный момент у меня не было ни времени, ни желания. С минуту на минуту должен был прийти автобус, да и обследовать старый дом на ночь глядя мне как-то не улыбалось. Уж очень странный был этот дом и мрачный, и кладбище рядом с ним тоже мне доверия не внушало. Как-то, по-моему, не делали кладбища рядом с домами. Если, конечно, эти часовня и кладбище не принадлежали какому-нибудь дворянскому роду. Интересно было бы посмотреть, кто там похоронен, но все-таки я предпочитал сделать это в дневное время.

Размышляя так я автоматически перевел взгляд в сторону кладбища и увидел, что оттуда по направлению к автобусной остановке идет человек. Солнце светило ему практически прямо в спину, так что я видел только его черный, словно трафарет, силуэт. Я обратил внимание на непонятную странность в его походке. Было ощущение, что двигался манекен, настолько неестественно пряма и монотонна была его походка. В любом случае этот странный тип, да еще идущий со стороны кладбища, мне очень не понравился, поэтому я с явным облегчением встретил подъехавший к остановке автобус, в котором кроме меня оказался еще один пассажир: бухой мужиченка лет тридцати пяти- сорока. Он смотрел на мир влюбленным взглядом, отчего губы его расплылись в блаженной улыбке. На меня он посмотрел точно так же, и я подумал, что по пути до дома меня явно будет ожидать предложение выпить за компанию. Правда, это не особо меня страшило. Куда как больше меня беспокоил странный тип, приближавшийся со стороны кладбища. Только когда двери автобуса захлопнулись, и сам автобус неторопливо двинулся с места, я вздохнул с облегчением.

Темная фигура продолжала приближаться к автобусной остановке, но ей явно было не угнаться за автобусом. Возможно, мои страхи были беспочвенны и то, что двигалось со стороны кладбища было всего лишь безобидным алконавтом, таким же, как тот, который сидел напротив меня, но все равно я бы предпочел не выяснять этот вопрос при непосредственном контакте. Я еще долго смотрел в сторону прокуратуры, пока автобус не нырнул за гряду каких-то кустов, росших у дороги и скрывших от меня вид на старое здание. Но перед тем как это произошло, я успел уловить краем глаза какое-то движение над крышей особняка. Птица. Да, пожалуй, это была птица, причем довольно крупная. Может быть даже альбатрос. Они иногда залетали в наши края. Что ж, птицы летают везде. Почему же им не летать над прокуратурой? Тогда почему эта птица не давала мне покоя? Я не мог дать ответ на этот вопрос. Как я не мог дать ответ и на другие мучавшие меня вопросы. К примеру, хотя бы на тот, какая сволочь грохотала в необитаемом здании и на кой ей это понадобилось? Я не знал. Но был уверен, что хочу это узнать. Пока я сделал из этого один только вывод- не стоит приезжать в прокуратуру поздно вечером. Все-таки, места тут дикие. Мало ли что может произойти?

Едва автобус отъехал на некоторое расстояние от остановки, я перестал беспокоиться по поводу того, что меня может догнать тип со странной походкой, а алкаш, сидевший напротив, решил обратить на меня свое внимание. Причем, выходить из своей блаженной нирваны он не собирался, а скорее хотел затащить туда меня. Для этой цели он пересел ко мне поближе и не обращая внимание на то, что я пытаюсь его игнорировать, предложил:

— Давай выпьем, друг! — И протянул мне бутылку с жидкостью сомнительного зеленоватого цвета.

— Нет, спасибо, — отказался я. — Я не пью.

Алкаш посмотрел на меня как на человека, явившегося с другой планеты. Затем перевел взгляд на бутылку.

— Это хороший джин, — заявил он, протягивая мне бутылку. — Не бормотуха какая-нибудь.

— Не надо мне, — вновь отказался я. — Я не пью.

Алкаш в очередной раз посмотрел на меня в полном недоумении. Затем нахмурился.

— Болеешь? — участливо и с каким-то запредельным пониманием поинтересовался он.

Я смерил алкаша тяжелым взглядом, призванным устранить из него остатки нирваны, а затем отчетливо произнес:

— Я не хочу пить. Отвянь от меня.

— Ну не хочешь, как хочешь, — неожиданно легко согласился алкаш, и сам принялся потреблять содержимое бутылки. — А я выпью. При моей работе не пить нельзя. — Он покивал, поддерживая сам себя в подобных суждениях. — Вот ты кем работаешь?

Я подумал над тем, не послать ли мне пьянчужку куда подальше, но потом решил, что не стоит связываться с бухим челом и ответил:

— Я — студент. Учусь еще.

— Ууу! — кивнул алкаш. — Я тоже в свое время учился. На юриста, в университете.

Я с удивлением посмотрел на алкаша. Что, и вот это чмо тоже когда-то училось на юридическом факультете? Возможно, даже моего университета? В это было трудно поверить.

— Даже поработал какое-то время, — вздохнул алкаш. — Юрисконсультом. — Он посмотрел на меня и снова выпил. — А сейчас сторожем работаю. На кладбище.

Подобное заявление, нельзя сказать, чтобы шокировало меня, но все же внесло некоторый диссонанс в мои мысли. После юрфака работать кладбищенским сторожем? Это как же нужно спиться?

— Вот ты откуда сейчас едешь? — продолжал беседу алкоголик.

— Ммм, — произнес я, думая стоит ли продолжать дальше беседу. — Из прокуратуры.

Алкаш нахмурился.

— Из какой прокуратуры? — спроси он, и я заметил, что выхождение его из нирваны практически завершилось.

— Из обычной. Из районной.

— А где у нас находиться районная прокуратура? — С алкаша, похоже, начинало сходить опьянение.

— В том здоровом доме на холме. Где кольцо автобуса.

Глаза пьянчужки стали похожи на пятирублевые монеты. Еще чуть-чуть и они могли бы стать идеально округлыми.

— В этой древней развалюхе находится районная прокуратура? — удивленно переспросил он. — Странно. В первый раз об этом слышу.

Я пожал плечами.

— Мало кто об этом знает. Видимо, редко кто туда ездит.

Алкаш все равно не перестал удивляться.

— Странно, — сказал он. Затем: — Все равно странно. Сколько времени тут живу и никогда не знал, что в этой древней развалюхе находится прокуратура. Может они недавно туда переехали?

— Понятия не имею, -честно признался я.

— Хмм, — сказал пьянчужка, почесывая подбородок.- Был я вначале лета у этого дома. Правда, сам и не понял, как там оказался. Проснулся у кладбищенской ограды и еще удивился, как меня туда занесло. — Пьянчужка покачал головой. -А когда обратно пошел, наткнулся на двух чудиков: мужика и тетку. Еще подумал, смешные челы!

— А что за чудики? — Меня этот вопрос по непонятной причине заинтересовал.

— Да просто странно одеты. Старинные костюмы века девятнадцатого. Я еще подумал: «Может кино снимают?» Хотел к ним подойти, да что-то меня рубануло резко. И очнулся я на автобусной остановке. Вот только до сих пор и не знаю, приглючилось мне это по пьяни или нет. Выпивши тогда изрядно был. Так напился, что потом все тело болело, особенно голова и шея.

И алкаш, поморщившись, потер свою шею. Пока он это делал, я с удивлением рассмотрел с правой стороны его шеи два еле заметных бугорка, расположенных на расстоянии где-то трех сантиметров друг от друга. Бугорки были явно застарелые и плохо видные, но все-таки разглядеть их было можно. Я удивленно моргнул, но странные следы на шее никуда не делись. Оставалось только гадать, откуда они у него взялись, но мне их наличие и расположение показалось странным.

— Хмм, — произнес я. — Может, и не приглючилось. У нас в парке летом действительно кино снимали. Что-то там историческое. Может, и к этому дому приезжали снимать?

— Может, — согласился алкаш, отхлебывая из своей бутылки. — Но прокуратуру я все равно не видел.

— Да ее хрен и заметишь. Ни таблички нормальной, ни указателей.

— Это да, — согласился алкаш. — Это прокурорские могут. В любой прокуратуре не любят посетителей, поэтому максимально шхерятся…. А ты там, кстати, что делал?

— Да практику я там прохожу, — признался я.

— Так ты-юрист! — Алкаш расплылся в довольной улыбке и попытался меня обнять. — Собрат!

Уклонившись от объятий пьянчужки и отодвинувшись чуть подальше, чтобы обезопасить себя от подобных маневров, я пробормотал:

— Ну, типа того. Я на четвертом курсе юрфака учусь.

— А чего ж тебя в такую глухомань-то занесло? — искренне удивился алкаш, чем пополнил и без того достаточное количество людей, удивлявшихся моему опрометчивому поступку. — Чего не в городскую прокуратуру пошел?

— Мне здесь ближе, — сказал я отработанную фразу, хотя в последнее время я стал сомневаться, а действительно ли мне ближе ездить в здешние края, чем к фонтанам? Может быть, некоторый перебор в расстоянии мог быть компенсирован меньшим количеством общего геморроя? Кто его знает?

— Глухо здесь, — возразил мне алкаш, неожиданно мрачнея и прикладываясь к бутылке. — Места глухие и люди странные. Дела какие-то странные творятся. — Алкаш закивал, словно вспоминая что-то свое, что показалось ему странным.

— А какие творятся дела? — поинтересовался я.

— Разные, — пожал плечами пропойца. — Говорю же, дикие тут места, темные.

Он снова хлебнул своего пойла и поморщился. Я терпеливо ожидал, прорвет ли пьянчугу на новые откровения или он ограничиться туманными намеками, но в итоге его все-таки прорвало.

— Года два тому назад, — начал он свое повествование, — заехали мы с моим приятелем в одну деревеньку в районе. Глухомань страшная! И что мы там забыли, я даже не помню. И квасил я тогда не так сильно, как сейчас, но все же приложиться любил. Заехали мы, значит, в деревеньку и остановились у местного старосты или кого-то в этом духе. Ну и как водиться, выпили. И допился я в ту ночь до такого состояния, что мне аж глюки мерещиться начали. Что мерещилось, я уж и не вспомню сейчас, но что-то жуткое. Проснулся я утром на местном погосте в одних сапогах и пижаме на голое тело. Кое-как доковылял до дома старосты. Пришел и спрашиваю его: «А где мой приятель?»

А он на меня глаза вылупил и спрашивает: «Какой приятель?» Я ему говорю, что тот, с которым я к тебе вчера приходил. А он заявляет: «Не было с тобой никакого приятеля. Один ты вчера приехал». Я ему говорю: «Дед, ты чего сбрендил?» А он мне: не было с тобой никакого приятеля, и все тут. Я с ним даже переругался. Ну, пошел по деревне. Думаю, дед сбрендил. Спрашиваю у людей: где мой приятель? А мне все местные в один голос говорят, что не было с тобой никого. Один ты приехал. Я тут совсем растерялся. Думаю, глюки у меня что ли от пьяни пошли? Так бы, возможно, и решил, да только нашел я посередине деревни паспорт моего товарища, а на нем кровь. Не, думаю, нечисто тут дело. Да и народ как-то на меня странно поглядывает. Да и вообще народ какой-то сомнительный. Все бледные, губы синие. И ни телефонов в деревне, ни телевизоров. Даже радио и того нет. Ну, сел я в свою машину и уехал в город. Звоню жене своего товарища: так вот и так, где он и не появлялся ли. Выяснилось, что не появлялся и вообще, что она месяц как с ним в разводе и не знает, где он обитает. Тут я немножко подобалдел, потому что ничего подобного мой товарищ не рассказывал. Ну, думаю, ладно. Может и не захотел человек говорить. Ломанулся я тогда к своим знакомым ментам. Говорю: «Ребята, помогите деревеньку одну прощупать. Я вам за это ящик коньяка поставлю». Для тех, естественно, такое дело не вопрос. Говорят, поехали — пощупаем. Ну, поехали мы на ментовском Уазике в эту деревеньку. М-да… — Алкаш вдруг замолчал словно о чем-то задумавшись.

— И чего? — начал я, невольно увлеченный повествованием. — Что в итоге?

— В итоге? — переспросил пьянчужка. вздыхая. — В итоге, не нашли мы этой деревеньки.

— Как это не нашли? — растерялся я.

— Вот так вот и не нашли, — дернул плечами пьянчужка. — Приехали на то место, где по моим воспоминаниям деревенька та была, а там пустырь, да деревца мелкие, да кладбище старое. Я говорю вот здесь вроде как деревня была. Менты мне говорят, что, мол, не было здесь деревень. Ближайшая в нескольких километрах от этого места. Мы, типа, тут все места хорошо знаем. Я говорю: «Может, попутал я что? Может в другом месте деревенька была? Поехали поищем!» Они мне: «А как деревенька то называлась?» А я, хоть убей, не помню, как она называлась. Вот вылетело из головы и все. Стали мы колесить по округе. Стали местных расспрашивать. А они нам: «Черт его знает. Может и есть в округе деревня захолустная. Только вроде ничего подобного нет». И только одна бабка древняя вспомнила, что была когда-то в том месте, где я говорил, деревня, да только народ там еще в начале двадцатого века повымер не то от эпидемии, не то еще от чего-то. — Алкаш замолчал и снова глаза его затуманились. Он отхлебнул еще своего пойла и вздохнул. —

М-да. Так и не нашли мы ту деревню.

— А приятеля? — спросил я.

— И приятеля не нашли, — вздохнул алкаш. — Так он и сгинул неизвестно где. И никто, что самое интересное не спохватился. Я испугался, заявление в милицию подавать не стал. Подумал, что меня притянуть смогут. Обвинят еще, что я сам своего товарища прикончил. А родственники его как-то странно не шевельнулись. Родителей у него, правда, не было, но сестра была. Но и она о брате что-то не вспомнила. Вот так все дело и затихло. Я, правда, еще долго по округе колесил. Все деревеньку эту проклятую искал. Но так ничего и не нашел. Только на кладбище том старом кое-какую ниточку и обнаружил….

Алкаш вновь замолчал.

— На кладбище? — моргнул я. Небо, окрашенное в багряные цвета заката, вдруг стало выглядеть зловеще. — Какую ниточку?

Алкаш посмотрел на меня мутными, внезапно налившимися кровью, глазами так, что мне вдруг представилось как он на меня бросается и пытается вцепиться зубами в шею. Однако, ничего подобного не произошло, и алкаш просто произнес.

— Да нашел я там часы моего товарища, а лежали они рядом с могилой, на которой фотография старая сохранилась. Так, на кладбище, могил с фотографиями было всего штук десять, а тех, которые не выцвели от времени, и всего пара штук. Но на той могилке фотография сохранилась….

Алкаш совершенно пригорюнился и, допив свой бодрящий напиток. выкинул бутылку в приоткрытое окно.

— Да, фотка сохранилась… — Алкаш закивал. — А на фотке этой, тот самый дед, в доме которого мы останавливались. И дата смерти — 1907 год….

Пьянчужка вздохнул и окончательно погрузился в свои невеселые мысли. Я сглотнул. Конечно, сидящий передо мной тип мог всю эту историю выдумать, или могло быть так, что вся эта деревня ему приглючилась по пьяни, а своего приятеля он сам и грохнул, находясь в состоянии неадекватности, но все равно история была странная. И рассказана она была уж очень в тему. Я посмотрел, далеко ли нам осталось ехать до города и испытал невероятное облегчение, когда увидел первые дома и купола городской церквушки. Оставалось совсем немного.

— Вот, ты, наверное, думаешь, что приглючилось мне все это? — снова заговорил алкаш. — Вот и я тогда так подумал. Думаю, может так упился, что пошли глюки. Может и пил прямо на этом кладбище, увидел фотографию деда и принял его за живого человека. — Пьянчужка тяжело вздохнул. — Не знаю, может, так оно и было. Только, из деревни я точно трезвый уже уезжал. Может спохмела, но точно не бухой. И не мог я глючить, раз через три часа уже у своих знакомых ментов был. — Алкаш в очередной раз тяжело вздохнул. — Но если я не глючил, тогда что за хрень со мной приключилась?

Я решил тактично отмолчаться, и едва автобус подъехал к первой остановке, вышел. Я мог бы поехать до кольца и там уже сесть на городской автобус, но я боялся, что пьянчужка увяжется за мной, и поэтому решил прогуляться до дома пешком. Алкаш проводил меня печальным взглядом, в котором можно было прочитать все что угодно, начиная от сожаления в связи с потерей собеседника и заканчивая тоской по закончившейся выпивке. Пожалуй, я подобно Алисе мог бы сказать что-то вроде: «Но навсегда мне запомнилась его пьяная улыбка и мечтательный взгляд, а также синюшная физиономия, и солнце, так и не рискнувшее запутаться у него в волосах.»

Двери захлопнулись, и больше пьянчужки я не видел. Когда я вернулся домой, эта история практически выветрилась у меня из головы. И в дальнейшем я вспомнил ее только через много- много дней.

День Четвертый. Четверг

Первой мыслью, когда я проснулся на следующий день, было: сильно ли развозбухается Воцйоб из-за того, что я сразу не привез ему заключение экспертиз или все-таки не сильно? Вообще-то, у меня на этот счет была клевая отмазка: я мог обоснованно утверждать, что следователь сам во всем виноват. Но все равно реакция следователя представлялась мне непредсказуемой. Поэтому я по-быстрому собрался, на корню подавив желание поваляться еще пол часика и поехать в прокуратуру на следующем автобусе, и также быстрым спуртом побежал на остановку, не забыв при этом прихватить с собой несчастный череп (или череп несчастного) и заключение экспертов. Вообще, по поводу черепа меня весь прошлый вечер мучали сомнения, а не выставить ли его на балкон, чтобы он ненароком не провонял мне комнату. Но потом я решил, что скорее он стерилен, а на балконе я могу его попросту забыть, и оставил вещдоки в комнате.

В прокуратуру я прибыл минут за пятнадцать до начала рабочего дня, однако, и народ в коридоре и следователь на рабочем месте уже имелись. Поглядев на народ, я сделал вывод, что его активность в прокуратуре зависит, по всей видимости, от распорядка приемных дней того, к кому из обитателей прокуратуры люди приперлись. Сделав подобный нехитрый вывод, я зашел в кабинет старшего следователя и прикрыл за собой дверь. Воцйоб в этот момент разговаривал по телефону.

— Да, вернулся, — сказал он своему невидимому собеседнику. — Утром и вернулся. — Воцйоб заметил меня и сделал мне знак садиться и не мешать ему. — Да, вроде нормально. Не, ну внешне ничего. Ну ты же знаешь Анатолия! У него эти исчезновения постоянно происходят… — Пауза, во время которой Воцйоб слушал своего невидимого собеседника. -Да, хрен его знает! Он толком ничего не говорит. Вроде как заблудился. — Воцйоб скосил на меня хмурый взгляд и продолжал. — Потом подробнее расскажу, или он сам расскажет.

Он продолжил разговаривать по телефону еще пару минут, за время которых я сделал вывод, что речь, по всей видимости, идет о пропавшем помощнике прокурора, который как следовало из разговора, все-таки нашелся. Поэтому, когда Воцйоб закончил разговор по телефону я поинтересовался:

— Нашелся ваш Безгласный?

— Да… — немного рассеянно ответил Воцйоб. — Сегодня утром объявился. — Затем он что-то вспомнил и удивленно посмотрел на меня: -А ты где был? Вчера весь вечер тебя прождал!

— Так я приезжал вчера, — принялся оправдываться я. — Часов в семь вечера. Никого не было, и входная дверь была заперта.

— Так постучался бы… — вздохнул Воцйоб.

— Я стучался, — уверил я.

— И что?

— И ничего, — сказал я, качая головой. — Никто мне не открыл.

— Значит плохо стучал, — заключил Воцйоб.

Я вспомнил тот грохот, который произвели мои довольно-таки робкие попытки достучаться и уверенно мотнул головой.

— Не. Хорошо стучал, — и подумав добавил: — И долго.

— Да? — спросил Воцйоб, недоверчиво глядя на меня.

— Да. И еще слышал, как внутри кто-то сильно долбился.

Воцйоб нахмурился.

— Внутри долбился? — переспросил он.

— Ага, — кивнул я. — Так, словно пытался выбить металлическую дверь.

— Да кто там мог долбиться?

— Да я-то откуда знаю? Видимо, кому нужно было, то и долбился.

— Хм. Хрен с ним. Заключение привез?

— Ага, — сказал я, передавая Воцйобу папку с заключениями и пакет с черепом.

— Тебе что, Степаныч череп отдал? — удивился старший следователь.

— Ну да. Он сказал, что это срочно вам нужно. И отправил вчера сюда, в прокуратуру.

— Мне только заключение и нужно было, — проворчал Воцйоб. — Череп то зачем тащил?

— Степаныч сказал, что вам все срочно нужно, — пожал я плечами.

— Степаныч недопонял, — тем же ворчливым тоном проговорил Воцйоб, отнимая от меня пакет с черепом и придирчиво изучая его. — Ты хоть не вскрывал его?

— Да больно мне нужно! — ответил я. — Я что фанат вуду?

Воцйоб остановился на половине движения и внимательно посмотрел на меня.

— Почему вуду? — переспросил он.

Я немного растерялся.

— Ну, а что с ним еще делать? — выдал я свое объяснение. — В Гамлета с ним что ли играть?

Мое объяснение выглядело, как мне показалось, естественным и оптимальным. Но, как мне показалось, старшего следователя оно не совсем устроило.

— Хмм, — сказал он. — Ладно. Привез и привез. Не потерял — и то хорошо. На экспертизу все нормально приняли? Ничего не сказали?

— Да вроде все нормально. Только на той экспертизе, куда я презерватив отвозил, сказали, чтобы вы в таком виде им больше не привозили.

— А в каком виде им надо? — удивился старший следователь.

— В сушеном. — и я детально уточнил, как это делается.

— Вот те на! — озадаченно сказал следователь. — Сколько времени работаю, а первый раз такое слышу!

И, видимо, желая объяснить свою непричастность к делу непросушки семенной жидкости, пояснил:

— Дело то не я возбуждал. И на осмотр не я ездил. Этим Безгласный занимался. Так что это не моя сперма, а сперма Безгласного.

Я покрепче сжал зубы, чтобы откровенно не заржать. В этот момент дверь отворилась и в кабинете появился тот самый тип с хитрой физиономией и с напоминающими кошачьи усиками, который, насколько мне было известно, являлся помощником прокурора Безгласным. Возник он словно из ниоткуда, и впоследствии я подмечал за этим типом такую поразительную способность: объявляться сразу после тех моментов, когда его имя упоминали всуе.

— Привет! — поздоровался он.

— Привет, привет, — отозвался старший следователь. –Слушай, Анатолий, а хрен ли ты свою сперму не высушил?

Помощник прокурора застыл на месте, словно его поймали на чем-то противозаконном или аморальном.

— К-к-какую сперму? — сглотнув, спросил он.

— Как какую? Ту самую, которую ты с места происшествия по износу изъял!

— А-а-а эту! — облегченно вздохнул помощник прокурора. — А хрен ли я ее должен сушить?

— Да вот, — следователь указал в мою сторону. — Стажер на экспертизу ездил. Там ему сказали, что сперму сушить надо.

— Да они там на экспертизе совсем охренели! — возмутился Безгласный. — Как они себе это представляют?

С огромным удовольствием я в очередной раз пересказал для помощника прокурора методику просушки спермы на марле. Помощник прокурора выглядел не менее озадаченным, чем старший следователь.

— Не, однозначно охренели! — сделал он вывод. — Сначала им сперму высуши, затем затребуют, чтобы мы сами эти образцы у обвиняемых брали!

— Это да, — кивнул Воцйоб. — Это они могут. Мне, в свое время, заявили, что, мол, крови и слюны им недостаточно, и для точного определения принадлежности спермы им нужно обязательно, чтобы я взял образцы спермы для сравнительного исследования у обвиняемого. — Воцйоб хрюкнул. — Представляешь себе процесс изъятия образцов спермы с участием специалиста и двух понятых?

Я представил и, не выдержав, хохотнул.

— Вот то-то и оно, — сказал Воцйоб, услышав мою реакцию. — Так что, Анатолий, это еще не самое худшее. А на будущее знай, что сперму сушить надо!

Я не выдержал и снова прыснул со смеху. Помощник прокурора скосил на меня усталый взгляд и сказал:

— В следующий раз я на осмотр не поеду. Сейчас вас будет двое следаков, так что мне на осмотр никуда выезжать не нужно будет.

— Кто его знает? — пожал плечами следователь. — По штату полагается, вообще, три следователя, так что всякое может быть. Да еще и вопрос: приживется ли у нас новенький?

— Все равно не поеду, — помотал головой Безгласный. — И тогда бы не поехал, если бы трезвый был.