Бесплатный фрагмент - Проклятье фаворитки

Часть 1. В тени Версаля

Глава 1. Старое предание

Пятидесятитонные квадратные «Леклерки» загрохотали по брусчатке узкой улочки французского городка, наполняя её грохотом гусениц и смрадом выхлопов. Пора! Лейтенант Жормон выскочил из дома, перепрыгнул через дворовую клумбу и помчался к танкам, запихивая в рот остатки бутерброда. Из-под его рифленой бутсы шарахнулась кошка, рыжая любимица квартирной хозяйки. Вечно она на дороге! Сама мадам Марта, пятидесятилетняя эльзаска, в очередной раз неодобрительно покачала головой:

— Когда-нибудь он ее, точно, раздавит!

Тем временем стройная фигура в песочном комбинезоне уже достигла ворот. Лейтенант привычно вскочил на нагретую весенним солнцем броню. Порядок! Скользнул на свое место, в предусмотрительно распахнутый танковый люк, присоединился к радиостанции:

— «Двадцать седьмой» на месте!

— Понял! — прозвучал в наушниках голос командира батальона.

Недавний выпускник танкового училища, лейтенант Мишель Жормон за несколько месяцев службы в полку уже добился дружбы товарищей, расположения командования и уважения подчиненных. Это был веселый, энергичный и добросовестный офицер, искренне любивший нелегкую службу в танковых войсках Франции. В Лионвиль, гарнизон которого составлял вновь сформированный механизированный полк, он прибыл совершенно один, с ворохом обмундирования и маленьким чемоданчиком личных вещей. Так как офицерское общежитие в гарнизоне ещё не построили, устроился на квартиру к мадам Марте. Его привлекла немецкая чистота её домика, свойственная эльзасцам.

Надо сказать, что городок был весьма живописным — в Лионвиле милым образом уживались времена абсолютизма и компьютеризации. Старинные дома соседствовали с супермаркетами, частные лавочки, достойные пера Дюма-старшего, с автоматами «Кока-колы», полу-средневековый уклад жизни — с ночными байкерскими «стаями»… Не было в городке только военных.

Последняя французская рота квартировала здесь ещё при Людовике XV. Но после жуткой ночи, когда из-за них на город легло страшное проклятье, уцелевшие жители умоляли короля больше не присылать в Лионвиль ни одного вооруженного человека. Так продолжалось почти два века. Пока умные головы в штабах Парижа не обратили внимание на странный «пацифистский» городок. В 1990 году в Лионвиль, составлявший второй эшелон обороны восточной границы, срочно перебросили новый механизированный полк.

Прошло около года. Легенда о проклятии была известна уже всем офицерам и даже солдатам нового гарнизона, но воспринималась как сказка:

«Однажды у молодого Людовика XV в одночасье появилась новая фаворитка. Прекрасная, как свет огня, светловолосая герцогиня Сильфия Аштаротская. Взгляд её необычных черных глаз воспламенял даже сердца убелённых сединами стариков. Король тоже оказался очарован колдовскими формами новоявленной звезды: гибким станом, округлыми бёдрами, гордой грациозной шеей, всегда украшенной крупными голубыми бриллиантами.

Празднества, карнавалы, охоты и фейерверки в честь несравненной госпожи Сильфии последовали бесконечной чередой. Подарки обрушились на юную богиню настоящим драгоценным дождём. У неё появились свои дворцы, выезды, свита… Хотя даже придворные герольды разводили руками, пытаясь понять к какому герцогскому роду принадлежала великолепная фаворитка? Её герб и бумаги подтверждали могущественную ветвь европейского дворянства, уходившую корнями к самим Каролингам, но в то же время ставили в тупик любого, решившего уточнить место расположения родовых владений.

Была и ещё одна странность. Герцогиню всегда сопровождали два блистательных и хорошо вооруженных кавалера — маркиз де Тодес и шевалье д`Эвтанази. И опять же никто из завистников не мог дознаться (хотя поиски велись, и немалые!), что же были за земли: Тодес и Эвтанази? Откуда родом сумрачные кавалеры? Впрочем, кого-то германское созвучие имен наводило на некоторые неприятные размышления… Но об этом предпочитали молчать.

В конце концов, совсем потерявший голову король решился обвенчаться с фавориткой. Придворные мужчины, сплошь околдованные красотой госпожи Сильфии, лишь завистливо вздохнули. Но дамы, покинутые воздыхателями и до этого пребывавшие в горестной растерянности, повели себя иначе. Они решились на заговор. Возглавила его виконтесса Изольда де Тампль, больше других переживавшая из-за разрыва с кузеном, молодым графом Мишелем де Тампль, также страстно влюбившемся в королевскую фаворитку.

Якобы, для развлечения будущей королевы, Людовику XV было предложено организовать рыбную ловлю на озерах, раскинувшихся вокруг Лионвиля. Городок славился как своей рыбой, так и удаленностью от Версаля. Заговорщицы надеялись, что очарование герцогини Аштаротской ещё не докатилось до этих мест, и в Лионвиле можно будет найти вооруженных сообщников для задуманного. А рыбная ловля, как было сказано королю, должна скрасить время подготовки к венчанию, чтобы в Париже этому не смогли помешать «многочисленные недоброжелатели».

Людовик XV согласился. Городок вовсю готовился к королевской свадьбе, когда свита Сильфии прибыла на озера. Заговорщицы же, со своими кавалерами, заняли гостиницы. В следующую ночь небольшой гарнизон Лионвиля, именем короля, был поднят по тревоге и послан уничтожить свиту невесты. Зная слабые стороны провинциальных солдат, коварные дамы убедили воинов, что те не только получат щедрое вознаграждение, если умертвят всех, кто находится на озерах, но и совершат благородный поступок.

Однако, случилось непредвиденное: в самый разгар полночной резни, когда солдаты опьянели от крови безоружных служанок, вопли несчастных перекрыли адский топот и смех. Как уверял потом чудом уцелевший лакей: «На огнедышащих конях, с горящими глазами, оглашая воздух беспрерывными выстрелами и хохотом, от которого кровь стыла в жилах, из лунного сияния возникли два гигантских чёрных всадника». Которые и прекратили резню, обезглавив половину нападавших.

Впрочем, женское коварство поистине беспредельно. Едва весть о побоище дошла до города, все кавалеры были разбужены и посланы в погоню за «разбойниками, напавшими на свиту прекрасной герцогини». Буквально через четверть часа две кавалькады придворных храбрецов помчались к окровавленному лагерю, размахивая горящими факелами, шпагами и пистолетами. Но навстречу каждой группе устремилось по черному всаднику.

Тем временем виконтесса, с семью последними солдатами гарнизона и их капитаном, снова вошла в лагерь. Пользуясь отсутствием сверхъестественных защитников, они быстро связали уцелевших служанок и саму Сильфию. Виконтесса де Тампль, довольно улыбаясь, приказала вывезти всех в лодке на середину озера и утопить.

Солдаты в точности исполнили указание в отношении служанок, а над самой фавориткой сначала надругались, прельстившись обворожительным телом. Причем, заговорщица, наблюдая за этим, радостно хохотала. Но неожиданно бившаяся и вырывавшаяся фаворитка затихла, и из-под обезумевшего в своей страсти солдата донесся её голос:

— Я проклинаю тебя, де Тампль, и всех солдат этого города. Моё проклятье истребит и тебя, и их, и всех ваших потомков до седьмого колена. Так сказала Аштарот и так будет. Но это не все. Я вернусь. Со своей армией и своими солдатами. И уже тогда смеяться буду я — Сильфия Аштаротская!

И, словно вторя её словам, над озером разнесся исполненный смертного ужаса вопль. Солдат рассмотрел, что насиловал полусгнивший разлагающийся труп. В ту же секунду вспыхнули адским пламенем чёрные всадники, и все узнали маркиза де Тодес и шевалье д`Эвтанази.

Перепуганные кавалеры осадили коней, творя крестные знамения, а солдаты в лодках в ужасе заметались, увидев, что пылающие фигуры развернулись и направились к ним. Прямо по водам озера. Насильники выкинули труп фаворитки за борт, но… Сильфия не утонула! Вместо этого покойница села на лунной дорожке и улыбнулась:

— Ай-ай-ай, мальчики, как не хорошо! Выбросить даму после такого выражения страсти! Это, по меньшей мере, невежливо…

Неожиданно глаза её сверкнули, словно угли, облитые маслом:

— Вы пойдете со мной. Все, кроме де Тампль. И будете отныне моими самыми верными рабами. Ведь я уже принадлежала вам?

Разбухшее лицо снова оскалилось в улыбке, и ошалевшие солдаты тут же попрыгали в воду. Увлекаемые тяжелыми кирасами, они быстро пошли ко дну. Сильфия скользнула за ними. А де Тодес и д`Эвтанази медленно истаяли, словно бы растворившись в лунном сиянии. Лишь убывающий месяц заливал мертвенным светом тихую гладь озера, да испуганно топтались на его берегах кавалькады кавалеров.

В то же мгновение король позабыл фаворитку. Он с новой силой предался развлечениям. И, что самое удивительное — никогда даже не спрашивал об исчезнувшей герцогине. Словно само имя её изгладилось в его августейшей памяти.

Виконтесса де Тампль была подобрана в лодке немою и безумной и через несколько дней умерла. Вслед за нею и весь род де Тамплей заканчивал жизнь в тихом безумии или скоропостижной смертью от воды. Избежал общей участи лишь юный граф. Он единственный искренне оплакивал исчезновение фаворитки и до глубокой старости ставил в церкви свечи за упокой её души.

С тех самых пор мертвая герцогиня иногда появляется в окрестностях Лионвиля, набирая обещанную виконтессе армию. Для этого она уводит на дно любого военного или же просто вооруженного человека — будь то охотник с ружьем или мальчик-пастух с веревочным кнутом».

Так заканчивалась старая легенда. А ещё старики вспоминали, как первый немецкий гарнизон в 1940 году был перебит патриотами городка и сброшен в то самое озеро Сильфии. Присланный через неделю новый исчез сам собой. А явившуюся затем карательную экспедицию на глазах всего города уничтожили вышедшие из озера утопленники в немецкой военной форме. Спастись удалось лишь одному, наиболее яростно отстреливавшемуся бронетранспортеру с офицерами СС. Больше немцы в городе не появлялись. Лишь бомбили озеро обычными и глубинными бомбами.

Мишель ещё раз вспомнил предание, увидев, что на штабной карте водоем был отмечен знаком особой опасности. Трасса учебного марша нигде не подходила к нему ближе трех километров. Он попробовал возмутиться, но командир батальона (вообще-то добрейший человек, разрешивший ему при выходах танков из полка садиться сразу на броню проезжавших мимо дома машин), на этот раз оказался непреклонен. Даже резок:

— Согласен, что все легенды времен Людовика XV могут оказаться суеверием. Но у этого озера погибло три гарнизона «бошей»! Вот с этим я не могу не считаться. Ведь немцы зачем-то бомбили озеро! Берега до сих пор изрыты воронками. Причем, от авиабомб крупного калибра, и сброшенных в огромных количествах. Так что к озеру ближе трех километров не приближаться! Это приказ.

Глава 2. Эльза

Вождение прошло успешно. Теперь батальону предстояла послеэксплуатационная проверка и дозаправка танков. Но, при всем уважении к своим войскам, Мишель не любил этого. Едва ему доводилось испачкаться в масле, как он тут же решал, что обращать внимание на чистоту больше не стоит, и чуть ли не целиком влезал в чрева боевых машин. А потом долго и мучительно отстирывал комбинезон, проклиная и себя, и «долбаные моторы», и «свои идиотские привычки». Вот и сейчас лейтенант чувствовал, что большой стирки не избежать.

Впрочем, в танковом парке, где солдаты уже копались в открытых трансмиссиях «Леклерков», эти мысли напрочь забылись. Полк взбудоражили городские слухи: Сильфия снова появилась! Солдаты наперебой пересказывали услышанные истории, одна страшнее другой, и работа почти не подвигалась. В конце концов Жормон просто приказал всем замолчать. Тогда поднял голову его наводчик. Глаза у громадного сержанта Эндрю подозрительно блестели:

— Господин лейтенант! Прошу вас, не запрещайте им говорить. Может кто-то что-нибудь слышал о моей невесте и братишке. Они тоже пропали сегодняшней ночью. Жюли, кажется, уехала со своей компанией на озера. А этот сорванец… Он просто не пришёл домой.

Эндрю заморгал и совершенно по-детски жалобно всхлипнул.

— Молчать! Не распускать нюни! — неожиданно сорвался лейтенант.

У него самого на душе было погано. Приказав подготовить танки к боевой стрельбе, он углубился в собственные ощущения. Что-то с ним было неладно. С сегодняшнего утра Мишель чувствовал себя своеобразной оболочкой, внутри которой сидит что-то новое и неведомое. Его одолевали странные, совершенно чужие ощущения, эмоции, мысли… Чтобы это могло значить? И вдруг он понял. У него началось раздвоение личности!

Это-то, еще, с какой стати? Мишель досадливо сплюнул. Вот только спятить ему как раз и не доставало для полного счастья! И тут же удивился собственному поступку — это ещё что за верблюжья привычка? Раньше лейтенант никогда так не поступал. Будь он хоть в сто раз более раздосадован!

Похоже, новая сущность начинала перехватывать контроль над его телом. Он продолжал оставаться лейтенантом Жормоном внешне и немного внутренне, но в целом уже не принадлежал себе! Например, сегодня замешкался, подключаясь к радиостанции. Хотя раньше мог сделать это с закрытыми глазами. А затем ощутил радость торжества над покорением «неизвестной» техники, когда связался с командиром батальона. Которого чуть не назвал «комбатом»… Сокращение, вот, какое-то идиотское.

Да и сейчас он придирчиво осматривал чрево «Леклерка», сравнивая его… С чем?! Мозг Мишеля отказывался ему повиноваться. А ненасытные глаза жадно рассматривали стандартный танковый парк: ангары и бетонные плиты, залитые щедрым солнцем, забор с колючей проволокой… Которую он тут же окрестил «колючкой».

Сам взгляд был по-детски широк, но вполне профессионален. Господи, да в кого он, в конце-то концов, превращается?! Хотя, если быть объективным, существо, так неожиданно поселившееся внутри, старалось сильно не беспокоить. По крайней мере — пока. Оно словно отдыхало от чего-то и жадно набиралось впечатлений.

В самом паршивом настроении Мишель пошел домой. Купил бутылочку «Кока-колы». И тут же с ужасом ощутил, как внутренне радуется возможности попробовать «новый» напиток. Который до этого пил уже бог весть сколько раз! Но всё же лейтенант решил доставить «удовольствие»» неизвестному существу и мелкими глотками просмаковал «Колу». Внутренняя сущность преисполнилась благодарности, и Жормон с удовольствием отметил, что новое «я» пока не проявляло отрицательных качеств. «Может, ты и неплохой парень!» — подумал Мишель… И тут же снисходительно с собой согласился!

Однако только что установленная внутри лейтенанта идиллия была разрушена горожанами, повсюду только и говорившими, что об исчезновении людей этой ночью и о появлении призрака фаворитки.

— Странно… И я чувствую раздвоение именно с сегодняшней ночи.

Какая-то смутная догадка шевельнулась в душе Жормона… Но тут же исчезла, вспугнутая чуть не сбившим его «Рено».

Дома Мишеля ожидал еще один неприятный сюрприз: кошки мадам Марты нигде не было. Хозяйка чуть не плакала от горя, и лейтенант, почти против желания, пообещал помочь в поисках. Правда, обрадованная женщина предложила за это постирать его промасленный комбинезон. И тут же оба существа в Жормоне радостно согласились. Оказывается, двойник тоже не переносил стирки.

Сначала лейтенант обошел сад, затем облазил дом с чердака до подвала. Прополз по карнизам, рискуя упасть и сломать шею, перетряхнул весь плющ, увивавший дом, надеясь выгнать из-под него беглянку. Всё было тщетно. Тогда он подошел к старой дубовой бочке, стоявшей под водостоком.

Мишель снял рубашку и уже почти зачерпнул полные пригоршни воды, как оба его существа одновременно ахнули и судорожно отпрянули — со дна на них смотрел выкатившийся светлый глаз. Белый оскал и сведённые судорогой лапы Эльзы красноречиво говорили о её мучительной смерти.

Жормон поднял голову. Около угловой воронки плющ был порван и свисал вниз. Очевидно, оттуда Эльза сорвалась и угодила в злополучную бочку. Он с сожалением посмотрел вниз и вдруг, неожиданно для себя, нагнулся и выудил мокрый труп из воды. Своей собственной рукой!

Очевидно, существо внутри было менее щепетильно. Отдавшись во власть решительного субъекта, Мишель, чисто аллергически не терпевший мертвечины, закопал страдалицу в центре сада. Затем перевернул и вылил в сточную канаву злополучную бочку и тщательно вычистил её скребком.

Хозяйке же сказал, что Эльзы, к сожалению, не нашёл. Очевидно, отлучилась по своим кошачьим делам, и нужно подождать несколько дней. Похоже, именно это и желала услышать измученная женщина. Она облегченно пожелала ему спокойной ночи и пошла спать.

Жормон мысленно одобрил своего решительного двойника и тут же почувствовал ответ:

— Брось. Ты бы сделал то же самое. Только чуть позже и с помощью какого-нибудь крюка.

Вконец расстроившись, Мишель тоже пошел спать. Но вторая половина осталась бодрствовать. Причем, лейтенанту всё время казалось, что она ждёт чего-то. И от этого отдых получался вязким и скомканным. К тому же за окном завывал ветер, добавляя в сновидения испуганного и жалкого.

Впрочем, испуга бодрствующая половина не чувствовала. И даже не просыпаясь Жормон понял, что двойник далеко не трус. Неожиданно внизу, на первом этаже, с треском и звоном разлетелось стекло. Тут же тело лейтенанта, все ещё спящее, словно стальной пружиной было подброшено недремлющей волей второй половины. И пока Мишель ногами отыскивал тапочки, собираясь пойти посмотреть, что там случилось, руки одевали в какой-то странной последовательности — берет, брюки, куртка, бутсы. Уже полностью просыпаясь, Жормон понял, что запакован в рабочий комбинезон и уже затягивает шнурки тяжелых армейских ботинок. Причём, произошло это, пожалуй, быстрее, чем описывается.

Тревога существа передалась и Мишелю. Плотно затворив дверь, он, крадучись, выскользнул в коридор и, прижимаясь к стене, поспешил вниз. Вот и гостиная, где звенело стекло. Чу! Оно снова хрустнуло… У Жормона противно засосало под ложечкой и липкий страх холодной паутиной начал крутить тело. У него нет оружия! А там…

Мощный удар рифленой подошвы выбил дверь, с треском ударившуюся о косяк и тут же отскочившую обратно. Лейтенант с перекошенным лицом возник в дверном проёме, держа руки со сжатыми кулаками перед собой, а ноги расставив в непривычной стойке. Он никогда не занимался ничем, похожим на каратэ, но сейчас кровь бурлила в жилах. Мишель знал, что сможет сделать всё, что угодно. Второе существо жаждало боя.

Комната с тремя узкими стрельчатыми окнами неярко освещалась серыми полосами ночного света, а сквозняки, влетавшие в зубчатую пробоину разбитого стекла, кружили в ней какие-то листья и сор. Темные пласты воздуха по углам сгущались в расплывчатые силуэты мебели. В комнате никого не было.

Лейтенант перевел дух, но тут же что-то скрипнуло снова. Напротив, в полумраке, зажглись два злобных зелёных огня, и мягкой грациозной походкой в слабоосвещенный квадрат вышла мёртвая Эльза. Что кошка мертва, Жормон понял сразу — шерсть висела клочьями, а с порезанной стеклом шкуры стекала вода. Очевидно, Эльза снова побывала в бочке.

Злобные огни, не мигая, приближались к лейтенанту. И было в кошачьей поступи что-то неестественное, что-то от экранных голливудских зомби. Неожиданно Жормон понял, что Эльза пришла убить хозяйку… Ей одиноко там, в царстве мёртвых.

— Ну нет, сволочь! — процедил он сквозь зубы. — Сначала тебе придётся пройти через меня!

Кошка прыгнула, но двойник встретил её таким яростным пинком, что лёгкое тельце, перевернувшись в воздухе, звучно шлепнулось о стену. Впрочем, как ни силён был удар, Эльза тотчас снова метнулась в сторону лейтенанта. И вновь толстая кожа бутсы послала её в шестиметровый полет.

— У неё должны быть переломаны все кости! — едва успел подумать Мишель, как рыжая, с тёмными подпалинами молния атаковала в третий раз. Блеснувшие сталью когти впились в песочную ткань «комбеза» и с глухим треском распороли её.

— Если зацепит тело — мне конец! — догадался лейтенант. Финтом сбросил Эльзу с ноги и с тут же с силой наступил, радостно слыша, как хрустят под мощным башмаком лёгкие кости. Резко отпихнул изуродованное тельце прямо в оконный проём. Раздался звон, и переломившаяся пополам кошка исчезла.

Каков же был ужас Мишеля, когда последнее, третье стекло вдруг разлетелось, и обезображенная, оскалившая белые зубы тварь снова запрыгнула в дом. Теперь её движения уже не напоминали кошачьи. Это было что-то совершенно чужое. Каждый перелом превратился в место нового сгиба, отчего зубастое и когтистое существо даже при самых сильных пинках уже не отлетало, а облепляло бутсы Мишеля, царапало и кусало жёсткую кожу, разрывая со зловещим треском плотные штанины танкового комбинезона.

Оба существа в Жормоне сражались с замогильной бестией с исступленной энергией. Они пинали, топтали её, пытались разорвать рифлеными подошвами или растереть по полу — ведь армейские ботинки являлись их единственной защитой и оружием — но все было тщетно. Уже похожая на разорванную подстилку, ощетинившуюся клыками и когтями, Эльза с дьявольской яростью атаковала лейтенанта, упорно пытаясь прорваться наверх. Туда, где спала её хозяйка.

Как ни странно, но мадам Марта до сих пор не показывала признаков пробуждения. Хотя от шума проснулся бы даже пожарник. Впрочем, причём здесь пожарник, лейтенант не понял — это была мысль двойника.

— Сжечь! — сверкнула в их голове одинаковая мысль. И, кое-как придавив бьющееся, вопящее и рвущее всё вокруг месиво одной ногой, Жормон попытался разжечь камин. Он с трудом накидал в него дров, дотянулся до спичек… Но поджечь не сложенные поленья не смог. Тогда Мишель вспомнил о пузырьке с бензином, который недавно принёс для выведения пятен. Пришлось протащить и пропинать четырехлапую утопленницу до своей комнаты и обратно. Затем он плеснул полпузырька на дрова, бросил спичку… И, отшатнувшись от рванувшегося пламени, чуть не выпустил прижатое ногой существо.

С удовольствием закинув бестию в огонь, лейтенант ещё долго сражался с ней кочергой и каминными щипцами, пока дрова и бензин не сделали свое дело. Оставшиеся кости тщательно расколотил кочергой.

Тем временем на дворе уже рассвело. Жормон забежал в ванную и, сбросив изодранный в клочья комбинезон, придирчиво осмотрел тело. Ни одной царапины! Он уже и не рассчитывал на такое везение. Торопясь и дрожа от пережитого, Мишель переоделся в «комбез», постиранный мадам Мартой. И увидел спускающуюся хозяйку. В нескольких выражениях, стараясь не увлекаться, рассказал о её любимице.

Женщину, конечно, шокировал. Но лейтенанту было не до причитаний — дом уже наполнился шумом идущих по улице танков. Торопливо пожелав ей приятного дня, помчался к своему «Леклерку». Как ни странно, но Жормон чувствовал себя выспавшимся. Очевидно, это была ещё одна услуга таинственного двойника.

Глава 3. Призраки танкодрома

Мишель запросил по радиостанции танки своей роты. Убедился, что всё в порядке и доложил «комбату». Привычный рокот мощного дизеля вернул спокойное расположение духа. К сожалению, теперь лейтенант не сомневался, что, по крайней мере, некоторые утопленники способны вставать из своих могил. И холодок от этой неприятной мысли прочно засел где-то в глубине. Существо внутри не давало о себе знать. Словно тоже было убаюкано привычной для Жормона обстановкой танкового чрева. Поэтому вскоре и Мишель перестал о нем думать.

Неожиданно колонна остановилась. Из распахнувшихся люков тут же высунулись встревоженные командиры, но никакого объяснения не последовало. Радиостанция безмолвствовала. Постепенно над застывшими громадами повис один единственный вопрос: «Что случилось?» И первые, ещё робкие щупальца страха начали заползать под бронеколпаки.

Наконец, последовал сигнал «Сбор командиров». Не на шутку встревоженный Жормон побежал в голову колонны.

— Исчез пост оцепления! — сообщил офицерам озабоченный «комбат». — Буквально пятнадцать минут назад он держал связь с соседним постом. А теперь обоих солдат нет.

Командирский «Леклерк» стоял у пустой будки, внутри которой сиротливо попискивала радиостанция. Подобные посты оцепляли весь район боевых стрельб, и исчезновение хотя бы одного грозило тем, что какой-нибудь любитель загородных прогулок мог оказаться под залпами 120-мм пушек.

Майор решил оставить одного из танкистов. И пока офицеры занимали свои места, солдат проверил радиосвязь на волне оцепления. Неожиданно в наушниках раздалась сочная брань комбата, прослушивавшего оба эфира. Оказалось, что замолчал второй пост. Пока выделяли ещё одного человека и «Леклерк», доставивший бы его туда, «отрубился» третий. Потом четвёртый. Пятый… Заинтригованные танкисты самостоятельно переключились на частоту оцепления, и почти в тот же миг в наушниках раздался истошный вопль, а затем — сплошной треск помех. Очевидно, оставшиеся стремились одновременно выйти на связь и глушили друг друга. Наконец, прорвалось отчаянное:

— Помогите!!! Не-е-ет! А-а-а-а-ааа!!!… — и захлебнулось, перейдя в естественное шипение эфира. Танкисты молча переключались на основной поддиапазон. Никто не сомневался, что оцепления больше не существует. Но что могло случиться с сильными, вооруженными людьми? Почему так истошно кричал последний пост?

Батальон двинулся по периметру танкодрома, одновременно являвшегося местом проведения боевых стрельб. Существо внутри искренне удивилось этому, но раздраженный Мишель просто приказал ему заткнуться. Было не до ощущений спятившей половины.

На всех постах обнаруживалась одна и та же картина: покинутая будка с включённой радиостанцией. А на самом дальнем, кроме того, блестела россыпь ещё тёплых стреляных гильз. Ни трупов, ни следов крови вокруг.

Наконец, танки вернулись к месту, с которого начали поиск. И неожиданно обнаружили то, что так упорно искали. В небольшом озерке, не больше шести метров в длину, лежали оба солдата. С выпученными глазами и искривленными судорогой ртами, они цепко держались за подводную растительность. Вода казалась зеленоватой, и сходство с обнаружением Эльзы было настолько полным, что Мишеля едва не стошнило.

Пока вытаскивали тела и пытались привести их в чувство, он отошел к своему «Леклерку». Под защиту его знакомой брони. Пожалуй, единственный из всего батальона, он не боялся — ему было противно. Ведь здесь не было карниза или обрыва, с которого могли сорваться солдаты. Тут он чувствовал что-то другое. Настолько страшное, что, ещё не появляясь, оно уже перепугало живых.

Было у лейтенанта и ещё одно неприятное чувство. Ему казалось, что он знает одного из погибших. Хотя на самом деле видел обоих впервые. И тем не менее Мишель никак не мог отделаться от мысли, что один из утонувших — некий Сергей Воронин, недавний сослуживец и большой недруг лейтенанта. Похоже, это снова было мысли таинственного двойника.

— Воронин так Воронин, — устало согласился Жормон. — Мне-то какое дело? Ты с ним служил, тебе лучше знать.

Существо согласилось. А Мишель обратил внимание, что батальон близок к панике. Планируемые боевые стрельбы могли в любой момент превратиться в паническое бегство бронированных чудовищ, начинённых новейшими крупнокалиберными снарядами. Причем, неизвестно от чего.

— Господин майор! — обратился он к «комбату». — Разрешите выдвинуться на разведку района. Если я никого не обнаружу, можно будет провести боевые стрельбы без оцепления. Это поднимет моральный дух и дисциплину батальона.

Командир посмотрел на молодцевато вытянувшегося лейтенанта:

— Насчет стрельб, не согласен. А вот разведка ещё никогда не мешала. Давай!

Но все же приказал танкам занять исходные позиции. Привычная команда сразу вернула уверенность экипажам.

Жормон загнал снаряд в канал ствола, передёрнул затвор башенного пулемёта, и его «Леклерк», взрывая гусеницами землю, рванул наискосок будущему направлению стрельб. Откуда было знать господину майору, что это не лейтенант страстно желал боевого мероприятия, а таинственное существо, завладевшее его телом?

«Леклерк» резво прыгал на ухабах и брустверах старых воронок, лихо объезжая лужи и небольшие озерца, которых в округе было множество. А Жормон, припав к резиновым окулярам оптики, осматривал танкодром, вращаясь чуть ли не на 360 градусов. Несколько раз он подъезжал к пустым будкам оцепления и непременно в соседней луже обнаруживал их пропавших хозяев. Тогда Мишель быстро запрыгивал обратно, задраивал по-боевому люк и сообщал об увиденном командиру батальона.

Объехав «змейкой» почти весь сектор стрельбы, он уже приближался к последнему, дальнему углу танкодрома, подумывая о возвращении, когда заметил, что участок окутан неглубоким расплывчатым туманом. И как ему показалось, что-то шевелилось там. Но что — мешала рассмотреть проклятая дымка. Лейтенант приказал остановиться, распахнул люк и по пояс высунулся из танка.

Сначала он ничего не увидел. Но затем, несмотря на то что туман даже сгустился, рассмотрел женскую фигуру. И сразу же ледяной рукой горло сжал страх. Двойник иронично и довольно презрительно заметил, что это, скорее всего, какая-нибудь деревенская девушка, собирающая ягоды. (Которых, кстати, на танкодроме была тьма-тьмущая). Лейтенанту стало стыдно. Он собрался было окликнуть мадемуазель и посоветовать убраться подальше, как чуть разошедшийся туман открыл черты незнакомки.

Это была очень красивая молодая женщина, распущенные светлые волосы которой ровной волной ложились на переливавшееся блеском драгоценностей платье. Сшитое явно не в нашем веке. «Ага, как раз во времена Людовика XV!» — с упавшим сердцем констатировал Жормон.

И ещё одно заметил Мишель: трава под атласными туфельками не гнулась. Женщина подняла на него свои прекрасные угольно-чёрные глаза, и он почувствовал, как кровь вскипает и стынет в жилах одновременно. И снова пришла появившаяся ещё вчера догадка — это всё неспроста. Исчезновения, двойник, Эльза и эта встреча…

Жормон уже хотел захлопнуть люк, но более хладнокровное внутреннее существо, любующееся точёным силуэтом и красивой грудью призрака, мысленно пожалело эту неземную прелесть. И… призрак остановился! Он как-то по-новому осмотрел Мишеля, слегка шелохнулся, а потом спросил:

— Ты не боишься меня, воин?

Мёртвый, холодный — что отметил Жормон, но всё же чарующий и приятный — что заметило существо, голос Сильфии был явно растерян.

— Да нет, милая! — ласково ответило существо. Теперь привидение откровенно изумилось. Две возникшие из мрака фигуры также остолбенели рядом. Лейтенант без труда узнал маркиза де Тодес и шевалье д`Эвтанази.

— Как ты сказал? Повтори… — недоверчиво, жалобно и страстно попросил призрак, пронзая Мишеля горящим взором. Что-то у него в глубине перевернулось, и пока существо справлялось с волнением, Жормон ответил:

— Я назвал вас «милой», сударыня!

Торжествующая радость появилась во взоре утопленницы:

— Так ты хочешь меня, солдат! Ведь я тебе нравлюсь?

— Нет! Нет!!! — закричал Мишель, видя, как из тумана появляются всё новые и новые призраки. Он узнал семерых насильников в ржавых кирасах, утопленных служанок Сильфии, высокого парня в форме оберлейтенанта Вермахта… Утопленники окружали «Леклерк».

— Как же нет, милый! Ты любуешься моей грудью, моим станом, моей…

— Да нет же! — заорал Жормон. — Это не я, а он!!!

Призраки снова остановились.

— Кто «он»? — спросила Сильфия, и мурашки побежали по.

— Тот, кто внутри меня! Я вообще не переношу мертвецов!

— Разве я мертва? — казалось, утопленница забавляласья терзаниями лейтенанта. — Посмотри, как полна и упруга моя грудь…

А существо действительно не отводило от неё взгляда. Хотя больше любовалось формой, чем думало об упругости.

— Как свежи мои страстные уста! — Сильфия приблизилась и стояла уже у лобового листа брони. Утопленники плотным кольцом окружили «Леклерк». А экипаж Мишеля как завороженный смотрел в оптику. Видя, что спасения нет, Жормон попытался «выключиться», полностью отдать своё тело существу, один раз уже остановившему призраков. И почувствовал его благодарность:

— Остановись, несчастная! — заговорил двойник участливым и грустным голосом. Сильфия тотчас застыла.

— Ты даже не можешь представить, как мне жаль тебя! — продолжал он, и Мишель чувствовал, что существо говорит искренне. — Ты была столь своеобразна и неповторима, что заслуживала большей участи, чем просто поклонение твоему телу.

— Тебе не нравится моё тело? — еле выдохнула Сильфия.

— Да нет же. Оно, как и всё остальное… неповторимо.

— Если бы ты сказал «прекрасно», я бы тебя убила, — простодушно признался призрак.

— Спасибо. Мне очень приятна твоя откровенность.

— А мне — твои слова…

— Я не скажу тебе самого главного.

— Почему?! — в голосе утопленницы прозвучало отчаяние.

— Это значит — отдать себя в твою власть.

— Но почему?! Я столько ждала тебя, столько верила и надеялась, что ты придешь… Я…

— Не говори этого!!!

— Почему? — еле слышно произнесла Сильфия.

— Ты мечтала о королевстве, а не о мне. Не я был тебе нужен, а Людовик.

— Неправда! Конечно, я хотела жить как королева. И черная магия богини Аштарот открыла мне путь к богатству и славе…

— И к смерти.

— Но я жива!

— Это не жизнь.

— Не говори так! Ты не любишь меня!!!

Неожиданно Мишель оказался у руля своего тела, споро задраивающего люк. По броне со всех сторон стучали утопленники, а его танкисты с перекошенными от страха лицами безумно цеплялись за рукояти приборов.

— Задняя!!! — заорало существо по переговорному устройству, и механик, воткнув нужную передачу, тронулся с места.

— Разворот — и жми!!!

«Он не хочет раздавить Сильфию!» — догадался Жормон.

— Помотай башней! — приказало существо Эндрю, и видя его непонимающие глаза, само перекинуло пушку с борта на борт, в считанные мгновения сбросив импровизированной двухтонной дубиной налипших на танк покойников.

— А я и не знал, что нашей пушкой можно так драться! — искренне изумился Мишель.

— Теперь будешь знать! — зло ответило существо и затаилось, разрешая Жормону снова повелевать своим телом.

— А что же мне сказать «комбату?» — спросил его лейтенант.

— Так и скажи — в поле никого, кроме утопленников нет. Можно стрелять… Вместо «утопленников», можешь сказать «призраков», — немного помолчав, добавило оно.

«Леклерк», почти вырывая фрикционы на поворотах, мчался на исходный огневой рубеж батальона.

Глава 4. Армия госпожи Сильфии

Все-таки решено было стрелять. Штабисты в Париже наверняка не поняли бы слов «утопленники» и «призраки». А тут имелся шанс накрыть эти существа артиллерийским огнем. Что добавило даже толику охотничьего азарта в плановое мероприятие.

Сердце Жормона бешено стучало. Его двойник жаждал пушечной стрельбы и уже не раз жадно поглядывал на полный боекомплект. Почему-то он по-доброму завидовал Мишелю, имевшему возможность часто стрелять боевыми снарядами.

Но — увы. Ему не суждено было дождаться команды «Огонь!» Вместо этого в эфире испуганно прозвучало: «Смотрите!» А дальше — абсолютно правильное танковое целеуказание.

Случилось то, чего так опасался лейтенант: ненавистные призраки снова появились. Они вышли из незаметно наползшего тумана и, сопровождаемые его колеблющейся завесой, медленно двинулись по дорожкам вдоль линии танков. Десятки глаз припали к оптике, со страхом разглядывая потусторонних пришельцев, а глотки непроизвольно задержали дыхание… Это снова была Сильфия, сопровождаемая двумя кавалерами. Но теперь платье, поразившее до этого Жормона великолепием, было разорвано и смято. Призрачная девушка стыдливо пыталась закрыть развевающимися лоскутами восхитительные линии и округлости своего тела. Но, несмотря на её женственную прелесть, от всей группы веяло таким ужасом, что казалось сама смерть пришла на танкодром в стыдливо-прекрасном обличье.

Скоро Жормон догадался, что призраки хотели видеть его. Он уже поменялся местами с Эндрю, чтобы самому пострелять из пушки, и сейчас наблюдал, что загробное трио обращалось к люку, под которым съежился перепуганный мускулистый сержант. Весь батальон, оцепенев, смотрел на ожившую легенду. Тем временем двойник открыл клин затвора пушки, извлек снаряд и уложил его на пол. Мишель уже доверял этому существу, поэтому не препятствовал. Срез пушки опустился прямо к голове Сильфии.

— Я слушаю тебя! — отрывисто сказал он в ствол.

— Ты боишься? — прозвучало оттуда.

— Ты знаешь мой ответ.

Сильфия помолчала.

— Посмотри на меня ещё раз. Видишь ли ты меня?

— Вижу.

— Неужели я не кажусь тебе обворожительной, прелестной и желанной?

— Первый раз ты понравилась мне больше.

Мёртвая фаворитка тотчас приняла прежний облик. Даже стала ещё красивее. Теперь волосы ее были убраны в высокую прическу, украшенную жемчугом и изумрудами.

— Ты прелестна!!! — не выдержал двойник.

Взгляд Сильфии моментально вспыхнул огнем:

— Выйди ко мне, милый. Поцелуй, и я буду твоей!

При последних словах молния сверкнула в чёрных глазах утопленницы.

— Нет уж! Благодарю покорно. Нам и отсюда все хорошо видно! — насмешливо ответило существо.

— Иди сюда, трус!!! — пришла в ярость фаворитка. — Проклятый де Тампль, ты тоже смеешься надо мной! Но — нет… Я выпью кровь этих людей, я сделаю всех своими солдатами и покорю мир — но ты будешь моим. Ничто не может спасти тебя. Никто не смеет смеяться над чувствами Сильфии Аштаротской!

Не успел Мишель ответить, как маркиз засунул руку в пушку. Лейтенант с ужасом услышал, как она быстро приближается по стволу. Он захлопнул тяжелый клин, и сразу же рука де Тодеса заскреблась о его гладкую стенку. Мишель с силой нажал педаль выстрела, острый боек вместо капсюля снаряда впился в кисть мертвеца.

Призрак закричал и выдернул из пушки окровавленную семиметровую конечность. Пока он по-собачьи зализывал рану, рука приняла нормальные размеры.

— Смотри, малодушный! — снова зазвучал голос фаворитки. — Всё готово к нашей свадьбе. Свита несет приданное, дорогу посыпают розами… С тобой, а не с ничтожным Людовиком пойду я под венец!

Туман окутал уже весь танкодром. Из него выходили всё новые и новые существа. Первые несли драгоценности времён Людовика XV и ордена германского Вермахта. Следующие — мёртвых детей с прокушенными шеями и вскрытыми грудинами. Красивые, но обезображенные сабельными ударами девушки из свиты фаворитки разбрасывали маленькие детские сердечки по изрытым танковыми гусеницами дорожкам, и языки адского пламени тут же превращали их в яркие алые розы.

У Жормона закружилась голова:

— Я не понимаю… Причем здесь де Тампль?

Сильфия расхохоталась:

— Ты думаешь, вилланская кровь и чужие фамилии спасут тебя? Наивный! Вы оба — последние из рода де Тамплей. Рода, подарившего мне величайшую любовь и ещё большую ненависть.

— Любовь?! Но ведь это по приказу де Тампль тебя…

— Да!!! — ярчайшее пламя полыхнуло из глаз призрака. У танковой оптики автоматически сработали светофильтры.

— Да!!! Но меня обидела виконтесса. В тебе же, глупый, я вижу кровь и плоть графа, прекрасного Мишеля де Тампль. А не его ревнивой кузины.

— Так ты — де Тампль?! — одновременно спросили друг друга лейтенант и двойник. И так же синхронно ответили:

— Да хрен его знает. Мало ли что было до революции.

Вот только «революции» они подразумевали разные.

— Попали же мы в переплёт! — неожиданно произнес двойник. А затем громко ответил Сильфии:

— Извини, милая. Я не могу предать товарищей. Ты ведь их всех умертвишь.

— Какое тебе дело до них, лю…

Фаворитка не договорила. Резкой злобной скороговоркой застучал башенный пулемёт, и очередь с редкими трассерами ударила сначала в прекрасную грудь утопленницы, а затем в её кавалеров.

— Дави!!! — двойник хрипло взвыл в переговорном устройстве голосом Жормона, а его безжалостный свинец ударил по свите. Когда, сухо щелкнув, пулемёт замолк, вся прислуга Сильфии была вторично мертва.

— Делов-то, оказывается, всего ничего! — весело подытожил лейтенант. Он не видел, как поднялась раздавленная танком Сильфия и, недобро усмехнувшись, начертала в воздухе магический знак. Вспыхнувший и угасший. Почти сразу из всех озёр, луж и ручьев, в обилии рассыпанных по танкодрому, поднялись мертвецы. Все когда-то утонувшие или утопленные: изъеденные раками скелеты и неразлагающиеся солдаты чернокнижницы, призванные её властью обитатели окрестных кладбищ и исчезнувшие вчера горожане. И не было им числа, и снова ужас обуял сердца танкистов.

— Задраить люки! К бою! — неутомимый двойник не желал сдаваться. — Осколочно-фугасным, по ожившим трупам — огонь!!!

И первым выстрелил по бредущим утопленникам. Огромный огненный язык вырвался из хобота 120-мм пушки «Леклерка», и последовавший за ним взрыв подбросил в воздух несколько мертвецов. Боевой грохот и задорная команда в эфире придали недостающей уверенности товарищам Мишеля. Вскоре сорок танков уже с истинно французской отвагой бились огнём и гусеницами с полчищем ожившей нечисти. Утопленники бросались на башни, палили по ним из старинных ружей и немецких карабинов, изъеденных ржавчиной и покрытых водорослями, пытались рвать танки руками и зубами, били их чем попало — но броня терпела всё. Лишь кавалеры смогли уничтожить несколько машин своими пистолетами и шпагами, пробивавшими и разрубавшими даже многосантиметровую броню.

Но маркизу лейтенант отстрелил половину туловища удачным выстрелом, а д`Эвтанази разорвало ещё чьим-то снарядом. Хотя, в целом, танкисты экономили боеприпасы. Мишель по радиостанции объяснил, как драться пушкой, и многотонные дубины завращались над корпусами «Леклерков». Нападавших они перешибали почти пополам. Довершали дело стальные гусеницы.

Уже смеркалось, когда утопленники начали исчезать в водах озера, раскинувшегося за командной вышкой, унося с собой вторично убитых. Кто-то «протрубил» по радио победу… Но уже в следующее мгновение батальону вновь предстояло почувствовать, как встают дыбом волосы. Воды озера расступились, выпуская из своих глубин сначала ржавые антенны, затем мачты, трубы, палубные надстройки и, наконец, чудовищные башни главного калибра огромного корабля. Такого ужаса танкисты не испытывали никогда в жизни: из маленького, захолустного, никому не известного озерка могущество мёртвой Сильфии поднимало боевой линкор.

Кто-то в азарте развернул пушку и врезал по нему осколочно-фугасным. Яркий взрыв лишь сорвал перила с борта всплывающей махины и слегка повредил палубу. Через секунду целый артиллерийский шквал обрушился на корабль. Помятый и покорёженный разрывами он, словно не замечая обстрела, прекратил всплытие и застыл, как если бы колеблющаяся поверхность озера неожиданно превратилась в бетонный постамент.

На какое-то время танкодром замер. На безжизненных палубах и переходах линкора ничто не двигалось. Даже живые мертвецы не нарушали зловещей неподвижности корабля. Было в нём что-то действительно мёртвое.

— Это французский броненосец, — раздался в молчаливом эфире чей-то слегка изумленный голос. Кажется, лейтенанта Дюпона, большого знатока военной истории. — В 1916 году он был торпедирован где-то недалеко от португальского побережья. Погиб весь экипаж. Никто до сих пор не нашёл его корпус.

— Зато нам посчастливилось…

— Он что, посуху сюда приполз от побережья? Через пол-Франции?

— Я откуда знаю! — ответил Дюпон.

Повисло молчание. Потом кто-то из сержантов робко спросил:

— Если это броненосец, то какая у него броня?

— Смотря где. От ста двух до почти трёхсот миллиметров.

— Значит, наши пушки его не пробьют.

— Почему? Если бронебойным шарахнуть… К тому же броня тут старая.

Все это время мозг Мишеля сверлила одна лихорадочная мысль — как? Почему? Откуда у Сильфии броненосец?! Каким-то углом сознания, допускающим сверхъестественное, он ещё понимал оживление утопленников, подчинённых их сатанинской власти. Поэтому, не колеблясь, вступил в бой. Но как Сильфии удалось поднять железный корабль?! Да ещё и затонувший в огромном количестве километров от этого места? Это было против даже сверхъестественных правил.

Но если всё, что он сейчас видел, всего лишь мираж — то почему о него рвутся вполне реальные снаряды? Тоже мираж? А если всё же броненосец настоящий, и перенесён сюда неведомым способом? (Тем более, кто его мерил — могущество Сильфии Аштаротской?) Пожалуй, реальной угрозы корабль представлять всё равно не может. По земле он не плавает, а пушки аж с 1916 года находились под водой. И пусть даже стволы в порядке, и на линкоре остались боеприпасы — порох и капсюли не то, что отсырели, а поди уже и растворились в морском солевом растворе!

Но только Мишель собрался сообщить свои соображения товарищам, как главная башня броненосца с тремя двенадцатидюймовыми орудиями начала разворачиваться в сторону танков. Абсолютно бесшумно! Хотя весь корабль был покрыт донной грязью, ржавчиной и водорослями!

Включилась радиостанция, и кто-то сумрачно заметил:

— Ну, сейчас они свои мешки развяжут!

Словно по команде все пушки батальона ударили бронебойными. Листы ржавой брони тотчас, словно оспинами, покрылись тёмными пятнами пробоин. Никакого эффекта! Второй лихорадочный залп. На этот раз — кумулятивными снарядами. Огненные струи направленных взрывов прожгли чрево броненосца в тридцати с лишним местах… Опять безрезультатно! Только из щелей повалил пар, да в незамеченную до этого подводную пробоину с шумом хлынула вода, заполняя место выкипевшей от взрывов.

— Ребята, да он же просто висит в воздухе!

Это уже и так всем было ясно — с такой пробоиной не плавают. И тут огромные корабельные орудия, с которых до этого только капала грязь, дали залп… Казалось, земля опрокинется от грохота, и все ослепнут от вспышки. Жаркие и длинные пороховые языки лизнули три тёмных «Леклерка», и они тут же исчезли в султанах взрывов, подбросивших весь батальон.

Эта сволочь, затонувшая в 1916 году, стреляла! И как!!! Развернулась вторая корабельная башня, третья… Задвигали хоботы более мелкие пушки. И танковый батальон, яростно лупя из 120-миллиметровок, закружил по полю, не давая взять себя под прицел.

Но — увы. Гигантские, словно вырывающиеся из самой преисподней, взрывы засверкали тут и там, сшибая башни и разбивая в куски мечущиеся танки. Их же попадания не причиняли вреда боеспособности броненосца, хотя рвали и корёжили его.

— Не так! Не так! Не так! — лихорадочно соображал Жормон. — Нельзя простым снарядом уничтожить «жизнь», данную адом.

И словно в доказательство, из озер снова встали зловещие мертвецы. Все до единого, включая членов экипажей разбитых танков, только что зарезанных ухмылявшимися в отдалении кавалерами. Маркиз и шевалье подняли на руках окровавленную, но всё ещё прекрасную Сильфию, которая словно дирижировала пляшущей огненной смертью.

— Не так! — кричал вместе с Мишелем и его двойник. Рванув «уши» стабилизатора сверху вниз и слева направо, он перекрестил пушкой главную башню линкора, а затем врезал по ней осколочно-фугасным. Весь огонь броненосца тут же стих, словно перейдя в яростный смерч, расколовший нос корабля. Когда дым рассеялся, вместо башни виднелся лишь искорёженный обод крепления.

Глава 5. Исполнение клятвы

Глаз танкового прицела отчетливо различал каждый зубчик того, что осталось от носовой башни. И ликующая радость рыцаря, смертельно ранившего дракона, захлестнула естество лейтенанта. Одной рукой он уже нажал кнопку радиостанции, чтобы поделиться с друзьями секретом победы, а второй вёл пушку вдоль корабельного борта, разыскивая новые цели. Но тут волна немыслимого дикого ужаса, идущего из самых глубин обоих существ, сидящих в Жормоне, мгновенно остановила движения.

На лейтенанта смотрела смерть. Его смерть. Та, что мрачной тенью ходила на задворках солдатских снов, вырастая из мыслей о вероятной войне, что засела в подсознании ещё с первых мальчишеских страхов. Прямо в глаза Мишелю заглядывал чёрный бездонный круг ствола… Чудовищная пасть чудовищного орудия — страшный кошмар танковых войск.

И всё мужество, весь благородный порыв рыцарства мгновенно исчезли, захлебнулись в жутком истошном крике:

— Не-е-е-е-е-ет!!!

Лейтенант был готов смело погибнуть от кинжалов, пуль, воды, адского пламени, зубов или когтей мертвецов — чего угодно, но только не от этого чёрного глаза. Слишком долго и мучительно ожидал именно эту смерть. Ведь сейчас надёжный, почти неуязвимый «Леклерк» разлетится как лампочка от удара кувалды!

Мишель собрал в кулак всё мужество, чтобы разделить судьбу танка, но двойник не желал погибать. До сих пор он считал происходящее едва ли не увеселительной прогулкой, большим приключением. Но сейчас должен был умереть! От чужого снаряда, с чужого броненосца, в чужой (?!) стране…

Впрочем, одно прощало его трусость — он понял, что не успеет выстрелить первым. И погибнет как беззащитная жертва, а не как сражающийся солдат. Поэтому существо, до этого поддерживавшее мужество Мишеля, само панически заорало:

— Спасайтесь!!!

И бросилось к люку в днище.

В этот момент что-то случилось. Ощутимо звякнуло, словно разорвав невидимые зубчики стройного механизма Вселенной. Какая-то едва уловимая ненормальность, возникшая при появлении двойника, стала заметнее. Что-то испортилось, стало не так. Механика уже не было на его месте, а «Леклерк» стоял с выключенным двигателем. Через распахнутый люк в днище виднелась развороченная земля. «Здесь должен быть автомат!» — вспомнил лейтенант и выхватил его из специального крепления. По-змеиному выскользнул из танка.

Зубчики же звенели и звенели, ненормальность усиливалась. Мишель не понял, как оказался в сотне метров от своей машины. В этот миг чудовищный взрыв разорвал её, подбросив высоко в воздух тело сержанта Эндрю. Жормон стоял оглушенный, засыпанный землей, облитый чьей-то кровью, в чужом обмундировании, с чужим оружием в руках. Теперь он был лишь вторым существом.

Вокруг полыхал бой, точнее — истребление. Ведь лейтенант не успел передать друзьям секрет победы. А когда Мишель увидел, что невредимая носовая башня разворачивается для очередного выстрела, понял, что спасения нет. Что-то серьезное случилось с миром. Разрушилась тонкая грань между тем и этим светом, и через провал хлынуло сверхъестественное зло.

Призрачный туман окутал танкодром. Он становился то абсолютно прозрачен, так, что были видны мельчайшие подробности разыгрывавшейся трагедии; то, наоборот, сгущался до плотности молочной завесы. И в такие моменты казалось, что танкодром накрыл призрачный купол. Сквозь который светили чужие злобные звёзды.

Жормон, забившись в уголок сознания нового тела, напряжённо раздумывал о природе жуткого феномена: армии госпожи Сильфии. Теперь уже он ощущал себя «гостем» и равнодушно предоставлял возможность другому человеку выпутаться из сложной ситуации, в которую (Мишель был в этом уверен) тот сам его и втянул.

«Очевидно Сильфия обладает действительно огромным могуществом, пользуясь покровительством сверхъестественных сил. Но и ее власть должна иметь пределы! По-видимому, она возрастает в связи с верой в неё. С верой…» — он споткнулся на этой мысли.

«Ну конечно же! С верой! Стоило патриотам сбросить немецкий гарнизон в озеро Сильфии, тем самым принеся кровавую жертву и освежая память детской веры в призрака с её сверхъестественной армией — как тут же ожившие мертвецы в немецкой форме уничтожают своих последователей. Стоило в городке появиться нам, современным французским солдатам — и горожане снова вспоминают старое проклятие. Да ещё со страхом, то есть с верой, пересказывают нам. А когда комбат, приказом „узаконил“ страх озера — начали исчезать люди. Это ещё больше укрепляет веру людей в могущество призрака. Как результат: нападение на оцепление и батальон. Мы сами провоцируем сверхъестественное зло! Ведь когда мы уверовали в победу (всё-таки молодец двойник!) — то победили. Лишь укоренившийся в сознании страх перед огромными пушками, очевидно уловленный чувствительным призраком Сильфии, помог ей вызвать к жизни мёртвый линкор — это артиллерийское чудовище, закованное в броню. А моя вера в Святой Крест снесла ему главную башню!»

В тот же миг Мишель снова стал самим собой. Только в руках вместо неуклюжего французского пистолета-пулемета остался лежать русский автомат Калашникова, а на поясе висели сумки с боекомплектом и штык-нож. Взрывы звучали реже, и были уже не столь чудовищны. Лейтенант обернулся к линкору, объятому пороховым дымом и вспышками выстрелов. Его самовосстанавливающиеся орудия главного калибра методично выбивались попаданиями танковых пушек.

Но все меньше целых «Леклерков» кружило по полю. Один за другим они вставали горящими остовами или же бесследно разлетались вместе с экипажами. По всему затянутому туманом и гарью танкодрому, хаотично мерцавшему взрывами, выстрелами и росчеркам трассеров, шло кровавое побоище. Восставшие мертвецы били, душили, рвали, расстреливали и топили пытающихся спастись солдат. Отчаянные крики их жертв, сильных и смелых французских танкистов, смешивались с звериным рычанием, хлюпаньем и бульканием утопленников, их воплями не то радости, не то злобы.

Из тумана к Жормону бросилось несколько фигур. Он лишь увидел неестественные синие лица: два немца в полевой форме, служанка, от плеча до груди рассеченная мечом, какой-то крестьянин с ружьём и длинноволосый парень в джинсовке с тяжелой суковатой дубиной. Вскинув автомат, двойник прострелил обоих фашистов, увернулся от направленного на него ружья, проскочил под протянутыми руками служанки и с силой врезал прикладом по челюсти замахнувшегося парня. Изо рта того фонтаном хлынула вода, а Мишель, прикрываясь его телом от атаки оставшихся, перекрестил стволом повернувшегося охотника и служанку, а затем «угостил» одиночными выстрелами. Так же поступил с парнем и поднимающимися немцами.

Едва он успел пристегнуть к своему оружию штык, как со всех сторон кинулись другие утопленники. Лейтенант ударил одного, второго, третьего… А затем удары, пинки, выстрелы и штыковые удары, по возможности, предваряемые крестным знамением, щедро посыпались на визжащую и орущую ораву. Иногда сквозь туман видел лицо Сильфии, насмешливо следящей за дракой, и тогда на него находила одержимость — Мишель расшвыривал мертвецов с утроенной яростью.

Меж тем танков на поле почти не осталось, а большая часть ещё живых танкистов сражалась врукопашную. Так велико было мужество этих людей, знавших, что спасения нет, но выполняющих свой ратный долг до конца. Мишель смог, наконец, крикнуть им, чтобы перед выстрелом они «этих гадов» крестили. Его услышали, и дело сдвинулось с мёртвой точки. У танкистов появился шанс.

В этот момент у лейтенанта кончились патроны к «Калашникову». Чудом вырвавшись из кольца врагов, он споткнулся о тело убитого сослуживца, сжимавшего в руках 7,62-мм пистолет-пулемет. В отчаянии Жормон выдернул его прямой магазин и воткнул себе в автомат. К его удивлению, рожок подошел. Хотя такого не должно было случиться…

Впрочем, думать было некогда. Мертвецы то и дело выныривали из тумана, и нужно было успевать, предварительно перекрестив, расстреливать их. Неперекрещённые, упав в воду, тут же поднимались снова. Тем временем у Мишеля возникла ещё одна идея. Притаившись за кустом, когда туман наиболее сгустился, он нацарапал на головках нескольких пуль крест и, ради эксперимента, пальнул в возникшего рядом утопленника, не перекрестив его. Тот разлетелся огненным фейерверком. Похоже, идея была правильной.

Туман рассеялся, и взору лейтенанта предстала картина боя трёх оставшихся танков и горстки пытающихся сбиться в кучку пеших танкистов с разношёрстной мертвой армией, поддерживаемой огнем броненосца. Выросшие до двух с половиной метров маркиз де Тодес и шевалье д`Эвтанази, размахивая гигантскими шпагами, собирали смертоносную жатву. Глаза их светились зловещим красным огнем, а из ртов изредка вылетало пламя. Пахло сгоревшей взрывчаткой, порохом, серой и водорослями.

Мишель оказался на пригорке, вокруг которого уже не осталось «живых» покойников. На другом конце огневого рубежа, сбоку от проклятого линкора, стояла грустная Сильфия. Неожиданно ясно, словно адский грохот был всего лишь шелестом листьев, лейтенант услышал её слова:

— Тебе ещё не надоело? Я ведь просто играю твоей жизнью. Я уже давно могла бы забрать ее… А картина, так ужасающая твой разум — ты думаешь, что это? Это лишь плод твоего упрямства. Не нужно было пренебрегать мною.

— Как бы не так! Ты просто ничего не можешь поделать с нашей волей!

— Ну, как знаешь. Испей же свою чашу до дна. Как и все они.

Гигантские кавалеры направились к Мишелю. Но он хладнокровно перекрестил их и выстрелил по каждому помеченной крестом пулей. Два столба адского пламени взметнулись кверху, на какие-то мгновения остановив схватку. Призрак Сильфии растерялся. В это мгновение Жормон услышал голос своего сержанта:

— Господин лейтенант, я все-таки нашел вас! Какая радость! Моя Жюли тоже жива!

Мишель оглянулся и увидел спешащего к нему радостного Эндрю, крепко держащего за руку невысокую миловидную девушку. Что-то в её лице насторожило офицера. Парочка приблизилась и он, разглядев синий оттенок кожи, непроизвольно отшатнулся.

— Командир, это же я, Эндрю!

— Уйди!

— Командир… То, что вы делаете — бессмысленно.

— Что?! … Не приближайся ко мне!

Мускулистый Эндрю почти вплотную подошел к лейтенанту.

— Вы проиграли, командир. Лучше…

Настороженный взгляд двойника успел уловить движение, и мгновенно отпрыгнув, лейтенант перекрестил в воздухе мощную грудь сержанта. А затем ударил длинной очередью в своего бывшего друга, едва не вспоровшего его немецким кинжалом. Бросившуюся вперед Жюли, у которой оказались неожиданно большие когти, хладнокровно убил штыком. Сам Жормон никогда не ударил бы девушку, но его двойник был неумолим:

— Это не люди!

По полю лихорадочно крутился последний «Леклерк», на который ополчились все пушки броненосца. Но он всё ещё держался, дерзко отвечая огнём на огонь. Мишель рассмотрел номер смельчака — лейтенант Дюпон. Глядя на его схватку, и у Мишеля возникла дерзкая мысль.

Он сорвал с шеи лёгкий алюминиевый крестик, поцеловал его и с силой вдавил в пулеприемник автомата. Затем патроном, с начерченным на пуле крестом, дослал его в ствол и прицелился в борт корабля. Все мертвецы как по команде ринулись к лейтенанту, но он, стараясь не отвлекаться и тщательно рассчитав траекторию, выстрелил. Сначала Мишелю показалось, что ничего не произошло. Но потом такое пламя полыхнуло на озере, что вспыхнула вся туманная сфера, окружившая танкодром, и он оказался в кольце огня.

— Магический круг! — догадался Жормон. Армию Сильфии отрезало от внешнего мира. А броненосца больше не существовало. Лишь дым, да кипящие воды озера показывали, что он все-таки был. Туман сгустился, но шестнадцать уцелевших танкистов, наконец-то собравшихся вместе, открыли охоту на ставших вдруг уязвимыми утопленников. Патроны были уже на исходе, когда танкодром вторично очистили от «живых» покойников.

— Поздравляю с победой! — прозвучал с вышки голос командира батальона. — Прошу уцелевших собраться для разбора боевых стрельб!

Комбат жив! Эта мысль, несмотря на несуразность приказа, воодушевила всех. И через несколько минут танкисты уже стояли под вышкой в двухшереножном строю, смотря на дверь пункта управления. В проеме появилась фигура командира, а следом на балкончик вышли остальные офицеры управления.

— Как же они спаслись? — удивился Жормон. — Неужели утопленники не догадались заглянуть на вышку?

Комбат упругой походкой спустился с лестницы и встал в трёх шагах от последней горстки своих солдат. Туман размывал черты его лица.

— Ну, вот и всё, ребята! — просто сказал он. Дымка рассеялась и все увидели синие скулы и лихорадочный взгляд мертвеца.

— Измена! — завопил кто-то. Словно ожидавшие этого, из окружавших площадку кустов высыпали утопленники и с хриплым воем бросились на живых. А вышка осветилась изнутри сияющими лучами, из которых вышла сама госпожа Сильфия Аштаротская.

Растерянные, злые, оставшиеся почти без патронов, танкисты вступили в новую схватку. Ножами, прикладами, просто кулаками и пинками они отбивали коварную атаку. Мишель работал штыком «Калашникова», словно сено вилами скирдуя «синемордых». Но силы были слишком неравны. То одного, то другого солдата оглушали и топили в озере.