Бесплатный фрагмент - Профи высший класс

Вступительное слово

Рассказы, собранные в этом сборнике, очень ценны для меня: юморные и щемящие сердце, предельно откровенные и глубоко философские — такие разные, их объединяет одно, они о жизни, ее прелестях и печалях, о нас, каждый день их переживающих.

Мне повезло случайно познакомиться с автором этих рассказов Сергеем Решетниковым и начать работать с ним в качестве редактора. Теперь я с нетерпением жду его новых произведений, чтобы вместе с героями заглянуть в прошлое и помечтать о будущем, вдохнуть воздух любимого Иркутска и полюбить его еще сильнее, почувствовать энтузиазм, героизм или печали и переживания людей из не столь далекого прошлого и сравнить эти чувства с теми, что переживаю сегодня я. За эту сказочную возможность я благодарю автора, который стал для меня авторитетным другом и вселил в меня уверенность, что любой из нас может многое: быть интересным и отзывчивым человеком, профессионалом своего дела и, при этом, талантливым писателем, который дарит нам маленькое чудо.

Светлана Булкина

Предисловие

Сейчас огромное количество авторов берется за перо, чтобы выразить свои мысли о том или ином событии, или рассказать разные истории из собственной жизни. Да мало ли тем может найтись для самовыражения в писательском искусстве. Вот и пишут наши граждане книги. Это здорово! Потому что ранее такой возможности россияне не имели. А тут издательская платформа «Ридеро» представляет огромный перечень вполне доступных услуг для авторов любой профессиональной квалификации и новичков, решивших пуститься в путешествие по лабиринтам литературного творчества. А для читателя какой бескрайний океан различного чтива открывается! Можно заблудиться или утонуть, захлебнувшись захватывающими эмоциями, переживаниями или уснуть под унылое звучание текста графомана. При любом раскладе качество текста будет зависеть от знаний автора законов русского языка. Считается, что по Марку Твену существует два десятка законов художественной литературы. А еще существуют: фонетика, морфология, грамматика, правописание, орфография, пунктуации…

Ты не лингвист, но все же преодолел все трудности, написал свое произведение. Оно гениально по содержанию, но не читаемое из-за множества изъянов. Как понять — что же получилось в итоге? Что ляжет перед взором взыскательного читателя? Наверное, надо обратиться к профессионалу. Он-то и подскажет как быть.

А как в прошлые времена к этой теме относились корифеи пера? Обратимся к воспоминаниям Константина Паустовского.

«Я работал тогда секретарем в газете «Моряк». В ней вообще работало много молодых писателей, в том числе Катаев, Багрицкий, Бабель, Олеша и Ильф. Из старых, опытных писателей часто заходил к нам в редакцию только Андрей Соболь — милый, всегда чем-нибудь взволнованный, неусидчивый человек.

Однажды Соболь принес в «Моряк» свой рассказ, раздерганный, спутанный, хотя и интересный по теме и, безусловно, талантливый.

Все прочли этот рассказ и смутились: печатать его в таком небрежном виде было нельзя.

Предложить Соболю исправить его никто не решался. В этом отношении Соболь был неумолим — и не столько из-за авторского самолюбия (его-то как раз у Соболя почти не было), сколько из-за нервозности: он не мог возвращаться к написанным своим вещам и терял к ним интерес.

Мы сидели и думали: что делать? Сидел с нами и наш корректор, старик Благов, бывший директор самой распространенной в России газеты «Русское слово», правая рука знаменитого издателя Сытина.

Это был неразговорчивый человек, напуганный своим прошлым. Всей своей солидной фигурой он совершенно не вязался с оборванной и шумной молодежью нашей редакции.

Я забрал рукопись Соболя домой, чтобы прочесть ее еще раз.

Поздним вечером постучали. За дверью стоял Благов.

— Вот что, — сказал Благов. — Я все думаю об этом рассказе Соболя. Талантливая вещь. Нельзя, чтобы она пропала. У меня, знаете, как у старого газетного коня, привычка не выпускать из рук хорошие рассказы.

— Что же поделаешь! — ответил я.

— Дайте мне рукопись. Клянусь честью, я не изменю в ней ни слова. При вас пройдусь по рукописи.

— Что значит «пройдусь»? — спросил я. — «Пройтись» — это значит выправить.

— Я же вам сказал, что не выброшу и не впишу ни одного слова.

— А что же вы сделаете?

— А вот увидите.

В словах Благова я почувствовал нечто загадочное. Какая-то тайна вошла в эту зимнюю штормовую ночь ко мне в дом вместе с этим спокойным человеком. Надо было узнать эту тайну, и поэтому я согласился.

Благов вынул из кармана огарок необыкновенно толстой церковной свечи. Золотые полоски вились по ней спиралью. Он зажег этот огарок, поставил его на ящик, сел на мой потрепанный чемодан и склонился над рукописью с плоским плотницким карандашом в руке.

Благов кончил работу над рукописью только к утру. Мне он рукописи не показал, пока мы не пришли в редакцию и машинистка не переписала ее начисто.

Я прочел рассказ и онемел. Это была прозрачная, литая проза. Все стало выпуклым, ясным. От прежней скомканности и словесного разброда не осталось и тени. При этом действительно не было выброшено или прибавлено ни одного слова.

Я посмотрел на Благова. Он курил толстую папиросу из черного, как чай, кубанского табака и усмехался.

— Это чудо! — сказал я. — Как вы это сделали?

— Да просто расставил правильно все знаки препинания. У Соболя с ними форменный кавардак. Особенно тщательно я расставил точки. И абзацы. Это великая вещь, милый мой. Еще Пушкин говорил о знаках препинания. Они существуют, чтобы выделить мысль, привести слова в правильное соотношение и дать фразе легкость и правильное звучание. Знаки препинания — это как нотные знаки. Они твердо держат текст и не дают ему рассыпаться.

Рассказ был напечатан. А на следующий день в редакцию ворвался Соболь. Он был, как всегда, без кепки, волосы его были растрепаны, а глаза горели непонятным огнем.

— Кто трогал мой рассказ? — закричал он неслыханным голосом и с размаху ударил палкой по столу, где лежали комплекты газет. Пыль, как извержение, взлетела над столом.

— Никто не трогал, — ответил я. — Можете проверить текст.

— Ложь! — крикнул Соболь. — Брехня! Я все равно узнаю, кто трогал!

Запахло скандалом. Робкие сотрудники начали быстро исчезать из комнаты. Благов сказал спокойным и даже унылым голосом:

— Если вы считаете, что правильно расставить в вашем рассказе знаки препинания — это значит тронуть его, то извольте: трогал его я. По своей обязанности корректора.

Соболь бросился к Благову, схватил его за руки, крепко потряс их, потом обнял старика и троекратно, по-московски, поцеловал его.

— Спасибо! — сказал взволнованно Соболь. — Вы дали мне чудесный урок. Но только жалко, что так поздно. Я чувствую себя преступником по отношению к своим прежним вещам.

После этого я окончательно убедился, с какой поразительной силой действует на читателя точка, поставленная вовремя».

Очень познавательно и поучительно, на мой взгляд, прозвучал этот рассказ. Каков же вывод? А вывод, по-моему, напрашивается один: надо чтобы твой текст проанализировали и поправили профессиональные редактор и корректор.

Таким вот замечательным специалистом в одном лице является мой друг Светлана с вкусной фамилией Булкина. Ей я доверил все свои тексты и нисколько об этом не жалею. Сразу оговорюсь, я даже не помышляю об отнесении своих скромных литературных трудов к разряду произведений искусства. Не мне судить об этом. Зато о работе Светланы могу сказать твердо: это настоящий профессионал, знающий досконально свое дело специалист. А еще она красивая женщина, прекрасный и интересный человек.

Эта книга- сборник — подарок на ее день рождения.

А состав рассказов для книги Светлана подобрала сама. Ведь она внимательно прочитала с десяток моих книг и по моей же просьбе для себя выбрала те истории, которые ей близки.

На обложке фотография Светланы Булкиной.

Проклятая война

Велика Россия. Раскинулась она от Балтийского и Черного морей, от Северного ледовитого аж до Тихого океана. Просторы необъятные. Никогда и ни на кого Россия с захватническими целями не нападала. Только во все времена находились силы окаянные желающие ей погибели. Вот и в 1941 году вероломно на Советский Союз напала гитлеровская Германия. Это не злая блоха, которая набросилась на собаку, вцепившись ей в загривок. Это хорошо вооруженная армия шакалов лютых вцепилась в горло русского медведя, стремясь поразить его сердце, да народы России многонациональные со свету извести стремилась. Громыхали бои в европейской части страны, да отголоски войны разносились по всей земле российской. Чувствовались они и в далекой Сибири.

Завывала метель сквозь лютую стужу. Плакала вся деревня Качуг, что расположена у истока сибирской реки Лены. Выли собаки во дворах. Их вой подхватывали волки на таежных тропинках, устремив свой взгляд на неполную, откушенную с края луну. Эта какофония звуков ужасающим гулом, как пикирующий бомбардировщик, опускалась вниз на заснеженную деревню. Свет от фонарных столбов вертикально поднимался ввысь, а вверху у него появлялась горизонтальная перекладина от светового преломления в нависшем полотне тумана. Казалось, что несколько православных крестов из световых потоков электрических лам выстроились, как солдаты, вдоль улиц деревни. А почтальон тем временем принес обычную для этого периода — Великой Отечественной войны — новость. Погиб Ванька Зыков.

Ванька, Ванечка, Иван Георгиевич — любимый всеми мальчишка, который в свои неполные тринадцать лет сбежал на войну. Сбежал, потому что не мог он отсиживаться в глухой деревне под Иркутском. Дед Федот и отец Георгий уже год как были призваны в ряды Красной Армии. От них иногда приходили весточки с фронтов. Писали они, что будут бить фашистов до последнего вздоха, до последней капли крови, не щадя своих сил и самой жизни. Вот и оборвались их жизни в борьбе с лютым врагом. Мамка Александра померла, подкосила ее болезнь простудная. Ванька остался один, не было у него больше никого из родных и близких. Подолгу уходил он в тайгу. А когда возвращался в деревню, то раздавал всем нуждающимся добытое мясо кабана, сохатого, изюбря. Однажды он добыл медведя, жир и сало которого помогли справиться с тяжелым воспалением легких многим односельчанам. Помогло бы оно и маме Ивана, но тогда он не мог оставить ее одну и уйти в лес. Да и завалить медведя не каждому охотнику дано. Некоторые сами становились добычей хозяина тайги. Вот и на этот раз Иван снова собрался и ушел. Никому ничего не сказал. Деревенские жители думали, что опять в тайгу пацан подался.

Но Иван ушел, и не было от него вестей, местные уж начали думать, что сгинул малец. Пропал в непроходимой северной тайге. Только извещение от почтальона рассказало селянам о подвиге их земляка Ивана Зыкова, погибшего смертью героя при выполнении важного задания командования.

А было это так. Немецкое командование определило стратегический участок для прорыва обороны советских войск для последующего наступления и взятия в кольцо вооруженных формирований противника с целью нанесения сокрушительного урона и обеспечения продвижения войск вермахта вглубь российской территории. Для реализации поставленной задачи на место предстоящих боевых действий выехали представители верховного командования. Все командиры фронтовых подразделений и резервной армии были собраны на совет в секретном укрепрайоне.

Под пронзительным ветром переминался с ноги на ногу немецкий часовой. Он почти замерзал. Этот совсем неприспособленный к самостоятельной жизни молодой человек по имени Клаус ушел на восточный фронт добровольцем, поддавшись на массированную нацистскую пропаганду. Воевать и убивать он не умел, хоть и прошел начальную военную подготовку. Его и поставили охранять вход в штаб, поскольку вокруг была расставлена бригада профессиональных головорезов — охранников из элитного гитлеровского спецназа. Клаус ранее был по жизни начинающим ученым. Все свои молодые годы посвятил липидотерологии. Это раздел энтомологии, изучающий представителей отряда чешуекрылых насекомых (бабочек).

В старославянских понятиях «бабочка» происходило от слова «бабъка» или «старуха», «бабка». В верованиях древних славян считалось, что бабочки — это души умерших, поэтому люди с почтением относились к ним. Клаус это знал, знал он и то, что делают бабочки зимой. А зимовку бабочки проводят по-разному. Некоторые из них, покинув куколку, живут только на протяжении лета, а с наступлением холодов погибают. Некоторые переживают неблагоприятный холодный период в стадии яйца, но большая часть делает это будучи куколкой. Есть виды — репейница, лимонница, крапивница, которые встречают холода взрослыми насекомыми, прячась в глубоких трещинах коры деревьев, дуплах.

От переохлаждения на морозе Клаусу в нахлынувших галлюцинациях начинало казаться, что зимние бабочки, покинув свои укрытия, вместе со снежинками кружились в волшебном и замысловатом танце, заполняя собой весь окружающий мир, наполняя его гармонией вечного покоя. Немецкий мальчишка-солдат переставал ощущать окружающий мир. Толстые стекла его очков заиндевели, покрывшись причудливыми узорами инея, которые сказочный художник-мороз оставлял на любом стекле, попавшем к нему в плен.

От удара ножом в сердце Клаус всхлипнул и начал медленно сползать в сугроб. Он на мгновение увидел перед собой лицо Ивана Зыкова — русского разведчика, вынырнувшего как из-под земли и лишившего его жизни, освободив от обязанности выполнять распоряжение кровавого фюрера. Два мальчишки — русский и немецкий — еще несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Потом Клаус начал угасать. Перед его взором медленно порхали крохотные бабочки — это его умершие в младенчестве маленькие братишка и сестренки из Мюнхена, где осталась его семья. Потом вдруг появилась яркая и огромная мадагаскарская бабочка — урания. Помахав крыльями, она стала превращаться в любимую бабушку Клауса Марту.

— Бабушка, милая бабушка Марта, не уходи. Побудь со мной. Мне больно. Мне очень больно, — стонал Клаус.

Но бабушка Марта, грустно улыбаясь, растаяла в надвигающейся темноте. Потом хоровод бабочек — душ умерших родственников древнего рода Клауса: вельмож, герцогов, дворян, придворных, ученых и военных — закружил свой вихрь и, подхватив молодую душу Клауса, понес ее на небеса.

Иван, перешагнув тело поверженного им вражеского солдата, звериным прыжком подлетел к немецкому блиндажу. Открыв дверь, он зашвырнул туда две гранаты. Одну за другой. Фрицы не ожидали такого удара. Блиндаж был настолько крепким, что его не мог взять ни пушечный выстрел, ни фугасный снаряд или бомба. Но это со стороны противника, а вот со своего тыла… Недосмотрели фашисты и поплатились. Внутри сдетонировали заряды. Весь штаб вместе с немецким командованием был уничтожен сибирским мальчишкой — сыном полка, потомственным таежным охотником.

И уже совсем другой рой ядовитых бабочек — златогузок, медведиц и других черных и мерзких тварей понесся уже в горнила ада вместе с душами фашистов, чьи кровожадные тела присутствовали на фронтовом военном совете. Взрывной волной нашего разведчика отбросило лицом в глубокий сугроб.

От контузии в висках стучали стальные молотки. Сирена пикирующего бомбардировщика заполнила все его сознание. Иван уже не чувствовал, как его тело прошила фашистская автоматная очередь. А прозевавшая русского разведчика элитная эшелонированная охрана разряжала свои автоматные рожки в спину лежащего в сугробе молодого солдата. Когда звериная злость немного спала, немцы развернули изрешеченное тело бойца и обомлели.

На снегу лежал растерзанный пулями тринадцатилетний мальчишка. Его белый маскировочный халат от крови стал алым. Его губы улыбались, а широко раскрытые голубые глаза смотрели в небесную высь.

Ивану виделось, как его дед Федот из своего укрытия задает работу снайперской винтовке, косит фрицев. Как деда накрывает вражеская мина, как замолкает старый сибирский снайпер… Как отец Георгий, раненый и оглохший от контузии, озверевший от праведной ярости к врагу, из противотанковой пушки прямой наводкой крушит немецкие танки один за другим. Как вступает в неравный рукопашный бой, как погибает…

Вдруг с неба к Ивану спускается самая красивая в мире бабочка — парусник королевы Александры. Она начинает мягко улыбаться, касаясь крыльями лица молодого воина.

— Иванушка, мой любимый, — слышится голос мамы. — Я так скучала по тебе, мой дорогой сыночек. Теперь мы с тобой будем всегда вместе. И никто и ничто уже никогда не сможет нас разлучить.

— Мама, мамочка, моя родная. Прости меня, за то, что я не смог уберечь тебя. Тебе бы жира да сала медвежьего, тогда и воспаление легких и все осложнения могли бы отступить. И ты бы осталась жить. Но я не смог, не сумел, не успел. Прости меня, моя милая мамочка. Я так ругаю себя за это, не успе-е-ел, — прошептал Иван и заплакал.

— Не плачь, мой сыночек, ведь ты уже большой. Вон какой ты сильный и красивый, — успокаивала сына мать.

— Мамочка, прости меня за то, что я не смогу родить дочку и назвать твоим именем — Александра. У меня не будет никогда сыночка, которого я бы мог назвать именем Федот или Георгий, как деда или отца. Прости меня, мамочка. Я так любил жизнь, так любил тайгу…

С неба стали спускаться бабочки, самые красивые во всем мире. Они плавно кружились. Потом подхватили своими легкими и нежными крыльями мальчишескую душу Ивана и бережно понесли ее в небесные выси. Там, где всегда мир и покой. Там, где поют райские птицы, где нет злости, корысти, зависти и войны.

А на земле подоспевшая разведгруппа отомстила за смерть сына полка, уничтожив всю охрану фашистского штаба. И с секретными документами немецкого командования вернулась в распоряжение своей части. Тело Ивана бойцы бережно пронесли через линию фронта, преодолев все препятствия. Когда хоронили Ивана, плакали все без исключения — от новобранцев и седых ветеранов, от санинструкторов, солдат до командира полка. Иван, лишив немцев управления войсками, ценою своей жизни обеспечил без больших потерь наступление нашей армии пусть на небольшом, но все же очень важном участке фронта.

Прошло много времени. Уже распался Советский Союз. Выросли дети и внуки тех, кто, не жалея сил и собственной жизни, защищал нашу Родину. И благодарная память о временах войны в сознании россиян и других народов, пострадавших от немецкого фашизма, не стерлась. Она живет. Ее нельзя уничтожить. И не родившиеся дети от безвременно ушедших храбрых бойцов и простых мирных людей, сгинувших в годы этого лихолетья, наверное, белыми ангелочками парят в бездонной синеве безграничного космоса. Их земные воплощения в виде очаровательных по своей красоте бабочек беспечно обмахивают тонкими хрустальными крылышками медоносные соцветия божественных цветов. Жизнь продолжается.

А зимой, как и раньше, сквозь лютую стужу, завывает метель. Плачет, вспоминая Ивана Зыкова, вся деревня Качуг, что расположена у истока сибирской реки Лены. Воют собаки во дворах. Их вой подхватывают волки на таежных тропинках, устремив свой взгляд на неполную, откушенную с края луну. Свет от фонарных столбов вертикально поднимается ввысь, а вверху появляется горизонтальные перекладины от его преломления в нависшем полотне тумана. Кажется, что несколько православных крестов из световых потоков электрических лам выстроились, как солдаты, вдоль улиц деревни. Наш Иван и его не родившиеся дети, к великому сожалению, уже никогда не ступят на родную землю, не пойдут на охоту по звериным тропам.

Иван погиб, он пожертвовал своей жизнью, чтобы жили другие люди. Так уж устроен русский человек. Так устроена загадочная для иностранцев Русская Душа.

Неудачник

Этот рассказ о чувствах и переживаниях,

О внутреннем мире и неустроенности

В личной жизни кроткого человека,

Обычного рядового ученого я посвящаю

Своему доброму другу и замечательному

Человеку, моему литературному редактору

Светлане Булкиной

В сознании Игнатия Прокопьевича Окладникова зародилась искорка надежды. Надежды на изменение его серого бытия. Новенькая библиотекарша Зоя Петровна Багаева обратила на него внимание. Когда Игнатий приходил брать разные книги, она внимательно и с нескрываемым интересом слушала его рассказы о многообразии видов растений. Он говорил, что различные представители растительного мира распространены практически по всей территории планеты Земля. Исключение составляют Антарктида, острова в Северном Ледовитом океане, Гренландии и места высокогорных массивов. Не все виды произрастали в благоприятных условиях, некоторым приходилось выживать при низких температурах, нехватке света и влаги, даже под водой, поэтому они выработали различные варианты адаптации, помогающие им существовать в невероятных условиях окружающей среды. И даже размножаться в ней. При этом Зоя Петровна начинала ощущать себя таким растением. Она думала, что наконец-то ей может повести. Ей, засидевшейся в девках, может подвернулся тот случай, когда можно будет создать семью, родить детей и быть счастливой. На крайний случай можно будет при разводе оттяпать по закону половину профессорской квартиры Игнатия Прокопьевича, в которой он проживал в одиночестве. Она ждала от своего ухажера целенаправленных действий, но вот уже полгода их культурное времяпровождение ограничивалось беседами и изредка походами в кино. Там Зоя Петровна с нетерпением ждала от Игнатия каких-то активных действий. В темноте зрительного зала она периодически томно вздыхала, время от времени начинала ерзать в кресле. А когда при этом ее коленка случайно прикасалась к ноге еще несостоявшегося возлюбленного, он трепетно замирал. Но продолжал сидеть не шелохнувшись. Все его сознание наполнялось истомой и робко торжествовало. А тело при этом было будто бы парализованным.

— Бамбук, — думала Зоя Петровна об Игнатии Прокопьевиче.

Бамбук — это особенное растение. Оно за период свой эволюции выработало эдакое специфическое расписание для размножения. Бамбук не цветёт и не вырабатывает семена в течение долгих-долгих лет. И только один раз в столетие у него разом выпускается огромное количество семян, покрывая всю землю вокруг волшебным одеялом.

— Когда же он созреет, когда? — мучилась тревожными мыслями Зоя Петровна.

И вот это время «для разбрасывания семян» настало. Игнатий пригласил Зою Петровну к себе домой. Повод нашелся приличный — празднование его очередной публикации в одном из всемирно известных научных ботанических журналов.

Игнатий Прокопьевич не мог сдержать своей радости: «Зоенька сразу согласилась прийти ко мне домой. Она не посчитала меня вульгарным или каким-нибудь сексуальным маньяком. Она красивая, отзывчивая и добрая. Она, наверное, моя будущая вторая половинка», — мечтательно думал неопытный Ромео о своей Джульетте.

С женщинами у Игнатия по жизни как-то не заладилось. Не был он финансово привлекателен. Да и внешность у него была невзрачная. Ботаник и есть ботаник. Да еще он немного подволакивал правую ногу при ходьбе. От переживаний, что защита его докторской диссертации откладывалась, он заработал микроинсульт. А все из-за ерунды: несогласования с научным руководителем его выводов об адаптивности эмбрионов чешуйчатокрылых насекомых к влиянию гетерогенных факторов при образовании адсорбционного соединения в гемолимфе и затем перераспределения связей в ее структуре. По этой причине приходилось ходить с тростью, доставшейся Игнатию от отца профессора.

Но тут Игнатия, наверное, бес попутал. В ожидании свидания, он совершил невероятный поступок. Вечером, когда наступили сумерки, он впал в тяжкий грех, нарвав на клумбе возле беседки во дворе своего дома букет цветов. Денег-то не было. Уже три месяца не выдавали зарплату. «Перестройка и гласность» Горбачева были серьезным разочарованием для многих россиян. Сначала Игнатий радовался переменам в родной стране — Советском Союзе. А потом и телевизор смотреть перестал, надоела ему пустая болтовня с экрана. К тому же прилавки магазинов внезапно опустели. Жил он в просторной квартире со старушкой матерью Верой Ивановной. Отец, Прокопий Иванович Окладников, умер рано. Инфаркт случился у профессора по естественным наукам.

Маме пришлось одной поднимать сына. А потом уже он ухаживал за своей больной мамочкой. Делал все возможное и невозможное, чтобы скрасить ее существование. Завел собачку пуделя. Назвали ее Стешей. Собака была необыкновенно преданным другом. В отсутствие Игнатия скрашивала существование старушки свой собачьей любовью и преданностью. Любовью искренней, на которую не все люди способны. Вера Ивановна болела долго. Потом она умерла. А Стеша, прожившая с нею всю свою жизнь, тосковала, тосковала и сбежала. Говорят, что собаки, чтобы не доставлять боли хозяевам, убегают на улицу, чтобы там в укромном местечке помереть. Она тоже была уже старенькой.

Вот так Игнатий Прокопьевич остался совсем один.

— Надо хорошенько подготовиться к встрече Зои Петровны, — думал Игнатий Прокопьевич. — Наверное, нужно взять бутылочку хорошего вина?

Торт уже куплен, дело за малым. Игнатий открыл шкатулку, куда по устоявшейся семейной традиции мама складывала зарплату, принесенную Игнатием из своего научно-исследовательского института. Потом она отсчитывала оттуда денежки на квартплату — это было самым первым делом. Так была устроена его мама, впрочем, как и почти все люди того поколения. Шкатулка была пустая. Игнатий тогда направился к стеллажу с книгами. Этот отцовский стеллаж и был одним из значимых украшений и самой главной единицей из всей скромной меблировки их квартиры. Там, в книге «Умные растения», где описывается, как они приманивают и обманывают, предупреждают собратьев, защищаются и зовут на помощь, он прятал свою заначку на «черный» день. И вот, купюра с номиналом пятьдесят тысяч рублей захрустела в руках Игнатия Прокопьевича. Теперь, после деноминации 1998 года, с такой купюры было изъято три нуля, и она стала обычной, уже привычной нам пятидесятирублёвкой. Новые проекты денежных знаков были предложены командой И. С. Крылкова в 1995 году. В 1996 году Леонид Парфёнов и Марат Гельман разработали свой проект банкнотной серии номиналами от 1 до 100 рублей. Дизайнером Еленой Китаевой он был воплощён в жизнь. Банкноты предложили посвятить выдающимся деятелям России по отраслям науки и искусства: 1 рубль — спорт, 3 рубля — изобразительное искусство, 5 рублей — театр, 10 рублей — музыка, 25 рублей — литература, 50 рублей — естественные науки, 100 рублей — А. С. Пушкин. Таким образом, науке ботанике, родной для Игнатия, соответствовала пятидесятирублёвка.

В торце его дома обосновался вино-водочный магазин. Он был настоящим полем боя для страждущих выпить и похмелится иркутян. Чтобы попасть к амбразуре, где выдавали живительную влагу, нужно было пройти не один круг ада. Спиртное было по талонам и его для всех желающих не хватало. Игнатий Прокопьевич пристроился в самый конец очереди. Сама эта очередь напоминала нашему герою длиннющую цепь людей, какую раньше в семидесятые годы двадцатого столетия ему доводилось видеть при посещении мавзолея В. И. Ленина в Москве. А когда замаячила приближающаяся входная дверь, кто-то вдруг попытался пролезть вперед. Это был здоровенного вида мужик с синюшным лицом, красными глазами и с передними зубами, выбитыми в шахматном порядке.

Игнатий Прокопьевич начал возмущаться.

— Позвольте, милостивый государь…

— Ё, ты чё, очкарик, обзываться начинаешь?

— Что вы, сударь, это не ругательство, а всенепременно настоящий комплимент.

— Ага, я чё тебе, баба что ли? Комплимент бля. Ты за пидора сейчас ответишь.

— Да не обзывался я и не ругаюсь на вас. Неужели вы меня не понимаете?

— Вот и что я дурак сказал, интеллигент сраный.

— Да как вам не стыдно, молодой человек?

— Ну и бессовестным меня окрестил, яйцеголовое ты чмо.

— Вы меня совсем не слышите. Я же вежливо вам отвечаю.

— Вот щас за глухого в добавок ко всему ответ держать будешь.

— Извольте, мой дорогой друг, мне не угрожать. Я не из робкого десятка.

— А чё? Иначе тростью меня наеб…, навернешь или своим пенсне по роже заедешь?

— Как такое возможно? Применять грубую силу к собеседнику неподобающе.

— А обзываться разве красиво? Я же тебе ничего плохого еще не сделал.

— Ещё нет. Но ваша риторика и тыканье мне кажутся не очень вежливыми.

— Когда кажется креститься нужно, понял? А за базар свой ответишь по понятиям.

— Понятие ответственности за неправомерные действия заложено в гражданском и уголовном праве. Только суд может вынести свой вердикт на основании всестороннего и полного исследования обстоятельств дела, основываясь на заявлении потерпевшей стороны и предъявленных ею доказательствах.

— Ты чё-е меня терпилой* хочешь сделать и к балахонщику** отправить — стучать на тебя? Западло*** для настоящего пацана такое. Стукачом меня представить решил? Не в масть**** это. Я за три ходки всегда был в авторитете, как правильный босяк*****. Чести своей я не замарал.

(Примечание: жаргон *потерпевшим; **судье; ***противно; ****масти на зоне — это деление всех заключенных на своеобразные группы, которые отличаются друг от друга тюремным статусом, правами и понятиями; *****пацан, которому просто «западло» — противно работать на «хозяина» — начальника тюрьмы).

— А чего вы меня запугиваете? Я вас не боюсь.

— Надоел уже. Завари свой хлебальник. А то щас как дам в дыню, луполки свои проглотишь!

— Ах так, — начал закипать Игнатий Прокопьевич.

Трость упала. Он оттолкнул обидчика, вытянул вперед свои худенькие руки в неуклюжую типа боксерской стойку и начал по-козлячьи подпрыгивать, оставаясь на одном месте.

— Безобразие. Я не дам вам надо мною издеваться. Я могу дать отпор!

Увидев эту комичную позу беззащитного по своей сути человека, здоровяк расплылся, обнажив экзотическую улыбку. Его глаза потеплели. И уже голосом с дружественной интонацией он произнес:

— Я вижу, что ты пацан с характером, духовитый. Даже быковать могёшь. Ты мне пондравился. Давай я встану в очередь за тобой.

Мужики в очереди напряженно молчали. Но никто даже не посмел высказать возражения этому амбалу. И вот наши герои приблизились к вожделенному прилавку.

— Чего тебе, мужик? — прогундосила толстая с золотыми зубами продавщица.

— Здравствуйте, сударыня, мне, пожалуйста, бутылочку Château Pichon Longueville Comtesse de Lalande или что-то вроде этого. Будьте любезны.

— Чаво? — удивилась матерая работница торговли.

— У меня сегодня свидание с девушкой, я хочу приобрести немного благородного французского вина. Не могу же я угощать порядочную даму водкой.

— Ага, щас тебе и по лаланде, и по балде, и по манде зафитилим, если будешь, сука, очередь задерживать, — послышались злобные вопли из начинающей звереть толпы.

— Слышь, братан, бери пузырь «Солнцедара». Выпьете с бабой, он вас торкнет и могёшь ее растележивать. Проверено, сбоев не было, — вступился за Игнатия многоопытный в этом деле здоровяк, злобно окинув взглядом очередь выпивох.

Толпа замолчала и стала терпеливо ждать.

— Что вы такое говорите? Это же вульгарно! — застонал Игнатий Прокопьевич.

— Бери или вали оцедова, — взревела представительница бога торговли Гермеса.

Толпа начала улюлюкать. Деваться некуда. Игнатий взял «огнетушитель Солнцедара» 0,75 литра и поспешил ретироваться прочь. Но здоровяк поймал его за руку, попросил задержаться на минутку и подождать его.

— Эй ты, животное, дай-ка мне три флакона «Андроповки», — крикнул здоровяк продавщице, — люблю я эту водочку.

— На, только не быкуй тут. Не таких шустриков видали, — скороговоркой произнесла обиженная на здоровяка продавщица.

Наконец, наши герои вышли на свежий воздух.

— Федя, — широко улыбаясь представился здоровяк, протягивая свою синюю от татуировок клешню Игнатию Прокопьевичу, — меня еще Делимом кличут.

— Очень приятно. Меня зовут Игнатий Прокопьевич, — улыбнулся в ответ наш герой.

— Игнатий, пойдем бухнем за знакомство. Ты нормальный пацан. Я даже не ожидал от тебя такой прыти. Мне, как правило, никто не возражает, когда я прорываюсь вне очереди за пойлом. Все в очереди хари отворачивают. А ты даже чуть не полез драться.

— Да вы, Федор Делимович, очень искусный специалист по достижению цели. На ровном месте способны создать конфликтную ситуацию. И, благодаря своим внушительным габаритам, можете решить проблему приобретения водки без особого труда, — произнес Игнатий Прокопьевич.

— Я не Федор Делимович, а Федор Делимов или по погонялу Делим. Слышь, давай, братан, на «ты». Правильным пацанам нужно быть попрощее.

— Давай, Федор, как скажешь, — осторожно улыбнулся в ответ Игнатий.

— Вот и хорошо. Где кости бросим, чтобы спокойно побазарить?

— Пойдем ко мне во двор, там беседочка есть, тишина и покой. Вон там.

Присели. Федор из кармана достал граненный стакан и наполнил водкой.

— На, Игнатий, накати первым за наше знакомство и дружбу, — произнес здоровяк.

— Ой, это же много для меня.

— Не бзди. К вечеру, когда тёлка придет, все выветрится. А ты смелее будешь.

Игнатий робко поднес стакан ко рту и начал судорожно глотать обжигающую горло жидкость.

— На-ка закуси маленько, — Федор достал из кармана, и сняв обертку, протянул Игнату плавленый сырок «Дружба».

Игнат припомнил, что сыр Дружба — это легендарный плавленый сыр. Он обладал полувековой историей и являлся одним из самых известных плавленых сыров в России. Выпускал его Московский завод плавленых сыров «Карат», основанный в 1934 году. На основе сыра Дружба разрабатывали и выпускали разные его производные с шестидесятых годов. Игнатий неплохо знал историю и вкус этого сыра. Он с огромным удовольствием, откусив от сыра кусочек, стал медленно пережевывать.

Федора от видения такой картины аж передернуло.

— Игнатий, ты че сюда жрать что ли пришел?

— Ты ведь только что сам сказал — закусывай.

— Я думал, что ты знаешь правила. Закусывать сыром — это по-нашему значит, что его надо понюхать. Такой вот пацанский ритуал. Закусывая запахом сыра, ты сохраняешь весь кусок для дальнейшего времяпрепровождения. У нас на зоне так было принято. Да и в кругах иркутских босяков такой экономный подход прижился в натуре. Клево так получается — бухаешь, а закусон всегда с тобой.

Игнатий чуть не поперхнулся.

— Да ладно, жуй уже. Это я так, наперед предупредил, — Фёдор наполнил стакан для себя.

Выпил одним махом, смачно крякнул и жадно втянул ноздрями молекулы чарующего, еле заметного запаха плавленого сыра.

— Ну теперь и побакланить можно.

— О чем говорить будем, Фёдор? — спросил начинающий хмелеть Игнатий.

— О бабах. О чем ещё можно говорить. Ты ведь в магазине сказал, что берёшь вино для встречи с дамой, если я правильно помню?

— Да. Сегодня я жду в гости Зою Петровну. Она в библиотеке нашего института работает. Она красивая, умная и добрая, — начал мечтательно рассуждать наш герой.

— Ага, все эти шалавы нам сначала такими кажутся. А на поверку…

— Не надо, Фёдор, ты её совсем не знаешь и не имеешь права судить строго…

— Ой-ли. Я на своем веку повидал такое…, — и здоровяк погрузился в тягостные воспоминания.

Фёдор на удивление оказался поэтичным человеком с тонкой душевной организацией. Игнатий это понял, когда Делим вдруг неожиданно начал петь песню собственного производства.

О бабах чё могу сказать?

Их надо брать, их надо знать.

Они как ангелы сначала,

Потом взяла и забурчала.

Им бы бабла и тары-бары,

А мне опять идти на нары.

Мозги как Windows зависают

И только водка нас спасает.

Припев:

Ох эти бабы. Бля, тоска…

Дай лучше им, пацан, пинка.

Житуха будет впереди,

И на «мочалок» перейди.

От шлюх подвоха ты не жди.

С имя всегда один конец

— Взял, расплатился и пизд@ц.

А, расплатившись за услуги,

Уже не переходишь в слуги.

Имей их столько — сколь могёшь,

И никогда не пропадёшь.

Выпили ещё, потом ещё. И наш герой тоже стал погружаться, только не в воспоминания, а в сладко-хмельную мечтательную дрёму. Перед ним всплывал образ Зои Петровны. Она была обнажена. Игнатий прижимался губами к роскошной груди своей возлюбленной. Целовал её карие очи. Наслаждался прикосновениями к прекрасному телу своей смоковницы. Он и не заметил, как Фёдор, дотащив до квартиры, положил на диван опьяневшего от принятого на грудь спиртного и разомлевшего от любовных грёз Игнатия. В памяти нашего героя запечатлелась только финальная фраза собеседника:

«Слушай, братан, если тебя кто-то захочет обидеть, скажешь, что он будет иметь дело с Фёдором Делимом. Меня все в Иркутске знают, и никто против не попрёт. Это однозначно!»

Проснулся Игнатий Прокопьевич глубокой ночью. В горле сухо. Во рту будто бы кошки насрали… Он, кряхтя, посеменил на кухню. На столе стояла ваза с цветами, которые он недавно в сумерках нарвал с клумбы своего двора. Рядом стояла непочатая бутылка «Солнцедара». А на блюдечке скромно пристроился плавленый сырок «Дружба», немного надкушенный с одной стороны.

Игнатий проверил исправность своего городского телефона. В трубке звучал длинный гудок. Он был длинным, как внезапно нахлынувшая на Игнатия тоска. Тоска по несбывшейся мечте. Тоска по несостоявшейся счастливой семейной жизни. В голове нашего героя звенело тягостное предчувствие чего-то неведомого, страшного.

— Если бы Зоя Петровна позвонила по телефону или постучалась в дверь квартиры, я бы непременно услышал, — горько подумалось Игнатию. Спал-то наш герой очень чутко.

Только потом он узнал, что его Зоеньку внезапно и бесцеремонно перехватил Борис Дубович — новый сантехник их института. Ему, холостому кабану, уж очень приглянулись выдающиеся женские формы Зои Петровны. В тот вечер, когда должна была состоятся встреча Игнатия и Зои, Борис проводил ремонт батареи отопления в библиотеке. Как бы случайно он облапал трепетную женщину. Зоя Петровна, истомившаяся в ожидании активных действий от Игнатия, не смогла устоять перед напором молодого кобеля… Потом они сыграют свадьбу. Но это будет потом.

А сейчас Игнатий Прокопьевич чувствовал себя зверски обиженным. Его самолюбие было ущемлено и даже растоптано. Но на Бориса и Зою Петровну он жаловаться своему новому другу Фёдору Делиму не стал. Ни к чему это. Сам дурак. Зое Петровне надо было устраивать свою личную жизнь, и она сделала выбор не в пользу учёного. Тут уж не до поэтической любви. Женщина выбрала более решительного и предсказуемого мужика. Ничего тут не поделаешь…

И тут в сознании Игнатия всплыли стихи, которые читал Фёдор, когда его собутыльник уже начал впадать в забытьё.

Тоска ведь не для мужика.

Горька услада без греха?

Ты помнишь теплой колыбель,

И теплой детскую постель.

И нежность мамочкиных рук.

А что ты хочешь от подруг?

Она ждала тебя из школы.

Они же просто балаболы.

Решетка, нары и конвой,

Хоть закричи ты, хоть завой.

Никто тебя уже не ждёт,

И мамы нет, и не придёт.

Наш герой горько заплакал. Опять одиночество, опять холодная постель…

PS. Игнатий Прокопьевич вскоре все же нашел свое счастье. Некоторое время спустя к ним на работу пришла лаборанткой молоденькая красавица Екатерина. Открытая и искренняя, она горячо полюбила неудачливого ученого. Теперь они муж и жена. В их семье уже двое детей — мальчик и девочка.

Твори, пока молодой

Если ты не ходишь на выборы, значит, управлять твоим городом может совсем не тот человек, который нужен. Который не сможет привести его к процветанию.

В Иркутске избрали нового мэра. Звали его как положено — Остап Ибрагимович. Но фамилией не удался — не Бендер, понимашь, а Байкальский. Зато созвучно с названием священного моря — озера Байкал. Это уже радовало. Было мэру 25 лет от роду. Энергия перла у него изо всех щеле… Ой, изо всех извилин.

Первым делом он добился признания Государственной думой России города Иркутска «территорией стремительного перерождения в Светлое будущее». Присоединил к Иркутску поселок Листвянка, города Шелехов и Ангарск, соединил их между собой метрополитеном. Не только все налоги, но и все доходы расположенных на территории предприятий в порядке экономического эксперимента шли в казну города Иркутска.

На втором этапе он резко омолодил возраст иркутян. Всех, кому больше сорока лет, выселили за город. Между Иркутском и Байкалом была организована геронтологическая зона, куда за счет бюджета переселились все «старперы» (прим. автора: сокращение от «старых пердунов») — в коттеджи с приусадебными участками. В освободившиеся дома и квартиры хлынул молодняк — самые мощные ученые и самые перспективные инженеры. Индустрия поперла в гору. Новые проекты, новые технологии пеклись как пирожки, тут же внедрялись и давали огромный финансовый прирост в бюджет города. Через пять лет совокупный валовый продукт Иркутска обогнал по финансовым показателям США и Германию вместе взятые.

При этом природные ресурсы использовались эффективно и рачительно. Даже на ровном месте, и на гористом тоже, Остап Ибрагимович Байкальский делал бешеные деньги. Например, гору, возле которой расположилась Листвянка, он отодвинул. Рыхлые древние горные породы срезали бульдозерами на три километра вглубь, предоставив при этом огромную территорию для застройки туристическими объектами.

С отвесной стены отрихтованного горного массива потоки чистой воды, закачиваемой из Байкала мощными насосами, падали вниз. Переливаясь в лучах подсветки, они были ярче и зрелищнее Ниагарского водопада. Огромные плавучие боны уходили вдаль по поверхности Байкала. Они образовывали причудливые искусственные острова с подъездными дорогами к ним. На этих рукотворных островах, на зеленых лужайках, заросших ароматным чабрецом, стояли огромные шатры.

Остап пригласил для декора восточного самоучку в образе шамана. К шаманизму он отношения не имел, а вот фигура была колоритная. Че ему без особой пользы бегать, яйцами трясти? Тут он как бренд: с бубном, голышом, а из-под бубна колотушка болтается. Туристкам на радость и удивление. Восемь снежных людей йети, из Армении, дожидаются своих клиенток для интимного массажа и других пикантных услуг. Вот и зачастили к нам разные арабские принцессы, молодые жены престарелых миллиардеров, да различные кинодивы, да и наши с Рублевки.

Кто же откажет себе в экзотическом удовольствии с восемью снежными человеками, да под бубен с колотушкой загадочного шамана, да посреди Байкала! Многие даже от полета в космос в качестве туристов отказались. Предпочли незабываемый секс на Байкале. Цена почти такая же, а удовольствий о-го-го! Рассказывали потом своим гламурным подружкам о своих приключениях, те восхищались и завидовали. Теперь запись клиенток на пять лет вперед.

Для обслуживания различных королевских особ и сопровождающих свит, на берегу за их бабки были построены всевозможные шикарные объекты инфраструктуры — казино, гостиницы, дворцы и замки. А на готовенькое тут же потянулись разного рода туристы: от королевских особ до мелких и простых людей. Все везли и оставляли свои деньги в Иркутске. Истощенных и отправленных на реабилитацию снежных людей йети заменили шахтеры из города Черемхово, которые стали работать привычным для них вахтовым методом.

В результате экономического бума добычу традиционных даров природы: нефти, газа, угля и разных других полезных ископаемых приостановили. Оставили для грядущих поколений. Денег и так уже девать некуда. А деньжищи прут и прут, бюджет распирает. За рождение каждого нового иркутянина давали уже безвозвратную ссуду в один миллион долларов США. Рождаемость стремительно поперла вверх. Местные жители начали жировать. Депутаты госдумы из Шмаровки предложили столицу перенести из Москвы в Иркутск. А депутаты из Сочи возражали, говорили, что зимой в Иркутске холодно и делать там нечего.

Но зимняя жизнь в Иркутске и на Байкале была такой же насыщенной. Водопад зимой не отключали. Возвращающиеся в Байкал потоки оставляли огромную прогалину, и вокруг рукотворных островов вода никогда не замерзала. С Ушканьих островов, обычного места пребывания байкальских тюленей, произошла миграция. Часть этих диковинных байкальских зверьков, называемых нерпами, перекочевала на искусственные острова. Они забавляли молодых миллиардерш, когда снежные человеки давали тем перерыв, или когда они в изнеможении не могли продолжать получать щедро оплаченную услугу байкальских «аборигенов».

По прозрачному, как стекло, толстому льду Байкала, недалеко от островов, любители экстрима гоняли на автомобилях, выписывая замысловатые кульбиты, переворачиваясь и снова вставая на колеса, продолжали свой бег. Любители дайвинга и других разновидностей водолазания бродили по дну священного озера, резвились среди дрессированных нерп и нерпят. Несколько крепких, специально обученных нерпячьих самцов: Вася, Федя, Адольф и Карл Маркс — подныривали под купающихся туристов и, упершись в их задницы, своими мордами выбрасывали из воды обезумевших пловцов на пять метров вверх. Те, взмыв в высоту и безумно ревя, затем стремительно падали обратно в прозрачную воду Байкала. Жизнь кипела почище, чем на тропических курортах. Тут джунгли были под водой. А экзотика везде.

Разные проверяющие начальники восхищались темпами экономического роста. Критики не высказывал никто. Они прекрасно понимали, что можно невзначай попасть к снежным человекам, так сказать, на собеседование. Даже самые толерантные, утопающие в голубизне, серьезно опасались за свою жоп… репутацию. Из-за аналогичных страхов в Иркутске умерла коррупция полностью, окончательно и бесповоротно.

Остап Ибрагимович Байкальский занимал пост мэра уже 15 лет. Но вот, в его день рождения, 19 апреля, к дому градоначальника подъехал черный воронок. Из этой печально известной машины вышло шесть человек. Они были одеты в революционные черные кожаные плащи. На боках у каждого вороненым металлом зловеще бликовали револьверы. Они были заряжены разрывными пулями, которые, попадая в живот, разрывались от смеха. Это была наноразработка молодых ученых санэпидстанции для нейтрализации буйных клиентов. Но мэру было не до смеха. Он было попытался возмущаться, но на него сразу надели смирительную рубаху. Ритуал был прописан в инструкции по депортации буйных сорокалетних старперов, самостоятельно не переселившихся в геронтологическую зону за город.

И вот уже воронок повез мэра за город на заслуженный отдых. А по вечерним улицам Иркутска продолжали расхаживать молодые улыбающиеся люди. Стариковской немощи нигде не было видно. Все светилось и переливалось молодым задором.

Молодежная жизнь, счастливая и беззаботная, продолжалась в городе Иркутске и на Байкале.

Хмурая осень

Угрюмые тучи окутали тяжелой пеленой небосклон. Их злые темно-серые кудри плотно закрыли доступ ласковых солнечных лучей к увядающей природе. По пожухлым листьям деревьев стекали теплые слезы дождя и падали на еще недавно звенящий жизненной энергией зеленый травяной ковер. Каждая травинка знала, что уже скоро выпадет первый снег, что неумолимо и безвозвратно уходит сезон лета, приближается зима.

— Всех замочу, — сердито кричал дождь, сбрасывая потоки влаги на головы прохожих.

Люди, ежась от промозглого ветра и, поправляя свои плащи и капюшоны, плелись каждый по своим мирским делам. Кого-то ждали на работе, а кто-то, находясь на заслуженном отдыхе, шагал в аптеку, чтобы купить себе лекарства.

Помирать неохота. А как выживать в этом прозябании, в этой сложившейся обстановке, которую им устроило нынешнее правительство, никто не знал. И тяжелые мысли как чугунные гири тяготили затуманенное сознание пенсионеров, еще недавно верящих в светлое будущее.

Они, отдавая молодость и все свои силы, честно трудились на благо Родины. А теперь остались один на один со своими жизненными проблемами. Они, их отцы и деды, проливая пот и кровь, защищали родину от фашистских захватчиков, восстанавливали и поднимали индустриальную и военную мощь страны, строили гидростанции, фабрики, заводы.

А теперь результатами их труда, их подвигов по итогам варварской приватизации стали владеть и пользоваться отдельные индивиды. У них, этих нуворишей, теперь один бог — деньги. Получение прибыли любой ценой и, в первую очередь, за счет обнищания народа — их главная цель. На их стороне законы, которые принимаются высокооплачиваемыми депутатами, обслуживающими интересы власть имущих.

Вся политическая система страны построена по американским лекалам во благо финансовых и промышленно-торговых магнатов. Государство управляется правителями, избрание и назначение которых обеспечивают олигархи через тотальное оболванивание людей подконтрольными им и щедро финансируемыми средствами массовой информации.

Послушная верхам коррумпированная управленческая вертикаль, благодаря вельможным руководителям силовых структур, блокирует инакомыслие. Правоохранительная система на местах обеспечивает неукоснительное исполнение законов, написанных для исполнения простыми людьми, прежде всего в интересах властелинов жизни. Для них же самих закон не писан, им можно все!

Кто-то, и их ничтожно малое число, владея бесчисленными финансовыми возможностями, является хозяином жизни, может покупать за рубежом замки, гигантские яхты, спортивные команды и прочие блага, имея законные льготы и государственную защиту.

Кто-то, и их большинство, влачит жалкое, а порой и нищенское существование, постоянно думая о выживании. Такое мироустройство навязано нам западом и успешно реализовано после «перестройки» в нашей стране. Оно, наверное, призвано сократить количество жителей России. Так сказать, «замочить лишних на всем пространстве».

Эти тяжелые мысли, пришедшие по осознании существующих реалий действительности, осиным роем кружились в голове пенсионера Ивана Ивановича. Наконец он доковылял до аптеки. Жизненно необходимые лекарства потянули на сумму в восемь тысяч рублей.

— Так, от пенсии в одиннадцать тысяч рублей осталось на прожитье три тысячи. Коммуналку за квартиру оплачивает сын. Надо как-то остаток от пенсии растянуть на целый месяц, — начал размышлять пожилой человек.

В соседнем супермаркете он купил две коробочки лапши быстрого приготовления «Доширак» производителя из Кореи «Палдо», заплатив около трехсот рублей. Потом Иван Иванович решил шикануть и купил килограмм куриных желудков. За эти потроха, за этот субпродукт он отдал еще сто рублей.

— Так, запирую, на два-три дня еды хватит, — прикинул пенсионер.

Рядом с ним у кассы супермаркета стояла бабушка. Она судорожно ковырялась в своем стареньком кошельке. Внутренности ее нехитрого портмоне были вывернуты наизнанку. Но двух рублей и пятнадцати копеек, чтобы рассчитаться за скромное приобретение продуктов в магазине ей не хватало. На старушке было пальто, которое в семидесятые годы прошлого столетия, наверное, было писком моды.

А сейчас оно выглядело жалко, как воспоминание о социалистических реалиях. Впрочем, эти реалии были не такими уж плохими. Тогда, как говорилось, у людей была уверенность в завтрашнем дне. Бабушка была слегка начепуренной. Жирным черным карандашом были обозначены брови. Губы накрашены какой-то бордовой помадой. Щеки слегка нарумянены. Эдакий моложавый мейкап неумелого визажиста смотрелся забавно и немного грустно.

Сам Иван Иванович был одет опрятно, но без изысков. Его плащ достался старику от старшего внука. А ноги были обуты в кроссовки, которые ему отдал его сын. Пенсионер не разрешил их выбрасывать, сгодятся еще, послужат.

Глядя на печаль и растерянность пожилой женщины, Иван Иванович инстинктивно достал из своего кошелька три рубля и протянул их старушке:

— Возьмите, пожалуйста, денежки. У меня еще есть, а вам сейчас нужнее, — сказал он, печально улыбаясь, глядя в глаза своей нечаянной знакомой.

— Нет, что вы. Я не могу у вас взять деньги, — мрачно ответила старушка, ее щеки начал покрывать какой-то фиолетово-розовый румянец.

— Возьмите, не обижайте меня, — искренне произнес Иван Иванович. — Люди должны помогать друг другу. Или иначе мы не люди, — наш пенсионер был полон решимости.

Он протянул эту недостающую сумму денег кассиру супермаркета.

Та отбила чек и отдала сдачу.

Старушка взяла свою убогую покупку молча, положив ее в старенькую, видавшую виды котомку, и робко, опустив взгляд, произнесла:

— Спасибо, вам, добрый человек. У меня нет никого, кто бы мог мне помочь.

Глаза ее наполнились слезами.

Потом бабушка, улыбаясь и тихо всхлипывая, заплакала.

Она была похожа на маленькую девочку, на которую внезапно обрушилось счастье.

Молоденькая кассирша супермаркета, глядя на эту пронзительную сцену, не выдержала и тоже заплакала, как маленький ребенок, так искренне и горько. Ей было обидно и стыдно за отношение государства к пожилым людям, оставившего своих ветеранов один на один с бедностью, обрекшего стариков влачить жалкое нищенское существование.

Наваждение

Нимфа из студеных вод Байкала

Василий Петрович проводил свой уикенд на берегу Байкала. Уютная гостиница «У озера» скрасила его душевное одиночество, а прекрасно приготовленные блюда местной кухни ублажали его плоть.

Как хорошо здесь! А какой здесь воздух! Он своей звенящей чистотой опьянял сознание уже не очень молодого инженера-конструктора. А какая здесь бархатная тишина! Она как любимая женщина окутывала его ложе пушистым одеялом ласкового тепла и ложилась с ним в постель.

Ему хотелось прижать ее и расцеловать, но его земное осязание было не способно ощутить и понять сполна неземную и сказочную энергию добра этой непознанной еще им светлой женщины. Василий Петрович засыпал как младенец. Иногда во сне ему, как ребенку из далекой сказки прошлого, хотелось прикоснуться к маминой умиротворяющей теплом и заботой груди. Ему хотелось внять то забытое чувство, когда он только начинал знакомиться с бытием этого мира, придя в него из глубин Вселенной из далекой и никому неведомой дали — со звезды по имени Любовь из созвездия Хрустального Добра.

Внезапно он проснулся и начал ощущать в себе зов космоса, зов чего-то непонятного ему до сегодняшнего дня. Василий вышел из своего домика на затуманенную улицу. Кудри седого испарения с поверхности священного озера заполнили собой весь окружающий мир. Они плавно кружились под звуки волшебного танго байкальского прибоя, доносящегося с берега. Они волновали его душу, будоражили сознание и, как оказалось, не напрасно.

На берегу Василий просто остолбенел, увидев удивительную, искрящуюся лунными бликами и светом небесных созвездий картину. Из студеных вод Байкала выходила женщина. Она была обнаженной. Ее необыкновенно красивая, чуть полнеющая фигура излучала власть над всем окружающим миром.

Василий Петрович тут же попал под ее волшебные чары. Он почувствовал ее власть над собой. Власть полную и всепоглощающую. Лицо этой нимфы излучало неприступность. Глаза ее сверкали бриллиантовым светом, полным величия и собственного достоинства.

— Ой, это же красавица Фике (Маленькая Фредерика)! София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская, больше известная как великая русская императрица Екатерина II, правившая Россией в XVIII веке.

— Да, это я, Василий Петрович. А не изволите пригласить меня к себе в опочивальню? Я немного продрогла. И желаю испить глинтвейна с горячим шоколадом.

— Императрица моя, конечно, конечно, если вы изволите, я приглашаю Ваше Величество в свои апартаменты, — залепетал не на шутку ошарашенный инженер-конструктор.

«Ё-мое, че же делать? Я совсем не пьющий спиртного. Да еще из мини-бара просил убрать весь алкоголь за его ненадобностью мне. Ой, че же делать? Фике не каждый день можно увидеть. Ох, а вдруг я опарафинюсь и обижу ее. Ну, блин, думай, голова. Все! Решено! Умру, но Иркутск не опозорю! Щас я все устрою. Все организую. Все, все, все».

Василий Петрович под руку галантно проводит обнаженную величественную императрицу в свой домик.

— Ваше Высочество, я сейчас мигом, айн момэнт, — и Василий Петрович суетливо бежит в бар гостиницы.

Двери, как назло, закрыты. Тогда наш очарованный мужчина влезает в помещение через чуть приоткрытое окно бара. Тут же он натыкается на администратора Марину. Она расположилась в зале на импровизированном ложе из надувного матраса. В лунном свете ее тело как сфинкс, величаво и игриво, принимает любовные ласки начальника охраны в соответствующей позе древнего арабского изваяния.

— Мариночка, извините меня, пожалуйста. Вы потом доебе… ой! Довлюбляетесь. Дайте мне бутылку виски, и я побежал.

— Что это такое? Мне Любовь Михайловна, хозяйка гостиницы, отрекомендовала вас как порядочного человека, непьющего к тому же. А вы среди ночи влезаете в бар через окно за алкоголем. Как это понимать? Вы просто пьяница и дебошир! — с гневом в голосе восклицает Марина.

— Ко мне пришла императрица Екатерина II. Я вам потом все объясню. Будьте так любезны, не ругайтесь. Выполните, пожалуйста, мою просьбу. Или я все здесь разнесу нах! — начал закипать Василий Петрович.

— Дай ему пойло от греха подальше, Марина. Че, не видишь, что ли? Он сумасшедший, — начал робко вещать пьяный и не на шутку перепуганный начальник охраны.

Все обошлось без драки. И вот Василий Петрович разливает виски в изысканные бокалы в своем гостиничном номере.

— А у вас неплохой напиток, милый мой Василий, сын Петра. Мне раньше такой не доводилось отведывать. Скажи своим холопам, что они меня порадовали.

— Да, конечно, моя императрица, всенепременно скажу. Велю еще им тринадцатую зарплату начислить и наказания за прогулы, пьянки и гулянки отменить.

— Ты очень щедрый, друг мой. Мне хочется еще проверить, какой ты в постели. Не измельчал ли русский мужик? — восклицает императрица.

— Я буду стараться, моя императрица! Умру, но Иркутск не подведу! Мужскую сибирскую половину населения не опозорю. Все силы свои соберу и отдам вам, моя королева.

— Нет, мне все население собирать не надо, советами замучают. Да и с мертвым тобой я что делать-то буду? Давай начинай ты сам, потихоньку, потихоньку, а потом темп нарастим…

— Разрешите исполнять, майне либе.

Ах, какая она была знойная женщина! Ей больше трехсот лет, а выглядит на тридцать. Ее тело упруго, а груди как мячики. Ее темперамент как вулкан, ее ласки обворожительны как космический ветер, ее поцелуи как сахар. Она, она, она, а-а-а-а!

Василий Петрович улетел в космос наслаждения и неземного восторга. Он летал среди галактик страсти до изнеможения. Все это время земля под гостиничным комплексом «У озера» ходила ходуном. На байкальском побережье начали зарождаться разрушительные цунами. Природа бушевала.

Когда Василий Петрович очнулся, Фредерика уже крепко спала и только слегка постанывала. Как будто бы акт любви все никак не мог завершиться в ее императорском сознании. Потом нежные солнечные лучики начали пронизывать полумрак комнаты. Когда первые лесные птички стали распевать свои утренние мелодии, Василий Петрович окончательно проснулся. Он нежно поцеловал свою Фредерику. Он был полон любви и восторга после сказочной и бурной ночи. От поцелуя Фике открыла свои глаза.

Боже мой, на Василия Петровича смотрели два огромных драгоценных небесной синевы сапфира. Он утонул в этом необыкновенном взгляде. Он не мог и не хотел выбираться из этой волшебной космической пучины.

Потом они на машине поехали домой. Земное воплощение Фредерики оказалось на самом деле девушкой Ольгой. Она прекрасно вела машину, не создавая опасных ситуаций. Хотя вчерашняя ночь была изнуряющей и насыщенной, но ее концентрация как водителя была на высоте. Дома Ольга познакомила Василия Петровича со своим маленьким сыном Алексеем. Они с красавицей мамой были похожи, как две чистые родниковые капли.

Прошло немного времени, Фике и Василий сблизились и подружились. Им было хорошо вместе. Однажды Василий Петрович, не предупреждая Ольгу, приобрел билеты в нерпинарий, дельфинарий и цирк для похода вместе с Фике и ее принцем Алешей. Но это мероприятие не состоялось. Ольга, не обсуждая с Василием Петровичем, была занята своими делами. Ей было не до него. У всех свои привычки и своя жизнь.

Василий Петрович был зол сам на себя: «Зачем, дурак, влез в чужую семью? Ты им не очень-то и нужен».

На этом сказка стала затихать. Фике снова ушла в Российскую империю в свой XVIII век, а Василий Петрович остался в веке XX в своей набирающей опыт рыночных отношений России.

Может быть, сказка сможет возродиться, а может быть, время безвозвратно ушло. Всякое может быть. Но гостиница «У озера» живет и процветает. Сколько еще исторических или сказочных героев может выйти из хрустальных вод Байкала к ее посетителям и туристам, никто не знает.

Черный ворон по имени Вася

Шел 1998 год. Ярко светило солнце. Свежий ветерок разгонял морозный воздух по всем закоулкам и складкам местности. Мимо, шурша своими шинами, по заснеженному асфальту пролетали легковые автомобили. Было начало иркутской зимы. Жизнь шла своим чередом. Из гнезда, которое расположилось на лиственнице, стоящей возле самой проезжей части, на окружающий мир смотрел черный ворон.

Ничто из происходящего не могло ускользнуть от его пытливого взгляда. С высоты пятнадцати метров он, как когда-то старый пожарный со своей каланчи, наблюдал за окружающей обстановкой. Город был равнодушен к нему и не сулил никаких опасностей. Поэтому ворон был спокоен и уверен в себе.

Вдруг внизу что-то зашебуршилось. Это я вышел в свой дворик почистить дорожки от снега. Наш дворовой пес по имени Пират привстал на задние лапы, завидев меня, и игриво завилял хвостом. Имя ему дал мой тесть Георгий Семенович, когда я его еще совсем маленьким щенком притащил со Свердловского рынка.

Этот рынок был одним из моих любимых мест в Иркутске. Там прямо на земле, бывало, разложат свои старые, никому не нужные вещи: радиолампы, патефоны, винтики, шурупчики и другую утварь блошиного рынка бывшие интеллигентные люди и дожидаются своего покупателя. Зачастую напрасно, бойкой торговлей это не назовешь.

Зато живое и непринужденное общение, происходящее здесь, ничем не заменить. Если дома твоим мнением и твоими взглядами на жизнь никто не интересуется, надоел ты уже всем, то здесь ураган эмоций можно разделить с такими же как ты продавцами. А если подфартит, и кто-то купит что-то из этих экспонатов социалистического быта, то вожделенная бутылочка водки согреет сердце и душу работников подножной торговли. Она, кстати или некстати, может обернуться прологом для запоя на целую неделю, до следующей торговой сессии.

Взамен трехкомнатной квартиры, которую мы приобрели в районе Лисихи при переезде из Усть-Илимска, Лена приглядела частный дом в центре города, на улице Коммунистической, который впоследствии мы и приобрели у Кеши Романова — его собственника. Вот именно для этого дома на Свердловском рынке за бутылку водки я и купил четвероногого друга.

Это же надо, такой словесный оборот — «купил друга», как-то не по себе стало, лучше сказать «приобрел».

Короче, Пират охранял двор, я убирал снег, а ворон сидел на дереве и смотрел вниз. Такой незадачливый зоопарк со своими актерами из разных зообиологических видов. Все мы являемся частью природы.

Когда я перекидывал снег в кучу, отблески солнца от поверхности новенькой титановой лопаты — продукта все того же блошиного рынка — отбрасывали зайчиков, они устремлялись вверх, озаряя воронье гнездо всплесками света.

Ворон забеспокоился.

«Что за сигналы, кто и какую информацию мне посылает?» — подумал он.

Когда его терпение лопнуло, ворон встрепенулся и камнем кинулся вниз. В конце пикирующего полета он расправил крылья и, плавно снизив скорость, уселся на забор. Мы встретились взглядами.

— Ну что, парень, здравствуй, что ли, — говорю ему я.

Ворон в ответ начал переминаться на своих лапах. Его взгляд был пронзительным, он изучал меня. Наверное, хотел определить, что стоит ожидать от этого человека — угрозу и опасность или что-то другое.

Я тоже стал внимательно смотреть в глаза ворона.

Правду говорят, что глаза — это зеркало души. В них — в глазах ворона — читались любопытство и настороженность. Любопытство познания чего-то нового, присущее всему живому, и осторожность, обусловленная инстинктом самосохранения. Мне вдруг показалось, что этими птичьими глазами на меня смотрит не ворон, а наша галактика, какой-то иной, неведомый мир.

— Что же она, галактика, хочет передать мне — жителю Земли?

А поведать она, наверное, хотела о жизни ворона, которая переплелась с жизнью людей и окружающей природой.

Мы с вороном подружились на несколько лет.

Ворон сверху наблюдал, как складывается моя жизнь, а я снизу смотрел за жизнью ворона.

Моя семья прирастала. Я обустраивал и перестраивал свой дом. Из одноэтажного неказистого он стал трехэтажным, удобным и красивым внутри и снаружи. Правда, с улицы он выглядел почти как раньше. Только вместо четырехскатной крыши появилась мансарда, а цокольный этаж был расчищен, и там были обустроены огромная кухня и кладовая.

В кирпичном пристрое на первом этаже появилась ванная комната, туалет, комната отдыха, а на втором этаже — две комнаты для подрастающего поколения. В 1997 году дочь Оля с мужем Евгением подарили нам с Леной внука Алешу, а спустя два с половиной года, в 2000 году, на свет явился Сергей.

Работа по благоустройству дома и территории велась почти без перерыва несколько лет кряду. Фундамент и кирпичную кладку нам выполняли азербайджанские парни. Борис Агаев — председатель землячества Азербайджана — был моим другом. Сантехнические и сварочные работы вел Сергей Смирнов, помогал ему Дима Щекотов.

Другие работы выполнял Виктор, супруг Аллы Ананьиной, потом Алексей Зубарев. Алексей нам, в частности, устроил комнаты в мансарде и перестроил баню. Теперь в центре города Иркутска я и мои близкие, друзья можем попариться в прекрасной деревенской бане. Но главным архитектором и прорабом на начальном этапе строительства был Сергей Семихатов.

Он был удивительным прозорливым выдумщиком и очень практичным и деловым организатором. Я помогал ему, как юрист, защитить бизнес его с женой Наташей от наезда обнаглевших фискалов. А он заполнял паузу при простое их семейного дела строительными и организационными делами на нашем доме. Огромная забота при этом строительстве, как и всегда по жизни, ложилась на плечи моей супруги Елены.

Ворон со своей высоты наблюдал за нами. Иногда воровал блестящие штучки, и они с его супругой устраивали игрища. Какие же они озорные! Кто-то из них бросал блестяшку из гнезда вниз. Другой перехватывал ее в пикирующем полете, не дав ей упасть на землю. Потом они менялись ролями. При этом стоял такой шум и гам, что многих людей это напрягало не на шутку.

Иногда в их вороньей семье происходили ссоры. Они ругались, кричали, почти как люди. Ссора могла перерасти в драку, тогда во все стороны летели перья. Чего уж они там не поделили, понять было трудно. Однако всегда после драки наступало перемирие. Кто-то из супругов долго сидел на электрических проводах недалеко от гнезда. Потом, когда страсти и обиды уходили, он возвращался в гнездо, и вороны миловались.

А куда им деваться-то. Другого гнезда нет, любовниц или любовников природа не предусмотрела. Суждено вместе пройти весь жизненный путь, вот и шли, проявляя терпимость и любовь.

А еще каждую весну ворон, которого я назвал Вася, выводил птенцов. О новом выводке мы узнавали ранним летом, когда родители начинали учить летать свое потомство. Любая неудача сыночков или их дочек сопровождалась разъяснительной работой родителей. Вася на своем вороньем языке ругался и давал указания молодняку. Его супруга тоже беспокойно каркала, наверное, она больше всего опасалась, чтобы птенчики не стали добычей кошек.

Выходя на улицу, я иногда беседовал с Василием, если он изъявлял желание поприветствовать меня во дворе. С чем связано это желание, я не знаю. Только не с едой, это точно. Ворон никогда не попрошайничал, у него всегда была гордая осанка и вид, полный вороньего достоинства.

Конечно, когда мы рубили во дворе мясо, привезенное из деревни на зиму, Вася непременно воровал разлетающиеся кусочки, проявляя при этом хитрость и изворотливость. Делалось это молча. Своих сородичей на пиршество он почему-то не приглашал.

Удивительное дело, но у ворон присутствуют семейные узы. Птенцы, становясь взрослыми и улетая из гнезда, не забывают о нем. Я часто наблюдал, когда в период кормления птенцов к гнезду подлетает много птиц. Не только Вася и супруга, но и другие вороны, которых не отгоняют, с которыми не дерутся, им позволено подкармливать подрастающее поколение. Это сестры и братья из предыдущих выводков. Как трогательно. Они заботятся о своих беспомощных новорожденных родственниках. Наверное, обессилившему от старости отцу и матери тоже могут принести покушать.

О заботе братьев и сестер-ворон я потом вычитал в интернете.

А еще вороны моногамны, или как говорят в народе, они однолюбы. Создав семью один раз и на всю оставшуюся жизнь, они могут служить примером для многих людей. Узнав об этом их качестве, я еще больше стал уважать этих, казалось бы, не очень презентабельных птиц.

Вот написал выше, что Вася никогда не попрошайничал, и вспомнил, что был один такой случай, когда ворон обратился за помощью ко мне. А было это так. Год выдался морозным. На улице под минус пятьдесят градусов. Пират сидит в своей будке, не реагирует на окружающую обстановку, не лает на прохожих, только тихо и жалобно завывает.

Я вышел к нему, отворил вольер и позвал нашего охранника в дом. Пес долго сомневался, идти или нет. Он четко знал, что его дом — эта хорошо утепленная собачья будка, что охранять двор — это его главная обязанность. Но был трескучий мороз, и Пират, поборов свои чувства, шагнул в теплый дом. Вся его фигура как бы просила прощения. Хвост поджат, походка на полусогнутых лапах, взгляд в пол. Ну просто как нашкодивший школяр. Однако его с огромной радостью встретили домашние собаки — пудели Баксик и Антошка. Они с неописуемой радостью стали носиться по комнатам, сшибая все попавшееся на пути.

В это время в оконное стекло нашей кухни постучали. Стук становился все настойчивее. Я подошел и сквозь проталины изморози увидел ворона Васю. Он был нахохленным и сгорбленным, переминался с ноги на ногу. Я открыл окно и позвал Василия в дом. Но он даже не сделал шага вперед. Его глаза просили о помощи.

— Чем, Вася, я могу помочь тебе, если ты не хочешь зайти в наш дом погреться? — спрашиваю я Василия.

— Не надо мне греться. Там, в гнезде на лиственнице, замерзает моя жена-ворона. Мы не ели уже три дня. Она совсем ослабла и может замерзнуть. Дай мне еды. Я поем сам и унесу наверх моей любимой. Я хочу спасти ее от неминуемой смерти. Помоги мне, Сергей. Мы ведь друзья с тобой вот уже несколько лет.

Я был просто ошарашен, мне казалось, что я слышу голос ворона наяву. Его глаза были полны мольбы о помощи. Я побежал к холодильнику, достал мясо, сало, начал нарезать на мелкие кусочки.

Ворон стоял на месте и не шелохнулся. Когда приготовления были закончены, я поставил еду за окно перед вороном. Он начал глотать кусок за куском, потом взял в клюв сколько смог и поковылял от окна, очевидно для взлета. Я закрыл окно. Вася несколько раз возвращался и улетал вновь. Он накормил свою супругу, и они вместе пережили эту стужу.

Однажды в начале лета, когда я подъезжал к дому на своей машине, меня уже поджидал ворон Вася. Низко кружили несколько ворон. «Это супруга Васи и их взрослые дети из прежних выводков», — подумал я.

Они тревожно кричали. Траектория их полета была направлена вокруг вольера Пирата.

А Вася как бы просил меня:

— Сергей, подойди посмотри, что происходит. Помоги мне, спаси моего сыночка-вороночка, он упал на землю, вывалился из гнезда. Его может съесть кошка или задавить Пират. Пират уже давил пришлую, чужую ворону, которая хотела поесть из его миски. Он много раз давил крыс, перекусывая им шейные позвонки за то, что они покушались на его пищу. А там, в вольере, сейчас мой сыночек, мой продолжатель жизни. Спаси его, прошу тебя.

Я вошел в вольер. Пират сидел и, казалось, защищал этот маленький черный живой комочек, этого непутевого вороненка, выпавшего из гнезда.

Глаза собаки говорили:

— Я не дам в обиду этого птенца этим наглым кричащим воронам. Я смогу защитить его и дам воды и еды.

Я погладил своего верного пса.

— Спасибо тебе, Пират, ты настоящий друг, — похвалил я собаку.

Пират, понимая, завилял хвостом.

— Послушай, мой дорогой Пират, эти вороны не несут опасности для птенца. Это его родственники. Они хотят оказать помощь этому малышу. Дай я возьму его на руки.

Пират отошел в сторону. Я взял птенчика в свои ладони и начал думать, что делать дальше.

Вася уселся на забор. Он как бы подсказывал мне, что делать дальше.

— Сергей, птенец не может подпрыгнуть, чтобы расправить свои крылья и полететь. Посади его со мной рядом, — кричали глаза ворона Василия.

Его взгляд был таким напряженным, мне показалось, что из его глаз могут разразиться молнии и загреметь гром.

— Как же это существо заботится о своем ребенке. Какая же это неимоверная сила — защитить птенца и продолжить свой род. Это тебе не кукушка, которая подбрасывает свои яйца для выведения птенцов в чужие гнезда. Некоторым людям можно позавидовать такому поведению ворона.

Я подошел к забору и, водрузив на него птенца, быстро отошел в сторону. Вороны продолжали кружиться в небе над нами, но они уже не каркали. Мне оставалось только повернуться и идти домой, чтобы не мешать родителям и другим вороньим родственникам спасать это чадо.

Через некоторое время все успокоилось. Наверное, неопытный вороненок начал летать под присмотром своей многочисленной родни.

Вороны живут в среднем двадцать пять лет. Но наша дружба закончилась чуть раньше, а виной этому стала природа. Вернее, стихия — ураганный ветер. Он налетел неожиданно, даже синоптики не могли с достоверностью сказать, когда это случится. Они через средства массовой информации предупреждали людей о надвигающейся опасности. Люди могли предпринять меры предосторожности. Я, например, плотно закрыл все окна в доме, а также двери в теплицах.

Но как могли заранее уберечься от этого вороны? Не знаю.

Ветер заставлял вибрировать конструкцию дома. Вся мансарда дрожала, подобно самолету, попавшему в бешеные потоки турбулентности. Ее мне строила бригада украинцев. По завершении строительства они сказали, что крыша выдержит даже приземление вертолета, в шутку конечно. Действительно, крыша выдержала достойно натиск ветра.

Однако лиственница, на которой было расположено гнездо семьи черного ворона по имени Василий, пострадала серьезно, хоть и устояла в вертикальном положении. Ветки вместе с вороньим гнездом оторвало и разметало по округе. Благо птенцы из нового поколения уже выросли и покинули отчий дом.

После этого я Василия уже не видел никогда. Многие люди радовались, что рядом с нами больше нет крикливых и вороватых соседей, что теперь можно спать спокойно.

А мне было грустно, что я не смогу больше общаться с моим другом — вороном Василием, к которому я невольно привязался.

Ушел из моей жизни вместе с ним и кусочек живой природы со своими законами существования.

Галактика — этот неизведанный и загадочный мир, излучающий жизненные энергии на нашу Землю — не стала приближать меня к своим загадкам мироздания.

Наверное, еще не очень много мы знаем об окружающей нас природе и ее обитателях. А о дальних мирах и подавно.

Исповедь первому встречному

Повеяло весной. Озорной воробей Кеша, который частенько прилетал в наш двор, преобразился. Он уже не просто прыгал по поджаренному солнцем снегу в поисках крошек хлеба. Он гарцевал по проталинам, как по военному плацу. Бравый солдат перед сообществом дам-воробьих. Казалось, что спина его выпрямилась, грудь колесом. Ну просто гусар-забияка. Воробьихи ходили немного понуро, они не знали, кого выберет этот горделивый жених. Они поглядывали на него со стороны и пугливо переглядывались между собой. А воробей и не выбирал, он решил, что поимеет всех без исключения. Обычно воробьи, соединившись в пару, проживают своей семьей все пять лет — всю свою жизнь. Но наш воробышек был особенным. Научился, видимо, у кого-то из людей.

Евдоким, крепкий молодой мужик, выйдя из дома, улыбнулся, глядя на это предсвадебное действо пернатых. Потом сплюнул, растоптал окурок своей лакированной туфлей и вслух произнес:

— Блин, весной и щепка на щепку лезет в ручейке. А тут Кеша раньше ручейков в брачный пляс пустился. Не ровен час, до беды бы дело не дошло.

Не успел так подумать наш герой, как соседская кошка в акробатическом прыжке ухватила своими зубами молодого плясуна-любовника — воробья. Воробьихи в панике разлетелись кто куда. Они все равно не смогли бы помочь Кеше. А Кеша жалобно пищал. Кошка уже приготовилась к бегству со своей добычей во рту.

Но Евдоким бросился защищать коллегу по любовным приключениям. Мужская солидарность сработала. А как иначе? Иначе нельзя. А может, просто он пожалел пернатого донжуана Кешу. В неравной борьбе человека с кошкой победа была предопределена заранее. От лакированного пинка богатырской ноги, обутой в чебот «Версаче», кошка заверещала. Воробей вывалился из ее пасти на землю. А хищница, переполненная болью и страхом, стремительно запрыгнув на забор, убежала. Воробей выглядел жалко, он был унижен, его гордое самосознание было растоптано.

Натерпелся жути и смертельного страха наш герой-любовник. От этой трепки он был переполнен вселенским горем и отчаянием.

— Нечего еблом щелкать, когда вокруг столько опасностей. От этих баб одни только неприятности. Правда, и удовольствия много бывает тоже, — ласково заулыбался Евдоким спасенному им воробью Кеше.

Потом отряхнул пернатого, подержал его немного в своих огромных ладонях. Когда по внешним признакам у воробья прошло стрессовое состояние, Евдоким раскрыл ладони, и Кеша улетел залечивать свои раны — телесные и душевные.

Евдоким сел в свой новенький джип Mercedes-Benz последней модели, завел мотор, приготовился ехать — и вдруг увидел, как по его ладони струйками бежит кровь. Рана была неглубокой. То ли кошка царапнула, убегая, то ли зацепился за что-то, неважно. По пути следования на перекрестке улиц Провиантской и Седова расположена водоразборная колонка, или водокачка, как ее раньше называли. Здесь Евдоким решил остановиться, чтобы холодной водой промыть свою рану.

Тут его взгляду открылась следующая картина. На неказистой лавочке возле колонки сидела молодая девушка. По-видимому, она была слегка пьяна. Она водила чем-то металлическим по запястью свой левой руки. Евдоким пригляделся.

В правой руке девушка держала косметическую пилочку для ногтей в виде ножа. И этой пилочкой она увлеченно по-садистски водила по коже запястья левой руки. Как будто бы хотела перерезать и вскрыть вены.

— Ты че такой херней ширкаешь? Давай я тебе свой охотничий нож дам. Он острый как бритва, и ручка удобная, — с видимым пренебрежением произнес Евдоким, глядя на девушку.

Девушка подняла взгляд на мужчину, и в ее необыкновенных фиолетовых глазах появились слезы.

— Отстань ты, козел, и без тебя тошно, — послышался злобный голос несостоявшейся самоубийцы.

— Ты за базаром-то следи за своим, а то и по мордасам схлопотать можно, — отбрил наезд девицы Евдоким.

— Да не хотела я тебя оскорблять, извини, мужик, — смягчилась девушка, глядя в добрые юморные глаза Евдокима. — Понимаешь, я не местная, пришла к подруге на улицу Красных Мадьяр, а ее дома нет. Сеструха с парнями поехала на Байкал, а меня с собой не взяли. В дом, где мы снимаем комнату, в предместье Рабочем, возвращаться стремно, задолжали мы по квартплате.

Недавно другой знакомый парень к моей сестре приставал, лез к ней под бюстгальтер своей пятерней. Мы у него в квартире на улице Иосифа Уткина гулеванили. К нему идти не хочется. Безысходность и тоска. Что мне делать? Вот и решила себе вены перерезать, истечь кровью и помереть. Такие вот дела.

— Ладно, садись в машину, я тебя подвезу, куда скажешь.

Девушка встрепенулась. Евдоким забрал из ее рук орудие самоубийства и выбросил через забор стоящего рядом деревянного дома. Девушка благодарно посмотрела в глаза своего спасителя. Потом она расположилась на переднем сиденье автомобиля рядом с водителем и откинула кресло немного назад.

— Поехали на мою квартиру в Рабочее, я заберу свои вещи, — сказала она хриплым и дрожащим голосом.

Машина плавно набирала скорость. В комфортабельном салоне тепло. Магнитола еле слышно вещает о новостях, творящихся в мире. А девушке наплевать на то, что там в мире происходит, у нее свои проблемы — началось острое алкогольное похмелье. Организм весь потряхивало изнутри, в горле стало сухо, в глазах потемнело.

— На, хлебни минералки, — сказал Евдоким, подавая девушке «Ессентуки» в пластиковой бутылке.

— Мне бы чего покрепче, корежит меня, — прохрипела девушка.

— Ну и че? Выпьешь, потом выветрится, опять корежить будет. Может, лучше минералки? Полезнее будет.

— Ладно, давай.

— А тебя как звать-то? Меня Евдоким.

— Меня зовут Лида. Мы с сеструхой приехали в Иркутск из Тайшета, чтобы жизнь устраивать. Родители у нас умерли, никого там близких не осталось. Мне двадцать один год, а Таньке, сестре моей, девятнадцать. Сначала, когда деньги водились, все вроде бы ништяк было. Потом туго. На работу устроиться трудно, нигде не берут. Нет у нас специальности никакой. Я даже от тоски и безысходности в проститутки подалась. Ну, в агентство по оказанию интимных услуг. Съездила два раза на вызовы и сбежала. Не по мне все это, противно. Потом вроде замуж попала, забеременела. Но ребенок родился мертвым. Я его восемь месяцев под сердцем носила. Но не выносила, не получилось почему-то. Сбежала потом от мужа, забухал он. Бить начал, издеваться. Да ну его, козла, вспоминать неохота.

— Так ты вон красивая, однако. Я только щас тебя разглядел. Если работать не хочешь, выйди опять замуж, пока на тебя спрос есть. Пока красота не растаяла, да здоровье не пошатнулось.

— Да я пыталась. Свою анкету на сайте знакомств размещала в интернете с фотографией своей.

— Ну и че, клюют женихи-то?

— Не, обращаются всякие извращенцы…

— Ну, например кто?

— Много в интернете этих, как их, ну, долбодятлов, короче. Один все донимал, трахну ли я его страпоном в задницу.

— Ну и трахнула бы. Он же заплатил бы.

— Да, ты, че, Евдоким, я к пидорасам отношусь с брезгливостью.

— Я тоже.

— Евдоким, слышь, я минет умею делать хорошо, — и Лида скромно опустила свои глазки вниз.

Воцарилась пауза, которую спустя пару минут смешливо прервал Евдоким:

— Ну, молодец, Марья-искусница, рукодельница, значит. Только сейчас, вот, десять минут назад мою кисточку уже обмуслякали. — Он нагло соврал, чтобы больше не возвращаться к этой теме.

Возле маленького деревянного дома в рабочем предместье машина остановилась. Место указала сама Лида. Там она квартировала. Там у нее были какие-то проблемы.

— Евдоким, ты только не уезжай, подожди меня, пожалуйста. Я быстро. Понимаешь, в этом доме нам с сестрой комнату сдает парень, он моя первая тайшетская любовь. Мы с ним в детстве дружили. А сейчас он с женой живет здесь. Если будет видеть, что меня ждет машина, приставать не станет. Жена у него сейчас на работе. Я с ним, конечно, никаких шашней не имею. Но все же подожди.

«Да, секснагрузка у тебя нехилая и жизненные ориентиры все через одно место…», — грустно подумал Евдоким.

Через пять минут Лида вышла с маленькой сумкой, со своими нехитрыми пожитками.

— Куда едем дальше?

— Не знаю.

Машина тронулась. Потом Евдоким остановился возле ближайшего гастронома.

— Лида, возьми у меня тысячу рублей, сходи в магазин. Прикупи пузырь водочки и немного закусону разного.

— Ты че? Ты же за рулем, Евдоким?

— Так, тебя же корежит, Лида. Ты че, забыла?

— Это мне? Ничего себе, — удивляясь, заулыбалась девушка. — Все, бегу-бегу. Я сейчас, я быстро.

Через небольшой промежуток времени Лида вернулась вся сияющая. В ее руках был красивый полиэтиленовый пакет, внутри которого было, как ей тогда казалось, лекарство от стресса, от мужских обид, от похмелья и от всего злого и темного одновременно. Она протянула Евдокиму несколько сотенных купюр и металлических монет.

— На, возьми сдачу.

— Не надо, Лида, забери ее себе, пригодится еще.

— Спасибо, Евдоким, — Лида кокетливо окинула оценивающим взглядом своего случайного спутника.

Воцарилась пауза. Евдоким завел мотор и начал медленно трогаться с места. Лида ожидала от мужика активных действий. Как же, денежки надо отрабатывать. Но действий не последовало. Тогда Лида звонко засмеялась.

Ее необыкновенные фиолетовые глаза наполнились озорным огнем. Озноб стал проходить сам собой, даже без принятия вовнутрь водки. Она ждала, что же будет дальше?

— Лида, пойми меня правильно. Я не животное. Я не хочу пользоваться тобой, твоей слабостью, твоим, казалось бы, безвыходным положением. Я, конечно, люблю баб, обожаю заниматься с ними сексом. Но не так же, не по-собачьи. Ты, бесспорно, красивая девушка. Пользуйся этим, если хочешь. Но лучше не зависеть ни от кого. Найди себе работу и живи полной жизнью.

Глаза Лиды снова наполнились слезами.

— Евдоким, тогда отвези меня к моему другу, о котором я уже говорила, на улицу Иосифа Уткина.

— Это к тому, который к сеструхе Таньке в сиськи лез?

— Да. Только ты не подумай, у меня с ним ничего нет. Просто надо с кем-то выпить. Ты ведь не хочешь мне составить компанию. Почему-то я тебя не привлекаю, не возбуждаю.

Она ещё не теряла надежды, что мужчина передумает и захочет сблизиться с ней. Ведь она стройная и красивая.

— Куда дальше-то ехать? Вот улица Уткина. Вот перекрёсток. Вот тупик. Куда дальше-то? Номер дома какой?

— Ой, я позабыла, там еще арка такая есть.

— Ага, дерево и мужик. Как в кине «Джентльмены удачи», — засмеялся Евдоким. — Звони ему, пусть объяснит, как проехать, или пусть тебя встретит.

Лида набрала на своем сотике номер телефона знакомого.

— Игорь, понимаешь я к тебе еду, бутылочку взяла. Какой номер дома у тебя? Подскажи, как проехать, — заворковала игривым голосом Лида.

Потом вдруг, испугавшись, передала трубку Евдокиму.

— Ты кто такой, откуда ее знаешь? — слышится злой и взволнованный голос ревнивца.

«Да, воистину, с ним у Лиды ничего нет и не было», — про себя заулыбался Евдоким. А вслух произнес:

— Слушай, поц, я таксист из Усолья-Сибирского. Иркутск знаю плохо. Привозил по заказу людей в аэропорт и сейчас подвожу пассажирку. Мне на твои вопросы насрать, у меня своих проблем хоть отбавляй, понял? Какой номер дома? Говори! Вот так бы сразу!

Лида благодарно смотрела на своего случайного знакомого — Евдокима, который опять пришел ей на помощь. Настал момент расставания.

— Ты, может, мой номер сотового телефона запишешь? Мало ли чего, а, Евдоким? — жалобным голосом искренне и с надеждой произнесла Лида.

Евдоким сделал вид, что забивает в свой престижный айфон последней модели ее номер.

«Вот мужик, блин, странный какой-то. Не воспользовался, не приставал, денег просто так дал и не трахнул даже», — грустно подумала Лида.

«Как же непросто быть молодой и красивой девушкой, если нет у тебя стержня в характере. Если нет у тебя родителей, близких, любящих тебя людей. Если нет добрых старших товарищей. Если нет веры в добро, веры в Бога. Да, блин, я сейчас чувствую себя как воробей Кеша после сегодняшнего его приключения. Только мне не кошка, а что-то другое помешало. Что же это такое?» — начал размышлять Евдоким.

Больше их пути с Лидой не пересекались.

Кружка чая на брудершафт

Евдоким и Евдокия

Теплый мартовский день заканчивающегося двадцатого века. Евдокия Альбертовна в приподнятом настроении шла на очередную проверку в ДЮСШ ГОРОНО. Под этой аббревиатурой «скрывалась» целая армия спортсменов, будущих великих чемпионов или просто здоровых и крепких ребят. Это детско-юношеская спортивная школа при отделе образования города Иркутска. А она старший инспектор. Почему-то Евдокия с большим волнением ждала встречи с руководителем этого учебного заведения.

«Он интересный мужчина, рано поседевший, наверное, от жизненных переживаний, — размышляя про себя предположила молодая женщина. — А еще он крепкого телосложения, тренер по боевым искусствам и восточным единоборствам. Карате-кекусинкай — это один из наиболее травматичных контактных видов боевых искусств. Там в жестком спортивном единоборстве бойцы эффектно порхают, как бабочки, и бьют соперника ногами, как кувалдами. Далеко не каждый человек может выдержать такое противостояние. Тут нужна сила, выносливость и, конечно же, боевой дух. Все пацаны и девчонки очень уважали своего тренера, мастера-сенсея. Интересно, а он женат или, может… Все может быть…» — уже не по теме проверки начала думать Евдокия Альбертовна, приближаясь к зданию спортивного заведения.

На самом деле Евдоким был немного женат. Примерно так, как бывают слегка беременны. Сначала, по окончании Иркутского политеха, он был бизнесменом. Зарабатывал деньги и успешно содержал свою молодую семью. Воспитывал двоих детей. Потом бизнес ему надоел, или что-то там не заладилось… Дочь выросла, вышла замуж и уехала жить в Москву. Сын повзрослел и подался на севера на заработки в нефтяную компанию. С женой отношения были в стадии изрядно затянувшегося разрыва. О Евдокиме в этой книге уже рассказывалось в истории «Исповедь первому встречному», поэтому читатель уже немного знаком с нашим героем.

Тем временем директор школы Евдоким Николаевич был весь в режиме ожидания. О предстоящем визите проверяющей он был оповещен заранее. Все документы для этого были заблаговременно подобраны. На стене висели почетные грамоты и разные благодарственные письма. Кубки украшали шкафы кабинета. Школа вырастила уже целую плеяду чемпионов. Огромный опыт директора ДЮСШ подсказывал, что по производственной части все будет хорошо. Так было уже на протяжении семи проверок, проводимых Евдокией Альбертовной. А вот об инспекторе он начал думать и поймал себя на мысли, что думает-то он мечтательно. Она такая красивая и стройная с выразительными, как весеннее небо, голубыми глазами. Только с каждым прожитым годом в ее взоре было все больше грусти.

Евдоким это приметил и начал размышлять о причинах: «Неужели эта красавица уже кому-то надоела, обрыдла, как говорят в народе? Так, к сожалению, бывает, когда заедает повседневная монотонность. Муж и жена становятся почти чужими, не очень нужными друг другу людьми. Их секс — это вид вынужденного, сложившегося по привычке телесного контакта. Тут уже нет ярких красок и восторга. Это как сходить по нужде, пообщаться, сняв штаны, с санфаянсом. Типун мне на язык за такое вот дурацкое и непоэтичное сравнение».

Раздался стук в дверь.

— Входите, пожалуйста. Я вас ожидаю.

— Здравствуйте, Евдоким Николаевич.

— Здравствуйте, Евдокия Альбертовна.

— Я к вам, Евдоким Николаевич, с плановой проверкой.

— Я знаю, Евдокия Альбертовна, предупрежден заранее.

— Мне бы хотелось побыстрее перейти к делу.

— И я тоже заинтересован в конструктивной работе.

— Так может быть, сразу приступим к проверке?

— Конечно. Все документы перед вами в папках.

— Министерство образования Иркутской области расширяет горизонты по использованию возможностей спортивных сооружений. В том числе имеется в виду привлечение для занятий спортом коммерческих групп на платной основе. Чтобы самим зарабатывать деньги на содержание и развитие материальной базы, повышение зарплаты тренеров.

«Что только ни придумают эти „эффективные“ чиновничьи менеджеры. Наш спортзал загружен и так выше крыши детскими секциями. Вводить плату за занятия — значит, закрыть путь многим мальчишкам и девчонкам для физического развития», — начал мысленно подготавливать ответ опытный тренер.

Евдокия Альбертовна продолжала говорить. Ее голос струился, как весенний ручеек. Вдруг он стал обволакивать Евдокима, как пелена тумана. Директор уже почти не слышал слов, произносимых проверяющей. Он тонул в грустной мелодии ее голоса, его завораживающего тембра. «Какая она все-таки красивая женщина. Какая у нее высокая и, наверное, упругая грудь. А глаза… как два драгоценных сапфира. Только они излучают не волшебной голубизны свет радости жизни, а какой-то покрытый пеленой отблеск далекой и одинокой звезды из глубин холодного космоса. В той галактике, наверное, все звезды одиноки, и не суждено им ощутить огненный вихрь энергий нашего солнышка. Энергий добра и любви, которые на планете Земля породили жизнь, — начал думать наш герой. — Такая необыкновенная звездочка эта Евдокия Альбертовна. Надо забрать ее из той мрачной космической дали, из той промозглой и холодной галактики. Надо вернуть ее, переместив на наше татами. Здесь, купаясь в жизненных энергиях, нужно отогреть ее в спортивных упражнениях, дать заряд здоровья и бодрости. Может быть, именно для такого доброго дела задумало министерство образования платные группы для взрослых?» — продолжил размышлять взволнованный своим воображением тренер-сенсей.

Вдруг его, как хай-киком по ушам, резанул восклик проверяющей:

— Евдоким Николаевич, вы меня совсем не слушаете? У вас отсутствующий взгляд, как будто бы вы находитесь где-то далеко.

— Нет, что вы, Евдокия Альбертовна, я весь внимание. Я просто заслушался. Ваш голос звучит необыкновенно. Раньше я такого почему-то не замечал. Может быть, просто не обращал внимание на мелодия вашего голоса. Извините, но так и есть на самом деле. И ничего тут не поделаешь. Вот такие дела…

— Вы что, Евдоким Николаевич, мне комплимент делаете? Раньше такого не было или я просто этого не замечала?

— Прямо не знаю, что сказать в ответ, — засмущался Евдоким Николаевич, при этом его щеки зарумянились.

— Что-то новенькое возникло в нашей серой инспекторское работе, — заулыбалась Евдокия, — или я ничего такого ранее не замечала, не обращая внимания на мелодию вашего голоса?

Евдоким нахмурился и начал монотонным голосом зачитывать цифры и факты из заранее приготовленного проекта отчета. Он внимательно смотрел на экран своего ноутбука. Там плясали графики и диаграммы. А в голове у него плясали мысли о красавице-инспекторе, прибывшей в ДЮСШ на очередную плановую проверку и шутливо отреагировавшую на его робкий, а может быть, неуклюжий и неуместный комплимент.