Бесплатный фрагмент - Профетономикон

ПРОЛОГ

Дар пророчества — вот о чем с самой своей колыбели мечтало человечество.

К. А. Тимирязев.

Девять тысяч лет назад в дельте рек Тигра и Евфрата при впадении их в Персидский залив обитало племя охотников и собирателей, наслаждаясь благоприятным климатом, необычайным плодородием земли, изобилием водных источников, растений и животных. Это было поистине райское место. Люди жили здесь большими семьями, беззаботно и счастливо, а щедрая природа снабжала их всем необходимым.

Жили дружно, по-родственному, пока одно событие не внесло раздор в их патриархальный быт.

Событие на первый взгляд незначительное. Ной, глава одной из семей, задремав после обеда, увидел сон. Или, может, не сон, а видение. В общем, пригрезилось ему, будто к нему явился посланник от Бога, и передал сообщение, которое он, Ной, должен донести до людей.

Встревоженный Ной, не оглашая деталей своего видения, немедленно послал сыновей и домочадцев позвать старейшин — отцов других семейств на совет.

Когда старейшины собрались, Ной, затворив дверь, сказал, что дело чрезвычайное, и во избежание паники, собравшиеся не должны пока ничего никому говорить, но, здесь, в узком кругу, надлежит им принять важное решение.

— К следующему новолунию, — сказал он, — землю постигнет ужасное бедствие. Небо покроется тучами, так что днем будет темно как ночью. Начнется ливень, который не перестанет в течение четверти луны. Обе великие реки переполнятся, выйдут из берегов. Поднимется ветер, и от дальних гор, от истока вод, чудовищной силы поток обрушится на поля и пастбища. Все дома и постройки скроются под водой. Всю долину поглотит море. Посевы и стада, и все люди погибнут в пучине. Даже птицам негде будет вить гнезда, ибо всё будет под водой.

— Что же нам делать? — растерянно спросил кто-то.

— Об этом мне также были даны подробные инструкции, — продолжил Ной. — «Покинь изобилье, заботься о жизни, — сказал Бог, — Богатство брось, спасай свою душу! Снеси жилище, построй корабль, просмоленной кровлей покрой его сверху. На корабль погрузи все живое, людей, припасы, мехи с водой, зерна для посева, из домашних животных хотя бы по паре, самцов и самок, способных принести потомство. Сделай так сам, и другие пусть сделают то же. Когда придет вода — взойдите на корабли, засмолите крепче двери и щели, — так вы спасетесь».

Выслушав сообщение Ноя, присутствующие зашумели и заспорили.

— Ты предлагаешь бросить всё, и заняться строительством кораблей? — спросили его. — Да еще разобрать дома и постройки? Где же нам тогда жить? Где хранить припасы?

— Впереди посевная! Если мы сейчас всё бросим, останемся без урожая! И всё из-за какого-то видения?!

— И правда, Ной! Может, это просто дурной сон! Может, тебе это привиделось? Мало ли что в послеобеденном сне померещится!

— Точно, сосед! Мне вот вчера снилась Нафанаилова Малка, совершенно голая — прошу прощения, уважаемый Нафанаил. Но это же не значит, что она правда показывалась мне в таком виде!

Эти слова потонули в хохоте.

— Да и вообще, с чего ты взял, что это был Бог? Может, это тебя демоны попутали?

— Да ему просто голову напекло!

— Или он спятил. Как Эли — пастух. Тот уверяет, будто овца с ним разговаривает.

— Ни для кого не секрет, что Ной — любитель выпить сикеры, а как напьется — его не добудишься, хоть над ним в тоф колоти.

— А ты, Софония? Ты самый мудрый среди нас. Ты что про это думаешь?

Софония кивнул и, разгладив окладистую бороду, спросил:

— Ной, ты давно тут живешь?

— И я, и пять поколений моих предков, которых я помню, — мы всегда здесь жили.

— Хорошо, — продолжил Софония. — И сколько раз за твою жизнь в нашей долине случались наводнения?

— Ни разу.

— Вот и я не припомню. Засуха была, нашествия саранчи случались. Но потопов отродясь не было. А дождь? Сколько раз такое было, чтобы дождь лил целую неделю?

— Не помню такого, — отвечал Ной.

— Вот именно! Чтобы выпросить у Бога хоть маленький дождик приходится лучшего быка в жертву приносить. Значит, опасность, которой ты нас пугаешь, — это опасность маловероятная. А вот если мы, бросив всё, не вспашем и не засеем поля, то мы и наши дети будем голодать. Это — реальная опасность. Если мы раскатаем на бревна наши жилища и городские стены — мы станем бездомными и беззащитными. Приходи и бери нас голыми руками. Это тоже реальная опасность. А теперь скажи, разумно ли подвергать себя реальным опасностям ради того, чтобы избежать мнимых?

Риторический вопрос потонул в одобрительных возгласах.

В общем, сограждане Ною не поверили.

Но сам-то Ной точно знал, что он видел. Посланец Бога ему показал картину грядущего бедствия, — в ушах долго еще стояли крики утопающих. Собрав своих сыновей, зятьев и внуков, что постарше, Ной приказал им строить корабль, — в точности такой, как ему было показано.

Наблюдая, как сыновья Ноя сносят свой дом, разрушают ограду, забивают скот на солонину, как дети таскают смолу, а женщины плетут корзины для припасов, соседи пересмеивались, крутили пальцем у виска.

Но вот роковой день настал. С самого утра небо заволокло тучами. Хлынул ливень. Он лил весь день, не переставая, и конца ему не было. Целый день было темно как ночью, в черных тучах зловеще сверкали молнии, раздавались оглушительные раскаты грома. «На лицо погоды было страшно глядеть», — запишет потом летописец. Дождь лил день, и два, и три, и целую неделю.

При первых признаках ненастья Ной со своим семейством и с немногими другими, которые ему поверили, укрылись на корабле, плотно забив паклей и засмолив двери и щели.

А тем временем от дальних гор, от истоков вод, в долину уже устремились воды потопа. Разметав в щепы казавшиеся такими прочными бревна плотины, подгоняемый ветром водяной вал высотой с гору ворвался в поселение и понесся, словно вражеская конница, круша всё на пути, срывая крыши домов, выворачивая с корнями деревья. В грязном потоке среди клочьев пены мелькали головы людей, тела овец, коров и лошадей, колеса повозок, оглобли и домашняя утварь. «Не видит один другого; и с небес не видать людей». Вопль и стоны оглашали окрестности в промежутках между громовыми раскатами. За какой-то час вся плодородная долина скрылась под бушующими водами, и все её жители погибли, а тела их были унесены в море и стали кормом для морских чудовищ. Спаслись только Ной и те, кто, послушав его, взошли вместе с ним в плавучее убежище.

Религиозные проповедники толкуют эту притчу таким образом: люди не послушали Бога — вот и понесли заслуженное наказание. А послушали бы — были бы в порядке.

Эх, если бы всё было так просто! Знать бы, где упадешь — соломки бы подстелил.

А попробуйте представить себя на месте современников Ноя.

Вот приходит к вам ваш сосед и говорит: «завтра случится страшное, ломай дом и строй лодку». Вы бы ему поверили?

Вы бы поверили, что ваш сосед, такой же человек, как и все остальные, ничем не лучше, любитель выпить и поспать после обеда, может обладать каким-то особым знанием, которым не обладают другие?

Вы бы поверили, что то, что он говорит, действительно исходит от Бога, а не выдумано им самим или привиделось ему во сне?

Глядя на икону, где Ноя изображают с нимбом над головой, а в руках — макет корабля, сомнений не возникает: да, это точно пророк, точно от Бога.

Но икона та, — когда писана? Через сколько тысячелетий после тех событий?

Реальный Ной никакого нимба на голове не носил, и ничем иным от других не отличался. Как понять, от Бога ли он или так, сам по себе? Или вообще от лукавого? Задним то числом все умны. А вы поставьте несколько человек рядом — и попробуйте отличить, кто из них пророк, а кто нет. И вы наверняка этого не сделаете, даже если бы от этого зависела ваша жизнь!

«Если бы Иисус снова на землю пришел, его бы снова и распяли» — говорит Феофан Грек в фильме Тарковского «Андрей Рублев». И ведь распяли бы! Не исключено, что те же проповедники в первых рядах.

Запечатленная в Коране, в Библии, в клинописных текстах Древнего Вавилона, в индийских священных книгах притча о потопе, — это не просто нравоучительная притча.

Это условие задачи, которую перед нами ставит сама жизнь.

Как отличить пророка от простого смертного?

Как распознать голос Бога среди множества человеческих голосов и мнений?

Как мы поступим, когда нечто подобное произойдет в следующий раз? Поверим ли мы словам пророка или посмеемся над ним, — в то время, когда меч судьбы уже занесен над нашими головами?

Решить эту задачу нелегко. Может показаться, что решения вообще нет, и что такова уж судьба людей — всё время наступать на те же грабли.

Но найти ответ надо.

Хотя бы попытаться.

Цена вопроса уж больно высока. Цена вопроса — выживание. Отдельного человека, целого народа, всего человеческого рода.

Эта книга — попытка найти решение этой задачи.

Раздел 1

Тривиальное решение

Вообще у задачи «как отличить пророка (то есть человека, говорящего от имени Бога) от обычного человека» — есть простое и очевидное решение. Оно состоит в том, что… никакого Бога нет. А если нет Бога — нет и пророков. Те, кто заявляют, что говорят от имени Бога — это просто люди с психическими отклонениями. Бывают же люди, которые слышат голоса внутри головы или видят призраков. Вот и пророки, — по этой логике, — относятся к той же категории. А их пророчества представляют интерес разве что… с медицинской точки зрения. «Когда ты разговариваешь с Богом — это молитва, а когда Бог разговаривает с тобой — это шизофрения» — так это формулируется на обывательском уровне.

Вот вам и решение. Простое и всё объясняет.

Правда, ни новизной, ни оригинальностью такое решение не отличается. Именно таким образом во все времена обыватели и относились к пророкам. «Да ты просто выжил из ума и несешь незнамо что!» — такое слышал от окружающих едва ли не каждый пророк.

Этот способ решения известен давно. Математики называют такое решение «тривиальным».

Что такое «тривиальное решение»?

Возьмём знаменитую Великую теорему Ферма. Это задача о том, можно ли для выражения х n + у n = z n найти решение в целых числах при n> 2? Пьер Ферма на полях «Арифметики» Диофанта написал, что нашёл «поистине чудесное доказательство» этой теоремы, но не стал его записывать, поскольку… поля книги оказались слишком узкими для этого. Математики триста лет безуспешно бились над этой задачей, пытаясь повторить доказательство Ферма. А ведь у этой задачи было простое, то есть «тривиальное», решение. Достаточно все три переменные, x, y и z, приравнять к нулю, и вы докажете, что при любом значении n это выражение имеет решение в целых числах. Потому что ноль — это целое число.

Думаете, математики об этом не знали? Знали, конечно. Только такое решение никакого интереса не представляет, потому что оно ничего не объясняет. «Тривиальное» или «нулевое» решение — это вообще не решение. Это попытка уклониться от решения.

Сограждане Ноя выбрали как раз «тривиальное» решение. Они приравняли к нулю и Бога, и Ноево пророчество, и, довольные собой, разошлись по домам. А потом их дома и они сами были смыты селевым потоком в море. Если мы с вами пойдем по такому же пути и выберем «нулевое» решение — у нас есть все шансы повторить их судьбу.

Так может быть, все-таки, поискать другое решение?

Тем более, что приравнять Бога к нулю все равно не получится. Наука давно уже, больше столетия назад, решила вопрос о существовании нематериального фактора, в религиозной семантике именуемого Богом. Решила положительно. Наука признала, что без нематериального фактора невозможно объяснить ни возникновение, ни существование Вселенной. Так что, аргумент «нет Бога — нет пророков» можно во внимание не принимать, — это аргумент антинаучный.

Если вы пока не готовы принять факт существования нематериального фактора, давайте предположим, на минуточку, что он есть. Чисто теоретически.

Бич и слово

Verber et verbum.

Если нематериальный фактор существует (как мы выше предположили), он либо взаимодействует с нами, либо не взаимодействует.

Если бы он с нами не взаимодействовал, мы не наблюдали бы никаких свидетельств его существования, никаких следов его влияния на нас, людей. Мы бы вообще про него ничего не знали, не мыслили и не говорили. Будто его и вовсе нет.

Однако понятие о нематериальном факторе, то есть Боге, на слуху уже не одну тысячу лет. Нет ни одного народа, у которого не было бы представления о Боге. Это самый обсуждаемый объект в истории и самый часто изображаемый в искусстве. А это означает, что он каким-то образом все-таки себя проявляет, что он взаимодействует с нами, дает о себе знать.

Священные тексты всех религий, как письменные, так и устные — это не что иное, как хроники взаимодействия людей с Богом. Если вы откроете эти тексты, — любой из них, — вы найдете там многочисленные примеры такого взаимодействия. И, возможно, заметите, что все эти взаимодействия можно разделить на две категории.

Один способ взаимодействия Бога с людьми — воздействие посредством внешней среды — при помощи стихий, природных катаклизмов, землетрясений, неурожаев, нашествий иноплеменных и тому подобного.

«Овогда отъ рати, иногда же отъ тлѣтворных вѣтр, овогдаже паденiе человѣкомъ, и скотомъ, сиречь смертная язва, иногда же великiя пожары, и иные многiя казни, наводитъ Господь Богъ къ нашему исправленiю» — так описывается этот способ в главе тридцать третьей постановлений Стоглавого собора, состоявшегося в Москве во времена Иоанна IV Грозного.

Примеры такого способа воздействия вы во множестве найдете, скажем, в книгах Ветхого Завета. Вот, разгневавшись на нечестивых жителей двух городов, «пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь <…> с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли» (Быт.19:24,25). Это описание напоминает извержение вулкана.

В арсенале Бога имеются и другие средства воздействия: нашествие саранчи, моровые поветрия, засуха или холод, уничтожающие посевы и вызывающие голод.

«В вихре и в буре шествие Господа, — свидетельствует пророк Наум, — облако — пыль от ног Его. Запретит Он морю, и оно высыхает, и все реки иссякают; вянет Васан и Кармил, и блекнет цвет на Ливане. Горы трясутся пред Ним, и холмы тают, и земля колеблется пред лицем Его, и Вселенная и все живущие в ней. Пред негодованием Его кто устоит? И кто стерпит пламя гнева Его? Гнев Его разливается как огонь; скалы распадаются пред Ним». (Наум.1:3—6)

Если верить науке, эволюционное развитие, во всяком случае, в отношении органической природы, происходило с использованием именно таких средств воздействия.

Чарльз Дарвин назвал это «естественным отбором». Естественный отбор предполагает устранение (вымирание) особей или видов, не успевающим приспособиться к неблагоприятным условиям среды. И, наоборот, благоприятствование видам, более приспособленным к этим условиям. Действие механизма естественного отбора выразилось, например, в так называемом «Великом вымирании» 250 млн. лет назад, когда вымерло 90% видов живых существ, или в «мел-палеогеновой катастрофе» 66 млн. лет назад, приведшей к массовой гибели динозавров и замещению их млекопитающими видами.

Такой же механизм использовался в процессе эволюции человека, когда менее «удачные» прототипы (питекантропы, неандертальцы и другие) замещались более совершенными существами.

В священных текстах имеются упоминания о древних народах — амаликитянах, аммонитянах, рефаимах, эмимах, самудянах, адитах, мадьянитах, народах Айки и Хиджр, и прочих, — которые перестали удовлетворять требованиям Бога и потому были устранены и замещены другими народами, способными более эффективно осуществлять возложенные на них функции. В Ветхом Завете исчезновение этих народов объясняется следующими причинами:

«…И осквернилась земля, и Я воззрел на беззаконие ее, и свергнула с себя земля живущих на ней. А вы соблюдайте постановления Мои и законы Мои и не делайте всех этих мерзостей, ни туземец, ни пришлец, живущий между вами, ибо все эти мерзости делали люди сей земли, что пред вами, и осквернилась земля; чтоб и вас не свергнула с себя земля, когда вы станете осквернять ее, как она свергнула народы, бывшие прежде вас» (Лев.18:25—28).

До известных пределов методы острастки приносили желаемые плоды. Например, такими методами можно было показать людям, чего они точно не должны делать. Под влиянием такого рода наглядных примеров у первобытных людей возникло понятие «табу» — запретных действий, которые нельзя совершать ни при каких обстоятельствах.

Термин «табу́» (в оригинале «капу»), вынесенный из наблюдений за жизнью аборигенов Полинезии, ввёл в оборот отважный мореплаватель Джеймс Кук. Дальнейшие исследования показали, что подобные системы запретов существовали у всех народов древности. Многие из «табу» существуют и поныне — например, запрет на близкородственные связи, запрет употреблять в пищу свинину или кровь, запрет человекоубийства и тому подобные. Со временем система «табу» лишь приняла другие формы, например, преобразовалась в понятие «греха» в христианстве или в понятие «харама» в исламе.

Но начиналось всё с реального возмездия, которое получали наши предки, совершая некоторые поступки. Поел свинины — умер мучительной смертью от трихинеллёза, совершил инцест — родился младенец с физическим или психическим уродством, убил человека — сам был убит его родственниками по древнему закону кровной мести.

Конечно, средства физического воздействия — слишком радикальные, слишком грубые. Они годятся для уничтожения неисправимых, когда всё человечество или значительная его часть действительно развратилось в такой степени, что «все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время» (Быт.6:5,6).

Но попробуйте таким способом внушить людям какие-то более сложные идеи!

В книге пророка Амоса Бог сетует, что не смог средствами внешнего воздействия добиться от людей желаемого результата:

«Я поражал вас ржою и блеклостью хлеба; множество садов ваших и виноградников ваших, и смоковниц ваших, и маслин ваших пожирала гусеница, — и при всем том вы не обратились ко Мне, говорит Господь.

Посылал Я на вас моровую язву, подобную Египетской, убивал мечом юношей ваших, отводя коней в плен, так что смрад от станов ваших поднимался в ноздри ваши; и при всем том вы не обратились ко Мне, говорит Господь.

Производил Я среди вас разрушения, подобные разрушению Содома и Гоморры, и вы были выхвачены, как головня из огня, — и при всем том вы не обратились ко Мне, говорит Господь». (Ам.4:9—11)

Если использование грубой силы перестало срабатывать, значит, требуются более тонкие, более прецизионные и в то же время более эффективные методы воздействия.

Очевидно, что если нужно внушить людям какие-то идеи, побудить их к каким-то действиям, необходимо говорить с людьми не языком стихий или угроз, а нормальным человеческим языком. Чтобы поняли.

И тут Бог прибегает к другому механизму воздействия на людей, — к воздействию не снаружи, а как бы изнутри. Путем вложения нужных идей или повелений непосредственно в человеческое сознание. Путем воздействия на людей не через внешние опасности и угрозы, а посредством самих же людей.

Достаточно вложить необходимые указания в сознание одного человека — и он растолкует, разъяснит волю Бога всем остальным, на понятном им языке, даст понять, как следует поступать, а чего делать не стоит, чтобы не идти поперек эволюции. Или не навлечь на себя гнев Бога, что, в общем, одно и то же.

Именно этот способ воздействия мы будем рассматривать в следующих главах этой книги.

Несущий истину

«Не было, чтобы Аллах говорил с человеком иначе, как в откровении, или позади завесы, или посылал посланника и открывал ему по Своему изволению, что желал»

Коран. 42:50—51

Людей, посредством которых Бог обращается к целому народу, или ко всему роду человеческому, через которых Бог разъясняет людям свою волю, называют пророками (лат. — propheta, греч. — profetes, араб. –nabiun, евр. — nabi).

Пророк — это человек, в сознание которого Бог вложил свои указания, свои заповеди. «Ибо Господь Бог ничего не делает, не открыв своей тайны рабам своим, пророкам» (Ам.3:7) — говорит Писание.

Русское слово «пророк» — калька с древнегреческого profetes. Отсюда, кстати, происходит название книги, которая сейчас перед вами. «Профетономикон» в переводе с греческого означает «Наука о пророках», или «Законы о пророках». «Номос» по-гречески — закон.

Слово profetes образовано из двух частей — префикса pro — «вперёд, заранее» и глагола femi — «говорить». Все вместе означает «говорящий будущее», тот, кто заранее предупреждает или предсказывает то, что будет. Профитис и профет — это, если буквально, — предсказатель, прорицатель.

Префикс «про» русский переводчик оставил как есть, а φημί заменил славянским словом «реку», «рцу», то есть «говорю, изрекаю, рассказываю». В русском варианте пророк — синоним слову прорицатель, — «предсказатель будущего». Термин не слишком удачный. Сразу возникает образ ярмарочной гадалки с колодой карт или переворачивающей чашку кофе.

Между тем, даже в самые древние времена люди проводили различие между гадателями — прорицателями и пророками.

В Ветхом завете они обозначаются разными терминами. Прорицатели, гадатели называются словом «роэх», и отношение к ним, мягко говоря, отрицательное. Вот, в книге пророка Осии говорится: «глуп прорицатель, безумен выдающий себя за вдохновенного». А в другом месте Ветхого завета говорится более развернуто: «…не научись делать мерзости, какие делали народы сии: не должен находиться у тебя… прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это…» (Втор.18:9—13)

Для обозначения пророка в Библии используется другое слово — «нави», что значит — «говорящий», «несущий Откровение», «вестник или глашатай Бога».

Пророк — это не прорицатель, не гадатель. Пророк — это тот, кто имел или имеет контакт со сверхъестественными или божественными силами и служит посредником между ними и человечеством. Пророк — это провозвестник сверхъестественной воли.

Помните, у Пушкина:

Как труп в пустыне я лежал,

И Бога глас ко мне воззвал:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей.

Поэт дал очень точную характеристику явлению, которое обозначается словом «пророк».

Пророк — это контактёр с нематериальной реальностью. Человек, переживший трансцендентный опыт и несущий людям Знание, которое он в этом опыте получил. Вот кто такой пророк.

Это не какой-то особенный человек, обладающий сверхспособностями или божественными качествами. Нет. Пророк — это обычный человек, как мы с вами, только получивший Откровение, заглянувший в трансцендентную реальность, в нематериальный мир. Только этим он и отличается.

Конечно, такие люди во все времена производили сильное впечатление на соплеменников, и те наделяли их разными необычными чертами, например, необычной историей рождения, необыкновенными способностями в детстве, красивым обликом, даром чудотворения. Иногда их даже обожествляли, ассоциировали с самим Богом, от лица которого говорили пророки.

В некоторых случаях пророк действительно может предвидеть будущие события, как Ной предвидел потоп, но не в результате гадания или совершение магических процедур, а вследствие знания, открытого ему в Откровении. В духовном мире, с которым пророк вступает в контакт, нет понятия времени: прошлое и будущее там не разделены, они воспринимаются одновременно. Человек, переживший опыт трансценденции, вернувшись в физический мир, знает и о событиях, случившихся задолго до его рождения, и о тех, которым еще суждено произойти в будущем.

Иногда пророк сам формирует будущее, которое предсказывает. Например, пророк Моисей в Откровении получил повеление построить скинию, прообраз будущего храма. Ему были даны подробные инструкции, как скиния должна выглядеть, из каких материалов ее нужно строить — и скиния была построена по чертежам и описаниям пророка.

Однако предвидение будущего — свойство, которое прежде всего обращает на себя внимание окружающих, — это не цель, а всего лишь побочный эффект пророческого служения. Можно вообще ничего не предсказывать, и в то же время быть пророком.

Главная же миссия пророка — донести до людей знание, полученное в Откровении, знание не только о будущем, но и о прошлом и о настоящем, а также знание о существовании Бога, о взаимодействии с ним, о происхождении и назначении человека, о других столь же существенных вопросах жизни.

Таким образом, пророк — это человек, имевший контакт с нематериальной реальностью, получивший трансцендентный опыт и знания, которые в этом опыте приобретаются. Пророк — это канал связи между материальным и нематериальным, уникальный источник информации о нематериальном мире.

Вся информация, которую мы имеем о существовании нематериального мира, о его свойствах, о его отношении к нашему миру, — вся такого рода информация получена исключительно из этого источника. Через пророков. Потому что иных способов получения такой информации просто не существует.

Миф о безрелигиозном периоде

Сведения о пророках, имена которых мы знаем, зафиксированы в письменных источниках. Стало быть, жили эти пророки уже в так называемую «письменную эпоху».

А были ли пророки в доисторические, первобытные времена? Во времена, когда еще не было письменности?

Казалось бы, ответить на этот вопрос не представляется возможным. Как можно судить о временах, о которых не сохранилось никаких сведений, за исключением, разве что, ископаемых артефактов?

Однако, приложив толику здравого смысла, можно ответить даже на такой безнадежный вопрос.

Поскольку сведения о нематериальном мире, о Боге, могут быть получены только через пророков, достаточно выяснить, когда появились религиозные представления. Если такие представления были у людей уже в первобытные времена, значит, были и пророки. А нет — так нет.

Если верить материализму, у первых людей не должно было быть религии. Ведь человек произошел от приматов, от животных, а у животных никакой религии нет. Должно пройти немало времени, прежде чем, как утверждали материалисты, «страх перед грозными явлениями природы» породит религию. Стало быть, с точки зрения материализма, в истории человечества должен был быть «безрелигиозный» период, причем достаточно длительный.

Материалисты приложили немало усилий чтобы найти доказательства существования «безрелигиозного» периода, и тем самым доказать правоту своей теории. Они искали долго и упорно. Но так ничего и не нашли.

Впрочем, с точки зрения науки, отрицательный результат — тоже результат. Неудача этих изысканий позволила сделать вывод, который не принято афишировать, но о котором прекрасно осведомлены специалисты. Этот вывод таков: в истории человечества не было «безрелигиозного» периода! Не было человека, который не имел бы, пусть даже очень примитивного, представления о Боге!

Ситуация на самом деле парадоксальная: как только на Земле появился человек, у него уже было понятие о Боге. При том, что у животных, из среды которых вышел человек, такого понятия нет. Во всяком случае, ни одно животное в этом не замечено.

Знаете, как археологи определяют, кому принадлежат раскопанные костные останки — человеку или человекоподобному существу? Если захоронение имеет следы религиозной обрядности, ученые атрибутируют найденные останки как человеческие, а если таких следов нет — это останки животного. Наличие религиозных представлений есть главный критерий человека. Могут быть, конечно, и другие признаки. Например, объем мозга — это если удастся найти фрагменты черепа. Но это критерий косвенный, он говорит лишь о возможности существа к мыслительной деятельности, в то время как наличие представления о Боге — прямое доказательство наличия сознания.

Но все-таки, как это так? Пока человек был животным, он не знал Бога; как только он стал человеком — у него сразу возникла идея Бога. Откуда взялась эта идея?

Очевидно, явление Откровения сопутствовало человеку всегда, с самого его появления на Земле. Человек никогда не оставался в неведении относительно истинного устройства мира. «Много ли времени прошло над человеком, прежде чем Мы вспомнили о нём?» (К.76:1—3) — вопрошает Бог в Коране, имея в виду, что никогда не оставлял людей без своего внимания.

Именно Откровение является главным источником представлений наших предков об ином мире и Высшем существе. Откровение — основа представлений о нематериальной реальности и корень всех религий.

Очевидно, уже в самые древние, в самые доисторические, в самые первобытные времена среди людей появлялись пророки, которые и привнесли в человеческое сознание информацию о Боге и нематериальном мире. Всегда, с начальных времён, находились люди, получавшие информацию из-за пределов материального мира.

Мы вряд ли когда-либо сможем назвать имя человека, первым получившего Откровение. Слишком давно это было. Первый проблеск разумности во тьме еще животного сознания, — он и был первым Откровением. Можно себе представить изумление первого человека, испытавшего Откровение: в его сознание вторглось Знание, о котором его современники до той поры ничего не знали и даже не догадывались! Конечно, он спешит поделиться случившимся с окружающими. Впрочем, другие члены племени уже и сами заметили (а они были чрезвычайно наблюдательными и приметливыми), что с их собратом произошло нечто необыкновенное. Они слушают его рассказ, расспрашивают о подробностях. Убедившись в ценности и исключительности услышанного, понимают, что нужно обязательно сохранить эту информацию.

А как сохранить? Нарисовать охрой на стене пещеры, вырезать из кости или камня, просто запомнить и пересказать другим по памяти.

Впоследствии из таких пересказов сформировалось «священное предание», которое старейшины передавали молодым при посвящении их в воины или охотники. Собственно, смысл обряда посвящения или инициации и заключался в том, чтобы передать священное племенное предание новому поколению, которое потом в свой черед передаст его дальше. В дописьменную эпоху других способов сохранить содержание Знания, полученного через пророков, не было.

Сто двадцать четыре тысячи

Мухаммед говорил о 124 тысячах пророков. У каждого народа, у каждого даже самого маленького племени, был, свой пророк, и, как правило, не один. Сведения о самых ранних пророках давно изгладились из человеческой памяти, а те, о ком помнят, относятся уже к так называемому «историческому времени». Даже если исходить из количества ныне существующих религий — а их на сегодняшний день насчитывается по разным оценкам от 400 до 5 000, — в каждой из них был свой пророк — основатель, а также были и другие пророки. В одном только Ветхом Завете представлены книги шестнадцати пророков — и это не считая пророков дописьменного периода. Так что, если начинать с самых первобытных времен, число 124 тысячи не выглядит такой уж нереальной. Пророков действительно было много.

Говорящие имена

Многие пророки известны не по имени, данному им родителями, а по прозвищу, присвоенному современниками, и запечатленному в памяти потомков.

Индийский принц Сиддхартха Гаутама известен как «Будда», что значит «просветленный», то есть получивший свыше свет знания. Прозвище Вардхананы Джины означает «победитель». Имя «Моисей» (Мошэ) на древнеегипетском языке означало «ребенок», в другом варианте — «подкидыш». Иисус именуется «Христом»: по–гречески это слово означает то же, что еврейское «Мессия» (машиах) — «помазанник». Из-за этого его недруги обзывали его «намазанным» (ароматическими маслами), то есть «надушенным». «Лао-Цзы» — тоже не собственное имя, а прозвище китайского мудреца Ли Эра, означающее «Учитель Лао», причем Лао — это тоже прозвище. По одной версии оно означает «старец», по другой — «младенец», то есть «Учитель-старец» или «Младенец-учитель».

Не сохранились подлинные имена пророков — создателей Вед. Мы знаем их только по прозвищам. Например, древнеиндийский легендарный поэт и мудрец, которому приписывают авторство Махабхараты, а также систематизацию гимнов Вед, известен под именем Ведавьяса — «разделивший Веды». Прозвище «Кришна» означает «черный» или «темный», — возможно из-за сложности его учения для большинства современников. Древнегреческого философа Гераклита современники тоже называли «темным» — по той же самой причине.

Согласно Диогену Лаэртскому, настоящее имя Платона — Аристокл. Прозвище Платон (от древнегреческого platus — широта), означающее «широкий, широкоплечий», ему дал борец Аристон из Аргоса, его учитель гимнастики, за крепкое сложение. По другим версиям «Платоном» философа прозвали за широту слова, а, по мнению Неанфа, — за широкий лоб.

А судьи кто?

Под конец же они у людей, обитающих землю, бывают

Пророками, гимнов певцами, врачами, вождями народов,

А затем уж восходят к богам, высшею славою чтимым.

Климент Александрийский

Согласно распространенному убеждению Бог не стал бы открывать свои тайны человеку недостойному, грешному, порочному, слабому умом, не гнушающемуся зла, а предпочел бы ему праведника, человека разумного и добродетельного. «Святые Ангелы являются только святым человекам» — резюмировал святитель Игнатий Брянчанинов.

Если бы дело обстояло именно так, отличить истинного пророка от ложного не составило бы особого труда.

Ты лицемеришь? ты прелюбодействуешь? ты совершаешь неблаговидные поступки? ты общаешься с недостойными людьми? ты безумен? — значит, пророчество твое ложное, мы тебе не поверим!

А человеку праведному, достойному, вменяемому, не замешанному ни в чем сомнительном, можно доверять. Разве не такого Бог посчитал бы достойным Откровения?

Значит, мы уже приблизились к решению проблемы? Пользуясь этим критерием, мы можем определить, пророк перед нами или обманщик? И теперь мы не попадем в ту ловушку, в какую попали соплеменники Ноя?

Но, прежде чем радоваться, давайте проверим наше предположение. Давайте применим этот критерий к тем, кто точно являются пророками, в ком ни у кого нет сомнения, что они пророки.

Будда провел свою молодость в праздности и распутстве, а затем бросил молодую жену с грудным ребенком.

Апостол Павел был фарисеем и жестоким гонителем христиан, прямо таки «дышал угрозами и убийством на учеников Господа» (Деян.9:1).

Об Иисусе говорили как о человеке, который «любит есть, и пить вино, друге мытарям и грешникам» (Мф.11:19).

А Иаков, обманом отнявший право первородства у своего брата Исава?

Да и сам праведный Ной на поверку оказался пьяницей и никудышным отцом — от имени его сына Хама самые мерзкие человеческие качества до сих пор называют «хамством».

Эти люди не прошли бы испытание предложенным критерием. И не только они — этот список можно продолжать и продолжать. Дело в том, что идеальных людей просто нет, как и вообще ничего идеального в нашем материальном мире. Любого человека можно в чем-то упрекнуть.

«Никакой человек не достоин похвалы, — сказал русский философ Василий Розанов. — Всякий человек достоин только жалости…»

А создатель психоанализа Зигмунд Фрейд добавил: «Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри…».

Не было среди пророков безупречных и идеальных людей. И, тем не менее, они стали свидетелями Откровения.

По-видимому, и грешник, и даже преступник может быть избран Богом.

Так что, увы, не работает этот критерий. Человеку не дано предугадать, кто достоин выбора, а кто нет. У Бога свои критерии отбора, своя логика. Понять логику Бога нам, людям, трудно. Мы не в состоянии оценить личность пророка так, как оценивает её Бог: «непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим.11:33).

Чужая душа для нас — потемки. Пытаясь понять, кто достоин, а кто недостоин Откровения, мы можем судить только по внешним признакам и оцениваем их со своей, человеческой, точки зрения.

В античные времена вообще было принято судить о человеке по наружности. Считалось, что только гармонично сложенный, обладающий внушительной внешностью, без каких-либо физических изъянов или поведенческих странностей муж может быть избран богом. Именно такой облик античные авторы приписывали Пифагору. На самом деле он вряд ли соответствовал этому «стандарту», однако в глазах соотечественников должен был соответствовать — вот они и изображали его таким, каким в их представлении должен быть пророк.

Критикуя христиан, римский философ II века Цельс писал, что если бы божество захотело воплотиться в человека, то выбрало бы для этого красивого и сильного представителя рода людского, тогда как согласно представлениям самих ранних христиан Иисус был маленького роста и некрасивый.

Между тем, внушительный рост или атлетическое сложение — последнее, на что обращает внимание Бог, делая свой выбор. Видя каждого изнутри, Бог оценивает одни и те же вещи иначе, чем мы с вами.

«Не смотри на вид его и на высоту роста его, — говорит Бог Самуилу в 1 книге Царств, — Я отринул его; Я смотрю не так, как смотрит человек; ибо человек смотрит на лице, а господь смотрит на сердце» (1 Царств, 16:7).

Да и насчет праведности у Бога свои критерии. «Он сказал им: вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши, ибо, что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Лк., 16:15). Точка зрения Бога может существенно отличаться от человеческой, порой до полной противоположности. Вовсе не факт, что тот, кто кажется достойным Откровения с нашей, человеческой точки зрения, будет достойным и с точки зрения Бога. И наоборот. Часто люди удивляются, узнав, на кого пал выбор Бога.

Увы, человеческие критерии к оценке пророков неприменимы. Право выбора здесь принадлежит все-таки не человеку, а Богу. Homo proponit, sed Deus disponit — «Человек предполагает, а Бог располагает», как написал Фома Кемпийский в книге «О подражании Христу».

Правда, есть некоторые признаки, по которым и обычный человек может опознать лжепророков. Но об этом — в следующей главе.

Коллективное бессознательное

Запряги в повозку хоть тысячу мышей — они не заменят лошадь.

Китайская пословица

Древние тексты свидетельствуют о существовании пророков, зарабатывающих этим ремеслом себе на жизнь, в том числе состоящих на жалованье при дворах правителей.

В Библии «платным пророкам» обычно противопоставляется аутсайдер — пророк — одиночка, пророчествующий не за плату, а по призванию, и претерпевающий гонения и репрессии со стороны «профессионалов» и покровительствующих им властей. Таким пророком может быть человек самого простого звания, пастух, рыбак, плотник, собиратель сикомор. Как правило, именно его пророчество оказывается истинным, тогда как придворные пророки чаще всего оказываются лжепророками.

Так может быть, критерием истинности пророка является его независимость от властей или корпоративных интересов, его экономическая или политическая незаинтересованность в результатах пророчества? Или его статус аутсайдера, чужака, простеца?

В общем-то, наверно, может. Но не всегда. В Ветхом завете можно найти и обратные примеры. Пророк Нафан, упоминающийся во 2-й и 3-й Книгах Царств, был, по-видимому, царским советником, что не мешало ему выдавать правильные пророчества. О пророке Самуиле Писание так же говорит как об истинном пророке, хотя он возглавлял пророческую корпорацию, а кроме того, похоже, сам располагал светской властью. Ещё более любопытна в этом смысле история пророка Валаама, известного прорицателя, к которому за помощью обращались монархи (например, моавитский царь Валак). Библия характеризует Валаама как лжепророка, противника «народа Божьего». Тем не менее, как оказалось, Бог счел возможным использовать его в качестве орудия своей воли, для чего дал ему истинное откровение (Чис., 22:20).

Таким образом, для однозначного утверждения, что «пророк из пастухов» всегда прав, а пророчество придворного пророка (или даже явного лжепророка, как, например, Валаам) всегда ложно, нет убедительных оснований.

А вот в противопоставлении индивидуального пророчества коллективному есть рациональное зерно.

У многих народов древности пророки, «предвещающие за деньги» (Мих., 3:11), объединялись в группы, составляя целые пророческие коллегии (если речь идет о придворных или храмовых пророках) или артели, корпорации (если говорить о пророках уличных, обслуживающих простую публику). И когда хотели произвести особенно сильное впечатление, они прибегали к трюку: заявляли, что все они одновременно получили одно и то же пророчество. На неискушенных в медийных приемах древних людей, включая и правителей, этот трюк действовал безотказно. Разве можно назвать случайностью, когда дюжина или сотня человек утверждает, что видели один и тот же сон или получили одно и то же откровение? Это, несомненно, чудо. Не иначе, как сам Бог таким образом являет людям свою волю!

Например, в 3-ей Книге Царств (глава 22) повествуется, как 400 пророков единогласно предсказали Ахаву, царю Израильскому, победу в войне с соседним государством. И Ахав им, безусловно, поверил.

А когда пророк Михей, которого царь терпеть не мог за то, что тот пророчествовал ему только худое, предупредил, что военная авантюра закончится плачевно, царь разгневался и велел бросить его в темницу и содержать там впроголодь.

— И будешь сидеть, пока я не вернусь с победой! — сказал он.

Однако судьба распорядилась иначе. Проигнорировав пророчество Михея, самоуверенный царь начал войну и был убит.

Пророчество одиночки оказалось истинным, а 400 придворных пророков оказались лжепророками. Они лишь озвучили то, что царю было приятно слышать, выдав это за Божье Откровение.

Можно ли из этого сделать вывод, что «коллективное» пророчество — это всегда лжепророчество?

Да, можно. Это вытекает из самой природы мистического опыта.

Опыт трансценденции — акт индивидуальный, интимный. Он всегда переживается человеком лично, внутри себя. Уже из этого единоличное пророчество представляется более достоверным, чем коллективное.

Откровение — явление редкое, исключительное и спонтанное. Невозможно его прогнозировать, искусственно стимулировать, даже вообще рассчитывать на его появление. Оно приходит само, произвольно и независимо от нашей воли и желания.

Вероятность того, что человек, утверждающий, что имел Откровение, прав, хотя и невелика, но совсем отбросить её нельзя. Его слова нуждаются в проверке, в исследовании, во всяком случае — достойны внимания. Но вероятность одновременного получения Откровения двумя и более людьми настолько мала, что ею смело можно пренебречь. И чем больше будет число «синхронных очевидцев» — тем менее им стоит доверять.

Когда в упомянутом выше фрагменте 3-ей Книги Царств говорится, что одно и то же пророчество произнесли одновременно 400 (!) пророков — можно не задумываясь объявить это коллективное пророчество ложным. Потому что откровение не бывает коллективным. Знал бы это Ахав, может и не совершил бы той роковой ошибки.

Восприятие каждого человека избирательно. Каждый находит и извлекает из мистического опыта что-то своё. Показания людей, действительно переживших такой опыт, никогда не бывают одинаковыми по содержанию, а тем более — совпадающими во времени. Если несколько человек заявят, что они видели одно и то же Откровение в одно и то же время, то с большой долей вероятия можно заключить, что они лгут.

Когда мы имеем дело с коллективным пророчеством, следует обязательно задаться вопросом о взаимосвязанности пророков. Такое расследование наверняка покажет, что речь идет лишь об одном — единственном пророчестве, которое по той или иной причине и тем или иным образом было продублировано, растиражировано в нескольких экземплярах. Наиболее распространенной причиной «репликации» пророчества в таких случаях является сговор, о возможности которого предупреждает Писание: «Заговор пророков ее среди нее [т.е. среди земли Израиля — Авт.] — как лев рыкающий, терзающий добычу; съедают души, обирают имущество и драгоценности, и умножают число вдов» (Иез.22:25). Такое бывало нередко: «пророки» договаривались между собой выдать пророчество одинакового содержания в надежде произвести больший эффект на заказчика — потребителя (как правило, это царь). Можно указать и неумышленную причину: эффект копирования, подражания, наблюдаемый у больных истерией. Когда один больной в истерическом припадке начинает производить эффектные действия, к нему могут присоединиться и другие. Порой, целые палаты больных истерией охватывает «пророческий экстаз» и они начинают пророчить на одну и ту же тему.

«Зависимые» пророчества следует считать не коллективным пророчеством, а реплицированным единичным пророчеством. Из чего следует, что количество пророков в данном случае значения не имеет, и пророчество четырехсот по статусу ничем не отличается от пророчества одного.

Следует, однако, заметить, что отвергая возможность коллективного пророчества, мы не даем оценку истинности его содержания. Ложью мы называем то, что одно и то же пророчество было получено одновременно несколькими людьми, а не содержащуюся в нём информацию, которая может оказаться и верной. В то время как пророчество одиночки может быть неверным.

Иными словами, критерий коллективности или единоличности пророчества сам по себе не позволяет однозначно оценить истинность Откровения.

Портфолио по шаблону

Людям нелегко смириться с мыслью, что не они, а другой человек из их среды, не лишенный тех же недостатков, был избран Богом. Они утешают себя тем, что наверно, он все-таки был каким-то особенным. Или имел какие-то необычные способности, или был как-то связан с божеством. Возможно даже родственными связями. Если меня превосходит потомок Бога — это ведь не так обидно, чем когда это такой же человек, как я. В последнем случае я начну либо завидовать, либо заниматься самоедством и пытаться понять, что со мной не так. А в первом скажу: а, ну, конечно, тогда все понятно.

Из этих соображений пророков, особенно тех, которые уже давно покинули этот мир, чаще всего изображают как каких-то сверхчеловеков или полубогов, заметно отличающихся от всех окружающих. Им принято приписывать выдающимися нравственные качества, интеллектуальные способности, способность творить чудеса, а то и наделять божественными свойствами.

Это представление настолько прочно укоренилось в общественном сознании, что кажется само собой разумеющимся. Более того, оно побуждает подгонять реальную человеческую сущность пророков, не всегда безупречную, под предустановленную догму, становится причиной искажений и откровенных подтасовок священных текстов.

Одним из результатов таких искажений стало нивелирование жизнеописаний носителей откровения в ущерб подлинным сведениям о них.

Общая схема стандартной биографии («жития») пророка такова:

— как правило, он имеет царское или даже божественное, одним словом, не совсем обычное происхождение;

— появлению его на свет предшествовали или сопутствовали какие-либо необычные явления;

— с раннего детства он отличался недюжинными способностями, намного превосходя сверстников и удивляя учителей;

— проявлял дар предвидения, целительства, чудотворения;

— обладал красивой, внушающей уважение внешностью;

— получение откровения, как правило, совпадает с возрастом наступления зрелости (древние греки называли этот возраст «акме» — вершиной жизни); этот возраст соответствовал по одним представлениям 30—35 годам, по другим — 50.

По такой схеме составлены, биографии Пифагора, Платона, Моисея, Заратуштры, Иисуса, Будды и других пророков.

Согласно Диогену Лаэртскому, автору жизнеописаний выдающихся древнегреческих мудрецов, Аристону, отцу Платона, во сне явился бог Аполлон и приказал, чтобы Аристон приостановил сношения с его женой Периктионой, потому что он, Аполлон, хочет стать отцом ее ребенка. Якобы Аристон, не осмелясь нарушить приказ бога, действительно не являлся к ней до тех пор, пока она не родила. И таким образом Платон имеет божественное происхождение, чем и объясняется его чрезвычайная, сверхчеловеческая мудрость.

Похожую историю, рассказывает евангелие о рождестве Иисуса: рождение его было предсказано явившимся его матери ангелом; она понесла от Святого Духа; отец Иисуса Иосиф «принял жену свою. И не знал её до того, как, наконец, она родила сына, своего первенца» (Мф.1:24,25).

Посчитав такое совпадение кощунством, Ориген заявил, что история рождения Платона была мифом, призванным объяснить мудрость великих людей. В этом с Оригеном трудно не согласиться.

Чудесное сновидение якобы предвестило рождение Будды. Во время праздника в середине лета Майя, мать Будды, увидела сон, в котором четыре божественных властителя и их супруги перенесли её в область Гималаев, где её выкупали, умастили, одели, украсили цветами и положили в золотой грот. Там будущий Будда вошёл в её утробу в образе белого слона.

Представление о чудесном рождении великих людей было настолько распространено, что считалось обязательным признаком всякой незаурядной личности. Император Август, желая быть причисленным к когорте божеств, уверял, что мать его Аттия родила его не от своего мужа Гая Октавия, а от бога Аполлона. По сообщению Аристотеля происхождение от того же бога граждане Кротона приписывали Пифагору.

Расхожее место в биографиях пророков — знамение, предвещающее рождение пророка. Так, рождение Будды, будто бы сопровождалось тридцатью двумя знамениями в природе, а рождению Иисуса предшествовало появление на небе яркой звезды или кометы (в память об этом событии мы водружаем звезду на верхушку рождественской ели).

У Пифагора якобы было золотое бедро, а Будда родился аж с тридцатью двумя признаками «великого мужа»: золотистая кожа, знак колеса на ступне, широкие пятки, светлый круг волос между бровей, длинные пальцы рук, длинные мочки ушей и т. п. В школе будущий Будда приводил учителей в изумление своим совершенным познанием.

Подобные легенды существуют и о детстве Махавиры Джины. Он тоже был необыкновенным ребенком, превосходил талантами, отвагой и силой своих сверстников. Якобы в младенчестве он укротил взбунтовавшегося слона, расправился с грозной змеёй и отвечал на самые трудные философские вопросы.

Незаурядные способности Иисуса были замечены уже в детском возрасте. Однажды, когда ему было 12 лет, он потерялся. Напуганные родители повсюду искали его и лишь «через три дня нашли его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие его дивились разуму и ответам его» (Лк.2:46,47) — говорит Евангелие.

Пифагору, помимо глубоких научных познаний, приписывали и чудотворные способности. Рассказывают, что однажды он предсказал, что входящий в гавань Метапонта корабль везёт покойника. В другой раз в Кавлонии, как говорит Аристотель, он предвестил появление невиданного зверя — белого медведя. Тот же Аристотель в своей книге о Пифагоре сообщает ещё много других чудесных рассказов о нём и среди прочего говорит: «Укусившую его в Тиррении смертельно ядовитую змею он сам убил своим укусом». Однажды его видели в Кротоне и Метапонте в один и тот же день и час.

Согласно Библии, Моисей своим чудотворством заткнул за пояс хвалёных египетских волхвов: он превращал жезл в змею, воду в реках и озёрах — в кровь, при помощи того же волшебного жезла вызывал нашествие жаб, саранчи и «пёсьих мух», повелевал громом, градом и ветром, заставил расступиться море, так что можно было пройти по дну.

Иисус мог пятью хлебами и двумя рыбами накормить пять тысяч человек, ходил по воде, усмирил шторм, исцелял слепых, воскрешал мёртвых.

Очевидно, подобного рода «биографические» сведения нельзя считать достоверными.

Зато в Писаниях можно обнаружить, хотя и скудные, косвенные, но подлинные сведения о личных качествах реципиентов, из которых складывается совсем иной образ избранника Бога.

Вовсе не обязательно, чтобы это был человек высокого происхождения. Иисус был сыном плотника и прядильщицы. Мухаммед родился сиротой и с раннего детства вынужден был трудом зарабатывать себе пропитание. Моисей был подкидышем, имена его родителей остались неизвестными. В момент получения откровения он пас овец.

Не следует, однако, думать, будто Бог отдает предпочтение только низшим классам. Заратуштра родился в семье заотара, т.е. жреца — заклинателя, как полагают, потомка легендарного арийского царя Манушчитры. Будду именуют «царевичем» (хотя его отец, скорее всего, был вождем небольшого племени). Эхнатон был фараоном и сыном фараона. Как видим, социальное происхождение значения не имеет.

Относительно способностей дело тоже обстоит иным образом, чем обычно полагают. Вот, например, какую характеристику дает себе сам Моисей: «человек я не речистый, и таков был и вчера, и третьего дня:… я тяжело говорю и косноязычен». В конце концов, Бог посоветовал ему передавать народу полученное им откровение через более красноречивого Аарона. Заметим: не красноречивый Аарон был избран Богом, но косноязычный Моисей.

Иисус, по-видимому, тоже не отличался хорошей дикцией. Во время страданий на кресте он возопил громким голосом «Элои! Элои! ламма савахфани?», что значит: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?». Но стоящие рядом не поняли его, — свидетельствуют Евангелия, — и подумали, что он зовет какого-то Илию (Мк.15:34,35, см. Мф. 27: 46,47).

По-видимому, Бог не требует от пророка каких-то особых способностей. Иезекиилю, выразившему сомнение, что ему удастся убедить сограждан в истинности откровения, Бог отвечал так: даже если бы Я послал тебя к народам «с невнятной речью и с непонятным языком», то и они послушались бы тебя (Иез. 3:5,6).

«Посмотрите, братия, — говорит апостол Павел, — кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом». (1Кор.1:26—29)

То есть не способных Бог избирает в качестве своих посланцев, но избранных наделяет способностями и возможностями, необходимыми для выполнения их миссии.

Раздел 2. Ранние пророки

Пересотворение

Талант шамана не дар, а бремя.

Л. Я. Штернберг, российский этнограф, исследователь шаманизма.

Когда русские первопроходцы пришли на земли, населенные северными народами — эвенками, ненцами, самоедами, орочами, алтайцами, нганасанами, которых считали за дикарей, они обнаружили у этих народов довольно развитые представления о существовании помимо обычного мира, где живут люди, также других параллельных миров, населенных сверхъестественными существами — богами, демонами и духами. А связь между людьми и обитателями иных миров обеспечивали особые люди — шаманы.

Понятие «шаман» используется во многих языках, хотя разные народы могут иметь свои собственные названия для шаманов. Названия могут различаться даже у одного народа в зависимости от функций и категории шамана.

Первые сведения о шаманах содержались в так называемых «доезжих книгах», в записках и донесениях путешественников и первопроходцев, главным образом казаков. Позже в эти края направлялись специальные научные экспедиции, исследовавшие верования местных народов и деятельность шаманов. Так понятие шаманизма как особой формы религии вошло в научный оборот, а слово «шаман» получило распространение по всему миру.

Поскольку такого рода верования были впервые обнаружены и описаны на территории Сибири, шаманизм сначала расценивали как специфическое явление, свойственное сибирским народам.

Однако впоследствии аналогичные формы религии были обнаружены на Дальнем Востоке, в Юго-всосточной и Средней Азии, в Африке, в Тибете, у северо- и южноамериканских индейцев, у аборигенов Австралии и Океании. Во времена, предшествовавшие исламу, шаманские практики использовали арабы. Получается, что в той или иной форме шаманизм существовал практически у всех народов Земли, включая древних обитателей Европы.

Это была универсальная стадия в развитии религиозных воззрений человечества, древнейшая религия, существовавшая на протяжении десятков тысяч лет и оставившая свои следы во многих мифологиях и во всех нынешних религиях.

Центральной фигурой этой религиозной системы является шаман. Это слово происходит от тунгусо-манчжурского корня «са» (са-ми/hа-ми/ша-ми) — «знать» с добавлением к нему отглагольного суффикса «ман», означающего склонности лица к чему-либо, а все вместе (са-ман) означает «знающий» [то, что не дано знать другим].

Шаманы были первыми «профессиональными пророками», в том смысле, в каком пророчество считалось профессией у древних иудеев. Но, конечно, они не были первыми, кому Бог доверил говорить с людьми от своего имени. Не шаманство первично по отношению к пророчеству, а, наоборот, пророчество предшествовало шаманству. Шаманами становились те, в ком обнаруживалась пророческая способность.

Одним из отличительных признаков шамана считается общение с существами иного мира (духами, божествами) с целью получения от них знаний, что ставит шаманов в один ряд с пророками, духовидцами и иными посредниками между Богом и людьми. Будучи посредником между миром людей и миром духов, шаман обладает способностью видеть иные миры и путешествовать по ним, в том числе пребывать одновременно в двух мирах. По свидетельствам шаманов Вселенная представляет особую реальность — сакральное пространство — время, в котором действуют свои особые законы, отличные от обыденной жизни. Путешествие шамана в мир духов происходит благодаря погружению в особое состояние, называемое «камланием».

Другим признаком шамана является избранничество.

Считается, что шаман священнодействует с помощью духов, более того — его избирают сами духи.

Шаманами не становятся по собственной воле. Никто не захочет добровольно возложить на себя столь трудную и опасную обязанность. Российский исследователь Л. Я. Штернберг приводил слова одного шамана: «шаманить тяжело, очень тяжело, легче лес рубить, чем шаманить». Тщательно изучив вопрос, Штернберг пришел к выводу: «талант шамана не дар, а бремя».

Это не просто избрание, подобное назначению на должность. Избранного в шаманы духи забирают в иной мир, и там душа его подвергается пересотворению (этот процесс называют также «рассеканием», «становлением», «перерождением»), после чего шаман приобретает необычные способности. Пересотворение происходит самым жестоким образом. Духи могут варить шамана в котле, они освобождают его скелет от плоти, пересчитывают кости. Если обнаруживается лишняя, это значит, что из человека может получиться шаман, если же лишней кости нет, нечего и думать о шаманстве. По верованиям алтайцев-телеутов, кандидат в шаманы без лишней кости должен умереть.

Якутские шаманы рассказывают, что тело большого шамана трижды подвергается рассеканию, а меньшего — один раз. Заметим, между шаманами, как, и между пророками, отмечается некоторая дифференциация по степени их способностей.

При рассекании голову шамана снимают и втыкают на верхушку шеста, чтобы он видел всё, что будет происходить с ним дальше, а мясо его, разрезав на мелкие кусочки, делят между собой собравшиеся духи. Впоследствии шаман получает власть над тем духом, которому досталась та или иная часть его тела. Пока все это происходит с ним в ином мире, сам кандидат лежит, ни жив, ни мертв. Тело его, почти бездыханное, продолжает находиться в человеческом мире, но оно покрывается синяками, ссадинами, либо испытывает все те ощущения, которые выпадают на его долю в мире духов.

Когда кости пересчитаны и страшные мучения пережиты (например, божественный кузнец может заново выковать череп и кости будущего шамана, закаливая внутренние органы слабого человеческого существа), наступает черед следующих испытаний. Нганасанский шаман рассказывал, что даже после всех пережитых мучений он всё ещё не чувствовал себя шаманом, поскольку сердце его оставалось в ином мире, где над ним продолжали трудиться духи. Но однажды он ощутил, что «сердце вернулось к нему». Только после этого он стал настоящим шаманом.

Шамана следует, без сомнения, считать первым мистиком. Мистицизм предполагает слияние человека с божеством — спонтанно или благодаря ритуальной практике. Шаманский экстаз — соединение шамана со своими духами — безусловно, мистический акт.

Общение шамана с духами происходит благодаря ритуалу, который называется камланием. Не каждый ритуал, совершаемый шаманом, является камланием, а только тот, в ходе которого шаман впадает в экстатическое состояние, в транс, — в терминах современной науки это называется «измененным состоянием сознания». Находясь в этом состоянии, шаман может прыгать (иногда очень высоко), бешено кружиться на месте, брать голыми руками раскаленное железо, а может спокойно лежать на земле. Здесь важна не форма, а смысл. Когда шаман камлает, состояние его сознания разительно отличается от состояния сознания зрителей, тех, кто присутствует при ритуале. Один нганасанский шаман объяснял русскому исследователю А. А. Попову: «Из-за того что я имею три лишние части тела, одновременно бываю в трёх местах… во время камлания, как бы имею три пары глаз, трое ушей. Хотя я ещё до сих пор спорю со своими духами, что это неверно, под конец всё же должен бываю признать справедливость их слов, что я действительно существую одновременно в трёх состояниях».

Отдельные очаги первобытного шаманизма сохранились до наших дней в первую очередь в тех обществах, которые менее всего затронуты современной индустриальной цивилизацией, где сохраняется родоплеменная структура — среди сибирских и дальневосточных народов, у североамериканских индейцев, у аборигенов Австралии.

Черты шамана (шаманки) проступают за фигурой средневековой ведьмы, а у Пушкина в стихотворении «Пророк» описана процедура, подобная шаманскому «пересотворению».

Модернизированные формы шаманизма процветают в Южной Корее, в Непале и Таиланде. Этнографы отмечают шаманские культы у белуджей.

В разных регионах, у разных народов в ходе накопления и осмысления шаманского опыта примитивные и аморфные системы религиозных взглядов (а также связанные с ними религиозные институты) развивались в более сложные и устойчивые. Примером результата такой эволюции является даосизм — всеобъемлющее мировоззрение, аккумулирующее представления о природе, душе, мире добрых и злых духов и тому подобном.

Отдельные черты шаманизма сохранили иудейские пророки ветхозаветных времен, а также пророки других народов. Например, в жизнеописании пророка Мухаммеда можно отыскать следы шаманского «пересотворения». По легендам, ангелы разрезали Мухаммеда, очистили его тело, и только после этого он получил пророческий дар.

Принимая во внимание эти факты, можно сделать вывод, что между шаманами и позднейшими пророками существует очевидное преемство, то есть шаманы являются непосредственными предшественниками пророков, по сути — первыми пророками.

Те, чьи имена забыты

Древние философы, которые не имели Писания, получали Откровение непосредственно от Бога и только те достигали блестящих результатов, кто был Им избран.

Роджер Бэкон.

Устная передача информации — не самый оптимальный способ обеспечить ее сохранность. Пересказывая, люди что-то забывают, что-то добавляют от себя, что-то переосмысливают, исходя из меняющихся реалий: tempora mutantur et nos mutantur in illis. Каждые несколько поколений передаваемая информация претерпевает существенные изменения.

С изобретением письменности ситуация изменилась. Больше не нужно было рассчитывать исключительно на ненадежную память и на ее смертных носителей. Показания очевидцев Откровения теперь фиксировались на носителях куда более долговечных: на камне, деревянных дощечках, металлических пластинах. Появилась возможность накапливать информацию в объемах, существенно превосходящих емкость человеческой памяти. Возникли первые книги — «священные писания», первые книжные собрания. Естественно, что первым делом в эти книги были записаны «предания старцев», до той поры передаваемые изустно.

К этому времени имена первых очевидцев были уже утрачены, забыты. А может, у них и не было имен, — это же были первобытные люди. Авторство самых ранних записанных «священных писаний» либо осталось безымянным, либо его приписали мифическим персонажам, а то и самим божествам.

Индийские Веды — древнейшие священные тексты. Может быть, самые древние из дошедших до нас. Индийский брамин Бал Гангадхар Тилак (1856—1920) утверждал, что они созданы за 4500 лет до н. э. Не все ученые с ним согласны, но даже самые осторожные датируют древнейшую часть Вед XVI веком до н. э., то есть признают, что возраст Вед — не менее 3500 лет! При этом большинство учёных сходятся на том, что задолго до того, как Веды были записаны, существовала устная традиция их передачи. А значит, содержание Вед еще древнее, чем сами записанные Веды.

Индийская традиция относит Веды к категории шрути («услышанное»). Их называют на санскрите также санатан — «вечными», и апаурушея, — «несотворенными человеком». Тем самым подчеркивается, что Веды — не просто книги, сочиненные людьми. Это — богооткровенные писания. Их источник за пределами материального бытия, в «непроявленном», то есть в нематериальном мире. Оттуда, из «непроявленного», эти знания или учения приходят в наш мир, входя непосредственно в сознание человека, который их «слышит» и рассказывает о них другим. Потом, будучи записанными (первые такие записи делались еще на древесной коре или на пальмовых листах), они приобрели характер текстов, которые в силу их иноприродного (трансцендентного) происхождения почитались как священные.

Человека, который «услышал» и передал учение Вед, на санскрите называют риши, то есть «провидец», мудрец», «святой». Термины «риши» и «пророк» синонимичны. У древних индусов сформировалось представление о саптари́ши (санскр. «семь мудрецов») — «семи величайших риши», сыновьях бога Брахмы, рождённых непосредственно из его ума. Олицетворением семи мудрецов считали семь звезд Большой Медведицы.

Первым, кто передал Веды людям, считается махариши («великий риши») Ведавьяса.

Ведавьяса — не собственное имя. Это прозвище. Оно означает «разделивший Веду» (иногда его называют просто Вьяса — «разделитель»). Собственное имя этого человека не сохранилось.

В конце Двапара-юги, более пяти тысяч лет назад, Ведавьяса, получил Знание (на санскрите — Веду), представлявшее собой первоначально одно учение (одну единую Веду). Письменности еще не было, и Веда передавалась изустно. Чтобы обеспечить ее сохранность, и в то же время не допустить, чтобы кто-то владел всем Знанием единолично, Вьяса разделил Веду на четыре части, и каждую из них передал одному из своих учеников. Ригведу он передал Пайла риши, Самаведу — Джаймини риши, Яджурведу — Вайшампаяна риши, а Атхарваведа досталась Суманте Муни.

Однако Ведавьяса, или анонимный пророк, которого мы знаем под этим именем, не был первым получателем Откровения. Его скорее можно назвать первым популяризатором. Согласно традиции, Веду ему передал его отец, мудрец Парашара. Но и Парашара не был первооткрывателем священного Знания. Ему приписывают только авторство отдельных гимнов Ригведы. А остальное он унаследовал от своего отца, мудреца Шакти, а тот — от своего отца Васиштхи.

Первым получателем ведического Знания (во всяком случае, основной его части) индийская традиция считает Васиштху, прадеда Ведавьясы. Васиштха получил Знание непосредственно из «Непроявленного», а его потомки и преемники сформулировали и довели это Знание до людей в форме Вед.

Васиштха — наглядный пример того, как в сознании последующих поколений черты человека — пророка обрастают легендарными сверхчеловеческими качествами и как он приобретает божественный статус. Или, говоря в терминах христианства, как сын человеческий превращается в сына Божьего. Вообще стремление к обожествлению пророков отмечается у всех народов на всех континентах Земли. Чем древнее пророк, чем меньше реальной информации о нем сохранилось — тем явственнее эта тенденция, тем больший простор открывается для фантазии. Различные стадии этого процесса нам еще предстоит наблюдать в следующих главах этой книги.

Но вернемся к Васиштхе, одному из древнейших индийских пророков. По одной из версий, Знание, известное ныне как Веда, было передано Васиштхе непосредственно богом Варуной. А сам Васиштха был сыном самого Верховного божества — Брахмы (то есть сыном Божьим) и одним из прародителей земных существ. Здесь мы имеем дело с логическим завершением процесса обожествления одного из ранних очевидцев Откровения.

Стоит обратить внимание на еще одно обстоятельство. Индийская религиозная традиция представляет дело так, будто Васиштха получил Веду непосредственно от Бога, а последующие риши — его сын, внук и правнук, — лишь передавали один другому доставшиеся от него знания. При этом традиция не отрицает, что Васиштхой была получена только часть Веды, а остальные ее фрагменты открыты через других людей.

Например, некоторые гимны Ригведы были получены в личном трансцендентном опыте риши Парашарой. А автором «Вишну-пураны» предание называет риши Пуластью, которому этот священный текст был открыт самим Брахмой.

Как видите, авторское право на священные тексты — материя чрезвычайно деликатная. Кого считать автором? Того, кто непосредственно записал Знание в виде письменного текста? Того, кто получил это Знание в Откровении и пересказал другим? Или того, кто открыл пророку Знание, так сказать, «с той стороны»?

Можно предположить, что на самом деле Ведавьяса, Парашара, Шакти и Пуластья вовсе не обязательно были родственниками Васиштхи. Они могли быть самостоятельными пророками, внесшими каждый свою лепту в формирование корпуса древнеиндийских священных текстов. Нельзя утверждать этого наверняка ввиду отсутствия объективной информации об этих людях, однако традиционная версия тоже не подкреплена никакими объективными свидетельствами, а потому имеет не больше шансов на существование, чем наше предположение.

Дело в том, что архаичная родоплеменная традиция не знала иной формы преемства, кроме кровнородственной. Исходя из этих архаичных представлений, традиция и приписала последующим пророкам кровное родство с Васиштхой, а самому Васиштхе — родство с самим Богом, источником всякого Знания. Если оказалось возможным объявить пророка Васшитху сыном Брахмы, — что помешало бы объявить его предком всех последующих пророков? Между прочим, к Васиштхе предание возводит и род Кришны («Каршаяна готра»), — об этой знаковой фигуре индуизма речь еще впереди.

Идея о родстве Васиштхи с другими пророками получила развитие в представлении об идеальном семействе, в котором Васиштха играл роль патриарха. В «Вишну-пуране» и других источниках семья Васиштхи описывается как воплощение браминской традиции — идеальная семья, родственная богам, прочно занимающая привилегированное положение и передающая доверенное ей богами знание от отца к сыну. Сам Васиштха предстает как идеал брамина, всегда соблюдающего строжайшую приверженность исполнению долга и обрядов, предписанных священными писаниями, а его сын Вамадева — таким же святым мудрецом-риши, как и отец. Очевидно, что такое представление могло сложиться только в эпоху господства в Индии брахманизма.

Между тем уже в древности находились скептики, предлагавшие отделять мифы, популярные среди простых верующих, от настоящих исторических фактов и подлинных событий жизни пророков. Например, Эвгемер из Мессены (IV—III вв. до н.э.) утверждал, что за каждой легендарной или божественной личностью обычно стоит живой человек, подвергшийся со временем мифологизации и обожествлению.

Догадываясь, что и за мифом о Васиштхе скрывается история одного из ранних очевидцев Откровения, некоторые древнеиндийские исследователи предпринимали попытки идентифицировать Васиштху с каким-то конкретным историческим лицом. Например, его отождествляли с одноименным индийским астрономом и астрологом III в., автором не дошедшего до наших дней, но сохранившегося в изложении Варахамихиры. учебника астрономии «Васиштха-сиддханта» (ок. 270 г. н.э.). Существует еще одна астрологическая работа, в названии которой фигурирует имя Васиштхи — «Васиштха-самхита», но она написана еще позже (ее древнейший манускрипт датирован 1443 годом).

Поскольку попытки обнаружить следы исторического Васиштхи оказались тщетными, приходится признать: мы почти ничего не знаем об этом человеке. Мы даже имени его настоящего не знаем. «Васиштха» — это, скорее всего, прозвище, присвоенное позднейшими почитателями. На санскрите слово «васиштха» означает «самый богатый» (имеется в виду — богатый Знанием), «великолепнейший». Возможно, он не был женат и не оставил потомства. Возможно, он передал свое знание не сыну, а кому-то из учеников, которых можно назвать «духовными сыновьями».

Бесспорно лишь одно — Знание, полученное из Откровения, передававшееся в течение нескольких поколений изустно, а потом записанное в книги Вед и, благодаря этому дошедшее до нас. Это Знание, подлинность и существенность которого никем не оспаривается, свидетельствует о жившем много тысяч лет назад человеке — очевидце Откровения.

О том, что он был не единственным пророком, что Откровение время от времени получали разные люди, говорит он сам в трактате «Йога-васиштха». В этом трактате он поясняет своему воспитаннику Раме, которому он указал путь к высшей цели жизни человека — мокше (освобождению): «В каждую эпоху Создатель желает и создает несколько мудрецов и меня, — для духовного просветления всех». В этих словах проявляется характерная для индийской традиции особенность — представление о том, что каждый новый очевидец Откровения — это реинкарнация (аватар) самого первого из них, в данном случае — аватар Васиштхи. С поправкой на это специфическое представление слова «Йога-васиштхи» означают, что Откровение есть процесс повторяющийся и свойственный не только древности, но и нынешнему времени.

Вознесенные степенями

Понятию о «больших» и «меньших» пророках мы обязаны составителям Ветхого завета, которые, за неимением достоверных сведений о времени написания пророческих книг, расположили их не в хронологическом порядке, а по чисто формальному признаку — в порядке убывания объема текста. Кстати, такой же «количественный» принцип использовали и составители Корана, расположившие суры пророка Мухаммеда в порядке убывания их величины.

В результате «пророческий» раздел Ветхого завета открывают четыре самые большие книги — книги пророков Исаии, Иеремии, Иезекииля и Даниила, которых стали именовать «большими пророками» — не за их собственные пророческие достоинства, а за количество написанных ими страниц. За ними следуют 12 книг более скромных по размеру, авторов которых стали называть «меньшими» или «малыми» пророками.

Подобного рода количественный критерий, конечно же, никаким образом не характеризует качество пророчеств, ничего не говорит об их глубине и содержательности. Можно было бы отнесись к делению пророков на «больших» и «меньших» как к забавному курьезу. Однако на самом деле пророки действительно могут обладать разным достоинством, разной значимостью. И количество написанных ими страниц не имеет к этому никакого отношения.

В предыдущей главе упоминалось, что одному пророку, риши Васиштхе, был открыта основная часть Знания, в то время как другим, как например риши Парашаре, — только отдельные его фрагменты. Получается, что вклад пророков в формирование трансцендентного Знания неодинаков. Неодинаков и их вклад в распространение (популяризацию) этого Знания среди людей. Одни пророки канули в безвестность, другие стали основателями религиозных учений, в том числе так называемых «мировых религий», которые существенным образом повлияли, — и продолжают оказывать влияние, — на развитие человеческой цивилизации.

Учитывая эти обстоятельства, пророков действительно можно разделить на «больших» и «меньших».

Правомерно ли такое деление? Ведь все пророки получают свои знания одним и тем же способом — из личного трансцендентного опыта. Или, в терминах религии, из общения с Богом, из Откровения.

Однако само Откровение свидетельствует о необходимости различения пророков «по степеням», об их неодинаковом достоинстве.

«Вот — посланники! — говорит Бог в Коране — Одним Мы дали преимущество перед другими. Из них были такие, с которыми говорил Аллах и вознёс некоторых из них степенями» (К.2:254).

Пророки — это ведь все-таки люди, а не какие-то сверхъестественные существа, какими бы необычными качествами не наделяли их «благочестивые» легенды. Люди все разные, среди них не найдешь двух одинаковых. Даже у однояйцевых близнецов имеются индивидуальные различия. Вот и пророки различаются между собой — пророческим даром, проповедническим талантом. Кто-то открыл одну частную истину, кто-то добавил свое слово к словам предшественников, кто-то создал целое религиозное или философское учение, кто-то дал новое, более точное толкование, кто-то реформировал прежнюю религию.

«Дары различны, — говорит апостол Павел, — но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий всё во всех. Но каждому даётся проявление Духа на пользу. Одному даётся Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно». (1Кор.12:4—11)

Если Бог различает пророков «по степеням», наделяя их разными «дарами» — разными способностями, — почему бы и нам не разделять пророков на «больших» и «меньших» по их пророческому достоинству, не забывая, конечно, о едином источнике их пророческого вдохновения.

Приняв за основу не количественный, а качественный критерий, к числу величайших пророков, без сомнения, стоит отнести, прежде всего, основателей великих религиозных учений — Васиштху, Кришну, Моисея, Заратуштру Будду, Иисуса, Мухаммеда, Лао-Цзы, Ману. Об этих незаурядных личностях, о каждом в отдельности, мы поговорим в следующем разделе этой книги.

Раздел 3. Великие пророки

Племянник демона

Когда ты обретаешь знание, свет этого знания рассеивает тьму неведения и открывает истинную природу вещей, подобно тому, как Солнце, поднимаясь над горизонтом, озаряет все вокруг.

Кришна Васудева.

В конце II тысячелетия на улицах европейских городов появились привлекающие внимание группы людей, одетых в яркие, желтые или розовые, туники, с бритыми головами, иногда с небольшой косичкой, которые играют на восточных музыкальных инструментах, поют мантры, раздают прохожим книжки с изображением индийских божеств и собирают подаяние. Интересующимся объясняют, что являются кришнаитами, членами «Международного общества сознания Кришны». Так имя Кришны, прежде бывшее достоянием главным образом специалистов — этнографов, историков, религиоведов, — стало фактом общественного сознания.

Во времена колонизации Индии Кришна, как и другие персонажи индийской культуры, относился к разряду туземных суеверий, которые, как представлялось европейцам, должны были рассеяться в лучах истинной христианской веры, насаждаемой западными миссионерами. Только в XIX веке традиционная индийская культура, наука и религиозная жизнь стали объектом серьезных научных исследований, — и поразили европейцев своим богатством, глубиной и многообразием. Скудными и плоскими показались культурные достижения колонизаторов перед мощью культуры и философской мысли Древней Индии, история которой насчитывает не одно тысячелетие. Под влиянием этого культурного шока родилась идея синтеза христианства с индийской религией в рамках теософии. На рубеже XIX и ХХ веков была предпринята первая попытка экспансии культа Кришны на Запад, правда, не увенчавшаяся тогда особым успехом.

Впрочем, были времена, когда европейцы не только прекрасно знали имя Кришны, но и были его ревностными поклонниками! Об этом свидетельствуют данные археологии. В Беснагаре, на северо-западе индийского штата Мадхья — Прадеш, археологами была обнаружена датируемая II веком до н. э. колонна, прославляющая Кришну. Из сохранившейся на колонне греческой надписи следует, что воздвиг её Гелиодор, посол царя Индо-греческого царства Антиалкида. В посвятительной надписи Гелиодор именует себя «бхагаватой», то есть последователем Кришны-Васудевы, а самого Васудеву (второе имя или, точнее, отчество Кришны) — «Богом богов». Это очевидное свидетельство того, что высокопоставленный представитель Индо-греческого царства Гелиодор, грек по происхождению, во II веке до н.э. обратился в культ Кришны. Можно предположить, что и другие, менее знатные подданные этого царства исповедовали религию Кришны-Васудевы. В 180—165 годах до н. э. греко-бактрийский царь Агафокл даже отчеканил монету с изображением Кришны и его брата Баларамы. На лицевой стороне монеты изображен Кришна-Васудева в богато украшенном шлеме, с серьгами и мечом, держащий в руках диск-чакру. Выходит, имя Кришны европейцы узнали раньше, чем имя Христа!

Под влиянием популярной в XIX веке «мифологической» парадигмы, ранние исследователи толковали Кришну исключительно как мифологического персонажа, одного из многочисленных индуистских божеств. Однако в настоящее время наука пришла к выводу, что мифологизированный образ Кришны сложился вокруг реального исторического лица, о чем свидетельствуют факты его биографии, не вполне вписывающиеся в образ «благого Господа», но выдающие черты человеческой индивидуальности. Создателям благочестивого мифа вряд ли пришло бы в голову, не имея на то оснований, приписывать своему герою неумеренный сексуальный аппетит или изображать его темнокожим (имя Кришна (krsna) означает «черный», «темный»), что характерно для дравидов, аборигенов юга Индостана, при том, что его отец, мать и братья были белыми индоарийцами.

Обстоятельства рождения Кришны были не вполне обычными. Он родился в тюрьме. Отца Кришны Васудеву, обладавшего правами престолонаследия, удерживал в заточении брат его жены Камса, который, свергнув собственного отца, узурпировал власть. Опасаясь конкурентов, Камса, которого хронисты называют не иначе как «демоном», последовательно умерщвлял рожденных в неволе потомков Васудевы. В живых остались только два его сына от разных матерей — Баларама и Кришна, которые с младенчества были отлучены от родителей и укрыты в деревушке Гокула в районе Вриндавана в семье пастуха Нанды и его жены Яшоды.

В пастушеской среде Кришна рос гиперактивным и непослушным ребенком. Сохранились истории, как он воровал у пастушек масло и простоквашу, совершал вместе со сверстниками набеги на крестьянские сады, похищал одежды купающихся девушек и заставлял их выйти из воды нагими. Неразлучным спутником в хулиганских подвигах был его старший брат Баларама. Достигнув возраста полового созревания, Кришна становится героем многочисленных любовных похождений с деревенскими пастушками «гопи». Истории этих похождений, известные как «раса-лила», легли в основу поэмы Джаядевы «Гита-Говинда».

Ограничивалась ли жизнь нашего героя только хулиганскими выходками, хмельными пирушками и адюльтером? Да, все это присутствовало. Но была и другая сторона, укрытая от нескромных взоров. Не будем забывать, что Кришна и его брат были кшатрии и, более того, обладали правами на престол. А потому их первой обязанностью было в совершенстве владеть оружием, уметь управлять боевой колесницей, быть искусными в военной стратегии. Ради овладения этими необходимыми навыками и знаниями братья проходили обучение у опытных наставников. Делать это приходилось втайне. Ведь для окружающих они были простолюдинами, пастухами. А в варно-кастовом индийском обществе обязанности и поведение представителей каждой варны были жестко разграничены. Слухи о пастухах, изучающих воинские искусства, могли дойти до их демонического дяди-узурпатора, которому всюду мерещились заговоры. Сохранить тайну можно было только при условии строгой конспирации. Ни имена учителей, ни подробности обучения до нас не дошли. Однако многочисленные косвенные сведения убедительно свидетельствуют об успехах нашего героя в этом тайном обучении. Сохранилось, например, немало рассказов о коварных шпионах и убийцах, неоднократно подсылаемых Камсой, с которыми Кришне приходилось вступать в схватки, — и каждый раз он выходил из них победителем. Это заставляет усомниться, что он был тем неученым деревенским шалопаем, каким старался выглядеть.

Достигнув совершеннолетия, Кришна покидает место своей ссылки и с головой погружается в бурную политическую жизнь. Уловив недовольство влиятельных кланов тираническим правлением Камсы, Кришна возвращается в столицу, где примыкает к зреющему там заговору, и принимает в нем деятельное участие. Именно ему приписывается главная заслуга в свержении и убийстве тирана и восстановлении на престоле Угарсены, отца Камсы и законного правителя Матхуры. Отец Кришны Васудева в результате переворота становится престолонаследником, а Кришна и Баларама обретают статус принцев. Казалось бы, справедливость восторжествовала, тиран повержен, законные права восстановлены, карьера Кришны близка к апогею. Чего еще желать?

И тут наступает неожиданный перелом, разделивший жизнь Кришны на период «до» и «после», а его самого сделавший совсем другим человеком. За древностию лет подробности происшедшего до нас не дошли. Однако сам характер перемен и последовавшие за тем события позволяют заключить, что Кришна пережил спонтанный мистический опыт, во время которого ему открылось Знание. Для человека, с такой кипучей энергией вступившего в смертельную схватку за власть, Кришна слишком неожиданно уступает завоеванное им место Балараме, который в глазах окружающих не заслуживал доставшихся ему почестей. Для человека жесткого, расчетливого и азартного Кришна очень странно повел себя во время войны Пандавов и Кауравов. Силы обоих кланов были примерно равны, победа зависела от того, на чьей стороне выступит Кришна со своей армией. Как поступил бы любой, даже неопытный, полководец в такой ситуации? Конечно, встал бы на сторону одного из кланов и воспользовался бы плодами победы. Кришна поступил в этой ситуации нелогично и непонятно. Согласно «Махабхарате», он предложил враждующим сторонам выбрать либо его войско, либо его самого. Кауравы выбрали для себя войско Кришны, а сам он встал на сторону их противников Пандавов. Невиданная в истории коллизия: полководец собирается вступить в бой против собственного войска! И неправдоподобная. Возможно, она выдумана в качестве иллюстрации главной идеи учения Кришны, которое он провозгласил после получения Откровения.

Но дыма без огня не бывает. Очевидно, в этих рассказах отразилось удивление окружающих неожиданным поворотом в поведении Кришны. Еще больше удивляет тот факт, скорее всего подлинный, что, вступая в бой, Кришна отказался брать в руки оружие. Все, на что он согласился — это стать возницей колесницы своего приятеля принца Арджуны. Неожиданно для человека, который совсем недавно недрогнувшей рукой убил своего дядю Камсу и его приверженцев, не правда ли?

Битва Пандавов с Кауравами, состоявшаяся на Курукшетре («поле Куру»), описана в книге под названием Бхагавадгита — «Божественная песнь». Эта книга вовсе не похожа на военные мемуары. По сути, это изложение философско-религиозного учения Кришны, которое он, якобы, преподал своему другу Арджуне перед началом битвы. Выслушивать проповеди и разбирать философские антиномии — последнее, что придет в голову воину армии, выстроившейся на поле боя и ожидающей сигнала к началу жестокого сражения. Конечно, в реальности Кришна не выступал с пространной лекцией перед изготовившейся к атаке армией. Но то, что написано в этой книге, несомненно, представляет собой потрясающей глубины и новизны Знание, обладателем которого неожиданно стал весельчак и повеса Кришна. Где он мог получить это революционное для тех времен Знание, если не в Откровении? Очевидно, окружающие связали это Учение с необычным поведением самого Кришны: так и родилась Бхагавадгита, симбиоз батальной повести и пророческой книги.

Откровение Кришны имеет универсальный характер и содержит знание об устройстве Вселенной, о модальностях бытия, а также о путях, ведущих к окончательному освобождению Духа из материального «плена». Все живое и неживое имеет начало в Боге (которого следующие поколения верующих отождествят потом с самим Кришной), и все Творение — от богов до ископаемых — происходит из него. Бог занят творением мира, но это непрерывное действие не сковывает его: он — лишь наблюдатель своего собственного творения. Человека Кришна трактует как участника космического процесса, помощника Бога в сотворении мира и его совершенствовании.

Во времена Кришны в Индии господствовала браминская религия, видевшая главное назначение человека в ритуальном служении, то есть в регулярном беспрерывном совершении жертвоприношений в соответствии с определенными правилами. Поскольку выполнение этой функции занимало достаточно много времени, требовало наличия определенных материальных ресурсов и знания многочисленных правил совершения жертвоприношений, для ее обслуживания сложилась целая группа специалистов — священнослужителей. Со временем эта группа оформилась в варну браминов, занявшую высшую ступень в древнеиндийской варновой общественной системе. Представителям других варн под страхом сурового наказания было запрещено заниматься чтением, и тем более толкованием Вед и совершением обрядов, за исключением домашних молитв и жертвоприношений. Предполагалось, что брамины осуществляют свое служение от имени всего общества, однако, поскольку принесение жертв считалось главным способом служения богам, то непосредственные исполнители ритуалов оказывались в привилегированном положении и, как представлялось, были ближе к богам, а, значит, имели больше шансов на освобождение из колеса сансары. Учитывая популярное в Индии учение о множественных перерождениях, возникло представление, что брамином человек рождается благодаря «заслугам» в прошлых жизнях, очистивший свою карму от сансарических аффектов, и что это позволяет ему достичь окончательного освобождения и вырваться из дурной бесконечности рождений и умираний. Всем же остальным придется пережить еще немало перерождений, во время которых они должны прилагать усилия для исправления своей кармы.

Между тем в недрах официального (экзотерического) ведантизма возникло неформальное, но достаточно авторитетное эзотерическое течение, адепты которого предлагали своего рода «ускоренный» путь к освобождению за счет отречения от мира и строгой аскезы. Они полагали, что таким образом смогут в течение одного перерождения «исправить» свою карму благодаря аскетическим «заслугам» и разрыву связей с сансарической действительностью. Главным условием исправления кармы они считали «недеяние», то есть отказ от совершения каких-либо действий, так как, совершая любое действие, человек раскручивают колесо сансары, порождая новые грехи и страдания. Сторонники этого пути говорили, что они тоже совершают жертвоприношение, но приносят в жертву богам самих себя. Они удалялись от мира и становились лесными отшельниками, практикуя недеяние и живя подаянием. Отрекшиеся от мира, отвергнувшие его низменные и эфемерные наслаждения и привязанности, практикующие недеяние, они полагали, что уничтожают дурную карму, накопленную в прошлых жизнях, и в следующем воплощении родятся последний раз — в семье браминов, получив шанс на окончательное освобождение. Этот способ освобождения называется «йогой недеяния». Помимо этих двух был еще и третий путь — «санкхья йога» (от санскр. saṃkhyā — «перечисление»), согласно которому мир — это противоборство двух начал: пракрити (материи) и пуруши (духа). Цель санкхьи — отвлечение духа от материи, а инструмент достижения этой цели — медитационное сосредоточение, способствующее получению метафизического знания.

Кто следует этими путями, получает возможность вырваться из дурной бесконечности рождений и умираний (колеса сансары). Те же, кто не оставляет мирские дела, совершая действия, обусловленные инстинктами или низменными потребностями, только еще больше раскручивают колесо сансары, порождая новые грехи и страдания. В результате они обречены вновь и вновь инкарнировать в сансаре, не имея шансов на освобождение. Таким образом, традиционная система фактически исключала достижение религиозного идеала для подавляющей части общества.

Новизна учения Кришны заключается в том, что он нашел для этих людей — земледельцев, ремесленников, торговцев, воинов, администраторов, без которых не может существовать человеческое общество, — место в мировом процессе, открыл для них новый, четвертый путь к освобождению — без разрыва связи с миром, без отказа от действий. Недеяние, утверждал Кришна, — это недостижимый для человека идеал. Человек не может существовать на Земле, не совершая никаких действий. Но и действуя можно спастись, то есть избежать последствий своего участия в жизни мира. Только для этого нужно соблюсти одно условие: необходимо отделить себя от своих дел и их последствий, «отказаться от плодов своих дел» (phalatrishnavairagya), то есть совершать любое действие безлично, бесстрастно и равнодушно, будто за кого-то другого. При соблюдении этого условия совершаемые дела не посеют семена новых кармических потенциалов и не овладеют человеком в «кармической цепи». «Безразличный к плодам своих действий, всегда довольный, свободный от любых привязанностей, сколько бы он ни трудился, он на самом деле ничего не совершает» — говорит Кришна. Принесение в жертву Богу своих повседневных действий при отказе от их плодов Кришна определил как новый вид йоги — «йогу деяния».

Учение Кришны позволяет каждому человеку надеяться на спасение, благодаря phalatrishnavairagya, даже тогда, когда по разным причинам он будет обязан и дальше участвовать в социальной жизни, иметь семью, заботы, занимать те или иные должности и даже совершать «безнравственные» вещи, как, например, Арджуна, которого Кришна убедил не отказываться от исполнения воинского долга, даже если этот долг требует убивать собственных родственников на войне. Действовать отстраненно, не волнуясь и «не желая результата», значит достичь самообладания и спокойствия, которые в состоянии сообщить одна лишь йога. Кришна говорит: «Хотя он действует непрестанно, но остается верен йоге». Таким образом, предложенная Кришной йога примиряет аскезу и мистицизм с призванием жить и трудиться в мире.

Другим новшеством, привнесенным Кришной, было утверждение равноценности всех четырех путей с оговоркой, что четвертый, сотериологический путь поклонения Вишну-Кришне является наиболее естественным и доступным для обычного человека.

Одновременно Кришна сделал очень важное и до сих пор не всеми понятое открытие. Нельзя всех людей причесывать под одну гребенку и заставлять идти к освобождению одним и тем же путем. Нет универсального способа освобождения. Люди все разные, каждый имеет право выбирать тот путь к освобождению, который наиболее соответствует его собственной природе и способностям. Конечно, разные пути отличаются своей эффективностью: «Йога выше, чем аскеза (тапас) и даже выше, чем знание (джняна), и выше, чем жертва». Помимо «йоги деяния» в своем Откровении Кришна получил также знания относительно других способов освобождения, например, медитативной йоги. Медитация йогина, говорил он, достигает конечной цели только в том случае, если он сосредоточен на Боге: «С ясной и неподвластной страху душой… овладев своим рассудком и имея постоянную мысль обо Мне, он должен упражняться в йоге, видя во Мне высшую цель». «Кто везде Меня видит и видит во Мне все, тот никогда не будет Мною оставлен, и он не оставит Меня. Прочно утвердившись в единстве, он поклоняется Мне, пребывающему во всякой твари; такой йогин пребывает во Мне, каким бы ни был его образ жизни».

Произошедшие с Кришной изменения были столь разительными, а его Учение столь масштабным, что люди даже стали называть его другим именем. Теперь чаще называли его Васудевой, что по-русски, в силу отсутствия в нашем языке способа передачи долгих гласных, звучит так же, как имя отца Кришны, а на санскрите означает «потомок Васудевы» (мы бы сказали — «Васудевич»). Изменению имени способствовало также учение Кришны о едином Боге — Творце всех вещей: имя «Васудева» на санскрите означает «живущий повсюду», что соответствует одному из определений Бога-Абсолюта, о котором говорят, что он обитает «нигде и везде». В индийской терминологии этот всепроникающий аспект Абсолюта именуется Праматмой — тем, «что пронизывает и поддерживает все материальное творение».

Достоверных сведений о последнем периоде жизни Кришны не сохранилось. Рассказывают, что после битвы на Курукшетре он удалился из столицы и оставшуюся часть жизни провел со своими единомышленниками в городе Двараке (на территории нынешнего штата Гуджарат). Вроде бы, исполняя долг правящей особы, он женится на Рукмини, дочери царя Бхишмаки из Видарбхи. Согласно недостоверным (легендарным) сведениям, помимо Рукмини он завел еще целый гарем, насчитывающий более 16 тысяч девушек. Правда, объясняется это не патологическим любвеобилием, а благотворительностью. Эти девушки томились в плену у царя Наракасуры, пока Кришна не освободил их. По обычаям того времени, побывав в плену, они не имели никакого шанса выйти замуж, так как считались падшими. Кришна же, пойдя наперекор обычаю, объявил их своими женами и сделал принцессами. Скорее всего, это благочестивый вымысел, в основе которого лежал факт выкупа Кришной людей из плена.

Согласно описаниям «Бхагавата-пураны» и «Бхагавадгиты» и основанным на них астрономическим расчётам, датой смерти Кришны в индуизме считают 18 февраля 3102 года до н. э. Если признать «официальные» даты рождения и смерти Кришны, получается, что Кришна прожил 126 лет, а в битве на Курукшетре он сражался 89-летним (об этом свидетельствует, например, «Матсья-пурана»). Может быть, для мифологического персонажа такая датировка годится, но для живого человека она представляется недостоверной.

Скорее всего, Кришна умер естественным образом, от старости. Легенда говорит об этом иносказательно. Якобы шел по лесу охотник с говорящим именем «Джара» (старость), увидел сквозь листву часть стопы Кришны, медитирующего под сенью дерева, подумал, что это олень и пустил в него стрелу с волшебным наконечником, нанеся смертельную рану. По сути это индийский парафраз греко-римской аллегории смерти в образе Сатурна, старика с безжалостной косой, бога Времени. Верующие же, как водится, приняли поэтическое иносказание за биографический эпизод, и разукрасили его различными прибавлениями и пояснениями, вроде того, что удалиться в лес Кришну с Баларамой вынудила жестокая междоусобица среди их соплеменников, все участники которой были перебиты. В лесу Баларама погиб от змеиного укуса. Череда этих несчастных событий и побудила Кришну предаться медитации, стоившей ему жизни. Короче, умерли все, как в ранних пьесах Шекспира.

Этого объяснения показалось, однако, недостаточно, и к нему присовокупили другое. Якобы смерть Кришны была не случайностью, а реализацией давнего проклятия, наложенного на него матерью Кауравов Гандхари. Она очень сильно огорчилась и разгневалась после смерти своих сыновей в битве на Курукшетре и прокляла Кришну за то, что тот не приложил достаточных усилий, чтобы остановить войну. После того как Кришна узнал о проклятии, гласит легенда, он только улыбнулся и принял его, заявив, что его долгом было сражаться на праведной стороне, а не предотвращать войну. Драматические события и предзнаменования якобы сопровождавшие смерть героя — скорее всего дань законам мифотворчества. Обычный человек умирает в силу естественного закона, для этого не нужны ни «волшебная стрела», ни проклятье. Именно таков был конец Кришны. Впрочем, верующим нет дела до реальности. Они всегда адаптируют ее под собственное понимание.

Уже современники Кришны, слушая его Учение, начали ассоциировать Единого Бога, о котором он свидетельствовал, с ним самим. А для следующих поколений он уже воспринимался как мифический или божественный персонаж, которого чем дальше, тем больше наделяли чудесными сверхъестественными свойствами. За тысячи лет, прошедшие со времени жизни Кришны его образ так далеко ушел от образа живого человека, что нынешние индусы и неофиты кришнаитства на Западе воспринимают его исключительно как самого Бога. Согласно «Брахмасамбандха-мантре» имя Кришны способно разрушить все грехи. А его второе имя-отчество «Васудева» стало частью известной Кришна-мантры (ее называют также «двенадцатислоговой мантрой»): oṁ namo bhagavate vāsudevāya — «Ом, мои поклоны прекрасному сыну Васудевы».

Анализ источников, священных текстов и исторических свидетельств, позволяет проследить тренд на возвышение «божественного статуса» Кришны. Первоначально Кришна воспринимался как одна из форм Бога, восьмая аватара Вишну, но иногда (например, в «Гита-говинде») он описывается не только как аватар, но как полное воплощение Вишну. К этому периоду относится комментарий Шанкары, согласно которому Кришна — это 57-е имя Вишну. А комментаторы «Вишну-сахасранамы» приписывают Кришне 1000 имен, которые также являются именами Вишну. В V веке до н. э. на основе культа Кришны сформировалась монотеистическая религия, которую называют религией бхагавата или бхагаватизмом. Её отличительной особенностью было поклонение Васудеве-Кришне как верховной и изначальной форме Бога. В развитие этой идеи сложилось представление о предвечном существовании Кришны-Васудевы до сотворения мира, о том, что он является источником всего Знания («древней йоги» или «высшей тайны»), которое открывалось в Откровениях различным пророкам. Сначала эта «древняя йога» была открыта Вивасвату, который сообщил ее Ману, а тот, в свою очередь, поведал ее Икшваку (Бх. IV,1). «Из этого устного предания о ней и узнали цари-риши. Однако со временем след этой йоги теряется» (Бх. IV, 2). Каждый раз, когда порядок (дхарма) становится шатким, сам Кришна воплощается (Бх. IV, 7), чтобы в телесном виде, соответствующем текущему «историческому моменту» явить эту вечную премудрость. С этой позиции учение Кришны является вечным и существовавшим прежде возникновения Вселенной, а «новым» оно представляется людям потому, что они утратили ранее сообщенное им Знание, забыли его. Согласно этим представлениям Кришна снизошёл на землю из духовного мира в качестве личностного воплощения бога Вишну с целью восстановления религиозных принципов и утраченного Знания.

Вот как объясняется причина пришествия Кришны в «Бхагавата-пуране»: «Господь Брахма сообщил полубогам: прежде чем мы подали Господу [т. е. Кришне — авт.] наше прошение, он уже знал о бедствиях, происходящих на Земле. Поэтому все вы, полубоги, должны воплотиться, родившись сыновьями и внуками Ядавов, и оставаться на Земле, пока Господь [Кришна — авт.] будет находиться на ней, чтобы с помощью своей энергии — вечного времени — облегчить её бремя». Похожее описание, с незначительными различиями в деталях, имеется и в «Махабхарате».

Место воплощения Кришны в Матхуре стало местом паломничества. Оно называется Кришна-джанма-бхуми. Там расположен храмовый комплекс, воздвигнутый в честь этого события.

К IX веку н.э. кришнаизм широко распространился на юге Индии. В Северной Индии к XII веку сформировались различные традиции кришнаизма и появились региональные культы таких форм Кришны, как Джаганнатха (в Ориссе), Витхоба (в Махараштре) и Шринатхджи (в Раджастане). Учитывая потребности широких масс верующих в созерцании зримой формы божества, была создана богатая иконография Кришны в виде мурти (скульптурных изображений) и икон. Обычно Кришну изображают темнокожим или черным юношей (в особенности это характерно для мурти). На фресках и иконах Кришна предстает как мальчик или юноша — пастушок с кожей голубого или тёмно-голубого цвета, одетый в желтую дхоти, играющий на флейте в окружении коров, телят и девушек-пастушек гопи. Другой традиционный канон изображения Кришны представляет его в виде колесничего, дающим наставления Арджуне перед битвой на Курукшетре. Иногда Кришну изображают с чакрой, одним из атрибутов Вишну, или с множеством голов и рук, являющим свою вселенскую форму Арджуне.

Формирование религиозного культа вокруг фигуры Кришны сопровождалось дрейфом в сторону более привычного для индусов многобожия. Помимо самого Кришны богами были объявлены и его малодушный брат Баларама, жёны Рукмини и Сатьябхама, и даже прежняя, (еще пастушеского периода) любовница гопи Радха и другие персонажи, в окружении которых Кришна нередко предстает в храмовых мурти. Для ряда течений в индуизме характерен образ Радха-Кришны, то есть парное изображение Кришны и Радхи, причем это не прихоть художника, а выражение реальной религиозной традиции. Манипурские вайшнавы, например, никогда не поклоняются одному Кришне, а всегда только Радха-Кришне. Эта форма поклонения также является отличительной чертой гаудия-вайшнавизма, рудра-сампрадаи и традиции пуштимарга. В XVI веке Чайтаньей была инициирована реформация кришнаизма, сторонники которой отрицали понимание Кришны как аватары Вишну, и утверждали, что именно Кришна, а не Вишну, является высшим личным божеством (Бхагаваном), в то время как Вишну и другие божества индуистского пантеона — всего лишь аватары Кришны. Бхагаван, по учению чайтанитов, выше даже безличного Брахмана, так как в последнем «виды энергии-шакти не дифференцированы и потенциальны, в то время как в Бхагаване они получают полное развитие». На этом основании Бхагаван описывается ими как «высшая личность в иерархии духовных проявлений», а Брахман — как «сияние его тела (тануба)», то есть эманация Кришны. Такова траектория эволюции Кришны от обычного человека до верховного Бога-Абсолюта.

Поэт из Преисподней

Един Зевс, един Аид, един Гелиос, един и Дионис, во всем Единое Божество

Орфей.

Красавец поэт, играющий на кифаре и завораживающий пением людей и животных… Верный спутник Эвридики, сила любви которого была столь велика, что он не побоялся сойти в саму Преисподнюю в поисках возлюбленной… Такие образы рождает воображение, когда мы слышим имя Орфея. Ему посвящены 20 опер разных композиторов, оперетта Жака Оффенбаха «Орфей в аду», рок-опера «Орфей и Эвридика» Александра Журбина, стихи и поэмы Кальдерона, Гёте, Брюсова, Ходасевича, Цветаевой и множества других поэтов, многочисленные художественные полотна лучших живописцев.

Сведения о происхождении, детстве и подробностях жизни Орфея ввиду чрезвычайной древности стёрлись из человеческой памяти, за исключением того, что родина его — Либетры Фракийские, город в Фессалийской Пиерии, у подножия Олимпа, местообиталище муз Пиерид, дочерей Зевса и Мнемосины. Его имя некоторые производят от финикийских слов aour («свет») и rophae («исцеление»), что вместе означает «исцеляющий светом». Другие утверждают, что оно происходит от древнегреческого ορϕνοιοζ, то есть «темный». Последнее больше походит на правду, ведь и мудреца Гераклита греки называли «темным» за то, что не понимали его речей.

Как и другим выдающимся личностям древности, современники и последующие поколения приписали Орфею божественное происхождение и сверхчеловеческие способности, столь же фантастические, сколь и недостоверные. Одни говорили, что он сын музы Каллиопы и фракийского царя Эагра. Другие называли его отцом самого Аполлона. Такова уж была традиция. Например, отцом Октавиана Августа тоже называли Аполлона, якобы овладевшего его матерью Атией под видом змея, когда она провела ночь в храме, а Александру Великому приписывали происхождение от бога Амона.

С древности за Орфеем прочно закрепилась слава первого поэта и певца. Ему приписывают создание гексаметрического стиха. Поэт Ивик называет его «славно именитым», а Пиндар — «прославленным отцом песен». Называют его также изощренным в музыке кифаредом, создателем лиры, которая по его имени называется также арфой. Молва приписывает голосу Орфея и его игре на лире магическую силу, способную усмирять волны, приводить в движение деревья и скалы, укрощать диких зверей. Рассказывают, будто бы корабль Арго сам спустился на воду, очарованный игрой Орфея, а после смерти певца его золотую кифару боги поместили на небо среди созвездий.

Аристотель, разбирая эти свидетельства, говорил, что скорее следует признать, что вовсе не было никакого Орфея, чем поверить тем чудесным вещам, которые о нем рассказывают.

Между тем за сентиментальными кудрями мифического кифареда и чудесными рассказами о нем скрывается один из первых пророков Древней Греции, мудрец, учредитель религиозных обрядов и основатель первой эзотерической школы.

В комментарии к сочинению Аристотеля «О душе» Филопон предположил, что Орфею принадлежали только учения, а в стихи их переложили его последователи. Впрочем, если бы он и на самом деле был музыкантом и поэтом и распространял свои идеи в поэтических или музыкальных формах, подобно ветхозаветному царю Давиду, Кришне или гуру Нанаку, — разве это умалило бы его репутацию пророка и мыслителя?

Орфей, как полагают, жил за одиннадцать поколений до Троянской войны, в середине второго тысячелетия до н. э. В ту далекую эпоху знания передавались изустно, а для более эффектного воспроизведения и лучшего запоминания излагали их рифмованной прозой или стихами. Не случайно древнейшие священные книги написаны стихами — Ригведа, Пятикнижие, Энума Элиш, Бхагавадгита и прочие. Эта традиция была еще жива в раннее средневековье, когда сказители-барды пересказывали эпические повествования (саги, былины) тоническими стихами, помогая себе игрой на арфе (гуслях, псалтыри). И сегодня форма декламации текстов религиозного содержания в виде рифмованных речитативов или гимнов практикуется в богослужении разных религий. Нет ничего зазорного в том, что одаренный замечательными способностями к музыке и пению Орфей излагал свое учение вдохновенными стихами и слушатели внимали ему со священным трепетом.

Древние греки полагали, что первыми, кто поведал людям о богах, происхождении мира и назначении человека, были поэты — Лин, Мусей, Эвмолп, Гомер, а первый из этой плеяды — Орфей. У Гомера мы почерпнули практически все нынешние знания о древнегреческой мифологии. Но Гомер был по большей части интерпретатором, систематизатором и пересказчиком сказаний своих предшественников, тогда как Орфей — тот, кто первым принес людям эти знания.

Уже древние задавались вопросом об источнике его учения. Одни говорили, что Орфей почерпнул свою мудрость в Египте, ибо его учение имеет параллели с египетским культом Осириса. По мнению других, он воспринял его от идейских дактилей во время проживания в Самофракии. Здесь мы сталкиваемся с тенденцией объяснять сходство учений заимствованием. Спору нет, заимствование может иметь место при соприкосновении культур. Но заимствование — не единственное объяснение сходства культурных феноменов. Учения, аналогичные орфическим, зафиксированы, например, у жителей американского континента, о самом существовании которого народы Средиземноморья до конца XV века даже не догадывались. Очевидно, что здесь сходство учений объясняется иной причиной. Но если существует иная причина сходства учений, чем заимствование, почему сходство орфического учения с египетскими или самофракийскими не может иметь ту же причину? Не секрет, что в заимствованной религии наиболее легко, и прежде всего, усваивается ее внешняя, обрядовая сторона. А ведь учение Орфея, включающее в себя идеи, схожие с египетскими и самофракийскими, существенно отличается от последних именно во внешних своих проявлениях.

Видимо, поняв, что простым заимствованием происхождение орфического учения не объяснить, древнегреческие интерпретаторы пошли по пути своих индийских коллег и объяснили всё… родственными связями. Если Орфея называют сыном Аполлона, рассуждали они, почему бы ему не получить свои знания от своего божественного отца? Хотя ход их мыслей был сомнительным (Орфей — сын Бога не в большей степени, чем каждый из нас), в нем было рациональное зерно. Живший в середине бронзового века Орфей не мог получить знания, которые даже сегодня недоступны простым смертным, из иного источника, кроме как от «богов». То есть из Нематериального мира, посредством Откровения. Из этого источника люди черпали знания, начиная с древнейших времен. Да, воспринимали и передавали это Знание искаженно и усечённо, в силу неразвитости мышления и недостатка знаний. Однако, хотя и в самых общих чертах, базовая модель Знания в любом человеческом обществе присутствовала всегда. Каждый следующий очевидец Откровения эту базовую модель уточнял и дополнял тем, что ему удалось усвоить из этого универсального источника.

Так, Орфей отверг популярное среди его современников представление об изначальном совершенстве земного мира, о «Золотом веке», который якобы прежде существовал на Земле, а потом все постепенно пришло в упадок, из-за чего нынешняя Земля стала местом несовершенства и страданий.

Никакого «Золотого века» не было! — заявил Орфей. Природа людей изначально была несовершенной. По своей естественной природе люди несчастны, «ибо происходят из праха ужасных и преступных Титанов». И не только люди. Все существа несут на себе печать несовершенства и греха. Об этом говорится в орфическом гимне, обращенном к Титанам:

Вы, о исток и начало всего, что смерти подвластно, —

Многострадальных существ, наземных, морских и пернатых,

Ибо от вас происходит все то, что рождается в мире.

Вас умоляю — от нас отдалите вы гнев вредоносный.

Орфей отрицал, что первоначально существа, населявшие землю, обладали бессмертием, унаследованным ими от богов, а затем постепенно утратили его. Бессмертие свойственно только богам, — утверждал он, — для людей же оно и невозможно, да и не нужно. Плоть смертна и всегда была таковой.

Однако, — говорил Орфей, — и это было еще одной истиной, которую он извлек из Откровения, — природа людей двойственна. Она не только титаническая, но и дионисийская, ибо замешана на божественной крови. В каждом человеке живет частица божества, что дает надежду на избавление от страданий и улучшение нашей участи. Эта божественная часть природы человека бессмертна, она не уничтожается со смертью тела, но продолжает существовать, хотя и в ином виде.

«Золотой век» не позади, а впереди, но нужно прилагать усилия, чтобы он наступил. Нужно бороться со злом и несовершенством, воздерживаться от совершения преступных деяний, на которые нас толкает наша титаническая природа, и заниматься совершенствованием, взращивая в себе божественное начало.

Наличие частицы божества уравнивает между собой людей, различных по происхождению. Незнатный человек может быть более близок к Богу, чем знатный, если он благочестив, избегает греха и стремится к добру и совершенству.

Вопреки логике, унаследованной от первобытных людей, согласно которой убийство, обусловленное потребностью выживания, является оправданным, Орфей объявил, что убийство одушевленного существа, будь то человек или животное, есть такой же грех, как первоначальный грех Титанов. Исходя из этого, он предписывал воздерживаться от употребления в пищу мяса животных. Он также запретил самоубийство, ибо тот, кто осмеливается оборвать свою жизнь, поднимает руку на божественную природу в себе самом. Поскольку тело человека, учил Орфей, является местопребыванием Бога, его следует беречь с величайшей тщательностью. Двусоставная природа человеческих существ делает возможным ее постепенное улучшение при соблюдении предписаний и запретов, которые доводятся до людей через Откровение. И, напротив, не соблюдая эти предписания и совершая запретное, человек ухудшает как свою собственную участь, так и участь всего человеческого рода.

Платон, высоко оценивавший учение Орфея, передает его суть таким образом. Бог, как гласит древнее сказание, содержит в себе «начало, середину и конец» всех вещей, он идет к цели прямым путем, вращаясь по Природе, а за ним неотступно следует Правда (др.-греч. Дикэ), карающая отступивших от божественного Закона. Кто желает быть счастливым, тот держится Правды и следует за ней в смирении и благочинии. А кто превознесся от гордыни, прельщенный богатством и почестями, или же распаляется в душе красотой тела вкупе с юношеским неразумием, впадая в преступную наглость, того покидает Бог. Покинутый Богом, и прихватив с собой еще таких же, он куролесит, внося сумятицу во все подряд. Пусть сегодня он представляется отважным и незаурядным, но спустя немного времени он понесет заслуженное наказание от Правды и дотла разорит себя, свою семью и родной город.

Советом совершать должное и воздерживаться от недолжного учение Орфея, однако, не ограничивается. Он открыл людям и иной путь к Богу. Священные мистерии, совершаемые в честь Диониса Загрея, — говорит он, — позволяют их участникам достичь такого состояния, когда человек отождествляет себя с умирающим Дионисом, как бы сливается с ним, умирает и затем вновь воскресает вместе с Богом. Для этого необходимо лишь одно — бесконечная любовь к Богу, вплоть до полного растворения в нем. Вино, секрет которого открыл людям Дионис, использовалось в мистериях в качестве сакрального средства приобщения к инобытию.

Это эзотерическое учение уже в эпоху Платона оказалось искажено невеждами. Бродячие жрецы и прорицатели, свидетельствует Платон, «держат наготове кучу книг Мусея и Орфея — потомков Селены и Муз, как они уверяют, — по которым они совершают жертвоприношения, убеждая не только частных лиц, но и целые города, что де и для тех, кто еще жив, и для тех, кто уже умер, существует избавление и очищение от прегрешений посредством жертвоприношений и радостных забав, которые они называют „посвящениями в таинства“, что избавляют нас от загробных страданий, а кто жертв не приносил — тех ожидают ужасы».

Возвышенное учение Орфея, по словам Платона, было перетолковано в том смысле, что последователи Орфея в своих обещаниях приводят праведников в Аид, укладывают на пиршественные ложа, устраивают пир святых и позволяют им отныне с венками на голове проводить целую вечность в пьянстве, полагая, что высшая награда за добродетель — вечное опьянение. В надежде на это орфики, якобы, и славословят справедливость, а нечестивых и неправедных зарывают в какую-то грязь в Аиде и заставляют носить воду решетом; мало того, еще при жизни навлекают на них дурную славу.

Переданные Платоном мнения его невежественных современников столь же далеки от настоящего учения Орфея, как ложь от правды. На самом деле невежды приписывают Орфею расхожее мнение обывателей, тогда как он учил, что бесконечные странствия бессмертного человеческого духа в этом подверженном смерти и постоянным изменениям мире не только не могут служить утешением, но, напротив, являются источником беспрерывных страданий. Прекратить эти страдания можно лишь одним способом — остановив череду умираний и возрождений, что, в свою очередь возможно только путем преодоления зависимости души от телесной оболочки и возвращения ее к своему Первоисточнику. Удовольствие, которое смертный может испытать пируя с друзьями и употребляя пьянящие напитки, есть лишь бледное подобие того блаженства, которое испытывает дух, воссоединившийся с Богом.

Таково подлинное учение Орфея, а не то, что ему приписывают профаны, исказившие многое из того, что он говорил.

На вопрос «Кто ты? Откуда ты?» учил он отвечать: «я сын Земли и звездного Неба», «род мой — небесный», подразумевая двойственную природу человека, сопричастную как материи, так и Богу. Невежды же заключили из этого, что он говорит о своем собственном божественном происхождении, — поэтому и называли его отцом самого Аполлона, а после его смерти не нашли ничего лучшего, как объявить его, над которым они столько насмехались при жизни, одним из богов и сочинили вздорную басню о том, что он, якобы, был растерзан насмерть вакханками, бросившими его кифару и пророческую голову в море; после этого Дионис будто бы наказал вакханок за преступление, обратив их в тутовые деревья, а музы собрали части тела погибшего и погребли их. Рассказчики этих басен тем самым признались в своей неспособности отделять суть учения от его внешних форм, ведь все эти россказни не что иное, как дурно понятое и скверно изложенное учение самого Орфея о Дионисе. Точно также и легенда о сошествии его в Аид произошла от того, что Орфей так достоверно говорил о странствиях духа, как будто сам странствовал с ним. Из всего этого видно, сколь опасно открывать истину невеждам: они или сделают ее посмешищем, или обернут во зло. Люди несовершенны и немногие среди них достойны Откровения — это тоже истина, которой учил Орфей:

Звери и птицы, и смертных людей никчемное племя,

Бремя земли, сотворенные призраки, вовсе невежды,

Что ни грядущего зла приближенье смекнуть не способны,

Ни отвратить совершенно беду загодя не умеют,

Ни добро, когда оно есть, удержать и заметить,

Неискушенные, все наобум, без предусмотренья.

Вот потому — то слова Орфея обычно были «темны» и иносказательны, и учение его облекалось во внешние формы гимнов, заповедей и обрядов. Истинное толкование учения он открывал своим ближайшим ученикам, установив различные степени посвящения. Это тайное знание не предназначено для разглашения; оно открывается людям частями, по мере их усовершенствования. Об этом сказано: «Все вы [приобщенные тайн] услышите,… а слуги и любой другой непосвященный и неотесанная деревенщина — затворите уши превеликими воротами», и еще: «Скажу, кому дозволено, а непосвященные — затворите двери!».

Посвященным открыл он великую истину о том, что не существует многих богов, ибо Божество, в отличие от принимающей множество форм материи, по природе своей едино. Под видом различных богов и богинь люди почитают отдельные ипостаси или свойства одного и того же Бога, создателя неба, земли и человека: «Един Зевс, един Аид, един Гелиос, един и Дионис, во всем единое Божество». Истолковывая перед посвященными сказание о Дионисе, говорил он, что «когда Дионис напечатлел свое изображение в зеркале, то последовал за ним, и таким образом раздробился на Вселенную», «выступил из самого себя и изошел во все разделенное на индивидуальные вещи творение». Когда Единое разделилось, оно оказалось рассеянным в мрачной темнице, которой является материя. Эта материя поглотила разделившегося, растерзанного Бога, подобно тому, как Титаны растерзали и пожрали Диониса-Загрея. Хаос не существовал изначально; он возник после разделения Единого на несовершенное множество. И не сам он, но насеянные в нем частицы Божества, стремясь к утраченному единству, положили начало его упорядочению и устроению. С этого началось творение мира и всех населяющих его существ.

Таково истинное и сокровенное учение Орфея.

Под властью Атона

Красота земли нам дана из Света

Города, деревья, поля и реки,

Если ты взойдёшь, все мы видим это,

Ибо ты, — Атон, бессмертный вовеки…

Эхнатон. Гимн Атону.

Аменхотеп-младший считался изгоем в семье. Это был болезненный, страдающий эпилепсией, некрасивый юноша, узкоплечий, с короткими ногами и по-женски широкими бедрами, одутловатым животом и тяжелым подбородком. Стареющий Аменхотеп III возлагал все надежды на старшего сына, Тутмоса, который не только именем, но также мужественным обликом, отвагой и силой пошел в своих грозных предков, сделавших Египет величайшей державой в мире.

Провидение, однако, распорядилось иначе. Отняв жизнь у красавца Тутмоса во цвете лет, оно повернуло династическое колесо, и очередь наследования перешла к его нескладному брату.

Аменхотепа-младшего, в отличие от Тутмоса, не готовили к профессии правителя. Да он и сам не слишком интересовался ни военными, ни политическими вопросами. Его душа тянулась к музыке, книгам, рассказам путешественников о дальних странах, к пляскам танцовщиц, вкусным яствам, красивым одеждам и прочим утонченным удовольствиям, привязанность к которым считалась неприличной для правителя и постыдной для воина. Но отец умирал, и Аменхотепу, как законному наследнику, пришлось принять императорские символы, жезл и плётку, из его слабеющих рук.

В возрасте двадцати двух лет Аменхотеп-младший, теперь уже провозглашенный Аменхотепом IV, взошел на престол. И жизнь Египта перевернулась. Новый властитель начал с того, что объявил всех богов Египта… неистинными (!), приказал закрыть их храмы и разогнать жрецов. Имена бога Амона и других богов Египта, уничтожались на всех памятниках. Не было сделано исключение даже для имени отца нового властителя, поскольку в его состав входило имя бога Амона. Само слово «боги» подверглось опале. Даже простолюдины, по привычке цеплявшиеся за старую веру, избегали теперь употреблять на погребальных камнях это слово. Конечно, прежние традиции искоренить было не так-то просто, они нет — нет, да прорывались. В относящейся ко времени Аменхотепа IV надписи правителя одного города археологи обнаружили упоминание «бога Хнума». Но такие факты были единичными. Прежние боги были повержены. Более всего разгрому подвергся культ Амона-Ра, испокон веков главный государственный культ Египта. Огромный и богатейший храм Амона в Фивах, и храмы в других городах, посвященные этому богу, подверглись разрушению и изъятию священных сосудов и других ценностей. Ниспровержение Амона, традиционно считавшегося покровителем императорской семьи, началось сразу со дня восшествия нового правителя на престол. Отвергнув имя «Аменхотеп», означавшее «Умиротворение Амона», он избрал себе тронное имя НеферХепруРа («Солнцепободный»), а через год добавил к нему еще одно — УэнРа («Поклоняющийся одному лишь Солнцу»). Единственным объектом, достойным поклонения, было объявлено Солнце, олицетворением которого был бог Ра-Хорахти и его ипостась — Атон.

По воле царя, в силу его авторитета и реальной власти, в Египте было установлено строгое единобожие, заменившее традиционный политеизм. Напротив главного столичного храма Амона Аменхотеп повелел возвести храм в честь Солнца — Атона, «который ликует на горизонте в имени своем — блеск Света, находящийся в диске Солнца». Храм построили в рекордные сроки благодаря применению новой технологии — его строили из талататов, небольших каменных блоков правильной формы. Верховному жрецу Амона, Маи, и без того униженному, царь, как бы в издевку, поручил добычу этих блоков в каменоломнях Восточной пустыни. Своей величиной и великолепием новый храм затмил поверженные святыни. Жрецами Атона стали верные последователи идей фараона, а первосвященником нового культа — он сам. Это была первая в истории религиозная реформа, предполагавшая замену древнего традиционного многобожия новым культом единого Бога. Под знаком этих преобразований прошли первые три года царствования Аменхотепа IV.

Столь радикальные перемены не могли не вызвать крайнего недовольства у фиванских жрецов. Они прокляли правителя и даже угрожали ему расправой. Но угрозы не остановили его, а лишь подтолкнули к более решительным действиям.

На четвертом году правления Аменхотепа IV его реформа вступила во вторую фазу, еще более радикальную. Теперь он отверг даже Ра-Хорахти за его излишнюю антропоморфность (божество изображалось в виде человека с головой сокола, украшенной обвитым змеем солнечным диском, и этим напоминало прежних богов). Теперь единственного Бога фараон приказал изображать только в виде Атона — абстрактного солнечного диска с исходящими от него лучами, заканчивающимися ладонями, обращенными к миру. Новый бог, в отличие от всех предшествующих божеств египетского пантеона, мыслился богом универсальным и единственным, исключающим всех иных божеств. Атон, бог Солнца, был начисто избавлен от мифологической истории и антропоморфизма. Вторая фаза реформы ознаменовалась очередным изменением имени правителя. Теперь он повелел называть себя Эхнатоном — «Блеском Атона».

Правитель — реформатор задумал осуществить новый проект, еще более амбициозный: создать свой собственный мир, общину верных, безоговорочно преданных единому Богу. Воплотить эту идею в старой столице, многие жители которой продолжали втайне исповедовать политеистические традиции, было невозможно. И он решил построить свой новый мир, новую столицу на пустом месте, свободном от следов прошлого. Место выбрал сам, отыскав в трехстах километрах к северу от Фив, на восточном берегу Нила (около современной Тель-эль-Амарны) просторную котловину, защищенную скалистыми горами. Новая столица, получившая название Ахетатон — «Горизонт Атона», точно воспроизводила то, что он видел в своих видениях. Здесь все было пронизано культом Атона. В центре города был воздвигнут грандиозный храм единому Божеству. В отличие от прежних храмов, которые вели из света во мрак культовой молельни, освещаемой только светильниками у алтарей, в храме Атона священнодействия совершались под открытым небом. Это было символично: богу-Солнцу служили под лучами самого Солнца. Архитектура храма была спланирована так, чтобы избежать появления теней настолько, насколько это было возможно. С этой целью были исключены перемычки над проходами. Вокруг храма раскинулся дворцовый комплекс с дворцом фараона и различными государственными учреждениями, в том числе зданием Архива и «Дома Жизни» (школы писцов). Основная часть дворца, как и храм Атона, была возведена из белого камня. Отсюда расходились широкие прямые улицы, разделяя город на равные секторы, застроенные жилыми домами. Новая столица с храмами, дворцами, садами, парками, богатыми кварталами вельмож и прудами была объявлена «землей Бога Атона». Неподалеку от города, в скалах, располагался городской некрополь, в котором археологи обнаружили гробницы вельмож. Стены погребальных комнат сохранили тончайшие изображения и интересные надписи, в том числе текст высокохудожественного гимна Атону. Эти находки дали возможность получить детальные сведения об эпохе Эхнатона и его религиозной реформе.

Хотя город строился ударными темпами, строили его на совесть, на века, средств и усилий не жалели. Детали строительства сохранились в торжественных надписях, выбитых на скалах. Одна из них сообщает, что царь призвал для работ по изготовлению одного большого обелиска «всех каменщиков от Элефантины до Дельты». Сохранились также записи торжественных гимнов, описывающих красоту и богатство Ахетатона. В свою новую столицу, украшенную дворцами и храмами, фараон переселился со всем двором, чиновниками и жрецами нового солнечного Бога, дав клятву никогда не покидать ее пределы. Поддержку ему оказывала разделявшая его взгляды жена Нефертити.

Здесь, в Ахетатоне, среди верных последователей, Эхнатон начал открыто проповедовать свое учение.

Провозглашенная им религия Атона и по существу, и по форме резко отличалась от культа Амона и прочих древних богов. Новый бог не имел ни антропоморфной, ни тем более зооморфной иконографии. Образ его не воплощался в статуях. О нем не существовало никаких мифов и сказаний; к мифологии других богов он не имел ни малейшего отношения. Это был культ натуралистический — культ самого животворящего Солнца, иначе говоря, культ великой силы природы, простой и ясный, лишенный теологических и мифологических ухищрений, прикрас и символики. Храм Атона был открыт для всех, никаких недоступных для верующих мест в нем не было. Дары приносились на открытые алтари великому и единому новому богу.

Каким представляли себе этого бога его поклонники, включая самого Эхнатона? Ответ на этот вопрос дает великолепный гимн Атону, сочиненный, по-видимому, самим Эхнатоном. В этом гимне Атон предстает как животворящая сила космоса. Он создатель всего мира, животных и людей. Создав людей, Атон наделил их различными языковыми и этническими признаками, разным цветом кожи. Он создал Египет, и чужеземные страны, — Сирию, Куш, — и обеспечивает их существование. Иначе говоря, Атон — универсальный бог, благой для всех и вся. Эхнатон создал новые формы культа единого бога Солнца, по своей простоте и ясности понятные и доступные разноплеменным и разноязыким массам, населявшим соседние страны, завоеванные его предками. На эту сторону религиозной реформы Эхнатона указывают слова из гимна Атону, в которых говорится, что бог Солнца восходит над каждой страной, что он создал все страны мира — Египет, Сирию и Нубию и посылает жизнь всем народам. Если прежние боги изображались покровителями одного лишь Египта и его царя, даровавшими ему победу над врагами, то новый бог Атон был объявлен богом не только Египта, но также и соседних стран.

Государственные должности и титулы Эхнатон присваивал своим самым преданным ученикам. В основном это были «немху», что означает «сироты» (в переносном смысле, конечно), то есть представители многочисленного служилого слоя, не принадлежавшие к старой военной аристократии или к корпорациям жрецов прежних культов. Исследуя руины Ахетатона, археологи обнаружили надписи на стенах богатых домов, в которых новые вельможи выражали гордость милостями фараона, которому они обязаны своим возвышением. В этих надписях они подчеркивают свою преданность фараону и верность новому религиозному учению, фанатичным проповедником которого был Эхнатон. «Он (т. е. фараон) умножил свои ко мне милости, как песок, — гласит надпись в доме Мая, начальника воинов. — Я глава чиновников над всем народом. Мой владыка возвысил меня, так как я следовал его поучениям, и я внимаю постоянно его словам. Мои глаза созерцают твою красоту каждый день, о мой владыка, мудрый, как Атон, удовлетворенный истиной. Как благоденствует тот, кто внимает твоему учению жизни!» Такого рода надписи археологи обнаружили и на стенах сановных гробниц в хорошо сохранившемся некрополе Ахетатона. На стене гробницы верховного жреца Мерира изображено, как царь награждает его золотом. Надпись содержит слова царя, обращенные к вельможе: «Повесьте золото ему на шею, спереди, сзади, и золото ему на ноги за то, что он внимал учению фараона относительно каждого речения в этих великолепных чертогах, произносимого фараоном в святилище, в храме Атона».

Храмы в честь нового бога возводились, конечно, не только в Ахетатоне, но и по всей стране, в том числе в наиболее крупных и влиятельных городах, где были особенно сильны древние культы, — в Фивах, Мемфисе, Гелиополе и Гермонтисе. Культ Атона стал насаждаться даже в Нубии, где еще при Аменхотепе III был основан новый город ниже третьего порога, получивший теперь название Гем-Атон. Эхнатон разрушил храм, построенный здесь в честь Амона, и воздвиг новый храм, посвященный Атону.

Реформа Эхнатона затронула не только религию, но едва ли не все стороны жизни египтян, повлияв на социальную сферу, государственное строительство, быт, архитектуру, письменность, живопись. Она привела к поразительному для того времени взлету искусства. Вместо плоских безжизненных рельефов появились новые изображения с изысканными формами, более приближенные к реальности. К «амарнскому» периоду относится создание знаменитого бюста Нефертити, жены Эхнатона. Художники начали изображать бытовые сцены, передавать внутренний мир человека. Даже сам фараон изображался таким, каким он был на самом деле — не полубогом, а обычным человеком со своими физическими недостатками.

По выражению крупнейшего советского египтолога Юрия Перепелкина, автора трехтомной монографии по истории Египта, переворот Эхнатона является «самым необыкновенным событием египетской древности». Событие это действительно необыкновенное! Религия — институт весьма консервативный, она формирует сознание целых поколений людей, которые, глядя на мир с точки зрения, обусловленной религией, не в силах даже вообразить, что может существовать какая-то иная точка зрения. Каким образом при таком положении вещей у кого-то может возникнуть вдруг мысль о том, что религия, которую исповедовали отцы, деды и прадеды, которая помогала выжить, ради которой они умирали и для которой строили и украшали грандиозные храмы и приносили жертвы, — что эта религия не права, учит не тому и ведет не туда? Да обычному человеку такое даже в голову не придет! Если же говорить о государственном муже, то он должен десять раз подумать, прежде чем взять и сломать систему, давно и прочно встроенную в государственную машину, выполняющую в ней роль опоры, на которой все держится, и роль регулятора общественных отношений, компенсирующего центробежные силы, всегда присутствующие в недрах любого общества и при любом удобном случае готовые его разорвать. Должны быть очень веские причины, чтобы на такое решиться.

Что же заставило Аменхотепа IV, позабыв о привычках, свойственных ему в отрочестве, круто изменить свою жизнь и посвятить ее столь неблагодарному и хлопотному делу, как радикальная и заведомо непопулярная религиозная реформа? На этот счет высказываются различные мнения. Чаще всего в реформах Эхнатона подозревают политический мотив — стремление к ослаблению жречества, попытку создать государственный аппарат, всецело подчиняющийся фараону, снять с него ограничения, характерные для традиционного общества. Однако рассматривать переворот Эхнатона как направленный против влияния жречества — вульгарная социологизация истории. Такое толкование противоречит фактам. И до и после Эхнатона фараоны нередко конфликтовали со жречеством, но никто из них никогда и не помышлял о подобных мерах. Если Эхнатон преследовал сугубо политические цели, он вряд ли стал бы подрывать основы общества и государства, раскачивая ситуацию, разжигая внутренние противоречия и сея в обществе недовольство и раскол. Уже и в те времена люди понимали: кто сеет ветер — пожнет бурю. Если нужно было ослабить жреческий корпус или перенаправить в государственную казну поток подношений, достающийся жрецам, — кто мешал ему заменить неугодных жрецов послушными или самого себя назначить главным жрецом действующего культа? Разве обязательно для этого объявлять о полном разрыве со старым вероучением и о создании принципиально новой религиозной системы, порождая тем самым опасных и влиятельных противников? Если он хотел усилить свою власть — кто мешал ему заменить нерадивых или строптивых чиновников более послушными или дельными? Неужели для этого нужно настраивать против себя весь народ, понимая, что он вряд ли так легко и быстро откажется от отеческой веры? Да и вообще, предполагать, будто религия может быть создана искусственно ради каких-то внешних по отношению к ней целей, будь то политические или экономические, значит не понимать сущности религии. Лишены всякого основания и попытки объяснить возникновение монотеистической религии Атона чужеземным влиянием. Эхнатон был египтянином по отцу и по матери. К тому же науке не известна ни одна страна в его времена, в которой бы исповедовались подобные религиозные воззрения. Эхнатон был пионером монотеизма в мире, где повсеместно господствовало многобожие. Ему негде было заимствовать эту идею. Напротив, высказывается предположение, что именно у Эхнатона идею единого Бога позаимствовал Моисей. Отчаявшись выяснить происхождение учения Эхнатона, некоторые исследователи констатируют: «Каким образом идея об Атоне как о Боге Солнца, животворящей силе природы, воспринимаемом в естественном виде и лишенном всяких антропоморфных и зооморфных характеристик, свободном от мифологии и символики, приобрела свою окончательную форму — неизвестно». Все больше голосов раздается за то, что учение об Атоне не было ни закономерным результатом, ни необходимым этапом эволюции египетского религиозного мышления, и что причину его следует искать в личности самого фараона, в его «пророческом мироощущении», «религиозном воодушевлении». «Мы не можем не отдать должное той свободе, с которой юный фараон три тысячи лет назад вырвался из пут суеверий, явив достойный пример самым прогрессивным деятелям нашего времени» — такую оценку деятельности Эхнатона дал Артур Вейгалл.

Хотя официальная наука, все еще не свободная от материалистической парадигмы, не готова прямо назвать нематериальную причину, перевернувшую мировоззрение Эхнатона, косвенно она приблизилась к признанию того, что причиной этого было Откровение. Ничто иное просто не могло быть источником знания о единстве, и свойствах Бога. Ничто иное не смогло бы в такой степени повлиять на правителя огромной империи, чтобы он, по натуре своей вовсе не герой и не боец, решился на столь грандиозную реформу, изменил отеческой вере и отрекся даже от собственного имени.

Как утверждают исторические свидетельства, в какой-то момент жизни Эхнатон стал вдруг совсем другим человеком, чем он был, когда назывался Аменхотепом, и эту трансформацию вряд ли можно объяснить иной причиной, чем полученным Откровением. «Он стал первым, кто правильно понял природу божественного, — отзывался о нем Артур Вейгалл. — В эпоху непрекращающихся войн он выступил с первой в истории человечества проповедью мира, и, пока сердца его подданных прельщались блеском военных побед и величия, он намеренно отвернулся от всего героического».

У реформы, однако, была и оборотная сторона. Поглощенный проповедью своего учения и претворением его в жизнь, Эхнатон слишком мало внимания уделял делам государства. Хозяйство страны постепенно приходило в упадок. Неудачно складывалась внешняя политика, которой фараон вовсе не занимался. Влияние Египта на государства Передней Азии уменьшалось. Зависимые царьки Сирии и Палестины вели между собой войны, не считаясь с указаниями фараона, многие из них вступили в соглашение с хеттским царем, оспаривавшим у египтян азиатские территории. Административное и экономическое неустройство, снижение государственных доходов, неурожаи и моровые поветрия, не обошедшие стороной и новую столицу, вызывали ропот и недовольство подданных. В этих условиях жрецам прежних культов даже не нужно было внушать народу мысль, что Амон гневается на фараона — еретика и насылает кару на Египет: такая мысль напрашивалась сама. Старая столица, Фивы, превратилась в центр оппозиционного движения, выступавшего под лозунгом восстановления отеческой религии. Рабовладельческая знать номов, недовольная новым курсом правительственной политики, составляла заговоры и даже замышляла покушение на фараона — реформатора. Один из неудавшихся эпизодов заговора запечатлен на стене гробницы начальника столичной полиции Маху (в те времена посмертному существованию уделяли такое большое значение, что каждый уважающий себя человек всю жизнь обустраивал по своему вкусу место собственного упокоения). Гордясь поимкой трех заговорщиков, одного египтянина и двух иноземцев, Маху изобразил на стенах своей гробницы, как он доставляет преступников к везиру и другим высшим чиновникам, и как обрадованный раскрытием заговора и арестом главных зачинщиков, везир славословит бога Атона и царя.

Монотеизм Эхнатона был пассивно воспринят народом, который столетиями и даже тысячелетиями воспитывался в духе верований разветвленного политеизма, составлявших неотъемлемую часть его религиозной жизни. Бог Атон был недосягаем и непонятен, он не мог заменить народу сонм великих и малых богов, всевозможных духов, «общение» с которыми было насущной, повседневной потребностью. «Недостатком» религии Атона в глазах египтян было безразличное отношение к традиционному и столь дорогому для них учению о загробной жизни и связанному с ним представлению о посмертном возмездии. Верующие в загробную жизнь египтяне оказались дезориентированными, а таковых было большинство, и все они примкнули к лагерю противников Атона.

Пока Эхнатон был жив, оппозиционные силы не осмеливались поднять голову, зная ревностное отношение фараона к своей религии. Однако в 1336 году до н. э., на 17 году своего царствования, фараон — пророк умер. Некоторые исследователи считают, что он был отравлен.

Новые фараоны под влиянием восстановившего своё прежнее влияние фиванского жречества делали всё, чтобы вычеркнуть из истории память о своём предшественнике, его новом боге и выстроенной им столице. Уже преемник Эхнатона, Сменхкара, переносит столицу обратно в Фивы и начинает восстанавливать Карнакский храмовый комплекс Амона-Ра, немало пострадавший в годы солнцепоклонничества (из этого храма брали камень для нужд ахетатонского строительства). В правление второго преемника Эхнатона, его юного племянника Тутанхатона, монотеистическая реформа окончательно сошла на нет, а сам фараон принял новое имя в честь Амона — Тутанхамон («Живой образ Амона»). Фактически власть в стране от имени Тутанхамона осуществлял бывший жрец Атона ренегат Эйе, который после устранения своего 18-летнего подопечного, стал править самостоятельно, хотя и не долго — он был свергнут военачальником Хоремхебом, воцарившимся на египетском престоле примерно в 1319 году до н. э. Хоремхеб начал повсеместное преследование памяти фараона — еретика, и приказал разрушить его столицу, к тому времени уже и так покинутую жителями. Религия Атона ненамного пережила своего создателя, да и при жизни его во многих номах Египта культ солнечного диска был воспринят чисто формально. Город Ахетатон, зримый символ новой религии, просуществовал в общей сложности около 15 лет. Затем великолепная столица была заброшена, руины её занесло песком, и их на несколько тысячелетий укрыла пустыня.

Первая в мировой истории попытка ввести монотеизм (единобожие) не удалась.

Косноязычный посланник

Не одним хлебом живет человек,

но всяким словом, исходящим из уст Господа..

(Втор. 8:3)

Горные долины скудны растительностью, особенно с наступлением жаркого периода. В поисках пастбищ приходится гнать стадо с каждым разом все дальше и дальше. В тот день Моше провел свое стадо далеко от селения, в пустынную местность у подножия горы Хорив. В этом месте из скалы бил источник, орошая терновые кусты и небольшой луг, где стадо могло кормиться несколько дней.

Устроившись в тени каменного выступа, Моше предавался созерцанию, наблюдая за мирно пасущимися животными, когда перед ним вспыхнуло нечто, испускающее яркий свет. Оно имело округлую форму, и было похоже на терновый куст, который по непонятной причине вдруг воспламенился. Но это был необычный огонь, не такой, какой бывает от костра: ни жара, ни запаха дыма. Это был чистый свет, испускающий лучи белого, слегка даже голубоватого оттенка. Он не ослеплял, но как бы пронизывал все вокруг.

Моше охватил страх. Ему никогда не доводилось видеть ничего подобного. Страх ещё более усилился, когда он подошел поближе, и из средоточия неведомого пламени, не испускавшего ни жара, ни дыма, услышал… свое имя! Светящийся объект говорил с ним!

— Кто ты? — спросил Моше.

— Я Бог, — ответил голос. — Я тот, кто являлся Аврааму, Исааку и Иакову. Неужели не знаешь меня?

Моше растерялся. О Боге в детские годы рассказывала ему кормилица. Из её рассказов у Моше сложился образ Бога как существа мстительного, гневливого и страшного, из тех, кому на глаза лучше не попадаться. Моше не придавал этим рассказам особого значения. Бог — он далеко, на небе или на вершине горы, а он, Моше — здесь, на земле. Они в разных, не соприкасающихся реальностях. Чего о нем думать? Здесь, на земле, своих забот хватает.

И вот — надо же было такому случиться? — столкнулся с Богом лицом к лицу.

Правда, лица у Бога не было — только яркое сияние. И голос. Причем голос раздавался не снаружи, а как бы внутри, прямо в голове. Нельзя было сказать, мужской это голос или женский. Это были просто слова, точнее значения слов, всплывавшие в сознании.

Моше вдруг вспомнил предостережение кормилицы, что Бога видеть нельзя, что кто на него взглянет, тут же будет поражен смертью. В страхе он прикрыл лицо руками. Страх буквально парализовал его, ноги подкосились, он повалился на землю, не понимая, жив или мертв.

Ему показалось, что голова его распухает, как наполняемый водой мех, только наполнялась она не водой, а Знанием. Рождение звезд и планет, появление морей и континентов, зарождение жизни, цветение и увядание растений, появление разнообразных животных и людей — все эти образы вихрем вращались над ним, ввинчиваясь в голову наподобие гигантской воронки. Его вновь охватила волна страха — теперь он боялся, что голова его не выдержит, что она взорвется, не вместив того количества разнообразных сведений, которые в неё вливались.

Но опасения оказались напрасны. Подобно морской губке его ум впитал в себя всё Знание, которое открыл перед ним Бог.

А потом он вновь услышал слова, раздающиеся как бы внутри. Бог велел оставить спокойную жизнь, идти к своему народу и передать им то, что ему было только что открыто.

— Люди не станут меня слушать, — возразил Моше. — Кто я такой, чтобы они поверили мне?

— Я посылаю тебя к твоему народу, который сейчас находится в рабстве и страдает от непосильного гнета и жестокостей. Эти люди пока слепы, но если ты выведешь их из египетского плена, они послушают тебя, и ты станешь пророком для них.

— Я едва сбежал от слуг фараона, а ты говоришь, что я должен вернуться туда? Да еще вывести оттуда целый народ?

— Таково мое повеление, — сказал Бог.

— Ну вот, приду я к своему народу и скажу им: «Бог отцов ваших послал меня к вам». А они спросят: «как Ему имя». Что сказать мне им?

Бог сказал: я есть Сущий. Так и скажи им: Сущий послал меня к вам. Вот имя мое навеки в памятование обо мне из рода в род. Итак, пойди, собери старейшин народа, и скажи: Бог отцов ваших, Бог Авраама, Исаака и Иакова явился мне. Скажи им, что я знаю, каково их положение, и выведу их из плена египетского, из порабощения. И тогда они послушают голоса твоего.

Моше вовсе не улыбалось менять свою жизнь и становиться героем. Тем более ввязываться в такую авантюру. Про себя он решил, что ни за что не вернется в египетскую землю, пребывание в которой оставило у него не самые лучшие воспоминания.

В юности, когда он жил в Египте, он стал свидетелем зверского избиения египетским надсмотрщиком одного из своих соотечественников. Юношеская кровь взыграла, и он накинулся на египтянина. Завязалась драка. Надсмотрщик хотел его ударить. Он увернулся. Его соперник упал, ударившись головой о камень, и испустил дух. Убедившись, что никто этого не видел, Моше забросал тело египтянина песком. Однако слух о том, что он убил подданного фараона, распространился по городу, и достиг ушей служителей закона. Опасаясь, что его схватят, Моше бежал на восток, в землю Мадиамскую, безлюдную горную местность, где стражники фараона наверняка не стали бы его разыскивать. Здесь он нанялся пастухом к Иофору, у которого было семь дочерей и ни одного сына. Некоторое время спустя Иофор, убедившийся в порядочности Моше, выдал за него свою дочь Сепфору. Моше был благодарен тестю за то, что тот принял его. В его доме он наслаждался мирной жизнью и безопасностью. И вовсе не горел желанием возвращаться в Египет, где его могли узнать и выдать властям.

А ещё, зная своих соотечественников, он сомневался, что сумеет убедить их.

— А если они все-таки не поверят, — возражал Моше, — если скажут: «не явился тебе Господь, а ты обманщик, говорящий сам от себя»?

— Для этого и открыто тебе Знание, которое ни один человек не может знать сам от себя, — сказал Бог. — Передай им, то, что я открыл тебе, — и они поймут, что это Знание не от человека, но от Бога. Итак, иди и выведи тех людей, как Я тебе сказал. И когда ты выведешь народ из Египта, вы совершите служение Богу на этом самом месте, где я говорю с тобой. Пусть это будет знамением для этих людей. И тогда они уверуют.

— Нет, не станут они меня слушать, — упорствовал Моше. — Я не учён, тяжело говорю. Я косноязычен. Таким я был всегда, — и вчера, и третьего дня. Можешь спросить тестя моего, священника. Уж он — то врать не станет! Пошли кого-нибудь другого вместо меня, кто более подходит для такого дела!

Но на Бога его аргументы не произвели впечатления, а только разгневали.

— Кто дал уста человеку? — спросил Он грозно, — кто делает немым или глухим, или зрячим, или слепым? Не Я ли, Господь? Итак, пойдешь, куда я сказал тебе, и будешь говорить, а Я буду при устах твоих и научу тебя, что говорить.

Поняв, что предложение Бога не из тех, от которых можно отказаться, Моше сдался.

Так, не желая этого, под влиянием Откровения вступил он на путь пророческого служения.

Евреев, пользовавшихся при прежней, инородческой династии привилегированным положением, новые власти Египта стали подвергать жестокой эксплуатации, фактически низведя до положения рабов. Их бросали на самые грязные и опасные работы, от которых отказывались коренные египтяне: в каменоломни, на рытье каналов, на перекачку воды из Нила в оросительные системы, изготовление кирпичей и извести для строек. Естественно, среди евреев зрело недовольство, на которое египетские власти отвечали усилением репрессий.

Египтяне опасались, что в случае нападения внешних врагов евреи могут присоединиться к ним в качестве «пятой колонны», и ударить в спину, поэтому пытались всячески ослабить их. Однако, несмотря на все драконовские меры, численность евреев росла, а стало быть, увеличивалась и опасность. Тогда фараон пошел на крайнюю меру: повелел убивать всех родившихся в еврейских семьях младенцев мужского пола, оставляя в живых только девочек, которых можно было бы превратить в безропотных рабынь и наложниц. Это был уже откровенный геноцид, грозящий еврейскому народу полным уничтожением.

Поэтому когда Моше пересказал этим людям послание Бога, его слова, пусть и косноязычные, упали в подготовленную почву. Доведенные до отчаяния люди уже готовы были к активным действиям. Достаточно было одной искры, чтобы поднять их на мятеж. Моше даже пришлось охлаждать их воинственный пыл.

— Ваше желание подняться против власти — говорил он, — сродни безумию. Лучшие дни египетской державы, конечно, далеко позади, но у фараона все еще сильная армия и быстрые колесницы. Он просто истребит вас всех.

— А какая альтернатива? — вопрошали старейшины. — Продолжать нести ярмо рабства? Молча пойти на заклание, как безгласные овцы?

— Нет. Это тоже не выход.

— Так что же нам делать?

— Бог подсказал решение, — заявил Моше. — Вы должны скрытно и внезапно покинуть Египет.

— Но ведь они нас догонят и перебьют по дороге!

— Риск есть. Но если вы останетесь — они все равно вас перебьют. А так у вас есть шанс. Доверьтесь мне. Мы направим их по ложному следу. А я проведу вас тем путем, каким в свое время бежал сам. Доверьтесь Богу ваших отцов и мне, говорящему от Его имени.

Старейшины долго спорили, но, в конце концов, согласились. Совершив втайне от всех необходимые приготовления, евреи в условленный час, бросив свои дома и пожитки, взяв с собой только самое необходимое, скрытно покинули обжитые места.

К удивлению многих, достигнув Сокхофа, Моше повел их не по главной Филистимской дороге, прямому и кратчайшему пути в землю Ханаанскую, а свернул на заброшенную дорогу, скорее ослиную тропу, которая уходила на юг вдоль берега Чермного моря. Эту дорогу называли «рудной» — в прежние времена по ней в Египет доставляли руду из Синайских копей. Но рудники иссякли, и дорогой давно не пользовались.

Идти по заброшенной дороге было трудно. Зато никому и в голову не пришло бы, что беглецы изберут этот путь. Это казалось чистым безумием. Рудная дорога заканчивалась тупиком, упираясь в морской берег.

Посланные фараоном воины, узнав, что беглецов видели в Сокхофе, ничтоже сумняшеся, направились по наезженной Филистимской дороге, удобной для движения колесниц. Однако вскоре поняли, что потеряли след: беглых рабов, бредущих пешком, тут никто не видел. Пришлось вернуться и свернуть от Сокхофа на караванный путь, шедший немного южнее, но в том же направлении. Но и тут воины никого не застали.

— Значит, эти олухи побежали в сторону моря, — заключили они. — Но если так, они сами себя загнали в ловушку. Они заблудились, и теперь заперты между пустыней и морем. Мы возьмем их как зайцев, попавших в силки. Мужчин перебьем до единого, а женщин и девочек продадим в рабство.

Однако они просчитались. Пока преследователи скакали сначала вперед, а потом назад по проторенным дорогам, беглецы успели к исходу дня достичь берега моря. Дальше; однако, пути не было. Увидев впереди утопающую в ночной мгле морскую гладь, некоторые люди возроптали, что Моше завел их в тупик. Здесь не было даже лодок, чтобы пересечь море. Да и не поместилось бы столько людей в лодки.

Моше и сам был подавлен. Чтобы отвлечь людей, он распорядился устраиваться на ночлег для отдыха, пообещав, что утро вечера мудренее.

И действительно, утром, едва продрав глаза, люди с удивлением увидели, что моря нет. Еще вчера плескавшиеся здесь воды куда-то ушли, обнажив морское дно. Тут и там длинными полосами простирались песчаные отмели, между которыми поблескивали лужицы, в которых воды было по щиколотку, самое большее — по колено.

Случилось это из-за восточного ветра, который дул всю ночь и разогнал воду. Но беглецы приняли это явление за чудо, и, воодушевленные, двинулись вперед, перейдя море в самой узкой его части вброд по обнажившемуся дну, как в свое время удалось перейти Моше, скрывающемуся от стражников.

К тому моменту, как к берегу подоспели запыхавшиеся и обозленные преследователи, Моисей со своими людьми были уже на том берегу, а на море начался прилив. Морские воды вернулись и преградили воинам путь, так что им пришлось возвращаться назад ни с чем.

Странники же, ведомые пророком, миновав пустыни и горные ущелья, добрались, наконец, до той самой горы, где Бог предстал перед Моше в виде огненного свечения. То, что было обещано, исполнилось в точности. Моше вывел свой народ из «дома рабства». Эти люди, вчерашние рабы, стали свободными. И они пришли в то самое место, куда их обещал привести Бог.

Но что дальше? Не оставаться же в этом скудном растительностью и водой месте, где только камни и горы? Некоторые из народа вновь начали роптать, вспоминая, что в стране Гесем, в плодородной дельте Нила, жилось лучше. Пусть они были там людьми второго сорта, но там хотя бы была еда и тучные пастбища.

Куда вести народ дальше? Как сделать его народом Бога? — ломал голову Моше. И не находил ответа.

Несколько дней он ожидал появления Бога, или хотя бы какого — то знака. Но знака не было. Тогда он решил подняться на священную гору, надеясь встретить Бога, обитающего там, в вышине, где гора соприкасается с небом.

Взойдя на вершину, он стал молиться и дал обет оставаться здесь до тех пор, пока Бог не снизойдет к нему. В течение шести дней, оставался он на вершине горы в посте и молитве. На седьмой день облако опустилось на гору, скрыв её вершину. Теперь внизу под собою Моше видел только облачную пелену, будто он вознесся на самые небеса. Когда он совершал молитву, прося Бога посетить и просветить его, он вновь услышал в своей голове голос, говорящий: «Так скажи народу Израиля: вы видели дела Бога, как он вывел вас из плена и провел через горы и пустыни, сделав вас свободными. Если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете избраны для просвещения всех народов, будто священники среди людей, чтобы распространять истинное Знание по всей земле. Вот слова, которые ты скажешь сынам Израилевым». (Исх. 19:3—6)

Вновь, как и прошлый раз, священный трепет объял Моше, и врата Знания распахнулись перед ним. Это было новое откровение, в котором были открыты заповеди Бога, составившие ядро того учения, что впоследствии назовут Законом или Торой.

А между тем в лагере у подножья горы среди народа началась паника. Проводник, заведший их в это безлюдно место, исчез. Возможно, его уже нет в живых. Может быть, он упал со скалы, или еще что-нибудь.

— Когда мы шли сюда, нас вел Бог, — говорили осторожные, — а кто поведет нас дальше? И что с нами будет без водительства Бога?

— Тогда сделаем себе Бога, — парировали отчаянные, — но не того, о котором говорил Моше, не того, которого не видно, — то ли есть, то ли нет. Надо сделать настоящего Бога, понятного и видимого. Мы поднесем ему хорошие дары, и он наверняка сделает наш путь безопасным.

Собрав золотые украшения, у кого какие были, люди отлили из них статую тельца, провозгласили его своим богом и стали этому божеству молиться и совершать жертвоприношения, а потом устроили в честь нового божества праздник с плясками и возлияниями вина и сикера.

Между тем, Моше, придя в себя, стал спускаться с горы сквозь клубящиеся тучи. И что же он видит? Народ, собравшийся вокруг статуи тельца, приносящий ему дары, пирующий и празднующий!

Моше был опечален. Его поразило, как скоро люди отреклись от истинного Бога, который вывел их из рабства, и предпочли ему неживого идола, изготовленного собственными руками!

В скорби своего сердца он стал просить Бога, чтобы тот не покарал весь народ за глупость и суеверие некоторых, обманувших и увлекших за собой остальных. Кое-кто из народа, увидев его, пошел за ним. А когда из облака, покрывшего вершину горы, сверкнули молнии и раздался раскатистый гром. Тяжелые капли дождя погасили огонь на жертвеннике, многие прекратили нечестивые пляски и стали собираться возле Моше.

Пророк укорил их за отступничество и неверие, и сказал, что Бог, которому подвластна вся земля, поведет их дальше, в землю хананеев, хеттеев, аморреев, евеев и иевусеев. В землю, где течет молоко и мед. Проживающие там народы, поклоняющиеся идолам, будут рассеяны перед лицом истинного Бога, и он отдаст их земли тем, которые сохранят ему верность.

— Вот слова Бога, которые он дал мне на вершине горы, — говорил Моше. — «Я Господь Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им!»

И он повторил народу слова, которые Бог сказал ему на вершине горы.

Люди, уже увидевшие силу и правду Бога, поверили Моше. Они разбили кощунственный жертвенник, а злополучного золотого тельца кинули в огонь.

Для надежности, чтобы никогда не повторилось отступничество, слова откровения были запечатлены на каменных пластинах, из тех, что нашлись у подножья горы. Для того чтобы эти пластины можно было нести с собой, сделали ковчег из дерева, украсив его золотом и серебром, чтобы ни у кого не оставалось сомнения в высочайшей ценности заключенного в них откровения (Исх. 25:16).

Чтобы народ мог воочию увидеть образы того мира, который Моше созерцал в момент откровения, он приказал устроить святилище в виде переносной скинии, изображающей место пребывания Бога, употребив для этого лучшие ткани и украшения, которые только нашлись у людей. Входя в скинию для поклонения Богу, люди получали хотя бы приблизительное представление о великолепии иного мира.

Одним из украшений скинии была менора, светильник о семи лампадах, искусно сделанный в виде дерева с шестью ветвями по бокам ствола. Светильник должен был изображать чудесный свет, горящий и не сгорающий, который Моше увидел в первом своем откровении.

По традиции, бытовавшей в те времена, необходимым атрибутом богослужения был жертвенник для всесожжений. Совершая жертвоприношения, люди выражали свою благодарность Богу за заступничество и помощь, и просили Бога о покровительстве в будущем.

Для совершения богослужений и обеспечения сохранности откровения были выбраны священники. Для них сшили особые служебные одежды по образцу одеяний обитателей небесного мира.

Так было положено начало культу, из которого впоследствии вырастет иудейская религия.

Совершив положенным образом богослужение в скинии, народ под водительством Моше покинул свой лагерь у священной горы и двинулся на север, в землю, которую им обещал Господь. Впереди колонны избранные из среды народа священники несли ковчег завета — носилки с каменными скрижалями.

Их ждал долгий, сопряженный с трудностями и непредвиденными случайностями путь. По свидетельству Торы, этот путь занял около сорока лет.

Каждый раз, делая остановку, священники устанавливали скинию, вносили в нее ковчег, возжигали менору, устраивали жертвоприношения на переносном алтаре и творили молитвы. И не отправлялись дальше, не совершив богослужения.

Во время остановок Моисей рассказывал людям о своем откровении. Его рассказы записывали, поскольку теперь уже для всех было очевидно, что исходят они от самого Бога. Собрание этих рассказов с прибавлением комментариев и исторических хроник впоследствии составит основу Торы — письменного Закона иудейской религии.

В конце долгого пути, обогнув кружным путем земли едомитян и моавитян, евреи вышли к границе земли Ханаанской, к горе Нево. Поднявшись на гору, Моисей, чувствующий уже приближающуюся кончину, увидел вдали землю обетованную, которую Бог пообещал отдать его народу, и к которой он, Моисей, привел свой народ, исполнив приказ Бога.

Здесь, в долине моавитской, напротив Беф-Фегора, Моисей провел свои последние часы, и здесь был погребен.

«И оплакивали Моисея сыны Израилевы на равнинах Моавитских тридцать дней, — говорит Библия, — И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицом к лицу, по всем знамениям и чудесам, которые послал его Господь сделать в земле Египетской над фараоном и над всеми рабами его и над всею землею его, и по руке сильной и по великим чудесам, которые Моисей совершил пред глазами всего Израиля» (Втор.34:8—12).

Ошибка Заратуштры

Пока у меня есть силы и возможности, я буду учить людей стремиться к Истине

Заратуштра.

Ранним утром в канун весеннего празднества священник Порушаспа послал своего сына к реке набрать воды для приготовления священного напитка хаомы. Для этого требовалась самая чистая вода, поэтому юноша вошел в реку, чтобы зачерпнуть из середины потока.

От холодной воды речки, бравшей начало из горного ледника, у него перехватило дыхание, и он пережил необычное состояние. Его сознание как бы выпало из привычной реальности, и он увидел то, что позже описал как… другой мир. Он узрел стоящее на берегу сияющее существо, представившееся именем Boxy Мана, то есть «Благой помысел». Светящееся существо велело ему следовать за ним и привело его к Ахура-Мазде («Господь мудрости») и пяти другим, излучающим свет персонам, в присутствии которых пророк «не увидел собственной тени на земле из-за их яркого свечения». Тогда же от этих семи божеств молодой человек и получил свое Откровение. Он не только лицезрел этих светящихся существ и мир, лишенный теней, но и получил Знание всего, что есть, что было прежде, и чему еще только надлежит быть.

Это была его первая встреча с верховным божеством — Ахура-Маздой, присутствие которого он впоследствии ощутит еще несколько раз. Бог обратил к нему свои слова, призвав на пророческое служение, и он с готовностью ему повиновался. «Я стал принадлежать тебе с самого начала» (Ясна 44, 11) — заявит он позднее, вспоминая тот первый опыт. Содержание Откровения он охарактеризует как аша (порядок, праведность и справедливость), а Ахура-Мазду, открывшего это Знание, станет величать не иначе как «Владыку аша» — Владыку порядка.

Вернувшись, юноша рассказал о случившемся отцу и другим людям. Полученное Знание слишком отличалось от того, во что привыкли верить люди, и противоречило господствующей языческой религии. Поэтому рассказ о необычном происшествии не нашел понимания ни среди других людей, ни даже в собственной семье. Несмотря на это, понимая важность полученной информации, молодой человек посчитал себя обязанным донести ее до людей и обеспечить передачу этой информации следующим поколениям. Он отправился в путь, ища единомышленников, которые бы его выслушали и ему поверили, и, наконец, нашел поддержку и понимание в чужих краях, в государстве царя Виштаспы.

А Знание, полученное тем весенним утром в прохладных водах реки, было записано и стало основой «Авесты», священной книги нового вероучения.

Звали этого человека Заратуштра, сын Порушаспы. Он происходил из семьи Спитама, древнего арийского священнического рода, и сам был священником — заотаром.

Заратуштра первым из древнейших пророков оставил подробное описание обстоятельств и содержания полученного им Откровения. Свои переживания и ощущения в момент трансцендентного опыта он запечатлел в Гатах — семнадцати великих гимнах, обращенных к Богу, которые были добросовестно сохранены его последователями и составили так называемую «Старшую Авесту», древнейшую часть «Авесты», священной книги зороастрийцев. Впрочем, Гаты — это скорее поэтические произведения, запечатлевшие более эмоции, чем Знания, и написаны они сложным и изощренным языком, понятным лишь немногим посвященным. Между тем Заратуштра понимал, что Бог поручил ему донести Откровение до всего человечества, а потому он старался изложить полученное Знание простыми словами для обычных людей. Изречения его передавались последователями из поколения в поколение и были, в конце концов, записаны в эпоху Сасанидов, правителей третьей Иранской империи. Именно эти записи, названные «Младшей Авестой», содержат бесценные пояснения для понимания «удивительных по неясности Гат», как выразилась исследовательница зороастризма Мэри Бойс.

Даты жизни Заратуштры нельзя точно установить, так как он жил в то время, которое для его народа было доисторическим. По традиционной пехлевийской хронологии, Заратуштра жил «за 258 лет до Искандара», то есть до Александра Македонского. Эти сведения повторяет арабский ученый Аль-Бируни. Античные авторы временем жизни Заратуштры называли период царствования Гистаспа, отца Дария I, эпоху Моисея или Камбиза. Современные исследователи на основании лингвистического анализа языка Гат, относят эпоху его жизни к XIII — XV вв. до н. э. Сохранились сведения, что Заратуштра был средним ребенком в семье, у него было два старших брата и два младших.

Древние арийцы, к которым принадлежал род Заратуштры, исповедовали языческую религию, основанную на поклонении стихийным силам природы, прежде всего воде и огню, которым они совершали ежедневные жертвоприношения ясна (от корня яз — «приносить жертву, поклоняться»).

Обожествляя воды рек и водоемов как богинь (Апас), арийцы молились и совершали им возлияния — заотра. В состав возлияний входил священный напиток хаома, олицетворением которого было одноименное божество, являющееся объектом поклонения индоарийских племен. Совершение возлияния считалось семейным делом. Старший мужчина в семье совершал возлияния ближайшему ручью или водоему. Позднее такие возлияния стали частью ритуалов, совершаемых жрецами — священнослужителями. Заотра огню совершались растопленным жиром жертвенных животных. Умерщвление животного, приносимого в жертву, сопровождалось специальной молитвенной формулой: «Мы молимся нашим душам и душам домашних животных, которые кормят нас… и душам полезных диких животных» (Ясна 39,1–2). Древние арийцы полагали, что души животных, убитых с освятительной молитвой, поглощаются божеством, которое они называли Гэуш-Урван («Душа быка»). Они верили, что кровавые жертвоприношения укрепляют это божество, а оно, в свою очередь, заботится обо всех полезных животных на земле и способствует их изобилию.

Наряду с ахурами — Хаомой, Гэуш-Урваном, божествами Огня и Воды, у арийцев были боги Неба и Земли, которых называли соответственно Асман и Зам, боги Солнца и Луны — Хвар и Мах и два божества ветра — Вата и Вайу. Вата был богом дующего ветра и почитался как божество, приносящее дождевые тучи. Вайу — более чудесное существо, называемое в Ригведе «душой богов». По иранским представлениям, он — дыхание самой жизни: милосердное, пока ее поддерживает, и грозное, когда ее отнимает.

По отношению к богам — ахурам применялись эпитеты, выражающие приписываемые им качества: Амэша — «бессмертный», Даэва — «сияющий» и Бага — «распределяющий (блага)».

Веровали арийцы и в жизнь после смерти. Согласно их представлениям расставшаяся с телом душа — урван на три дня задерживалась на земле перед тем, как сойти вниз, в подземное царство мертвых, в котором правил Йима. Этот Йима был первым царем на земле и первым из умерших людей. В царстве Йимы души жили, словно тени, и зависели от своих потомков, которые продолжали пребывать на земле. Потомки должны были удовлетворять их голод и одевать. Правда, для некоторых умерших, а именно, вождей, воинов и жрецов, делалось исключение из этой безрадостной участи: считалось, что они могут избежать устрашающей участи вечного безрадостного существования на том свете, а души некоторых из них после смерти могут взлететь и присоединиться к богам в светлом раю, где они познают всевозможные удовольствия. Существовало представление о каком-то опасном месте, возможно броде или переправе через мрачную реку, которую душа должна пересечь на своем пути. Это место называлось «Чинвато-пэрэту», то есть «Переход — разлучитель». Лишь достойные могут пройти по этому переходу. Или те, кто благодаря обильным жертвоприношениям смогли купить процветание в этой жизни и спасение в следующей. Души других, пытаясь перебраться, упадут вниз, в подземное царство мертвых. Среди тех, души которых считались обреченными на такой конец, были, видимо, все низкие по своему положению люди — пастухи, женщины и дети.

Заратуштра упоминает о себе в Гатах как о заотаре, то есть священнослужителе, наделенном правом совершать заотры — жертвоприношения. В Младшей Авесте он именуется общим словом для священнослужителя — атаурван. Он сам называет себя также мантран — «сочинителем мантр». «Он — единственный основатель религии, который был одновременно и священнослужителем, и пророком» — констатирует Мэри Бойс.

Именно при исполнении священнических обязанностей Заратуштра пережил акт Откровения. Это событие упоминается в одной из Гат (Ясна 43) и кратко описывается в пехлевийском сочинении Задспрам (стихи 20–21). Благодаря этим записям мы обладаем сведениями о том, как произошел контакт Заратуштры с верховным богом Ахура-Маздой.

Ахура-Мазда уже в древней языческой иранской религии воспринимался как величайший из трех ахур и хранитель аша (мирового порядка). Теперь Заратуштре было открыто, что это не просто «первый среди равных», а единственный несотворенный Бог, существующий вечно, творец всего благого, включая и всех других добрых и благих божеств.

Научное предубеждение в отношении нематериальных явлений не позволило ведущей исследовательнице зороастризма Мэри Бойс признать? что именно Откровение стало настоящей причиной коренной перемены в жизни Заратуштры, радикального изменения его взглядов и представлений вплоть до полной противоположности тем догматам, которые он обязан был исповедовать в качестве священнослужителя прежней религии.

Однако попытки объяснить этот феномен иными факторами оказались безуспешными, что признала сама исследовательница. «Проследить за ходом мысли Заратуштры, приведшим его к этим возвышенным верованиям, невозможно, — констатирует Мэри. — Видимо, он мог прийти к ним, размышляя о ежедневных богослужениях, которые совершал как священнослужитель, задумываясь над связанными с ними представлениями о происхождении мира».

Безусловно, такое предположение, что участие в совершении языческих жертвоприношений якобы может навести на мысль о единобожии, выглядит неубедительным и даже абсурдным. Куда более логичным представляется, что это к этому «возвышенному представлению» Заратуштра пришел благодаря пережитому им опыту трансценденции.

В этот момент Заратуштра увидел всю историю возникновения и развития мира, от его начала и до самого конца. Прошлое, настоящее и будущее одновременно открылись перед ним. Он увидел, что весь материальный мир возник от одного Начала — от единственного не рожденного и ничем не обусловленного Божества — Ахура-Мазды, всезнающего и премудрого, праведного и доброго, сотворившего все остальные благие божества и всех обитателей земли, включая человека.

В одном из видений Заратуштра узрел также источник происхождения зла, хотя, вследствие недостаточных познаний в Духовной науке он воспринял этот источник в форме его олицетворения — мифологического существа Ангра-Маинйу («Злой Дух»), противника Ахура-Мазды. Это существо, поскольку оно не побоялось противостоять самому Богу, было ошибочно сочтено Заратуштрой за почти равновеликое Богу, но лишенное Знания и полностью зловредное. Под видом двух противостоящих друг другу божественных существ сознание Заратуштры отразило противоборство двух противоположностей бытия — Духа и материи. Вообще, если воспринимать действительность, не учитывая диалектику процесса, только как срез на настоящий момент, эти два модуса бытия на самом деле могут показаться равновеликими, поскольку они существуют одновременно и находятся в конфронтации. Именно такую картину изображает Заратуштра, передавая увиденное им в Откровении: «Воистину есть два первичных духа, близнецы, славящиеся своей противоположностью. В мысли, в слове и в действии — они оба, добрый и злой… Когда эти два духа схватились впервые, то они создали бытие и небытие, и то, что ждет в конце концов тех, кто следует пути лжи (друг), — это самое худшее, а тех, кто следует пути добра (аша), ждет самое лучшее. И вот из этих двух духов один, следующий лжи, выбрал зло, а другой — дух святейший, облаченный в крепчайший камень (небесную „твердь“), выбрал праведность (буквально — „прямоту“). Пусть [это знают все], кто будет постоянно ублаготворять Ахура-Мазду праведными делами» (Ясна 30, 3–5).

Главным элементом в этом Откровении, отмечает Мэри Бойс, является то, что две первичные сущности, обе добровольно (хотя и в соответствии, очевидно, с их собственной природой), выбрали: одна — добро, а другая — зло. Этот акт служит прообразом аналогичного выбора, который должен сделать каждый человек в своей жизни. Именно этот выбор привел присущий двум духам антагонизм к активному противоборству, которое выразилось, по решению принятому Ахура-Маздой, в борьбе «творения» и «антитворения», или, как сказал пророк, к созданию «бытия» и «небытия» (смерти), ибо Ахура-Мазда в своем всеведении уже знал, что раз уж он стал творцом, и создал мир, то Злой Дух должен напасть на него, ибо мир этот — благ, и он станет ареной борьбы двух сил.

И все-таки Заратуштра уловил, что обозначенные им полюса Блага и Зла не равноценны по своему могуществу и своей природе. В конце концов, резюмирует он, Ахура-Мазда выиграет великую битву и сможет уничтожить Зло и достичь того, чтобы мир стал целиком благим навсегда. А если Зло в конечном итоге оказывается уничтожено бессмертным и вечным Богом, олицетворяющим Благо, значит Зло все-таки конечно. А значит, оно изначально не было вечным и равным Богу-Абсолюту. Но такой вывод будет сделан уже другими пророками.

Откровение развернуло перед Зарастуштрой грандиозную картину сотворения мира в две стадии: сначала Ахура-Мазда создал все свободным от телесных оболочек, то есть в «духовном, нематериальном» («меног») виде, а затем придал всему «материальный» вид («гетиг»).

Первая стадия творения заключалась в сотворении Ахура-Маздой при помощи Святого Духа (Спэнта-Маинйу) шести более низких божеств, тех самых «излучающих свет существ», которых Заратуштра узрел в своем первом видении. Имена этих божеств: Воху-Мана («Благой помысел»), Аша-Вахишта («Лучшая праведность»), Спэнта-Армаити («Святое благочестие»), Хшатра-Ваирйа («Желанная власть»), Хаурватат («Целостность») и Амэрэтат («Бессмертие»). Вместе с Ахура-Маздой они составили семь божеств и вместе с ним создали те семь творений, которые образовали мир. Шесть великих божеств, в свою очередь, как учил Заратуштра, вызвали к жизни другие благие божества, в том числе и те, которые были известны прежней религии. В этом учении отразилась идея иерархического строения Духовного мира, развернувшегося из единого начала в различных направлениях, из которых каждое обладало собственной способностью производить более частные творения.

Одновременно Заратуштра пытался подчеркнуть и другую мысль — о том, что все созданные таким образом духовные божества, именуемые «язата» — «достойные поклонения» или Амэша-Спэнта — «Бессмертные Святые», являются эманациями самого Ахура-Мазды и, более того, представляют собой… один и тот же неделимый объект — единый Духовный мир. Выразить на человеческом языке такую мысль, идущую вразрез с человеческими понятиями и представлениями — задача непосильная. Но все-таки Заратуштра пытался объяснить это людям, прибегая к разным аналогиям. То он называл Ахура-Мазду «отцом» остальных божеств, то утверждал, что он «смешан» с ними, то уподоблял их создание возжиганию одного светильника от другого. В одном из текстов Младшей Авесты Амэша-Спэнта описываются так: «Они — одной мысли, одного слова, одного действия… Они видят души друг друга, думая о благих мыслях, думая о благих словах, думая о благих делах… Они творцы, создатели и делатели, защитники и хранители творений Ахура-Мазды» (Яшт 19, 16–18).

Духовный мир, созданный Ахура-Маздой, представлял собой что-то вроде проекта или чертежа будущего материального мира или закона (инструкции), по его созданию. По приказу Ахура-Мазды шесть божеств-язата создали шесть «благих творений», представляющих собой основные элементы телесного мира, и стали повелителями и покровителями своих созданий. Создателем и владыкой Неба, господствующего над землей, стал Хшатра-Ваирйа («Желанная власть»). Огонь, который пронизывает все остальные творения, а благодаря Солнцу управляет сменой времен года, находится под покровительством Аша-Вахишта («Лучшей праведности»), то есть «Порядка», распространяющегося по миру и упорядочивающего его. Спэнта-Армаити («Святое благочестие») создал Землю. Вода сотворена Хаурватат («Целостностью»), а растения Амэрэтат («Бессмертием»). Животный мир, представленный коровой, которая для древних ариев была символом созидательного добра, был сотворен Воху-Мана («Благим помыслом»), а сам Ахура-Мазда сотворил человека с его разумом и правом выбора.

Человек является, таким образом, высшим и лучшим среди всех творений, и должен не только опекать шесть меньших творений, но и следить за собственным физическим и нравственным здоровьем, а также заботиться о своих собратьях, потому что каждый из них является созданием Бога. С этой целью людям дан особый моральный закон, состоящий из трех частей и предписывающий жить в соответствии с благой мыслью, благим словом и благим делом.

Таким образом, учение Заратуштры о семи Амэша-Спэнта и семи творениях устанавливало требование всеобщей нравственности и внушало верующим глубокое чувство ответственности за окружающий мир. Человек — глава творений, но его объединяет с остальными шестью творениями общее происхождение и назначение. Все благие творения стремятся к одной цели: человек — сознательно, а прочие — по природному влечению, ведь все они созданы для одного — окончательной победы над злом.

Важным открытием Заратуштры была периодизация мировой истории, в которой он выделил три эпохи. Первая эпоха называется Бундахишн («Сотворение основы») и включает в себя акт творения, состоящий из двух этапов: сотворения Духовного прообраза и сотворения материального мира. Вторая эпоха именуется Гумезишн («Смешение»), потому что материальное творение оказалось уязвимым для сил зла, на него набросился Злой Дух (Ангра-Маинйу) и погубил его совершенство, «испортив» каждое из «благих творений». Он сделал небо непрочным, часть вод солеными и непригодными для питья, часть земли покрыл безжизненными пустынями, иссушил растения, а животных и человека сделал смертными. Он покусился даже на огонь, испортив его дымом, то есть нанес вред всем материальными творениям.

На защиту мирового порядка поднялись благие божества, вступив в противоборство с Ангра-Маинйу. Эта борьба будет длиться до конца эпохи «Смешения», и человек является одним из активных ее участников. Каждый человек должен сделать для себя выбор, с кем он в этом противоборстве. Если он выбирает сторону Ахура-Мазды, то он должен почитать «Господа Мудрости» и шесть Амэша-Спэнта и настолько полно принять их всем своим сердцем, чтобы в нем не осталось места для пороков и слабостей, насылаемых Ангра-Маинйу. Согласно полученному Заратуштрой Откровению, у человека общее предназначение с благими божествами — победить зло и восстановить мир в его первоначальном, совершенном виде. Эпоха «Смешения» завершится уничтожением Злого Духа. Это событие Заратуштра назвал Фрашегирд («Сотворение чуда»). Тогда эпоха «Смешения» закончится и наступит эпоха Визаришн («Разделение»), когда Зла уже не будет, Ахура-Мазда, благие божества-язата, мужчины и женщины будут жить вместе в благом и упорядоченном мире, и это состояние будет длиться вечно.

Так выглядит история мира от его сотворения до конца, как она была показана Заратуштре в Откровении, и какой он ее смог увидеть и понять. В передаче Откровения он допустил только две ошибки, впоследствии исправленные другими пророками.

Первая — это презумпция превосходства материального бытия над нематериальным. Верно определив последовательность двух стадий сотворения мира — сначала «меног» (сотворение духовных сущностей, свободных от материальных оболочек), а затем «гетиг» (создание материальных творений), Заратуштра полагал, что материальное бытие превосходит нематериальное, потому что совершенные творения Ахура-Мазды получили в нем благо в форме чего-то цельного и ощутимого. Иными словами, Заратуштра считал земное существование большей ценностью, чем «бесплотное», а телесную смерть расценивал как наибольшее зло. Размышляя таким образом, он полагал материю нетождественной злу, изначально благой и вечной, лишенной смерти, и способной после уничтожения зла вновь существовать вечно, что не соответствует природе материи. Эта ошибка обусловила и вторую: отделение Зла от материи, представление о Зле как о некой самостоятельной сущности, вторгшейся в материальный мир откуда-то извне, провозглашение Зла, наряду с Богом, одним из начал мира и персонификация Зла в образе Ангра-Маинйу, близнеца и соперника Благого Господа Ахура-Мазды.

За исключением этих ошибок, простительных, если учесть глубокую древность происходящего, условия, в которых формировалось сознание Заратуштры и свойственный человеческому сознанию гилоцентризм, следует отдать должное проницательности и глубине восприятия Заратуштры. Его сознание смогло вместить всю картину миру, его прошлое, настоящее и будущее, а также столь глубоко постичь механизм сотворения мира, как удавалось мало кому из очевидцев Откровения. Его рассказ о происхождении и структуре мира по точности и содержательности сопоставим разве что с Гексамероном или индийскими Упанишадами, и в большей своей части совпадает с ними.

Получив за краткое мгновение Откровения огромный объем Знаний, из которого мы привели только самые основные, Заратуштра весьма серьезно и ответственно отнесся к поручению Бога донести эти Знания до всех людей. Он дал клятву: «Пока у меня есть силы и возможности, я буду учить людей стремиться к истине — аша» (Ясна 28, 4) и всю свою последующую жизнь посвятил реализации этой задачи.

В своих проповедях — песнях он громогласно обличал своих противников, сторонников старой арийской религии, обожествлявшей силы природы, называя их поимённо; выступал против кровавых жертвоприношений и оргиастического культа хаомы; призывал следовать добру и отвергать зло.