Бесплатный фрагмент - Принцип обоснования

I

20.06.1982 г., 6.14, ближнее Подмосковье

Ведущий научный сотрудник НИИ «Институт специальных исследований» при Академии наук СССР (а в узких кругах называемого просто «Институт») Сергей Вадимович Трифонов ехал на работу.

Автомобиль ГАЗ-24-24 (или, как его называли знающие люди, «догонялка»), урча форсированным мотором, выскочил из пустых по случаю раннего утра московских улиц, и серебристой стрелой вонзился в свежую утреннюю зелень Подмосковья.

Водитель, вырвавшись из города, еще увеличил скорость, стрелка спидометра заплясала у цифры «150», временами даже ее перепрыгивая, но Трифонов не стал делать ему замечания.

«Парень молодой» — Подумал он. — «Пускай натешится».

Сам Трифонов тоже любил быструю езду, и, удобно устроившись на переднем сиденье служебной «Волги», с удовольствием наблюдал, как исчезают под ее широким, матово поблескивающим капотом километры асфальта.

«Эх, далековато, все таки, от дома. Лишних два часа на дорогу…» — Вскользь подумал он. — «Конспирация… Хотя такую махину разве скроешь? Уж если свинья бывает в курсе того, что знают двое, кому же ведомо то, что знает тысяча? А в нашем случае — не тысяча, а поболее…»

Форсированная «Волга» между тем свернула с асфальтированной трассы на неприметную «бетонку», зажатую с двух сторон вековым сосновым бором, и пошла тише — качество дороги оставляло желать лучшего.

Трифонов опустил стекло. Свежий утренний воздух, приправленный смолистым ароматом корабельных сосен, не вдыхался — вливался в легкие. («А что, пожалуй, и вливался… Вон как прохладно, а плотность газа с падением температуры увеличивается»). Он еще раз порадовался, что вот уже два года, как бросил курить.

Машину заметно тряхнуло — не спасла даже усиленная подвеска.

— На танках тут, что ли, ездили? — Спросил недовольно водитель.

— Может, и на танках. Тут полигон где-то рядом. — Ответил Трифонов. — Не гони, время — вагон.

Деревья неожиданно расступились, и «Волга» выехала на широкую бетонированную площадку, примыкавшую к высокому серому забору, по верху которого густо вилась колючая проволока. Водитель подрулил к коробке контрольно-пропускного пункта возле металлических ворот, на створках которых были выбиты огромные красные звезды — на первый взгляд, типичный въезд в воинскую часть.

— Спасибо, Гриш. Сегодня ты больше не понадобишься. — Трифонов заметил промелькнувшее в глазах водителя удивление. — Я позвоню дня через три. Удачной дороги.

— Спасибо, Сергей Вадимович, до свидания.

«Волга», газанув, лихо развернулась на площадке и скрылась в лесу. Наступила тишина, которую нарушал только шум ветра в освещенных утренним солнцем кронах сосен.

«Нет» — Поправил себя Трифонов. — «Этот шум тишины не нарушает. Он сам — часть ее, лесной тишины».

Он с минуту постоял, зажмурившись, глубоко дыша.

«Надо надышаться перед карантином». — Подумал Сергей Вадимович. — «Как минимум, трое суток буду заперт в боксе».

Где-то в чаще гулко закуковала кукушка.

«Ну-ка, проверим, как долго мне еще небо коптить… Сколько ты мне отмеришь, кукушка?»

Но птица внезапно замолкла.

Сергей Вадимович открыл глаза и легко взбежал на невысокое крыльцо бетонного КПП.

Рослый сержант с шевроном дивизии имени Дзержинского козырнул, когда Трифонов предъявил ему свой пропуск, и открыл бронированную дверь, ведущую на охраняемую территорию.

Выйдя, Трифонов кивнул на приветствие командира отделения солдат, в полной боевой выкладке сидевших на лавочках возле КПП, и не спеша направился по петлявшей меж сосен асфальтовой дорожке.

Больше всего территория за забором походила на небрежно разбитый парк: как будто кто-то слегка проредил подмосковный лес, да проложил меж могучих сосен неширокие асфальтовые дорожки, расставив на них аккуратно покрашенные бетонные столбики с указателями. Только вместо обычных для парка надписей вроде «танцплощадка» или «аттракционы», на них были непонятные сочетания букв и цифр.

После КПП Трифонов сразу свернул на дорожку с указателем «7Б6», которая скоро привела его к расположенному в глубине парка трехэтажному зданию белого кирпича, внешне похожему на самую обычную школу. На высоком крыльце суетились с десяток молодых людей в штатском, выгружая тяжелые с виду ящики из кузова припаркованного рядом военного грузовика.

В фойе здания у Трифонова вновь проверили документы, на этот раз лейтенант КГБ. Тут же ему предложили выложить на небольшой складной столик все содержимое карманов и профессионально — быстро, но тщательно — обыскали.

— В рот заглядывать будете? — Не удержался Трифонов от шутки.

— Нет, правилами не предусмотрено. — Ответил лейтенант. По его лицу не было понятно, понял ли он шутку, или ответил всерьез. — По коридору идете прямо, спускаетесь в цоколь, третья дверь направо.

— Я помню, спасибо.

В коридорах здания было пустынно, только изредка из-за дверей без табличек слышался стук пишущих машинок, да заливалась где-то вдалеке трель телефонного звонка. Звук шагов глушила толстая ковровая дорожка, расстеленная на полу.

Трифонов по широкой двухпролетной лестнице спустился в цокольный этаж, быстро нашел нужную дверь и отпер ее своим ключом. За дверью оказалась еще одна крутая лестница, тускло освещенная лампочкой, забранной в решетчатый кожух. Пахнуло подвалом и креазотом.

Лестница привела в очень длинный, широкий, выложенный серой кафельной плиткой коридор, прегражденный у самого своего основания металлической решеткой с прутьями в два пальца толщиной.

— Ваши документы.

На этот раз Трифонова проверял невысокий, но очень крепко сложенный человек в форме без знаков различия, с чехословацким «Скорпионом» на плече. Лишь тщательно сличив физиономию Трифонова с фотографией на его пропуске, охранник отомкнул замок на небольшой дверце в решетчатой ограде, и пропустил его в подземелье.

Шаги гулко отдавались в слабо освещенном коридоре, который полого уходил все глубже под землю. Где-то вдалеке гудели мощные вентиляторы, и навстречу Трифонову дул прохладный, пахнущий метро ветерок — в помещении создавался постоянный подпор воздуха.

Трифонов вспомнил, как вольно ему дышалось совсем недавно, наверху.

«А ведь это тот же воздух, что и в лесу» — Подумал Трифонов. — «Пять минут назад он вольным ветром играл с верхушками сосен. И вот загнали его в воздуховоды, пропустили через фильтры — и он служит для создания избыточного давления, и вся поэзия в нем умерла…»

Коридор сделал резкий поворот вправо и привел Трифонова в просторное помещение, больше всего напоминавшее уменьшенную в несколько раз копию станции метро: платформа шириной метра три, размещенная меж двух путей; электронные часы над въездами в туннели отсчитывали время от последнего поезда. На необлицованной бетонной стене станции, там, где обычно размещается ее название, висела небольшая фанерная табличка с непонятной надписью «Д-15-2».

— На Москву правый путь сегодня работает. — Сказал Трифонову высокий человек в светоотражающем жилете, надетом поверх камуфляжа. На поясе под жилетом угадывалась массивная кобура. — Расписание прежнее.

Кроме них двоих, на станции не было ни души.

— Спасибо. — Ответил Трифонов.

Ждать ему пришлось недолго. Минуты через три к платформе на небольшой скорости подкатил состав из электровоза и двух обычных на вид вагонов метро. Поезд не поместился на маленькой станции целиком, и половина второго вагона осталась в туннеле.

II

20.06.1982 г., 6.31, ближнее Подмосковье

…Поезд плавно тронулся.

Сперва в вагоне, кроме Трифонова, был только проводник — хмурого вида молодой парень в ярко-оранжевом жилете. Однако на станциях, следовавших с неравными интервалами, подсаживались пассажиры, по одному, по двое-трое — в основном военные с немалыми звездами на погонах, но были и люди, как и Трифонов, в штатском, так что скоро практически не осталось сидячих мест.

Окна вагона изнутри были замазаны белой краской — ничего не разглядишь. Названия остановок также не объявлялись, и Трифонов понятия не имел, где он находится. Он знал только расчетное время от пункта «Д-15-2» до места назначения — от сорока девяти до пятидесяти минут. И еще он знал, что едет в Москву.

«Может быть, сейчас проезжаем недалеко от дома» — Подумал он, рассеянно глядя в старательно забеленное окно. — «Аня наверно уже встала, собирает детей в школу…»

Сергей Вадимович глубоко вздохнул.

Раньше он и не подозревал о том, как много людей вот так каждое утро скрываются за глухими заборами разбросанных по всему Подмосковью военных объектов, или в каких-нибудь полузаброшенных на вид ангарах, или даже в зданиях обычных учреждений на территории Москвы, чтобы «всплыть» потом на поверхность в совершенно неожиданном месте.

Сам Трифонов регулярно, каждые несколько месяцев, по указанию первого, «секретного» отдела Института, менял «станции». Например, минувшей осенью садился в «метро» на территории завода «ЗИЛ»; с декабря по март был «прикреплен» к объекту с длинным буквенно-цифровым кодом «28-А-422», скрывавшимся под зданием Института общественных наук при ЦК КПСС, что на Ленинградском проспекте; в апреле Трифонова «перевели» за город, в старую, недействующую воинскую часть Московского округа ПВО.

«Точки входа» были подобраны так, чтобы у того, кто вздумал бы наблюдать за перемещениями служебной «Волги» Трифонова, или завербовать его водителя (который, к слову, сменялся каждый квартал) не возникло бы и мысли о причастности Сергея Вадимовича, прямой или косвенной, к Институту.

Такой «кочевой» образ жизни Трифонов вел уже почти полгода. С того дня, как начал разрабатывать совершенно секретную тему «Воздействие».

Ведущий научный сотрудник прикрыл глаза и постарался немного подремать — сегодня ему предстоял ответственный и нелегкий день…

III

27.12.1981, 14.49, Москва, за полгода до описываемых событий

От того, что могучие, заснеженные, «кремлевские» ели плотно закрывали высокие окна просторного кабинета Директора Института, и без того короткий декабрьский день завершался в нем на полчаса раньше, чем ему следовало.

Трифонов сидел в глубоком, антикварном кресле напротив старинного, накрытого зеленым сукном, необъятных размеров директорского стола (не стол, а целый плац — хоть парады принимай) и терпеливо ждал.

Сам Директор, Белослав Олегович Кузнецов-Гончаров, не торопясь, позвякивая ключиком, заводил огромные, кремлевским же курантам под стать, напольные часы.

За окнами тихо падал новогодний почти, густой и белый, снег.

— Как продвигается ваша тема? — Спросил Директор, не отрываясь от часов. — Молекулярная биология, если не ошибаюсь?

— Да, проблемы синтеза ДНК-полимеразы в теломерах. Шифр «Мафусаил»…

— Так-так… — Кузнецов-Гончаров отвлекся от своего занятия и впервые за все время, пока Трифонов находился в его кабинете, посмотрел на него. — Помню-помню. Концевая недорепликация. Старение организма… И что же, есть успехи?

— Я подготовил отчет, главная проблема…

— Да, это дело дня завтрашнего. Или послезавтрашнего… — Рассеянно глядя в окно на «кремлевские» ели, перебил его Директор. — Значит, «Мафусаил»…И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло… Вы не обращайте внимания, Сергей Вадимович, я в свое время отучился в семинарии…

— Да, прежнее еще не прошло, Белослав Олегович. — Ответил Трифонов. — Проблемы у нас, главным образом, технологического характера. По моим оценкам, результата стоит ждать еще лет десять-двенадцать.

— Вы ведь доктор наук, Сергей Вадимович? Член-корреспондент?

— Да.

— У самого Оловникова начинали?

— У него.

— А как вы думаете, может такая организация, как наш Институт, позволить отрывать от актуальных исследований такого сотрудника, как вы, на десять-двенадцать лет?

— Затрудняюсь ответить.

— Не скромничайте, не скромничайте. Все вы знаете, что ответить — что ковыряться в этих теломерах без скорой надежды на успех вам страсть как не хочется. А хочется вам, наверно, новую, тему, перспективную. Хочется ведь, а?

Кузнецов-Гончаров прошел мимо сидящего Трифонова и сел за свой гигантский стол. Был он невысок ростом, плотен, лысоват. Определить на глаз его возраст не было никакой возможности — Директору можно было с одинаковым успехом дать и шестьдесят лет, и семьдесят. Большие глаза в обрамлении паутины мелких морщинок добродушно смотрели через толстые стекла очков в старинной оправе.

— Итак, Сергей Вадимович, у меня есть, что вам предложить. Шифр «Воздействие». Криптозоология. Ни о чем не говорит? Конечно, не говорит, все строго секретно…

— Криптозоология… — Трифонов наморщил лоб. — Виды, считавшиеся вымершими? Микроорганизмы изо льдов? Пошлете в Антарктиду?

— Холодно, товарищ Трифонов, холодно. — Кузнецов-Гончаров улыбнулся нежданному каламбуру. — Не гадайте — не угадаете… Учтите, «Воздействие» — тема строго секретная. Так что мне нужно ваше принципиальное согласие на работу с ней, прежде чем я вас с темой ознакомлю.

— Я согласен. — Сказал Трифонов, глядя на зеленое сукно директорского стола…

— Ну что же… — Директор прошел в дальний угол кабинета, зазвенел ключами — на этот раз от сейфа. — Вот вам общие сведения, ознакомьтесь. Подробные материалы получите завтра к утру.

На стол перед Сергеем Вадимовичем легла пухлая папка с ботиночными тесемками.

IV

Декабрь 1981 г. — январь 1982 г., Москва

Тема «Воздействие» оказалась для Трифонова совершенно новой. Впрочем, новой она была и для Института, так что у Сергея Вадимовича сложилось впечатление, что руководство просто не знает, как к ней подступиться.

В группу, работавшую над новой темой, помимо него, биолога, включили двоих психологов, ботаника, зоолога и историка (к немалому удивлению Трифонова, под эгидой Института велись и исторические изыскания, так что человека «со стороны» брать не пришлось).

Суть темы была такова: с незапамятных времен в бескрайних лесах Евразии и (возможно) Северной Америки обитал симбиотический организм — aulophyte lignоrum. Обитал он внутри деревьев, каким-то образом (каким — науке доподлинно неизвестно), значительно улучшая всасываемость из почвы минеральных солей. В результате, деревья (чаще всего — лиственные, дубы и ясени, значительно реже — хвойные (тисы), внутри которых проживал организм, вырастали значительно больше своих сородичей, и жили значительно дольше.

Многие сотни тысяч, а может быть, и миллионы лет, организмы вида aulophyte lignоrum процветали. Так было до тех пор, пока люди не начали массово сводить леса для расширения пахотных земель. Вырубались, в том числе, и деревья-симбионты, что, видимо, поставило редкий организм на грань вымирания.