Бесплатный фрагмент - Приключения в Древнем Риме

Посвящается Антонио и Марко, самым дорогим и любимым

О книге «Приключения в Древнем Риме»

Книга для настоящих литературных гурманов. Авторы филигранно описывают повседневность Древнего Рима, великолепно используя свойственную итальянской классике декоративность. Необычная школа в старинном палаццо, волшебная книга — и читатель вместе с героями оказываются на улицах Древнего Рима в самой гуще исторических событий. Как выглядели люди античности, древнеримские боги и храмы, народные приметы и экзотические праздники, какой была школа, что там изучали, детские игры и игрушки, римский пир и обычная еда римлян, какими были шутки и анекдоты того времени, связь культуры Древнего Рима и Древней Греции, форум, рынок и порт, а также знаменитые места Рима, многие их которых сохранились и сегодня, — всё это вы узнаете из книги!

Фразы на итальянском и латинском языках, а также цитаты древнеримских мыслителей, органически вписанные в ткань повествования, запоминаются сами по себе. Не удивляйтесь, если после прочтения книги Ваши дети (а возможно, и Вы сами) начнёте цитировать Цицерона.

Дети увидят здесь увлекательное путешествие с приключениями, а взрослые — как в поворотные моменты истории совокупность незначительных событий, случайностей и действий отдельных людей, по принципу домино, влекут глобальные изменения, меняющие ход истории и будущее человечества.

Книга состоит из коротких глав, которые легко читать, и дополнена уникальными авторскими фотографиями из Рима.

Глава 1. Новая школа

У Рима есть особая атмосфера, наивная и несравнимая. В Риме можно стать главным действующим лицом в драме собственной жизни. Но это, разумеется, не более чем иллюзия…

Роберт Шекли

Тому, кто не видел Рим, трудно понять, как жизнь может быть прекрасна.

Итальянская поговорка

— Привет! Buongiorno! Меня зовут Лидия, хорошо, для вас можно просто Лидочка.

Да, именно с тобой я и разговариваю, дорогой друг, ведь если ты читаешь мою книгу, мы же уже друзья, верно?

— У тебя имя как лилии на картине Клода Моне!

— Или как ливень весной с запахом цветущей сирени!

— Нет, Лидия — это как «lido», побережье в Италии, где волны с шелестом гладят берег, оставляя на цветных камушках и ракушках белую ажурную пену, а изумрудное море сливается с небом.

Дети из моей новой школы в Риме — маленькие и элегантные синьоры и синьорины — обступили меня со всех сторон, сверкая радостными черными глазами и белозубыми улыбками, наперебой обсуждая моё имя, каждый стараясь меня обнять или хотя бы сказать что-нибудь приятное. Трогательные complimenti так и посыпались, как из рога изобилия.

Алессандро, Леонардо, Амели, Маттиа, Илария, Анна, Лоренцо и другие — в тот момент такие незнакомые, но впоследствии ставшие моими лучшими друзьями. Мы стоим в большом giardino перед нашей школой, я всем стараюсь ответить, но немного стесняюсь. А кто же не стесняется, знакомясь с новыми друзьями? Мама купила мне новое платье лавандового оттенка на первый школьный день, а на ночь мы заплели косички, чтобы утром их распустить и волосы лежали красивыми волнами. Мои плечи уже устали от тяжёлой сумки с книгами, а в платье мне жарко — жгучее итальянское солнце начинает припекать, хотя на дворе уже сентябрь, а тени становятся все тоньше, пока не исчезнут, прячась в самих предметах, чтобы к вечеру появиться вновь, но уже с другой стороны.

Наша школа уютно разместились в старинном palazzo в стиле… А вот стиль не так-то просто и описать: сначала palazzo был построен известным римским аристократом в стиле эпохи Возрождения, потом переделан и украшен завитушками и лепниной барокко, а позже дополнен орнаментами позднего либерти и сказочными башенками. В giardino перед входом в обрамлении ярко-сиреневых шапок гортензий и нежных сульфиний, кивающих своими головками от ветра, высятся стройные кипарисы — как будто стойко охраняют дорожку, ведущую ко входу. Кованую ограду вокруг школы оплёл дикий виноград, его листья уже начали наливаться алым — их коснулось приближение осени. Местами встречаются колючие ветви бугенвиллеи с тяжёлыми охапками фиолетовых и розовых цветов. В центре разросшегося сада высится каскадный фонтан с морскими конями из мрамора, кое-где покрытый мхом, видно, что уже много лет он не работает. Сейчас в его заполненной чаше с водой в виде огромной раковины плавают маленькие красные рыбки и живут крошечные чёрные черепашки.

Здание школы немного обветшало, но, думаю, следы времени и аристократическая небрежность ему только к лицу. Вот оно высится из тёплого, нагретого солнцем камня на фоне лазурного неба со штрихами перистых облаков.

Лёгкое дуновение ветерка с запахом цветов и хвои покачнул занавески на окнах, прошелестел в ветвях деревьев, и, кажется, старинный palazzo вдруг вздохнул и взглянул на детей, стоящих в цветущем саду, своими тёмными окнами в старых узорных рамах. А меня вдруг на миг пронзило ощущение, что именно сегодня или даже прямо сейчас обязательно случится что-то невероятное! Что-нибудь такое, чего на самом деле не бывает. А у тебя когда-нибудь было такое же чувство, скажи честно, дорогой читатель?

Если бы кто-то меня спросил, чем вызваны такие предчувствия, я бы даже не знала, что ответить. Но спросить меня было уже некому, все дети гурьбой побежали ко входу в школу — на порог вышла всех встречать наша новая maestra. Впереди всех летел, конечно же, Антонио.

Как, вы разве ещё не знакомы?

Это мой младший брат, он тоже пошёл со мной в одну школу. Знаете, ему всегда надо быть самым первым и самым ловким, но свою повышенную активность ему удаётся совмещать с правилами хорошего тона. Его первая maestra по шахматам сказала, когда ему было ещё три года, что он настоящий джентльмен. С тех пор он решил не сворачивать с данного пути, что и вам советую. Может быть, этим и объясняется его неотразимое действие на всех дам от нуля до ста лет? Или всё дело в его галстуке-бабочке, который он так любит носить, или его глазах, таких необыкновенных, которые, кажется, всегда смотрят прямо в душу.

О наших с ним приключениях можно написать роман из десятков томов. Возможно, именно этим я и займусь в глубокой старости, сидя в плетённом кресле у камина, когда стану очаровательной старушкой-божьим одуванчиком с копной кудрявых седых волос и счастливыми детскими глазами доброй колдуньи.

Глава 2. Старинный palazzo и школьное эхо

Maestra провела нас в школу через огромный прохладный холл. Его своды, украшенные росписью в виде звёздного неба, подпирали арки. На стенах местами ещё остались старинные фрески, а мраморный пол, выполненный в характерной для римского Средневековья технике косматеско, с узором из кусочков мрамора и мозаики, отражал и дробил мягкий свет, льющийся из высоких окон с цветными витражами периода Belle Époque. Во всём сквозил любимый мною стиль либерти — с причудливо извивающимися узорами, ирисами, орхидеями, тюльпанами, нарциссами, павлинами, совами.

Мне нравится, что в орнаментах либерти каждая деталь является символом, — ведь так интересно их разглядывать, читая тайный смысл: ирис — свет и надежда, плющ — бессмертие и упорство, подсолнухи — жажда жизни и солнце, орхидеи — роскошь и любовь, папоротник — тишина, тень и покой, мак — переход между явью и сном, лилия — девственность и чистота, совы — тайна, мудрость и одиночество.

— Сейчас мы пройдем в нашу классную комнату и каждый сможет занять место, которое ему больше понравится, — мягкий голос нашей учительницы лёгким эхом разнёсся по коридору.

Холл школы устроен таким удивительным образом, что каждое слово, сказанное даже шёпотом, отдаётся эхом в самых неожиданных местах — каждый раз разных, произвольно усиливая или понижая любой звук. Поэтому ученики, бегущие впереди всех по лестнице, уже почти достигшие второго этажа, аж вздрогнули от неожиданного громкого хохота, который раздался прямо у них под ухом — это группа отставших ребят, которые всё ещё топтались внизу у входа, тихо усмехнулись над чьей-то шуткой.

Все вошли в класс. Я выбрала себе место рядом с окном — мне всегда нужен красивый вид для вдохновения. А какая же учёба без вдохновения, не так ли? А где обычно садитесь в классе Вы, мой юный друг?

Прямо за окном на расстоянии вытянутой руки растёт лимонное дерево, а над ним возвышается пиния, протягивая к нам свои мохнатые колючие ветви так близко, что я могу разглядеть даже отдельные иголки и шишки, а также сидящих на ней зелёных попугайчиков. Среди ветвей видно дорогу через сад, ведущую к воротам, и я представляю на ней своих родителей, как будто они уже пришли за мной и Антонио, чтобы вместе идти домой.

— Как же я рада вас всех видеть, мои дорогие! — у нашей учительницы тихий голос и невероятные лучистые глаза. А ещё от неё исходит сияние доброты, тепла и уюта. Наверное, каждый рядом с ней чувствует себя, как странник, вернувшийся в родной дом. Одета она сдержанно и элегантно — чёрный низ, белый верх, а вьющиеся от природы волосы живописно спадают на плечи.

Глава 3. Наши уроки

Сегодня у нас должны быть занятия по истории, литературе и латыни, потом большая перемена, а после неё математика. А уж почему всё пошло не так, вы скоро узнаете!

— Если бы в прекрасный весенний день конца апреля 753 года до нашей эры случайный наблюдатель оказался на вершине холма рядом с берегом Тибра, — даже историю нашей учительнице удаётся рассказывать, как самую увлекательную сказку, — то стал бы свидетелем того, как Ромул проложил по земле борозду, символизирующую первые границы Рима, а также дальнейшей ссоры между братьями-близнецами Ромулом и Ремом, — продолжала она. — Никто из присутствующих не смог бы вообразить, что именно этот день войдёт в историю как дата основания самого могущественного государства античности…

Потом была литература и «Юлий Цезарь» Шекспира:

«Будь я как вы, то я поколебался б,

Мольбам я внял бы, если б мог молить.

В решеньях я неколебим, подобно

Звезде Полярной: в постоянстве ей

Нет равной среди звезд в небесной тверди…»

Насколько мне понравились история и литература, настолько же не понравилась латынь. Основную часть урока я просидела, глядя в окно, — место в классе было выбрано стратегически верно. Из открытого окна доносился хвойный еловый запах, зелёные попугайчики, разместившись на ветвях рядом со своим гнездом, вели неспешные беседы, а стрекот цикад, в качестве аккомпанемента к латинскому языку, действовал усыпляюще.

— «Divide et impera» — разделяй и властвуй.

— «Cogito ergo sum» — я мыслю, следовательно, я существую.

— «Fortes fortuna adiuvat» — храбрым судьба помогает.

Мы старательно выписываем в тетради латинские фразы. Окинув взглядом класс и увидев несколько зевающих лиц, я и сама от этого чуть не заснула. Наверное, вы замечали, когда кто-то рядом зевает — сразу хочется спать. Тут мой взор упал на дверь, которая, тихо скрипнув, незаметно приоткрылась. Нет, не от ветра — в образовавшейся щели появился чей-то прищуренный глаз, мелькнул злобный взгляд, скользкий и неприятный, как слизняки. Не успела я поделиться своим наблюдением, как раздался звон колокола, знаменующий полдень, с ближайшей базилики — очертания её купола можно было увидеть вдалеке из школьного сада. Долгих двенадцать ударов, и после них — тишина. Да, с такими часами и звонок не нужен!

— «Quid quid latine dictum sit, altum viditur» — всё, что сказано на латыни, звучит как мудрость! — этой изящной фразой maestra завершила наш урок.

Глава 4. Перемена!

Второй раз ей повторять не пришлось. Поспешно запихивая на ходу книги и тетради в школьные сумки, все быстро вылетели из класса, стараясь обогнать друг друга на лестнице.

— Пойдем в giardino на воздух? — предложил мне Антонио.

— Отличная идея! Только об этом и мечтаю последние пару часов.

Мы минуем холл, где наши новые одноклассники развлекаются тем, что по одиночке и группами «тестируют» эхо, пытаясь уловить в принципах его действия хоть какую-то закономерность.

— Я здесь, — задорно крикнула, выглядывая из-за мраморной колонны, Амели, сверкая огромными, невероятно красивыми глазами.

— Здесь, здесь, здесь, здесь, — оглушительно раздалось справа в углу коридора.

— Есь-есь-есь, — тихо прошелестело с другой стороны, под лестницей.

Антонио ей улыбнулся и кивнул, а я помахала рукой.

В школьном дворе каждый нашёл себе занятие. Почти все просто весело носились, стараясь друг друга догнать. За пышными кустами гортензии, низко наклонившись к земле, с огромным увеличительным стеклом и пробиркой, наполненной какой-то синей жидкостью, засел Алессандро — наш необыкновенный эксцентричный гений. Он решил устроить там laboratorio.

Прямо перед ним сражаются на шпагах (вместо шпаг у них, конечно же, палки, но это ведь не имеет никакого значения) два статных красавца, каждый из которых выглядит как прекрасный принц из сказки — это Леонардо и Маттиа, лучшие друзья и соперники в любой игре, обоих отличает благородное сердце и искромётный юмор.

— En garde! — выкрикивает Леонардо, делая смелый выпад.

— Защищайтесь, синьор! — парирует Маттиа, успевая на ходу мне подмигнуть.

Мы с Антонию пошли вокруг школы неспешным шагом. Большой старый сад сильно разросся и в знойный осенний день представлял собой просто очаровательное зрелище. Я погладила рукой ствол высокой ели, так дружественно махавшей мне во время уроков своей зелёной лапой. По потрескавшейся коре с капельками смолы спешили муравьи по своим муравьиным делам, возможно, не менее важным, чем дела наши, человеческие.

В тени оливкового дерева, расположилась с толстой книгой в руках Анна из нашего класса. Она знает абсолютно всё и разбирается в любых науках лучше всех в классе, но ведь нет пределов совершенству.

Знойный полуденный воздух утомляет, и даже тень деревьев не приносит облегчения. Я села на край фонтана и опустила руку в ледяную воду с красными рыбками. Так здорово смотреть, как они медленно плавают, следуя каждому движению руки. Как бы я сейчас хотела залезть в эту холодную воду с головой.

— Может быть, пойдём в библиотеку? Ну и жара! — воскликнул Антонио. — Давай наперегонки!

Он быстро срывается с места, рывком преодолев ступени у входа. Звук его удаляющихся бегущих шагов уже разносится далеко впереди — мне остаётся за ним только поспевать. Я нагоняю его у входа в библиотеку. Странно, что здесь никого нет. Мы шагнули в огромную комнату, все стены которой до потолка были заставлены рядами книг. Царство полумрака и столь долгожданной прохлады! Судя по всему, когда построили palazzo, здесь был первый этаж, а спустя столько лет он оказался почти наполовину под землёй.

Что может быть прекрасней, чем запах книг! Что сравнится с этим предвкушением, когда открываешь новую книгу, чувствуешь на руках шероховатость её обложки и аромат типографской краски, готовясь погрузиться в неизведанное, отправиться в новое путешествие, улететь в другие невероятные миры.

— Il paradiso. — изрекает Антонию, уютно устраиваясь на честерфилдском кожаном диване и, взяв с полки первую попавшуюся книгу, начинает её листать.

— Несомненно, — подтверждаю я, разглядывая корешки книг на полках, читая на них имена авторов и названия.

Как же я люблю книги! Мой мир и моя стихия! Я начала читать с четырёх лет, с тех пор не могу остановиться. Что и Вам советую, дорогой читатель и друг. Можно посетить любые эпохи, прожить сотни судеб — разве это не чудо? Ещё вчера ты страдаешь от любви в викторианской Англии, сегодня — любуешься антоновскими яблоками и тёмными аллеями в старой русской усадьбе, завтра… А завтра может быть всё что угодно, если перед тобой шкаф с рядами книг. А мир вокруг? Кажется, что его будто протёрли влажной тряпочкой и он засиял во всей своей красе и насытился красками. Вот идёт по улице простая девушка, а вдруг у неё в душе бушуют тургеневские страсти — какой трогательный у неё взгляд, а этот нищий у церкви — чем не персонаж Достоевского или Диккенса, с тяжёлой трагичной судьбой и возвышенными чувствами, а очаровательная итальянская улочка перед нами, пригретая солнцем, с котами и цветочными горшками — прямо со страниц Пиранделло.

Так я размышляла, прогуливаясь среди бесконечных книжных рядов. Первые шкафы у входа занимали новые красочные издания, было видно, что их часто берут и читают. Но, чем дальше я уходила вглубь библиотеки, тем темнее здесь становилось, так что скоро уже сложно было разобрать надписи на обложках, а они были всё запутаннее, некоторые из них были на латыни и на непонятном мне языке. Было видно, что здесь расставлены всё более и более старые книги, а полки щедро покрыла пыль. Очевидно, что эту часть библиотеки посетители редко балуют своим вниманием. Тут на верхней полке моё внимание привлекло одно редкое старое издание, которое мне захотелось разглядеть поближе. Я встала на цыпочки, пытаясь до него дотянуться, но у меня ничего не получилось.

— Ты где? — окликнул меня Антонио.

— Иди скорей сюда!

— К чему такая поспешность?

Я слышу его приближающиеся шаги. Антонио начал чихать от пыли.

— Ты только посмотри, какая там стоит книга, — восклицаю я, — на ней написано «Subiaco»!

— Ну что ты так кричишь! Что ещё за «субяко»?

— Да ты что, Subiaco — это же первая итальянская типография, созданная в 15 веке в одном из монастырей недалеко от Рима, — не удержалась я от назидательного тона. — Италия того времени стояла впереди всех европейских государств, и именно итальянцам вся Европа обязана развитием книгопечатания. Неужели может быть, что здесь книга из этой типографии? Ну-ка попробуй меня подсадить — я до неё дотянусь!

— Ну тогда совсем другое дело! — Антонио встаёт на свою школьную сумку, поднимает меня на руках, не забывая всем своим видом демонстрировать, какой каторжной работой ему приходится из-за меня заниматься.

Мне удается быстро дотянуться до книги и взять её с полки. Но тут случилось то, что никто из нас никак не ожидал. Мы кубарем покатились по полу, а книга отлетела в сторону. Прямо над нами стена дрогнула и высокий шкаф медленно и со скрипом поехал вправо, открывая вход в полутьму. На несколько минут мы просто замерли на месте и смотрели на это зрелище, не решаясь даже пошевелиться.

— Посмотрим, что там? — робко предложила я, заглядывая в темный проём. Ступени уходили вниз под землю.

— Ну уж нет, я на это не подписывался — попятился он. — Давай лучше всех сюда позовём. Представляешь, как все удивятся?

— Ещё успеем, не переживай. Давай, удивимся первыми! Мы сейчас быстро посмотрим, что там, а уж потом всех позовём. Вдруг там старый чулан со сломанной мебелью, а мы людей обеспокоим, да и будем выглядеть смешно.

— А вдруг там сокровища? Я хочу первым их найти! — взгляд Антонио засверкал огнём. — Хорошо, идём! Только будем осторожными.

Он начал медленно спускаться вниз, а я за ним. Глаза постепенно привыкли к полумраку. Короткая лестница кончалась крошечной комнаткой. Стены её были заставлены чучелами зверей, картинами в тяжёлых рамах и рамами без картин, ёмкостями с каким-то непонятным травами и корешками, старыми-престарыми книгами и рукописями. Толстый слой пыли, паутина и затхлый запах явно извещали, что сюда годами, если не столетиями, никто не наведывался.

В самом центре на деревянном инкрустированном столе лежала потемневшая от времени небольшая книжка.

— Numa Pompilius, — прочитала я на обложке еле разборчивую надпись. В мрачном подземелье на какой-то момент мне показалось, что от книги исходит лёгкое сияние — но это всего лишь слабый луч из витражных окон наверху проникал через вход, скользил по ступеням и слабо освещал стол.

— Так я и знал! Здесь всего лишь разное старьё, какие уж тут сокровища, ха-ха! — воскликнул Антонио, взял в руки книгу и открыл её.

Я хотела заглянуть на страницы книги через его плечо, но не успела.

Глава 5 Полёт и приземление

Неожиданно, буквально в долю секунды, меня вновь пронзило ощущение, — как там на солнце во дворе, только ещё сильнее, — что именно сейчас случится что-то небывалое! Но я даже не успеваю об этом подумать. В глазах у меня резко темнеет, а комната начинает крутиться вокруг нас, всё быстрей, и быстрей, я лечу в чёрную пропасть, а в ушах звенит непонятный свист и странная мелодия ветра.

— Вот тебе и ха-ха, — говорю я Антонио, очнувшись, и пытаюсь осмотреться по сторонам.

Нас окружает мрак, который пронизывают тонкие лучи света. Они слабо просачиваются через узкие щели в деревянных стенах. Я пытаюсь привстать, но руки и ноги проваливаются, как в песок.

— Ты здесь? — крикнула я в темноту.

— Я-то здесь, — неуверенно отзывается Антонио, — только вот где…

Рядом послышались его неуверенные движения.

— И правда, где это мы? Похоже на какой-то амбар или склад, — глаза уже почти привыкли к полутьме, и я оглянулась вокруг. Мы сидели на огромных горах зерна, у стен стояли высокие глиняные кувшины, повсюду лежали вязанки сена.

— Тихо! По-моему, тут ещё кто-то есть, — прошептал где-то рядом Антонио.

Мы, стараясь двигаться бесшумно, на корточках подползли к охапкам соломы, которые возвышались почти до потолка, и осторожно заглянули за них в отдалённый тёмный угол, откуда слышался шорох.

— Ах, да это же пони! — с облегчением воскликнул Антонио, рассмеявшись. Он встал на ноги и распрямился во весь рост.

Нашим глазам предстали три маленьких жеребёнка: серый, вороной и рыжий, стоящие в загоне и мирно жующие сено, изредка потряхивая головами и хвостами, чтобы отогнать надоедливых мух.

— Это, конечно же, очень мило, — я потрепала самого маленького рыженького за гриву, а он будто кивнул мне головой и продолжил свой обед, — но как всё это понимать? Где наша школа и библиотека?

Двое других с удивлением воззрились на нас, но не прервали своей трапезы.

— Давай выглянем наружу, действительно очень странно…

Мы стали пробираться к приоткрытой двери, на каждом шагу проваливаясь почти по колено в горы зерна, натыкаясь на какие-то наваленные мешки и охапки засушенных пахучих трав. Старая рассохшаяся дверь амбара была неплотно прикрыта, но оказалась тяжёлой и двигалась очень туго. Навалившись всем телом, мы с трудом сдвинули её с места и приоткрыли, высунувшись наружу.

Глаза, только что привыкшие к темноте, тут же ослепило яркое солнце.

Помимо солнечного света, бьющего прямо в лицо, на нас обрушился стремительный вихрь звуков и запахов. Вокруг сновала толпа причудливо одетых людей среди прилавков и корзин с виноградом, оливками, яблоками, красными гранатами, персиками, абрикосами, инжиром, орехами, яркой зеленью, стояли повозки с лошадьми под самодельными навесами, мимо пробегали кричащие дети, кудахтали куры, вдалеке блеяли овцы. Слышался говор тысяч голосов, среди которых ничего не возможно было разобрать. В нос ударял сладкий и острый запах специй — гвоздики, кардамона, лаврового листа, и древесный, пряный запах шафрана. Мимо прошла группа мужчин в одинаковых белых одеяниях с венками на голове из лохматых колосьев. Над всем этим столпотворением, гвалтом и толчеей, над снующей толпой, добавляя нереальность всему происходящему, возвышалась статуя гигантского золотого слона, сверкающая на солнце.

— Mamma mia! — моему изумлению не было предела. Мы просто стояли и смотрели во все глаза.

— Ничего не понимаю! Похоже на какой-то рынок, — пробормотал недоумённо Антонио.

— Ничего не замечаешь?

— Ещё как всё замечаю! Только что конкретно ты имеешь в виду?

— Посмотри ещё раз — тебе ничего не кажется очень странным?

— Тут проще сказать, что мне не кажется странным.

— Обрати внимание — на этом рынке одни мужчины!

— А ведь правда… Хотя, смотри, там вдалеке идёт женщина в цветастом балахоне.

— Да, но ведь в том-то и дело, что она одна, а мужчин вокруг сотни — и продавцы, и покупатели. Можно заметить лишь парочку женщин-торговок.

— Уж не попали мы случайно на какой-то восточный базар?

— Но как это могло произойти?

— Как это случилось — вопрос второстепенный, хотя и не менее важный, а вот где мы — хотелось бы узнать прежде всего.

— Смотри, там вдали возвышается храм с колоннами, как у нас в Риме. Римский храм ни с чем не спутаешь!

— У нас в Риме? А это ты как объяснишь? — проговорил Антонио, указывая взглядом на странную процессию.

Медленно продвигаясь среди толпы, будто плывя или паря над ней, покачивался паланкин — крытые носилки на длинных шестах, похожие на белоснежный шатёр. Четверо крепких рослых мужчин несли их на своих плечах — двое впереди и двое позади шатра. Путь им расчищал невероятно высокий, очень смуглый черноволосый охранник, с беспощадным взглядом воина, кривым носом и шрамом через всё лицо. Он был в тёмной тунике, длинные жёсткие волосы были забраны сзади в хвост. Громким резким голосом он отдавал приказы и расчищал дорогу — народ немедленно перед ним расступался. Особую весомость ему придавал меч, на рукоятке которого лежала одна рука, а также хлыст — в другой.

Ветер всколыхнул лёгкую ткань шатра, и мы успели лишь мельком заметить тонкий профиль сидящей там молодой прекрасной женщины, одетой в белое, с покрытой головой. На солнце блеснул круглый медальон на шее, но её рука, украшенная браслетами, задёрнула штору.

— Вот это да! Похоже, что мы, и правда, где-то на Востоке, — не переставал изумляться Антонио.

— Подожди, а разве там до сих пор ездят на паланкинах?

— Давай послушаем, на каком языке здесь говорят, и сразу всё станет понятно.

Мы высунулись из-за двери, всё еще опасаясь выйти наружу. В царящем вокруг шуме и гаме понять и разобрать отдельные слова было сложно.

— Слушай, по-моему, это итальянский, но какой-то странный, похожий на непонятный диалект. Я даже почти всё понимаю — вот эти двое обсуждают цены на инжир и яблоки, — сказала я, указывая на ближайший лоток с фруктами, у которого шла бойкая торговля и образовалась очередь.

— А ещё похоже на латынь.

— Вот эти трое, которые только что прошли, говорили на греческом, я сразу узнала язык, хотя и не поняла ни слова…

Не успела я договорить, как вдалеке послышались крики, потом грубая ругань и вопли. Толпа заволновалась, все головы повернулись в одном направлении — в сторону удаляющегося паланкина.

— Ты что-нибудь видишь? Что происходит? — Антонио вытянул шею и поднялся на цыпочки.

Вдруг прямо на нас, быстро и ловко лавируя среди торговых рядов, выбежал парень с перепуганными глазами. Он спасался от преследователей, которые, будучи менее деликатными, сшибали всё на своём пути и легко расталкивали народ. Расстояние между ними быстро сокращалось.

Ни минуты не колеблясь, и даже не успев подумать, кто тут прав, а кто виноват, мы поспешили ему на помощь.

— Сюда! Иди за нами, здесь можно спрятаться, — схватил его Антонио за руку.

— Скорее, пока нас не увидели!

Долго его уговаривать не пришлось. Мы быстро юркнули в темноту амбара и, засев среди огромных гор сена, стали следить за происходящим на улице через щель. Мимо пробежал тот самый высокий тёмный охранник с шрамом, а за ним спешили ещё двое. Не разбирая дороги, сбивая корзины с фруктами, перепрыгивая через прилавки, они вновь исчезли в толпе, двигаясь в сторону золотого слона. Вокруг поднялся переполох. Одно яблоко из опрокинутой корзины докатилось почти до амбара. Антонио вытянул руку через щель и быстро схватил его.

— Я ведь с самого утра ничего не ел! — с хрустом надкусил он красное сочное яблочко.

Беглец повернулся к нам и с интересом нас разглядывал, а мы пытались рассмотреть в полутьме его самого.

Перед нами стоял совсем молодой парень, немного старше нас, невысокий, худощавый, но крепкий. Выгоревшие на солнце волнистые волосы были необычно подстрижены лесенкой и спадали до плеч, напоминая причёску на статуях Александра Македонского. В его внешности сразу бросался в глаза странный диссонанс — надетые на него драные лохмотья никак не сочетались с горделивой осанкой, самоуверенными манерами, особой одухотворённостью во взгляде и утончённостью всего его облика. Сразу привлекали внимание его руки — необыкновенно белые и ухоженные, которыми он постоянно поправлял своё съезжающее набок тряпьё.

«Не трудятся они и не прядут», — вспомнилось мне из Евангелия от Луки.

— Ты тоже заметила? — вполголоса сказал Антонио. Похоже я произнесла свои мысли вслух. Несомненно, сложно было представить, чтобы этот парень трудился или прял.

Он со вздохом облегчения снял через голову свои грязные лохмотья, похожие на старый мешок, отбросив их в угол сарая, и остался в яркой пурпурной хламиде, накинутой на плечи как лёгкий короткий плащ, расшитой золотыми звёздами, с золотистой каймой и кистями, надетой поверх белоснежного хитона и закреплённой драгоценной застёжкой на правом плече.

— Вы не представляете, как вы мне помогли, — воскликнул парень, отдышавшись. — Да вы просто спасли меня!

Он с любопытством смотрел на нас, всё больше удивляясь.

— Как же вы странно выглядите, то есть одеты странно, — в конце концов вымолвил он.

Антонио чуть не поперхнулся яблоком, которое продолжал жевать:

— Это мы-то странно выглядим?

— На себя бы лучше посмотрел, — добавила я, оглядывая его силуэт, как будто завёрнутый в разноцветную простыню. В это время он откуда-то из складок одежды достал дурацкую кожаную шапочку с широкими полями, похожую на блин, и нахлобучивал её на макушку.

— Кажется я понимаю о чём вы, просто я только на днях вернулся из Афин, поэтому и одет до сих пор по-гречески. Вы ведь это, наверное, имели в виду?

— Вообще-то не совсем это…

— Ах вот как, стало быть, теперь ходят в Греции. Ну и дела!

— А что вы здесь делаете на этом складе? — спросил он, озираясь по сторонам, оглядывая горы зерна, сена, и пони, мирно жующих в углу свой обед.

— Хотели бы мы и сами это узнать, — ответил ему Антонио.

Незнакомец усмехнулся, посчитав это шуткой. Он подошёл к двери и стал наблюдать за улицей через щель, а мы, в свою очередь, продолжали наблюдать за ним.

— Так что у вас там всё-таки случилось, из-за чего такой переполох? Почему ты бежал от них? — с любопытством поинтересовался Антонио.

Наш беглец оторвался от своего наблюдения и повернулся к нам. Глаза его неожиданно засверкали, а голос окреп от возмущения.

— Это ничтожество! Этот презренный раб позволил себе меня толкнуть! Тот самый, с шрамом на лице. Если бы он после этот принёс извинения, то, возможно, я и был бы готов простить, хоть я и человек гордый, — праведный гнев так и звучал в каждом его слове. — Но это еще не всё! Он замахнулся на меня хлыстом! Хлыстом! На меня!

— Надеюсь, слово раб здесь в смысле переносном, так сказать, в виде гиперболы, — прошептала я Антонио.

— Не мог же я этого стерпеть! — продолжал возмущаться незнакомец. — Разумеется, я, не задумываясь, высказал ему всё, что он заслуживает!

— Но ведь ты был в одежде нищего, верно? И к чему такой маскарад, почему на свою богатую одежду ты надел эти лохмотья?

— Это да. Вы правы… Что теперь говорить…

Тут он забормотал что-то невнятное, из чего мы с трудом поняли, что он хотел увидеть девушку, в которую он влюблён, но его аристократическая семья не одобряет его выбор, поэтому ему приходится каждый раз так переодеваться, прикидываясь нищим, чтобы сохранить инкогнито, пробраться к её дому и хотя бы издалека на неё взглянуть.

— А ведь этот раб оказался начальником охраны весталки! А с ними шутки плохи, вы хоть представляете, какой скандал бы разразился, если бы меня узнали и позвали родителей!

При слове «весталки» наши глаза так и расширились от изумления. Беглец понял это по-своему:

— Да, скандал был бы государственного уровня!

Мы с Антонио переглянулись, каждый надеялся, что ему послышалось. Но удивление, написанное на лице каждого из нас, лишь подтверждало, что мы услышали всё верно.

— Весталка? Ты сказал «весталка»? — переспросила я.

— Конечно, вы, наверное, видели её паланкин. Его сложно не заметить.

— То есть, из тех самых весталок, что хранят целомудрие и поддерживают вечный огонь в храме Весты в Древнем Риме?

— Именно из тех самых! Но почему в Древнем Риме, в обычном, сегодняшнем Риме. Могу заметить, что Рим — место очень даже современное, хотя и не такое развитое и процветающее, как Афины, откуда я только что вернулся с учёбы.

Нам всё это казалось каким-то нелепым спектаклем.

— Может он сошёл с ума? — тихо спросила я Антонио.

— А вокруг тоже все сошли с ума? — кивнул он в сторону улицы.

— Но ведь этого не может быть! Ты же сам понимаешь, должно же быть какое-то объяснение всему этому! Весталки исчезли, подожди-ка… где-то в четвёртом веке, в раннехристианскую эпоху. Ты хоть представляешь, что это значит?

— Лидия, ты любишь мыслить рационально! А ведь согласись, мир полон необъяснимых тайн! — казалось, что Антонио, наделённый изрядным воображением, начал приходить в восторг от немыслимости того, что мы начали осознавать. Глаза его загорелись. — Рим! Древний Рим — вот куда мы попали! Какая исключительная удача, ведь мы увидим всё своими глазами!

Глава 6. Травяной рынок, Бычий форум и Молочная колонна

— Пора выбираться отсюда, — прервал беглец наш разговор.

— Думаешь, ещё не опасно, они не вернутся? — на всякий случай спросила я.

— Смотрите сами! — громко, и уже ничуть не скрываясь, сказал наш незнакомец, распахивая дверь, которая ответила оглушительным скрипом. Но никто в нашу сторону даже не повернулся — все взгляды были устремлены куда-то в другой конец улицы.

— Похоже у нашей весталки и её охраны появилось занятие поинтересней! Взгляните — по дороге они встретили процессию с осуждёнными. Стража их вела на казнь на Тарпейскую скалу, с которой сбрасывают преступников. Возможно, весталка пребывала в благодушном настроении после обеда или просто захотела устроить новый спектакль, но она остановила процессию с заключёнными и решила помиловать их, пользуясь своим исключительным правом на это.

— Как же это гуманно! Как благородно! — воскликнула я.

— Не обольщайтесь, быть может, ей просто стало скучно. Но нам это в любом случае только на руку, теперь нас никто не заметит в толпе. Идём!

Действительно, все смотрели на новое представление, а дети и зеваки пытались пробраться поближе, расталкивая всех локтями, чтобы взглянуть на счастливые лица тех, кто только что, благодаря невероятной случайности, избежал своей смерти.

Мы вышли на улицу за нашим новым знакомым, в толпе не обращали на нас ни малейшего внимания. Да никто бы и не узнал теперь в юном изысканном вельможе с гордой осанкой недавнего оборванца.

— А ведь я вам не представился, прошу прощения. Меня зовут Луций Кальпурний Бибул! — торжественно провозгласил он, наверное, ожидая, какое неизгладимое впечатление произведёт на нас его имя.

— Очень приятно, — вежливо ответил Антонио, — какое необычное имя. А я Антонио, а это моя сестра Лидия!

Не увидев должного восторга и трепета от звука своего имени, он решил пояснить:

— По легенде, наш род Кальпурниев берёт начало от самого Кальпа — сына римского царя Нумы Помпилия!

— Неужели? Потрясающе! — постарались мы изобразить восхищение, чтобы его не обидеть — не хотелось разочаровывать нового знакомого.

— Просто великолепно! Не может быть! — на всякий случай добавили мы.

Получив наконец ожидаемую реакцию, он сразу же принял довольный вид, демонстрируя, что всё это на самом деле ведь не имеет никакого значения между такими хорошими друзьями, как мы.

— Меня обычно зовут коротко: «Бибул», — заявил он уже совсем добродушно, — но мне больше нравится «Луций»!

— Хорошо, тогда мы тебя будем называть Луций! — сказала я.

Он быстро со сноровкой двигался среди рыночных рядов, а мы еле за ним поспевали.

— Не того ли, случайно, римского царя он упомянул, который написал ту книжечку, что нас сюда «отправила», — на ухо прошептал мне Антонио. — Где она, кстати?

— Не знаю, последний раз ты держал её в руках.

— Но когда мы улетели, то есть стали падать, то есть… Словом, сейчас у меня её нет.

Вокруг царили шум и гам базара, даже на расстоянии вытянутой руки трудно было услышать друг друга. Мимо нас вели стадо овец, самые маленькие барашки были похожи на очаровательные белые комочки, которые так и путались у всех под ногами. Один из прилавков был заставлен глиняными амфорами разного размера — от самых крошечных, до огромных, почти в человеческий рост. Небольшая амфора упала и разбилась, задетая повозкой, из которой хрюкали поросята, а находившееся в ней оливковое масло тут же разлилось, образовав лужу, и всем через неё пришлось перепрыгивать. Антонио поскользнулся и чуть не упал.

— Я уже понял, что вы приехали издалека, — обернулся к нам Луций. — Чужеземцами в Риме никого не удивишь, и диалект у вас немного другой. Я сам уже несколько лет учусь в Афинах, и вот приехал на днях домой в Рим, к родителям. Первые дни иногда ещё тоже чувствую себя чужаком. А куда вам надо, может быть, я вам подскажу дорогу?

От такого простого вопроса мы растерялись. И правда, куда нам надо?

— Было бы здорово, — мы с Антонио переглянулись, — было бы хорошо вернуться в школу…

— А, вы новые ученики! Так бы и сказали, как же я сразу не догадался! В нашу школу приезжают ученики даже из самых далёких земель.

За неимением иной идеи, более правдоподобной, мы согласно закивали.

— Это же совсем недалеко, следуйте за мной!

Почему-то мы были уверены, что, как только мы попадём в школу, может быть, сможем вернуться обратно. По крайней мере, тут же всё прояснится. И в то же время не верили до конца, что всё может быть так просто.

— Позвольте мне быть вашим проводником, — галантно предложил Луций. — Я покажу вам настоящий Рим!

Тем временем мы пробирались среди бесконечных рядов — со всех сторон шла бойкая торговля. От гула голосов на разных языках, одурманивающего запаха специй и пряностей, ярких и пёстрых нарядов, от пыли, которая клубилась под ногами на солнце, у нас кружилась голова и казалось, что всё вокруг будто окутано какой-то сказочной дымкой. Мы миновали огромную статую золотого слона и тут перед нами выросла не менее гигантская статуя быка, также сверкающая на солнце.

— Просто невероятно! Фантастика! — не переставал восхищаться Антонио, радостно озираясь по сторонам.

— Вы про эту статую быка? Да, эффектное зрелище, но немного не в моём вкусе.

— Она что — из настоящего золота?

— Нет, она из бронзы, пару веков назад её привезли из Эгины, как трофей. Решили установить статую слона на Масляном рынке (Foro Olitirium) и статую быка на Бычьем форуме (Forum Boarium), шокируя прибывающих сюда со всего мира пилигримов, купцов и торговцев. А статуя Травяного слона — Elephas herbarius — совсем новая, её отлили из бронзы на средства местных торговцев травами. После этого Масляный рынок стали ещё называть Травяным рынком.

Вдруг толпа расступилась, давая дорогу стае гусей, которые важно шествовали в сопровождении двух женщин в светлых туниках. Хворостинками они задавали гусям нужное направление. Люди отходили в сторону, отодвигали свои повозки, освобождая гусям дорогу, а они шли друг за другом с гордо задранными клювами, вытягивая шеи и шлёпая по мостовой красными лапами.

— А, это опять привезли гусей в Храм Юноны на Капитолийском холме. С тех пор, как гуси спасли Рим, они пользуются здесь уважением.

— Гуси спасли Рим?

— Так вы не знаете? — удивился Луций. — Когда галлы под покровом ночи окружили Капитолийскую крепость, собаки молчали, а вот встревоженные гуси разбудили спящих римлян, которые смогли быстро организовать защиту крепости и дать отпор галлам. Так гуси спасли Рим!

— Да, гуси проявили себя достойно. Смотри, а это же Храм Портуна, — толкаю я Антонио в бок.

— А ведь точно такой же, как и сейчас, совсем не изменился! Такое возможно только в Риме! — восхищённо пробормотал он.

Вдалеке над рыночной толпой возвышался великолепный храм из светло-серого травертина на высоком подиуме с четырьмя ионическими колоннами на главном фасаде. К нему вела широкая каменная лестница. Фриз под высокой крышей был щедро украшен лепным орнаментом, изображающим бычьи головы и гирлянды. Со всех сторон храм окружали цветущие кусты олеандра, его ядовито-розовые цветы источали на солнце сладкий запах, а ветер его разносил, смешивая с ароматом пряностей.

— Этот храм здесь ещё со времён Сервия Туллия, шестого римского царя. Приезжайте сюда на Портуналии — не пожалеете. Увидите настоящее представление: у входа бросают в огонь ключи для их очищения, а по Тибру весь день, вплоть до вечера, плывут барки и плоты, украшенные цветами. Огни на них отражаются на поверхности воды, а по берегам разносятся песни моряков и рыбаков. Перед храмом для всего народа жарят свежую рыбу из утреннего улова.

— Как ты красиво излагаешь! — заметила я. — Так и представляю себе всё это как на картине.

— По-другому не могу, ораторское искусство — один из главных предметов в нашей школе, — гордо заявил наш удивительный собеседник. — Поэтами рождаются, а ораторами становятся, как любит говорить один наш знакомый.

— Наверное, твой знакомы прав. А было бы интересно посмотреть на такой праздник! Вот уж не знаю, сможем ли мы приехать на Портуналии, — многозначительно заметил Антонио.

— А ведь прямо за ним должен быть храм Геркулеса Победителя из греческого мрамора, — вспоминаю я. — Так вот же он — круглой формы, среди кипарисов. Как здорово — и он, спустя века, всё такой же!

— Именно в этих местах Геркулес победил чудовище — великана Какуса, который жил в пещере, — сказал Луций. — Когда Геркулес спал, хитрый Какус подкрался под покровом ночи и украл у него четырёх быков и четырёх коров. Он вывел их за хвосты, чтобы следы животных вели только в пещеру, а не из неё. Но Геркулес, когда проснулся, услышал мычание коров из логова Какуса, набросился на великана и сразил его в схватке. Поэтому здесь и воздвигли в его честь храм.

— Да, интересная легенда. Кажется, я её уже где-то слышал или читал.

— Почему же легенда? Уверен, что именно так всё и было на самом деле. — Геркулес спас римлян от злого великана.

— Да ты, наверное, шутишь?

Вдруг рядом с нами среди шума многоголосой толпы раздался отчётливый детский плач. К нему присоединились ещё несколько детских голосов.

— Слышите? — замерла я на месте. — Наверное, что-то случилось!

— Да ничего не случилось. Вернее, каждый день случается всё одно и то же, — пояснил Луций. — Это Молочная колонна. Здесь родители оставляют грудных детей, если у матери нет молока, а иногда и взрослых детей, которых не могут прокормить.

— Как жалко детишек, — грустно сказала я, глядя как один из них ползает вокруг мраморной колонны на пьедестале, а двое других постарше сидят рядом, — и какая судьба их ждёт…

— Возможно, не такая уж и печальная. Мои родители много лет назад приютили в нашем доме троих детей, оставленных у Молочной колонны. Сейчас они уже взрослые, живут в нашем доме, помогают на кухне, и вполне довольны своей участью.

Глава 7. Берег Тибра и порт, слоны в Риме, встреча друзей и заросли смоковницы

Мы вышли из суеты базара и оказались на берегу реки. Вот он Тибр! Древний и великолепный! То мощный и опасный, беспощадно затопляющий свои берега, то обманчиво спокойный и пленительно молчаливый. Несущий то благодать, то гибель для своего народа, по которому столько веков добираются странники на своих кораблях из далёких заморских земель. На зеркальной глади отражаются бегущие по небу лёгкие облака и листва склонившихся к воде деревьев. Вдалеке слышится гул и напор мощного потока, но чем ближе к песчаному берегу, тем спокойнее становится норовистая река. Весёлые солнечные блики жемчужной россыпью сверкают на поверхности. Повсюду на зелёных склонах вокруг мелькают маленькие белые маргаритки, а среди ярких красных маков встречаются и редкие, удивительные бледно-розовые маки. Вдоль берега сидят рыбаки и бегают шумные дети, домохозяйки полощут бельё, напевая протяжные песни, что летят и рассеиваются над водой.

— Интересно, в какое же время мы попали? — тихо спрашивает меня Антонио.

— Ну не можем же мы спросить — извините, а какой сейчас век? Ещё не хватало, чтобы нас приняли за сумасшедших. По ходу дела разберёмся.

Мы приближались к порту, где покачивались на воде корабли с парусами, лодки, барки, плоты самых удивительных форм и размеров, сновал рабочий люд и моряки, несли огромные корзины с пахучей свежей рыбой. «Portus Tiberinus» — прочитали мы на табличке у входа в порт. И тут мы стали свидетелями удивительного зрелища — с широких, крепко сбитых деревянных барок начали выгружать… слонов. Их спускали на мелководье и за верёвку вели на берег. Маленький слонёнок плюхнулся в воду и начал веселиться, окатив фонтаном из хобота одного из работников, а другого случайно свалив в воду.

— На помощь! Тону! — донеслось оттуда, и ещё какие-то вопли на непонятных нам языках. Его помощник бросился к нему и поплыл, странно передвигаясь, — казалось, что он бьёт руками, как вёслами по воде. Он быстро приблизился к своему приятелю и вытащил его на сушу.

— Это он звал на помощь на греческом и египетском, — пояснил Луций. — Прежде чем выучить все эти языки, лучше бы сначала научился плавать! Вот я сам выучился держаться на воде, меня никто этому не обучал…

Видно, что он был готов дальше развивать свою мысль о собственных способностях и талантах. Похоже, что наш новый знакомый имел такую слабость — при каждом удобном случае не отказывал себе в удовольствии похвалиться. Конечно, не самый страшный человеческий недостаток, а по мне, так вполне простительный.

— А зачем в Риме столько слонов? — изумилась я, сменив тему. — Помню, я как-то читала, что боевых слонов использовали в Пунической войне.

— В боях слонов сейчас бывает всё меньше, — ответил Луций с видом знатока. — Полководец Авл Гирций, прославившийся в завоевании Галлии, всегда говорил, что эти дикие животные, даже после долгих лет обучения и службы, в бою часто столь же опасны для собственного войска, как и для врага. Сейчас они участвуют в разных зрелищах и праздничных процессиях в Риме. Думаю, это опять привезли слонов-факелоносцев Lychnophores и слонов-канатоходцев Funambules, здесь недалеко есть и стойла для них, — продолжал он воодушевлённо, пока мы смотрели на развеселившегося слонёнка, плескавшегося у берега. — А наша старая служанка рассказывала мне, что она сама видела в детстве, как Помпей хотел въехать в Рим на триумфальной колеснице, которую везли четыре слона. Но запряжённые слоны не пролезли в городские ворота. Вот была потеха! Пришлось ему пересаживаться на лошадей. Помпею вообще, похоже, не везло со слонами. По случаю своего второго консулата, он решил показать бой двадцати слонов с охотниками, но слоны, пришедшие в ярость, сломали решётку, отделявшую арену от народа. После чего арену для зрелищ стали окружать рвом, наполненным водой.

— Но это ещё не всё, — добавил он, — не так давно Цезарь распорядился, чтобы в Рим привезли слонов, захваченных в битве при Тапсе. Он решил придать особую пышность триумфальной процессии, посвящённой своей победе в Африке. Выстроились две шеренги из четырёх десятков слонов, которые несли в своих хоботах факелы. Эту идею он позаимствовал у царей Египта и Сирии. После чего таких слонов стали называть факелоносцами.

— Интересно, а этот маленький слонёнок тоже будет факелоносцем? — предположил Антонио.

— Как знать, как знать…

— А я считаю, что использовать слонов, так же как и любых животных, для развлечения — это варварство! — заявила я.

— В целом согласен, — неожиданно поддержал Луций. — Слоны мудрое, сильное и трудолюбивое животное. Многие считают их наиболее любимыми богами, которые наделили их долголетием. Некоторые уверены, что слоны обладают разумом, способны понимать латынь и греческий, а возможно даже читать и писать.

— И много они уже написали? — захохотал Антонио.

У нас за спиной тоже раздался смех. Мы обернулись. Рядом с нами стояли, прислушиваясь к разговору, два мальчика, которые тоже наблюдали за выгрузкой слонов и купанием слонёнка.

— Луций? — изумлённо проговорил старший из них, обращаясь к нашему собеседнику.

— Лепид! И ты здесь! — радостно воскликнул наш новый друг.

— Уже вернулся из Афин? Когда успел?

Они обнялись, как лучшие друзья, и говорили взахлёб. Старшему на вид было лет двенадцать, а может и четырнадцать. Он был невысоким, но крепким, с шевелюрой таких густых чёрных волос, что они стояли вокруг головы как ореол. Когда он говорил, казалось, что его живые и любопытные тёмные глаза на широком лице с выдающимися скулами всегда смотрят с иронией. Его серьёзный вид и манеры явно выдавали в нём желание держаться и вести себя как взрослые. Одет он был очень аккуратно, в льняную светло-бежевую тунику, перехваченную поясом, сверху красовалась белая тога, окаймлённая пурпуром, на ней висела на плетёной цепочке булла — медальон круглой формы, на ногах — сандалии из полосок кожи.

— А это Антилл, — представил он своего маленького товарища. Тот жевал какую-то лепёшку, которую держал в руках. — Он тоже, как всегда, за мной увязался!

— Так-так, а почему вы сейчас не в школе? Знания к вам тянутся, — усмехнулся Луций, — а вы…