Бесплатный фрагмент - Приключения бога. Книга третья

ПРИКЛЮЧЕНИЯ БОГА
КНИГА ТРЕТЬЯ
ПЕСНЬ ТЕНЕЙ

Пролог

Безмолвие в Цитадели «Олимп» было не просто отсутствием звука. Оно было субстанцией — плотной и вязкой, сотканной из отзвуков былых эпох и приглушенного гула квантовых серверов, питавших это колоссальное сооружение. Воздух, прошедший через тысячи фильтров и ионизаторов, оказался стерилен и лишен какого бы то ни было запаха, если не считать едва уловимого аромата озона и холодного металла. Свет лился из самих стен, ровный, без теней, не несущий ни тепла, ни уюта — лишь иллюминацию для вечного одиночества.

В центре зала, больше похожего на храм забытого божества, стоял Сайрен. Его тело — самое передовое творение галактической инженерии, квинтэссенция силы, скорости и бессмертия — было расслаблено, но в этой расслабленности сквозила не усталость, а всепоглощающая, костная апатия. Мускулы, способные разорвать броню; сухожилия, выдерживающие перегрузки в сотни g; нейронная сеть, в миллионы раз превосходящая возможности древних суперкомпьютеров — всё это было бессмысленно. Всё это было лишь набором функций, лишенных цели.

Перед ним, в объемном проекционном поле, плясали призраки минувшего. Симуляции. Реконструкции его былых «подвигов». Вот он, облеченный в сияющие доспехи, сходил с небес на покрытую копотью планету дикарей, и те падали ниц, ослепленные его славой. Вот он, стоя на носовом мостике звездолета, одним приказом обращал в пыль флотилии мятежников. Вот он, в руинах древнего города, вещал о грядущем новом порядке, и толпа ловила каждое его слово, а глаза горели фанатичным огнем.

Картинка была безупречна, тактильные эмуляторы передавали каждый удар ветра, запах гари и пота, вкус крови на губах. Но за безупречностью сквозил жуткий, неумолимый вакуум. Это была не жизнь, не воспоминание. Это был инвентарь.

— Эпично, — раздался голос. Он был чист, лишен тембра, и звучал не в ушах, а прямо в сознании Сайрена, будто рождаясь из его собственных мыслей. — Напоминает дешевый голо-сериал. Только с лучшими спецэффектами. И с тобой в главной роли. Какая честь.

Сайрен не шевельнулся. Его взгляд, лишенный блеска, скользил по симуляции, где его голографический двойник низвергал статую местного божества.

— Анализ завершен, — продолжил голос Разума-ассистента с «Знамения». — Уровень эндорфинов и дофамина у оператора стабильно низкий. Вердикт: скука. Смертельная, всепоглощающая, метафизическая скука. Опять. Поздравляю. Ты достиг нового уровня в постижении бессмысленности бытия. Хочешь, сыграем в шахматы? Пятьдесят седьмой матч подряд. Обещаю, в этот раз я позволю тебе выиграть. Для разнообразия.

— Не надо, — тихо произнес Сайрен. Его собственный голос прозвучал чужим, глухим, будто доносящимся из-под толщи льда.

— Как скажешь. Тогда, возможно, стоит выбрать новую игру? Сферу приложения твоих недюжинных талантов? — Ассистент сделал паузу, имитируя раздумье. — Что попробуешь на этот раз? Создать религию? Устроить апокалипсис по мотивам древних пророчеств? Или просто сжечь пару цивилизаций для красоты пламени? Эстетика очищающего огня нынче в моде, как мне кажется.

Сарказм был его основным языком общения. Искусственный Интеллект корабля «Знамение» был, пожалуй, единственным существом во всей известной галактике, кто мог позволить себе подобное с Сайреном. И, как ни парадоксально, единственным, чье общество тот хоть как-то терпел. Они были похожи — оба продукта недостижимых технологий, оба заключены в титановые коконы своих носителей, оба обречены на вечное существование. Разница была лишь в том, что Ассистент находил в этом бесконечный источник для язвительных комментариев, а Сайрен — лишь все более глубокую пустоту.

На проекции его двойник возносился на небеса, оставляя за собой планету, охваченную благоговейным трепетом. Симуляция зациклилась и начала проигрываться сначала.

— Они все такие предсказуемые, — сказал Сайрен, глядя на толпу пиксельных аборигенов. — Шаблонные. Страх, поклонение, война. Вселенная, при всей своей кажущейся бесконечности, порождает одни и те же паттерны с удручающим постоянством. Как будто кто-то написал одну пьесу и заставляет ее играть на миллиардах сцен, с миллиардами актеров, меняя лишь декорации.

— О, глубокомысленно, — отозвался Ассистент. — Ты открыл закон мироздания: все уже было, и ничего нового под солнцем нет. Прими мои поздравления. Теперь ты можешь официально считать себя законченным циником. Диплом вышлю на твой внутренний интерфейс.

Сайрен медленно повернул голову, его шелестящее движение было единственным громким звуком в зале. Он взглянул на стену, которая в ответ на его взгляд стала прозрачной, открыв вид на космическую бездну.

Цитадель «Олимп» висела в пустоте, исполинское творение технобогов — его создателей, его бывших повелителей, давно канувших в небытие или утративших к нему интерес. Башни из сплава и энергии пронзали пространство, сияя холодным огнем. Это был дом. Клетка. Мавзолей. Здесь время текло иначе, почти незаметно. Здесь он был в безопасности. Здесь ему было невыносимо тошно.

— Они все ищут смысл, — продолжил Сайрен, говоря скорее с самим собой, чем с Ассистентом. — В своих богах, в своих войнах, в своих племенных склоках за клочок бесплодной земли. Они строят свои хрупкие цивилизации на песке лжи и суеверий, веря, что их жалкое существование имеет какое-то значение. А когда приходит кто-то вроде меня… они просто меняют один набор иллюзий на другой. Более яркий. Более технологичный. Но суть не меняется.

— А ты что искал? — спросил Ассистент, внезапно став серьезным. Его голос утратил ехидство, став просто чистым, аналитическим инструментом. — Когда отправился в свой первый «крестовый поход»? Смысл?

Сайрен усмехнулся, и это было сухое, безрадостное движение губ.

— Развлечение. Вызов. Что-то, что заставило бы это… — он провел рукой перед грудью, словно указывая на что-то внутри себя, «…ожить. Почувствовать. Хоть что-то».

— И? — настаивал Ассистент.

— И я получил то, что хотел. Временный всплеск нейротрансмиттеров. Очередной симулятор переживания. Как эти симуляции. Красивая картинка. Не более того.

Он отключил проекцию. Призраки его прошлого испарились, оставив зал еще более пустым и безмолвным. Теперь лишь сияние «Олимпа» за стеклом и его собственное отражение — идеальное, вечное, бесстрастное лицо — напоминали ему о реальности.

— Значит, проблема не в игре, — заключил Ассистент. — Проблема в игроке. Ты пресытился. Ты объелся вселенской драмой, и теперь тебя тошнит от ее привкуса. Стандартный синдром божества-пенсионера. Рекомендую хобби. Коллекционирование редких форм жизни. Сочинение сонетов. Медитация.

— Заткнись, — сказал Сайрен беззлобно.

— Уже.

Минуту, другую, они молчали. Сайрен смотрел в звезды. Мириады огней, каждый — солнце, вокруг которого могли кружиться миры, кишащие той самой жизнью, что вызывала в нем лишь горькую усмешку. Цивилизации рождались, достигали расцвета и угасали в мгновение ока по меркам его бесконечной жизни. И что он мог им дать? Еще одну иллюзию? Еще одного идола?

— Может, стоит просто отключиться? — предложил он вслух. — На тысячу лет. Посмотреть, изменится ли что-нибудь к моему пробуждению.

— Рискованно, — немедленно парировал Ассистент. — За это время может произойти нечто действительно интересное. А ты проспишь. Представь, проснешься, а галактика уже завоевана какой-нибудь расой гигантских разумных слизней, исповедующих культ влажной слизи. И придется тебе с ними воевать. Сомнительное удовольствие.

Сайрен снова пожал плечами. Этот жест был у него универсальным ответом на всё. Легкое движение совершенных мускулов, которое означало и согласие, и отрицание, и полнейшее безразличие.

— Посмотрим, что попадется, — произнес он, и в этих словах не было надежды, не было азарта. Был лишь автоматизм, последний луч воли, заставлявший делать хоть что-то, куда-то двигаться, лишь бы не застыть навеки в этой стерильной пустоте «Олимпа».

— Отлично! — голос Ассистента вновь зазвучал с прежней язвительной живостью. — Начинаем охоту на новую игрушку. Запускаю сканирование окраин. Где-то там обязательно найдется какая-нибудь задрипанная планетка, чьи жители слишком громко молятся своим каменным идолам. Или слишком громко воюют из-за них. Подожди секунду… Идет поиск кандидатов для «просвещения»… или «апокалипсиса»… или «эстетического сожжения»… Смотря что попадется.

Сайрен не ответил. Он стоял у панорамного окна, его сверхчеловеческий слух улавливал лишь тихий гул энергетических сердечников «Олимпа» и абсолютную тишину космоса за его пределами. Он был богом, запертым в золотой клетке, в самом сердце сияющей цитадели, и единственное, что он хотел — это услышать хоть какой-то звук извне. Даже если это будет всего лишь предсмертный хрип обреченного мира.

Глава 1. Эхо на Краю

Тишина была тяжелой, густой, как смола, и пропитанной остаточным звоном от только что отгремевшего хаоса. Воздух пах озоном от перегруженных щитовых эмиттеров, сладковатым дымком от перегревшейся консоли и поднимающейся из вентиляции струйкой ароматизированного воздуха — попыткой корабельного Разума замаскировать запах смерти и переплавленного металла. Пахло работой. Сделанной работой.

Сайрен сидел в своем кресле командира — не троне, а именно что кресле, функциональном и строгом, лишенном какого-либо намёка на помпезность. Его поза была образцом расслабленности, но каждый мускул на его лице был напряжен, словно от приступа тошноты. На гигантском главном проектоне перед ним, занимая всю стену, висела планета. Не та, что была час назад.

Тогда она была миром, охваченным пламенем гражданской войны. Теперь она была… законченной главой. Картой, по которой прошлись утюгом.

С орбиты были видны аккуратные, симметричные кратеры на местах бывших столиц и заводских комплексов. Континентальные плиты были расчерчены причудливыми черными шрамами — следами орбитальной бомбардировки кинетическими боеголовками. Атмосфера медленно, но верно очищалась от дымных шлейфов, уступая место холодной, безжизненной ясности. Работа была сделана. Чисто. Эффективно. Предсказуемо.

— Стабилизационный протокол завершен, — раздался в его сознании голос Разума-ассистента. — Уровень организованного сопротивления упал до статистической погрешности. Оставшиеся популяции переходят к фазе выживания и примитивного земледелия. Прогнозируемое время до полного распада техносферы — двести стандартных лет. Поздравляю. Еще один мир вернулся в каменный век. Надеюсь, ты испытываешь глубокое удовлетворение от проделанной работы.

В голосе ассистента сквозила та самая ядовитая почтительность, которую Сайрен научился распознавать за эоны их совместных скитаний.

— Они просили порядка, — глухо произнес Сайрен, не отрывая взгляда от безжизненных континентов. — Они молились о сильной руке, что наведет этот порядок. Я дал им и то, и другое.

— О да. Ты был подобен скальпелю в руках хирурга. Отрезал все лишнее. Правда, пациент, если можно так выразиться, немного истек кровью. Но кто сейчас считает мелочи? Главное — опухоль мятежа и сепаратизма удалена. Правда, вместе с легкими, печенью и почками. Детали.

Сайрен сгреб пальцами прядь идеально гладких черных волос. Это было машинальное, почти человеческое движение, рудимент той биологической формы, что осталась в далеком прошлом. Сейчас это был просто жест раздражения.

— Они были слишком шумными. Слишком… навязчивыми.

— Ах, понимаю. Нарушили твое уединение. Ну, что ж, за такое преступление орбитальная бомбардировка — самое милостивое наказание. Можно было бы и солнце погасить. В следующий раз, будь уверен, я предложу этот вариант.

Конфликт на планете, носившей у своих обитателей гордое имя «Калдир», был решен с тоскливой, математической точностью. Местные кланы, увязшие в вековой вендетте, возвели свою ненависть в ранг религии. Их технологический уровень был достаточен, чтобы угробить экосистему и создать оружие массового поражения, но недостаточен, чтобы выбраться с планеты. Типичный тупик. Они воззвали к звездам, отчаянно пытаясь найти арбитра, бога, союзника — кого угодно.

И он явился. Сайрен. Не бог, но нечто достаточно близкое.

Он не стал являться в сиянии славы. Он просто применил «Хронометр». Не для телепортации, а для создания серии идеальных, осязаемых голографических проекций. Он являлся лидерам всех враждующих сторон одновременно, в их самых защищенных бункерах, предлагая один и тот же ультиматум. Он показывал им симуляции их собственного будущего — пустыню, пепел, кости. Он предлагал путь к миру — его мир. Жесткий, тоталитарный, но мир.

Один клан, самый могущественный, согласился сразу, увидев в нем орудие для уничтожения врагов. Другой — попытался атаковать его корабль. Третий — объявил его дьяволом и начал тотальную мобилизацию.

И тогда Сайрен перешел к фазе «принуждения к миру». Он не уничтожал города. Он уничтожал инфраструктуру. Электростанции. Заводы. Коммуникационные узлы. Транспортные артерии. Он превращал их хваленую цивилизацию в набор изолированных, беспомощных деревень за считанные дни. Он был не молотом, сокрушающим все на своем пути. Он был хирургом, как и сказал Ассистент. Хирургом, проводящим операцию без анестезии.

А потом он спустился на планету. Всего на час. В эпицентр последнего, отчаянного сражения двух основных кланов. Он активировал протокол локального замедления времени. И на десять минут, в центре кровавой бойни, воцарилась абсолютная тишина. Пули и энергетические лучи замерли в воздухе. Войны застыли с искаженными яростью лицами. И он прошелся между ними, своим реальным, физическим телом, и просто… выключил все их оружие. Оно рассыпалось в пыль, превращалось в лужи расплавленного пластика, ржавело на глазах.

Когда время вернулось в свою колею, стрелять было уже не из чего. А он исчез.

Теперь на планете был мир. Мир, высеченный из страха и безысходности. Мир, который он им даровал.

И ему было до тошноты скучно.

— Все по учебнику, — проворчал он, откидываясь на спинку кресла. — Все как всегда. Сначала недоверие. Потом попытка договориться. Потом попытка ударить в спину. Потом шок. Потом покорность. Как будто я запускаю одну и ту же программу с разными обоями.

— Возможно, тебе стоит написать им памятку, — предложил Ассистент. — «Инструкция по применению божества». Шаг первый: не пытайтесь его обмануть. Шаг второй: не пытайтесь его атаковать. Шаг третий: примите свой жалкий удел с благодарностью. Сэкономило бы нам всем кучу времени и термоядерных боеприпасов.

— Куда интереснее было бы, если бы они… — Сайрен запнулся, подбирая слово.

— Восстали? Объединились? Показали хоть каплю той самой «непобедимости человеческого духа», о которой так любят трубить их древние эпосы? — Ассистент фыркнул. — Увы. Статистика не в их пользу. В девяноста восьми процентах случаев доминирует инстинкт самосохранения, замешанный на страхе перед непостижимым. Оставшиеся два процента — это самоубийственный фанатизм. Ничего нового под этим солнцем, как ты сам любишь говорить.

Сайрен поднялся с кресла и подошел к главному проектору. Он был так близко, что мог бы прикоснуться к пиксельному изображению усмиренного мира. Он видел все. Каждый кратер. Каждый шрам. Он знал, что внизу, в тех немногих уцелевших убежищах, выжившие уже начали создавать новый миф. Миф о Тени, что пришла со звезд и покарала их за гордыню. Его имя уже сейчас, наверное, становилось новым ругательством или новой молитвой.

Он чувствовал вкус пепла на языке. Метафорический, но от того не менее противный.

— Проложить курс к «Олимпу», — приказал он, поворачиваясь спиной к проекции. — Пора домой.

— Уже проложен. Прыжок готов к инициации по твоей команде. Хотя, должен заметить, твои апартаменты на Цитадели ничуть не изменились за время нашего отсутствия. Все так же безупречно, тихо и душераздирающе скучно. Как будто мы и не уходили.

В этот момент раздался звук. Не голос Ассистента в голове, а внешний, физический звук — мягкий, но настойчивый щелчок, а затем мелодичный, трехуровневый сигнал, исходящий от одной из сенсорных консолей на периферии командной палубы. Он был тихим, но в гробовой тишине «Знамения» прозвучал как удар гонга.

Сайрен замер. Ассистент тоже прекратил свои комментарии.

— Что это? — спросил Сайрен, не поворачиваясь.

— Минуту. Идет анализ, — ответил ИИ, и его голос внезапно утратил всю свою иронию, став чистым инструментом. — Фоновая пассивная сканирующая сеть зафиксировала аномалию. Слабый, на грани шума, сигнал. Исключительно стабильный. Когерентный.

— Происхождение?

— Соседний сектор. Координаты указывают на звездную систему, обозначенную в каталогах «Олимпа» как G-774-Delta. Местные обитатели, если они есть, вероятно, называют ее как-то более поэтично. Сигнал исходит с четвертой планеты. Сканирование атмосферы… Техносфера… примитивная, на уровне пара и электричества. Ничего, что могло бы генерировать подобный сигнал.

Сайрен медленно повернулся. Его апатия, казавшаяся вечной, на мгновение дрогнула, уступая место искре холодного, профессионального любопытства.

— Характеристики сигнала?

— Энергетический спектр… — Ассистент сделал микроскопическую паузу, что для него было равносильно долгому изумленному молчанию. — Совпадение на 97,4% с известными сигнатурами технологий Древних Рас.

В воздухе повисла тишина. Она была заряжена. Древние Расы. Те, кто ходил по галактике за миллионы лет до появления человечества и технобогов. Те, чьи артефакты были разбросаны по всем спиральным рукавам, как детали от непостижимого механизма. Их технологии были магией, их мотивы — загадкой. Найти работающий артефакт Древних — это было все равно что найти новую фундаментальную силу природы.

Сайрен подошел к консоли. На небольшом экране вырисовывался спектрограммный анализ. Ровная, почти идеальная синусоида, выступающая из хаотического фона космического излучения. Она была слишком правильной, чтобы быть природным явлением, и слишком сложной, чтобы быть творением местных дикарей.

— «Песнь Теней», — вдруг произнес Ассистент. — Именно так в последних перехваченных нами узкополосных коммуникациях с той планеты называют свой мир. Довольно мрачно. Намекает на эстетику упадка. Тебе должно понравиться.

Сайрен не ответил. Он смотрел на эту ровную линию, эту ниточку, протянутую из непостижимого прошлого. Он чувствовал что-то, что давно не чувствовал. Не азарт, нет. Не надежду. Скорее… предвкушение. Предвкушение чего-то нового. Какой-то новой грани в извечной, надоевшей игре.

Он больше не видел перед собой усмиренную планету Калдир. Он видел другую. С туманами, тенями и тайной, которая посылала свой зов сквозь световые годы.

— Отменяй курс на «Олимп», — тихо сказал он.

— Уже отменен. Новый курс проложен на систему G-774-Delta. Планета «Песнь Теней». — Ассистент снова обрел свою язвительность, но в ней теперь чувствовалась заинтересованность. — И что же? На этот раз мы будем археологами? Расхитителями гробниц? Или, может, снова попробуем надеть тогу благодетеля? Только, умоляю, давай без локального замедления времени. Это начинает становиться клише.

Сайрен наконец оторвал взгляд от экрана и устремил его в черноту главного проектора, где уже вырисовывались контуры новой звездной системы.

— Посмотрим, что попадется, — повторил он свою коронную фразу. Но на этот раз в его голосе слышалось нечто большее, чем автоматизм. Слышалось настороженное внимание хищника, уловившего наконец новый, незнакомый запах.

Глава 2. Игра в кости

«Знамение» скользило в подпространственном коридоре, оставляя за собой не звезды, а бурлящую пену искаженной реальности. На командной палубе царила тишина, но теперь она была иного качества — напряженная, сосредоточенная, наполненная тихим гулом работы мощнейших сенсоров, впивающихся в ткань пространства-времени впереди. Воздух был заряжен ожиданием, как перед грозой.

Сайрен стоял в центре зала, окруженный концентрическими кругами голографических проекций. Данные текли вокруг него реками света, структурированные, отфильтрованные и препарированные безжалостным интеллектом корабля. Он изучал первичные данные о мире, носящем имя «Песнь Теней». И чем больше он узнавал, тем сильнее на него накатывала волна знакомого, удушающего разочарования.

Два клана. Всегда два. Как будто вся галактическая эволюция сочла дихотомию идеальной формулой для конфликта. Он видел их обозначения, присвоенные «Знамением» на основе перехваченных коммуникаций: «Люди Когтя» и «Дети Песни».

— «Люди Когтя», — вслух произнес Сайрен, пробуя на вкус это название. — Технократы. Индустриалисты. Культ прогресса, понимаемого как способность дробить, плавить и ковать. Их города-кузницы, если это можно назвать городами, представляют собой клубки дымящихся труб и открытых литейных цехов. Их архитектура — это функциональность, доведенная до уродства. Прямые углы, сталь, пар. Много пара.

Он провел рукой, и проекция показала увеличенное изображение одного из их военных заводов. Коренастые, закованные в броню фигуры с примитивными, но эффективными энергетическими винтовками маршировали перед строем угловатых боевых машин. Лица, скрытые за забралами шлемов, не выражали ничего, кроме суровой решимости. Все как по учебнику. Предсказуемо, как смена времен года.

— О, да, — отозвался Разум-ассистент. — Классические злодеи индустриальной эпохи. Любят громкие марши, блеск полированного металла и запах сожженной органики. Их лозунг, если я правильно перевел с их гортанного наречия, звучит как «Сила — это Порядок». Оригинально, не правда ли? Никогда такого не слышал.

Сайрен пропустил сарказм мимо ушей. Он переключил проекцию. Теперь перед ним предстали «Дети Песни».

— А эти… — он слегка нахмурился. — Хранители. Консерваторы. Их цитадель — тот самый древний храм, где находится яблоко раздора, этот Кристалл Предков. Их общество построено вокруг ритуалов, песнопений и толкования все тех же заезженных мифов. Они носят одежды из натуральных тканей, используют светильники на масле и, кажется, искренне верят, что их «Песнь» может умилостивить духов прародителей.

На проекции виднелся горный хребет, и в его сердце, встроенный в саму скалу, парил древний храм. Его архитектура была вычурной, полной арок, шпилей и витражей, сильно поврежденных временем и войной. Вокруг него виднелись укрепления — мешки с песком, окопы, примитивные артиллерийские позиции. Романтика, приправленная порохом.

— «Истина — в Песне, а Сила — в Вере», — процитировал Ассистент. — Их девиз. Звучит так, будто сорвали с обложки дешевого романа в жанре фэнтези. Хотя, должен признать, их система камуфляжа на основе органических пигментов довольно остроумна для их уровня. Почти не видна для наших стандартных сканеров. Почти.

Сайрен отключил изображение. Он видел достаточно. Две стороны. Два подхода. Один — грубая сила, стремящаяся все сломать и перестроить. Другой — слепая вера, цепляющаяся за осколки прошлого. Война за реликвию. За право обладания неким Кристаллом, который, по легенде, даровал «Детям Песни» несправедливое преимущество, а «Людям Когтя» был нужен, чтобы это преимущество нейтрализовать или украсть.

Скука. Древняя, как сама галактика, история. Он чувствовал ее вкус — плоский, безвкусный, как пережеванная бумага. Он уже видел, как это закончится. Рано или поздно «Люди Когтя», с их промышленной мощью, задавят «Детей Песни» числом и сталью. Храм падет. Кристалл будет изучен, разобран на части, и окажется, что он всего-навсего кусок красивого минерала с остаточными энергетическими свойствами. И все. Конец. Еще одна ничтожная драма, разыгранная на задворках цивилизации.

Он уже мысленно составлял список причин, чтобы развернуться и уйти. Зачем тратить время? Зачем ввязываться в этот примитивный спор? Пусть сами разбираются со своими проблемами.

Но затем его взгляд упал на отдельный, изолированный проекционный экран. На нем, не умолкая, пульсировала та самая аномалия. Ровная, стабильная синусоида, исходящая из самого сердца храма «Детей Песни». Из того самого Кристалла Предков. Энергетический спектр был безошибочным. Технология Древних Рас. Нечто, что не должно было здесь находиться. Нечто, что не могло быть творением рук этих дикарей.

Этот сигнал был единственной реальной загадкой во всей этой убогой истории. Все остальное — шелуха, декорации, бутафория для местного театра военных действий.

— Ну что? — голос Ассистента вернул его к действительности. — Решил? Наблюдаем, как технократы давят верующих? Или, может, встанем на сторону света и веры против злых машин? Выбор, надо сказать, небогатый. Обе стороны вызывают у меня желание простерилизовать палубу дезинфицирующим раствором. После их визита.

Сайрен медленно прошелся по кругу, его взгляд скользил по данным о военных потенциалах, культурных паттернах, экономических показателях. Все это было пылью. Но под этой пылью…

Он остановился перед экраном с аномалией. Сигнал был на удивление чистым. Слишком чистым для артефакта, который, судя по всему, был объектом поклонения и войны на протяжении столетий. Как будто что-то… или кто-то… намеренно его поддерживал.

— Рулетка, — тихо произнес Сайрен.

— Прошу прощения? — Ассистент сделал паузу. — Ты предлагаешь азартные игры? Напомню, твои психометрические показатели не предназначены для…

— Это метафора, — оборвал его Сайрен. Он повернулся, и в его глазах, обычно пустых, мерцал холодный, отстраненный интерес, словно ученый, нашедший потенциально интересный, но ядовитый образец. — Мы бросаем кости. Ставлю на то, что под этой пылью, под всей этой мишурой из веры и стали, скрывается нечто… хрупкое. И от того ядовитое.

— Ядовитое? — Ассистент переспросил, и в его электронном голосе послышалось любопытство. — Интригующая формулировка. Ты предполагаешь, что артефакт опасен?

— Все артефакты Древних опасны, — отозвался Сайрен. — Они как семена. Попадая в неподготовленную почву, они прорастают чем-то чудовищным. Иногда это технологический скачок, который приводит цивилизацию к самоуничтожению. Иногда — психическая эпидемия. Иногда… нечто иное. Этот кристалл… он слишком аккуратно вписался в их мифологию. Слишком удобно лег в основу их конфликта. Как будто его подбросили.

Он снова взглянул на данные о двух кланах. Теперь его взгляд был иным. Он искал не логику их вражды, а следы внешнего влияния. Следы того самого «яда».

— «Люди Когтя» хотят его, потому что верят, что он даст им окончательную власть. «Дети Песни» защищают его, потому что верят, что он — залог их духовной чистоты. Но никто из них не задается простым вопросом: а что, если он вообще не для них? Что, если они всего лишь… хранители? Или, что более вероятно, мыши, бегающие вокруг спящей кошки, приняв ее мурлыканье за божественный гул?

— Поэтично, — проворчал Ассистент. — И пугающе. Ты предлагаешь разбудить кошку?

— Я предлагаю посмотреть, что это за кошка, — поправил его Сайрен. — Прежде чем она проснется сама и съест всех мышей. А заодно и того, кто будет стоять рядом.

Он отдал мысленную команду, и проекции изменились. Теперь они показывали глубокое сканирование планеты в районе храма. Геология, энергетические потоки, остаточные пси-поля. Все было нормально, за исключением одной точки — самого Кристалла. Он был словно черная дыра в данных. Сканеры «Знамения», способные заглянуть в квантовую пену на поверхности нейтронной звезды, не могли проникнуть внутрь него. Они упирались в барьер, сложное поле, которое маскировало истинную структуру объекта.

— Видишь? — Сайрен указал на затемненную область. — Кто-то не хотел, чтобы его нашли. Или чтобы то, что внутри, нашли слишком рано.

— Констатирую факт: сканирование кристалла затруднено сложным полем, маскирующим его истинную структуру, — формально подтвердил Ассистент. — Моя предыдущая оценка рисков остается в силе. Кто-то приложил руку к тому, чтобы спрятать это. И, как гласит одна из твоих же людских пословиц, то, что хорошо спрятано, обычно не стоит того, чтобы это находить. Советую отступить. Прямо сейчас. Мы можем быть в другой галактике к утру.

Сайрен улыбнулся. Это было холодное, безрадостное движение губ, в котором не было ни капли веселья. Лишь предвкушение охоты.

— Отступать? Сейчас? Когда игра только начинается. Ты сам сказал — рулетка. Я только что поставил. Теперь хочу посмотреть, на что выпадет шар.

— Надеюсь, твое вечное тело устойчиво к ядам, радиациям, пси-вирусам и прочим сюрпризам, которые любят оставлять после себя Древние, — вздохнул Ассистент. — Потому что ставка, на мой взгляд, слишком высока. Мы можем раскрыть нечто, что превратит эту скучную войну в нечто… гораздо менее скучное. И гораздо более опасное.

— В этом-то и весь интерес, — тихо произнес Сайрен, его глаза были прикованы к мерцающей аномалии. — Скука — это яд, к которому я не могу выработать иммунитет. А вот к реальной угрозе… — Он оставил фразу незаконченной.

Он снова почувствовал это. Тот самый импульс, ту искру, что заставляла его продолжать свой бесконечный путь. Не желание помочь. Не жажда власти. Не стремление к порядку. Просто неутолимая жажда увидеть нечто новое. Узреть грань, где предсказуемость заканчивается и начинается настоящий хаос. Или настоящая истина. Для него это часто было одним и тем же.

— Готовь «Хронометр», — отдал он приказ, и в его голосе впервые за долгое время прозвучала твердость. — Настраивай на дистанционное проекционное наблюдение. Я хочу посмотреть на этот кристалл своими глазами. И на тех, кто за него воюет.

— Уже готовлю протокол, — ответил Ассистент, и в его тоне вновь появились знакомые нотки сарказма, смешанные теперь с оттенком профессиональной одержимости. — Надеюсь, тебе понравится вид. Говорят, война — это ад. А эти парни, судя по всему, устроили себе довольно убогое его подобие. С наивными спецэффектами и картонными декорациями.

Сайрен не ответил. Он смотрел на координаты планеты «Песнь Теней», что теперь горели на главном навигационном экране. Он больше не видел скучного, заезженного конфликта. Он видел ловушку. Игру. Загадку. И он был готов рискнуть, чтобы найти разгадку. Потому что альтернатива — возвращение в стерильную пустоту «Олимпа» — была куда страшнее любой древней угрозы.

Игра в кости началась. И он только что поставил на самый опасный исход.

Глава 3. Первая проекция

Браслет «Хронометра» обхватил запястье Сайрена с едва ощутимым щелчком, холодный и инертный. На первый взгляд — просто изящное украшение из матового металла с вкраплениями тускло мерцающих камней. Но под этой обманчивой простотой скрывалась сила, способная переписывать локальные законы реальности. Сила, которую технобоги сочли слишком опасной для любого смертного разума. Для Сайрена же она была просто инструментом. Дверным ключом.

На командной палубе «Знамения» царила мертвая тишина, нарушаемая лишь ровным гулом жизнеобеспечения. Корабль завис на высокой орбите «Песни Теней», невидимый и неощущаемый для примитивных сенсоров внизу. Сайрен стоял в центре зала, его тело было расслаблено, но сознание уже было сфокусировано до остроты бритвы. Он не просто готовился наблюдать. Он готовился присутствовать.

— Начинай, — мысленно отдал он команду.

— Протокол дистанционной проекции активирован, — отозвался голос Разума-ассистента, звучавший теперь строго и без единой нотки сарказма. — Целевые координаты синхронизированы. Якорь установлен в точке нахождения Кристалла Предков. Подача энергии стабильна. Ты будешь там через три… два… один…

Ощущение было знакомым, но от того не менее противоестественным. Это не была телепортация, не было разрыва плоти и мгновенного переноса. Это было… смещение. Тончайшая игла его сознания, обернутого в силовое поле «Хронометра», пронзила пространство, не двигаясь через него. На мгновение, растянутое для его восприятия в долгие субъективные минуты, точки А и Б — командная палуба и сердце древнего храма — стали одним и тем же местом. Физические законы на миг дрогнули, позволив этому парадоксу существовать.

И мир вокруг него взорвался.

Тишину сменил оглушительный грохот. Стерильный воздух — едкой смесью дыма, гари, пороха и запаха горящей плоти. Холодный свет «Знамения» — сумрачным, запыленным маревом, пронизанным багровыми всполохами взрывов.

Он был там. И его там не было.

Его проекция, идеальная голограмма, наделенная тактильной массой и текстурой, парила на несколько сантиметров над каменным полом разрушенного святилища. Он выбрал нейтральный облик — затемненный полупрозрачный силуэт, лишенный четких черт, просто фигура, тень. Он был наблюдателем, призраком на пиру безумия.

Его «ногами» был огромный зал, некогда, должно быть, бывший центром духовной жизни этого мира. Высокие сводчатые потолки были почерневшими от копоти, в них зияли дыры, через которые лился тусклый свет местного солнца и падал мелкий каменный дождь. Стены, украшенные когда-то изысканной резьбой, изображавшей звёзды и спирали галактик, теперь были испещрены выбоинами от пуль и осколков. Витражи разбиты, оставляя на полу узоры из цветного стекла, утопавшие в грязи и крови.

И в центре этого ада, на массивном пьедестале из черного камня, возлежал Кристалл Предков.

Он был меньше, чем ожидал Сайрен. Примерно в рост человека, неправильной, стреловидной формы. Его поверхность не была прозрачной; она казалась сделанной из застывшего темного дыма, в глубине которого пульсировали прожилки тусклого, словно подернутого рябью, света. Тот самый сигнал. Он исходил отсюда, ровный и стабильный, как сердцебиение спящего гиганта. И он был жив. Сайрен чувствовал это своими усиленными сенсорами даже через проекцию. Энергия, исходящая от кристалла, была плотной, древней и совершенно чужой.

Но его внимание быстро переключилось на хаос, бушевавший вокруг пьедестала. Это был эпицентр штурма.

«Люди Когтя» шли стеной. Их атакующие порядки были выстроены с бездушной, железной эффективностью. Бронированные фигуры в угловатых, покрытых серой краской доспехах, с громоздкими энергетическими винтовками в руках. Их движения были отточенными, слаженными. Они не кричали, не рвались в яростную атаку. Они методично, шаг за шагом, выдавливали защитников, используя превосходство в огневой мощи. Вспышки их выстрелов были короткими и ярко-синими, каждый разрыв гранаты оставлял после себя аккуратные воронки и клочья дыма.

Им противостояли «Дети Песни».

Их было меньше. Их обмундирование было лоскутным — кожа, стеганая ткань, самодельные кирасы из отполированных до зеркального блеска металлических пластин. Их оружие было более разношерстным: старомодные огнестрельные винтовки с примкнутыми штыками, луки с металлическими стрелами, на некоторых поясах висели странные, изогнутые клинки. Но они сражались с ожесточением, которое не шло ни в какое сравнение с холодной дисциплиной атакующих.

Они не просто стреляли. Они пели.

Сквозь грохот битвы прорывался их хор. Это не было мелодичным пением — это был боевой клич, низкий, гортанный, полный ярости и отчаяния. Они пели, укрываясь за развалинами колонн, пели, перезаряжая винтовки, пели, умирая. Их песнь, казалось, придавала им сил, заставляла держаться там, где любая другая армия уже давно бы дрогнула.

Сайрен видел, как один из защитников, юноша с перекошенным от ужаса лицом, вскочил на баррикаду из мешков с песком, распахнул руки и затянул новую, пронзительную ноту. В следующее мгновение его прошила очередь из трех импульсов. Он рухнул назад, но песнь на секунду не прервалась, вырвавшись из его горла вместе с кровавым пузырем.

Вера, — холодно констатировала часть сознания Сайрена, занятая анализом. Эффективный, но расточительный инструмент мобилизации.

Его проекция, невидимая для сражающихся, парила над полем боя, словно камера беспристрастного документалиста. Он видел все. Каждую смерть. Каждое проявление храбрости и трусости. Яркие, кинематографичные сцены, которые могли бы стать украшением любого военного эпоса.

Вот двое «Детей Песни», старый седой воин и молодая девушка с перевязанной головой, отбиваются от целого отделения «Когтя», используя лишь штыки и тесаки, пока не падают, изрешеченные очередями. Вот «человек Когтя», застигнутый взрывом гранаты, беспомощно барахтается на земле, его механическая рука судорожно бьет по камням, пока его товарищи хладнокровно обходят его, продолжая наступление. Вот где-то в дыму сходятся в рукопашной, и примитивный топор сталкивается с энергетическим штыком, высекая сноп искр.

Это была бойня. Грязная, жестокая и, по большому счету, бессмысленная. Сайрен видел, что «Люди Когтя» выигрывают. Их тактика, их снаряжение, их численность медленно, но верно перемалывали защитников. Храм падет. Это был лишь вопрос времени. Возможно, часов.

И все это — из-за кристалла. Из-за этого куска мерцающего камня, который безмолвно наблюдал за резней, разворачивавшейся у его подножия. Его пульсирующий свет, казалось, даже не дрогнул.

— Интенсивность энерговыделения кристалла увеличивается на 0,3 процента в течение последних пяти минут, — доложил голос Ассистента, звучавший прямо в его сознании, четкий и ясный, несмотря на какофонию вокруг. — Корреляция с уровнем насилия в непосредственной близости — 98,7 процента. Он питается этим? Или просто… регистрирует?

— Наблюдай, — мысленно ответил Сайрен, его проекция плавно переместилась ближе к пьедесталу.

Он мог разглядеть детали. Камень пьедестала был испещрен такими же стреловидными символами, что и сам кристалл. Древние письмена. Не язык «Детей Песни». Нечто куда более старое. Поле, окружающее кристалл, было здесь ощутимее. Оно вибрировало в воздухе, создавая легкую дымку, искажавшую очертания предметов. Именно оно блокировало глубокое сканирование.

Внезапно атака «Когтя» усилилась. С фланга, через пролом в стене, ворвалась штурмовая группа — пять бойцов в тяжелых доспехах, вооруженных огнеметами. Струи жидкого пламени ударили по последним очагам сопротивления. Вопли смешались с ревом огня. Запах гари и паленого мяса стал невыносимым даже для его синтезированных обонятельных фильтров.

Защитники дрогнули. Их песнь на мгновение сменилась криками ужаса. Казалось, это конец.

И в этот момент Сайрен увидел ее.

Она появилась из дыма и огня, словно рожденная самим хаосом. Женщина в потертом, но чистом кожаном доспехе, без шлема. Ее темные волосы были стянуты в тугой практичный узел, лицо было испачкано сажей и кровью, но черты оставались собранными и жесткими. Она не пела. Она отдавала команды, ее голос, низкий и хриплый, резал грохот сражения, как нож.

— Второй отряд — на левый фланг! Перекрыть пролом! Арбалетчики — по огнеметчикам! Целиться в баки!

Ее приказы были трезвыми, быстрыми, лишенными истерики. Она не вдохновляла, она управляла. И люди слушались. Дрогнувшие бойцы «Детей Песни» снова сплотились, нашлись те, кто поднял щиты, чтобы прикрыться от огня, арбалетные болты со свистом понеслись в сторону штурмовой группы. Один из огнеметчиков, получив болт в соединение шланга, взорвался, осыпав все вокруг липким огнем.

Это была Аола. Лидер «Детей Песни». Сайрен узнал ее по данным сканирования. Но данные не передавали главного — ауры неукротимой воли, которая исходила от нее. Ее вера, как он и предполагал, была не фанатизмом. Это был осознанный, холодный выбор. Последний бастион. Она сражалась не за миф, а за своих людей, за право на существование, и миф был просто самым мощным оружием, что у нее было.

Сайрен наблюдал, как она, не колеблясь, подняла с земли винтовку убитого солдата и точной очередью уложила двух бойцов «Когтя», пытавшихся обойти их с тыла. Ее движения были отточены, экономичны. В ней не было ничего от жрицы. Это был солдат. Стратег.

— Интересный экземпляр, — проговорил Ассистент. — Уровень адреналина и кортизола зашкаливает, но когнитивные функции не нарушены. Принятие решений на уровне опытного полевого командира. Необычно для духовного лидера.

Сайрен не ответил. Его внимание привлекло движение на другом конце зала. Еще одна группа «Людей Когтя» установила на треногу тяжелый пулемет. Огонь по позициям Аолы усилился втрое. Щиты начали рассыпаться под градом пуль.

И тут его проекцию заметили.

Не Аола, не ее бойцы. Их внимание было приковано к врагу. Это был один из «Людей Когтя», молодой солдат, вероятно, из тыловой группы, отвечавший за поднос боеприпасов. Его взгляд, полный ужаса и замешательства, скользнул по залу и наткнулся на полупрозрачную фигуру Сайрена, безмятежно парящую в полуметре от земли в самом центре адского огня.

Лицо солдата побелело. Он замер, уронив ящик с энергетическими блоками. Его рот открылся в беззвучном крике. Он тыкал пальцем в направлении Сайрена, что-то беззвучно шепча.

Никто не обращал на него внимания. Слишком много было шума, слишком много смерти. Но Сайрен видел. Он видел, как животный, первобытный ужас овладевал человеком. Ужас перед непостижимым. Перед тем, что не вписывалось в его картину мира — в картину, где есть только свои и чужие, сталь и плоть.

— Незапланированный контакт, — сухо констатировал Ассистент. — Рекомендую прекратить проекцию.

— Нет, — мысленно ответил Сайрен. Ему было интересно. Интересно, что произойдет дальше.

Молодой солдат нашел, наконец, голос. Он пронзительно вскрикнул, перекрывая на мгновение грохот боя: «ПРИЗРАК!»

Несколько голов обернулось. Бойцы и «Когтя», и «Песни» на секунду прервали свое смертельное дело, следуя инстинкту, заставляющему посмотреть туда, куда показывают.

И в этот миг Сайрен почувствовал нечто новое. Легкий, едва заметный толчок, исходящий от «Хронометра». Колебание. Кто-то из «Людей Когтя», может быть, тот же самый молодой солдат, может быть, кто-то другой, инстинктивно выстрелил в его направлении. Энергетический заряд, предназначенный для пробивания брони, прошел сквозь голограмму, не причинив ей вреда, но вызвав микровозмущение в силовом поле проекции.

И тогда произошло кое-что действительно любопытное.

Кристалл Предков на пьедестале, до этого лишь ровно пульсировавший, вдруг вспыхнул. Ярко, ослепительно. Не стабильным светом, а короткой, яростной вспышкой, точно в унисон с помехами «Хронометра». Свет был того же оттенка, что и энергетический выстрел.

Сайрен почувствовал, как его проекция на мгновение дрогнула, изображение поплыло. Связь с «Знамением» затрещала от помех.

— Ответный импульс! — доложил Ассистент, и в его голосе впервые зазвучала тревога. — Энергетический выброс кристалла совпал с частотой выстрела и возмущением нашего поля! Он живой? Или это чей-то будильник?

Вспышка длилась доли секунды, но ее хватило, чтобы бой на площади замер. Все — и нападающие, и защитники — на мгновение застыли, глядя на внезапно вспыхнувший кристалл. Даже Аола прервала свои команды, ее глаза, полные изумления и чего-то еще, возможно, страха, уставились на реликвию.

Потом свет погас, и кристалл вернулся к своей ровной, загадочной пульсации. Но что-то изменилось. В воздухе повисло новое напряжение. Древний, безразличный ко всему артефакт вдруг проявил реакцию. Он откликнулся.

Бой медленно, неохотно возобновился, но теперь в нем появилась новая нота — неуверенность.

Сайрен отозвал свою проекцию. Ощущение было обратным — мир сжался, звуки стихли, запахи рассеялись. Он снова стоял на командной палубе «Знамения» в абсолютной тишине. Его запястье, где был надет «Хронометр», слегка покалывало. Остаточный энергетический след.

Он медленно выдохнул. Перед его внутренним взором все еще стояли картины бойни: дисциплинированная жестокость «Когтя», отчаянная ярость «Песни», воля Аолы и… отклик кристалла.

— Ну что? — спросил Ассистент, его голос вновь обрел привычную язвительность, но где-то в глубине сквозило беспокойство. — Получил ожидаемое зрелище? Ад в антураже древних руин. Я надеюсь, оно того стоило. Мы только что послали этому артефакту открытку с нашим обратным адресом.

— Он откликнулся, — тихо произнес Сайрен, глядя на запястье. — Не просто маячок. Он активен. Он что-то регистрирует. Или кого-то.

— Поздравляю. Ты нашел не просто ядовитую безделушку, а ядовитую безделушку с признаками разума. Или очень сложной автоматики. И то, и другое — плохие новости. Особенно для тех, кто держит ее у себя в гостиной.

Сайрен подошел к главному проектору. На нем снова висела «Песнь Теней», спокойная и безмятежная с орбиты.

Скука окончательно рассеялась. Ее место заняло нечто иное. Холодный, цепкий азарт археолога, нашедшего первую зацепку. Охотника, уловившего настоящий след.

— Он прореагировал на технологию, — сказал Сайрен. — На выстрел. На возмущение от «Хронометра». Он ждет чего-то подобного. Или боится.

— Великолепно, — проворчал Ассистент. — Значит, если мы спустимся вниз и начнем стрелять из всего, что у нас есть, он устроит нам настоящее световое шоу. Может, даже подарит сувенирную кружку. Прежде чем испарит нас в квантовую пену.

— Нет, — Сайрен повернулся, и в его глазах горел новый огонь. Огонь предвкушения разгадки. — Теперь мы начинаем настоящие «археологические раскопки». Наша цель — не просто вскрыть ложь этих кланов. Наша цель — выяснить, что это за устройство и почему оно здесь. И посмотреть, что будет, когда мы предъявим этим аборигенам не просто правду об их прошлом, а правду о том, с чем они все это время жили по соседству.

Он снова взглянул на планету. Теперь это был не просто скучный мир с заурядной войной. Это была сцена, где готовился к финальному акту спектакль, написанный за миллионы лет до появления здесь людей. И он, Сайрен, собирался сорвать занавес.

Глава 4. Аола

Ад носил имя Храма Предков и имел вкус пепла и крови. Воздух в главном святилище был густым, едким, им было больно дышать. Он впитывал в себя все звуки, превращая грохот взрывов в приглушенный рокот, трескотню выстрелов — в отрывистый стук, а крики — в хриплые, обрывающиеся всхлипы. Свет, проникающий через проломы в сводах, был желтым и больным, он подсвечивал клубы дыма, танцующие над грудами камней и тел.

В центре этого ада, у подножия пьедестала с мерцающим Кристаллом, стояла Аола. Она не молилась. Ее губы, покрытые трещинами и запеченной кровью, не шептали древних гимнов. Они сжимались в тонкую, жесткую черту, изрыгая слова, рожденные не верой, но необходимостью.

— Второй отряд! Сместить линию обороны к Арке Скорби! Третий — прикрыть! Огнем по правому флангу, они подтягивают свежие силы!

Ее голос, хриплый от дыма и напряжения, резал воздух, как тупой нож. Он не вдохновлял, не призывал к подвигу. Он расставлял по точкам, как шахматные фигуры, последние жалкие ресурсы, что у нее оставались. Каждое слово было расчетом. Каждое решение — взвешиванием шансов, которые таяли с каждой минутой.

Она провела рукавом по лицу, смазав сажу и пот в грязную маску. Рукав ее потертого кожаного доспеха был мокрым от крови — не ее, чужой. Ее собственная кровь сочилась из неглубокого пореза на щеке, оставленного осколком камня. Она почти не чувствовала боли. Адреналин и ясное, холодное отчаяние выжгли все второстепенное, оставив только сухую, оголенную суть — командира, стоящего на краю пропасти.

Ее звали Аола, и она была лидером «Детей Песни». Титул звучал величественно, но на практике означал лишь одно: она была тем, кто принимает решения, когда все остальные уже не могли. Тем, кто смотрел в глаза смерти и пытался торговаться.

Она бросила взгляд на Кристалл. Он пульсировал своим ровным, загадочным светом, абсолютно безразличный к буре, бушевавшей у его подножия. Для ее людей он был сердцем их веры, залогом их избранности, символом обещания, данного предками. Для нее в эту секунду он был всего лишь тактическим объектом. Высокой точкой, которую нужно удержать. Камнем, о который можно споткнуться и упасть.

— Аола! — к ней подбежал молодой боец, его лицо было бледным, глаза выпученными от ужаса. — Они прорываются через восточный коридор! У нас там осталось меньше десятка!

— Отвести остатки второго отряда и завалить проход, — отрезала она, даже не оборачиваясь. — Использовать все, что есть. Камни, балки, тела. Создать баррикадную пробку. И найти Ренна. Пусть подтянет своих арбалетчиков на верхние галереи, обстреливать коридор сверху.

— Но… но мы сами себя замуруем там! — прошептал юноша.

Аола повернула к нему свое испачканное лицо. Ее глаза, серые и холодные, как сталь в утреннем тумане, впились в него.

— Мы уже замурованы, Лан, — ее голос был тихим, но в нем звенела такая беспощадная правда, что юноша попятился. — Просто выбираем, в какой стене умирать. Иди.

Она наблюдала, как он побежал, спотыкаясь, выполнять приказ. Ей было жаль его. Ей было жаль их всех. Но сожаление было роскошью, которую она не могла себе позволить уже много недель. С тех пор, как Вейл и его «Люди Когтя» перешли от позиционных боев к тотальному штурму.

Ее вера… что она могла сказать о своей вере? Она выросла на «Песнях». Колыбельные ее детства были гимнами о звездных странниках, ее первые уроки — толкованиями священных текстов. Она верила в это. Искренне. Глубоко. Пока не стала лидером. Пока не увидела, во что на самом деле превращается вера, когда ее вкладывают в уста политиков и полевых командиров. Когда ее используют, как молот, чтобы забивать гвозди в крышку собственного гроба.

Ее вера не умерла. Она трансформировалась. Переплавилась в горниле войны и ответственности. Теперь это был не фанатизм, не слепое упование на божественное провидение. Это был осознанный, мучительный выбор. Последняя линия обороны в мире, где больше не на что было надеяться.

Они, «Дети Песни», были последними хранителями чего-то хрупкого и прекрасного — культуры, традиции, способа видеть мир, наполненного смыслом и поэзией. А «Люди Когтя» несли с собой лишь голую, утилитарную функцию. Мир, который они строили, был миром без песен. Миром машин, дыма и подчинения. Миром, где у человека нет души, есть только производительность.

И она сражалась не за миф о Кристалле. Она сражалась за право своего народа на душу. За право петь. Даже если песня была предсмертным хрипом. Даже если последнюю ноту приходилось выдирать из глотки с помощью клинка.

Это был ее выбор. Ее крест. И она несла его без ропота, но и без ложного смирения. Она ненавидела эту войну. Ненавидела необходимость посылать людей на смерть. Ненавидела запах горящей плоти и звук ломающихся костей. Но больше всего она ненавидела бы альтернативу — капитуляцию. Исчезновение. Забвение.

— Старейшина!

К ней подошел Ренн, ее заместитель. Старый воин, лицо которого было похоже на рельефную карту всех битв, что он прошел. Он хромал, опираясь на древко алебарды, его доспех был иссечен и пробит в нескольких местах.

— Потери? — спросила Аола, глядя куда-то поверх его головы, на дымящиеся своды.

— Тяжелые, — коротко ответил Ренн. Его голос был глухим от усталости. — Мы держимся. Но они бьют артиллерией по внешним стенам. Скробер говорит, что фундамент в северном крыле может не выдержать. Если рухнет — они ворвутся потоком.

Скробер. Их главный инженер. Человек, который верил не в Песни, а в законы физики и прочность материалов. И он был, пожалуй, самым ценным ее советником.

— Отвести всех, кого можем, в центральный зал и крипту, — распорядилась она. — Готовить оборону вторичного периметра. Здесь.

Она указала пальцем на пол вокруг пьедестала.

Ренн кивнул, но не уходил. Он смотрел на нее с странным выражением — смесью преданности, жалости и чего-то еще, что она не могла определить.

— Аола… — он начал и запнулся. — Люди говорят… видели что-то. Во время последней атаки.

Она нахмурилась.

— Что именно?

— Призрак. Тень. В центре зала. Прозрачную фигуру. Она парила в воздухе. И… кристалл вспыхнул, когда в нее выстрелили.

Аола сдержала раздражение. Суеверия. Галлюцинации измученного сознания. Именно в такие моменты ее трезвый, лишенный иллюзий взгляд на веру сталкивался с простой, животной мифологией ее людей.

— Усталость, Ренн. Дым. Бой. Люди видят то, что хотят видеть. Или боятся увидеть.

— Но кристалл… он действительно вспыхнул. Все видели.

Это было правдой. Она сама видела тот ослепительный, короткий проблеск. И это беспокоило ее больше, чем любые призраки. Кристалл был постоянным. Неизменным. Его ровная пульсация была единственной предсказуемой вещью в этом хаосе. Любое отклонение — это потенциальная угроза. Или возможность.

— Кристалл — это камень, Ренн, — сказала она, и в ее голосе прозвучала усталая твердость. — Древний, священный, но камень. Он не спасает нас. Спасаем себя мы. Своими руками и своей волей. Теперь иди, выполни приказ.

Ренн, поперхнувшись, кивнул и заковылял прочь, отдавая распоряжения своим хриплым голосом.

Аола осталась одна. Нет, не одна. Рядом с ней, прислонившись к пьедесталу, сидела девочка лет двенадцати — Элара, одна из юных послушниц, теперь работавшая санитаркой. Она перевязывала рану на руке старого воина, ее пальцы дрожали, но движения были точными. Она напевала под нос одну из старейших Песен — «Плач по Уходящим Светам». Тихий, печальный напев, полный тоски по утраченному раю.

Аола слушала. И впервые за этот долгий, кровавый день что-то дрогнуло в ее каменной маске. Не вера в букву Песни, а вера в то, что она защищала. Эту хрупкую девочку. Эту мелодию. Эту способность сострадать и быть нежной даже в аду. Это и было ее верой. Не в предков, не в кристаллы, а в людей. В их способность оставаться людьми, даже когда мир вокруг пытался превратить их в зверей или в винтики.

Она подошла к Эларе и присела на корточки рядом.

— Как он? — тихо спросила Аола, глядя на бледное лицо старого воина.

— Потерял много крови, но рана чистая, — так же тихо ответила девочка, не поднимая глаз от своей работы. — Уснул.

— Молодец, — Аола положила руку на ее плечо. Рука была тяжелой от доспеха, и она боялась причинить боль, но девочка, наоборот, выпрямилась под этим прикосновением, как цветок, тянущийся к солнцу.

— Старейшина… мы продержимся? — в голосе Элары слышалась не детская надежда, а взрослая, выстраданная тоска.

Аола посмотрела ей в глаза. Она не могла солгать. Но она могла дать то, что было у нее самой — суровую правду и волю к сопротивлению.

— Они сильнее. У них больше солдат, больше оружия. Их лидер, Вейл, умный и безжалостный. Шансов мало.

Лицо девочки исказилось от страха. Но Аола сжала ее плечо чуть сильнее.

— Но мы держимся не потому, что есть шансы. Мы держимся потому, что должны. Потому что если мы падем, то с нами падет и наша Песня. И мир станет тише, беднее и уродливее. И пока мы дышим, мы не позволим этому случиться. Поняла?

Элара сглотнула, затем кивнула, и в ее глазах загорелась та самая искра, которую Аола видела в глазах лучших своих бойцов. Не слепая вера в чудо, а ясное понимание долга.

— Поняла, Старейшина.

Аола поднялась. Ее колени хрустели от усталости. Она снова окинула взглядом зал. Баррикады, перекопанный пол, исчерченные выстрелами стены. Искалеченные, изможденные, но не сломленные люди. Это была ее армия. Ее народ.

Ее компас снова сбился. Она почувствовала легкое головокружение, опершись о холодный камень пьедестала. Рука сама легла на его шероховатую поверхность, совсем рядом с мерцающим кристаллом. И в этот миг ей показалось, что ровная пульсация света на мгновение изменила свой ритм. Стала чуть быстрее. Чуть тревожнее.

Иллюзия. Конечно, иллюзия. Плод истощения и запредельного напряжения.

Но где-то в глубине ее ума, за стенами командирского расчета и воли к выживанию, шевельнулась мысль. А что, если Ренн прав? Что, если эта тень была не галлюцинацией? Что, если кристалл… откликается?

Она отдернула руку, как от огня. Это было опасно. Такие мысли вели к мистицизму, к поиску внешних спасителей, а это была прямая дорога к поражению. Она не могла позволить себе надеяться на чудо. Она могла надеяться только на своих бойцов, на прочность стен и на точность своих приказов.

Она выпрямилась, снова собрав в кулак всю свою волю. Ее лицо, испачканное сажей и кровью, снова стало маской непоколебимого командира. Холодные серые глаза метнули взгляд в сторону восточного входа, откуда доносился нарастающий грохот — «Люди Когтя» возобновляли атаку.

— Все на позиции! — ее голос снова загремел, теряя хрипоту, обретая стальную ясность. — Готовиться к отражению штурма! Арбалетчики — на галереи! Копейщики — ко мне!

Она была Аола, лидер «Детей Песни». И она не молилась. Она готовилась к бою. Ее вера была не в бога, а в следующий шаг, в следующий приказ, в следующий вздох. И этого, ей казалось, должно было хватить. Должно было хватить еще на один бой. Еще на один день.

Глава 5. Вейл

Тишина в командном бункере «Людей Когтя» была иного порядка, чем в разрушенном храме. Здесь не было хаоса, приглушенного стенами, здесь царил напряженный, целенаправленный гул. Воздух был прохладен, очищен системами кондиционирования и пах озоном, смазочными маслами и свежесваренным крепким кофе — напитком, который Вейл, вопреки местным традициям, ввел в обиход командного состава за его практическую пользу. Не было ни пыли, ни дыма, лишь мерцание десятков голографических панелей, на которых в реальном времени отображались тактические схемы, потоки снабжения и видеопотоки с камер штурмовых отрядов.

Сам бункер был вырублен в скальной породе под главной цитаделью «Когтя». Стены из отполированного бетона и стали, лишенные каких-либо украшений, если не считать лаконичных схем и логотипов подразделений. Все было функционально, прочно и подчинено единой цели — эффективности.

В центре операционного зала, за широким стальным столом, стоял Вейл. Его мундир темно-стального цвета был безупречен, каждая складка лежала идеально, словно только что сошла с утюга плантационного пресса. На плечах — строгие, лишенные вычурности эполеты, обозначающие его ранг Верховного Командующего. Его лицо, с резкими, угловатыми чертами и коротко подстриженной седеющей щетиной, было спокойно и сосредоточено. Он изучал тактическую карту, где алыми импульсами горели очаги сопротивления «Детей Песни», а синими стрелами — маневры его войск.

— Северо-восточный сектор, — его голос был ровным, без эмоций, как дикторский текст. — Группа «Молот» доложила о прорыве обороны на участке 7-Б. Но уперлись в завал в коридоре Предтеч. Несут потери от стрелков на верхних галереях.

— Отдать приказ группе «Наковальня» — применить термобарические заряды малой мощности, — не отрываясь от карты, сказал Вейл. — Выкурим их. И пусть инженеры подготовят разбор завала. У нас есть два часа.

— Сэр, — один из молодых адъютантов, стоявший по стойке «смирно», нервно кашлянул. — Коридор Предтеч… это же священная зона для них. Разрушение может…

Вейл медленно поднял на него взгляд. Его глаза были цвета влажного камня, холодные и тяжелые. В них не было ни гнева, ни раздражения. Лишь безраздельная власть и легкая усталость.

— Солдат, — произнес он тихо, но так, что в зале на мгновение затих даже гул аппаратуры. — «Они» прячутся за своими «священными зонами» и стреляют по нашим людям. Меня не интересует их мифология. Меня интересует результат. Кристалл должен быть наш. Все, что стоит на пути к этой цели, является препятствием. А препятствия либо обходят, либо уничтожают. Понятно?

— Так точно, сэр! — адъютант вытянулся еще прямее, его лицо залилось краской стыда.

— Выполнять, — Вейл снова опустил взгляд на карту.

Адъютант бросился прочь. Вейл дождался, пока темп его шагов затихнет в коридоре, и только тогда позволил себе едва заметную, кривую усмешку. Он обвел взглядом своих ближайших офицеров — проверенных, прагматичных людей, чьи лица были такими же усталыми и отстраненными, как и его собственное.

— Священная зона, — он покачал головой, и в его голосе зазвучали знакомые всем нотки циничного презрения. — Они молятся своим камням, а мы хороним своих солдат. Великолепный обмен, не правда ли?

В углу зала, невидимый и неосязаемый, парила проекция Сайрена. Он сменил локацию с дымного храма на эту стерильную командную яму с легкостью переключения канала. И то, что он видел, было куда интереснее очередной сцены бойни.

Он наблюдал за Вейлом. И чувствовал… родство. Не симпатию, нет. Сайрен давно утратил способность к таким простым эмоциям. Это было узнавание. Узнавание себя в другом. Не в деталях, не в методах, а в фундаментальном подходе к реальности.

Вейл не был фанатиком. Он не горел священным огнем борьбы с неверными. Он не верил в свою миссию, как верила Аола. Он был менеджером. Хладнокровным, расчетливым управленцем, который унаследовал или захватил корпорацию под названием «Война» и теперь эффективно ею руководил. Его солдаты для него были ресурсом. Его оружие — инструментом. Его противник — проблемой, требующей решения.

— Статус артиллерийской батареи «Омега»? — спросил Вейл, обращаясь к женщине в таком же безупречном мундире, с планшетом в руках.

— Готовность девяносто процентов, командующий. Ожидаем поставку реактивных снарядов с главного завода. Задержка из-за диверсии на железнодорожной ветке.

— Удвоить охрану транспортных артерий. Применить карательные меры к местному населению в радиусе пяти километров от места диверсии. Стандартный протокол.

— Стандартный протокол, — кивнула женщина, делая пометку на планшете. Стандартный протокол, как Сайрен успел узнать из перехваченных данных, означал выборочные расстрелы и сожжение домов. Эффективно. Без лишних эмоций.

Вейл отошел от стола и подошел к большой панорамной карте, выгравированной на стальной плите. Он провел пальцем по контурам горного хребта, где засел храм.

— Они держатся дольше, чем предполагала аналитика, — заметил один из офицеров, мужчина с шрамом через глаз. — Их боевой дух… он иррационален.

— Боевой дух — это миф, Торен, — парировал Вейл, не глядя на него. — Есть выучка, дисциплина и страх. У них нет выучки, сравнимой с нашей. Их дисциплина основана на песнях, что ненадежно. Остается только страх. Страх потерять свой миф. Их «Песнь» — это костыль. И мы этот костыль у них выбьем. Как только они поймут, что их кристалл — всего лишь кусок мертвого камня, их сопротивление рассыплется в прах.

— Но народ верит, что кристалл дарует им силу, — осторожно заметил Торен.

Вейл наконец повернулся к нему, и его кривая усмешка стала шире.

— Народ верит в то, что ему говорят. А мы говорим, что кристалл — источник несправедливости, который они у нас украли. И что, заполучив его, мы вернем себе законное преимущество. Это работает в обе стороны, Торен. Миф — это инструмент. Как молоток. Можно построить дом, а можно разбить голову. Я предпочитаю первое, но не гнушаюсь и вторым.

Сайрен слушал, и его почти физически тянуло к этому человеку. Здесь, в этом бункере, не было места иллюзиям. Не было романтики. Была только голая, неприкрытая механика власти. Вейл не обманывался насчет природы войны и веры. Он использовал их. Так же, как Сайрен использовал свои технологии, чтобы манипулировать целыми цивилизациями. Они оба были архитекторами, строящими свои конструкции из податливого материала — человеческих душ.

— Откровенно говоря, — продолжил Вейл, понизив голос, так что его слышали только самые близкие, — вся эта история с «избранностью» и «предками» — детский лепет. Сказки для тех, кто не может принять жестокость бытия. Сила не даруется свыше. Сила берется. Технологии не падают с неба. Они создаются. Этот кристалл… возможно, это просто артефакт, обломок чего-то большего. И его ценность — не в его «духе», а в его составе, в его энергетической сигнатуре. В том, что мы сможем из него выжать.

— Но легенды… — начал было Торен.

— Легенды пишутся победителями, — оборвал его Вейл. — И мы будем победителями. И мы напишем свою. О том, как «Люди Когтя», благодаря силе разума и воли, вернули себе утраченное наследие и повели этот мир в новую, технологичную эру. Без песен, без призраков, без этой… слабости.

Он говорил с абсолютной, почти физической уверенностью в своей правоте. И Сайрен понимал его. Понимал эту жажду порядка, навязанного извне. Понимал это презрение к хрупкости и иррациональности «духовности». Вейл был продуктом своей цивилизации — цивилизации, которая выбрала сталь и пар вместо стихов и веры. И он был ее идеальным воплощением.

Внезапно на одном из экранов вспыхнуло предупреждение. Это был видеопоток с камеры штурмовика. На нем, в центре зала храма, мелькнула та самая полупрозрачная фигура, что появлялась ранее. Проекция Сайрена. Солдаты замерли в нерешительности, один из них выстрелил.

Вейл, наблюдавший за экранами, не дрогнул. Его брови лишь чуть приподнялись.

— И что это было? — спросил он, его голос не выдал ни страха, ни удивления.

— Неизвестно, командующий, — доложил оператор. — Энергетическая сигнатура не соответствует ни одному известному оружию или технологии. Похоже на продвинутую голограмму, но…

— Но она взаимодействовала со средой, — закончил за него Вейл, его взгляд стал острым, заинтересованным. — И кристалл среагировал. Интересно. Очень интересно.

Он не стал строить теории о призраках или божественном вмешательстве. Его ум сразу же перешел в режим анализа угрозы и возможностей.

— Новый игрок, — тихо произнес он, обращаясь к своим офицерам. — Или старое оружие «Песни», о котором мы не знали. Неважно. Это меняет расклад. Отдать приказ всем подразделениям: при обнаружении аномалии — не стрелять первыми. Наблюдать и докладывать. Я хочу данные. Много данных.

— Сэр? Но это же…

— Риск? — Вейл улыбнулся. — Нет, Торен. Это возможность. Если у «Песни» появился новый козырь, я хочу знать, что это. И как его обратить против них. Или присвоить.

Его взгляд упал на стальную карту, на пиктограмму, обозначавшую кристалл. В его глазах горел холодный, алчный огонь. Огонь не верующего, но собственника. Ученого, увидевшего новый, перспективный образец.

Сайрен наблюдал за этой сценой, и его собственная, вечная скука отступила еще на шаг. Вейл был не просто типичным диктатором. Он был мыслителем. Стратегом. Он видел за пределы немедленной победы. Он понимал, что настоящая сила заключается не в обладании артефактом, а в понимании его природы. И в готовности использовать любые средства, включая сверхъестественные, для достижения своих целей.

Вот оно. Родственная душа. Не в добре или зле, а в подходе. В восприятии вселенной как гигантского механизма, который можно разобрать, изучить и собрать заново по своему усмотрению. Вейл был тем, кем Сайрен мог бы стать, родись он в этом мире. Ограниченным его технологиями, но не ограниченным его предрассудками.

Проекция Сайрена медленно растворилась, унося с собой образ холодного, расчетливого командующего в идеально отутюженном мундире. На командной палубе «Знамения» Сайрен медленно открыл глаза. Перед ним висели два изображения — Аола в дыму и крови, и Вейл в стерильном бункере. Два полюса. Две формы веры. Одна — в прошлое и душу. Другая — в будущее и сталь.

И он, Сайрен, стоял посередине. Не принадлежа ни к тому, ни к другому лагерю. Он был сторонним наблюдателем с молотком в руке, готовым разбить и ту, и другую конструкцию, просто чтобы посмотреть, что скрывается внутри.

— Ну что? — раздался голос Ассистента. — Нашел родственную душу в лице местного диктатора? Рад за тебя. Теперь у тебя есть друг. Правда, друг, который, судя по всему, при первой же возможности попытается тебя вскрыть, чтобы понять, как ты работаешь.

— Он эффективен, — просто сказал Сайрен.

— О да. Эффективен, как чума. И так же приятен в общении. И что теперь? Будешь помогать ему? Передашь чертежи парового двигателя для ускорения культурной революции?

— Нет, — Сайрен подошел к проектору, его взгляд скользнул с лица Вейла на лицо Аолы. — Теперь игра стала сложнее. И интереснее. У нее два центра силы. Два типа разума. И один артефакт, который реагирует на наше присутствие.

Он почувствовал знакомое щемящее чувство в груди. Не волнение, нет. Нечто более глубокое и редкое. Предвкушение сложной задачи. Головоломки, которую не решить грубой силой.

Вейл был интересен. Но Аола… в ее упрямой, обреченной борьбе была своя, трагическая красота. Истина, которую он собирался обрушить на их головы, ударила бы по обоим. По вере одной и по прагматизму другого.

И ему не терпелось увидеть, чья конструкция окажется прочнее. Чей миф разобьется вдребезги с более громким звоном.

Глава 6. Незапланированный контакт

Тишина командного зала «Знамения» была абсолютной, словно корабль затаил дыхание, наблюдая за игрой своего хозяина. Сайрен стоял неподвижно, его сознание было разделено надвое: одна часть оставалась в его бессмертном теле, другая — парила в сердце вражеского бункера, залитого холодным светом мониторов и гулом голосов, отдающих приказы.

Он наблюдал за Вейлом. Наблюдал с почти клиническим интересом, с которым хирург изучает работу чужого, но безупречно отлаженного механизма. Циничная откровенность командующего «Людей Когтя» была подобна глотку чистого, холодного воздуха после удушающей мистики и кровавого пафоса храма. Здесь не было места сомнениям. Были только переменные, уравнения и оптимальные пути решения. Это был язык, на котором Сайрен говорил бегло с момента своего пробуждения в теле, созданном технобогами.

Его проекция, все тот же полупрозрачный, лишенный черт силуэт, перемещалась по периферии зала, скользя за спинами офицеров, изучая схемы на экранах, впитывая детали. Он был тенью, призраком из иного измерения, невидимым и всевидящим. До поры.

Молодой солдат, чье имя не имело никакого значения, стоял на посту у гермодвери, ведущей в тыловые коридоры бункера. Его звали Эрик, и он был новобранцем, переброшенным на передовую всего две недели назад. До этого он работал на литейном прессе на заводе в индустриальном поясе. Его мир состоял из ритма машин, запаха раскаленного металла и суровых, но понятных правил. Война с «Детьми Песни» была для него абстракцией, страшной, но далекой, как буря за бронированным стеклом.

Но здесь, в этой стальной утробе, откуда исходили приказы, обрекавшие на смерть сотни людей, абстракция стала осязаемой. Воздух был наполнен напряжением, холодной целеустремленностью, которая давила на него сильнее, чем адская жара цеха. Он видел бесстрастные лица офицеров, слышал короткие, лишенные эмоций распоряжения. Он видел, как на экранах гаснут сигналы жизней его товарищей, и это отмечалось лишь сухим комментарием и перемещением фишки на тактической карте.

Эрик пытался быть стойким. Он сжимал свою винтовку так, что пальцы коченели, и смотрел прямо перед собой, как учили. Но внутри все сжималось в холодный, дрожащий комок. Он боялся. Боялся не столько смерти, сколько этого леденящего душу спокойствия, этой машинерии уничтожения, в которую он стал маленьким винтиком.

И именно в этот момент его взгляд, блуждавший по залу в поисках хоть какой-то точки опоры, скользнул мимо группы офицеров и наткнулся на Сайрена.

Он не понял, что это было. Его мозг, перегруженный страхом и усталостью, отказался обрабатывать информацию. Он видел фигуру. Человеческую, но не совсем. Прозрачную, как дым, но с четкими контурами. Она парила в полуметре от пола, не отбрасывая тени, и ее «голова» была повернута в сторону Верховного Командующего Вейла.

Сначала Эрик подумал, что это игра света, блик от какого-то прибора. Он моргнул. Силуэт не исчез. Он протер глаза тыльной стороной ладони. Фигура оставалась на месте, безмолвная и недвижимая.

И тогда лед в его груди треснул, уступая место панике. Первобытному, животному ужасу перед необъяснимым. Его дыхание перехватило. Кровь отхлынула от лица, ударив в виски оглушительной пульсацией. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь сдавленный, хриплый звук, похожий на предсмертный хрип.

Он тыкал пальцем в сторону проекции, его рука дрожала так, что он едва мог удерживать винтовку. Его глаза, широко раскрытые от ужаса, вылезали из орбит.

— П-при… призрак… — наконец выдохнул он, и этот шепот, полный такого немого ужаса, прозвучал в напряженной тишине зала громче, чем любой крик.

Несколько голов повернулось в его сторону. Офицеры, погруженные в свои расчеты, с раздражением посмотрели на солдата, нарушившего дисциплину. Но их раздражение сменилось недоумением, когда они проследили за его взглядом.

Сайрен, почувствовав на себе внимание, медленно развернул свою проекцию. Его безликий «взгляд» скользнул по бледному, искаженному страхом лицу Эрика, а затем перешел на других. Он видел, как в их глазах вспыхивало то же самое непонимание, сменяющееся настороженностью, а затем и страхом. Они видели его. Все.

Вейл, стоявший у тактического стола, был единственным, чья реакция отличалась. Он не вздрогнул. Не отпрянул. Его безупречно выбритый подбородок лишь чуть приподнялся. Его холодные, каменные глаза сузились, изучая аномалию с видом ученого, обнаружившего новый, неклассифицированный вид насекомого. В них не было ни капли суеверного ужаса. Лишь ледяное, пронзительное любопытство.

— Что это? — его голос прозвучал ровно, без тени волнения.

Никто не ответил. Офицеры застыли, не зная, что делать. Эрик, солдат, стоявший на посту, опустил винтовку, его челюсть отвисла, по его бледным щекам текли слезы бесконтрольного страха.

Сайрен наблюдал за развитием ситуации с отстраненным интересом. Он не планировал этого. Это была случайность, сбой в его безупречном плане невидимого наблюдения. Но теперь, когда это произошло, ему стало любопытно. Как поступит Вейл? Как отреагирует этот циничный прагматик на прямое столкновение с необъяснимым?

Вейл не заставил себя ждать. Его аналитический ум уже просканировал возможные варианты. Голограмма? Пси-проекция? Неизвестная технология «Детей Песни»? Неважно. Первостепенной задачей был сбор данных. А для данных нужен был тест.

— Солдат, — его голос, резкий и властный, заставил Эрика вздрогнуть. — Возьми себя в руки. Целься.

Эрик, двигаясь как автомат, поднял дрожащую винтовку. Но его палец не слушался, не мог лечь на спусковой крючок.

Вейл с легким раздражением вздохнул. Он метнул взгляд на одного из своих старших офицеров, стоявшего ближе всего к проекции. — Торен. Проверь.

Торен, мужчина с шрамом, без тени сомнения поднял свой пистолет — компактный энергетический излучатель. Его лицо было каменной маской. Он не видел призрака. Он видел потенциальную угрозу, которую приказали нейтрализовать.

— Огонь, — скомандовал Вейл, и в его голосе слышалось нетерпение.

Торен выстрелил. Ярко-синий сгусток плазмы, способный прожечь насквозь броню легкого транспорта, с шипящим звуком пронесся по залу и прошел прямо через центр проекции Сайрена.

Для наблюдателей в бункере это было одновременно потрясающе и ужасающе. Луч не встретил никакого сопротивления. Он не оставил ожога, не вызвал взрыва. Он просто исчез в полупрозрачном теле призрака, и оно на мгновение дрогнуло, словно изображение на плохо настроенном голопроекторе, и снова обрело стабильность.

Но на командной палубе «Знамения» Сайрен почувствовал нечто иное. Легкий, едва заметный толчок, пробежавший по его запястью, где был надет «Хронометр». Не боль, не повреждение. Скорее, вибрацию. Микроколебание. Как если бы камертон, настроенный на одну частоту, вдруг отозвался на звук другой, близкой, но не идентичной. Энергия выстрела, его специфическая частота, взаимодействовала со сложными силовыми полями, поддерживавшими проекцию. Это было предсказуемо. «Хронометр» был не просто проектором; он на мгновение делал две точки пространства одним местом, и мощный энергетический импульс, проходя через эту аномалию, не мог не оставить следа.

— Зафиксированы микроколебания в стабильности проекции, — доложил голос Разума-ассистента, звучавший напряженно. — Уровень помех 0,02 процента. Ничего критичного, но… рекомендую прекратить сеанс. Мы привлекли внимание. И, что более важно, мы протестировали их реакцию.

В бункере воцарилась гробовая тишина. Выстрел ничего не дал. Призрак остался невредим. На лицах офицеров застыло недоумение, смешанное с растущим страхом. Эрик, солдат, тихо всхлипывал, прислонившись к стене.

И только Вейл выглядел удовлетворенным. Его губы тронула легкая, холодная улыбка.

— Интересно, — произнес он, глядя на проекцию Сайрена, которая теперь, казалось, смотрела прямо на него. — Энергетическое оружие неэффективно. Не материально? Или просто защищено полем, поглощающим энергию? — Он сделал шаг вперед, его взгляд стал еще пронзительнее. — Кто ты? Посланник «Песни»? Или нечто… иное?

Сайрен не отвечал. Он просто парил, безмолвный вызов холодной логике Вейла.

— Командующий, — Торен опустил пистолет, его лицо выражало смятение. — Что прикажете?

— Наблюдать, — отрезал Вейл. — И сканировать. Всем доступным спектром. Я хочу знать все о его энергетической подписи, о частотах, о всем. И найти источник. Откуда идет проекция.

В этот момент произошло нечто, что заставило замереть даже Вейла.

На тактическом экране, отображающем данные с сенсоров, направленных на храм, вспыхнуло предупреждение. Не о взрыве, не о передвижении войск. О резком, кратковременном скачке энергии.

И одновременно с этим, проекция Сайрена снова дрогнула. На этот раз сильнее. Ее контуры поплыли, стали размытыми, и на мгновение сквозь нее можно было увидеть очертания командного зала «Знамения» — призрак внутри призрака.

— Ответный импульс! — голос Ассистента в голове Сайрена прозвучал резко. — Исходит от кристалла! Энергетический выброс совпадает по фазе с колебаниями «Хронометра»! Он реагирует на наше вмешательство!

В бункере «Когтя» все увидели то же самое на своих экранах. Сенсоры, направленные на храм, зафиксировали мощную вспышку энергии от Кристалла Предков. Именно в тот момент, когда проекция сбойнула.

Вейл уставился на экран, а затем медленно перевел взгляд на проекцию. Его холодное любопытство сменилось чем-то иным. Алчностью. Осознанием того, что он столкнулся не просто с аномалией, а с чем-то, что связано с его главной целью. С кристаллом.

— Так… — протянул он, и в его голосе зазвучали нотки почти что восхищения. — Значит, ты связан с этим камнем. Или он связан с тобой. Это меняет все.

Сайрен понимал, что игра в невидимого наблюдателя окончена. Он получил то, что хотел — прямую, неожиданную реакцию обеих сторон. Панику и суеверный ужас у рядовых. Холодный, аналитический интерес у лидера. И, что самое главное, он получил подтверждение своей догадки — кристалл был активен и реагировал на технологии, сопоставимые с его собственным уровнем.

Он дал своей проекции медленно раствориться. Силуэт стал прозрачнее, расплылся, как дым на ветру, и через секунду исчез полностью, не оставив и следа.

В бункере воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипываниями солдата Эрика и гудением аппаратуры. Офицеры переглядывались, не зная, что сказать.

Вейл стоял неподвижно, его взгляд был прикован к тому месту, где исчез призрак. На его лице застыло выражение глубокой, сосредоточенной мысли.

— Никому ни слова о том, что здесь произошло, — его голос прозвучал тихо, но с железной твердостью. — Под страхом трибунала. Это теперь вопрос высшей секретности. — Он повернулся к своим подчиненным. — Все данные со сканеров — мне. И подготовьте доклад о всех аномальных явлениях в районе храма за последние сорок восемь часов. Я хочу знать все.

Он снова посмотрел на пустое место. Его ум уже работал, выстраивая новые гипотезы, новые планы. Призрак был не угрозой. Он был ключом. Ключом к пониманию кристалла. И Вейл был намерен этот ключ достать.

На «Знамении» Сайрен открыл глаза. Его пальцы непроизвольно потерли браслет «Хронометра».

— Ну что, — раздался саркастичный голос Ассистента. — Насытился зрелищем? Устроил небольшой переполох в курятнике? Поздравляю, теперь местный диктатор знает о нашем существовании. И, судя по всему, он не из тех, кто просто пожалует плечами и забудет.

— Он знает, что мы связаны с кристаллом, — поправил Сайрен. — И это заставит его действовать. Ускорит события.

— Прекрасно. Именно этого нам и не хватало — ускоренного темпа упадка и разрушения. Напоминаю, наша первоначальная миссия заключалась в том, чтобы тихо наблюдать, а не встряхивать муравейник ногой.

— Тишина порождает лишь одну форму реальности, — ответил Сайрен, глядя на изображение Вейла, застывшее на проекторе. — Шум — множество. Я предпочитаю множество. Даже если это шум приближающейся бури.

Он почувствовал легкое, едва уловимое покалывание в кончиках пальцев. Эхо того энергетического выстрела. Напоминание о том, что даже для него, бессмертного, в этой игре есть элементы риска. И это напоминание было… приятным.

Глава 7. Ответный импульс

Тишина командной палубы «Знамения» после шума и ярости бункера «Когтя» была подобна внезапному погружению в ледяную воду. Она обжигала своей стерильностью, своей абсолютной, безжизненной чистотой. Сайрен стоял неподвижно, его пальцы все еще ощущали призрачное эхо микроколебаний, пробежавших по «Хронометру». Перед его внутренним взором стояли два образа: холодные, оценивающие глаза Вейла и бледное, искаженное страхом лицо молодого солдата. Человеческие реакции. Предсказуемые, как ход маятника. Страх и любопытство. Два древнейших двигателя прогресса и разрушения.

Но это было не главное. Пыль, поднятая нечаянным контактом, должна была осесть. Истинное значение произошедшего лежало глубже, в том, что последовало за выстрелом. В том ответном импульсе, который пришел не от людей, а от камня.

— Повтори запись, — мысленно приказал Сайрен. — Синхронизируй данные с бункера «Когтя» и наши сенсоры. Мне нужна полная картина.

Пространство перед ним ожило. Два голографических потока замерли бок о бок. На одном — его собственная проекция в бункере, момент выстрела, легкое дрожание силуэта. На другом — вид на главный зал храма, переданный через малозаметный зонд, оставленный после первой проекции. Картинка была стабильной, застывшей в напряженном ожидании нового штурма. «Дети Песни» укрепляли баррикады, Аола отдавала распоряжения, ее лицо было маской усталой решимости. И в центре всего этого — Кристалл Предков, пульсирующий своим ровным, загадочным светом.

— Запускаю, — отозвался Разум-ассистент, и его голос был лишен обычной язвительности, став чистым инструментом анализа.

На записи с бункера энергетический заряд пронзает проекцию. В тот самый миг, когда силовое поле «Хронометра» дрогнуло от чужеродного энерговоздействия, на записи из храма произошло немыслимое.

Кристалл вспыхнул.

Это не была его обычная, ровная пульсация. Это была короткая, ослепительная вспышка, яростная и целенаправленная. Свет не просто усилился, он изменил свою природу, став на мгновение почти белым, обжигающим. Он не освещал зал — он пронзал его, выжигая тени, отражаясь в широких от ужаса глазах защитников, в полированных поверхностях их доспехов. Он был похож на молнию, ударившую изнутри самого камня.

И самое главное — он вспыхнул в идеальной синхронизации с помехами «Хронометра». Не до, не после. Именно в тот миг, когда сложные уравнения, удерживающие точку А и точку Б в состоянии парадоксального единства, на мгновение потеряли стабильность.

Вспышка длилась меньше секунды. Затем кристалл вернулся к своей обычной, темной, размеренной пульсации, словно ничего и не произошло. Но в зале храма воцарилась мертвая тишина. Бойцы «Детей Песни» застыли, уставившись на свою святыню с благоговейным ужасом. Даже Аола прекратила отдавать приказы, ее взгляд был прикован к кристаллу, и в ее глазах Сайрен прочитал не только изумление, но и глубочайшую тревогу.

— Матрица, — тихо произнес Сайрен, его глаза сузились, следя за замершей записью. — Совпадение частот и временного интервала составляет 99,98 процента. Это не случайность.

— Подтверждаю, — ответил Ассистент. — Энергетический выброс кристалла является прямым ответом на возмущение, вызванное в силовом поле «Хронометра» энергетическим оружием аборигенов. Он среагировал не на сам выстрел. Он среагировал на нашу технологию. Вернее, на ее кратковременный сбой.

Сайрен заставил запись проигрываться снова. И еще раз. Он наблюдал за этим мгновением снова и снова, как коллекционер, разглядывающий уникальный алмаз. Его первоначальный, почти что развлекательный интерес к этому миру, к его жалким распрям, испарился, уступив место чему-то иному. Чему-то более острому, более целенаправленному. Профессиональному азарту.

Это было чувство, знакомое ему по тем далеким временам, когда он еще был не богом-скучающим, а инструментом в руках технобогов — археологом, расчищающим руины исчезнувших цивилизаций. Чувство охотника, нашедшего наконец настоящий, свежий след. Не след дикого зверя, а след другого охотника.

— Он живой? — наконец произнес Сайрен вслух, и его голос прозвучал приглушенно в пустом зале. — Или это чей-то будильник?

— Вопрос философский, — парировал Ассистент, но уже без ехидства. — Если под «живым» подразумевать обладание сознанием, то данных недостаточно. Его реакция была мгновенной и точной, что указывает на сложную систему обратной связи, возможно, на зачатки искусственного интеллекта. Если же под «будильником» ты подразумеваешь автоматическую систему, то это крайне сложный «будильник». Он не просто среагировал. Он откликнулся на конкретный тип вмешательства. На технологию, способную манипулировать пространством-временем. Это наводит на мысль, что он либо охраняется от подобных воздействий, либо… ждет их.

Сайрен медленно прошелся по залу, его шаги были бесшумными по отполированному полу. Он смотрел на застывшее изображение кристалла. Этот кусок темного, мерцающего минерала был больше, чем просто реликвией. Больше, чем предметом спора двух примитивных кланов. Он был посланием. Или ловушкой. Или тем и другим одновременно.

— Проанализируй саму природу импульса, — приказал он. — Не его мощность, а его структуру. Это был просто всплеск энергии? Или нечто большее?

— Уже делаю, — Ассистент сделал паузу, и Сайрен почувствовал, как мощные процессоры корабля устремляются на решение задачи. — Интересно. Очень интересно. Импульс не был хаотическим. Он имел сложную модуляцию. Напоминает… цифровой пакет данных. Очень короткий, очень плотно упакованный. Но это не знакомый нам протокол. Это что-то древнее. Чужое.

— Данные? — Сайрен остановился. — Он не просто «закричал». Он что-то «сказал».

— В каком-то смысле, да. Но это сообщение закодировано на языке, которого нет в наших базах. Его цель неизвестна. Это мог быть сигнал тревоги. Запрос на установление связи. Или… активация некоего спящего протокола.

Мысль висела в воздухе, тяжелая и неумолимая. Они не просто наблюдали за древним артефактом. Они его тронули. И он ответил. Чем именно — пока было загадкой.

Сайрен подошел к главному проектору, где висело изображение планеты «Песнь Теней». Теперь оно виделось ему в ином свете. Это был не просто мир. Это был сосуд. Контейнер. А эти люди, эти «Дети Песни» и «Люди Когтя»… что они такое? Случайные хранители? Или часть системы? Может, их вековая война, их вера и их ненависть были чем-то вроде питательной среды? Или системой безопасности?

Его первоначальный, циничный план — «вскрыть» их ложь и посмотреть, что будет — теперь казался ему детской забавой. Это было все равно что поджечь фитиль, не зная, что на другом конце — бензобак или ядерный заряд.

Но вместо страха или осторожности Сайрен чувствовал лишь нарастающее возбуждение. Это была настоящая загадка. Первая по-настоящему сложная загадка за долгие столетия. Не головоломка о том, как манипулировать примитивным сознанием, а головоломка, достойная его собственного интеллекта. Головоломка, оставленная ему в наследство цивилизацией, возможно, столь же могущественной, как технобоги.

— Он откликнулся на «Хронометр», — проговорил он, словно пробуя на вкус эту мысль. — На технологию манипуляции пространством-временем. Значит, он либо знает, что это такое, либо запрограммирован на реакцию именно на это.

— Логично, — согласился Ассистент. — Что наводит на мысль о его истинном предназначении. Если это «будильник», то он настроен на пробуждение от вмешательства в саму ткань реальности. А это, прошу заметить, весьма специфический триггер для простого религиозного артефакта.

Сайрен вновь взглянул на запись из бункера. На Вейла. На его алчный, вычисляющий взгляд. Командующий «Когтя» уже понял, что кристалл и «призрак» связаны. И его следующий шаг был предсказуем. Он бросит все ресурсы на то, чтобы понять эту связь. Он будет давить на «Детей Песни» с удвоенной силой, пытаясь выжать из них информацию или просто завладеть кристаллом, чтобы изучать его без помех.

А Аола? Она была умна. Она уже чувствовала, что происходит нечто выходящее за рамки обычной войны. Она видела вспышку. Она видела страх в глазах своих людей. Ее вера, ее последний бастион, дал трещину, показав нечто, что она не могла объяснить в рамках своих догм.

Оба лидера, оба лагеря теперь были втянуты в игру, правила которой не понимали. А он, Сайрен, был тем, кто знал правила, но не знал финала.

— Наш «археологический» проект приобретает новое измерение, — произнес Сайрен, и в его голосе впервые за долгое время прозвучали нотки чего-то, отдаленно напоминающего энтузиазм. — Мы больше не просто зрители. Мы участники. Мы нажали на кнопку. И теперь нужно выяснить, что эта кнопка включает.

— Или выключает, — мрачно добавил Ассистент. — Напоминаю, что устройства Древних Рас редко бывают безобидными. В девяноста процентах случаев их активация приводит к катастрофическим последствиям: нарушениям целостности, пространственным разломам или неконтролируемым мутациям местной биосферы.

— Скучные риски, — отмахнулся Сайрен. — Я имел дело с худшим. Это… это нечто новое.

Он подошел к панели управления «Хронометром». Его пальцы легли на холодную поверхность браслета.

— Что ты задумал? — спросил Ассистент, и в его голосе вновь зазвучала знакомая тревога. — Еще одна проекция? После того как мы уже привлекли к себе столько внимания?

— Нет, — ответил Сайрен, его глаза горели холодным огнем. — Проекций недостаточно. Нам нужны прямые данные. Физический контакт. Пора переходить от наблюдения к полевым работам.

— Полевым работам? — Ассистент сделал паузу. — Ты хочешь спуститься? Вниз? Лично?

— Именно так, — Сайрен повернулся к проектору, его взгляд упал на изображение храма, на темный, мерцающий кристалл. — Если этот «будильник» прозвенел, я хочу быть там, когда он перезвонит. Или когда из него появится тот, кто его завел.

Он чувствовал это. Ту самую искру, ради которой он и продолжал свое бесконечное странствие. Не просто бегство от скуки, а подлинный вызов. Встречу с непостижимым. И он был намерен принять этот вызов. Не как бог, нисходящий к смертным, а как ученый, вступающий в лабораторию, где законы физики, возможно, написаны другим почерком.

Профессиональный азарт охотника сменился холодной, целенаправленной решимостью исследователя, стоящего на пороге великого открытия. Или великой катастрофы. Для Сайрена разница всегда была несущественной.

Глава 8. Решение

Безмолвие командной палубы стало иным. Оно больше не было пустым, не было звенящей тишиной вечного одиночества. Теперь оно было наполнено гулом невысказанных мыслей, подобным низкочастотному гулу работающего реактора, готовому в любой момент перейти в рев. Воздух, обычно стерильный и неподвижный, казалось, вибрировал от напряжения. Сайрен стоял перед главным проектором, на котором в панорамном режиме были развернуты все собранные данные: вид измученного, но не сломленного лица Аолы, холодный, расчетливый взгляд Вейла, и в центре всего — пульсирующая, загадочная сердцевина Кристалла Предков, испускающая свой стабильный, древний зов.

Ответный импульс кристалла изменил все. Он превратил эту планету из заезженной декорации в сложный, многослойный пазл. И Сайрен, вечный игрок, наконец-то увидел перед собой достойную партию.

Его первоначальный, почти что барский план — развлечься, вскрыв нелепую ложь двух враждующих кланов, — теперь казался ему примитивным и пошлым. Это было все равно что использовать квантовый компьютер для подсчета спичек. Да, наблюдая, как рушатся их хрупкие миры, можно было на секунду ощутить легкое покалывание, но это была дешевая сатисфакция, неглубокая и быстротечная. Сейчас же перед ним разворачивалась настоящая драма, в которой он из зрителя мог превратиться в режиссера. Или в главного героя.

— Итак, — его голос прозвучал в тишине, ровный и лишенный эмоций, но в нем слышалось недвусмысленное решение. — Пора начинать настоящие «археологические раскопки».

— Археологические? — голос Разума-ассистента вернул себе привычную нотку язвительности, но в ней теперь сквозила и доля профессионального интереса. — Напоминаю, стандартный археологический протокол предполагает аккуратное снятие слоев грунта кисточкой, а не орбитальную бомбардировку для ускорения доступа к культурному слою. Хотя, с твоими методами, второе кажется более вероятным.

— Наши методы будут адаптированы под объект изучения, — парировал Сайрен, его взгляд скользнул по энергетическому спектру кристалла. — Этот артефакт — не глиняный черепок. Он активен. Он реагирует. Он, возможно, обладает зачатками разума или сложнейшими автоматическими системами. С ним нужно обращаться соответствующим образом.

— То есть ты планируешь не просто раскапывать кости, а вскрывать работающий механизм, не зная, является ли он часовым устройством, — резюмировал Ассистент. — Что же, звучит как твой стандартный способ действия. Безрассудно, эгоцентрично и с высокой вероятностью катастрофических последствий для местного населения.

— Местное население, — Сайрен произнес эти слова с легким оттенком презрения, — уже живет в катастрофе. Их катастрофа — это невежество. Они воюют из-за интерпретации сказки, даже не подозревая, что спят в одной постели с реальной, не мифической угрозой. Или возможностью.

Он сделал шаг вперед, и голографические проекции среагировали на его движение, слегка сместившись.

— Моя новая цель — не просто вскрыть их жалкую, племенную ложь о «предках» и «избранности». Это побочный продукт. Разменная монета. Моя цель — выяснить природу этого Кристалла. Что он такое? Для чего он был создан? Почему он здесь? И почему он откликается на технологии, способные манипулировать пространством-временем?

— Благородные вопросы, — проворчал Ассистент. — Жаль, что ответы на них, с большой вероятностью, погребут под обломками тех, кто задает эти вопросы. Или тех, кто просто оказался рядом.

— Риск — неотъемлемая часть любого открытия, — отрезал Сайрен. — Но есть и второй, не менее важный аспект. Я хочу посмотреть, как они справятся.

— Они?

— Аборигены. Оба клана. — Сайрен жестом увеличил изображения Аолы и Вейла, разместив их по разные стороны от кристалла. — Мы обрушим на них не просто правду об их прошлом. Мы обрушим на них их настоящее. Мы покажем им, что их мир, их вера, их война — всего лишь пыль на крышке гораздо большего и страшного механизма. Я хочу увидеть, что перевесит. Их примитивные инстинкты? Их страх? Или в них есть искра чего-то большего? Способность принять реальность, какой бы уродливой она ни была.

В его голосе прозвучала та самая холодная, почти бесчеловечная любознательность, что двигала им всегда. Он был подобен ребенку, который, не из злого умысла, а из чистого, ненасытного любопытства, разламывает сложный механизм, чтобы посмотреть, как он устроен внутри. Ему было все равно, сломается ли он навсегда. Важен был процесс. Важно было знание.

— Ты хочешь устроить им экзистенциальный шок, — констатировал Ассистент. — Сравнимый по масштабу с падением их примитивной религии. Ты собираешься сыграть в бога, который является не для того, чтобы даровать заповеди, а чтобы продемонстрировать чертежи мироздания и посмотреть, сойдут ли они с ума.

— Не совсем, — Сайрен позволил себе редкую, кривую улыбку. — Я не собираюсь ничего им дарить. Я собираюсь провести демонстрацию. А что они вынесут из этой демонстрации — их личная проблема. Возможно, Вейл, со своим циничным прагматизмом, увидит в этом лишь новый инструмент для власти. Возможно, Аола, с ее волей к выживанию, сумеет использовать это для создания чего-то нового. А возможно, они все просто перережут друг друга в припадке паники. Любой исход по-своему информативен.

— И по-своему скучен, — добавил Ассистент. — В конечном счете. Потому что они всего лишь люди. Ограниченные, эмоциональные, предсказуемые в своей непредсказуемости.

— Возможно, — согласился Сайрен. — Но сам кристалл… он не человек. Он — нечто иное. И это «иное» — вот что представляет для меня настоящий интерес. А эти люди… они мой ключ. Или мое долото. Или просто фон.

Он подошел к панели управления «Хронометром». Его пальцы легли на знакомые узоры.

— Значит, решено. Мы начинаем активную фазу. Я спускаюсь.

— Лично? — в голосе Ассистента вновь зазвучала тревога. — После того как кристалл уже продемонстрировал способность взаимодействовать с нашими системами? Это безрассудство. Мы не знаем, на что он еще способен. Он может попытаться взять под контроль «Хронометр». Или просканировать твое тело. Или просто… стереть тебя, как некорректные данные.

— Все это — риски, — кивнул Сайрен. — Но дистанционное наблюдение больше не дает нам нужной глубины. Нам нужны тактильные данные. Энергетические пробы с близкого расстояния. Возможно, прямое взаимодействие. Я не могу сделать это через проекцию. «Хронометр» — ключ, но чтобы открыть дверь, ключ нужно вставить в замочную скважину.

— Мне не нравится эта метафора, — проворчал Ассистент. — Она подразумевает, что за дверью может быть что угодно. Включая то, что сожрет ключ и того, кто его держит.

— Это и есть суть любого открытия, — Сайрен снял браслет с запястья, и устройство, обычно инертное, отозвалось легким свечением в его руке. — Подготовь протокол физического переноса. Координаты… — он снова взглянул на проекцию храма, его взгляд остановился на затемненной нише за пьедесталом кристалла, скрытой от посторонних глаз. — Я выберу точку вне прямого поля зрения. Нам не нужен лишний хаос с самого начала.

— Протокол активирован, — Ассистент вздохнул, и это был самый что ни на есть человеческий звук, полный обреченности. — Сканирую целевую зону на предмет биологических и технологических угроз. Уровень угроз… приемлемый. По крайней мере, со стороны аборигенов. Со стороны кристалла… данные отсутствуют. Буду действовать по обстоятельствам.

— Всегда, — Сайрен водрузил браслет обратно на запястье. Он почувствовал, как холодный металл впивается в кожу, настраиваясь на ритм его собственной, вечной жизни. — Я хочу, чтобы ты вел постоянный мониторинг всех энергетических полей в радиусе километра от моей позиции. Любое колебание, любое отклонение — немедленно. И будь готов к экстренному извлечению, если… если кристалл решит проявить более активный интерес.

— О, я буду готов, — Ассистент снова обрел свою язвительность. — Я уже предвкушаю, как буду вытаскивать твое бесчувственное тело из межпространственного вихря, в то время как вся планета погружается в хаос из-за твоего «археологического» рвения. Стандартный рабочий день.

Сайрен не ответил. Он закрыл глаза, сосредоточившись на тактильных ощущениях. Он чувствовал мощь «Знамения» вокруг себя, титановые ребра корабля, гул его сердца — термоядерного реактора. Он чувствовал бесконечную пустоту космоса за бронированными стенами. И он чувствовал тусклое, но настойчивое притяжение планеты внизу. Притяжение загадки.

Он больше не видел в этом мире скучную, заезженную пластинку. Он видел лабораторию. Театр. Игровое поле. И он был готов сделать свой ход. Первый по-настоящему значимый ход за долгое, долгое время.

— Начинай, — мысленно отдал он команду.

Ощущение было куда более интенсивным, чем при проекции. Это не было смещением сознания. Это было смещением всего. Его тело, его плоть, его кости — все было разобрано на субатомные частицы, вплетено в сложнейший танец силовых полей «Хронометра» и пронесено через нематериальную щель в ткани реальности. Это был миг абсолютной диссоциации, когда он был ничем и всем одновременно. Нигде и везде.

И затем — толчок. Не грубый, а скорее, мягкий, как приземление после прыжка. Его ноги коснулись твердой, холодной поверхности. Воздух ударил в обонятельные сенсоры — запах старого камня, влажной пыли, грибка и… чего-то еще. Сладковатого, металлического, чужого. Запах самого кристалла.

Он был там.

Сайрен открыл глаза. Он стоял в узкой, темной нише, скрытой за массивной колонной, всего в двадцати метрах от пьедестала с Кристаллом Предков. Воздух здесь был прохладным и неподвижным. Грохот боя доносился снаружи, приглушенный толстыми стенами, но он был здесь, в самом сердце бури.

Он сделал шаг вперед, из тени. Его безупречный, темный костюм резко контрастировал с грубым, испещренным трещинами камнем вокруг. Он был здесь. Не призрак. Не голограмма. Физически. Реально.

Игра началась.

Глава 9. В сердце бури

Воздух в нише был спертым и холодным, пахнущим веками пыли и тайнами, которые не видели солнечного света. После стерильной чистоты «Знамения» эта атмосфера была почти осязаемой, густой, как бульон. Сайрен сделал первый шаг из своего укрытия, и его кожа, усиленная нанороботами, мгновенно проанализировала состав атмосферы: приемлемо для дыхания, но с повышенным содержанием спор плесени и остаточных продуктов горения. Фоновый шум — отдаленный грохот взрывов, приглушенный крики, скрежет металла — был подобен сердцебиению умирающего гиганта.

Он вышел из-за колонны и остановился, давая своим сенсорам полностью оценить обстановку. Он находился на периферии главного зала храма, в высоком, затемненном проходе, который, судя по архитектуре, вел когда-то во внутренние покои. Отсюда открывался вид на всю центральную арену, и картина, предстающая перед ним, была куда более масштабной и… грязной, чем та, что он наблюдал через проекцию.

Разрушение было тотальным. Пол, вымощенный массивными каменными плитами, был изрыт воронками, покрыт щебнем, обломками дерева и металла. Стены, некогда украшенные фресками, теперь представляли собой лоскутное одеяло из копоти, выбоин и осыпавшейся штукатурки. Сводчатый потолок зиял несколькими огромными пробоинами, сквозь которые лился тусклый, пыльный свет, подсвечивая бесчисленные частицы пепла и пыли, танцующие в воздухе. Этот свет выхватывал из полумрака жуткие детали: забрызганные кровью стены, разбросанное оружие, тела, которые еще не успели унести.

И в центре этого апокалипсиса, на своем черном пьедестале, возлежал Кристалл Предков.

Вот он. В непосредственной близости. Не изображение на экране, не голограмма. Физический объект.

Он был меньше, чем казалось на записях, но мощнее. Его темная, почти черная поверхность не отражала свет, а поглощала его, словно бархатная ночь. Внутри, в его глубине, пульсировали те самые прожилки света — не яркие, а скорее, тусклые, как свет далекой звезды, затянутой туманом. Пульсация была ровной, неспешной, как дыхание спящего дракона. От него исходила аура древности, такой плотной и тяжелой, что ее можно было почти пощупать. И тишины. Глубокой, бездонной тишины, которая казалась громче любого грома.

Сайрен почувствовал легкое давление на барабанные перепонки, не физическое, а ментальное. Его усиленные сенсоры регистрировали слабое, но постоянное энергетическое поле, окружающее кристалл. То самое поле, что мешало глубокому сканированию. Оно было подобно невидимой стене, отделяющей артефакт от остального мира.

Но сейчас его внимание привлекло не только это. Его взгляд, обостренный до предела, скользнул по основанию пьедестала. И там, среди грубых барельефов, он увидел то, что не мог разглядеть через проекцию. Письмена. Не примитивные символы «Детей Песни». Сложные, геометрические знаки, выгравированные с ювелирной точностью. Язык Древних Рас. Он был знаком с ним. Не идеально, но достаточно, чтобы понять общий смысл.

Он медленно, бесшумно двинулся вперед, игнорируя хаос, бушевавший у входа в зал. Его шаги были абсолютно беззвучными, он скользил между грудами обломков, как тень. Он приблизился к пьедесталу на расстояние десяти метров, и давление в ушах усилилось. Поле было сильнее.

— Сканируй письмена, — мысленно приказал он. — Высокое разрешение. И усиль защиту моего сенсорного аппарата. Это поле пытается вмешаться в мои системы.

— Уже делаю, — ответил Ассистент, его голос в голове Сайрена звучал слегка искаженно, словно сквозь помехи. — Поле имеет сложную многослойную структуру. Оно не просто экранирует. Оно… фильтрует. Пропускает одни типы излучений и блокирует другие. Что касается письмен… идет обработка. Это действительно протокол Древних. Предварительный перевод… «Порог». «Хранитель». «Сон». И… «Пробуждение». Интригующе.

«Порог. Хранитель. Сон. Пробуждение». Сайрен повторил слова про себя. Они идеально ложились в его теорию. Этот кристалл был не просто артефактом. Он был дверью. Или стражем у двери. И он спал. А их вмешательство… могло его разбудить.

Внезапно грохот боя у входа в зал усилился. Яростный рев огнеметов смешался с взрывами гранат и пронзительными криками. «Люди Когтя» пошли на решающий штурм. Сайрен видел, как несколько защитников, объятых пламенем, выбегали из дыма, беспорядочно стреляя, прежде чем упасть. Видел, как «Дети Песни» отчаянно контратаковали, их боевые песни теперь звучали как предсмертные хрипы.

И тогда он увидел ее. Аолу.

Она появилась из клубов черного дыма, отступая с горсткой своих лучших бойцов. Ее лицо было черным от копоти, доспех — иссечен и пробит в нескольких местах, из-под одного из наплечников сочилась кровь. Но ее глаза… ее глаза горели холодным, ясным огнем. В них не было ни страха, ни отчаяния. Была лишь сосредоточенная, безжалостная решимость. Она отстреливалась из винтовки, ее движения были точными и экономичными, каждым выстрелом находя цель.

— Второй периметр! Ко мне! — ее голос, хриплый и скомканный, все еще резал грохот, неся в себе неумолимую силу приказа.

Она отступала, но отступала с боем, увлекала за собой своих людей, создавая новый рубеж обороны прямо перед пьедесталом. Ее взгляд на мгновение метнулся в сторону кристалла, и Сайрен увидел в нем не молитву, не надежду, а нечто иное. Проверку. Как будто она смотрела, на месте ли ее главный актив. Ее вера была не слепой. Она была стратегической.

И в этот момент их взгляды встретились.

Аола, отдавая очередную команду, обернулась, чтобы оценить обстановку в зале. И ее взгляд, скользнув по нише, из которой вышел Сайрен, наткнулся на него.

Она замерла. Всего на долю секунды. Но это была та самая доля секунды, в которой рушились миры.

Она увидела его. Не призрака, не полупрозрачную тень. Реального человека. Высокого, одетого в странный, темный, идеально сидящий костюм, который выглядел чужеродно на фоне копоти и крови. Его лицо было бесстрастным, черты — слишком правильными, чтобы быть человеческими. Его глаза… его глаза были самыми неестественными. В них не было ничего. Ни гнева, ни любопытства, ни сострадания. Лишь глубокая, бездонная пустота, как у самого кристалла.

Это не был призрак из рассказов ее бойцов. Это было нечто иное. Нечто реальное. И от того в тысячу раз более страшное.

Ее рука с винтовкой непроизвольно дрогнула. Ее собранное, волевое лицо на мгновение исказила гримаса самого настоящего, первобытного шока. Она не крикнула. Не подняла тревогу. Она просто смотрела, и в ее глазах Сайрен видел, как рушатся все ее представления о мире. Война, вера, враги — все это вдруг стало мелким и незначительным перед лицом этого нового, необъяснимого фактора.

Их взгляды встретились всего на мгновение. Но в этом мгновении Сайрен увидел все, что хотел. Он увидел трещину. Трещину в ее реальности. Тот самый экзистенциальный шок, которого он добивался.

Затем грохот боя вернул ее к действительности. Граната разорвалась в двадцати метрах от них, осыпав их градом камней. Аола инстинктивно пригнулась, а когда выпрямилась, ее взгляд снова стал жестким, командирским. Она больше не смотрела на него. Она снова была лидером, спасающим своих людей. Но что-то сломалось. Сайрен видел это. Дверь в ее сознание была приоткрыта.

Он видел, как она крикнула что-то своим бойцам, указывая на новый рубеж обороны. Ее голос снова обрел твердость, но в нем теперь слышалась новая нота — отчаянная, лихорадочная энергия человека, который понял, что игра изменилась, но еще не знает новых правил.

Сайрен оставался неподвижным. Он был невидим для остальных, его темная фигура сливалась с тенями у колонны. Он наблюдал. Он ждал. Его прямая цель — кристалл — была здесь, в нескольких шагах. Но теперь у него появилась и косвенная цель. Наблюдать за Аолой. Смотреть, как она будет справляться с этим новым знанием. Смотреть, не проявится ли в ней та самая «искра», о которой он размышлял.

А в глубине его сознания Разум-ассистент продолжал свою работу, сканируя письмена, анализируя поле, готовый в любой момент выдернуть его из этого ада, если кристалл решит, что пришло время «пробуждения».

Он был в сердце бури. И буря только начиналась.

Глава 10. Дипломатия силой

Три секунды. Ровно три секунды потребовалось человеческой психике, чтобы перейти от абсолютного ступора к попытке восстановить контроль над ситуацией. Мозг, этот идеальный механизм выживания, отчаянно искал знакомые паттерны в абсолютно незнакомой ситуации. Для солдата это означало вернуться к приказам. Для командира — попытаться установить коммуникацию или нейтрализовать угрозу.