Бесплатный фрагмент - Приболотье

Встреча в лесу

Лес пробуждался с первыми лучами солнца, наполняясь мягким светом, который плавно струился сквозь густую листву деревьев. Каждый листик, каждая травинка, как будто танцевали под дыханием утреннего ветерка. Воздух был чист и свеж, словно пропитан самой природой, которая вечно кружила в бесконечном ритме жизни.

Я вдыхал этот воздух глубоко, ощущая, как он наполняет меня силой и спокойствием. Лес всегда был для меня чем-то особенным — он был живым, могучим, и одновременно нежным.

Пение птиц наполняло утренний воздух мелодиями, и каждый звук, словно нота в симфонии природы, резонировал с моими мыслями. Лучи солнца играли на земле, создавая причудливые узоры теней. Всё вокруг дышало жизнью, будто сама земля была живым существом, протянувшим свои корни и ветви далеко за пределы моего понимания.

Я шёл по тропе, стараясь не нарушать этот хрупкий баланс. Лес был для меня не просто местом работы — он был домом, частью меня. Его тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы и звуками дикой природы, всегда успокаивала мои мысли. Здесь, среди могучих дубов и стройных елей, я чувствовал себя по-настоящему человеком.

Лес вокруг был словно живое существо, дышащее, полное скрытой силы. Деревья, с их толстыми стволами и бесконечными ветвями, казались мне старыми мудрецами, хранящими в себе древние тайны. Они стояли так величественно, будто наблюдали за всем, что происходит в их тени, молчаливые хранители гармонии этого места.

Под ногами мягко хрустела прошлогодняя листва, перемешанная с мхом и корнями. Земля здесь всегда была мягкой, податливой, словно сама природа помогала мне двигаться по её тропам. Тропинка вилась между деревьями, извиваясь, как река, проходящая сквозь вековые лесные просторы. Где-то вдалеке слышался шум маленького ручья, его журчание было едва различимым, но оно придавало лесу особенную мелодию — непрерывный шёпот жизни.

Папоротники, росшие вдоль тропы, выглядели так, будто их листья касались неба, и, несмотря на их густоту, лес всё равно казался светлым и открытым. На земле повсюду можно было заметить маленькие цветы, пробивавшиеся сквозь мох, добавляя к зелени и коричневым оттенкам леса яркие вспышки цвета. Они росли хаотично, но в этой беспорядочности было что-то невероятно гармоничное.

Воздух был пропитан ароматом хвои и свежести, которая приходит с первыми лучами солнца. Казалось, что каждый вдох приносил мне не только силы, но и понимание — понимание того, как много ещё я не знаю об этом лесе и о его скрытых чудесах.

Вдалеке от тропы, утопленной в густой зелени, простирались непроходимые участки леса, где заросли были настолько плотными, что солнечный свет еле проникал сквозь кроны деревьев.

Здесь всё дышало спокойствием, создавая ощущение уединения, когда лес, казалось, обволакивал тебя со всех сторон.

Между деревьями блестела тонкая паутина, покрытая утренней росой. Каждая капля, сверкала под солнечными лучами, как крошечные жемчужины. Ветер, едва касаясь листьев, рождал лёгкий шёпот, и этот шёпот был подобен древнему языку природы, который можно услышать только в тишине леса.

Земля вокруг была покрыта цветами — синие колокольчики, фиолетовые анютины глазки, белоснежные маргаритки, создавали контраст с мрачными тенями леса. Их яркие краски переливались, словно маленькие вспышки жизни среди зелени, наполняя лес радостью и умиротворением.

Когда я бродил по этим тропам, меня все чаще захватывали мысли о смысле жизни. Этот лес, его бесконечная гармония и спокойствие, всегда успокаивали мой разум, но в последние дни что-то изменилось. В сердце поселилось лёгкое беспокойство, словно туман, скрывающий то, что я до сих пор не замечал. Кажется, что в этой тишине, которую я всегда считал частью своей жизни, скрыты ответы на вопросы, которые я даже не успел себе задать.

Лес живёт по своим законам, и мне часто кажется, что у него есть своя собственная философия. Деревья растут медленно, но с каждым годом их корни проникают всё глубже в землю, а ветви поднимаются всё выше к небу.

Их рост напоминает мне о том, что каждый из нас должен стремиться к чему-то большему, но для этого нужно терпение. Всё в этом лесу подчинено одному великому циклу — рождению, росту и возвращению к земле.

Иногда я задумываюсь, а какой же мой путь? Мои предки заботились об этом лесе веками, и я продолжаю их дело. Но неужели моя жизнь сводится только к этому? Неужели я просто ещё один страж в череде поколений, защищающий то, что старше меня на тысячи лет? В такие моменты я чувствую себя маленьким и незначительным перед лицом великого леса. Но в то же время во мне рождается ощущение, что лес что-то ожидает от меня, что у меня есть своя роль в его жизни.

Может, ответ лежит где-то глубоко в этих деревьях? Или, возможно, он внутри меня, ждет, пока я его открою? Каждый раз, когда я возвращаюсь домой после долгих прогулок, эти вопросы остаются без ответа, но я чувствую, что однажды я смогу найти истину, спрятанную за тихим шелестом листвы.

День шёл своим чередом. Я продолжал обходить свои владения, следуя маршруту, который знал наизусть. Каждый камень, каждая ветка — всё было знакомо, будто это были части одной и той же картины, которую я изучал годами. Но чувство тревоги никак не отпускало меня. С каждым шагом оно становилось всё сильнее, словно что-то древнее и неизбежное пробудилось в самом сердце леса.

Я решил сделать привал у старого ручья, где любил останавливаться для отдыха. Вода здесь всегда была кристально чистой и холодной, как родниковая. Присев на камень, я опустил руку в воду и задумался. В голове начали мелькать воспоминания о том, как я ещё мальчишкой бегал по этим тропам, слушал истории от деда. Он был тем, кто привил мне любовь к лесу, и, если честно, он видел в этих деревьях куда больше, чем другие. Для него лес был не просто природой — это было место силы, полное тайн и загадок, которые лишь немногие могли разгадать.

«Ты избранный», — часто говорил он мне, глядя своими выцветшими от времени глазами. Я всегда воспринимал это как очередную сказку старого человека, но сейчас… сейчас эти слова начинали звучать по-другому.

— Что со мной не так? — пробормотал я, глядя на прозрачную воду, текущую мимо. — Или это лес хочет мне что-то сказать?

Ответа не последовало, только лёгкий ветерок пробежался по воде, создав едва заметные волны. Я встал и решил, что пора возвращаться. Уже начало смеркаться, а вечером в лесу становилось холодно.

По пути назад я заметил, что тишина стала как будто гуще. Даже птицы, обычно такие шумные к вечеру, замолкли. Только когда я почти подошёл к своей хижине, я увидел нечто, что заставило меня остановиться на месте.

Передо мной, на краю тропы, стояла фигура. Она не двигалась, но по одежде и осанке я сразу понял — это не кто-то из местных. Тонкий силуэт женщины, одетой в тёмный плащ, едва различимый в сгущающихся сумерках. Лицо её скрывал капюшон, но я чувствовал, что она смотрит прямо на меня.

— Кто ты? — спросил я, хотя в голосе звучала не только настороженность, но и любопытство. Что делает незнакомка здесь, в этой глухомани?

Она ответила не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем я услышал её мягкий, едва уловимый голос.

— Я ищу убежище. Лес привёл меня сюда.

Эти слова прозвучали странно. Лес? Привёл её? В моей голове это звучало как нелепость, но в то же время я не мог не почувствовать, что в её словах есть нечто большее. Она не выглядела, как обычный путник. Что-то в её присутствии было… другое.

— Ты можешь остаться у меня, — неуверенно предложил я, хотя сам не знал, почему так поступаю. Скорее во мне говорило воспитание и традиции моего народа, давать приют путникам и бродягам, нежели сострадание. — У меня есть дом неподалёку, можешь переночевать.

Незнакомка чуть склонила голову в знак согласия, и мы направились к хижине. Моё сердце билось быстрее обычного. Кто она такая? Откуда пришла? И почему я чувствую, что её появление связано с той тревогой, которая не покидает меня весь день?

Когда мы вошли внутрь дома, она села у очага, а я начал разжигать огонь. В тусклом свете пламени её лицо наконец стало отчётливо видно. Она была молода, но её глаза, глубокие и светящиеся как у лесного зверя, казалось, несли в себе вековую мудрость.

— Кто ты? — повторил я свой вопрос, уже с большим нажимом. — Почему лес привёл тебя сюда?

Её губы слегка приподнялись в едва заметной улыбке.

— Меня зовут Ульфия, — произнесла она наконец. — И я странница. Но твой лес… он живой, и он знает, когда кто-то нуждается в его защите.

Огонь трещал в очаге, наполняя хижину мягким, уютным светом. Я сидел напротив Ульфии, наблюдая за тем, как языки пламени играли на её лице, создавая странные тени. Она молчала, словно что-то обдумывая, а я чувствовал себя странно напряжённым. Её появление в лесу казалось мне нелепым совпадением, но в то же время я не мог отделаться от ощущения, что это больше, чем просто случайность.

— Так откуда ты? — спросил я, разрывая тишину. Мне хотелось узнать о ней больше, но её присутствие заставляло меня чувствовать себя немного неуверенно. Она казалась чужой в этом месте, но в то же время… словно часть его.

Ульфия подняла взгляд, её глаза светились в полумраке. На мгновение мне показалось, что она не хочет отвечать, но затем она тихо вздохнула и заговорила:

— Я иду издалека. Из таких мест, которые ты, возможно, и не слышал. Но, как и ты, я чувствую связь с этим лесом. Он… звал меня.

Её слова прозвучали загадочно, но я не мог не уловить в них знакомую мне нотку. Лес. Я и сам чувствовал, что он был чем-то большим, чем просто скоплением деревьев и животных. Я чувствовал его дыхание, его силу. Но кто была она, чтобы говорить о том, что лес звал её?

— Лес никого не зовёт, — возразил я. — Он просто… есть. Мы, люди, лишь его гости, и наши чувства к нему — не более чем наши собственные фантазии.

— Ты так думаешь? — Ульфия улыбнулась уголками губ. — Лес древнее, чем наши с тобой знания. Он многое видел, многое знает. И не всегда он просто наблюдает. Иногда он вмешивается, иногда… даёт знак тем, кто готов его услышать.

Её слова задели что-то внутри меня. Лес как живое существо… Мой дедушка говорил об этом. Он верил, что лес защищает людей и хранит свои тайны для тех, кто по-настоящему его понимает. Но я всегда считал это вымыслом старика. Моя жизнь была простой: следить за порядком, за природой, охранять её. Никаких тайн, никаких знаков.

Но что-то в том, как говорила Ульфия, заставило меня задуматься.

— Ты говоришь, что лес вмешивается? — спросил я осторожно. — И как же он выбрал тебя? Почему именно ты?

Ульфия сделала паузу, её взгляд устремился в сторону, как будто она снова прислушивалась к чему-то далёкому.

— Потому что я ищу истину, — наконец ответила она. — И лес видит это. Он знает, что я готова услышать то, что скрыто от большинства. Ты тоже чувствуешь это, Фабиан. (Я удивился, что она знает моё имя, но не подал виду. Всё было и так очень странным, чтобы чему либо удивляться ещё) Иначе лес не стал бы тебя охранять, не дал бы тебе покоя здесь. Ты не просто смотритель, ты хранитель.

Слово «хранитель» эхом отозвалось во мне. Оно казалось таким неправильным и в то же время… точным. Я знал, что моя связь с лесом была глубже, чем просто работа, но никогда не думал, что это могло значить что-то большее.

— И что же ты ищешь? — спросил я, пытаясь вернуть разговор на более понятный мне путь. — Какую истину?

Она посмотрела на меня своими проницательными глазами, и на мгновение мне показалось, что она видит во мне больше, чем я сам.

— Ты веришь в Безумного Ангела, верно?

Этот вопрос застал меня врасплох. Безумный Ангел был частью веры нашего народа. Существом, которое, по преданию, принесло хаос и мудрость одновременно. Никто не знал точно, откуда взялась эта легенда, но многие считали её основной частью нашего миропонимания.

— Да, конечно, — ответил я, ощущая странную неуверенность в своём голосе. — Все в деревне верят в это. Безумный Ангел… это наша история, наша истина.

— Истина? — Ульфия слегка наклонила голову, её лицо выражало тихое сомнение. — А что, если это ложь? Что, если всё, во что ты верил, лишь тени на стенах, созданные для того, чтобы удерживать вас от настоящей правды?

Эти слова ударили меня как гром среди ясного неба. Ложь? Как она могла сомневаться в том, во что мы верим с рождения? Это не просто вера, это наш мир.

— Ты говоришь ерунду, — резко сказал я, хотя что-то внутри меня дрогнуло. — Как можно ставить под сомнение то, что было с нами всегда?

Ульфия не отреагировала на мой гнев, её лицо оставалось спокойным.

— Иногда, чтобы увидеть правду, нужно усомниться в том, что кажется очевидным, — ответила она тихо. — Я не прошу тебя поверить мне сразу. Я только прошу задуматься. Возможно, всё не так, как ты думал.

Я не знал, что сказать. Её слова задели во мне что-то глубоко спрятанное, что я сам не осознавал до этого момента. Сомнение. Почему оно вдруг начало расти во мне?

Я встал и подошёл к окну, стараясь скрыть смятение. Ночь уже опустилась на лес, и в темноте что-то шевелилось. Словно сам лес пытался что-то мне сказать, но я не мог понять что.

— Я не знаю, что ты пытаешься донести, — сказал я, не оборачиваясь. — Но я не готов отвергать то, во что верил всю жизнь.

— Я не прошу тебя отвергать, — её голос был мягким, как ветер за окном. — Я просто хочу, чтобы ты увидел больше.

Я стоял у окна, глядя на темный лес, будто пытаясь найти там ответы на вопросы, которые меня захлестнули. Слова Ульфии отскакивали в голове, словно эхо: «Сомнения», «ложь», «правда». Я всегда жил в уверенности, что лес — это моя сила, а вера в Безумного Ангела — мой ориентир. Но что, если всё было не так?

— Что ты хочешь мне показать? — спросил я, не поворачиваясь к ней. Тишина в комнате казалась гнетущей, словно сама природа затаила дыхание.

— Я не хочу разрушать твой мир, — тихо сказала Ульфия. — Я хочу, чтобы ты задумался. Чтобы ты увидел, что лес хранит куда больше, чем ты можешь себе представить. Ты ведь сам чувствуешь это.

Она была права. Я всегда чувствовал, что лес живет своей жизнью, что в нём есть нечто большее, чем просто деревья и звери. Иногда мне казалось, что лес дышит, что он что-то знает, что-то хранит, но я никогда не углублялся в эти мысли. Может быть, я просто боялся того, что найду.

— Я не понимаю, к чему ты ведёшь, — ответил я, пытаясь сохранить спокойствие. — Я и так живу лесом, он — моя жизнь. Чего ещё ты хочешь от меня?

Ульфия ответила не сразу. Я услышал её мягкие шаги по деревянному полу, и вскоре она подошла ближе, став рядом со мной. Её тень, вытянувшаяся под тусклым светом очага, легла на стену, и в ней было что-то странное — словно эта тень была другой, чем все остальные.

— Ты живёшь лесом, да. Но ты не знаешь его истинного лица, — прошептала она, и в её голосе прозвучала уверенность, от которой у меня мурашки побежали по коже. — Лес может быть домом, но он также может быть тюрьмой, Фабиан. Что, если то, что ты считаешь гармонией, на самом деле скрывает его боль?

Я обернулся к ней, не в силах больше сдерживать накопившееся напряжение.

— Лес не может чувствовать боль! — я резко сказал это, пытаясь отстоять свою точку зрения. — Это всего лишь место! Дома для животных, деревьев… и для меня. Что ты пытаешься внушить мне?

Её взгляд был спокоен, но в нём было что-то, что заставило меня замереть.

— Я лишь говорю, что всё может быть не таким, как ты думаешь. Лес может звать, но он может и страдать. Есть древние силы, которые ты, возможно, не замечал, или не хотел замечать. Я чувствую это, и ты тоже чувствуешь.

Мои руки невольно сжались в кулаки. Мне не хотелось признавать её правоту, но что-то внутри меня подсказывало, что она права. Лес действительно изменился в последние месяцы, стал другим. Я это ощущал, но старался игнорировать, списывая на природные циклы и смену сезонов.

— Ты упомянула Безумного Ангела, — резко сменил я тему, желая увести разговор в другую сторону. — Ты не веришь в него?

— Безумный Ангел… — Ульфия задумалась, её взгляд стал отрешённым, будто она видела что-то далёкое. — Я не отрицаю, что в каждой легенде есть доля правды. Но ты когда-нибудь задумывался, почему его называют Безумным?

Я промолчал. Этот вопрос я никогда себе не задавал. Для меня это было просто названием, привычным и незаметным. Но теперь, услышав его из уст Ульфии, оно зазвучало иначе.

— Я слышала много историй, — продолжила она. — В разных деревнях, в разных землях. Все они говорят о существах, которые приносят мудрость, но с ней приходит и хаос. Они учат людей, но также и разрушают их миры. Может быть, ваш Ангел был таким же? Может быть, его безумие — это не просто случайность, а часть его сущности?

— Ты хочешь сказать, что он был опасен? — спросил я, хотя внутренне понимал, к чему она ведёт.

— Я говорю, что все легенды можно пересмотреть, если ты готов к этому, — ответила она спокойно. — Иногда то, что мы считаем правдой, оказывается лишь иллюзией, созданной для того, чтобы мы не задавали лишних вопросов. Лес хранит больше тайн, чем ты думаешь, и в его сердце — ответы на все твои вопросы. Но тебе придётся решиться их искать.

Её слова засели в моей голове, как семена, которые теперь не могли не прорасти. Я снова повернулся к окну, глядя на тёмные силуэты деревьев. Лес стоял безмолвно, но в его молчании я вдруг ощутил скрытую глубину.

— Что же мне делать? — спросил я, сам не осознавая, что мой голос дрогнул. Впервые за долгое время я почувствовал себя потерянным.

Ульфия стояла рядом и, несмотря на свой загадочный вид, её присутствие было каким-то успокаивающим.

— Всё начнётся с вопросов, — тихо ответила она. — И, возможно, тебе придётся искать ответы не там, где ты привык.

Сны и реальность

Когда я улёгся спать, мысли продолжали кружиться в моей голове, словно тени от огня на стенах. Сомнения грызли меня изнутри, но вместе с ними пришло и предвкушение. Я знал, что этот путь неизбежен. Лес ждал меня, и я был готов услышать его шёпот.

Ночь была тихой, но её тишина скрывала что-то большее, чем просто покой леса.

Мне снилось, что я брожу по лесу, но этот лес был иным — незнакомым, словно пришёл из другого мира. Деревья казались живыми, но не так, как обычно. Их корни вытягивались, словно длинные пальцы, сжимающие землю, а кроны переплетались в бесконечные узоры, словно пытаясь укрыть небо от моих глаз. Лес был густым, и свет едва пробивался сквозь плотный покров листьев, оставляя только слабые блики на мшистых стволах. Но, несмотря на темноту, я видел всё чётко, как будто глаза мои привыкли к этой тьме.

Я шел, но шаги мои не издавали звука, и это было странно, будто лес поглощал все мои движения, не желая выдавать мое присутствие. Вокруг было тихо, но не та тишина, к которой я привык. Здесь она была как живая, плотная, почти осязаемая. Казалось, что лес слушает меня, внимательно и настороженно. Я ощущал, как на каждом шагу меня сопровождают невидимые глаза, прячущиеся за стволами и листвой.

Вдруг я заметил, что деревья вокруг меня начали меняться. Их стволы стали скручиваться, ветви вытягивались, становясь похожими на руки, тянущиеся ко мне. Я пытался двигаться вперёд, но корни цеплялись за мои ноги, словно хотели задержать, не отпустить. Ветви раскачивались, будто шепча на незнакомом мне языке. Я чувствовал, что они хотят что-то сказать, но слова их оставались непонятными, звуки гулким эхом откатывались от моих мыслей.

В центре леса я увидел огромный дуб, старый и могучий, с корой, покрытой узорами, словно кто-то вёл по ней древние письмена. Его ветви не колыхались, как у остальных деревьев, а стояли неподвижно, и казалось, что он наблюдает за мной. Я подошёл ближе, и вдруг ощутил, как воздух вокруг стал плотнее, как будто лес решил раскрыть свои тайны.

Дуб начал шептать, его голос был тихим, но настойчивым, как скрип сухих веток на ветру. Я не понимал слов, но чувствовал их смысл. Лес говорил о боли, о прошлом, о тех, кто был до меня. Я видел образы — люди, одетые в старинные одежды, проводили ритуалы среди деревьев, их лица были скрыты под капюшонами, а глаза светились ярко, как у зверей. Они общались с лесом, просили у него защиты, а взамен приносили что-то на жертвенный камень у корней дуба.

Вдруг образы стали меняться. Теперь я видел тех же людей, но лес уже не был их другом. Деревья стали чёрными, их листья опали, а ветви тянулись к людям, как к добыче. Я чувствовал, что лес обижен, что что-то пошло не так, что они предали его, нарушили древний договор. И дуб, этот огромный дуб, который был свидетелем всего, стоял немым укором среди сгнивших собратьев.

Я попытался отойти назад, но корни крепко держали мои ноги. Вдруг дуб зашевелился, его ветви склонились ко мне, и на них зажглись глаза, как у диких зверей. Они смотрели прямо в душу, и я понял, что лес помнит. Он помнит всё: и добро, и зло, и предательство. И я был частью этого. Не только как смотритель, но как кто-то, кто должен был узнать правду.

Я почувствовал, как корни начали стягивать меня к земле, тянули вниз, вглубь, в тёмные недра, где скрыты все тайны леса. Я не мог сопротивляться, лишь смотрел в эти глаза, и страх охватил меня, когда я понял, что лес ждёт ответа, который я не знал. И с каждым мгновением тьма становилась гуще, поглощая меня, и лишь шепот дуба звучал всё громче, требуя истины, которой я ещё не мог назвать.

Я проснулся резко, как будто меня вырвали из глубокого колодца. Сердце всё ещё бешено колотилось, а по телу пробегала дрожь. Я сел на кровати, тяжело дыша, и вытер холодный пот со лба. Огонь в очаге давно потух, и комната погрузилась в полную темноту, но я всё ещё чувствовал тот лес из сна. Словно тени деревьев и их шёпот остались со мной, обвивая моё сознание, как корни, пытавшиеся удержать меня в своих объятиях.

Я поднялся с кровати и вышел на улицу, где утренний воздух мгновенно освежил моё лицо. Лес стоял передо мной, спокойный и тихий, но его безмолвие теперь казалось мне другим. Будто за каждым деревом скрывалась тайна, которую я ещё не успел постичь. Ветер чуть шелестел листвой, словно продолжая тот шёпот, который я слышал во сне. Казалось, лес действительно ждал меня. Ждал, чтобы я сделал следующий шаг.

— Ты не спал?

Голос Ульфии прозвучал тихо за моей спиной, и я вздрогнул. Повернувшись, я увидел её, стоящую в дверях хижины, словно она знала, что мне не удастся найти покоя этой ночью.

— Был странный сон, — признался я, не в силах удержать нарастающее беспокойство. — Лес… он будто бы говорил со мной. Но это было не похоже на то, что я чувствовал раньше. Что-то в нём изменилось, что-то… жуткое.

Ульфия подошла ко мне, её взгляд был серьёзным, но в нём светилось понимание. Она уже знала, что я хочу сказать, ещё до того, как я произнёс это вслух.

— Лес начинает открываться тебе, — сказала она. — Он показывает, что за этой тишиной и красотой скрывается боль. Но это лишь начало. Сны — это только отражение того, что ты ещё не осознаёшь наяву. И если ты готов, то сможешь узнать правду.

Её слова ударили меня, словно что-то щёлкнуло в сознании. Я вспомнил образы из сна: люди, древние ритуалы, жертвоприношения у корней огромного дуба. Всё это казалось далеким и в то же время пугающе близким. Я никогда не думал, что лес может помнить что-то настолько древнее, что оно способно проявляться в моих снах.

— Этот дуб… — начал я, чувствуя, как образ дерева всё ещё стоит перед моими глазами, — он был огромным. Я чувствовал его силу, но эта сила… она была странной. Словно что-то сломалось в нём.

— Это не просто дуб, — мягко перебила Ульфия, её глаза блестели в утреннем свете. — Это символ. Символ тех, кто когда-то правил этими землями. Древние ритуалы, которые они проводили, связывали их с лесом и его силами. Но однажды что-то пошло не так. Лес отвернулся от них, и его боль стала проявляться через деревья, через корни… и через сны тех, кто чувствует эту связь.

Я молчал, переваривая её слова. Внутри меня всё ещё было множество вопросов, но один из них не давал покоя.

— Почему лес показывает это мне? — спросил я. — Я всего лишь смотритель. Я не связан с этими ритуалами, я не знаю этих древних сил.

Ульфия чуть усмехнулась, но в её улыбке не было веселья.

— Ты связан с лесом куда глубже, чем думаешь, Фабиан. Твои предки были частью этой истории, даже если ты этого не знаешь. Лес помнит всех, кто был с ним, и он выбрал тебя, потому что ты один из немногих, кто может его услышать.

Её слова были ошеломляющими, и я ощутил, как земля будто уходит из-под ног. Моя семья, мои предки… Что они скрывали от меня? Почему я никогда не слышал о таком? Я чувствовал, как во мне поднимается странная смесь гнева и любопытства.

— Так что же теперь? — спросил я, сжав кулаки. — Что я должен сделать?

Ульфия подошла ближе, её глаза впились в мои, и её голос стал почти шёпотом, как будто она делилась со мной самой важной тайной.

— Сегодня мы пойдём к Змеевке. (Я вздрогнул об упоминании этой деревни.) Там, у древних камней, ты найдёшь ответы на свои вопросы. Но помни: когда лес открывает свои тайны, он всегда требует что-то взамен.

Я посмотрел на неё, пытаясь понять, что именно она имела в виду. Лес действительно ждал меня, но в этом ожидании было что-то угрожающее. Я знал, что этот путь изменит меня. Вопрос был только в том, буду ли я готов заплатить цену, которую потребует лес.

Мы шли по лесной тропе, и утренний свет пробивался сквозь густые кроны, создавая странные узоры на земле. Лес вокруг был тих, но эта тишина казалась мне подозрительной, как будто что-то пряталось за ней. Я чувствовал, что с каждым шагом приближаюсь к чему-то, чему лучше было бы оставаться скрытым. Но обратного пути уже не было.

Ульфия шла впереди, её шаги были лёгкими и уверенными. Она двигалась, как будто знала этот путь наизусть, даже в тех местах, где тропа почти исчезала под корнями и мхом. Я шёл следом, всё ещё пытаясь осмыслить то, что произошло ночью. Тот сон не давал мне покоя. Вспоминая образы и шёпот деревьев, я не мог отделаться от ощущения, что этот сон был чем-то большим, чем просто плодом моего подсознания. Лес действительно начал говорить со мной, и это меня пугало.

— Ты говорил о дубе, — вдруг нарушила тишину Ульфия, не оборачиваясь. — Это было не просто дерево во сне. Этот дуб когда-то был центром ритуалов Змеевки. Люди приносили ему дары, считая его проводником между мирами.

— Между мирами? — переспросил я, чувствуя, как страх сжимает моё сердце. — Какими мирами?

— Между миром живых и миром духов, — ответила она спокойно. — Древние жители Змеевки верили, что лес живёт не только в материальном плане. В нём существуют силы, которые мы не видим. И они пытались договориться с этими силами.

Мы продолжали идти, и вскоре лес вокруг начал меняться. Деревья становились выше, их стволы были толще, а кора темнее, как будто сама земля здесь была другой. Воздух стал тяжелее, и я заметил, как всё вокруг казалось чуть приглушённым. Звуки леса, обычно такие живые — пение птиц, шелест листьев — постепенно стихли, уступив место странной гулкой тишине.

— Здесь, — тихо произнесла Ульфия, остановившись у древнего каменного круга, поросшего мхом. — Это то место, о котором я говорила. Камни — это не просто руины. Они — остатки тех самых ритуалов.

Я осмотрелся. Камни стояли, покрытые старыми символами и резьбой, которые были едва различимы под слоями мха и грязи. В центре круга возвышался алтарь, явно древний, с трещинами и следами времени. Вокруг алтаря была вытоптана земля, как будто кто-то здесь всё ещё иногда бывал. Я ощутил странную дрожь, когда подошёл ближе, и моё сердце сжалось. Здесь пахло древней магией, забытой и опасной.

— Здесь они пытались договориться с лесом? — спросил я, чувствуя, как внутри меня поднимается беспокойство.

— Да, — ответила Ульфия, оглядывая камни. — Здесь они обращались к тем силам, которые обитали в лесу.

Я подошёл к алтарю и осторожно провёл рукой по его поверхности. Камень был холодным и шершавым, но под пальцами я чувствовал скрытую энергию. Внутри меня вспыхнула мысль, что это место всё ещё живо, несмотря на годы, прошедшие с тех пор, как здесь проводили ритуалы.

— Ты чувствуешь это? — спросила Ульфия, глядя на меня пристально. — Лес всё ещё помнит. И он ждал, чтобы кто-то пришёл и услышал его шёпот. Ты тот, кто сможет понять его.

Мои мысли были путающимися, а страх и любопытство переполняли меня. Почему именно я? Почему лес выбрал меня? Я не знал, что должен был сделать, но чувствовал, что находился на грани чего-то великого и опасного.

— Что мне нужно сделать? — спросил я, пытаясь понять, как двигаться дальше.

— Лес даст тебе знак, — тихо сказала она, отступив на шаг. — Ты должен быть готов услышать его.

Я стоял перед алтарём, чувствуя, как тяжесть леса нависает надо мной, словно его древние ветви хотят что-то сказать. Шёпот, который я слышал во сне, начал доноситься до меня снова, только теперь он был реальным, обволакивал моё сознание. Лес действительно ждал меня.

Шёпот леса усиливался, словно древние деревья наконец решились заговорить. В этом звуке не было слов — лишь эхом отдававшиеся в моей голове обрывки воспоминаний, образы, которых я не знал, но которые казались странно знакомыми. Ветра не было, но ветви деревьев над моей головой раскачивались, как будто двигались под чужой, невидимой силой.

Я стоял перед алтарём, чувствуя нарастающее напряжение. Сердце билось в такт шёпоту, который теперь уже невозможно было игнорировать. Он словно стучал в мои мысли, требуя ответа, который я не знал, но чувствовал, что скоро придёт понимание.

Внезапно земля под моими ногами слегка вздрогнула. Лёгкая дрожь, едва заметная, но ощутимая, как будто само место, где мы стояли, пробуждалось от вековой дремы. Я сделал шаг назад, оторвав руку от алтаря. Ульфия молчала, но её взгляд был направлен на меня — серьёзный, проницательный, словно она знала, что происходит, но ждала, когда я сам осознаю это.

— Ты слышишь его? — тихо спросила она, как будто боялась спугнуть то, что начало проявляться.

Я кивнул, не в силах оторвать взгляд от алтаря. Шёпот стал громче, всё яснее звучал в голове. Образы всплывали перед глазами: те же люди с капюшонами, стоящие в круге этих самых камней, их лица скрыты, а глаза светятся чем-то нечеловеческим. Ритуалы, которые они проводили, были наполнены не столько благоговением, сколько страхом. Лес тогда был их союзником, но что-то изменилось. Я не понимал, что именно, но чувствовал — это не было случайностью.

— Лес… — пробормотал я, пытаясь выразить ту путаницу, которая бушевала внутри. — Он не просто отвернулся. Он что-то потребовал. Они не выполнили обещания, и это разрушило баланс.

Я посмотрел на Ульфию, и её глаза блеснули. Она кивнула, подтверждая мои догадки.

— Они нарушили древний договор, — сказала она. — Договор, который связывал их с лесом и его духами. И теперь лес требует расплаты.

— Но почему я? — вырвалось у меня. — Я не имею отношения к их ритуалам, не нарушал никаких договоров. Почему лес говорит со мной?

Ульфия помолчала, её взгляд был тяжёлым, как будто она не сразу решилась ответить.

— Потому что ты связан с этим местом сильнее, чем думаешь. Ты потомок тех, кто жил здесь, кто когда-то заключил этот договор. Лес помнит всё, и кровь, текущая в твоих жилах, — это часть его истории. Ты — ключ, Фабиан. И ты должен решить, как действовать дальше.

Я замер, словно холодный ветер пронзил меня насквозь. Моё сердце сжалось от тяжести этих слов. Потомок тех, кто заключил договор с лесом? Это было невозможно… Или всё же правда? Я вспоминал рассказы дедушки, его странные предупреждения, его молчание, когда разговор заходил о Змеевке и её древних тайнах.

Мои руки непроизвольно сжались в кулаки. Теперь я понимал, почему лес говорил со мной. Он хотел, чтобы я исправил ошибки прошлого. Но какой ценой?

— Что я должен сделать? — спросил я, чувствуя, как с каждым словом что-то внутри меня меняется.

Ульфия снова подошла ближе, её голос был мягким, но полным силы.

— Тебе нужно восстановить то, что было утрачено. Узнать, что случилось здесь, на этих землях, и исправить то, что нарушило баланс. Но помни: лес не прощает тех, кто не готов принять его правила.

Её слова звучали как предостережение, но я понимал — выбора у меня не было. Лес требовал ответа, и я должен был найти его, каким бы страшным он ни оказался.

— Где я начну? — спросил я, осознавая, что это лишь начало пути.

— В Змеевке, — ответила Ульфия, её глаза сверкнули в тени деревьев. — Там ты найдёшь старые записи и артефакты. Они приведут тебя к истине.

Я глубоко вздохнул, чувствуя тяжесть предстоящей задачи. Лес ждал, и теперь я был готов начать поиски.

Мы продолжали идти, и тишина леса давила на меня всё сильнее. Теперь, после всего услышанного, каждая ветка, каждый шорох под ногами казались частью чего-то гораздо большего. Лес не был просто пейзажем, не был местом — он был живым существом, наблюдающим за каждым моим шагом. И я знал, что он ждёт моего решения.

Когда мы подошли к границе Змеевки, мне стало не по себе. Я уже не раз бывал здесь с дедушкой, но сейчас деревня казалась ещё более чужой и отстранённой, словно пропиталась тайной, которую я должен был раскрыть. В её воздухе витало ощущение древности, той древности, которая приходит не с годами, а с самим временем, вплетённым в землю.

— Здесь начинается твой путь, — произнесла Ульфия, остановившись на краю деревни. Её голос был тихим, но ясным.

Я посмотрел на низкие дома с соломенными крышами, и по спине пробежал холод. Казалось, что даже жители Змеевки, которые иногда мелькали вдалеке, не заметили нашего приближения. Их движения были неспешными, механическими, словно они жили в другом ритме, в ином измерении.

— Что я должен искать? — спросил я, сжимая кулаки, чтобы унять внутреннее напряжение.

— В доме старосты деревни, — ответила она, — ты найдёшь то, что осталось от ритуалов и старых записей. Артефакты, дневники, старые книги. Они не будут лежать на виду. Жители Змеевки давно забыли их значение, но не уничтожили. Лес сохранил всё.

С этими словами она повернулась и пошла в сторону тропы, оставив меня одного перед входом в деревню. Внутри поднялось странное чувство — смесь беспокойства и готовности. Я знал, что должен сделать первый шаг. Лес уже сделал свой.

Я двинулся по узкой, поросшей травой дороге вглубь деревни. Воздух был пропитан сыростью, и запах старых деревянных построек смешивался с ароматами земли и трав. Ветер шевелил кроны деревьев вокруг, словно указывая мне путь. Дом старосты стоял у края деревни — ветхий, но величественный, с покосившейся крышей и деревянными ставнями, которые были закрыты, несмотря на солнечный день.

Я остановился перед порогом, оглядываясь по сторонам. Никто не обращал на меня внимания, словно я был невидим для жителей. Это странное ощущение оторванности от реальности не покидало меня, будто сама Змеевка существовала вне времени и пространства.

Я потянул за ручку двери, которая неожиданно легко поддалась. Внутри было темно и сыро. Воздух напоминал о забытых вещах, о пыли веков, которые никто не трогал. В каждом углу чувствовалась скрытая сила, словно даже стены помнили больше, чем люди.

Прошёл вперёд, осматривая помещение. На стенах висели старые охотничьи трофеи, потрескавшиеся картины, изображающие лес в его первобытной красоте. Но всё это казалось лишь декорацией, скрывающей настоящее. В центре комнаты стоял массивный дубовый стол, на котором были разбросаны старые бумаги, некоторые из них были пожелтевшими и заляпанными, но другие выглядели относительно новыми. Интуиция подсказывала, что где-то здесь скрываются ответы.

Мои пальцы дрожали, когда я стал рассматривать бумаги. Среди них были старые дневники с засохшими чернилами, но глаза мои выхватили нечто иное — кожаную тетрадь, обвязанную шнуром. Внутри её страницы были исписаны чьим-то торопливым почерком. Я открыл её и начал читать. Это были записи старосты, но не о повседневных делах деревни. В них описывались ритуалы, встречи с духами леса, попытки наладить связь с теми самыми древними силами, о которых говорила Ульфия.

Чем дальше я читал, тем более тревожными становились записи. Староста описывал, как лес становился враждебным, как ритуалы больше не приносили результатов, как деревья, казавшиеся живыми и дружелюбными, начали угрожать. Одна из последних записей была особенно странной: «Мы нарушили договор. Теперь лес требует расплаты. Мы не можем вернуть то, что отняли. Наше время истекло, но будущее решит тот, кто услышит его шёпот…»

Моё сердце сжалось. Эти слова были как предсказание, и я знал, что они были обо мне. Лес выбрал меня не просто так. Я был частью этого давнего договора, как наследник тех, кто заключил его. И теперь я должен был решить, как поступить.

Я закрыл тетрадь и посмотрел на окно, через которое пробивался слабый свет. Лес знал, что я прочитал.

Но что он ожидал от меня? Исправить ли ошибки прошлого или завершить то, что они начали? В любом случае, я чувствовал, что скоро придётся сделать выбор, от которого зависело не только моё будущее, но и будущее всего этого места.

Я перевернул страницу, и мои глаза выхватили последнюю запись старосты. Она была сделана небрежно, как будто в спешке, но её слова запечатлелись в моём сознании.

«Когда лес снова заговорит с нами, придёт последний из рода. Он услышит шёпот древних и узнает правду. Только тот, кто сможет вступить в контакт с душами деревьев, сможет снять проклятие. Но лес потребует своей цены, и она будет велика».

Моё сердце замерло. Последний из рода? Неужели речь шла обо мне? Я никогда не думал о себе как о ком-то, кто был связан с древними ритуалами, но теперь всё начало складываться в одну картину. Лес действительно ждал меня. И что-то подсказывало мне, что я — последний шанс для тех, чьи души требовали спасения.

Я закрыл тетрадь и встал. В голове царил хаос, но одно было ясно: теперь я знал, что впереди ждёт не просто путешествие в глубины леса. Я должен был встретиться с теми, кто был заключён в его корни, и решить их судьбу.

Я глубоко вздохнул и вышел на улицу. Воздух был свежим, но тяжёлым от ожидания. Тени деревьев передо мной раскачивались на ветру, и я понял, что их шёпот скоро станет громче. И я должен был быть готов ответить.

Тьма спустилась на меня неожиданно. Едва я сделал шаг за порог дома старейшины, как небо над Змеевкой стремительно потемнело, и ветер, казавшийся лёгким и безобидным, резко усилился. Весь мир будто остановился на мгновение, а затем рухнул в тягучую тьму. Деревья, которые раньше казались просто безмолвными наблюдателями, теперь наклонились ко мне, их ветви качались, словно пытаясь дотянуться. Лес, окружавший деревню, вдруг ожил, и его шёпот стал невыносимо громким, почти оглушающим.

Я чувствовал, как холод заползает под кожу, пробираясь к костям. Тьма сгущалась, обволакивая меня со всех сторон. В тот момент казалось, что время перестало существовать. Словно я оказался между мирами, в том самом месте, где тонкая грань между живыми и духами исчезала.

Шёпот, который я слышал раньше, стал громче, но слова оставались неразборчивыми. Всё вокруг заворачивалось в вихрь образов: те же деревья, которые я видел во сне, те же лица с капюшонами, древний дуб, его корни, тянущиеся к земле, и таинственные глаза, сверкающие в глубине тьмы.

И вдруг, как резко всё началось, так же неожиданно всё и прекратилось. Я стоял на пороге дома старосты, но уже не чувствовал той пугающей ауры, что исходила от деревни всего несколько минут назад. Небо над головой было чистым и голубым, ветер больше не трепал мои волосы, а лес снова казался тихим и неподвижным.

Стук моего сердца напоминал мне о том, что всё это было реальным. Я вытер со лба пот и оглянулся вокруг. Всё выглядело так, будто ничего не произошло. Но я знал, что это было не иллюзией. Лес говорил со мной, и тьма — это было его предупреждение, его способ дать понять, что он следит за каждым моим шагом.

Я не заметил, как оказался обратно у своей хижины. Взгляд Ульфии встретил меня, и её спокойная улыбка показалась странно неуместной после всего, что я только что пережил. Она стояла на пороге, как будто знала, что я скоро вернусь, и что-то в её взгляде говорило мне, что она уже ждала вопросов.

— Ты слышал их? — спросила она, шагнув ко мне ближе, будто пытаясь понять, насколько я глубоко погрузился в это.

Я кивнул.

— Я слышал их шёпот. Но я не могу понять, чего они хотят. Они предостерегают меня, но… Лес требует чего-то в ответ. Я чувствую это.

— Ты начинаешь понимать, — сказала Ульфия, её глаза блестели, словно она была довольна моим ответом. — Лес всегда что-то требует. Никто не приходит к нему без последствий.

Я чувствовал, как внутри меня нарастает напряжение, как будто невидимая нить связывала меня с теми, кто был заключён в лесу. Я знал, что теперь это было больше, чем просто легенда или история. Я стал частью этой истории, и лес не отпустит меня, пока я не сделаю выбор.

— Что я должен сделать? — спросил я, глядя ей в глаза, полные тайны и знаний, которых мне ещё предстояло коснуться.

Она помолчала на мгновение, потом снова улыбнулась, но в этот раз её улыбка была грустной, как будто она понимала, какой путь мне предстоит.

— Лес дал тебе знак. Теперь ты должен вернуться к нему и найти способ снять проклятие. Это не будет легко, но ты не можешь отказаться. Ты — последний из тех, кто может это сделать.

Последний из рода. Я снова вспомнил те строки в книге старосты. Лес выбрал меня, потому что я — часть этого древнего договора. Но смогу ли я справиться с этой задачей?

Ульфия отвернулась и посмотрела в сторону леса

Я молчал, осмысливая всё сказанное. Лес ждал меня. И я знал, что впереди меня ждали не только тайны, но и испытания, от которых зависело нечто большее, чем просто моя судьба.

Древняя легенда

Мир, о котором я рассказываю, назывался Приболотье. Это была земля древняя и загадочная, полная тайн, которые вечно скрывала природа. Она лежала среди безбрежных просторов и была окружена с одной стороны огромным болотом, таким обширным и тёмным, что никто из местных жителей никогда не осмеливался пересечь его. Болото простиралось до самого горизонта, и его туманная гладь казалась безграничной. Местные говорили, что за этим болотом ничего не существует, что за ним только вечная пустота и безмолвие, где нет ни жизни, ни движения.

С другой стороны Приболотье было ограждено горами — величественными и неприступными. Горы поднимались высоко в небо, их вершины скрывались в облаках, и они тянулись на многие лиги. Никто не знал, что находится за этими горами, потому что каждый, кто пытался взобраться на них или перейти через них, неизбежно возвращался назад, сбитый с толку или потерянный в бескрайних скалах и ущельях. Горы казались живыми, как будто у них была своя воля, они хранили свои тайны и не пускали чужаков.

Внутри этих границ лежал мир Приболотья — зелёный и живой, насыщенный природными красотами. Леса покрывали большую часть этой земли. Они были густыми и дремучими, полными тёмных уголков, где редко ступала нога человека. Деревья в этих лесах были высокие и могучие, с толстыми стволами, покрытыми мхом, а их листья создавали непрерывный зелёный полог, сквозь который едва пробивался солнечный свет. Здесь, под густыми кронами, царила вечная полутьма и прохлада, и только птицы своими песнями оживляли это спокойствие.

Между лесами раскинулись поля и луга, покрытые сочной травой и дикими цветами. Ветер играл на этих просторах, и травы волновались под его ласковыми прикосновениями, как зелёное море. На полях паслись олени и зайцы, а в высоких травах прятались маленькие зверьки, которые выскакивали из своих укрытий только на рассвете или закате, когда тени были длинными, а свет мягким и тёплым.

По всей земле были разбросаны маленькие озёра и пруды. Их вода была прозрачной, как стекло, и в ней отражались облака и звёзды. Эти озёра были местом, где всегда можно было найти прохладу в жаркий летний день или услышать шёпот воды, который успокаивал сердце и убаюкивал разум. На берегах озёр росли высокие камыши и цветущие кувшинки, а в их глубине жили рыбы всех размеров и форм, мерцающие в светлых струях, как серебряные стрелы.

Вдоль рек и озёр, на опушках лесов и среди холмов, жили небольшие народы и поселения. Они были раскиданы по всей приболотской земле, как маленькие оазисы жизни в этой дикой и необузданной природе. Каждый народ имел свою культуру, свои традиции и свой язык, но все они были связаны общим уважением к земле, на которой жили. Они знали, что природа — их главный дар и их главный вызов. Люди строили дома из дерева и глины, разбивали поля для посевов и занимались ремёслами. Они добывали пищу из лесов и рек, охотились на зверей и ловили рыбу в озёрах.

Приболотье жило своей собственной жизнью, подчиняясь неведомым ритмам, которые диктовали солнце, ветер и вода. Здесь день медленно сменялся ночью, а времена года плавно переходили одно в другое. Весной земля пробуждалась от зимней дремоты, наполнялась цветением и свежестью, летом она благоухала густыми травами и спелыми плодами, осенью покрывалась золотыми и красными листьями, а зимой засыпала под мягким снежным покровом.

Это была земля, где каждый уголок был живым и насыщенным дыханием природы, где всё было в гармонии, хотя и подчинялось своим, неведомым людям законам.

В глубине Приболотья природа проявляла себя во всей своей мощи и разнообразии. Здесь были не только леса и луга, но и старые, забытые долины, куда редко добирался человек. Эти места казались дикими и первобытными, словно время остановилось там много веков назад. В некоторых долинах росли густые леса, а в других — бескрайние болота, полные загадочных существ, о которых люди рассказывали только шёпотом.

Мелкие речушки и потоки воды извивались по этим болотам, как серебряные нити, проникая во все уголки земли. Вода здесь была тёмной, почти чёрной, и отражала мрачные, склонившиеся над ней деревья, увитые мхом и лишайником. Воздух был насыщен сыростью и запахом прелой земли, а сами болота жили своей жизнью: где-то слышались плески неведомых существ, а где-то внезапные звуки шагов нарушали тишину.

Окрестные жители никогда не заходили далеко в эти места. Они говорили, что болота способны поглотить путника, если он слишком долго пробудет среди них. Туман, который поднимался на рассвете и закате, скрывал тропы и заставлял путников блуждать, уводя их всё дальше вглубь. В самом сердце этих болот стояли заброшенные деревни, о которых уже никто не помнил. Они были покинуты много лет назад, их дома полуразрушены, а поля давно заросли дикой травой и деревьями.

Осенью, когда листья на деревьях становились красными и золотыми, Приболотье казалось особенно прекрасным. Леса пылали огненным цветом, а солнце, склоняясь к горизонту, освещало это великолепие мягким светом. Звук падающих листьев был слышен повсюду, словно сама земля готовилась к долгому зимнему сну. В это время люди собирали урожай, готовясь к холодным месяцам, когда всё вокруг покроется снегом.

Зимой Приболотье менялось. Леса, луга и даже болота засыпало снегом, и весь мир замирал в белом покое. Деревья стояли неподвижно, их ветви ломались под тяжестью снега, а реки замерзали, превращаясь в блестящие ледяные дороги. Звери прятались в своих норах, а люди сидели в своих тёплых домах, рассказывая у огня старинные истории, чтобы скоротать длинные зимние ночи.

Именно в таком мире жил я. Приболотье стало моим домом с детства, хотя я никогда не знал истинной природы этого места, его древних тайн и договоров, заключённых поколениями до него. Все деревни были окружены туманами древних поверий, связанных с лесом и болотами. И хотя с виду мир казался тихим и уединённым, внутри него бурлили древние силы, которые могли пробудиться в любой момент.

Стоя на пороге своей хижины с Ульфией, я взглянул на лес, который простирался передо мной. Теперь я знал, что этот лес был не просто деревьями и ветвями, а частью огромной, древней силы. Становилось ясно, что тайны, скрытые в его недрах, были связаны с легендами.

— Фабиан, что ты видишь, когда смотришь на этот лес? — Ульфия стояла рядом, её голос был спокойным, но в нём слышалась тень чего-то более серьёзного.

Я вздохнул, чувствуя, как воздух Приболотья наполняется тишиной, отягощённой весом всего, что я узнал. Лес, озёра, болота — всё это не было просто пейзажем. Это был мир, который ждал, когда его шёпот будет услышан.

— Я вижу место, где скрываются древние силы. И мне кажется, что они ещё не сказали своего последнего слова, — ответил я, чувствуя, как по моей коже пробегает холод.

Ульфия улыбнулась и, подойдя ближе, тихо произнесла:

— Это только начало…

Я заметил, как в её глазах мелькнуло что-то особенное — то ли огонёк энтузиазма, то ли глубокая печаль. Я не мог понять её эмоций, но знал, что то, что она собирается рассказать, будет иметь огромное значение.

Ульфия улыбнулась, и её улыбка была мягкой, тёплой, почти материнской. Она жестом пригласила меня внутрь хижины и жестом указала мне на место у очага и сама села напротив, взяв в руки небольшой кусок дерева, который она начала медленно точить ножом, как будто это помогало ей сосредоточиться. Огонь мягко потрескивал, отбрасывая тёплые отблески на стены. В воздухе витали ароматы горькой полыни и сушёных цветов, и всё вокруг создавало ощущение чего-то древнего и обыденного одновременно.

— Ты должен понять, Фабиан, — начала она, не отрывая глаз от огня, — что легенды Приболотья не просто рассказы. Они как корни дерева: они уходят глубоко в землю и держат его живым. Эта история начинается два века назад, в те времена, когда люди жили совсем иначе.

Она на мгновение замолчала, как будто обдумывала свои слова, а я, не отрывая взгляда, смотрел на неё, ожидая занимательную историю.

Ульфия придвинулась ближе к огню, и его мерцающий свет отразился в её глазах, придавая им особую глубину. Она на мгновение замолчала, словно собираясь с мыслями, а затем тихо заговорила, её голос был мягким, но наполненным весом тысячелетних знаний.

— Ты, вероятно, уже слышал об одном из самых древних праздников, который отмечали в Змеевке — День Огненной Зари. Этот день был связан с цветком, который считался священным в наших краях. Его лепестки пылали огненным светом на рассвете, и люди верили, что этот цветок приносит гармонию, счастье и благополучие. По поверьям, те, кто находил цветок в полночь, могли узнать местоположение скрытых кладов, что хранятся в земле веками. Его называли «огненным» не только за цвет, но и за то, что он освещал путь к сокровищам, даря удачу и счастье тем, кто его нашёл.

Праздник начинался с самого утра. В этот день Змеевка оживала, дома украшали цветами, звенел смех, и люди готовили праздничные блюда. Дети бегали по полянам, пытаясь найти цветок, а взрослые готовились к вечерним ритуалам. Каждый верил, что этот день принесёт что-то особенное.

Я на мгновение представил себе эту сцену — радостные лица, звонкий смех детей, и воздух, наполненный ароматом свежих цветов и еды. Казалось, что в этот день действительно ничто не могло нарушить мир и счастье.

— Но, как часто бывает, — продолжала Ульфия, — именно в самые светлые моменты тьма находит способ пробраться в жизнь людей.

Вечером, когда солнце уже склонялось к горизонту, и праздник достигал своего пика, в Змеевку пришёл нищий. Он был одет в рваную одежду, его лицо скрывал капюшон, а шаги были медленными, словно каждая его нога тянула за собой груз прожитой жизни. Никто не знал, откуда он пришёл, но все видели, как он сел на краю дороги, ведущей к центру деревни, и тихо начал просить милостыню.

— Прошу… — звучал его хриплый голос. — Подайте что-нибудь бедному путнику.

Но люди были слишком поглощены радостью, а музыка заглушала его просьбы. Но вскоре, один из жителей Змеевки обратил внимание на нищего и окликнул других. Народ начал собираться вокруг него, и, поначалу казалось, что ему помогут, ведь это был день, когда следовало делиться счастьем.

Однако всё пошло иначе.

— Что ты тут делаешь? — выкрикнул один из жителей. — Неужели не видишь, что сегодня великий день? Ты оскверняешь его своим присутствием!

Другие подхватили его слова, и толпа начала окружать нищего, словно его появление было чем-то отвратительным, нарушающим святость праздника.

— Ты пришёл в самый неподходящий день! — закричала женщина, держа за руку ребёнка. — Уходи! Тебе здесь не место!

Многие жители Змеевки начали ругать его, прогонять и даже кидать в него мелкие камни. Они были уверены, что его появление в этот священный день принесёт несчастья. Толпа становилась всё более враждебной, и голоса звучали всё громче.

— Прочь отсюда! Ты оскверняешь наш праздник! — кричал один из мужчин.

— Нечего тебе делать здесь, — добавил другой.

Нищий не отвечал, он лишь медленно поднял голову, и под капюшоном блеснули его усталые глаза. Он посмотрел на толпу, на людей, которые только что были так счастливы, и произнёс тихо, но твёрдо:

— Вы забыли, что значит истинное счастье. Оно не в празднике, не в цветах, не в кладах, а в милосердии. Вы прогоняете меня, но знайте: кто отвернётся от нуждающегося, тот сам потеряет гармонию.

Эти слова, казалось, пронзили воздух, но толпа не обратила на них внимания. Люди ещё сильнее разозлились, ругали его и гнали прочь. И нищий, не сказав больше ни слова, медленно встал и, хромая, ушёл по дороге прочь от Змеевки.

Я слушал её слова, чувствуя, как мрак начинает медленно опускаться на моё сердце. Праздник, который должен был символизировать свет и радость, обернулся чем-то зловещим.

Я сидел, погружённый в мысли, обдумывая услышанное. Меня не отпускало любопытство — этот цветок, Огненная Заря, казался не просто символом праздника, но чем-то гораздо более значимым.

— Ульфия, — прервал я тишину, взглянув на неё. — А что это за цветок такой, Огненная Заря? Почему он настолько важен для людей здесь?

Ульфия оторвалась от своего занятия, улыбнулась, и в её глазах появился мягкий, почти мечтательный блеск.

— Ах, Фабиан, Огненная Заря… — тихо произнесла она, словно наслаждаясь самим звучанием этих слов. — Этот цветок не похож ни на один другой, что ты видел в своей жизни. Он цветёт всего одну ночь в году, и его появление всегда было событием, которое люди ждали с трепетом и надеждой.

Она ненадолго замолчала, собираясь с мыслями, словно вспоминая каждую деталь о цветке, который был настолько важен для её народа.

— Его лепестки, — продолжила она, — сверкают, как маленькие языки пламени. Каждый лепесток словно излучает мягкий свет, который кажется живым. Этот цветок растёт на самых тёмных полянах, где его свет разгоняет мрак, как факел в ночи. Когда наступает его время — на самой грани между весной и летом, в ночь самой короткой из ночей — он раскрывается, и воздух наполняется его удивительным ароматом. Сладкий и тёплый, он разливается вокруг, как лёгкий туман, окутывая всё вокруг и заставляя сердце биться чуть быстрее.

Я слушал, заворожённый её описанием, представив себе этот цветок, который цветёт всего одну ночь в году, но приносит с собой столько чудес.

— Легенды говорят, — продолжала Ульфия, — что этот цветок способен унять любые душевные страдания. Те, кто находят его и вдыхают его аромат, ощущают, как их печали исчезают, словно их уносит лёгкий ветер. И не только. В тот момент, когда Огненная Заря раскрывается, её свет якобы открывает пути, скрытые от глаз обычных смертных, показывая то, что скрыто в земле, в недрах болот, и в глубинах лесов.

Она помедлила, и её голос стал ещё тише, как будто она говорила о чём-то почти священном.

— Люди верят, что если в эту ночь найти Огненную Зарю и попросить её о чём-то, то цветок исполнит твои самые заветные желания. Только вот, — добавила она с улыбкой, — найти его не так просто. В темноте леса он кажется обманчиво близким, но когда ты подходишь к нему, он исчезает, словно играя в прятки.

Я представил, как цветок, сияющий огненным светом, прячется среди деревьев, заставляя людей искать его всю ночь. Казалось, он дразнит их, манит за собой, словно проверяя, насколько они готовы к испытанию, насколько сильны их намерения.

— Его цветение настолько коротко, — сказала Ульфия, — что многие не успевают увидеть, как он раскрывается, и пропускают этот миг. Но тот, кто увидит его расцвет, никогда не забудет. Огненная Заря открывается быстро, словно вспышка, и на мгновение озаряет всё вокруг огненным светом, который освещает даже самые тёмные уголки леса.

Я почувствовал, как внутри меня загорается странное желание увидеть этот цветок своими глазами, стать частью этой древней легенды. Мне хотелось узнать, действительно ли он настолько прекрасен, как описывала Ульфия, и что ещё скрывается за его таинственной аурой.

— Но помни, Фабиан, — добавила она серьёзно, заметив мой интерес, — этот цветок не для каждого. Чтобы найти его, нужно быть чистым сердцем, не жаждать золота и славы, а просто быть готовым принять то, что он хочет показать. И не каждый готов к этому. Потому-то и не всем суждено его найти.

Я задумался над её словами, чувствуя, как в моём сердце зарождается желание — не просто найти этот цветок, но понять, какую правду он может открыть мне. Может быть, это была часть того самого пути, на который мне указал лес.

— Так как ты думаешь, Фабиан, — мягко спросила Ульфия, её глаза блестели в свете очага, — готов ли ты искать Огненную Зарю и узнать, что она откроет тебе?

Я не ответил, но где-то глубоко внутри я знал, что этот цветок может стать ключом к разгадке не только древних тайн Приболотья, но и к моему собственному пути.

Ульфия вдруг замолчала, резко прервав свой рассказ. Её взгляд, устремлённый на огонь, смягчился, но в нём появилось нечто глубокое и серьёзное. Я почувствовал, что её мысли перескочили на что-то другое, более важное.

— Фабиан, — тихо произнесла она, — а как ты понимаешь, что такое гармония?

Её вопрос застал меня врасплох. Я задумался, прежде чем ответить, пытаясь найти подходящие слова. Для меня гармония всегда казалась чем-то очевидным, но в то же время недостижимым — состоянием, где всё на своём месте, где человек и природа существуют в мире и покое. Я, наконец, решился ответить.

— Гармония… — начал я, подбирая слова. — Для меня это баланс, когда всё идёт своим чередом. Это состояние, когда человек живёт в ладу с миром, не нарушая его естественного порядка. Когда ты не берёшь слишком много, но и не даёшь себя сломать. Это, наверное, когда ты ощущаешь мир вокруг как продолжение себя самого. Когда всё в жизни идёт правильно.

Я замолчал, глядя на Ульфию, ожидая её реакции. Она слушала внимательно, но в её глазах читалось что-то иное. Её мягкая улыбка не предвещала осуждения, но я понял, что ответ её не удовлетворил.

— Ты прав, Фабиан, — начала она, всё так же глядя в огонь. — Но только отчасти.

Я напрягся, ожидая, что она скажет дальше.

— То, что ты описываешь, — это лишь внешняя гармония. Баланс, который человек хочет достичь с окружающим миром, верно. Но настоящая гармония — это не только равновесие между тем, что ты берёшь и что отдаёшь. Она глубже. Это не просто состояние покоя. Гармония — это внутренняя сила, которая рождается, когда ты перестаёшь делить мир на части: на себя и природу, на других людей и самого себя. Это когда ты понимаешь, что нет «тебя» отдельно и «мира» отдельно. Всё — это одно целое.

Я слушал её, и её слова начали открывать мне нечто новое.

— Истинная гармония, — продолжала Ульфия, — это когда ты осознаёшь, что ты не просто живёшь в мире, а являешься его частью, как листок на ветке или капля в реке. Гармония — это понимание того, что нет разделения между тобой и лесом, между тобой и болотом, между тобой и другими людьми. Всё связано, переплетено нитями, которые невозможно разорвать. Каждый твой поступок, каждое слово — это отклик всего, что происходит вокруг. И когда ты начинаешь это чувствовать, ты перестаёшь стремиться к тому, чтобы «балансировать». Ты просто начинаешь жить в этом потоке, становишься его частью.

Её голос звучал, как мягкий шелест листьев, и я начал понимать, что до этого момента моё понимание гармонии было поверхностным. Я думал о гармонии как о чем-то, что можно достичь через контроль, через осознанные действия. Но Ульфия говорила о чём-то большем — о слиянии, о полном погружении в мир, о понимании его ритмов и движений.

— Но как достичь этого? — спросил я, чувствуя, как внутри меня зарождается новое понимание, но ещё не зная, как к нему прийти.

Она посмотрела на меня, её взгляд был тёплым, но серьёзным.

— Ты не можешь достичь гармонии, если будешь пытаться её контролировать или искать. Она придёт к тебе сама, когда ты примешь тот факт, что ты уже являешься частью этого мира, что ты — его дыхание, его голос, его сила. Как только ты перестанешь отделять себя от мира и поймёшь, что каждый твой шаг и каждое решение уже вплетены в этот большой танец, ты ощутишь гармонию внутри себя.

Я кивнул, осознавая, что её слова были правдой. Может быть, для того, чтобы действительно понять этот мир, я должен был перестать пытаться его «понять» в привычном смысле и начать жить с ним в одном ритме. Я начал задумываться о том, как часто я видел этот мир как что-то внешнее, как место, где я существую, но не являюсь его частью.

— Вот почему так важно, — добавила Ульфия, — искать Огненную Зарю не ради богатства или славы, а ради того, чтобы стать ближе к этой истине, к гармонии. Когда ты находишь этот цветок, ты понимаешь: всё, что ты ищешь снаружи, уже находится внутри тебя.

Её слова как будто отпечатались у меня в душе. Теперь я знал, что путь к гармонии — это не просто движение вперёд. Это возвращение к самому себе и ко всему, что окружает тебя.

Я молча сидел, переваривая слова Ульфии, чувствуя, как её мысли глубоко проникают в меня. Моя прежняя уверенность в том, что гармония — это что-то, к чему можно стремиться, начала шататься. Впервые я начал понимать, что она гораздо сложнее и глубже, чем я себе представлял. Я вздохнул, пытаясь осмыслить всё это.

— Ты всегда так глубоко чувствовала этот мир? — спросил я, нарушив затянувшуюся паузу. — Или это пришло к тебе со временем?

Ульфия на мгновение задумалась, её пальцы медленно поглаживали деревянный амулет на шее.

— Скажу тебе честно, Фабиан, — заговорила она тихо. — Раньше я тоже пыталась найти ответы в обычных вещах. Мне казалось, что гармония — это что-то, что я смогу обрести, если буду правильно поступать, делать добрые дела, следовать традициям. Но однажды я осознала, что гармония не зависит от того, что ты делаешь. Она — в том, как ты живёшь, в том, как ты чувствуешь этот мир.

Она на мгновение замолчала, затем продолжила, её голос был тёплым, но серьёзным.

— Я поняла это в один из таких дней, как сегодняшний. В День Огненной Зари. Я сидела одна на поляне, надеясь найти цветок и исполнить своё желание. Но чем дольше я ждала, тем больше становилась уверена, что не найду его. Я была полна сомнений, как и ты сейчас. Тогда, в той тишине ночи, я поняла, что сама была препятствием на своём пути. Я слишком стремилась к результату, хотела контролировать всё вокруг. Но когда я наконец отпустила все эти желания, цветок сам нашёл меня.

Её слова задели меня. Мне показалось, что она говорила не только о цветке, но и о чём-то более важном — о жизненном пути, о внутренней борьбе.

— И что же ты загадала? — спросил я, чувствуя в этом вопросе скрытый смысл.

Ульфия снова улыбнулась, но в её глазах было что-то загадочное.

— Моё желание уже исполнилось, Фабиан, — тихо ответила она. — Но это не было связано с богатством или славой. То, что я получила, гораздо важнее: понимание и покой. Цветок Огненной Зари открыл мне глаза на то, что я всегда искала не снаружи, а внутри себя.

Она посмотрела на меня, её взгляд был проникновенным и полным понимания.

— Может, когда ты найдёшь свою Огненную Зарю, ты тоже поймёшь, что искал всё это время.

Я замер, думая над её словами. Я был на пороге чего-то важного, чего-то, что мне ещё только предстояло понять. Лес, легенды, этот цветок — всё это как будто вело меня по пути, который я ещё не до конца осознал.

Ульфия на мгновение остановилась, словно вспоминая детали, которые были важны, а потом вновь заговорила, её голос стал тише, но всё так же уверен.

— После того, как нищий ушёл прочь из Змеевки, — начала она, — праздник продолжился, как будто ничего и не произошло. Люди смеялись, пели, танцевали, радуясь этому дню. Никто больше не вспоминал о бедняке, чьё присутствие на миг нарушило их веселье. Они старались забыть о нём, словно его и не было вовсе.

Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, и ночь начала окутывать деревню, по традиции, все отправились в лес искать Огненную Зарю. Это было больше игрой, чем настоящим поиском. Люди громко смеялись, подшучивали друг над другом, ища цветок, который, как они знали, всё равно не найдут. Но в их сердцах не было истинной веры в чудо, а лишь желание продолжить праздник.

— В ту ночь никто не нашёл цветок, — продолжала Ульфия, её голос приобрёл нотку печали. — Это был всего лишь повод уйти в лес, чтобы, под прикрытием деревьев, продолжить празднование. Никто не искал цветок с чистым сердцем, и никто не пытался услышать, что шепчет лес.

Но не все остались в лесу. Одна пара, девушка по имени Оливия и её возлюбленный Юстус, решили уйти подальше от шума и суеты. Они убежали туда, где никто не смог бы их найти. К стогам, на окраину деревни. Там, под ночным небом, они сели, обнявшись, чувствуя тепло друг друга, и говорили о любви.

— Оливия и Юстус были молоды и полны надежд, — продолжала Ульфия, её глаза казались блестящими в свете очага. — Они мечтали о своём будущем, о доме, полном детей, о радостных днях, проведённых вместе. Их сердца стучали в унисон, и каждый их вздох был как клятва друг другу. Оливия прижималась к Юстусу, слушала его слова о том, как он любит её, как он будет беречь её всю свою жизнь. Юстус, в свою очередь, не мог насытиться её присутствием, её голосом, её теплом.

— Как прекрасна эта ночь, — шепнула Оливия, — и как прекрасна наша жизнь. Нам так повезло, Юстус, что мы нашли друг друга.

Юстус улыбнулся, и его сердце было полно радости. Он хотел поцеловать её, склониться ближе, чтобы ощутить её губы на своих, но что-то вдруг отвлекло его. Взгляд его упал на землю, и он увидел, что прямо возле его ног лежат несколько золотых монет.

— Посмотри, — прошептал он, поднимая одну из них и рассматривая её в свете луны.

Оливия с любопытством наклонилась ближе и взглянула на монеты, которые блестели в его руке. Маленькие, круглые, они были из чистого золота, а на одной стороне был выгравирован образ бекаса — птицы, которую так почитали в их мире. Бекасово Болото, окружавшее Приболотье, было домом для этих птиц, и жители мира верили, что бекас — символ свободы и мудрости, а также страж болот, оберегающий их тайны. Но была и обратная сторона медали, у этого образа…

— Но как они здесь оказались? — удивилась Оливия. — Здесь, на краю деревни… Никто не оставил бы такие ценные монеты просто так.

Юстус задумчиво повернул монету в руке, чувствуя её вес и холодок. Он вдруг ощутил странное беспокойство, как будто эти монеты не должны были быть здесь. Они были не просто находкой; в них таилось что-то большее, нечто необычное.

— Может, это знак? — осторожно предложил Юстус, глядя на Оливию. — Знак того, что мы нашли что-то важное, что-то, о чём остальные даже не догадываются.

Оливия задумчиво кивнула, её взгляд снова вернулся к монетам.

— Возможно, это и есть клад, о котором говорят легенды? — предположила она, и её глаза засветились от неожиданного волнения. — Но почему они здесь, на виду? И почему именно мы их нашли?

— Не знаю, — ответил Юстус, продолжая смотреть на золотые монеты. — Но, может, мы должны быть осторожны. Ведь в каждой легенде есть доля правды, и не всегда она оборачивается благом.

Они переглянулись, и в этот момент лёгкий ветерок прошелестел через стог сена, словно кто-то прошептал им слова, которые только они могли услышать. Монеты в руках Юстуса холодели, будто от них исходил холод глубоких болот.

— Что бы это ни было, — сказала Оливия, её голос звучал уже не так уверенно, — мы должны узнать, что означает эта находка. Ведь монеты, которые были оставлены просто так, на земле, в День Огненной Зари, не могут быть случайностью…

Юстус кивнул, его сердце начало биться быстрее, как будто он чувствовал, что этой ночью их ожидает нечто большее, чем просто любовь и мечты.

Оливия сидела в раздумьях, тревожные мысли начали закрадываться в её сердце. Она почувствовала странное беспокойство после того, как Юстус нашёл монеты. Блестящие и загадочные, они вызывали не радость, а смутную тревогу.

— Юстус, — сказала она тихо, глядя ему в глаза, — мне кажется, эти монеты принесут нам беду. Давай оставим их здесь, не будем брать.

Но Юстус лишь весело рассмеялся, поднимаясь на ноги и пряча монеты в карман.

— Ты слишком волнуешься, Оливия, — сказал он с улыбкой, нежно поцеловав её в лоб. — Это просто удача, ничего более. Мы найдем им хорошее применение, не волнуйся.

Оливия хмуро посмотрела на Юстуса, но не стала спорить. Она доверяла ему, хотя и чувствовала какой-то внутренний страх. Они ещё немного посидели, наслаждаясь близостью друг друга, а затем, увидев, что начинает светать, поспешили домой, чтобы не поднять тревогу среди родных. Праздник ещё продолжался, и никто не заметил их отсутствия, но они знали, что долго быть вдалеке не могут.

Вернувшись домой, они погрузились в обычную жизнь, но спустя несколько дней Оливия начала замечать, что с Юстусом происходит что-то странное. Он стал жаловаться на неприятные ощущения в руках и ногах, а однажды, взглянув на его ладони, она замерла в ужасе: его кожа стала грубой, покрылась чем-то, напоминающим кору дерева.

— Юстус, что с тобой? — с тревогой спросила она, беря его за руку.

Юстус взглянул на свои руки, сам испуганный этим открытием. Его тело начало медленно превращаться в нечто нечеловеческое. Он попытался отмахнуться от страха, но было ясно, что ситуация серьёзная. Мать Юстуса, увидев состояние сына, тут же позвала деревенского доктора, но тот, осмотрев молодого человека, только разводил руками.

— Я никогда не видел ничего подобного, — растерянно сказал доктор. — Это не болезнь, по крайней мере, не такая, какую я знаю.

Прошло несколько дней, и состояние Юстуса только ухудшилось: кожа его стала всё больше походить на кору дерева, а из рук и ног начали расти маленькие веточки, покрытые мелкими листьями. Он едва мог двигаться, и каждая попытка привести его в сознание была безуспешной.

В это время по деревне распространились слухи. Люди рассказывали, что видели того самого бродягу, который несколько дней назад был изгнан из Змеевки. Но на этот раз он не просил милостыню. Напротив, он раздавал людям монеты, подобные тем, что нашёл Юстус. Жители Змеевки, сребролюбивые и падкие на золото, охотно принимали монеты, не задумываясь о возможных последствиях. Никто не задавал вопросов, ведь золото в этих краях ценилось выше всего.

Но через несколько дней начали происходить странные вещи. Те, кто принял монеты от бродяги, стали замечать, что их тела также начали изменяться. Руки и ноги покрывались коростой, из которой пробивались веточки и листья, словно сами люди превращались в деревья. Первые, кто пострадал, в панике обращались к докторам, но никто не мог помочь. Болезнь распространялась быстрее, чем ожидалось, и вскоре большая часть деревни была поражена этим странным превращением.

Паника охватила Змеевку. Люди поняли, что бедствие связано с монетами, и начали обвинять друг друга в жадности. Но самое главное — все начали понимать, что это связано с бродягой. Он исчез, словно растворился в воздухе, и его больше никто не видел. Толпа, движимая страхом и отчаянием, собралась, чтобы искать его, ведь только он мог объяснить происходящее и, возможно, снять проклятие.

— Мы должны найти его! — кричали люди, пытаясь собрать поисковые отряды.

Но ни одного следа не осталось. Бродяга исчез так же таинственно, как и появился.

А в доме Юстуса Оливия сидела рядом с его кроватью, держа его за руку, которая теперь больше походила на ветку дерева, чем на человеческую конечность. Она знала, что это всё из-за тех монет, и её сердце разрывалось от боли. Юстус, её возлюбленный, умирал на её глазах, превращаясь во что-то нечеловеческое, и она ничего не могла с этим сделать.

— Это из-за тех монет… — прошептала Оливия, слёзы катились по её щекам. — Я говорила тебе, что не нужно было брать их…

Но было слишком поздно.

Я сидел молча, осмысливая всё, что услышал от Ульфии. Её рассказ об Оливии, Юстусе и проклятых монетах оставил меня в растерянности. В голове клубились мысли о том, как быстро жадность может обернуться трагедией.

Ульфия не торопила меня — она тоже молчала, словно давала мне возможность переварить её слова. Наконец, я поднял глаза.

— И что же было дальше?

Ульфия вздохнула, её взгляд потемнел от тяжести воспоминаний.

— А дальше… — сказала она медленно. — Дальше ничего не было…

Все, кто коснулся тех монет, превратились в деревья. Живые души стали частью леса. И это были не единицы, Фабиан. Большинство жителей Змеевки, очарованные блеском золота, не успели вовремя осознать свою ошибку. Поэтому лес вокруг деревни заметно увеличился. Земля, некогда покрытая домами, стала частью этого огромного леса.

Я смотрел на Ульфию, пытаясь представить себе этот образ — лес, выросший из людей.

Она продолжила: — Время шло, и вскоре в том лесу появился снова тот самый бродяга. Но теперь он выглядел совсем иначе. Его одежда уже не была изодранной, он больше походил на колдуна, чем на нищего. Глаза его светились мудростью, и каждый его шаг был полон уверенности. Он собрал все золотые монеты, которые жители Змеевки выронили во время паники, сложил их в свой кошель. А потом поднял голову и произнёс такие слова, что весь лес замер, слушая его.

Ульфия закрыла глаза, как будто пытаясь воспроизвести голос колдуна:

— «Вы наказаны за свою гордыню и тщеславие. Вы, кто позволили блеску золота заслепить ваши глаза. За ваше стремление к богатству, за то, что вы отвернулись от нищего и искренних ценностей жизни, теперь вы лишены человеческого облика. Вы думали, что золото — это путь к счастью, но на самом деле оно стало вашим проклятием. Вы забыли, что истинные богатства не видимы глазам. Жизнь — это не яркая блестящая оболочка, не деньги и слава, а простые и чистые чувства: любовь, доброта, сострадание. Вы стали заложниками своей алчности, и теперь лес, который вы считали диким и чужим, стал вашим домом — на вечность. Ваши корни теперь связаны с землёй, которую вы так мало ценили, с природой, которую вы пытались подчинить. Но она не прощает высокомерия».

Она открыла глаза и посмотрела на меня, её голос теперь был более суровым:

— «Но даже для вас есть надежда», — продолжил колдун. — «Тот, кто сможет отыскать все эти монеты, сможет освободить ваши души. Но это будет непросто. Монеты спрятаны, и только чистое сердце, лишённое желания обогатиться и достигнуть славы, сможет найти их. Каждый, кто будет гнаться за золотом, обречён повторить вашу судьбу».

Я слушал, зачарованный этим пророчеством, а Ульфия продолжала:

— С этими словами колдун подошёл к одному из деревьев, самому большому и могучему, и зарыл свой кошель с монетами у его корней. Когда последний клочок земли был накинут на кошель, он сам начал медленно превращаться в дерево. Его тело затвердело, руки стали ветвями, а ноги корнями. Спустя несколько минут он стал частью леса, точно так же, как и жители Змеевки.

Я представил себе эту картину — лес, полный деревьев, когда-то бывших людьми, и колдуна, который теперь тоже стал частью этого природного цикла.

— И что было потом? — спросил я, всё ещё находясь под впечатлением.

— Потом наступила тишина, — ответила Ульфия, её голос снова стал мягким.

— Лес на мгновение застыл, как будто скорбел по всем, кто когда-то был здесь живым. А потом птицы снова начали петь, ветер зашумел в листьях, и всё вернулось на свои места, будто никакой трагедии и не было. Будто здесь никогда и не жили люди. Лес взял их обратно, как своих потерянных детей.

Я замолчал, чувствуя, как этот рассказ ещё сильнее углубил моё понимание мира, в котором я оказался. Монеты, лес, судьбы людей — всё это было частью чего-то гораздо большего, чем я мог себе представить.

— Возможно, тот колдун и был посланником Безумного Ангела. А может, и сам Ангел явился в образе старца, чтобы наказать горделивых жителей Змеевки? — спросил я.

Ульфия задумчиво посмотрела на меня, её глаза слегка прищурились, как будто она решала, стоит ли мне рассказывать что-то большее. Я чувствовал, что её молчание скрывает нечто важное.

— Фабиан, — произнесла она наконец, её голос был глубоким и мягким, — ты задал интересный вопрос. Но, прежде чем я отвечу на твои вопросы, расскажи мне подробнее о вашем Ангеле. Как вы его себе представляете? Видел ли кто-нибудь его на самом деле?

Я посмотрел в огонь, собираясь с мыслями. Рассказать об этом было непросто, ведь сама идея существования Безумного Ангела была окутана легендами и тайнами, которые передавались от одного поколения к другому.

— Его видели лишь немногие, — начал я, стараясь вспомнить все, что мне рассказывали старейшины. — И все рассказы о нём датируются древними временами. Говорят, что этот Ангел когда-то служил высшему разуму, что управлял множеством миров. Он был верен и могуч, но однажды ему надоело подчиняться. Он отделился от того, кому служил, и создал свой собственный мир. Мир, в котором живём мы — Приболотье. Этот мир велик, но окружён болотами и непроходимыми горами, такими высокими, что никто из нас никогда не пересекал их, чтобы узнать, что за ними. Мы не знаем, что скрывают дальние земли. Возможно, там находятся другие миры, созданные иными высшими существами. Но для нас, жителей Приболотья, существует только наш мир. Мы ограничены его пределами.

Я замолчал на миг, глядя на Ульфию, пытаясь понять её реакцию. Она оставалась невозмутимой, слушая меня внимательно.

— Я слышал эти истории с уст старейшин, — продолжил я. — Но никто из местных жителей никогда не встречал Безумного Ангела лично. Его видели только в древности. Он являлся избранным, и о тех встречах говорят с почтением и страхом. Ангел силён, но его называют Безумным, потому что никто не может предсказать его действия. Он создал этот мир по своей прихоти и продолжает управлять им, но почему и как — никто не знает. Возможно, наказание для жителей Змеевки — это и был его способ напомнить нам, кто здесь властвует.

Я умолк, чувствуя, как слова повисли в воздухе, пропитанные тревогой и загадками. Ульфия долго молчала, и я уже начал думать, что она не ответит.

— Интересно, — протянула она, задумчиво склонив голову набок, словно перебирая в уме все детали. — Ваш Безумный Ангел… возможно, он и вправду связан с тем, что произошло. Но мой путь привёл меня из других земель, Фабиан, и у меня другие истории, иные легенды.

Её слова заинтриговали меня.

— Откуда ты пришла? — спросил я, всё больше ощущая её загадочность. — Как ты знаешь так много о Змеевке, если сама не из этих мест?

Она усмехнулась, но в её улыбке было что-то печальное.

— Мои земли далеко отсюда. Их никто не знает в Приболотье, потому что ваши болота и горы действительно преграждают путь. Но я пришла сюда не случайно. Старые легенды распространились даже за пределы ваших болот. Я знала эти истории, но пришла сюда не ради них.

— Тогда зачем? — тихо спросил я.

— Искать ответы. — Она замолчала, её глаза на мгновение опустились, словно она вспоминала что-то далёкое и личное. — Ответы на вопросы, которые касаются не только этого мира, но и моего. Ты думаешь, что твой Ангел создал Приболотье, потому что хотел управлять своим миром? Возможно, он сделал это не просто для власти, а потому что сам ищет что-то, что потерял. И его «безумие» — это всего лишь отчаяние того, кто не может найти то, что ищет.

Я почувствовал, как её слова задели что-то глубоко внутри меня. Возможно, и я сам искал что-то, чего не мог осознать до конца.

— Но, Фабиан, — продолжила она, — у каждого Ангела, у каждого колдуна и даже у каждого простого смертного есть своя история. И часто история тех, кого мы считаем нашими врагами, — это просто другая точка зрения. Твоя судьба связана с этой землёй, но, возможно, тебе предстоит узнать больше, чем ты ожидал.

Новый день

За разговором с Ульфией время пролетело незаметно, словно песок сквозь пальцы. Я не мог сказать точно, сколько прошло часов, но ночь подкралась, как всегда, внезапно. Стало понятно, что пора ложиться спать. Мы попрощались, и я отправился к себе, чувствуя странную смесь усталости и лёгкости одновременно.

В ту ночь мне ничего не снилось. Или, может быть, сны были, но я их не помнил. Просто чёрный, спокойный сон, без каких-либо образов или тревог. Когда я проснулся, утро уже пробивалось сквозь занавески. Лес за окном просыпался вместе со мной: пели птицы, лёгкий ветерок шевелил листья, а солнце медленно поднималось над кронами деревьев.

Сон прошёл, и на душе было удивительно легко. Я лежал в постели, слушая утренние звуки, и всё, что казалось таким значимым вчера, вдруг потеряло свой вес. Легенды, которые Ульфия рассказывала мне накануне, разговоры о тайнах Приболотья — всё это сейчас казалось далёким, почти фантастическим. Ночь отдаляла их от меня, как если бы я читал старую книгу, которую уже давно положил обратно на полку.

В комнате царила тишина, и я понял, что Ульфия ещё спит. Решив не беспокоить её, я тихо выбрался из дома и направился к лесу. Свежий утренний воздух был напоен ароматом трав и сосен. Я шёл по узкой тропинке, вдыхая каждый глоток этого свежего воздуха. Солнце, прорываясь сквозь кроны деревьев, оставляло на земле светлые пятна, а птицы — верные спутники утра — наполняли воздух своими мелодиями.

Воспоминания о вчерашнем вечере медленно всплывали в голове. Сколько всего было сказано, сколько загадок и тайн обсуждено… Но теперь, в этом ясном и тёплом свете, они казались призрачными. Всё, что казалось важным ночью, на свету утра утратило свою значимость. Наверное, так всегда бывает: ночью мысли становятся глубже, вопросы — серьёзнее, а утром всё это растворяется в свете нового дня.

Я бродил по лесу, чувствуя, как природа вокруг дышит жизнью. Утро было таким тихим и умиротворяющим, что мысли о каких-либо приключениях казались мне смешными. Это был день для простых дел, для того, чтобы наслаждаться моментом.

Пусть сегодня всё будет просто.

Листва над головой мягко шелестела, словно подмигивала солнцу. Я заметил, как на тонких паутинках, натянутых между ветвями, искрятся капли росы. Каждая капля — крошечный мир, отражающий утро и лес, как если бы природа решила оставить эти маленькие воспоминания о ночи. Я подошел ближе, внимательно вглядываясь в каждую из них, как будто надеялся увидеть что-то ещё, но видел лишь своё отражение в кристальной прозрачности.

Звуки леса наполняли воздух, но при этом не было ничего лишнего. Птицы щебетали где-то вдали, но их пение не казалось громким. Ветер шелестел листвой, но это был скорее шёпот, чем шум. Где-то журчал ручей, но его звук сливался с общим ритмом утра. Всё это было как единая симфония, которая играла не для кого-то, а просто так — потому что она есть.

Я шел дальше, углубляясь в лес, но не слишком далеко. Мне нравилось это ощущение лёгкой потерянности, когда ты не знаешь, куда приведёт тропинка, но это не важно. Всё вокруг было настолько знакомо, что я не мог по-настоящему заблудиться. Каждый уголок леса говорил со мной на каком-то глубоком, почти родном уровне.

Остановившись у небольшой поляны, я сел на камень и просто наблюдал за тем, как медленно тянется утро. Поляна была залита солнечным светом, а трава искрилась от росы, как сотни маленьких драгоценностей. Иногда в воздухе проносились бабочки, их крылья переливались на солнце. Я смотрел, как они легко и бесшумно скользят между цветами, и думал о том, как часто мы не замечаем таких простых вещей.

Мысли текли медленно, как вода в ручье. Никакой суеты, никаких тревог. Всё было на своём месте, как будто мир сегодня решил замедлиться, дать возможность просто существовать, не требуя от меня ничего взамен.

Я думал о том, что день, вероятно, пройдёт так же спокойно, как начался. Никаких грандиозных событий, никаких важных дел. И это было хорошо. Иногда нужны такие дни, когда можно просто позволить себе быть частью чего-то большего, не пытаясь всё осмыслить или найти смысл.

Лёгкость утреннего света окутывала меня, и я чувствовал, что это утро — маленький дар, напоминание о том, что иногда стоит просто остановиться и позволить миру быть самим собой.

Я сидел на камне, погружённый в тишину, которая, казалось, заполнила всё пространство вокруг. В голове не было ничего, кроме этих простых мыслей и наблюдений. Я смотрел, как солнце медленно ползёт по небу, разливая тёплый свет по всему лесу. Его лучи пробивались через густую листву, освещая отдельные участки земли, как будто играли в прятки с тенью.

Я заметил, как легкий ветерок коснулся ветвей ближайшей ели. Листья дрогнули, словно отвечая на этот призыв природы. Я понял, что давно не замечал таких простых вещей: шелеста травы, запаха влажной земли после ночной росы, звука, с которым птицы перебирают перья, когда готовятся к полёту. Всё это было вокруг меня всегда, но я редко давал себе время остановиться и просто быть свидетелем этого.

Прямо передо мной на поляне расцвела дикая ромашка. Она выглядела так хрупко, но в то же время крепко держалась за свою часть земли, как будто знала своё место в этом мире. Я задумался о том, как всё в природе обретает свой ритм, свою гармонию, если мы не пытаемся вмешиваться. Цветок растёт, когда ему нужно. Птицы поют, когда наступает утро. И ветерок начинает свой путь между деревьями, когда всё вокруг затихает.

Мои мысли блуждали, как листок, плывущий по воде. Иногда они касались того, что было вчера, иногда думали о том, что может быть завтра. Но в этот момент всё это не имело значения. Было только здесь и сейчас. Я чувствовал, как мои шаги становятся частью этого леса, как он впитывает меня в свою тишину и гармонию.

Я повернулся, чтобы посмотреть на тропинку, по которой пришёл. Она выглядела так, будто тянулась бесконечно вперёд, скрываясь среди деревьев. Где-то вдалеке, за этим зелёным морем, был дом, где спала Ульфия. Возможно, она уже проснулась, но спешить туда я не собирался. Утро только начиналось, и я решил задержаться здесь ещё на какое-то время, наслаждаясь моментом.

Здесь, в тишине, не было ни времени, ни пространства, только это утро, этот лес и мои размышления. И вдруг я понял, что это и есть настоящая свобода — позволить себе быть частью мира без каких-либо целей, без нужды что-то делать или куда-то спешить. Позволить себе просто наблюдать за тем, как день медленно разворачивается, словно длинная, неторопливая история.

Окружённый этим невероятным утренним покоем, я вдруг почувствовал, как внутри меня нарастает некое желание выразить благодарность. Необычное чувство — как если бы что-то внутри говорило мне, что я не просто случайный наблюдатель в этом мире, а часть чего-то большего. Я понял, что это был момент для молитвы — простой, но искренней благодарности.

Я не был человеком строгих обрядов, и моя связь с высшими силами была всегда какой-то личной, неподвластной общепринятым догмам. В такие моменты я часто обращался к тому, кого другие называют Безумным Ангелом. Он, по легендам, был творцом и хранителем этого мира, его дикой красоты и её скрытых законов. Возможно, он был непредсказуемым и капризным, но его творения всегда вызывали у меня восхищение.

Я закрыл глаза. Всё вокруг замерло, как если бы лес прислушивался к моим мыслям. Я начал говорить про себя, беззвучно, но с полной отдачей.

«Безумный Ангел,» — мысленно начал я, «благодарю тебя за этот мир. За утренний свет, который проникает сквозь деревья и согревает землю. За каждую ветку, каждый лист, что качается на ветру. За птиц, которые поют свою бесконечную песнь, не зная ничего о заботах, которые одолевают нас, людей. Их пение — это музыка природы, твоя музыка.»

Я открыл глаза, чтобы вновь взглянуть на этот лес. Всё вокруг казалось таким живым, но в то же время умиротворённым. Я продолжил:

«Спасибо тебе за зверей, что скрываются в этих лесах, за их мудрость и силу. Они живут по твоим законам, в гармонии с тем, что ты создал. Им не нужно задумываться о смысле своего существования — они просто существуют, и в этом своя великая мудрость. Они учат нас простоте и честности.»

Моя мысль блуждала, переходя от одного образа к другому. Я почувствовал, как мир вокруг меня словно раскрывается ещё больше.

«Я благодарен тебе за насекомых, за бабочек и пчёл, за их неустанную работу и красоту, что они приносят в этот мир. Даже самые маленькие существа здесь, на этой поляне, имеют своё место в твоём большом замысле. Они тоже часть твоего хаотичного, но удивительного мира, и я рад быть здесь, среди них.»

Я вдруг задумался о людях, о том, как они живут в этом мире, как часто они забывают о том, что их окружает. И я продолжил:

«Спасибо тебе за то, что ты заботишься о нас, людях. Мы часто забываем об этом, теряемся в своих мелочных заботах и тревогах, но ты всё равно продолжаешь поддерживать этот мир для нас. Ты даришь нам еду, воздух, воду — всё, что нужно для жизни. Мы редко это замечаем, но сейчас я это вижу. Я чувствую твою заботу в каждом звуке, в каждом движении леса.»

Моя молитва не была чётко структурированной, она текла, как поток, свободная, простая. Я не просил ничего — это была чистая благодарность за то, что у меня уже есть.

«И ещё я благодарен тебе за этот момент. За тишину и покой, которые я чувствую сейчас. За то, что ты даёшь мне возможность остановиться и просто быть частью этого прекрасного мира, который ты создал. Быть здесь, наблюдать за утренним светом, слушать лес — это всё, что мне нужно. Спасибо за это.»

Я замолчал, чувствуя, как внутри меня разливается тёплое чувство умиротворения. Молитва закончилась, но её эхо ещё звенело в моём сердце. В этот момент я понял, что не важно, кто ты и сколько у тебя вопросов к миру. Важно, что мир — этот лес, это утро — продолжает существовать, напоминая нам, что, несмотря на всю хаотичность, в нём всегда можно найти смысл.

Я открыл глаза и посмотрел на лес передо мной. Всё вокруг было тем же, но казалось, что я стал видеть его ещё яснее, ещё глубже.

Солнце уже поднималось выше, и его лучи стали теплее, пронизывая лес золотистым светом. Я чувствовал, как время ускользает, вместе с ним менялось и что-то во мне. Моя молитва к Безумному Ангелу оставила во мне ощущение глубокой благодарности и спокойствия, но теперь я заметил, что моё тело давало о себе знать. Я вдруг осознал, как проголодался.

«Пожалуй, пора возвращаться домой,» — подумал я, вставая с камня. Лес, как будто откликаясь на это решение, вдруг ожил вокруг меня каким-то новым, незнакомым шумом. Звуки, которые до этого были привычными и успокаивающими — шелест листвы, пение птиц, шорох под ногами, — вдруг обрели странный оттенок. Словно сами деревья шептались между собой. Звуки становились громче, наполняя воздух каким-то таинственным ритмом.

Я остановился и вслушался. Это был не просто ветер. Шум был глубоким, почти голосом, но я не мог разобрать слов. Всё вокруг казалось таким же, как и прежде: деревья, солнечные лучи, тени на земле. Но этот звук… Я оглядывался вокруг, стараясь понять, откуда исходит этот шум, что он означает.

Ощущение, что лес хотел что-то сказать, не покидало меня. Я стоял среди деревьев, чувствуя, как всё внутри меня начинает напрягаться. Было что-то неуловимое в этом шуме, как если бы сама природа обращалась ко мне, как если бы её голоса требовали внимания. Что-то древнее, что-то сокровенное пыталось выйти на поверхность, но я не мог понять, что именно.

Стоя в этой тишине, наполненной странным гулом, я вдруг почувствовал лёгкое предчувствие — не страх, но какое-то глубокое беспокойство. Как если бы лес звал меня. Возможно, он действительно нуждался в моей помощи, возможно, в этот момент произошло что-то, о чём я даже не догадывался. Я старался прислушаться, собрать воедино звуки, но они оставались размытыми, словно их слова были произнесены на языке, который я не мог понять.

Прошло несколько минут. Я стоял в замешательстве, не зная, что делать. Лес вокруг меня дышал этим странным шумом, и казалось, что в каждом дереве, в каждом листке скрыт какой-то ответ, который мне было не суждено узнать. Я пытался уловить хоть какой-то смысл, но ничего не происходило.

И вдруг всё стихло. Звуки растворились так же неожиданно, как и появились. Ветер вновь стал обычным, птичье пение вернулось к привычному ритму. Деревья перестали шептаться, и лес снова стал тем, чем был всегда — спокойным и умиротворённым.

Я медленно выдохнул, чувствуя, как возвращаюсь к реальности. «Что это было?» — подумал я, но ответов не было. Лес вновь был лесом, обычным, тихим, таким, каким я его знал с самого начала.

Почувствовав лёгкое разочарование и усталость, я решил, что пора возвращаться домой. Медленно пошёл по тропинке, снова наслаждаясь обычными звуками природы, но где-то в глубине меня всё ещё жило то странное предчувствие. Лес, как будто на мгновение, открыл мне нечто большее, но так и не дал ответов.

Шагая по тропинке, я размышлял о том, что произошло. Были ли это лишь мои фантазии? Или лес действительно пытался что-то сказать? Возможно, это останется для меня загадкой, как многие другие тайны этого места.

Тропинка вывела меня обратно к дому. День уже начал вступать в свои права, солнце светило ярче, и мир вокруг вновь стал привычным. Я почувствовал, как голод возвращается сильнее, и решил больше не тратить время на раздумья. С этими мыслями я подошёл к двери, глубоко вдохнув свежий воздух, и открыл её, возвращаясь в тёплый уют дома.

Меня встретил аромат свежесваренного кофе, который наполнил маленькое пространство уютом и теплом. Ульфия уже проснулась, как я и предполагал, и встретила меня лёгкой улыбкой.

— Доброе утро, Фабиан, — сказала она, наливая себе кофе в глиняную кружку. — Хочешь присоединиться? Я как раз сварила.

Я не мог отказать — утро было долгим, а после прогулки и всех этих странных звуков, что слышались в лесу, мне не терпелось немного расслабиться. Я взял предложенную кружку и сел напротив неё за деревянный стол.

Мы молча отпили по глотку. Горьковатый, но бодрящий вкус кофе разлился по моему телу, словно возвращая мне силы. Я задумчиво смотрел на тёмную жидкость в своей кружке, но не мог избавиться от мысли о том, что произошло в лесу. Хотелось спросить у Ульфии, не чувствовала ли она чего-то необычного, но её лёгкий и непринуждённый настрой заставил меня отложить эту мысль.

— А скажи-ка мне, Фабиан, — вдруг начала она, сделав вид, будто вопрос незначительный, — как там твоя работа смотрителя? Часто ли у тебя бывают такие спокойные дни, как сегодня?

Я улыбнулся, отставив кружку. Вопрос был ожидаемым.

— Работа… она разная бывает. Чаще всего спокойная, как сегодня, но иногда случаются моменты, когда лес требует большего внимания. У нас же тут не просто лес, ты знаешь. — Я сделал паузу и добавил: — Но таких моментов, как сегодняшний, редко бывает. Иногда кажется, что лес сам с тобой разговаривает.

— Да? — спросила она с интересом, приподняв бровь. — И как же ты, смотритель, чувствуешь себя в такие моменты? Ведь тебе ещё за это и платят.

Я рассмеялся.

— Немного, если честно, — ответил я. — Хватает на еду, да на кое-какие вещи по хозяйству. Моя работа — не ради богатства, скорее ради того, чтобы жить в гармонии с лесом и с самим собой.

Она подперла голову рукой и задумчиво посмотрела на меня.

— Но ты ведь не всегда будешь один, Фабиан? — продолжила она, переходя к следующему вопросу, который витал в воздухе. — Ты же думал о том, чтобы когда-нибудь… жениться?

Я чуть не поперхнулся кофе, не ожидая такого поворота. Ульфия всегда была прямолинейной, но на этот раз её вопрос застал меня врасплох.

— Жениться? — повторил я, чтобы выиграть несколько секунд. — Ну, если честно, не задумывался об этом всерьёз. Моя жизнь здесь, в лесу, довольно уединённая. Не думаю, что многие захотели бы разделить её со мной.

Она слегка прищурилась и усмехнулась, как будто знала что-то, чего не знал я.

— Всё может измениться, Фабиан. Лес большой, и в нём скрыто много удивительного. Кто знает, может, где-то там тебя уже ждёт твоя судьба.

Я пожал плечами, пытаясь отмахнуться от её слов, но мысль о том, что лес и правда может преподнести сюрпризы, поселилась у меня в голове. Ульфия наблюдала за мной с лёгкой улыбкой, как будто уже знала ответ на свои вопросы, а я снова сделал глоток кофе, чувствуя, как эта беседа уводит меня в мысли, от которых я раньше старался уходить.

Наш разговор продолжался, но я всё ещё чувствовал лёгкую тень тех звуков, что слышал в лесу. Лес как будто тоже ждал чего-то — как и Ульфия, которая, похоже, видела во мне что-то большее, чем я сам.

Второе путешествие в Змеевку

После недолгой паузы, собравшись с мыслями, я все же решил рассказать Ульфие о том странном шуме, что слышал в лесу.

— Знаешь, — начал я, отставив чашку на стол, — сегодня утром, когда я возвращался… было что-то странное. Лес… будто хотел что-то сказать. Я слышал шум, но не мог разобрать слов. Это было, словно сами деревья шептались между собой, будто звали меня. Но потом всё внезапно стихло, и я не смог понять, что это значило.

Ульфия сразу насторожилась. Она внимательно посмотрела на меня, и её обычно спокойные глаза вдруг стали серьёзными.

— Лес не всегда просто молчит, — тихо произнесла она, словно размышляя вслух. — Иногда он действительно пытается что-то сказать. Но если ты ничего не понял… — она на секунду замолчала, обдумывая что-то. — Может быть, нам нужно отправиться в Змеевку ещё раз. Мне кажется, мы упустили что-то важное. Мы не получили все ответы тогда.

Я почувствовал, как что-то внутри меня откликнулось на её слова. Змеевка, та странная деревушка у подножия гор, всегда вызывала во мне смешанные чувства. Но она была местом, где нередко появлялись загадки. Если лес действительно хотел передать нам что-то, то, возможно, это место действительно скрывает разгадку.

— Думаешь, нам стоит снова туда пойти? — спросил я, чувствуя легкое волнение.

— Думаю, да. Мы должны разобраться, что там происходит, — ответила она уверенно, поднимаясь с места. — Собирайся, Фабиан. Мы отправляемся в Змеевку.

***

Мы шли по лесной тропинке, окружённые густой зеленью, и на этот раз тишина не казалась мне умиротворяющей, как обычно. Она была наполнена ожиданием. Лес был по-прежнему спокоен, но в воздухе витало нечто тревожное. Ульфия шла впереди, целеустремлённо шагая по узкой тропе, и я следовал за ней, периодически оглядываясь на деревья, будто они снова могли начать говорить.

Время от времени свет пробивался сквозь кроны, заливая путь золотистыми полосами. Птицы мелькали в ветвях, но на этот раз их пение казалось приглушённым, словно даже природа ждала чего-то, затаившись.

Мы шли мимо поляны, где высокие травы покачивались под лёгким ветерком, и я вдруг вспомнил свой сон. Эти странные люди в капюшонах… Я долго думал, стоит ли говорить об этом с Ульфией, но молчание между нами начало напрягать меня. Наконец я решился.

— Ульфия, — начал я, подходя ближе к ней. — В последнее время мне снятся странные сны. Люди в капюшонах. Они не говорят, но мне кажется, что они наблюдают за мной. Кто они? Это просто сны, или ты что-то об этом знаешь?

Ульфия продолжала идти, не поворачивая головы. Она молчала так долго, что я уже начал думать, что она вовсе не ответит. Наконец, она слегка повернула голову в мою сторону и произнесла тихим, но напряжённым голосом:

— Фабиан, все ответы ты найдёшь в Змеевке. Иногда лес раскрывает то, что скрыто за гранью наших снов и реальности. Не ищи ответы здесь, пока мы не доберёмся туда.

Её слова лишь усилили во мне ощущение неясной тревоги. Я чувствовал, что она знала больше, чем говорила, но не собиралась раскрывать всё прямо сейчас.

Мы продолжали путь. Тропа становилась всё более извилистой, ведущей к подножию гор. Лесные деревья сменялись более низкими, а трава становилась реже. Впереди уже виднелись серые каменные утёсы, и вскоре я увидел знакомые очертания небольших построек Змеевки.

Тишина между нами стала более густой, как и воздух вокруг, наполненный неким ожиданием.

Когда мы с Ульфией наконец подошли к Змеевке, я сразу почувствовал, что что-то изменилось. В прошлый раз, когда мы были здесь, деревня казалась странно безмолвной. Жители не обращали на нас внимания, их взгляды были пустыми, словно они не замечали ни нас, ни друг друга. Но теперь… теперь всё было иначе.

С первых шагов по узким улочкам я заметил, что люди начали обращать на нас внимание. Кто-то из них стоял у своих домов, кто-то медленно проходил мимо, украдкой бросая на нас взгляды, но на этот раз в их глазах был явный интерес. Даже если они старались не показывать этого открыто, я чувствовал, что наше появление было замечено. Некоторым жителям это явно не нравилось — их лица были настороженными, порой даже мрачными. Другие просто смотрели с тихим любопытством.

Я поймал взгляд одной женщины, которая стояла у своего дома, держа на руках корзину с овощами. Она смотрела прямо на нас, не отрываясь, как если бы хотела что-то сказать, но не решалась. Я шагнул было в её сторону, но Ульфия мягко потянула меня за руку, остановив.

— Не сейчас, — сказала она тихо. — Сначала нам нужно попасть к старосте.

Я кивнул, и мы продолжили путь к дому старосты. Но когда мы подошли к нему, я заметил, что двери были закрыты. В прошлый раз они были распахнуты, и мы могли войти свободно, но теперь что-то изменилось. Вокруг дома было странно тихо. Никого не было видно, и дверь выглядела запертой — даже занавески на окнах были закрыты, скрывая внутреннее пространство от чужих глаз.

— Что-то не так, — сказал я, чувствуя нарастающее беспокойство. — Почему дом старосты закрыт? Он же обычно здесь, верно?

Ульфия осмотрела дверь и кивнула.

— Да, это странно. Что-то явно изменилось. Жители смотрят на нас по-другому, дом заперт… Возможно, он что-то знает или прячется от нас. В любом случае, нам нужно разобраться.

Я оглядел деревню ещё раз. Люди продолжали наблюдать за нами издалека, как если бы они знали что-то важное.

На этот раз я ощущал в воздухе что-то большее, чем просто любопытство. Это было как тягучее, плотное чувство — смесь недоверия и скрытого страха.

— Что будем делать? — спросил я, вновь обращая взгляд на Ульфию.

Она немного подумала, всматриваясь в дом старосты, затем медленно повернулась ко мне.

— Нужно поговорить с кем-нибудь из местных. Возможно, они знают, куда пропал староста. И мне кажется, что теперь они более готовы говорить с нами. — Она посмотрела на женщину с корзиной, которая продолжала смотреть в нашу сторону. — Давай начнём с неё.

Мы медленно подошли к той женщине, и когда я был уже рядом, она опустила глаза, делая вид, что занята своими делами. Однако, когда мы остановились, она не смогла скрыть беспокойства и подняла взгляд.

— Простите, — начал я, стараясь говорить спокойно и непринуждённо. — Мы ищем старосту. Не знаете, где он?

Женщина немного замялась, бросая тревожные взгляды в сторону других домов. Я чувствовал, что она колебалась между страхом и желанием что-то сказать.

— Староста… ушёл, — ответила она наконец, почти шёпотом. — Его нет с самого утра. И не знаю, когда вернётся. — Её голос дрожал, и она снова опустила взгляд, будто опасалась продолжать разговор.

— Ушёл? — переспросил я, чувствуя, как внутри меня нарастает странное ощущение тревоги. — Но куда?

Женщина быстро оглянулась вокруг, словно проверяя, не подслушивает ли кто-то ещё, и тихо добавила:

— Он говорил, что «слышим зов гор». Сказал, что там ответы. Но это всё, что я знаю. Будьте осторожны.

Ульфия нахмурилась и мягко поблагодарила её, после чего мы отошли немного в сторону, чтобы обсудить услышанное.

— «Зов гор», — произнесла она, глядя куда-то вдаль. — Это что-то новое. Я знала, что Змеевка хранит тайны, но староста никогда не говорил ни о каком зове.

— Думаешь, нам тоже стоит пойти туда? — спросил я.

— Пожалуй, это наш единственный путь, — тихо ответила она. — Все ответы действительно могут быть там.

Я кивнул, чувствуя, как нечто важное приближается. Ответы были всё ближе, и я знал, что впереди нас ждёт нечто гораздо более серьёзное, чем просто тени прошлого.

Женщина с корзиной, услышав наш разговор, явно встревожилась. Она сделала шаг назад, оглядывая нас исподлобья, и тихо, но настойчиво произнесла:

— Не ходите туда. Горы — не место для людей. Те, кто уходят туда, редко возвращаются… Или уже не такими, как были.

Её слова прозвучали как предупреждение, и я ощутил в них что-то большее, чем простое суеверие. Казалось, она действительно верила, что поход в горы — плохая идея. Но, несмотря на её тревогу, я знал, что мы не можем отступить. Лес и странные знаки, которые мы увидели, уже вели нас по этому пути, и возвращаться назад было бы ошибкой.

— Мы понимаем, — ответил я мягко, пытаясь не показать свою собственную тревогу. — Но у нас нет другого выбора. Что бы ни происходило, мы должны узнать правду.

Женщина, заметив нашу решимость, тяжело вздохнула, но потом, смягчившись, сделала шаг ближе.

— Ну что ж… Если вы уж настаиваете, тогда хотя бы зайдите ко мне в дом, перекусите, — предложила она. — Дорога в горы длинная и опасная. Вам понадобится тёплая одежда, еда и вода.

Мы кивнули в знак благодарности и последовали за ней. Её дом стоял неподалёку — скромный, с деревянной крышей и садом за забором. Внутри было тепло, пахло травами и свежеиспечённым хлебом. Мы с Ульфией уселись за стол, пока хозяйка быстро разложила перед нами нехитрые закуски: ломти хлеба, кусочки сыра, немного сушёного мяса и, конечно, чай из местных трав.

— Кто вы такие? — вдруг спросила она, когда мы начали есть. — Что вы ищете в этих горах?

Я отпил глоток горячего чая и решил ответить честно.

— Меня зовут Фабиан, — сказал я, слегка наклонив голову в знак уважения. — Я родом из соседнего хутора, близ Лесной Долины. Когда-то бывал здесь, в Змеевке, но давно.

Женщина внимательно посмотрела на меня, и в её глазах что-то вспыхнуло.

— Фабиан? — произнесла она с тихим удивлением. — Значит, это ты… Я давно не видела тебя, но слышала о твоём хуторе. Все говорили, что ты ушёл в лес смотрителем, и вот ты вернулся…

— Да, — подтвердил я, слегка улыбнувшись, удивлённый тем, что она меня узнала, хотя прошло столько времени.

Затем Ульфия взяла слово, и я почувствовал, как напряжение в комнате возросло.

— Меня зовут Ульфия, — начала она спокойно. — Я не из Приболотья, но когда-то жила здесь, в Змеевке. Это было очень давно. Мои родители увезли меня, когда я ещё была девочкой, и мы покинули эти места. Но теперь я вернулась… чтобы узнать тайну своих предков.

Слова Ульфии прозвучали тяжело. Женщина замерла на мгновение, взглянув на неё с подозрением. Её глаза чуть прищурились, как будто она что-то вспомнила, но решила не говорить вслух. В её взгляде появилось недоверие, и я почувствовал, что она не совсем доверяла Ульфие. Однако, она ничего не сказала.

— Время многое меняет, — только и произнесла женщина, медленно кивнув. — Возвращение в прошлое… непростая задача.

Мы закончили еду в молчании, а затем хозяйка предложила нам взять с собой немного припасов: куски хлеба, сушёное мясо и флягу с водой. Заплечный мешок с тёплыми вещами. Она словно знала, что дорога будет долгой и нелёгкой.

— Возьмите это. Вам понадобится, — сказала она тихо, когда мы собрались уходить. — И ещё… да благословят вас силы, чтобы вы вернулись невредимыми. Не каждый решается отправиться в горы.

Она проводила нас до начала дороги, ведущей к горам, и молча смотрела, как мы уходим. В её взгляде было что-то вроде беспокойства или даже печали, но она больше не пыталась нас отговорить.

Когда мы вышли на тропу, ведущую вверх по холмам, тишина природы окружила нас. Лес постепенно редел, уступая место каменным уступам и покрытым мхом валунам. Воздух здесь был прохладнее, и ветер усиливался, неся с собой таинственный шёпот. Впереди возвышались горы, покрытые густыми облаками, словно сами вершины скрывали от нас свои тайны.

Мы шли медленно, прислушиваясь к звукам леса, когда я снова заговорил:

— Ульфия, — начал я осторожно. — Что это за люди в капюшонах, которые мне снились? Кто они?

Она долго молчала, не сразу отвечая, а лишь смотрела вперёд, будто раздумывая над чем-то.

— Не спрашивай меня об этом сейчас. Мы скоро узнаем всё сами.

Предостережение

Мы шли молча, уже давно не разговаривая. Лес вокруг нас стал гуще, а дорога всё более каменистой и труднопроходимой. Солнце клонилось к горизонту, и тени становились длиннее, обнимая деревья и траву. Воздух здесь был сырой, словно сам лес был наполнен туманом, который ещё не поднялся. Я начал чувствовать усталость — не столько физическую, сколько внутреннюю. Путь в горы всегда выматывал, а неизвестность впереди угнетала ещё больше.

— Ульфия, — тихо окликнул я, когда мы добрались до небольшой поляны, окружённой мшистыми камнями. — Давай остановимся здесь. До гор ещё далеко, а уже темнеет. Я не думаю, что стоит идти дальше, пока свет совсем не погас.

Она молча кивнула, явно тоже чувствуя усталость. Мы выбрали место под большим деревом, его ветви были густыми, и можно было надеяться, что оно укроет нас от ветра, который начал усиливаться. Я снял заплечный мешок и принялся распаковывать припасы, которые дала нам женщина. Ульфия уселась неподалёку, поджав ноги, и глядела куда-то вглубь леса, словно что-то видела там, чего не замечал я.

— Что ты думаешь? — спросил я, разжигая небольшой костёр. Пламя мягко заплясало в ночной тишине, давая хоть немного тепла и света. — У нас хороший шанс добраться до гор, если будем идти на рассвете. Но меня беспокоит то, что нас ждёт там. Ты ничего не говоришь о том, что мы можем найти.

Ульфия, не отрывая взгляда от леса, наконец, медленно повернула голову ко мне.

— Я не знаю, что нас ждёт, — тихо ответила она. — Но это не просто путь. Это нечто большее. У меня такое чувство, что мы не только идём к горам, но и ко всему, что я потеряла, когда уехала отсюда. Словно весь мой род… остался здесь.

Я кивнул, подбрасывая веточку в костёр, которая тут же ярко вспыхнула.

— Думаешь, в горах мы найдём ответы? — спросил я, вглядываясь в её лицо.

Она снова посмотрела в сторону.

— Не знаю, Фабиан. Но я чувствую, что где-то там, среди этих вершин, кроется что-то важное для меня. Возможно, для нас обоих.

Тишина вновь опустилась между нами, только костёр тихо потрескивал, разбавляя эту тяжесть. Я знал, что в словах Ульфии есть правда, но вместе с ней было что-то неуловимое, что угнетало меня. Мои сны, видения… что-то в этом путешествии было неправильным, но отступить я не мог. Мы уже зашли слишком далеко.

— Ладно, — сказал я, откидываясь на траву. — Нам нужно набраться сил. Спать под открытым небом — не самое приятное занятие, но лучше, чем блуждать в ночи.

Я улёгся у костра, чувствуя, как тепло от огня постепенно обволакивает меня. Ульфия тоже устроилась рядом, но я заметил, что она долго не могла уснуть. Её глаза всё так же были устремлены вдаль, за пределы нашей маленькой, освещённой костром, поляны. Она словно что-то видела там, где тьма сгущалась плотной стеной.

— Ульфия, — тихо произнес я, уже погружаясь в дремоту. — Не беспокойся. Мы найдём ответы.

Но ответа не последовало, и вскоре я провалился в сон, полный тревожных образов.

Мне снился странный сон. Тяжёлый и вязкий, словно сам лес, в который мы углублялись. Всё вокруг было окутано густым туманом, и деревья возвышались, как молчаливые стражи, их ветви скрипели от ветра. Я стоял на той самой тропе, что вела к горам, но ноги словно приросли к земле — я не мог сдвинуться с места. В этот момент из тумана появился силуэт, высокий и согбенный. Это был, незнакомый мне, мужчина, примерно лет шестидесяти.

Старик приближался медленно, будто шаги его отрывались от земли с трудом. Лицо его было суровым, но одновременно измождённым, как у человека, который видел слишком много. Он остановился передо мной, вглядываясь в мои глаза так, что я почувствовал, будто его взгляд пронзает меня насквозь.

— Фабиан… — голос старика был глубоким, но с нотками усталости. — Ты идёшь в горы. Ты не догадываешься, какие испытания ждут тебя впереди.

Я попытался что-то сказать, объяснить ему, что у нас нет другого выбора, но слова застряли в горле. Туман становился всё плотнее, сгущаясь вокруг нас, словно даже воздух сопротивлялся этому разговору.

— Эти горы… — продолжил старик, подойдя ближе. — Они не прощают ошибок. Многие пытались, но никто не вернулся таким, каким был. Если ты пойдёшь дальше, то вернёшься другим, если вообще вернёшься. Это место не для тебя, Фабиан. Ты слишком многого не знаешь.

Его слова звучали как пророчество, но вместо страха я ощущал нечто другое — глухую решимость. Казалось, что в глубине души я уже знал, что должен идти, несмотря на все предупреждения.

— Но я должен, — попытался вымолвить я, и наконец-то слова сорвались с губ. — Я должен узнать правду. Ульфия… её предки, мои сны… всё указывает на то, что ответы там, в горах.

Старик качнул головой, словно уже слышал подобные речи раньше.

— Ответы, говоришь… Но иногда ответы могут быть страшнее, чем незнание. Не все тайны должны быть раскрыты, Фабиан. Есть вещи, которые лучше оставить в прошлом, похороненные под камнями, где им и место.

Он сделал шаг назад, его глаза теперь стали холодными, почти пугающими. В этот момент меня охватила странная тревога — как будто все мои сомнения, которые я скрывал глубоко внутри, выплыли на поверхность.

— Я прошу тебя, — голос старика был тверд, как камень, — пока не поздно, поворачивай назад. Вернись в свою долину, к жизни, которую ты знаешь. Не всё стоит искать, и не всё можно найти, не заплатив ужасную цену.

Его слова эхом разносились в моём сознании, и на миг я почувствовал тяжесть его предостережений. Но даже несмотря на это, я знал, что не могу повернуть назад. Что-то внутри меня гнало вперёд, и даже старик, со всей своей мудростью и опытом, не мог остановить этого.

Я хотел ответить ему, но внезапно всё вокруг стало ещё более расплывчатым, туман начал поглощать его фигуру, его голос становился всё тише.

— Вернись… пока не поздно…

Эти слова эхом отдавались в моей голове, когда я внезапно проснулся. Мой лоб был мокрым от пота, сердце колотилось в груди, словно в ней бился барабан. Огонь в костре уже почти погас, и рядом дремала Ульфия, её лицо было спокойно, будто она не видела тех ужасов, что преследовали меня во сне.

Я сел, обхватив голову руками, и тяжело выдохнул. Сон казался настолько реальным, что я всё ещё чувствовал присутствие старика рядом. Его слова продолжали звучать у меня в ушах.

«Не всё стоит искать.»

Я закрыл глаза, пытаясь привести мысли в порядок, но тревога не отпускала.

Когда утро начало своё тихое восхождение, туман, окутывавший лес, медленно рассеивался, уступая место первому свету дня. Солнце, словно робкое, но настойчивое существо, постепенно пробивалось сквозь плотные, плетущиеся друг за другом ветви деревьев. Лучи его были не резкими, как в полдень, а мягкими, будто прощупывающими мир вокруг нас. Они касались земли, словно золотые нити, осторожно ткали свет на листьях, на земле, на моём лице, окрашивая всё вокруг в тёплые, золотисто-янтарные тона. В это время лес, казалось, пробуждался к жизни, но не шумно и бурно, а медленно, словно выдыхая и принимая свет нового дня. Это было как обряд, священное действо, в котором не участвовал никто, кроме природы.

Я сидел на влажной от утренней росы траве, размышляя о своём ночном кошмаре, который казался теперь отголоском далёкого, но всё ещё реального мира. Образы из сна не отпускали меня. Тягучее чувство неизбежности — всё это ещё ощущалось в глубинах моего сознания, как будто граница между сном и реальностью осталась проницаемой. Деревья вокруг, несмотря на свет утреннего солнца, всё ещё хранили что-то таинственное, их тени были длинными и глубокими, как если бы они всё ещё цеплялись за остатки ночи, скрывая в себе нечто непроизнесённое.

Я чувствовал, что что-то изменилось не только во мне, но и в самом лесу. Ночь оставила свой отпечаток, нечто большее, чем просто страх, осталась в воздухе — словно лес стал частью этого кошмара, частью загадочного мира, где призраки и тени жили своей жизнью.

Ульфия, лежавшая неподалёку, ещё не проснулась. Но вскоре её дыхание изменилось, стало более глубоким и осознанным. Она начала медленно тянуться, как если бы в этот момент её тело возвращалось из другого мира, из сна, столь же таинственного, как и мой. Её движения были плавными, но напряжёнными, словно она сдерживала в себе что-то невидимое, некую силу, которую не хотела сразу отпускать.

Но вот, внезапно, она замерла, будто что-то осознав. Её глаза мгновенно распахнулись, и она резко села, взгляд её был полон тревоги и решимости.

Я почувствовал, что между нами, как и между лесом и светом этого утра, вдруг возникла невидимая связь. Как будто то, что произошло ночью — в моём кошмаре и в её сне — было лишь началом. Как будто она знала, что-то, что мне ещё предстояло понять. Её глаза горели не столько тревогой, сколько знанием, словно она видела нечто за пределами моего понимания, нечто, что приближалось к нам с каждым мгновением.

— Что случилось? — спросил я, хотя и сам не был уверен, что хочу услышать ответ.

— Фабиан, — сказала она уверенно, как будто её одарили откровением свыше. — Я видела пророческий сон. Теперь я знаю, куда нам нужно идти. Нам нужно к Плачущей Горе.

Кочевники

Я замер. К Плачущей Горе? Внутри всё похолодело от ужаса. Легенды, которые я с детства слышал о том месте, вспыхнули в памяти, как ожившие тени из прошлого.

— К Плачущей Горе? — повторил я, едва сдерживая дрожь в голосе. — Ты уверена, Ульфия? Это… это ужасное место. Там… живёт… Безумный Ангел.

Мои слова, казалось, на мгновение повисли в воздухе, словно сам лес насторожился при упоминании этого имени.

Если кому-то и доводилось встретить его, то результат всегда был непредсказуем: кто-то бесследно исчезал, кто-то возвращался, утратив разум, а иные, говорят, навеки терялись во времени, проживая одно и то же мгновение, как в заточении. Старые сказания предостерегали нас: нельзя безнаказанно явиться в чертоги Ангела.

Ульфия внимательно смотрела на меня, не отводя взгляда.

— Да, — сказала она тихо, но твёрдо. — Я видела его. В своём сне. Плачущая Гора — это не просто место, это ключ к ответам, которые мы ищем. Я чувствую это. Нам нужно туда, Фабиан. Я знаю, это опасно, но другого пути нет.

Я отвернулся, пытаясь собраться с мыслями. Страх, который медленно поднимался из глубин моего сознания, стал почти осязаемым. Я не хотел признаваться ей, но именно этого я боялся больше всего. Старик во сне тоже предупреждал, что нам не стоит идти в горы. А теперь — Плачущая Гора?

— Ульфия, ты понимаешь, что это значит? — спросил я, пытаясь сохранить спокойствие. — Мы не знаем, что нас там ждёт. Если легенды хоть на половину правдивы, то мы можем больше никогда не вернуться.

Она молчала, но её лицо выражало решимость. Я понял, что она не собирается отступать. Её интуиция, её пророческий сон казались ей важнее всех предостережений и страхов.

— Фабиан, — тихо произнесла она, — мы прошли слишком далеко, чтобы остановиться. Я не знаю, что ждёт нас у Плачущей Горы, но я чувствую, что именно там мы найдём ответы. Мы не можем больше отступать. Я знаю, ты боишься, я тоже боюсь, но я верю, что этот путь предназначен для нас.

Её слова прозвучали с такой искренностью, что я на мгновение засомневался в её страхах. Но воспоминания о Безумном Ангеле снова всколыхнулись во мне, и я понял, что именно тут, в этот момент, я испугался по-настоящему. Не ночного кошмара, не усталости дороги, а того, что нас ждёт за пределами легенд и преданий.

Плачущая Гора. Безумный Ангел.

Это место не прощает ошибок.

***

Плачущая Гора возвышалась над всеми остальными вершинами, как молчаливый и величественный монумент, отделяющий мир живых от мира неизведанного. Она была видна издалека: мрачная, суровая, окутанная постоянным слоем тумана, который словно не рассеивался никогда. Даже в ясные дни, когда солнце озаряло весь остальной горный массив, над Плачущей Горой всегда клубились тяжёлые облака. Вокруг её вершины висел серый покров, точно нависая над обрывами, как траурная завеса.

Люди рассказывали, что в определённые ночи, когда луна становилась полной, с Плачущей Горы доносились странные звуки — то ли стон, то ли плач. В тусклом свете лунного сияния можно было увидеть, как вершина горы, словно сама по себе, источает светящиеся капли, которые, скатываясь вниз, создают иллюзию того, что гора плачет. Отсюда и её название.

К подножию горы вела единственная тропа, узкая и едва заметная среди густых зарослей и каменных обломков. Дорога была опасной, терялась среди скал и пропастей. У её основания лежало Мёртвое Озеро — его воды были чёрными, словно нефть, и холодными как лёд. Говорили, что в этом озере нет ни жизни, ни движения. Даже ветер, который иногда нёсся по горам с яростью хищного зверя, никогда не трогал его гладь.

Сама гора была изрезана глубокими ущельями и обрывами. Её склоны были покрыты сухим мхом и лишайниками, но ни одно дерево или кустарник не росли здесь. Она будто была оторвана от жизни, забытая временем. На её склонах виднелись пещеры и трещины — чёрный зев, ведущий в глубины, где, как считали древние, обитали тени прошлого. Многие верили, что в этих пещерах скрываются души тех, кто когда-то пытался покорить эту гору и не вернулся.

Но самым странным был вид её вершины. Она была плоской, словно её срезали чудовищным ударом гигантского лезвия. На этом плоскогорье стоял каменный круг — древние монолиты, выстроенные так, что издалека они казались то ли руинами храма, то ли сторожевыми башнями. Говорили, что это было место поклонения, где когда-то давно люди приносили жертвы, чтобы умиротворить Безумного Ангела, который жил там.

Те немногие, кто возвращался из похода на Плачущую Гору, были невменяемы. Они говорили о глазах, что следят за каждым шагом, о голосах, что звучат внутри головы, о страхе, который проникает в самое сердце.

Склоны горы были изрезаны следами давних обвалов и лавин. Некоторые участки были почти вертикальными, обрываясь в пустоту, а другие казались лабиринтами из камня, где легко потеряться. На них не было ни троп, ни намёков на то, что кто-то когда-либо здесь проходил. Они были пустынны и враждебны, как сама смерть. Но где-то в этих скалах, как верили, скрывался проход к вершине, к самому сердцу Плачущей Горы.

Она была не просто геологическим образованием, она была символом всего таинственного и опасного, что скрывала природа. Местом, где сливались страх, мистицизм и древняя мудрость. Местом, где можно было найти ответы, но, возможно, не те, что искали.

Плачущая Гора, окутанная вечным мраком, всегда казалась местом, где реальность и мифы переплетались в одно целое.

У её подножия росли редкие искажённые деревья, будто изломанные невидимой силой. Их ветви тянулись к небу, словно просили о пощаде, но ответа не было. Только гулкий ветер, который непрерывно гулял по ущельям, выл среди древних скал, как предвестник беды. Туман, никогда не покидавший склонов горы, словно дышал вместе с ней, то сгущаясь, то рассеиваясь, закрывая верхушку горы от любопытных взглядов. Говорили, что в этот туман нельзя входить без благословения, иначе он будет душить тебя, поглощая все твои страхи и усиливая их до такой степени, что можно сойти с ума.

На самой вершине горы, там, где стояли монолиты, всегда было холодно, даже в разгар лета. Вечный лёд, который покрывал камни, оставался загадкой для всех, кто слышал о Плачущей Горе. Ни одно живое существо не выживало там — ни птицы, ни звери не осмеливались приблизиться к этому месту. Легенды утверждали, что каждый камень на вершине был свидетелем чьей-то смерти, и что крики тех, кто осмелился подняться, до сих пор можно услышать в ветре, пронизывающем гору насквозь.

Гора была известна тем, что постоянно меняла своё лицо. Проходы, которые существовали раньше, могли исчезнуть на следующий день, словно сами камни двигались, закрывая путь или открывая новые тропы. Местные старейшины говорили, что гора жива и она выбирает, кому дать пройти, а кому — нет. Она могла играть с теми, кто пытался покорить её вершины, превращая их путешествие в бесконечное блуждание по бескрайним лабиринтам скал.

Плачущая Гора всегда была местом, которое пугало и притягивало одновременно. Вокруг неё витали сотни историй, каждая из которых была связана с трагедией, но никто не мог с уверенностью сказать, что эти истории не просто мифы.

Именно туда и хотела отправиться со мной Ульфия.

***

Мы с Ульфией позавтракали остатками еды, которую дала нам та добрая женщина, и снова отправились в путь. Дорога петляла через густой лиственный лес, и вокруг нас царила тишина, нарушаемая только шорохом наших шагов по влажной земле.

Прошло несколько часов, когда впереди, среди деревьев, я заметил дым. Пройдя немного дальше, мы увидели небольшой лагерь — палатки, расставленные на поляне, и несколько людей, сидящих у костра. Это были кочевники, по их виду сразу можно было понять. Их простая одежда была удобной для долгих путешествий, на поясах висели ножи и сумки, а их лица, загорелые и суровые, говорили о многолетних странствиях.

Они казались спокойными, как будто их не беспокоило ничто вокруг. Один из мужчин, сидя на камне, что-то тихо напевал, глядя на огонь, а другие, прислонившись к деревьям, отдыхали после долгого пути. Лошади паслись неподалеку, привязанные к стволам. Неожиданно один из кочевников заметил нас и коротко кивнул в знак приветствия. Мы замедлили шаги, обдумывая, стоит ли приближаться, но их спокойствие вселяло уверенность.

Мы с Ульфией переглянулись, и, не сговариваясь, решили, что было бы разумно задержаться у этих кочевников на ночь. Наши запасы еды и воды почти закончились, а впереди нас ждала неизвестность. Остановиться здесь, рядом с людьми, которые, судя по всему, знали, как выживать в пути, казалось хорошей идеей.

Я шагнул вперёд, чтобы обратиться к ним. Мужчина, который первым заметил нас, встал и подошёл, его лицо было суровым, но в глазах не было враждебности.

— Приветствую, — сказал я. — Мы с моей спутницей уже долгое время в пути. Наши запасы истощились, и мы хотели бы спросить, можем ли переночевать у вас и, возможно, получить немного еды и воды.

Мужчина, казалось, задумался на мгновение, а затем кивнул, не произнеся ни слова, и жестом пригласил нас к костру. Остальные кочевники молча посмотрели на нас, но вскоре вновь вернулись к своим делам — кто-то подкладывал ветки в костёр, кто-то возился с походной утварью.

Мы сели на грубо обработанные деревянные бревна у костра. Вскоре одна из женщин кочевников поставила перед нами небольшую миску с чем-то вроде похлёбки и протянула флягу с водой. Еда была простой, но горячей и сытной.

Вечер медленно опускался на землю, и лагерь погружался в тишину. Кочевники начали укладываться на ночлег прямо под открытым небом, лишь слегка прикрываясь шерстяными одеялами. Мы поблагодарили их за еду и помощь, попросив немного запаса в дорогу. Мужчина, что приветствовал нас, кивнул и сказал:

— Возьмите, что нужно. Утром уйдёте.

Эти люди, несмотря на свою молчаливость, были добры. Мы легли рядом с костром, укрывшись теми одеялами, что нам предоставили, и, хотя ночь была прохладной, тепло костра и чувство хоть какой-то защищённости помогли нам быстро уснуть. Завтра нас ждал новый день и дальнейший путь, но сейчас было время отдыха.

***

Утро было холодным, и воздух был свежим, как будто сама природа пробуждала нас. Мы проснулись от треска веток. Один из кочевников добавлял их в костёр.

Ульфия потянулась, а я сел, потирая глаза. Кочевники уже начали готовить нехитрый завтрак — пахло чем-то простым, но сытным, как и накануне.

Мы сидели вокруг костра, когда тот же мужчина, что вчера молча встретил нас, наконец обратился к нам.

— Вчера я не стал вас расспрашивать, — начал он, не отрывая взгляда от огня, — видел, что вы усталые. Но сейчас, когда отдохнули… Кто вы, откуда и куда держите путь?

Я уже собирался ответить, но тут Ульфия заговорила быстрее.

— Мы изучаем природу, — сказала она, с невозмутимым видом, как будто это было абсолютной правдой. — Ищем редкие травы для лечебных целей. Меня зовут Ульфия, это Фабиан.

Я не мог не заметить, как она избегала прямого взгляда на кочевника. Впрочем, её голос звучал настолько уверенно, что даже я начал на мгновение сомневаться, что это была лишь выдумка. Мужчина кивнул, не задавая больше вопросов, словно вполне удовлетворённый её ответом. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах промелькнуло что-то вроде понимания.

— Редкие травы, значит, — пробормотал он. — Здесь их мало, болота и лес больше поглощают, чем отдают. Но если вы собираетесь дальше к горам, там, говорят, можно найти нечто необычное. Кстати, меня зовут Торнольф, я старший среди своих братьев.

Ульфия бросила на меня быстрый взгляд, как бы спрашивая, что будем делать дальше, а я кивнул в ответ, подыгрывая её рассказу. Она явно хотела отвлечь внимание от нашей настоящей цели, и, похоже, это сработало.

Кочевник спокойно продолжил завтракать, не задавая лишних вопросов. Я понял, что ему важно было лишь знать, не представляем ли мы угрозу. Еда снова была простой, но вкусной, и нам позволили взять немного запасов с собой. Внутри меня росло ощущение, что мы удачно избежали ненужных расспросов, но я не мог отделаться от мысли, что этот человек всё равно нас понял лучше, чем мы думали.

Мы с Ульфией уже собрались поблагодарить кочевников и продолжить наш путь, когда внезапно налетел сильный ветер. Листья с деревьев закружились в воздухе, словно маленькие смерчи, а небо, до того ещё ясное, в мгновение ока заволокло тёмными тучами. Не успели мы переглянуться, как сверкнула ослепительная молния, а вслед за ней прогремел оглушительный раскат грома. Почти сразу после этого начался ливень — крупные капли дождя застучали по земле и палаткам, превращая утренний пейзаж в сплошной поток воды.

Все вокруг мгновенно засуетились. Кочевники, привыкшие к таким переменам погоды, быстро спрятались в свои палатки, стараясь уберечь всё, что могло намокнуть. Торнольф глянув на небо, лишь тяжело вздохнул.

— Этот дождь затянется, — сказал он, глядя на низкие, тяжёлые тучи. — Небо не очистится до вечера.

Мы с Ульфией обменялись взглядами. Уходить сейчас под такой ливень было не только неудобно, но и опасно. Дорога размокнет, и передвигаться по ней станет намного труднее. Решение пришло само собой.

— Похоже, нам придётся переждать, — сказал я, поглядев на палатки, в которых уже скрылись кочевники.

— Верно, — тихо ответила Ульфия, сжимая плечи от пронизывающего ветра. Мы уже были промокшими, и каждый порыв ветра обдавал нас холодом. Торнольф махнул нам рукой, приглашая под укрытие.

Не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Мы забрались в одну из палаток, стараясь ничего не задеть, и уселись на подстеленные шерстяные одеяла. Внутри было тесно, но хотя бы сухо. Дождь всё усиливался, барабаня по ткани палаток, превращая окружающий мир в серую пелену.

Кочевники сидели молча, терпеливо дожидаясь конца непогоды. Я чувствовал, как напряжение, копившееся за последние дни, немного спадает. Здесь, несмотря на шум дождя и тесноту, было ощущение защищённости. Как будто сама природа решила, что пора нам сделать паузу.

Я взглянул на Ульфию, и она едва заметно улыбнулась мне в ответ, словно подтверждая мои мысли. Мы знали, что впереди нас ждёт ещё долгий путь, но сейчас, в этой палатке, под охраной кочевников и дождя, можно было на какое-то время забыть обо всём и просто ждать, когда буря утихнет.

Пастух из Перелесья

Мы сидели в палатке, слушая, как дождь всё ещё барабанит по ткани, и напряжение от ожидания начало давить на меня. Не то чтобы я не привык к непогоде, но сидеть без дела в таком месте всегда заставляло меня чувствовать себя беспомощным. Я посмотрел на Ульфию — она выглядела так же спокойной, как и всегда, хотя я знал, что это лишь внешняя оболочка.

— Ульфия, — начал я, чуть подвинувшись к ней. — Расскажи ещё какую-нибудь легенду, чтобы скоротать время.

Ульфия, услышав мою просьбу, слегка улыбнулась.

— Хорошо, — сказала она, откинувшись назад, словно собиралась устроиться поудобнее для долгого рассказа.

Я заметил, что некоторые из кочевников, сидевшие рядом с нами, подняли головы. Их лица были скрыты тенями от мягкого света костра, но по взглядам было видно, что они тоже готовы слушать.

— Есть одна старая легенда, — начала Ульфия, её голос стал глубоким и завораживающим.

***

Алхим был молодым и крепким парнем, жившим в Перелесье, небольшой деревне на границе с густыми лесами и тёмными болотами. Его жизнь была простой, наполненной каждодневными заботами о коровах, которых он пас на зелёных пастбищах неподалёку от деревни. Лет двадцать было ему на тот момент, и, как часто бывало с молодыми парнями, его сердце томилось от желания приключений, хотя он и не мог этого осознать.