Бесплатный фрагмент - Потерявшие выбор

Потерявшие выбор

— У меня есть где встретиться. Об этой квартире никто не знает. Восьмой этаж, такой вид на город!

Они были знакомы очень давно, но только спустя несколько лет после первой встречи поняли, что между ними больше, чем дружба.

Им очень нравилось просто дурачиться, делиться прошедшим днем и даже молчать вместе. Вита включала громко музыку и танцевала, танцевала, дразня его..

Он снимал её на камеру телефона, пока она не видит.

Она догадывалась и корчила рожицы, показывала язык, заигрывающе крутила телом.

Саша зашёл в квартиру, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить жену, ведь на часах три часа ночи. Но Тамара не спала, она с кем-то говорила по телефону :

— Я знаю, кто она, и где они встречаются. Пришлю эсэмэской адрес, сделай что-нибудь. Конечно не насмерть!? Пусть у неё сломается что-нибудь и она будет ему не нужна.

Тамара плакала и дрожащим голосом, кому-то давала такие странные и страшные указания.

Саша не придал значения услышанному. Он позже все поймёт. Но будет поздно.

На следующий день Саша, как всегда, получил смайлик в виде часов-будильника, которые показывали семь часов. Это было их тайным знаком о встрече — «на том же месте, в то же время».

И каждый раз он бежал, наполненный эндорфинами.

В тот день Тамара позвонила с телефона мужа на тот номер, с которого пришло смс — смайл с будильником. Смайлик с будильником. После этого письма муж всегда уходил из дома, ничего не обьясняя, и приходил только под утро. Ей подсказывало сердце, что она — это соперница.

— Может быть, отстанешь от моего мужа? Я жду ребёнка, должна же быть совесть? Я вообще-то знаю, где вы встречаетесь, я проследила за ним, знаю, где ты живёшь. Если ты не оставишь его, я закажу тебя!

На том конце всё молча выслушали и отключились. Пришло ответное СМС :

«он тебя не любит».

И ещё одно:

«он скоро уйдёт».

И снова :

«ты не беременна, а вот я и правда жду ребёнка».

Он увидел её, распластавшуюся на асфальте в крови, и закричал.

Подбежал и сел на колени прямо на дорогу, взял руками её голову. В ее руке был зажат лист бумаги. Саша забрал его и заплакал.

Вокруг собирались люди.

Кто-то из толпы вызвал скорую. Никто не заметил, как тихо уехала машина, сбившая девушку.

Пелена из слез застелила всё, и он не видел никого и ничего. Не слушал, о чём его спрашивают.

Парня с трудом оторвали от девушки. В таком состоянии полной апатии он пробыл у друга на даче почти три дня. Саша уже не лил слёзы, пока друзья не напоили его коньяком. Он снова разрыдался и плакал всю ночь. Саша нашёл в своём кармане её последнее стихотворение. Она им словно напророчила свою гибель.

Он сунул руку в карман куртки и снова вынул смятый лист. Он перечитывал его снова и снова. Тарас увидел, что Саша читает что-то и расстраивается ещё больше. Выхватил из рук друга лист и прочитал :

Тебя не стало на закате.

И слов уже не разобрать.

Не смята простынь на кровати.

Не стоит двери закрывать.

И ночи тёмные и вечны.

Перед тобой от Рая дверь.

Мои пути просты и млечны-

Ты стала тысячью потерь.

Ветров просвисты, стоны камня.

Зима пришла не в ноябре.

Судьба потерей, как программа-

Ты спишь на пепельном одре.

Внизу стояла дата стояла — день её гибели. Вита написала его утром. А вечером погибла. Тарас ужаснулся и кинул листок в печку.

— Надо отпускать, Сань. Тебя жена ждёт. Жизнь продолжается.

Но Саша его не слушал и продолжал пить из горла алкоголь и рыдать. Виталий подошёл к Саше, присел на корточки и пытался заглянуть ему в лицо.

— Проплачется и пройдёт. Пару дней, ну три дня.

Но горе затянулось на несколько недель. Друзья и родственники всерьёз стали переживать. Вообще то они от всех скрывали свой роман. Все знали, что они дружили долго и эта дружба была очень крепкой. Но лишь двое знали об их более близких встречах — они сами — Саша и Вита.

Их любовь вспыхнула неожиданно для них самих. В один из самых обычных вечеров они начали разговор о самых сокровенных темах и раскрыли все свои секреты. Хотя за девять лет дружбы не было разговоров о личном.

Она обернулась, когда он зашёл в квартиру, и шагнула с балкона в комнату.

Он, увидев её здесь, оторопел от неожиданности. Его глаза округлились от удивления. Он не испытывал ни страха, ни недоумения, как же это возможно, но все же, где-то глубоко внутри себя, был очень сильно рад видеть её.

Хотя бы ещё раз. Пара слезинок выкатилась из его глаз. Но он все ещё находился в ступоре и замер на пороге, не имея возможности пошевелиться.

Она прошла до середины комнаты, взяла со стола документы и протянула ему.

— Ты всё-таки пришёл сюда. Я надеялась.

Гость нашёл в себе силы заставить свое тело сдвинуться с места, сделал пару шагов в её сторону и взял в руку протянутые ему листы. Из глаз его брызнули слезы, и он сквозь солёный поток пытался прочесть, что там было написано. Вытирая рукавом слезы со щёк и глаз, спросил:

— Что это?

— Твоя квартира. О ней же никто не знает. Ключи у тебя есть. Я их тебе давала.

— Есть, — всхлипывая ответил парень, — Но почему ты ушла от меня? Почему ты меня бросила? Как я без тебя теперь буду?

— А ты не знаешь?

Он покачал головой отрицательно.

— Может быть так было нужно?

— Кому нужно?! — он так громко и с гневом крикнул, что она вздрогнула.

— Саша, у тебя же семья — и сама заплакала.

Она села на диван, закрыла лицо руками и зарыдала, громко всхлипывая.

Он подошёл, присел на корточки и обнял.

— Как же ты сейчас здесь? Я не могу понять? Ты мне не мерещишься?

— Я не смогла совсем тебя забыть, оставить. Вернулась.

Но я застряла здесь и не смогу уйти. Я ждала тебя почти месяц.

— Я буду здесь с тобой. Только больше не уходи, — они молчали, обнявшись.

Каждый думал о своём. Она вспоминала свой последний путь и возвращение сюда. Ей позволили вернуться на землю, но только не покидать квартиру.

Он о том, что не будет больше, как раньше — он не вернётся домой. Не сможет видеть свою жену после того, как она приложила свою руку к этой трагедии. Конечно, это не доказуемо, но он щнал правду.

Он посмотрел на открытые двери балкона и отпрянув её, взглянул в её полные слез глаза. Такие чистые голубые. Кивнул на балкон.

— Если ты снова уйдёшь, то я тоже. За тобой.

Она перестала плакать и испугалась. Схватила его двумя руками за его плечи и сильно сжала.

— Пожалуйста, пожалуйста нет. Только не так. Я буду с тобой. Не уйду больше.

— Я всегда буду с тобой. Как бы я хотел, чтобы время остановилось…

Она смотрела в его глаза. Такие глубокие, карие, любимые. Но она теперь видела намного больше. Она могла видеть мысли, видеть прошедшие дни.

Увидела, как он прощался с ней, как много пил и плакал. Как ругался с женой и почти не ночевал дома, а ютился по подъездам и гаражам друзей.

Как шёл сегодня сюда. Он брел, наполовину пьяный, шёл, с трудом передвигал ноги, словно на них были надеты пудовые кандалы. Бесцельно бродил по улицам, держа в руке брелок с ключами, и решил зайти в квартиру, где они провели так много счастливых часов.

Последний раз взглянуть, выглянуть с балкона и видеть её глазами город. Вспомнить разговоры и песни, под которые она танцевала. Он не был уверен, что квартира пустая. Думал, сто её могли забрать родственники Виты, поменять замок. Может, здесь уже живёт кто-то. Но в окнах было темно, и балкон был открыт.

Он зашёл в подъезд. Сердце его бешено колотилось, не то от волнения, не то от воспоминаний. Он надеялся, что дома никого не окажется и он успеет попрощаться с воспоминаниями о ней.

Нажал кнопку лифта, а руки уже трясло. Кабинка так долго поднималась. Здесь были приятные моменты, и он успел их все вспомнить. Поцелуи, смех, теплую и мягкую грудь… Наконец — то восьмой этаж и двери открылись, с таким знакомым звуком. Каждое мгновение и знакомый сантиметр отзывались в его сердце трепетом. Он шагнул налево и увидел заветную дверь серого цвета.

Не с первого раза он смог попасть ключом в замочную скважину из-за сильного тремора. Он ещё не знал, что никогда не сможет покинуть эту квартиру.

Дверь скрипнула, и он сделал шаг внутрь…

Он снова увидел её…

Воцерковленные

Зима. Вторая неделя февраля.

Георгия рванула прочь от лунки, все дальше убегая в глубь леса. Подальше от этой черной, замершей реки. Она падала в снег, проваливаясь по колено, но снова и снова бежала вперёд. Одеяло, накинутое наспех, зацепилось за ветку старой сосны, повисело немного в воздухе и рухнуло в сугроб. Мороз ударил по обнажённым плечам, как ножом, но она лишь стиснула зубы и не останавливалась.

А за спиной — шаги. Тяжёлые, размеренные, неспешные. Он не бежал — он приближался, как сходящая лавина. Он настиг её легко, почти играючи. Она — хрупкая, как сломанная ветка; он — огромный, как сама зима.

Неважно, как далеко она бы убежала — ему хватило трёх шагов, чтобы дотянуться.

Рывок — и его рука, грубая и жилистая, впилась в её ворот, отрывая от земли.

Она дёргалась, царапалась, но он тащил её по снегу обратно.

Верёвка впивалась в тело, петля за петлёй, обездвиживая. Когда он наклонился, привязывая к её ногам ржавую гирю, пальцы дрожали — не от холода, а от ярости и его дыхание обожгло ухо:

— Я, молиться не буду — прошипел мучитель.

Георгия вскрикнула, и голос её сорвался.

(тихо звучит музыка в стиле эмбиент)

Часть 1 Встреча

Еще вчера отпраздновали Рождество, но город продолжал дышать праздничной суетой, пропитанной запахом мандаринов, пирогов и хвоей. Впереди ещё неделя выходных. Витрины магазинов, украшенные мишурой и гирляндами, наряженными ёлками слепили глаза, а под ногами хрустел слегка подтаявший снег — зима в этом году выдалась странно тёплой, словно сама природа сбилась с вечного ритма.

Тося шла вместе со своей знакомой Юлей, помогая той выбрать подарок ко дню рождения ее подруге. Денег было в обрез, и потому им пришлось обойти полгорода, заглядывая в каждый магазин, в надежде найти, что-то стоящее за скромную сумму. Их ноги гудели от усталости, а щёки горели румянцем — то ли от долгой пешей прогулки, то ли от досады, что идеальный подарок всё никак не находился.

В одном из торговых центров они решили разделиться и пошли в разные отделы. Юля пошла в отдел с часами, Тося в продуктовый, купить хотя бы булку, девчонки проголодались и уже давно мечтали о чём-то съестном.

Отдел был переполнен людьми, но сквозь толпу Тося вдруг заметила высокую, статную фигуру в светлом подряснике и скуфье. Это был отец Агафон.

Она узнала его сразу — не только по облачению, но и по той особой манере держаться, которая отличала его от суетливых покупателей. Батюшка стоял у прилавка с чаем, внимательно разглядывая упаковки, и в его неспешных движениях была какая-то почти монашеская сосредоточенность.

Тося знала его хорошо. Она ходила в приходскую школу, которую он основал для детей из малоимущих семей.

Там ребята проводили целые дни: учились, общались с психологом, получали горячие обеды. Дома у многих из них не было даже этого — не потому, что родители не хотели кормить, а потому, что жизнь загнала их в такие тиски, что порой не оставалось даже хлеба. Отец Агафон старался хоть немного восстановить справедливость — хотя бы для детей.

А ещё Тося пела в церковном хоре. Она мечтала попасть на клирос — настоящее, почётное место для певчей, — и потому усердно училась вокалу в воскресной школе.

Не раздумывая, она подошла к батюшке, сложила руки крестообразно и тихо поздоровалась:

— Благословите, отче.

Отец Агафон обернулся, Он улыбнулся, конечно он узнал её — тепло, по-отечески — и благословил, положив ладонь на её голову. Его пальцы были сухими и тёплыми, как страницы старых церковных книг и пахли ладаном.

— Тосечка… Как дела, дитятко?

— Вашими молитвами, Отче…

Рядом с ним стоял высокий мужчина — настолько высокий, что даже батюшка, сам не маленького роста, казался рядом с ним почти обычным. Незнакомец был одет в серый спортивный костюм, но по его осанке, по тому, как он держал себя, Тося сразу поняла: этот человек тоже воцерковлён.

Почему-то пришла мысль, что он тоже священник, не смотря как он был одет.

Она была права.

Она уже хотела идти к выходу, вспомнив про Юлю, как вдруг почувствовала резкий, неприятный толчок — чья-то рука грубо схватила её за ягодицу.

Обернувшись, Тося увидела лишь спину того самого высокого мужчины. Он уже отвернулся, разговаривая с отцом Агафоном. Но девушка отогнала от себя эту мысль.

«Не может быть…» — мелькнуло у неё в голове. Наверное, это кто-то из толпы…

Тем временем, тот высокий мужчина с наслаждением в глазах, обернулся и заговорил с батюшкой :

— Я хочу её! — тихо, но отчётливо произнёс он, Агафон увидел блеск в его глазах, что-то жадное, ненасытное и всё понял, лишь кивнул в ответ.

Когда подруги снова встретились, Тося поделилась тем, что с ней произошло. Как встретила батюшку, его высокого спутника и как кто-то ущипнул её за мягкое место. Юля поморщилась, но ничего не сказала.

Пока Тося и Юля снова бегали по магазинам, в поисках подарка, ей поступил звонок от батюшки :

— Благословите Отче! — снова, по уставу поздоровалась Тося.

— Тосечка, ты сможешь сегодня — завтра зайти в храм? До воскресенья ещё очень долго, но ты нужна на клиросе по раньше. Когда придешь в храм, сразу ко мне подойди.

— Да, конечно приду. Спасибо батюшка.

Когда Тося отключила телефон, Юля накинулась на неё :

— И зачем ты ходишь в эту школу, там что-то неладное происходит, все как помешанные слушают одного и повинуются ему..

— Юля, что ты говоришь такое? Это же грех осуждать церковную деятельность.

— Ой! Ну не надо мне сейчас рассказывать про силу веры и все такое.. Вы все бесплатно там им помогаете. Вот в чем весь этот смысл?

— Юля, ты ничего не понимаешь. Отец Агафон бесплатно обучает детей мастерству. У нас много мастерских: художественная, церковная вышивка, столярная мастерская, латинский язык, пение. Вот ты знаешь сколько стоит вокальная студия в городе? А я знаю, и моя мама не сможет даже одно занятие оплатить. А я уже и для клироса, скоро буду готова.

— Зачем тебе нужен этот клирос? — усмехнулась Юля — лучше работу хорошую найти.

— В том то и дело, батюшка платит церковному хору очень хорошо. У них обед бесплатно, работают только час утром и час вечером, и всё. У меня уже работа точно будет. А в нашем городе, учись не учись, хорошей работы не найти. Только по знакомству.

— Ну будем надеяться, что ты права.

К вечеру подруги разошлись, так и не придя к согласию, зато нашли недорогой, но хороший подарок для Юлиной подруги.

Тося, придя домой вспомнила, что звонил батюшка и решила не откладывать на потом. Её мама ещё не пришла с работы, она переоделась в платье, куртку по скромнее, покрыла голову платком и выбежала на улицу. Не смотря на то, что сейчас январь, только позавчера было Рождество, мороза совсем не было. Да и Тося мотаясь по городу весь день, не успела замерзнуть, а сейчас её грела мысль, что долгожданное место в хоре, наконец одобрят. Сердце ёкнуло: это же её шанс.

Она не бежала, она летела через весь город до самого храма. Город был достаточно большим, но из-за вечного отсутствия денег, девушке приходилось всегда ходить пешком. Она торопилась, ещё и потому, что скоро начнется вечерняя служба. Нужно успеть вовремя иначе батюшка будет в алтаре и она его не увидит.

Вот уже показались купола, пять золотых глав, сияющих в свете уличных фонарей. Храм можно было бы считать большим для маленького города, а для этого он маловат. Батюшка постоянно ищет спонсоров, чтобы достроить помещения, ведь когда праздник, то места прихожанам внутри не хватает.

Тося успела вовремя, люди уже начали собираться вокруг храма, людей было очень много и она с трудом протиснулась внутрь. Позвонив батюшке услышала короткое указание :

— Обойди вокруг храма, поднимись по лестнице и войди в чёрную железную дверь.

Девушка так и сделала, она вышла во двор и обошла здание, увидев прилегающую к стене лестницу, поднялась по ней и зашла внутрь.

Она здесь ни разу не была. Это помещение было похоже на небольшую квартиру с прихожей, гостинной, туалетом и душем. Возможно это и есть жилое помещение для тех кто остаётся здесь на ночь.

Тося скромно стояла в узком коридоре, прижимая к груди дрожащие ладони, оглядывая помещение и не решаясь зайти дальше. Воздух здесь был спёртый, пропитанный запахом ладана и чего-то затхлого — словно в запертой на годы кладовой. Стены, обитые потемневшей от времени древесиной, давили со всех сторон, а под ногами скрипели старые половицы, будто предупреждая:

«Не иди дальше».

Но услышав, что-то кто-то внутри хлопнул дверью она прокашлялась, давая понять, что она пришла.

— Кх, кх.

Голос отца Агафона донёсся из глубины комнаты, мягкий, как всегда, но сегодня в нём слышалась какая-то… язвительная нотка:

— Тосечка, раздевайся, проходи, сейчас по беседуем.

Она медленно сняла куртку, повесила на ржавый крючок, застрявший в стене, словно коготь. Босые ноги коснулись холодного пола и она прошла в комнату.

Гостиная оказалась просторной, но удушливо тесной от тяжелой, давящей атмосферы. В зале отец Агафон был не один, а со своим другом. Посреди комнаты стоял белый кожаный диван, неестественно яркий в этом полумраке, а на нём — тот самый мужчина. Высокий. Мощный.

Незнакомец. Все в том же сером костюме.

Когда она зашла, то он совсем не скромно оглядел её. Его глаза — тёмные, бездонные — медленно скользнули по её фигуре, изучая, оценивая. Тося почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она поправила платок, стараясь прикрыть шею, и огляделась как бы желая спрятаться от этого взгляда.

Но спрятаться было некуда.

Девушка была хорошо сложена, к возрасту шестнадцати лет её тело уже сформировалось. Даже под скромной, не приталенной одеждой, всё равно проглядывалась фигура.

Незнакомец заговорил с ней :

— Как тебя зовут? — его голос был низким, густым, будто пропитанным чем-то приторным и ядовитым одновременно.

— Таисия — прошептала она.

— Тося, значит — Он улыбнулся, и в уголках его губ залегли глубокие морщины — Сколько тебе лет?

Внутри у неё всё сжалось. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышат все.

«Беги», — кричал внутренний голос. «Беги, пока не поздно!»

Тося пыталась гнать от себя дурные мысли, но внутри все бунтовало и предчувствие ей подсказывало и продолжало зудеть :

«Беги, беги, что то не так!»

Но она продолжала себя успокаивать, что здесь батюшка, которого она с детства знает. Он воцерковлен. Господь её не оставит, в таком святом месте.

— Шестнадцать, в мае семнадцать будет…

Незнакомец не сводил с неё глаз и продолжал:

— Значит ты в храм ходишь, а давно?

— С самого детства.

— Поешь?

— Да.

— А на клирос хочешь?

Тут её сердце дрогнуло. Может, она зря волновалась? Теперь понятно, этот человек приехал, что бы утвердить ее на клирос. Наверное батюшка не может такие назначения делать без совета более высокого ранга. Ведь, когда детский хор просто выступает на празднике, это одно, а на клиросе платят.

Тося совсем перестала волноваться, когда ей предложили присесть на кресло и отец Агафон принес ароматный чай с мёдом.

Незнакомец ещё долго задавал вопросы о молитвах, церковных правилах, ее планах на будущее и Тося уверенно на них отвечала.

Но потом…

Потом чашка опустела.

И мир поплыл.

Голова закружилась, ноги стали ватными, когда она попыталась встать. А перед глазами заплясали тёмные пятна.

Последнее, что она увидела, — ухмылку незнакомца.

Жуткую. Голодную.

И провалилась в беспамятство. Её накрыла тьма густая, вязкая, как тягучий сироп, пропитывающий сознание.

Часть 2. Плен

Когда часы пробили десять, а Тося так и не переступила порог дома, в материнском сердце защемило холодное предчувствие. Обычно дочь возвращалась не позже восьми вечера — аккуратная, как часы, тихая, словно тень. Ее отсутствие было неестественным, тревожным. Будто в привычную мелодию вечера ворвался фальшивый звук.

Мать металась между телефоном и окном, вглядываясь в темноту за стеклом, надеясь увидеть знакомый силуэт. Пальцы дрожали, набирая номера подруг, учителей, даже храма, где Тося часто помогала. Но везде звучали одни и те же слова:

— Нет, её здесь нет… Если и была, то ушла давно.

Голоса на другом конце провода казались чужими, равнодушными, будто мир не замечал, что в нём растворилась целая жизнь.

Когда терпение лопнуло, она набрала «02».

Полицейские приехали быстро — двое мужчин в строгих формах, с бесстрастными лицами. Их вопросы были острыми, как лезвие:

— А часто она пропадала? Может, парень есть? Конфликты дома были? — Каждое слово впивалось в сердце, и женщина, наконец, разрыдалась, прикрыв ладонью дрожащие губы.