Бесплатный фрагмент - Посёлок двух рек

Посёлок двух рек

Ельшмяки

Решение написать о своём родном посёлке, в котором прошли мои беззаботные и радостные годы, приходило постепенно. Это не будет какое-то историческое исследование, это будут обрывочные мысли, предположения, краткие воспоминания, совершенно не связанные друг с другом, я буду перескакивать с одного на другое, возможно, получится какая-то путаница, но я попробую…

Итак, посёлок Первомайский стоит на слиянии двух рек — Ельшмы и Толшмы, меня иногда удивляет почему жителей Первомайки называют — «Толшмяки», река Толшма протекает только с одной стороны, можно сказать «с торца», а вот Ельшма протекает по всей длине посёлка — от начала до конца. Именно Ельшма должна считаться «рабочей» рекой Первомайки. На Ельшме все женщины стирали бельё, по всему берегу реки стояли плоты, на которых они это делали, я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить эти плоты: плот у дома Вторушиных, плот у дома дедушки Лебедева, плот у дома Филимоновых, у первого моста было сразу два плота, далее плот между домами Шестаковых и Скорюковых, ещё один плот был на другом берегу, со стороны «Военкомата» и это только навскидку, наверняка были ещё плоты, о которых я подзабыл, к тому же многие, в том числе и мы, а мы жили отнюдь не на берегу, питьевой водой считали речную, предпочитая её колодезной. Так что по идее жителей Первомайки правильно бы называть «Ельшмяки», вот к такому выводу я пришёл!

Посёлок был основан в середине пятидесятых годов двадцатого века, это опять же по слухам, по разговорам, по историческим меркам совсем молодой, так сказать «продукт» Советского Союза, но как там оказались наши родители? Я сейчас имею ввиду не моих родителей, а родителей моего поколения, они же все откуда-то приехали, ведь не по комсомольской же путёвке. К стыду своему я даже не знал мои родители приехали вместе или познакомились уже в Верх-Толше. Моя мать родилась в деревне Якуниха, там же училась в школе в соседнем селе, отец родился на хуторе Еловец, далее жил в Домажирово, а Якуниха и Домажирово совсем не соседи, они даже по разным сторонам Сухоны. Срочную службу отец проходил в Германии, как-то он хвастал, что на Рейхстаге есть наша фамилия и я всё больше убеждаюсь, что это он сам и написал, а служили тогда, если мне не изменяет память, четыре года, значит в Верх-Толшме он оказался сразу после службы. Некоторые подробности я узнаю из коротких разговоров с матерью.

— Когда мы приехали на Толшму, мы сначали жили на Юренино, — рассказывала мать. «Мы» имеется ввиду её мать и братья, из чего я сделал вывод, что с отцом она познакомилась уже в Верх-Толшме.

— А почему не на посёлке? — спросил я.

— Так посёлка как такового ещё не было. — ответила она. «Вот те раз!» — посёлка ещё не было, стало быть, мать приехала в самом начале пятидесятых. — На праздники за вином мужики ходили в Солигалич! — продолжала мать.

— В Солигалич? — удивился я. Ничего себе, в Солигалич за вином! Это же город в соседней Костромской области! Не близкий свет!

— Вино-то можно было купить только в Солигаличе или в Устье, до Устья-то считалось далеко…

— А до Солигалича близко! — перебил её я. — По-моему до Устья добраться легче чем до Солигалича, Устье — это всё-таки родная сторона, можно сказать та же Толшма!

— До Устья дорога была плохая, а до Солигалича, бывало, и попутка какая попадалась, машина или повозка.

— И когда мужики возвращались? — спросил я.

— Зачастую в тот же день и возвращались!

Вот весело жили раньше в Верх-Толшме! Захотел вина, сбегал по быстренькому в Солигалич и обратно!

Просматривая старые фотографии в альбоме, где родители совсем молодые, я спросил: — Мам, а это ты где?

— Это я в Вологде, меня от лесопункта направили учиться на повара.

— А это? — спрашивал я, показывая другую фотографию.

— А это уже на Подоле, я там поваром работала. — Моя мать работала на Подоле?! Оказывается, о молодости своих родителей я, практически, ничего не знал. Конечно, я знал, что моя мать работала на Первомайке и в пекарне, и в магазине, и в столовой, это было при мне, но вот то, что она работала на Подоле я узнаю только сейчас. — Потом, когда Иринкой забеременела, тяжело стало ходить на Подол. — Иринка моя старшая сестра, стало быть, это был конец пятидесятых.

Обратите внимание — всё это случилось в пятидесятых! Юренино (посёлка ещё нет), учёба в Вологде от лесопункта (значит посёлок уже есть), работа на Подоле (жили уже на Первомайке). Такое ощущение, что посёлок возник молниеносно! Я даже считаю, что родители нашего поколения были основателями посёлка и, как говорится, снимаю перед ними шляпу! Они работали и своей работой прославляли наш посёлок, посёлок Первомайский!

Въезжая в посёлок с моста через реку Ельшма вы сразу попадаете на Центральную улицу, которая прошивает посёлок по всей длине, в середине её пересекает улица Первомайская, образуя тем самым перекрёсток, обозначая этим центр посёлка. Именно на этом перекрёстке находились все важные здания — клуб, магазины, пекарня, столовая, детсад. Это две самые длинные и многолюдные улицы. Жилые дома на этих улицах состояли сплошь из так называемых финских, четырехквартирных домиков, на каждой основной улице было ещё по одному десятиквартирному дому — улица Центральная начиналась с такого дома, такой же дом был на Первомайской, ну и наша Советская улица тоже начиналась с десятиквартирного. Но вот что интересно, краевые улицы, которые были на окраинах посёлка были из частных домов, тогда их так не называли, было употребление — «свои». Возьмём, к примеру улицу Полевую, которая была в конце посёлка у самого поля, вся улица была из «своих» домов, ну и соответственно, параллельная ей улица на другом конце Набережная также состояла из таких домов. То же самое можно сказать и о двух других сторонах — улицы Тракторная и Лесная. Таким образом у нас получалось, все «центра» составляли финские домики, а по краям «свои», образовав тем самым некий бастион.

Вернёмся к финским домикам, каждая квартира состояла из кухни с русской печкой и комнаты — не разгуляешься, печка, кстати отапливала и кухню, и комнату, такая же ситуация была и с десятиквартирными — кухня + комната. Возможно, в пятидесятых годах, когда посёлок строился, такие квартиры всех устраивали — семьи молодые, детей ещё нет или максимум один ребёнок, но к семидесятому году у всех уже по несколько детей, как жить в такой тесноте? Извините, но в таких условиях даже любовью как следует не заняться. Может поэтому люди постепенно покидали посёлок, к середине семидесятых практически все финские домики из четырёхквартирных превратились в двухквартирные, как только кто-то уезжал соседи проделывали дверь в стене и становились обладателями трёхкомнатных квартир с кухней. А люди из посёлка уезжали всегда, ещё учась в начальных классах только с нашей улицы уехали Смирновы, Махины, Шиманские, Скорюковы, Немцевы, Неклюдовы, это всегда грустно, жили-жили люди и вдруг уехали. Особенно я грустил, когда уехали мои одноклассники — Андрей Немцев и Танька Скорюкова, мы дружили, жили в одном десятиквартирном доме, я часто бывал у них в гостях. Танька по секрету мне сказала, что её фамилия Цветкова, я не мог понять — почему Цветкова, ведь на тетради написано Скорюкова и младший братишка Мишка тоже Скорюков, думал, что она это выдумала и не верил. Сейчас я так не думаю, наверное, она говорила правду, скорее всего мать вторично вышла замуж, и новый муж её удочерил. Уехали и мои двоюродные родственники Шестаковы, а это был удар ниже пояса, с Сашкой Шестаковым мы уже в то время были помешаны на футболе, играя на улице мы всегда стремились попасть с ним в одну команду, да мы могли только вдвоём пинать мяч целыми днями…

Я ещё могу понять, кто уезжал из финских домиков, но как понять жителей улицы Полевой из «своих» домов, мне казалось, что посёлок находится в самом расцвете, но уехали Виноградовы, уехали Савицкие, их отъезд для меня ничего не значил, я их, практически, не знал, уехали Лебедевы из крайнего дома — со стороны Подола и хотя Сашка Лебедев был моим одноклассником, дружбу с ним я не водил. В их дом переехали Бороздины и сразу вспомнилась забавная история… Мы с Геркой шли с футбольного поля и проходили мимо дома Бороздиных, где за забором хозяин дома чем-то занимался А Герка парень такой, ему вечно куда-то надо влезть, кого разыграть, кого-то позлить, подразнить и вот проходя мимо дома он тихонько произносит — «Шишкин Пышкин Залупышкин Бороздин Гвоздин Пиз-ин», хозяин не обращает внимания, тогда Герка уже громче -«Шишкин Пышкин Залупышкин Бороздин Гвоздин Пиз-ин», хозяин по-прежнему ноль внимания, Герка пробовал ещё несколько раз и всё без успеха, тогда Герка заорал во весь голос — «Шишкин Пышкин…», я в это время отвлёкся и вдруг Герка крикнул -«Бежим!», хозяин резко открыл калитку и побежал за нами, я не сразу понял в чём дело и со стартом задержался, а у Герки только пятки сверкали, я бежал и слышал сзади приближающие шаги — «Ну вот, сейчас мне ещё и достанется», но хозяин пробежал мимо меня и рванул за Геркой. Я воспользовался этим и свернул в сторону на болотистую траву и сарайками пробрался к своему дому и только там успокоился. «Что же с Геркой? Убежал ли?» Спустя какое-то время мы встретились и по его красным глазам понял — «Нет, не убежал!» А вскоре уехал и Герка, а ещё через пару лет уеду и я. И тут я понял такую вещь — уезжать нужно в детстве, когда ты ещё ничем не оброс, а когда тебе 15—16 лет, когда ты обзавёлся друзьями, когда до беспамятства влюблён в одноклассницу, уезжать очень болезненно.

Мне довелось пожить в нескольких домах, первые мои воспоминания совсем обрывочные, так как относятся к тому времени, когда я только-только начал ходить. По всем понятиям я не должен этого помнить, но по каким-то непонятным причинам вспоминаются моменты из совсем раннего детства. Мы жили в финском домике, помню рядом с домом был небольшой пруд, я спускал туда машинку с горки и она исчезала в мутной воде, а я сидел и ждал, когда она выедет обратно, не дождавшись я бежал за другой, более крупной машинкой и отпускал вслед предыдущей, надеясь, что эта большая машина вытащит маленькую. Интересно, сколько же игрушек я утопил!? Ещё помню момент, когда отец принёс щуку с рыбалки, брат держал её в руках, вдруг закричит, все сбежались, щука висела у брата на майке, брат кричал пытаясь её отцепить, майка закручивалась, я думал, что она вцепилась ему в живот и испугался, на самом деле всё оказалось проще, она просто зацепилась зубами за майку, а брат не мог её оторвать. Вот и все воспоминания об этом доме, потом мы переехали в другой, а в наш дом заехала легендарная жительница Верх-Толшмы Толина Осовская с детьми Веней, Славиком и Ниной и они долгие годы прожили в этом доме, а мы переехали в «Военкомат».

Воспоминания о «Военкомате» более определённые, я там подрастал, отсюда я пошёл в первый класс в Успенье. «Военкомат» — это двухэтажный дом с одним подъездом, на каждом этаже было, если мне не изменяет память, по четыре квартиры, все семьи многодетные — Фетюковы, Куликовы, Поповы, Силинские — поэтому было весело. Во дворе качель, большая площадка, есть где разгуляться детворе! Ещё одна особенность этого дома в том, что он был на левом берегу Ельшмы, возле самого леса, кроме него был ещё один дом — дом Воропановых, больше на этом берегу домов не было. Вдоль леса стояли огороды проживающих, в основном с картошкой. Мы часто бывали в этом лесу. Это был интересный лес! Сразу за огородами подрастали молодые сосенки, ёлочки и сухой серый мох, на котором постоянно росли белые грибы и маслята, но мы ходили совсем не за ними, если углубиться в лес на несколько метров, начиналась болотистая местность и там было много черники и не так много морошки, мы их не собирали, а просто объедались и возвращались все перемазанные. Однажды, возле самого огорода, я обнаружил кусты странных ягод, похожих на чернику, но кусты были больше и листья не зелёные, а серо-голубоватые. Очень хотелось их съесть, но пугала мысль, а вдруг это ядовитые волчьи ягоды, но кто-то из более старших детей сказал, что это голубика и все набросились на эти кусты, мне досталось только несколько ягод и мне они понравились больше, чем черника, во всяком случае они не пачкались.

Как-то, рано утром, отец прихватил меня по грибы-рыжики на Ягодину. Ягодина находилась недалеко от «Военкомата» — это большое поле с молодыми берёзками посреди леса, там пасли коров со всего посёлка. Рыжиков было видимо-невидимо, мы быстро насобирали два ведра с горкой, рыжики просто вываливались из вёдер, складывать их больше некуда. Отец призадумался.

— Ты посиди здесь, никуда не уходи, а я быстро домой сбегаю. — Он схватил наполненные вёдра и ушёл, а я остался один. Первые минуты я бодрствовал, а потом как-то стало жутко, подул ветер, верхушки деревьев грозно зашелестели и мне стало страшно, казалось, что сейчас из леса выскочат волки или того хуже — медведь. Глаза наполнились слезами, у меня задрожали губы, и я вот-вот готов был разреветься, но тут появился отец с большой корзиной, я сразу приободрился, забыл про свой страх, и мы продолжили собирать рыжики.

Отец в то время работал на лесовозе, как-то он взял меня с собой — то ли меня не с кем было оставить, то ли я сам напросился — каждому ребёнку хочется покататься на машине. Мы поехали по лежнёвке в сторону Карицы, лежнёвка та ещё дорога, сидишь как на дробилке, в одном месте мы забуксовали, отец рубил ветки, подбрасывал под колёса, заскакивал в кабину — газовал, ветки проскакивали, он опять рубил, подбрасывал и каждый раз когда заскакивал в кабину от него вкусно пахло бензином, мне этот запах очень нравился! Зато сейчас я запах бензина не переношу, может раньше бензин был другой?

Вот так вкратце я рассказал о жизни в «Военкомате», конечно, можно было написать ещё многое — о первом клеще, о пойманном налиме, о невезухе с горящим пеком, но всё это было описано в «Рассказах из детства», а повторяться не хочется. В самом конце шестидесятых наши родственники Журавлёвы переехали в Вологду, и мы заехали в их квартиру в десятиквартирном доме. В этом доме прошли мои более осознанные годы и именно этот дом я и считаю родным.

В 1997 году я, после двадцатилетнего перерыва, приехал на Первомайку. Посёлок сильно изменился, исчезли многие дома, но всё ещё стоял — хоть и изрядно «скукошенный» — клуб, стоял детсад, десятиквартирные дома, «Военкомат». Наша улица Советская, хоть и сильно заросшая, но всё же это была жилая улица! Жили Машьяновы, тётя Маруся Красно, даже в нашем десятиквартирном кто-то проживал!

Но прошли годы, и улица опустела, теперь на ней никто не живёт, пустующие дома не пожелали существовать без хозяев, провалившиеся крыши подминали под собой стены и сейчас это пустая улица — без людей, без домов… Нет больше клуба, нет детсада, нет десятиквартирных, нет и «Военкомата»…

Следующие небольшие очерки я хотел бы посвятить культовым домам Первомайки, которых уже нет, но память о них осталась.

Медпункт

Заведующей медпунктом, насколько я себя помню, всегда была тётя Валя Шестакова, мать моего друга Юрки. Медпункт был расположен на необычном месте, он стоял в конце нашей улицы, но сказать, что он находился на нашей улице Советской, было бы неправильно, как раз перед медпунктом наша улица заканчивалась, а за поворотом была уже улица Набережная. Вот на этом промежутке улиц Советской и Набережной находился наш медпункт. Но сейчас это не важно, так как медпункта там больше нет и как будто никогда не было.

— Мам, а ты помнишь наш медпункт? — спросил я.

— Как не помнить! — живо откликнулась она. — Ты же там родился!

— Да нет, мам, я не про больницу говорю, а про медпункт.

— Так и я про медпункт, который у нас на улице был!

— Я думал все рожали в больнице, там же все палаты, все кабинеты, а медпункт он же маленький…

— Ничего он не маленький, там несколько кроватей было, мы втроём там лежали, ещё Риммка и Валька! Сначала я родила, а потом они…

Вот те раз! Оказывается, я родился в нашем медпункте! Да, я родился 12 января, а мои будущие одноклассники Саня Попов и Валя Селуянова 16 января и мы все родились в нашем медпункте! До сих пор при встрече с Саней Поповым я приветствую его словами — «Здорово, салабон!», давая понять, что я старше его на целых четыре дня. Саня не обижается, а наоборот смеётся. Я не люблю поздравлять кого-то с днём рождения, а также получать поздравления, но с Саней мы всегда поздравляем друг друга, от меня это стало уже традицией — «Поздравляю тебя, салабон!»

Коль речь зашла о медицинском учреждении, не могу не отметить про нашу больницу. У нас была большая больница, стояла она напротив почты, между больницей и почтой была вертолётная площадка, тяжелобольных увозили на вертолёте. Когда он прилетал сбегался весь народ, после укуса энцефалитного клеща увозили Сашку Скорюкова, мы ему даже завидовали — «Зато на вертолёте полетает!»

В этой больнице мне часто приходилось лежать, в детстве у меня часто болел живот, вероятно от того, что я постоянно набивал карманы, а в последствии и живот, сухофруктами, мне нравились изюм, сливы и больше всего груши и, конечно, я никогда их не мыл, мытые они становились липкими и, как мне казалось, теряли вкус. Боли в животе иногда были такими сильными, что я терял сознание. Одно время в больнице работала очень красивая медичка и имя у неё было необычное — Руфина! Руфа! Она была высокая, в белом халате, круглое лицо с раскосыми глазами и я сразу в неё влюбился! В детстве я почему-то постоянно влюблялся во взрослых женщин, то это были учителя, теперь вот медик. В случае чего хочу сказать, сейчас мои взгляды на женский возраст кардинально изменились в противоположную сторону.

Когда Руфа заходила в палату, все взрослые мужики буквально облизывались, раздевая её взглядом, а когда выходила слышались возгласы — «Красивая татарочка!»

Конечно, она не местная, наверное, попала к нам по распределению, я даже не знаю где она проживала в то время — в посёлке или в одной из деревень, так как кроме как в больнице я её нигде не видел. Мне интересно совсем другое — почему, кого бы я не спрашивал — её никто не помнит? Может, потому что они в больнице не лежали. Такую женщину забыть нельзя! Я и сейчас ясно вижу, как она заходит в палату в белом халате, с раскосыми глазами, склоняется надо мной…

В очередной раз я приезжаю в посёлок Первомайский, стою на своей улице, на которой уже ничего нет, не спеша иду по высокой траве, где раньше был сплошной песок, и… что это? Дом? Откуда? Здесь этого дома никогда не было, здесь раньше стоял финский домик, в котором жили Поповы. Сейчас на этом месте совсем другой дом, тоже старый, но не финский, а «свой», но тоже уже не жилой. Я всматриваюсь в этот дом, что-то в нём знакомое, где-то я уже его видел… Ба-а! Да ведь это же медпункт! Его перетащили сюда! Как!? Я не знаю, как его перетащили, возможно разбирали по брёвнышкам или притащили целиком, если такое возможно. Но это был медпункт! Старый, сгнивающий и теперь уже окончательно заброшенный, но это был он! И теперь он точно на Советской улице! Дом, в котором я родился!

Детсад

Детсад находился недалеко от нашего десятиквартирного дома, это было двухэтажное бревенчатое здание. Но в то время, когда мы переехали в десятиквартирный я уже ходил в начальные классы школы. Память — удивительная вещь, я бывает не могу вспомнить, что было вчера, но то, что происходило шестьдесят лет назад вдруг вспоминается яркими отрывками. Я много помню из детсадовского возраста, даже в младшей группе.

Рядом с детсадом находилась столовая, а между ними огород с грядками, я и сейчас не знаю кому принадлежал этот огород — детсаду или столовой. И пока все дети ковырялись в песочницах я проползал в этот огород прямо на грядки и одну за другой выдёргивал редиску, каждую редиску с грядки я совал себе в рот. Однажды во время дневного сна я «наложил» прямо в кровать, возможно в этом как раз редиски и виноваты, «виновника торжества» быстро обнаружили по запаху, и чтобы другие «отдыхающие» не задохнулись меня вместе с кроваткой вынесли из зала в отдельный закуток. До сих пор стыдно за этот момент, успокаивает то, что это было в младшей группе. Со временем этот огород исчез, и площадка для детей значительно увеличилась.

В старших группах всё было по-другому, за драки меня часто ставили в угол, причём, из дерущейся пары в угол ставили только меня, я считал это несправедливым. Мы много рисовали, что-то раскрашивали и даже учились танцевать вальс! Я сейчас не помню, то ли это была подготовка к какому-то празднику, то ли это были такие занятия, но я точно помню, что танцевал вальс с Ниной Скорюковой и нас за это похвалили, сказав, что у нас получается лучше, чем у других. Это тем более странно, я вальс в жизни больше не танцевал и понятия не имею как это делается.

Спустя какое-то время построили новый детсад, рядом с клубом, а в двухэтажный особняк переехала многодетная семья Ждановых, а ещё позднее на первом этаже этого здания появился КБО — комбинат бытового обслуживания, где я заказал свои первые брюки-клёш!

Школа

В посёлке была начальная школа, даже две, но одна из них, находившаяся возле нашего дома, уже пустовала. Мы часто с братом туда залезали через выставленное окно, когда выставляли раму я нашёл там монету с изображением царя Николая II, несколько раз пытался сдать её в магазине вместе с другой мелочью, но мне всегда возвращали её обратно. Вторая школа, в которую мы ходили во втором и в третьем классе, находилась тоже на нашей стороне посёлка, на берегу Ельшмы. Эти школы были такими же финскими домиками, только внутри разделены на две половины, на одной половине наш класс «А», а за стеной наши вечные «соперники» класс «Б», состоящий, в основном, из деревенских детей.

Говорят, что в шестидесятых годах в посёлке было аж три начальных школы, помимо этих двух ещё одна была на другой половине посёлка и в каждой школе по два класса, это ж сколько детей было в посёлке!? Но за правдивость этих слов я не ручаюсь.

Конечно, для всех жителей Первомайки школа, в первую очередь, была связана с Успеньем. Там была не просто школа, там был школьный городок! И это несмотря на то, что у нас была только восьмилетняя школа, девятый и десятый классы все верхтолшменские ребята заканчивали уже в Николе.

Помимо основного здания, в которое входили четыре класса, учительская, кабинет директора и библиотека, было ещё несколько зданий. Нашему классу посчастливилось учиться в нескольких зданиях — первый класс, шестой и седьмой мы учились в двухэтажном здании на втором этаже, тут же рядом наши параллельники из «Б», на первом этаже находился буфет — ой, как же вкусна была котлета с обычным кусочком чёрного хлеба! Да даже тот же кусочек с повидлом!

Четвёртый и восьмой класс мы учились в основном здании, в этом же крыле на другой стороне, возле туалетов (так им и надо!) был параллельный, или как мы их называли «колхозный» класс.

В пятом классе мы учились в отдельном здании, это был единственный год обучения, где за стеной не маячили «колхозники»! Это здание находилось рядом с футбольным полем и мы на переменах «гоняли» в футбол!

Из посёлка в Успенье вело две дороги, одна, более длинная через мосты и вторая, соответственно, более короткая через висячий мостик — лаву, перешёл лаву, и ты уже в Успенье. Естественно, большинство предпочитали короткую дорогу.

Весной, когда вода в реках была большая, настолько, что все прибрежные кусты и деревья находились в воде, группы учеников, в том числе и я, столпились возле лавы. Лава сильно прогнулась и потоки воды хлынули прямо по середине лавы. Мы не знали, что делать, в обход мостами? Это слишком долго, да и далеко, обратно в посёлок — километр, да потом ещё полтора километра мостами, а здесь — перешёл лаву, и ты в Успенье! Но как её перейти? Нашёлся один смельчак и осторожно, шаг за шагом перешёл это опасное место, вода доходила только до половины сапог, в это время в сапогах ходили все — и парни, и девчонки. Также осторожно прошёл ещё один, следующим пошёл я, подходя ближе я увидел, что в том месте, где протекала вода, было выбито несколько досок и эти «чёрные дыры» наводили ужас. Когда я вступил в воду течение воды забурлило, и я через сапоги почувствовал, как вода крепко обжимает мои ноги и тут я совершил ошибку, я посмотрел на реку. Это была не мирная гладь, это были бурлящие водовороты, переходящие в шипящие воронки и стремительно уносящиеся вдаль и мне, показалось, что меня вместе с лавой уносит течение, у меня закружилась голова и я схватился за перила. Через какое-то время я пришёл в себя и посмотрел на берег, головокружение прекратилось, и я прошёл опасный участок, подходя к ребятам я пытался изобразить спокойствие, хотя мне было очень страшно, ведь я никогда не умел плавать, да здесь не помогло бы и плаванье, упади в воду и с таким течением никому бы не справиться — верная погибель. Так или иначе, но парни перешли все, на том берегу остались только девчонки из младших классов, мы махнули им рукой, чтобы они шли в обход через мосты, но вот одна из них стала спускаться по лаве и это… моя младшая сестрёнка.

— Назад! Назад! — закричал я. — Иди в обход…

— На уроки опоздаю. — ответила она.

Я хотел ещё что-то крикнуть, но она уже вступила в воду, а в такие моменты лучше не кричать, не отвлекать. «Только не смотри на воду, только не смотри на воду» — шептал я, но она так же, как и я посмотрела, покачнулась и обхватила перила, в этом момент мне показалось, что все охнули и на том, и на этом берегу. Она схватилась за перила в том месте, где под ногами была вырвана крайняя доска, если сейчас она не глядя сделает шаг, то её нога попадёт в пустоту а там… Сестрёнка подняла голову — сейчас у неё должно пройти головокружение — осторожно перешагнула опасное место и держась одной рукой за перила благополучно перешла на эту сторону. Я хотел накричать на неё, но от переживаний не было сил, а только облегчённо выдохнул. Все остальные ушли в обход. Уроки в тот день задержались, так как учителям тоже пришлось идти через мосты. Было строго-настрого наказано — на лаву никому не соваться и временно ходить только в обход.

Что нас толкнуло на этот, казалось бы, безумный поступок, где один неверный шаг и всё могло закончиться трагедией. Я не могу представить современных школьников, с их планшетами и айфонами, переходящих по шатающей лаве с выбитыми досками, по которой стремительно проносится вода, а внизу метровые глубины.

Может дело в воспитании? Не сказать, что мы хорошо учились, но мы всегда помнили Лёню Голикова и Петю Клыпу, Марата Казея и Зину Портнову… Мы были другими.

Баня

Я ходил в женскую баню! Да-да, ходил в женскую баню! Не понимаю, почему я это помню? Сколько же мне было? Год? Два? Три? Но в подсознании где-то отложилось — вокруг толстые голые тётки, все смеются и смотрят на меня, наверное, увидели у меня что-то лишнее.

Может поэтому, с пятого по восьмой класс, мы с ребятами продолжали ходить в женскую баню, но уже с внешней стороны. Наверное, кто-то может упрекнуть — «Как вам не стыдно было подглядывать?». Конечно, нам было бы стыдно, если бы нас застукали, а так нет! Женская нагота всегда привлекала и будет привлекать мужскую половину, неслучайно многие именитые художники — Матисс, Ренуар, Ван Гог — посвятили этому свои картины. Где мы ещё могли увидеть женское тело? Лишь Светлана Тома в фильме «Табор уходит в небо» слегка побаловала мужское население и возмущение местных женщин. К тому же мы ходили в баню не «абы как» — нет интереса наблюдать за голыми бабушками, у нас был свой человек! Так сказать, «смотрящий» за дорогой в баню, он и сообщал — «Кто, когда», в приоритете были одноклассницы, старшеклассницы, ну а «главный приз» — это, конечно, приезжие учителя!

Баня на Первомайке это знаковое место, она стояла на берегу, где Ельшма впадает в Толшму. Весь берег был из сплошного мелкого песочка, это был местный пляж! В жаркие дни он был полностью заполнен. Мне могут возразить, что на Толшме много таких пляжей, согласен, пляжей таких много, но такого контраста больше нигде нет! Вода в Ельшме значительно холодней толшменской, вы ныряете в воду и попадаете в холодный поток Ельшмы, а когда проплываете его и попадаете в воды Толшмы, то у вас возникает ощущение, что вода в Толшме, просто, подогретая, это своего рода лечебные процедуры, из холодного в горячее и обратно! Некоторые только из-за этого контраста приходят поплавать! К тому же у вас всегда есть выбор — покупаться в тёплой воде или в более прохладной! Выбор за вами! На каком пляже может ещё такое быть!

Я не мог представить, что на таком рассыпчатом песочке, может вырасти какая-то травиночка-сориночка, но природа берёт своё, сейчас этот пляж полностью зарос, оставив небольшой пятачок песка возле самой воды.