Бесплатный фрагмент - Постигая грани возможного

Введение

С самого раннего детства нас учат тому, что мы можем, а чего нет.

Выучить стихи Шекспира — вполне, сдать экзамены на отлично — если постараемся, прыгнуть на два метра — с твоими ногами надо подумать, стать космонавтом — под большим вопросом.

И так во всем. На нас ставят «клеймо» прежде, чем мы успеваем даже подумать о новой возможности. «У тебя нет таланта» «Ты недостаточно умен для этого» «Тебе медведь на ухо наступил» «Тебя недостаточно, ты не сможешь, даже не пробуй».

И в итоге — мы так и живем в «рамках своих возможностей». Выше головы ведь не прыгнешь, верно?

И вот ты уже вырос, каждое утро ездишь на работу, воспитываешь собственных детей, но в голове до сих пор, как заевшая пластинка, звучит этот голос «Ты не сможешь, тебя недостаточно…»

И ты хотел бы попробовать рисовать — но таланта же нет, и вроде хочется уйти с нелюбимой работы — но вдруг не найдешь лучше, и ты вроде бы мечтаешь отправиться в путешествие на парусной лодке — но ты же ведь обычный, куда тебе?..

Ты можешь намного больше, чем ты думаешь.

Сколько раз тебе говорили это в детстве? Вот честно?

Мне ни разу. Да, да. Ни разу от своих близких я не слышала этих жизнеутверждающих и окрыляющих слов. Мне говорили лишь то, что я должна делать, чтобы хоть как-то устроиться в жизни и не умереть с голоду. А чтобы рассчитывать на что-то большее — нет, куда там. Ты же обычный человек.

А так ли много мы знаем о возможностях «обычного» человека? И что делает обычного человека — необычным?

В горах Тибета есть одна пещера, примечательная тем, что на ее каменных сводах оставлен отпечаток руки человека. Он не выгравирован, не нарисован. Это реальный след от руки человека, который в буквальном смысле превзошел законы физического мира. Йогин по имени Миларепа, живший более 800 лет назад, приложил руку к камню и протолкнул ее, словно стены не существовало вовсе. И сделал он это для того, чтобы продемонстрировать свое превосходство над ограничениями материального мира.

Нам, конечно, с трудом верится, что на подобные «фокусы» способен обычный человек. Миларепа — он святой, мистик, вообще «не от мира сего», и потому он сделал невозможное.

А что, если на секунду, на одно мгновение все-таки допустить мысль о том, что Миларепа — такой же человек, как мы с вами? Из плоти и крови. И единственное, что отличает его от нас — это сила его воли и веры в себя?.. Что тогда? Можете не отвечать. Потому что, боюсь, ответ вам может не понравиться, ведь придется признать тот факт, что вы могли все — но не делали ничего.

Все ограничения лишь у нас в голове.

Мы часто слышим эту фразу, но… слышим ли мы эти слова «по-настоящему»?

Как часто мы пробуем делать что-то новое, вопреки этому злосчастному голосу, твердящему, что у нас не получится, что мы недостаточно талантливы, не способны на это, не справимся?..

Конечно, мне хотелось бы думать, что вы ответите: «Да постоянно!» Я бы улыбнулась и стала немного счастливее. Но мой опыт показывает, что такое случается крайне редко.

Правда, именно по этой причине встречать на своем пути людей, которые все же пробуют, идут к своей мечте сквозь все свои страхи и сомнения — особая радость.

И я таких встретила.

Удивительных, смелых и бесконечно талантливых людей, которые смогли превзойти все свои сомнения и внутренние ограничения, и заявить миру «Я могу это сделать».

Это люди, которые дерзнули воплотить в жизнь свои мечты о писательстве.

И я бесконечно счастлива, что имела возможность создать вместе с ними этот поистине удивительный сборник рассказов.

Эта книга — воплощение смелости и таланта с виду обычных, но совершенно особенных людей.

С любовью, ваша Катрин Бенкендорф.

Эльвира Ахмадуллина

Танец дождя

Миловидная молодая женщина спешила по тропе к морю. Пушистые светлые локоны растрепались. Широкий подол батистового голубого платьица то развевался, то заворачивался вокруг стройных ног. Порывистый ветер словно старался остановить это стремительное движение. Но она лишь ускоряла шаг

Небо за спиной наливалось чернотой. Где-то над морем сверкали молнии и раскаты грома рассыпались у нее над головой.

Вот и ее любимая смотровая площадка — широкий плоский камень на краю обрыва. Молнии засверкали ближе. Тяжелые морские волны потемнели, вспенились бурунами и с яростью бились о берег. Лишь изредка вспыхивали на волнах прорвавшиеся сквозь тучи солнечные лучи. Женщина подняла руки к небу, и эти же лучи четко обрисовали точеную фигурку.

На распахнутые ладони легко упали первые дождевые капли.

Она начала медленно раскачиваться, потом закружилась, взлетела и снова закружилась. Развевались длинные пряди волос, трепетало платьице на ветру. Начавшийся ливень размыл контуры. Она казалась дочерью ветра — сильфидой, танцующей в струях ветра и дождя то ли быстрый вальс, то ли замедленное фуэте. Похожая на голубых танцовщиц Дега, она словно находилась вне времени и пространства.

Стоя на уступе скалы, освещенная отблесками солнца и молний, овеянная ветром и облитая дождем, она вбирала в себя силу всех четырех стихий этим непонятным, но чарующим танцем.

***

Об этом отпуске Анна мечтала целый год. Солнце, море, Крым.

Анна любила море и любила одиночество. Взрослая женщина, верящая в сказки. Она любила взять книгу и под шелест прибоя перенестись в другое время, или другое измерение, или другой мир.

Читала она медленно, потому что слишком часто отправлялась в путешествия вместе с героями книги и переживала приключения, которые возникали в ее воображении и о которых не подозревали авторы, читаемых ею книг.

И конечно ей совсем не нравилось, когда ее вырывали из этого мира неуместными замечаниями. Но так как была Анна женщиной очень привлекательной, избежать чужого внимания ей было сложно. А находить жесткие или язвительные фразы, которые быстро позволили бы избавиться от нежелательных ухаживаний, она не умела. К своим 28 годам Анна чудесным образом сохранила такие качества, как скромность и добросердечие, которые людьми самовлюблёнными принимались за благосклонность.

Именно поэтому разрекламированные туристические туры с отдыхом в модных отелях ее не прельщали. Анна находила для себя уединенные виллы на островах Средиземного моря или еще южнее. Главным условием ее идеального отдыха были близость моря и малолюдье.

В прошлом году Анна нашла для себя такое идеальное место в родной стране. Уютный домик на берегу широкой бухты вблизи небольшого курортного городка.

Она ехала туда по рекомендации подруги и очень волновалась, так как не привыкла принимать спонтанных решений. Но привычный отдых на одном из малолюдных островов Эгейского моря был недоступен, а оставаться совсем без морского бриза Анна была не готова. С подругой они дружили еще с институтской скамьи, знали друг о друге то, что и сами в себе не подозревали. Поэтому и доверилась. И не пожалела.

Ей отвели большую уютную комнату в небольшом гостевом доме. Зеленый дворик сулил прохладу в жару, а море действительно было так близко, как ей и говорили. Анна сразу полюбила это место, тем более что другие комнаты пока пустовали, и общалась Анна только с хозяевами.

Они представляли собой очень колоритную пару.

На лице хозяйки уже наметилась сеточка из морщин, но живые, острые глаза еще ярко голубели. В коротких густых волосах не было седых нитей, а фигура сохранила почти девическую стройность. Маленькая, энергичная, подвижная, как ртуть, она находилась словно бы в нескольких местах одновременно. Только что она была на кухне, а через секунду голос ее раздавался в птичнике, и уже в огороде, потом в саду. Вот она что-то быстро говорит соседке, а вот и стол накрывает.

Во внешности мужа проглядывали очень далекие, но явные восточные корни. Влажные карие глаза с застывшим в них выражением безмятежного спокойствия. В серебряной шевелюре легко угадывается когда-то темный цвет волос. Лицо гладкое, смуглое скорее от загара, чем от природы. Красивой формы руки с длинными, изящными пальцами. Крупное тело очень органично смотрится на широком диване, где он проводил большую часть свободного времени.

Не приходилось сомневаться в том, кто правит этим маленьким королевством. Слова жены явно были законом в доме. Обладая острой деловой хваткой, она хорошо знала, как добиться благополучия для своей семьи. Муж ее обожал. Постояльцы уважали и искренне восхищались.

Их роли в ведении хозяйства были распределены соответственно характеру каждого. Она отвечала за всю живность, за порядок в домах и за восхитительно вкусные завтраки, обеды и ужины.

Он же изумительно умел поддерживать беседу с любым человеком, попадавшим в их орбиту.

Невнимательный человек решил бы, что от него в доме нет особой пользы. А он, между тем, вставал ежедневно с восходом солнца, убирал двор и беседку, привозил продукты, проверял все, что должно безотказно работать, обеспечивая постояльцам комфортное проживание.

К тому моменту, когда все остальные начинали вставать, он уже занимал свое излюбленное место на диване или в кресле под тенистой акацией. Там он и проводил весь день, наглядно демонстрируя отдыхающим покой и прелесть южной жизни.

Она олицетворяла энергию, он — невозмутимость.

Люди, однажды побывавшие в этом доме, неизменно возвращались. Год за годом. Невозможно было не оценить по достоинству комфорт проживания, вкусную еду, покой. Но главное, ту атмосферу искреннего интереса и доброжелательности, которая позволяла каждому чувствовать себя почти членом семьи, или, как минимум, очень близким другом.

***

Утром, еще до завтрака, Анна уходила на пляж. Песок приятно холодил ноги. Вода была теплой и прозрачной. Она входила в волны неспешно, плавно, без единого всплеска. Растворялась в воде, чувствуя себя каплей в этой безмятежной безбрежности.

Анна любила заплыть далеко от берега и просто лежать на волнах, сливаясь с морем и с небом. Изредка поглядывая на берег, она видела, как пляж постепенно заполнялся. В основном родителями с маленькими детьми. Молодежные компании предпочитали места более оживленные.

Любители солнца лежали на берегу и, почернев от загара, напоминали разомлевших тюленей. Изредка они поднимали головы, отыскивая глазами резвившихся на мелководье малышей и лениво их подзывали.

Более беспокойные предпочитали стоять с ребятишками в воде. Дети вокруг них плавали, ныряли или прыгали, стараясь поймать волну. Воздух звенел от детского смеха и родительских окриков. Вода мутнела от поднимаемого со дна песка. Берег покрывался замками, рвами и бассейнами.

Когда становилось уж очень шумно и многолюдно, Анна уходила с пляжа.

Во время одной из прогулок она обнаружила по соседству еще одну бухточку. Берег здесь был скалистый и, разглаженный ветрами и временем, верх одного из камней представлял собой прекрасную обзорную площадку. Вечерами Анна часто стояла там, любуясь видом на бескрайний морской простор. А дневные часы проводила на узкой прибрежной полосе, густо усыпанной камнями, где, однако, нашлось местечко, чтобы спокойно позагорать в тишине. Сюда она спускалась после завтрака и лениво лежала с книжкой на прогретой гальке, слушая крики чаек.

К обеду безжалостное солнце вынуждало искать блаженную тень, которую на выжженных камнях найти было невозможно.

Анна возвращалась в дом и наслаждалась садоводческим искусством хозяев. Мощенный плиткой двор, укрытый тенью туй и ленкоранской акации, сохранял благословенную прохладу. Журчал небольшой фонтанчик, добавляя ощущение свежести. На многочисленных клумбах впитывали полуденный зной прекрасные розы, насыщая воздух своим ароматом. Изящные кусты гибискуса с небрежной щедростью протягивали ей свои великолепные цветы. В кадках пышно цвел олеандр.

Анна брала книгу и до вечера проводила время в увитой глицинией беседке. Присутствие хозяина и бормотание телевизора были настолько необременительными, что зачастую ей казалось, что в беседке и нет никого, кроме нее.

Однажды он поинтересовался, что она читает, и Анна с невольным изумлением обнаружила, что с ним вполне можно обсудить и сюжет, и отдельные эпизоды, и характеры героев. Так неожиданно было обрести в этом флегматичном на первый взгляд человеке интересного собеседника. Беседы с ним не раздражали ее, а доставляли эстетическое удовольствие. Еще больше ее восхищало его умение вовремя прекратить разговор. В какой-то момент каждый из них словно уносился мыслями в собственную страну, и слова тихо и естественно таяли в воздухе, не оставляя напряженной тишины.

Когда спадала жара Анна отправлялась в длительные прогулки вдоль побережья, с исследованием окрестных бухточек и скал. И, конечно, устраивала вечерние заплывы.

Незаметно пролетела первая неделя отпуска. Появились новые жильцы. Очень приятная семейная пара. Их заселение никак не отразилось на ритме жизни Анны. Для нее практически ничего не изменилось. Разве что теперь она меньше времени проводила в беседке и не пользовалась так безраздельно вниманием хозяев.

Словно для того, чтобы возместить утраченное, спала удушающая жара и установилась идеальная для прогулок погода. Анна теперь пропадала на побережье целыми днями.

Резвясь в воде, она чувствовала себя русалкой, которая выходит на берег только для того, чтобы полюбоваться играющими в солнечных лучах золотыми песчинками в прозрачной воде, белоснежной пеной на барашках волн, похожими на птеродактилей бакланами, отдыхающими на камнях расправив широкие крылья.

Забираясь на скалы, превращалась в археолога, разыскивающего на камнях рисунки времен палеолита или следы средневековых поселений.

***

Однажды, вернувшись с пляжа, она услышала радостный щебет хозяйки и густой заливистый мужской смех. Затем заговорил мужчина. Незнакомый, немного ленивый, тягучий, бархатный голос с характерным южным выговором. Слов было не разобрать, но сам тембр этого голоса вызвал у Анны ощущение обнимающей морской волны.

Она хотела скрыться у себя в комнате, но ее уже заметила появившаяся в дверях кухни хозяйка.

— Анюта, вернулась. Иди в беседку, обедать будем.

— Может я попозже. У вас, кажется, кто-то приехал.

— Та не. То ж Артем, сын. С рыбалки вернулся. Ездили с друзьями. Так-то он в городе живет, но и с нами тоже. Знакомьтесь.

Анна вошла в беседку. Высокий, загорелый темноволосый мужчина, казалось, заполнял собой все пространство. Не худой, но и не толстый, коротко стриженный и, по местному обычаю, полуодетый. Под гладкой темной кожей перекатываются мышцы. На симпатичном добродушном лице играет белозубая улыбка. Отцовские карие глаза мгновенно впитали в себя ее изящную фигурку, тонкие черты красивого лица, густую гриву длинных русых волос и даже окружавшую ее ауру покоя. Так же мгновенно сверкнули и погасли.

Все это она увидела за те секунды, которые понадобилось, чтобы произнести короткое приветствие. Так же быстро она поняла, что при внешней похожести на отца, он скорее мамин сын, чем папин. Уже в том, как он поздоровался, спросил, как отдыхается, и, заметив ее смущение, быстро ретировался, чувствовалась мамина хватка. Та же скорость движений, та же моментальная оценка человека и ситуации. И ни следа отцовской мирной заинтересованности.

С этого дня он каждый вечер неизменно появлялся на пороге беседки. Разговоры его с родителями были самыми бытовыми. Чаще всего спокойно-размеренными, иногда возбужденными, крайне редко раздраженными. Он расхаживал по беседке и рассказывал о дневных делах, встречах, о людях, которых она не знала. Анна участия в беседах почти не принимала, не вникала в суть, а просто тихо наслаждалась тембром голоса и грацией движений. Как и мама, он почти не стоял на месте. В большой беседке с его приездом сразу становилось тесновато.

Когда Артем обращался к ней, его бархатный баритон становился похожим на густой тягучий мед. Весь он словно замедлялся, перенимая уже отцовские манеры. И каждое слово, вроде и не какое-то особенное, словно имело двойной смысл. Анне казалось, что она стоит на зыбучем песке. Ответить на то, что сказано, или на то, что подразумевается. Любое неосторожное слово, как неосторожный шаг. От смущения ее спасало только врожденное и умело развитое чувство юмора.

Вот как, скажите на милость, отвечать, когда тебе говорят: «Как ты умудрилась на нашей жаре сохранить такой шикарный персиковый оттенок кожи? Обожаю персики». И, словно невзначай, проводят пальцем по щеке.

Ничего не говоря, Анна взяла с тарелки персик и подала ему. Пусть тоже погадает, о чем это.

Их общение больше всего было похоже на тур вальса: шаг вперед, шаг в сторону, шаг назад. Красиво, плавно и кружится голова.

Анна сама удивлялась тому, как много места он занимал в ее мыслях. Она давно уже не была наивной юной девушкой, успела и влюбиться, и обжечься. Поэтому совершенно не склонна была к мимолетным романам. Да и к длительным отношениям тоже не была готова.

Тем не менее, ежедневное общение, легкие, почти вскользь, прикосновения, будоражили кровь и будили фантазию. Подхватить, когда поскользнулась на плитке. Соприкоснуться пальцами, передавая тарелку. Прикоснуться к ноге, собирая рассыпавшиеся фрукты. Ни одно из этих прикосновений не было особенным на чужой взгляд. Но в ней вызывало бурю чувств. Анна понимала, что влюбляется. Причем влюбляется не в человека, которого фактически не знала, а в мираж. В ту ауру беззаботного, слегка ироничного веселья, которую он нес с собой.

Бывало, душными ночами, начитавшись за день женских романов, она представляла их вместе. Жаркий шепот, поцелуи, страстные объятия, слияние тел… Сердце у нее замирало, а тяжесть внизу живота выдавала томление.

Анна ценила в мужчинах отнюдь не внешность. Но сейчас она жалела, что при всем разнообразии своих умений художественным талантом не обладала. Она представляла, как изображает его на холсте. А еще лучше изваять скульптуру. Это не был бы греческий бог, во всем его идеальном великолепии. Но мужчина в самом расцвете своей силы. Тело пловца и взгляд избалованного ребенка, уверенного в своем великолепии. Она назвала бы свою скульптуру очень коротко: Юг.

Анна не понимала, что с ней происходит. Никогда и ни в кого не влюблялась она так стремительно. Больших усилий ей стоило, чтобы ночные фантазии никак не отразились на их ежедневном общении. Он проявлял интерес, она принимала его внимание спокойно и слегка насмешливо. Их отношения так и остались ровными, почти дружескими, с легким флером недосказанности.

А отпуск тем временем закончился. Анна тепло распрощалась с хозяевами, договорившись, что обязательно приедет на следующий год.

***

Началась обычная жизнь. Дом, работа, редкие встречи с друзьями. Анна подумывала завести собаку или кошку, чтобы не возвращаться вечерами в пустую одинокую квартиру. Но по зрелом размышлении поняла, что не готова взять на себя такую ответственность.

При всей мечтательности, Анна всегда реально оценивала последствия своих поступков и принимала только хорошо обдуманные решения. Если поговорка предлагала отмерить семь раз, то Анна отмеряла все семьдесят семь.

Утром, еще затемно, Анна уезжала на работу. Добираться приходилось долго, но ей нравилось то, чем она занимается. И нравилось выполнять свои обязанности хорошо. Ведь когда работа тебе по душе и когда от сделанного ты получаешь удовольствие, то и день пролетает быстро, и нет неприятного осадка от ощущения напрасно потраченного времени.

После окончания работы Анна привыкла погулять по городу, поэтому домой она возвращалась поздно. Счастливой особенностью Анны было то, что она находила хорошее в любом времени года. Она любила гулять, когда шуршат под ногами пестрые листья и летят по ветру легкие паутинки, но также нравились ей и туманы по утрам, и затяжные дожди, и снег. Осень не казалась ей грустной и унылой.

Какие при таком режиме могут быть питомцы. Тем более что и от командировок, пусть и нечастых, Анна никогда не отказывалась. Интересно ей было видеть новые места, новых людей, решать какие-то другие, не повседневные задачи.

Вечерний ритуал включал в себя легкий ужин и чтение. Обычно Анна представляла себя на месте героев читаемых книг, но в этом году долгими осенними вечерами она вспоминала отпуск. Снова и снова прокручивала в памяти немногочисленные встречи с Артемом. Вспоминала каждое его слово. В мечтах она наделяла его теми чертами характера, которые пленяли ее в его родителях. Энергичность и душевность мамы, эрудированность и легкость отца. Ее поведение тоже виделось ей совсем по-другому. Она выстраивала длинные диалоги, находила оригинальные ответы на его шутки, флиртовала. Была смелой, раскованной, даже бесшабашной.

Зима сменила осень, а Анна продолжала жить воспоминаниями. Она не заводила новых знакомств, не ходила на свидания и со старыми друзьями встречалась редко. Коллеги на работе замечали ее отрешенность, удивлялись, но не приставали с разговорами. Все эти месяцы она проводила словно в полусне. Днем полностью отдавалась работе, а вечером погружалась в минувшее лето.

Весной, с пробуждением природы, проснулись и окрепли ее мечты. Она уже не вспоминала слова, жесты, улыбки. Теперь Анна выстраивала новую модель отношений. Как она приезжает, что говорит, как выпускает на свободу свои эмоции. Ни одного потерянного дня. Все ее жаркие сны должны воплотиться в реальность. Они будут вместе. Вместе будут встречать рассвет, устраивая заплывы в прохладной воде. Вместе любоваться на безбрежную морскую ширь днем. Вместе провожать закаты. И ночи проводить будут вместе. Она не станет больше думать о том, что правильно, а что неправильно. Она будет просто наслаждаться.

Воздушный замок, который она строила на песке воспоминаний, обрастал башнями, балконами, подземными переходами. Где-то глубоко внутри, она понимала, что замечталась. Она выдумала человека, выдумала отношения, выдумала свой идеальный мир. Но важно только то, что она не была в нем одинока.

***

Анна была красива, элегантна и холодна. Мужчины считали ее высокомерной и гордой, кроме тех, конечно, кто хорошо ее знал. Она совершенно не была ни надменной, ни холодной. Но именно эти маски лучше всего скрывают робость. Не добавляли ей поклонников и неординарный ум и начитанность. Это скорее отпугивало сверстников, не привыкших тратить время на долгие разговоры.

Единственный молодой человек, который сумел ее заинтересовать и не испугался сам, прожил с ней недолго. Он любил их длинные разговоры о книгах и об искусстве. Но ее преданность работе и легкомысленное отношение к ведению домашнего хозяйства выводили его из себя. Он мнил себя человеком искусства и рассчитывал, что Анна будет обеспечивать его комфорт. Она была для него не иссякающим источником вдохновения, но обладала слишком серьезным в его глазах недостатком. Анна почему-то считала, что домашние дела нужно делить равномерно. А его тонкая натура не могла отвлекаться на покупку продуктов или вынос мусора.

Возможно, с присущим ей практицизмом, она и сумела бы со временем выстроить их отношения удобным для двоих образом, но он ей этого времени не дал.

Расставание Анна переживала тяжело. Да и расставание их было каким-то не окончательным. Он ушел из ее дома, но не из ее жизни. Мог пропадать месяцами, когда все было хорошо. Но если его настигал моральный или материальный кризис он приходил к ней. Мог часами рассказывать о своей жизни, обсуждать идею очередного гениального творения, гордиться собой или жаловаться на жизнь и непонимание. Выпивал литр чая или кофе, иногда занимал денег и уходил. Когда на день, когда на год. И возникал на пороге так же неожиданно, как и пропадал. Она сотни раз давала себе обещание в следующий раз захлопнуть дверь перед его носом, но так никогда этого и не сделала.

***

Анна трудно впускала людей в свою жизнь, но если уж впускала, то это было надолго. У нее было всего три подруги: одна со школы, одна со студенческих лет и одна на работе. В ее жизни они существовали отдельно. Каждая сама по себе и с ней. На общение не влияли ни изменения семейного положения, ни социальный статус, ни разделявшие их расстояния. Те, кто утверждает, что женской дружбы не бывает, просто не умеют дружить. Или хотят от дружбы слишком многого.

Анна дружить умела. Вот и сегодня выкроившая денек подруга сидела с ней на кухне. Смеялась, негодовала и снова смеялась, требуя предъявить ей предмет столь долгих воздыханий. Это по ее совету Анна поехала в отпуск в Крым. Она отдыхала в этом месте годом ранее Анны и не видела никого, столь достойного восхищения.

— Ну хорошо, нет ни одной фотографии. Но в соцсетях-то он наверняка есть! Немедленно признавайся, кто это.

— Господи. Ну ты же прекрасно знаешь, что меня нет в социальных сетях. Мне эти компьютеры на работе настолько надоели, что дома я прекрасно обхожусь книгами.

— Да уж, устроила из квартиры библиотеку. Никого вокруг не замечаешь. А между прочим, ваш новенький очень даже очень. И к тебе явно неровно дышит. Только ты видеть ничего не хочешь.

— Прекрати, пожалуйста. Алекс прекрасный человек, просто еще только осваивается в коллективе и не всех знает. А у нас кабинеты рядом.

— Именно поэтому он напрашивается каждый раз на чаек, приглашает в театр. Не в кино, представь себе, а, зная твое пристрастие, именно на балет. Где ты видела мужчин, которые любят балет?..

— Просто ему подарили два билета. А на балет не так-то просто найти желающего сходить.

— И кто бы это ему их подарил, и с чего. Да еще два, и на премьеру. Темнишь ты подруга. Или себя обманываешь. Проворонишь парня. У вас организация хоть и серьезная, но женщин одиноких больше, чем мужчин. А здесь счастье само в руки идет. Я вообще не понимаю, как ты, с твоим умом, умудрилась проворонить целый год жизни. Ходишь, мечтаешь. И даже не даешь возможности проанализировать, стоящий ли предмет выбрала.

— И что это, интересно, ты собралась анализировать, скажи на милость.

— Да элементарно. Сколько лет, семейное положение, образование, специальность, планы на жизнь. Да и планы в отношении тебя, наконец.

Анна промолчала. Прекрасно зная язвительный нрав подруги, она понимала, что та всего несколькими фразами легко может разрушить созданный ее воображением идеальный образ. Тем более, что образ этот был выстроен на пяти встречах и нескольких десятках самых заурядных слов. И рассказывать об этом Анна никому не собиралась. Даже той, что знала ее лучше ее самой.

А еще Анна вдруг ясно поняла, что она действительно ничего об Артеме не знает. Возраст около тридцати, не женат. Вот и все. Зато она знала, что в отношении нее никаких серьезных планов у него не было. Она почувствовала, конечно, что понравилась ему, но это все. Мужчины на юге не склонны влюбляться с первого взгляда. Зато уверены, что все женщины готовы завести пресловутый курортный роман.

Не собиралась она ничего этого никому рассказывать. Вот поедет в отпуск и получит свой кусочек счастья. А будет он большим или крошечным, время покажет.

Подруга почувствовала, что настроение Анны резко ухудшилось. Она сочла за лучшее изменить тему разговора и весело защебетала о себе любимой, хорошо зная, что Анна обязательно начнет вникать в ее проблемы, а значит отвлечется от неприятных мыслей.

Расчет ее оправдался, и больше к разговору о личной жизни Анны, или, вернее, об ее отсутствии, они не возвращались.

После ухода подруги Анна впервые по-настоящему задумалась, как же так вышло, что всеми ее мыслями, всеми чувствами завладел незнакомый, в сущности, человек. Почему на работе все считаются с ее мнением и обращаются за советами? Почему подруги всегда советуются с ней перед принятием любого серьезного решения? Но каждый раз, когда речь заходит о ее отношениях с мужчинами, она никого и ничего не слышит. Даже себя. Она осознавала всю нелепость своего увлечения, но уже не собиралась ничего менять. Да и не смогла бы, наверное.

В конце концов, Анна решила, что все дело в солнце. Она любит солнце и море, а Артем не зря показался ей олицетворением юга. Именно юг она в нем и любила, о нем и мечтала весь год. А значит, все не зря. Вот поедет отдыхать, и все будет так, как она себе намечтала. И неважно, что будет потом. Неважно даже, будет ли это потом.

***

Лето. Отпуск. Крым.

Жара. Аэропорт переполнен. Самолеты садятся один за другим. Хорошо, что такси она заказала заранее и через пару часов будет на месте.

Ковром ложится под колеса новая дорога. За окном мелькают город, горы, степь. Свернули. Приехали.

Анна заняла свою прежнюю комнату. В ней ничего не изменилось. Не изменился и двор. Все так же нависали над дверью и окном плетистые розы, журчал фонтанчик, манила прохладой беседка, увитая глицинией.

Так же радушно встретили хозяева, заранее предупрежденные о ее приезде. Жильцов в этом году было много, но сейчас они где-то пропадали: то ли на пляже, то ли в город уехали. Знакомство состоится вечером.

Анна, едва придя в себя с дороги, ушла к морю. Она не стала спускаться на пляж, а отправилась в свою заветную бухточку, на облюбованный в прошлом году валун. Хотелось в одиночестве вдоволь насладиться роскошным видом и особым, только морю присущим, запахом. Услышать шум набегающих волн и крики чаек.

Уходящее солнце окрасило небо в изумительные красно-оранжево-лиловые тона. По застывшей морской глади расстелилась яркая дорожка. Нигде больше не видела она таких чарующих красок заката. Такой грозной, яростной красоты. Солнце село. И только на противоположной стороне еще розовели редкие облака.

Анна повернула к дому. Южная ночь обрушивается мгновенно. Не успеет погаснуть последний солнечный луч, как опускается кромешная мгла. Нужно успеть дойти до тропки, пока играют последние отблески.

Вечер прошел шумно и хлопотно. Соседи оказались людьми приятными во всех отношениях. Весело познакомились, участливо расспросили о дороге, эмоционально рассказали о впечатлениях от своей поездки и благосклонно отпустили отдыхать.

Мечтам Анны в первый же день поговорить с Артемом и насладиться отпуском вдвоем не суждено было сбыться. Он не появился ни в первый день, ни во второй, ни в последующие. Каждый день она ждала его появления, ведь конечно же ему известно о ее приезде. Не может быть, чтобы мать ему не рассказала. Но Артема все не было. Она, разумеется, могла сама спросить, где он, но никак не могла придумать удобного повода.

Это лето вообще было не таким, как в ее мечтах. И солнце не такое нежное и ласковое, и море не такое синее и чистое, и запах соли и водорослей перебивается запахом пыли. Даже в ее любимой уединенной бухточке обнаружились загорающие нудисты.

Если бы ее фантазии сбылись и встреча с Артемом состоялась именно так, как она мечтала, все эти отступления от придуманного долгими одинокими вечерами идеального лета наверняка бы ее сильно расстроили. Но когда ожидание не сбывается в основном, все второстепенное становится уже неважным.

В какой-то момент Анна поняла, что она вполне довольна своим отпуском и без Артема. Как-то неожиданно быстро она подружилась с одной из своих соседок, и эта жизнерадостная девушка так умела поднять всем настроение, что ни для грусти, ни для раздражения не оставалось места. Они вместе ходили на пляж и часто гуляли вместе, взбираясь на самые высокие холмы и спускаясь в малодоступные бухты. Слово за слово, Анна и сама не заметила, как поделилась историей своих отношений с бывшим мужем и своей неуверенностью, и неумением строить отношения. Только об Артеме она не сказала ни слова.

Лена, так звали соседку, при всей своей разговорчивости и непоседливости, прекрасно умела слушать. И, как выяснилось, не просто слушала, а слышала и понимала даже то, о чем не было открыто сказано.

Она рассказала Анне об одной очень действенной практике, и чуть ли не потребовала, чтобы та каждое утро, при первом взгляде в зеркало говорила себе: «Какая я красавица». И весь день повторяла эти слова каждый раз, как увидит где-либо свое отражение. Так же Анна должна была при каждом удобном и неудобном случае повторять себе, что все мужчины ею восхищаются, и иначе просто не может быть.

Анна смеялась, но применить рекомендации попробовала. Тем более что Лена, с которой они много времени проводили вместе, постоянно ей напоминала необходимые слова. Да и сама не скупилась на комплименты.

Результат был обещан через месяц, но Анна почувствовала существенные изменения в своем настроении значительно раньше.

Она вежливо, но твердо отшила вдруг позвонившего бывшего, сама удивившись тому, как легко это оказалось сделать. А еще она почти перестала думать об Артеме. Лишь иногда вечерами еще представляла их вместе. Только мечты эти как-то потускнели, потеряли яркую чувственную наполненность.

Через несколько дней, вернувшись днем с пляжа, она услышала в беседке такой знакомый смех и любимый бархатный баритон. Быстро скрывшись в комнате, она подошла к зеркалу. На нее взглянула взволнованная молодая женщина с огромными фиалковыми глазами, прячущимися за длинными темными ресницами. Анна придирчиво разглядывала себя. Брови у нее тоже темные, красиво очерченные, а волосы светлые, густые и длинные. Нос хорошей формы, не большой и не маленький. Губы пухлые, чуть капризные, но в целом тоже ничего. Она знала, что выглядит значительно моложе своих лет и кажется совсем юной девушкой. Раньше она не видела в своей внешности ничего примечательного, косметикой почти не пользовалась, да и в целом внешности своей уделяла непростительно мало внимания. Впрочем, и модного сейчас желания что-нибудь в себе изменить, у нее никогда не возникало. Впервые, неожиданно для себя, Анна решила, что она действительно красива.

Она быстро распустила и прочесала влажные волосы, выбрала свое любимое батистовое платье в тон к глазам, коснулась помадой губ и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, снимая волнение.

Входя в беседку, она была такой же холодновато спокойной, как всегда. Ничего в ее внешности и голосе не выдавало владевшего ею волнения.

Он сидел на диване, свободно откинувшись в расслабленной позе, закинув ногу на ногу и вытянув руку по спинке. Та же фигура, та же улыбка, то же приветливо-ироничное выражение лица. Ничего в нем не изменилось. Знакомый влажный взгляд миндалевидных глаз, знакомая медовая тягучесть в голосе. Нет только бьющей через край энергии, порывистости движений. И вместо Анны на него зачарованно смотрит совсем другая девушка.

Анна смотрела и ничего не понимала. Мужчина ее мечты. Здесь, рядом. Но сейчас, в своей небрежной позе, он показался ей похожим не на вожделенного возлюбленного, а на раздобревшего, вальяжного, наглого хозяйского кота.

Что-то незаметно, но кардинально изменилось в ней. Ожидания, мечты, нетерпение. Она смотрела и не понимала, неужели вот этого она ждала целый год? Об этом мечтала?

Она смотрела и видела, словно со стороны: и интересного мужчину, и явно влюбленную девушку, и застывшую себя.

Она смотрела, вот только ничего не чувствовала. Ни робости, ни замирающего сердечного ритма, ни, тем более, пресловутых бабочек в животе. И ревности она тоже не чувствовала.

Просто рушился ее прекрасный замок. Еще тогда, когда он не появился в первый день, чтобы ее встретить, ветер взметнул первые тучи песка. А сейчас безжалостная морская волна смывала башни, и балконы, и переходы.

А ей даже не было больно. Охватившее ее чувство правильнее всего было бы назвать разочарованием.

А где-то в глубине души было еще и чувство освобождения. Словно пришло время очнуться от спячки. Очиститься не только от пустых мечтаний, но и от всех, изживших себя, отношений. Осознать себя. Понять и почувствовать, в чем ее сила. Где конец ее одиночества.

Оба чувства были настолько сильными, что рвались на свободу. Требовали какого-нибудь внешнего проявления.

Анна побежала к морю, моля о дожде. О дожде, который смоет все наносное, все ненужное. О дожде, который поможет окрепнуть той силе, что росла в ней.

И, словно отвечая ее желаниям, над полуостровом начала собираться гроза. Метались по небу сизые тучи, ветер рвал платье и бросал волосы в лицо. Зигзаги молний отражались в глазах. От раскатов грома дрожал камень под ногами.

И дождь пришел.

А в ней зазвучала песня. Песня освобождения от иллюзий. Песня пробуждения.

И родился танец. Танец обретения себя. Танец счастья. Танец дождя.

Диана Андриа

Цветные карандаши

Бывает так, что душа стучится в потускневшее окошко разума, взывая к поиску Карлсонов на крышах, ловле мыслей прохожих и другим различным чудачествам, отвергая пастельную палитру будней, требуя ярких сочных вкраплений во всё её окружающее. В такие моменты ей бы только кружиться под дождем из маракуйских макарун, бродить по люпиновым полям с раскинутыми руками, взмывать в непролазную гущу тропических джунглей на тарзанке из лиан фантазии.

В один из таких дней, душа моя зашептала и попросила старых добрых цветных карандашей, дабы раскрасить засеребрившуюся реальность. Путь в художественный магазин проходил по сентябрьским лужам, но большей частью в мыслях о бумажных тенях ветров Сахарского Атласа, лунных зайцах и лемурах в ультрамариновых полосках, в природе одинаково не существующих, но чудодейственной силой цветных карандашей, запросто воплощаемых.

Стоило мне переступить порог этой обители страждущих по творению и созиданию, как возле меня, как джин из бутылки, оказался неопределенного возраста высокий стройный мужчина, в квадратных очках в роговой оправе, в водолазке кобальтого цвета и штанах цвета хаки. Утонченное его лицо обрамляла витиеватая борода, вся словно сотканная из музыкальных скрипичных ключей.

— Как вы поживаете в столь непогодный, и все же невероятно лучезарный день? — с обходительной улыбкой спросил он меня. Голос его звучал так, словно вместо слов в пространство он распространял легкие клубы сиреневого дыма.

Представившись Флавианом, почтительно раскланявшись, он весело присел в книксен и радушно произнес:

— К вашим услугам доблестный рыцарь, художественных дел мастер, консультант художественного отдела. Чем могу вам помочь, любезнейшая сударыня?

Весьма воодушевленная такой галантностью, я попросила показать цветные карандаши. В ответ консультант воскликнул:

— Цветные карандаши? Как прекрасно! Рождать образы, писать картины, творить — вот где жизнь и смысл шагают рука об руку. Как говорил многоуважаемый Белинский: способность творчества есть великий дар природы, акт творчества в душе творящей есть великое таинство, минута творчества есть минута великого священнодействия. Проследуйте за мной, милейшая!

Мне показалось, что художественных дел мастер взмахнул невидимой мантией кудесника, завлекая за собой в кладовую его сокровищ, в его маленький, но бесценный для него и всех к нему сопричастных, мир, по сравнению с которым мир внешний терял всякое маломальское значение.

Мы прошли к стеллажам, уже издали гипнотизирующим невообразимой каруселью всевозможных красок, нежно обернутых вокруг цилиндрических деревянных палочек, словно мороженое или фруктовый лед на палочке в жаркий летний день. Только вместо утоления жажды сладкого и холодного, они утоляли жажду цвета. Бесконечными рядами буйствовали перед нами окружностью, насыщенностью, переливчатыми оттенками и мерцанием, фирменные карандаши.

Искусно Флавиан раскрыл стеклянные двери стеллажей, как открывает занавес конферансье, уверенный в непревзойденном величии шоу, им так страстно представляемым. Краем уха мне даже послышались овации.

— Вашему эстетическому восприятию, сударыня, позвольте представить: карандаши светостойкие, водостойкие, акварельные, карандаши на масляной основе, на восковой основе, карандаши пластиковые, гексогональные, экстрамягкие, трехгранные, с ластиком, с точилкой…

Не останавливаясь ни на секунду, ритмичное произношение слов его перешло на струящееся, словно фатиновые платья на полотнах Ренуара, завораживающее пение:

— В упаковке картонной, в блистере, в металлической коробке, в металлическом тубусе. А может быть вам будут интересны карандаши пастельные, карандаши эскизные или же, напротив, чернографитные обыкновенные. Обыкновенные, они, конечно, лишь по названию. Подумайте также о возможности рисовать углем, сангиной, соусами…

Вдруг встревоженная явной эволюцией карандашей со школьных моих лет, казалось мне вроде бы не так уж и давно прошедшими, но теперь усомнившаяся в этом и испытавшая на себе впрямую доказательство относительности времени, я всё-таки успела ввернуть немного недоверчиво:

— Эм, соусами?

— Так точно, соусами, драгоценнейшая! — закивал головой мастер. Взгляд его смягчился, очевидно он понял какой перед ним стоял неофит.

Возрадовавшись, вдохновившись новым пониманием, переходя на мягкий баритон, Флавиан произнес:

— А, кстати, знаете ли вы как произошел карандаш? В былые времена люди сжигали в печи сухие ивовые палочки, собранные в пучок. Превращенные в уголь, палочки становились орудием письма. С XIII века, в обиход художников вошли серебряные проволоки, прародители карандаша. Позднее, в 1564 году, в Кесвике, в Великобритании прошла буря, вырвавшая с корнем многие деревья, и местные пастухи обнаружили под ними черное вещество. Которое приняли за уголь, но поджечь его было невозможно, зато после ряда опытов, стало ясно, что этим веществом можно было оставлять отметки. Овечки тех самых пастухов были первыми кто испытали на себе чудодейственную силу графита. Вещество это было очень мягким, и чтобы графитные палочки не ломались, стержни зажимали между кусочками дерева или бечевки. Графит называли черным свинцом. Пули из него изготовить, конечно, было невозможно, но он стал новым неоценимым подспорьем для художников. Карандаш стрелял и попадал прямо в души, и пули его были сотканы тончайшей красотой, благоденствием и безграничностью творческих сил!

Флавиан на миг закрыл глаза и задержал дыхание, будто желая перенестись во времени, в тот далекий мир, и оказаться у истоков начала чудес. Склонившись над внушительной металлической коробкой с выгравированными по бокам оттисками «Societe de Conte», художественных дел мастер, аккуратно перебирая пальцами, остановил свой выбор на карандаше цвета морской волны, положив его на свою ладонь так бережно, словно это была замаскированная бабочка, которая может вот-вот упорхнуть.

Карандаш, покачиваясь на смуглой руке Флавиана заиграл сияющими бликами.

— Вот такой современный карандаш, в известном всем нам его виде, появился на свет лишь двести лет назад. В XVIII веке во Франции жил один ученый, человек высокого полета фантазии по имени Никола Жак Конте. Когда Франция пребывала в экономической блокаде, и не могла больше принимать импортные поставки графита из Великобритании, тогда министр внутренних дел, безмерно ценя ум и изобретательность Конте, попросил его создать производство карандаша во Франции.

Конте придумал к графиту добавлять глину и помещать их в деревянную оболочку. Он также догадался обрабатывать графит высокой температурой, и стержень карандаша стал твердым! С 1795 года и до наших дней мы до сих пор изготавливаем карандаши по технологии, которую изобрел Никола Жака Конте. Надо ли говорить, что он и сам был блестящим живописцем! — Флавиан радостно засмеялся с искорками в глазах. — И можете ли вы себе представить, что помимо прочего, прекрасный ученый Конте, изобрел не только современный карандаш, но также был непревзойденным воздухоплавателем, строил воздушные шары, был начальником бригады аэронавтов и директором аэростатического института. Конте многое привнес в развитие полетов на воздушных шарах, значительно усовершенствовав производство водородного газа. Да и ничего удивительного, что воздушные шары и карандаши идут бок о бок на этой страничке истории одного человека. Для творящих, ищущих смыслы, созидающих в в этом мире все возможно, не забывайте, помните, об этом, мой милый друг!

Заговорщицки улыбнувшись, Флавиан неспешно перешел к полкам с каллиграфическими наборами и к подробному рассказу о тонкостях этого мастерства.

А я задумалась о том, что мы живем в мире вещей. Вещи эти, которые мы встречаем каждый день зачастую кажутся нам обыденными, становясь привычными глазу, они теряют для нас свое очарование по мере нашего взросления и увлечения другими материями бытия.

Кто-то может возразить, что очаровательного в ручке крана, подошве ботинок, электрической лампочке, сверху вниз на нас глядящей? А между тем каждая мельчайшая деталь этого вещественного мира несет в себе незримые для нас с первого взгляда тайны, вековые истории с тысячей причин и следствий, истории невероятных хитросплетений и удивительных загадок, над которыми мы при желании можем приоткрыть завесу, обогатив тем самым мир еще более таинственный — наш собственный, внутренний.

Магическая сила

Было бы здорово, начиная с завтрашнего дня, обнаружить в себе магическую силу уметь делать все, что угодно на свете и обладать знаниями всего-всего, что есть на свете.

В случае прихватившего простуду друга-дирижера, с легкостью заменить его в Ла Скале на Манон Леско. Периодически бегая посреди интермеццо с дирижерской палочкой за контрабас. Потому как простуда у дирижера и контрабасиста одна на двоих, обусловленная особой пылкостью продолжать радовать поклонниц и после концертов.

Сверхурочные, объясняют они, а у меня талант (не пропадать же ему) играть на всех музыкальных инструментах от африканских маримбы и калимбы до скрипок обоих Николо и Антонио Амати.

Книги писала бы по одной в день. От происхождения космоса «Как это было на самом деле» до метафизики архетипических образов и поэтики чистого сознания. Владея в совершенстве всеми пятью тысячами языков, прогуливаясь в обычный погожий день по окрестностям пустыни Калахари, той ее части что в Ботсване, и случайно встретив не самое дружелюбно настроенное племя, заверила бы встревоженных чужеземцев на чистейшем суахили, что я своя среди своих.

И далее под их недоуменные взгляды, приготовила бы еще древнейший, пламенно любимый всем племенем напиток силы, рецепт которого, казалось, навечно был утерян со смертью прапрабабушки вождя. Тем самым, поразив всех в самое сердце и заслужив любовь до гроба. Их, конечно, не моего. Ведь со всеми знаниями мира, найти способ бессмертия не составило бы труда.

Симпозиумы, саммиты, научные конференции, совещания международных организаций по всему миру не были бы возможны без моего присутствия. Разрываясь на части, один день я в Стокгольме, получаю Нобелевскую премию за изобретение неиссякаемого источника энергии — ручного солнца для каждого. На следующий день в Кот-д-Ивуаре, совершаю революцию в образовании и делаю его доступным для всех детей Африки. А послезавтра в Пуэрто-Рико, обсуждаем отмену всех мировых политических границ на встрече с участниками Бильдербергского клуба. Было бы создано единое правительство мира, как мечтал когда-то Альберт Эйнштейн, и передано, конечно, единогласно, в мои руки.

Метания чувств

Жило-было Разочарование.

Слыло оно отъявленным хулиганом. Слонялось обычно со Скукой, и от того вечно прилипало к ни в чем не повинным гражданам, а Скука подкрадывалась сразу за ним.

Бездушные, бессердечные, ориентировались они по нюху, врываясь в места с повышенным скоплением Предвкушений и Ожиданий.

Завидев первых, последние оголтело бежали со всех ног.

Никакие препятствия не были страшны этим мастакам куролесиц. Многие были настигнуты маргинальной шайкой в тусклом свете серых будней. Не было спасения от них ни в балагане барных огней, ни в темных кулуарах спален, ни в хитросплетениях теней. Широким жестом распахивали они ставни для победоносно вторгающейся Неловкости, ехидно и безжалостно посмеивающейся.

Разбойничать эта шайка любила чаще всего в первые-разы-чего-бы-то-ни-было.

Сгоняя Волнение, бесцеремонно втискивались Разочарование со Скукой между смущенной парочкой на первом свидании, еще до того как официант успевал подать бисквиты и апероль.

Наведывались эти двое и в моменты творческих взысканий — неисчислимое множество различных эквилибристов духовной чувствительности пало их жертвами — виолончелисты, скрипачи, трубачи, режиссеры, художники, артисты всех мастей, писатели, философы, скульпторы. Все они в разное время страдали от тисков Разочарования и Скуки, которые набрасывались на всех этих поэтов жизни, подобно разъярившимся бульдогам. И только Вдохновение знало, что Разочарование так бесчинствует по причине их разлуки.

Стоило Вдохновению показаться на пороге, как Разочарование сразу успокаивалось, отпускало Скуку бегать в умах асфальтоукладчиков, а само кротко складывалось калачиком у ног Вдохновения, позволяя вступить на путь и восторжествовать ликующей, сияющей, окрыляющей все и всех вокруг Творческой силе!

Тимур Босин

Лотрик

Графство Герцен, осень 1653 года…

— Мы проигрываем, граф… — с отрешенными глазами в палатку для командиров прибыл полководец Лерон. Хоть он и стоял с гордой осанкой, как в молодости, вид его вызывал жалость. В минувший месяц командир битву за битвой проигрывал туркам, наступавшим с Востока. Любые ухищрения, на которые он шел, противником просчитывались на раз.

— Наши войска редеют, запасов остается на пару месяцев, а несколько групп солдат готовят мятеж, — видно, что каждое слово давалось Лерону с сильной горечью.

— Я вас услышал, господин Лерон, можете идти, — граф спокойно отвернулся в сторону, будто все происходившее его не касалось.

— Лотрик, я говорю, что мы проигрываем! Ты меня не слышишь? — сорвался на крик командир. Они с графом были очень близки. Лерон воспитывал Лотрика с детства, по завету его покойного отца. Но старый уклад и традиции не позволяли полководцу так обращаться с графом. Всего два раза, после вхождения в титул графа, Лерон обратился к своему подопечному по имени. И это был второй.

— Скоро турки вторгнуться в нашу землю, и здесь не останется ничего, понимаешь! Ничего… — эти слова окончательно придавили Лерона. Он больше не мог себя держать. Воля его пала, а вместе с ней ушла и вера в благополучный исход войны.

— Я вас услышал, Лерон. Вы свободны, — граф снова спокойным тоном произнес слова, даже не повернувшись в подчиненному.

Солдаты, охранявшие графа, в это время находились возле костра рядом с палаткой. Они видели, как вышел полководец. Видели, что Лерон подавлен. Полководец был для всех солдат как отец. Они видели обреченность в его глазах, но ничего не могли с этим сделать.

Лотрик глубоко вздохнул. Человек, которого он считал своим вторым отцом, вышел. Никогда разговоры с ним не давались для него легко. Особенно, когда он стал полноценно править графством.

«Лерон, как всегда, уперт. Он знает цену своим солдатам. Рад, что у меня есть такие командиры. Если бы я задумал захватить королевство, с Лероном, и армией побольше, у нас бы все получилось. Жаль, что таких планов у меня нет», — Лотрик снова вздохнул и сел за стол. На столе была карта с кучей пометок, стрелок и маленьких фигурок. Фигурки изображали отряды, свои и противника, а стрелки указывали направления движения отрядов. Граф в который раз подумал про карту. Про фигурки и стрелки, непонятные с первого взгляда пометки. Эта картина всегда вызывала у него в памяти воспоминания о детстве, где он с мальчишками из ближайшей деревни игрался у реки. Они чертили на песке разные стрелки и линии, планы захвата крепости, обходы с флангов, различные маневры. Ставили фигурки в виде обычных камушек, ракушек и деревянных сучков. Все для победы в сражении. Прямо как сейчас.

Лотрик снова посмотрел на стол. Все передвижения были ему известны и давно предвидены. Передвижения своих войск и войск врага. Он хорошо заточил свой стратегический ум. Не зря он являлся графом земель, которые стояли на границе с Турцией. Король всегда высоко ценил его работу. А граф крепко держал границу королевства. До этих пор…

***

— Элиза, радость моя, когда ты придешь наконец-то и поешь нормально? — с веселым задором спросил Лотрик свою дочь. Ясные дни в эту осеннюю пору создавали тепло на душе и какое-то особенное нежное пространство вокруг.

— Вероника приготовила сегодня чудесный пирог, и если ты не придешь, я весь его съем! — продолжил убеждать свою дочь граф.

— Да, пап. Ешь весь пирог, сегодня с утра мы с няней наелись печеных яблок, и я не сильно голодна, — Элиза не отрывалась от изучения трактата о стратегии ведения войны.

— Если захочешь, можешь оставить мне кусочек. Дочитаю и пойду поем, — бросила Элиза.

«Вся в меня, — подумал граф, — в ее возрасте я тоже не отрывался от книг в папиной библиотеке. Сейчас я ни капли не жалею, что высиживал ночами в библиотеке».

Лотрик ушел в трапезный зал и сел за стол. Однако стук в дверь прервал его. Это был его начальник стражи.

— Граф, к вам от короля, могу я позволить ему войти? — хотя и по этикету было положено незамедлительно принимать королевских представителей, начальник стражи верно делал свое дело.

— Конечно, попроси его войти, я буду готов через минуту, — для Лотрика это стало неожиданностью, потому как представители короля посещали его совсем недавно, где они обсуждали дальнейшее укрепление границ графства и меры защиты от участившихся набегов турков.

— Граф, я к вам с особым донесением, — без церемоний слуга короля вошел в зал и быстрым шагом приближался к Лотрику.

— У нас сложились новые обстоятельства, и я в срочном порядке приехал к вам с поручением от короля, — застыл с письмом в руке королевский слуга.

— Что за новые обстоятельства? Границы в последнее время спокойные, и каких-либо волнений не предвиделось.

Взяв письмо и быстро пробежав его глазами, Лотрик застыл. «Наверное, я что-то неправильно понял», — пронеслось в голове. Еще раз он прочел письмо. Слова на листе отдавались разрывами в сердце. Тошнота медленно поднималась к горлу. Мужчина не мог поверить поручению короля…

***

Граф встал из-за стола. С ухода Лерона прошло около часа, а палатка была еще наполнена напряжением от их разговора.

Выйдя, Лотрик огляделся. В этом году осень была такой же мерзкой, как и все происходящее… Веяло мрачностью и безысходностью.

— Граф, господин Лерон сказал, что уедет проверять границы. Просил не ехать за ним, — сказал стражник палатки.

— Спасибо, — кивнул тот.

«Как это похоже на Лерона. Всегда уходит, когда не может сдержать эмоции», — пронеслось в голове Лотрика. Он неспешно стал идти по своему лагерю. Лица встречаемых солдат напоминали ему слова Лерона о поражениях. К счастью, граф к своему возрасту обрел военное хладнокровие, и раненые солдаты уже не вызывали чувство вины.

Приблизившись к краю лагеря, Лотрик без стука зашел к начальнику разведки.

— Шерон, ты в курсе, куда уехал наш полководец?

— Конечно, мой граф, иначе я бы не был начальником разведки, — ехидно ответил Шерон. Он с Лотриком были друзьями детства, и он мог позволить такие колкости. Конечно, только между собой.

— Проследи, чтобы он вернулся живым. Наши войска не такие сильные, как раньше. Не хотелось бы терять Лерона.

— Все уже сделано, Лотрик. Пятеро бойцов сопровождают отряд Лерона на расстоянии 5 миль. При любой сложной ситуации они сразу же вмешаются, — Шерон лично готовил этих ребят. Они были лучшими бойцами из его отряда разведки.

— Спасибо. Могу на тебя положиться, мой друг.

Лотрик положил ладонь на плечо начальника разведки. Он всегда знал, что Шерон не подведет.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Шерон внимательно посмотрел на Лотрика. — Если хочешь, можем выпить по кружке.

Разведчик прекрасно знал о состоянии графа, но кроме кружки спиртного не мог ничего предложить.

— Не сегодня. Я очень устал и хочу побыть один, — Лотрик вышел с палатки и побрел к себе.

Мысли все так же терзали графа, как и год назад, когда он почел письмо от короля. Гнев, бессилие, злоба, страх. Все эти чувства смешались. Внутри словно что-то пожирало и не могло насытиться. Он не мог с этим ничего поделать. Ничего. Кроме одного. Спрятать. Засунуть поглубже внутрь, чтобы окружающие не смогли ничего заподозрить. Чтобы ни один жест, ни одна морщинка на его лице не выдала его. Все для того, чтобы план короля исполнился.

***

— Вы все прочитали? — оторвал Лотрика от письма королевский посыльный. — Король ждет немедленного ответа.

Спокойный тон слуги резко контрастировал с содержанием письма.

— Да, сейчас. Я соберусь с мыслями, — Лотрик все еще справлялся с подступившей тошнотой. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, граф встал и направился в окну.

— Все будет исполнено в полной мере. Передайте королю, что он может не волноваться, — спокойно ответил Лотрик. Тошнота ушла, сердце утихло. Он справился с эмоциями.

— Хорошо, граф. Как всегда, можем на вас положиться, — резко повернувшись, посыльный двинулся в сторону выхода. Дворецкий скользнул вслед, чтобы его проводить.

«Что делать? Бежать? Нет. Король не мог пойти на такое. Король не мог даже помыслить об этом, — мысли графа ворохом кружились, сбивая одна другую. — Несмотря на его статут, король не был хладнокровным убийцей. Ричард никогда не марал руки о детскую кровь».

Лотрик снова сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, однако круговорот мыслей продолжался. «Но все же. Он король. И иногда я видел, как он заходил так далеко, как другие не могут», — граф близко знал короля, и знал, что в достижении своих целей король был непреклонен.

«Может мне убить его? Эльза не должна стать пешкой в руках Ричарда», — внешне Лотрик также оставался спокоен, но внутри кипел ураган. Ему нужна была поддержка, и он обратился к другу…

— Ты уговариваешь меня пойти на цареубийство? — Шерон ухмыльнулся. Они расположились дома у разведчика, за окном был вечерний сумрак. Даже слова Лотрика о намерении убить короля никак его не потревожили.

— Мой граф, ты явно сошел с ума, — продолжил тот. — Даже если у тебя получится, ни ты, ни Эльза, никто из твоего замка не останется в живых, что бы ты ни сделал. У Ричарда в подчинении всегда были люди, которые с радостью готовы замарать руки.

В доме начальника разведки было тепло, в камине догорали угольки. Граф знал, что это единственное место, где безопасно говорить об этом. И Шерон — единственный человек, которому он мог доверять.

— Ты сам прочитал письмо. Я не могу поступить иначе. Зная короля, на одной просьбе он не остановится. И тогда Эльза уже не будет в безопасности, — Лотрик так и не притронулся к бокалу.

— Сейчас Эльзе ничего не угрожает. Мы может просто подыграть королю, но сделать все по-своему, — разумность и рассудок, даже в самой сложной ситуации, ни раз спасали разведчику жизнь.

— Что по-своему, Шерон? Ты понимаешь, что у меня нет другого выхода? Ты спрячешь дочь, увезешь её подальше. Сделаешь ей другое имя. Ты же умеешь прятаться. Через год, может быть через два поутихнет, и сможете вернуться. Эльза и ты, вместе вы спасетесь! И надеюсь многие из моих людей тоже…

— Ты не хорони себя раньше времени, еще ничего не решилось. И когда будет война, а она будет, твои люди станут погибать, — Шерон начал говорить тверже. В данный момент он видел лишь подавленного товарища. Лотрику сейчас необходима была твердая рука.

— Даже если все будет так, как ты говоришь. Даже если люди Ричарда нас не найдут — его семья будет нас искать. Они будут искать, пока не найдут. Ты же знаешь, месть у них на семейном гербе. И ты хочешь, чтобы Эльза всю жизнь жила в страхе?

— Я больше не знаю, что делать, Шерон. Я обречен, — граф взял бокал и выпил, не чувствуя вкуса.

— Лотрик, мы найдем выход. Не делай пока поспешных решений, — Шерон знал, что друг найдет выход. Он всегда находил. Надо было лишь не дать ему окончательно упасть в пучину отчаяния.

***

После разговора с Шероном граф отправился к себе. «Почти все погибнут», — подумал он, проходя мимо солдат. Внутри всколыхнуло чувство вины. Такое же неприятное и мерзкое, как прилипшая к сапогам грязь.

«Хорошо, что Лерона охраняют разведчики, — мыслил Лотрик. — Если наш план сработает, близкие мне люди не погибнут».

Идя к палатке, он обдумывал, что делать дальше. План, который они задумали с Шероном, казался им надежным, но всегда могла случиться неожиданность. Кроме того, тайная служба короля тоже не спала. И возможно, они тоже играли в двойную игру.

— Лотрик! — сзади послышался оклик. Шерон догонял графа, — Ко мне прибыли с донесением, нужно срочно принять меры!

Несмотря на срочность, донесение не было неожиданностью для графа. Войска турков продвинулись глубже на территорию. Несколько аванпостов также было разбито. Кроме того, вскрылся один из отрядов Шерона, следивший за движениями армии противника. Потери не сильные, но неприятностей прибавили. Мужчины вернулись в палатку.

Обсудив дальнейшие действия с разведчиком, Лотрик снова вышел. Было уже затемно. Влажный воздух заставлял дрожать тело от холода, несмотря на теплую одежду. Дождь, ливший весь день, только недавно прекратился. Несколько костров горели возле палаток. Солдаты обсуждали свои проблемы. Кто-то громко смеялся и рассказывал шутки, несмотря на тяжелое положение армии. Кто-то просто отрешенно смотрел на огонь, думая о своем.

«Интересно, — подумал Лотрик, — а ведь если бы кто-то из них был вместо меня, что бы было? Как бы они себя повели в этой ситуации? Опустились бы до моего уровня, или осмелились в открытую противостоять королю?» Несмотря на свои прошлые заслуги, Лотрик считал, что он трус и слабак. Не смог обеспечить Эльзе безопасный мир. Играть в темную против короля — было низко для человека его чести.

«Эльза должна жить. Несмотря ни на какие потери. Пусть хоть все королевство вымрет. Король сам предрек себе такую судьбу», — в этих мыслях Лотрик дошел до своей палатки. Отлепив комки грязи с сапог, он зашел внутрь. В палатке тлел костер. Тепло сразу окутало лицо графа мягким облаком. Усевшись в кресло, граф продолжил думать об Эльзе, короле и том пути, что они выбрали вместе с Шероном. В этом положении его накрыл сон.

***

— Приветствую, Лотрик! — первым поздоровался король, заезжая на лошади во двор замка. Он был одет по-походному, как обычный дворянин. Лишь герб на рукавах ясно давал понять, что на лошади монарх.

— Пустишь меня внутрь? — мужчина весело улыбнулся. Ричард был иной. Не такой, как правители государства до него. В нем не было монаршеской надменности. Он разговаривал со своими подданными, как с равными себе. Но все знали, что это не так. И любой, кто принимал такое поведение за слабость, сильно жалел о этом.

— Приветствую, король! — поклонился Лотрик.

Одна мысль была в голове графа. Прыгнуть и вонзить клинок в шею.

— Не ожидали столь скорый приезд, — он выпрямился.

— Не могу не навестить хорошего друга и отличного военачальника. Я как раз еду в графство Йорк, решил к вам заехать, повидаться, — король не скупился на комплименты.

«Вот же двуличная сволочь, — подумал Лотрик. — Если бы я знал, что все так повернется, дал бы тебе погибнуть от тех волков два года назад».

— Всегда рад вашему приезду, — скупо ответил граф.

Солнце ярко светило в этот день. Дворовые мальчишки уже позабыли, что приехал король и беззаботно бегали по двору, играя в рыцарей. Волнительные окрики их мам оглашали двор. Король со своим сопровождением неспешно двинулся за Лориком.

— Погода в это время очень радует, Лотрик. Когда собираешься на охоту? — спросил король.