Бесплатный фрагмент - Последний воин

О феях и языке Лиры

Такой зимы жители Перелесья не видели давно. Снег падал густыми хлопьями с самого утра и, казалось, не собирался останавливаться. На деревьях под его тяжестью образовались тяжелые, сверкающие на солнце арки. Поля и леса, окружающие деревню, превратились в бескрайнюю белую равнину, в которой легко было потеряться даже взгляду.

В воздухе висела тишина, которую нарушал только скрип снега под редкими шагами. Улицы деревни выглядели будто сошедшими с открытки: маленькие деревянные дома, каждый из которых окутан дымом из труб, снежные сугробы почти до окон, и занесенные дороги, где не разглядеть следов повозок.

Каждую ночь холод становился острее. Когда пробивалась луна, Перелесье утопало в ее мягком голубоватом свете, от чего казалось, что зима приобрела собственное волшебство.

Но было в этой зиме что-то тревожное. Казалось, что вместе со снегом на землю опустилась какая-то тайна. Жители чувствовали ее, но не знали, откуда ждать разъяснения.

И в этом безмолвии, среди серебристых снегов и ледяных ночей, что-то неуловимо менялось.

Зима пробралась в каждый уголок. Лесные тропы исчезли под снежными завалами, а река, покрытая толстой коркой льда, стала безмолвной. Лишь редкие птицы, окутанные пухом, перелетали с дерева на дерево, будто проверяя, не принесла ли стужа еще большего безмолвия.

Юноша сидел на низкой деревянной скамье возле старой печи, от которой исходило мягкое, живое тепло. Его лицо, освещенное пляшущими языками пламени, казалось задумчивым и сосредоточенным. Тени от огня играли на его щеках и подбородке, делая черты лица то резче, то мягче, словно сама зима пыталась прочитать его мысли через этот танец света и тени.

Он слегка наклонился вперед, подперев подбородок ладонью, а локоть уперев в колено.

Глаза юноши смотрели на огонь, но, казалось, видели что-то другое, не здесь и не сейчас. Взгляд был глубокий, погруженный в размышления, как будто в огненной пляске он искал ответы на вопросы, которые не мог задать вслух. Временами он моргал, словно пробуждаясь от коротких видений, которые подбрасывали ему языки пламени.

Его дыхание было размеренным, почти неслышным. На губах застыла слабая тень улыбки, горькая или теплая — понять было невозможно.

В тишине комнаты треск дров в печи звучал особенно громко. Каждый щелчок казался юноше важным, почти значительным, как будто огонь тоже хотел рассказать ему свою историю — о тепле, о времени, о жизни среди зимнего безмолвия.

В другом углу избы, чуть в стороне от печного тепла, сидела женщина преклонных лет. Ее фигура была согнута долгими годами труда, но в ее движениях все еще чувствовалась удивительная точность и плавность. Она сидела на низком табурете, склонившись над прялкой, что стояла перед ней. Ее морщинистые руки, сильные и ловкие, привычно тянули нитку, которая выходила ровной и гладкой, словно зима сама подарила ей это мастерство.

Свет от огня едва доставал до ее лица, освещая лишь часть головы. Седые волосы, собранные в аккуратный пучок, отражали отблески пламени, как иней в лунную ночь. Ее глаза, серые и мудрые, скрытые под тонкой сеткой морщин, были направлены на прялку, но в их глубине пряталось что-то большее — спокойствие человека, пережившего многое, и таинственное знание о жизни, которое она не спешила раскрывать.

Пальцы женщины неутомимо двигались, но вдруг замерли. Она подняла голову, чтобы посмотреть на юношу. Ее взгляд, внимательный и чуть прищуренный, словно хотел прочитать его мысли или понять, что кроется за его молчанием. Она будто знала то, что еще не раскрылось самому юноше, и это знание делало ее молчание особенно значительным.

Затем она мягко вздохнула, словно собираясь с мыслями, и заговорила. Ее голос был негромким, хрипловатым, но в нем звучала уверенность и привычная власть:

— Алхим, милок, да что ж ты так задумался? Пора бы уже ложиться. Ночь длинная, зима крепкая — не мудрено в сон уйти с первыми петухами. А завтра день новый будет, свои хлопоты принесет.

Ее слова прозвучали спокойно, но в них чувствовалась скрытая забота и нежная строгость, свойственная тем, кто всю жизнь привык беречь других, не показывая лишних эмоций.

Алхим тяжело вздохнул, поднял глаза от огня и повернулся к женщине, которая вновь занялась своей прялкой.

— Тётя Зельва, — голос его был тихим, почти умоляющим, — расскажи одну из тех старых легенд. Ты ведь всегда так их рассказываешь… Ну, одну, перед сном.

Зельва на мгновение остановилась, удерживая нитку между пальцами. Её губы дрогнули в лёгкой улыбке, хотя взгляд оставался строгим.

— Ах ты, непоседа, — сказала она, откладывая прялку в сторону и выпрямляясь, насколько позволяло ей уставшее тело. — Всё тебе легенды да сказки. Ладно уж, одну расскажу, но только недолгую. А потом — спать, слышишь?

Алхим, оживившись, сел поудобнее и приготовился слушать. В его глазах загорелся тот самый детский блеск, который Зельва помнила с тех пор, как он был совсем маленьким. Она села ровнее, провела рукой по коленям, будто собираясь с мыслями, и начала своим особенным, напевным голосом:

— Давным-давно, ещё до того, как Перелесье появилось на этом месте, на этой земле жила одна девушка. Звали её Ледана. Она была прекрасна, как первый снег, что покрывает землю, не тронутый следами. Но не просто красива — сердце её было чисто, а душа пела, как морозная звезда на небе.

Люди в округе говорили, что зима любила Ледану. В её присутствии метели затихали, снег становился мягким и пушистым, а мороз не кусал так сильно. Но как-то раз, когда Ледана гуляла по заснеженному лесу, она встретила чужака. Его глаза были тёмными, как ночь без луны, а голос — мягким, как весенний ветер.

Зельва замолчала на мгновение, бросив взгляд на Алхима.

— Этот чужак был не прост. Он сказал, что пришёл с другой стороны гор, из мира, где зима никогда не кончается. Ледана, очарованная его словами, последовала за ним. Но как только она пересекла границу между нашим миром и его, зима в Перелесье стала такой, что люди начали бояться её. Снег ложился так густо, что в деревне всё замирало. Мороз стал таким сильным, что даже печи едва могли согреть дома.

Зельва снова сделала паузу, склонила голову, будто вспоминая, и тихо добавила:

— Говорят, если слушать, как ветер завывает в самые морозные ночи, можно услышать голос Леданы. Она просит вернуться домой, но путь ей преграждают горы… а зимы, как видишь, продолжают помнить её.

Алхим, всё ещё сидя у печи, покачал головой и усмехнулся.

— Тётя Зельва, ну что ты! Про Ледану я уже сто раз слышал. Эта сказка такая известная, что её и в Перелесье, и во всём Приболотье знают. И даже малыши на улице играют в «зов Леданы»! — Он чуть улыбнулся, но тут же стал серьёзнее. — А вот ты лучше расскажи про фей и гномов, которые населяли наш мир много сотен лет назад. Ты о них столько всего знаешь!

Зельва слегка вздрогнула от настойчивости Алхима, будто его интерес напомнил ей что-то из прошлого. Она на мгновение прикрыла глаза, будто всматриваясь в глубину своих воспоминаний, а потом тихо, почти шёпотом, заговорила:

— Феи и эльфы действительно жили давным-давно. Это было время, когда люди, феи и сама природа жили в полной гармонии. Никто не пытался быть сильнее другого, никто не хотел подчинить мир. Всё существовало как одно целое. Люди слушали леса, феи укрывали их сны от злых духов, а реки, ветры и земля всегда отвечали на просьбы, если те шли от чистого сердца.

Алхим, удивлённо подняв брови, придвинулся ближе к Зельве, словно боясь упустить ни единого её слова.

— Но откуда они появились? — не удержавшись, спросил он.

Зельва вздохнула, как человек, который знает больше, чем может рассказать.

— Говорят, феи были порождением самой Гармонии. И в то же время они её порождали. Это, как круг, понимаешь? Нет ни начала, ни конца. Гармония создала их, а они, живя, создавали её. Это был естественный порядок.

Алхим нахмурился, пытаясь понять, и спросил, немного настойчивее:

— Как это, тётя Зельва? Они создали Гармонию, но в то же время сами были её частью? Это ведь звучит… запутанно.

Зельва покачала головой, её взгляд был строгим, но добрым, как у учителя, который хочет направить ученика, а не ругать его за непонимание.

— Это невозможно объяснить словами. Людям это, практически, не понять. Гармония не то, что можно увидеть глазами или потрогать руками. Это… как когда ты слышишь мелодию. Она есть, она реальна, но ты не можешь её коснуться. Ты можешь почувствовать её в сердце, но никогда не поймёшь, как она появилась. Вот так и с феями.

Алхим молча смотрел на Зельву, его взгляд снова упал на огонь. Он пытался представить, как это возможно, но в его сознании вместо ответов появлялись лишь новые вопросы.

— Так что же случилось потом? Почему их больше нет? — наконец спросил он, всё ещё не отводя взгляда от пламени.

Зельва на этот раз не сразу ответила. Она долго сидела молча, а потом тихо, почти грустно, сказала:

— Всё нарушилось, Алхим, по вине одной феи, — начала она, бросив взгляд на огонь, словно он мог подтвердить её слова.

Алхим недоверчиво нахмурился, его глаза расширились от удивления.

— Как это возможно? — воскликнул он, его голос дрогнул от недоумения.

— Гармония в нашем мире держалась на Огненном Цветке, сердце и душе всего живого. Этот цветок был самой яркой и живой частью мироздания. Он не рос на земле, его лепестки распускались в небе, там, где звёзды встречаются с ветром. Его цветение случалось раз в год, в самую тёмную ночь.

Зельва на мгновение закрыла глаза, будто представляя его. Затем продолжила, и в её голосе зазвучал трепет.

— Когда цветок начинал цвести, небо становилось багровым, словно перед рассветом, а затем медленно наполнялось золотым светом. Лепестки цветка, похожие на огненные языки, раскрывались, излучая тепло, которое доходило даже до самых глубоких корней деревьев. Ветры останавливались, чтобы не потревожить его, и звёзды мерцали ярче, отдавая ему свою силу.

Алхим слушал, затаив дыхание, но Зельва, заметив это, слегка улыбнулась и продолжила, ещё мягче:

— А когда цветок полностью раскрывался, из его середины начинали сыпаться золотые монетки. Но это были не простые монеты, а частички Гармонии, которые даровали жизнь всему на земле. Эти монеты падали с неба, проникая в почву, деревья, воду и сердца людей, чтобы они помнили, что значит жить в единстве с миром.

Алхим подался вперёд, его голос дрожал от волнения:

— Но разве можно было повредить такой цветок? Он ведь кажется… неприкосновенным.

Зельва вздохнула, её лицо стало серьёзным.

— Люди не могли повредить этот цветок. Его охраняли хранительницы, феи, ведь они были его воплощением. Каждая из них носила в сердце частицу Огненного Цветка.

— А можно ли её восстановить этот цветок?

Зельва долго молчала, глядя на треск дров в печи. В её взгляде читалась задумчивость. Казалось, она подбирает слова, чтобы ответить так, чтобы Алхим понял всю серьёзность.

— Можно, — наконец сказала она, подняв глаза к юноше. — Но для этого нужно многое. Во-первых, тот, кто попытается восстановить Гармонию, должен быть не простым человеком. В нём должна течь кровь древних предков. Не просто тех, кто когда-то жил на этой земле, а тех, кто жил в гармонии с самим миром. Это люди, что умели слышать лес, говорить с ветрами и просить воды подняться из земли.

Алхим, задумчиво нахмурился.

— Кровь предков… — повторил он, словно пробуя эти слова на вкус. — А что ещё нужно?

Зельва чуть прищурила глаза, её голос стал тише и серьёзнее.

— Во-вторых, нужно полить Огненный Цветок живой водой. Но достать её — совсем не простое дело.

Алхим поднял голову, его глаза вспыхнули интересом.

— Живая вода? Где её найти? — спросил он, с трудом сдерживая нетерпение.

Зельва усмехнулась, но её улыбка была скорее грустной.

— Живая вода скрыта далеко, в местах, куда не каждый рискнёт отправиться.

Алхим, затаив дыхание, пытался представить себе эту миссию, но у него в голове роились десятки вопросов.

— А что, если я захочу найти её? — спросил он, с вызовом в голосе. — Что, если я попробую восстановить Гармонию?

Зельва посмотрела на него внимательно, её взгляд стал строгим и чуть настороженным.

— Если решишься, то знай: путь будет трудным. Тебе придётся пройти через леса, которые давно забыли о людях. Через горы, где живут те, о ком ты и не догадываешься. И столкнуться с тем, что покажет, кто ты на самом деле. Подумай, Алхим, уверен ли ты в себе?

Алхим задумался, но его глаза горели так же, как огонь в печи. Зельва поняла, что он уже решил для себя, даже если ещё не произнёс этого вслух.

Зельва, слегка вздохнув, посмотрела на Алхима с непроницаемым выражением лица.

— Живая вода струится с Плачущей Горы, — начала она тихо, словно проверяя, готов ли юноша услышать продолжение. — Это место, где сама земля, говорят, оплакивает утрату Гармонии. Вода там чиста, как утренний туман, и в ней скрыта сила, способная оживить даже самую увядшую жизнь. Но есть одна беда…

Алхим не отрывал взгляда от Зельвы, жадно впитывая каждое её слово.

— Что за беда? — спросил он настойчиво.

Зельва прищурилась, её лицо приняло тень тревоги.

— Живая вода эта струится сразу в Мёртвое Озеро, — сказала она, медленно произнося каждое слово. — Это озеро разлилось так широко, что его нельзя обойти. Оно как чаша, что заключает в себе слёзы и тьму, вытекшие из мира, когда Гармония была нарушена.

Алхим нахмурился, его мысли метались, пытаясь найти выход.

— А если переплыть его? — предложил он. — Найти способ добраться до источника?

Зельва покачала головой, её голос стал низким и мрачным.

— Нельзя, милок. Если попробуешь переплыть его — умрёшь. Мёртвое Озеро не принимает никого. Оно забирает жизнь, как память о том, что погибло. Говорят, его воды холоднее самого сильного мороза, и даже птицы не летают над ним.

Алхим сидел молча, опустив взгляд на свои руки. Его энтузиазм сменился растерянностью.

— Так что же делать? — наконец спросил он. — Если не обойти, не переплыть… Как тогда добраться до живой воды?

Зельва задумчиво провела рукой по коленям, будто гладя ткань, которая давно потеряла свой блеск.

Алхим с волнением вскинул голову:

— А что же случилось потом, когда та фея повредила цветок? Что произошло с миром?

Зельва тяжело вздохнула, её взгляд потяжелел.

— А потом… феи исчезли. Их магия покинула наш мир, и Гармония больше не поддерживала людей. Им пришлось учиться выживать самостоятельно, добывать хлеб в поте своего лица, тяжело трудиться, чтобы не умереть с голоду. Всё изменилось. Люди стали слабее, но, может, и сильнее в каком-то смысле. Им пришлось учиться многому, чего раньше они не знали.

Алхим нахмурился, пытаясь осмыслить сказанное.

— Но ведь у людей всё же была какая-то мудрость? Они хоть знали, как работать с землёй? Как строить дома?

Зельва кивнула, но в её глазах была грусть.

— Знали, но не всё. После исчезновения фей, люди долго были растеряны, не знали, как выживать в мире, где Гармония больше не направляла их. Тогда к ним стали приходить другие народы, с далёких земель. Эти народы учили их ремёслам, как работать с деревом и металлом, учили охоте и земледелию. Они принесли оружие, которое позволяло защищать себя и охотиться. А ещё научили письму.

Алхим удивлённо вскинул брови.

— У нас не было письменности? — недоверчиво спросил он.

Зельва улыбнулась, но её улыбка была скорее меланхоличной.

— Люди тогда не нуждались в ней. Они говорили на языке Лиры. Это был язык фей, язык Гармонии. Он был совершенен. В нём не было нужды что-то записывать, ведь слова этого языка сами сохранялись в памяти и передавались дальше.

Алхим подался вперёд, его глаза горели любопытством.

— Язык Лиры? А что это за язык? Как он звучал?

Зельва задумалась, её взгляд устремился в пустоту, как будто она пыталась вспомнить давно забытое.

— Это был язык, который нельзя описать словами. Он был, как музыка. Как ветер, играющий в листве. Как журчание ручья или треск костра. В нём были чувства, мысли, воспоминания — всё в одном.

Зельва слегка улыбнулась, заметив интерес Алхима, и сказала:

— Знаешь, язык Лиры, хоть и был совершенен, всё же иногда записывали на земле. Но это были не буквы, как ты можешь подумать. Это были руны. Символы, которые отражали не просто слова, а целые мысли, чувства, состояния. Руны были связаны с самой Гармонией, и потому каждая из них не просто обозначала что-то, а была частью того, что она описывала.

Алхим, восхищённо выдохнув, спросил:

— Значит, руны фей… Они сохранились? Где их можно найти?

Зельва усмехнулась, её взгляд стал загадочным.

— Какая-то часть сохранилась. Люди находят их в старых лесах, на камнях, спрятанных у ручьёв, или в пещерах, куда давно не ступала нога человека. Но язык этот был создан самой Гармонией. Он живой, и его руны бесконечны. Сохранить все невозможно, потому что они рождались вместе с миром, его изменениями, его дыханием. Каждая руна — это отражение мгновения, которое уже прошло.

Алхим нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное.

— Но если руны бесконечны… Как же тогда феи их использовали? Как могли они что-то объяснить, если символов так много?

Зельва подняла глаза к ночному небу, будто ища вдохновение в звёздах.

— Феи не объясняли. Они чувствовали. Руна не просто говорила — она была. Когда фея чертила руну, она вкладывала в неё часть себя, свои мысли, свои чувства. И тот, кто смотрел на неё, понимал всё без слов. Это не язык ума, а язык сердца.

Алхим задумался.

— А можно ли научиться этому языку? Или он утрачен, как и Гармония?

Зельва покачала головой, её голос стал тише.

— Научиться можно. Но для этого ты должен услышать своё сердце, очистить разум от лишнего. Люди когда-то знали руны, но забыли их, потому что перестали слушать природу и друг друга. Теперь лишь немногие могут понять их, а ещё меньше — создать. Но если ты ищешь Гармонию, возможно, ты найдёшь и язык Лиры. Ведь руны — её отражение.

Алхим молча кивнул, вглядываясь в огонь. Он чувствовал, что этот путь будет сложнее, чем он ожидал, но его желание понять и восстановить утраченное только усилилось.

Зельва продолжала, её голос был спокойным, но в нём звучали нотки печали.

— Другие народы, когда впервые пришли к нам, не могли понять нас. Они смотрели на нас, как на чужаков, и мы на них — так же. Они не говорили на языке Лиры, не чувствовали мира так, как мы.

Алхим не перебивал её. Он чувствовал, что в её словах скрывается что-то важное.

— Они пытались что-то объяснить, махали руками, показывали на вещи, — Зельва слегка усмехнулась, будто вспоминая что-то далёкое. — И мы, и они, как дети, пытались понять друг друга с помощью знаков. Это было нелегко. Часто мы не понимали их, они не понимали нас. Но со временем, худо-бедно, мы начали находить общий язык. Не настоящий, конечно, но хотя бы способ общаться.

Зельва, уводя взгляд в сторону, заговорила тише, будто обращалась не только к Алхиму, но и к самой себе:

— Однажды один из тех чужих, что пришли к нам, задал вопрос нашему народу. Он спросил: «Сколько же у вас рун?»

Алхим, заинтересованный, наклонился вперёд.

— И что наши предки ответили? — прошептал он.

Зельва улыбнулась, но в этой улыбке было что-то древнее, словно она вспоминала мудрость давно минувших дней.

— Они ответили просто: «Бесконечно.» Потому что так и было. Рун в языке Лиры столько, сколько мгновений в жизни, сколько вздохов у мира. Они рождались вместе с Гармонией и уходили с ней.

Алхим пытался осмыслить значение её слов. Но Зельва продолжила:

— Тогда те народы задумались и сказали: «Если рун у вас бесконечно, значит их мириады.» И с тех пор наш язык стали называть языком Мириад.

Алхим медленно повторил про себя это название, будто пробуя его вкус.

— Язык Мириад… — тихо произнёс он. — Но почему не язык Лиры? Ведь это изначальное имя.

Зельва вздохнула, её взгляд стал печальным.

— Потому что с течением времени мы начали меняться. Лира ушла, а вместе с ней ушёл и тот мир, в котором этот язык рождался. Со временем у нас появилась своя письменность, свои буквы. Мы уже не полагались на руны, как прежде, и забыли многое. Но название осталось. «Язык Мириад» … — Она замолчала на мгновение, а затем добавила: — Это имя напоминает нам о том, что было, и о том, чего мы лишились.

Алхим долго сидел в тишине, переваривая услышанное.

Зельва рассмеялась, её смех прозвучал легко, словно ветер, играющий в кронах деревьев.

— Знаешь, мне вспомнилось ещё кое-что. Жители Приболотья долгое время называли те другие народы «народами из Иномирья». Они были уверены, что те пришли не из наших земель, а из каких-то потусторонних миров.

Алхим удивлённо поднял брови.

— Почему они так думали? Разве не было очевидно, что это обычные люди, как и мы?

Глаза Зельвы заблестели от воспоминаний.

— Тогда всё было иначе. Наши предки долгое время думали, что они — единственные люди на земле. Всё, что находилось за пределами наших земель, казалось загадочным, чуждым. А когда появились те народы, с их странными одеждами, словами, обычаями, кто-то решил: «Это точно гости из другого мира.»

— И что же? — с интересом спросил Алхим. — Они их боялись?

Зельва покачала головой.

— Не столько боялись, сколько избегали. Считали, что у них магия другая, не такая, как у нас, и что их мир нарушает наш порядок. Только со временем, когда мы начали обмениваться знаниями, страх ушёл. Но название «народы из Иномирья» надолго за ними закрепилось.

Алхим задумался, а затем спросил:

— А сейчас? Люди всё ещё так их называют?

Зельва улыбнулась, но в её улыбке была лёгкая тень грусти.

— Сейчас все мы уже привыкли друг к другу. Теперь мы делимся одной землёй, одними знаниями. Но легенды о том, что когда-то они пришли из «Иномирья», всё ещё рассказывают детям.

Зельва заговорила снова, её голос стал чуть тише, как будто она боялась, что её слова разлетятся в ночи.

— Шли годы и те народы, что пришли к нам, и наш, смешались. Теперь чистокровных осталось очень мало. Лишь единицы могут сказать, что их кровь не смешана с другими.

— Чистокровные? Это имеет какое-то значение?

Зельва кивнула, её глаза стали серьёзными.

— Имеет. Ведь Гармонию восстановить могут только чистокровные. Только те, в ком течёт кровь Мириад, могут вновь услышать язык Лиры, понять руны и связать наш мир с Гармонией. Это не значит, что остальные бесполезны. Но связь с Гармонией, её истинная сила, живёт лишь в тех, кто сохранил её наследие.

— А что с теми, кто не чистокровен? Они не могут помогать? Или их кровь недостаточно сильна?

Зельва покачала головой, улыбнувшись слабо.

— Это не так просто. Каждый может внести свой вклад, но связь с Гармонией — это особый дар. Она течёт в крови Мириад, как река, которая не высыхает. Те, кто смешан, могут чувствовать её лишь отголоски, слабые, как шёпот. Но чистокровные… их сердца поют в унисон с Гармонией, если они этого хотят. Только они могут создать руны, которые оживят связь.

Алхим вздохнул, его мысли стали тяжёлыми.

— Значит, чем меньше чистокровных, тем сложнее восстановить Гармонию?

Зельва кивнула, её взгляд затуманился.

— Именно так. Это наша трагедия. С каждым поколением наследие уходит, и мы становимся дальше от того, кем были. Но надежда всё ещё есть. Чистокровные существуют. Пока хотя бы один из них слышит голос Гармонии, её можно вернуть.

Алхим задумчиво посмотрел на огонь, осознавая, что впереди его ждёт путь, полный испытаний.

Зов Леданы

Ранним утром, когда первые лучи солнца, только начали освещать замёрзший мир, Зельва и Алхим вышли на улицу. Морозный воздух обжигал кожу, а вокруг простирался белый ковер свежего снега, настолько мягкого и пушистого, что казалось, будто он накрыл землю толстым одеялом. Снег лежал повсюду — на крышах, деревьях, дорожках. Словно природа решила скрыть все следы прошлого дня.

Зельва, закутавшись в тёплый шерстяной плащ, взяла в руки старую деревянную лопату. Её движения были уверенными и плавными. Скрестив руки, она посмотрела на Алхима, который стоял, держа в руках свою лопату, и явно не знал, с чего начать.

— Ну что, Алхим, как думаешь, снег сам себя уберёт? — поддразнила она, улыбаясь.

Алхим вздохнул, втиснул лопату в снег и принялся энергично работать. Снег приятно хрустел под его усилиями. Вскоре он понял, что, если копать слишком глубоко, лопата норовила вонзиться в землю; если слишком поверхностно, слой снега оставался и покрывал дорожку коркой.

Зельва, смеясь над его неуклюжими попытками, показывала, как правильно наклонять лопату, чтобы захватить ровный пласт. Она работала ловко и быстро, отбрасывая снег в сторону, так что он ложился аккуратными сугробами.

— Вот так, смотри, не напрягайся слишком, — говорила она, вытирая капельку пота с лба, хотя мороз явно держал её в тонусе. — Работа должна быть лёгкой, иначе до полудня не закончим.

Алхим старательно повторял за ней, и постепенно процесс пошёл быстрее. Его дыхание парило в воздухе, а щеки начали розоветь от холода. В какой-то момент он остановился и, засмотревшись на снег, вдохнул полной грудью свежий воздух.

— Сколько же в этом чистоты, — пробормотал он, глядя, как солнце заставляет снежинки блестеть миллиардами огоньков.

Зельва остановилась, взглянув на него с мягкой улыбкой.

— Зима — это время покоя и обновления. Всё старое скрыто под снегом, как под покрывалом. Но нам нужно расчистить путь, чтобы двигаться дальше. В этом тоже есть своя гармония.

Через несколько часов, несмотря на усталость, они расчистили тропинку к дому, к колодцу и небольшой площадке, где любили собираться вечером. Алхим, облокотившись на лопату, устало улыбнулся.

— Кажется, я теперь лучше понимаю, почему люди говорят, что труд очищает, — заметил он.

Зельва, поправляя платок, взглянула на сугробы, которые они оставили по краям дорожек.

— Вот видишь. Снег может быть тяжёлым, но и в нём есть красота. Главное — работать с ним, а не против него.

Алхим, облокотившись на лопату, стоял неподвижно, любуясь искрящимся снегом. Солнечный свет играл на поверхности, будто кто-то разбросал миллионы алмазов. Морозный воздух наполнял грудь свежестью, и казалось, что время замерло.

— Ну впрямь как Торнольф в молодости, — раздалось за его спиной. Голос Зельвы был мягким, но с оттенком ворчливости.

Алхим обернулся, слегка нахмурившись.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, приподняв бровь.

Зельва улыбнулась и покачала головой, подперев лопату.

— Отец твой тоже такой был, всё время в облаках летал. Стоял, любовался, пока другие работали.

Алхим оживился, взгляд его засиял любопытством.

— А расскажи про отца, тётя Зельва. Какой он был в молодости? Ты ведь знаешь что-то, чего я не знаю!

Зельва посмотрела на него искоса, в её глазах мелькнула теплота.

— Как-нибудь расскажу. Но не сейчас. Молод ты ещё, чтобы такие вещи слышать.

Алхим сразу же надувался, как шарик. Его губы поджались, а брови сошлись на переносице.

— Ну вот, каждый год одно и то же! Я уже взрослый! Мне десять лет, а ты всё говоришь «молодой ты ещё»! — произнёс он с ноткой обиды.

Зельва рассмеялась, подняв руки в жесте примирения.

— Ну взрослый ты или нет, но всему своё время. Будет день, когда узнаешь, каким человеком был твой отец. А пока давай-ка вернёмся к делу.

Но Алхим всё равно оставался хмурым, даже когда вернулся к работе. В его голове уже плели свои сети вопросы, которые он пока не осмеливался задать.

Через полчаса Зельва, отложив лопату в сторону, выпрямилась и потянулась, разгибая затёкшую спину. Её взгляд упал на Алхима, который всё ещё усердно орудовал лопатой, отбрасывая снег в сторону с неожиданной для своего возраста энергией.

— Ну хватит, пора бы и отдохнуть. Пойдём в избу, чаю горячего попьём, да погреемся, — предложила она, отмахнув со лба прядь волос, вылезшую из-под платка.

Алхим даже не повернул головы, продолжая работать.

— Я не устал и не замёрз, — ответил он, прерываясь только на мгновение, чтобы выровнять сугроб, который только что откинул. — Чуть-чуть ещё поработаю, а потом приду.

Зельва закатила глаза, качая головой.

— Упрямый, как ослик. Ну смотри, не замёрзни тут, герой.

Она повернулась и направилась к избе, оставив Алхима наедине с его занятием. Тепло избы и запах сушёных трав, что висели под потолком, сразу окутали её, как только она вошла. Зельва разожгла огонь в печи, добавила в воду несколько листиков сушёной мяты и тмин, и вскоре в комнате разнёсся мягкий аромат чая.

Между тем, на улице Алхим продолжал разгребать снег. Его руки устали, а пальцы начали холодеть, но он упорно не сдавался. Каждый толчок лопаты в снег был для него не просто работой, а вызовом. Он хотел доказать — себе и Зельве, — что он уже взрослый, что на него можно положиться.

Прошло ещё несколько минут, и, наконец, он остановился, оглядывая свою работу. Дорожка теперь была расчищена, а вокруг неё возвышались аккуратные сугробы. Снег искрился в солнечном свете, а лёгкий ветер играл его волосами.

Внезапно за его спиной раздался звонкий женский смех. Он был легким, как звон колокольчиков, и одновременно ледяным, будто порыв ветра, который ласкает, но оставляет холод на коже.

Алхим замер, вскинул голову и обернулся. Но никого не было. Только искристый снег простирался вокруг, ослепительно сияя в свете зимнего солнца. Он огляделся, слегка нахмурившись, и пожал плечами.

— Почудилось, наверное, — пробормотал он себе под нос и снова взялся за работу.

Но не прошло и нескольких минут, как смех раздался вновь. На этот раз к нему добавился голос — мелодичный, но с неуловимой прохладой в интонации, словно он рождался из самого холода.

— Поберёг бы себя, Алхим, — произнёс голос, от чего у него побежали мурашки по спине. — Не замёрз бы, герой. Зачем так упорно трудиться?

Снова раздался смех, теперь более продолжительный и насмешливый. Алхим резко обернулся, сжав лопату в руках, как будто это был его единственный щит. И тут он заметил что-то. Вдалеке, между сугробами и тенями деревьев, словно из самого снега и льда, начала вырисовываться фигура. Это была девушка, стройная и изящная. Её волосы казались сотканными из серебристого инея, а глаза — ледяными озёрами. Она улыбалась, стоя неподвижно, но её взгляд был глубоким, как сама зима.

— Кто ты? — выдохнул Алхим, но его голос прозвучал слабее, чем он хотел.

Однако едва он сделал шаг в её сторону, фигура начала таять, как пар на солнце. Снежные вихри закружились вокруг, смешивая её очертания с белизной зимы. Через мгновение от неё не осталось и следа. Алхим стоял в тишине, ошеломлённый, глядя на то место, где только что виднелась девушка.

— Вот тебе и работа, — пробормотал он, чувствуя, как холод пробирается под одежду. — Видения от усталости начинаются.

Он отложил лопату, провёл рукой по лицу, как будто пытаясь окончательно прогнать наваждение, и направился к избе. Его ноги утопали в снегу, но мысли кружились ещё сильнее. Кто была эта странная фигура? Или это всего лишь игра его воображения?

Зельва встретила его с кружкой чая.

— Ну, наконец-то, а то замёрз бы совсем, — сказала она, разглядывая его встревоженное лицо. — Что с тобой? Будто привидение увидел.

— Тётя Зельва… Мне кажется, я видел Ледану.

Зельва замерла. Она медленно повернулась к Алхиму, её взгляд был удивлённым, но в нём промелькнула и тень беспокойства.

— Кого-кого ты видел? — переспросила она, прищурившись, будто пытаясь понять, серьёзен ли он.

— Ледану, — повторил Алхим, глядя ей прямо в глаза. — Она была там, на снегу. Белая, как сам лёд. Она смеялась и говорила со мной.

Зельва вдруг рассмеялась, но смех был немного натянутым, как будто она пыталась скрыть что-то.

— Ох, милок, сказочник ты у нас, — сказала она, махнув рукой, словно отгоняя глупые мысли. — Нет никакой Леданы, ясно тебе?

Она улыбнулась, но её взгляд стал жёстче, когда она вернулась к своим делам.

— Хватит на сегодня работать, — сказала она уже более спокойно. — Иди отдохни, поспи немного. Пока я приготовлю обед.

Алхим хотел что-то сказать, но её тон ясно дал понять, что разговор окончен. Он нехотя поднялся, чувствуя себя ребёнком, которого упрекают за фантазии, и направился к своей комнате. Однако, остановившись в дверях, он краем глаза заметил, как Зельва подошла к окну.

Она стояла неподвижно, глядя на заснеженный двор. Её лицо больше не выражало ни веселья, ни уверенности. Губы едва шевелились, как будто она шептала себе под нос:

— Тоже мне выдумщик… Нет никакой Леданы.

Но в её голосе был едва уловимый оттенок сомнения, который Алхим сразу уловил. Он прищурился, наблюдая за ней. Она не выглядела так, словно верила в свои слова. Её пальцы нервно теребили край платка, а взгляд метался по заснеженным теням за окном, словно она ожидала увидеть там что-то… или кого-то.

***

Морозные дни, наконец, отступили, и зима показала своё более мягкое лицо. Снег перестал скрипеть под ногами, а лёгкий ветерок стал более тёплым, принося запах свежести. Алхим, наконец, уговорил Зельву отпустить его на улицу, чтобы встретиться с друзьями.

Он вышел на крыльцо, накинув тёплый шарф, и быстро направился к полю, где уже собрались Ульнияр и Борислав. Их радостные крики раздавались ещё издалека. Алхим помахал им рукой, и те сразу окликнули его:

— Алхим! Ну, наконец-то, — воскликнул Ульнияр, парень с веснушчатым лицом и всегда лукавой улыбкой. — Мы думали, ты совсем примерз к своей лопате!

— Ха-ха, — ответил Алхим, закатывая глаза. — Лучше расскажите, во что играем.

— В снежки! — крикнул Борислав, крепкий и высокий мальчишка, который уже лепил огромный снежный шар.

Игра началась бурно. Снег летал во все стороны, хрустел под сапогами, а смех ребят разносился по округе. Алхим оказался проворным игроком: он быстро уклонялся от снежков и метко кидал свои. Ульнияр же, наоборот, играл хитро — прятался за снежными сугробами и ждал момента для неожиданной атаки. Борислав громогласно смеялся, когда его снежки, больше похожие на комки, попадали точно в цель.

— Ай! — воскликнул Ульнияр, уклоняясь от снежка, который едва не угодил ему в лицо. — Ладно, ладно! А что, если сыграем в Зов Леданы?

Алхим напрягся. Но молча согласился.

Ребята углубились в тихую поляну, где снег лежал пушистыми сугробами, а деревья стояли плотным кольцом, словно оберегая это место от лишних звуков. Тишина здесь была настолько густой, что казалось, можно услышать, как падает снег с ветвей. Лишь ветер лёгкими порывами касался верхушек деревьев, издавая почти музыкальный шорох.

— Здесь идеально, — сказал Ульнияр, его голос звучал шёпотом, чтобы не нарушить таинственность момента. — Поворачивайтесь лицом к горам.

Ребята встали плечом к плечу, их лица обратились к северу. За лесом виднелись горы, покрытые дымкой, как будто они скрывали что-то древнее и неизведанное. Борислав первым прервал молчание:

— Нужно позвать её трижды. Говорят, она слышит только тех, кто зовёт искренне.

— А если неискренне? — спросил Алхим, чувствуя, как морозный воздух обжигает его лёгкие.

— Тогда эхо обманет. Оно будет смеяться над тобой, — ответил Ульнияр с таинственной интонацией, будто сам верил в эту старую легенду.

Ребята переглянулись. Лёгкое волнение смешивалось с азартом игры. Ульнияр первым набрал воздуха в грудь и громко крикнул:

— Ледана-а-а!

Звук улетел вперёд, растворяясь в тишине, а затем вернулся слабым эхом, которое обогнуло деревья и раздалось словно изнутри гор:

— Да-а-а-на-а-а…

— Ого! Слышали? — воскликнул Борислав, глаза его горели. — Это она!

Теперь очередь была за Алхимом. Он сомневался, но глубоко вдохнул и тоже прокричал:

— Ледана-а-а!

Эхо вернулось быстрее, его голос звучал так, будто кто-то повторил его рядом:

— Да-а-а-на-а-а…

Но в этот раз оно показалось другим — мягким, почти шепчущим, как будто кто-то стоял совсем близко и дразнил его. Алхим оглянулся, но позади никого не было.

— Вот теперь я, — заявил Борислав, не дожидаясь паузы. Его голос прозвучал громко, с вызовом:

— Ледана, иди к нам!

Эхо повторило:

— Иди-и-и…

Но затем добавилось что-то ещё. Сначала никто не мог разобрать, что именно, но звук становился всё тише, будто утаскивал за собой остатки их голосов. Алхим замер. Его сердце бешено забилось, когда он снова взглянул на горы. В слабом мерцании света ему показалось, что вдалеке промелькнула тонкая, белоснежная фигура. Она словно возникла из снега и снова растворилась.

— Вы это видели? — прошептал он.

— Что? — спросил Ульнияр, оглядываясь. — Ты опять свои видения?

— Да ладно тебе, — рассмеялся Борислав, но его смех был чуть напряжённым. — Это просто эхо.

Ребята, разгорячённые азартом, начали наперебой кричать, зовя Ледану. Их голоса разносились в морозном воздухе, сталкивались с заснеженными вершинами гор и возвращались к ним эхом, которое играло с их словами, будто дразнило. Ульнияр выкрикивал громче всех, смеясь:

— Ледана! Где ты? Покажись! Мы тебя не боимся!

Эхо вернулось растянутое, почти певучее:

— Не боимся… боимся…

Борислав, закинув голову, тоже позвал:

— Ледана, выйди к нам! Ты же нас слышишь!

Ответ снова был лишь шутливым отголоском:

— Слышу… слышу…

Алхим стоял чуть в стороне. Сначала он тоже звал, но с каждым новым криком ему становилось всё сложнее избавиться от мысли, что они просто играют. Никакой Леданы нет. Было только эхо, обманчивое и насмешливое, разгуливавшее между деревьями и горами.

— Может, хватит? — наконец сказал он, глядя на своих друзей, которые ещё разом пытались перекричать тишину. — Слышите? Ничего, кроме эха, не отвечает.

Ульнияр остановился, тяжело дыша, и кивнул.

— Да, ты, наверное, прав. Она нас не услышала… или мы ей не интересны.

— Конечно, не услышала, — добавил Борислав, пожав плечами.

Алхим посмотрел на горы. Их вершины всё так же укрывали белые облака, а лёгкий ветер поднимал снег с их склонов, будто сама природа подшучивала над ними. Он вздохнул, чувствуя, как напряжение в груди постепенно уходит. Наверное, ему действительно всё почудилось. И то эхо, и тот шёпот, и странная фигура, которую он видел всего на миг.

— Ладно, — наконец сказал он, отводя взгляд. — Возвращаемся? Холодно уже.

Ребята с радостью согласились. Они шли обратно через снежное поле, разговаривая и смеясь, будто ничего странного не произошло. Но Алхим, шагавший чуть позади, всё-таки иногда оборачивался. И каждый раз его взгляд искал ту самую фигуру — девушку из снега и льда.

Но теперь вокруг были только деревья, снег и далёкие горы.

Сумерки начали красться по земле, окрашивая снежное поле в мягкие серо-голубые тона. Тени деревьев становились длиннее, а воздух наполнился особым зимним холодом, который приходит, когда солнце уходит за горизонт. Ребята, уставшие от игр, остановились на краю поляны.

— Ну что, по домам? — спросил Борислав, стряхивая снег с варежек. Его щеки были пунцовые от мороза, а дыхание клубилось паром.

— Да, пора расходиться, — согласился Ульнияр, притопывая, чтобы согреть ноги. — А то нас родители домой уже заждались.

Алхим молча кивнул.

— До завтра, ребята! — крикнул Борислав, помахав рукой, и первым скрылся в сторону своей улицы. Ульнияр двинулся в другую сторону, бросив через плечо:

— Спокойной ночи! Алхим, сегодня тебе что-то приснится — может, это будет сама Ледана! — сказал он таинственным голосом. И тут же рассмеялся.

Алхим только усмехнулся и бросил в него снежком.

Его путь лежал через небольшую рощу, где снег под ногами мягко хрустел, а деревья стояли неподвижно, словно замерли в ожидании чего-то. На душе было странное спокойствие, смешанное с лёгкой тревогой.

Когда он вышел из рощи, в окнах дома уже светился уютный тёплый свет. Из трубы вился тонкий столб дыма. Алхим ускорил шаг, радуясь, что скоро окажется в тепле.

Он открыл дверь, и на него обрушился домашний уют: запах свежего хлеба и тушёного мяса. В печи весело трещали дрова, отбрасывая пляшущие тени на стены. Зельва, сидя за своей прялкой, что-то тихо напевала себе под нос.

— Ты уже здесь, Алхим? — спросила она, подняв глаза. — Долго гулял. Успел замёрзнуть?

— Немного, но уже отогрелся, — ответил Алхим, улыбаясь. Он скинул верхнюю одежду и подошёл к столу, где его уже ждал горячий ужин. Каша с мясом, кружка горячего чая — всё это казалось самым вкусным на свете после долгой прогулки на морозе.

Зельва, наблюдая за тем, как он ест, снова взялась за прялку. Мягкий свист пряжи заполнил комнату, и её тихий голос вдруг прервал тишину:

— Всё хорошо?

Алхим замер на мгновение, но тут же отмахнулся:

— Да. Играли в снежки с ребятами.

Зельва чуть прищурилась, словно не до конца поверила его словам, но ничего не сказала. Лишь вздохнула, продолжая петь свою незамысловатую, известную только ей, песню.

О гномах и языках Камня, Огня и Теней

Когда Алхим доел ужин, он подсел ближе к тёте Зельве, которая продолжала тихо работать за своей прялкой. Мягкий свет от печи подсвечивал её спокойное лицо, и в уюте этого момента мальчику особенно захотелось услышать ещё одну сказку.

— Тётя Зельва, расскажи мне что-нибудь перед сном, — попросил он. — Сегодня про гномов. Кто они? Откуда появились?

Зельва на мгновение замерла, словно перебирая в голове старые истории, а затем, отложив прялку, начала говорить:

— Гномы… Они древние создания, хоть и младше фей. Говорят, что их происхождение окутано тайной. Легенда гласит, что гномы появились из искры, которая вырвалась из самого сердца камня. Когда это случилось, никто не знает. Может, во время великого камнепада, когда горы рушились под грохот грома. А может, от удара молнии, который пробудил жизнь в холодной скале. Так или иначе, гномы связаны с камнями и горами так же крепко, как корни дерева с землёй.

Алхим слушал, не отрываясь. Он представил, как в самом сердце горы искры танцуют в темноте, а из них вырастают крошечные фигуры с длинными бородами и блестящими глазами.

— Поэтому гномы и живут в горах, — продолжила Зельва, её голос стал глубже, почти шепчущим. — Для них это не просто дом, а мать, давшая им жизнь. Гномы считают каждый камень священным, ведь именно из него они появились. Они слышат, как поют подземные реки, чувствуют движение земли, читают следы на скалах, которые людям кажутся обычными трещинами.

— А чем они занимаются? — не удержался Алхим. — Только добывают золото?

Зельва слегка улыбнулась.

— Это то, что люди любят думать. Но гномы — хранители гор и лесов. Они защищают их от тех, кто хочет разрушить или присвоить то, что принадлежит самой природе. Да, они добывают золото и драгоценные камни, но не ради богатства. Для них это искусство, почти ритуал. Каждый камень, что они находят, они тщательно изучают, а потом возвращают земле, если считают, что он не должен быть тронут.

Алхим задумался, представляя себе, как встречает гнома где-то в горах. Ему вдруг захотелось узнать, каково это — говорить с существом, которое знает всё о скалах и подземных реках.

— Гномы, — продолжила Зельва, протянув голос, — народец скрытный и таинственный. Они никогда не вмешиваются ни в распри, ни в войны. Для людей они не враги, но и друзьями их назвать трудно. Они живут своей жизнью, там, в горах, где шум мира их почти не достигает. Им так удобнее. Но при этом они вовсе не изолированы. Они многое знают о мире, потому что изучают языки других народов.

— Зачем им это, если они всё равно не общаются с людьми? — удивился Алхим.

— Гномы не любят быть застигнутыми врасплох, — пояснила Зельва. — Они хотят понимать, что происходит вокруг, и знать, что говорят другие. Но вот язык у них свой, особенный, — она улыбнулась. — Язык Камня, как его называют. Он древний, как сами горы, и построен на рунах.

— На рунах? — Алхим вскинул брови. — А сколько у них рун?

— По легенде, их около миллиона.

— А почему они тогда изучают другие языки? — снова спросил он. — Раз их язык такой продвинутый.

— Их язык ограничен, — сказала Зельва, её тон стал серьёзнее. — В нём миллионы рун, но их всё равно не хватает, чтобы передать всё, что существует в мире.

Алхим присвистнул, откинувшись на спинку стула.

— У нас всего двадцать пять букв, и мы как-то живём. Говорим, пишем, понимаем друг друга.

Зельва рассмеялась, её смех был мягким и немного насмешливым.

— Люди, Алхим, превращают свои символы в слова, а слова — в мысли. Это наш способ. Но у гномов всё по-другому. Каждая руна — это уже слово, или даже целое понятие. Руна может обозначать гору, время, свет звезды или даже воспоминание о каком-то событии.

— Так что же, они никогда не составляют предложения? — Алхим наклонился вперёд, его глаза горели от любопытства.

— Составляют, конечно, — кивнула Зельва. — Но их предложения — это не сочетание слов, как у нас. Это сочетание рун, каждая из которых несёт в себе сложное значение. Например, руна «гора» может сочетаться с руной «память», и получится понятие, которое мы бы перевели как «древняя гора, хранящая память». Или руна «камень» с руной «звезда» может означать «метеорит». Понимаешь?

Алхим задумался. Ему показалось невероятным, как можно общаться таким сложным образом. Но это было и удивительно.

В языке Камня нет слов для многих вещей, потому что гномы изолированы. Они не знают, как называть реки в лесах, цветы на равнинах, птиц в небесах. Поэтому они изучают языки других народов, чтобы восполнить пробелы.

— Значит, они понимают нас? — с волнением спросил Алхим.

— Могут, если захотят, — улыбнулась Зельва. — Но ты не жди, что они будут охотно разговаривать. Гномы предпочитают молчание. Их слова — как камни. Они не разбрасываются ими попусту. Только самое важное.

Алхим представил, как гном с серьёзным видом чертит на камне загадочные руны, и эта мысль ещё больше подогрела его интерес.

— А ты знаешь их руны? — наконец спросил он.

Зельва покачала головой.

— Людям это недоступно. Говорят, что руны Камня понимают только сами гномы и те, кто завоевал их доверие. Если гном откроет тебе хотя бы одну руну, значит, он признаёт тебя достойным. Но такое бывает редко.

Алхим задумался. Он решил, что когда-нибудь обязательно встретит гнома и спросит, что означает хотя бы одна руна. Но пока ему оставалось только слушать тётю Зельву и мечтать.

Алхим, затаив дыхание, слушал, как Зельва продолжала рассказывать. Её голос стал глубже, как будто она погрузилась в воспоминания, которых у неё самой никогда не было, но которые жило поколениями и передавались в легендах.

— Когда гномы начали понимать, что в мире есть вещи, которые не объяснить рунами камня, они обратили внимание на язык Огня.

— Язык огня? — удивился Алхим, наклоняясь вперёд. — Разве огонь может говорить?

— Может, если его услышать, — ответила Зельва загадочно. — Существует две легенды о том, как гномы познали язык Огня. Первая рассказывает, что огонь был им родным, потому что они сами произошли из искры, выбитой из камня. В их сердцах всегда тлел этот огонь, а значит, язык огня для них был чем-то естественным, чем-то, что нужно было лишь вспомнить, а не изучить.

— А вторая легенда? — спросил он, перебивая свои собственные мысли.

Зельва улыбнулась.

— Другая легенда гласит, что однажды, в особенно суровую зиму, гномы разожгли костёр, чтобы согреться, и начали наблюдать за его пламенем. И вдруг один из них заметил, что в огне появляются символы. Пламя не просто горело, оно складывалось в знаки, которые они никогда не видели прежде. Они были похожи на руны, но живые, движущиеся, словно дышащие.

— Символы в огне? — Алхим распахнул глаза. — И что они сделали?

— Гномы не могли отвести взгляд, — продолжила Зельва. — Они сидели вокруг костра всю ночь, пока пламя не потухло. А на утро они разожгли его снова, чтобы увидеть эти символы ещё раз. Так они начали изучать огонь. Они не просто смотрели на него — они слушали его, чувствовали его тепло, его силу. Постепенно они поняли, что огонь может говорить, но его язык — это не только символы. Это движение, треск, тепло и даже свет. Всё это вместе передавало смысл.

Алхим задумался, пытаясь представить, как можно «слушать» огонь. Ему казалось, что это нечто невероятно сложное.

— И что было дальше? — спросил он.

— Они научились понимать его, — ответила Зельва. — Этот язык стал для них вторым после языка Камня. Но, в отличие от языка Камня, огонь был менее стабилен, потому что он всегда в движении. Они не могли запомнить все символы раз и навсегда. Каждый костёр говорил что-то новое, и гномы поняли, что огнём нельзя владеть, его можно только слушать.

Алхим, глядя на пляшущее пламя в печи, тихо спросил:

— А они могли использовать этот язык? Например, говорить с огнём?

Зельва покачала головой.

— Не в том смысле, в каком ты думаешь. Они не могли приказывать огню, как, скажем, маги в сказках. Но они могли понять, о чём он «говорит». Например, он мог предупредить их об опасности или показать, где искать тепло и свет в холодной тьме.

Алхим смотрел на огонь, и ему казалось, что он начинает замечать в нём движение, которое раньше не замечал. Пламя словно танцевало, складываясь в узоры.

— Ты думаешь, я могу понять язык огня? — тихо спросил он.

Зельва усмехнулась.

— Это зависит от тебя, Алхим. Огонь говорит только с теми, кто умеет слушать. — Но и это ещё не всё…

Зельва, взглянув на огонь в печи, будто погрузилась в свои мысли. Её молчание затянулось, и в комнате стало так тихо, что было слышно, как потрескивают поленья. Алхим, ожидая продолжения, шутливо спросил:

— Что ещё? Гномы начали изучать язык птиц?

Зельва кивнула, но её лицо оставалось серьёзным.

— Да, язык птиц им тоже известен. Но это был не предел их стремлений. Они пошли дальше. Намного дальше.

Алхим удивлённо поднял брови, в его глазах сверкнул интерес.

— Что, ещё один язык? — с усмешкой спросил он. — Что теперь?

Зельва ответила не сразу. Она смотрела в огонь, и её лицо казалось не таким открытым, как обычно. Когда она заговорила, её голос звучал приглушённо, почти шёпотом:

— Язык Теней.

Алхим ощутил, как по спине пробежал холодок. Комната, казалось, потемнела, хотя огонь в печи всё ещё горел ярко.

— Это не был обычный язык, — тихо сказала Зельва. — Он не похож на язык Камня, Огня или даже птиц. Он был иным.

— Но как тени могут говорить? — перебил Алхим. — У них ведь даже… звуков нет.

— Они не говорят, как мы, — ответила Зельва. — Их язык — это движение, холод и шёпот, который ты больше чувствуешь, чем слышишь. Это было похоже на загадку, которую нужно было разгадать. Но тени никогда не давали прямых ответов. Они показывали гномам намёки, предчувствия, предупреждали о грядущем, но никогда не говорили всего.

Алхим почувствовал, как у него пересохло во рту.

— И что было дальше? Гномы разгадали их?

— Не до конца, — ответила Зельва. — Они поняли, что тени показывают то, что может произойти. Но будущее — это скользкая вещь. То, что казалось предупреждением, могло обернуться иначе. Многие гномы, которые слишком доверяли этому языку, терялись в его загадках. Они пытались найти ответы, но только запутывались ещё больше.

— И что, они всё ещё используют этот язык? — спросил Алхим, глядя на Зельву.

Она покачала головой.

— Лишь немногие. Большинство гномов считают, что язык Теней — это не дар, а испытание. Он даёт не только знание, но и сомнения. Поэтому они обращаются к нему только в крайней нужде, когда все другие языки молчат.

Алхим сидел молча, чувствуя, как в нём растёт неясное беспокойство. Он хотел спросить, видела ли Зельва сама эти руны, но не решился. Она, казалось, поняла его мысли.

— Не ищи теней, — мягко сказала она. — Это знание не для людей. Лучше ложись спать.

Алхим кивнул, но даже лёжа в своей кровати, он не мог забыть её рассказ. Ему казалось, что в углах комнаты тени шевелятся, но он крепко зажмурил глаза, стараясь не смотреть.

В лес, по дрова

Зима не особо хотела уходить. Березень давно закончился, и на календаре наступал Капельник — месяц, когда, по всем приметам, должны были пойти первые капли талой воды, а солнце, хоть и робко, но начинало греть. Однако зима упорно держала свои позиции. Лёгкие утренние морозы сменились сильными холодами, и вместо оживляющего дыхания весны по всей округе снова повеяло леденящим ветром.

Алхим смотрел в окно на серое небо, нахмурившись. Вода в ведре, которое стояло возле печи, каждое утро покрывалась тонким слоем льда, а дрова с каждым днём уходили всё быстрее. Печь приходилось топить всё сильнее, чтобы хоть как-то бороться с непрекращающимся холодом. Огонь трещал, но уже не согревал, как раньше.

— Алхим! — донёсся голос Зельвы из кухни.

Он оторвался от своих раздумий и пошёл туда. Тётя стояла у стола, нарезая хлеб, её лицо было серьёзным.

— У нас почти не осталось дров, — сообщила она. — Старый запас закончился, а мороз, кажется, и не думает ослабевать.

Алхим вздохнул.

— Надо ехать в лес, — продолжила она. — Старик Олаф сказал, что видел там упавшее дерево. Всё, что нужно — это распилить его и привезти. Дерево большое, дров хватит надолго. Олаф обещал дать нам лошадь, чтобы привезти их.

Алхим кивнул, понимая, что выбора нет. Он привык к зимам в их краях, но этот год был особенно суровым. Морозы не только не отступали, они словно нарастали с каждым днём.

— Когда поедем? — спросил он, готовый к работе.

Зельва посмотрела в окно, где ветер гнул голые ветки деревьев.

— Завтра утром, — ответила она. — Надеюсь, погода позволит нам закончить всё до темноты.

Алхим ощутил лёгкое беспокойство. Лес в это время года казался особенно мрачным и холодным, но необходимость была выше страха. К тому же, если Олаф обещал помочь, это должно было упростить задачу.

Ночь прошла неспокойно. Ветер снаружи выл так, что казалось, стены дома дрожат от его силы. Алхим почти не спал, ворочаясь в постели и прислушиваясь к этому завывающему хору зимы. Казалось, сама природа сопротивлялась приходу весны, не желая отпускать холод.

На рассвете они отправились к дому Олафа. Старик встретил их у ворот, одетый в тяжёлую меховую шубу. Его старая лошадь уже стояла запряжённая в сани.

— Ну, что ж, поехали, — пробасил Олаф, бросив на Алхима и Зельву оценивающий взгляд. — Лес недалеко, но спешить не стоит, снег глубокий.

Путь до леса занял больше времени, чем они рассчитывали. Снег был плотным, а мороз кусал за щёки. Олаф, несмотря на свои годы, уверенно правил лошадью, пробираясь через снежные заносы. Вокруг них не было ни звука, кроме треска снега под копытами.

Когда они наконец добрались до места, дерево, о котором говорил Олаф, оказалось огромным стволом, лежащим поперёк сугробов. Его кора была покрыта инеем, а ветви, всё ещё не оторвавшиеся от ствола, напоминали скелеты старых великанов.

— Вот оно, — сказал Олаф, сойдя с саней. — Сразу видно, что упало от ветра. Рубить его не нужно, но распилить придётся.

Алхим и Зельва спрыгнули с саней, вытаскивая пилу. Зельва, не теряя времени, уверенно взялась за инструмент, но Олаф, заметив это, нахмурился и подошёл ближе.

— Нет-нет, это не женское дело, — сказал он, аккуратно отобрав пилу у неё. — Лучше займись чем-нибудь другим.

Зельва подняла брови, но спорить не стала.

— Ладно, старик, твоя забота, — усмехнулась она, отступая. — Только смотри, чтобы спина потом не ныла.

Олаф фыркнул, будто её слова его не задели, и передал пилу Алхиму.

— Давай, парень. Мы с тобой управимся быстрее, чем с Зельвой.

Алхим послушно взялся за другой край пилы. Инструмент был тяжёлым и острым, а рукояти холодными на ощупь.

Олаф дал знак начинать. Пила с трудом прорезала первую линию на коре, скрипя и издавая грубый, натужный звук. Алхим чувствовал, как дерево сопротивляется, но Олаф уверенно тянул на себя, и пила двигалась дальше.

— Тяни сильнее! — крикнул Олаф, с усилием отводя пилу назад. — Дерево большое, лёгкой работы не жди!

Алхим кивнул. Движения становились ритмичными: вперёд-назад, вперёд-назад. Пила вгрызалась в промёрзший ствол, осыпая их мелкими щепками. Руки начали уставать, но Олаф, казалось, даже не замечал тяжести работы.

— Вот так, молодец! — похвалил он, вытирая снежной рукавицей вспотевший лоб. — Вижу, руки у тебя сильные. Глядишь, из тебя выйдет толк!

Алхим улыбнулся, хоть дыхание уже сбивалось.

— А ты ничего, несмотря на возраст, — подбодрил он старика.

Олаф громко засмеялся.

— Мы прожили столько зим, что можем работать дольше, чем вам кажется.

Тем временем Зельва наблюдала за ними со стороны, скрестив руки на груди. Её взгляд был слегка насмешливым, но с явным одобрением.

— Молодцы, — бросила она, когда ствол уже был распилен на первую часть.

Работа заняла ещё несколько часов. Они срезали тяжёлые ветви, распиливали ствол на крупные куски и складывали их в сани. Алхим чувствовал, как пальцы немеют от холода, а спина начала побаливать, но Олаф, похоже, даже не думал останавливаться.

— Ладно, хватит, — наконец сказал старик. — Теперь надо ехать. Зельва, готовь лошадь, а ты, парень, подтяни верёвки, чтобы ничего не свалилось.

Сани теперь были полны до краёв. Лошадь фыркнула, недовольно оглядывая их, словно понимая, что дорога обратно будет нелёгкой.

Алхим, утирая лоб, осмотрел их работу и почувствовал гордость. Несмотря на усталость, он знал, что это была важная и нужная работа.

— Хорошо потрудились, — тихо сказала Зельва, когда они двинулись обратно. — И дров нам теперь точно хватит.

На обратном пути мороз казался ещё злее, чем утром. Ветер стал не просто холодным — он пробирался под одежду, обжигая кожу, будто хотел вытянуть из них последние крупицы тепла. Алхим сидел на санях рядом с Зельвой, пытаясь сохранить равновесие на ухабах, которые с каждым поворотом становились всё ощутимее. Лошадь Олафа медленно тянула нагруженные дровами сани, её дыхание превращалось в густой пар, сразу же оседавший на шерсти инеем.

Алхим поймал себя на странном чувстве, что за ними кто-то наблюдает. Лес выглядел безжизненным, но в глубине души он ощущал движение — что-то тихое, осторожное, скрывающееся за снегом и деревьями.

— Тётя Зельва, — наконец не выдержал он, — у тебя никогда не было ощущения, что в лесу что-то есть?

Зельва повернула голову и взглянула на него поверх поднятого мехового воротника.

— Что-то? — уточнила она.

— Ну… как будто за нами кто-то следит, — ответил Алхим, оглядываясь. — Я не знаю, как это объяснить.

Зельва не сразу ответила. Её лицо на мгновение стало серьёзным, а затем она снова устремила взгляд вперёд, будто хотела скрыть что-то от племянника.

— Лес — место древнее, — тихо сказала она. — В нём всегда что-то есть. Даже если это просто ветер.

Эти слова, вместо того чтобы успокоить, заставили Алхима напрячься ещё сильнее. Он сжал зубы, стараясь не поддаваться тревоге.

— Эй! — вдруг резко крикнул Олаф. — Лошадь устала. Нам надо сделать привал.

Зельва кивнула, и они остановились. Алхим слез с саней, чтобы размять ноги, хотя снег доходил почти до колен. Лошадь громко фыркнула, будто тоже чувствовала напряжение.

— Здесь безопасно? — спросил Алхим, подходя к Олафу.

— В этом лесу? — буркнул старик, вытаскивая из-за пазухи кожаную флягу. — Никогда не безопасно. Особенно зимой. Но если вести себя разумно, никто нас не тронет.

Эти слова, казалось, добавили веса воздуху. Алхим почувствовал, как у него пересохло в горле.

— А что может нас тронуть? — выдавил он, стараясь не показать своего страха.

Олаф посмотрел на него исподлобья и хмыкнул:

— Ты ещё слишком молод, чтобы знать такие вещи. Но если скажу, что зимой лес живёт по своим правилам, тебе хватит?

Алхим кивнул, не зная, как на это ответить.

— Всё, — вмешалась Зельва, глядя на Алхима. — Достаточно болтовни. Дрова на месте, лошадь отдохнула. Нам пора возвращаться, пока не стемнело.

Лошадь уверенно шла по узкой тропе, протоптанной среди высоких сугробов. Олаф правил повозкой спокойно, проверяя, чтобы нагруженные дрова не сместились. Зельва молчала, закутавшись в тёплый меховой плащ, а Алхим, сидя рядом, старался не замечать, как сильно замёрзли его руки, несмотря на перчатки.

Снег мягко скрипел под копытами, а вокруг царила тишина, нарушаемая только редким криком ворона где-то вдалеке. Солнце, хоть и тусклое, наконец пробилось сквозь серые облака, озаряя лес лёгким золотистым светом. Лёгкие лучи играли на снежных ветках, заставляя их блестеть, как хрусталь.

Путь домой занял меньше времени, чем дорога в лес. Олаф хорошо знал тропы и уверенно вел лошадь, обходя глубокие сугробы и кочки. Иногда приходилось слегка замедляться, чтобы проехать через особенно узкие места, но всё шло гладко.

Алхим наблюдал за их движением.

Усталость постепенно наваливалась, но он чувствовал удовлетворение от проделанной работы. Зельва выглядела спокойной, её лицо немного размягчилось, когда они выехали на более ровную дорогу.

Когда показались первые признаки деревни — утоптанный снег на главной дороге и дым из труб соседних домов — Алхим вздохнул с облегчением. Снег здесь был менее глубоким, а ветра не такими резкими. Олаф, заметив это, коротко бросил:

— Скоро будем дома.

Они подъехали к дому ближе к закату. Небо уже начало окрашиваться в мягкие розово-оранжевые тона, а воздух стал чуть теплее, будто сам день приветствовал их возвращение.

Алхим быстро слез с саней, чтобы помочь разгрузить дрова.

Работа заняла ещё немного времени, но вскоре дрова были сложены в аккуратную поленницу рядом с крыльцом. Олаф, попрощавшись, отправился в свою сторону, ведя лошадь, а Зельва с Алхимом зашли в дом, радуясь, что их путь прошёл без происшествий, а дрова теперь обеспечат тепло на многие холодные дни вперёд.

Тайны старой книги

После того как печь была затоплена, и в доме заиграл теплый свет, Алхим не мог удержаться от любопытства. Смотря, как тётя Зельва осторожно выкладывает пряди на стол, он вновь обратился к ней с вопросом, который мучил его уже давно.

— Тётя, а ты не расскажешь мне что-нибудь ещё о феях? — попросил он, устроившийся на своем привычном месте у печи.

Зельва только улыбнулась, но вместо того чтобы начать свой рассказ, как всегда, о волшебных существах, она протянула ему старинную книгу. Книга была в кожаном переплёте, на обложке которой, не было ни названия, ни рисунков. Только странная руна притягивала взгляд. Алхим был потрясен — он никогда не видел этой книги раньше.

— Это что за книга? — спросил он, внимательно разглядывая её. — Я такую раньше не замечал.

Тётя Зельва помедлила, прежде чем ответить. В её глазах мелькнуло странное свечение, как будто воспоминания возвращались к ней, и она слегка пожала плечами.

— А, это… Это я купила на рынке. Только недавно. Когда я продавала свою пряжу. Книгу продал какой-то странный старик, который проезжал через наш посёлок. Он сказал, что она очень редкая. Я не могла пройти мимо.

Алхим взглянул на неё с удивлением.

— Так ты купила её у торговца?

Зельва покачала головой и, смеясь, ответила:

— Этот старик был такой странный, с бородой до пояса и в старом плаще. Он сказал, что эта книга может рассказать много интересного. А стоила она… 50 пфенов. Я сразу подумала, что не могу упустить такую возможность.

Алхим присвистнул. Ему было трудно поверить в то, что тётя Зельва, которая за свою неделю работы по продаже пряжи зарабатывала всего 90 фьянов, смогла позволить себе потратить такую сумму на книгу.

— 50 пфенов? Ты уверена, что это не подделка? — сказал он с сомнением в голосе.

Зельва улыбнулась загадочной улыбкой и ответила:

— Подделка или нет — не знаю, но эта книга точно не обычная. Когда я её открыла, то почувствовала, как из неё идёт какая-то странная энергия. Она словно шепчет, Алхим, словно зовёт.

Алхим не мог понять, что именно чувствует тётя, но книги всегда манили его.

Зельва слегка повернула книгу в своих руках, и её взгляд стал глубоким, как будто она снова погружалась в воспоминания о том моменте, когда впервые открыла её.

— Знаешь, Алхим, эта книга содержит руны фей, о которых я тебе рассказывала. Ты ведь помнишь, как я говорила, что феи общаются с помощью особых символов, которые открывают их тайны? Эта книга — как ключ к их миру. Я не могу сказать, что здесь все руны, конечно. Их существует бесконечное множество. Но те, что есть, вполне подойдут для начала. Тебе нужно всего лишь изучить их, чтобы понимать фей.

Алхим с интересом наклонился ближе к книге, пытаясь рассмотреть руны. Каждая из них была уникальной и представляла собой сочетание плавных линий и изогнутых форм, словно сами символы танцевали на страницах.

— Ты говоришь, что их много? — спросил он, не отрывая взгляда от старинного текста.

Зельва пожала плечами.

— Некоторые говорят, что их больше, чем звезд на небе, и что все они рассказывают разные истории о феях. Но я точно знаю, что здесь есть руны, которые помогут тебе лучше понять их мир и возможно даже научиться общаться с ними.

Хотя Алхим не понимал, зачем ему это, он чувствовал, что что-то важное скрывается в этих древних символах.

Зельва продолжила, открывая страницу за страницей и показывая руны, которые он должен был изучить. Она объясняла каждую из них, и, хотя её знания были ограничены, она старалась помочь как могла.

— Вот эта руна, — сказала она, указывая на символ с плавными линиями и треугольником в центре, — символизирует «Тот, кто направляет». Она используется феями, когда они хотят передать важные указания или предсказания. Очень полезно, если ты хочешь попросить фею о помощи или узнать её совет.

Алхим внимательно склонился к книге, пытаясь запомнить все эти детали.

— А вот эта? — спросил он, указывая на более сложный символ, состоящий из множества пересекающихся линий.

— Это руна защиты, — ответила Зельва. — Она служит для того, чтобы охранять фей от зла, от тех, кто может использовать их силы во зло. Ты увидишь такие руны, когда феи хотят обезопасить себя.

Алхим почувствовал, что это действительно интересно. Он стал с любопытством изучать каждую руну, пытаясь выучить их значения. Каждая руна казалась всё более живой, как будто она была полна скрытой силы.

Зельва, хоть и не была мастером в этом языке, всё же имела достаточные знания, чтобы передать хотя бы основные символы. Она усердно объясняла, как руны можно соединять между собой и как их можно использовать для различных целей.

— Это не так сложно, — говорила она, — нужно просто тренироваться и чувствовать эти руны. Иногда они будут говорить с тобой, а иногда нужно будет терпение. Но, поверь мне, ты почувствуешь, когда они открываются.

Алхим сидел рядом с тётей, в его глазах горел огонёк любопытства. Он знал, что ему предстоит долгий путь, но чем больше он изучал эти древние символы, тем больше ощущал, что ему нужно двигаться вперёд.

Каждый вечер они продолжали изучать руны, и Алхим все больше погружался в их загадочный мир. Зельва часто говорила, что не все руны из книги подходят для повседневного использования, что некоторые из них требуют особой силы или подходящих обстоятельств.

— Эти руны, — сказала она, когда Алхим спросил о самой сложной из них, — могут раскрыться только в момент, когда ты встретишь фею. Они не будут работать без связи с ними.

Алхим слушал её внимательно, чувствуя, как эти слова всё больше начинают проникать в его сознание. Он не знал, что ему даст это изучение. Может быть, он никогда не встретит фей, а может быть, именно с их помощью ему удастся открыть что-то удивительное.

С каждым новым днём Алхим всё больше погружался в изучение этой книги. Она стала его постоянным спутником. Алхим читал её с утра до вечера, а иногда и перечитывая те символы, которые уже знал. Это занятие захватывало его. Он не мог объяснить, но что-то в этих рунах манило, как загадочная сила, которая была в их рисунках.

Зельва часто сидела рядом, помогая ему. Когда она могла, она объясняла, что сама знала, а когда не знала — начинала гадать, выдвигая разные теории о значении той или иной руны. Иногда их обсуждения заканчивались долгими спорами, в которых не было ни злобы, ни напряжения, только бесконечное любопытство и желание разобраться в древних символах.

— Ну, вот эта руна точно должна означать «защиту», — сказала Зельва, указывая на сложный символ, который Алхим нашел в книге. Он был выполнен в виде переплетающихся линий, образующих нечто похожее на звезду.

Алхим наклонился поближе и, щурясь, взглянул на знак.

— Я не уверен, тётя, мне кажется, что она больше похожа на «связь». Видишь, тут линии как бы соединяются, и они образуют что-то, что напоминает сеть. Это может быть не защита, а именно соединение двух миров — фей и людей.

Зельва поджала губы, задумавшись.

— Может быть, ты прав, — признала она, скрещивая руки на груди. — Я бы так не сказала. Но ты, наверное, знаешь лучше. Ты ведь всё-таки изучаешь это серьёзно.

И вот так они спорили, обсуждали и спорили, пытаясь выведать тайны рунического языка. Это было настоящее увлекательное путешествие в мир символов и знаков, который был чужд и загадочен для большинства людей. Но для Алхима и Зельвы это стало чем-то живым, чем-то, что привязывало их друг к другу.

После каждого спора или обсуждения они устраивались в креслах, поднимали чашки с чаем и смеялись над собой.

— Ты знаешь, мне иногда кажется, что эти руны словно живые, — как-то сказала Зельва. — Они могут меня немного пугать, но при этом так манят…

Алхим улыбнулся. Он всегда ценил моменты, когда можно просто расслабиться и поговорить с тётей, особенно когда обсуждения становились такими живыми.

— Я понимаю, о чём ты, — ответил он. — Каждый раз, когда я смотрю на эти руны, они как будто начинают шептать мне что-то. Может быть, они действительно не простые.

— Конечно! — засмеялась Зельва, покачав головой. — Это целый мир, ты просто ещё не понял.

Со временем Алхим начал осознавать, что руны, которые он изучал, можно было разделить на различные категории. Это осознание пришло не сразу. Вначале ему казалось, что все символы — это просто случайные знаки, которые нужно запомнить и понимать. Однако постепенно, при более тщательном изучении, он понял, что между рунами есть определённая связь, которую можно использовать.

— Знаешь, тётя, — как-то сказал он, заглянув в книгу, — кажется, что я начал видеть в этих рунах нечто большее. Их можно разделить на несколько категорий. Например, вот эти, — он указал на несколько символов с изображениями листьев, волн и солнца, — это, наверное, природные руны. Они как будто связаны с землёй, воздухом, водой… с самой природой.

Зельва, которая только что наполняла чайник, остановилась и задумалась.

— Правда? Ты что-то придумал новое, Алхим! Ну, расскажи мне больше. Что ты имеешь в виду?

Он кивнул, продолжая рассматривать страницы.

— Например, вот эта руна, — он показал знак с изгибающимися линиями, напоминающими реки, — похоже на руны воды. А вот эти — с кругами и треугольниками — выглядят как руны огня. А вот эти, — он показал на символы, напоминающие форму дерева, — должны быть связаны с растениями и деревьями. Я думаю, они могут быть природными.

Зельва наклонила голову, удивлённо глядя на книгу.

— Интересно… Ты прав, эти руны действительно как-то похожи на то, что ты говоришь. Но я ведь раньше даже не думала о том, что их можно так разделить. В самой книге ничего об этом не говорится.

Алхим задумчиво перелистал следующие страницы, пока не наткнулся на символы, которые отличались от всех предыдущих.

— А вот эти, — сказал он, указывая на более сложные руны, — мне кажется, это что-то совсем другое. Они могут быть связаны с эмоциями или душой. Смотри, — он показал руну с двумя кругами, соединёнными прямыми линиями, — это как символ взаимосвязи двух людей или двух душ. А вот эта, с развивающимися линиями, похоже на эмоции, которые текут и меняются.

Зельва, с интересом наблюдая, присоединилась к его размышлениям.

— Это похоже на правду, — ответила она. — А как насчёт этих? — Она указала на руну, с которой Алхим не знал, что делать. Она представляла собой сплетающиеся линии, образующие нечто напоминающее вихрь.

— Это, наверное, что-то магическое, — сказал Алхим, рассматривая её. — Магия. Вихрь, который постоянно движется, меняется… Это, скорее всего, связано с силами, которые могут быть направлены по-разному, которые могут трансформировать или влиять на вещи.

Хотя в самой книге не было ни слова о разделении рун на категории, Алхим не мог не заметить, как логично они всё же ложились в его представления. Возможно, это был просто его способ найти порядок среди всех этих символов, или же руны сами собой начинали создавать структуру. В любом случае, его новая классификация приносила ему гораздо больше понимания. И хотя он ещё не знал, как эти руны можно использовать на практике, их системы и отношения между ними стали гораздо более ясными.

Но самым интересным было то, что руны не всегда следовали чётким категориям. Например, иногда один символ мог одновременно принадлежать к нескольким группам, что создавалo дополнительные сложности в их интерпретации.

— Эти руны не так просты, как кажется на первый взгляд, — говорил Алхим, вглядываясь в текст. — Некоторые из них я уже несколько раз встречал, но всегда в разных контекстах. Вот эта руна, например, на первый взгляд вроде бы природная, а когда я смотрю на неё в другом сочетании, она становится магической.

Зельва, прислушиваясь к его рассуждениям, улыбнулась.

— Ах, вот оно что! Ты прав. Это как с людьми, не так ли? Мы все порой бываем и добрыми, и злыми, и духовными, и земными одновременно. Похоже, что и руны могут быть такими многогранными.

Алхим кивнул. Он понял, что этот путь будет долгим, и, возможно, ему предстоит пройти через ещё много таких открытий.

Молодой пастух

Зима отступила незаметно, как будто устав, уступила место нежной и мягкой весне. Сначала это было едва ощутимо: снег ещё лежал плотным покрывалом, но в воздухе появился новый запах — свежий и бодрящий, полный обещаний. Где-то за околицей начали звенеть первые капли талой воды, тонкие ручейки пробивались сквозь снег, журчали, сливаясь в крохотные потоки. Деревья ещё стояли голыми, но если приглядеться, то на ветвях можно было заметить крошечные почки, набухшие и готовые вот-вот раскрыться.

Солнце вставало всё раньше, и его лучи становились теплее. Они, как ласковые руки, гладили землю, помогая ей проснуться от долгого зимнего сна. На полях, под рыхлым снегом, начали показываться первые зелёные ростки. Ветер, хоть и остался прохладным, уже не был колючим, а мягко шевелил волосы и одежду, приносил с собой запахи влажной земли и первых цветов.

Скоро всё вокруг наполнилось жизнью. На деревьях появились зелёные листочки, а в воздухе раздались звонкие голоса птиц, вернувшихся с юга. В саду за домом расцвели первые подснежники, наполняя пространство нежным ароматом. Весна оживила не только природу, но и души людей: в деревне стали чаще слышны смех и разговоры, а дни наполнились лёгкой радостью от ожидания тёплого времени.

Алхим часто сидел у окна, наблюдая, как земля пробуждается. Он любовался тем, как цветущие ветви яблонь белыми облаками покрывают сад, а в небе, будто играя, порхают птицы. Весна казалась ему чем-то магическим.

Время шло, и весна постепенно начала уступать место лету. Тёплые дни становились всё длиннее, а ночи — всё короче и мягче. Тяжёлые весенние дожди, лившие словно из ведра, сменились лёгкими, тёплыми дождичками, после которых воздух наполнялся сладким ароматом свежей зелени. Земля уже прогрелась, и по ней легко можно было ходить босиком, чувствуя, как мягкая трава приятно щекочет ступни.

Цветы, которые начинали весну робкими всплесками белого и жёлтого, теперь расцвели яркими красками. Полевые маки, васильки и ромашки украсили поляны, превращая их в пёстрые ковры. Листья на деревьях стали плотнее и насыщеннее, образуя густую тень, где можно было укрыться от палящего солнца.

Воздух стал наполняться другим, зрелым ароматом — запахом трав, нагретых солнцем, и пыльцы, что витала в воздухе, золотистыми искорками оседая на одежде. Вечера стали наполнены звуками сверчков и стрекотанием кузнечиков. Ветер, некогда прохладный и робкий, теперь обрел тепло и мягкость, обнимая лицо, когда ты выходишь на улицу.

Лето вошло в свои права тихо, но уверенно. Всё вокруг наполнилось теплом, светом и жизнью. Животные, птицы, насекомые — всё ожило, работая, растя, готовясь к своей полной силой жизни.

Алхим и Зельва продолжали свои вечера с книгой, но теперь они часто выходили в сад, где вокруг цветущих кустов и деревьев царила своя, не менее волшебная, магия.

Алхим чувствовал, что ему нужно что-то делать, чтобы не быть обузой для тёти Зельвы. Несмотря на всю её заботу, он не хотел сидеть на её шее, а понимал, что должен зарабатывать на жизнь. В конце концов, он уже не был ребёнком, и его желания становились взрослее.

Однажды, после долгого раздумья, Алхим решил, что пора устроиться на работу. Ему нужно было что-то простое, но при этом дающее хоть какую-то независимость. Когда он услышал, что пастух, который раньше пас местных коров, стал слишком старым, чтобы продолжать свою работу, он понял, что это может быть хорошим вариантом.

— Тётя, я хочу работать пастухом, — сказал он вечером, когда они пили чай.

Зельва посмотрела на него с лёгким удивлением.

— Пастухом, говоришь? Ну, если тебе это нравится, то, конечно, это хорошая работа. Но знай, что будет нелегко. Работа тяжёлая, и тебя будут кормить за это немного. Ты готов?

Алхим кивнул. Ему не хотелось проводить всё время в доме, наблюдая, как тётя Зельва трудится, а он лишь читает книги. Он хотел быть полезным и заработать хотя бы немного.

Следующим вечером Алхим направился к старому пастуху, чтобы поговорить с ним о том, сможет ли он заменить его на пастбище. Старик, по имени Титус, сидел у своего дома на стуле, восседая, как старый король на своём троне. Его лицо было морщинистым, а волосы и борода — серебристыми, как первый снег.

— Титус, — начал Алхим, — я хочу взять на себя твою работу, пастухом стать. Слышал, ты больше не можешь пасти коров, так что, если тебе сложно, я готов заменить тебя.

Старик посмотрел на него с удивлением, потом его взгляд стал мягким.

— Ну что ж, парень, — ответил Титус, — ты не первый, кто хотел бы взять мой труд на себя. Я стар, да, и ноги уже не те, чтобы гонять коров по холмам. Если хочешь, бери — я научу тебя, что знаю. Но знай, что работа эта не для всех. Нужно быть стойким, терпеливым и любить этих животных.

Алхим пообещал, что он справится. Вскоре старик начал обучать его всем премудростям пастушеской жизни. Он учил, как следить за стадом, как управлять коровами и как устроены местные пастбища. Алхим быстро освоил необходимые навыки, но работа была тяжёлой: долгие часы на ногах, горячее солнце, иногда холодный ветер, а в сезон дождей — грязь и сырость. Пастухом быть — это не было лёгким делом. Но Алхим не жаловался. Он знал, что на данный момент это — его шанс на самостоятельность.

Плата за его труд была скромной — всего 30 фьянов в неделю. Это было далеко от того, что могла бы предложить Зельва за её умелую работу. Однако Алхим понимал, что он не мог рассчитывать на большие деньги, и эта сумма для него была вполне приемлема. Плюс к тому, он получал что-то большее — опыт и чувство того, что он сам зарабатывает себе на жизнь.

Каждое утро он вставал рано, когда ещё только начинало светать. Он одевал простую одежду и выходил на пастбище. Там его встречали коровы, а его задача была следить за ними и не отпускать их далеко от участка. Весь день он проводил с животными — пас их на зелёных лугах, гонял по холмам и оберегал от возможных опасностей.

Зельва часто беспокоилась, когда Алхим долго не возвращался, но он всегда успокаивал её:

— Всё в порядке, тётя. Я уже привык. Это тяжёлая работа, но мне нравится. Всё лучше, чем сидеть дома.

Зельва лишь кивала, глядя на него с заботой и уважением. Она понимала, что для него это был важный шаг, и не могла не гордиться его решением. Алхим становился всё более самостоятельным и зрелым, а тяжёлый труд в поле помогал ему ощутить свою ценность и независимость.

Каждое утро, уходя на пастбище, Алхим клал в сумку не только кусок хлеба, флягу с водой и крепкую пастушью палку, но и свою книгу рун. Эта книга, потёртая и старая, с пожелтевшими страницами, казалось, была самой ценной вещью, которую он когда-либо держал в руках. Алхим не мог оторваться от её страниц, даже когда пас коров.

На пастбище, окружённый холмами и цветущими полями, он проводил долгие часы. Между заботой о стаде, Алхим садился под дерево, раскрывал книгу и старательно изучал символы. Руны манили его — загадочные линии и узоры, казалось, оживали под его пальцами, открывая неведомые тайны. Он пытался запоминать их формы, разгадывать их значение и находить связь между знаками.

Однако его любопытство не ограничивалось страницами книги. Алхим искал руны повсюду: на старых камнях, обросших мхом, на коре деревьев, даже в рисунках, которые оставлял ветер на песке. Он наклонялся, пристально вглядываясь, иногда часами рассматривая трещины на валунах или линии на лепестках.

— А вдруг здесь есть феи или гномы? — думал он, вспоминая рассказы старого пастуха Титуса, который когда-то говорил, что феи водят коров к своим тайным кругам, а гномы могут прятать золото в корнях деревьев. Алхим мечтал увидеть их, хоть краешком глаза, но всякий раз реальность оставалась обычной: камни были камнями, цветы — цветами, а стадо коров мирно щипало траву.

Однажды вечером, когда он вернулся домой с книгой в руках, тётя Зельва тихо подошла к нему.

— Алхим, я вижу, как ты увлечён своими рунами, — сказала она мягко, но с ноткой тревоги в голосе. — Это хорошо, что ты ищешь ответы, но, увлекаясь этим, не забывай, что ты отвечаешь за стадо.

Алхим опустил глаза, чувствуя укор.

— Я знаю, тётя. Но я всегда слежу за ними…

Зельва вздохнула.

— Иногда важно помнить, что мечты о великом не должны заслонять реальность, — сказала она. — Ровно как корова, забредшая в чащу, может быть съедена волками, так и твой разум может заблудиться в поисках несуществующего. Береги себя и своё дело.

Шли годы, и Алхим уже стал юношей. В его жизни многое изменилось, но одно оставалось неизменным — заботы о стаде, которые не позволяли расслабиться. В возрасте пятнадцати лет он уже был настоящим пастухом, обладавшим мудростью и терпением, которые не приходят с годами, а рождаются в глубине сердца. С каждым годом его душа становилась крепче, а взгляд — проницательнее.

И вот однажды к нему в помощники пришёл его старый друг — Ульнияр.

Алхим знал, что Ульнияр — человек не совсем серьёзный, склонный к лени, особенно когда речь шла о заботах и ответственности. Он был как весёлый ветер, который приносил в свою долю лишь лёгкость, но не стабильность.

Порой он лежал под деревом, закрывал глаза и отдавался мечтам. Его мысли уносились к чему-то далёкому и неизведанному, в тот мир, где не нужно было ни о чём заботиться. Ульнияр, казалось, был вечно в поисках чего-то нового, чего-то эфемерного.

Алхим же, даже будучи всё ещё подростком, нес на своих плечах груз ответственности. Он не мог позволить себе отдыхать, даже когда на небе светило яркое солнце, а в воздухе царил запах свежей травы. Время от времени он поглядывал на друга, который уютно развалился под деревом, наслаждаясь тенью и тишиной, и вздыхал.

— Ульнияр, — иногда говорил Алхим, — ты же знаешь, что если мы потеряем хоть одну корову, во что это выльется?

Но Ульнияр лишь улыбался и вытягивал руки к солнцу, как будто желая поглотить его тепло, и возвращался к своей дреме, не обращая внимания на просьбы друга.

Несмотря на свою лень, Ульнияр был другом, с которым было легко, а когда приходили трудные моменты, его смех и непринуждённость напоминали Алхиму, что жизнь не всегда должна быть серьёзной.

Дни в Перелесье текли неспешно, и Алхим уже привык к размеренному ритму жизни. Однако однажды, когда вечерний туман только начинал расходиться по долинам, староста, старик по имени Бориан, позвал его к себе.

Алхим, склонив голову, вошёл в хижину старика, где пахло древесным дымом и свежими травами. Бориан сидел за деревянным столом, с его морщинистого лица не сходила привычная улыбка, полная жизненной мудрости, но в глазах читалась скрытая важность момента.

— Алхим, — сказал староста, откладывая в сторону старинный пергамент, — я решил повысить тебе заработную плату на двадцать фьянов. Я считаю, что твой труд должен быть вознаграждён по заслугам.

Алхим удивлённо замер, не ожидая такого поворота.

— Я постараюсь оправдать ваше доверие. — сказал он, кивая.

Однако, когда новость достигла Ульнияра, реакция была совсем иной.

В его глазах читалась зависть, а его губы искривились в нечто похожее на недовольную усмешку.

— Так вот как! — сказал он, иронично. — Алхим впереди меня.

Когда Бориан узнал о недовольстве Ульнияра, он сразу же вызвал его к себе в хижину.

— Ульнияр, — начал он, — я не понимаю, в чём твоя обида?

Ульнияр сдвинул брови, но не проронил ни слова. Бориан продолжал:

— Повышение — это вопрос срока службы и приверженности делу. Всё справедливо, и я не вижу в этом ничего, что могло бы тебя обидеть.

Ульнияр молчал, переваривая слова старосты. Он был человеком, переменчивым и быстро забывающим обиды, но сейчас в его душе было что-то тяжёлое.

— Я понимаю, — наконец сказал он, сдерживая своё раздражение.

— Ты не должен сравнивать себя с Алхимом, Ульнияр. У каждого свой путь, и у каждого своя роль в этом мире. Иногда приходится трудиться и не замечать, что другие идут по пути легче. Но я уверен, что ты найдёшь своё место и заслужишь своё повышение, когда придёт твой час.

Староста встал и хлопнул его по плечу.

— Так что, если хочешь, продолжай делать свою работу. И помни: каждый вклад ценен.

Ульнияр молча вышел из хижины.

С тех пор он стал задумчивее. Сидел в тени деревьев, погружённый в свои мысли. Его былое веселье и легкомыслие куда-то исчезли, а глаза стали чаще скрывать печаль, будто он искал что-то, но не знал, что именно. Алхим замечал это и не мог не попытаться поддержать друга.

— Ульнияр, что-то не так?.. — начинал он, подходя к другу.

— Я в порядке, — отмахивался Ульнияр, словно не желая обсуждать то, что скрывалось внутри. Его голос стал резче, и все попытки Алхима утешить его встречались с неприязнью. Он был слишком горд, чтобы открыться.

В конце концов, на третий день Ульнияр ушёл.

Он сказал Алхиму, что больше не видит смысла в работе пастуха. В его голосе не было гнева, только холодная решимость.

Через несколько дней Ульнияр, вместе с родителями, перебрался в Змеевку — соседнее село. Его отец построил там дом, и семья осела на новом месте.

Но прошло ещё три года, и Алхим узнал, что Ульнияр ушёл из дома. На этот раз — бродяжничать. Он забрал с собой лишь узелок с самыми необходимыми вещами и ушёл в мир, чтобы искать что-то своё, что-то, что не смогло бы найти его здесь. И с тех пор его никто не видел.

Загадочные символы

Однажды, неожиданно для всех, Алхим захворал. Он ощутил слабость, его ноги стали тяжёлыми, а в груди зловеще сдавило. Болезнь пришла быстро, и, хотя обычно летом он не знал простуд и недомоганий, сейчас всё было иначе.

Зельва готовила отвар из трав, которые она собирала для таких случаев. В её руках даже самые простые растения превращались в мощные лекарства.

— Лежи спокойно, Алхим, — сказала она мягко, когда он попытался встать. — Тебе нужно отдохнуть. Болезнь уйдёт, если ты будешь слушаться.

Алхим вздохнул, но послушался. Он чувствовал, как тепло отваров растекается по телу. Он знал, что на его месте теперь работает временный пастух, и эта мысль тревожила его.

Через пару часов в дверь тихо постучали. Это был Бориан. Староста пришёл, чтобы поинтересоваться, как чувствует себя молодой пастух.

— Вижу, ты в порядке. Тетя Зельва заботится, как всегда.

Алхим почувствовал облегчение от его присутствия и, чуть приподнявшись, заговорил:

— Как там мой временный заместитель? Он справляется? Может, Альва немного нервничает, она всегда не любила, когда меня нет рядом. А остальные коровы? Всё в порядке с ними?

Бориан, сидя у постели, начал рассказывать, что пастух, который временно подменял Алхима, хорошо справляется с работой. Он был крепким и опытным. Стадо было в порядке, и Альва, несмотря на свою привязанность, не слишком переживала, хоть и немного беспокойно бродила вокруг, осматривая нового человека.

Алхим вздохнул с облегчением. Его сердце немного успокоилось, но он всё равно продолжал терзаться мыслью о том, как всё будет без его постоянного присмотра.

— Не переживай, Алхим, — сказал Бориан с улыбкой, заметив, как сильно юноша волнуется. — Ты же знаешь, что здесь все знают свою работу, и ты — не единственный, кто может заботиться о стаде. Сейчас твой долг — позаботиться о себе. Твоё здоровье важнее всего.

Зельва, подлив отвара в чашку и снова накрывая Алхима тёплым одеялом, тоже добавила:

— Если будешь здоров, то вернёшься к своим коровам очень скоро.

Алхим снова лег на подушки, чувствуя, как его напряжённое тело постепенно расслабляется. Он хотел продолжать разговор, задавать ещё вопросы, но усталость, наконец, одолела его, и глаза начали закрываться. Бориан и Зельва оба улыбнулись, видя, что юноша наконец-то успокоился.

— Спокойной ночи, Алхим, — сказал Бориан, вставая и направляясь к двери. — Мы справимся. Ты отдохни, и не переживай.

Зельва подошла к окну и посмотрела на вечернее небо, тихо произнося:

— Время всё расставит на свои места.

И в тишине вечернего Перелесья, когда даже ветер угомонился и звезды начали тускло светить в небе, Алхим, наконец, погрузился в глубокий сон.

Среди ночи, когда в хижине стояла тишина и лишь лёгкий шелест ночного ветра доносился снаружи, Алхим внезапно проснулся. Его сердце колотилось, а дыхание было тяжёлым. Он открыл глаза и, сразу ощутив странное беспокойство в воздухе, увидел, что в комнате горит тусклый огонь, а фигура Зельвы стояла рядом у кровати. Её лицо было бледным, а глаза — обеспокоенными.

Алхим вскочил, испугавшись, что с ней что-то случилось.

— Тетя Зельва? Ты в порядке? — его голос был тревожным. Он быстро огляделся вокруг, вглядываясь в её лицо, пытаясь понять, в чём причина её беспокойства.

Зельва вздохнула, стараясь скрыть свою собственную встревоженность, но не смогла полностью успокоиться. Она осторожно положила руку на плечо Алхима, её движения были мягкими и успокаивающими.

— Всё в порядке, Алхим, — сказала она спокойно, хотя её глаза выдали тревогу. — Просто я… я услышала, как ты кричал во сне. Это меня немного напугало.

Алхим ещё больше опешил, не понимая, о чём она говорит.

— Кричал? Я?.. — он замолчал, пытаясь вспомнить, что происходило в его сне. Но перед глазами сразу возникли лишь темные пятна и беспорядочные обрывки событий.

Зельва продолжила, её голос был тихим и немного дрожащим:

— Да, ты кричал во сне, как-то сильно и отчаянно. Мне показалось, что ты был в каком-то ужасе. Это было так… неожиданно. Я испугалась.

— Прости, тётя Зельва. Я не хотел тебя пугать, — сказал он, пытаясь сдержать неловкость. Его голос звучал мягко, чтобы она успокоилась.

Зельва всё равно не выглядела полностью спокойной.

Алхим почувствовал, как его плечи расслабляются, и, почувствовав тепло её заботы, сказал:

— Не переживай, я в порядке. Наверное, просто слишком много мыслей в голове, и не стоит об этом переживать. Я снова усну, и всё будет нормально.

Зельва, хоть и не совсем убедилась в его словах, всё же кивнула.

— Хорошо, Алхим, отдыхай. Но если что-то ещё, ты зови меня, ладно? Я буду рядом.

Алхим, снова укладываясь, улыбнулся, несмотря на внутреннее беспокойство.

— Не переживай, всё будет хорошо. Ты тоже спи. Я обещаю, что буду спать спокойно.

Зельва ушла, закрыв за собой дверь, а Алхим снова повернулся на бок. Внутри его было что-то странное — смесь беспокойства и усталости. Он не мог понять, что вызвало этот кошмар. Может, всё это было связано с болезнью? Или может быть, виной всему была его неуверенность в том, что происходило вокруг.

Но, несмотря на тревогу, он погрузился в глубокий сон.

Утром Зельва, как всегда, заботливо приготовила отвар из трав, настояв их в кипятке, и принесла Алхиму, чтобы помочь ему скорее прийти в себя. Она поставила чашку рядом с его кроватью, аккуратно поправила одеяло и села рядом, ожидая, что он скажет.

Алхим взял чашку с горячим отваром, прикрыв глаза от жара, и на мгновение замолчал. Его мысли всё ещё плутали где-то в темных лабиринтах сна, пытаясь разобраться, что же ему приснилось прошлой ночью. В конце концов, он посмотрел на Зельву, её глаза полны заботы, и, кажется, он был готов раскрыть то, что его беспокоило.

— Тётя Зельва… я, кажется, вспомнил, что мне снилось. — Его голос был ещё немного хриплым, словно он только что вернулся из туманного мира, где не существовало ясности.

Зельва приподняла бровь, ожидая, что он скажет.

— Мне снился дракон, — продолжил Алхим, делая паузу, как будто сам ещё не верил своим словам. — Не обычный дракон, а какой-то… ужасный, с пятью головами. Он был прикован к стене в пещере, вот такими длинными цепями. Я видел, как эти цепи скрежетали, как дракон бился, пытаясь освободиться, но его всё держало. Я… я даже видел, как одна цепь сломалась, и вдруг его движения стали более свободными.

Зельва с тревогой посмотрела на него, но не прервала, давая Алхиму время рассказать. Она чувствовала, что это важный момент, хоть и не могла до конца понять, к чему всё это.

— И вот, как только цепи ослабели, дракон вырвался из пещеры, — продолжил Алхим, его лицо стало более напряжённым, словно воспоминания о сне вызывали в нём не только страх, но и странное ощущение. — Но вот странно… когда он вырвался… я заметил, что у дракона осталось не пять голов, а только четыре. Я не знаю, как это произошло, и… я так и не понял, что случилось. Всё было как в тумане, запутанно.

Он замолчал, опустив взгляд. Казалось, ему было трудно продолжать. Он почувствовал, как страх и неопределённость, связанные с этим сном, начали снова захватывать его мысли. Тот дракон… он был настолько реальным.

Зельва сидела в тени, внимательно следя за Алхимом. Она не прервала его рассказ, но её лицо стало ещё более сосредоточенным. Она не просто слушала его слова, а пыталась уловить каждый нюанс, что могло бы объяснить странный сон.

— Дракон… и четыре головы, — тихо сказала она, будто повторяя его слова. — Это… может быть, это не просто сон, Алхим.

Алхим продолжил:

— Да, дракон приближался ко мне… и, наверное, поэтому я кричал. Я помню этот ужас в глазах его голов. Всё казалось настолько реальным… но потом всё стало просто… размытым. Я не помню, как это продолжалось. Просто какой-то болезненный бред.

Зельва не могла просто отмахнуться от такого рассказа. Она выглядела обеспокоенной. В её глазах промелькнула тень мысли, которая не была сразу очевидна. Тихо, почти задумчиво, она произнесла:

— Такие сны… не всегда бывают случайными, Алхим. Иногда они предупреждают. Ты ведь говоришь, что дракон был прикован цепями. Может быть, это… как метафора для чего-то, что должно освободиться, или что-то, что пытается выйти из-под контроля?

Алхим замолчал, погружённый в её слова. Он не был уверен, что это за метафора, но чувствовал, что что-то в этом есть. Что-то, что наполняло его душу беспокойством. Всё, что он хотел, — это забыть этот сон, но он понимал, что не сможет, пока не разберётся, что именно он значил.

— Ты думаешь, что это… не просто бред? — спросил он, его голос был полон сомнений и растерянности.

Зельва кивнула, но не стала продолжать.

Вечером Зельва вновь приготовила отвар из целебных трав. На этот раз она сделала его крепче, добавив несколько редких ингредиентов, которые могла достать только в лесу. Зельва знала, что иногда такие лекарства требовали больше времени, чтобы подействовать, и хотелось, чтобы Алхим скорее восстановился.

Она принесла отвар в комнату и, как обычно, села рядом с ним.

— Пей, Алхим, — сказала она, ставя чашку с отваром перед ним. — Это поможет тебе расслабиться и уснуть.

Он кивнул, выпил тёплый напиток, и вскоре его глаза начали тяжело закрываться. Зельва наблюдала за ним, наблюдая, как его дыхание становится ровным, а тело расслабляется. Когда он наконец заснул, она осталась сидеть рядом, тихо покачиваясь на стуле, наслаждаясь спокойствием, которое заполнило комнату.

Проведя некоторое время в тишине, она встала, медленно и аккуратно подошла к двери. Перед тем как выйти, она оглянулась на спящего Алхима. Её взгляд был полон заботы и размышлений. Было что-то странное в том сне, который он увидел. И что-то, что не давало ей покоя. Она чувствовала, что нужно что-то сделать, найти ответы.

Зельва тихо закрыла дверь и вышла на улицу.

Воздух был свежим и чистым, насыщенным запахами трав.

Лес начал темнеть, и первые тени длинных деревьев растянулись по тропинке. Лишь кое-где вдалеке оставались последние пятна света, которые быстро исчезали.

Зельва шла, не спеша, но её шаги были уверенными, как у человека, который уже давно привык к тишине ночного леса. Ветра почти не было, но между деревьями время от времени пролетали ночные птицы, их крылья тихо шуршали в воздухе. Зельва не раз ловила взглядом то мелькнувшую тень, то искры лунного света, отражающиеся в каплях росы на листьях. Всё казалось таким знакомым, и в то же время странно пустым, как если бы сама ночь могла ответить на её вопросы, если бы она только попросила.

Она двигалась всё глубже в лес, и звуки села постепенно стихали. Теперь оставалась лишь её тишина, глубокая и бесконечная, сливаясь с окружающим миром. Каждое дерево, каждый куст, каждое шуршание под ногами травинок казались живыми и полными какой-то древней мудрости.

Зельва шла всё глубже в лес, пока не оказалась в таком месте, где ни один случайный путник, ни даже любопытный зверь не смог бы её обнаружить.

Её сердце слегка учащённо забилось, а душа была полна тревоги, что-то витало в воздухе, невидимое и беспокойное. Лес был в своей стихии.

Несколько мгновений Зельва стояла неподвижно, прислушиваясь к шорохам леса. Лишь мягкий шелест ветра и далёкий крик ночной птицы нарушали безмолвие.

Зельва глубоко вздохнула, ощущая, как ночь окутывает её своей силой. Она закрыла глаза и, слегка склонив голову, прошептала:

— Алтэрис Ноктфалк Таэриндас.

Её голос был едва слышен, словно сливался с шумом листвы. Затем, чуть громче и более уверенно, она произнесла:

— Ноктарис Вендар Моргвильтар.

Слова звучали как песнь древних времён, их ритм был плавным, но наполнял воздух вибрацией, от которой казалось, что сам лес замер, прислушиваясь. Она повторила всё снова, но уже громче, её голос отозвался эхом среди деревьев.

Зельва замерла, её взгляд устремился вверх, на ночное небо. Несколько минут ничего не происходило, только лёгкий ветерок прошёл между деревьями, коснувшись её лица. Но потом вдалеке она заметила маленькую светящуюся точку.

Точка была крошечной, почти незаметной, как звезда, вырвавшаяся из звёздного ковра. Она слегка мерцала, но с каждой секундой становилась всё ярче. Точка начала двигаться, спускаясь с неба, и Зельва, стоя на месте, смотрела на неё с тревогой и ожиданием.

Это не было случайностью — она знала, что вызвала это. Свет становился всё ближе, его движение приобретало определённость, и теперь Зельва могла различить, что это не просто свет, а нечто живое, наполненное силой.

Зельва не двигалась, её глаза не отрывались от точки, которая уже начала обретать форму. Её пальцы слегка дрожали, но она сдерживала свои эмоции.

Точка на небе постепенно становилась всё больше, пока наконец не обрела чёткие очертания. Это была птица. Её огромные крылья бесшумно разрезали воздух, двигаясь плавно и величественно. Когда она приблизилась, стало ясно, что это филин, но необычный. Его оперение было цвета глубокого синего, как бездонный океан в лунном свете, или как ночное небо, наполненное тайнами. Казалось, что его перья светятся изнутри, переливаясь мягким, почти неземным сиянием. Это не был обычный обитатель леса. Этот филин явно пришёл из другого мира, может быть, из самых глубин космоса.

Филин бесшумно опустился на ветку высокого дерева неподалёку от Зельвы. Его когти мягко коснулись коры, не издав ни звука. Он сложил свои крылья и, оставаясь неподвижным, пристально посмотрел на неё. Его глаза были огромными, ярко-жёлтыми, с глубокой чёрной точкой в центре, которые будто бы светились, как звёзды. От этого взгляда пробегала дрожь по спине, но Зельва не отвела глаз. Её собственный взгляд был полон спокойной решимости.

Шло время. Минуты тянулись как вечность. Ночь вокруг них будто замерла, словно весь лес и его обитатели почтительно молчали перед этим необычным моментом.

Зельва, стоя на месте, не делала ни одного резкого движения. Её руки были сложены перед собой, а взгляд — пронзительный, но спокойный. Она будто изучала филина, точно так же, как филин изучал её. На какой-то миг ей показалось, что время остановилось, что они оба оказались вне границ этого мира, в каком-то ином измерении, где их души могли беседовать напрямую.

Прошла минута, другая, но ни один из них не сдвинулся с места. В воздухе между ними повисло странное напряжение, как будто весь лес ждал, кто из них первым нарушит эту тишину. Зельва чувствовала, как её сердце бьётся размеренно, но каждый удар отдаётся эхом в её груди. Она знала, что это мгновение было важно, что от этого взгляда филина зависело многое.

И вот, словно приняв решение, филин чуть наклонил голову, и в его глазах мелькнуло что-то вроде одобрения. Зельва продолжала смотреть на него, понимая, что момент истины приближается. Она глубоко вздохнула и, наконец, произнесла тихим, но твёрдым голосом:

— Ты слышишь меня, не так ли? Ты знаешь, зачем я пришла.

Филин продолжал смотреть на Зельву своими сверкающими глазами, и в их глубинах Зельва почувствовала что-то, что нельзя было выразить словами. Это была некая мудрость, древняя и неизмеримая. Ещё несколько мгновений филин оставался неподвижным, словно взвешивая что-то, а затем, почти беззвучно, взмахнул своими огромными крыльями и поднялся в воздух.

Взмах его крыльев поднял лёгкий порыв ветра, который прошёл по поляне, растрепав Зельве волосы. Но этот ветер принёс не только холодок. Что-то начало медленно опускаться, словно филин сбросил это с высоты. Зельва замерла, глядя, как это нечто кружит в воздухе, словно подчиняясь невидимой силе, прежде чем, наконец, мягко опуститься на землю прямо перед ней.

Она шагнула вперёд, чтобы рассмотреть, что это было. На земле лежал листок пергамента, старый, слегка потрёпанный, будто он много лет пролежал в каком-то укромном месте. Пергамент выглядел необычно — на его поверхности проступали тёмные, почти светящиеся письмена, которые, казалось, дышали собственной энергией.

Зельва осторожно наклонилась и подняла его. Бумага была прохладной на ощупь, а текст, написанный на ней, был странным, полным необычных символов. Бегло пробежав глазами, Зельва аккуратно сложила пергамент и спрятала его в карман. Она оглянулась на дерево, на котором сидел филин, но тот исчез, оставив за собой только слабый след ночного ветерка.

Зельва знала, что ей нужно вернуться домой как можно скорее. Ночь вокруг неё начинала сгущаться, и странная тревога заполнила её разум. Она быстрым шагом двинулась по тропинке обратно, не оглядываясь и всё время прислушиваясь к звукам леса.

***

Утро выдалось тихим и солнечным, словно ночь с её тайнами и тревогами осталась где-то в прошлом. Алхим чувствовал себя значительно лучше. Он собрался и отправился на свою работу. Зельва проводила его взглядом, стоя у двери с чашкой тёплого травяного чая.

Когда Алхим скрылся за деревьями, Зельва поставила чашку на стол и достала сложенный пергамент, который всё это время хранился в её кармане. Она развернула его и ещё раз пробежала глазами надпись. Пергамент казался древним, но текст был написан чётко, словно только вчера. Символы выглядели необычно, их форма отличалась от тех, что Зельва знала. Это мог быть один из старинных языков, но какой?

Решив разобраться, она направилась в старый чулан. Там, среди разного хлама, хранились книги и записи, которые остались от её матери и бабушки. Они были древними хранительницами знаний, которые передавались из поколения в поколение. Зельва долго искала, пока наконец не нашла старый деревянный ящик. Открыв его, она смахнула пыль с переплётов и бережно вынула несколько книг и тетрадей.

Она разложила их на столе, раздула угли в очаге, чтобы стало немного теплее, и заварила ещё одну чашку чая. Затем уселась и, вооружившись пергаментом, начала изучать старинные записи.

Книги были написаны разными почерками, некоторые из них были настолько старыми, что страницы начинали крошиться в её руках. В одной книге Зельва нашла раздел о древних языках. Она начала перелистывать страницы, пытаясь найти что-то, что напоминало символы на пергаменте.

Её взгляд остановился на фрагменте текста, где говорилось о забытом языке, который использовался для тайных посланий. Это был «Язык Эонов».

Зельва уставилась на записи и, углубившись в мысли, попыталась вспомнить всё, что когда-либо слышала о древнем языке. Этот язык был окутан легендами и мифами, настолько древний, что никто не знал его происхождения. Говорили, что на нём общались боги и именно этот язык использовался для записи знаний, которые были недоступны простым смертным.

Её бабушка, ещё когда Зельва была ребёнком, рассказывала, что язык Эонов — это ключ к пониманию тайных законов мироздания. Многие учёные пытались расшифровать тексты на нём, но даже самые опытные овладели им лишь частично, Зельва изучала его всего пару лет и знала намного меньше, и то благодаря старым книгам и записям, которые она находила у себя дома.

Но эти символы, которые она видела сейчас на пергаменте, были совершенно ей незнакомы. Это не были те слова или знаки, которые встречались в её книгах. Они выглядели иначе, сложнее, будто не предназначенные для восприятия человеческим разумом. Каждый знак казался одновременно живым и застывшим во времени, как будто сам по себе содержал энергию и смысл.

Зельва провела пальцем по странице книги, пытаясь найти хотя бы намёк на эти символы.

Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Её бабушка всегда говорила, что язык Эонов не может быть расшифрован просто так. Его понимание приходит через внутренний резонанс, когда ум и душа настроены на одну волну. Зельва открыла глаза и снова посмотрела на текст.

— Это слишком сложно… — пробормотала она, чувствуя, как от усталости начинает болеть голова.

Но отступать она не собиралась.

Она отодвинулась от стола, встала и подошла к окну. Свет солнца пробивался сквозь стекло, наполняя комнату теплом, но её мысли были где-то далеко. Взгляд её задержался на краю неба, и внезапно ей показалось, что она ощущает нечто странное, словно сам воздух вокруг неё слегка изменился.

Зельва снова села за стол, решив, что пора вернуться к работе. Она достала ещё одну книгу, старую и потрёпанную, и начала её листать. На одной из страниц она нашла небольшой фрагмент текста, который говорил о языке Эонов. Там было написано:

«Чтобы понять язык Эонов, нужно не только знание. Нужно слушать и чувствовать. Слова — это ключи, но двери открываются только тем, кто понимает гармонию Вселенной.»

Эти слова заставили её задуматься. Может, дело не только в том, чтобы расшифровать символы, а в том, чтобы почувствовать их суть? Зельва закрыла книгу и взяла пергамент. Она внимательно посмотрела на него, пытаясь не просто прочитать, но понять, что он хочет ей сказать.

Прошли часы, но она так и не нашла ответа. Символы оставались для неё загадкой.

Зельва, поглощённая поисками смысла в символах, не заметила, как быстро пролетело время. Когда она, наконец, подняла взгляд, её сердце подпрыгнуло — лучи солнца через окно уже начали падать на стол, что означало, что наступил полдень.

Зельва быстро встала. Через окно она увидела, как на лужайке возле хижины появляются фигуры. Это были женщины, которые выходили для доения своих коров. Алхим вёл стадо ближе к деревне.

Зельва застыла на месте, ощущая лёгкую тревогу. Она не успела спрятать пергамент. Когда Алхим вошёл в дом, его взгляд сразу же упал на тот самый кусочек пергамента, лежащий на столе. Он не сказал ничего, но его выражение лица немного изменилось.

Алхим знал о древних книгах и записях Зельвы. Она всегда любила изучать старинные манускрипты, и сама атмосфера её хижины говорила о том, что здесь хранятся знания, которые не каждый решится исследовать.

Зельва, заметив его взгляд, почувствовала лёгкое беспокойство, но попыталась скрыть его за спокойным выражением лица.

— Ты нашла что-то новое? — спросил Алхим, его голос был мягким, но в нём звучала лёгкая тревога.

— Я не уверена, — ответила Зельва, взяв пергамент и спрятала его в карман, а затем пошла на кухню готовить обед.

Вскоре из кухни донёсся голос Зельвы:

— Кстати, как самочувствие?

Внимание Алхима было приковано к книгам и тетрадям, оставленным Зельвой на столе. Он не мог удержаться от того, чтобы краем глаза заглядывать на страницы. Некоторые знаки казались ему знакомыми. Ему не хотелось показывать, что он интересуется, но любопытство било ключом.

Поэтому он, как-то растерянно ответил:

— Всё хорошо. Лучше, чем утром.

— А как тебя встретила Альва? — вдруг спросила Зельва, входя в комнату с тарелкой свежих лепёшек.

Алхим поднял глаза и усмехнулся.

— Как всегда.

Зельва поставила тарелку на стол и присела напротив него. Её взгляд был тёплым, но, как всегда, проницательным.

— Ты когда-нибудь думал, почему её назвали Альва? — спросила она, откинувшись на спинку стула. — Это ведь эльфийское имя.

Алхим нахмурился, не ожидая такого вопроса.

— Эльфийское? — переспросил он, задумчиво посмотрев на неё. — Никогда не задумывался. Хозяйка, наверное, просто решила, что это красивое имя.

— Может быть, — ответила она, задумчиво поглядывая на него.

Алхим замолчал, снова бросив взгляд на книги. Что-то в словах Зельвы заставило его внутренне напрячься, будто она прикоснулась к чему-то важному, но ещё скрытому. Ему хотелось отмахнуться от этой мысли, но ощущение, что за этим что-то кроется, не отпускало.

— Хорошо, — сказала Зельва. — Но, если заметишь что-то необычное, дай знать.

Алхим замер на мгновение. Её слова прозвучали настолько неожиданно, что он растерялся. Он нервно усмехнулся, пытаясь скрыть своё замешательство:

— Ты серьёзно, тётя Зельва? Ты правда думаешь, что корова может вести себя странно?

Её взгляд не оставлял места для шуток, и Алхим, хоть и сомневался в здравомыслии Зельвы в этот момент, всё же кивнул:

— Хорошо, обещаю. Если Альва вдруг начнёт говорить или станет ходить на задних ногах, я тебе сразу скажу.

— Очень смешно, — сухо ответила Зельва, но на её губах мелькнула лёгкая улыбка. — Просто будь внимателен.

Алхим сдержанно кивнул, встал, поблагодарил за обед, и вышел из дома, прикрыв за собой дверь.

Когда он ушёл, Зельва выждала несколько мгновений, чтобы убедиться, что осталась одна, и достала из кармана пергамент. Сев за стол, она положила его перед собой и принялась вновь за изучение символов.

Прошло ещё несколько часов, прежде чем Зельва обратила внимание на один символ. Он выглядел, как стилизованное изображение птицы с длинным, изогнутым клювом. Рисунок был простым, но изящным, и в нём угадывалась странная, почти магическая грация. Зельва долго вглядывалась в него, пытаясь понять, почему он показался ей таким знакомым. Она чувствовала, что уже видела эту птицу где-то раньше.

Она потёрла виски, чувствуя, как устают глаза от напряжения. Мысли метались, словно пытались ухватить что-то ускользающее. Она тихо шептала себе:

— Вспоминай, вспоминай… Где же ты видела её?

И вдруг, словно вспышка света, воспоминание прорвалось сквозь туман её разума. Она вспомнила флюгер, украшавший крышу дома Йольмиры. Это была именно эта птица! Флюгер был выполнен в форме той самой птицы с тонким длинным клювом, и этот образ врезался ей в память, хотя раньше она не придавала этому значения.

Зельва замерла, ощущая, как по спине пробежал ледяной холодок. Дом Йольмиры, хозяйки Альвы. Совпадение ли это?

Её сердце начало биться быстрее. Она решила, что нужно действовать. Сидеть и размышлять больше не имело смысла. Нужно было выяснить, что за роль играет Йольмира в этой истории.

Она быстро собрала свои записи, спрятала пергамент и, накинув плащ, направилась к двери.

О корове и драконе

Зельва шагнула через порог дома Йольмиры. Тишина, наполненная звуками потрескивающего очага, окутала её, словно густой туман.

Йольмира сидела за массивным деревянным столом, покрытым вытертым зелёным сукном. Перед ней были разложены карты. Не обычные игральные, а старые, потемневшие от времени, с изображениями символов, животных, и странных узоров, которые, казалось, двигались под светом свечей.

Зельва остановилась в нескольких шагах, чувствуя, как её дыхание стало тяжелее. Они молча смотрели друг на друга. Казалось, этот молчаливый обмен длился вечность.

— Я знала, что ты рано или поздно придёшь, — наконец сказала Йольмира. Её голос был ровным, но в нём чувствовалась некая глубина, будто она говорила не столько Зельве, сколько кому-то или чему-то невидимому.

Зельва вздохнула. Облегчение медленно прокатилось по её телу. Не нужно объяснять, не нужно подбирать слова, чтобы оправдать свой визит. Она чувствовала, что Йольмира знала больше, чем могла предположить сама Зельва.

Она подошла к столу, взгляд её скользнул по картам. Символы, птицы, древние знаки. Что-то подсказывало, что в этих картах скрыт ответ, но разгадать его могла только сама Йольмира.

— Они тебе это сказали? — кивнула Зельва на карты, не отводя от них глаз.

Йольмира промолчала. Её глаза, глубокие и тёмные, будто заглядывали прямо в душу Зельвы.

Зельва вытащила из кармана плаща аккуратно свёрнутый пергамент и положила его на стол перед Йольмирой, сама же села рядом, не дожидаясь приглашения.

— Ты знаешь, что это за язык? — голос Зельвы был твёрдым, но в глубине её глаз зажглась надежда.

Йольмира долго смотрела на пергамент. Её пальцы медленно приблизились к нему, но она не тронула свиток. Её взгляд снова поднялся на Зельву.

И именно в этот момент, когда время казалось застыло, что-то изменилось в комнате. Тени заиграли по стенам, а пламя свечи дрогнуло, словно невидимый ветер скользнул мимо.

Зельва почувствовала, как её сердце заколотилось быстрее.

Йольмира внимательно вглядывалась в символы, будто пытаясь не только прочитать их, но и почувствовать их суть. Её лицо оставалось сосредоточенным, почти бесстрастным, но глаза блестели особым светом.

Зельва сидела напротив, напряжённо следя за каждым движением Йольмиры.

— Это язык Эонов, — наконец сказала Йольмира, не поднимая глаз.

Зельва моргнула, в её взгляде отразилось искреннее удивление.

— Язык Эонов? Почему ты так уверена? — она нахмурилась. — Откуда ты знаешь, что это не язык Теней или… например, птиц?

Йольмира, наконец, подняла взгляд, и в её глазах блеснула лёгкая усмешка, почти насмешливая, но не злая.

— Это точно не язык Теней, — сказала она спокойно. — Этот язык закрыт для людей. Никто из смертных не может его прочесть, даже прикосновение к нему может быть опасным. А у языка птиц… — она провела пальцем по одному из символов. — …нет письменности. Птицы не пишут, они говорят. Их язык — это мелодии, звуки, полные тайны, но их невозможно запечатлеть на бумаге.

Зельва невольно улыбнулась. Этот ответ, уверенный, продуманный, успокоил её. Она почувствовала, что Йольмире можно доверять.

— Почему мне кажется, что ты знаешь об этом гораздо больше, чем говоришь?

Йольмира откинулась на спинку стула, сложив руки перед собой.

— Ты думаешь, что только в твоём роду были ведуньи? — Йольмира мягко улыбнулась, но её взгляд оставался острым. — В моём тоже были те, кто знал больше, чем следовало. Вот и научили. Этот язык… — она снова посмотрела на пергамент, — …одна из древнейших тайн, которую мне передали.

Зельва почувствовала, как в груди у неё вспыхнуло странное чувство. Смешение уважения, удивления и какого-то лёгкого трепета.

Йольмира чуть прищурилась, глядя на Зельву. Её тёмные глаза внимательно следили за каждым движением женщины, словно пытались проникнуть в её мысли.

— Но скажи мне, Зельва, — наконец произнесла Йольмира, — почему ты решила прийти именно ко мне?

Зельва опустила взгляд, словно обдумывая ответ. Она скрестила руки на груди, затем чуть помедлила и вздохнула.

— Видишь ли, — начала она, словно оправдываясь, — Алхиму приснился дракон. Мы долго думали, что бы это могло значить, но ответа не нашли. Тогда мне захотелось поискать что-то в древних записях. И вот… — она коснулась пергамента, лежащего перед Йольмирой. — Я увидела символ коровы.

Йольмира, которая до этого сохраняла невозмутимое выражение, слегка подняла бровь.

— Символ коровы? — повторила она, её голос был мягким, но в нём звучало скрытое любопытство.

Зельва кивнула, улыбнувшись, как будто вдруг уверилась в своих словах.

— Да, коровы. А как ты знаешь, — продолжила она, поднимая глаза на Йольмиру, — Алхим пасёт твою корову. Вот я и увидела связь…

Но она не успела договорить. Йольмира неожиданно засмеялась — её смех был лёгким, мелодичным, почти насмешливым, но не обидным.

— А что, Алхим пасёт только мою корову? — с улыбкой перебила она. — Насколько я знаю, помимо моей, он пасёт ещё шесть.

Зельва, слегка покраснев, замялась. Её задела эта лёгкая насмешка, но она быстро взяла себя в руки.

— Да, пасёт… Но, — она указала на пергамент, её палец коснулся ещё одного символа, — это не всё.

Йольмира взглянула туда, куда указывала Зельва. Это была птица. Стилизованная, с длинным изогнутым клювом, который, как показалось Зельве, указывал прямо на символ коровы.

— Эта птица, — произнесла Зельва, её голос стал твёрже, — в виде флюгера на крыше твоей избы.

Йольмира застыла. Её взгляд, до этого спокойный и чуть насмешливый, вдруг стал серьёзным. Она снова посмотрела на пергамент, потом на Зельву.

Молчание повисло в воздухе. Казалось, даже огонь в очаге стал гореть тише.

Йольмира ещё некоторое время молчала, внимательно изучая символы на пергаменте. Её взгляд задержался на одном из них — на дереве, затем на символе в форме сердца. Она указала пальцем на эти изображения, затем медленно провела пальцем к следующему символу — цветку, а затем к магической звезде.

— Я видела эти символы раньше, — наконец сказала она. — На шее у Альвы.

Зельва вздрогнула, словно от холодного ветра. Её глаза широко раскрылись.

— У Альвы? — переспросила она, будто не веря собственным ушам.

Йольмира кивнула, продолжая изучать пергамент.

— Мне кажется, что в этих символах прячется её имя.

Зельва смотрела на неё, её взгляд был полон сомнения и любопытства.

— Как ты пришла к такому выводу? — спросила она, нахмурившись.

Йольмира пожала плечами, её тон был таким же спокойным, как и всегда, но в нём чувствовалось что-то скрытое, что-то недосказанное.

— Просто мне эту корову когда-то продали на рынке. Продавец сказал, что её зовут Альва. Я тогда не обратила внимания на имя — казалось, обычное дело.

Она остановилась, словно обдумывая свои слова.

— А потом, спустя некоторое время, я обнаружила эти символы у неё на шее. В виде обычного узора из пятен.

Йольмира усмехнулась, будто иронизируя над собственной невнимательностью.

— Тогда я не придала этому значения. Ну, пятна и пятна. У каждой коровы они свои. Но теперь, глядя на этот пергамент… — она снова посмотрела на Зельву, — я начала задумываться.

Зельва нахмурилась, её мысли путались. Она чувствовала, что здесь скрывается нечто большее, чем просто совпадение.

— Ты уверена, что эти символы действительно могут что-то значить? — спросила она, пытаясь найти рациональное объяснение.

Йольмира медленно кивнула.

— Такие совпадения редко бывают случайными. В имени Альва, вероятно, спрятано что-то, что связано с лесом, эмоциями… скорее всего с любовью, цветами и магией. Это имя само по себе несёт отпечаток древней силы. Но что именно это значит… — она оторвала взгляд от пергамента и посмотрела на Зельву, — это мы узнаем позже. Сейчас же обратим внимание на дракона.

Зельва, которая всё это время обдумывала слова Йольмиры, вернулась к изучению пергамента. Её взгляд сосредоточился на изображении дракона.

— Возле дракона… четыре символа, — произнесла она медленно, указывая на них пальцем. — Вода, огонь, земля и… надо полагать, ветер?

— Скорее всего воздух, — мягко поправила её Йольмира, глядя на те же символы. — Это четыре стихии. Наверняка они связаны с этим драконом. Четыре головы… каждая из них символизирует одну из стихий.

Зельва задумчиво кивнула, но её брови нахмурились.

— Но… — она подняла взгляд на Йольмиру. — Во сне у Алхима их было пять.

Йольмира на мгновение замерла, её глаза стали задумчивыми.

— Пять? — переспросила она, почти шёпотом.

Зельва утвердительно кивнула.

— Да. Алхим говорил, что у дракона было пять голов.

Йольмира нахмурилась, её взгляд снова упал на пергамент. Пальцы осторожно коснулись изображения дракона, а затем скользнули к чёрному кругу, который окружал его.

— Зельва, посмотри, — тихо произнесла она.

Зельва посмотрела туда же. Чёрный круг, густой, почти зловещий, обрамлял дракона, словно затягивая его в себя.

— Это похоже на портал, — предположила Зельва, её голос дрогнул. — Будто дракон находится в каком-то проходе между мирами.

— Или он и есть проводник в этот портал, — мрачно прошептала Йольмира.

В комнате стало необычно тихо. Даже огонь в очаге больше не трещал, и казалось, что воздух вокруг сгустился.

Зельва невольно облизнула пересохшие губы.

— Но, если дракон — проводник… — она замолчала, словно не решаясь закончить мысль.

— То тогда пятая голова может быть связана с чем-то, чего мы не понимаем, — закончила за неё Йольмира. Она подняла взгляд, и в её глазах была та самая тревога, которая теперь поселилась в сердце Зельвы.

Йольмира долго смотрела на пергамент. Затем она подняла глаза на Зельву.

— Могу я оставить его себе? Для изучения? — спросила она тихо, но в её голосе звучала твёрдость, не допускающая отказа.

Зельва чуть поколебалась, но потом кивнула.

— Хорошо. — она задумчиво вздохнула. — Но как только ты что-то узнаешь…

Она замолчала и двинулась к двери. Уже стоя на пороге, Зельва обернулась. Её лицо было серьёзным, почти строгим.

— Как только узнаешь что-то важное, сразу скажи мне. Но… — она помедлила, будто боялась продолжить. — Не говори Алхиму. Ему не нужно об этом знать. Нечего его лишний раз пугать.

Йольмира мягко улыбнулась и кивнула.

— Не волнуйся, он ничего не узнает от меня.

Зельва облегчённо вздохнула, собираясь уходить. Но Йольмира вдруг окликнула её:

— Постой.

Зельва обернулась, её рука уже касалась дверной ручки.

— Откуда у тебя этот пергамент?

На мгновение тишина заполнила комнату. Зельва выглядела так, словно обдумывала ответ, но её взгляд оставался настороженным.

— Я скажу… потом, — наконец ответила она, чуть смягчившись. — Если только ты мне поможешь.

Йольмира внимательно смотрела на неё, но ничего больше не сказала. Она лишь кивнула и посмотрела снова на пергамент.

Зельва вышла, прикрывая за собой дверь. Холодный вечерний воздух ударил ей в лицо, прогоняя остатки напряжения. Сделав несколько шагов, она остановилась и невольно подняв глаза, снова взглянула на флюгер, который украшал крышу. Как будто какая-то невидимая сила заставила её обратить на него внимание. Сначала она не заметила ничего странного. Всё было, как обычно.

Но вдруг ей показалось, что птичка на крыше, медленно повернулась в её сторону. Взгляд металлического глаза, казалось, устремился прямо на Зельву. Мгновенно холод прошёл по её телу, и она вздрогнула.

— Это просто… — прошептала она себе под нос, чувствуя, как её сердце бьётся быстрее. — Это просто показалось.

Может, ветер просто подул в ту сторону, и флюгер повернулся, ничего более. Просто совпадение.

Но больше ничего не происходило.

***

Йольмира сидела за столом, пергамент перед ней оставался немым и загадочным. Она снова провела пальцем по краю чёрного круга, в котором был изображён дракон.

— Что же означает пятая голова? — шептала она себе под нос, будто пытаясь найти ответ в воздухе, как если бы сама вселенная могла ей подсказать решение.

Её глаза перемещались по пергаменту, и вдруг взгляд зацепился за нечто неожиданное. Чуть заметная линия, почти невидимая, пересекала круг. Это была стрела, которая, казалось, прорезала не только сам круг, но и проходила через тело дракона.

Йольмира встала, чувствуя, как напряжение в её теле растёт. Она потёрла глаза. Этот пергамент, его символы, его тени, всё это начало смешиваться в её разуме. Ей нужно было немного отдохнуть.

Она пошла на кухню, поставила чайник на огонь и принялась заваривать мятный чай.

Немного отдохнув, выпив чая и собравшись с мыслями, Йольмира вернулась к столу.

Она обратила внимание откуда летела стрела. А стрела летела со стороны стихии Воздуха. Значит удар был нанесён сверху, или в самом разгаре какого-то воздушного сражения.

Но это было лишь первой частью её размышлений. Глаза её продолжали следить за тем, куда стрела указывала. А указывала она на два небольших треугольника. Внутри них, как разрезы, чётко просматривался символ, похожий на «Y», будто обрисовывающий рогатку.

Йольмира подняла брови и сдвинула голову вбок. Горы? Это был её первый догадка. Эти два треугольника могли представлять вершины гор. И все эти символы могли указывать на сражение в горных районах, где дракон встретился с противником.

— Но нет… — она вновь мотнула головой, как будто пытаясь прогнать свою мысль. — Это не горы. Нет, что-то здесь не так.

Йольмира встала и направилась к старому сундуку, стоявшему в углу. Она аккуратно открыла его, оглядывая хранящиеся там вещи. Книги, старинные рукописи, амулеты, магические предметы — всё это было тщательно сложено, как будто сам сундук хранил в себе память о давно забытых событиях.