Бесплатный фрагмент - Последний репортаж

Каждый рано или поздно платит свою цену, и мы живы только до тех пор, пока способны платить по счетам

Пролог

Идет пятый год с момента начала эпидемии, которая навсегда изменила жизни миллионов уцелевших и застрявших на этой планете людей.

Может, мое высказывание многим покажется грубым и неделикатным по отношению к тем, кто не дожил до наших дней, умерев от вируса, но с каждым днем, прожитым в этом новом мире, я все больше задумываюсь над тем, кому повезло больше — тем, кто погиб, или тем, кто выжил. Жизнь стала состоять из череды проблем и способов их решения.

Вы вольны сказать, что я рассуждаю так, потому что несчастье не коснулось лично меня, но, по правде говоря, я еще в первый год эпидемии смирилась с тем, что могу заразиться и умереть, и неоднократно представляла себя на больничной койке Вирусно-эпидемиологического центра. А для тех оптимистов, чей стакан всегда наполовину полон и в любой ситуации у них находится что-то хорошее, я подробнее расскажу, как сейчас выглядит наша жизнь, разделившаяся на до и после, словно мы все погрузились в сюжет фантастического эпидемиологического ужаса, который плавно и незаметно стал частью нашей повседневности.

Глава 1. Знакомство

Меня зовут Юля. По профессии я журналист, один из немногих, продолжающих свою деятельность после масштабных сокращений.

Типография теперь не работает, газеты на бумажном носителе не печатают, запретили, как и все, что ведет к передаче бактерий. Поэтому новостные статьи, которые пишу я, можно найти лишь в Интернете.

Мы перестали общаться, встречаться и ходить на работу. Теперь все, кого можно увидеть через мутные от пыли и смога окна домов, — это быстро перемещающиеся из пункта «А» в пункт «Б» люди, укутанные с ног до головы в защитные костюмы. Даже если кому-то станет плохо, из-за большого риска заразиться навряд ли найдется смельчак, который остановится и поможет несчастному. Статистика указывает на то, что лишь два процента зараженных смогли излечиться от болезни, да и то это лишь слова ведущих новостных каналов, слепо читающих любой текст, который им выдают телесуфлеры. Те, кого увозят в Вирусно-эпидемиологический центр, назад уже не возвращаются. Поэтому под страхом смерти все сидят дома, а тем, кому необходимо выйти по долгу службы, приходится передвигаться по улицам в защитном комбинезоне.

Иногда мне приходится выходить в офис, один-два раза в неделю. Статьи можно писать, не выходя из дома, новости теперь напоминают международные сплетни, которые можно копировать из вчерашней колонки и вставлять в новую, меняя лишь дату и число зараженных (не исключено, что наш редактор именно так и делает). Но мой начальник не забывает напоминать мне о дополнительных «обязанностях», которые иной раз мне приходится выполнять прямо у него в кабинете. По большому счету, думаю, именно для этого он меня и обязал приходить на работу.

Найти острый сюжет в наши дни — непростая задача. Время как будто остановилось. За репортаж с места задержания беглого зараженного с погоней и стрельбой даже мой скупой начальник выложит хорошую премию. В надежде на нечто подобное купила себе радиостанцию у безработного дальнобойщика, который до кризиса открыл собственную компанию по грузовым перевозкам, но после начала эпидемии, когда везде и повсюду закрыли границы и ввели режим изоляции, он, как и многие другие предприниматели, разорился и стал продавать все нажитое непосильным трудом имущество, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Несмотря на то что радиостанция досталась мне за полцены, это все равно была кругленькая сумма. Я долго не решалась на подобные траты, но без хорошего сюжета меня рано или поздно попрут из команды. Даже моя «договоренность» с начальником навряд ли поможет надолго оставаться в строю. Теперь регулярно прослушиваю спецчастоту. Уже пару раз приезжала на вызов, но все время слишком поздно. К тому времени, когда я добиралась до места событий на своем красном, как спелый помидор, автомобиле, все уже заканчивалось, и оперативники вместе с инфекционистами в белых комбинезонах увозили зараженного нарушителя режима изоляции. А мне вместо сюжета оставалась лишь надежда, что рано или поздно удача окажется на моей стороне.

Передвигаться по городу можно, оформив специальную электронную карту, которая, по сути, заменяет существующий бумажный документ. Теперь через свой личный кабинет в Общей электронной базе данных населения любой желающий может зарегистрироваться и получить частичный доступ к своему аккаунту с автоматическим присвоением ему личного номера; мой номер — 527741. Простой набор цифр, который можно пробить через терминал или вычеркнуть из списков на получение продуктовых талонов. Изначально было предложение набивать каждому жителю индивидуальный штрихкод, чтобы его можно было сканировать при проходе через точку контроля, но в последний момент от него отказались: не смогли согласовать с Комитетом по правам несовершеннолетних детей, с какого возраста можно кодировать тело ребенка, так что на присвоение номера граждане города охотно согласились. Чтобы выйти из дома, нужно было отправить запрос, и система автоматически делала анализ степени важности и периодичности поданных заявок за последний год. После этого приходило одобрение либо дата, когда возможно отправить повторный запрос в случае отказа.

Помимо личных данных, согласно электронной карте, каждому присваивался виртуальный кошелек, так как министерство финансов приняло решение о запрете бумажных денежных единиц, обязав граждан для большей безопасности перейти на цифровую валюту. В народе их стали называть карты ППЛ: паспорт, пропуск, лицевой счет.

Как только деньги стали электронными, резко подскочил спрос на другие разновидности цифровых валют, которые стали называть виртуальной монетой. В попытке их заработать некоторые люди превратили свои квартиры в настоящие технические лаборатории. Естественно, это продлилось недолго. Государство не могло оставить в частных руках возможность «печатать себе деньги», поэтому владельцев домашних установок признали нелегалами, обязав всех приобретать лицензии и платить налог, попутно увеличивая тарифы на электроэнергию, что сделало нецелесообразным домашний майнинг. Остались лишь добытчики промышленного масштаба, которые, по сути, и являлись государственными, и лишь после того, как правительство полностью забрало весь контроль над добычей виртуальных монет, тогда этот вид цифровой валюты окончательно пустили в оборот. Тем не менее нелегальная добыча продолжалась, но заниматься этим было крайне опасно, добытчиков причисляли к числу фальшивомонетчиков, и суровое наказание ждало тех, кто попадался на этом.

Кроме виртуальной валюты, в ходу остался драгоценный металл. У правящей партии и состоятельных людей к картам ППЛ привязан отдельный металлический счет; теперь все крупные сделки, в том числе и на государственном уровне, проводятся через драгметалл. Золото, как и сотни лет назад, оказалось самой надежной валютой, а его стоимость настолько возросла, что обычный человек попросту не в состоянии его приобрести, к тому же первоначальный взнос на право открыть свой металлический счет составляет баснословную для рядовых граждан сумму. В наши дни особым символом достатка стали инвестиционные монеты, которые в былые времена были в общем доступе, а сегодня свидетельствуют о принадлежности владельца к элите. По слухам, в Центр-сити, где живут сливки современного общества, все товары можно приобрести исключительно по металлическому расчету.

Чтобы следить за выполнением этих правил, по всему городу расставили терминалы с турникетами для пешеходов наподобие тех, что стояли в метро. Их стали называть контрольными точками — КТ. Для прохождения этих самых КТ необходимо провести своей электронной картой через встроенный терминал. На дисплее у охраны моментально высвечивается основная информация пользователя с заявленным маршрутом движения в этот день, и если он совпадает с пройденной контрольной точкой, которую вы заранее указали при составлении заявки в своем личном кабинете Общей электронной базы данных населения, то вас пропускают дальше. Если пройденная вами КТ не отображена в вашем маршруте движения или же заявка на прохождение в этот день и вовсе отсутствует, то вас задерживают до выяснения обстоятельств. Последствия этого могут быть самыми разными. Одного моего знакомого за подобную прогулку без допуска система сняла с очереди на получение пособий и продуктовых талонов с возможностью выхода из дома не более одного раза в месяц. Надо отметить, что это довольно суровое наказание, чтобы он был впредь более покладистым и расторопным при составлении заявки и своего маршрута движения по городу.

Свободно передвигаться по городу могут только те люди, кому это необходимо по долгу службы: медики, госслужащие, полиция, военные, пожарные. Этим правом наделил меня и мой начальник, о чем сигнализировал особый статус моей электронной карты в моем личном кабинете: он назывался «красный» и давал мне право свободно расхаживать в течение дня по всему городу. Мне не приходится вбивать маршрут и выбирать заранее день для похода по магазинам. У начальника оказались хорошие связи наверху, из-за того что его газета активно поддерживала режим изоляции с первых дней эпидемии. Он выбил для меня этот статус под предлогом работы в горячей прессе, а по факту, чтобы я всегда была у него под рукой, когда он захочет хорошо провести время. Гордиться тут, конечно, нечем, и я вовсе не из тех, кто добивается «успеха» подобным образом, но жизнь внесла свои коррективы. Пособия с начала эпидемии сократились вдвое, и остаться без работы я просто не могу. Но даже особый статус моей карты не дает мне права находиться на улице после двадцати двух часов, с началом наступления комендантского часа. Право передвигаться в ночное время суток имеют лишь экстренные службы и правоохранительные органы. Их пропуска имеют «зеленый» уровень допуска. Есть еще и «синий», междугородний, который дает возможность передвигаться в любом направлении днем и ночью, но таким правом наделяют только чиновников высших органов власти.

Эти самые органы столь крайние меры умело аргументировали тем, что это единственный способ эффективно бороться с нарушениями эпидемиологического режима и проводить поиск зараженных. По их мнению, только так можно определить, где находился зараженный и с кем он контактировал, чтобы принять срочные меры изоляции. Люди, пусть и нехотя, но поддались на эти убеждения. Страх перед вирусом и возможной смертью оказался сильнее, чем желание иметь право на свободу передвижения. По сути, теперь можно было заблокировать карту нарушителя через Единый центр контроля за гражданским населением, и он оставался без возможности передвигаться.

Конечно, службы обеспечения, такие как водо-, газо- и электроснабжение, производили привычные работы, но их штаты так же сильно сократили, оставив малое число сотрудников для поддержания общедомового имущества в рабочем состоянии. Перебои теперь случались часто и были привычным делом, а такое понятие, как вызов сантехника на дом, и вовсе перестало существовать — теперь справляйся со своими проблемами сам.

Так как для большей безопасности на дистанционную работу перешли почти во всех сферах деятельности нашей страны, то различного рода операторы и представители сетевых услуг не упустили возможности на этом нажиться. Они подняли тарифы до неимоверных высот и вынудили нас тем самым платить им огромные деньги за доступ к виртуальным кошелькам, где, собственно, и хранятся все наши накопленные средства. Вот такой вот замкнутый круг, в котором мы стали заложниками современного прогресса.

Кроме того, многие люди жили в кредит, приобретая свои квартиры и дома в ипотеку. Когда рабочие места сократили, а людей в лучшем случае отправили на удаленную работу, многие из них перестали справляться с финансовой нагрузкой и оказались в долговой яме, из которой уже были не в состоянии выбраться.

Кредиторы стали массово забирать дома у заемщиков, чтобы хоть как-то возместить свои потери от продажи залоговой недвижимости, но так как количество должников только росло, а потребительские возможности населения падали в геометрической прогрессии (впрочем, как и его численность), то появился избыток предложений, на которые отсутствовал спрос. Из-за риска полного краха всей банковской системы на помощь пришли крупные корпорации, которые стали напрямую выкупать долги заемщиков у банка, после чего заемщики фактически становились собственностью компании.

Для таких заложников системы стали строить долговые центры, представляющие собой целые города контейнерного типа. Контейнер тоже доставался им не бесплатно, но за значительно меньшие деньги, чем плата за кредит или квартиру. Каждый из должников имел ограничения по своей карте ППЛ и передвижению. Пользоваться услугами, такими как питание, проживание и прачечное обслуживание, можно было исключительно на территории комплекса. Для удобства каждый из должников мог воспользоваться терминалом, который по карте ППЛ или при вбивании личного номера указывал сумму долга и количество дней, оставшихся на отработку в долговом центре, за вычетом тех или иных расходов на платные услуги. Как правило, это количество только росло. Как теперь у нас говорят, кто попал в долговой центр, остался там навсегда.

Банки вздохнули с облегчением, государство обрадовалось, разрешив тяжелую экономическую ситуацию без привлечения дополнительных средств, а корпорациям осталось лишь потирать руки от выгодной сделки.

Можно даже снять про это хороший репортаж о рождении нового рабовладельческого строя, но кто его покажет? Борцы за свободу никогда не были угодны правящей власти, а в такие времена могут обвинить в дестабилизации и без того сложной политической обстановки. Обсуждать, а тем более открыто осуждать принятые законы, запрещалось, право на это, осталось у сформированного комитета по законодательному контролю, главу которого назначало правительство, которое принимает законы.

Что тут скажешь, суровые времена требуют отчаянных мер, но, на мой взгляд, экономические проблемы начались еще до начала эпидемии. После того как меня приняли на службу в редакцию, я подготовила статью о тяжелой промышленности и причинах спада уровня производства. Причина, по моему мнению, банальна. Предприниматели, не желая тратить часть прибыли на улучшения условий труда для рабочих, старались выжить все ресурсы из имеющихся у них мощностей. Оборудование, которое выработало свой срок, стало выходить из строя, что привело к увеличению числа аварий и жертв на производстве. Чиновники, которые закрывали на это глаза, объясняли это алчной попыткой рабочих перевыполнить план, нарушая технику безопасности. Итоговым решением городских властей стала отмена сдельной оплаты труда на заводах. Теперь было неважно, сколько шахтер добудет угля или токарь изготовит деталей, зарплата стала фиксированной, за количество часов на смене, а не за результат труда.

Шахтер, лишенный возможности заработать больше, перестал выполнять вообще какие-либо нормы, что привело к снижению общей добычи угля, но не уменьшило количество аварий. Сокращение поставок угля вызвало нехватку необходимого количества топлива для металлургических печей, что сказалось на объеме производства металла и, как следствие, всей промышленности в целом. И когда в кабинете министров едва не пошатнулись мягкие кресла, возник кризис мирового масштаба, из-за которого вся промышленность встала, и неудобный вопрос был закрыт.

Шеф сразу заменил мою статью на список мер государственной поддержки населения в условиях мирового кризиса. В числе таких мер были указаны средства, направленные на проведение психологических тренингов для улучшения морального состояния рабочих и членов их семей, но деньги на увеличение заработной платы, которая могла бы напрямую поспособствовать улучшению этого самого морального состояния, в бюджет так и не поступили. Еще одной из программ для поддержания духа населения, оказавшегося в тяжелом финансовом положении в условиях кризиса, стали благотворительные концерты. Билеты должен был распределять министр культуры, поэтому такой билет раздобыл для меня и мой начальник за поддержку его редакцией этой самой меры поддержки.

В тот вечер я оказалась в первом ряду городского театра, где сидел весь кабинет министров, а за ним и все светское общество нашего города. На сцену вышел стройный красивый молодой человек во фраке поверх защитного комбинезона. Ведущий представил заслуги молодого музыканта, которые, несмотря на его юный возраст, были весьма впечатляющими. Однако зрителю это ничего не говорило, кроме того, что он должен был хорошо отыграть. Зрители бегали с места на место, не обращая никакого внимания на то, что концерт уже начался. Музыканту оставалось лишь поклониться и молча пройти за инструмент.

Звуки рояля тихой, осторожной волной заполнили все пространство театра и поднялись куда-то ввысь над суетой опустевшего города. Это была «Лунная соната» Бетховена, любимое произведение мамы, которое она исполняла на старом немецком рояле, доставшемся ей в наследство от прежних хозяев нашего дома. Приятная дрожь окутала меня с ног до головы, пока я наблюдала за тем, как плавные движения пианиста воскрешают ноты из далекого детства. Для меня это были единственные приятные воспоминания из прошлого — в те редкие дни отчима не было дома. На несколько часов мы могли сбежать от реальности в нескончаемое многообразие музыки великих творцов, пока из-за долгов отчима наш дом не забрали. Мама говорила, что настоящая музыка та, которую понятно без слов, но кто теперь понимает?

Зал продолжал жить своей жизнью. Каждый желал занять лучшее место, не понимая, какое из мест лучше. Очевидно, что исключительно лишь стадный инстинкт велел им присутствовать на подобных мероприятиях. Как только концерт подошел к концу и занавес опустился, мои аплодисменты прервал стук сидений и топот ног нетерпеливых зрителей. Большинство из тех, кто желал сидеть ближе к сцене, ринулись раньше всех к выходу. В забитом и шумном партере звучали жалобы на неудобные кресла, отвратительный выбор закусок в буфете и впустую потраченное время. Под скромные аплодисменты тех немногих, кто действительно слушал, юный пианист поклонился и молча покинул сцену, когда зал уже почти опустел.

Глава 2. Рутина

Тяжелее всего, на мой взгляд, пришлось одиноким людям. Мне повезло, у меня есть кот Оплот. Нашла его пару лет назад на помойке, зачуханного и облезлого. В обычной жизни я бы вызвала службу по отлову бездомных животных, но в данных обстоятельствах не побрезговала даже компанией вшивого кота. Конечно, сейчас никаких вшей у него нет, и с тех пор он изрядно разжирел за мой счет, но зато теперь, когда я возвращаюсь домой, меня есть кому встречать. Не знаю, он рад мне или тому, что я приношу из продуктовых магазинов, но мне хочется верить, что хоть чуточку любви он ко мне испытывает.

Помимо кота в моей жизни появились друзья — семейная пара Настя и Антон. Когда на душе становится тоскливо, мы устраиваем совместные вечера. Сегодня как раз намечается именно такой. Обычно, как и в этот раз, мы встречаемся у меня: они-то друг у друга есть, поэтому я приглашаю их чаще. Оплот, хоть и разбавляет мое одиночество, но мои монологи не в счет, иногда скучаешь по простому человеческому общению, когда есть с кем обсудить последние новости или узнать что-то новое. Без этого действительно тяжело. Неудивительно, что за время карантина втрое увеличилось количество самоубийств. Живя серой и замкнутой жизнью, каждый невольно задумывается о петле, открытой газовой конфорке на ночь или же о шаге с крыши своей многоэтажки, но, к счастью, мне сегодня будет не до этого. У меня слишком много дел, нужно как следует все подготовить к встрече гостей. Помимо традиционной готовки ужина необходимо принять ряд мер для безопасности. Под этими словами я понимаю противодействие смертельному вирусу.

Во-первых, все контактные поверхности я оборачиваю в пищевую пленку, чтобы после ухода ребят можно было ее просто снять и выкинуть, а не отмывать всю квартиру специальным раствором.

Во-вторых, разделяю обеденный стол на две половины пластиковой перегородкой. Эту идею я взяла из продуктовых магазинов. За такими заграждениями прятались кассиры, чтобы хоть как-то обезопасить себя от большого потока посетителей, пока их полностью не заменили терминалы самообслуживания.

Ребята первое время долго не соглашались на подобные встречи, но через какое-то время сдались и они. Долгое нахождение в замкнутом пространстве выматывает и сводит с ума любого, когда они увидели принятые мной меры защиты, остались довольны и стали приходить часто. Несколько раз я была и у них, правда сказать, они оказались настоящими параноиками в плане защиты и к моему прибытию перестелили клеенкой все полы и стены, превратив свою квартиру в настоящую операционную. Ну и ладно! Я все понимаю: хоть мы и доверяем друг другу, но страх заразиться все же присутствует.

Дело еще осложняется тем, что болезнь проявляется не сразу, а лишь через несколько дней, до этого человек чувствует себя хорошо, но уже является носителем смертельного вируса. Поэтому мы предпочитаем не рисковать и предпринимаем все меры предосторожности. Естественно, стопроцентной гарантии ни маски, ни антисептик, ни тем более обернутые в пищевую пленку дверные ручки дать не могут, любой из нас не исключает возможности заразиться, но что делать? Приходится идти на риск, чтобы почувствовать глоток свежего воздуха из прежней жизни, когда прийти к кому-то в субботний вечер было обычным делом, а иначе мысли о суициде окончательно завладеют твоей головой. Эти вечера единственное, что позволяет мне хоть как-то держаться в этом безумном и теперь уже чужом для меня мире.

Правда, до недавних пор, а точнее, года полтора назад у меня был недолгий роман с местным участковым по имени Петр. Роман продлился недолго, как-то само так случилось, что он незаметно пришел и также незаметно ушел из моей жизни. Я теперь часто о нем вспоминаю, и почему-то с теплотой. Наверное, потому, что это последние нормальные отношения, которые у меня были, если их к таковым можно отнести. Познакомились мы случайно, когда у меня был домашний карантин из-за того, что один из сотрудников в нашей редакции подцепил вирус. Естественно, всех работников моего офиса заставили сидеть дома без права куда бы то ни было выходить. А следить за этим поручили местным участковым. На протяжении двух недель Петр приходил каждый день утром и вечером, чтобы отслеживать соблюдение мной режима изоляции. Вернее, так было первую неделю — на вторую он стал приходить вечером, а уходить утром. Может, вы меня будете осуждать, но одиночество сделало свое дело. Интересно, где он сейчас? Может, уже погиб от вируса или все так же работает участковым, хотя странно, что я его ни разу не видела с тех пор, как мы расстались. Ну да ладно… Что-то больно много места в моей голове отведено этому человеку.

Уже полдень, а у меня еще ничего не готово к приему гостей. Обычно мы встречаемся в пять, чтобы они успели вернуться до начала комендантского часа, иначе у них будут проблемы. Так что пора срочно приниматься за работу. После того как я обернула все контактные места в пищевую пленку, включая ковер в прихожей, стол и стулья, на которых они будут сидеть, я принялась за ужин. Блюда скромные — отварной картофель с рыбой и бутылка белого сухого вина. Времена тяжелые, для некоторых и этот набор является недостижимой роскошью, да и вовсе не для еды мы встречаемся, это скорее неотъемлемая традиция — разделить трапезу с гостем. Главное для меня и моих друзей — это общение, почувствовать вкус прошлой, обычной жизни, хоть и не без вынужденных мер защиты, которые не дают забыть о днях нынешних.

Едва я закончила приготовления и посмотрела на часы, которые показали начало шестого, как услышала шаги на лестничной клетке. Их манеру шагать и о чем-то перешептываться я хорошо изучила. Сразу накинула марлевую повязку на лицо, надела медицинские перчатки на руки и побежала открывать дверь, испытывая то самое чувство социальной близости, которое нам всем так необходимо.

                                         * * *

Я дождалась, пока Настя и Антон поднимутся на лестничную клетку моего этажа, чтобы через смотровой глазок по заложенной из детства привычке убедиться в том, что это действительно они. Несмотря на маски и защитные комбинезоны, я с легкостью отличу их силуэты даже в уличной толпе. Через прозрачный Настин комбез (из обычного дождевика) просвечивал уже довольно знакомый ярко-синий костюм, который делал ее весьма приметной.

Не успели ребята постучать в дверь, как раздался щелчок дверного замка. Я с большим нетерпением встретила их на пороге.

— Ты что, нас караулишь? — раздался веселый, звонкий голос Насти, который, словно бальзам, еще больше увеличил и без того приятные ощущения от нашей встречи.

Как же я по ним соскучилась…

— Скорее входите!

Настя вошла первой. Традиционных объятий мы теперь избегаем, как во времена средневековой чумы. Я просто отхожу на пару шагов. Можно сказать, что это часть современного общепринятого этикета. Антон сразу закрывает за собой дверь, после чего без особых прелюдий мы проходим на кухню и рассаживаемся по разные стороны стола с пластиковой перегородкой посередине. Ее я забрала из местного магазина. Когда он разорился, оттуда стали тащить что ни попадя, вот и я забрала свой единственный трофей. Снизу этой перегородки находится небольшой вырез — окошко, которое было изначально предназначено для обмена денег между кассиром и покупателем, теперь же мы его используем для переговоров. Из-за этого мой обеденный стол напоминает тюремную комнату для посетителей, которую каждый из нас видел в зарубежном кино. Антон указывает на подобное сходство каждый раз, когда усаживается за стол, и для большей реалистичности делает вид, что берет в руку воображаемую трубку переговорного устройства.

— Алло, Юля, как ты? — говорит он, подражая американским актерам.

А я в ответ всегда подыгрываю…

— Хорошо, — отвечаю я, — сегодня в тюрьме макароны дают. — И мы каждый раз над этим смеемся.

Такие обстоятельства нас ничуть не смущают, напротив, это превратилось в традиционный повод для шуток над нашим положением, а в современном мире без самоиронии никак. Зато мы теперь спокойно снимаем маски, после того как усаживаемся на свои места; если кто-то случайно чихнет, то пластиковая перегородка между нами примет удар на себя.

— Ужин подан! — торжественно провозгласила я, указывая на расставленные блюда.

— Довольно богатый стол по современным меркам, — констатировала Настя.

К слову, они тоже не бедствуют, вместе работают на продуктовом складе, поэтому у них всегда есть еда, чего нельзя сказать о большинстве других жителей нашего города.

Настя познакомилась с Антоном еще задолго до того, как все случилось. Поначалу он мне не нравился: невысокого роста, кудрявые волосы, высокий лоб и тонкие губы. Зарабатывал он на тот момент тоже копейки, так что Насте приходилось всегда занимать деньги у своих родителей. Зато она всегда вызывала у меня зависть: длинные стройные ноги, гладкая кожа, правильные черты лица и слегка вздернутый носик — стандартный объект обожания любого мужчины. Никогда не понимала, что она нашла в Антоне, но никогда не упрекала ее в этом — как говорится, каждому свое.

— Это все необходимо! — ответил Антон на затронутый мной вопрос о мерах, принимаемых для борьбы с вирусом. — Нужно просто затянуть пояса, рано или поздно все закончится, — добавил он, подливая себе вина в бокал.

— А если не закончится, — возразила я, — мы так и будем всю оставшуюся жизнь с затянутыми поясами ходить?

— Не так уж мы и плохо живем, — ответил он с прежней безмятежностью, смакуя вино из наполненного им бокала. — С голоду не умираем.

— А как насчет остальных, ведь не всем так повезло, как тебе! — огрызнулась я, понимая, что в конце сказала лишнего, намекая на то, что он попал на оптовую базу благодаря своему отцу, что, впрочем, так и было.

— Ну-у-у, знаешь ли, я немало труда приложил, чтобы иметь эту возможность! — с уязвленным видом произнес он в попытке скрыть свою обиду.

Наши мнения с Антоном всегда расходились по вопросам принимаемых правительством мер, поэтому мы каждый раз зарекались больше не поднимать разговоров на политические темы — и каждый раз этот разговор начинался и заканчивался чуть ли не конфликтом. Слава богу, мне хватало терпения, выдержки и такта не произносить вслух многое из того, о чем я думала. Настя в эти моменты просто отмалчивалась. По ее глазам я понимала, что она на моей стороне, но спорить и ругаться с Антоном не хотела, себе дороже, поэтому зачастую просто говорила что-то нелепое, пытаясь перевести разговор на другую тему, как, собственно, и в этот раз.

— Удивительно, сколько сажи осело на окнах за это время, — произнесла Настя, перебив напряженное молчание между нами. Это сработало. Уже через минуту мы высказывали свое недовольство по поводу грязи и переполненных мусорных контейнеров на улице, в отношении которых наше мнение всегда совпадало.

Мусор давно перестали вывозить. Вместо этого улицы обрабатывали дезраствором, который в совокупности с гниющими отходами по всему городу давал запах нафталина.

Этот запах напоминал мне старый двустворчатый шкаф в маминой комнате. Он был ярко-рыжего цвета, как будто его покрыли слоем железа и он заржавел. Из-за сломанных ручек приходилось подцеплять дверные створки ногтями, чтобы получить доступ к накопленным и выцветшим от долгих лет носки вещам. В жалкой попытке сохранить поношенные остатки его полки были завалены таблетками нафталина, источающими едкий запах, что, впрочем, не мешало моли размножаться. Теперь мне казалось, что мы та самая моль из ржавого шкафа, которую пытаются вытравить из города.

Еще какое-то время мы поговорили о работе, я рассказала о своей планктонной рутине в журналистике, а они о пустеющих складах с продуктами, но Антон с уверенностью заверил, что это временный дефицит и скоро поступит новая партия продовольствия. По его словам, во время эпидемии закрылось множество фабрик, из-за чего производство товаров и продуктов питания резко сократилось. Для того чтобы прокормить безработную массу, правительство издало закон о замене органических продуктов питания на синтетические. Если раньше министр питания рассказывал, как выбрать в магазине продукты естественного происхождения, вместо того чтобы контролировать их производство, то теперь и вовсе убеждал население в том, что синтетическое мясо полезнее и гораздо лучше усваивается человеческим организмом. При этом выделение денежных средств на поддержание сельского хозяйства продолжалось, но на что конкретно шли эти деньги и в чье пользование они поступали, никто не уточнял. Вместо конкретных цифр, большинство докладов сводилось к процентному соотношению объемов производства, по которому было невозможно понять, что было произведено или построено за отчетный период. Главное, что должен был понять потребитель из приводимых статистических данных, — то, что деньги выделялись, положительная динамика сохранялась, следовательно, продукты в магазинах скоро появятся.

Хотя непонятно, откуда постоянный дефицит продуктов, если у большинства людей нет возможности их покупать, но это я уже озвучивать не стала — если честно, эти разговоры меня изрядно утомили, да и говорить больше было не о чем.

Поразительно, как пара часов, проведенных с другим человеком, восстанавливает весь дефицит общения, накопившийся за долгое время.

Когда темы для разговора иссякли, мы еще немного посмотрели телевизор. В основном все эфирное время занимали развлекательные шоу со знаменитостями, которые давно превратились в зажиточных лицемеров, рассказывающих своему зрителю о важности их расточительного образа жизни. Они могут часами расхваливать друг друга на радость заурядной публике и пропагандировать современную политическую власть с поразительной ловкостью, приспосабливаясь к ее любым изменениям. Ведущими и гостями в таких передачах стали проекции нейросети — еще один способ экономии за счет компьютерной графики, наносящий ущерб психике. Невозможно определить, где слова известного политика, а где работа искусственного интеллекта, который сначала затмил, а затем полностью обесценил силу человеческой мысли. Нейросеть может генерировать любое произведение, в результате чего талант и творчество потеряли всякую ценность.

Но в остальном по телевизору идут все те же передачи и сериалы, что до эпидемии, за исключением выпусков новостей, тут сплошные цифры погибших и пару сюжетов о задержании нарушителей режима изоляции, которым теперь грозит лишение пособий или уголовный срок.

Антон снова начал нахваливать принятые меры, которые позволили сократить число погибших, судя по графической схеме, показанной на экране, попутно осуждая пойманных нарушителей, которые своими безответственными действиями сводят все старания властей на нет.

— Вот именно из-за таких несознательных граждан мы и не можем вернуться к привычному образу жизни, — констатировал он, тыча пальцем в телевизор. Конечно, причины по которым они нарушили запрет никто слушать не стал, да их и не озвучивали; главное, что должны были понять из этого выпуска, — это то, что система работает и виновные будут наказаны.

Это стало последней каплей. Мой дефицит общения перерос в его избыток, поэтому я выключила телевизор, оборвав нескончаемый треп Антона.

— Правильно сделала, что выключила, — проговорил он, даже не задумываясь о причинах моего поведения.

Настя же прекрасно поняла мой намек, и уже через пару минут я снова осталась дома одна.

Самое удивительное, что едва я попрощалась с ребятами, как меня снова охватила пустота. Парадокс общения в том, что его дефицит обратно пропорционален его переизбытку. Может, как раз наши беды оттого и случаются, что в жизни все обратно пропорционально тому, чего мы хотим, но кто в этом разберется, если даже самые именитые философы так и не смогли найти точного ответа на сокровенные вопросы нашей души. Я еще порассуждала сама с собой о смысле жизни и незаметно погрузилась в сон, так и не отыскав достойного ответа.

Глава 3. Новый день

Утро началось с того, что Оплот двинул меня лапой по лицу, отчего я проснулась на час раньше запланированного времени. В долгу решила не оставаться и дала в ответ по довольной морде кота, отчего тот свалился с кровати и неторопливо побрел в другой конец комнаты.

Ночью спала плохо, стала часто просыпаться, вслушиваясь в ночную тишину, которая шепчет мне, что с этим миром что-то не так. Я словно умирающий, который еще слышит биение своего сердца, но уже ждет последнего часа на смертном одре.

Сделала попытку снова заснуть. В голову полезли дурные образы и мысли, — наверное, сказывается волнение перед работой. Решила сконцентрироваться на том, что снилось, но все тщетно, никак не могу вспомнить то, что видела во сне всего пару минут назад, лишь осталось приятное, еле уловимое ощущение мира грез, которое, словно ускользающая дымка, растворилось в воздухе и окончательно меня покинуло. Перекатилась на другой бок и громко выругалась на своего питомца. С другой стороны сквозь стыки в шторах, закрывающих окно в моей спальне, стали пробиваться лучи утреннего света, которые заставили меня открыть глаза и окончательно проснуться.

Тело вялое, а голова мутная из-за прерванного сна. Утро явно не задалось. Спасибо коту, который прямо сейчас как ни в чем не бывало развалился на моем дамском столике.

Первым делом раздвинула шторы. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь пелену облаков и туч, послышался звук ударов первых капель, с грохотом падающих с неба на металлический подоконник.

— Не хватало еще простудиться…

Если попаду в изоляцию, начальник может с легкостью найти мне замену, а без единственного заработка я остаться не могу.

Есть средство, которое поможет мне взбодриться. В последнее время не могу без него обходиться, хоть и говорят, что кофе вреден, но также он повышает артериальное давление, а так как оно у меня всегда пониженное, я убедила себя в том, что он мне только во благо. Причем раньше пила растворимый, особо не заморачивалась, но как-то Настя подарила мне кофеварку и подсадила на зерновой. Теперь только варю. Пока раздумывала над тем, в чем пойти на работу, кофе выкипел, осталась кислятина, но переделывать лень. Перелила содержимое из кофеварки в кружку, затем направилась обратно в еще теплую постель, укуталась одеялом и включила телевизор.

Шли новости. Вначале ничего особенного, рассказали о новых зараженных, которых отправили на лечение в Вирусно-эпидемиологический центр. Наверное, это уже никогда не закончится, пока вирус не доберется до каждого из нас, но затем показали экстренный выпуск.

На весь экран разместили фото человека. Щекастый, курносый, с торчащей в разные стороны шевелюрой и большими круглыми очками на лбу.

— Это Анатолий Лазорев, — прозвучал голос телеведущей за кадром, — главный специалист Вирусно-эпидемиологического центра. В ходе исследований по созданию эффективной вакцины, — говорит диктор, — Анатолий допустил оплошность, из-за которой вступил в прямой контакт с новым штаммом вируса. — Последовала пауза, а затем речь продолжилась: — На данный момент вирус локализован, но ведутся поиски профессора Лазорева, покинувшего место происшествия. — И в конце стандартная фраза на этот случай: — Просьба всем, кто видел этого человека или знает его местонахождение, — снова фото профессора показали на весь экран, — немедленно сообщить в полицию: он несет угрозу для окружающих.

Я тут же щелкнула тумблер на своей радиостанции. Она незамедлительно отреагировала миганием шкалы индикации уровня мощности сигнала, переходя от красного свечения к зеленому. Частота полиции уже была забита, так что оставалось только слушать.

Вдруг узнаю что-то полезное для хорошего сюжета, но в эфире, как в большинстве случаев, ничего, кроме легкого шипения.

«Как они вообще кого-то находят, если между собой не переговариваются?» — подумала я, вспоминая американские фильмы, в которых диспетчер раздает указания патрульным машинам двадцать четыре часа в сутки. Там сюжет на ровном месте можно накопать, а тут одни белые шумы, да и только.

Пока в эфире тишина, решила освежиться и направилась в душ. Сняла халат, обнажив тело.

— А я еще ничего для своих тридцати пяти с хвостиком. Что бы там ни говорили, а жизнь на один оклад творит чудеса.

С этой единственной приятной мыслью за все утро повернула кран с горячей водой, который издал тошнотворный звук, а затем-таки выполнил свое предназначение и выдал порцию воды. Вода оказалось едва теплой.

— Прекрасно, — проговорила я, — снова перебои с водоснабжением.

Недолго думая, перелезла через край ванны. Терпимо, но, учитывая, что в квартире и без того прохладно, приятного мало. Пока натирала гелем тело, задумалась о том, когда у меня в последний раз был мужчина, конечно, не считая начальника — этот жирный и мерзкий ублюдок не в счет, — а мужчину, с которым я сама бы хотела быть рядом. Стала вспоминать своих бывших, почему-то сразу вспомнился Макс. Это было еще до эпидемии. Встретились мы банально, как большинство встречались раньше, в местном баре. Я тогда изрядно набралась, а Макс оказался рядом в нужное время и в нужный момент. В итоге в тот же вечер я пригласила его к себе. Легкие и стремительные отношения предвещают скорое расставание, поэтому, как только началась вся эта история с вирусом, он тут же слился без каких-либо объяснений. Но я, по правде сказать, не жалею о нашем знакомстве, особенно сейчас; пожалуй, это мои самые горячие воспоминания, хоть и самые короткие. Я даже прозвала его Безумный Макс и записала так в телефонной книге после первой проведенной с ним ночи. Наверное, этот холодный душ и пасмурный день пробудили во мне самые жаркие воспоминания.

Пока я думала о Максе, вода стала совсем холодной. Какими бы страстными ни были мои прошлые отношения, сейчас они меня точно не согреют. Быстро смыла с себя гель, закрутила волосы в полотенце и, укутавшись в махровый халат, прыгнула обратно под одеяло. Это одно из самых приятных чувств, знакомых еще из детства, когда тебя согревает теплая постель в прохладное утро. Приятные ощущения навеяли приятные воспоминания.

Вспомнила родительский дом. Возник размытый образ матери, как если бы ее портрет писал Ван Гог в своем творческом экстазе. Одновременно с этим почувствовала запах ее дешевых духов, которыми пропитаны связанные с ней воспоминания. Появилось ощущение, будто бы она где-то рядом и, умиляясь, наблюдает за своим повзрослевшим дитя.

Но едва я погрузилась в прошлое, как нестерпимый рев радиостанции вернул меня в настоящее, оживая, загоняя шкалу индикации до зеленого уровня и передавая возбужденный голос диспетчера:

— Внимание, есть информация о подозреваемом, всем свободным машинам, прибыть по адресу: Четвертый северный проезд, дом тринадцать, квартира двадцать. Оцепить место, но в контакт не вступать, группа экспертов уже выехала.

Я замерла на мгновение, продолжая держать кружку горячего кофе. Вдруг снова раздался чей-то голос на полицейской частоте:

— Патруль вызов принял, буду на месте через пятнадцать минут.

В ответ голос диспетчера:

— Вас понял, пятнадцать минут. — И снова тишина.

Сердце заколотилось, в голове десятки беспорядочных мыслей и волнение, с которым я никак не могу справиться.

«Вот он, твой шанс, нужно действовать!» — эхом раздалось указание в моей голове. Я машинально рванула к шкафу с одеждой, судорожно копошась в своих вещах.

— Адрес у меня есть, теперь просто нужно туда добраться раньше, чем все остальные, — подбадривающе проговорила я себе. — Адрес! — выкрикнула я, пытаясь вспомнить, что сказал диспетчер.

— Четвертый северный проезд, дом тринадцать, квартира двадцать, — как будто для меня повторила женщина-полицейский по рации.

Меня осенило…

— Это же соседний район!

После этой фразы я схватила мобильный, ключи от машины и бегом кинулась на улицу.

— Неужели на этот раз у меня все получится! — радостно воскликнула я, пробегая лестничные пролеты и тут же стараясь взять себя в руки, чтобы не спугнуть удачу. Я с ходу запрыгнула в старенькую «шевроле-авео» и вставила ключ в замок зажигания. Стартер сделал лишь несколько оборотов, а затем раздался неприятный скрежет металла.

— Да что б тебя! — выругалась я, ударив ладонью по приборной панели своей старой машины. — Почему все так не вовремя?! — провопила я, стиснув зубы.

Постаралась взять себя в руки, выдохнула и повернула еще раз ключ зажигания — стартер снова сделал несколько оборотов, но на этот раз машина завелась.

— Да-а-а! — прокричала я от радости и только в этот момент заметила в зеркале заднего вида, что выбежала прямо с полотенцем на голове. Затем окинула себя взглядом с ног до головы и обнаружила, что и халат также продолжал быть моей единственной одеждой.

— Да что со мной не так! — простонала я и уткнулась лбом в кожаный руль, потертый от времени и рук двух прежних хозяев этой машины. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собрать последнюю волю в кулак. — Давай, Юля! — проговаривала я самой себе. — Не вздумай отступать.

Я скинула с головы полотенце, нашла в машине запасные перчатки и защитную маску, которую надела на лицо, чтобы скрыть за ней чувство стыда. Выжала сцепление и с силой вдавила ногой педаль акселератора. Машина взвыла, выражая свое возмущение стрелкой тахометра, которая мгновенно перешла в район красного сектора, затем мотор взвизгнул, издал звериный рев и после заглох.

— Господи, да поезжай ты уже хоть как-нибудь, — в отчаянии простонала я. Снова завела машину и уже спокойно тронулась с места.

Когда голос в навигаторе озвучил прибытие к месту назначения, меня охватил легкий мандраж. По указанному адресу располагалась жилая коробка из четырех старых кирпичных домов с одним общим двором между ними. На первый взгляд тихо. Решила подъехать как можно ближе к дому. Вывернула на дворовую дорожку и остановилась возле жилого строения с номером тринадцать, еще раз убедилась, что это та самая улица, которую услышала от диспетчера, затем по табличке на подъезде определила, где квартира с номером двадцать, и прикинула ее расположение на лестничной площадке. Судя по всему, окна второго этажа как раз должны выходить во двор. Я машинально осмотрела через лобовое стекло своего авто предполагаемое место проживания профессора. «Не жирно для главного специалиста ВЭЦ, — подумала я, — хотя, может, он тут и не живет, а это его тайное убежище». С улицы ничего не рассмотришь, застекленная лоджия и два окна по обе стороны от нее — вот и все. Тогда я решила зайти в подъезд соседнего дома, они стояли рядом, и со второго этажа на лестничной клетке, возможно, удастся хоть что-то рассмотреть. Я припарковала машину, оглянулась, чтобы никто не заметил мой бесподобный внешний вид, и, выждав подходящий момент, рванула к двери соседнего дома, на котором, как оказалось, был установлен магнитный замок. Но прежде чем впасть в отчаяние, я услышала спасительный звук домофона, сигнализирующий о том, что можно пройти. На пороге стоял мальчик лет тринадцати, укутанный с ног до головы в защитный комбинезон и держащий в руке пакет с мусором.

Я лишь поправила защитную маску и как ни в чем не бывало прошмыгнула мимо него в домашнем халате и розовых шлепанцах.

Теперь можно выдохнуть. Я на втором этаже соседнего дома и смотрю через окно подъезда на ту самую квартиру, где должен был находиться профессор. Вид отличный, только через блики окон с трудом что-то можно разглядеть, еще и занавески в комнате закрывают половину обзора. Надеюсь, что я не ошиблась и это та самая квартира. Простояла так пару минут в ожидании, но все было по-прежнему тихо. В окнах ни движения, ни даже промелькнувшей тени, да и полиции почему-то все не было…

«Вдруг что-то не так услышала? — с досадой подумала я. — Лучше бы сидела дома», — решила про себя как раз в тот момент, когда патрульная машина остановилась возле того самого подъезда соседнего дома, за которым я вела наблюдение. Сразу же за ней подъехали два черных фургона с наглухо тонированными стеклами, какие я уже видела в других местах задержания. Достала телефон и принялась снимать все, что происходит.

Полицейские вышли из машины и направились к подъезду, в котором, очевидно, жил тот самый профессор. На них были прозрачные комбинезоны, под которыми была видна полицейская форма. Инфекционисты, которые приехали вслед за ними в черных фургонах, были облачены во все белое, без каких-либо знаков различия. Один из полицейских набрал код от домофона, и толпа ринулась через входную дверь. В этот момент на втором этаже той самой квартиры, в которой по моим подсчетам должен был находиться подозреваемый, я заметила какое-то движение. Кто-то выбежал на застекленную лоджию. Стекла были мутные, но все равно можно было различить силуэт, мечущийся из угла в угол. Осматривая балкон, как будто видел его впервые, этот человек подставил себе что-то под ноги и, задрав руки вверх, принялся что-то отдирать с потолка. Очевидно, что у него это получилось, потому что после приложенных усилий он грохнулся на пол. Затем, распахнув окно балкона, он принялся перелезать через подоконник; несмотря на то что это был всего второй этаж, я стала переживать за его жизнь и здоровье, наблюдая, с каким трудом он задрал ногу. Теперь сомнений не было — это профессор Лазорев, с той же лохматой шевелюрой, как и на фото из новостей. Но едва я успела его как следует разглядеть, как за спиной профессора образовалась целая толпа, а затем две пары рук с силой втащили его обратно в квартиру.

«Вот и славно, — подумала я. — Нарушитель пойман, а у меня хороший сюжет с места событий. Шеф будет в шоке, когда узнает, что я заполучила материал».

Уж если мой начальник и задумал убрать меня с моего места или упрекнуть в протирании штанов, то это видео позволит мне удержаться на плаву еще какое-то время. Но действовать нужно быстро, есть вероятность, что кто-нибудь мог так же приехать на вызов или снять процесс задержания на свой телефон. Хоть я и сомневаюсь, что у кого-то окажется ракурс лучше, чем у меня, но все же здесь главное не упустить момент: рейтинг и количество просмотров — это основной принцип заработка в наших условиях.

Задержание шло недолго. Уже через пару минут профессора в наручниках вывели из дома, усадили в машину и увезли в неизвестном направлении.

Я сразу же набрала номер шефа, длинные гудки прервал грубый и самодовольный голос начальника:

— Что тебе нужно? — ответил он. — У меня сейчас куча работы.

Я долго церемониться не стала и с ходу выложила все карты на стол.

— Я сняла задержание профессора Лазорева, видео у меня! — воскликнула я, испытывая чувство гордости за то, что добыла ценный материал.

— И кто это такой? — буркнул мой начальник, ошарашив меня больше, чем когда впервые предложил с ним переспать.

— Лазорев, главный специалист ВЭЦ, которого сегодня показывали по новостям, — пояснила я уже тихим голосом сбитого с толку человека.

Послышались грузные шаги и тяжелое дыхание толстяка-шефа, который, судя по всему, куда-то направился, после чего и вовсе повесил трубку. На это я не знала, что и сказать. Ради этого сюжета я купила чертову радиостанцию, тратила целые дни на прослушивание бесполезных разговоров, мчалась сломя голову в соседний район, рискуя заразиться и нарушая правила дорожного движения, и тут на тебе — повесил трубку. Но не успела я разреветься, как мой телефон зазвонил. На входящем звонке высветилось имя «Жирный ублюдок», я сняла трубку и снова услышала голос моего шефа:

— Ты не шутишь, у тебя действительно есть материал по Лазореву?! — торопливо проговорил он. — И как ты… когда и где ты успела… да ладно, черт с ним, скорее отправь мне видео на почту!

Я решила немного поторговаться.

— Надеюсь, мне это зачтется? — кокетливо спросила я.

— Если это действительно хороший сюжет, то выдам тебе грамоту, — мерзко захохотал шеф. — Высылай видео и после приезжай в офис, как договаривались, — распорядился он и повесил трубку.

Не задумываясь, я отправила файл прямо с телефона, а какой, собственно, у меня есть выбор? «Главное, успеть и быть первой», — повторяла я себе.

Когда файл был отправлен, я выдохнула с чувством выполненного долга. Адреналин немного спал. Я успокоилась и решила пересмотреть, что мне удалось заснять. Видео начиналось с того момента, когда патрульные и люди в комбинезонах зашли в дом. Затем суетные движения профессора за окном квартиры и непонятные манипуляции на балконе. Я стала внимательно наблюдать за его действиями. Вот он ставит что-то себе под ноги и тянется руками к потолку, но на этот раз я заметила, что в его руке что-то мелькнуло. Я отмотала видео и просмотрела еще раз, теперь отчетливо видна блестящая коробочка, которую он, очевидно, решил спрятать, а вовсе не извлечь, как мне показалось изначально. Вот он грохнулся, но, когда поднялся, коробочки в его руке уже не было.

— И как я раньше не заметила! — проговорила я, ударив внутренней стороной ладони по лбу.

Видимо, там есть что-то важное, если вместо того, чтобы бежать, профессор потратил последние секунды на то, чтобы это спрятать. Я машинально посмотрела на балкон, где была спрятана коробочка. В окне то и дело мелькали сотрудники-инфекционисты, но занимались они уже вовсе не дезинфекцией, а, попросту говоря, шмонали квартиру. Даже через мутные окна я видела, как люди громили и переворачивали мебель в комнате, возможно, в поисках той самой коробочки. Вот один из сотрудников вышел на балкон. Вначале он обвел оценивающим взглядом все помещение. После прошелся вдоль стен и еще пару минут повертел головой в разные стороны, после чего задрал голову к потолку и замер. Мое сердце снова заколотилось. «Наверное, что-то заметил», — подумала я, но спустя еще мгновение он развернулся и скрылся в глубине квартиры.

— Не нашел! — с облегчением выдохнула я, как будто эта вещь уже принадлежала мне и ее чуть не отобрали.

Я стала наблюдать дальше. Мальчик, который открыл мне дверь, снова прошел мимо, бросив в мою сторону любопытный взгляд. Мне оставалось лишь стараться выглядеть естественно, изображая дурацкую улыбку, которую к тому же скрывала защитная маска. Обыск тем временем продолжался.

Раздался повторный звонок от шефа; я решила пока не брать трубку, объясню ему все позже. Нужно дождаться конца и посмотреть, найдут ли они мою коробочку на балконе. Вначале это был простой интерес, но после продолжительных раздумий я задала себе вопрос: а что, если они ее не найдут?

Я стала ждать. Еще раз просмотрела видео, на котором был запечатлен профессор. Несколько раз ставила на паузу тот момент, где он тянется к потолку с коробочкой в руках. Сомнений не было, он что-то спрятал, вопрос только в том, что именно и найдут ли сейчас это что-то сотрудники в белых комбинезонах, сведя тем самым мои томительные часы ожидания на нет. Шли минуты, затем часы, а обыск все не прекращался. Телефон уже показывал без четверти шесть. Мое самоедство нарастало, но я без конца представляла в своей голове то сладкое и манящее чувство победы, которое принесет мне добытый материал и спрятанные сокровища профессора, которые, судя по всему, представляют для него огромную ценность — настоящий джекпот, который выпадает только раз в жизни. От этих приятных раздумий, которые придавали мне сил, я снова набралась оптимизма и посмотрела в сторону квартиры: в тот момент уже вся «белая гвардия» стояла на лоджии, сдирая обшивку со стен и доски на полу.

— И что вам там нужно? — прошептала я, отчетливо понимая, что ищут мою коробочку. Видимо, все остальные помещения в квартире они уже осмотрели, остался только балкон.

В руках у каждого был инструмент наподобие монтировки, такая лежала и у меня в багажнике «авео», досталась от прежнего владельца, правда, я ей никогда не пользовалась, просто лежит, где и лежала после покупки машины.

Люди, занимавшиеся обыском, закончили громить стены и пол на балконе и стали пристально рассматривать потолок. Я снова заволновалась, как во время задержания профессора.

«Да, теперь точно найдут, — подумала я. — Только зря потратила столько времени».

Один из них потянулся и постучал по потолочному перекрытию своей монтировкой. Затем они переглянулись, развернулись и вместе вышли оттуда.

— Вот тебе и на, — удивилась я, — как такое возможно? На видео ведь отчетливо видно, как профессор что-то там спрятал.

Пока я об этом думала, раздался звук открывающейся домофонной двери, и вся троица в белых комбинезонах вышла из подъезда. Один из них подошел к патрульным, которые все это время оставались у дома, начал отдавать указания. Я тихонько приоткрыла окно, чтобы был слышен их разговор.

Парень в комбезе говорил довольно тихо, но я отчетливо слышала, что необходимо опечатать квартиру и выставить патруль, а всех жильцов дома изолировать до конца проверки на наличие вируса. Парень в полицейской форме послушно согласился, после чего инфекционисты уселись в оставшийся черный фургон и скрылись в подворотне.

Патрульные остались одни. Один высказал свое недовольство тем, что они прождали здесь целый день, а теперь еще и должны всю ночь сторожить пустую квартиру, а второй пожаловался, что за весь день они ничего не ели. В результате этого разговора полицейские пришли к единому заключению, что нужно отъехать на ужин, а уже после приступить к работе. На этой приятной для них и меня ноте они сели в свою патрульную машину и скрылись в противоположном направлении от того, куда свернул черный фургон.

Я осталась наедине со своими мыслями, которые без конца стучали в моей голове: пустая квартира, вирус, полицейские, люди в комбинезонах и та коробочка на видео. Я спустилась со второго этажа, открыла дверь подъезда и не успела сделать и пары шагов, как меня одолели страх и волнение. Квартира, за которой я наблюдала из соседнего дома, словно за происходящим на экране телевизора, вселяла в меня новую порцию ужаса, потому как теперь она казалась настоящей, а мой план, напоминающий сюжет криминального детектива, стал реален, как и возможное наказание. Но пока я об этом думала, ноги сами донесли меня до соседнего подъезда, дверь в который оказалась открытой, доводчик сработал не до конца, оставляя небольшую щель между электронным замком и магнитом. Я вошла, медленно, но верно поднялась на нужный этаж. Нашла выломанную дверь квартиры с номером двадцать и толкнула ее рукой. Раздался страшный скрип, и дверь отворилась. Я вошла в квартиру профессора. Все было разломано в щепки, начиная от мебели и заканчивая межкомнатными перекрытиями. Под ногами захрустели обломки обшивки того, что некогда составляло интерьер квартиры, звук эхом разносился по коридору и всей лестничной площадке подъезда. Я быстро перебралась из прихожей в квартиру, перепрыгивая через обломки мебели и выбирая, куда ступить ногой, чтобы издать как можно меньше шума. Не хватало, чтобы меня здесь заметили соседи, а затем рассказали все полицейским. Единственное, что меня сейчас утешало, так это то, что ненавистный мне халат теперь являлся отличным прикрытием. Вторгшегося сюда человека скорее примут за любопытного соседа, а не журналиста из соседнего района, который по своей глупости забыл переодеться и выскочил из дома чуть ли ни в чем мать родила. В комнате все было так же перевернуто вверх дном, полы вскрыты, а со стен свисали куски обоев. Вид мрачный, как после бомбежки. Работали здесь основательно, нужно поскорее заканчивать и убираться. Перебралась на балкон и встала на то же место, где приблизительно стоял сам профессор. На улице уже стало темнеть, было невозможно что-либо разглядеть, поэтому пришлось включить фонарик на телефоне и навести на потолочное перекрытие. Теперь понятно, почему тут ничего не нашли, — потому что тут ничего нет. Ни потолочной плитки, ни облицовочного покрытия, просто бетонная плита. Моей заветной коробочки здесь не было.

Я снова захандрила и стала себя ругать за то, что пошла на этот отчаянный шаг и, рискуя заразиться, направилась сюда в надежде завоевать признание. Сотрудники, конечно, тут все продезинфицировали, но вот халат и тапочки — это совсем не безопасно, хорошо хоть в машине были маска и перчатки. Развернулась и пошла обратно, выбирая, куда ступить ногой между деревянных осколков. Но на выходе с балкона остановилась. В моей голове снова всплыла четкая картинка того, как профессор держит у себя в руке тот блестящий предмет. Мне это не могло показаться. Значит, остается только одно — я что-то упустила. Словно какая-то неведомая сила заставила меня вернуться обратно на прежнее место, где ориентировочно должен был находиться тайник профессора. Теперь я принялась внимательно осматривать каждый сантиметр потолочного перекрытия, не пропуская ни единой неровности. Плита ровная и цельная, сомнений нет, но вот в стыке между потолком и внешней облицовкой балкона, как раз в том месте, где приблизительно стоял профессор, была небольшая щель. Я подтащила разбитую инфекционистами тумбу, установила ее на кучу деревянных обломков. Конструкция крайне неустойчива, но стоять можно. Покачиваясь из стороны в сторону, дотянулась до отверстия и просунула туда руку. На удивление, нащупала какой-то гладкий предмет, но не смогла за него ухватиться. Блики фар промелькнули из подворотни соседнего дома, отчего я едва успела зажать фонарик в руке и рухнула на пол с шаткой конструкции, здорово ударившись коленкой о торчащую из мусора палку. Не обращая внимания на боль, я стала прислушиваться. Визг тормозов под балконом вызвал худшие предположения — полицейские вернулись. Я выглянула через окно, и мои опасения подтвердились: окрас патрульной машины разглядишь даже ночью. Нащупала кусок доски, о который ударилась коленом. Просунула острый конец доски между перекрытием стены и потолка, поддела плотно засевший там предмет, а затем надавила всем весом на получившийся рычаг. На этот раз все получилась, и спрятанный предмет с легкостью выскользнул наружу. Это оказалась не коробочка, как я думала изначально, а пластиковый футляр для компьютерного диска, который, судя по весу, находился внутри. Но проверить содержимое я не успела. Вернувшийся патруль заглушил двигатель. Что есть силы я рванула обратно, пытаясь выбрать что-то среднее между скоростью и скрытностью передвижения, ступая среди раскиданных по всей квартире обломков. Уже через пару секунд я бежала по лестнице, унося ноги из квартиры профессора, прихватив с собой его тайное сокровище.

Я вышла из подъезда и, как ни в чем не бывало, быстрым шагом направилась к машине в надежде проскочить незаметно.

— Юля?! — пронзительным эхом по всему двору разнеслось мое имя, едва я успела сделать пару шагов.

В этот момент, как мне показалось, мои волосы встали дыбом, а пульс забился по всему телу, словно барабанная дробь. Неужели мне не послышалось, что кто-то позвал меня?

Я медленно повернулась в ожидании самого худшего.

Один из полицейских, тот, что ко мне обратился, стоял, облокотившись на открытую дверь служебной машины, и испытующе смотрел на меня, как будто знал, что я сделала, и теперь насмехался над моей глупостью.

— Юля, это же я, Петр! — проговорил полицейский, сдернув защитный респиратор с лица и обнажив все свои тридцать два зуба в искренней улыбке.

«Петр, Петр», — зазвучало у меня в голове, словно спасительный клич. Только сейчас в этом патрульном я узнала своего бывшего участкового, с которым закрутила роман. Эта полицейская форма и намордник совсем сбили меня с толку.

— Аааа, Петр, нааадооо… же — затянула я, не зная, что и сказать от неожиданности. — А тебя не узнать! — проговорила я, пытаясь взять себя в руки.

— А я вот тебя сразу узнал, — все с той же улыбкой ответил он, осматривая меня с ног до головы.

Только сейчас я снова вспомнила, что на мне из одежды только халат и шлепки.

— Что ты здесь делаешь в таком виде? — спросил он.

— Что? Что? — затараторила я. — А ты что тут делаешь в таком виде? — выдавила из себя первое, что пришло на ум.

— Так я полицейский, — ответил он, разводя руки в разные стороны, — я почти всегда в своей форме. А ты что, сюда переехала?

— Да, верно, я переехала, вернее, переезжаю! — вдруг выдала я в ответ, пытаясь схватиться за спасительную соломинку, которую сам же Петр мне и подкинул. — Вот и решила заехать посмотреть, как тут все устроено.

— За десять минут до начала комендантского часа?

— Что? — воскликнула я, взглянув на часы. Было ровно без десяти десять.

— Тебе лучше остаться здесь, к тому же весь дом посадили на карантин.

— Я не могу! — отчаянно крикнула я на Петра.

— Не можешь почему?

Я выдохнула, собралась с мыслями и с ходу выложила Петру историю, которую кое-как придумала на ходу.

— Как ты уже понял, я переезжаю и вчера весь день перевозила вещи из своей старой квартиры, а сегодня не смогла вспомнить, закрыла кран с водой или нет. Разволновалась. Рванула из дома прямо в таком виде, а ключи забыла, теперь не могу попасть внутрь и придется возвращаться обратно домой.

Петр просто молчал какое-то время, из-за чего образовалась напряженная пауза, затем он еще раз осмотрел меня с ног до головы и, почесав свой затылок, с улыбкой заключил:

— Это на тебя похоже. Даже не знаю, что с тобой делать, у меня четкое указание не выпускать жильцов этого дома.

— Так формально я здесь еще и не живу, — игриво проговорила я, включив все свое обаяние.

— Ладно, садись в машину, я тебя отвезу.

— Спасибо, но не нужно, я на своей.

— Свою заберешь завтра, ты же не хочешь, чтобы тебя задержали во время комендантского часа. — Петр указал рукой на заднее сиденье и уселся за руль.

Мне оставалось лишь послушно выполнить указания своего участкового.

«И как я вообще могла забыть про комендантский час?» — подумала я и послушно уселась в машину.

В полицейской машине я немного успокоилась. Пожалуй, все не так уж и плохо. С их «зеленым» пропуском они могут разъезжать по городу беспрепятственно, так что домой я доеду в целости и сохранности. К тому же приятные воспоминания о прошлых отношениях между мной и Петром сами собой отвели стресс и тревогу.

Второй патрульный все это время молчал, я лишь мельком взглянула на его упитанное лицо, когда со мной разговаривал Петр. Дорога прошла в гробовой тишине. Я было хотела пошутить, что за это время мент родился, но сдержалась. В моем положении лучше помалкивать, еще неизвестно, как на эту шутку отреагирует напарник Петра. По-видимому, тот не говорил в присутствии меня, Петр не разговаривал со мной в присутствии его, а мне было на руку то, что никто не задавал мне лишних вопросов. Так что лучше не нарушать нашу сложившуюся идиллию и в очередной раз не искушать судьбу. Я и так сегодня еле выкрутилась.

Даже удивительно, как все довольно удачно сложилось: я еду в патрульной машине и везу с собой улику с места задержания, а полицейские, которые были призваны, чтобы охранять это место, сами того не ведая, везут меня вместе с моей добычей домой. Словно сюжет кинофильма. Но на самом деле, страшно подумать, что было бы, если бы меня схватили во время комендантского часа, однозначно задержали и стали выяснять, откуда я и куда, а там, глядишь, и диск бы нашли, одному богу только известно, что на нем записано.

Дорога не заняла много времени, удивительно, что Петр до сих пор помнит мой адрес.

— Я тебя провожу, — сказал он, едва я попыталась открыть дверь самостоятельно.

Возражать не стала, пусть поухаживает. Дождалась, пока он обойдет машину и откроет дверь, затем он подал мне руку, и я вышла, выставив вперед ногу в очаровательном розовом шлепанце.

— Должно быть, ты очень спешила! — все с той же улыбкой проговорил он, делая акцент на слове «очень».

— Очень, — кокетливо повторила я и буквально на мгновение утонула в его теплых объятиях.

Петр тоже замер и замолчал, а я сняла маску, приподнялась и поцеловала его в губы, затем нацепила маску обратно.

— Это за то, что подвез, — проговорила я и пошла к дому.

Перед тем как скрыться в подъезде, еще раз обернулась. Петр стоял все там же, рядом с открытой дверью машины, залитый желтым светом уличных фонарей. Я махнула рукой и ускользнула из виду за металлической дверью.

Поднимаясь по лестнице, я нащупала в кармане своего халата найденный диск, убедилась в его наличии и попутно пыталась понять, почему я вдруг решила поцеловать Петра. Возможно, чтобы тем самым поскорее ускользнуть без лишних вопросов, а возможно…

Все-таки жизнь — забавная штука. Есть люди, о которых ты уже фактически забыл, но стоит о них вспомнить, как вдруг они снова появляются в твоей жизни и, сами того не подозревая, начинают влиять на твою судьбу. Забегая вперед, с уверенность могу сказать, что в этом случае скорее я повлияла на судьбу ни о чем еще не подозревающего Петра. В такие моменты невольно начинаешь думать о том, что все случайное вовсе не случайно. Только вот лично для меня нерешенным остается вопрос: эти люди появляются в нашей жизни оттого, что мы о них подумали, или же мы начинаем думать о них в тот момент, когда они должны в ней появиться? Что следствие, а что причина, попробуй тут разберись во всех тонкостях и хитросплетениях наших судеб.

Наконец я вернулась домой. Незаправленная кровать, недопитый кофе и работающий телевизор. На мгновение все показалось до боли знакомым и одновременно чужим.

Первым делом я скинула свой халат, упаковала его в мусорный пакет и выставила за дверь вместе со своими любимыми шлепанцами, с которыми теперь придется распрощаться. Затем сняла маску и перчатки, которые последовали туда же в мусор. Отправилась в ванную и приняла душ, втирая в себя антисептик и антибактериальное мыло. Наконец, закончив свою домашнюю дезинфекцию, обработала коробочку для диска антисептиком и натянула хирургические перчатки. Теперь посмотрим, стоила ли сей выделки овчинка! Я открыла защитный футляр, диск оказался внутри. «Уже что-то», — подумала я. Бегать по улице в халате и рисковать заразиться вирусом из-за пустой коробочки — это перебор даже для меня. Я схватила свой ноутбук и вставила в него диск. CD-ROM загудел, а волнение снова стало нарастать.

— Ну же, покажи мне что-то стоящее, — проговорила я в ожидании загрузки.

Глава 4. Сенсация

Пока CD-ROM моего компьютера загружал диск, я решила прослушать сообщения на автоответчике. Два попущенных, и оба от шефа.

Первый звонок, 13:10: «Да где тебя носит? Мы уже разместили твой материал… По правде сказать, ты заслужила хорошую премию в этом месяце, посмотрим, что я смогу выжать из нашего скудного бюджета».

Второй звонок, 16:30: «Хрена с два тебе, а не премия, думаешь, сняла видео, теперь можно на работу не приходить, живо перезвони мне, как услышишь сообщение!»

Не очень вежливо с его стороны, но я уже привыкла.

Теперь вся надежда, что на диске есть что-то стоящее и это что-то явится достойным оправданием перед начальником, но, по правде говоря, мне нужны не оправдания — я жду сенсацию.

Загрузка остановилась, и в окне моего компьютера появилась электронная папка, в которой находился всего один видеофайл без названия, дважды щелкнула по нему кнопкой мыши и с нетерпением приготовилась к просмотру. CD-ROM снова зашуршал, и на экране появился тот самый профессор Лазорев, за спиной которого располагались различные столы и полочки с медицинским оборудованием. Первые несколько секунд видео профессор то и дело ерзал на стуле и тянул руки к камере, пытаясь настроить удобный ракурс для сьемки, а когда, по его мнению, у него это получилось, он глубоко вздохнул и приступил к монологу.

— Я профессор Лазорев… — начал он, после чего я устроилась поудобнее и приступила к просмотру короткометражного авторского кино.

Когда профессор закончил свою речь, его рука потянулась к камере, смазав картинку последнего кадра. Запись остановилась.

Первые несколько минут я продолжала смотреть на смазанное изображение профессора и переваривать всю сказанную им информацию. Вначале я подумала, что это какой-то розыгрыш, но затем вспомнила утренние события с арестом и обыском, которые уже успели забыться, словно это происходило не со мной, а в каком-то сюжете недавно просмотренного фильма, окутанном туманом пережитого волнения. Я снова начала нервничать, накопленная за день тревога вернулась с новой силой, отчего мне стало трудно дышать. Решила себя успокоить, открыв припрятанную до лучшей жизни бутылочку абхазского сухого вина и просмотрела видео еще несколько раз. Пока смотрела, хлебала вино прямо из бутылки. Мысли немного помутнели от выпитого алкоголя, а переживания сменились глубокими раздумьями с сопоставлением фактов.

Во-первых, это явно не розыгрыш, человек такого положения не будет шутить подобными вещами.

Во-вторых, все события, связанные с его арестом, на данный момент лишь подтверждают им сказанное.

Внезапно мои рассуждения прервал звонок телефона, от неожиданности я окатила себя содержимым бутылки. Остатки вина красным пятном растеклись по моей чистой одежде. Теперь я захотела выругаться как следует, а выпитое вино не стало сдерживать мой порыв. Вытерла губы рукавом уже испорченной рубашки и стала пялиться на домашний телефон, который продолжал трезвонить в это позднее время. Снять трубку не решилась, поэтому просто ждала, пока пугающий сознание звук стихнет. Меня всегда одолевала тревога от телефонных звонков, наверное, потому, что число плохих новостей, сообщаемых по телефону, гораздо больше. Особенно сейчас, после событий этого дня, звонок не мог предвещать ничего хорошего. Наконец неприятный звук оборвался, и сработал автоответчик.

«Ты так и не перезвонила, если завтра не явишься в офис, можешь искать себе другую работу!» — проговорил шеф и бросил трубку.

— Свинья! — выругалась я на телефон, при этом поймав себя на мысли, что испытываю странное облегчение оттого, что это был всего лишь мой начальник. Теперь у меня были более веские причины для волнений, нежели страх перед увольнением, которое еще утром было для меня самым страшным возможным событием. На этом диске серьезная информация, которая заставила меня обеспокоиться. Удивительно, как быстро меняются приоритеты в жизни под действием разного рода обстоятельств и как мы им порой подвластны. Сняла с себя испорченную рубашку, облокотилась на спинку кровати и стала прокручивать в полусонном состоянии все события ушедшего дня, на протяжении которого, словно в опьяненном состоянии, я до конца не отдавала себе отчета в собственных действиях.

А ведь информация и вправду стоящая, я только сейчас представила, какой будет резонанс, если выложить это завтра в утренний выпуск. Уже и заголовок придумала — «Признание главного специалиста Вирусно-эпидемиологического центра». Я одновременно испытала восторг и тревогу. До сих пор не могу понять, как у меня все это вышло, с ужасом вспоминая себя в квартире профессора, словно я это нафантазировала. Ну а что, каждый успешный журналист в свое время рисковал, а тот, кто не рискует, вынужден прозябать, довольствуясь тем малым, что жизнь ему преподносит. Я впервые испытала гордость и чувство удовлетворения от проделанной работы. Главное, что все уже позади, а диск с сенсационным материалом находится у меня в кармане, вернее, в оптическом приводе моего домашнего компьютера. После сегодняшнего видео с задержания и завтрашней публикации исповеди профессора я сделаю настоящий прорыв в сфере журналистики. С этими приятными мыслями, под действием спиртного, я незаметно погрузилась, пожалуй, в самый крепкий сон в своей жизни.

                                          * * *

Ранним утром следующего дня громкий и нарастающий стук вырвал меня из крепких объятий сновидений. Не успела я продрать глаза и понять, что происходит, как барабанная дробь в дверь повторилась с новой силой, заставляя меня выскочить из теплой постели. Легкое похмелье до сих пор отупляло мой разум, заставляя идти на нарастающий звук, чтобы поскорее от него избавиться.

— Кто? — выкрикнула я так, чтобы тот, кто стоял за дверью, мог по голосу понять мое негодование.

— Петр! — послышался приглушенный ответ с другой стороны.

— Петр?! — удивленно переспросила я.

— Да, открой дверь! — в приказном тоне ответил он.

Я вдруг растерялась.

— Юля, открывай, нужно срочно поговорить по поводу того, что произошло вчера вечером.

В голове промелькнули воспоминания вчерашних событий, которые остановились на нашем прощальном поцелуе. Конечно, я ожидала, что он теперь снова позвонит или заедет, но чтобы на следующее утро! К этому я была не готова. Я посмотрела на свое отражение в зеркале и ужаснулась. Да на мне лица нет! Глаза опухшие, волосы превратились в колтуны, а изо рта несет легким, но ощутимым перегаром. «Ну и момент он выбрал», — подумала я.

— Юля, открывай, или мне придется выбить эту дверь! — еще настойчивее проговорил он.

— Да, сейчас! — крикнула я.

«Нет, ну надо же, то ни сном ни духом, а тут вдруг резко приспичило. Ну я ему сейчас устрою», — решительно подумала я. Закинула волосы назад, завязывая их наспех в пучок и пряча торчащие пакли внутрь, заскочила в ванную и умыла лицо прохладной водой, попутно залив в рот мятный ополаскиватель.

Я подбежала к двери и щелкнула замком; едва я это сделала, как Петр с силой втолкнул меня в квартиру вместе с входной дверью, сразу же закрыв ее за собой.

— Ты совсем спятила?! — прокричал он в респиратор.

— Это я спятила? — растерянно переспросила я в ответ, не понимая, что происходит.

Но Петр лишь продолжал стоять в маске и защитном комбинезоне, тыча в меня пальцем и пытаясь подобрать подходящее слово.

— Что ты натворила вчера?! — продолжал кричать Петр, но респиратор, приглушавший голос хозяина, глушил его крики. Лишь выражение глаз и тон, с которым он говорил, передавали его эмоциональное состояние. — Ты ведь неспроста оказалась вчера на месте задержания, ты была там! — злобно прорычал он.

Наконец только сейчас до меня дошло, для чего явился Петр, и теперь в моих воспоминаниях явно и четко всплывала картина разгромленной квартиры профессора.

— О чем ты думала вообще, ты ведь могла заразиться! Ты, ты… и меня могла заразить!

— Я? — единственное, что я смогла из себя выдавить после этого резкого выпада.

— Мне необходимо тебя задержать, — уже спокойным тоном и с долей грусти прошептал участковый, отводя взгляд в сторону.

— Как задержать? — с тревогой переспросила я в ответ.

— А вот так, и поверь, я делаю тебе услугу. С минуты на минуту здесь будут инфекционисты, так что тебе лучше что-нибудь надеть и быть готовой к их приходу.

— Но как они узнали? Это ты им все рассказал! — закричала я, чуть ли не впадая в истерику.

— Да я только сегодня утром получил вызов на твое задержание, тебе еще повезло, что я оказался ближе всех к твоему дому, — с видом несправедливо обвиненного человека стал оправдываться Петр. — И о чем ты только думала вообще? Да и я хорош, повелся на всю эту бредовую историю с переездом! — угрюмо заключил бывший участковый.

Я молча вернулась в комнату и села на край кровати. Петр так же молча поплелся за мной и встал рядом.

— Юля, мне очень жаль, но ты должна поехать в Центр, возможно, ты опасна для окружающих, — произнес он шаблонную фразу представителя закона.

— Да нет никакого вируса! — снова закричала я на Петра и почувствовала, как из моих глаз потекли слезы.

— Так, ну это уже слишком… Ты хоть помнишь, какой сейчас год? — с иронией в голосе проговорил он.

— Не делай из меня дуру, вот посмотри на это! — ответила я, заливаясь слезами и включая ему запись, которая так и осталась висеть со вчерашнего дня на моем компьютере.

Профессор снова ожил на экране, а Петр с кривым и недовольным лицом принялся смотреть злополучное видео, делая мне одолжение с учетом прошлых отношений.

— Где ты это нашла? — уже с любопытством поинтересовался он, когда на фоне лаборатории появился тот самый профессор, в задержании которого он принимал активное участие.

— Стащила у него из тайника, пока вы с напарником отлучались, — пробубнила я, утирая слезы.

Петр снова посмотрел на меня тем же упрекающим взглядом, давая понять, что я поступила, по его мнению, неправильно, но через мгновение переключил внимание на видео. Он уже вдумчиво вслушивался в то, что говорил профессор.

— Я профессор Лазорев, главный специалист Вирусно-эпидемиологического центра. Я первым смог выделить штамм вируса и разработать вакцину от него. Вот только это было еще до начала эпидемии, а сегодня вакцина абсолютно бесполезна, так как фактически все население планеты уже в той или иной степени переболело и самостоятельно адаптировалось к новому вирусу. Поэтому ежедневная статистика по количеству смертей — это лишь информация для запугивания простых граждан и прикрытие для ликвидации неугодных политических деятелей, в числе которых рано или поздно могу оказаться и я, стоящий у истоков глобального заговора и знающий правду, которая может пошатнуть установленный режим правления. Помимо этого, существуют запретные зоны, города внутри городов, острова и районы, в которых спокойно без всякого рода ограничений и режимов изоляции живут семьи политиков, конгрессменов и акционеров. Одним из таких мест в нашем городе является Центр-сити, куда обычному человеку вход запрещен, а многочисленные посты, терминалы и контрольные точки охраны не позволят вам подобраться к этому месту. Эта запись сделана на случай, если со мной что-то случится, да простит меня Бог.

Петр досмотрел видео до конца.

— Ты теперь понимаешь? — воскликнула я.

---

— Что я должен понять… Что какой-то человек, назвавший себя профессором, несет ничем не обоснованный бред?

— Это не какой-то человек, я вчера нашла его на сайте ВЭЦ, и он действительно был крупной шишкой.

Но лицо моего бывшего выражало частично недоумение, а частично призрение в мой адрес.

— Ты мне не веришь, меня увезут, как увезли профессора, и неизвестно, что со мной станет, — обреченно проговорила я и рухнула на свою кровать, заливаясь слезами пуще прежнего.

— Так, — строго и утвердительно проговорил Петр, — прежде всего тебе нужно успокоиться и перестать выдумывать не весть что. Да, ты совершила преступление, вторглась в чужую квартиру, но это ведь не убийство, а твоя глупость в совокупности с безрассудством. Вот увидишь, тебя просто проверят на вирус и отпустят под наблюдение участкового, — уже мягким, дружелюбным тоном успокаивал он.

В этот момент с силой распахнулась входная дверь квартиры и появились люди в защитных комбинезонах.

— Всем оставаться на местах, — прозвучал приглушенный голос через защитную маску.

— Вы Юлия Котова? — обратился один из них ко мне, на что в ответ я лишь молча и послушно кивнула головой. — А вы? — спросил тот же человек, обращаясь теперь уже к Петру.

— Петр Смирнов, патрульный, прибыл по вызову диспетчера, — машинально отчеканил он.

Я только сейчас узнала его фамилию. «Довольно неброско, но и не мерзко», — неожиданно для себя подумала я, находясь в столь неприятном положении.

— Вы вступали с ней в телесный контакт? — продолжал задавать вопросы человек в белом комбинезоне, обращаясь к Петру.

— Нет, я вошел перед вашей группой и велел ей оставаться на месте.

— Это хорошо, она может быть переносчиком.

«Вот гад! Сам ты переносчик», — подумала я.

— Вы можете быть свободны, — сообщил он патрульному.

Петр неоднозначно взглянул на меня, и только сейчас в его глазах промелькнуло что-то вроде сочувствия.

— Может, я могу еще быть чем-то полезен? — обратился он к прибывшим на место инфекционистом, очевидно не желая бросать меня одну.

— Нет, дальше мы сами, — ответил старший из прибывшего отряда.

Петр еще раз посмотрел на меня, на этот раз с грустью, по всему было понятно, что ему меня жаль.

Я тут же отвела глаза в сторону, скорее не от обиды, а от злости и стыда за саму себя. Ну а что он еще может сделать, да и зачем, я сама во всем виновата, но в тот момент, когда я опомнилась и посмотрела на него, чтобы попрощаться, Петр уже уходил.

Мне захотелось его остановить, чтобы наше прощание не было таким грубым и непонятным, а может, оттого, что Петр — моя единственная тонкая ниточка, связующая настоящий кошмар с прошлой спокойной жизнью, которая должна была вот-вот оборваться. Но не успел он сделать и пары шагов к выходу, как чей-то приглушенный голос словно исполнил мое желание…

— Постойте! — прозвучала команда.

Петр остановился и замер.

— Как долго вы находились здесь с инфицированной? — последовал вопрос.

Петр медленно повернулся, в его глазах читались растерянность и волнение.

— Я же сказал, что вы почти сразу приехали, как только я вошел.

— Вы доложили диспетчеру о вашем прибытии ровно в десять, сейчас десять часов тридцать пять минут. Отбросим пять минут на всевозможные временные затраты в виде нашего сейчас разговора — итого целых тридцать минут вы находились вместе с инфицированной в одном замкнутом пространстве. Посему еще раз повторяю свой вопрос: что вы здесь делали все это время?

Петр замешкал, пытаясь сказать что-то вразумительное, но пока у него получалось лишь бросать растерянный взгляд то на меня, то на дотошного инфекциониста, а потом бросил взгляд на застывшую картинку на экране моего компьютера, совершив тем самым роковую ошибку.

Инфекционист, который задавал вопросы Петру, указал жестом руки другому на мой ноутбук, тот сразу же схватил его и запустил видео. На нем снова появилась лаборатория с профессором Лазоревым на переднем плане.

— Достаточно, вы задержаны! — провозгласил голос сквозь защитную маску, словно он дожидался именно этого неосторожного действия со стороны Петра.

— Но в чем дело?! — с трудом выдавил из себя патрульный, чувствуя опасность.

— У вас был контакт с подозреваемой, — исчерпывающе ответил инфекционист, более не обращая никакого внимания на патрульного и его невнятные оправдания.

— Но я с ней не контактировал, а просто наблюдал и дожидался вашего прибытия, я лишь выполнил указания и прибыл на место задержания, я же сотрудник полиции, зачем меня задерживать? — с испугом в глазах и дрожью в голосе оправдывался он.

Понимая, что его мнение уже никто не берет во внимание и он лишь впустую сотрясает воздух, Петр впал в замешательство и ступор, притоптывая на одном месте, словно пытаясь нащупать под собой почву, которая вот-вот должна была уйти у него из-под ног. А мне, напротив, как бы это ни звучало эгоистично, вдруг стало легче оттого, что не придется принять эту участь одной. Теперь уже я смотрела на Петра с чувством сожаления, потому что, в отличие от него, успела смириться, а он еще даже не осознал, как из-за одного неверного жеста превратился из обвинителя в обвиняемого.

— Компьютер и этих двоих в машину! — поступила очередная команда.

— Что, и громить здесь ничего не будете? — проговорила я, осмелев на фоне совсем потерянного Петра.

— В этом нет необходимости, — раздался глухой голос из-под маски, — мы уже нашли то, зачем сюда приехали.

— Тогда к чему этот маскарад, неужели вы думаете, что я заразная?

Главный инфекционист сдернул маску со своей головы и склонился над моим лицом так близко, что я почувствовала, как его мерзкое дыхание покрывает каждую клеточку моего тела.

— Нет, не думаю, — с ухмылкой отрезал он, затем снова выпрямился и натянул обратно свой защитный респиратор. Единственное, что я успела заметить, — это его черные, бездонные глаза и уродливый шрам на все лицо, от самого подбородка до левого глаза.

— Выводите их, — повторил свою команду человек со шрамом.

Петр окончательно побледнел. Его лицо скривилось, губы поджались, а в глазах читалась неуверенность в том, что это все действительно происходит.

Два «бульдога» в намордниках встали по обе стороны от нас и указали на выход, предварительно стянув нам руки и закрепив их сзади наручниками. Мы подчинились, следуя их указаниям, и направились на лестничную площадку. Подошли к раздвижным дверям лифта, один из наших надзирателей нажал на кнопку вызова.

Мы стали дожидаться, когда чудо инженерной мысли позволит нам войти.

Устройство заработало, мотор загудел, стал доноситься звон металлической лебедки по ту сторону от закрытых дверей шахты лифта.

За это время я уже успела осознать всю серьезность ситуации. Петр, который всего несколько минут назад превосходно себя чувствовал в уставной красивой форме полицейского, и подумать не мог, что обычное видео, которое я по собственной глупости ему показала, так резко и кардинально повлияет на его судьбу. Да и навряд ли он вообще еще осознал, что именно было на том видео. Я и сама только сейчас стала понимать всю важность добытой мной информации. Петр же, к моему удивлению, воспользовавшись небольшой заминкой у лифта, воспрял духом и уверенным голосом, словно вещая с трибуны громкие партийные лозунги, заговорил:

— Товарищи инфекционисты! — начал Петр, заставив две пары глаз с удивлением посмотреть в его сторону хотя бы из любопытства к тому, что будет происходить дальше. — Товарищи, — повторил Петр, очевидно не зная, как еще обратиться к этим людям, закутанным с ног до головы в белые защитные костюмы. — Я патрулировал этот район, прибыл сюда по вызову диспетчера для оказания вам содействия и помощи в задержании зараженной, поэтому требую немедленно разобраться в ситуации, освободить меня от наручников и принести свои извинения, — уверенным и требовательным тоном закончил он.

Инфекционисты еще пару секунд переваривали все сказанное, переглянулись друг с другом, а затем взорвались смехом, раздувая натянутые на их морды респираторы, отчего складывалось ощущение, что они вот-вот должны лопнуть. Затем, когда они смогли взять себя в руки, один из них подошел вплотную к Петру и ответил:

— Вот в Центре и разберутся.

Лифт прибыл на мой этаж, издавая скрежет потертых деталей металлической конструкции. Двери разъехались в разные стороны, словно цирковые шторки, оберегающие секрет создания фокуса, перед тем как его представить на обозрение публике.

— Идем! — поступила команда, и мы вчетвером погрузились в тесную кабинку, плотно прижимаясь телами друг к другу, чтобы лично испытать устройство передвижного механизма, способного преодолевать земную силу тяготения. Я оказалась зажата между двух инфекционистов, нахально переглядывающихся между собой и демонстрирующих ничем не прикрытую похоть. Их ноздри через натянутые респираторы высасывали из ограниченного пространства весь воздух, работая, словно компрессоры, от звуков которых даже сквозь холод ужаса чувствуешь на себе невыносимый жар их дыхания. Лифт тронулся. Вначале он лениво приподнял свою тяжелую тушу, а затем просел, словно он взял на себя неподъемную ношу и вот-вот подчинится законам гравитации. На измалеванном табло желтым глазом горела кнопка с арабской циферкой один. Необслуженные своевременно детали снова заскулили под нашей тяжестью. Доносившиеся механические звуки напоминали детский лепет, как будто шестеренки перешептываются между собой и мечтают вместе с нами об одном — только бы доехать. Зависая в пространстве между небом и землей, электродвигатель продолжал стравливать лебедку, шестеренки исправно вращаться, и груда металла в умелых руках его создателя приобретала форму исправного механизма, позволяющего совершать немыслимые когда-то для ума человека движения — не вдоль планеты, а поперек.