Бесплатный фрагмент - Последний герой: Навсегда

Хочу выразить благодарность моим родителям:

папе Алексею и маме Ирине.

Просто так, за то, что вы у меня есть.

Вы самые лучшие!

Последний герой: Навсегда

Будучи ребенком, я воображал ситуации, где все подвергались ужасной опасности, где мир был на грани краха, как это часто происходит в фильмах. И в такой момент… приходил я. У меня не было ни маски, ни плаща, как у супергероев, но я воображал себя человеком со сверхъестественной силой, которая пробуждается в самый критический момент.

Все истории в моем представлении развивались по одному сценарию: люди сдавались, опуская руки, твердили, что приближается конец и с этим невозможно бороться, и лишь безумец отважится противостоять злу, ведь это чистой воды самоубийство. Когда все роли сыграны: псевдолидеры, пытающиеся взять ситуацию в свои руки, или проповедники, твердящие, что на все Божья воля, отступают со сцены, — прихожу я. Я всегда представлял себя «последним» самураем.

— Я пойду, — говорю я с некой безысходной горечью. И все понимают: это смертельно опасно и я не вернусь.

Как-то я ехал в поезде в Санкт-Петербург, дорога была долгая и скучная. Обычно если я где-то нахожусь наедине с собой, то ухожу в себя. Но сейчас мои размышления прервал начальник поезда. Он ворвался в вагон, бледный, с безумным взглядом.

— Срочно требуется бармен! У нас тут есть бармен?! — вопит начальник, а люди поблизости закрывают уши и морщатся как от боли. Пассажиры бросают все свои «важные» дела, переглядываются, бросают друг на друга любопытные взгляды в ожидании, что найдется тот самый бармен.

— Я бармен, — спокойным голосом отвечаю я, и все взгляды обращаются ко мне.

— Человеку срочно требуется сухой мартини, вы в этом разбираетесь?

— Несомненно.

— У вас есть какие-то инструменты? Мы можем предложить только лед…

— Я разберусь, — невозмутимо бросаю я, достаю из рюкзака свой шейкер и иду туда, откуда ворвался начальник поезда.

Дело было в дорогом купе. На нижней полке лежал мужчина лет сорока. У него мужественные черты лица и волевой подбородок, на лбу мокрое полотенце, и капли с него стекают мужчине за шиворот.

— Это вам нужен сухой мартини? — спросил я тоном хирурга перед операцией.

— Да-а, — хриплым голосом отозвался мужчина, с трудом выдавливая из себя звуки.

— Лед! — командую я проводнице и кладу восемь кубиков в маленький стакан от шейкера. Затем перекладываю лед в маленький низкий стакан для коктейля — пусть охлаждается. Другая проводница уже принесла алкоголь.

— Это все, что есть? — недовольно хмурю брови я. — Такую водку я бы даже в настойки не использовал.

— А чем вас эта водка не устроила? — раздражается проводница.

— Тем, любезнейшая, что мне не все равно, что будет дальше с этим мужчиной, — добавляю я с трагизмом в голосе.

Я вижу, как начальник поезда что-то шепчет на ухо проводнице и передает ей связку ключей. Та кивает, бросает грустный взгляд на мужчину и резво убегает. Лед начинает таять, охлаждая стакан, я меняю его на новый. А проводница уже возвращается обратно с бутылкой «Абсолюта» в руках.

— Другое же дело! — я наливаю в маленький стакан шейкера 60 водки и 10 вермута. Чайной ложкой размешиваю напиток, пока проводницы хихикают над моим торжественным видом.

Стакан для коктейля наконец-то охладился, я смог выбросить лед и перелить все в стакан, который нам дал пассажир. Начальник почти грациозно опускает в стакан три оливки на зубочистке, ставя истории красивую точку.

— Ваш сухой мартини! — протягиваю мужчине коктейль.

Мужчина пил неспеша, не делая пауз. Когда стакан опустел, он откинул простыню и встал с койки. Оказалось, что под простыней у пассажира скрывался смокинг с бабочкой. Бледность лица бесследно исчезла, как и тусклый взгляд. Кажется, я приготовил эликсир энергии.

А затем мы услышали звук приближающего вертолета…

— Родина тебя не забудет, — незнакомец во фраке положил мне руку на плечо, и в голове у меня заиграла музыка из бондианы. Агент 007 открыл окно и, повернувшись ко мне, добавил: — …И не вспомнит.

Подмигнул мне и прыгнул.

Я, проводницы и начальник поезда стояли немного пришибленные, но совершенно спокойные, как будто такое происходит каждый день. Нарушив наше молчание, проводница с шумом захлопнула окно.

— Когда будет станция с 30 минутами стоянки? — спросил я начальника.

— В Нижнем Новгороде.

— Отлично, — как будто мне не все ровно, сколько мы будем стоять в Нижнем или где-либо еще.

Все герои лучших фильмов задают бессмысленные вопросы в самом конце. Поэтому я с чувством выполненного долга направился к себе в вагон и прилег на верхнюю полку.

День был тяжелым.

Ломбард

Эдвард устал сидеть в помещении и вышел на улицу подышать воздухом. Лавка, в которой он находился, располагалась в конце самого людного района города. Был вечер, задорные кампании гуляли по улицам. В районе всегда бурлила жизнь, не гасли огни улиц, пабы работали до последнего гостя, а магазины и ломбарды закрывались поздно, почти ночью.

Лавка Эдварда Лемма была обставлена старыми безделушками, начиная от всякой мелочи, которую никто не купит, но в то же время Эдварду жалко это выбрасывать. Старая дребедень так и будет собирать пыль на прилавках, в то время как редкие вещи, которые дорого ценятся, найдут себе место в глубине ломбарда. Порядок вещей в ломбарде был таким, словно кто-то прибрался в сарае, но решил не выкидывать хлам.

Стеклянные витрины служили рекламой. Прохожий с улицы мог разглядеть безделушки и — от скуки или любопытства — зайти внутрь. Вошедший быстро поймет, что оказался в музее ненужных вещей. Побродит по лавке, думая о своем, и спросит Эдварда из вежливости: «Почем торшер?» Но, даже не слушая ответа, уже через минуту так и уйдет ни с чем.

Эдвард Лемм наблюдал за людьми через дорогу. Они были пьяны, спорили о чем-то, что-то доказывали друг другу, размахивая руками, перебивали и кричали.

«Он еще в своем ломбарде открыл бар, — подумал Эдвард о своем соседе-конкуренте, — теперь упьются до смерти». У него всегда было больше посетителей. В торговле важно угодить клиенту и дать то, что он хочет. Мужчина лет сорока с легкой небритостью на лице ухмыльнулся при виде Эдварда и перешел дорогу. Это был типичный посетитель лавки Эдварда Лемма. Пару недель назад он заходил в ломбард, и Эдвард тогда только поздоровался, не став докучать вопросами. Мужчина не спеша переходил от одного стеллажа к другому. Брал вещи, разглядывал и клал обратно. Потом подошел к Эдварду с запонками.

— Берете? — поинтересовался Эдвард. Мужчине не нужны были запонки, он купил мелочь из вежливости.

Эдвард выписал чек и протянул посетителю белый конверт без марки и адреса:

— Как придете домой, откройте его.

— Скидочные купоны? — спросил мужчина, улыбаясь.

— Верно — позволил себе улыбнуться в ответ Эдвард. Он не стал объяснять покупателю, что лежит в конверте. Ведь тот все ровно ничего не поймет, как и все предыдущие посетители.

На следующий день мужчина снова стоял в лавке перед Эдвардом Леммом и получал из его рук второй конверт.

— Я не понимаю… это чудеса, — говорил он. — кто вы такой? Посланник Божий, ангел?

— Я владелец небольшой лавки, — пожал плечами сказал Эдвард.

Через пару дней тот мужчина вновь пришел в лавку, он был рассержен. Сказал Эдварду, что не это хотел получить.

— Ты дал мне не тот конверт! — твердил мужчина. — Я хочу то, что было в первом конверте!

— Конверты не тасуются, как колода карт, и вы не вытащите карту, которую хотите. То, что лежало в конверте, изначально принадлежит вам, — холодно произнес Эдвард. Мужчина покраснел, капли пота стекали по лбу, он вытер пот тыльной стороной ладони. Переминаясь с ноги на ногу, как ребенок, ждущий конфету, так ничего и не сказал. Молчание Эдварда Лемма только усиливало злость мужчины. Он ожидал, что получит от хозяина лавки все подробности отказа, а не пустую фразу.

— Тогда я пойду в соседнюю лавку! — закричал мужчина. — А сюда больше не вернусь!

В ломбард зашел молодой человек и вывел из воспоминаний Эдварда Лемма. Парень был в зеленой болоньевой куртке и черных спортивных штанах. Он знал, как себя вести, и сел на стул перед письменным столом Эдварда. Эдвард Лемм сидел в кожаном кресле и смотрел на парня. Его помятый вид говорил, что он давно не спал, и от него несло перегаром. Но это неважно, ведь он снова пришел.

— Я хочу еще, — сказал парень Эдварду.

— Не нужно все делать быстро, это может навредить.

— Я хочу покончить с этим.

— Понимаю. Но рекомендую пару дней подождать.

Парень ничего не ответил, только опустил голову и тяжело вздохнул. Он очень устал. Эдвард не стал докучать ему вопросами и ушел на склад. Оттуда принес пожелтевший конверт без марок и адреса. Парень заметил, что конверт толще, чем тот, что был полторы недели назад. Эдвард Лемм положил его на стол и подвинул ближе к посетителю.

— Не торопись, сначала отдохни, — произнес Эдвард.

Молодой человек протер глаза, будто только что проснулся, и положил конверт во внутренний карман куртки. Встал, застегнул куртку:

— До свидания, — сказал он стоя на пороге.

— До свидания. — ответил Эдвард.

Это был первый настоящий посетитель за полторы недели. В это время у конкурента работа кипела, очередь тянулась с улицы. Хозяин соседней лавки был высоким, приятной внешности мужчиной. Хорошо сложенный, он был всегда со вкусом одет. Внешность помогала легко располагать к себе людей. Мужчины видели в нем компаньона и доверяли ему, а женщины попадались на крючок обаяния и легкого флирта.

В очереди в лавку люди стояли со спиртным в руках. Развлекали друг друга придуманными рассказами о том, как на охоте они обходили опасные места, выходили умело из передряг и в конце концов настигали крупного зверя. Хотели казаться собеседнику удачливым героем, по щелчку пальца справляющимся с любой проблемой. Эдварда не волновало число клиентов конкурента. Он любил, когда люди сами к нему приходили. В лавке стало пусто… Лемм не помнил, как начал работать в ломбарде и чем занимался до этого. Он и не желал вспоминать, кем был раньше. («Хочешь быть счастливым, не ройся в памяти!»)

Прозвенел колокольчик над дверью, вошла женщина в красивом платье. Она закрыла зонт. Эдвард так задумался, что не услышал накрапывающего на улице дождя.

— Здравствуйте, — сказала женщина. — я сделала, как было написано в конверте: отдалилась от друзей и сменила работу.

— Превосходно! — обрадовался Эдвард: счастливых клиентов он мог пересчитать по пальцам одной руки.

Открылась дверь, только колокольчик не прозвенел, словно кто-то на пульте отключил звук. Вошел человек в черном плаще и шляпе, с которой стекали капли дождя. Мужчина ничего не сказал, только сел на свободный стул возле женщины напротив Эдварда Лемма.

— Поначалу было нелегко: от самой мысли, что придется расстаться с друзьями, становилось тяжело, — говорила женщина, — не говоря уже об уходе с работы, где я проработала 6 лет. И не знаешь, что хуже: дальше ходить на ненавистную работу или остаться вовсе без нее.

— Да, нелегко расставаться с привычными вещами, даже если они не нравились нам, — Эдвард Лемм передал женщине новый конверт. — Но вы молодец, справились.

Она положила конверт в сумку, предвкушая, как дома откроет его, прочтет и снова обретет цель.

— Ну что, как поживаешь? — спросил мужчина, снимая шляпу, как только женщина ушла.

— Ничего не поменялось с прошлого раза.

— Не думал поменять сферу? Пора уже. Сколько ты здесь торчишь?

— Меня все устраивает.

— Впервые вижу такого чудака в нашем деле, — весело сказал он, — меня просто заваливают предложениями о работе. Все хотят работать со мной.

— Но это единственное желание, которое ты не исполнишь, — подметил Эдвард.

— Такой бизнес… Что хотят, то я даю. Остальное не мои проблемы. Ты посмотри, сколько у твоего соседа людей! Между прочим, у нас с ним много общих клиентов, — глядя через стеклянную витрину, сказал мужчина.

— Меня это веселит всегда.

— Почему?

— Ваши дела похожи.

— Соглашусь, — гость ухмыльнулся и закинул ногу на ногу. — Люди сами себя обманывают и желают то, что им не по плечу. Поэтому все теряют… Ладно, я пойду, посмотрю, как поживает твой сосед.

— Пока! — запоздало попрощался Эдвард Лемм, когда дверь за посетителем уже захлопнулась. Поздно вечером Эдвард закрывал лавку. Он выключил свет и вышел на улицу. Через дорогу конкурент тоже закрывал свой ломбард. Они кивнули друг другу.

Эдвард Лемм закрыл дверь ломбарда на ключ, застегнул пальто и ушел. Мужчина из соседней лавки заметил, что забыл выключить табличку над дверью.

— Пускай светит, — подумал он и ушел.

На табличке заглавными буквами было написано: «СЛАДКАЯ ЛОЖЬ».

Медальон

— Где тебя черти носят? — спросил капитан участка.

— Они всегда у нас в отделе, — спокойно ответил следователь Востров.

К шуткам Вострова давно привыкли, но порой он сам, Андрей Востров, раздражал. Было в этом человеке что-то странное, весь коллектив это интуитивно чувствовал, и никто не хотел это признать. Востров легко сходился с людьми, это помогало в работе. Следователь взял папку с делом. Там фигурировала молодая девушка, с законом у нее все в порядке, с полицией проблем не было. Девушку подозревали в сговоре с экстремистской группой — так говорилось в деле. Детективы подтверждали, что видели ее с лидерами одной группировки. Вострову предстояло провести допрос.

Как обычно, капитан проговаривал буквально каждый шаг следователю: как работать, что говорить, где надавить. И ничего, что он работает уже 8 лет, для него привычно слушать глупые наставления начальства. Он слушал и не спеша пил кофе. Снова эти экстремисты, бандиты, мошенники… Заставляют в тысячный раз слушать этот бред и мешают пить кофе!

Востров вошел в комнату допроса. У девушки не было вида жертвы, она сидела будто в гостях у подруги. Он отметил про себя смелое поведение девушки.

Востров раскрыл папку с делом перед ней.

— Узнаете? — спросил, вытаскивая фотографии из папки и раскладывая перед девушкой. На них была она и еще пара человек. Оба числились в розыске и считались лидерами группировки.

Девушка молчала. Она сидела, прямо откинувшись на спинку стула, и не смотрела на следователя.

— Меня зовут Андрей, — нарушал молчание Востров.

Тишина.

— Скажи свое имя, — глупо, конечно, спрашивать, ведь он и так его знает.

Снова молчание. Девушка взглядом скользила по потолку и стенам комнаты, избегала прямого взгляда.

— После ареста, если вы откажетесь говорить… — Андрей Востров вздохнул: он представил на миг картинку, что бывает с теми, кто отказывается говорить, и выражение его лица сказало все за него. — Ты этого хочешь?

Девушка дрогнула, будто споткнувшись об это «ты».

— Ты явно не понимаешь своего положения, — продолжил следователь. — эта организация причастна к убийству людей, и если будете молчать, мы сами решим вашу судьбу.

Девушка молчала, и все же следователь заметил, как она поджала губы.

— Если будешь молчать, мне придется встретиться с человеком, который изображен на медальоне, — девушка хотела что-то сказать, но Востров опередил: — Вашего жениха ведь Алексеем зовут?

— Не нужно! — воскликнула девушка.

Следователь добился результата и видел, как она занервничала.

— Будешь дальше молчать, мне придется послать за Алексеем группу…

— Нет! Не надо этого делать!

Востров молчал и смотрел за ее реакцией. Так легко все дается, зачем только меня послали? Успел бы еще пару пышек съесть с кофе.

Теперь молчание следователя раздражает девушку. Андрей Востров сложил руки на груди; он почувствовал себя усталым, кофе подействовал как сонное зелье. Следователь зевнул и потянулся, девушка испугалась. «Как он может зевать, когда меня могут посадить в тюрьму?!» — подумала Анна.

— Что вы сделаете со мной?.. Вы меня посадите? — ее голос дрожал.

— Нет. Мы просто хотим разобраться.

— Я не хочу в тюрьму.

— Говори как есть, — сухо бросил Андрей.

Девушка очень волновалась. Она не знала, что говорить, и не хотела, чтобы любимый пострадал из-за нее.

— Вы не хотите давать показания, поэтому вами займутся другие люди, — Востров оперся локтями на стол и приблизился к девушке: — Они не знают про права человека. Улавливаешь?

Снова молчание. Следователь смотрел в глаза девушке. Последняя фраза эхом отозвалась в комнате, она будто навалилась каменной плитой, а молчание лишь добавляло веса плите. Сердце бешено стучало в груди, ей казалась, что следователь слышит ее сердцебиение. Эмоции прорвались наружу, как вода через плотину.

— Ну и молчи дальше, — Востров почувствовал, как груз с души рухнул, и представил, как сейчас пойдет домой, примет душ, переоденется и пойдет на свидание с любимой… — Мне-то какая разница, не меня же обвиняют в сговоре, так?

Востров откинулся на стуле и сложил руки за голову, как будто он в домашнем кресле.

— Тебя переведут в другие места, где работают по-другому с людьми, и ты все расскажешь за 2 минуты. Ты будешь еще вспоминать наш дружеский разговор, — продолжал давление следователь, — а параллельно группа спецов по вышибанию дерьма из людей заглянет к твоему Алешке, — следователь достал медальон и положил на стол. Он был открыт, и девушка видела фотографию.

Она вспомнила, как он подарил ей медальон. Просто так, без повода. Они гуляли по набережной и любовались огнями вечернего города. Алексей протянул медальон, не сказав ни слова, и вытащил из-за ворота рубахи такой же на цепочке. Открыл его и показал фотографию Анны.

— Нет, пожалуйста… — сказала девушка, не отрывая глаз от человека в медальоне.

Востров взял медальон и встал. Он покрутил его в руках и резко закрыл. Андрей Востров швырнул с размаху медальон об стену. Девушка заплакала. Она плакала молча, лишь иногда всхлипывая. Слезы теперь не были для нее облегчением, они, словно раскаленный свинец, текли по щекам, обжигая кожу.

— Говори, — сказал Востров.

Следователь поднял медальон, еще раз кинул об стену и принялся топтать ногой, будто тот загорелся. Девушка закричала и согласилась все рассказать. Но следователь ее будто не слышал, он продолжал уничтожать медальон. Востров кинул на стол все, что от него осталось. Пока Востров уничтожал медальон, все, что нужно, девушка рассказала. Капитан и другие следователи наблюдали допрос за стеклом. Отдел уже действовал, у них была зацепка, им больше ничего не требовалось.

Теперь Анна не сдерживала себя: она рыдала. Она взяла кусочки медальона и перебирала их в руках, ища фотографию. Но ее не было. Плевать на медальон! Где фото?!

Следователь протянул ей фото Алексея.

— Советую тебе не выставлять на общее обозрение самое драгоценное, — сказал следователь и вышел.

Он стоял на улице и курил. Был приятный прохладный вечер. Андрей Востров достал свой медальон, вынул фото своей возлюбленной, а медальон выбросил в урну.

Метаморфоза

После учебы я быстро снял с себя и кинул на спинку дивана ненавистную школьную форму. Мать потом ругать будет, что не повесил брюки, пиджак и рубашку как надо: на вешалку в шкаф.

Мои дни похожи один на другой.

Утром школа, днем дома игра в компьютер. Ближе к вечеру я выходил во двор, и, когда собиралось достаточно людей, мы играли в футбол. Футбольной площадки не было, две палки вместо штанги, а о высоте перекладины судили по росту вратаря.

Чаще топтали асфальт района от безделья. Излюбленным местом обитания был детский сад — конечно, вечером, когда там не было детей. Я и еще пара пацанов из нашей компании ходили туда в детстве.

Обычно сидели внутри самой последней веранды, потому что в той стороне металлического забора была дыра. Когда сторожу было нечего делать, он вызывал ментов, и нам не нужно было терять время, чтобы перелезть через забор. Бежали через дыру в заборе. Помню, когда я ходил в этот садик, пару раз сбегал домой через тот же проем. Столько лет прошло, а ее все никак не заварят. Еще рядом с верандой были столики со скамейками — место для карточных игр. Играли без денег — на интерес.

Вот так проходили мои дни после школы. В выходные я мог сутки провести на улице, только когда живот сводило от голода, заскакивал домой — и сразу обратно. Потом в мою школу перевели Настю. Мы учились в разных классах.

Я на нее сразу обратил внимание, что-то в ней притягивало. У нее были длинные волосы, зеленые глаза, характер спокойный, дружелюбный.

Не один я на нее заглядывался. «Жалко, что учимся в разных классах», — всегда думал, глядя на нее.

Раз в неделю я мог ее видеть чуть ближе: на физре объединяли два класса.

Меня удивляло, что она, в отличие от других девочек, ни разу не пропустила урок физкультуры. Настя сдавала все нормативы, хотя девочкам можно было не заморачиваться. За плохие нормативы им ставили оценку выше, чем парням. Нашего физрука за глаза называли Фрицем. Узнаваемые усики под носом, крепкое телосложение и рост под 2 метра. Придумывать даже кличку не стали, само на ум пришло.

Потом Настя на две недели забросила физкультуру.

В школе я ее видел, но на физре ее не было. Она спокойно шла домой, когда других уроков не было.

Я подумал, что это хороший повод познакомиться с ней.

— Привет, а что ты на физру теперь не ходишь? — как-то раз, осмелев, спросил я.

— Привет, хожу. Просто на соревнованиях была.

Я удивился: еще и спортсменка! Она слишком идеальна, тут должен быть подвох.

— Что за соревнования?

— Я стреляю из лука, — сказала она и как-то виновато улыбнулась.

— Ого… — удивился я еще сильней. В волейбол, баскетбол — видел, что девушки играют, но лук… Я такого не ожидал.

Разговор зашел в тупик, и лучшее, что я мог сделать, это закончить его, попрощаться и уйти, не портя о себе впечатление лишними дурацкими вопросами. У нас на районе есть компания девушек, разговор с которыми всегда клеился на ура. Я не думал и не подбирал для них слова, что было на языке, то и говорил. С Настей же я чувствовал себя сапером на минном поле: одно неверное слово — и последует взрыв. Я был уверен, что то, как я общаюсь с девушками на районе, Насте не понравится.

В пятницу мне довелось проводить ее до остановки. После школы я шел с ней и соврал, мол, нам по пути. И взял ее вещи. Она была не против.

Настенька говорила без остановки, мне было приятно ее слушать, у нее приятный голос. Иногда я вставлял свои фразы и какие-то истории из жизни. Она улыбалась и смеялась. Казалось, ее смешили вовсе не мои рассказы, а мой быт, мой образ жизни…

Мы дошли до остановки, и сразу же подъехал автобус. Настя улыбнулась мне и сказала: «Спасибо».

На моем районе девушки за подобные услуги лезли обниматься. «Спасибо», — только сказала Настя, и еще сильней мне стала нравиться. Я был в приподнятом настроении. Захотелось пива.

По пятницам на районе с этим не было проблем.

Мне было хорошо. Сидели с пацанами на территории детского садика. Были все свои. Из всей нашей компании я мог по-настоящему доверять только Славику и Ренату. Они были старше меня, и мне было интересно с ними общаться.

Я рассказал им про Настю и о том, как она мне нравилась.

Наступила тишина…

— Да ты прям Дон Жуан херов! — сказал Славик.

— Рассказываешь так, будто баб не видел, расцвел, будто роза… — добавил Ренат.

Не совсем то, что я бы хотел от них услышать… Им было непонятно, что я хотел сказать, да я и сам не понимал, что испытывал к девушке. Это не была влюбленность, скорее, большая симпатия. Я открыл третью банку пива, она зашипела и пролилась мне на штаны. Эти двое заржали. Я подумал, что мать учует запах пива на одежде, — и снова ругань, чтение нотаций. Да пускай… сегодня такой хороший день! Мы пили, ели сухарики и курили… Смеялись, шутили друг над другом.

— Вот теперь иди к Насте в таких штанах! — сказал Ренат.

— А штаны почему мокрые — скажешь рад ее видеть, — подхватил Славик, и мы засмеялись.

Я, конечно, участвовал в разговорах, но мыслями был с Настенькой.

Думал, чем она сейчас занимается, когда я сижу в детском саду и глушу пиво.

Выходные прошли быстро. Я так ждал понедельника. Хотел увидеть ее…

Мы с ней здоровались. Казалось, она живет в своем мире и ничего не замечает. На физре постоянно наблюдал за ней. Теперь я еще сильней полюбил этот урок.

Когда с ней общались парни, меня это раздражало: так я впервые почувствовал ревность.

Я видел, как она смотрела на парней, и заметил, что она проявляет интерес к спортсменам.

Плечи широкие, осанка прямая. Не то что у меня: всегда сутулюсь, колени чуть согнуты, походка — будто джекпот сорвал. Непонятно, как можно ей понравиться?

А с чего я взял, будто симпатичен Насте? Сумку дотащил — и что? Поговорил с ней, рассмешил, и что дальше? Она — воспитанная девушка и не скажет человеку в лицо, что он ей не нравится. По крайней мере, так мне кажется…

Нужно присмотреться внимательней и придумать, как же мне разузнать об ее отношении ко мне. Настя была приятна в общении, к ней тянулись люди. У меня была другая репутация: гопник, не вписывающийся в приличную компанию.

Блатную тематику воспринимал спокойно, в спортивной одежде чувствовал себя уютно, она не тяготила. Ну и семечки грызу, как любой нормальный человек.

В детстве я увлекался футболом. Сейчас моим спортом стали турники и брусья, и то нечасто уделял им внимание. С трудом десяточку на турнике подтянусь.

Нужно было срочно придумать, как впечатлить Настю. Однообразие улиц уже надоело, долго думать я не стал и записался на бокс.

Меня встретили в спортзале хорошо, как старого друга. Сначала тренировался отдельно от всех. После первого ОФП хотелось сдохнуть, потом все встали парами, а я перед зеркалом.

Тренер объяснил, как боксировать. Сначала в боксерской стойке я учился бить прямые, потом пошли прямые с подшагом. Парни в зале боксировали друг с другом, я смотрел на них со стороны и думал, что попал точно по адресу. Смотреть на бои было приятно: отточенная техника, красивые движения в бою.

Через полтора месяца меня поставили в пару с новичком.

Паша позже меня пришел, это было заметно: он не так уверенно принимал удары об перчатку и боксировал хуже меня. Да и морально я был лучше настроен. Всю тренировку мы изображали «боксеров» и в конце были довольны результатом. Следующая тренировка была своеобразным крещением. Отработав с Пашей один раунд, мы поменялись партнерами. Дальше 15 минут непрерывной работы с разными соперниками.

Стас был резок. Он подарил мне точным джемом первый фингал, и всю минуту колошматил на дистанции. Димон был невысокого роста, и ему приходилось сокращать дистанцию, чтобы дотянуться до меня. Весь бой он бил мне в корпус и боковыми добавлял по голове. Остальные парни тоже дали прикурить. В конце тренировки меня поздравили с первыми фингалами. А я был очень горд собой и синяков не стеснялся. Мои друзья удивились моему решению. Порой я замечал, что чувствую небольшое превосходство над ними, хотя хожу всего два месяца.

— Ну все, — говорили друзья, — можем делать что захотим, у нас теперь боксер появился.

Я ходил в школу, общался с Настей и тренировался. Старался соблюдать дистанцию с ней, очень боялся ей надоесть и иногда на пару дней давал себе отдых в общении с ней. А потом снова входил в диалог.

Через пару месяцев я стал чувствовать себя уверенней. На тренировках начал побеждать таких же новичков, как и я, и держался хорошо против опытных боксеров.

Затем купил себе первые перчатки, бинты и капы.