Бесплатный фрагмент - Понедельник

Обращение к читателям

Дорогие читатели! Наш альманах продолжает знакомить вас с творчеством участников литературного объединения «Понедельник».

В третьем выпуске альманаха представлены авторы не только из разных городов Израиля, но из Мадрида, Нью- Йорка, Москвы, Арендала и Волгодонска. Вы откроете для себя новые имена, а также познакомитесь с новыми произведениями уже известных писателей и поэтов. Вас ожидают серьёзные исторические новеллы и смешные миниатюры о смысле жизни, хокку и любовная лирика, сказкотерапия и весёлые приключения репатриантов из России, иронический детектив и многое — многое другое.

Предисловие к третьему выпуску

21 ноября 2017 литературному объединению «Понедельник» исполнился ровно год.

Всего лишь год назад по воле судьбы или счастливого случая столкнулись семеро неизлечимых оптимистов: Илья Аснин, Лариса Львовская, Раиса Бержански, Лара Домнина, Хелен Лимонова и я. Мы решили открыть студию для истинных гурманов литературы. Дело было в канун субботы, а в понедельник 21 ноября 2016 года в маленького израильского городка Мицпе-Рамон мы уже встречали первых гостей, для которых жизнь без книг становится скучной и нелепой. За время, прошедшее с того памятного дня, у нас сформировалась довольно сильная команда творческих людей из разных уголков мира. Среди них не только писатели и поэты, но критики, учёные, фотографы, юристы, актёры и просто читатели. Мы общаемся друг с другом на встречах в разных библиотеках и в «Прямом эфире» в «Фейсбуке», проводим литературные вечера, презентации новых книг, а также выпускаем альманах «Понедельник». И все вместе, независимо от выбранных профессии и места жительства, создаём духовную атмосферу для рождения новых произведений.

Наталья Терликова

Михаил Ландбург, Ришон ле-Цион

Проза М. Ландбурга отличается индивидуальным стилем и образно философским осмыслением современной израильской действительности.

В декабре 2010 г. удостоен премии Международной Академии просвещения, культуры и индустрии (Сан-Франциско, США) — за книги «Семь месяцев саксофона», «Отруби мою тень» и «Пиво, стихи и зеленые глаза». В ноябре 2011 г. стал лауреатом Международного литературного конкурса им. Авраама Файнберга (Ашдод, Израиль) — специальный приз «За преданность литературе». В октябре 2012 г. получил учрежденную Союзом Русскоязычных писателей Израиля премию имени Юрия Нагибина. Премия присуждена за роман «На последнем сеансе», объявленный лучшей русскоязычной книгой, опубликованной в Израиле в 2011 г.

Недавно Михаил Ландбург написал новый роман с необычным названием «У-У-У-У-У-У-Х» и с не менее оригинальным эпиграфом: «Судьба раздаёт карты, но мы сами ими играем. Рэнди Паум».

Роман готовится к публикации. Надеюсь, что он займёт достойное место в библиографии этого замечательного русско-израильского писателя. А в нашем альманахе мы представляем несколько новых произведений М. Ландбурга.

Она и он

Она: Борис?

Он: Что?

Она: Что делаешь?

Он: Слушаю Моцарта.

Она: Моцарта?

Он: Да.

Она: Брамса не слушаешь?

Он: Его я слушал вчера.

Она: Ты сказал, что любишь Брамса.

Он: Да, это верно.

Она: Почему же ты не слушаешь Брамса сейчас?

Он: Сейчас я слушаю Моцарта.

Она: Диск с записью Брамса на ночном столике.

Он: Знаю.

Она: Возле коробки с твоими лекарствами.

Он: Знаю.

Она: Почему же тебе не взять этот диск и не послушать его сейчас?

Он: Зачем сейчас?

Она: Тебе ведь нравится Брамс.

Он: Нравится.

Она: Так чего же ты ждёшь?

Он: Я не жду.

Она: И что ж, по-твоему, ты делаешь?

Он: Слушаю Моцарта.

Она: Почему Моцарта, если тебе нравится Брамс?

Он: Так мне хочется сейчас.

Она: Это что — жертвоприношение?

Он: От чего ты это взяла?

Она: Сейчас ты слушаешь Моцарта, вместо того, чтобы слушать Брамса.

Он: Я ещё жив. Слушать Брамса успею в другой раз.

Она: Доктор сказал, что тебе не следует отказываться от того, что нравится.

Он: Я так и делаю.

Она: Но почему-то ты сейчас слушаешь Моцарта.

Он: Сейчас я слышу и Моцарта, и тебя.

Она: Ты мне грубишь? Может, готов меня убить?

Он: Нет-нет, при Моцарте я на такое не решусь.

Письмо незнакомки

Я открыл глаза и, различив под потолком жидкий, настороженный свет, сбегал в туалет, умылся, поставил на газ чайник, включил компьютер. Прочёл сообщение: «Михаил Л., знайте же, обстоятельство таково, что в ближайшие часы, когда наступит время Судного Дня, я буду вынуждена из-за вас просить у Господа прощение. Эмилия».

Любопытно! В ответ мои пальцы забегали по клавиатуре компьютера.

«Г-жа Эмилия, наступление Судного Дня — время крайне серьёзное, когда каждому из нас следует покаяться в своих проступках, и Ваше письмо, женщины, с которой не имею чести быть знакомым, меня, признаться, погрузило в крайнее недоумение. Полагаю, Вы не станете меня осуждать за желание спросить, кто Вы и в чём состоит Ваша провинность перед Господом? Тем более — узнать, как это связано со мной. Михаил Л».

Эмилия отозвалась: «Михаил Л., работая поваром в приюте для малолетних преступников, я, поверьте, в недопустимом поведении людей кое-что смыслю. Словом, вчера, закончив читать ваш роман „Замри“, я пришла к мысли, что, несмотря на возраст, вам самое место пребывать в нашем приюте, ибо вы явились причиной совершенного мною греха. Эмилия».

Совсем уж любопытно!

«Уважаемая Эмилия, из вашего заявления я вынес, что, полагаясь на свой опыт, приобретённый за годы общения с теми самыми подростками, Вы каким-то образом обнаружили в лице автора романа „Замри“ природу преступника. Если дело обстоит именно так, то позвольте попросить Вас указать (во имя того, чтобы в будущем я избежал возможных преступлений) на наличие в романе того, что позволяет вам усмотреть во мне столь возмутительную личность. Михаил Л».

Ответ пришел незамедлительно.

«Михаил Л., мне давно за шестьдесят, и я устала от нескончаемой суеты,

вселенской лжи,

необходимости носить свое отяжелевшее тело,

ожидания прихода старости,

наконец, от накопившегося раздражения.

Всё, о чём я мечтаю — это выключить в себе разные чувства и приобрести душевный покой, а тут случилось так, что третьего дня я оказалась во дворе, чтобы сбросить содержимое из кухонного ведра в контейнер с мусором. И тут. Приоткрыв крышку контейнера, мне бросилась в глаза лежащая поверх нечистот книга. Конечно, я не могла позволить себе оставить книгу в столь неподобающем для неё месте. Она оказалась вашей, Михаил, книгой. Я перелистала несколько страниц, даже прочла прямо на месте. Взяв книгу домой, чтение продолжила. Дочитав её до конца, я почувствовала себя так скверно, как не чувствовала себя с тех пор, когда в далёкой юности мне довелось пережить минуты мучительной страсти. Ваша книга, да-да, вновь воскресила во мне те самые чувства, из-за которых я вновь не нахожу себе место. Стыдно признаться, но ваша книга вывела меня из состояния покоя, оглушила, погрузила в смутную тревогу, отчего я теперь вновь испытываю невыносимую дрожь в теле, боли в душе и обволакивающий голову девичий туман. За что это мне теперь? В моём-то возрасте. Эта мысль меня мучает, грызёт, изводит, и теперь я думаю, что допустила оплошность; лучше бы я вашу книгу оставила на том самом месте, откуда её извлекла. Надо бы вернуться к контейнеру, но ноги меня не слушаются. Всё, что я в силах сделать теперь, так это возненавидеть вас и просить Господа о прощении. Эмилия».

Наталья Терликова, Иерусалим

Новогодняя Ханукия

Миниатюра из романа «Машиах пришёл и ушёл»

В ханукальном подсвечнике мигали семь свечей, на игровом столике замерло пластмассовое войско Хасмонеев, а Изя и Шмулик стояли у окна и внимательно наблюдали за движением тяжёлого алого светила, которое медленно заходило за линию горизонта. Отсюда хорошо просматривались небеса, и мальчишкам казалось, что они парят в воздухе вслед за уходящим солнцем, а все неудачи и обиды растворяются в наступающих сумерках.

Во двор неожиданно заехал мебельный фургончик и остановился у соседнего подъезда.

— Это, наверно, прибыли слуги Сильвестра, — мечтательно произнёс Шмулик.

— Точно! — прошептал Изя. — Вон зелёную ёлку в подъезд занесли. А Сильвестра всегда ёлками встречают.

— А ты когда-нибудь видел самого Сильвестра? — спросил Шмулик.

— Да ты что! Дедушка рассказывал, что он живёт в Центре земного шара, — взволнованно ответил Изя и начал рассказывать про подземное царство огней, где круглосуточно мигают огни на новогодних ёлках, а Деды Морозы записывают в свои блокноты приказы страшного карлика Сильвестра и складывают в мешки сладкие приманки для глупых малышей, живущих на поверхности Земли.

— Ты чё, Изя, совсем ку-ку, какие приманки? — рассмеялся Шмулик. — Это типа крючков, на которых рыбок ловят?

— Смейся, смейся, — разозлился Изя, — а этот Сильвестр раз в году, аккурат в полночь в новогоднюю ночь, выходит на поверхность Земли.

Шмулик по-прежнему наблюдал за движением светил. И в небе ещё виднелось блеклое зарево там, где только что пылало солнце, а с противоположной стороны горизонта в розовых облаках появился силуэт луны. Мальчик зевнул, повернул голову в сторону друга и вдруг заметил, что тот чем-то напуган.

— Так вроде бы завтра ночью наступает Новый год, — неуверенно произнёс Шмулик, — мне мамка что-то такое говорила.

— Вот-вот, а я точно знаю, что завтра, — важно заявил Изя.

В окно светила полная луна, а во дворе шумели грузчики, которые переносили мебель в соседний подъезд. И Шмулику тоже стало страшно.

Утром друзья договорились встретиться за гаражами, чтобы спокойно наблюдать за подъездом, куда ночью занесли вещи. И как только они нашли подходящее место, неожиданно перед ними появилась Эстер и радостно сообщила:

— А у нас новые соседи! Вчера заехали!

— Вот точно слуги Сильвестра! — загадочно промолвил Изя и многозначительно посмотрел на Шмулика.

— Да вы что, пончиков объелись, — растерялась девочка, — обычные дядя, тётя и мальчик. Я с ними уже познакомилась.

— Да кто бы сомневался, — буркнул Изя, — ты ж у нас девочка общительная.

— А чё за пацанёнок? — заинтересовался Шмулик.

— Зовут Лео, — ответила Эстер и мечтательно улыбнулась, — кстати, он будет с нами учиться в одном классе.

— А что это ты такая довольная? — спросил Шмулик и подозрительно посмотрел на подругу. — Влюбилась что ли?

— Тьфу на тебя, — смутилась Эстер и попыталась переменить тему, — просто кошка у них классная. Чёрная такая, пушистая. И зовут прикольно — Трефа.

— Мяу! — весело пропел Шмулик и хитро посмотрел на Изю. — Счастья вам и радости в задуманной вами гадости.

— Ты-то чего развеселился, — прошипел Изя и толкнул друга в бок, — свита Сильвестра уже в нашем доме. Все признаки налицо: ёлка, чёрная кошка. Да я не удивлюсь, если сейчас сам Сильвестр заявится.

— Не Сильвестр, а Дед Мороз, — возразила Эстер. — Да ко мне каждый год приходит Дед Мороз и приносит подарки.

— Как это, и ни разу не утащил тебя в подземное царство огней? — удивлённо воскликнул Изя.

— Да ты больной на всю голову, — рассмеялась девочка. — Это у тебя в голове огни и сплошные тараканы. А я вот научилась писать и сразу написала письмо Деду Морозу. Попросила новые наряды для своей Барби.

— Чё, в натуре Дед Мороз приносит подарки по заказу? — заинтересовался Шмулик.

— А ты сам попробуй написать, — предложила Эстер, — какой подарок от Деда Мороза ты хочешь на Новый год?

— Вертолётик, — промямлил Шмулик, — который сам летает по воздуху.

— Вот и напиши, — посоветовала девочка, — и брось письмо в почтовый ящик.

— Ну, ты придурок, Шмулик, — вмешался Изя, — кому ты веришь, она же прикалывается.

— Да ну вас с вашими приколами, — разозлился Шмулик. — Один нагнал тут жути про своего Сильвестра, другая какого-то Деда Мороза выдумала.

— Ну, всё-всё, забыли, — крикнул Изя, — только не надо ссориться. Братишка, пошли лучше реальное кукольное представление репетировать.

— Какое такое представление? — насторожилась Эстер.

— Снегурочка зажигает ханукальные свечи, — съязвил Шмулик.

— Ну, успокойтесь, пожалуйста, — попросил Изя, — мы же договаривались зажигать восьмую свечу все вместе у меня дома.

— Это я помню, — воскликнула Эстер и обиженно надула губки, — а почему я ничего не знаю про кукольное представление?

— Сюрприз! — радостно сообщил Изя.

— Это чё за секреты между друзьями? — ещё больше обиделась девочка. — Шмулик, значит, в курсе. А я так, сбоку припёка.

— Да ты что, мы же все друзья, — растерялся Шмулик, — просто так получилось. Изькин деда сделал большущую Ханукию, а мы решили её раньше времени никому не показывать.

— Пожалуйста, не обижайся, — попытался избежать ссоры Изя и неожиданно для всех предложил, — а хочешь, приходи сегодня со своим Лео.

— Ой, спасибо за одолжение, — капризно произнесла Эстер. — Вообще-то к Лео сегодня Дед Мороз должен прийти. Так что я подумаю.

Девочка повернулась к мальчишкам спиной и побежала в сторону дома.

— Ну, ты видел, — возмутился Изя, — отмороженная на всю голову!

— Да ну её, — успокоил друга Шмулик, — бабы все предатели.

В доме у Изи собралась почти вся соседская детвора. Нарядные девчонки носились по комнатам, требовали включить музыку и пытались танцевать. Пацаны столпились вокруг небольшого столика, на котором крутился волчок. Когда Эстер с Лео появились на пороге, в квартире уже вовсю гремела музыка и сверкала иллюминация. Но вдруг стало тихо, погас свет, и зазвучала скрипка, а в углу комнаты засветилась маленькая яркая точка. Дети завороженно наблюдали за светящимся объектом, который неожиданно превратился в маленький Храм из картона. Им казалось, что Храм висит в воздухе. А через пару минут осветилась маленькая сцена, на которой началось удивительное кукольное представление. Зрители перенеслись в те далёкие времена, когда в Израиле правили греки, а против греческого ига вспыхнуло восстание евреев. Во время спектакля Лео стоял, не двигаясь, и ловил каждое произнесённое слово. Он не понимал, что такое Тора, зачем евреи после победы над греками зажгли в Храме свечи, и почему они горели восемь дней. Но таинство зрелища завораживало, и ему хотелось, чтоб оно продолжалось как можно дольше. Однако представление закончилось, опустился занавес, и вновь зазвучала скрипка. А прямо над головой загорелись восемь огромных свечей. Лео впервые видел такой высоченный подсвечник и ни на минуту не сомневался, что пламя у свечей волшебное, и уже пора загадывать новогоднее желание.

К нему подошли незнакомые мальчишки с большим подносом аппетитных пончиков:

— Ханука самеах! — пропели они, — Угощайся, друг!

— Ханука самеах! — повторил Лео. — А что это такое?

— С праздником Ханука! — ответил Изя и по-взрослому протянул руку Лео. — Меня зовут Изя, а это Шмулик.

— А я Лео, — ответил он и пожал руку Изе, а потом Шмулику. — А у вас тут кайфово. Я так рад, что меня Эстер пригласила к вам в гости. Только не знаю, куда она сама подевалась.

— Сейчас заявится, — успокоил Изя, — она побежала во двор пончики раздавать.

— А я вам тоже принёс подарки, — радостно сообщил Лео, достал из пакета три блестящих коробки и одну из них протянул Шмулику. И тот, недолго думая, тут же раскрыл её, удивлённо воскликнул:

— Вертолёт! Но как ты догадался?

— Это не я, а Дед Мороз, — ответил Лео, — тут ещё один вертолётик для тебя, Изя, и платья для куклы Эстер.

— Обалдеть можно, — обрадовался Изя, — твой Дед Мороз просто супер!

Вдруг в открытую дверь вбежала перепуганная Эстер и закричала:

— Там с неба падает белая крупа!

Мальчишки выбежали во двор. В воздухе кружились пушистые хлопья, и всё вокруг прямо на глазах становится нереально белым.

— Это же снег! — закричал Лео. — А мне сказали, что здесь не бывает снега.

— Первый раз вижу такое чудо! — прокричал в ответ Изя. — Мама рассказывала, что в день моего рожденья тоже шёл снег. Но это было не здесь, а в Москве.

Эстер переполняли эмоции, она кружилась вместе со снежинками и пела:

— Это лучшая Ханука в моей жизни!

Лео долго смотрел на танцующую Эстер, на Изю и Шмулика, которые таки запустили свои вертолётики в небо, и неожиданно запел:

— Снег кружится, летает, летает. Это лучший Новый год в моей жизни!

Оскар, но не кинопремия

Меня зовут Оскар, но я — не кинопремия, а гораздо круче. Поэтому у меня есть личный врач, стилист и тренер по фитнесу. Живу я в квартире с тёплым туалетом, а со мной ещё двое неудачников. Один редактор журнала, а другая — директор фабрики. Но своими делами они занимаются на улице, потому что на своей территории я позволяю им только вечеринки с фуршетом и лёгкой музыкой. Когда заходит нудный разговор о смысле жизни, я вдруг задумываюсь: «А не пропустил ли я нечто важное в своей жизни». Может надо обзавестись собственной семьёй или поменять работу.

Но однажды утром после такой вечеринки, в квартиру пробрался воришка. Эти двое сразу впали в ступор и позволили нахалу безнаказанно шарить по дому. Пока я не вышел. Пару раз гавкнул, и полиция уже не потребовалась.

Люди — существа несовершенные. Они лишены главного — клыков и когтей. Вот и приходится отвечать за недоделки Творца.

Поэтому я всё-таки на своём месте — на коврике около двери.

Вечный огонь

Я — Новогодняя Ёлка! Ещё вчера вокруг меня водили хороводы. Но вдруг сегодня выбросили на свалку. Зачем?

— А я — Свадебный Букет. Всего неделю назад за мной охотились все красотки города. А сегодня я валяюсь среди мусора. Зачем?

— А я — Газовая Горелка. Когда-то сохраняла не что-нибудь, а олимпийский огонь. Вот лежу молча и жду лучших времён.

— Лучшие времена скоро наступят! — закричал прилетевший окурок, упал на сухие ветки ёлки, вспыхнул и разгорелся слабый огонь.

Языки пламени поползли по свалке, вовлекая в костёр всё новые и новые персонажи. Так постепенно разгорелся огромный костёр и добрался до газовой горелки, в которой вспыхнул Вечный огонь. Пламя взвилось до небес, внезапно превратилось в облако и скрылось за горизонтом.

Александр Тавер, Рамат-Ган

Пушистики

Утро каждого четверга шериф проводил за осмотром и обслуживанием арсенала. Нужда в применении оружия случалась редко, но это был Нескучный Городок, поэтому следовало быть готовым ко всему и содержать в порядке всё, от космического корабля до зубочистки. Невозможно было знать заранее, что именно понадобится, когда в очередной раз станет Нескучно.

Полдень застал его за подгонкой ремня. Тщательно измерив, и выбрав место для новых дырочек, он уже прицелился было пробойником, однако так и не успел им воспользоваться. Дверь офиса открылась, пропуская невысокую сухонькую старушку в аккуратном строгом платье до пят и элегантно заломленной набок шляпке с пышным цветком. На сгибе локтя она несла архаичную плетеную корзинку, накрытую в несколько слоев белоснежными салфетками.

— Добрый день, матушка Камелия! — шериф, вскочил, протягивая одну руку для приветствия, а другой несколько запоздало ловя лишенные ремня штаны.

— Добрый день, мой мальчик, — ласково улыбнулась гостья.

Камелия была из тех женщин, которые, разменяв шестой десяток, отказываются стареть дальше, сохраняя острый ум и не сопоставимую с возрастом энергию.

— Ты уже обедал?

— Нет, как раз подумывал заменить обед пробежкой вокруг города. Мне опять пришлось пробивать новые дырки в ремне.

— Сидячая работа — не повод морить себя голодом и заниматься беготнёй ради беготни. Просто найди себе какое-нибудь подвижное занятие на вторую половину дня. Грузчиком, там, или пастухом бегунов, — заявила матушка Камелия, водружая корзинку на стол. — А сейчас самое время подкрепиться. Я послала Ками предупредить, чтобы тебя не ждали к обеду.

Под салфетками обнаружились горячие пироги, термос с чаем и закрытый горшочек, наверняка с чем-то вкусным. Шериф не заставил себя долго уговаривать.

— Спасибо, матушка Камелия, — пробурчал он с набитым ртом, за что удостоился поощрительного кивка и ещё одной улыбки.

Пока челюсти работали, мозг не оставил своих прямых обязанностей. А подумать было над чем. Матушка — это не просто вежливое слово. Это своего рода почетный титул, который употреблялся при обращении к старшей женщине в семье — уважаемой, переженившей последних детей, принимающей решения, которые обязаны исполнять все члены клана. Своего рода матриарх, хотя они обыкновенно правили наравне с супругом, если он был жив. Такие матроны не ходят по гостям с пирожками. Для этого у них есть целая орава внуков и правнуков. Если уж она пришла лично, то дело очень серьезное.

Но время для вопросов еще не настало. Сначала следовало разобраться с пирожками. Потому что было время обеда, а также потому, что это была знаменитая выпечка матушки Камелии. И ещё потому, что она так сказала. С такими, как она, не спорят. Бесполезно. Сказано «ешь» — значит, надо бросать всё и радовать старушку нагулянным аппетитом.

Терпеливо дождавшись, когда корзинка опустеет, матушка Камелия перешла к делу. Задав, пару вежливых вопросов о здоровье семьи, отпустив пару замечаний относительно грядущей ярмарки, она, наконец-то заявила:

— Нам нужна твоя помощь, шериф. Кто-то крадет яйца из-под несушек.

Он глубокомысленно хмыкнул, чтобы показать, что уловил серьёзность момента, и уставился на неё, ожидая продолжения. В том, что оно будет, он не сомневался. Эта женщина наверняка сначала убедилась, что дело достаточно серьезное, чтобы звать шерифа.

— Мы уже решили, что они перестали нестись от старости, хотя на моей памяти такого не бывало. Расстроились, конечно, но оставили всё как есть. На вид живы — здоровы, не выкидывать же их теперь. В следующий раз яйца снова пропали, но у других несушек. А предыдущие снеслись, как ни в чем не бывало. Стали следить, по ночам караулить — никого. Вчера это снова повторилось. Каждый раз от пяти до семи несушек. Почти всегда разные, но с тремя это случилось уже дважды.

Шериф задумался. История ему не нравилась. Украсть яйца было не так уж сложно. Другое дело — что с ними потом делать. Местным они не особо нужны. Значит, в деле замешаны пришлые. Он с отвращением подумал о том, насколько сильно ненавидит сидеть в засадах. Нет занятия скучнее, а весь следующий день будет, считай, потерян. Утешало лишь то, что ловить придется пришлого. Они, в большинстве своем, не умели ни красться, ни драться.

С другой стороны, это могут быть не пришлые, а очередная неведомая чертовщина, которая неизвестно почему началась и неизвестно чем и когда закончится.

— Я наняла Клопа, — сказала Матушка Камелия. Заметив, как скривился шериф, она понимающе улыбнулась и добавила: — Мужик он, конечно, непутёвый и дурно воспитанный, но аппаратура у него лучшая в округе. Человек там проказничает или еще кто — он его выследит, а ты с ним разберёшься.

***

Работа в сарае шла полным ходом. Клоп — тощий неопрятный тип из пришлых — бойко рассовал по щелям и углам какие-то датчики, насвистывая неизвестный мотивчик. За все пятнадцать лет в Нескучном Городке он ни капли не изменился. Ни хозяйством не обзавелся, ни семьей. Так и жил на содержании у гулящей вдовы с выселок, повсюду суя нос и донимая всех дурацкими расспросами. Чувством такта и хорошими манерами он тоже так и не обзавёлся: свист считался дурной приметой.

— О, шериф! — сказал он вместо приветствия. — Что интересного происходит?

Клоп всегда приветствовал его этим вопросом, поскольку действительно хотел быть в курсе всех загадочных происшествий в округе. Обычно вопрос оставался без достойного ответа, но иногда проныре везло. Именно он вовремя подвернулся под руку, когда понадобился секундант на дуэль с Блонди.

— Вот это и происходит, — неприветливо буркнул шериф, кивая на ряды гнезд, из которых на него таращились несушки. На вид они были в порядке, вполне упитанные, шерсть ухоженная, огромные круглые глаза блестят.

— А, это да, это действительно интересно, — ответил Клоп, не обращая внимания на его интонации. — Как ты думаешь, почему они не размножаются?

Он отложил моток кабеля и с восторженным любопытством воззрился на животных, словно ожидал ответа от них. Вдобавок к прочим дурным манерам, за ним водилась привычка смотреть куда угодно, но не на собеседника.

— Потому что это несушки. Если бы они еще и высиживали свои яйца, то звались бы наседками. В неволе они не размножаются.

— Несут, да не высиживают, — глубокомысленно кивнул Клоп. — И инкубаторы бессильны. Это ж как есть серебряные слитки яйцеобразной формы, без каких-либо посторонних примесей. Из них может вылупиться только небольшое состояние. Хмм… А на воле, стало быть, вылупляются… Или нет? Ты помнишь, когда в последний раз их видели на воле? Я тут пятнадцать лет — ни разу не видел и не слышал про такое.

— Видел, — это прозвучало почти как ругательство. Разговор начинал действовать на нервы. — Шесть лет мне тогда было.

— Ага… Стало быть, на воле они кончились, а в неволе не размножаются. Интере-есно… А сколько они…

— Ты лучше вот что скажи, — неприязненно перебил его шериф. — Тебя Клопом за что прозвали?

Клоп запрокинул голову и гыгыкнул. Так в его исполнении выглядел смех.

— Вот за это самое и прозвали, за вопросы. Иной раз как спрошу — человек всю ночь думает, ворочается, словно клопы его гложут. А я потом получаюсь виноват в том, что он за всю жизнь над такой простой вещью сам не задумался. Ты вот скажи, почему вы сами…

— Отстань! Знай свое дело, аппаратуру ставь, гроза матрасов.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал Клоп, который, как всегда, нисколько не обиделся. — И всё-таки, — пробормотал он, обращаясь уже к самому себе. — Сколько они живут? Ни разу не слышал, чтобы несушки умирали от старости.

Он с надеждой покосился на шерифа, но оценив, наконец, мрачное выражение лица, счел за благо его больше не беспокоить.

***

Ночь прошла в кошмарах, полных размножающихся в неволе несушек. Клоп сплел паутину из проводов, уселся в середине словно паук и вещал оттуда:

— Смотри: они размножаются. Как ты думаешь, где теперь яйца?

— Из них вылупились новые несушки, идиот! — кричал в ответ шериф.

— Идиот — это психическое отклонение, — резонно возражал Клоп. — Я вполне психически здоров. Вы обзываете меня идиотом только потому, что вам неприятно вдумываться в то, что я говорю. Понимаю, у вас так не принято, и призыв разобраться в сути вещей звучит как бред, но это не повод оскорблять.

— Совсем мне голову заморочил! Почему ты сплел паутину? Ты же Клоп, а не паук, — крикнул шериф и проснулся.

***

Солнечный свет из окна бил прямо в глаза. Он долго моргал, тряс головой и вообще пытался хоть как-то прийти в чувство. Проморгавшись, шериф обнаружил в комнате Клопа и матушку Камелию. Они смотрели на него, словно ожидали, что он вот-вот изречет нечто невероятно важное.

— Что ты сказал?

Шериф попытался привести мысли в порядок. Ничего не получилось. Тогда он глупо моргнул и сказал:

— Видимо, разговаривал во сне. Ты не разбудил меня. Что, никого не поймали?

— Никого.

— А яйца?

Матушка Камелия лишь покачала головой, а Клоп немедленно завелся:

— Не снеслись — ладно, но ведь что удивительно — энергетическая активность зафиксирована смехотворная. Вот, как ты думаешь, что у них внутри творится в процессе кладки? Синтез?

Шериф молча пожал плечами. Думать после такого пробуждения не хотелось.

— Матушка Камелия, вы чем зверушек кормите? Сфалеритом? Там же ни крошки серебра! А несутся они чем, помните? Если несушки преобразуют цинк или кадмий в серебро, там знаете какой расход энергии должен быть? Изменить структуру ядра! Хо-хо… А куда потом примеси…

— Погоди, малыш, — Матушка Камелия говорила негромко, но Клоп мгновенно затих. — Что именно ты увидел?

— Одновременные всплески энергетической активности у всех зверушек, которые снеслись. Хорошие такие всплески, но для синтеза серебра недостаточные.

— И никто не приходил?

— Нет. Просто некоторые не снеслись. Ничего примечательного рядом с ними не происходило.

— Вот как, — задумчиво кивнула Матушка Камелия. — Ты, малыш, аппаратуру пока не убирай. Раз не случилось в день кладки — значит, могло случиться до неё. Пусть постоит до следующей.

Клоп от восторга даже не нашёлся с ответом. Точнее с вопросом, если учитывать его манеру общения. Три недели изучать зверушек, к которым фермеры его раньше на выстрел не подпускали — об этом он и мечтать не мог. Шериф его энтузиазма не разделял и оживился, услышав приглашение идти завтракать.

***

,

Клоп был из тех загадочных людей, которые совмещают худобу с невероятным аппетитом. Оставалось лишь диву даваться, куда в нем помещается всё то, что стремительно исчезает с тарелки. При этом он ухитрялся еще и болтать.

— Я несушками давно уже заинтересовался. Чудные зверьки. Поспрашивал там-сям… И знаете, что выходит?

Матушка Камелия, благосклонно наблюдавшая за ним всё это время, поощрительно кивнула: продолжай, мол. И продолжение не заставило себя ждать:

— Выходит, что люди держат их несколько поколений, но ничего про них толком не знают. Нашли в лесу. Если кормить сфалеритом — несут серебряные яички. Ну и славненько! Да что там несушки — таких примеров полно сплошь и рядом. Та же Кнопка Убивания Самого Плохого… Оставь Кнопку — хоть кто-то поинтересовался, откуда у такого проходимца, как я, взялась целая гора дорогостоящего научного оборудования? Разве я похож на финансового магната?

— Хмпф… Нет, — буркнул шериф, не переставая жевать.

— А вдруг я его украл?

— Если и украл, то не в наших местах, — пожал плечами шериф. — Значит — не наше дело. Пока ты не в розыске и ведешь себя прилично, мне плевать, чем ты занимался за пределами Нескучного Городка.

— Вот! Именно из-за подобного подхода он так и называется — Нескучный! Поверхностно разобрались как применить в хозяйстве — и вперёд. А на что там объект в действительности способен и для чего предназначен — никому не интересно. Из-за этого вы постоянно и вляпываетесь.

Клоп всплеснул руками, зацепил тарелку, но остановил её падение, отделавшись лишь очередным жирным пятном на штанах.

— Да будет вам известно, — продолжил он, вытирая штаны салфеткой. — Оборудование я у фермеров выменял. Они его на месте крушения транспорта нашли, но контейнеры вскрыть не сумели. И знаешь, что они тогда сделали? Сложили из них стены хлева для поросей! Мол, контейнеры массивные, прочные, хорошо друг к другу крепятся. Когда у поросей гон — они любую кладку по кирпичику разносят, а стена из контейнеров держится.

— И как же ты уговорил их отдать такую полезную вещь? — улыбнулась матушка Камелия.

— Полезную… — с досадой и отчаянием в голосе повторил Клоп и покачал головой. — Это уж кто что считает полезным! Договорились мы. Я контейнеры вскрываю, и всё, что внутри — мое. А они после этого набьют их песком для пущей массивности. Вершки и корешки…

— Вскрыл?

— Разумеется! Я эти замки хорошо знаю… И хлев вышел — загляденье, века простоит. Но ведь как же так… — не найдя слов, Клоп вздохнул и закончил. — Вот потому ваш городок никогда не назовут Скучным. Что ни день — сюрприз.

Излияния прервал писк какого-то сигнала. Клоп подхватил лежавший все время под рукой коммуникатор и уставился на экран.

— Там что-то движется! — однако, спустя несколько мгновений охотничий азарт на его физиономии сменился разочарованием. — Ах, это Ками…

На экране девочка лет десяти обходила гнезда, наполняя кормушки. Это была правнучка и тёзка Матушки, Камелия младшая, которую для краткости звали Ками. Клоп, потянувшись выключить коммуникатор, застыл с раскрытым ртом. Лишь спустя полминуты он смог выговорить:

— Она… Она их гладит!

— Конечно, — подтвердила матушка Камелия. — Как положено при каждом кормлении.

— Но сигналы! От них идут сигналы… — по инерции воскликнул Клоп, уставился на нее и спросил почему-то зловещим шепотом: — Почему положено?

— Без этого они не начинают есть.

— Почему при поглаживании идут какие-то сигналы? — словно не слыша ее, продолжал Клоп. Казалось, он пытается вести две беседы одновременно. — О! Смотрите! Другой тип сигнала!

Они не видели того, что происходит на экране, и им оставалось только гадать, что за информацию он показывает. Клоп продолжал наблюдение до тех пор, пока Ками не вышла из хлева, после чего впал в такую задумчивость, что до конца завтрака не съел больше ни крошки.

***

— Смотри, шериф! Всё совпало: не снеслись именно те несушки, которых она чесала за ухом, а не гладила.

— Что с чем совпало?

— От почёсывания шёл другой сигнал… — едва слушая его ответил Клоп. — Кому и куда он шёл? Те, кого почёсывали — не снеслись вовремя.

— Так что, они не любят, когда их чешут?

— Да при чем здесь чешут — не чешут? Посмотри что мы имеем: животные, которые не размножаются и не умирают, при поглаживании испускают некие направленные сигналы, едят сфалерит, после чего — энергетическая вспышка — и вот вам серебряное яичко, из которого вылупляются только деньги, но никак не новые несушки. Это не животные, шериф! — замогильным голосом поведал Клоп.

— А шерсть?

— Никакая это не шерсть! Вы ее под микроскопом рассматривали? А я — да. Это датчики! Точнее, сенсоры, прикрепленные к миниатюрным датчикам на коже. Устройство ввода! Несушки — устройства. Я бы сказал, торговые автоматы, а шерсть у них вроде клавиатуры получается.

— Автоматы по продаже серебряных яиц? — не выдержав расхохотался шериф. — В жизни такого бреда не слыхивал!

— Не только яиц! Почему их при кормлении надо обязательно гладить? Ты вводишь заказ. Я отследил: те, которых погладили по голове от макушки вниз — снеслись. При каждом поглаживании шел сигнал, всегда чуть разный, но рано или поздно у всех проскакивала определенная последовательность. Правильный заказ. В среднем необходимо пятнадцать поглаживаний, чтобы добиться нужного сигнала. Девочка, конечно, этого не понимает, она лишь, сама того не подозревая, повторяет попытки ввода. Представь, что ты выбираешь заказ в торговом автомате, беспорядочно стуча по кнопкам. Представил? В большей части случаев не сработает, но при должном упорстве ты заметишь, на что и в какой последовательности жать. Так и в случае с несушками.

— Погоди… — прервал его шериф. — Тебя послушать, так могут быть и еще какие-то комбинации?

— Да-да, и, возможно, другой корм. Но как нащупать нужное сочетание?

Браслет на руке Клопа зажужжал и завибрировал, привлекая внимание. Он кинулся к лежащему на столе коммуникатору и застыл над ним, машинально потирая ушибленный о край столешницы локоть. Зрелище на экране целиком поглотило его внимание. Успевший привыкнуть к таким сценам, шериф терпеливо ждал продолжения.

— Ага! — воскликнул Клоп спустя секунд пять. — Ах ты… Зараз-за… Пошли!

— Кто пошел? Ты можешь изъясняться понятнее?

— Мы! Мы пошли! Быстро… Но — тихо. Надо за ней проследить, — отозвался тот и выскочил за дверь.

У шерифа не оставалось иного выбора, кроме как ринуться за ним следом. Бежать, впрочем, пришлось недолго: до хлева было шагов двадцать. Клоп уже крался вдоль стены, стараясь по возможности не шаркать ногами.

Всё-таки, пришлые совершенно не умеют не только красться, но и устраивать засады. Ками вывернула из-за угла и взвизгнула от неожиданности, нос к носу столкнувшись со взрослым. Она замерла, испуганно прижав к груди ладони, в которых что-то несла.

— А вот и наш воришка, — торжественно провозгласил Клоп. — Ну-ка, показывай, что у тебя там?

— П-пушистики, — обреченно прошептала девочка.

Шериф, видя, что она вот-вот расплачется, решительно оттеснил напарника, который совершенно не умел обращаться с детьми. Он аккуратно обнял Ками за плечи и сказал проникновенно:

— Можно посмотреть? Ни разу в жизни не видел пушистиков.

Немного помедлив, девочка раскрыла ладони, демонстрируя свою добычу. Взрослые хором ахнули, после чего Клоп, возможно впервые в жизни, еще и выругался от избытка чувств. Новорожденные несушки были похожи на глазастые мохнатые шары и, казалось, были изумлены не менее, чем люди.

— Чем ты их…

Шериф покосился в сторону Клопа и коротко ткнул локтем под ребра: у пришлых от этого ненадолго перехватывает дыхание. Не очень красиво, но расспрашивать напуганного настойчивыми расспросами ребенка будет очень трудно. Клоп жалобно булькнул и замолчал.

— Очень милые, — улыбнулся шериф. — У них уже есть имена?

— Нет, — вздохнула Ками. — Эти только родились, я ещё не успела их назвать… Шериф… Бабушка будет ругаться, да?

— Уверен, что нет. Хочешь, посиди у меня в офисе, пока я ей всё объясню.

Девочка согласно кивнула.

— Вот и хорошо. Но остальных надо забрать и тоже принести в офис.

— Их отберут, да?

— Не знаю, Ками. Мы впервые видим пушистиков и не знаем ещё, как с ними обращаться. Думаю, бабушка поселит их в отдельном хлеву. Я попрошу, чтобы тебе разрешили за ними ухаживать.

— Думаешь, бабушка тебя послушается?

— Конечно, я же представитель власти, — улыбнулся шериф и добавил в сторону сквозь зубы. — Клоп, молчи. Все вопросы потом. Пойдём в офис.

***

— Самовоспроизводящиеся полуживые устройства для бартерного обмена с неизвестной, но заведомо превосходящей нас технологически цивилизацией… — провозгласил Клоп, заглядывая в коробку с маленькими несушками. — Дорогие жители Нескучного Городка, вы влипли!

— Почему это?

— Вы начнёте бесконечно плодить их и наращивать производство. Такой секрет невозможно хранить вечно. Рано или поздно сначала здесь, а потом во всех обитаемых мирах у каждого желающего будет по хлеву с несушками.

— Не вижу проблемы, — пожал плечами шериф.

— Город разрастется и изменится, — пророчил Клоп. — Он превратится в центр торговли. Кто-то возьмётся экспериментировать и непременно найдет способ меняться другими товарами. Времена до момента, когда Ками впервые надумала почесать зверушку за ухом, вы будете вспоминать, как тихие, и станете смеяться над собственной наивностью, которая сподвигла вас назвать городок Нескучным…

— Что ж, не вечно же нам быть захолустьем, — тихо молвила Матушка Камелия, появляясь на пороге. — Ками, золотце, конечно же я не сержусь. Пойдем домой, обустроим твоих пушистиков, — тут она многозначительно посмотрела на мужчин и добавила, — а заодно я расскажу тебе о том, что такое семейные секреты и как правильно их хранить.

Они завороженно следили за тем, как девочка вскакивает, подхватывает коробку и выходит вслед за прабабушкой. Проводив взглядом удаляющихся Камелий, Клоп тяжко вздохнул:

— Я вот что думаю, шериф, — заявил он. — У нас не только городок — весь мир Нескучный, и неизвестно, что погубит его прежде — любопытство, заставляющее людей будить неведомые силы, или алчность, требующая, чтобы мы их оседлали. Ведь неизвестно, кто создал зверьков и зачем. Вдруг он похож на нас? Что, если любопытство приведет его сюда, чтобы посмотреть, откуда вдруг хлынули потоки руды? Не взыграет ли в нем алчность, как взыграла бы в нас? Как выкрутиться, если они надумают нас оседлать? Ты слышишь меня? Шериф!

— Что?

— О чём задумался?

— О доле в сфалеритовой шахте, или где его там добывают…

Клоп кивнул, словно смиряясь с неизбежным, и побрел домой. Он ощущал себя одним огромным человечеством раздираемым алчностью и любопытством. Ему очень хотелось сорваться с места и выбежать, но надо было идти так, будто ничего особенного не происходит. День как день. Человечество — обычное дело! — без лишних церемоний, ввязалось в очередную авантюру, но это же не повод носиться сломя голову. Подумаешь — неизвестно, чем это закончится…

Лишь закрыв за собой дверь, он решился засунуть руку в карман, дабы убедиться, что там всё в порядке. Улыбнулся, почувствовав легкий укус. Украденный детеныш несушки пребывал в добром здравии.

Инна Рогачевская, Петах-Тиква

Член Российского Союза Писателей.

Книги: Роман «Развод — не повод для беспокойства», «Случайный человек, или Пересечения» (проза), «По шатким лестницам, в безмолвии скользя» (поэзия). Журнал «Серебряная нить», «Мой крокодил» — публикации сказок и рассказов. Сборник «Дети Дафны и Аполлона» — рассказ — победитель международного конкурса «Город детства — город боли» и т. д.

Привет, старик!

Сколько вёсен и зим! Давно, давно не общались.

Кто виноват? Да никто! Мне не до тебя было. Тебе не до меня, а так всё нормально!

Удивлён? Я сам себе удивился, когда решил написать. Даже подумалось, не сдурел ли на старости лет? Ладно, не бурчи, пусть не на старости лет, однако, и возраст-то уже солидный — пятьдесят лет. А тебе, … прости, сколько стукнуло? Молчишь? Молчи, чего уж там отвечать на глупые вопросы. Это я так, шучу. Понимаю, мужик не баба, возраст не помеха. Помнишь, какие мы с тобой были? Неужели помнишь? А я с трудом. Память что ли отшибло? Или помниться, что было не со мной, как в песне…

Странный, говоришь. Может быть. Веришь, порой сам себя понять не могу. Старею…

Что вдруг вспомнил о тебе? Да, неудобно получилось, знаю. Столько лет молчал, а тут прорвало. Конечно, есть причина. Причина всегда есть, когда неожиданно вспоминаешь о тех, кого давно нет рядом.

Что ты? Я тебя не хороню! Наоборот! Ты всегда в молодцах ходил — молод душой и сердцем не то, что некоторые — улыбчив, краснощёк, бородат и весел. Мне бы так, но не получается, разучился, а, быть может, и не умел.

Тут вот какая штука приключилась. Не обессудь за просьбу, сразу предупреждаю. Если тебе она в тягость, выбрось из головы — пойму.

Внучка моя спросила как-то, есть ли у меня друг детства. Я ответил, что был один, но… давно не встречались, жизнь разбросала, а жаль. А она возьми и скажи: «Напиши ему письмо!»

Я сначала внимания не обратил на её слова, а через пару дней, она опять к этому разговору вернулась. Спросила, написал ли я своему другу письмо? Я подумал: «Почему бы и нет? Напишу. Обязательно напишу».

Помнишь, какие в детстве я писал тебе письма? Моя мама вешала их на празднично украшенную елку. Я ждал твоего прихода, как чуда, Дед Мороз!

Эх, старик…

Наверное, это я стал в душе стариком.

Может, заглянешь в гости, как раньше? Был бы рад встрече. Посидели бы, поболтали, выпили по сто грамм. Теперь уже можно, мама не заругает. Взрослый я стал. Дед уже. Адрес помнишь? Да, всё тот же дом, с верандой, первый этаж. Вход со двора. Ну, и память у тебя! Молодцом!

Спасибо, что выслушал. Надеюсь на встречу. Водку я хорошую припас, а для торжественного случая — шампанское, как полагается.

Я только сейчас понял, как здорово вернуться в прошлое, в детство. Написать Деду Морозу письмо, как раньше. Ведь в душе мы все дети, взрослые дети…

Бывай, старик! До скорой встречи. О подарках не беспокойся. Ты мой подарок. Спасибо тебе за сказку. С наступающим Новым Годом!

И дай нам Бог….

Развилка

Развилка, она и есть развилка. Раз… и вилка.

Почему дороге не быть прямой и ровной, как нож?

Для того, чтобы мозги свернулись в трубочку от «за» и «против», было бы достаточно и двух дорог, а здесь целых три. Куда податься страннику, по которой из них пройти свой путь? Но у настоящего странника таких сомнений не возникает. Какая ему разница, какой дорогой путешествовать. Его нигде не ждут. Хотя, кто знает…

Ладно. Сейчас не о страннике речь, обо мне и развилке, на которой застряла.

Рассуждаю.

Судя по народным сказкам, поговоркам и пословицам, зловредные развилки никогда ничего путного не пророчили.

«Направо пойдёшь — себя потеряешь. Налево — „дурных“ людей повстречаешь. Прямо — смерть найдёшь».

Если всё же повернуть направо?

Нет, не пойду направо. Явно не встречу на пути богатырей из русских сказок, а себя потерять нет желания. Не пойду направо.

А если пойти налево? Налево, тоже не перспектива. Скажут: «Ну, что тебя налево понесло!? Дураку понятно, кто налево ходит!»

— А кто налево ходит? — спрошу.

— Идиоты или непорядочные, — ответят.

— Но ведь и там есть жизнь, живут люди, — рассуждаю.

Нет? Не живут? Ладно, и проверять не стану. Поверю на слово. Остаётся единственное направление — прямая дорога! И чего надо было столько думать, раздумывать, сомневаться?

Дела на три копейки! Но, сомневаюсь. Прямо — не значит правильно. Прямо — это прямо, как вдоль по «Питерской», или ещё говорят: «Прямая дорога в ад». Бр-р, пробрало до костей. Не нравится мне эта прямая дорога. Может быть, все же налево? Если ошибусь, в следующий раз буду точно знать, что налево не ходят, а если не пойду, в душе так и останутся сомнения. С другой стороны, дорога направо, тоже направление! Откуда мне заранее знать, кого встречу — богатыря или разбойника? Разбойники, как и богатыри разными бывают. Порой в богатыре только и силы, а разбойник и благородным оказаться может.

Запуталась. Кому нужны эти развилки?

Присела на камне наблюдаю, какими дорогами другие ходят.

Машины потоком густым налево потянулись. Семейство: папа, мама, бабушка, двое дщерей малолетних — дружно налево повернули, не раздумывая. Неужели вся семья «не порядочная»? А дети? Что с народом происходит? Что им, маслом дорога смазана или лепестками роз устлана?

Гляжу — направо народ поворачивает, не мороча головы выбором.