Бесплатный фрагмент - Полёт орла

Содержание: стр.

Глава 1. «Старый Замок» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — - 3

Глава 2. «Похищение» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — - 19

Глава 3 «Викинги» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 36

Глава 4 «Изумрудные глаза» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 52

Глава 5 «Замужняя дама» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 68

Глава 6 «Посланник из Мерсии» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 84

Глава 7 «Состязание» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 100

Глава 8 «Странствие» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 116

Глава 9 «Замок в Кенте» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 134

Глава 10 «Властью облечённые» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 151

Глава 11 «Людовик благочестивый» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — - 169

Глава 12 «Бегство» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — - 185

Глава 13 «Странники» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 200

Глава 14 «Новая земля» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 217

Глава 15 «Весть» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 233

Глава 16 «Возвращение» — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 249

Эпилог — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — 265

Глава 1

«Старый Замок»

«Не ищи себя в лабиринте страстей,

Иначе запутаешься

В собственном сердце».

(Великий Мерлин).

………

840 год, Уэссекс, Англия

…..Я — Елизавета Английская, племянница великого короля Эгберта Английского, рождённая в 825 году от Р.Х. на земле Уэссекса от родной сестры короля, принцессы Унгвильды и Элмунда, приближённого короля, участвовавшего во всех его походах и завоеваниях.

Неприятный жуткий холод обжигает мои руки, несмотря на горящий в камине огонь, от треска которого мне становится не по себе.

Тяжело умирать, когда ты совершенно одна в этом старом, забытом богом замке, разрушенном завоевателями….

— Смотрите, это — орёл. Я никогда не видела, как летают эти красивые птицы.

Кто это сказал?

Это была девушка, стройная красивая девушка, одетая в бесцветные лохмотья. Кто она? Она, кажется, смутилась и опустила голову.

— Простите, меня зовут Сильнестрина, я прислуживаю в этом замке. Король Этельвулф приказал мне присмотреть за Вами до тех пор, пока он не приедет сюда со своей свитой.

— Так это — замок сэра Этельвульфа?

— Нет, когда-то он принадлежал Сигберту, но был разграблен набегами викингов.

— Но как я здесь оказалась? И где мой конь?

— Конь пал, а Вас нашёл старик Берт. Он часто ходит в этих окрестностях. Он и нашёл Вас в снегах со стрелой в спине. Разве Вы совсем ничего не помните, леди?

— Нет.

— Старик Берт опознал в Вас племянницу нашего почившего короля, кузину сэра Этельвульфа, нашего нынешнего короля, сына Великого Эгберта.

— Распознал?

— Старик Берт знает всех, и я сама этому удивляюсь.

— Удивляешься чему?

— Как можно знать всё, — ответила девушка.

Я посмотрела в её лицо. Оно действительно было милым; такое удивительное лицо могло быть у самой Изольды, возлюбленной легендарного Тристана: светлая кожа, голубые чистые глаза, чувственный рот…..

— Мы вытащили стрелу и обработали Вашу рану.

— Так в замке больше нет никого?

— Вы не волнуйтесь. Скоро прибудет подкрепление. Берт уехал в Лондон предупредить Вашего кузена, где Вы сейчас находитесь.

Орёл сделал в воздухе два круга.

— Неужели ты никогда раньше не наблюдала за полётом орла, Сильнестрина?

— Нет, никогда.

Девушка опустила голову, подошла к очагу и помешала булькавшее варево. Только в тот момент я ощутила, что воздух наполнен ароматами пищи. Правда, есть я действительно не хотела — так бывает, когда неприступный холод смерти подкрадывается к тебе.

— Тогда, Сильнестина, я советую тебе наблюдать часто за полётом орла. В этом есть своя истина.

— Какая же, госпожа? — робко спросила белокурая девушка.

Несмотря на своё состояние, я нашла в себе силы улыбнуться. Она была так пуглива со мной, потому что чувствовала во мне силу, власть; она привыкла склонять голову перед теми, кто был выше её по положению, даже если этот кто-то, облечённый властью, окажется подлецом.

— Орёл — гордая независимая птица, она никогда не спасует перед силой. А тебе ещё только нужно набраться независимости.

— Независимости? — девушка с удивлением посмотрела на меня.

Интересно, понимает ли она то, что я ей говорю? Нет, скорее всего, нет.

— Старый Бертран тебе растолкует, когда вернётся сюда. Спроси у него, а мне трудно говорить, лучше я полежу в тишине.

….Всем своим существом я устремилась за орлом, целиком растворившись в нём. Я видела побелевшие от снега холмы и долины Уессекса — моей родины, далее простирались земли Сассекса, Кента, Мерсии, Нортумбрии, Восточной Англии, Эссекса — всех семи королевств, которым в будущем суждено объединиться между собой, но только все сопротивлялись этому, и земля была раздираема междоусобными войнами.

Вдруг в один момент всё, что возникло передо мной, стало зелёным, в один момент снег сошёл, и сердце моё наполнилось любовью и благоговением, потому что это была моя страна, а эти земли простирались туда дальше до Великого Океана, откуда регулярно приходили викинги за новой порцией крови. Мне захотелось узнать, что там находится на краю Света? Неужели там обитают драконы, о которых ходят легенды по всей Гептрархии? Они летают высоко над землёй, опаляя её своими огненными языками. Кузина Эдита когда-то рассказывала об этом ещё тогда в далёком детстве. Хотя я также слышала от странствующих монахов о том, что на том конце земли живут странные люди с жёлтой кожей и узкими, как щели, глазами. Они часто привозили с собой диковинные вещицы: фарфоровые статуэтки, украшения, бумагу.

…..Крестьяне закончили пахоту, чтобы вырастить урожай, отдав часть его в казну. Нет, нет, нет, всё это — бред, моя глупая фантазия из-за моей болезни…..

— Госпожа, госпожа…..

Кто-то коснулся моего плеча. Я открыла глаза, с ужасом поняв, что мои необычные видения были, всего лишь, моим сном, или бредом больного человека раненого стрелою…….

Я больна, я безнадёжно больна. Когда же, наконец, завершатся мои мучения, и я умру, чтобы на том свете соединиться с моим Эрландом? Перед моим внутренним взором возник облик рыцаря в доспехах с эмблемой и гербом графа мерсийского в виде летящего орла; у него было чистое красивое лицо, каждая черта которого говорила о храбрости его обладателя….

— Эрланд!

— Госпожа, госпожа!

Рыцарь исчез, растворившись в тумане навсегда. Я открыла глаза, разочаровавшись в увиденном мной. Так это, всё-таки, был сон, и я больше не увижу Эрланда. Чёрт бы побрал этот старый замок, и всех тех, кто желал моей жизни, в то время, как я жаждала смерти!

— Почему ты разбудила меня, Сильнестрина?

Девушка протянула мне миску с похлёбкой.

— Что это?

— Рагу.

— Я не хочу есть.

Полено в камине треснуло, здесь стало ещё жарче; кажется, я начинала согреваться, и это было хорошо.

— Поешьте, ваша светлость, иначе Ваши силы иссякнут, — сказала девушка.

— А ты?

Я пойду поем в помещении для слуг, я уже там успела затопить печь; хорошо что Берт оставил поленья.

— Нет, останься, побудь со мной.

Кажется, мои слова очень удивили её.

— Останься, я не хочу обедать в одиночестве, — сказала я.

Я зачерпнула ложку в миску с рагу и отправила в рот. Некоторое время мы молчали, пока Сильнестрина не заговорила первой:

— Расскажите мне что-нибудь о Вашей жизни, госпожа.

— Ты хочешь знать о моей жизни?

Девушка кивнула, дожевав недавнее содержимое своей ложки.

— Да, госпожа.

— А если я сочту твоё желание за дерзость?

— Не думаю, госпожа.

— Почему же?

— Я вижу, что-то гнетёт Вас, Вам нужно выговориться, и тогда Вы быстро пойдёте на поправку.

— Почему ты так уверена в этом, глупенькая? — я потрепала девушку по волосам.

— Потому что когда мне бывает тяжело на душе, я выхожу в поле, разговариваю с цветами и травой. Я рассказываю цветам всё, что у меня на сердце, и мне становится легко.

— А ты не боишься, что кто-то сочтёт тебя сумасшедшей?

— Нет, не боюсь, потому что я всегда одна, и никто не слышит меня.

— Хорошо, я расскажу тебе историю моей жизни. Возможно, ты и права, и мне действительно станет легче на душе.

И я поведала ей свою историю, перенесясь из тёмной залы замка с единственной свечой совсем в иные сферы…..

…….

Уэссекс, Англия, 815 год.

Замок короля Эгберта.

……Я родилась ровно в полдень 8 ноября 810 года в замке самого короля Эгберта, в то время, как моя мать, леди Унгвильда, гостила в укреплённом замке брата. Всё, что я знала о своём младенчестве, так это то, что на моей груди было большое родимое пятно размером с монету; впоследствии это заставило меня стесняться этой своей «особенности». Дело в том, что в те времена земли Гептрархии враждовали друг с другом; то и дело в разных местах Англии вспыхивали войны, и это были действительно жестокие сражения, которые оставляли после себя море убитых и увечных; а тем более, если их тело отличалось от тел остальных людей, они были больше подвержены уничтожению врагом, как люди «с метками Дьявола».

Самое страшное для воина, рыцаря, каким бы он не был по происхождению — чистокровным или нет, остаться увечным. Я слышала позже от матери о том, что многие опытные рыцари без руки или ноги приказывали своим оруженосцам убить их. Я понимала тогда, почему безрукий или безногий человек не мог привлечь ни одну знатную даму и быть славным защитником своего рода. Он не мог прославить свой род, и это было самое страшное для воинственного духа, коим отличался каждый мужчина Гептрархии.

Но тогда Гептрархии — объединения семи королевств в том виде, в каком она существует сейчас, не было. Объединить земли выпало на долю моему дяде, королю Эгберту. Готовился новый поход в земли Кента, поэтому король намеренно пригласил мою мать Унгвильду погостить у себя в замке.

— Опасности никто не отменял, дорогая сестра, — произнёс король, — Элмулд, твой муж поедет вместе со мной, а ты….

— Я разрешусь от своего бремени.

— Моя жена, Редбурга, позаботится о тебе. Ты можешь довериться ей точно так же, как я доверяюсь.

Я помню тётю Редбургу; она не отличалась красотой, однако была умна и не привередлива. Думаю, именно такая жена подошла бы королю, так любившему опасности и неизвестность. У неё были длинные каштановые волосы, всегда туго стянутые в косы, обрамлявшие её изящные уши; карие глаза, прямой нос с горбинкой, несколько больший, чем полагалось иметь благородной леди.

Она не очень часто улыбалась, возможно поэтому её щёки никогда не трогал румянец. Одевалась леди Редбурга строго, хотя возможностей для моды и дамских туалетов у неё было гораздо больше, нежели у остальных благородных дам и фрейлин её двора. По христианским праздникам она позволяла себе, как полагалось по этикету, одеть меха и парчу, завезённую с Востока, с Дамаска и с Сирии. Ни у кого не было таких великолепных тканей, таких духов и украшений….., но леди Редбурга, казалось, совсем не обращала внимание на подобные вещи. Зато она была очень набожной, регулярно жертвовала золото на строительство монастырей.

В 802 году, за 13 лет до моего рождения после смерти Беотрика Эгберт был провозглашён королём Уэссекса при поддержке Карла Великого и папы Льва III.

Леди Редбурга, как я слышала, покровительствовала святой церкви, никогда не забывая о той добродетели, которую получила от неё. Дети замка немного побаивались её, потому что со стороны она всегда выглядела такой строгой и сосредоточенной. Любил ли её мой дядя, лорд Эгберт, король Уэссекса? Думаю, он жил с тётей больше по привычке, чем «от чувства»; я слышала о многочисленных любовницах короля, которых он регулярно водил в свою «тайную комнату», существование которой в замке не было ни для кого секретом, и даже для леди Редбурги. Но тётушка смотрела на любовные увлечения своего мужа сквозь пальцы, ведя скромную жизнь, приличествующую её положению.

Король Уэссекса мне запомнился довольно статным мужчиной невысокого роста со светлыми чуть вьющимися волосами, которые отличались особой мягкостью, вовсе не свойственной её характеру. У него были серо-голубые глаза, но, помню, взгляд дяди отличался прямотой. Он мог смотреть на тебя, не отводя взгляда до тех пор, пока ты сам не отводил его. Однако меня дядя очень любил, возможно, из-за того, что обеспечил моё безопасное появление на свет. Хотя вряд ли за одно это любят.

Тётя Редбурга и моя мать были не в очень хороших отношениях, и я чувствовала своим детским мозгом, понимала, что между этими двумя влиятельными женщинами шла борьба за влияние на короля. Похоже, моя мать, леди Унгвильда, постоянно одерживала победу над королевой, и это льстило её тщеславию.

Во всяком случае, насколько я знаю, леди Редбурга хорошо выполняла свои обязанности в период беременности моей матери и уходу за мной, когда я была новорожденным ребёнком. Ты думаешь, ей было легко это делать? Не уверена в этом, ведь леди Редбурга, королева Уэссекса, завидовала красоте моей матери. В последнем я, также, до конца не была уверена, однако мне казалось, что это было так.

Некрасивая женщина, облечённая славой, всегда завидует красавице, пользующейся покровительством и вниманием мужчин. Были ли у моей матери любовники во время военных походов отца? Думаю, что были. Думаю, что леди Редбурга знала об этом, но молчала, не желая ввергать всех нас в семейные передряги. Она была мудрой, именно эта мудрость, терпение и неприхотливость спасли наше семейство.

Помню, она часто усаживала меня на колени и читала страницы из «Евангелия», а я засыпала под её спокойный умиротворяющий голос.

— Элизабет, милая, ты не должна засыпать, — дёргала меня тётушка.

Я открывала глаза и недоумённо смотрела на неё.

— Что случилось, тётушка?

— Ничего, Элизабет, ты не должна засыпать, когда я читаю «Евангелие».

— Почему?

— Потому что таким образом ты выражаешь своё неуважение к Святой Церкви и жизни Христа.

— Я и не думала выражать неуважение, тётя, — отвечала я, будучи милым пятилетним ребёнком, — просто у Вас очень спокойный голос.

— Оставь её в покое, Редбурга; дети чувствуют фальшь, даже если ты стараешься скрыть истину.

Моя мать всегда казалась спокойной, но я-то знала, она просто хотела позлить королеву. Тётя сверкнула глазами и отложила в сторону «Евангелие», а у меня появилась возможность подойти к камину и погреть свои озябшие руки.

Помню, «Евангелие» тётушки отличалось особенной красотой и изысканностью, потому что эта книга являлась подарком Папы. Затем впоследствии я часто любовалась обложкой книги, инкрустированной дорогими рубинами и изумрудами; нынче таких переплётов нигде не найдёшь, а в то время они изготавливались на заказ.

В замке в те ночи было особенно холодно, страна была истощена от междоусобиц и многочисленных набегов викингов. Они убивали детей, насиловали женщин и сжигали целые деревни, оставляя после себя поля гари. Я боялась викингов, они представлялись мне в моём воображении жестокими грубыми существами, напрочь лишними сердца и жалости, присущей обычным людям.

Эти страшные рассказы я услышала как от самой тёти Редбурги, так и от прислуги в замке. Они будили во мне моё воображение и в то же время притягивали, как и всех детей с моими наклонностями. Леди Редбурга в тот день ничего не ответила моей матери, на её колкости она редко отвечала.

— Моя дочь, когда вырастет, станет очень красивой, я даже знаю, за кого я выдам её замуж, — сказала моя мать.

— Не слишком ли рано рассуждать об этом, леди Унгвильда, — возразила королева, — девочке всего пять лет, она — ещё ребёнок.

— Лорд Эдвин Корнуольский, если верить легендам, он является прямым потомкам леди Гвиневры.

— Не думаю, что девочку следует сватать за Ваших любовников, леди Унгвильда.

Я помню, каким пронзительно-тяжёлым становился взгляд моей матери, когда задевали её честь и достоинство, которыми она очень дорожила, потому что была притягательной. Ни одна из служанок не выдерживала её взгляда, в том числе и я; однако королева не опустила глаз, несмотря на свою кротость и преданность Папе и Святой Церкви.

— Однажды Вы глубоко пожалеете о том, что только что сказали, а если нет, я напомню Вам об этом, королева.

Подобный разговор повлёк за собой то, что со следующего дня за мной присматривала Дженни. Она была молодой девушкой, которой тогда исполнилось едва пятнадцать лет.

Дженни знала много легенд о Камелоте, погибшем короле Артуре и его славных рыцарях Круглого Стола. Подбрасывая поленья в камин, Дженни рассказывала мне о том времени, когда ещё были живы Ланселот, Гавейн, Галахад, Персиваль, Ламорак, зловредный Мордред, предавший короля, леди Моргана и Моргауза; и моё детское воображение рисовало мне те далёкие времена.

— А знаешь, я открою тебе свою тайну, — сказала Дженни.

— Какую тайну?

— Мой пра… -прадед был учеником великого Мерлина.

— А кто такой Мерлин?

И она рассказала мне о знаменитом волшебнике Камелота. Я спросила бы ещё обо многом, тем более рассказ служанки очень увлёк мой ум, но этому помешали некоторые причины.

Во-первых, пришла весть о прибытии отца и короля Эгберта из похода в Кент, и замок тотчас ожил, готовясь к предстоящему торжеству. Во-вторых, мышление пятилетней девочки тогда ещё не было способно надолго останавливаться на одном и том же предмете. И до времени я забыла о своём интересе к великому Мерлину, королю Артуту и Камелоту.

В этот день около полудня к замку подъехал вестник со знаменем и гербом Уэссекса. В обеденной зале по-прежнему царила напряжённая атмосфера, туда-сюда сновали слуги, разнося яства и вино, им не полагалось обращать внимание на скучающих женщин — хозяек замка, дети пребывали в своих покоях вместе с нянями, присматривавшими за ними; я же выпросилась поприсутствовать вместе со всеми во время обеденной трапезы, пользуясь особой благосклонностью королевы и моей тётушки, леди Редбурги.

Прозвучал гонг, и это вызвало всеобщий переполох.

— О боже! Что это?

— Нужно посмотреть. Эй, Крейн, посмотри, кто там приехал.

Крейн считался главным слугой в замке короля Уэссекса; он запомнился мне статным высокорослым детиной с длинными рыжими усами, как у скандинавов согласно преданиям. Говорили, некогда он был викингом и поклонялся самому Одину. Говорили, во время походов своих соплеменников Крейн заболел, его оставили на чужой территории, и он достался Эгберту в качестве «чужеземного трофея». Я часто приставала к Крейну, чтобы он рассказал мне о том, кто такие викинги, однако великан лишь отмахивался от меня.

Видимо, он совсем не желал вспоминать те времена, когда был оставлен своими сородичами на земле Английской.

Викинги….викинги…..Они внушали мне тогда такой сильный страх, что я была готова забраться под стол и сидеть там до тех пор, пока кто-нибудь меня там не обнаружит.

Крейн исчез и появился с человеком в длинном капюшоне и голубой тунике, уже поистёршийся от пыли и времени, отороченной куньим мехом. В его руке был гонг, однако его бледное лицо, отличала особенная усталость, которая бросалась в глаза. Его силы были давно на исходе, но он почтительно поклонился королеве Уэссекса.

Помню, как тётушка Редбурга оторвалась от большого блюда с зажаренным кабаном с зеленью и недоверчиво посмотрела на человека с гонгом. Подбежавший слуга помог королеве омыть пальцы в тазу от жира; она вытерла руки, всё ещё недоверчиво глядя на человека.

— Каких вестей мне ждать от мужа?

— Король Эгберт велел передать, что он со своим войском прибыл из Кентерберри в Уэссекс! Король велел, чтобы Вы были готовы встретить его, леди Редбурга.

Когда в зале воцарилось молчание, никто не знал, что скажет королева. Моя мать в тот момент была занята пудингом; казалось, ей не было никакого дела до присутствовавших здесь, она была занята своими собственными мыслями. Если бы я была чуть старше, мне было бы стыдно за неё. Но разве девочке пяти лет есть дело до того, как ведут себя взрослые? Я занималась тряпичными куклами, изготовленными для меня Дженни. Одна кукла изображала леди Гвинерву, вторая — короля Артура; я совсем не представляла себе, как ими играть, но делала вид, что мне интересно. В следующем году после рождественского Сочельника Дженни обещала мне смастерить собственноручно куклу Кухулина.

— Кто такой Кухулин? — спросила я тогда служанку.

— Расскажу как-нибудь. О, это был великий воин, сын Богов, — ответила Дженни, — его до сих пор почитают жители гор и кельты.

— Но мама запрещает говорить о кельтах.

— Твоя мама очень умная женщина, но, должно быть, она не знает о том, что издавна эти земли были заселены кельтами до нашествия саксов с Континента.

— А ты принадлежишь к кельтам? — спросила я.

Она уклончиво улыбнулась:

— Я принадлежу Богу и люблю удовольствия.

На этом наш диалог закончился, но в последствии я часто думала о происхождении Дженни.

— Накормите посланника; зажарьте пять самых жирных кабанов, десять селезней, откройте шесть бочек с вином и займитесь приготовлением замка ко встрече с королём, — наконец, произнесла леди Редбурга, — Пошлите ко мне экономку Беатрис, я дам ей новые распоряжения.

— Не стоит так беспокоиться, мой брат ещё не скоро будет здесь. Не раньше, чем через несколько дней, — моя мать доела свой пудинг и ехидно посмотрела на королеву, — много суеты — много бесполезного. Разве Вы не знаете об этом, леди Редбурга?

— Король может появиться здесь в любое время.

— Смотря с какой скоростью движется он и его войско.

— Разве Вас совсем не волнует появление здесь Вашего мужа, леди Унгвильда?

— Разумеется, волнует, леди Редбурга. Однако совершение очередного похода может привести к новой беременности.

Королева покраснела, но ничего не ответила. Тогда в силу своего возраста я не понимала, какая связь между завершением похода и рождением сестёр и братьев; спустя много лет Дженни растолковала мне то, что имела в виду тогда моя мать.

….Король Эгберт вместе с моим отцом и своим первым военачальником, лордом Элмулдом, прибыл через десять дней. Мы все услышали многочисленные рожки, возвещавшие о чём-то необыкновенном. Я взбежала вместе с Дженни на самую высокую башню замка и замахала руками.

— Эй, смотрите! Это же войско короля Эгберта! Они вернулись! Они вернулись!

Я надорвала горло, наблюдая за тем, как стройные ряды конных всадников медленно приближались к замку. Зазвонили городские колокола, будто, вторя моим словам. Я увидела, как Дженни легкомысленно засмеялась, и мне стало обидно.

— Почему ты смеёшься?

— Думаешь, они слышат твоё приветствие?

Я пожала плечами.

— Но я же вижу их. Вон едет сам Эгберт на белом коне в шлеме, увенчанном ангелом. Это — его шлем, тётушка рассказывала мне. Вот позади него едет мой отец. Дженни, я вижу их!

— Не сомневаюсь в этом, моя милая, да только ты замёрзнешь здесь на ветру. Давай спустимся и обо всём расскажем королеве Редбурге.

Её слова прерывались шелестом флагов, которые венчали каждую башню.

Её доводы мне показались вполне разумными, и я сдалась. Спустившись, я видела, как король слез с коня, снял свой шлем и подошёл к леди Редбурге. Они обнялись. Мой двоюродный брат Этельвульф склонился перед отцом, когда слез с боевого коня. Нынче он участвовал в этом длительном походе, и ему уже исполнилось двадцать лет. Я никогда не видела Этельвульфа, но сейчас он стоял передо мной, высокий стройный юноша в отливающих серебром доспехах.

Я видела, как обнялись мои родители, однако позади моего отца стояла фигура очень красивой женщины в длинном меховом манто, отороченной куницей. У неё были длинные, доходившие до колен, золотистые волосы, схваченные обручем на голове с ярким рубином посередине. Голубые глаза смотрели зорко и внимательно. Леди Унгвильда, моя мать отличалась не меньшей красотой, чем незнакомка, но у первой черты лица составляли нечто необычное, совсем не характерное для здешних мест. Цвет лица незнакомки имел кремовый оттенок, что контрастировало с золотом волос и чистой голубизной глаз, обрамлённых чёрными ресницами.

— Кто это?

Леди Унгвильда с пренебрежением посмотрела на незнакомку.

— Её зовут София, — смущённо ответил отец, — она прислуживала в замке Бальдреда до того, как он лишился своей короны. Я ей доверяю так же, как и самому себе.

Мать нервно расхохоталась:

— Прислуживала королю Бальдреду! Так значит она — обычная потаскуха. Для чего ты приволок её с собой?

— Она будет жить в нашем замке.

— Что!? Лорд Элмулд, слышите ли Вы свои слова! Неужели из-за какой-то смазливой шлюхи ты готов опозорить звание лорда? Разве ты забыл о том, что ты женат на сестре короля?

— Которая легко управляется со своими любовниками в моё отсутствие.

Они так долго смотрели в глаза друг другу, что обстановка накалялась; это был конфуз, который нуждался в том, чтобы кто-нибудь вмешался и разрядил ситуацию.

— Негоже в такой радостный день устраивать семейные сцены, леди Унгвильда! — произнесла леди Редбурга, подойдя к лошади отца.

Она с интересом посмотрела на незнакомку.

— Девушка, действительно, хороша. Я бы не возражала, если бы она прислуживала сестре моего мужа.

….О, как же описать всё изобилие пищи, появившейся на столах во время пира? По этому поводу из соседнего городка был приглашён бард и музыканты, игравшие настолько громко, что звенело в ушах от такой «гармонии звуков». Король Эгберт сидел во главе стола рядом с леди Редбургой и своим сыном Этельвульфом. Я видела всё это с балкона в верхней части пиршественной залы вместе с остальными детьми, ибо нам запрещалось присутствовать на пиршестве в силу нашего возраста. Даже Эдита, моя кузина, которой исполнилось уже двенадцать лет, теснилась вместе с нами и робко поглядывала вниз то на короля, то на гостей, то на весёлых музыкантов. Я была уверена, она была непрочь потанцевать, только не показывала никому своего рвения. Всем было ясно: в результате похода короля на восток, земли Кента были завоёваны Уэссексом, король Бальдред убит во время боёв, и теперь границы графства Уэссекс простёрлись далеко, включая графство Суссекс, Кент и Эссекс.

У меня давно текли слюнки, но благодаря Дженни мне всё-тки удалось в тот день попробовать огромную порцию пудинга с вишней. Кухарка Мэри отлично готовила, несмотря на то, что она была одноглазой из-за войны в графстве Суссекс, откуда Мэри происходила — военные действия там велись издавна ещё при короле Беотрике.

Эдита весь день дулась, даже тогда, когда симпатичный юноша-бард в модных пуленах подмигивал ей снизу. Уже тогда она отлично понимала, что её дело — в будущем продолжить династию, и её непременно вскоре выдадут замуж за какого-нибудь родовитого лорда, какого подберёт отец. К сожалению, такова участь всех благородных женщин Англии моего времени, поэтому тебе повезло, Сильнестрина, ты — не благородная леди, и можешь выбирать себе любого по сердцу.

…..Чуть позже мы перебрались в свой замок со всем нашим скарбом. Нас сопровождало несколько повозок с тяжёлыми коваными сундуками. В одном из таких сундуков были упакованы мои игрушки, частично купленные у торговцев кукол, которые периодически появлялись в замке короля, ибо они знали, что там жили дети; отчасти игрушки были сшиты умелыми руками Дженни. Частично они достались мне в подарок по поводу какого-либо торжества: Рождества, Сочельника, Пасхи, победой над окружающими графствами; частично они были подарены мне кузиной Эдитой по настоянию её матери. Дети всегда неохотно расстаются со своими игрушками и детскими забавами, к которым они уже успели привыкнуть.

Эдита надула свои пухлые губы и с неохотой протянул мне куклу. Во всём замке мы называли эту красивую куклу «маленькая принцесса». Её тельце состояло из глины, окрашенной в нежно-розовый цвет. Но боже мой, с каким же изяществом было сшито платье на «Маленькой принцессе», таких кружев я не видела ни у одной благородной леди.

Естественно, королева желала скорейшего взросления своей дочери, чтобы поскорее обручить её и выдать замуж.

— Ну и что! — буркнула моя хорошенькая кузина (она действительно было хорошенькой), — играй в свои куклы, зато я стану рожать славных воинов для династии. Меня будут любить лорды и графы, а ты так и останешься маленькой девочкой.

— Ну что ты, Эдита, когда-нибудь наша Элизабет тоже вырастет, как и ты и будет рожать потомков своего рода.

Я помню, как Эдита топнула ногой и убежала. Никто и не думал её осуждать за дерзость, ведь она только что лишилась своего «сокровища», созданного не для игры, а для того, чтобы любоваться им. Эта кукла до сих пор хранится в моём замке, несмотря на то, что я стала взрослой.

Мы двигались через лес, я очень боялась за судьбу своих кукол, а в особенности «Маленькой принцессы». Мог ли тогда пятилетний ребёнок вообще предположить то, что разбойникам была бы совсем не нужна детская игрушка, напади они на нас?

На скорейшем возвращении на прежнее место жительства, конечно же, настаивала моя мать.

— Мне надоели все эти слащавые «набожные лица», прилюдно поклоняющиеся тебе, а на самом деле думающие про тебя бог знает что. Мудрой женщине не позволительно долго находиться среди таких людей.

Она, конечно же, надеялась на то, что София, привезённая отцом из похода, останется прислуживать в замке её брата, короля Уэссекса и отныне Кента и Сусекса, а также Эссекса, доставшегося Эгберту от его отца Беотрика.

Однако мой отец настоял на своём, и красавица София вместе с Дженни и другими нашими слугами отправилась с нами.

— Пусть она держится от меня подальше, как и от моих детей, и ещё пусть держится подальше от моей спальни.

Ты не можешь себе даже представить, насколько всё недосягаемое притягивает, особенно детей. Во всяком случае, я старалась улучить минутку, чтобы подойти к Софии, коснуться рукой её великолепного плаща-манто, волос, когда леди Унгвильда не обращала внимания на меня. София улыбалась мне и молчала.

— Прошу Вас, маленькая леди Элизабет, не подходи к этой женщине во время привалов, иначе Ваша мать будет очень недовольна Вами, — увещевала меня Дженни.

— Ну и пусть!

Привалы устраивались через несколько часов пути. Дети: я и мой старший брат Брингвальд ехали в паланкине, слугам были даны мулы и ослики, отец и мать передвигались на своих чистокровных породистых лошадях.

Я и не думала, что когда-нибудь стану великолепной наездницей, тогда лишь мне хотелось поближе познакомиться с Софией.

— Ты действительно не являешься леди? — спросила я, с аппетитом поглощая свой паштет.

София справлялась с жареной на костре куропаткой.

— Почему ты спрашиваешься меня об этом?

— У тебя другие манеры в отличие от остальных слуг.

— Ты очень внимательно, несмотря на твой возраст.

— Все дети внимательны.

— Не все, и я точно знаю это, — произнесла София.

— Ты спишь с моим отцом?

— Я и твой отец, лорд Элмулд, любим друг друга.

….В нашем замке оказалось очень холодно, несмотря на то, что небольшой отряд слуг был отправлен заранее, чтобы затопить все камины. Но, похоже, им это не удалось, замок всё равно оказался холодным, и это обстоятельство тогда разозлило мою мать.

— О, вновь этот дикий холод! Как я устала от него! Эй, вы, шевелитесь! Я хочу есть! Зажарьте на вертеле того жирного кабана, которого мы завалили на охоте. Клянусь небом, через день этот замок станет тёплым.

…..Через три года я всё-таки задала те вопросы, которые волновали меня ещё в пять лет, но задала их не Дженни, а Софии. Она укачивала своего новорожденного сына возле камина, я подошла к ней сзади и спросила:

— А ты веришь в Великого Мерлина?

— Верю.

— Значит, это — не просто легенды?

— Я верю, что он жил, — сказала София, — но я знаю ещё одну легенду.

— Расскажи.

София внимательно посмотрела на меня, будто, долгое время изучала.

— Моя бабушка рассказывала мне об ожерелье, которое называется «Глаз Орла».

— Интересное название, — удивилась я.

— У человека, владеющего им, появляются такие силы, как у орла в полёте, он приобретает магические способности. Однако если ожерелье попадёт в злые руки, это может разрушить мир. Такова сила Ожерелья. Я слышала, за ним охотятся многие люди, облечённые властью, в том числе, и Карл Великий. Однако не всем дано обладать ожерельем.

— Не всем?

— Лишь чистые сердцем могут, — произнесла София, — и эти люди избранные.

— Но как же их находят? — спросила я.

— По определённым признакам.

— Каким же?

— Этого я не знаю.

Слова Софии произвели тогда на меня очень сильное впечатление. Однажды мне даже приснился сон. Это было ожерелье из камня, меняющего свой цвет в зависимости от мыслей, это сияние ослепило меня и тогда. Я почувствовала, как тепло огромной мощной волной разлилось по моему телу.

Тогда я была, всего лишь, ребёнком, но от этого сияния я ощутила, что стала взрослой, умудрённой опытом женщиной, и мудрость эта намного превосходила мудрость и ум тех женщин, которых я знала. Так впервые даже сквозь сон я познакомилась с невероятной силой ожерелья «Глаз Орла». В моём мозгу набатом била одна и та же мысль.

…..Лишь избранные имеют право владеть ожерельем…..

Я не могла, всё же, поверить, что ожерелье в реальности существовало, что это — не вымысел людей, верящих в чудеса. Через много лет я поняла, что мои сомнения были напрасными. Ожерелье само выбирало своего владельца, и это было действительно так…..

— Вы говорите загадками, леди.

Слова Сильнестрины мгновенно возвратили меня из мира моих воспоминаний, куда я устремилась всей душой в мир реальных вещей и событий. Я лежала обессиленная на своём ложе посреди тёмной комнаты старого заброшенного замка, в камине едва тлел огонь. Сильнестрина подбросила новых поленьев, и на некоторое время помещение замка вновь стало светлым. Надолго ли хватит дров? Если нет, мы замёрзнем в этом замке посреди заснеженных полей.

— Не перебивай меня, милая. Налей себе ещё рагу и слушай дальше.

— А, Вы, госпожа. Разве Вы не хотите ещё одну порцию рагу?

— Нет, я не хочу. И не беспокойся обо мне, Сильнестрина.

Я видела, как она с большой готовностью выполнила мою просьбу, налив себе ещё одну миску рагу. Она села возле меня, приготовившись слушать дальше мой рассказ.

….Но вскоре мне пришлось пожалеть о том, что я не владела «Глазом Орла» однажды я шла в свою комнату, чтобы переодеться и пойти на мессу. Проходя мимо покоев Софии, в едва приоткрытую дверь я увидела, что фигура моей матери склонилась над камином, чтобы бросить в огонь новорожденного ребёнка Софии. У неё было жуткое выражение лица, какого я раньше никогда не видела.

Бедная София, дрожа всем телом, пыталась вырвать сына из рук хозяйки замка.

— Помилуйте, леди, не делайте этого, не берите грех на душу. Мой сын….он ни в чём не виноват.

— Зато ты виновата, шлюха! Из-за тебя мой муж отдалился от меня. Я уничтожу это кельтское отродье, ибо твой сын — незаконнорожденный, и он никогда не сможет претендовать на имущество моё и моего мужа, и на имя.

— Пусть так, только прошу Вас, сохраните ему жизнь. Когда мой сын вырастет, до конца дней своих он будет молиться за Вас. Умоляю, не убивайте его! Умоляю Вас!

Она бросилась перед моей матерью на колени, чем ещё больше вызвала раздражение леди Унгвильды.

— Пощадите, умоляю Вас, леди!

Мать посмотрела в ясные чистые глаза Софии, которые всегда мне казались такими безмятежными, будто ничего не могло поколебать целостность этой кельтской красавицы. Она никогда не была озлобленной, а просто выполняла свои обязанности прислуги, прекрасно ладя с остальными.

Любил ли её мой отец? Мне кажется, она была его отдушиной, музой, несмотря на то, что лорд Элмулд никогда не был поэтом. Ни одна соперница не могла не ощущать подобной любви, чувствовала её и моя мать.

Языки жестокого огня лизали нежную головку младенца, который неистово кричал и надрывался, он понимал, что находился в руках не женщины, а хищницы, способной убить его, несмотря на то, что он совсем недавно получил право на жизнь. Это право у него безвозвратно отнимали.

— Матушка, не делайте этого! Умоляю вас! — я подскочила к матери и упала перед ней на колени вместе с Софией.

— Я же говорила тебе, Элизабет, не водись с этой женщиной, она — ведьма! И если бы не твой отец, я давно вышвырнула бы её отсюда. Но твоему отцу, возможно, всё равно, что вместе с женой он содержит и любовницу, ему всё равно, что думает о нём двор Эгберта.

Не могу сейчас точно сказать, почему леди Унгвильда, всё же, сжалилась над малюткой. Возможно, в тот момент её взгляд упал на «Евангелие», подаренное мне тётей Редбургой, которое я в порыве бросила на каменный пол, и она не пожелала «впасть в грех». Возможно, что-то изменилось в ней, её тело обмякло, дикое сверкание глаз исчезло. Я осторожно взяла ребёнка в свои руки и передала его Софии.

— Разве можно так обращаться с «Евангелием»!

Она бросила суровый взгляд на пол, подняла книгу в дорогом переплёте, пролистала несколько страниц.

— Жизнь ценнее даже самой дорогой и изысканной книги, — сказала я.

Мать усмехнулась:

— Жизнь кельтского выродка не стоит ничего! Запомни это.

Я видела, как крепко сжала София своего младенца, поцеловала его в лобик.

— Простите, леди, мне нужно его покормить.

Рыдая, она покинула нас, мы стояли друг напротив друга, словно, два противника.

Любила ли меня моя мать? Очень часто даже спустя много лет я задумываюсь над этим. Если бы она являлась обычной крестьянкой, а не сестрой короля, она испытывала бы ко мне и брату самые нежные и искренние чувства, какие только может испытывать мать к своему ребёнку. Тщеславие мешало ей любить. Оно, будто, замыкало это прекрасное чувство в себе, мешая прорваться наружу.

— Ты собралась идти на мессу, дочь моя?

Я кивнула:

— Да.

Мать протянула мне «Евангелие» и злобно улыбнулась:

— Когда тебе исполнится двенадцать лет, ты будешь обручена с лордом Корнуольским.

Что могла сказать на это восьмилетняя девочка, в которой всегда воспитывали послушание к старшим? Я промолчала, но мысли мои были неспокойны. Однажды я поделилась своей печалью с Софией.

— Разве ты недовольна решением матери?

— Лорд Эдвин Корнуольский — любовник моей матери, я сама видела, как они уединились после рыцарского турнира на прошлой неделе. Я проследила за ними и …..

— Ты видела, как твоя мать отдавалась лорду Корнуольскому?

Я кивнула, мне было стыдно говорить об этом. Она погладила меня по голове.

— Бедная девочка, тебе столько пришлось и ещё придётся пережить, но….все женщины проходят через «это».

— Она так кричала, будто, он её резали…..

София улыбнулась, и мне была совсем непонятна её улыбка.

— Детка, твоя мать кричала от удовольствия.

— Удовольствие? О, боже, лишком странное удовольствие. Мне скоро исполнится двенадцать, и мать обязательно осуществит своё намерение.

— А твой отец?

— Леди Унгвильда давно убедила его выдать меня замуж за лорда. Это объединит земли Уэссекса, Кента, Сассекса, Эссекса и Корнуолла.

— Тебе не нравится лорд Эдвин?

— Он слишком стар для меня, и я его боюсь.

— Твой отец, ведь, ничего не знает об отношениях между твоей матерью и лордом Эдвином?

— Нет, хотя он догадывается…, — ответила я.

— Если ты намекнёшь отцу…..

— Ни за что! Я ненавижу интриги, София.

— В таком случае, Элизабет, тебе остаётся смириться, покорившись своей судьбе, — сказала она, — или…..

— Или? — я посмотрела в её чистые голубые глаза.

— Или ждать, что судьба совершит чудо.

— Что ты хочешь этим сказать, София? — спросила я.

— Придёт время, и ты встретишь своего единственного; ты не сможешь забыть его, даже если будешь пытаться сделать это…..

………

…..Я была помолвлена с лордом Эдвином Корнульским сразу же после рождества, декабря 26, 827 года в замке лорда. В тот день мне было впервые дано так близко и явно увидеть любовника моей матери. Его внешний облик вызвал во мне отвращение. «Старый сластолюбец», — мелькнула в моей голове первая мысль, когда я воочию увидела этого человека. Он сладострастно улыбнулся мне, когда я была официально представлена ему в присутствии короля и королевы. Голоса в парадной зале звучали, как эхо, отразившись многократно от стен и витражей, мне становилось не по себе от подобной торжественности. Что же могла поделать двенадцатилетняя девушка, ещё не до конца оформившаяся в полноценную женщину, сердца которой ещё не коснулась любовь? Она могла лишь подчиниться, согласно установленным традициям. Верила ли я словам Софии, произнесённым накануне? Нет. Она просто жалела меня, а я не нуждалась в жалости. Я нуждалась в материнской любви, которой была лишена.

— Лорд Эдвин, я уверен, теперь на Вас можно рассчитывать в случае нападения Мерсии, — произнёс Эгберт.

— Я поддерживаю короля Эгберта и всегда поддерживал Вас.

— Однако я не чувствовал вашей поддержки, лорд.

— Уверяю Вас, Ваша светлость, у Вас ещё будет время почувствовать её.

….Помолвка предусматривала пир с выступлением бардов и танцоров, и никто даже не догадывался о том, что юной невесте хотелось покинуть всё это многолюдное сборище. Но она была вынуждена улыбаться и приветствовать новых прибывающих на пир гостей. Я даже слышала, как леди Маргарита, приближённая королевы, прошептала своей подруге, леди Мэри:

— Жених слишком стар для невесты. О, боже, ей суждено рано состариться. Ты только взгляни на её мать, леди Унгвильду, она так и норовит поскорее «прыгнуть в постель» к женишку.

— Это же безнравственно.

— Но где ты видела, дорогая, чтобы наш двор блистал нравственностью? Конечно, я не имею в виду королеву, она слишком набожна и даже дружна с Папой. Но…..

Леди Маргарита обернулась, чтобы убедиться в том, что их никто не слушает.

— Но…..?

— Но не видит то, что творится перед её собственным носом.

— Вряд ли она так наивна, как ты думаешь, дорогая.

— Не знаю, своё мнение об окружающих меня людях я составляю сама лично, основываясь на собственном опыте и наблюдениях.

Я прекрасно слышала, о чём они говорили, оставаясь незамеченной. Когда лорд Эдвин поцеловал мою руку, взяв её, чтобы проводить за стол, чтобы начать пиршество, я отвернулась от отвращения.

Засахаренные сливы, которые я так любила, больше не вызывали во мне радости, как и мясо жареных куропаток, красовавшихся посреди стола и распространявших невероятные запахи.

«Матушка, что же Вы делаете!» — хотелось мне закричать. Но леди Унгвильда была слишком занята собой, чтобы обратить внимание на свою дочь.

Глава 2
«Похищение»

«Запомни крепко, друг,

Что правит в этом мире

Небесный Звёздный Круг

Да в нём — число четыре.

Извечна на Земле

Явлений кривизна:

Зима да лето, осень да весна…..

Печаль разлук людских

Сменяет радость встреч,

Поэта мирный стих —

Войны кровавый меч.

За ночью неизбежно день настанет,

А жизнь появится —

Во след ей смерть нагрянет».

(Джами, 15 век).

………

…..Матушка уговорила меня погостить в течение нескольких месяцев в замке моего жениха, лорда Эдвина. Я долго сопротивлялась, однако мне было разрешено взять с собой Дженни, поэтому я охотно огласилась в итоге.

— Уверяю тебя, Эдвин — неплохой человек, и в его обществе ты будешь чувствовать себя вполне непринуждённо.

Она нахмурила брови, подняла мой подбородок и заглянула в мои глаза:

— Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать. Говори же.

— Может быть, ещё не поздно отменить эту помолвку.

— Посмей только подумать об этом, неблагодарная!

— Но… я не люблю лорда Эдвина.

— А кто тебя заставляет его любить? Ты должна понимать, что этот брак — разумный политический ход, чтобы укрепить наше королевство. Корнуолл — слишком лакомый кусочек, чтобы он достался кому-то ещё.

«Поэтому Вы решили взять лорда в любовники», — хотела я бросить в лицо матери, но не посмела. Леди Унгвильда никогда не простила бы подобного своей дочери.

…..Я любила взбираться на Донжон замка, хотя мне пришлось отсчитать несколько серебряных монет, чтобы солдаты не препятствовали мне в этом. Я любила взбираться на донжон, потому что здесь было ветрено, и свежесть окутывала меня огромной волной, от этой свежести мне было как-то свободнее, и в какие-то мгновения мне хотелось просто распахнуть руки и полететь, как птица, преодолевая огромные расстояния, слишком огромные, чтобы затем приземлиться…..

Однажды во время одного из своих «путешествий» по Донжону я встретила Дженни.

— Госпожа, Вам нужно беречь здоровье, а здесь холодно.

— Моя мать говорит точно так же, как и ты, ведь она прочит меня в жёны лорду Эдвину, чтобы я в будущем рожала ему потомство, которое укрепило бы наш род.

Дженни улыбнулась:

— Участь любой женщины состоит в том, чтобы производить потомство.

— И ещё терпеть мужские причуды и издевательства. Дженни, неужели у тебя никогда не было возлюбленного, и ты ещё ни с кем не спала?

— Набеги разбойников разорили мою деревню, я потеряла своих родных и было безопаснее переправиться через Пролив на Большой Остров. Тогда я была ещё совсем ребёнком, и моё тело не успело познать любви. Затем я была отдана в услужение королеве Редбурге, потому что у меня хорошая память, и я быстро освоила язык.

— Ты говорила на другом языке раньше?

— Да, это был древний язык кельтов, моих предков, который я не забыла и никогда не забуду.

— Предки Софии также кельты.

Дженни кивнула:

— Да, но ей удалось достичь более высокого положения, чем мне.

— Тебе хотелось достичь того же, что и Софии? — спросила я.

— О, нет, госпожа, я приняла христианство, несмотря на то, что мои предки являлись язычниками. Я мечтала о монашестве, однако моя жизнь сложилась иначе.

Я посмотрела на окружающую замок долину. Падал мелкими хлопьями снежок, вдалеке чернел лес. Пасмурное небо ничуть не умаляло красоты окружающей замок местности. Где-то вдали взмахнул крыльями орёл, пересекая долину и направляясь на восток. Эта красивая гордая птица всегда завораживала меня, как нечто волшебное, не предсказуемое, тайное.

— Я рада, что мой будущий муж сейчас отсутствует в замке.

— Вы что-то задумали?

— Да, мне хотелось бы прогуляться верхом вон до того леса.

Я показала на долину, куда как раз направился орёл.

— Ты будешь сопровождать меня.

— Но это опасно, госпожа.

— В чём же опасность? В будущем после замужества я буду лишена этой свободы, и мне хотелось бы насытиться ею до прибытия лорда Эдвина из Лондона.

— Разве Вам неизвестно, что вокруг разбойники, и потом, Вы можете заблудиться, подвергнув опасности свою жизнь.

— Я не думаю, Дженни, потому что я считаюсь неплохой наездницей, несмотря на мой юный возраст Спускайся и дай распоряжение слугам. Скажи им, что госпожа собирается совершить прогулку верхом. Пусть подготовят лошадей.

— Не думаю, что ваша затея понравится Вашему жениху, когда он вернётся.

Я улыбнулась:

— Но мы, ведь, не расскажем ему од этом «маленьком обстоятельстве», верно?

Я подмигнула Дженни, которая ответила мне тоже подмигиванием.

— Распорядись насчёт ужина. Я хочу жареного кабана и засахаренные фрукты. И ещё, пусть Томми настроит свой инструмент и споёт мне за ужином свои новые баллады. Я знаю, Томми бывал за Океаном в стране норманнов, видел многих героев и сложил о них баллады, но мне бы хотелось послушать баллады о Великом Артуре и его рыцарях Круглого Стола.

В тот момент Дженни поклонилась и удалилась, я ещё раз окинула взглядом Долину, и мне стало очень грустно на душе.

…………..

О, если б ты знала, Сильнестрина, насколько дальновидной оказалась моя служанка Дженни. Мы ехали вдоль проторённой тропки, достигли леса, но нам не повезло — начался буран. Я не помнила, чтобы в Корнуолле были частыми снежные бури, и мне лишь остаётся думать, что само провидение вмешалось в мою судьбу. Я потеряла из виду Дженни, которая растворилась в воздухе.

— Дженни! Дженни!

Я напряглась, потому что эхо совершенно не отражалось в этом лесу, хотя должно было отражаться. Но оно не отражалось.

— Дженни! Дженни!

Сердце моё так сильно сжалось от страха, что я почувствовала боль, настоящую боль. Сильнестрина, у тебя болело когда-нибудь сердце? Нет? Не дай бог, если это произойдёт. Я не желаю подобного даже своему врагу; сначала оно начинает сжиматься от страха, и ты буквально начинаешь ощущать его, как очень плотный комок. Затем ты перестаёшь дышать, потому что тебе кажется, что ты не умеешь. О, нет, мне бы не хотелось повторить подобное, и тем не менее, эти приступы случались ещё неоднократно. Говорили, у меня было от рождения больное сердце, поэтому, когда я была ещё совсем маленькой, в замок Эгберта однажды пригласили одного лекаря-грека.

— Девочка проживёт полноценную жизнь, как и любой человек, но ей нельзя предаваться волнениям и переохлаждаться, что весьма вероятно в таком климате, как этот, — изрёк старый грек.

Нет, конечно же, я не запомнила его, (для подобных «запечатлений» тогда я была ещё слишком мала и несмышлёна), но затем мне сказали, что ответила ему моя мать. Она поморщилась и высокомерно уставилась на пожилого лекаря:

— Какая чушь! Девочка как-нибудь вырастет и без Ваших дурацких вердиктов. Не могу же я из-за неё изменить климат, переехать куда-нибудь. Это….это совершенно нереально. И потом, королевское семейство всегда отличалось отменным здоровьем.

— Не спорю, но у крошки слабое сердце, и Вам решать, что с этим делать, леди.

…..А затем я увидела Прекрасную Мэри, чей призрак блуждал по лесам Англии, я слышала от слуг, многие люди, заблудившиеся в лесу, видели Прекрасную Мэри, и по их рассказам это был именно она. Она была высокой с густой гривой рыжих волос в длинном голубом платье с широким зелёным поясом и большим жемчужным ожерельем на шее.

По легендам в этих лесах когда-то жила девушка в небольшой хижине на опушке леса недалеко от озера. Она жила там со своей сестрой Людвигой. Однажды какой-то всадник забрёл в лес и вышел к хижине. Мэри накормила одинокого рыцаря, потому что он устал с дороги. Рыцарь полюбил девушку и пообещал увезти её с собой. Он уехал, а через некоторое время Мэри узнала, что её возлюбленный погиб в бою. Тогда Мэри бросилась вниз с самого высокого обрыва. С тех пор полупрозрачный призрак Прекрасной Мэри блуждает среди лесов Англии, разыскивая своего возлюбленного. Прекрасная Мэри шла прямо ко мне, и кто бы знал, какой ужас я испытала тогда, ведь услышать о призраке — одно, а воочию встретиться с ним — совершенно другое.

А дальше я почувствовала, что погрузилась в туманное облако, и всё растворилось перед моими глазами, даже воспоминание о том, что я скоро выйду замуж за лорда Эдвина Корнуольского….Мне было холодно, очень холодно. Должно быть, подобный холод чувствуют умирающие, холод, сковывающий их тела.

……………………

Я очнулась от ужасной жары.

«Должно быть, я попала в ад», — почему-то подумала я. Интересно, когда ты умираешь, и тебе жарко, ты почему-то всегда думаешь об аде, ибо с детства тебе внушают, что ты плох и греховен, раз у тебя есть плоть.

Почему так происходит? Но окружающая меня обстановка не была адом. Это была огромная кухня со множеством медных блюд, украшавших стену, и очагом в специальной нише. В очаге на вертеле жарилась туша быка, какой-то человек постоянно вертел быка, подливая масло.

«Человеком» оказалась женщина невероятных размеров с чепцом на голове. У неё было лицо типичной англичанки — румяные щёки, усеянные веснушками, светлые кудрявые волосы, запрятанные под засаленный чепец. Это лицо мне показалось довольно добродушным. Я обнаружила себя лежавшей на широкой деревянной лавке возле очага; горячие языки пламени лизали камни очага; глядя на них, я чувствовала себя расслабленно и умиротворённо. Я подумала тогда, как же давно мне не было так хорошо и спокойно. Я видела то, как толстая женщина в грязном переднике подлила вино — огонь разгорелся ещё сильнее. А может, она — помощница богов, занятая приготовлением пищи для них? Нет, вряд ли у богов такие толстые кухарки.

— Где я?

Женщина в переднике посмотрела на меня и улыбнулась.

— Юная леди уже проснулась?

— А я спала?

— Да как сказать….

— Но куда делась Прекрасная Мэри и этот жуткий лес, и моя служанка Дженни?

Толстуха серьёзно посмотрела в мои глаза своими серыми, как небо в ненастье, глазами.

— Вы видели Прекрасную Мэри? — спросила она.

— Да.

— Тогда Вам повезло, что Вы остались живы, леди.

— Повезло?

— На прошлой неделе нашли Ребекку. Говорили, перед смертью она видела призрак Прекрасной Мэри.

— Кто такая Ребекка?

— Она работала здесь.

— Она была служанкой?

— Да.

— А Дженни? Где Дженни?

— Какая Дженни?

— Это — моя служанка. Она….она была со мной, когда мы ехали вдоль леса по тропке.

— Вы любите опасности, леди? — спросила толстуха.

Кухня постепенно наполнялась невероятными ароматами, я чувствовала, что мой желудок урчал, требуя пищи, только тогда я вспомнила, что я не ела с самого утра, с того самого времени, как поднялась на Донжон.

— Я беспокоюсь за свою служанку.

— Не беспокойтесь. Скорее всего, она уехала восвояси, так и не найдя Вас.

— А если нет? А если она там одна, в лесу?

— Аймар уже прошерстил лес и никого там не нашёл, хотя в такую снежную бурю что можно увидеть?

— Где я нахожусь? — спросила я.

— Думнония, леди. Замок лорда Сиддика, приближённого нашего короля Хопкина ап Гернома.

— Думнония?

— Да, самая оконечность графства, здесь часто случаются подобные бури, да и воздух у нас влажный, и туманы здесь тоже не редкость.

— О Боже! Это далеко от замка лорда Эдвина? — спросила я.

Толстуха подлила немного вина на тушу быка. Я видела, что её большие чёрные брови сдвинулись к переносице.

— Вы знаете лорда Эдвина?

— Он….он — мой жених, и я гощу у него.

— Здесь не очень жалуют лорда.

— Почему?

— Вы, видать, не здешняя и всего не знаете. Лорд Эдвин предал нашего короля и поклонился Эгберту.

Я вздрогнула:

— Но… разве вы не являетесь сторонниками Эгберта?

— Как можно, леди! Эгберт — тиран и завоеватель. Ещё неизвестно, не является ли он отцеубийцей. Во всяком случае, такие слухи здесь о нём ходят.

— Но это — всего лишь, слухи, — возразила я, — разве можно верить досужим сплетням?

Она пристально посмотрела на меня:

— Вы случайно не являетесь родственницей нашего врага?

— Даже если это и так, мы не можем отнестись к ней предвзято.

В кухню вошла роскошно одетая молодая дама с длинными распущенными и струящимися по плечам светлыми волосами. Её розовые щёчки раскраснелись от мороза, она положила муфту из куньего меха на лавку и присела рядом со мной.

— Моё имя — Доррис, я являюсь дочерью лорда Сиддика, хозяина этого замка.

— Я — Элизабет, племянница короля Эгберта и дочь лорда Элмулда Английского.

— У нас другой язык, на котором мы говорим, но и твой язык мне известен, — произнесла Доррис.

На ней было ярко-красное, как вино, платье с широким поясом; поверх него красовалась меховая мантилья с капюшоном.

— Несмотря на то, что король Эгберт является нашим врагом, я не испытываю к тебе враждебных чувств.

Она обратилась к толстухе в переднике и чепце.

— Эверина, я надеюсь, ужин скоро будет готов.

— Разумеется, леди.

— Жаль, что мой отец ещё не возвратился с охоты, я бы познакомила вас.

— А Ваша мать? — спросила я.

Я заметила, как девушка в ярко-красном платье опустила глаза.

— Мама умерла при родах, когда я появилась на свет. Поэтому бывают времена, когда отец не всегда ласков со мной.

— Почему, леди?

— Потому что он убеждён в том, что из-за меня умерла моя мать.

Она перекинулась парой слов с кухаркой на незнакомом мне наречии, затем обратилась ко мне:

— Я пойду переоденусь, а Вас прошу следовать в залу. Сегодня у нас неплохой ужин, и я думаю, что сегодня в отсутствии моего отца Вы скрасите моё одиночество.

Доррис позвонила в колокольчик, тотчас в кухню вошла пожилая служанка в таком же белом чепчике, как и на Эверине.

— Розина, проводи гостью в залу и предложи ей немного нашего самого лучшего вина. Я думаю, леди Элизабет понравится наше вино.

— Но….я не пью вина….

— Что?

Вопрос Доррис ввёл меня в ступор.

— Я хочу сказать, что моя мать, леди Унгвильда не поощряет, чтобы юная девушка рано пристрастилась к крепким напиткам.

Доррис снисходительно улыбнулась и махнула рукой:

— Какая нелепость! Вино, которое производится в нашем графстве — самое лучшее. Я думаю, Вы сможете оценить это сегодня.

Она исчезла, а я была перепровожена Розиной в пиршественную залу и усажена за длинный стол напротив места хозяйки замка. А затем я увидела этот огромный портрет на всю стену, висевший в пиршественной зале….Он поразил меня до глубины души, потому что на нём была изображена женщина с лицом моей матери. Я никогда не видела раньше, чтобы художник мог изображать людские лица так, что они выглядели совсем живыми, ещё немного, и казалось бы, женщина вот-вот сойдёт с картины, спустится к нашему ужину, чтобы пригубить вино.

На женщине было надето серое платье с широким кожаным поясом с пряжкой в виде лошадиной подковы, длинные завитки каштановых волос струились вдоль её стройных плеч, золотой обруч с великолепным рубином напоминал корону. Но больше всего меня поразило выражение её лица — оно было высокомерным, слишком высокомерным, как у моей матери. О, боже, неужели она тайно побывала по полуострове, возможно, ещё до моего рождения? Кем она приходилась хозяину замка, лорду Сиддику, и королю Думнонии? Все эти вопросы терзали меня, когда в залу вошла Доррис. Она сменила свой наряд на фиолетовое сюрко, отороченное куньим мехом на рукавах и вороте, и светло-зелёное платье, ещё сильнее подчёркивавшее зелень её глаз, в которых, казалось, горели огни. Она торжественно села за стол напротив меня.

— Я очень сожалею о том, что моему отцу не суждено присутствовать на ужине. Думаю, это — временное явление, и Вы ещё успеете с ним познакомиться.

В залу внесли блюдо с тушей быка и поставили на стол. Доррис пригубила вино и, посмотрев ещё раз на меня, была поражена моим взглядом. Она посмотрела на портрет незнакомки на стене.

— Она была моей прабабкой — её звали леди Берта, — пояснила Доррис, — говорили, она была так же, красива, как и жестока. Она могла забить до смерти слуг за малейшие провинности, или приказать выпустить диких зверей на своих беззащитных любовников, трупы которых в последствии находили вокруг этого замка. Ваш взгляд….он выдаёт Ваш испуг и изумление. Что-то не так с этим портретом? Честно сказать, он мне никогда не нравился.

— Её лицо, как две капли воды, похоже на лицо моей матери.

Двое слуг занялись разрезанием туши быка, его мясо показалось мне нежным и каким-то необычным, возможно, из-за трав и кореньев, которые использовала кухарка Эверина при его приготовлении. Улыбка осветила лицо Доррис, которая подмигнула мне:

— Наверное, мы с Вами связаны родственными узами, и даже не знаем об этом.

— Узами? Но моя мать является родной сестрой короля Эгберта. Наши предки — это древние саксы, жившие на Континенте.

— Вы не можете быть уверены в этом, леди Элизабет, — сказала Доррис.

Я не знала тогда, что ей ответить. В последствие я узнала многое, что моя мать, леди Унгвильда, скрывала от меня, и её предки происходили именно с полуострова, а не с материка. В зале в тот день горело несколько факелов, гораздо больше, чем в обычное время. Кроме того, теплился камин, поэтому за ужином я не чувствовала зябкости. Кто бы знал, что в тот день мне придётся ужинать совсем в другой компании и вовсе не в замке лорда Эдвина.

Факелы трещали, играя светом и тенью, отчего портрет леди Берты выглядел каким-то зловещим.

— Согласно нашим семейным хроникам она владела магией, подданные и слуги называли её «Колдуньей» и очень боялись, — сказала леди Доррис, разделываясь со своим куском мяса.

Я ела с большим аппетитом, потому что в дороге он становится необузданным, тем более, я была очень голодна.

— Ваши слуги прекрасно готовят.

— Я рада, что Вам понравилось у нас, — сказала Доррис, — и буду ещё больше рада, если Вы согласитесь погостить у нас ещё какое-то время. Мне одиноко в замке, а время рыцарских турниров и состязаний ещё не наступило. Мы могли бы стать хорошими подругами, верно?

— Простите меня, но мои близкие станут волноваться за меня, тем более, я недавно обручилась с лордом Эдвином Корнуольским.

Леди Доррис поморщилась:

— Мерзский старикашка! К тому же, его считают здесь предателем, прихвостнем короля Уэссекса.

— Как же я могу остаться у Вас, леди Доррис, если я принадлежу к «стану Ваших врагов»?

— Мне не кажется, что Вы влюблены в своего жениха. Наверное, Вас принудили дать согласие на это замужество, разве не так?

Её вопрос поставил меня в тупик, я была смущена подобной прозорливости хозяйки замка.

— Можете не отвечать, я знаю, что это так, — произнесла леди Доррис, — в таком случае у вас появилась хорошая возможность избежать этих уз. Разве Вы ни в кого не влюблены?

Я опустила глаза, подобные мысли никогда не приходили мне в голову. Что такое любовь, я не знала, но я могла видеть, какие чувства испытывала София к моему отцу.

— Нет.

— Как жаль, — вздохнула леди Доррис. — значит, у Вас всё ещё впереди.

Она покраснела:

— На будущий год я должна буду выйти замуж за лорда Хагена. Я видела его однажды на турнире в Кингстоне, и он показался мне очень милым.

— Вы, наверное, влюблены в него.

— Не знаю.

Я обратила внимание на то, что моя собеседница потупила взгляд.

— Я могу позвать цыганку, — сказала Доррис, — она погадает Вам. Вы бы хотели?

Я кивнула. В те годы всё таинственное и непонятное притягивало меня, хотя спустя много лет, если меня вернуть обратно в те времена, я не хотела бы знать своё будущее.

Цыганкой оказалась женщина средних лет в очень ярком платье со множеством золотых браслетов на руках. В её ушах были огромные серьги в виде колец. Войдя в залу, женщина поклонилась нам, затем попросила меня подойти к ней и протянуть свою ладонь. Улыбка леди Доррис могла воодушевить меня, хотя признаюсь честно, тогда я испытывала настоящий страх в своей душе.

— Не бойтесь, Ваша милость, — произнесла смуглокожая женщина, — нельзя избежать того, что начертано на Ваших ладонях.

Она долго вглядывалась в мою правую ладонь, взяла факел и посветила, чтобы лучше видеть тонкие линии.

— Вы скоро встретите человека, которого Вам суждено полюбить, — сказала цыганка.

Леди Доррис подмигнула мне и улыбнулась.

— Вас соединит жизнь и смерть. Он будет чужестранцем и покинет свою родину ради Вас, однако…, — она вгляделась в излом линии «Жизни» и посмотрела на меня. Искры факела продолжали танцевать в её чёрных бездонных глазах, ещё сильнее оживляя их. Я чувствовала, что моё сердце забилось очень быстро, оно было готово вот-вот выпрыгнуть из груди.

— Но вы будете разлучены. Горе постигнет Вас, хотя Вы приобретёте большую Силу, потому что Вы являетесь «избранной».

Цыганка замолчала:

— Простите, леди, я очень устала, просматривая Ваши «линии».

Леди Доррис намекнула мне об оплате. Я достала мешочек с монетами и отдала его цыганке.

— Благодарю Вас, Вы очень щедры.

Цыганка бесшумно удалилась, а я бросила удивлённый взгляд на хозяйку замка.

— Разве Вы не желали, чтобы Вам так же погадали, как и мне?

— Я уже получила своё предсказание и вполне довольна им. Вы верите в то, что услышали?

— Нет.

— А я верю. Миранда никогда не ошибается. В прошлом году она предсказывала мне, что однажды Инмар найдёт в лесу юную леди, которая зимним вечером составит мне компанию. И вот это произошло.

Её лицо стало грустным:

— Миранда, также, предсказывала, что на наш замок нападут.

— Миранда всегда предсказывает плохое?

— Не думаю. Миранда видит всё, это в крови у цыган.

— Как она попала в Ваш замок? — спросила я.

— Два года назад мимо нашего замка проходил цыганский табор, я тогда тяжело болела, и Миранда сказала моему отцу, что останется при мне.

— Значит, она Вам прислуживает, леди Доррис?

Девушка кивнула:

— Да. От неё я узнала много секретов, в том числе и то, как лечить раны, и после турниров я всегда помогаю ей готовить целебные мази и отвары.

— Вам нравится помогать людям? — спросила я.

— Да.

— Вы — добрый человек, сейчас таких людей мало, потому что мир пропитан жестокостью.

— Я стараюсь не думать об этом. И всё же, леди Доррис, я попрошу Вас дать мне небольшое сопровождение, чтобы я могла добраться домой в графство Уэссекс.

— Разве Вы не хотите вернуться к своему жениху, лорду Эдвину? — на свежем личике леди Доррис мелькнула лукавая улыбка.

— Мне бы хотелось добраться сначала до своего замка, а затем принести извинения лорду за то, что я так легкомысленно поступила, отправившись в его отсутствие в лес во время бури.

— Разве Вы отправились в лес во время бури?

— Нет.

— Вам не нужно оправдываться перед своим женихом. Прогулка верхом не является тяжким преступлением, не так ли?

Ночью мне не спалось, я чувствовала большое беспокойство, поэтому взяв факел, я спустилась в залу и ещё раз посмотрела на портрет леди Берты. В темноте мне вдруг показалось, что лицо дамы в раме ожило. Сначала оно улыбнулось мне какой-то совершенно дьявольской улыбкой, а затем я услышала громкий смех. Я огляделась, но вокруг никого не было. Совсем никого. Я снова посмотрела на портрет, но ничего такого не обнаружила.

……А на следующий день на замок лорда Сиддика напали, я была разбужена, вытащена из своей кровати под широким балдахином, любезно предоставленном мне леди Доррис. Я открыла глаза и едва не задохнулась от возмущения и страха. Передо мной во весь рост стоял какой-то огромный рыжеволосый детина в доспехах, его шлем украшали «рога», как у буйвола. Я поняла, что это были викинги, потому что мужлана окружали ещё несколько таких же, как он, воинов. Говорили они на совершенно незнакомом мне языке, несмотря на то, что я старалась изучить родной язык Дженни и Софии. Мать всегда протестовала против моей любознательности в этом направлении.

— Ты изучаешь язык этих варваров! — возмущалась она.

— Разве в этом есть что-то плохое, мама?

— Замолчи! Недалеко то время, когда ты начнёшь отдавать дань их культуре и обычаям. В тот день я изгоню тебя из замка.

Эта сцена всплыла перед моими глазами.

Но язык этих варваров, что стояли передо мной, был совсем мне незнаком.

Меня окатили ушатом ледяной воды. Я вскрикнула от боли, несмотря на то, что отец всегда учил меня держать себя в руках.

— Никогда не показывай свою слабость, иначе люди воспользуются ею.

Мой крик являлся доказательством слабости, и мне вдруг стало стыдно. Эти жуткие дикари что-то вопили, но я не понимала их. Затем они привели ещё одного, который оказался моложе остальных. Он был высок ростом, строен, и его лицо мне показалось намного симпатичнее, чем лица всех присутствовавших, похожие на диких зверей.

У него были светлые волосы и изумрудного цвета глаза. Никогда ни у кого я не видела раньше таких глаз. Он долго пристально смотрел на меня. Я заметила, во дворе замка было полно людей, пахло гарью, снизу доносились крики, вопли.

Мне снится сон, сейчас я проснусь, и всё будет иначе. Не следовало мне вчера так долго смотреть на портрет леди Берты. «Это просто наваждение какое-то», — подумала я, — а все эти люди — жуткие демоны из моего сна. Они исчезнут, как только я проснусь….даже этот с изумрудными глазами».

Мне дали пощёчину, затем я услышала голос воина с изумрудными глазами, обратившегося ко мне на моём родном языке:

— Кто ты, отвечай! И где хозяин этого замка?

— Кто вы такие? Где леди Доррис?

Рыжеволосый снова ударил меня по лицу. Он обратился к изумрудноглазому воину и прорычал ему что-то на своём наречии.

— Вождь моего племени очень зол на тебя. Кто такая леди Доррис? Отвечай!

— Дочь хозяина замка, лорда Сиддика. Разве вы не видели её?

— Нет. Должно быть, ей удалось скрыться. Когда она увидела наши корабли.

Воин перевёл вождю то, что я сказала. Мне был задан следующий вопрос, на который я с волнением ответила.

— Я — дочь лорда Элмулда, племянница Эгберта Английского, короля Уэссекса, Сассекса, Эссекса и Кента.

Рыжеволосый что-то рявкнул, меня заковали в цепи и, вытолкнув в двери покоев, повели куда-то вниз по винтовой лестнице. По дороге мне пришлось переступить через несколько трупов, испещрённых стрелами, у некоторых были отрублены руки, головы, ноги. Я знала, это были защитники замка, и им пришлось пожертвовать собственной жизнью, чтобы защитить собственность своего сеньора и хозяина.

— Куда вы меня ведёте? Эй, что вы делаете?! Я не хочу! Отпустите меня!

Изумрудноглазый викинг посмотрел на меня, освещая факелом наш путь.

— Ты представляешь для нас очень ценный трофей, за тебя даст хороший выкуп сам король, — сказал юноша.

Он был очень молод, гораздо моложе моих преследователей. Возможно, это был его первый поход на Острова, хотя что-то подсказывало мне, что он был очень опытен в войне, несмотря на свою молодость и природную красоту. Я увидела, как в темноте мелькнула в улыбке белизна его зубов.

— Не бойтесь. Леди, мы не причиним Вам зла, да Вы и не похожи на неженку.

Я хотела возразить этому нахалу, но он прошёл вперёд с факелом, а я вновь оказалась окружённой этими грубыми мужланами. Рыжеволосый викинг, также, скрылся впереди.

«Почему леди Доррис меня не разбудила? Почему она скрылась, не предупредив меня о нападении викингов? Возможно, она действовала поспешно и не успела предупредить меня», — все эти мысли роились в моей голове, в то время, как я шла к одному из кораблей.

Они стояли на причале как раз в том месте, где высился замок Сиддика. Я видела, как один из викингов пробил насквозь копьём цыганку Миранду за то, что женщина плюнула в него. Она упала в лужу собственной крови.

— Эй, эй, оставьте меня здесь, варвары! Я не хочу ехать с вами! — закричала я, у меня сдавали нервы от всего, что здесь произошло.

Удар по голове чем-то тяжёлым отключил моё сознание, и я погрузилась в забытьё……

….Очнулась я уже от качки и поняла, что меня погрузили на корабль, и сейчас викинги отплывали в свою землю. Через узкое оконце в трюме я могла видеть бурное море, воздух был пропитан солью настолько, что она ощущалась на языке. В трюме было темно, горел один единственный факел, который постоянно трещал. Я огляделась, со мной рядом была какая-то незнакомая мне женщина-скандинавка, одетая в шкуры, на её тонкой шее красовалось причудливое ожерелье, состоявшее из деревянных бус. Женщина поклонилась мне, поставив передо мной поднос с едой. Это была похлёбка с луком и овощами, которую я никогда раньше не ела, нечто подобное в нашем замке подавали слугам.

Я поморщилась, однако чувство голода возобладало над отвращением. Мои руки и ноги были связаны толстыми бечёвками, я попыталась освободиться от пут, но они оказались достаточно крепкими.

— Освободи меня, — обратилась я к женщине с причудливым ожерельем на шее.

У неё была смуглая кожа, насквозь пропитанная морем, солью и Солнцем, и светлые глаза без единого намёка на злобу и агрессию. Женщина поколебалась, поставила поднос на стол.

— Не бойся, я не убегу.

Она посмотрела на меня, будто, совсем не понимала моих слов. Тогда я показала ей свои связанный руки, пытаясь вразумить её жестами, но женщина не шелохнулась. От похлёбки приглашающе маняще исходил тёплый пар, возможно, она недавно была приготовлена.

— Во-первых, я не смогу убежать, потому что вокруг — море. Во-вторых, как я буду есть, если у меня связаны руки?

Наконец, она подчинилась, и я попробовала похлёбку. Она оказалась очень питательной и быстро утолила мой голод. Женщина в шкурах продолжала с интересом наблюдать за мной в то время, как я ела.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Зена, — ответила женщина. У неё был осмысленный взгляд серых глаз.

— Так ты меня понимаешь? Ты знаешь мой язык?

Она кивнула.

— Когда-то вождь нашего клана Бальне, захватил в плен монаха из твоей страны. Он обучил нас твоему языку.

— А этот монах…, он живой?

Зена пожала стройными плечами:

— Одному Одину известно, так ли это, — вдруг сказала она, — год назад Бальне отпустил того монаха.

— Отпустил? — удивилась я, — но почему? Разве викинги — не самые жестокие люди в мире?

Я почувствовала, что Зена смутилась:

— Кто сказал тебе такое?

— Никто. Вы сжигаете наши земли, разоряете замки, порабощаете людей, берёте дань с королей и их потомков. Я многое слышала о тех зверствах, которые вы оставляете на моей земле.

— Земля — юдоль страданий, никогда здесь не будет покоя и благоденствия. Даже в небесном городе Асгарде боги воюют друг с другом, что уж говорить о Митгарде.

— Что такое Митгард?

— Срединный мир, населённый людьми, как говорили мои предки.

— Значит, ты не веришь в Христа? — спросила я.

— Я слышала о нём, — произнесла Зена, но моя вера запрещает мне обожествлять этого человека.

Я доела похлёбку, почувствовав, что мои силы прибавились.

— Спасибо. Сейчас мне хотелось бы отдохнуть, — сказала я.

Зена улыбнулась:

— Ты можешь отдыхать.

— Значит, все викинги отправились обратно на этих кораблях? — спросила я.

Зена развязала мои ноги.

— Нет, Бальне оставил часть воинов для встречи с хозяином замка. Совсем скоро он хочет двигаться дальше на Север острова, чтобы в будущем завоевать эти земли.

— О боже, значит, будут ещё войны, будет пролито много крови?

— Не думай об этом. Светлые Альвы не допустят этого. В Хельхейм (царство мёртвых) уже и так ушло слишком много душ.

Я хотела спросить о зеленоглазом викинге, но в этот момент наверху послышался шум, и через некоторое время, держа факел, в трюм спустился тот, о ком я подумала. У него был несколько взволнованный вид, однако, посмотрев на меня, он улыбнулся. Свет факела отбрасывал яркие блики на его красивое лицо. Я не знала раньше, что викинги могут быть такими привлекательными, потому что они представлялись мне всегда страшными демонами, имеющими нечеловеческий облик, эти взгляды, к тому же, подкреплялись воодушевлёнными насыщенными эмоциями рассказами Дженнии и Софии о набегах этих чудовищ на земли кельтов в стародавние времена.

При этом выражение лица Дженни изменялось, в нём угадывался страх, хотя по своей природе моя служанка, насколько я запомнила её, была весёлой и добродушной девушкой. Что касается Софии, то она часто рассказывала мне истории о набегах викингов на её деревню.

— Так это случалось несколько раз? — спрашивала я тогда, впечатлённая её рассказами.

— Да, они насиловали женщин, сжигали дома, накалывали на копья новорожденных младенцев.

Мне становилось так жутко от всего услышанного, что я поднималась в свои покои, открывала томик «Евангелия», подаренного мне тётей Редбургой на Рождество, и начинала молиться.

Евангелие было иллюстрировано различными картинками с изображениями Иисуса, Девы Марии, учеников Христа. На одной из страниц была изображена Тайная вечеря, на другой — преображение Христа. Я вытирала капавшие из моих глаз слёзы, прося Христа оградить меня и моих близких от этих страшных демонов. Мать всегда относилась с иронией к моим молитвам.

— Твои слёзы ни к чему не приведут, Элизабет. Лучше думай о своём замужестве, чем о бесполезных сантиментах.

Но мне оставалось лишь молиться, потому что я хотела избежать и одного, и второго. Ты думаешь, я разуверилась в Боге, сидя там, в каюте этого ужасного корабля? Ничуть. Хотя сначала у меня были подобные мысли. Однако позже я осознала, когда Высший Разум вмешивается в твою судьбу, когда некое событие уже предопределено, ты не можешь избежать его, даже если будешь молиться об избежании. Я поняла это уже значительно позже.

Юноша вставил факел в гнездо и ещё раз посмотрел на меня. Он обратился к Зене, они о чём-то говорили на своём наречии, затем женщина поклонилась и вышла из трюма. Мы остались одни.

— Как Ваше имя, леди? — спросил меня юноша.

— Элизабет. Элизабет Английская. Я — племянница короля Эгберта.

— Это нам уже известно. Бальне поручил мне проведать Вас, узнать, как Вы себя чувствуете. Хорошо ли о Вас заботится Зена?

— Я чувствую себя, как любая пленница, лишённая свободы, — ответила я.

Мои слова, казалось, немного смутили молодого викинга, но лишь немного; он снова посмотрел на меня.

— Я думаю, Вы скоро освободитесь, леди, как только ваши родственники вышлют дань за Вас.

— Сегодня должна была состояться моя свадьба, — сказала я, — но вы лишили меня этого.

— Не волнуйтесь, совсем скоро Вы воссоединитесь со своим женихом.

Он уже собирался уходить, однако я остановила его:

— Я понимаю, что пленнице в моём положении не пристало спрашивать о подобном, но я, всё же, спрошу.

— Вы хотите о чём-то узнать?

— Да. Кто вы? Как ваше имя? Неприлично разговаривать с человеком, не зная его имени и того, как к нему обращаться. На моей родине, среди моих предков это считается верхом неприличия.

— Моё имя — Эрланд. Я — воспитанник Бальне и родственник нашего короля Годфрида.

Меня смутил его пристальный взгляд, но я не могла убежать, хотя сделала бы это, непременно сделала бы, если бы была тогда свободна, но я не была.

— Вы очень красивы.

Он слегка коснулся моих волос и заглянул в мои глаза. Я опустила их.

— Когда мы приедем на вашу землю?

— Скоро, — ответил он.

— Качка и солёный воздух Океана угнетают меня.

— Если бы Вы жили в моих землях, Вы были бы привычны к перипетиям судьбы.

Я не нашлась, что ответить.

— Вас тоже обучал моему языку один саксонский монах? — спросила я.

Он кивнул:

— Да. Поэтому дядя берёт меня с собой в походы в качестве переводчика и воина. Ваши обычаи, религия вызывают во мне интерес, но…, — он опустил голову, — дядя не очень приветствует моё любопытство.

Он ушёл, а я осталась одна наедине со своими мыслями. Этот юноша с изумрудными глазами вызывал во мне неоднозначные чувства. Мне было двенадцать лет, и я чувствовала себя тогда не по годам повзрослевшей. Из-за нелюбви матери и постоянных сомнений, которые терзали мою, уже тогда не совсем детскую душу.

Я прекрасно понимала, что лорд Эдвин Корнуольский меня не любил, мой брак с этим человеком предусматривал интересы, прежде всего, двух сторон:

— короля Эгберта, заинтересованного в скорейшем присоединении к Гептрархии Корнуолла. Моё замужество облегчило бы этот процесс;

— моя мать, леди Унгвильда, получала возможность более тесных отношений со своим любовником. Под видом «помощи дочери» она могла месяцами проживать в замке Корнуолла.

Однако этот непонятный красивый викинг с изумрудными глазами и таким странным именем, вызывал во мне интерес, который совсем не должен был вызывать. Наверное, у него есть красавица жена, которая с нетерпением ждёт его возвращения из похода и каждый раз волнуется, если начинается новый. Мысли о воображаемой жене вызывали во мне беспокойство, и я тотчас попыталась забыться.

Выдавая меня замуж, мать не позаботилась о том, чтобы её юная дочь узнала об интимной стороне человеческой жизни. Я даже не представляла себе, как мне себя вести в первую брачную ночь.

Однажды я попыталась, всё же, выведать все подробности и тонкости у своей матери, но она лишь отмахнулась от меня, сказав при этом:

— Запомни, дорогая, тебе ничего не нужно делать, когда вы останетесь с лордом наедине.

— Совсем ничего?

— Он сам всё сделает, тебе лишь нужно выполнять все его указания.

— А если я его разочарую?

— Ничего страшного, милая. Даже если это произойдёт, ты не изменишь своего статуса, хотя, — она ухмыльнулась, — хотя попытайся не разочаровывать лорда. Всё в твоих силах.

Однажды перед поездкой в Корнуолл я завела подобный разговор с Софией. Та улыбнулась, немного смутившись и укачивая своего сына:

— Главное ничего не бойтесь, Ваша милость. Любовь подскажет Вам, что делать.

«Она ничего не подскажет!» — хотелось мне тогда закричать, — потому что я не люблю лорда Эдвина».

Но никто не слышал меня, для всех я была невестой лорда, через день присылавшего мне подарки. Это были кольца с драгоценными камнями редкой работы, браслеты и другие украшения, которых у меня скопилось уже достаточно, но я не желала надевать их, и мой ларец, отделанный рубинами и яшмой, так и оставался нетронутым мной.

Дженни была сама неопытной в этих делах, всё ещё мечтавшая стать монашкой. Она лишь поведала мне притчу о Тристане и Изольде. Я слушала внимательно её рассказ, завидуя в тайне этим двум влюблённым друг в друга, испившим чашу любовного зелья, а затем покинувших этот мир. Как бы я хотела быть Изольдой, встретившей своего Тристана! Но если бы кто-нибудь тогда узнал о моих мечтах, надо мной посмеялись бы.

— Какая ерунда! — сказала бы леди Унгвильда, — у тебя будет богатый муж, который обеспечит тебя всем необходимым. Твоя задача — рожать ему достойных наследников, да пошире раздвигать ноги.

— Всё это — мечты. А мечты и жизнь разнятся между собой, — ответила бы Дженни.

— Вы ещё встретите своего принца, Ваша милость, — поддержала бы меня София.

Всё это были слова, мне предстояло соединить свою судьбу с влиятельным человеком, втрое старше меня, которого я не знала и не любила. Моё сердце предсказывало мне, что я никогда не полюблю Эдвина, лорда Корнуольского.

В тот вечер после скудного ужина я наблюдала за тем, как десять мелких, но крепких суден викингов сопровождали два больших корабля, в одном из которых плыла я; затем они подались далеко вперёд и, наконец, совсем скрылись за горизонтом. Мне снился сон. Я видела туман, слишком густой чтобы сквозь него можно было разглядеть окружавшую меня картину. Когда он рассеялся, передо мной раскрылась панорама замка. Из главных ворот выехал всадник в рыцарском облачении. Достигнув меня, рыцарь соскочил с коня, приблизился ко мне и встал на одно колено передо мной. Я подняла забрало и увидела лицо Эрланда. Огромное копьё вдруг вонзилось в его спину, рыцарь пошатнулся и упал. А сзади чётко были видны сполохи огня и жестокость войны. Он сжал мою ладонь так крепко, что я почувствовала боль. Я видела, как он улыбнулся мне, из угла его рта тонкой струйкой стекала кровь прямо на землю. Нас окружили огромные монстры в доспехах, затем всё вновь заволокло туманом, и я проснулась.

Зена протянула мне чарку с отваром, от которого исходил аромат розмарина.

— Выпейте, — сказала она, — это укрепит Ваши нервы; во сне Вы громко кричали.

— Что это?

Я с недоверием посмотрела вглубь протянутой мне чарки. Нет, я совсем не боялась, что эти люди отравят меня, несмотря на то, что они были врагами, но я не хотела вновь погружаться в то забытьё, из которого я только что выбралась с большим трудом. Что означали мои сны и видения? Возможно, они были такими ужасными из-за того, что я была пленницей у этих людей, разорявших мои земли, несмотря на то, что они обходились со мной неплохо. И всё же, я была несвободной.

— Отвар. Он успокоит Вас, — ответила Зена, — рецепт его приготовления был известен ещё моим древним предкам выпейте его, Вам станет легче.

Я выпила безвкусный тёплый отвар, доверившись полностью этой женщине. Викинги при моём знакомстве с ними не являлись такими ужасными монстрами, какими я до сих пор представляла их себе, однако они оставались моими врагами; они желали получить дань в обмен на мою жизнь.

В этот момент я заметила, что качка стала меньше и подбежала к окну трюма. Впереди дальняя кромка Океана закончилась, а далее высились строения с довольно высокими шпилями. Крыши некоторых из них были покатыми, напоминавшие свернувшихся клубком медведей. Они сильно отличались от тех строений, которые я привыкла видеть в моём родном Уэссексе. Они были сделаны грубо, но на долгое время, на века; я поняла, что этот народ отличался большой силой воли и стремлением всё преодолеть.

— Что это? — спросила я, поражённая увиденным.

— Мы прибыли, — покойно ответила Зена.

— Что это за поселение?

— Дэргард.

Я чувствовала себя неважно, сказывалась длительная качка, сырой воздух, к которому я была с детства непривычна, скудное питание; но я не подала вида.

Дверь трюма распахнулась, в трюм спустился огромный, как медведь, Бальне вместе со стройным Эрландом, составлявшими друг с другом явный контраст. Бальне что-то рявкнул, пригладив рыжие усы. Я посмотрела на Эрланда, который перевёл:

— Мы прибыли. Вас поместят в отдельный дом, где Вы будете находиться под присмотром слуг.

Вскоре в сопровождении воинов-викингов я сошла по трапу на землю Скандинавии; тысячи глаз смотрели на меня, наблюдая за каждым моим шагом, и мне стало неловко. Я была трофеем, отличным трофеем, чтобы ещё больше обогатить их казну…..

Глава 3
«Викинги»

«Иди вперёд и не оглядывайся,

Только так обретёшь свободу.

Живи, не думая о минувшем,

Только так станешь сильным».

(Неизвестный странник).

………

…..Меня приветствовали люди, они перешёптывались между собой; маленькие дети даже норовили прикоснуться ко мне, потрогать меня. Кто-то смеялся, тыча в меня пальцем, будто, я была не человеком. а диковинным украшением, никогда ранее не виданным людьми.

Одеты они были совсем просто в грубую холстину, украшенную орнаментом из красных нитей. На иных побогаче красовались кожаные куртки, отделанные с большой искусностью местными умельцами. Меня подвели к высокому человеку в кожаном жилете с широким золотым кольцом-обручем на голове. У него были тёмно-русые волосы, коротко подстриженные, и ясный взгляд тёмно-карих открытых глаз. Рядом с ним стояла молодая женщина в длинном белом платье с нашитыми на ней жемчужинами и белой накидкой на плечах. Её светлые волосы были заплетены в косы, на голове, также, красовался золотой обруч. Она была красива совершенно иной красотой, несвойственной моей родине.

Рыжеволосы Бальне снял свой рогатый шлем, взяв в одну руку, поцеловал полу одежды высокого мужчины с золотым обручем на голове и что-то ему сказал. Затем он подтолкнул меня довольно грубо и произнёс на своём языке.

— Вам нужно поклониться нашему королю Годфриду и королеве Мэтлиб, — услышала я голос Эрланда.

Я поклонилась.

Годфрид приложил руку к груди и что-то сказал, обратившись ко мне.

— Приветствую Вас на земле Скандинавии, юная леди, — перевёл Эрланлд.

Я смотрела в его изумрудные глаза и вспоминала свой недавний сон, а затем что-то произошло, моё обессиленное тело пошатнулось, и я упала.

…..Пространство медленно надвигалось на меня со всех сторон, будто, это было вовсе не пространство, а склеп, в котором навеки будет лежать и разлагаться моё юное тело. Оно было серым, словно, грязный лёд, а сквозь него я видела лица знакомых мне людей: мою мать, леди Унгвильду, Софию, Дженни, моего брата Брингвальда, тётю Рэдбургу, королеву Уэссекса, Эссекса, Сассекса и Кента. Она держала в руках библию в очень красочной обложке, отделанной изумрудами и сапфирами лучшими умельцами Папы Валентина. А затем передо мной возник облик Христа, смотрящего на меня прямо с обложки Библии. Я слышала, как Иисус говорил мне почти шёпотом:

— Успокойся. Я спасу тебя. Ты скоро станешь свободной.

— Я умру?

— Нет, не сейчас, ибо всем на этой планете суждено умереть, т.е. оставить тело, ведь дух бессмертен.

— Но эти серые стены, они надвигаются, и скоро сомкнутся надо мной.

— Не бойся, верь мне. Верь в себя и в то, что ты жива.

Видения были столь чёткие и ясные, что я сначала даже не сомневалась в их подлинности. Но затем всё развеялось, как туман, когда чья-то уверенная рука с силой встряхнула меня. Я открыла глаза и увидела пожилую женщину, склонившуюся надо мной. Её седые волосы были распущены и охвачены серебряным обручем, она была одета в длинное платье из грубой холстины, повязанное на талии узким шерстяным красным поясом. На рукавах и подоле, а также на вороте этого необычного платья я заметила вышитый красными нитями орнамент в виде птиц, готовых вот-вот взлететь в небо. Несмотря на седину её волос, лицо женщины выглядело довольно молодым, будто, ей было лет двадцать. Это поразило меня, и я поняла, что остатки моего видения мгновенно растворились, как вчерашний сон. Всё моё внимание было поглощено загадочной женщиной. Говорила она на моём языке, хотя с большим акцентом, но её слова вполне можно было понять. У неё был приятный грудной голос и ясные голубые глаза, совсем не похожие на глаза остальных скандинавов. Она долго смотрела на меня, затем сказала:

— У тебя был обморок, скоро ты наберёшься сил и будешь здоровой.

— Кто Вы?

— Мен зовут Ярне. Я — целительница и ведунья, и какое-то время буду присматривать за тобой, потому что пока ты слаба, ты нуждаешься в опеке.

Мы находились в доме с очагом в центре. На этом очаге был поставлен один единственный большой котёл, в котором уже что-то варилось. Пахло свежеструганной древесиной и мясом, а ещё какими-то травами, запах и вкус которых мне был неведом. Я назвала своё имя, поняв, что довериться этой странной женщине для меня являлось вполне безопасным.

— Где же король Готфрид и королева Мэтлиб? — спросила я, вспомнив красивые лица и стройные тела приветствовавших меня мужчины и женщины.

— Они очень беспокоятся за тебя и попросили меня наблюдать за тобой, — ответила целительница.

— Мне неловко за такой конфуз.

Ярне улыбнулась мне:

— Не беспокойся. Они совсем неглупые люди и понимают, что сначала ты должна восстановить свои силы.

— А потом? Что же будет после того, как я стану здоровой?

— Король отправил гонца в твою страну.

— Который должен возвестить о дани за мою жизнь. А если….если мои родственники откажутся выплатить дань, меня убьют?

Ярне помешала варево в котле, попробовала его на вкус.

— Ты останешься здесь.

— Я….я никогда не увижу свою родину?

Возможно, в моих глазах читался такой большой страх, что Ярне снова улыбнулась, показав на мгновение ровный ряд белых зубов, довольно редкий для молодых, не говоря уже о пожилых. И это было ещё одно чудо.

— Увидишь, но не сейчас.

Она протянула мне миску с похлёбкой и сказала:

— Съешь это. Мне нужно поговорить с тобой, леди с острова.

— О чём же?

— Сначала съешь. Разговор слишком серьёзен, чтобы вести его без сил.

На стене были подвешены пучки каких-то трав, бусы из крупных грибов, шиповника и ещё каких-то незнакомых мне ягод. Я зачерпнула деревянную ложку в полу-густую жижу и начала есть. Похлёбка оказалась вкуснее, чем на корабле, я почувствовала себя намного лучше, у меня вновь появились силы, хотя это была не моя земля, не мой замок, и я ощущала себя здесь, всё же, ограниченно, скованно. Постепенно в присутствии Ярне эта скованность исчезла.

Когда я, наконец, насытилась, Ярне подошла ко мне, огляделась по сторонам. Чуть понизив голос, она заговорила:

— Я часто получаю видения, посредством которых боги общаются со мной. Мои родичи воспринимают это вполне нормально и уважительно, потому что они часто обращаются ко мне за советом.

Вдруг она сняла с шеи большое ожерелье, представляющее собой огромных размеров драгоценный камень в золотом обрамлении на толстой цепи. Мне показалось, что от камня шло сияние, а внутри него, будто, возникла картинка — я видела мой замок, окружённый заснеженным полем. Я видела пиршество в честь моего бракосочетания с лордом Эдвином Корнуольским….и своё грустное лицо. Я встряхнула головой, избавившись от наваждения. Ярне улыбнулась:

— Ты думаешь, тебе показалось? — спросила она.

Я кивнула:

— Да. Священники на моей родине осуждают ересь и язычество.

— Я знаю, у тебя иная вера, но этот камень очень древний и он обладает магической силой; и он передавался из поколения в поколение по моему роду.

Она сделала паузу, затем продолжала:

— Недавно мне было видение о том, что род мой прервался, и мне нужно передать камень чужестранке, которая скоро приедет сюда по морю. Этот камень называется «Глазом Орла», так назвали его за его цвет. В руках мага он начинает вещать, он способен исцелять, дарить силы и молодость. Однако если ожерелье окажется в руках злого человека, то оно даст ему силы для разрушений, и много крови может пролиться. Многие короли и вожди прошлого охотились за «Глазом Орла», желая прибегнуть к магии, чтобы завоевать династии и земли.

Камень сверкнул, будто, подмигнул мне пару раз. Видя моё недоверие к её словам, Ярне приложила камень к моей ране на руке. Рана была глубокой, это был след от острия копья, врезавшегося в руку при осаде крепости. Я старалась не думать о ней, на корабле Зена регулярно прикладывала примочки к моей руке, рана не уменьшалась, как и боли.

За несколько секунд моя рана затянулась, на её месте образовалась гладкая кожа, словно, этой раны у меня никогда и не было раньше. В то же самое время внутри камня в самой его глубине я заметила красноту, которая вскоре исчезла — поверхность загадочного камня вновь стала ровной серой с едва заметным свечением вокруг него. Я погладила руку в том месте, где совсем недавно была глубокая рана. Камень был живым. Возможно, взгляд моих глаз выражал такое большое удивление, что целительница снова улыбнулась.

— Я уверена, священники на Острове провозгласили бы обладающего этим ожерельем еретиком и были бы непрочь завладеть им сами, чтобы воспользоваться его могуществом и силой.

— Почему ты так не любишь священников? — спросила я.

— Придут времена и именем Христа они будут сжигать таких, как я. Мой народ поклоняется силам природы и Одину, что является более естественным, чем обожествлять человека или группу людей. Я передам «Глаз Орла» тебе, чтобы в будущем ты передала его той, на кого укажет тебе камень, — сказала Ярне.

— Мне? Но….ты говорила, что передашь этот камень той, кто владеет магией….Разве я….?

— Ты владеешь магией и сама знаешь об этом, девочка.

— Но это не так!

Ярне приложила свою ладонь к моему лбу, и передо мной возникла картинка из детства.

….В тот день София убирала мои покои в замке. Я возвратилась со скачек с Дженни и вбежала в свои покои, чтобы отогреть руки возле камина. Тогда мне было видение, что София держит на руках маленького мальчика, который улыбался мне.

— Г-жа, почему Вы на меня так смотрите? — спросила служанка.

— Скоро у тебя будет сын, София, — сказала я, — пухленький мальчик с голубыми глазами, ты будешь его очень сильно любить.

Через пять лет София родила сына, отцом которого был мой отец, лорд Элмулд Английский. Другие видения, также, периодически появлялись перед моим внутренним взором, но я отмахивалась от них, ибо боялась, что мать сочтёт меня сумасшедшей.

….Ярне встряхнула меня:

— Ты владеешь магией, только сама скрываешь свои чувства и видения от других и от себя; они пугают тебя. Разве не так? Однажды ты вылечила своего слугу, положив руку на его обмороженное тело. В другой раз ты увидела призрак женщины в лесу.

Это был призрак Прекрасной Мэри. Вспомнив об этом, я вздрогнула.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю больше, чем ты думаешь, — произнесла Ярне.

— Но я же не рассказывала тебе о «встрече» с Прекрасной Мэри….это произошло ещё до того, как я оказалась здесь.

— Пространство — это кладезь знаний, но не все способны считывать оттуда информацию. Каждый человек оставляет отпечаток в Пространстве. Этому нужно учиться…..учиться «читать», и я научу тебя этому. Но перед этим я спрошу тебя о том, хочешь ли ты стать моей преемницей.

Я ещё раз посмотрела на ожерелье «Глаз Орла». Мне показалось в тот момент, что из глубины ожерелья, из камня вышел пучок разноцветных волн. «Глаз Орла» ждал моего решения, как и целительница Ярне.

— Я должна буду остаться в твоём племени? — спросила я.

— Не обязательно. Стать хранительницей «Глаза Орла» означает просто выполнять свою миссию, а не быть привязанной к кому-то или чему-то.

— В чём же заключается эта миссия?

— В помощи людям.

— Я могу подумать?

— Конечно. У тебя много времени для принятия решения.

— Почему?

— Твои родичи ещё не скоро исполнят повеление короля Годфрида. Всё это время ты будешь жить здесь.

Слова Ярне огорчили меня. С одной стороны, мне хотелось возвратиться в Уэссекс, встретиться с Дженни, Софией, отцом, братом, тётушкой Редбургой с её набожностью. Любой человек инстинктивно стремится туда, где он родился. Но с другой стороны, возвращение на родину означало для меня выйти замуж за человека, которого я едва знала и тем более никогда не любила и не полюблю. Мне придётся выполнять обязанности жены, принимая свою собственную мать в качестве любовницы своего будущего мужа. Что могло быть ужаснее этого?

Можешь ли ты себе представить, Сильнестрина, что я разрывалась на две части? И вовсе не ожерелье «Глаз Орла» было тому причиной, нет, вовсе не оно. Я хотела начать жить «с чистого листа», но не могла решиться на это. Ярне спрятала ожерелье, потому что снаружи послышались шаги. Я увидела перед собой Эрланда. Его пристальный взгляд изумрудных глаз вновь смутил меня. Он поприветствовал меня и произнёс:

— Мой король интересуется Вашим здоровьем, леди, — сказал он.

— Ярне вылечила меня, я благодарна ей.

— Тогда король приглашает Вас принять участие в пиршестве в Вашу честь.

— Но я ещё никогда не принимала участие в пиршествах. Моя мать запрещала мне это.

Мой ответ, казалось, изумил зеленоглазого юношу.

— Вы не выглядите ребёнком.

— Мне двенадцать, а скоро исполнится тринадцать лет. На моей родине девочек в этом возрасте выдают замуж.

— Я слышал об этом. Лорды женятся на совсем юных неопытных девочках. Подобный обычай представляется мне варварским.

— Возможно. Мы принимаем эти обычаи, как должное. Юная жена живёт в замке своего мужа, обучаясь всему. Когда у неё начинаются «регулы», она способна родить наследника.

— В этих землях под покровительством Одина двоих никогда не принуждают быть вместе, — произнёс Эрладнд.

— Я хотел бы познакомить Вас ещё с одним человеком, присутствие которого сделает комфортным ваше пребывание здесь.

Сказав эти слова, Эрланд хлопнул в ладоши, и в дом вошёл человек в одеждах монаха. Я не знала его, однако в каждой черте облика этого человека угадывался мой сородич. Ему было около пятидесяти лет, он был худ и бледен и носил чёрную рясу, перевязанную на поясе грубой бечевой.

Монах поклонился мне и представился:

— Капуцин Эйбл, так и зовите меня, леди. Некогда я знавал Вашего отца, когда был ещё достаточно молод. Я был его первым духовником.

— Но….как же Вы оказались здесь, отец Эйбл?

— Десять лет назад викинги напали на наш монастырь, который был разорён и сровнён с землёй. Меня не убили, потому что я знал медицину и умел исцелять раны воинов.

— Вы смирились с жизнью на чужбине? — спросила я.

— Самое главное то, что Бог в моём сердце, и я мог нести его людям независимо от их веры. Я выучил их язык, они разрешили мне оставаться божьим слугою и проповедовать.

Короткий рассказ капуцина Эйбла потряс меня.

……За пиршественным столом я сидела по левую сторону от короля Годфрида и королевы Мэтиб рядом с Эйблом. Король выразил мне признательность за то, что я согласилась на его предложение участвовать в пиршестве. Он был искренне рад тому, что я оказалась вполне здоровой после моего обморока.

По правую сторону я заметила Бальне, казавшегося великаном рядом со своими сородичами, Эрланда и светловолосую девушку в ярко-зелёном платье. Её карие глаза своим цветом напоминали шкуру медведя. У неё было миловидное лицо со свежим румянцем на щеках.

— Кто это? — шепнула я на ухо отцу Эйблу.

Я понимала, монах согласился участвовать в пиршестве, чтобы быть посредником между мной и викингами, ведь он знал их язык и был родом из тех же мест, что и я. Он не пил вина и ел очень мало, привыкнув с молодости ущемлять свою плоть.

— Её имя Иоланда, — сказал отец Эйбл, — её прочат в жёны Эрланду, и она считает себя его невестой.

— И они скоро поженятся?

Эйбл пожал плечами:

— Не знаю. Эрланд скоро станет ярлом у конунга Рёрика, ему сейчас не до этого. Иоланда окинула меня презрительным взглядом и взяла ножку куропатки. Повсюду сновали слуги, доставляя на столы всё новые и новые блюда, которым, казалось, никогда не придёт конец. Но моё внимание привлёк один человек, сидевший рядом с королём викингов. Он был намного мощнее Бальне, у него были густые с проседью русые волосы, большие голубые глаза, длинные усы, которые он всё время приглаживал левой рукой, правая лежала на шлеме. Он положил его прямо перед собой, как напоминание о том, что он — воин. Виночерпий регулярно наполнял его кубок, с завидной регулярностью опустошавшийся им.

— Это — конунг Рёрик Ютландский, — прошептал отец Эйбл, — он очень сильный и жестокий человек, которого следует бояться. Если б он захотел, он бы тотчас убил всех присутствующих в этой зале.

— Но почему он этого не делает? — спросила я.

— Вероятно, сейчас ему это невыгодно или он вынашивает в своей голове какие-то планы.

Тем временем Рерик встал из-за стола, посмотрел в мою сторону и велел кравчему наполнить его шлем до краёв ярко-красным вином. Он показал на меня пальцем и что-то произнёс на языке викингов. Отец Эйбл опустил глаза, совсем не притронувшись к лепёшкам на своём блюде.

— Что он сказал, отец Эйбл?

— Мне не хотелось бы это переводить.

— И всё же, Вам придётся сделать это, отец Эйбл. Я догадываюсь, Вы здесь не просто так. Переводите, отец Эйбл!

— Он сказал, что через три месяца голова короля Эгберта будет лежать на этом блюде, и он станет полновластным хозяином Англии…..А когда Вы достигнете зрелости и расцвета, он возляжет с Вами на ложе, как с одной из многочисленных шлюх, которых он смог покорить.

Я поднялась со своего места и подошла к наглому викингу. Дальше всё произошло так быстро, что, если бы меня вдруг разбудили и спросили бы о случившемся, я ответила бы, что это была вовсе не я, а кто-то достаточно сильный и уверенный, действовавший от моего лица в моём теле. Я влепила конунгу такую жирную оплеуху, что его левая щека зарделась от удара. Рерик взялся за кинжал, который вытащил из своих ножен, украшенных драгоценными камнями. Король Годфрид встал между мной и конунгом и произнёс то, что последнего заставило сесть на своё место и гневно посмотреть на меня. Перевода не потребовалось, и всё же, отец Эйбл перевёл:

— Вы находитесь под защитой короля и являетесь его гостьей и пленницей, за которую ожидается дань.

Съев, наконец, свою лепёшку из овсяной муки, капуцин Эйбл произнёс:

— Вам нечего бояться, король не допустит, чтобы что-то случилось с Вами.

— Конечно, хорошие трофеи обычно берегут.

— Не будьте столь заносчивы, леди Элизабет, Вам следует положиться на волю Бога и вспомнить о том, что однажды Его сын был распят за наши грехи. Молитесь, и Ваша душа успокоится.

— Вы в этом уверены, отец Эйбл?

— Абсолютно.

— Разве могу я быть спокойна, когда на кон поставлена голова моего короля, которому я с рождения верна?

Он вздохнул:

— Нравы нашего времени слишком жестоки.

— Они всегда были такими, но в наших силах противостоять наглым выскочкам вроде этого мужлана.

— Тише… Ваше милость, Ваши слова не должны слышать эти люди.

Я улыбнулась:

— Они всё равно ничего не понимают.

— Кое-кто из них знает наш язык.

Я посмотрела на Эрланда — юношу с изумрудными глазами, который любезничал со своей невестой. Конфуз смягчился тем, что в залу был приглашён бард. Это был уже немолодой человек в добротной одежде, ничем не уступающей одеждам всех этих господ, исключая короля и королеву. Он нёс некий инструмент, состоявший из множества струн и чем-то напоминающий лютню. Хлопнув трижды в ладони, король Годфрид предложил барду спеть. Зазвучала музыка такая печальная, что мне захотелось выбежать отсюда, чтобы не разрыдаться окончательно. Но разве леди пристало терять лицо? Я не слушала барда, лишь иногда замечала на себе взгляд изумрудных глаз, направленных на меня, и мне становилось не по себе от этого….

На следующий день Эрланд зашёл к Ярне в то время, когда она была занята сбором трав. Я сидела возле окна и смотрела вдаль на скирды сена, покрытые снегом, заготовленные крестьянами, на небо — слишком пасмурное в этот час, такое же, как в Англии…. Тоска поселилась в моей душе, и я ничего не могла с этим поделать.

— Ты очень смелая, — голос Эрланда вывел меня из ступора.

Он подошёл ко мне и посмотрел в мои глаза.

— Я смелая, когда речь идёт о голове моего короля.

— Завтра я отправляюсь в поход в качестве ярла конунга Рерика. Я пришёл попрощаться с тобой.

— Вам следовало бы попрощаться не со мной, а с Вашей невестой.

Я заметила, как огонёк радости, словно факел, блеснул в его изумрудных глазах. Его губы расползлись в улыбке.

— Мне нужно совершить много подвигов, прежде, чем я смогу жениться на Иоланде, но….я совсем не мечтаю об этом.

— О чём же Вы мечтаете, ярл Эрланд?

— Я расскажу об этом, когда вернусь.

Он поклонился и вышел из хижины Ярне.

……………

А затем потекли долгие дни, счёт которым я давно потеряла. На празднество Фрейи, богини плодородия, Ярне торжественно надела на меня «Глаз Орла». Отныне все в поселении относились ко мне, как к ученице Ярне. Я выучила язык викингов, хотя он дался мне с большим трудом, и всё же, я преуспела в этом. Мы вставали с восходом Солнца, отправлялись на поляну, я садилась на свой заветный камень и слушала страницы «Старшей и Младшей Эдды». Книга была написана на листах из дублёной кожи, там же было изображение мира, как его представляли себе викинги и их древние предки.

— «В начале была Чёрная Бездна Гигунгагап, по оба края которой лежали царства: льда — Нифльхейм и огня — Муспельхейм. В Нифльхейме был родник — Хвельгельмир и двенадцать мощных потоков — Эливагар брали из него своё начало. Мороз превращал воду в лёд, но источник бил, не переставая, и ледяные глыбы продвигались к Муспельхейму. Когда лёд подошёл близко к Царству огня, он стал таять, и искры, вылетевший из Муспельхейма, смешались с растаявшим льдом и произвели великана Имира и телицу Аудумлу. Из пота Имира родилась пара — Мужчина и Женщина, и одна нога с другой зачала сына Это были первые инеистые великаны. Корова Аудумна лизала покрытые инеем солёные камни, чтобы питать Имира молоком из своих сосцов, и от тепла её языка и холода камней родился Бури. Его сын Бёр взял себе в жёны внучку Имира великаншу Бестлу, и она родила ему трёх сыновей-асов: Одина, Вили и Ве. Асы убили своего прадеда Имира, а из его тела сотворили Миргард: из мяса — землю, из костей — горы, из волос — растения из мозга — облака, из черепа — небосвод, каждый из четырёх углов которого они свернули в рог и посадили туда по ветру. Из ран Имира вытекло столько крови, что в ней утонули все инеистые великаны (и даже Аудумна). Спасся лишь Бергельмир со своей женой, и они положили начало новому роду хримтурсенов.

Ярне продолжала:

— Сотворив мир, Один и его братья задумали его населить. На берегу моря они нашли два дерева: ясень и ольху. Из ясеня сделали мужчину, а из ольхи — женщину. Затем Один вдохнул в них жизнь, Вили дал им разум, а Ве — кровь и румяные щёки. Так появились первые люди: мужчина Аск, и женщина — Эмбла. За морем к востоку от Миргарда асы создали страну Ётунхейм и отдали её во владение Бергельмиру и его потомкам. Со временем асов стало больше, тогда они построили для себя страну высоко над землёй и назвали её Асгардом. Из крови ётуна Бримира боги создали карликов. Затем трое богов асов: Один, Хёнир и Лодур на берегу моря увидели пару Аска и Эмблу, вылепленных карликами из глины и оживили их. А три богини: Урд, Верданди и Скульд нарезали на мистическом ясене Иггдрасиль руны, определяя судьбу людей».

С этими словами Ярне извлекла из своего холщового мешочка маленькие дощечки с насечёнными на них символами.

— Это и есть те самые руны? — спросила я Ярне.

Она кивнула:

— Боги дали нам знания, а задача людей — использовать эти знания во благо.

Она обучила меня рунам и почтительному отношению к ним.

— Перед тем, как собираешься воспользоваться ими, поклонись им и возблагодари богов, только тогда руны в твоих руках «оживут» и поведают тебе о многом.

Она рассказала мне о целебных свойствах трав и научила делать из них снадобья. Да, мне было действительно интересно, и я впитывала эти знания, как губка впитывает влагу из окружающей среды. Ни один монах в Англии не научил бы меня такому, хотя отец Эйбл часто наведывался ко мне, вместе мы изучали «Евангелие», он не хотел, чтобы я забывала свой родной язык и обычаи, и я, также, была благодарна ему за это, как была благодарна Ярне за знания, переданные мне.

….Однажды я явилась свидетельницей их варварского жертвоприношения, когда сжигали умершего ярла в ладье, они закалывали штыками ту, что добровольно вызвалась «сопровождать его по загробному миру до Валгаллы — Священного города». Самое страшное то, что эти люди смотрели на дикий обряд с каким-то благоговением, не поддающимся моегому рассудку. Ладью подожгли и пустили по реке с двумя телами в ней. Затем позже, Ярне объяснила мне, что эти обычаи постепенно уходят в прошлое, и викинги всё реже и реже приносят жертвы богам. При этом она опускала глаза, и я думала, что старая целительница и ведунья даже была рада этому, только не спешила выссказываться вслух при своих родичах, ведь её бы очудили за подобные мысли….

….Однажды нас пригласили в дом одного простолюдина Мирюда, который долгое время мучился ранами (недавно он участвовал в одном из походов на Острова).

Вечером в нашу хижину постучалась какая-то простоволосая женщина в заячьем полушубке с очень взволнованным лицом. Ярне уже успела наложить ужин в миски.

— Кто это может быть в такой холод? — спросила целительница.

Я пожала плечами и выглянула в окно. Громко лаяла собака, затем она завыла, и у меня сжалось сердце в груди, ибо мне было известно с детства — собачий вой предвещает покойника.

— Откройте, это я — Марена, мне нужна твоя помощь, Ярне. Моему мужу, Мирюду совсем худо стало.

Ярне открыла дверь, и тотчас волна холодного воздуха окутала меня с ног до головы. Бледное лицо Марены высветилось в охряном блеске факела. Я заметила, проживая уже достаточно времени в поселении викингов, эти мужественные люди редко плакали, однако в тот холодный зимний вечер я увидела слёзы, стоявшие в серых глазах Марены. Ярне передала мне факел, сама надела полушубок, велела одеться и мне.

— Хорошо, веди нас, — сказала она.

Больной сначала громко стонал, затем стоны стали слабыми. У него была серая кожа, а зрачки глаз заволокла пелена, что говорило о скорой, приближающейся к несчастному смерти. Он что-то прошептал, по движению его губ я едва различила слово «Один». Я знала, викинги всегда уходили с «Одином на устах», хотя этот бог был чужд мне, они верили в него, готовые умереть, пожертвовать жизнью во имя Одина.

И жестокое божество принимало эти жертвы, как должное. Во время осмотра больного лицо Ярне оставалось спокойным, беспристрастным. Неужели она совсем не сочувствовала бедной Марене? Нет, этого я не могла бы сказать, однако она, будто, уже смирилась с будущей участью умиравшего.

— Помогите моему Мирюду. Один одарит тебя, Ярне, — произнесла женщина.

Треск факела, это второе, что я могла услышать после взволнованного стука её сердца. Целительница протянула бедной женщине мешочек с порошком травы.

— Завари ему и напой этим, — сказала она.

— И мой Мирюд выживет?

— Этого я не могу тебе обещать.

Восковая бледность лица больного бросалась в глаза.

Пристало ли так скорбеть о потере близких в этот век, Сильнестрина; когда человеческая жизнь ничего не стоит? Но эта скорбь комком подступила к моему горлу, во что бы то ни стало я хотела спасти бедного Мирюда. Возможно, это было воздействие легендарного «Глаза Орла», который я носила, отныне, под своей одеждой? Этого я не знала.

— Сколько времени ему осталось? — спросила я после скромного ужина.

— Ещё несколько часов, если выдержит — сутки, это будет самое большее, — ответила Ярне.

— Неужели ничего нельзя сделать?

Она повертела головой в знак отрицания:

— Нет, ничего. Успокойся, Освальда, тебе нужно выспаться, завтра у нас много дел.

Освальда — такое имя мне дала Ярне в тот день, когда я согласилась помогать ей и принять ожерелье «Глаз Орла». Мне было всё равно, но я видела, что капуцин Эйбл был против этого.

— Нельзя менять имя человека, данное ему при рождении.

— Почему, отец Эйбл?

Он пожал плечами:

— Не знаю. Мне кажется, позволяя называть себя новым именем, ты предаёшь своих предков.

— Бог един, Ему неважно, какое имя ты носишь и к какому народу принадлежишь.

Капуцин не нашёлся, что ответить, он только посмотрел на меня и улыбнулся:

— Вы мудры не по годам, г-жа, и это радует меня.

Викинги не относились ко мне, как к рабыне вопреки моим ожиданиям, поэтому изменение имени свидетельствовало лишь об особом отношении ко мне этого народа.

Я же со своей стороны, несмотря на знатность рода, не была притязательна к удобствам и принимала то, что мне выпадало по судьбе. В ту ночь, дождавшись, когда уснёт Ярне, я нашла полушубок, разожгла факел и, успокоив собаку жирным куском мяса, направилась к хижине Марены. Я заметила её снизу на холме, потому что в окнах горел свет. Марена очень удивилась, увидев меня.

— Я знаю, как помочь твоему мужу, — сказала я, встав на пороге её дома.

Я попросила её выйти из дома, а сама осталась наедине с умирающим. Цвет его кожи уже был землисто-серым, внешне ничего не говорило о его боли и страданиях, но он мучился заражением крови. Его глаза были закрыты, ибо Мирюд уже пребывал на границе двух миров.

Прочитав молитву, я увидела рядом с его телом фигуру человека в накидке. Он пристально смотрел на меня, почти не отрываясь.

— Кто ты?

— Ангел Смерти. Я пришёл за душой этого человека, чтобы увести её из мира живых.

— Ты не уведёшь, потому что я пришла ему помочь.

— Вряд ли тебе удастся это, Элизабет. Ему уже ничем нельзя помочь.

— Откуда тебе известно моё имя? Здесь все называют меня Освальдой.

— Вам, людям, ничего неизвестно друг о друге, — а ангелы знают всё, — ответил Ангел.

Дрожавшими руками я достала «Глаз Орла» и приложила ожерелье к телу Мирюда, которое уже начало постепенно охлаждаться. Вдруг ожерелье засияло, и это сияние передалось телу больного. Я почувствовала огромный страх, ибо никогда не видела ничего подобного раньше. Руки мои дрожали под напором некой Силы, исходящей от Камня. Я впала в забытьё, а когда очнулась, сияние уже прекратилось. Мирюд мирно спал, его тело было тёплым, как у обычного здорового человека. Я спрятала ожерелье и огляделась вокруг — Ангела Смерти нигде не было рядом.

«Это было моё видение, — подумала я, — это т моего страха».

Я позвала Марену, её муж всё ещё мирно спал, когда она вошла в хижину. Затем он открыл глаза и посмотрел на нас.

— Мне приснился страшный сон, — произнёс он, — Неужели я умер?

Женщина обняла мужа и зарыдала на его плече:

— Ты должен был умереть, Мирюд, но эта чужестранка вытащила тебя из лап смерти. Даже Ярне отказалась лечить тебя, потому что ты был уже безнадёжен, и я сама убедилась в этом. Тебе нужно молиться богам за жизнь этой девушки. Мирюд изучающе посмотрел на меня:

— Так ты и есть та самая пленница с Островов, которую Бальне привёз из похода? — спросил он.

— Да.

— Почему же твои родичи до сих пор не вернули тебя к себе; со слов людей, ты занимала на Острове довольно высокое положение?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Я положилась на волю бога.

А вечером следующего дня я сидела перед Ярне, виновато понурившись.

— Почему ты без моего ведома решила использовать силу Ожерелья!

— Я хотела помочь бедному Мирюду.

— Не всем можно помочь, и я хотела предостеречь тебя, но не успела. Так вот, нельзя слишком часто прибегать к силе этого Ожерелья, лишь в очень крайних случаях.

— Но почему?

— Иначе ты перестанешь работать над собой, над своей внутренней силой. «Глаз Орла» может стать тебе помощником, не допускай того, чтобы камень стал хозяином над тобой. Судьба Мирюда была предрешена уже до его рождения, и я знала об этом. Но ты вмешалась в естественный ход событий и навлекла на себя беду.

— Целитель обязан помочь умирающему.

— Нет, если душа человека не готова к изменениям. Задача целителя видеть картину в целом, а не часть её. Ты видела лишь следствие.

— Я видела Ангела Смерти.

И я рассказала Ярне о том, что произошло в доме Марены. Она помешала угли и посмотрела за окно на заснеженное поле.

— Это было не просто одно из твоих необычных видений, — сказала она, — Ты помешала Ангелу Смерти исполнить его работу.

Я сняла ожерелье с шеи и протянула его Ярне:

— Возьми, я не достойна его носить, ведь я совершила непростительную ошибку.

Ярне посмотрела в мои глаза.

— Нет, отдав однажды, я не смогу его забрать. «Глаз Орла» в моих руках потерял свою силу. Он будет слушаться только тебя. Теперь ошибки Мирюда станут твоими ошибками, таков закон, ты ответственна за его судьбу, ибо вмешалась в неё по своей воле.

Она задумалась:

— Ты ещё достаточно юна, и я возьму последствия твоего поступка на себя. Такова моя воля и желание, но впредь не повторяй больше подобного, потому что придёт время, время, и рядом с тобой не окажется наставницы Ярне.

Мы обнялись, и я зарыдала на её груди. В тот зимний вечер я поняла, Ярне питала ко мне больше любви, чем собственная мать, пытавшаяся выгодно устроить мой брак ради своих любовных утех.

….Летом Ярне слегла, и мне оставалось ухаживать за ней. Утром я уходила за водой и готовила еду, кормила целительницу с ложки. Затем выполняла работу по дому, пряла, ткала. Ко мне приходили больные люди, которым я должна была помочь, как это делала Ярне. Она была совсем плоха. Однажды, когда я кормила её с ложки похлёбкой, я спросила:

— Почему ты заболела, Ярне?

— За твоё вмешательство в судьбу Мирюда.

— Неужели это так серьёзно?

— Намного серьёзнее, чем ты думаешь, Освальда, — ответила Ярне, — Мирюд жив, но мне суждено понести наказание.

Ярне улыбнулась, мгновенно прочитав мои мысли:

— Нет, я не умру, успокойся.

— Как же мне понять, нужно ли использовать силу Кристалла или нет?

Она показала мне на моё сердце:

— Только оно скажет тебе об этом, Освальда. Только оно. Слушай своё сердце, моя девочка.

— Так меня не называла даже моя собственная мать.

Ярне хлебнула ещё ложку похлёбки и протянула мне обратно миску.

— Ты готовишь совсем не хуже меня, Освальда, из тебя бы вышла славная хозяйка, родись ты в простой семье. Но твоя жизнь будет полна странствий, разочарований и любви. Придёт время, когда я провожу тебя на Остров.

— Что это значит, Ярне? — спросила я.

— Ты вернёшься на свою родину.

Её слова заставили меня задуматься? Хотела ли я возвращаться? Всего год назад хотела бы и страстно стремилась к этому; часто выходя на берег Океана, я наблюдала за стаями перелётных птиц и диких уток. Они гнездились здесь неподалёку и жили своей собственной жизнью, отличную от человеческой жизни. Но теперь я привыкла к заботе Ярне, к доверию ко мне людей, которых я раньше боялась.

Король Годфрид иногда навещал меня вместе со своей королевой, когда они приезжали из странствий. В большинстве своём их дворец пустовал.

«Дворец» представлял собой огромный построенный из камня дом, а вовсе не те высокомерные замки, которые заполонили все семь графств Англии. Я выучила язык этого народа и в любое время могла помолиться в часовне отца Эйбла вместе с остальными, обращёнными им недавно в христианство.

Хотя викинги продолжали, всё же, верить в своих воинственных богов, часто обращаясь в умах и мыслях своих к Одину.

Как-то раз после того, как я обошла тех, кто нуждался в моей помощи, я вошла в часовню в удручённом состоянии. Отец Эйбл приблизился ко мне, приняв мой поклон.

— Я рад, что Вы пришли сегодня помолиться, Элизабет, — поприветствовал он меня, — в последнее время Вы редко появлялись здесь.

— Да, я была очень занята делами, ведь Ярне больна, и на мне одной держится всё хозяйство. Я раскаиваюсь в том, что не приходила к Вам, отец Эйбл.

— Вы — славная девушка, простите, что Вас назвал так.

— Не извиняйтесь, отец Эйбл, мне всего пятнадцать, и скоро исполнится шестнадцать лет.

— Я вижу, Вас что-то тревожит.

Мы присели на лавку, я протянула священнику хлеб, которым угостила меня одна из болящих.

— Возьмите.

Он принял хлеб и поклонился.

— Благодарствую, г-жа моя.

— Не называйте меня так, я уже отвыкла от тщеславных почестей, свойственных моему народу.

— Так что же так тревожит Вас, Элизабет?

Я опустила голову и покраснела.

— Мне стыдно оттого, что отвыкла от своей родины и возлюбила тех людей, которых раньше боялась и ненавидела. Они раньше снились мне во снах, представляясь жуткими монстрами. А сейчас я поняла, что это не так.

— Вы не хотите возвращаться? — спросил отец Эйбл.

— Нет, не хочу.

— Ваше сердце открылось на ту доброту, которую Вы почувствовали здесь и не ощущали там. Я уже говорил Вам это, Элизабет. Бог везде независимо от места, где ты живёшь. Однажды Вы примете решение, и оно будет правильным для Вас.

….Викинги больше не появлялись в селении. Всё чаще и чаще я думала об изумрудных газах Эрланда, вспоминала его последние слова, обращённые ко мне перед тем, как он отправился в поход. Почему он длится так долго? Возможно, юный ярл конунга уже достаточно возмужал, чтобы присмотреть себе подходящую невесту там «на стороне», где и решил обосноваться?

Я вспоминала предсказание убитой цыганки Миранды насчёт моей любви к иноземцу. В это мне совсем не хотелось верить ещё два года назад, ибо я ненавидела вероломных викингов, регулярно вторгавшихся в пределы Англии, грабивших землю, которую несколько веков назад освоили мои предки.

И вот сейчас я думала об одном из них и думала совсем не с ненавистью в мыслях… я желала встречи с ним….Эти мысли и угнетали меня, и всё больше, и больше притягивали к себе….

Как-то раз из окна я увидела одинокого торговца разными безделушками. Так как Ярне спала, я могла ненадолго оставить её, чтобы встретиться с торговцем. Поселяне окружили его со всех сторон, а он предлагал женщинам подвески и серьги, изготовленные умельцами в южных землях. Они были действительно очень красивыми. Дети обменивали на деньги игрушки, казавшиеся довольно забавными. Торговец оставил свой лоток мальчишке-помощнику и, заметив меня в толпе, отвёл в сторону.

Неожиданно он достал сложенную вчетверо бумагу и передал её мне.

— Ты — Освальда, пленница с Острова?

Я кивнула.

— Вчера прибыл корабль с Острова, велели передать тебе.

— Корабль?

— Это — торговцы из Мессопотамии. Я покупаю у них товары, но эти торговцы часто причаливают к Острову, чтобы окончательно распродать свой товар.

Он отошёл к оживлённой толпе, а я поспешила в дом, зажгла лучину и начала читать. Это было письмо от королевы Редбурги. Благодаря отцу Эйблу, я не забыла свой родной язык, поэтому я начала читать.

«Нам ведомо, милая Элизабет, какое несчастье произошло с тобой. Эгберт хотел напасть на этих монстров и залить кровью их земли, однако силы наши неравны, и я отговорила его от этого. Вскоре прибудет корабль с выкупом за тебя. На этом корабле ты покинешь Скандинавию, чтобы встретиться с нами. Матушка твоя, леди Унгвильда, сестра короля, ужасно скорбит и готовит всё к твоей свадьбе, ведь лорд Корнуольский до сих пор холост, вскоре вы поженитесь.

Прошло уже два года с того времени, моя дорогая. Должно быть, ты очень изменилась и превратилась в прекрасную леди, ведь я запомнила тебя совсем иной — шаловливой девочкой с сосредоточенным взглядом».

Письмо было коротким, но оно напомнило мне о многом. Несколько слезинок скатилось из моих глаз и упало на ладони. О боже, я слишком много времени провела на чужбине! С одной стороны, мне хотелось встретиться с родными мне людьми, обнять их и долго говорить с ними о том, что изменилось за то время, когда меня не было рядом с ними. Сквозь время я видела лица Софии, Дженни, короля Эгберта, отца, матери, королевы, Этельвульфа, моего кузена, Брингвальда, моего брата; черты этих людей постепенно начали стираться из моей памяти. С другой, я привыкла к Ярне и не могла оставить её в беспомощном положении. Она научила меня всему, что знала сама и говорила то, что моя миссия заключается в помощи людям. Смысл моей жизни исчезнет, если я покорюсь воле моей матери и соединю свою судьбу с судьбой сластолюбивого лорда. С другой стороны, я думала об изумрудных глазах ярла Эрланда. Неужели я никогда его больше не увижу? Я была в смятении. И в то же время я вспоминала слова Ярне о том, что она ещё встанет на ноги и проводит меня на Остров. Это значило, что я, всё же, покину викингов….Мысли эти разъедали моё сердце, и я отогнала их прочь от себя.

Глава 4

«Изумрудные глаза»

«Не смотри в мои глаза,

Не смотри в моё сердце,

Ибо я хочу скрыть

Ту любовь,

Что живёт в них…..»

(Думы Странника).

………

Ярне стало лучше. Она могла уже садиться на ложе. Прошло уже полгода, а корабль так и не приехал за мной, и я перестала ждать, занимаясь своими делами. О письме с Острова я решила ничего не говорить своей опекунше, однако мои грустные глаза могли сказать о многом.

Однажды, возвращаясь из дома одного болящего, который уже выздоравливал, я встретила Иоланду. Она жила в добротном доме на холме возле королевского замка, ещё пустовавшего в ту пору. Завидев меня, девушка нервно передёрнула плечами. На ней было длинное платье чисто оливкового цвета и меховая накидка, из-под которой было видно само платье. Она поманила меня пальцем, игнорируя моё высокое происхождение, ведь для неё я была всего лишь пленницей, не более того. Я приблизилась к ней, сильнее закутавшись в шаль Ярне.

— Эй ты, я до сих пор всё ещё вижу тебя здесь?

По этикету полагалось поклониться, но я не сделала этого. Я только лишь гордо подняла голову и посмотрела в её карие глаза.

— Приветствую тебя.

Она едко ухмыльнулась:

— Вскоре твои приветствия мне уже не понадобятся.

Я промолчала, решив продолжить свой путь, я знала, Ярне голодна, а обед ещё не готов, мне нужно было спешить.

— Мне известно, ты получила письмо с Острова, и ты скоро покинешь эти края. Так что твоё желание исполнится. Как видишь, Один и наши боги очень милостивы к нам.

Я оглянулась и недоверчиво посмотрела на Иоланду.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты вернёшься к себе, а я выйду замуж за Эрланда.

Я холодно улыбнулась:

— Я желаю тебе счастья, Иоланда.

— Вовсе не желаешь. Я же видела, какими глазами ты смотрела на моего жениха.

— Тебе показалось.

Я ушла. Кошки скребли у меня на душе, когда я варила похлёбку.

— Положи побольше моих трав, Освальда, — сказала Ярне.

Она встала со своего ложа и проковыляла ко мне.

— Побольше?

— Да, зимой нужно класть больше трав, я всегда так делала и скоро буду делать.

Я помешала варево и заметила внимательный взгляд целительницы на себе.

— Я, ведь, вижу, ты страдаешь, моя девочка, — сказала она.

— Почему ты так говоришь, Яне?

— Этого не скроешь, твоё сердце выдаёт тебя.

— Сердце?

— Там живёт ярл Эрланд, ведь так?

— Я….не знаю. Я думаю о нём.

— И тебе не хочется покидать Скандинавию.

— Мне бы хотелось встретиться с родственниками, но я и к тебе привыкла, Ярне.

Её глаза устремились куда-то вдаль, будто, она читала по Книге Судьбы, как это делала всегда, когда её просили об этом. Я не просила, потому что не хотела знать, что меня ждёт впереди.

Не удивляйся, Сильнестрина, знать свою судьбу хотят лишь глупые люди, не понимающие того, что ноша не бывает лёгкой, если мы говорим о человеческой жизни. Но Ярне в тот день поведала мне сама то, что я больше всего боялась услышать.

— Ты уедешь на Остров и выйдешь замуж за очень высокомерного человека, которого тебе не суждено полюбить. Эрланд будет с тобой, но ваше счастье окажется недолгим. Однако свою любовь вы пронесёте через всю свою жизнь и смерть. Я знаю, Эрланд найдёт свою погибель в земле саксов, но не стану отговаривать последовать за тобой.

— Почему?

Она показала мне ладонь своей правой руки.

— Разве можно изменить судьбу человека, начертанную богами здесь?

— Можно попытаться, — возразила я и налила похлёбку в миски.

Ярне заглянула в мои глаза и долго смотрела так:

— Ты действительно хочешь расстаться с ним навсегда? — спросила она.

— Хочу.

— Твой ум говорит сейчас, но не сердце. Слушай сердце, тогда ты заслужишь уважение богов.

— Но разве твои боги станут от этого благосклоннее к людям?

Ярне нежно похлопала меня по плечу:

— Ты ещё слишком молода, Освальда. Придёт время, и ты поймёшь мои слова.

…..В середине декабря в свой дворец приехал король Годфрид с королевой в сопровождении длинной кавалькады. Всё селение перешло в возбуждение, потому что никто в тот день не ожидал короля.

Когда король спрыгнул с коня, он огляделся, всматриваясь в толпу людей, вышедших приветствовать его.

Они поднесли королю огромный круглый хлеб, который следовало вкусить и запить чаркою с вином. Вино ассоциировалось с соками земли, а тело — с телом Одина, давшему начало всему. Это касалось мира людей.

— Пусть выйдет ко мне пленница, которая находится под опекой знахарки Ярне, — сказал король, как только опустил чарку.

Ярне робко подтолкнула меня вперёд и прошептала на ухо:

— Иди, Освальда, и поклонись королю.

Она была уже совсем здорова, если не считать той грусти, которая с недавнего времени поселилась в её глазах. Причину этой грусти я не знала, да и целительница больше молчала на этот счёт.

— Ярне, что тревожит тебя? — спрашивала я её, помогая раскладывать целебные травы по холщовым мешочкам, чтобы затем вручить их болящим селянам.

— Это — мои думы, Освальда, и они останутся со мной.

— Разве тебе не станет легче, если ты поведаешь их мне? — спросила я.

Она лишь мотнула головой:

— Нет. Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе о своих мыслях, а, возможно, и нет.

Теперь спустя много лет после рассказываемых мной событий я понимала, почему Ярне скрывала от юной Освальды свои мысли. Она не хотела травмировать ещё не окрепшую душу юной девушки. Передав мне все знания и «Глаз Орла», Ярне не была уверена в том, что моя судьба сложится благополучно. Не была уверена в этом и я, но в силу своей молодости я жила ожиданием чего-то лучшего. Я ждала счастья, надеясь на него. Ошиблась ли я? Нет, Сильнестрина, но мне бы хотелось, чтобы оно было намного длиннее….

Я поклонилась королю Годфриду и королеве Метлиб. Королева запомнилась мне совсем юной на том пиру три года назад. Теперь после рождения сына, будущего наследника земли викингов, она стала ещё прекраснее, глаза на похудевшем лице казались ещё больше, чем тогда.

— Приветствую вас, король и королева земли викингов, — произнесла я те слова, которым научила меня Ярне, шепнув их напоследок.

Метлиб долго глядела на меня. Зимний ветер слегка потрёпывал её светлые волосы, доходившие до её стройных плеч. Затем королева улыбнулась и протянула мне руку в знак приветствия.

— Мы рады видеть тебя, Освальда, — произнесла она совсем грудным голосом.

— А ты изменилась, стала ещё красивее, чем тогда…..И ты уже знаешь наш язык. Я слышала, о тебе ходят легенды по всей Скандинавии о том, что ты можешь лечить и предсказывать будущее.

— Обо мне?

Я была удивлена, потому что ничего не знала об этом. Слухи среди людей распространяются быстро, особенно если ты занимаешься помощью людям.

— Ты — достойная преемница нашей Ярне, — сказал король, — но обещание — есть обещание, и я вынужден буду тебя возвратить, как только корабль с Острова прибудет сюда. Ты расскажешь своим родичам о том, что викинги вовсе не так жестоки, как они думают о нас.

— Я обязательно расскажу.

Я старалась не выдать своего волнения, однако голос мой дрожал.

Если бы ты только знала, Сильнестрина, как мне тогда хотелось спросить короля о походе конунга Рёрика Ютландского, о его изумрудноглазом ярле, последовавшим за ним, чтобы снискать себе славу в иных землях. Но я промолчала.

Никто не должен догадаться о моих чувствах. На пиру в честь появления короля я была представлена будущему наследнику Кэю. Мальчику пошёл третий год, он всем улыбался, однако его серые глаза могли выдать его железную волю, которая обязательно проявится в будущем.

— Что ты скажешь о нашем сыне, Освальда? — спросила королева Мэтлиб, — Видишь ли ты его будущее?

Энергия камня, висевшего на моей груди, передалась моим мыслям, я «увидела» картину из будущего: воин на коне с золотым обручем на голове был окружён своими подданными. Один из них, темноволосый, смотрел как-то не по-доброму на воина.

— Ваш сын станет славным королём Скандинавии, но среди его соратников окажется предатель.

Я описала облик этого человека и умолкла, как смолкла музыка и рожки в пиршественной зале дворца. Я заметила, какая сосредоточенность царила на лице королевы Мэтлиб, затем она улыбнулась.

— Так наполним же наши кубки вином и выпьем за здоровье будущего короля Кэя! — вдруг произнесла она, — может быть, наша ясновидящая ещё что-нибудь желает сказать? — обратилась она ко мне.

Вновь заиграли рожки, и музыка полилась рекой, напомнив мне о моей родине. Это был обычай приглашать на пиршество ясновидящих, Ярне тоже сидела в зале и наблюдала за мной; иногда мой взгляд встречался с её взглядом, я опускала глаза, не в силах вынести ту печаль, которую я читала в грустных глазах скандинавской целительницы.

Около трёх лет я прожила в селении викингов, но я чувствовала — родной и близкой для этих людей я так и не стала, они воспринимали меня чужестранкой, несмотря на то, что я выучила их язык. Я ощущала себя неприкаянной между двух берегов….

Король Годфрид коснулся моего плеча.

— Ты сказала вполне достаточно, Освальда. Мой сын станет королём. То же касается предателей, их слишком много там, где есть великие личности, ибо людская зависть и жадность власти не знает границ. Что же ты хочешь за своё предсказание?

Я взглянула на Ярне, сидевшую в череде других гостей, приглашённых на пиршество, и смотревшую на меня в тот миг.

— Боюсь, моё желание не осуществится.

— Ты хочешь остаться здесь, с нами?

Я кивнула.

Он опустил свой кубок.

— Нет, обещание нужно выполнять. Отдельные набеги — это ещё не война. Оставшись здесь, ты явишься той искрой, которая разожжёт вечную вражду и войну между викингами и саксами. Будет много крови. Хочешь ли ты этого?

— Не хочу. Скоро прибудет мой корабль?

— Он прибудет. Обязательно прибудет.

— Когда же вернётся конунг Рёрик из похода?

— Это знает Один.

Мельком я увидела насмешку Иоланды. Столкнувшись со мной на выходе, Иоланда произнесла:

— Ты ждёшь моего жениха, верно? Только он никогда не будет твоим, дорогая. Даже не надейся на это. Моя рука давно обещана Эрланду. А как ты только что убедилась в том, что король Годфрид никогда не нарушает своих обещаний.

Ярне посмотрела на Иоланду недобрым взглядом:

— Госпожа, несмотря на то, что у Вас высокое происхождение, а Эрланд является родственником короля, я не позволю Вам насмехаться над Освальдой, моей подопечной.

Девушка презрительно скривилась, передёрнула плечом, села на своего коня, подведённого к ней слугою, и ускакала вперёд туда, где находился её дом.

Ярне обняла меня и прошептала:

— Мне ведомы твои мысли, Освальда. Положись на силу «Глаза Орла» и успокойся.

Но я не была спокойна. Позже я поняла, что прибытие короля Годфрида в свою резиденцию не было случайным.

Через три дня издали на море показались корабли викингов, державшие курс на берег. Эскадра конунга Рёрика Ютландского причалила к побережью Скандинавии, чем вызвала в селении настоящий переполох. Дети бегали, кричали, хлопали в ладоши, взрослые сосредоточенно наблюдали за тем, как рослые воины сходили на побережье. Они были усталыми, измотанными, но не показывали своей усталости. Помощники конунга выгружали на землю множество сундуков с украшениями и монетами. Наконец, вышел сам конунг Рёрик, спустившись с главного корабля эскадры. Он изменился с того самого дня, когда я впервые увидела его на пиршестве ещё перед походом. Он постарел, и в рыжих волосах появилось ещё больше седины, но взгляд его серых глаз был таким же неистовым, как и раньше. На поясе его висел длинный меч, уже вкусивший много крови. Конунг снял свой рогатый шлем с головы, подошёл к королевской чете и поклонился.

— Приветствую тебя, конунг Рёрик! — воскликнул король.

Толпу людей всколыхнули приветственные крики, я приложила ладони к ушам, чтобы не быть оглушённой этим неистовым гулом толпы. Ярне и я стояли на холме и могли видеть всё, что происходило внизу, избежав давки. Она наблюдала за моим взглядом, понимая, что в этой многолюдной толпе мои глаза искали одного человека с изумрудными глазами. Я почувствовала, как её ладонь сжала мою ладонь, и мне стало легче от её поддержки.

— Ты ждёшь его, я знаю, — прошептала она.

Ещё одна девушка на вороном коне, стоявшая чуть поодаль, так же, как и я, вглядывалась в толпу. Это была Иоланда, гордо восседавшая в седле в своём голубом манто, отороченном лисьим мехом. Капюшон был одет на её голову, я видела, как развивались её светлые волосы в неистовом потоке ветра. Викинги продолжали выгружать к ногам короля Годфрида ещё множество сундуков. Он с улыбкой посмотрел на конунга:

— Теперь я вижу, Рёрик Ютландский, как ты предан мне. Если послужишь мне ещё, я щедро награжу тебя.

— Ты хочешь сделать меня королём, Годфрид Великий?

Король сдвинул брови и ответил так громко, что я могла слышать его слова:

— Что касается награды, я жалую тебе третью часть этих сокровищ. Две третьих я использую вовсе не для себя лично, а для укрепления государства викингов. Через месяц я уплыву в Ирландию, чтобы продолжить строительство города. Один из моих городов я пожалую тебе.

Рёрик ничего не ответил, по выражению его лица было видно, что он рассчитывал на большее. Через несколько лет я узнала о борьбе между конунгом и королём Годфридом, в которой проиграл грозный вояка. Он был заключён в темницу и обезглавлен.

Воинственность и сила этого народа была сокрушающа. К тому же, как я узнала позже, Рёрик вовсе не был верен королю Годфриду Фризскому, ибо незадолго до своей гибели он присягнул на верность немецкому королю Людвигу. Я, также, слышала о том, что впоследствие король женился на Гризелле

Вдруг с корабля вышли четыре викинга, неся кого-то на носилках. Вглядевшись, я увидела бледное лицо Эрланда, который был без сознания. Носилки были также поднесены к ногам короля. Он склонился над лежавшим человеком, коснулся его лба.

— Что с ним?

— Он ранен.

— Несите его в дом Ярне.

Я почувствовала, как рука Ярне вновь сжала мою ладонь.

— Иди с ними и затопи огонь, — сказала она, обратившись ко мне, — я сейчас подойду.

Огонь в очаге громко трещал, вскоре дом наполнился теплом и светом. Носилки с Эрландом оставили на полу возле очага, я помешала угли.

Шуршание одежды отвлекло моё внимание от огня. Я увидела Иоланду, склонившуюся над бледным телом своего жениха. Она поцеловала его в лоб и яростно посмотрела на меня.

— Я оставляю его здесь, чтобы Ярне вылечила Эрланда. Но если он умрёт, ты лишишься своей головы.

Подойдя к ране6ному, я попыталась нащупать его пульс, который был редким. Ярне научила меня, как распознавать быстротечность смерти по пульсу. Очень частый пульс был плохим предвестником. Я улыбнулась:

— Не бойся, твой жених не умрёт.

Она с недоверием взглянула на меня, затем улыбнулась:

— Значит, мы скоро поженимся. Я уверена, ты ещё погуляешь на моей свадьбе.

В этот момент король Годфрид со свитой приблизился к раненому, он взял его ослабевшую руку и приложил её к своему сердцу.

— Ты всегда был честен со мной, Эрланд, я не позволю тебе умереть и покинуть нас.

Королева Мэтлиб утёрла слёзы. И только громовой голос Рёрика Ютландского раздался в этой гробовой тишине так, что едва не пали стены дома Ярне.

— Он — воин, а вы столпились возле моего ярла, словно, повитухи вокруг младенца. Эрланд не нуждается в такой опеке, отойдите от него.

Все расступились. Рерик занёс свой меч над телом ярла, но я остановила конунга.

— Я не позволю Вам!

Гневный взгляд его серых глаз вперился в меня, конунг с такой силой оттолкнул меня, что я упала, ударившись оземь.

— Да кто ты такая!

Внезапно он схватил мой подбородок.

— Это — та самая маленькая потаскушка, которая хотела проучить меня на том пиру перед походом!

Я опустила глаза, отведя их в сторону.

— Однажды ты станешь ублажать меня, конунга Рёрика Ютландского, в постели, как рабыня!

— Оставь её, Рёрик, — вмешался король, — эта девушка — чужестранка, скоро она покинет Скандинавию. Так решено, и я не позволю, чтобы с ней что-то случилось.

Конунг отступил, показал на ярла.

— Как воину ему лучше умереть, чем испытать мучения.

— Эрланд — мой двоюродный брат, я верю, Ярне со своей помощницей спасёт его.

Рёрик спрятал меч в чехол и с грохотом вышел из дома Ярне. Годфрид помог мне подняться, из моего виска всё ещё капала кровь.

— Эрланд очень дорог мне, — произнёс король, — ты получишь всё, что пожелаешь, если он будет жить.

— Идите, Ваша милость, юноша выживет, а нам ничего не нужно.

Ярне выступила вперёд; как она оказалась в доме, я совсем не видела. Все удалились, а я ещё сильнее расшевелила угли и гревшие и трещавшие головешки, поэтому в комнате стало невыносимо жарко.

Целительница принесла несколько трав из своей коллекции (эти травы летом собирала я, потому что Ярне болела) и бросила их в котёл с кипящей водой. Она забурлила ещё сильнее, а комната насытилась дотоле незнакомыми мне ароматами.

— Помоги-ка мне.

Ярне осторожно сняла металлические латы с груди юноши. Они были очень тяжёлыми. Затем мы сняли латы с ног и рук. Это оказалось нелегко, так как было очень много застёжек, на которых держались разные части этих лат.

Она ненадолго вышла из натопленной комнаты, а у меня было достаточно времен, чтобы рассмотреть юношу. Он был действительно очень красив настоящей мужской красотою. Он возмужал и уже не производил впечатление того самого юного героя Эрланда, которого моя память запечатлела со времени нашей последней встречи. Ожерелье «Глаз Орла» начало нагреваться на моей груди; в тот момент мне даже показалось, что на коже в области сердца образовался ожог. Кожа там лишь покраснела, однако поведение «Глаза Орла» заставило меня задуматься. Я осторожно провела пальцами по его волосам.

— Неужели это Вы, Эрлданд, преданный ярл конунга Рёрика Ютландского? — прошептала я.

Нет, он не мог меня слышать, иначе я бы никогда не произнесла этих слов. Никогда. Ярне вернулась. В её руках была небольшая коробочка с мазью. Подобные мази мы хранили в сенях, чтобы они не становились «текучими».

Осторожно мы освободили Эрланда от холщовой рубашки. Она была пропитана кровью из-за большой раны на груди. Из неё всё ещё сочилась кровь, часть из неё уже спеклась. Рана была глубокой, как от большой алебарды. О боже, должно быть, он сильно страдал, и эта боль передалась мне.

— Налей немного отвара из котла в небольшую миску и остуди. Нам нужно промыть рану.

— Это причинит ему боль? — спросила я.

Ярне с сочувствием посмотрела на меня:

— Только любящее сердце могло бы сказать так, как говоришь ты, Освальда. Не бойся, он выживет, его время ещё не пришло.

Я исполнила в точности задание Ярне, и мы осторожно промыли рану. Воин застонал, но в сознание не пришёл. Затем Ярне наложила на рану свою чудодейственную мазь и осторожно перевязала грудь.

— Он без сознания, — сказала целительница, — но ему нужно набраться сил. Поэтому ты будешь поить его жирным бульоном через несколько часов до тех пор, пока он сам не придёт в сознание.

Он больше не стонал, и ночью я испугалась за его жизнь. Прочитав «Отче наш», я приложила кристалл к ране Эрланда и прошептала:

— О Боже, вылечи его, умоляю Тебя, если мне нужно понести наказание, я его понесу, но он будет жить, а рана его скоро затянется.

Утром я сварила жирный бульон и выпоила его больному, следя за тем, как медленно он глотал. А затем я рассказала Ярне о том, что Кристалл едва не обжёг кожу моей груди, когда она выходила в сени за мазью.

— Ваши души связаны одной нитью, и Кристалл сообщил тебе об этом, — произнесла Ярне после некоторого раздумья.

О том, что в ту ночь я использовала силу Кристалла для исцеления Эрланда, я не сказала Ярне. Возможно, она и догадывалась о моём вероломстве, во всяком случае, целительница никогда не дала мне об этом знать.

Однако ярл Эрланд так и не пришёл в сознание, он лишь изредка стонал, когда я перевязывала ему рану или кормила жирным бульоном, который я или Ярне варили специально для раненого.

Однажды приходил король Годфрид, чтобы проведать своего двоюродного брата. Он старался нащупать его пульс и, не удовлетворившись увиденным, низко опустил голову.

— Неужели всё ваше знание и искусство врачевания бессильны? — удручённо спросил он, — возможно, Рёрик был прав, и для воина лучшим выходом является смерть?

— Не спешите, Ваша милость. Он накапливает жизненные силы, чтобы в один прекрасный день посмотреть в Ваши глаза, — возразила я.

Но я не была уверена в своих словах, исцеление изумрудноглазого викинга затягивалось, и это всех повергало в панику. Даже Иоланда уже не была так агрессивна ко мне, как всего неделю назад. Она принесла Ярне масло и ещё несколько даров.

— Возьмите, Ярне, мне ничего не жалко для моего Эрланда. Главное, чтобы он выжил, — сказала она.

Ярне кивнула в мою сторону:

— Ваша милость, почему Вы не желаете облагодетельствовать вот эту девушку? Она лечит и ухаживает за Вашим женихом. Она кормит его, я же лишь помогаю, так как ещё сама не совсем здорова.

Иоланда была сбита с толку, она не знала, что делать. Девушка подошла ко мне и протянул свои дары.

— Возьми. Только спаси его. Я клянусь, тогда Один будет благодетелен к тебе.

— Спасибо. Ваши боги чужды мне. Я хочу спасти ярла Эрланда вовсе не из-за каких-то даров или благоденствия.

— Почему же ты так жертвуешь собой? — подозрительно спросила Иоланда.

— Тебе не понять. Я просто хочу, чтобы он был счастлив. Возьми то, что ты принесла.

Я кивнула в сторону яиц, молока, масла и драгоценных камней. Но Иоланда оставила всё это на столе.

— Помни о том, что если он умрёт, я сама лично лишу тебя головы, — напоследок угрожающе сказала Иоланда, — помни об этом, чужестранка!

За окном послышался стук копыт, Иоланда ускакала прочь на своём вороном коне.

Мы вновь перевязали рану, я покормила Эрланда и поспешила к отцу Эйблу в его дом-молельню. Встав на колени перед иконою Богоматери, я долго и самозабвенно молилась. Я боялась, что бог отвернётся от меня, но почувствовала в конце концов облегчение. Капуцин Эйбл предложил мне потрапезничать с собой, но я отказалась.

— Нет, спасибо, я не голодна.

— Но вы бледны и ослаблены, г-жа Элизабет, — возразил священник.

— Хорошо, я поем, но немного.

В тот день я вкусила ячменную похлёбку, которая получалась у отца Эйбла всегда пресной и безвкусной. Это ненадолго поддержало мои силы.

— Простите, я могла бы Вам сейчас излить душу, — сказала я, обратившись к монаху после трапезы, — но мне нужно идти. Два человека зависят от меня, я не могу их оставить.

— Иди, дочь моя, и не забывай бога, — напутствовал меня отец Эйбл.

Днём приходила Хельга и принесла несколько куриц. Хельга часто помогала нам, потому что однажды Ярне вылечила её внука, Бриндфрида, так она просто выражала нам свою благодарность.

— Как наш ярл? — спросила Хельга, стоя на пороге и отряхиваясь от снега.

В последнее время его выпало слишком много, да и холода ударили нешуточные, едва ли какая-нибудь собака высунется из своей конуры. Я поклонилась Хельге и поблагодарила её.

— Спасибо. Я сварю новый бульон для ярла, а мясо съест Ярне.

— А как же ты?

— Я пощусь. Налагая на себя строгий пост, я прошу бога, чтобы Он помог ему. Но он ещё не приходил в сознание.

— Странно всё это, — сказала Хельга, — а что если оружие было отравлено?

В этот момент я заметила, что лицо Ярне стало серым от некоей догадки.

— Как же я не подумала об этом! Тогда с раной будет трудно справиться.

Была ли я удивлена тому, что «Глаз Орла» не исцелил Эрланда за одну ночь? Кристалл продлил ему жизнь, ведь от яда он мог умереть, но он жил.

— Разве нельзя ничего сделать? — спросила я, когда Хельга ушла.

— Я не знаю, почему он до сих пор жив, ведь сильный яд мог убить его, — произнесла Ярне, — но, если он жив, ему нужен Чёрный Камень, который впитал бы в себя весь яд.

— Чёрный камень? — удивилась я.

— Да, я покажу, где его можно раздобыть. Нам нужно одеваться. Путь неблизкий. Нужно вывезти из чулана сани.

За окном началась настоящая пурга, однако я не боялась, потому что Эрланд мог умереть, а я не могла, никак не могла этого допустить.

— Один и Фрейя, помогите нам, — прошептала Ярне.

— Но как же мы оставим больного?

— Я позову Хельгу, которая уже ушла, или кого-нибудь из селения.

Хельга согласилась сидеть с ярлом.

— Пурга усиливается, — с сомнением произнесла она, — ты ещё не совсем здорова, Ярне.

Целительница махнула рукой.

— Я бы осталась, но Освальда не знает, где найти Чёрный Камень, способный уничтожить любой яд. Неизвестно, сколько времени продлится эта пурга — день, неделю или больше. Раненый может умереть, потому что яд медленно всасывается в его кровь.

Пурга и метель заволакивала всё на нашем пути. Иржи, наш конь, плёлся медленно и неуверенно, с каждым ударом уздечки моё сердце обливалось кровью, потому что я чувствовала, ощущала на себе боль Иржи. Прикоснувшись осторожно к Кристаллу, я прошептала: «Пусть Иржи, как можно быстрее доставит нас к той скале, где можно найти Чёрный Камень».

Ярне не слышала ничего, но в следующий момент я буквально почувствовала, как у Иржи, словно из ниоткуда, взялись силы, он понёсся вперёд с большой скоростью. Хлестать его больше не пришлось.

— Вперёд! Вперёд!

— Ты уверена, Ярне, что мы едем правильно? — спросила я.

— Уверена. Сила «Глаза Орла» передалась Иржи, — произнесла целительница, — животные чувствуют воздействие «тонких энергий», исходящих от камней. Освальда, ты всё ещё не веришь в силу Кристалла, который носишь на груди?

— Однажды в детстве София, наша служанка из замка в графстве Уэссекс рассказывала мне об этом кристалле, и он мне приснился тогда.

— Что же ты видела в своём сне? — спросила Ярне.

— Я видела Кристалл, изменяющий свои цвета в зависимости от человеческих мыслей. Эти цвета были разными, как тёмно-бурыми, так и чисто-красными, голубыми, оранжевыми. В другом сне я видела, что к ожерелью тянутся многочисленные руки.

— Твоя жизнь в опасности, Освальда даже ценой твоей жизни.

— София рассказывала ещё, что следующего Хранителя Кристалла выбирают по особым признакам. По каким признакам ты выбрала меня, Ярне?

— У тебя есть родимое пятно на груди в том месте, где ты носишь ожерелье.

Я вспомнила о своём родимом пятне, которого всегда так стеснялась.

— Ты обладаешь всеми способностями мага, и они пока находятся в тебе в скрытом состоянии, и тебе нужно пробудить их в себе. Кристалл поможет тебе в этом, более того, он сам выбирает своего хранителя.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Не случайно ты попала на землю викингов, именно туда, где находился камень.

Метель не позволила ей говорить, мы мчались настолько быстро, что у меня возникло ощущение того, что сани едва ли не взметнулись ввысь. Я даже видела небольшие селения с высоты птичьего полёта. А затем, когда я открыла глаза я поняла, что это был, всего лишь, мой сон.

— Кристалл слушается тебя, моя девочка, — неожиданно сказала Ярне, — это значит, он принял тебя.

— Почему же тогда он не вылечил ярла сразу?

— Не всё так просто. Камень ведёт тебя по судьбе, чтобы ты могла развивать свои способности и очищать душу. Трудности ишь закаляют.

Слова Ярне были мне непонятны, но мне пришлось принять их. Иржи резко остановился, проехав ещё немного. Я помогла ей выйти из саней, огляделась вокруг. Заснеженное поле примыкало к скале.

Мы остановились в небольшой расщелине, куда не проникал ветер, который гнал снежные кучи с места на место. Подаренные Ярне варежки сохранили мне руки, иначе я давно лишилась бы их. Я протянула руки к разведённому Ярне костру, стало теплее, и в душе появилась какая-то надежда. Ярне зажарила рыбу на огне, нанизав её на палку, которую взяла с собой на всякий случай.

— Иди, покорми Иржи. Немного сена ты найдёшь в мешке на задке саней, растопи снег и напой коня, — распорядилась целительница, встретив мой крайне изумлённый взгляд.

— Чему удивляться, Освальда. Я тщательно подготовилась к этой поездке, несмотря на то, что у нас было мало времени для сборов. Помни, человеку следует быть предусмотрительным, ибо такова жизнь.

Становилось темно, а метель всё бушевала и бушевала. Я вопросительно посмотрела на Ярне.

— Не удивляйся, девочка. Сегодня мы заночуем здесь. Хвороста у нас хватит. Всё равно темнота нам не помощник, верно? Я подежурю, а когда почувствую, что не в силах сидеть у костра, разбужу тебя.

На этот раз мне снилась родная Англия, снился мой замок и София. Мне снился её сын, которого я запомнила ещё совсем маленьким. Каким он стал, спустя три года моей жизни на чужбине?

Возможно, мои родные думали, что меня давно нет в живых. Как же они будут относиться ко мне, когда я вернусь обратно, переплыв через Море? Я скучала по Дженни, хотя уже почти забыла её лицо. Она знала много кельтских легенд, которые я с удовольствием слушала, представляя себе короля Артура и его рыцарей Круглого Стола. Как же мне хотелось бы испытать такую же любовь, какую испытывала красавица, леди Гвиневра, к своему милому рыцарю! Хотя она была очень вероломна, разлюбив короля и увлеклась храбрым Лонселотом. Нет, я мечтала о любви и верности. Неужели мне никогда не дано испытать счастье?

Сквозь сон я видела лицо убитой цыганки Миранды и слышала её дикий вопль, который она испустила перед своей смертью. Как эта жестокость уживается в них с желанием служить ближнему?

Среди ночи Ярне растолкала меня.

— Ты кричала, Освальда.

— Кричала?

Наши взгляды встретились, и она увидела страх в моих глазах.

— Не бойся, ничего не бойся, всё будет хорошо, — успокаивала меня целительница.

На следующий день нам удалось отыскать участок в скале, который заинтересовал Ярне.

— Нужно копать здесь, — сказала она, — Чёрный камень залегает не так глубоко, но до него ещё нужно добраться.

Мы начали копать. Руки коченели из-за толстой корки льда, я уже сосем не верила в то, что я увижу этот пресловутый «волшебный камень», который один единственный мог спасти ярла Эрланда.

«А что если он уже умер?» — со страхом подумала я.

«Нет, если бы это было, действительно, так, я бы почувствовала это».

Но я не чувствовала, его сердце всё ещё билось.

Наконец, подо льдом и замёрзшей землёй мы обнаружили нечто чёрное. Оно было таким твёрдым, что с трудом откалывалось от своего основания. В чёрном камне встречались небольшие узкие прожилки голубизны, однако они придавали необыкновенное великолепие и красоту нашей находке.

— Что это за камень? — спросила я.

Мои пальцы буквально горели от мороза, я подула на них и подумала, что неплохо было бы сейчас развести огонь и отогреться.

— Обсидиан. Камень вулканов, его рождает сама земля, и он впитал в себя силу огня. Если его измельчить и растереть в порошок, он способен нейтрализовать и уничтожить любой яд. Именно этот камень и нужен нам. Я возьму чуть больше, чем нам нужно, потому что он может пригодиться для других случаев. Давай погреемся немного и продолжим нашу работу.

Мы снова развели костёр, но только на этот раз наш отдых был совсем недолгим. Я почему-то подумала о Доррис из Думнонии, в компании которой я провела время в замке её отца Сиддика перед моим похищением и нападением на замок. Кажется, на её шее был точно такой же камень, только тогда я не особо обратила на него внимание.

Почему Доррис неожиданно исчезла? Знала ли она о предстоявшем нападении викингов? Или поспешно спаслась бегством вместе со своим слугой, не заботясь о моей дальнейшей участи? И почему меня волновали эти вопросы, уже спустя три года?

….Болезнь ярла постепенно начала исчезать. Это выражалось в отсутствии лихорадки, однако он всё ещё не приходил в сознание. Видно, яд был очень сильным, и даже Ярне не знала его происхождение.

— Мне незнаком этот яд, — сказала она, думая над чем-то, — но я должна, обязательно должна знать, чтобы найти другое противоядие, которое действует быстрее, чем проявляется действие Чёрного Камня.

Мы измельчали его в ступке до состояния порошка и подмешивали в бульон. Эрланд ослабел, но был всё ещё красив, как раньше, каким я запомнила его ещё до этого похода.

— Куда направлял свою эскадру конунг Рёрик на этот раз? — спросила я.

Ярне лишь пожала плечами:

— Я не знаю.

Как-то раз Ярне уехала в соседнее селение навестить одну болящую, я была занята приготовлением бульона. Приходилось постоянно подбрасывать свежие поленья в печь, потому что холод стоял нешуточный.

В Англии с её многочисленными туманами и мягким климатом такого холода никогда не случалось.

— Ты очень красива. Кто ты?

Я обернулась. На меня смотрела пара чисто-изумрудных глаз.

— Кто ты?

Это было настоящим чудом! Если бы ты знала, Сильнестрина, как я была счастлива, от того, что чудо, на которое я уже совсем не надеялась, произошло! Эрланд, ярл конунга Рёрика Ютландского, пришёл в сознание! Я была растеряна, потому что за три года, пока он отсутствовал, я, должно быть, сильно изменилась, раз он меня не узнал. Я присела возле его ложа и посмотрела в его изумрудные глаза. Слёзы показались в моих глазах, они скатились по щекам.

— Разве Вы ничего не помните, ярл Эрланд?

Он притянул меня ближе к себе и обнял.

— Неужели это ты, Освальда, пленница из Англии?

— Значит, Вы меня, всё-таки, узнали?

— Ты изменилась, очень изменилась.

— Изменилась? Я стала похожа на каракатицу?