Бесплатный фрагмент - Полин, или В городе Лжи

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «Воспоминания, или по страницам старого дневника»

Глава 1 Воспоминания, или по страницам старого дневника

Моим друзьям в ВК посвящается. Особенное спасибо Ларисе Жуковой и Ольге Косаковской. Автор Ирина Июльская

«Так уж получилось, что мать, овдовев в 32 года, отдала нас с сестрой Линкой своей тетке Агрипине; бездетной и казавшейся нам в ту пору древней старухой, чуть ли не мамонтом, случайно дожившим до наших дней. О, безжалостная молодость! Теперь понимаю, что она такой не была в свои тогдашние неполные 58 лет. Не была, а просто казалась нам, девчонкам: мне, тогда 12-летней и Линке, которой едва стукнуло 5 лет отроду.

Агриппина была когда-то замужем за высокопоставленным чиновником, ездила на черном, поблескивающем лаком ЗИСе, имела домработницу и приходящего плотника-садовника, обслуживающего дачное хозяйство элитного поселка неподалеку от Москвы. Их неравный брак, в силу большой разницы в возрасте, на удивление окружающих, продержался долго и крепко; Иван Фомич Стародуб скоропостижно скончался от сердечного приступа в возрасте 75 лет. История его смерти весьма туманна и на эту тему было возложено строгое табу: подробности в семье никогда не обсуждались. Лишь только стоило зайти речи о покойном муже, Агриппина Тимофеевна мрачнела, а то и вовсе надолго уходила в свою комнату подмосковной дачи, которую без натяжки можно было назвать усадьбой, особенно для нас, неискушенных размерами жилой площади московской коммуналки на четыре комнаты.

Я прекрасно запомнила тот день, когда мать мокрым серым днем середины августа, вела нас по скользким дорожкам, петлявшим средь краснеющих рябин. С их ветвей, низко гнущимися под тяжестью гроздьев ягод, ссыпались тяжелые капли воды, мы шли, постоянно натыкаясь на лужи от затяжных дождей, укравших у августа добрую половину в пользу осени. Я с сестрой Линкой в одинаковых резиновых сапожках и в прозрачно-зеленых дождевиках с капюшонами, шли за матерью, как послушные утята за мамой-уткой, а она торопила, ей не хотелось попасть в долгий перерыв между электричками на Москву. Сейчас, с годами склонна думать, что она боялась прощания с нами, дочерями, недавно потерявшими отца. Матери предстояла длительная командировка за границу и мы с сестрой, конечно, знали об этом. Отдавая нас на жительство престарелой тетке с непростым характером, понятия не имевшей, что такое воспитание детей, мать старалась не показывать своей боли или, не дай Бог, разрыдаться всем нам перед ее уходом. На самом деле командировка была не только из материальных соображений, а по прямой рекомендации Горкома партии Москвы.

Накануне отъезда мать сообщила, что предоставляет нам с сестрой право выбора: либо МИДовский интернат для детей, родители которых по служебным делам за границей, либо жить у тети Гриппы в Кирсановке. А она поедет в Индию заработать денег на кооперативную квартиру: «Иначе все мы обречены жить до старости в коммуналке», — так сказала нам мать. Мы с Линкой переглянулись и младшая с самым серьезным видом, на какой только способен пятилетний ребенок, ответила:

— Уезжай в свою Индию, а мы поедем к тете Гриппе. Таким образом, она решила этот вопрос за нас двоих».

И, вот, передо мной мой старый дневник, свидетель моих юных дней. Я начала вести его сразу по приезду в Кирсановку, в тот день, когда мать привезла нас к тетке. Думала на год, а оказалось на гораздо больший срок, в соответствии со служебной необходимостью. Мать проявила себя, став незаменимой с ее знаниями иностранных языков, в числе которых был какой-то очень редкий одного из народов Индии. Так она и застряла в тех краях на пять лет, где успела выйти замуж за сотрудника советского посольства. Регулярно приходили от нее посылки и денежные переводы, а также письма с фотографиями своей новой семьи, где они с мужем держали на руках новорожденного сына Виктора, родившегося в Дели.

«Все прекрасно, но тяжело переносится жара. И очень скучаю по вам, мои дорогие доченьки», — каждое письмо от матери заканчивалось всегда одним и тем же.

Глава 2 «Барчуки» и «дачники»

А через две недели я пошла в Кирсановскую школу, где наряду с деревенскими за партами сидели «барчуки» или «дачники». Так, из поколения в поколение, с незапамятных времен местные называли ребят из Москвы, по разным причинам оказавшихся в поселковой школе. В нашем седьмом классе таких было трое: я и братья-близнецы Кузяковы; Сергей и Виктор. В силу своей обостренной интуиции, данной мне свыше, догадалась, что они попали в разряд «барчуков», а я — в скромные «дачницы». Парни жили в самом красивом доме поселка, ходили исключительно в импорте и не были ограничены в карманных деньгах, да и жадными не были, а щедро и весело тратили деньги на всякие вкусности и часто приносили все это в класс. Таким образом им удалось смягчить самых недружественных завистников, или на время задобрить их. Братья Кузяковы были не из хилого десятка; занимались борьбой и, потом, их всегда двое, а это уже четыре кулака, четыре ноги и четыре глаза, так что испытать на себе силу их физических возможностей, желающих не находилось. Гадили им втихаря, по мелкому подло: лезвиями резали импортные куртки, отрывали пуговицы. Классная предложила хранить их фирменную одежду в раздевалке для учителей, но братья решительно отказались. Они верно поняли, что подобные меры лишь подзадорят злопыхателей. С юмором и даже весело, словно соревнуясь, заклеивали куртки, так, постепенно поверхность моднючего импорта покрывалась «шрамами» от завистников. Иногда во всеуслышание объявляли на зло врагам:

— Ого! Еще один шрамчик от мелкого пакостника! Мне завидуют, значит я существую!

Ко мне, в силу моего характера, острого языка, а также высокого роста (на физкультуре стояла первой в ряду девочек) и отсутствия импортных вещей придирок не было. В душе я все же надеялась на помощь Кузяковых. В случае чего, вместе с ними у нас уже шесть рук, шесть ног и шесть глаз, а главное, три далеко не пустых головы. Не так уж и мало.

Та осень запомнилась событием, от которого моя жизнь навсегда изменилась, словно из седьмого я сразу перепрыгнула в десятый класс.

Школа стояла на возвышенности, это был земляной холм, на котором почти не росла трава. С осенней непогодой его поверхность превращалась в скользкое глиняное месиво, громко чавкающее под ногами ребят и взрослых, словно норовило стащить с кого-то из них обувку и захватив в свой липкий плен, хорошенько вымазать. Зимой дорога твердела, покрываясь коркой льда, а с весенней оттепелью вновь проявляла свою подлую сущность, испытывая терпение не одного поколения школьников и учителей поселка. Дорогу обещали заасфальтировать и каждый раз откладывали.

Помню, как я опаздывала в школу и торопясь на урок, поскользнулась на этой предательской тропе и растянулась на ней в позе морской звезды, уткнувшись прямо лицом, в мягкую глину. Я забарахталась в осенней жиже, из глаз хлынули слезы отчаяния и злости, как вдруг чьи-то сильные руки подхватили меня и вытащили из шмякающего месива.

— Да, тяжела тропа знаний! Ты где живешь? — спросил мой спаситель, молодой парень с внимательным взглядом светло карих глаз.

Я назвала улицу и дом.

— Так мы соседи. Я отнесу тебя.

И, не побоясь испачкаться самому, он легко подхватил меня с моим портфелем на руки и понес домой. Я послушно покорилась и лежа у него на руках, видела сквозь запачканные глиной веки, попеременно то небо, то лицо парня, пришедшего ко мне на помощь. Тогда, в двенадцать лет я впервые почувствовала себя девушкой, принцессой, которую спасли и доставили на руках до самого замка или дома. Единственное смущало и пугало, что у меня из-под задравшегося пальто видны теплые розовые панталоны. Тогда еще носили такие, с начесом. Да, такое было время и его приметы.

У наших ворот парень осторожно поставил меня на ноги. Я толкнула дверь и влетела пулей на участок. Откуда только силы взялись! Даже забыла поблагодарить своего спасителя.

Глава 3 Потерянный бант

К моей радости в доме никого не оказалось. Гриппа вместе с младшей ушли в магазин, а это значит, что у меня есть время, чтобы привести себя в порядок: умыться, причесаться, а главное, отчистить от глины пальто и обувь, постирать чулки. Мать приучила нас с сестрой к ранней самостоятельности и к своим двенадцати годам я могла и постирать, и погладить вещь утюгом, и даже сготовить что-то незамысловатое: кашу, омлет, отварить картошку или магазинные пельмени. Гриппа, в отличии от меня, хозяйством заниматься не любила, время от времени к ней приходила женщина из деревни и перемывала весь дом. Обычно такая генеральная уборка приурочивалась к Пасхе и началу осени. В изумрудном Раю Кирсановки, как и в других дачных поселках, в жилых помещениях не скапливается пыль, ее практически нет. Объясняется это чистотой воздуха и обилием зелени: повсюду сосны, трава, кусты, а зимой вырастают горы снега на дачных участках и по краям проезжей дороги после снегоуборочных машин.

К приходу тетки и сестры, я уже была в полном порядке; пальто сохло возле печки, там же стояли ботинки, отмытые от глины. Однако, огорчила потеря моего любимого банта из шелкового репса; коричневого в зеленую с красным клетку, явно заграничного происхождения, тогда редко у кого такие были. В журнале «Огонек» видела у одной из сестер Вертинских, на снимке, где они еще школьницы, похожий бант и мне было приятно от этого факта.

Я накинула куртку, сунула ноги в резиновые сапожки и в надежде отыскать пропажу вышла за дачные ворота. Стоило мне немного пройтись, как я увидела того самого парня, что утром вытянул меня из мерзкой, хлюпающей лужи. Он откуда-то возвращался к себе домой и наши пути вновь пересеклись. Парень остановился, затем, приглядевшись ко мне, улыбнулся и протянул руку, в которой был, соскользнувший с моей головы бант, о потере которого я так сокрушалась.

— Твой?

Я кивнула в ответ. Обрадованная находке, я взяла, выпачканную глиной шелковую ленту и сказала почему-то по-французски:

— Merci.

И неожиданно получила в ответ:

— Content d*essayer Mademoiselle! (Рад стараться, мадемуазель!)

Затем он перешел на русский:

— Разрешите представиться: Северьян Трофимов или Северин, можно Север. Имя дал дедушка, он был полярником, известным ученым. После награждения в Кремле ему с семьей выделили квартиру в Доме полярников на Никитском бульваре.

Он улыбнулся, обдав светом янтарных глаз. Красивые брови и ресницы делали его взгляд каким-то особенным. Пожалуй, ни у кого не видела таких красивых глаз… Я поправила упавшую на лоб прядку:

— Спасибо за бант. И, вообще…

От чего-то я потеряла способность спокойно говорить, внутри что-то щелкнуло, словно дверца души захлопнулась, а в ней забилась пойманная птица.

Мы пошли рядом по дороге к нашим дачам. Оказалось, что парень живет ровно напротив тети Гриппы в большом двухэтажном доме, за высоким зеленым забором.

Прежде чем расстаться, он спросил:

— Ты не сказала, как тебя зовут.

Я смутилась:

— Полина, можно Поля.

— Очень во французском духе, Полин!

— У меня мама преподаватель. Знает английский, немецкий и французский, а также какой-то редкий язык, из-за которого ее и отправили в командировку в Индию, а мы с сестрой у тети Гриппы будем жить пока она не вернется.

Северин протянул руку:

— Ну, пока! Больше не падай, а то я, как порядочный человек, буду обязан на тебе жениться, чтобы всегда быть рядом и помогать. Только надо тебе сначала подрасти.

Увидев, как я изменилась в лице, он засмеялся. Его глаза с янтарными искрами озорно блеснули:

— Шуток не понимаешь? Ты вырастешь, а я постарею. Я на 3-м курсе МВТУ имени Баумана учусь. Двадцать лет мне уже стукнуло. — Он махнул на прощание рукой и скрылся за воротами. Толкнув входную дверь ограды, я пошла по дорожке к дому Гриппы.

Глава 4 Эх, побыстрее вырасти!

С тех пор каждое утро, просыпаясь, первым делом я подбегала к окну, из которого был виден дом Северьяна, но судя по тому, что в окнах не загорался свет, хозяин в нем отсутствовал. В голову пришла правильная мысль:

— Он же студент. Учится в Москве. Приехал-уехал. Спас меня и был таков, как и положено Принцу или Рыцарю.

И только перед новогодними праздниками в доме напротив, наконец зажглись огни. Произошло это вечером, в самую, что ни на есть декабрьскую темень. Однако мне со своего наблюдательного пункта на втором этаже было хорошо видно, что делается на участке соседей. А в доме при незашторенных окнах все, как на ладони: обстановка, люди и их передвижения по комнатам. Конечно, подглядывать нехорошо, но потихоньку можно. Надо только не зажигать в комнате свет, чтобы меня не заметили. Если б не Северин и не подумала наблюдать за чужими людьми. А он уж и не такой чужой для меня! За то время, что мы не виделись, прошло около двух месяцев, мне исполнилось тринадцать и я уверенно вступила в пору юности. Ведь через три года получу паспорт, а через пять стану совершеннолетней! Эх, побыстрее вырасти!

Неожиданно за спиной раздался голос Гриппы:

— Ты чего в темноте сидишь? — тетка зажгла потолочную люстру. Свет электричества сделал и меня «видимой» из окна.

Она подошла и плотно задернула оконные шторы, оставив без возможности видеть происходящее в доме напротив.

— Ишь, приехали хозяева… Новый год справлять!

— Ты о ком, тетя Гриппа? — спросила я.

— А то ты не знаешь… сама у окна постоянно торчишь, — как-то недобро прошипела она. — Суббота сегодня, — банный день. Иди мойся, пока вода не остыла. Не в Москве живем, воду нагревать приходится. Да вещи с себя постирать не забудь! — Все указывало на то, что у тетки плохое настроение и в такие минуты ей нельзя возражать.

— Эх, о чем только я думала, когда взяла вас к себе?! — продолжала ворчать Агриппина. — Такую нагрузку взвалила на себя!

Подобное мне приходилось слышать от нее не раз. Однажды, не вытерпев ее стенаний, я сказала:

— Раз так тяжело, отдай нас в интернат!

Тетка насупилась и замолчала, но, как выяснилось, ненадолго.

Наступили новогодние каникулы. Конечно, мы нарядили елку, растущую перед домом; под порывами ветра на ней раскачивались игрушки и с веток осыпался «дождик» из фольги, его серебристые нити разносило по участку, цепляя за ветки деревьев.

Пришла посылка из Индии с подарками: красивыми платьями, туфлями и настоящей куклой Барби, тогда диковиной редкостью. Я почти без сожаления отдала ее младшей. Ведь, я уже не маленькая в куколки играть! Посылку передала знакомая матери и ее коллега Светлана Александровна, вернувшаяся из командировки в Индию. Для этого она специально приезжала к нам в Кирсановку на белой «Волге». Гриппа при ней сокрушалась, что я расту не по дням, а часам и, что мое пальто слишком коротко и я в нем совсем неприлично «сверкаю» ногами. Ее воспитание не позволяло высказываться более откровенно и смело, даже в ее относительно молодые годы, когда мир захватила мода на «мини». Под «Твист эгейн», прорвавшийся поверх идеологического барьера страны Советов, бурлил настоящий водоворот, цунами из мини юбок, мини платьев, мини пальто и даже мини-школьной формы, за которую бранили, писали замечания в дневник, а случалось и отчитывали в кабинете директора, но эта мини-мода оказалась настолько сильна и живуча, что даже взрослые женщины не устояли перед ней и смело резали края подолов. Тогда девушки не носили повально брюки и ноги, впервые открытые после 20-х годов, в 70-е стали сильнейшим женским оружием и манком! Я так радовалась их стройной красоте, столько комплиментов получала!

— Я отвезу девочек в «Березку», там что-нибудь и подберем. — допивая чай, ответила Светлана Александровна. — Вам Наталья передала чеки, их можно выгодно продать, но что-нибудь по-настоящему стоящее на рубли не купишь. А старшая уже почти девушка и такая красавица…

— Да, если вас не затруднит. — ответила Гриппа, немного выдержав паузу.

Из «Березки» я вернулась в дубленке совершенно счастливая. В ней я выгляжу значительно более взрослой!

Глава 5 Приходи, входная дверь не заперта

Из дневника Полин:

«В доме напротив на мангале жарятся шашлыки, мясной аромат с дымком долетает до нашего дома, он ползет по заснеженному участку, дразнит, щекочет ноздри, разыгрывая зверский аппетит.

Сегодня у Гриппы хорошее настроение. Она нарядилась в свое панбархатное платье, накрасила ярко губы и сказала каким-то особенным, незнакомым для нас голосом:

— Сейчас за нами приедет Виктор Алексеевич и мы поедем в Москву.

— А, что мы в Москве будем делать? — спросила Линка.

— Еще не знаю. Сориентируемся по обстановке. Возможно, нас ждет какой-нибудь сюрприз. Новый год продолжается. Да, совсем забыла. У меня и для вас есть подарки. Подойдите ко мне, девочки.

Гриппа достала из ящика комода шкатулку полную бус, каких-то брошек и кулонов.

— Сегодня я добрая и щедрая. Так, что пользуйтесь моей добротой. Это тебе, — она протянула Линке нитку гранатовых бус, а мне из янтаря.

— Наденьте. Возможно, мы сегодня будем обедать в ресторане бывшей гостиницы «Савой» или «Берлин», как когда-то в мои молодые годы частенько случалось. Вас надо выводить, иначе совсем дикарками вырастите. Наденьте самые лучшие платья и туфли взять с собой обязательно.

Я надела, подаренное мамой платье из шуршащей голубой тафты с огромным бантом сзади. В комплекте прилагался широкий палантин-накидка на плечи и туфли из той же ткани. В этом наряде я выглядела, как взрослая девушка и это меня особенно радовало. Линка, увидев меня в нем, от удивления буквально рот открыла. Она была в розовом с оборками, в комплекте с сумочкой и туфельками. С ее густыми, блестящими локонами, розовыми пухлыми щечками и небесно-голубыми глазами, она напоминала куколку-девочку с портретов 19 века».

Дожидаясь приезда Виктора Алексеевича, я в новой дубленке, под ней принаряженная, как и велела Гриппа, прохаживалась около нашего дома. От нечего делать, «печатала» по свежевыпавшему снегу «тракторные шины» рельефными подошвами своих новеньких сапожек, купленных в советском раю изобилия — «Березке», куда нас свозила приодеться Светлана Александровна.

Странная тогда с нами произошла метаморфоза: в магазин вошли советские девочки, а вышли этакие иностранки… Аж, сами себя в зеркале не узнали. А все говорят, что не в одежде дело!

В школу решила в дубленке не ходить, вдруг порежут?! Страшно.

Вдали показался автомобиль. Он ехал прямо к нашему дому. Наверное, это тот самый Виктор Алексеевич, которого ждет Гриппа. Ради него она накрасила ярко губы и надела на себя половину содержимого коробки с фамильными драгоценностями.

Я ошиблась, машина остановилась у соседского дома напротив и из нее вышла компания молодых людей, среди которых были девушки. Они оживленно разговаривали, смеялись и, судя по всему, настроение у них было прекрасное. Один из парней отделился от остальных и направился ко мне. В рыжей лисьей шапке и такого же цвета куртке-дубленке я не сразу узнала Северина. Его глаза с янтарными искрами смеялись:

— Мадемуазель Полин! Как вы изменились, как похорошели!

Я смущенно опустила глаза.

— Айда с нами! Приглашаю на шашлыки!

Я смутилась еще больше, однако поборов робость, ответила:

— Тетя Гриппа хочет свозить нас с сестрой в Москву. Скоро приедет ее знакомый Виктор Алексеевич… Я должна отпроситься.

— Хорошо. Если отпустят, приходи. Входная дверь не заперта. — и он поспешил вернуться к своей шумной компании.

Едва Северин с друзьями скрылись за оградой дачи, я поторопилась, чтобы случаем не дождаться приезда незнакомого мне Виктора Алексеевича и юркнув за ворота, побежала по дорожке к дому, чтобы успеть до его приезда уговорить тетку отпустить меня.

Мне повезло, Гриппа была так занята собой перед зеркалом в ожидании гостя, что почти сразу согласилась. Линка хотела увязаться за мной, но я сказала, что это не для ее возраста, а тетка, оторвавшись от зеркала, властным тоном, не терпящем возражений произнесла:

— Нет, Лина поедешь с нами. Иначе я буду не в себе. Я несу за вас ответственность перед вашей матерью.

А я, воспользовавшись моментом, уже была такова. Словно испугавшись, что тетка передумает и меня вернут, дала деру. Выскочив за ворота дома, буквально уткнулась в незнакомого мужчину. Он с удивлением посмотрел на меня, а я от неожиданности выпалила:

— Извините.

— Вы старшая дочка Наташи?

— Да… — растерянно подтвердила я незнакомцу.

— Я видел тебя, когда ты была совсем крошечная. Полина, кажется?

— Да…

— А, я Виктор Алексеевич. — мужчина протянул мне руку в знак знакомства. В ответ я протянула свою.

— Можно узнать куда вы так торопитесь?

— Я в гости. Меня ждут.

— Я приехал на такси, можно подвести вас. — Тут я заметила за высокой снежной насыпью, образовавшейся вдоль дороги после снегоуборочных машин, серый автомобиль с шашечками.

— Спасибо. Это рядом, в доме напротив.

— Это откуда разносится шашлычный дух? Очень жаль, что вы, Полина не поедете с нами, у нас намечено много чего интересного. Но раз ждут… — Виктор Алексеевич выпустил мою руку. Мы попрощались и я, уже немного придя в себя и успокоившись, что погони не будет, с достоинством юной леди перешла разделявшую наши дома проезжую дорогу и оттолкнув от себя дверь ограды, оказалась на участке Северина.

Пройдя к дому по расчищенной от снега дорожке, я увидела парня с девушкой, они хлопотали у дымящегося мангала: парень картонкой помахивал над шашлыком, угли, ярко-красно разгораясь, вспыхивали, не давая в них угаснуть огню. Заметив меня, парень спросил:

— Ты к кому, прелестное дитя?

Я не успела ответить, как за моей спиной раздался голос Северина:

— Знакомьтесь, это моя невеста Полин! Я ее из грязи вытащил.

Раздался дружный смех приятелей Северина, а девушки из их компании как-то пристально и оценивающе посмотрели на меня.

Северин в толстом свитере и в своей рыжей лисьей шапке, шея обмотана вязанным шарфом, на ногах унты из оленей шкуры, какие носят на севере. Улыбаясь, он подошел ко мне:

— Отпустили?! Молодец, что пришла! Ты вовремя, сейчас будем есть шашлык и пить шампанское. Ты хоть раз пила шампанское?

Я утвердительно кивнула головой:

— На Новый год с тетей Гриппой немного пробовала.

— Ну, совсем немного можно, главное не перебрать. Иначе твоя тетя меня прибьет, да и тебе не поздоровится.

Северин обратился к гостям:

— Поляна накрыта! Прошу всех к столу.

Я осмотрелась и увидела в стороне, под огромной елью, накрытый клеенкой стол со скамейками по обе стороны, какие обычно на участках дачников. На столе стояла посуда, стаканы, бутылки с шампанским и кетчупом, а на металлическом блюде дымился шашлык на шампурах, только что снятый с мангала.

Кто-то врубил на терраске магнитофон с колонками. При открытых окнах и двери музыка беспрепятственно полилась по участку, веселя и задоря кровь после выпитого шампанского. Мне тоже налили в бокал. Шипучий напиток ударил в нос, как от газировки из уличного автомата, я отпила несколько глотков и с наслаждением принялась за шашлык. Мясо было душистым, сочным и мягким.

Северин подсел ко мне и улыбнувшись, спросил:

— Ну, как?

— Очень вкусно!

— Сам мариновал. Ты ешь, не стесняйся, мяса много. Тебе расти надо. Дубленку только не испачкай. Хочешь, пойдем, в дом, я тебе мультики «Том и Джерри» поставлю.

— А другого нет ничего? — поинтересовалась я.

— Для твоего возраста, ничего подходящего нет, к сожалению.

— Можно тебя спросить? — обратилась я к Северину. Он кивнул.

— Зачем здесь ковер лежит? От моли на мороз вынесли, как тетя Гриппа велит своей домработнице?

Северин усмехнулся:

— Хорошая идея, конечно. Но вовсе не для этого я его из дома выволок. Я люблю на нем лежать и смотреть на звезды. Хочу, чтобы и тебе понравилось.

Компания, тем временем, развеселилась; под шутки и смех, со всех сторон посыпались снежки, один из них попал и в меня.

Кто-то из парней начал обходить друзей и наливать им еще шампанского. Когда он подошел ко мне, Северин сказал:

— С Полин хватит. Она несовершеннолетняя. А, хотите пойдем в дом, там камин растоплен, устроим танцы, попозже видео на закуску.

На дачный поселок опускались ранние рождественские сумерки, на небе засияли яркие звезды. Заметно похолодало. Дом, с зажженным светом в окнах, приглашал в свое уютное тепло.

Минуя неотапливаемую террасу, через обитую дермантином дверь, мы с Северином вошли в дом.

Он помог мне снять дубленку. Мое платье произвело впечатление не только на него, но и на присутствующих. Все были одеты по-походному: в джинсах, свитерах и водолазках, одна я была в вечернем платье из тафты, купленном мамой в колониальном индийском магазине, типа нашей «Березки». Не забыла я и, захваченные с собой, туфли надеть.

Надо было видеть лицо Северина:

— Полин, ты, как на бал собралась…

Я, немного смутившись, призналась:

— Тетя так велела. Мы, ведь, с ее Виктором Алексеевичем в ресторан «Берлин», бывший «Савой» собирались.

Северин, заглянул мне в глаза:

— И ты, ради моих шашлыков, принесла в жертву поход в «Савой»?

Я пожала плечами.

Северин был тронут этим признанием:

— Пойдем танцевать. Медленный танец и твое платье удивительно гармоничны с этой музыкой. Жаль, что я не во фраке и не Принц, который достоин такой Принцессы, как ты!

Я с трудом сдержалась, чтобы не сказать ему, что он и есть тот, — самый лучший Принц из моих сказочных снов.

В большой гостиной стены были увешаны картинами и фотографиями, по всей видимости, принадлежавшие знаменитому деду-полярнику. Все убранство дома хранило дух того времени: на полках стояли макеты кораблей, самолетов, повсюду много старых книг, посвященных Арктике.

В комнате было жарко от камина, Северин стянул с себя теплый свитер и водолазку под ним, оставшись в джинсах и футболке с короткими рукавами.

Из дневника Полин:

«Это случилось впервые в моей жизни: я танцевала со взрослым парнем под какой-то тягучий, медленный блюз. Мы были совсем близко, но не соприкасались друг с другом, если не считать его рук у меня на талии. Расстояние между нами всего в несколько сантиметров, чувствовалось тепло, исходившее от него. Я осмелела настолько, что даже немного рассмотрела его вблизи. Хорошо, что его глаза в это время смотрели куда-то поверх меня. Рядом с нами танцевали другие пары, краем глаза я видела, как некоторые, обнявшись, целовались. В воздухе носились незнакомые мне чувства. Почему-то захотелось уткнуться в плечо Северина. Ноги ослабли, наверное, выпитое шампанское, все еще бродило и играло своими пузырьками в моей полудетской крови.

Вдруг распахнулась дверь и в гостиной появилась красивая незнакомая девушка. Вероятно, она опоздала на шашлыки и приехала самой последней. Все танцующие пары остановились и уставились на нее. Северин на минуту замер, затем снял свои руки с моей талии и сказал:

— Извини.

Он оставил меня посреди гостиной и направился к опоздавшей гостье, сквозь музыку до меня донеслось:

— Ника, ты все же приехала!

Девушка молчала, внимательно всматриваясь в меня. Наверное, я, в своем бальном платье и впрямь была здесь не к месту.

Пары продолжили танцевать, а Северин с девушкой уединились в соседней комнате. Совершенно не зная, что мне делать дальше, я начала рассматривать картины на стенах. Какое-то смутное чувство подсказывало, что он не вернется ко мне, чтобы продолжить танец. Как в подтверждение моей догадке, ко мне подошел один из парней и сказал:

— Думаю, тебе пора домой. Дальше будет совсем неинтересно. Да и темно уже. Тебя проводить?

— Нет, не надо. Я напротив живу. Не надо.

Накинув дубленку, я почти бегом ушла с дачи Северина, где перед домом стоял остывший мангал, пахло углями и дымом после недавнего шашлычного пиршества, а на снегу лежал расстеленный ковер, припорошенный пролетевшей над поселком метелью.

Отперев дверь ограды, обрадовалась: окна дома были темны, значит Линка с Гриппой еще не вернулись. Электронные часы в прихожей высвечивали 18:07, а на улице ночь непросветная, как и бывает в начале января.

Поднявшись к себе на второй этаж и даже не сняв дубленку, я не заметила, как оказалась у своего «наблюдательного пункта». В доме напротив горели три окна: два в гостиной, где еще продолжались танцы и одно в соседней комнате с приглушенным светом от торшера. Там я увидела двоих: они, обнявшись целовались. Сомнений не было, в белой футболке, — Северин, а с ним его опоздавшая гостья, ради которой он бросил меня посреди нашего танца. Моего первого в жизни танца! Чувство обиды, злости и даже ненависти к этим двоим всколыхнулись во мне и отозвались в душе острой болью. Будь моя воля, я бы поколотила их от души! Уж, лучше бы я поехала с теткой и ее Виктором Алексеевичем в «Берлин». Зря не поехала!»

Не успела я подумать об этом, как к нашему дому подкатило такси. Из него вышли трое: Гриппа, мужчина, вероятно, Виктор Алексеевич и Линка с какой-то коробкой в руках. От включенных фар такси, я стала заметна в своем окне и поспешила включить свет, чтобы тетка видела, что я вернулась из гостей. В тоже время в доме напротив кто-то предусмотрительно зашторил окна. Там веселье продолжается и без меня! Скорее, без меня им стало гораздо свободнее и легче, а меня просто выпроводили, когда оказалась лишней! Захотелось зареветь от отчаяния. Такси, напоследок ослепив фарами, развернулось и уехало в темноту, а в доме заслышались голоса Гриппы и Линки. Стиснув зубы, я пошла к ним на первый этаж, стараясь ничем не выдать своих бурлящих внутри чувств, мысленно повторяя прочитанное в какой-то книге: «Я спокойна, я очень спокойна…».

Глава 6 Роскошный торт

Из дневника Полин:

«В тот вечер ужинать не стали. Мне после шашлыков у Северина есть совсем не хотелось, Линка с Гриппой отобедали в «Берлине», поэтому мы обошлись вечерним чаепитием с огромным тортом, купленным в кулинарии того же ресторана. Боже, что это был за торт! Настоящее произведение кулинарного искусства с шоколадными башенками, мостиками и садами из роз. Рука с ножом не поднималась, чтобы разрушить эту красоту, но пришлось пойти на этот кощунственный шаг. Агриппина, дала Линке повосхищаться над тортом, затем сказала:

— Да, признаюсь, он шикарен! И, все же, придется его съесть, иначе он испортится и мы не узнаем каков он на вкус. А этого допустить никак нельзя. Сам Виктор Алексеевич выбрал его для нас. — и она специальным ножом для тортов, в виде лопаточки с чернением по фигурному краю, начала отрезать куски и раскладывать по тарелочкам. Линке достался первый кусок, как самой младшей сладкоежке. Ей попались розочки и часть шоколадного мостика на многослойном корже из разных сортов теста: бисквитного, песочного и безе-прослойки с ягодами и орехами. Вкус торта не уступал его внешнему виду. У меня было ужасное настроение, однако, эта волшебная сладость немного улучшила его.»

Линка, доев лакомство, отодвинула от себя тарелочку и с простотой пятилетнего ребенка спросила:

— Гриппа, Виктор Алексеевич твой жених?

Тетка немного растерялась от такого вопроса:

— Он мой кавалер. Мы иногда встречаемся, ходим в театр, на выставки, на Рождество в «Берлин».

— Значит, жених. — с серьезным видом, сделала заключение Линка. — Женихи всегда куда-то приглашают своих девушек. И еще они целуются…

Гриппа не знала, сердится ей или смеяться над Линкиными рассуждениями.

Она, подавив в себе усмешку, спросила:

— Откуда, Лина, у тебя такие познания?!

Я по телевизору фильмы смотрю, сериалы. — чистосердечно призналась пятилетняя девочка.

— Да… ты там насмотришься. — отозвалась Гриппа. — Придется и впрямь задуматься об интернате. Одна на шашлыки во взрослую компанию улизнула, поставив меня перед фактом, вторая с пяти лет на «Санта-Барбаре жизни учится. Распустила я вас! Нет у меня опыта с детьми, ведь говорила Наташе.

После чая Гриппа отправила нас чистить зубы и укладываться спать, разрешив мне перед сном немного почитать книгу. Отбой у нас ровно в 21:00 и безо всяких разговоров. Такой режим установила нам Гриппа. Убедившись, что мы в кроватях, она отправляется смотреть по телевизору программу «Время.»

Из дневника Полин:

«Всю ночь мне снился странный сон: будто к нам на участок пришла рыжая лисица. Я бегала за ней, ловила ее, а она ускользала из рук. Однако, мне все же удалось схватить ее за пышный рыжий хвост, но какого было мое удивление, когда вместо лисицы у меня в руках оказалась шапка Северина. Я даже проснулась от этого.»

Утро следующего дня было хмурым, а, следовательно, в доме напротив зажгли свет, но я подавила в себе желание смотреть в их окна. Стало почему-то стыдно и страшно. А, вдруг, я увижу что-то такое от чего вновь разозлюсь и мое настроение окончательно испортится. И, потом, я уже взрослая, а подглядывать за чужими людьми в окнах — некрасиво и, как сказала Гриппа, -дурное воспитание.

До завтрака еще было время. Сняв с полки томик Конан Дойла, я продолжила чтение его удивительных историй, пропитанных духом старой Англии.

На завтрак нас ждала каша, какао и бутерброды с маслом и сыром. Гриппа не любила готовить, но из чувства долга перед нами, осваивала рецептуру старинной поваренной книги, каждый раз в голос возмущаясь и говоря сама себе:

— Каперсы! И где прикажете их взять?!

Так было по каждому из отсутствующих ингредиентов, указанных в рецептах старинной книги и тетка перешла на бульоны и каши с макаронами. Сама она ела мало и была равнодушна к еде. Гриппа выдавала мне на неделю небольшую сумму для школьного буфета, однако и туда докатилась волна инфляции, обесценивая мои скромные средства. Тетка вздыхала и вспоминала Виктора Алексеевича, потратившего почти все свои сбережения на удовольствия: рестораны, поездки и подарки. Иногда она ругала его за мотовство, а он отвечал:

— Хоть успею сам порадоваться и других порадовать. Зря, что ли ноги себе морозил? А, деньги — бумажки.

Виктор Алексеевич не один год провел на зимовках и в экспедициях на Севере. Так, что материальные средства, скопленные за жизнь, ему не просто достались. Гриппа почти смирилась, что деньги, доставшиеся ей в наследство от покойного мужа, успели быстро раствориться от едкой кислоты инфляции, в осадке оставив сожаление об упущенной возможности потратить их для души и удовольствий. Впрочем, в жизни она особенно не бедствовала, Стародуб заботился и любил ее, окружив комфортом, для многих редким по тому времени. Но после смерти мужа настали другие времена и Агриппина Тимофеевна начала потихоньку распродавать содержимое своей шкатулки. Покупателей найти было непросто, а за бесценок расставаться с вещами, хранившими память о прошлом, смысла не было, лишь горечь утраты оставалась.

Мать регулярно высылала деньги, но реальность показала, что напрасно она меняла валюту на рубли, это было неразумно и крайне невыгодно для всех. Даже несведущая в экономике Гриппа сказала ей по телефону:

— Наташа, не высылай больше. Это все равно, что сжечь. Мы что-нибудь придумаем и с голоду не помрем. Покупай срочно квартиру, как ты и хотела. Сейчас все покупают недвижимость. Ко мне тоже приходили с уговорами дачу продать.

На что мать сказала: — Когда приеду в отпуск, тогда поговорим. Может мне и продашь, а сама как жила, так и будешь жить. Одна ты у меня осталась, тетушка.

В отпуск мать приедет не скоро, а только через три года. Так сложились обстоятельства на ее работе. За это время она успела выйти замуж и родить Витю, нашего с Линкой братика. А тетку мама послушалась и купила трехкомнатную квартиру через маклера агентства, он же помог сдать ее в аренду, вот на эти деньги мы и жили все эти годы вполне себе безбедно.

Глава 7 Намело, или Свобода стоит большего!

Из дневника Полин:

«Гриппа пошла к соседке и заперла на замок дверь ограды, забрав ключ с собой. Она редко оставляет нас в доме одних и всегда так делает, когда не может взять с собой. Наверное, боится, что мы куда-нибудь уйдем и ей придется нас разыскивать, а может, ей просто было так спокойнее.

Сегодня выпал свежий снег, он так хорошо пахнет! Я стояла у окна и смотрела, как Линка со стола скатывает комки из снега. Ставя их один на другой, лепит снеговиков с палочками вместо рук. Из них образовалась целая большая семья, как и положено: папа, мама, их дети, а также бабушки и дедушки, тети и дяди. Линка дает всем имена и каждому придумывает историю его жизни. Слепив очередного «члена семьи», она бережно относит его под елку перед домом, на которой еще висят игрушки и поблескивают остатки серебристого дождя после ветров и метелей».

Только повзрослев, я поняла смысл этой Линкиной игры: снеговики заменяли ей настоящую семью и родителей, которых нам тогда так не хватало. О смерти отца в молодом возрасте больно вспоминать до сих пор. Как порой бывает жестока жизнь к детям!

Из дневника Полин:

«Я отошла от окна и продолжила чтение Конан Дойла, вдруг распахнулась дверь комнаты и в нее пыхтя, после подъема по крутой лестнице, ввалилась раскрасневшаяся Линка, как была в шубе и валенках с галошами, что Гриппа отыскала у себя в сарае. Наверняка еще от маминого детства остались. Но валенки были мягкими и теплыми. Гриппа заставила младшую ходить в них по участку, она боялась, что сестренка застудит ноги и потом ее придется лечить.

Разрумянившаяся после улицы Линка, сунула мне в руки пакет. В нем лежали мои туфли, которые я в спешке забыла у Северина в тот вечер, а еще большая шоколадка и записка. В ней было всего несколько строк:

«Полин, прости и не сердись. Я скоро уеду и мы долго не увидимся, поэтому не хочу быть виноватым перед тобой. Просто сейчас не могу тебе многого рассказать. Северин.»

Сердце бешено забилось, кровь прилила к лицу.

— Откуда это? — спросила я у сестры.

— Это тот парень, сосед в рыжей шапке передал.

— Как передал, Гриппа заперла нас?!

— Он подозвал меня к забору и просил отдать тебе. А пакет перебросил сверху. Еще он сказал, что подождет тебя.

— Чего же ты мне сразу не сказала? — рассердилась я на Линку, а сама, накинув на плечи дубленку и сунув ноги в сапожки уже бежала вниз по лестнице. Даже шапку забыла надеть.

Выскочив из дома, я что есть силы побежала по дорожке, боясь, что Северин не дождется меня и уйдет. Оказавшись у запертой двери, позвала:

— Север, ты здесь?

Он отозвался:

— Здесь.

Я прильнула лицом к дощатой ограде и сквозь щель увидела его.

— Подожди, я сейчас. В заборе есть дыра, мы с сестрой летом через нее пролезали. Только это в стороне. Иди направо и жди меня.

После прошедшей накануне метели намело целые горы снега и мне пришлось чуть ли ни по пояс в нем прокладывать себе путь к заветной дыре в заборе, но оно того стоит. Свобода стоит и большего!

Я, словно трактор, своим телом бороздила высокие сугробы, не обращая внимания на то, что набрала по полной в сапоги снега, не чувствовала замерзших рук, которыми помогала себе разгребать дорогу. Без шапки волосы рассыпались по плечам и спутались, от дыхания прядки у лица покрылись инеем… Когда я, наконец, добралась до отверстия в заборе, занесенного снегом, то с трудом пролезла в него в своей дубленке, рискуя порвать ее за какой-нибудь гвоздь, но я даже не подумала об этом.

Северин был уже рядом и подал мне руку, помогая выбраться из заборной щели. Его рука была спасительно теплой, в отличии от моих ледышек. После снежного плена, с растрепанными волосами, вид у меня был, мягко говоря, странным.

— Да ты вся в снегу и совсем замерзла, бедная девочка!

Он снял с себя вязанный шарф и обмотал им мою голову и шею. Шарф хранил тепло Северина, оно оживило меня. Он поднес к своим губам мои руки и дыханием стал отогревать их.

Все мои обиды мгновенно растаяли, как иней с прядок. Пожалуй, ничего в будущем не случится равного по силе эмоций, запомнившихся на всю жизнь, как тогда, в тот морозный январский день на даче в Кирсановке, когда мне едва исполнилось тринадцать. Хотелось так стоять рядом вечно и смотреть, как он дышит на мои руки, держа их около своих губ».

Продолжение дневника Полин:

«Наконец, я пришла в себя и испугавшись, что тетка может нас увидеть, возвращаясь от соседки, почти прошептала:

— Как ты мог! Как ты мог, даже не дотанцевав со мной, уйти?! Я злилась на тебя…

— Признаю, я виноват. Вот, пришел попросить у тебя прощения перед отъездом. Приеду, ты немного подрастешь и мы дотанцуем. Обещаю.

— Ты уезжаешь… Куда? Надолго?

— Еще ничего не могу сказать. Может и надолго.

Я опустила голову и от горя была готова разрыдаться. Северин заметил, взял меня за подбородок и заглядывая мне в глаза, сказал:

— Только обещай не плакать. Вообще, постарайся выкинуть меня из головы. Я не стою твоих слез.

— Ты еще обещал показать мне звезды у тебя в саду на ковре! — Не нашла я ничего другого, чем возразить ему в ответ.

Северин вздохнул:

— Это надо смотреть в дедушкину подзорную трубу или морской бинокль, когда совсем стемнеет. Да, долгов я наделал перед тобой… не рассчитаться. А завтра утром я уеду. Тебя же не отпустят ко мне так поздно?

— Я приду к тебе сама, когда закончится программа «Время» и тетя пойдет спать.

Северин покачал головой:

— Нет, так нельзя. Вдруг тебя хватятся? Твоя тетя устроит скандал и подумает о нас черт знает, что. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь! Нет, Полин, это исключено!

Вдалеке показалась фигура Гриппы. Надо было срочно исчезнуть, чтобы она нас не заметила и я, ничего не ответив Северину, торопливо полезла назад, в дыру забора. По проторенной мною тропе было гораздо легче выбраться из снежного завала, и я успела вернуться домой, опередив тетку».

Глава 8 Побег, или Танцы под звездами

Из Дневника Полин:

«Весь остаток дня я обдумывала свой хитрый план: как мне незамеченной уйти из дома, чтобы меня не хватились, иначе поставлю на уши весь поселок с милицией во главе. Да еще уходя, как не разбудить сестру с теткой. Сестренка спит крепко, а Гриппина комната находится на первом этаже, рядом со входом, и надо, отперев дверь, тихо выскользнуть из дома, что вряд ли получится: замки старые, гремучие, дверь, лестница и половицы тоже старые, скрипучие. Днем на это не обращаешь внимания, а в ночной тишине любой шорох слышен. Беззвучно покинуть дом не удастся. Даже страшно представить, если Гриппа проснется и увидит меня среди ночи в дубленке с ключами в руках. На этот случай у меня совсем не будет никакого оправдания и интерната мне тогда точно не избежать!

Мысль, что делать не давала покоя. Завтра утром Север уедет и я его долго не увижу, а может, вообще, никогда! А, он обещал показать мне звезды через дедушкину подзорную трубу!

Под натиском отчаяния моя память активизировалась, перед глазами возник словно кадр из кино и я вспомнила, что ко второму этажу Гриппиного дома приставлена пожарная лестница. По ней можно спуститься из окошка коридорчика, что напротив нашей с Линкой спальни. Надо просто открыть окно, вылезти из него, поставить ноги на перекладину лесенки и закрыв оконные рамы, спуститься вниз. Как все просто! Дальше через дырку в заборе выбраться с участка. Хорошо, снегопада сегодня не было и тропу, проложенную мною днем, не замело, а полная луна освещает все вокруг так, что и без фонаря отлично видно.

Появилась надежда на успех, а с ней настроение заметно улучшилось. Я почувствовала себя заговорщицей, тайно готовящей свой побег при помощи лестницы, как в стародавние времена. Эх, если б внизу меня ожидал Северин и мы бежали с ним вдвоем… все равно куда.

Незаметно для всех я проверила открывается ли окно, к которому с улицы приставлена лестница. Пришлось повозиться со шпингалетом, присохшим к раме после покраски. Он никак не поддавался, но приложив усилия, мне удалось его открыть. Это означает, что путь свободен и ничто не заставит меня отказаться от задуманного плана. Теперь только дождаться, когда все в доме заснут.

После ужина я поднялась к себе, а Линка с Гриппой смотрели очередной бразильский сериал, прошедший у тетки цензуру».

В 90-е это была своего рода массовая психотерапия населения; за окнами мороз и снег, а на экранах телевизоров вечное лето с океанскими пляжами и молодыми красавцами с красотками, отплясывающими ламбаду на берегу и в перерывах между танцами, пьющие свежевыжатые соки из экзотических фруктов через соломинку с зонтиком. Полное погружение в счастье, пусть и чужое, — гарантировано.

Из дневника Полин:

«Все шло, как обычно, по установленному графику нашей жизни у Гриппы. Мы уже успели привыкнуть: я знала, что, когда закончится вечерний показ сериала, тетя пошлет нас чистить зубы и готовится ко сну, а сама будет смотреть программу «Время». Когда она закончится, Гриппа поднимется к нам на второй этаж, чтобы убедиться, что мы в кроватях и уже уснули. Затем она спустится к себе и проверив заперта ли входная дверь, повесит связку ключей на крюк, прикрепленный к стене. И так день за днем. Но не на этот раз. Когда тетка пришла посмотреть спим ли мы, я отвернулась к стенке и вполне сошла за спящую, а Линка всегда засыпает, едва коснувшись головой подушки. Такая у нее особенность.

Гриппа, убедившись, что мы спим, ушла к себе. Я тихонько встала с кровати и слегка отодвинув штору, посмотрела на дом напротив, в его окнах не было света. Закралось подозрение:

— А, что, если Северин решил уехать, не дожидаясь завтрашнего утра? Со мной он попрощался, до станции ходу минут 10, сел на электричку и был таков. А, я тут собираюсь лезть через окно по пожарке, через дыру в заборе… и все зря. Приду, а ворота заперты и мне придется лезть обратно по лестнице в окно. А, если тетка проснется?! Это меня страшит больше всего».

Помню, что я уж, хотела передумать и дать отбой плану своего ночного побега. Будь мне хоть немного меньше лет, наверное, так бы и поступила, но мне пошел четырнадцатый год и в душе я чувствовала себя достаточно взрослой, чтобы не отступить от своего принятого решения и, как написано в книгах: «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть». Цитата спорная, но цепляющая. Я выбрала: «сделать», пусть даже и пожалею после.

Не знаю, сколько прошло времени после ухода Гриппы из нашей комнаты, может час, может больше, но медлить уже было нельзя. Я потихоньку оделась и прежде чем приступить к осуществлению задуманного, еще раз взглянула на окна дома напротив, они по-прежнему были темны. Это не остановило меня; решила, значит надо идти. Линка спокойно спала в своей кровати и я, крадучись, вышла из комнаты. Ну, а дальше по плану: шпингалет, на этот раз он легко и беззвучно мне поддался, затем распахнула рамы, в дом потянуло морозным воздухом январской ночи. Я села на подоконник и посмотрела вниз, стало не по себе из-за боязни высоты, присущей мне всю жизнь. Бросила из окна пакет с шарфом Северина, чтобы не струсить и заставить себя перебраться на лестницу. Потом сообразила, что спускаться надо лицом к пожарке, это намного упрощает мою задачу и страх ушел. Уже стоя на перекладине лестницы, я закрыла окно, при этом поцарапав руки и обломав ногти о старые рамы, но оставить его открытым невозможно; если мне удастся уйти, не разбудив домашних, то холод это сделает за меня… Что произошло легко будет догадаться, что по моим следам на снегу. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы не понять этого.

Едва мои ноги коснулись поверхности земли, пусть и покрытой сугробами, я поняла, что главная часть плана побега выполнена. Теперь вперед, к заборному лазу по проторенной тропе. С этим проблем не возникнет. Я перевела дух и поблагодарила Луну, ярко светившую в ту ночь.

Из дневника Полин:

«Очень скоро я выбралась через отверстие в заборе. Осмотрелась, кругом ни души. Улица спящего поселка была абсолютно пуста и проезжая часть тоже: ни машин, ни людей. Я быстро перебежала дорогу и оказавшись у забора дачи Северина, толкнула входную дверь. К счастью, она была не заперта и я по дорожке направилась к дому. Вдруг, сзади кто-то дотронулся до меня, мое сердце упало к ногам, прежде чем я услышала голос Северина:

— Полин, ты все же пришла. Не верю, что тебя отпустила твоя тетя. Скажи, как тебе удалось удрать? Надеюсь, за тобой нет погони…

Я обернулась. Его глаза смеялись. Он был в своей лисьей шапке и куртке, из-за темноты я не разглядела какого цвета.

— Я принесла тебе твой шарф, — совершенно не к месту сказала я, будто это и было целью моего позднего визита. — И потом… ты обещал показать мне звезды в подзорную дедушкину трубу. — для большей убедительности добавила я.

Северин, глядя на меня, молча улыбался. Ему было любопытно, каким образом я ушла из дома, но он не стал дальше об этом расспрашивать, а только в своей шутливой манере, от которой у меня окончательно затуманилось в голове, произнес:

— Мадемуазель, моя обсерватория ждет вас. Сегодня такое чистое небо и яркие звезды! Прошу вас взять меня под руку, я проведу вас знакомыми тропами, чтобы вам снова не попасть в снежный плен.

Я послушалась его и вдвоем мы пошли по тропинке, туда, где среди елей и сосен на снегу был расстелен большой ковер, на нем лежал овчинный тулуп с кудрявым мехом внутри и несколько диванных подушек, обтянутых черной кожей. Рядом на подставке в виде треноги стояла подзорная труба, доставшаяся от деда. Немного поодаль потрескивал и вспыхивал искрами догоравший костерок, пахло дымом и печеной картошкой.

— Шашлыка с шампанским не будет, но чай и печеная картошка обязательно. Обещай мне, Полин, что больше не пойдешь одна к незнакомым людям пить шампанское. Во всяком случае, до моего возвращения. Надеюсь, что я вернусь раньше, чем тебе исполнится восемнадцать. Это очень опрометчиво было с твоей стороны. Впрочем, винить я должен себя в первую очередь. Но под моим присмотром можно. Со мной рядом с тобой ничего не случится плохого.

Мы смотрели на звезды в трубу и бинокль, сидя на ковре, ели картошку с углей, запивая ее чаем и это было ничуть не хуже, чем шашлык с шампанским. Негромко звучала музыка из портативного магнитофона, что делало эту ночь еще волшебней.

Я решилась нарушить это молчание под звездами:

— Ты мне недавно приснился. Такой странный сон: будто к нам на участок забрела рыжая лисица, я ее ловлю, а она убегает от меня. Наконец, я схватила ее за хвост, смотрю, а это твоя шапка!

Северин неожиданно помрачнел и отвел глаза:

— Полин, я завтра уеду надолго в другую страну. Не надо так серьезно думать обо мне, после моей неудачной шутки. Ты еще маленькая девочка, хоть и признаюсь, смотришься гораздо взрослее своих лет.

— А, с этой девушкой, Никой у тебя серьезно?

— Понимаешь, мы уже взрослые люди, давно знаем друг друга. Иногда ссоримся, миримся…

— Стоило ей появиться на пороге, как злой Волшебнице на балу, и ты сразу забыл обо мне. Я видела, как вы целовались.

— Подглядывать очень плохо, Полин. Ты рассуждаешь, как ребенок.

— Ты обещал мне! — внутри меня и правда проснулся ребенок. Я вспомнила, как мама, смеясь, рассказывала, что в детстве, когда я капризничала, то, не находя слов, топала ногой, чтобы выразить свой гнев. Мне сейчас почему-то захотелось затопать ногами в ответ Северину.

Его глаза перестали смеяться и стали серьезными. Он спросил:

— Что я обещал тебе, Полин?!

В моей душе закипело, хотелось все излить, высказать, но я смогла сказать только одно:

— Танец. Ты должен мне танец. Сам говорил.

— Да, говорил. Я отлично помню. Когда вернусь…

Я опустила голову. Мне захотелось убежать и оставить его одного, но Северин неожиданно сказал:

— Ладно, будь, по-твоему. Не станем дожидаться моего возвращения, раз обещал. Мы потанцуем немного и ты вернешься к себе. Хорошо?!

Я кивнула в ответ.

Мы танцевали песню за песней, мелодию за мелодией… Ярко светила Луна. Это было какое-то волшебство, какая-то полуявь, словно во сне…

Наконец, музыка закончилась. Северин подхватил меня на руки и понес к выходу с участка. Он распахнул входную дверь ограды, поставил меня на ноги:

— Расти, хорошо учись и помни, о чем я тебе говорил!

Я набралась смелости и встав на цыпочки, поцеловала его в щеку, а он снял с головы шапку и протянул ее мне со словами:

— Держи, это тебе. На память. Сон оказался в руку. А сейчас иди! — и он слегка подтолкнул меня от себя вперед.

— Я буду расти и дожидаться тебя! — вырвалось у меня. После этих слов я побежала, будто и впрямь за мной гналась погоня. А Северин стоял и смотрел мне в след.

Путь назад был гораздо легче и быстрее, а пожарная лестница уже не внушала мне прежнего страха. Подниматься наверх, когда над головой только звездное небо, гораздо проще, чем спускаться вниз, глядя с высоты. Я проворно взобралась на второй этаж и через окно оказалась в доме. Дубленку повесила на крючок вешалки в темном коридорчике, спрятав в нее шапку Северина. Затем, крадучись на цыпочках, открыла дверь и проскользнула в комнату, где в сумраке лунного света увидела Гриппу. Она сидела на кровати рядом со спящей Линкой и смотрела на меня. Мои ноги приросли к полу, а язык онемел. Случилось самое худшее, чего я больше всего боялась.

— Завтра поговорим, а сейчас ложись в кровать. Если Лина начнет тебя расспрашивать, где ты была ночью, скажи, что никуда не уходила, а ей все приснилось. — после этих слов тетка поднялась и вышла из нашей комнаты.

Я разделась и легла. Ту ночь провела без сна, чувствуя себя пойманной в капкан и обреченно ждущей неминуемого наказания. Я не знала, что завтра скажет Гриппа, возможно, она опять начнет запугивать отправкой в интернат, сняв ответственность за меня перед мамой. Но даже если этого не произойдет, я сама туда попрошусь. Теперь, после отъезда Северина, мне здесь делать нечего. В этом я была уверена. И, только после принятия такого неожиданного решения, я успокоилась и под утро заснула.

За завтраком Гриппа вела себя как обычно, ничем не выдавая свое отношение к моему проступку. Впрочем, ночной побег тринадцатилетней девочки из дома, это больше, чем проступок. Это уже что-то сверх того и почти запредельное происшествие. В старину за нечто подобное девушку отправляли в монастырь, грехи отмаливать.

Я уныло ковыряла ложкой в тарелке с кашей, аппетита не было совсем. Когда закончили пить чай и Линка была отпущена к себе играть в куклы, Гриппа сделала знак, чтобы я последовала за ней.

В комнате тетки я была от силы пару раз. В свой мир она неохотно пускала. Вообще, Гриппа была не из разговорчивых, ее интересы сводились к чтению книг и прослушиванию старых пластинок на радиоле, ровеснице моей матери.

Тетка устроилась в кресле, не предложив мне сесть. Она сидела, внимательно вглядываясь в меня, а я стояла перед ней, как проштрафившаяся ученица перед строгим учителем.

Наконец, она сказала:

— Рассказывай, что произошло.

— Ничего особенного не произо…

Тетка не дала мне договорить, оборвав на полуслове. В ее глазах пылал гнев.

— То есть, как ничего особенного! Ты без спросу ушла из дома, да еще ночью! Лина проснулась и испугалась, что тебя нет рядом. Хорошо, что мне удалось успокоить ее и внушить, что она спит и это сон! Ты обманула меня, а какой пример для сестры! Что я скажу твоей матери?!

— Я просто пошла погулять, посмотреть на звезды…

— А это откуда? — Гриппа достала из ящика шкафа шапку Северина и протянула ее мне. — На дороге нашла?

Я опустила голову, отпираться не имело смысла, тетка прекрасно знала кому принадлежит эта шапка. Такая, с лисьим хвостом, в нашем поселке была только у Северина.

— Я все сама решила. Он мне запретил приходить к нему. Но звезды видны только ночью, а мне захотелось посмотреть на них через дедушкину подзорную трубу. Ты бы все равно не отпустила, а сегодня утром он уехал надолго, может, навсегда. Вот, поэтому и не сказала тебе. А шапка — это подарок на память.

— Я не скажу об этом твоей матери. Не хочу ее расстраивать и тревожить, но, чтобы подобного больше никогда не произошло.

— Я решила уйти в интернат.

Это было сказано мною с самым серьезным видом, но судя по выражению лица Гриппы, она не была готова услышать от меня такие слова.

— Я все обдумала и решила. Интернат при МИДе для детей ответственных работников. Хорошие учителя, много кружков по интересам. Мама возила меня туда, показывала. Мне не нравится школа в Кирсановке, мне в ней скучно. Я сама решила в интернате учиться, да и тебе будет спокойнее с одной Линкой. Ее туда не возьмут по возрасту. Я могу идти?

На этом разговор был закончен и Гриппа молча указала мне на дверь».

Глава 9 Не зависеть от взрослых

В тот же день я сама позвонила в интернат и связалась с его директором, Сазоновой Лидией Павловной. Я старалась говорить, как можно серьезнее, но юный, неокрепший голос выдавал во мне подростка. Взрослая женщина никак не могла взять в толк с кем она разговаривает и со словами: «пусть позвонит кто-то из родителей или родственников», хотела уже положить трубку. Мне пришлось напомнить директрисе, что я с мамой приезжала к ним в прошлом августе и она у секретаря оставила подписанное заявление о зачислении меня, Рощину Полину в 7 класс, вверенного ей учебного заведения:

— Мама приехать сама не может, так как сейчас находится в Индии, а тетя живет в Подмосковье с моей младшей сестрой и оттуда очень долго и неудобно добираться.

В телефонной трубке возникло напряженное молчание, словно то, о чем я говорю, произошло лет десять назад, а не какие-то пять месяцев спустя. Если бы я была в курсе и знала, что попасть в этот элитный интернат для избранных, — дело совсем непростое, а почти, как выиграть крупный приз в лотерею. Это своего рода Царскосельский лицей или советский Кембридж, выпускной аттестат которого, — свидетельство знака качества. Моя мама в свое время закончила его и ее широкие лингвистические познания именно, благодаря этому учебному заведению.

— Хорошо. Приезжайте с документами из старой школы.

Это означало победу! Я дала себе слово, как можно раньше стать самостоятельной, чтобы не зависеть от взрослых. Если смогу обойтись без их помощи, я сама сделаю это. Однако, мой пыл немного приостыл, когда я поняла, что без Гриппы мне документы в школе не выдадут. Придется все же обратиться к тетке.

Помню, как выходя из кирсановской школы с полученными документами, я с облегчением радостно выдохнула, а Гриппу мое воодушевление обидно задело и она, с плохо скрытым недоумением, спросила:

— Не понимаю, чем я тебе не угодила? Неужели в казенном заведении будет лучше?

Я не стала говорить тетке о своих планах как можно быстрее повзрослеть и ответила:

— Не обижайтесь, тетя Гриппа. Просто в этой деревенской школе плохо преподают иностранный язык. Да, и, вообще, по другим предметам тоже. А из ребят только братья Кузяковы нормальные. Я даже не могу надеть в школу свою новую дубленку, ее обязательно из вредности чем-нибудь измажут.

Гриппа, поправила на шее шарф:

— Я позвоню Виктору Алексеевичу, чтобы он отвез тебя.

Я замотала головой в ответ:

— Нет. Не надо никого просить. Я сама. Я там была с мамой и помню, как добираться. Это рядом с метро. Я уже взрослая и не надо за меня волноваться.

— А как же вещи? Нет, тебе надо помочь! — продолжала настаивать тетка.

Все самое необходимое. Это же школа и там ребята почти весь день в форме ходят.

На следующее утро, сразу после завтрака, я с собранным рюкзаком, попрощалась с Гриппой и обняв приунывшую младшую сестренку, сказала:

— Мы будем видеться, я буду приезжать и звонить по телефону, а ты слушайся тетю Гриппу. Не скучай, скоро весна, а там и летние каникулы и я к вам приеду обязательно. Я поцеловала сестру с теткой и не позволив себя проводить до станции, вышла за дверь. Я услышала, как Гриппа, вздохнув, сказала мне в след: — Ну и характер! Впрочем, есть в кого!

У меня на груди под дубленкой был спрятан мой дневник. Оставить его в доме Гриппы я никак не могла из боязни, что он кому-то попадется на глаза. Я упаковала тетрадь в целлофан и перемотала скотчем. Твердо решив спрятать ее в надежном месте, ничего лучше не придумала, как засунуть в полую металлическую трубу, на которой крепились ворота ограды. Привстав на пень для рубки дров, я так и сделала; свернув дневник в трубочку затолкала его в отверстие трубы. Теперь можно уходить. Выйдя за ворота на улицу, бросила взгляд на дачу Северина. На дверях ограды его дома висел большой замок. Поправив на плечах лямки рюкзака, я уверенно зашагала по дороге к станции.

Глава 10 Долгое ожидание

О годах моего обучения в интернате можно писать долго, а можно обойтись всего несколькими сухими строками: все мои силы и стремления были направлены на учебу. И поставить на этом точку.

На самом деле все было не так однообразно и скучно: участвовала в Олимпиадах по иностранному языку, полюбила химию с биологией и решила после окончания школы поступать в медицинский. К моим выпускным семнадцати годам многое изменилось в стране и окружающем меня мире: за окнами пансиона бурлила и кипела жизнь, а я, обложившись книгами, питалась плодами наук и ждала… Ждала совершеннолетия, ждала осуществления своих планов и надежд, ждала возвращения из Индии матери, а больше всего ждала Северина. Пожалуй, это было моим самым главным ожиданием, учеба помогала мне справиться с тоннами времени до его приезда. На летние каникулы приезжала к Гриппе и Линке в Кирсановку. Летом там нет воспоминаний, связанных с ним. Это зимние воспоминания, для них нужен снег, скрипящий под ногами, ранняя темень с черным небом и яркими звездами, но годы шли, а замок на воротах дома Северина Трофимова свидетельствовал: хозяина здесь нет.

Мама вернулась к моему окончанию интерната. До этого была всего один раз в отпуске, через три года после отъезда в Индию. С ней уже был новорожденный братик Витя, муж — сотрудник посольства России в Дели. С порога мама показалась мне незнакомкой: с короткой модной стрижкой, загоревшая, ярко одетая, пахнущая духами с каким-то восточным сладковато-пряным ароматом. В Москве было начало серой, хлюпающей весны, с ледяной коркой на лужах по утрам. Казалось, она захватила с собой часть жаркой Индии, от нее шло тепло и свет многочисленных на ней украшений: с бирюзой, гранатами, опалами и другими камнями. В их большой новой квартире неназойливым фоном постоянно звучат записи индийских мелодий, они слегка дурманят, как и палочки благовоний, дымящие тонкими, голубовато-белыми струйками, распространяя вокруг ароматы. Мама даже ходить стала по-другому, сказалось ее увлечение индийскими танцами: гибко, скользящей походкой, слегка покачивая стройными бедрами в шелковых, шуршащих одеждах, позвякивая серебряными браслетами на тонких запястьях. Такую маму я не знала. Любовь и новая семья преобразили ее. Я была этому только рада. Мою раннюю самостоятельность она приняла почти с восторгом. К тому же, в результате размена нашей огромной коммуналки в центре Москвы, мне досталась хорошая однокомнатная квартира с приличной кухней, которую соединили с комнатой и получилась студия площадью больше сорока метров.

— Неплохо, для будущей студентки! — сказала мама, окинув взглядом мои апартаменты. Сама с семьей уехала в новую квартиру на Крылатских холмах, которую после сдачи в аренду полностью отремонтировали. Эта аренда, вернее, доходы с нее, и помогли нам с Гриппой и Линкой продержаться до маминого возвращения. С моим уходом в интернат, Гриппа, по совету подруги матери, получала в счет арендной платы валюту и накопила приличную сумму к приезду из-за рубежа семейства Зориных, — такая фамилия теперь у мамы и брата Вити. А мы с сестрой, как были Рощины, так и остались Рощиными. Девятилетняя Линка, в обиде шмыгнув носом, сказала:

— Пусть они со своим Витечкой будут Зорины, а мы с тобой останемся Рощиными, как наш папа.

Лето моего поступления в медицинский после окончания интерната, в суете экзаменов, прошло как-то незаметно. Я решила поступать на вечерний и работать медсестрой в больнице. Заработок, конечно, никакой, но хоть опыта наберусь. Потом узнала, что после школы на медсестру надо учиться в медучилище, а вечернее отделение закрыли. Оставалось только поступать на дневное. Мама с семьей уехали в круиз по Средиземному морю, а я сдавала экзамены. От Линки узнала, что Виктор Алексеевич переехал к Гриппе. Все тактично приняли эту новость, однако она уже ни для кого не была секретом. Из разговора мамы по телефону с Гриппой, я услышала:

— Тетушка, я так рада за вас обоих! Вы такие замечательные! И, что делать тебе одной в таком большом доме?! А вдвоем веселее! У Виктора Алексеевича автомобиль и тебе будет проще выбираться к нам в гости в Москву.

В конце лета, когда до начала учебы в институте оставалось немногим меньше месяца, я по просьбе Гриппы приехала к ним в Кирсановку. Заболел Виктор Алексеевич и нужно было срочно привести из Москвы лекарства.

Тетушкин приятель, накрытый теплым пледом с грелкой в ногах, лежал на кушетке с книгой. Завидев меня, смутился:

— Сколько из-за меня хлопот! Пришлось тебя побеспокоить! Ноги поотморозил на Севере, вот и получаю традиционное осеннее обострение.

— Я навязала много носков из овечьей шерсти, будешь в них постоянно ходить, плюс унты твои оленьи и все пройдет. — с уверенностью сказала Гриппа.

— И ты с собой возьмешь, вам тоже всем связала. Только носите, а то в ящик положите и забудете. — обратилась она ко мне.

— Спасибо, тетя Агриппина, не забудем. — ответила я, вовремя вспомнив, как мама просила не называть ее Гриппой в присутствии Виктора Алексеевича. Тетке не нравилось это неблагозвучное сокращение от ее имени. В хорошем расположении духа она называла Виктора Алексеевича Грегори Пеком, с ее слов, он был похож в молодости на этого американского актера, знакомого по фильмам «Снега Килиманджаро» и «Римские каникулы». А сейчас, вытянув свое длинное, сухощавое тело под пледом на кушетке, он напоминал престарелого льва. Почему льва? Наверное, из-за густой шевелюры черных с проседью волос, что и в самом деле указывало на сходство с Пеком. Я не могла не заметить, что и Гриппа с переездом к ней Виктора Алексеевича похорошела и оживилась: стала носить дома исключительно платья, что раньше висели в шкафу. А наряды у нее были замечательные, когда-то пошитые у лучших мастеров Дома моделей на Кузнецком мосту, да и украшения свои тетка достала из шкатулки и часто надевала на себя. Мы вместе попили чай с бутербродами и вареньем из клубники, и я собралась уезжать. Гриппа вызвалась проводить меня до станции, а заодно зайти по дороге в магазин.

Пока она собиралась, я вышла из дома на улицу и увидела, что на воротах дачи Северина нет замка. Это было впервые с тех пор, как он уехал. Сердце заволновалось:

— Он вернулся?! А вдруг воры? Надо пойти узнать…

Пока я стояла в нерешительности, не зная, как мне поступить, ко мне подошла Гриппа. Это подтолкнуло меня к смелости сходить и узнать, кто на даче Северина.

Тетка сделала недовольное лицо:

— Какое отношение это имеет к нам, к тебе? Столько лет никого не было. Может и дачу кому-то продали.

— Я схожу, узнаю, тетя. Я на минуточку. — и, не дождавшись от тетки ответа, поспешила к даче Северина. Я смело открыла входную дверь ограды и пошла по дорожке к дому, в котором была пять лет назад, а казалось, что вчера. Позвонила в звонок. Дверь открыла незнакомая девушка.

— Здравствуйте, я хотела узнать, Северин уже приехал?

— А кто вы? — поинтересовалась девушка, с удивлением глядя на меня.

— Я из дома напротив, соседка Полин. Так он приехал?

— Завтра планируем перевезти сюда прямо из больницы. Я из патронатной службы. Приехала прибраться и подготовить дом, к приезду пациента.

— Какого пациента? Вы о ком?

— О Северине Трофимове.

— Что с ним?

— Операция прошла нормально. Можно сказать, что все хорошо, но из армии комиссовали.

— Какая армия? Он же в Америке!

— Он в Чечне год почти, как прослужил. К нам в военный госпиталь вертолетом был доставлен.

Видимо на моем лице отпечатался весь ужас, что сжал меня изнутри и девушка поторопилась меня успокоить:

— Да, не волнуйтесь так. Зашили, руки-ноги собрали, все цело. Пролежал в госпитале, конечно, прилично, но жить будет. Врачи сделали все и даже больше. Завтра привезем, убедитесь сами. Я передам ему, что вы заходили. Как вас, Полина?!

Но я уже не слушала ее, а побежала к выходу с участка.

Гриппа стояла на прежнем месте и ждала меня.

— Его завтра привезут! Из больницы после операции. Я не поеду в Москву, Гриппа. Разреши мне остаться.

Гриппа сначала нахмурилась, но затем ее лицо приняло более приветливое выражение:

— Ну, конечно! Оставайся. Твоя комната, по-прежнему, свободна. Мы с Виктором Алексеевичем на первом этаже и практически не заходим на второй этаж. Да, вот, это тебе от нас с Виктором Алексеевичем. С поступлением в институт. — Она достала из кармана пальто и протянула мне конверт. Как я догадалась, в нем были деньги.

— Спасибо, тетя Гриппа! Мне неудобно… Не надо. — я попыталась сунуть конверт тетке обратно в карман, но она решительно пресекла мои действия.

— У нас с Виктором Алексеевичем теперь две пенсии, а тратить особенно не на что. Тебе пригодится. Ты молодец, поступила на бюджетное отделение сама без репетиторов! Так, что бери безо всяких разговоров, тем более этот конверт с деньгами мне сам Виктор и дал. Велел тебе отдать.

Глава 11 В ожидании

В ту ночь я почти не спала. Как только проснулась, первым делом метнулась к окну. В доме напротив темно, да и рано еще, на часах нет и восьми утра, а за окном ветер гнет деревья. Серо, хмуро, накрапывает дождь. Когда он усиливается, то упрямо стучит в стекла и по крыше дома. Здесь, наверху это особенно слышно, но я люблю эти звуки, мне уютно читать под них какой-нибудь увлекательный роман, а книг в доме Гриппы целые горы. Все шкафы заполнены томами, некоторые еще дореволюционного выпуска.

Однако, надо идти умываться, чистить зубы, приводить себя в порядок. На втором этаже есть туалет, раковина с водопроводным краном и водонагревателем. Есть и гигиенический душ с поддоном, как необходимость в доме где женщины. Гриппа позаботилась и об этом. Покопавшись на полочке, нашла свою зубную щетку, которой я пользовалась, когда приезжала к Гриппе. Я хорошенько намылила ее, ополоснула под краном, затем выдавила на нее из тюбика зубную пасту, тоже с тех времен сохранившуюся и даже не утратившую свой мятный вкус и аромат. Умылась и вытерла лицо свежим пушистым полотенцем. Спасибо Гриппе, она поднялась по крутой лестнице и повесила его на крючок рядом с умывальником. Здесь же висел шелковый халат, — подарок матери из Индии. Раньше я бы не придала этому значения, но после нескольких лет жизни в пансионе, стала более чувствительна к проявлениям заботы.

Посмотрела на себя в зеркало. Сегодня, после пяти лет разлуки мне предстоит вновь встретиться с Северином. Узнает ли он меня? Узнаю ли я его? Впрочем, в себе я не сомневаюсь.

Услышав, что я уже проснулась и вышла из умывальной, Гриппа позвала меня к завтраку. Я спустилась к ним и поздоровавшись с Виктором Алексеевичем, села за стол. Мне хотелось, как можно быстрее поесть и, чтобы не пропустить приезд Северина, вновь оказаться у своего наблюдательного пункта. Окна кухни-столовой выходят на другую сторону, прямо в сад, где кроме деревьев и кустарников ничего не видно. Мне показалось, что утренний кофе тянулся бесконечно долго, но было неудобно перед Виктором Алексеевичем, он живо интересовался моими планами и предстоящей учебой в институте. Кофе был фантастически вкусен, — подарок из Индии, заботливо привезенный мамой, зная о любви тети к этому напитку. Она и чай привезла в листьях, хранящих аромат с индийских плантаций.

Наконец, воспользовавшись паузой в разговорах, я поблагодарила Гриппу за завтрак, на этот раз были сырники со сметаной, вместо традиционных каш. Выскользнув из-за стола, с быстротой и проворностью кошки я взлетела по ступенькам на второй этаж и в одно мгновение оказалась у окна. Около дома Северина стояла машина с красным крестом и суетились люди в белых халатах. Затем я увидела, как к машине подкатили инвалидное кресло и санитары усадили на него парня. Без сомнения, это Северин. Один из санитаров повез его к дому, а другой следовал за ними с костылями в руках. Эта картина, больно ударив, сразила меня. Я поняла, что сейчас мне не надо стремглав бежать туда. Пусть немного пройдет времени, может сегодня вечером, а может завтра. Ему сейчас не до меня. Чуть позже.

Машина с красным крестом и санитарами уехала. Серый день заставил пораньше включить в комнате свет, но я не зашторила окна и больше не прячусь за занавесками, как когда-то в своем подростковом возрасте. Я почти студентка, уже взрослая, в декабре мне будет восемнадцать и мне нечего бояться. Я опять подошла к «пункту наблюдения» и увидела в доме напротив: Северин стоит у окна, лицом ко мне. Свет в его комнате приглушенный, как от бра или торшера, что делает его заметным в полумраке комнаты. Мы смотрели, каждый из своего окна, не отрываясь друг от друга. Вдруг, в комнате Северина появилась женская фигура в белом халате и он отошел от окна. Я заметила, что он опирается на костыли. Фигура в белом халате предусмотрительно задернула шторы, лишив нас возможности видеть друг друга, но я поняла, он узнал меня. Теперь надо решиться пойти к нему. Тут мне пришла в голову правильная мысль: «Испечь что-нибудь и угостить Северина. Эклеры, например. Они мне всегда удаются. Это быстро и вкусно. Завтра с утра… Хотя нет, испеку сегодня, они за ночь подсохнут, а наполнить кремом можно и завтра. Белковым кремом, тоже быстро и вкусно. Угощу и Гриппу с Виктором Алексеевичем». И я спустилась вниз, чтобы взять зонт и сходить в магазин за мукой, яйцами, сливочным маслом и сахарным песком, — все это необходимо для эклеров и начинки.

Выйдя за ворота и проходя мимо дома Северина, грусть внезапно сменилась радостью: «Пусть на костылях, но живой!» и я прибавила ходу, чтобы успеть до закрытия местного магазинчика, а еще и испечь нужно к завтрашнему дню! Но радость уже не покидала меня: «Главное живой!».

Глава 12 Встреча

Эклеры не подвели, они получились правильной формы, полые внутри, с хрустящей золотистой корочкой, осталось только заполнить белковым кремом и мне будет совсем не стыдно предложить их Северину. С такими мыслями я засыпала под убаюкивающий стук дождя по крыше.

Утром поднялась рано. Все еще спали, а я занялась кремом и довольно быстро справилась с этим делом. Часть пирожных положила на блюдо, они предназначались для Гриппы и Виктора Алексеевича, как раз к утреннему кофе. Просто классика жанра!

Оставшись довольной кулинарными изделиями собственного приготовления, начала заниматься своей внешностью. Волосы у меня каштановые, слегка волнистые, доходящие мне до пояса. Их настолько много, что после мытья они закрывают мне лицо и плечи. Просто копна. Пожалуй, это мое главное богатство. Стоит их распустить, как на меня всегда обрушиваются потоки комплиментов. У Линки такие же. Это нас папа наградил. От мамы достались большие серые глаза с длинными ресницами. Своей фигурой и ростом я вполне довольна, оба родителя высокие и стройные. Спасибо им!

Подсушив свою копну волос феном, расчесала их редким гребнем и дала им свободу, чтобы окончательно просохли перед выходом на улицу. Затем нанесла немного туши на ресницы, от чего глаза стали еще больше и выразительнее. Мама подарила мне «Max Factor» — косметику в красивой упаковке, но пока я пользуюсь только тушью и очень редко помадой цвета персика с розой.

Внизу заслышались голоса, Гриппа и Виктор Алексеевич о чем-то приглушенно разговаривали. Я перехватила волосы резинкой и пошла вниз поздороваться и помочь Гриппе с завтраком.

Увидев меня после моего утреннего макияжа, Виктор Алексеевич слегка растерялся. Как я догадалась, он первым делом хотел поблагодарить за эклеры, но не смог удержаться от комплиментов:

— Вы, Полечка, чудо, как хороши! А за ваши кулинарные шедевры особое спасибо! Вот, не удержался и съел один до завтрака.

Заметив, что на тарелке не хватает одного эклера, я, смутившись, опустила глаза. Я понемногу привыкла, что Виктор Алексеевич со мной на «Вы». Даже была рада этому: значит я взросло выгляжу, раз такое обращение ко мне. Гриппа, на этот раз «обрадовала» всех овсянкой, она считает, что с утра каша незаменима, а Виктор Алексеевич во всем ее поддерживает, он неприхотлив и всеяден. Ароматный кофе в сочетании с воздушными пирожными и в самом деле поднял всем настроение за столом. Так, что мои эклеры скрасили этот, почти что утренний ритуал.

Закончив пить кофе, я поблагодарила за завтрак Гриппу и бросив взгляд на настенные часы, поняла, что можно идти к Северину, да и свет в его комнате уже час, как зажжен.

Я накинула плащ и захватив с собой зонтик, взяла пакет с упакованными в пергамент эклерами для Северина. Тетка многозначительно посмотрела на меня, но ничего не сказала, она прекрасно знала к кому я иду.

Дождь из ночного сильного к утру стал слабо-моросящим. Я, раскрыв над головой зонтик, перешла дорогу и отворила дверь ограды дома Северина. Какое-то неведомое чувство подсказывало, что он ждет меня. Идя по дорожке к дому, я окончательно успокоилась; в конце концов, я соседка и имею право проведать своего старого друга. Эту легенду я заготовила для особы в белом халате, что явно присутствует в доме.

На мой звонок дверь открыла «девушка в белом», она представилась Инной и сказала, чтобы я немного подождала в прихожей, а сама ушла вглубь дома. Через несколько минут она вновь появилась и сказала, что лейтенант Трофимов, готов ко встрече со мной.

Это было так неожиданно и странно, что я растерялась и почувствовала себя по меньшей мере рядовой запаса. Впрочем, вовремя вспомнила, что врачи и медсестры — военнообязанные, а Инна наверняка из военного госпиталя. Потом это подтвердилось: она посменно менялась с медбратом Кириллом.

Инна проводила меня в комнату, где Северин сидел в кресле-каталке, на нем он передвигался по дому, когда отставлял в сторону свои костыли. Наши глаза встретились, минутная пауза прервалась грустной репликой от Северина:

— Привет! Извини, что сижу. Вот и встретились. Как ты выросла! Как похорошела. Восемнадцать в декабре? Я помню.

Он протянул мне руку. У меня от волнения чуть не брызнули слезы, чего со мной никогда не случалось. Разве в детстве, самом раннем, когда я злилась от нехватки слов и непонимания взрослых, топала ногой. В тот недолгий период, о котором мама с улыбкой вспоминала, как они с папой называли меня Мишка топотун-негодун. Видимо, характер уже тогда формировался. Впрочем, — Стрелец! Школьницей я ужасно смущалась, когда она рассказывала об этом посторонним в моем присутствии. Мне и тогда хотелось топнуть ногой, чтобы мама замолчала.

— Да, совсем забыла! Это я испекла тебе! — Я протянула Северину пергаментный сверток с эклерами.

— Мерси, мадемуазель Полин, — попытался шутить Север.

От этих слов мне вспомнилась наша первая встреча и мое «мерси» ему за то, что достал меня из грязи и донес до дома. Господи, как давно это было! Каким веселым и беззаботным он мне казался тогда! Нереально взрослым и таким недосягаемым для меня. Сердце сжалось от боли, когда я увидела розовый шрам на кисти его руки, но я уже овладела собой, чтобы не выдать своего волнения.

— Я пойду поставлю чай или попрошу Инну. Я ведь ни разу не была у тебя на кухне.

Из комнаты Северина я пошла по коридору и увидела медсестру, она сидела в кресле у включенного телевизора и смотрела «Новости». Диктор сообщила, что в стране произошел очередной теракт. По экрану поползли кадры с места события. Это стало почти привычным делом, хотя разве можно привыкнуть к подобному.

— Я принесла пирожные, можно поставить чайник? — обратилась я к Инне. Она поднялась с кресла перед телевизором и включив газовую конфорку, поставила на нее чайник. Когда я вернулась, Северин сидел в своем кресле-каталке и, казалось, спал. Рядом на полу валялся использованный шприц. Я позвала Инну. Она вбежала в комнату и подняв с пола шприц, сказала, не глядя на меня:

— Вам, девушка лучше уйти.

— Что с ним? — с тревогой спросила я.

— Теперь он долго будет спать в отключке.

На подоконнике лежал пергаментный сверток с эклерами.

«Он так и не съел ни одного, выходит зря старалась». — эта мысль сжала мне горло и я вновь повторила свой вопрос Инне. Она посмотрела на меня и сказала:

— Это война. Ее последствия.

— Ничего не понимаю, он был рад мне… Можно я еще приду завтра?

Инна кивнула:

— Приходи.

Глава 13 Размышления

Выйдя за ворота дачи Северина, я не сразу пошла домой, а еще долго бродила по Кирсановке. С серого неба без остановки лил дождь, а я все шла и шла по скользким дорожкам поселка, вдоль чужих заборов, цепляя собой мокрые кусты. Время будто исчезло, но сознание вернуло меня в реальность бытия. Оно напомнило, что пора возвращаться. Скоро обед, опаздывать нельзя.

Когда Гриппа открыла мне дверь, вид у меня был еще тот: туфли и плащ намокли так, что хоть выжимай, даже зонт не смог противостоять ветру с его дождевыми наскоками. Тетка посмотрела, но не промолвила и слова, а понесла мой плащ на просушку к печке. Туфли Гриппа предусмотрительно набила газетой.

Я глянула на часы 13:45, а в 14:00 у нас обед. Как хорошо, что не опоздала и не заставила себя ждать.

Ели молча. Виктор Алексеевич тактично молчал и лишь изредка отвечал Агриппине. Поблагодарив за обед, я вышла из-за стола и пошла к себе наверх. В комнате упала на кровать лицом в подушку и так пролежала довольно долго. Затем поднялась, зашторила окна, не хотелось видеть дом напротив, он стал внушать мне тревогу. Взяла с полки книгу, но чтение не пошло. Мысли путались и мешали сосредоточиться на тексте:

«Собственно, а чего я ожидала? Что мы, после пятилетней разлуки, его ранения, операций, после того, что ему довелось испытать и увидеть на войне, вот так, с шутками-прибаутками будем пить чай с эклерами?! Получилось ровно обратное: я буквально врезалась с размаха в гранитную скалу и чуть поцарапалась, но это ничто по сравнению с его настоящими ранами; физическими и моральными тоже. Как будущий врач, я обязана выработать устойчивый иммунитет к человеческим страданиям, а иначе не смогу принимать правильные и своевременные решения по отношению к человеческим жизням. Наверное, именно так я и должна относиться сейчас к Северину.

На следующий день я все же решилась сходить, узнать, как у него дела. Даже если он не захочет видеть меня, я все равно пойду. На часах было 10:12, когда стоя у окна, я увидела Инну, выходящую из ворот дома напротив. Торопливыми шагами она пошла в сторону железнодорожной станции. Это перпендикулярно дороге, разделявшей наши с Северином дома, подойди я к окну на пару минут позднее, Инна скрылась бы за поворотом и исчезла из поля моего видения. Не раздумывая, я побежала за ней из дома в чем была: спортивном костюме и шлепанцах. К счастью, распогодилось; дождь прекратился и, наконец, выглянуло долгожданное солнце, но луж под ногами было немеряно, да и скользко до жути. Я крикнула в след, уходящей медсестре:

— Инна, подождите меня, пожалуйста!

Услышав мой голос, она обернулась и остановилась, дожидаясь меня. Я, обходя и местами перепрыгивая через лужи, вскоре поравнялась с ней.

— Вы на станцию? Я провожу вас. Извините, что задержала.

Инна махнула рукой:

— Уже опоздала, следующая электричка на Москву через 15 минут. Час пик прошел.

Я почувствовала себя виноватой:

— Извините еще раз, но я хотела спросить, как чувствует себя Северин…

— Ночь была тяжелой. Пришлось сделать еще инъекцию, но я сократила дозу. И, как он вчера улучил момент! Наверняка ваш приход лишь ненадолго оттянул задуманное им. Вы уж не выдавайте меня. Я не хотела помешать и присутствовать при вашем разговоре. Тем более заранее его предупредила, что вы обещали прийти. Он ждал и был в нормальном состоянии. Ничто не предвещало срыва. Сегодня Кирилл с ним сражаться будет.

Я опустила голову. Инна вздохнула:

— Что он для тебя значит? Наверняка ты не просто соседка?

Я молчала, а Инна продолжила:

— Самое грустное, что он одинок. У него никого нет из близких. Есть, вроде, родня в Америке, но это все равно, что их нет, как я попыталась у него узнать. Он не любит разговоры на эту тему.

— Что же делать? Он ведь и прогнать меня может?

— Может. Мы ведь тоже рядом с ним не будем вечно. А в больнице ему еще хуже. Кругом раненные. С него хоть гипс сняли.

— А он будет ходить?

— Он и сейчас потихоньку может, пока, правда, на костылях, потом на палку перейдет. С моторикой все в порядке. Не терпит гиперопеки и жалости. Гордый. Но стимула нет, что-то внутри у него сидит… заноза какая-то.

— Ну, причины объективные есть…

— Наверняка, есть еще и что-то личное. Но его не разговорить. Ты, вроде, говорила, что поступила в медицинский? — спросила Инна.

— Да, скоро учеба начнется.

— Наверное, с репетиторами занималась?

— Нет, сама. Я в интернате почти пять лет прожила, много занималась химией и биологией. В олимпиадах участвовала. Даже не знаю, приходить или нет сегодня?

— Сегодня не ходи. Приходи в мою смену, послезавтра. — Инна посмотрела на часы, — сейчас электричка подойдет. Ну, пока!

Попрощавшись с ней, я пошла назад, к дому.

Глава 14 Первые радости

Вечером за ужином Виктор Алексеевич глянул на меня с легким прищуром добрых карих глаз:

— Ну, что, студентка, скоро первое сентября у тебя, да и у меня тоже.

Я посмотрела на него с некоторым удивлением. В разговор включилась Гриппа:

— Виктор Алексеевич Воронов доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники, преподает на кафедре механики в МВТУ.

— Скоро получу расписание лекций и буду утром подвозить тебя к институту.

Я смутилась:

— Ну, что вы… На электричке до Москвы всего-то полчаса.

— Это когда у меня утренние занятия, первые пары. Заодно и тебя подброшу.

Гриппа вновь взяла слово:

— В часы пик в электричках невыносимо. Полно народу с утра и по вечерам. Все едут в Москву, кто работать, кто учиться. Раз ты решила у нас пожить, то я попрошу сына Марии Филипповны, Володю. Он в Москву на автомобиле каждый день на работу ездит. Завтра сходим к ним и я вас познакомлю.

— Спасибо, тетя, но не хочется никого напрягать, а завтра я поеду к себе, забрать кое какие вещи и быстро вернусь. Днем в электричках свободно.

Я и в самом деле быстро обернулась туда и обратно: покидала в сумку свои вещи, сходила в Сбербанк оплатить квитанции за квартиру, отдала на время соседке цветы и успела вернуться в Кирсановку еще до наступления вечернего часа пик. Однако, надо было подумать, как мне жить у Гриппы; пока деньги на жизнь у меня есть, ну, а дальше стипендия и помощь мамы, на которую я, скрепя сердце, согласилась, так как в семье еще двое детей. Хотя, стипендия, это такие крохи. Но я не могу и не хочу быть нахлебницей тети. Я ей так и сказала один на один, когда рядом не было Виктора Алексеевича.

— Не о том у тебя голова болит. Ты нам не чужая. С голоду не помрем, на рынке, слава Богу, не торгуем спичками или тряпками.

— Спасибо, тетя Гриппа, но, вдруг я у вас всю зиму проживу?

— Ты, главное, учись. Проживем.

Наступило очередное дежурство медсестры Инны у Северина. Я уже морально подготовила себя к любому исходу встречи с ним. Не захочет меня видеть, — не надо. Настаивать не буду, но может Инне чем-то помогу. В доме прибрать, например. Как делать уколы теоретически знаю, но на Северине, естественно, обучаться не буду, уж лучше на апельсинах, так, по слухам, учатся уколам в Америке. Наверное, это вымысел, но довольно живучий.

Когда я позвонила в дверной звонок, открыла Инна. По ее лицу я поняла, что с Севером ничего плохого.

— Заходи. Он в порядке. Кирилл справился с кризисом. Надо постепенно уменьшать дозу и сойдет на нет. Он не наркоман, просто привык, для обезболивания прилично приходилось колоть сильные препараты. Он весь шитый-перешитый, по кусочкам собранный…

— А он не прогонит меня, если ты скажешь, что я пришла?

Из комнаты раздался голос Северина:

— Кто пришел? Я слышал звонок!

— Это Полина.

— Пусть зайдет ко мне.

Я осторожно, словно боясь побеспокоить тяжелобольного, открыла дверь в комнату Северина и тихо вошла.

На этот раз он сидел на диване, рядом с ним лежали костыли. Север слабо улыбнулся мне:

— Заходи. Я должен поблагодарить тебя за эклеры. Давно ничего вкуснее не ел. Обалденные. Неужели сама?

— Ну, да. Это мой конек. Я их лет с девяти пеку. Раньше для мамы и Линки, а теперь и для тебя. Я еще напеку.

— Садись! — Северин похлопал рукой рядом с собой по дивану. — Да, не бойся, я не кусаюсь. Рассказывай, как жизнь молодая, куда поступила учиться после школы.

Я подсела к нему.

— В медицинский.

— Странно, что не в Иняз. Ты, вроде, на языки налегала, как и твоя мама? Ты не куришь?

Я покачала в ответ головой.

— А, я стал курить в армии. Ты не против? Я окно приоткрою. Сегодня тепло и солнце после унылой погоды с дождями.

— Кури. Не против.

Северин поднялся с дивана и опираясь на палку, подошел к окну, приоткрыл его, затем взял с подоконника пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и прикурил от вспыхнувшего огонька. Затянувшись, сквозь дым посмотрел на меня оценивающе:

— Совсем взрослая. Красивая. Наверняка отбоя от ухажеров нет…

Я опустила голову, а Север, опираясь на палку, полусидя на подоконнике, курил, выпуская дым в приоткрытое окно. Затем потушил в пепельнице сигарету и сказал:

— Меня жалеть не надо. Со мною все в порядке. Еще немного и будет в полном порядке.

— Ты, как в армии оказался? Вроде, как в Америку собирался… — осторожно спросила я.

— В Америке пробыл четыре года. А в армии оказался очень просто, по призыву успел. Мне двадцать пять, начал младшим лейтенантом, сейчас лейтенант. Почти год прослужил.

— А в Америке не захотел остаться? Что ты там делал?

— Долго рассказывать. Жить там можно, но, видимо, не для меня.

— Жаль, что из-за поездки институт бросил…

— Почему бросил? Я закончил Массачусетский технологический. Диплом есть. Пять семестров Бауманки мне зачли. Он, как МИФИ и МГУ котируется на Западе высоко.

В это время в комнату вошла Инна с системой для внутривенного капельного вливания. Я, словно очнулась:

— Я пойду… Можно мне завтра еще прийти?

— Конечно.

В разговор вступила Инна:

— Сейчас некоторые процедуры проведем, затем обед, отдых, а после и погулять около дома можно и даже нужно. Вон, как на улице распогодилось!

— А, можно я приду сегодня еще? Мы погуляем? — с надеждой спросила я Северина.

Он кивнул:

— With pleasure, Miss! (С удовольствием, мисс!). Начинайте свою экзекуцию, Инна. Я готов!

Я вышла из комнаты, оставив Северина в гораздо лучшем состоянии духа, чем в прошлый раз. По лицу медсестры я поняла, что и она такого же мнения.