Бесплатный фрагмент - Полиция города Лисса

I

По мощенной разноцветными булыжниками улице, спускавшейся к морю, торопливо шёл пожилой человек. Вся его фигура была какой-то несуразной: чрезвычайно широкие брюки и довольно объемная талия никак не сочетались с узкими плечами и маленькой головой, которую венчала тёмная шляпа-котелок. Издалека фигура этого господина казалась совершенно треугольной, что усугублялось плащом, полы которого раздувались от быстрой ходьбы.

— И как ему не жарко? — спросил инспектор Моррисон. Впрочем, это было не более чем мыслью вслух. Погода и в самом деле не предполагала столь тёплого одеяния: старший констебль Барнсли, стоявший рядом с инспектором на просторном балконе полицейского управления, даже обмахивался большим почтовым конвертом, хотя солнце начинало садиться, и зной был уже не таким, как днем.

— Осмелюсь заметить, возраст. У меня матушке за семьдесят, так она и летом зябнет.

Инспектор молча кивнул, и констебль продолжил:

— Так вот, я и подумал, что некуда ему больше этот велосипед спрятать, как в сарайчик к тётке — она еле ходит, сама туда никогда не заглядывает, а ключ у него есть. Подхожу: и точно, на земле перед сарайчиком следы колёс! Я прямиком к нему. «Что же ты, — говорю, — под суд захотел? На своей же улице воровать — это вообще дело последнее!» Он сначала сделал вид, что не понимает, а как я попросил ключ взять да сарайчик тот открыть, чуть не разревелся. Девятнадцать лет, а стыдоба такая! Говорит, зависть взяла — он давно точно такой же велосипед хотел, да больно дорого.

— Понятно. — Моррисон провел рукой по коротким усам. — Протокол составили?

Констебль виновато склонил голову:

— Так это, сэр… Я подумал, что хватит беседы. Велосипед он уже вернул, хозяин не в претензиях. Поругался, но простил. А протокол писать по всем правилам — значит, судить парня будут. Я поступил неправильно, сэр?

— Да нет, всё верно. Но за парнем пусть приглядывают.

— Слушаюсь.

Пока шла беседа, нескладный господин дошёл до угла, где выгружали бочки с рыбой, и что-то спросил у рабочих. Те указали в сторону полицейского управления.

— А джентльмен-то к нам. Джим, встретьте, узнайте, что у него за дело.

Констебль еле заметно улыбнулся, как делал всегда, когда начальник называл его просто по имени, и пошёл на первый этаж. А спустя пару минут ввел в кабинет Моррисона господина в расстёгнутом плаще, крепко державшего свою тёмную шляпу двумя руками.

— Мистер Томас Олви. Говорит, по делу о ночном взломе, — отрапортовал констебль.

Моррисон указал гостю на стул и всем своим видом показал готовность внимательно его выслушать. Однако тот еще долго протирал платком шею, оглядывал кабинет, где кроме письменного стола, нескольких стульев и шкафов с бумагами ничего примечательного и не было, или начинал теребить край свежей газеты, торчавшей из кармана плаща. В конце концов инспектор не выдержал:

— Итак, что вас привело ко мне?

— Наш констебль, Норридж, посоветовал к вам обратиться. Он сказал, что дело непонятное, только сэр Говард Моррисон может разобраться. То есть вы… — тут мистер Олви обезоруживающе улыбнулся. Поймав его взгляд, чем-то напомнивший бассет-хаунда, инспектор еле подавил улыбку и заверил, что сделает всё возможное.

— Благодарю! Просто ко мне в первый раз кто-то проникает в дом. Я привык к спокойной жизни, а тут…

— Давайте подробнее. Где вы живёте?

— Я снимаю виллу «Вязы» в полумиле от Каперны. Место замечательное, сквозь сосны видно море, это так успокаивает… Дом не очень большой, но в два этажа. На первом — гостиная, кухня и комнаты моих слуг.

— Кто они? — Моррисон делал быстрые пометки в своем блокноте.

— Это чета Дуглас, Майкл и Эмма, они у меня уже двадцать с лишним лет, ведут всё хозяйство. Да, а на втором этаже — моя спальня и что-то вроде большой библиотеки, где всё и случилось. Я привёз с собой несколько картин, а нынче утром одну из них нашел на полу с разломанной рамой. Кто-то ночью проник в дом и сделал всё это, а вот зачем?

— А как проник?

— Вот это и непонятно. Двери и окна были заперты.

— Хм… Что-нибудь из вещей пропало? Или, может быть, также повреждено?

— Нет. Я на всякий случай проверил бумаги, но они все на месте. Другие вещи тоже.

— Любопытно. И вы ничего не слышали?

— Абсолютно ничего. Но я не очень чутко сплю. Слуги тоже мистеру Норриджу ничего не смогли сказать.

— А могло получиться так, что картина просто упала, и рама разбилась? Или что это случилось не ночью, а, скажем, вчера днём, когда вы в очередной раз были на прогулке?

Олви удивлённо уставился на инспектора:

— Я и правда каждый день совершаю большие прогулки, по совету своего доктора… А как вы об этом узнали?

— Так, мелочи. Например, ваш загар, которого нет под шляпой. И то, что вы отпустили извозчика до того, как доехали до полицейского управления, хотя не знали точно, где оно находится, тоже говорит о привычке к пешим прогулкам. Вы же не пешком шли из Каперны?

— Конечно нет, это мне было бы уже не по силам! Вчера я бродил по берегу моря, в это время и правда можно было бы забраться в дом, но вечером я допоздна читал в библиотеке, и картина висела на месте. И сама так упасть она не могла. Утром я обнаружил её возле окна, а ведь она висит над камином…

Моррисон задумчиво постучал карандашом по своему блокноту.

— Мистер Олви, завтра утром мне нужно осмотреть ваш дом. Надеюсь, там ничего не трогали с прошлой ночи?

— Конечно нет! Мистер Норридж сразу отдал распоряжения.

— Ну что ж, до завтра.

Когда нескладный господин скрылся за дверью, инспектор вышел на балкон и проследил, как мистер Томас Олви торопливо скрылся в одном из боковых переулков. Потом спустился на первый этаж и подошел к дежурному:

— Сейчас от меня вышел человек… Он ни о чем вас не спрашивал?

— Спрашивал, сэр. Где можно побыстрее найти извозчика. Я сказал, что их много на площади Тюльпанов, и рассказал, где она.

— Отлично, спасибо.

Моррисон поднялся к себе и еще раз просмотрел записи в блокноте. Итак, дело, которого вроде бы и нет, поскольку неясно, было ли преступление, но все же прелюбопытное. Запертый дом. Картина, за которую Олви отдал, по его словам, двадцать фунтов. Явно не шедевр. Так кому и зачем понадобилось ломать раму? Первая версия — что из-под неё злоумышленник вынул некий спрятанный предмет или бумагу… А вот как он попал в дом и как его покинул — это будет ясно завтра. Пока же оставалось выяснить только один странный момент.

Выйдя из управления, Моррисон неторопливо огляделся. Чтобы попасть на площадь Тюльпанов, Олви должен был немного пройти вверх по улице и свернуть у булочной направо. А он отправился в другую сторону. Моррисон привычным жестом поправил шляпу и двинулся в тот переулок, где скрылась треугольная фигура его странного гостя. При таких инструкциях, которые дал дежурный, напутать было невозможно. Даже человеку, который спрашивал у рабочих дорогу к полицейскому управлению — зданию, которое знал весь город. То ли мистер Олви совершенно не в себе, то ли ориентируется на улицах Лисса лучше, чем кажется.

Моррисон неторопливо прошёл по переулку, вышел к большому магазину братьев Цвейг — но Олви, судя по его костюму, вряд ли интересовался одеждой. В нескольких кабачках его, понятно, тоже не оказалось. Значит, на этом маршруте его интересовал либо частный дом, либо…

— Добрый вечер, Джон! Как дела?

— Отлично, инспектор! — высокий парень за конторкой искренне улыбнулся. — Сегодня прислали марки, но у вас такие уже есть.

— Я здесь не поэтому. Скажи, к тебе не заходил такой странный джентльмен — нескладный, будто у него зад шире головы раз в пять?

— А, вы про этого! — засмеялся Джон. — Да, был такой, совсем недавно. Он отправил телеграмму в столицу. Вот она.

Моррисон удивленно смотрел на бланк, протянутый почтовым клерком. «Это Луни? Телеграфируйте скорее! Олви».

II

Выйдя с почты, инспектор посмотрел налево — куда, по словам Джона, направился странный господин. Улица шла, как нетрудно догадаться, прямиком к площади Тюльпанов.

— А вы неплохо знаете город, мистер Олви. Совсем неплохо.

Моррисон поймал себя на мысли, что впервые за свою карьеру он выслеживает не подозреваемого, а потерпевшего. Но в странном деле и ходу расследования ничто не мешало быть странным. Вдруг мистер Олви сам инсценировал проникновение в свой дом? Хотя для этого лучше было бы оставить открытые окна… Одним словом, пока оставалось слишком много вопросов.

Ответ на один из них обнаружился в полицейском управлении, куда Моррисон вернулся на пару минут.

— Виноват… Да, он спрашивал про почту. Я как-то сразу не вспомнил…

— Вы работаете в полиции, Уорхэм. В по-ли-ци-и, — последнее слово Моррисон процедил по слогам, наблюдая, как бледнеет лицо молодого дежурного. — У нас на работе любая мелочь может иметь значение. Помните суд над Петерсом? Из-за одной обгоревшей спички человека могли отправить на виселицу. Всего одна спичка, Уорхэм! Если вы не будете развивать память и внимание, лучше поискать другую работу.

Итак, не все подозрения насчет странного мистера Олви имели под собой почву. Но телеграмма всё же была интересной. Учась в столичной академии, Моррисон кое-что слышал о господине по имени Кевин Дарк, которому адресовалась телеграмма. В нескольких уголовных делах он проходил как эксперт, помогавший определить подлинность картин. Тут всё понятно и с текстом телеграммы, и с интересом любителя живописи Олви. Но кто такой Луни?

Часы показывали четверть седьмого, и звонить в городскую библиотеку уже не было смысла. Но судьба оказалась в тот вечер благосклонной к Моррисону: директор библиотеки сэр Дэвид Бэнкс встретился инспектору прямо на улице.

— Я не перестаю радоваться, что у нас не очень большой город. Здесь так просто найти нужного человека!

— А, инспектор, я вам опять зачем-то нужен?!

— Постоянно, мой друг. Хотя бы для того, чтобы пообщаться с умным собеседником.

Мистер Бэнкс с улыбкой поклонился, а потом широким жестом указал на террасу ресторана, возле которого они встретились:

— Поужинаем?

Сделав заказ, Моррисон некоторое время смотрел вниз, на нисходящие ступенями красные крыши и море, переливающееся в лучах закатного солнца всеми оттенками красного, розового и лилового.

— Как хорошо, что отсюда видно море.

— Инспектор, его здесь видно отовсюду! Именно поэтому многим оно так надоело.

— Разве оно может надоесть?

Бэнкс внимательно посмотрел на Моррисона:

— Я иногда удивляюсь, что вы со своей работой остаётесь таким безнадёжным романтиком. Но потом вспоминаю, что вы родились вдали от моря, для вас это некое чудо… К тому же вы — один из немногих, кто сейчас может похвастаться, что лично встречался с Той Женщиной…

— Да, она очень любила море. И этот город. Она так рассказывала о нём, что и для меня он стал мечтой.

— А я вот руковожу библиотекой, основанной ее мужем, а никогда не видел ни того, ни другого.

— Это больше похвала вашей молодости, чем повод для огорчений.

— Наверное, да, мой друг. Да, так что за загадку вам задал ваш город-мечта? Для чего вы меня искали?

— Мне нужно знать, кто такой Луни.

Бэнкс удивлённо поднял бровь, отчего его красивое полноватое лицо неожиданно приняло вовсе не удивлённый, а какой-то лукавый вид.

— Вот как… Я сам только что узнаю из письма университетского товарища о художнике с такой фамилией, а вы уже ведёте какое-то дело, где он фигурирует…

— Только упоминается.

— Ладно, подробности расскажете потом, если сочтёте нужным. Так вот, Луни — это сенсация последнего столичного аукциона. За его пейзаж неизвестный покупатель выложил пятьдесят девять тысяч. И это при том, что о самом художнике ровным счётом ничего не известно. Поговаривают, что он ещё в молодости угодил в тюрьму, да там и сгинул — или что-то в этом роде, поэтому от него осталось мало картин. Но это только слухи. Полотна у него, насколько могу судить, посредственные. Никто не понимает, зачем нужно было платить такие бешеные деньги за этот пейзаж.

— А, вот почему заволновался господин коллекционер! Дэвид, у вас есть хоть какие-нибудь материалы про картины этого Луни — газетные вырезки об аукционе, может быть, репродукции?

— Репродукций пока не встречал. По-моему, новость о том пейзаже с коровами была в последнем выпуске «Морского вестника». Это я вам найду. Но больше пока ничего обещать не стану — по крайней мере, пока столичные репортёры не раскопают про нашего таинственного живописца побольше.

Солнце почти село, когда Моррисон вернулся домой. Стоя возле открытого окна, он смотрел на море. Как тогда сказала та хрупкая старая женщина с глазами ребёнка? «Торговец каждый день продаёт рыбу и никогда не видит, что на её чешуе — радуги. Можно жить в порту всю жизнь — и видеть одни только серые паруса. Но если ты всего один раз увидишь что-то другое, это и сделает тебя счастливым. Навсегда».

III

Перед отъездом на виллу «Вязы» Моррисон отправил со служебного телеграфа несколько запросов в министерство, а затем спустился вниз, чтобы поторопить с экипажем. Тут его и нашёл несколько запыхавшийся Бэнкс.

— Вот, инспектор! Это вчерашний номер «Свежего ветра».

Моррисон внимательно просмотрел новость об аукционе, где картина неведомого Луни была приобретена не менее таинственным, но явно богатым почитателем. Сама заметка ничего нового к вчерашнему разговору не добавляла — важнее было фото, на котором можно было разглядеть пейзаж. Абсолютно ничего сенсационного в нем не было: на квадратной картине в реалистическом стиле был изображен луг с несколькими пасущимися коровами, на заднем плане виднелся какой-то дом — и всё.

— Какая-то странная композиция, не находите? Ну что — заплатили бы вы пятьдесят девять тысяч за такое? — еле сдерживая смех, поинтересовался Бэнкс.

— Мне интереснее, кто же всё-таки это сделал. Спасибо, Дэвид!

Констебль Норридж ждал возле своего участка.

— Трудная ночь? — поинтересовался Моррисон, взглянув на подчиненного.

— Так точно, сэр. Моряки устроили драку в таверне «У Дика», меня хозяин уже после полуночи вызвал. Одного из наших, капернских, пырнули ножом, но легко отделался. Виновник пьяный, отсыпается у меня под замком. Он с бразильского корабля, вечером отвезу его в Лисс, комендантским. Остальным сделано внушение.

— Понятно. Что скажете про мистера Олви?

— Запутанное дело…

— Нет, про него самого — что за человек?

— А, это… Тихий, болеет чем-то. Всё время по берегу гуляет — говорит, доктор так велел. Я его часто вижу где-нибудь на камушке у моря. Приехал к нам в марте. Слуги — старички, экономка и дворецкий, муж и жена. Дом у них, вилла, значит, особняком стоит — это вон в ту сторону. Рядом ещё несколько домов, там всё наши, давнишние. Про Олви хорошо говорят.

— А что именно?

— Ну, не пьёт там, тихий.

— Это здорово. Ладно, поехали.

Как и ожидал Моррисон, вокруг виллы «Вязы» ни одного вяза не было. Аккуратный двухэтажный домик был окружен кустами сирени, а поодаль стояли сосны, между которыми, как и рассказывал Олви, синело море.

— Красиво устроился, — заметил инспектор и начал осматривать следы на земле. Констебль шёл на два шага позади и всем видом демонстрировал готовность помочь в случае необходимости. Обойдя вокруг дома, Моррисон минуту думал, а потом постучал в дверь.

Открыл гостям невысокий пожилой мужчина в коричневом сюртуке.

— Здравствуйте, Дуглас! Хозяин дома?

— Да, констебль, он ждёт вас и… — дворецкий в замешательстве посмотрел на одетого в гражданское инспектора.

— Инспектор Моррисон, — представился тот, показав личный жетон.

— Прошу, прошу…

Дуглас пошёл внутрь дома, констебль двинулся за ним, а Моррисон замыкал шествие, попутно внимательно осматривая все помещения.

— Дуглас, а дверь днём обычно не заперта?

— Да, сэр. Тут кроме нас никто не ходит.

— А хозяин виллы?

— Он живет где-то по другую сторону Лисса, его поверенный приезжает за платой раз в месяц, третьего числа.

— А нынче двадцатое…

— Так точно.

— То есть при желании посторонний человек всё же может войти в дом, чтобы его не увидели?

— Вряд ли. Кухня Эммы — это моя жена — прямо напротив входа, она всегда слышит, когда дверь хлопает и выглядывает посмотреть, что и как.

— Но можно ведь открыть дверь тихо?

— Эту вряд ли, вы же сами слышали, как она скрипит.

— А задняя дверь?

— Она всегда на засове. Мы ни разу её не открывали, незачем. Вот если сами бы сад какой разбивали, нужда бы была, а так… — дворецкий неопределённо помахал рукой.

Заднюю дверь Моррисон успел осмотреть снаружи и действительно убедился, что она успела зарасти кустами так, что просто не открылась бы.

— А окна?

— Внизу мы их редко открываем, а мистер Олви в кабинете или спальне часто держит их открытыми. Но на ночь я всё запираю.

Поднявшись на второй этаж, гости оказались в небольшом коридорчике. Одна из двух дверей была открыта, и в проёме стоял нескладный мистер Олви.

— Сюда, господа. Вот здесь произошла история…

В библиотеке, как называл эту комнату Олви, и правда было много книг. А между шкафами довольно плотно висели картины. Моррисон остановился возле одной из них и хмыкнул.

— Бэнкси, подлинник?

— Да, это из тех картин, которые я привез с собой, — заулыбался Олви. — А вы тоже интересуетесь живописью?

— Немного. Не побоялись увозить такое полотно из дома?

— Скорее, побоялся оставлять без присмотра. Мы ведь оставили наш домик совсем пустым, даже сторожа там нет. А всё из-за моего здоровья. Мне нужен морской воздух и прогулки… Впрочем, вы это знаете. Вот и своё небольшое собрание я взял с собой. Неизвестно ведь, когда мы вернёмся…

Картина с разломанной рамой лежала возле окна. Моррисон померил взглядом расстояние от этого места до камина, над которым виднелся опустевший гвоздь.

— Именно так она и лежала?

— Именно так. Мы с мистером Норриджем ничего не трогали.

Моррисон склонился над картиной, лежащей изображением вниз. Судя по щепкам и следам в верхних углах рамы, кто-то разломал её топором или другим похожим инструментом. Топор использовался как рычаг, так что сделать это можно было без особого шума. Самое интересное, что часть рамы была полностью оторвана только с правой стороны. По трём другим небольшие гвозди, соединяющие раму с подрамником, остались на местах.

— Отпечатки пальцев проверяли?

— Так точно, сэр. Ничего. Скорее всего, перчатки.

Моррисон кивнул и перевернул холст. Взору джентльменов, собравшихся в комнате, открылся зелёный луг с коровами.

Внимательно осмотрев картину со всех сторон, Моррисон повернулся к Олви.

— Кто автор этого пейзажа? Я не нашёл подписи.

— Он неизвестен. Я купил его незадолго до отъезда у знакомого агента, который торгует предметами искусства, — просто понравился колорит и вообще…

— Но вы же предполагаете, чьей кисти эта картина?

— Нет. Если бы автор был более-менее известен, мне бы ни за что не купить картину за те деньги, что я отдал.

— Ложь, мистер Олви, не лучший способ найти общий язык с правосудием.

— Что?!

Моррисон демонстративно вытащил из кармана вчерашнюю газету.

— Когда вы сидели у меня в кабинете, у вас была точно такая же.

Олви от волнения даже клацнул зубами и схватился за горло.

— Да, правда… Хорошо, буду говорить начистоту. Я отпустил извозчика на углу, где продавали газеты. И надо же быть, что на лотке была открыта именно эта страница, — Олви ткнул пальцем в фотографию с аукциона. — Я сразу хотел отправить телеграмму своему агенту, чтобы он выяснил — а вдруг моя картина тоже стоит таких денег? Но побоялся, что тогда не застану вас на месте — время было уже позднее…

— И пошли на почту уже после того, как зашли в полицию.

— Верно.

— Ваш агент подтвердил, что это Луни? — Моррисон указал на картину, прислоненную к стене.

— Пока нет. Я думаю, он сам не свой, что продал мне его так дёшево! — Олви коротко рассмеялся. — Я редко даю за картину больше пятидесяти фунтов. Средства, знаете ли… Всё, что более ценно, досталось мне в наследство от родных. Тот же Бэнкси…

Моррисон задумчиво глядел на картину, время от времени переводя взгляд на газетное фото.

— Констебль, посмотрите тоже. Вам ничего не кажется?

Норридж с минуту вглядывался в фото.

— Если позволите, сэр… Автор вроде тот же. Только на фотографии нарисовал дом, а на картине мистера Олви не захотел.

— Ага, и подпись поставил только на одной из двух, — Моррисон ткнул пальцем в завиток, заметный на фото в нижнем углу холста.

— Погодите-ка! — Норридж выхватил газету из рук инспектора и принялся то отодвигать, то подносить её к глазам, совмещая с картиной в комнате. — Да это ж один рисунок, только зачем-то пополам разрезали.

— Что, что, простите? — Олви пытался выглянуть из-за спин полицейских, чтобы лучше разглядеть то, что увидели они. Моррисон не обращал на него ни малейшего внимания.

— Вот-вот. Эта картина — левая часть, на аукционе продали правую. Теперь нам предстоит выяснить, кому понадобилось что-то делать с левой половиной. И как…

Моррисон задумался.

— Мистер Олви, в доме ведь есть чердак?

— Конечно. Но он всегда закрыт.

— Покажите, где вход.

Олви вышел в коридор и указал на потолок:

— Тут есть какой-то люк, но ни лестницы, ничего…

— Попросите принести стремянку.

Стремянку Дуглас принес только через четверть часа — в доме её не было, пришлось взять в соседнем доме.

Моррисон забрался к самому люку и осмотрел его.

— Ну вот и следы. Пыль стёрта. Кто-то туда лазил — или вылезал оттуда.

Люк подался легко и бесшумно. Откинув его, Моррисон залез на чердак, а через несколько секунд там же был и Норридж.

— Отлично, констебль. Петли недавно смазаны — смотрите, вот следы масла. Так, что вокруг?

По углам стояли какие-то ящики и коробки, запылённые настолько, что можно было не сомневаться: их уже много лет никто не трогал. Пройдя дальше, Моррисон удовлетворённо хмыкнул:

— Вот она, Норридж.

В углублении между балками лежала деревянная лестница, по которой злоумышленник спускался с чердака в библиотеку. Она тоже почти вся была в пыли, но в нескольких местах явственно виднелись отпечатки рук, а на ступеньках — следы ботинок.

— Точно, он был в перчатках, — заметил констебль.

— А вылез через единственное окно. — Моррисон толкнул раму, и окошко распахнулось. — Задвижка есть, но со свежими царапинами — открыли, скорее всего, ножом. Так, а как же он спустился?

Чердачное окно выходило на торцевую стену. Внизу, перед окнами гостиной, проходила дорожка, мощёная камнем, а прямо над головой Моррисона из стены торчал железный крюк.

— Что думаете, Норридж?

— Ясно: набросил сюда какую-нибудь верёвку, поднялся, ножом открыл окно — и он внутри.

— То есть каким вы видите нашего злоумышленника?

— Да акробат какой-то… Я бы так не смог! Держаться за верёвку, да ещё в это время окно взламывать…

— Вот-вот. Значит, был второй.

— Второй? Почему?

— Просто так легче. На крюке обрывков верёвки нет — значит, её было легко снять. Скорее всего, набросили большую петлю. Один держит за конец веревки, а второй, привязанный к другому концу, открывает на отвесной стене окно. Если бы чердачное окно располагалось по-другому и была возможность вскрыть его, сидя на крыше, как вон на том доме, можно было бы обойтись одному. А теперь спуститесь вниз и посмотрите, нет ли следов этого второго.

Пока Норридж осматривал землю перед домом, Моррисон еще раз прошёл по чердаку, приложил свою руку в перчатке к отпечаткам на лестнице — они были чуть меньше, а потом спустился к мистеру Олви. Тот следил, как Дуглас ставит картину на подоконник и приводит в порядок пол, на котором остались небольшие щепки.

— Нужно заказывать новую раму, — вздохнул Олви. — Но, если это и правда Луни, это того стоит. Ладно, хоть его не украли.

— Кстати, хороший вопрос: а почему его не украли?

Олви только пожал плечами и посмотрел на Моррисона своим взглядом бассет-хаунда.

IV

Чётких следов Норридж не нашел. Хотя кое-где трава, примятая ботинками, ещё не поднялась, да у одного дерева была немного ободрана кора. Пострадавшую картину по просьбе Моррисона констебль аккуратно завернул и положил в повозку.

— Через несколько дней мы её вернём, мистер Олви, — сказал, прощаясь, инспектор.

Пока ехали в Каперну, Норридж не переставал сыпать комплименты шефу.

— Я так и думал, что вы щёлкаете такие задачки, как орехи. А я вот не догадался, что нужно проверить чердак. Думал, что так в дом никак не забраться. Ну, впредь буду умнее.

— Да, мы каждый день чему-то учимся, Норридж. Но задача ещё не решена. Обязательно опросите местных жителей, не видели ли они двух людей — скорее всего, чужаков. Один из них чуть ниже меня, с узкими плечами. Хотя при этом достаточно сильный и ловкий. Носит совсем новые ботинки девятого размера. Второй высокий, но не грузный.

— Почему с узкими плечами?

— Норридж! — Моррисон укоризненно посмотрел на констебля. — А другой человек пролез бы в то окно?

— Точно… А второй — потому что следы такие?

— Да. Верёвку они намотали на дерево, эти отметины вы и нашли. В таком случае особая сила не нужна, но вы заметили, на какой высоте этот второй укрепил верёвку?

Норридж задумался:

— В последнее время к нам разве что моряки из Лисса забредали…

— Вряд ли это моряки. Вы видели, чтобы они ходили в перчатках? Нет, для таких хитростей это слишком простые люди. Да и в живописи не разбираются.

— Это точно! — хохотнул констебль. — Но всё ясно. Опрошу всех, и извозчиков тоже. Вдруг кто таких подвозил.

— Да, это обязательно. И пусть кто-то из ваших помощников приглядывает за домом — вдруг гости решат зачем-нибудь вернуться.

В кабинете Моррисона ждала служебная телеграмма. Из неё следовало, что в столичном управлении также не обладают сведениями о личности художника Луни — имя на полотне, скорее всего, вымышленное. На аукцион картину выставил некий м-р Джон Бротнер, который нашёл картину среди вещей умершего отца, помещика средней руки Чарльза Бротнера. Как и откуда она попала к нему — неизвестно. Имя анонимного покупателя выяснят через агента, как только будет получено распоряжение судьи. До этого момента у агента есть право не раскрывать имя клиента.

Прочитав последнюю строку, Моррисон чертыхнулся: судья станет подписывать такую бумагу, только если речь о тяжком преступлении. Инцидент на загородной вилле не подходил даже под статью «воровство», хулиганство — и только.

Моррисон нажал на одну из кнопок под крышкой своего стола. Спустя несколько минут в дверях показался старший констебль Барнсли.

— Простите, сэр, отправлял ребят в порт на инструктаж.

— Кого сняли с карантина?

— «Синего ястреба». Сегодня свободных от вахты отпустят на берег, человек тридцать.

(Инструктаж прибывающих моряков был нововведением, которое принесло на первых порах Моррисону репутацию чудака. Но как показало время, штука действенная: если прямо на трапе весьма доходчиво объяснить парням, что они прибыли в лучший порт на земле, где полагается вести себя смирно и в соответствии с законом, то лишь у одного из десяти останется желание его нарушать. И если такой находился, ещё раз сойти на берег в Лиссе он уже не смог бы. Бразильский матрос, устроивший драку в Каперне, как раз попадал в этот чёрный список.)

— Хорошо, но у меня будут распоряжения по другому поводу.

— Слушаю.

— Это касается происшествия со вчерашним мистером Олви. Джим, нужно найти двух джентльменов…

Когда Барнсли выслушал рассказ о странном деле на вилле «Вязы» и отправился выполнять приказы шефа, Моррисон продиктовал дежурному телеграфисту текст сообщения — оно было адресовано другу инспектора по академии. После этого можно было заняться детальным изучением полотна художника Луни. Точнее, того, что явно было его половиной.

— Интересно… очень интересно… — бормотал Моррисон, сантиметр за сантиметром осматривая пейзаж через большое увеличительное стекло. Масляные краски были наложены на холст густым слоем, ровная и гладкая поверхность которого напоминала каток. Это было не странно — в конце концов, не все живописцы пишут крупными неровными мазками, — но красочный слой имел необычные повреждения, которые Моррисон увидел, когда дворецкий поставил картину на залитый ярким солнцем подоконник. В нескольких местах были заметны недавние проколы, сделанные довольно толстой иглой или гвоздиком. И каждый раз такой прокол находился ровно посередине между рогов очередной коровы. Их на картине было шесть. И шестой прокол располагался на той части разрезанного холста, который заворачивался справа на подрамник. Скорее всего, именно точка между рогов коровы, а не спрятанная под рамой вещь, привлекла злоумышленников.

— Не помешал? — сэр Дэвид Бэнкс, одетый в белоснежный костюм, глядел не на друга, а на картину, стоящую под лампой. Впрочем, в этот момент увидеть что-то интересное было невозможно — изображение было повернуто в другую сторону.

— Нет, вы как раз вовремя. И поможете мне решить одну маленькую загадку.

— Опять?! Но я так и не знаю, кто такой Луни, — улыбнулся Бэнкс.

— А что насчет этого? Что это такое?

Моррисон вынул из ящика стола конверт, откуда аккуратно извлёк клочок сероватой полупрозрачной бумаги.

— Хм… похоже на тот сорт, который используют для чертежей… Где вы это нашли?

— На чердаке дома, в котором вот с этой картины отломали часть рамы. Взгляните.

Бэнкс ахнул:

— Вы нашли где-то в Лиссе столичную сенсацию?!

— Я нашёл другую. Сравните с фото в «Свежем ветре».

Бэнкс удивлённо фыркнул:

— Чёрт! Теперь понятно, почему от одной коровы осталась только… простите… хвостовая часть. Тогда беру свои слова насчет странной композиции назад — если это только половина. Но мне всё равно не нравится.

— Вам понравится задачка, которую я вам загадаю — если, конечно, у вас есть на неё время.

— Извольте.

— Дело касается маленьких дырок в холсте и кусочка чертёжной бумаги, который зацепился за гвоздь, когда некий злоумышленник вылезал через узкое окно с чердака виллы «Вязы»…

Уже темнело, а Моррисон и Бэнкс всё ещё сидели напротив картины. Для удобства Моррисон попросил принести из магазина через дорогу несколько булавок с перламутровыми головками, которые аккуратно поместил в отверстия.

— А не кажется ли вам, что эти булавки формируют некую геометрическую фигуру? — Бэнкс пальцами изобразил в воздухе что-то неопределённое.

— Какую?

— Да нет, что-то не получается. Ни пентаграмма, ни Большая Медведица.

— А если важны расстояния между проколами? И чертежная бумага нужна была для того, чтобы рассчитать их с точностью до миллиметра?

— И что означают эти расстояния?

— Хороший вопрос.

Бэнкс вдруг просиял:

— Карта! Это была карта, не чертёж! И в этих точках спрятаны… ну, например, сокровища!

— Не многовато ли кладов для господина Луни?

— Если бы мы знали, кто это вообще такой, я бы ответил на ваш вопрос. А так — мы вынуждены тратить время на голословные предположения. Даже если речь о карте, то карте чего? И в каком масштабе изображено то место? Нет, проще поймать этих двух ваших акробатов с виллы «Вязы» и допросить их как следует. Сами мы ни за что не догадаемся. Тем более что у нас нет второй части.

— Что?

— Ну, второй половины картины. На ней же тоже есть коровы с рогами, правильно? Насколько я помню, еще четыре штуки. И если совместить все точки, что-нибудь да получится… более определённое.

— Каждый, у кого есть газета с фотографией, может это сделать. И не нужно лазить к одинокому коллекционеру.

— Но его-то часть не появлялась в газетах!

Моррисон печально вздохнул:

— Тогда мы отстали от наших акробатов сразу на несколько шагов. Боюсь, они уже далеко от Лисса и используют свои чертежи или карты по назначению.

— Тогда гасите свет и пойдёмте прогуляемся по берегу моря.

Моррисон и Бэнкс едва отошли от здания полицейского управления, когда их нагнал дежурный констебль.

— Сэр, чрезвычайное происшествие. Возле маяка только что нашли труп.

V

Бэнкс часто подтрунивал над романтизмом своего друга. Но, как бы то ни было, в этом качестве, видном далеко не каждому наблюдателю, скрывалось много положительного. Да, романтики часто живут в двух параллельных мирах, и работа для них может быть только обузой, тесным мундиром, куда приходится каждый день втискивать несоразмерно большую душу. Но у них есть Мечта. И если она освещает не только часы досуга, скрытого от посторонних, но и каждодневную работу, то её результаты делают их поистине выдающимися людьми.

Моррисон был романтиком в обоих смыслах. Море шумело в его голове ещё тогда, когда он учился в гимназии, в городе, далёком от всех портов. Но уже тогда в альбоме, отделанном коричневой кожей, появлялись первые марки с изображением самых красивых парусников этого мира. Говард часто представлял, как однажды поднимется на палубу одного из них, однако обстоятельства сложились так, что он поступил в полицейскую академию. И только отличные результаты, достигнутые в этом заведении, позволили увидеть море, которое он мог бы назвать своим, — в тот день, когда он прибыл на выбранное им самим место службы.

Марки с кораблями понемногу приумножались усилиями знакомых почтовых клерков, но рядом встала вторая мечта — сделать город, который снился ему задолго до приезда туда, лучшим на свете. К счастью, должность инспектора, не самая высокая в столице и других больших городах, в Лиссе оказалась едва ли не главной. Моррисон находился в непосредственном подчинении только у окружного комиссара, который по давней традиции жил в Дагоне с его буйными моряками и вечно приносящими беспокойство властям работягами, и инспектору было достаточно отправлять ему еженедельные отчёты. А в Лиссе можно было действовать по своему усмотрению. Так Моррисон начал постепенно превращать его в свой город-мечту. Для этого требовалось многое: совсем иначе, чем было раньше, подбирать констеблей, терпеливо вдалбливать в не самые живые умы, что и как нужно делать, чтобы ежедневные драки в портовых кабаках стали всего лишь дурным воспоминанием, а любой приезжий мог спокойно гулять даже ночью на Сигнальном Пустыре. Прошло много лет, прежде чем эта глыба чёрного мрамора, над которой Моррисон и те люди, которые поверили в его мечту, работали с усердием Микеланджело, наконец-то сдвинулась с места и почти вся обрушилась в море. Конечно, и сейчас не обходилось без происшествий. Даже в маленькой Каперне Норриджу приходилось то и дело усмирять драчунов. И всё же тяжелые преступления стали редкостью. Поэтому всю дорогу до маяка Моррисон угрюмо молчал, глядя в окошко служебного кэба на проплывающий мимо тёмный берег, кипарисы, мелькающие в свете фонарей, и серебристую лунную дорожку, которая в иное время могла бы показаться картиной, написанной лучшим художником. Сейчас же Моррисон думал совсем о другом.

К приезду инспектора место преступления хорошенько осветили переносными фонарями. Тело убитого лежало на прибрежных камнях метрах в двухстах южнее маяка, в довольно пустынном месте, которое слабо просматривалось с верхней дороги, полукругом огибавшей гору с густыми деревьями и несколькими хаотично разбросанными по склону домами.

— Чей участок? — осведомился Моррисон.

— Мой, сэр. Констебль Деррик. — представился подбежавший полицейский, хотя Моррисон помнил по именам каждого. — Тело обнаружил во время обхода, час с четвертью назад. Убийство произошло не ранее, чем три часа назад.

— Почему? — быстро спросил Моррисон, который любил между делом экзаменовать своих людей.

— Костюм сухой. То есть после вечернего отлива он здесь оказался, иначе бы волнами достало.

— Как убили?

— Сзади ударили ножом в горло. Много крови.

— Сзади… Нож здесь?

— Нет, убийца забрал его с собой — или в море кинул. Но это только утром проверю, при солнечном свете. Видно, быстро и тихо дело сделано, никто ничего и не услышал.

— Там уже всех опросили? — Моррисон кивнул в сторону домов на горе.

— Да, сэр.

Беседуя с констеблем, Моррисон по привычке сначала осмотрел камни и песок, на котором отпечатались несколько цепочек следов ботинок с квадратными носами и подковками — такие носили все констебли. Лишь в одном месте, где между камнями был довольно большой промежуток, виднелась вмятина — возможно, тут кто-то наступил, перебираясь с одного валуна на другой, но сухой песок не сохранил чётких контуров. Ещё немного попрыгав по камням, Моррисон подошёл к телу. Возле него на корточках сидел Барнсли.

— Кажется, один из капернских чужаков, о которых вы говорили, сэр. По описанию похож.

Невысокий человек, лежавший ничком на камнях с вывернутой влево головой, был одет в коричневый костюм. Одна рука в перчатке вцепилась в торчащий корень дерева, второй не было видно. Шляпа валялась ниже, тёмное пятно крови почти касалось её полей. И только наклонившись совсем низко, можно было разглядеть рану.

Когда Моррисон осмотрел место преступления, тело аккуратно перевернули. Левую руку убитый прижимал к животу. Моррисон дал распоряжение осмотреть карманы, а сам поднялся на дорогу, где шумно притормозил экипаж судьи Сервериса, который всегда просил вызывать его в особенных случаях, чтобы лучше представлять обстоятельства дела. Одет он был совсем неподобающим образом — во фрак.