Бесплатный фрагмент - Похищение

Рассказ о похищении из другого мира

1

Я оккультист, мистик и теперь, после подготовки, можно было спокойно проводить ритуал. Нет, неправильное начало — лживая фраза лживого начала. Точная и верная фраза, которая должна открывать рассказ: «Я — оккультист, мистик. Ритуал, который я проводил, состоял из двух этапов». Да, вот это уже то, что нужно для введения в историю. А теперь повторю, но уже без всяких кавычек: в ритуале, который я собирался провести, два этапа: сложный и простой.

Первый этап более трудоемкий, и его я уже закончил. Однако только Бог скажет, сколько часов я потратил на него. Когда заводят речь об атрибутах, необходимых для успешного совершения магического ритуала (а такие атрибуты всегда найдутся — их когда больше, когда меньше), то какой (как говорится) образ первым возникает перед внутренним взором? Пентаграмма? Пентаграмма, испещренная различными символами и знаками — понятными исключительно тому, кто ею занимается, и совершенно незнакомыми обычному человеку? Именно она!

Рисунок мелом на стене. Только не на той, что оклеена обоями, — я еще не сошел с ума, чтобы портить хорошие вещи, кто бы ни уверял, что обои легко заменить, — а на свободном от всего участке. Этот рисунок не похож на пентаграмму. Сколько ни ищи сравнений — всё будет напрасно. А чем рисунок — я его считаю магическим экспериментом, ведь, по сути, я экспериментатор! — так чем же рисунок, которым занята стена (кстати, его легко будет смыть; в этом замечании ничего, кроме проявления практичности), отличается от пентаграммы?

Мой рисунок — от пола и до потолка (не вплотную к нему; остались свободными два-три сантиметра) рамка из дюжины крупных многоугольников. За пределами рамки я ничего не дорисовывал и не дочерчивал — этого не требовалось, зато внутри нее почти все пространство ближе к центру я заполнил полусотней кругов; их визуальная цель — показывать четким квадратом центр. Существуют композиции, которые завершают не одна, не две, а десяток деталей — моя композиция из того же ряда; ее завершали не один, не два, а десяток треугольников, ровно водруженных (не обошлось без линейки и краски) друг на друга в центре. Это для них он пустовал.

Откуда взялся этот рисунок? Где я его увидел (важно именно перерисовать!)? Вот с этой тонкой (чуть толще обычной дискеты для компьютера; у меня в свое время была целая пачка таких) металлической пластины. Высота семь сантиметров, ширина — пятнадцать: цифры на линейке помогли мне разобраться с ее размерами, как и с размерами цилиндра (диаметром девять и высотой семнадцать сантиметров), тоже сделанного из металла (тот, кто изготовил эти предметы, я так полагаю, явно не испытывал недостатка в металле). Пластина была внутри цилиндра, ее можно было вытянуть за крошечный выступ возле края — мастер не забыл об удобстве пользования пластиной (забудем о цилиндре: не им же пользоваться правильно).

«В этой пластине интересен не только рисунок» — готов был воскликнуть я. Впрочем, вслед за этим я должен был бы признать: «Хотя этих интересных особенностей всего ничего». Правую часть пластины занимал сам рисунок, а всю левую испещряли два столбца слов и пояснение (на русском — что неожиданно!) к ним и к рисунку. Оно хоть и кратко — все-таки на счету каждый миллиметр — но объясняло главные моменты ритуала. Из него я узнал, что делать с рисунком. И текст, и рисунок были не нанесены на пластину краской, а выбиты в металле (это необычно, такой способ чрезвычайно трудоемок), причем отчетливо (вот в чем проявляется добросовестность и ответственность!), слова в столбцах и пояснении легко читались несмотря на почти микроскопический размер букв.

А теперь о самих словах в столбцах! Я уже упомянул, что второй этап ритуала легче, чем первый. Этот второй этап состоит в произнесении, вернее, прочтении магических заклинаний, или, выражаясь современным языком, специальных слов-активаторов. Мне предстояло с минуты на минуты прочитать их вслух. Прочитать полагалось пока лишь один столбец. Почему? В пояснении к ритуалу сообщалось, что, когда прозвучат слова первого столбца, всё начнет действовать, а после произнесения слов из второго столбца — наоборот — потечет вспять, возвращаясь к истокам.

Оба столбца состояли — я внимательно сосчитал — из трех строк с одинаковым количеством слов в каждом предложении — я несколько раз пересчитал для верности, чтобы исключить всякую ошибку. Во всех предложения было по четыре слова. Они были написаны на латыни (подходящий ли это язык для тех, кто интересуется оккультными вещами?). Признаюсь: я не слишком силен в иностранных языках. Мои успехи в латыни (как ни прискорбно) — незначительны. Хотя в университете при знакомстве с общими дополнительными учебными дисциплинами я немного изучал этот язык. Впрочем, меня (не рискну утверждать, что и остальным) поверхностного знакомства с латинской грамматикой, орфографией и прочим вполне хватило, чтобы теперь понять, что это именно латинские буквы и слова (вот опять: чуть не переборщил с перечислением особенностей латинского языка).

2

Цилиндр с пластиной (я никак не могу перестать перекладывать предмет из руки в руку, вероятно, это что-то нервное) оказался у меня так. Я — человек материально обеспеченный (редко когда жалуюсь на недостаток купюр в кошельке), во многом состоятельный (на что мне также грех жаловаться) и потому могу (мне лишь удостоверения не хватает) назвать себя заядлым путешественником. Мои поездки (кто назовет вид транспорта, на котором я еще не путешествовал?) часты, но скупы. Что я хочу этим сказать?

Я путешествую часто — несколько раз в год (пять, реже шесть, раз в год — число поездок зависит от наличия свободного времени). Мои путешествия и заграничные поездки скупы: я всегда посещаю не больше одной страны или города (как правило, это первые страна или город из списка мест, куда я хотел бы отправиться). Не в последнюю очередь я ограничиваюсь чем-нибудь одним из-за усталости. Нелегкое это дело — ехать куда-то далеко, а потом, вместо того чтобы вернуться домой (у тебя нет ни гражданства, ни временной регистрации, чтобы задержаться там подольше), — отправляться из тех далей (никакой карты не хватит, чтобы вместить все названия) куда-то еще.

Из своих поездок-путешествий я привожу какую-нибудь вещь с явным оккультным смыслом. Не глупо ли ехать в другую страну ради вещи, которая для большинства людей, если уж и представляет пользу, то лишь эстетическую? Нет, не глупо! Глупо вообще не ездить за такими вещами.

Оккультные артефакты — странные предметы. Их странность состоит в том (не знаю, будет ли моя мысль новой), что далеко не все они пригодны для оккультных практик. Например, за последние несколько лет из десяти предметов, которые я нашел (в эти дни испытываешь такое чувство, какое овладевает футбольным вратарем, отразившим мяч противника в последнюю минуту матча), лишь пара удовлетворили мои начинания. Всё всегда проверяется, вот и я проверил их. Первым артефактом (я его не забрал себе — владелец отказался продать) была заговоренная газета с про́клятым некрологом. После его прочтения я превратился в гробовщика, потерявшего работу. Так в чём проклятие? Проклятием было то, что мне пришлось пойти на биржу труда (зато я узнал, что многие профессии слишком костлявы, то есть мне неудобны). Другой артефакт — это зачарованная накопительная карта — чтобы я ни покупал с ней, у меня всегда были колоссальные скидки (с ней тоже не получилось: ее украли у меня, а может быть, я и сам, не заметив, где-то потерял ее — то ли я глупец, что мне не хватило прыткости удержать ее, то ли она оказалась столь глупой, что не захотела задержаться у меня). Остальные восемь артефактов — ничего!

Последняя страна, куда забросила меня судьба, — впрочем, называть судьбу зачинщицей всех своих свершений вряд ли умно, хорошо, попробую иначе — последней страной, куда я летал, была Швейцария. В предпоследний день моего пребывания в Цюрихе (назавтра у меня были запланированы подготовка к отлету и сам перелет) я устроил себе недолгую прогулку. Прогулку?! Бесцельные блуждания по улицам. Бесцельные блуждания по улицам? Нет уж, пусть это была прогулка. И не по улицам (не хватало еще заблудиться!) — я прогуливался по проспекту, окружавшему гостиницу, где я целую неделю снимал номер.

Некоторые прогулки полезны, ибо они помогают определить, достойна ли переплаты работа мастера по ремонту обуви. Однако моим ботинкам ремонт не нужен (потому что я выкидываю обувь каждый раз, когда она хотя бы слегка износится) — даже поношенные ботинки нуждаются в психологической помощи, — зато мои ноги нуждались в отдыхе. И как раз для этого подвернулся случай: я увидел маленький магазинчик (вроде как с оккультными товарами, но там продавались еще какие-то безделушки). Самые удачные витрины — это густо заставленные витрины, ибо как еще я бы узнал, что предлагают в магазинчике? Только разглядев многочисленные предметы на витрине. За стеклом горели лампочки (их было очень много, представить страшно (но хочется), во что хозяевам обошлась покупка такого количества лампочек).

Магазинчик принадлежал русскому парню (впрочем, он скорее работал в нем, чем распоряжался всем), выглядевшему лет на тридцать — тридцать пять — (проще для ясности было бы, если бы он с поднятым над головой паспортом, открытым на странице, где указан год рождения, ходил бы вокруг меня, однако странно просить его об этом). Как я узнал, что парень был русским, я же не видел его паспорта? Тут всё банально: я услышал при входе приветствие на замутненном иностранным акцентом русском языке. (Акцент есть, значит парень прожил немало времени в Швейцарии). Меня раздражают люди, которые что-то говорят мне, когда я занят открыванием и закрыванием дверей: надо одновременно и человека выслушать и проследить, чтобы дверь не вытеснила тебя обратно.

Где только нашего человека не встретишь! Знаю: подобная встреча маловероятна на любой планете в нашей солнечной системе, поскольку любой полет должен быть санкционирован партией.

Передо мной дилемма: описывать подробно парня, работавшего в магазине, или обойтись неопределенным «парень» либо не менее расплывчатым «парень, работавший в магазине»? То и то — ужасно! Хорошо, заострю внимание на малом. Парень с приятной грамотной речью (хотя это для меня не имеет особой важности) и телосложением — не мускулистый и не чрезмерно худой? Я бы сказал, он из тех людей, кто равнодушен к спортивным тренажерам.

Предметов там было много — каждый особенный, неповторимый (что я говорю — любую вещь из магазинчика можно скопировать, достаточно поручить это мастеру). Действительно богатый выбор оккультных предметов: жуткие нечеловеческие маски (вернее, человеческие, просто гротескные), шкатулки и гадальные карты с шарами, спиритические доски, склянки — бери не хочу.

Но я и не горел желанием брать всё подряд. И тем не менее парню удалось (я оценил его талант в торговле, может быть, он не обделен еще и талантом принимать возвращаемые покупателями вещи?) продать (будем честны: это я умудрился купить, хоть и с некоторыми скидками и бонусами) кучу разной мелочи. Кулоны, приносящие счастье, амулеты от сглаза, четки, черепа животных (сомневаюсь, что это настоящие черепа животных), приносящие деньги, и прочие предметы — их действенность не проверишь сразу. На интернет-сайтах и в журналах об оккультизме они часто упоминаются, и люди, которые их приобретали, отзываются о них скорее как о симпатичных украшениях, нежели о чем-то экстраординарном. И всё равно я купил их! Они бесполезны в обиходе и при проведении ритуалов (хотя, конечно, это легко поправить: надо создать для себя такие ситуации и ритуалы, когда они придутся кстати). Среди этой мелочи, безделиц, которые в своей общей массе весили много (я не люблю, когда мое тело должно держать лишние килограммы, принадлежащие посторонним предметам), мне попался тот самый цилиндр с пластиной, исписанной текстами!

После этого ничего заслуживающего упоминания не случилось: я вернулся в гостиницу (не будут же мои набитые покупками пакеты на последнем издыхании влачить еще и меня по всему городу).

3

В какой момент я заинтересовался цилиндром? Ведь не сразу же, придя с улицы, не позаботившись о покупках, и не позаботившись прежде всего о себе, окунулся всем телом («окунулся с головой» — странный фразеологизм, куда правильнее: «окунулся всем телом», потому что, окунаясь во что-то целиком, промокаешь), в изучение предмета? Да, это произошло не прямо с порога (это случилось после того, как я переступил порог).

Если серьезно: я мельком осмотрел цилиндр в тот же день (я решил не откладывать, так как потом мне было бы не до того: укладывание вещей… выезд, отлет…), но лишь вскользь. Цилиндр как цилиндр, я обнаружил выдвигающуюся пластину с рисунком и письменами. Дощечка как дощечка. Более того, даже на дальних рубежах моего разума не замаячила мысль (или хотя бы тень мысли) о том, что цилиндр, возможно, не без тайны.

Я несколько раз повернул цилиндр вправо и влево, при этом я будто карабкался по клубам монтажной пены собственных размышлений (сколько полуосознанных и необязательных действий производят мои конечности!). Без всяких мыслей (действительно, где они, куда пропали?) небрежно (цилиндр был не из ряда хрупких вещей, оттого-то небрежно получилось) засунул в дорожную сумку к другим уже упакованным вещам. Выкинул пакеты — не забивать же ими сумку.

Уже позже, когда остался позади перелет из Швейцарии в Россию (я машу рукой самолету), после молчаливой поездки на заднем сидении такси от аэропорта до дома (я вновь машу рукой на прощание) и спустя сутки (надо ведь отдохнуть после дороги) я стал перебирать привезенные вещи.

И когда я уже решил, что полностью опустошил сумку — я не считал предметы, которые неторопливо вынимал из сумки и затем (у меня есть своя методика оценивания их свойств — получилось, что они хороши лишь для украшения) развешивал и раскладывал, — рука неожиданно полу осознанно нащупала на дне цилиндр. Он обхватил себя моими пальцами — не сами пальцы сделали это (им вообще ничего не надо, и если бы не команды мозга, они, всё также оставаясь на кисти, зарегистрировали бы общество «за пальчиковую эмансипацию»).

Что было дальше? Дальше? Я сутки (не неизвестно сколько, а только трое суток) — нет, какие сутки, три дня и по часу каждую из трех ночей — размышлял о пластине и цилиндре. Жгучее желание — это горелка с потоком пламени, который невозможно регулировать. Мое же жгучее желание провести ритуал (тогда-то оно и одолело меня) — это та самая горелка с неуправляемым пламенем (потому ее саму и пламя из нее необходимо брать огнеупорными перчатками).

Я взял за отправную точку рассказа фразу о проведении ритуала (не самую первую — «неправильную» фразу, а следующую, про этапы осуществления ритуала). Я возвращаюсь к этой «правильной» фразе и продолжаю от нее рассказ. Рисунок начерчен! Осталось самое легкое — прочитать слова столбца (чтение такого короткого текста, даже если и на другом языке, — и вправду задача, которая по силам многим). Я прочитал строку (внятно и четко, как на утреннике), затем вторую, вот уже и до последней — третьей — добрался.

Спустя мгновение прочел и ее, однако, увы, не всю! Последнее слово ожило, будто по прихоти некой мистической силы, ловко спрыгнуло с пластины и поскакало, как лошадь, по полу. Так значит, ритуал действует! Я, не выпуская из руки цилиндр (хотя надо было бы его отложить — неудобно делать что-либо, когда одна рука занята), попытался поймать беглеца. Моя ловкость… Мою неловкость надо лишить удостоверения помощника человека, но сделать это следует не абы где, а в организации неловких неловкостей, поскольку слово лавировало в череде моих попыток прихлопнуть его.

Сколько жестокости! Я машинально вынул из кармана брюк кредитную карточку (хорошо, что не стал пришивать пуговицу на карман — теперь не пришлось тратить время на его расстегивание) и удачным движением (точность тут ни при чем — благодарности достойна удача), накрыл ею слово. И надавил на кредитку с такой силой, что мои пальцы посинели и заболели. Как я и их не сломал? Только чудом. Я осторожно убрал карточку с раздавленного (как мне тогда думалось) слова и приготовился отчищать ее от остатков букв, но она осталась совершенно чистой (кредитной карточкой я всё равно не собирался пользоваться), так что, если бы она испачкалась, я бы ее просто выбросил. А слово? Слово — не пострадало, не пострадало в том смысле, что оно не превратилось в месиво. Внешне оно выглядело вполне презентабельно, подергивалось, шевелилось.

Как правило, когда кредитные карточки прихлопывают людей, они это делают так основательно, что от жертвы ничего не остается, почти ничего. Кредиты отскребают кредитными карточками кровавое месиво (иначе и не назвать) и пришивают или подселяют (это похоже больше на подселение, чем на пришивание) к нему новые процентные ставки.

Только без брезгливости! Только без брезгливости не обошлось (было что-то в слове, накрытом кредитной карточкой, нечто отталкивающее), и с налетом этого чувства я аккуратно поднял слово и вернул на дощечку. И не куда-нибудь, а точно — по крайней мере, я старался — на то место, где оно прежде было выбито: между точкой и пробелом за последней буквой предпоследнего слова в четвертой строке. Вышло довольно криво (не стоит меня осуждать — я мог бы выкинуть его в мусорное ведро). Все условия для успешного проведения ритуала были соблюдены, и ожидание результата проделанной работы заполнило меня, как ветер заброшенную колокольню без колокола и верхушки. Наступила пауза — быстротечная и напряженная.

Неожиданно стена, мимо которой я постоянно хожу и о чьей целостности и внешнем виде не беспокоюсь (что бы могло ее повредить — землетрясение, попадание в стену боевого снаряда?), превратилась в высокие ворота. Ритуал продолжал действовать — очередная удача! Судя по всему, трансформация стены не коснулась рисунка (квадраты не увеличились и не уменьшились, рамка не разорвалась, круги и многоугольники не исчезли). Хотя я поспешил с выводом, очень поспешил: трансформация стены не пощадила рисунок, с ним произошло что-то, отчего его разделила вертикальная полоса.

Одна из створок ворот, которые занимали место стены (я надеялся, что по завершении ритуала — а я так или иначе его закончу — стена обретет былую форму), медленно отворилась. До чего много усердия потребовалось створке (возможно, и незримой силе: тут найдется немало пищи для размышлений) для столь бесхитростного действия. И что же, на этом всё? Или другая створка последует примеру первой и сама собой откроется? Но вторая створка не шелохнулась, словно скрепленная с полом застывшим цементом.

Перепады моих впечатлений и эмоций от зрелища можно сравнить с прыжками по цистернам разной высоты. Верх одних цистерн выше, других ниже, одни с небольшим наклоном, другие цистерны очень крутые, где-то скользко, а где-то нет. И всё ради адреналина в огромных дозах.

Я почти освободился от нахлынувших чувств и теперь мог действовать. Я положил цилиндр на диван (я не стал его брать с собой, чтобы случайно не выронить) и приблизился к распахнутой створке ворот. Осмотрев ее, я отметил, что она была толщиной с обычную столовую ложку. За воротами начиналось довольно длинное (я затрудняюсь назвать его протяженность даже приблизительно) помещение; у меня плохо развито умение не шуметь, поэтому я всегда звучно (к счастью, не громко) шагаю. И всё же я попытался двигаться безвучно: мало ли кто услышит меня.

Приятно видеть было помещение, куда впустила меня створка ворот, ничуть не похожее на место, куда не войдешь без связки фонарей. О резкости света я не смогу судить — не из расчета на мой вкус устраивали его здесь. Во всяком случае, глаза от него не болели, и мне не приходилось одновременно пытаться различать окружающее и при этом изо всех сил щуриться. Глаза были свободны и не искали защиты у ладоней (я держал их свободными для чего-нибудь иного) и век (пусть лучше они сомкнутся ночью, когда придет сон).

Мое волнение и прочие связанные с ним ощущения сошли на нет — не рано ли я освободился от них? Чтобы познакомиться с местом, необходимо окинуть его взглядом — этому негласному правилу я подчинился и осмотрелся. Стены не упирались в потолок в нескольких сантиметрах надо мной; они не обрывались в нескольких метрах над моей головой. Стены стояли, но куда делся потолок? По логике вещей (впрочем, возможно, это домыслы) на какой-нибудь высоте, потолок существовал и обрывал стены, однако взгляд не мог достичь его.

Поверхность стен не была монолитной и ровной — нелепо полагать, что у архитектуры этого помещения и архитектуры моего дома — многих домов, комнат, залов, зданий — можно найти какие-нибудь общие особенности. Во-первых, стены были сложены из ценников на ритуальные услуги. Продавались разные услуги — похороны, гробы и венки разных видов, а рядом была написана цена каждой услуги. С чтением ценников у меня не возникло трудностей, ибо все было на русском языке (что-то часто я стал встречать русский язык в неожиданных местах и на неожиданных предметах). Возможно, так было лишь со мной.

Все ценники разной формы (прямоугольные, ромбовидные, трапецеидальные), но приблизительно одного размера — с куриное яйцо. Сами ценники ни к чему не крепились — они просто наслаивались друг на друга — я это понял, после того как присмотрелся к ним и попробовал на ощупь. Во-вторых, чуть выше пола в стенах были проделаны круглой и треугольной формы ниши и углубления поменьше (я не стал считать их все: это занятие отняло бы у меня неизвестно сколько времени). Назову единственное число: «четырнадцать» — столько ниш и углублений я успел сосчитать.

Я решил не усложнять себе задачу (мне не нужны сложности в этом месте, дома — пожалуйста!) и не считал отдельно ниши и углубления. Во всех находились отодвинутые к задней стенке — ниши и углубления были не слишком глубокими, и потому мне не приходилось приближать к ним лицо — подставки в виде этажерок. Вопрос о материале, который пошел на их изготовление, оставим закрытым, зато можно задаться другим вопросом: «Что было на этажерках?» Были ли они пусты? Нет, на разных уровнях этажерок (в основном совсем незанятыми оставались именно верхние три из четырех уровней) стояли прозрачные кубы. Опять-таки проигнорирую вопрос о материале кубов. Возможно — стекло или что-либо подобное — большей пищи для раздумий я не дам. Я бережно снял куб с этажерки из первой же ниши (мои руки слегка задрожали, я был готов разволноваться — как бы окончательно не потерять самообладание; обычно дрожь — прелюдия).

Куб не был пустым. Подозреваю, что и остальные тоже (кто-нибудь предпочел бы обратное). Мой куб — и прочие вместе с ним — был сосудом (вероятно — хранилищем или как более пугающий вариант — тюрьмой) для некой (тут обязательно любой воскликнет: «внеземной!») жизни — существа! Однако я никак не мог отчетливо разглядеть его.