Бесплатный фрагмент - Покалеченные судьбой

Предисловие

Оглянись, что вокруг? Многоэтажки? Значит, тебе знакомо это ощущение — жить в доме, где большинство людей тебе незнакомы… Хорошо, если человек, живущий в многоэтажном доме, знает в лицо хотя бы жильцов своего подъезда, что в современном ритме жизни уже тоже становится редкостью. Я жил в многоэтажках и сменил ни один дом. А если быть точным, то семь домов. Даже странно, но большинство из них внешне я помню, а вот цвет стен или что было на полу в подъезде — плитка или бетон, — не могу вспомнить. Лестничную клетку люди вообще не очень-то воспринимают, стараются как можно быстрее преодолеть ее как последнее препятствие на пути к родной квартире, вкусному чаю и любимому дивану. А ведь именно лестничная клетка подъезда порой хранит тайны соседей. Если остановится на площадке и прислушаться, то вполне можно стать невольным участником чьих-то семейных драм, любовных игр, узнать об увлечениях соседей или по доносящимся запахам понять, что будет на ужин у соседей.

Но мы предпочитаем пробегать мимо. Большинству людей неинтересна эта информация — хватает своих забот и переживаний: чужая жизнь с ее особенностями только усугубит наши и без того небеззаботные будни.

Вот так и я многие годы бегом преодолевал этажи до своей квартиры, порой не дожидаясь лифта и перепрыгивая через две ступени. И что там происходило за дверьми соседей, меня нисколько не волновало.

Шестой подъезд в моей жизни меня остановил. Точнее, остановил мой бег по ступенькам лестничных пролетов дома. У этого подъезда был свой характер: он, как магнит, притягивал всё странное, пугающее, скандальное и буквально вынуждал всех жильцов останавливаться и в той или иной степени принимать участие в жизни друг друга.

Это был первый, в котором я знал почти всех жильцов в лицо, а многих даже по именам. И вовсе не потому, что хотел этого, просто так складывались обстоятельства.

Глава 1

Статная женщина с лицом лошади… Да-да, именно лошади. Это ассоциация, которая возникала у любого, кто на нее смотрел впервые. Однако тетя Нина умела так за собой ухаживать, наносить правильно косметику, подбирать элегантные наряды, делать красивые укладки на своих выбеленных конских волосах, что и мужчины, и женщины невольно засматривались на нее. При этом тетя Нина всю жизнь работала уборщицей в суде общей юрисдикции и была абсолютно безграмотной особой. У нее было полно ухажеров, но долго они не задерживались: замуж она так и не вышла, хотя успела посожительствовать с некоторыми из них.

Судьбы этих мужчин складывались незавидно. От первого такого несчастного тетя Нина, тогда еще Нинусик, родила сына Дениса, который вырос эгоистичным, нервным мальчиком и принес массу проблем своей мамочке. А папа Дениса трагически погиб под колесами автомобиля, когда малышу еще и года не исполнилось. Так что растила Нинусик своего Дениску одна: с утра шла на работу в суд, прибиралась до обеда и успевала прибежать домой до прихода Дениски из школы. Старалась Нинусик очень, чтобы из мальчика вышел толк, но гены брали свое — начал сынок отбиваться от рук, в компаниях зависать, пить.

В один из дней постучались к Нинусе сотрудники полиции и предъявили документы, предписывающие им провести обыск квартиры и задержание Дениски до выяснения обстоятельств. Пока тетя Нина пыталась понять, что происходит, и, заламывая руки, охала и ахала, ее сынок, услышав, зачем полицейские пришли, попытался сбежать и выпрыгнул с балкона второго этажа в одних трусах. Да, попытка его оказалась прямо-таки неудачной: мало того что он сломал обе ноги, так еще и головой приложился о кирпич. В общем, поймать беглеца не составило особого труда. В квартире у тети Нины нашли больше килограмма аккуратно упакованного в небольшие пакетики героина. Загремел Дениска надолго: хранение и распространение наркотиков, да еще и в особо крупном размере, — это серьезная статья.

Тетя Нина переживала за свое дитя и часто его навещала в тюрьме. И получилось у нее как-то там нового ухажера встретить из отбывающих наказание. Звали его Василием. Тетя Нина стала теперь вдвое больше гостинцев собирать — сыночку и Васеньке. Через два года Василия выпустили, и он приехал жить к тете Нине.

— Заживем мы с тобой, Нинусечка, — сказал, широко улыбаясь, Василий, жадно разглядывая квартиру тети Нины.

После шестнадцати лет в тюрьме тут была просто благодать. Тетя Нина Василия ждала: в квартире ремонт сделала, одежды ему накупила, вкусняшек наготовила. Василий был очень доволен и первое время старался Ниночке своей помогать: то посуду помоет, то полы протрет, то на рынок с ней сходит, чтобы сумки тяжелые женщине тащить не приходилось. Заботился он как мог, вот только работать идти не очень задумывался: дома ему хорошо было — тепло, уютно, да и по телевизору много интересного показывали. Тетя Нина молчала с полгода, ждала, думала, что надо дать привыкнуть к жизни вне зоны. Но вот уж год прошел, а ничего не менялось. Стала Нина нервничать, намекать, что, мол, пора бы и из дома выйти, работу поискать. Василий обижался, дулся как маленький и мог неделю с ней не говорить, что еще больше бесило тетю Нину.

Отношения стали катиться под горку. Начала уже тетя Нина подумывать, как бы ей от Васечки избавиться. Просто выгнать его она побаивалась, все-таки прошлое у него было не безоблачное — ну мало ли какая реакция у Васи может случиться. Решила Нина поделиться своими переживаниями с соседкой Наташей. Наташа была баба с криминальным прошлым — восемь лет отсидела в колонии строгого режима за убийство мужа, — и, по мнению тети Нины, вполне могла ей что-то дельное подсказать.

Наташа каждое утро ровно в шесть выходила на улицу, садилась на скамейку возле подъезда и так сидела до обеда. После уходила домашними делами заниматься, а к пяти вечера возвращалась на свой пост и до поздней ночи при любой погоде не покидала его. Это было ее «рабочее место» — она была местной стукачкой. После тюрьмы нормальную работу она найти не смогла, вот и стала информатором подрабатывать, так как всё про всех знала: кто когда уходит на работу, когда возвращается, у кого в какое время отпуск, кто что новенькое в дом прикупил и еще массу всего, что могло бы быть полезным как лицам с криминальными наклонностями, так и сотрудникам полиции. Наташа не гнушалась помогать и тем и другим за разумное вознаграждение и так умело соблюдала баланс, что к ней не было претензий ни у кого. Конечно, жильцы дома понимали, чем Наташа на жизнь зарабатывает, и старались при ней лишнего не болтать, да и вещи новые в дом привозили, пока она не видит. Но Наташа могла, как умелая паучиха, собрать паутину всех имеющихся сплетен и всегда быть в курсе событий, происходящих в округе.

— Привет, Наташ. Как ты? Как муж, дети? — обратилась к ней тетя Нина, пытаясь придать голосу максимально будничный оттенок.

— Привет, Нинка. Чего с утра пораньше пришла? Поднадоел тебе твой Васенька, видимо, раз ко мне обратится решила? — широко улыбаясь и демонстрируя золотые зубы, сказала Наташа, жестом приглашая Нинку сесть рядом на скамейку.

— Ну, не то чтобы он сам надоел… Скорее, надоело, что не работает и дома целыми днями сидит. Что делать-то, Наташ?

— А ты что хотела? Уголовника в дом привела и ждала, что сейчас он как исправится и как пойдет работать и деньги тебе приносить? Да ладно, Нинка, не маленькая ты уже верить в сказки. Ему хорошо: одет, обут накормлен, в теплой чистой квартире живет, бабенку завел. Чего еще надо-то? Работать он не пойдет: в приличное место его не возьмут с таким-то прошлым, а к старому он еще не хочет возвращаться. Думаешь, ему на нары охота?

Пока Наташа говорила, Нинка погрустнела совсем, голову опустила, и было понятно уже, что она это всё и сама давно поняла, но вот что с этим делать, она не знает. Ох, влипла бабонька.

— Ну хватит, знаю я это. Ты мне вот что, Наташ, скажи: делать-то мне что теперь? Боюсь прогнать — убьет еще. А жить так с ним тоже не хочу больше.

— Нинка, Нинка-дуринка… Подумаю я, чем тебе помочь, но, сама знаешь, не бесплатно. Услуга за услугу, должна понимать. Иди, на работу опоздаешь, времени много уже. Я тебе шумну, как будет что сказать. Ты только не болтай лишнего, поняла меня?

— Поняла, Наташ, поняла, — сказала Нинка и поспешила на работу.

В душе затеплилась надежда: раз Наташка не прогнала, значит, выход есть, только надо дождаться, что она предложит.

С тети Нины и началось мое знакомство с подъездом. Она жила прямо подо мной, и в тишине ночи было отлично слышно, как они с Василием ругаются. К тому же Василий курил нечто жутко пахнущее, причем чаще всего в туалете, и через вытяжку всю эту несусветную вонь тянуло ко мне в квартиру. Все мои попытки донести до тети Нины и Василия, что дышать невозможно после того, как он накурится, ни к чему не привели. Со временем я просто бросил это гиблое дело и завел массу ароматизаторов, чтобы хоть как-то перебить этот аромат.

Надо сказать, общение с Василием не внушало теплых чувств, у него на лбу был написан непростой характер, не терпящий замечаний и возражений. А если к этому прибавить прокуренную хрипоту, специфичный жаргон и татушки по всему телу, то мало у кого возникало желание повторно с ним разговаривать.

Василий курил безбожно много и кашлял ужасно громко и постоянно. Сначала я полагал, что это реакция на сигаретный дым, потом же, оценив профессиональным слухом доктора звук и интенсивность его кашля в динамике, понял, что Василий явно болен и не лечится. То ли не понимает, что болен, то ли знает, но намеренно игнорирует лечение заболевания, как бы замалчивает существование проблемы. Так как желания говорить с ним у меня совсем не было, тем более я не хотел бы становиться его лечащим врачом, я решил просто намекнуть при случае тете Нине, что, мол, обратите внимание на кашель Василия, надо бы, наверно, к доктору сходить. И случай представился довольно быстро. Пришлось мне по делам больницы нести документы в суд, где тетя Нина убиралась, и там, с ней столкнувшись, я и решился поговорить.

— Добрый день, Нина Ивановна! Давно хочу вам сказать, что кашель у вашего Василия плохой. Вы его бы отвели к врачу, а то так дохает ночами, аж соседям спать не дает.

— Здравствуйте! Да я внимание уже на этот кашель обращать перестала, он же всегда кашлял, сколько его знаю, — явно удивленным тоном ответила тетя Нина.

— Кашель надо лечить, Нина Ивановна, а то мало ли какое осложнение можно получить, — ответил я.

— Хорошо, попробую его уговорить к врачу сходить. Спасибо, Олег, — сказала Нина Ивановна.

— До свидания, Нина Ивановна!

— Пока, Олег.

Я шел по коридору суда и думал, какие же люди разные. Ну как так можно привыкнуть к кашлю, просто удивительно!

Однако рабочие вопросы быстро вытеснили проблемы Василия из моей головы, и весь оставшийся день я провел, активно принимая пациентов в больнице и выслушивая жалобы кашляющих и чихающих.

Уставший, медленно волоча ноги, вечером я шел домой по лестнице подъезда и невольно поймал себя на мысли, что, проходя мимо двери тети Нины, невольно вслушиваюсь, что же там за ней, и пытаюсь уловить краем уха кашель Василия. Но сегодня стояла абсолютная тишина — ни ругани, ни кашля, ни звука работающего телевизора.

«Странно, — подумал я, — у них так тихо давно не бывало…»

А в это время тетя Нина повела своего Василия к Наташе знакомиться.

— Вась, ну ты чего на шею к бабе сел, пригрелся и ничегошеньки делать не хочешь? — сходу, без приветствий, начала Наташа ироничным голосом.

— А ты чего паришься на эту тему, дорогуша? Нинка, чтоль, нажаловалась? — так же иронично парировал Василий.

— А чего жаловаться? И так всё вижу, чай не слепая. Ты не кипишуй, сядь-ка рядом, надо перетереть с тобой одну тему, — уже строже сказала Наташа.

Взгляд у нее при этом стал стальной. Василий его сразу угадал и понял, что лучше с этой бабой не спорить, проще послушать, что она скажет.

— Ну вещай. Раз приперся — послушаю. Дома всё равно скучно, а тут хоть среди баб повеселее будет, — пытаясь шутить, сказал Василий, но по лицу видно было, что напрягся, хотя и сел рядом с Наташкой.

— Да ты не бойся, дело тебе предлагаю правильное. Тут ребятки одни плохо себя ведут, травят молодежь дурью всякой. Мальчишек наших подбивают эту дичь принимать и распространять. Менты не справляются, это уже очевидно. Да, может, не очень-то им это и надо: конкретно их шкуры эта дурь не касается, а денежку они с этого явно имеют.

— Погоди, погоди, я в таких делах, как говорится, не при делах. С наркотой и другой дурью я дел никогда не имел и иметь не хочу, — сказал Василий и начал вставать, явно намереваясь уйти.

— Сядь, — довольно жестко остановила его Наташка.– Я еще не всё сказала и тебя не отпускала. Тебе никто и не говорит толкать эту дурь или принимать ее. Тебе другое дело говорю, так что слушай. Надо выяснить, кто у них там в этой шайке-банде за главного, сколько пацанов наших уже туда попало. Эту информацию мне надо передать, и всё. На этом твое дело будет закончено. Конечно же, тебе заплатят за это, — сказала она.

— Ну да, потом эти же мальцы меня где-нибудь за углом порешат. Нет уж, спасибо! Такое дело мне не надо, — ответил Василий.

— Эх, Васенька, Васенька, а кто сказал, что у тебя выбор есть? А ты постарайся узнать про всех, чтобы мы их разом ухлопали, и тогда тебя никто не тронет — просто некому будет, — сказала Наташка.

— Вон ты как, Наташка, заговорила. Выбора у меня, значит, нету, да? А чего это я, по-твоему, тебя бояться-то должен или слушаться? Не понял, ты что, местная решала? — спросил Василий.

— Ну что ты, Васенька! Я простая баба, которая передает тебе слова важных людей, а каких людей, можешь узнать по своим старым связям. Эта банда интересы очень важных людей затронула, и рано или поздно их всё равно прихлопнут. Так что думай: или заработаешь козырь перед нужными людьми и будешь жить с Ниной дальше душа в душу, или вылетишь от Нинки за дверь. А мы присмотрим, чтоб ты дурака не валял и Нинку не обижал, — строго сказала Наташка.

— Понял. А тебе-то какой интерес в этом, раз ты простая баба? — спросил Василий.

— Во-первых, мне по-бабски Нинку жалко. Ты уж прямо обнаглел сильно: у нее и так с сыном проблемы были всю жизнь, она до сих пор его тащит, а тут еще ты ей сел на голову. А во-вторых, сына они моего в эту банду подтянули, вырвать его надо оттуда, пока не поздно. Понятно разъяснила, Васенька? Думай до утра: или приходишь за инфой ко мне и дело делаешь, или пакуй чемоданы. Всё, разговор окончен, расходимся, — Наташка явно в раздраженном настроении резко встала и ушла домой, хотя еще время ее дежурства не закончилось.

Нинка стояла ни жива ни мертва. Она думала, что конец ее пришел и сейчас Вася ее прибьет, ведь понятно же, что она к Наташе ходила. Но тетя Нина ошиблась, Василию было не до нее. Он сильно призадумался, посидел немного и тоже пошел домой, забыв про Нинку.

Дома Василий накрыл на стол, что редко бывало, только по большим праздникам. И это тоже напрягало Нинку, ведь он до сих пор молчал, ни слова не проронил.

— Нинка, иди есть, — тихо скомандовал Василий.

— А что это ты, Васенька, сам сегодня на кухне хлопочешь? — осмелилась наконец-то спросить Нинка.

— Да вот понял я, что баба ты хорошая, правильная, надо о тебе заботиться, а я что-то не той дорогой пошел, исправлюсь. Ты садись, садись, поешь. Видно же, что весь день места себе не находила, толком, наверное, и не поела. Не переживай, Нинка, сделаю я всё, как Наташка велела, и будем мы с тобой долго жить вместе, — сказал Василий.

— Васенька, если не хочешь, не делай, уедем отсюда вместе, — прошептала Нинка.

— Ты что, Нинка, как глупенькая говоришь! Разве от таких людей уедешь? Да и куда мне еще работать идти, прошлое мое какое, забыла, что ли? Ничего, Нинка, прорвемся, — сказал Василий и начал есть, да так активно, как будто в последний раз в жизни наедался вдоволь.

Нинка тоже села за стол, хотя кусок в горло не лез. Она сомневалась, правильно ли поступила, что втянула Наташку во всю эту историю. Вон оно чем теперь оборачивается.

Зря Нинка волновалась. Ее Васенька оказался очень даже проворным в криминальной среде элементом: и двух недель не прошло, как он отрапортовал Наташке, кто, как и где командует, выдал все пароли, явки, а главное — составил список местных пацанов, которые попали в эту заварушку. Наташка была немало удивлена способностям Василия и решила, что такой помощник ей совсем не помешает. И уже начала в голове строить планы, как бы ей поэффективнее применить таланты Василия, но сначала решила вытащить своего сына целым и невредимым из сложившейся ситуации. Так что Василий и его способности перевелись пока в режим ожидания. Нинка пыталась расспросить Васю, как же ему удалось так быстро справиться, но тот только отмахивался и повторял:

— Отстань, Нинка! Меньше знаешь, крепче спишь.

Нинка поняла, что он в этом прав, и отстала от него со своими расспросами.

Глава 2

Наташка билась за сына не на жизнь, а насмерть. Его так просто отпускать не хотели. А самое ужасное было в том, что тот уже сам крепко подсел на наркоту и не очень мать воспринимал. В этой ситуации авторитетами стали уже его новые хозяева. Наташка, поняв, что менты не особо-то ей помогут, а если и влезут, то ее сына также заметут, пошла с другой стороны. Слила всю информацию ребятам, которые район держали: мол, на вашей территории есть такие наглые упыри, которые толкают наркоту, ребят подсаживают, можно сказать, кусок ваш отбирают. В криминальном мире отлично знали, что за птица Наташка, и взяли на заметку ее слова. Через какое-то время началась заварушка: наглых упырей вытеснили, сына Наташки, как и обещали, привезли к ней, но состояние его было уже практически безнадежное.

Выгрузили ее Мишку перед подъездом, как мешок картошки. Ходить он уже не мог, взгляд шальной, зрачки расширены, кожа да кости. Видно, наркота почти уже съела его изнутри.

— Держи, мамашка, сынка. Как обещали, привезли. Только нахрена он тебе сдался такой? Скоро ж ласты склеит, дураку понятно, но перед этим все нервы тебе вытреплет. Оставила бы ты его нам, мы найдем ему полезное применение напоследочек.

— Не твое дело! Мал еще рассуждать о таком, — зашипела на ребят Наташка.– Привезли — на том спасибо! А теперь валите отсюда, глаза б мои вас не видели! По сути, вы ничем не лучше тех упырей, также людей гробите гадостью этой, — дерзко, глядя прямо в глаза главному из ребят, сказала Наташка.

— Как знаешь, мать, как знаешь, тебе виднее, — ответил главный.– Пошли, — скомандовал он своим ребятам.

Наташка медленно подняла сына. Казалось, он ее не узнавал. Он так похудел, что она одна легко его на закорках дотащила в квартиру.

Там она приковала его к кровати и вызвала Люську. Люська, известная в районе знахарка, умела из запоя выводить, от передоза спасать. Когда-то она работала врачом в местном наркодиспансере, но за криминальные делишки поперли ее на вольные хлеба. Вот так она теперь и зарабатывала на хлеб — доставая с того света чужих сыновей и дочерей. Своих детей Бог ей так и не дал.

Люська долго себя ждать не заставила: знала она о Наташиной беде и ждала, когда та позовет ее.

— Вот тебе пациент. Поставишь на ноги, дом свой в деревне тебе отпишу, — не здороваясь, коротко сказала Наташка.

— Вижу, дела совсем плохи. Я тут поживу, кровать мне рядом пусть поставят. Еще мужики нужны будут крепкие — держать его, пока капельницы делать буду, — деловым тоном скомандовала Люська, распаковывая по ходу свой саквояж с лекарствами.

— Всё будет, работай, — ответила Наташка и вышла из комнаты.

Два месяца прожила Люська у Наташки. Первый месяц из квартиры доносился нечеловеческий вой: Мишка то орал благим матом и всех порешить обещал, то плакал навзрыд и умолял дать дозу, то в драку лез, отдирал куски от кровати, к которой был привязан.

Доставалось и Люське, но она молчала и терпела. Не дом ей был нужен, она старалась, чтобы иметь Наташку в должницах. Была у Люськи беда, с которой ей только Наташка и могла помочь. Так что Мишке повезло — Люське очень надо было самой, чтобы он на ноги встал, иначе он бы уже давным-давно помер. Врядли кто-то из обычных врачей в больнице так бы за ним смотрел и лечил его.

Глава 3

Она была так эффектна, что на нее всегда оборачивались мужчины. Невероятное сочетание природной красоты и величественной стати. Таких женщин редко встретишь в жизни, обычно они лишь фото в глянцевых журналах, и то после длительной обработки. А тут вживую — идет впереди и мило держит под руку своего мужа. Он, надо сказать, тоже красивый статный мужчина: темноволосый, с яркими глазами, высокий, с атлетической фигурой. На фоне супруги он держался достойно. Они были настоящей голливудской парой. Я шел специально позади, невольно любовался женщиной и всё надеялся, что она обернется и я увижу ее прекрасное лицо и лучезарную улыбку.

«В раба мужчину превращает красота… Так говорят именно про таких женщин», — подумал я. Белоснежная кожа, черные выразительные глаза, обрамленные пышными длинными ресницами, которые делали ее взгляд немного томным, идеально уложенные в высокую прическу тяжелые длинные волосы… Даже кокетливо выпавшая прядь придавала даме лишь шарм. Ее прическа прекрасно подчеркивала ее красивую шею и плечи; пухлые губы были щедро прокрашены ярко-алой помадой, что автоматически вызывало желание припасть к ним; а ее белоснежная улыбка способна была обезоружить любого. При всей природной стати на ее лице не было и тени высокомерия, наоборот, черты лица были нежные, даже уютные, что говорило лишь о мягкости и податливости характера. К моему удивлению, столь яркая пара направилась в тот же подъезд, что и я.

«Да нет, что им тут делать, в нашей-то панельке? Наверно, в гости просто к кому-то зашли», — думал я.

В лифт мы вошли вместе. Дама улыбнулась мне и сказала:

— Здравствуйте, вы тоже живете на шестом этаже, как и мы? Значит, мы соседи. Меня зовут Вера, а это мой муж Дмитрий.

— Очень приятно познакомиться. Олег, — немного неуверенно ответил я.

Мне было не по себе от столь близкого присутствия такой женщины, аж дух перехватывало. А муж ее был как-то странно холоден, отстранен, даже не поздоровался и лишь кивнул мне, выходя из лифта.

«Повезло мужику», — промелькнуло у меня в голове.

Дома еще долго я вспоминал Веру и никак не мог понять, почему они поселились именно здесь. У них явно нет проблем с финансами — одно колье на ее шее стоило очень даже прилично. Ну да ладно, у каждого свои тараканы…

Проснулся я от мужских криков и женского навзрыд плача. Через стенку у новых соседей было очень шумно.

— Вера, сколько можно, когда ты остановишься уже? Я всё бросил! Мы переехали в новое место, подальше от твоих гребаных друзей, с которыми ты топила себя каждый день! Но ты и здесь умудрилась за пару дней найти себе компанию! — кричал Дмитрий.

— Не надо, я справлюсь! Не звони им, пожалуйста! — рыдая, выкрикивала Вера в отчаянии.

Первой реакцией было броситься ей на помощь. В голове всплыли нездоровые сцены ревности, где мужья доводят своих жен до суицида. Но что-то меня остановило, и я, затаившись у стены, вслушивался дальше в происходящее там.

— Это твой выбор, Вера! На следующей неделе я привезу детей, как ты их встретишь такая? Забыла уже, как на коленях вымаливала у них последний шанс? — также в отчаянии закричал Дмитрий.

— Помню, Димочка, всё помню! Прости меня, прости ради Бога! Я сейчас же всё уберу, всё сделаю. Я всё сделаю, только не звони им. Я лучше умру, чем снова ложиться туда. Ну, пожалуйста… — рыдания усиливались.

— Всё, прекрати! Убери всё, прими душ, приведи себя в порядок. Я спать, мне рано на работу. Завтра я улетаю на четыре дня на Тайвань, подработка хорошая попалась. Вера, только продержись! Ради детей продержись! — практически прокричал последние слова Дмитрий и ушел.

Я долго еще вслушивался в тишину, но тщетно. Явно ссора была исчерпана, и они разошлись спать.

Так, думал я, выходит, Вера не так проста… Откуда они переехали, от какой компании спасал ее Дмитрий? Что же с ней не так — наркоманка, алкоголичка? Внешне не скажешь, я как медик не заметил никаких признаков — абсолютно здоровый цвет лица, нормальные зрачки. Странно, хотя, может быть, макияж грамотный, который всё может скрыть, но я не заметил. С такими мыслями я ворочался до утра и сам встал с опухшим лицом и темными кругами под глазами. Голова гудела. Заварил себе спасительный кофе и начал собираться на работу. У соседей щелкнула дверь, послышались голоса на лестничной площадке. Я с любопытством прильнул к дверному глазку и стал свидетелем милейшей сцены прощания любящей семейной пары.

Вера была в облегающем шелковом халате до колен, волосы ниспадали легкими волнами до пояса, на лице не было макияжа, но она и без него выглядела обворожительно. Она долго-долго обнимала мужа, что-то нашептывала ему на ухо, целовала ему глаза, как будто прощается с ним не на пару дней, а на год как минимум. Он стоял и в ответ тоже ее прижал к себе, но очень холодно, просто как-будто ждал, когда же она его отпустит. Я невольно поймал себя на мысли, что сам бы так спокойно вряд ли смог стоять, если бы меня обнимала такая красотка. Но тут Вера посмотрела прямо в сторону моей двери и улыбнулась, будто поймала меня за подглядыванием. Я машинально отпрянул от двери и вспотел, как нашкодивший подросток. Дождавшись, когда Дмитрий уйдет, а Вера вернется в квартиру, я практически выбежал из подъезда. Пока прогревалась машина, я стоял рядом, нервно курил и думал: какой же я идиот, веду себя, как пацанчик-малолетка, запал на соседскую жену. Самому было тошно…

Глава 4

Вера стояла у зеркала в прихожей своей новой квартиры и смотрела на себя.

Всё также хороша, всё также мужчины оборачиваются. Все, кроме мужа. Он разочаровался: наверно, разлюбил или просто смертельно устал от нее. Наступает такой момент, когда и любовь устает. Устает терпеть, оберегать, помогать, вытаскивать со дна. Любовь надо подпитывать обоим в паре, иначе она чахнет. Дмитрий один уже четвертый год тянет их семью, бережет их любовь. Он столько сделал для нее — ради любви, ради детей. Она не достойна его: не может остановиться, не может взять себя в руки и снова и снова срывается.

Шесть реабилитационных центров по всей России, наркологическая больница в родном Магадане, наконец, психушка в Москве. И вот она тут — в этом богом забытом маленьком городке, в простой двушке в обычной девятиэтажной панельке советской постройки. Дмитрий всё бросил. Почти все деньги, что они заработали вместе, ушли на ее лечение. Они продали шикарный дом, машины, элитную квартиру. Он оставил престижную работу летчика в большой авиакомпании и перебивался теперь случайными заработками на чартерных рейсах и таксовал. Но не бросил ее… терпел. Она понять не могла почему: любил ее так сильно или ради детей всё делал… Ах да, дети. Как они там без нее? Она их уже полгода не видела, он не пускал их к ней после психушки. Они остались в Магадане с бабушкой. Сын уже взрослый, он, наверно, ненавидит мать и совсем не скучает, а вот дочка — ей одиннадцать, — она очень к маме привязана, ей тяжело без нее.

«Как же я могла так с ними поступить?» — думала Вера, заламывая руки. Слезы текли из глаз двумя идеальными струйками. Долго-долго она стояла перед зеркалом, уже давно не видела своего изображения, а пыталась вглядеться внутрь себя, понять, как же вышло, что она так опустилась, превратилась вот в это существо, которое мучает свою семью, своих детей, приносит столько боли и страданий. Когда она совсем уже замерзла и ноги затекли, вдруг зазвонил домофон. От неожиданности она пошатнулась и упала, больно ударившись коленкой о косяк двери. Кое-как встав, она смогла наконец ответить.

— Да, кто там? — неуверенно спросила она в домофонную трубку.

— Ой, простите, пожалуйста, ошибся я, видимо. Это сосед ваш. Домой звонил, не то нажал. Сейчас перезвоню, — смущенно ответил незнакомый мужской голос.

— Ничего, я вам открою сейчас, — сказала Вера уже увереннее и нажала на кнопку домофона, впуская незнакомца в подъезд.

Этот звонок в домофон вывел ее из состояния оцепенения. Она оглянулась — вокруг был беспорядок. Надо разбирать чемоданы, раскладывать вещи по местам, делать уборку в квартире. Это хорошо, что много работы по дому, подумала Вера, значит, некогда будет плохим мыслям беспокоить ее голову. Вера действительно серьезно взялась за хозяйство: вычистила всё до блеска, разложила вещи по местам, даже успела сбегать в магазин за продуктами и приготовить обед.

Наступил вечер. За окном веселилась группа подростков: они шумно ругались, смеялись, играли на гитаре. Вера наблюдала за ними с балкона, ей хотелось самой стать такой же молодой и беззаботной, но, увы, это уже было невозможно: всему свое время, а ее время уже ушло. Есть ей не хотелось, она налила себе чай и расположилась на диване перед телевизором, где крутили очередной бесконечный сериал, и попыталась вникнуть в сюжет. Минут через сорок у нее затряслись руки: она знала этот симптом. Еще через час уже холодный пот градом тек с ее головы по спине, так что футболка на ней была вся сырая. У Веры начиналась паническая атака, а она была одна, и это пугало ее еще больше. Ведь никто не остановит, не отберет, не отругает… Она вполне может сбегать в магазин за бутылкой крепкого алкоголя и забыться, деньги у нее есть — Дмитрий всегда ей оставлял достаточно денег. Но она же обещала завязать, обещала продержаться.

— Дети, Вера! Помни — дети. Если ты сорвешься, то их не увидишь, — говорила она себе уже вслух.

Вера мерила шагами квартиру, спотыкалась о мебель, хватала себя за голову, падала на колени, пыталась молиться, но мысли ее снова и снова возвращались к бутылке спиртного в магазине и реальной возможности сходить за ней.

Она рванула в прихожую, надела сапоги, набросила куртку и выбежала в подъезд, забыв закрыть за собой дверь. Она не могла ждать лифта. Было страшно, что снова всё разрушает. Вера побежала по лестнице и в районе второго этажа остановилась. Пот заливал глаза, руки ее не слушались, она всё пыталась застегнуть куртку, но не получалось.

Из квартиры вышла семья. Двое ребятишек весело побежали к лифту, мама их заботливо окликнула, чтобы без нее не заходили в кабину. Вера замерла: у нее такого не будет, если сейчас она выйдет на улицу. С усилием, издав странный звук, больше похожий на рык затравленного зверя, Вера медленно стала подниматься наверх. Ее душили рыдания, с каждой ступенью всё сильнее и сильнее. Дрожь била по всему телу. Она упала на колени и просто ползла наверх, хватаясь голыми руками за ступени, порой останавливалась и билась головой о ступень, чтобы напомнить себе, что нельзя поддаваться искушению.

В таком состоянии я ее и застал. Давно уже после работы я, если еще не сильно устал, старался подниматься домой по лестнице — вроде как небольшая физическая нагрузка. Увидев женщину, столь странным образом ведущую себя на лестничной клетке, я опешил сначала, потом, поняв, что это Вера, испугался.

— Вера, вы что? Что случилось? — спросил я, пытаясь поднять ее на ноги.

В ответ я получил животный рык и рыдания. Я понял — она была совершенно невменяема. Я потащил ее в квартиру, помог снять куртку, сапоги, положил ее на диван. Она не сопротивлялась. Вдруг затихла, лицо стало проясняться.

— Спасибо, вы меня спасли, — еле-еле шевеля губами, прошептала она мне и взяла за руку.

— Что с вами произошло? — снова, уже спокойнее, спросил я. — Вы можете мне сказать, я врач. Может, смогу помочь вам.

— Мне уже не помочь, я конченая алкоголичка. Где меня только не лечили, а я снова срываюсь. Вот сейчас чуть не купила себе бутылку, чтобы просто нажраться и забыться.

— А Дмитрий где? — спросил я, будто не знал, что он в командировке.

— Дима уехал, его не будет четыре дня. Я обещала держаться и не смогла. Я тварь, дрянь, гниль, хуже меня нет на свете человека, — говоря это, она снова начала рыдать.

— Прекратите, это не поможет, — строго сказал я ей. — Что вы сейчас пьете из препаратов? Вы вся в поту, была паническая атака?

— Да, меня снова накрыло. Когда я одна, так часто бывает. Страх, что меня никто не остановит, меня убивает, а сама я не могу остановиться. Лекарства я не пью, меня из психушки выпустили только две недели назад.

— Как — не пьете? Должны же были назначить препараты на период реабилитации? — удивился я.

— Наверно, назначили. Я не знаю. Надо у Димы спросить, — уставшим голосом сказала она и начала засыпать.

Ну вот, еще этих проблем мне не хватало! Уже почему-то сердце так не колотилось при виде ее: Вера превратилась в моих глазах из богини в обычную женщину, к которой я сейчас испытывал смесь жалости и злости, что она так себя губит.

Дмитрий приехал через четыре дня, как и обещал. Застал меня у себя в квартире, увидел кучу препаратов на тумбочке возле кровати, капельницу и всё понял. Мне объяснять ничего не пришлось.

— Я Олег, сосед ваш. Я врач. Стал свидетелем панической атаки у вашей супруги, помог чем смог. Но надо продолжать терапию: за эти дни два раза чуть не сорвалась, пришлось запирать или усыплять, — кивнул я в сторону капельницы.

— Спасибо, что не оставил одну. Хоть в этот раз продержалась. Скажи, сколько я должен за уход, лекарства, — говорил Дмитрий, пряча глаза.

Дмитрию было неудобно, он сгорал от стыда за жену, за всю эту ситуацию. Явно не о такой жизни он мечтал.

— Еще сочтемся, соседи же. Раз вы приехали, я пойду. Если что, знаете, где меня найти, — сказал я и быстрым шагом вышел из квартиры.

У меня груз с плеч упал: я все эти дни как будто ухаживал за ребенком, который еще не умеет толком ходить, но очень хочет научиться и всё время спотыкается и падает, поэтому надо быть постоянно рядом.

Увидев смятение и стыд на лице Дмитрия, я понял, что надо не завидовать ему, что баба такая досталась, а сочувствовать. Не каждый выдержит такие эмоциональные качели: такое терпеть могут более или менее долго только женщины; мужики, как правило, либо спиваются вместе с женой, либо сбегают через пару месяцев. А тут четыре года… Да он святой…

Несколько дней я не видел своих новых соседей и не слышал ничего о них. Подсознательно стал беспокоиться и подумывал заглянуть к ним, спросить, как дела.

Уже почти решившись, я открыл дверь в подъезд и увидел очаровательную девочку, копию Веры, высокую, стройную, с мамиными глазами и улыбкой. Она сидела на кортах, совершенно как пацан, и курила сигарету, смело дымя и нисколько меня не стесняясь.

— Привет, а тут курить не разрешается, — сказал я первое, что в голову пришло.

— И че? — услышал я в ответ.

Девочка смотрела смело и явно не планировала выбрасывать или тушить сигарету.

— Да ниче… — сказал я, присел на корты рядом и достал сигарету, решив тоже покурить с ней и узнать, кто же эта незнакомка.

— Олег. А тебя как зовут? — обратился я к ней.

— Светка. А тебе что, Олег, можно курить тут? — спросила Светка с ухмылкой.

— Светка-конфетка, мне тоже нельзя, и тоже пофиг. Ты тут живешь? — спросил я.

— Вроде как да… Родаки перевезли меня из Магадана от бабушки. Лучше бы не перевозили. Там хоть нормальная атмосфера, бабка готовит, заботится обо мне. А тут: мать — пьянь и отец, который только о ней думает, — неожиданно для самой себя разоткровенничалась Света.

— Что, мать совсем плоха, да? Я ее знаю чуть-чуть. Попал как-то на момент, когда ей хреново было, помог не сорваться. Она держится, говорит, ради детей, — решил тоже ответить откровенностью этой колючей девочке.

— Ага, прям поверила! Ради детей… Она столько лет нам портит жизнь, давно бы уже с балкона шагнула, жить хоть нормально начали бы. Отец бы себе бабу нашел, мы бы тоже выдохнули. А то живешь как на пороховой бочке, вечно ждешь, что еще она отмочит, — с горечью в голосе сказала Светка.

— Мать-то одна, она, наверно, любит тебя по-своему. Больно жестко сразу смерти желать, — попытался я смягчить настрой девочки.

— Кто любит, тот не мучает. Такая любовь никому из нас не нужна. Всё, я пошла, пока не застукали. Спасибо за компанию, Олег, — сказала девочка и засобиралась домой.

— Пока, Светка! Бросай курить, это вредно, — сказал я ей вслед.

— Жить вообще вредно, — ответила Светка и хлопнула дверью.

Как же страшно, когда тебя ненавидят уже собственные дети! Когда ты настолько дно, что в тебя никто не верит: просто терпят и дают шанс за шансом для реабилитации твоей никчемной, разодранной в клочья репутации, а ты раз за разом упускаешь очередную возможность.

Глава 5

Ночью проснулся от ужасного непрекращающегося кашля Василия. Казалось, еще немного и он просто задохнется. Кашель был такой силы, что его то и дело рвало, и слышно было, как в промежутках он шумно пытается сделать вдох, который тут же срывается очередным кашлем.

— Вася! Что с тобой, Вася? — громко кричала в отчаянии тетя Нина.

Василий продолжал кашлять и при всем желании не мог ей ответить. Вдруг кашель резко прекратился и что-то глухо упало. Несколько секунд тишины — и женский визг. Тетя Нина кричала и тормошила Васю, который потерял сознание и рухнул мешком на пол.

Поспал, блин, подумал я, и, надев тапки, пошел к тете Нине. К моему приходу дверь в квартиру была открыта нараспашку, а тетя Нина чуть не сбила меня с ног у порога.

— Олег! Слава богу! Помоги, там Вася, — говорила она быстро и тащила меня за руку в комнату.

Первым делом я проверил пульс — жив ли он вообще. Может, уже пора не скорую, а труповозку вызывать. Василий дышал.

— Живой… Скорую вызывайте, нечего стоять просто так! — рявкнул я на тетю Нину, чтобы хоть немного привести ее в чувство.

— Да-да, сейчас. Я позвоню, — затараторила тетя Нина и полезла за телефоном.

Скорая приехала быстро. Василий уже успел немного прийти в себя и упорно сопротивлялся госпитализации. В итоге после поверхностного осмотра ему порекомендовали вызвать участкового терапевта и уехали к другим пациентам.

Василий, очухавшись, уже вовсю смолил в открытое окно.

— Вам надо показаться пульмонологу. Кашель у вас плохой, и давно уже. Сходите, пока чего плохого не упустили, — сказал я Василию.

— Не парься, док. Припрет — схожу, пока и так сойдет. Спасибо, что пришел! — пожал мне руку Василий и дал понять, что мне пора валить восвояси.

Этому я был очень рад. Голова гудела, и спать хотелось очень, так что я препираться не стал и быстренько ретировался.

Глава 6

Теперь мое утро начиналось с кофе и Светки. Мы с ней стали пересекаться у двери подъезда: стояли вместе, курили, Светка высказывала свое негодование и шла в школу, а я шел на работу. Я для этой девочки стал вроде как местным психологом. Я не пытался ее чему-то учить или критиковать, просто работал свободными ушами, и всё.

Я думал, что Светке лет пятнадцать или шестнадцать, но, узнав, что ей только одиннадцать, немного охренел. Вот это да! Удивительно, как девочка не по годам взрослой выглядит и ведет себя.

Как-то я решил выйти из образа статуи с ушами и вступил с ней в диалог.

— Как у тебя в школе дела? Привыкла на новом месте? — спросил я.

— Да норм. Благодаря мамашке я уже четвертый раз школу меняю, так что опытная. Здесь класс нормальный, учителя разные — есть прям классные, есть тупые. Но в целом терпимо.

— Тупые учителя? А ты, значит, умная, раз можешь так оценить учителя? — с удивлением в голосе поинтересовался я.

— Я умная. Тоже благодаря мамашке, — ответила она ухмыляясь. — Она доктор наук, преподавала в универе философию. Когда еще нормальной была, много занималась со мной, я оказалась способной ученицей. Главное, чему она меня научила, — это научила учиться. Так что учиться я умею и люблю. Это, наверное, единственное, за что я ей должна быть благодарна.

Немного подумав, Светка добавила:

— Нет, еще за внешние данные. Пацаны в отпаде от меня, — без тени иронии сказала она и пошла в школу, даже не планируя выслушать мое мнение по поводу ее рассуждений.

Я докуривал в гордом одиночестве и переваривал, как в такой маленькой девочке поместилась такая адская смесь — красивая, умная, в свои одиннадцать уже жизнью побитая, но не сломавшаяся. Если и дальше так пойдет, то должен выйти толк, подумал я.

Глава 7

Через два с половиной месяца интенсивной терапии Мишку отвязали от кровати, разрешили самому посещать туалет и мыться, но двери в ванную и туалет до сих пор запирать не разрешалось. У Мишки был сейчас период стабильной депрессии, он мог и руки на себя наложить. Ломка то и дело давала о себе знать, но угрозы жизни уже не было. Выходили его практически с того света, теперь надо было удержать результат, стабилизировать. Наташка одного его не оставляла, всегда рядом был кто-то, кто мог адекватно присмотреть за его поведением и действиями и при необходимости вызвать ее. Знахарка дом принять отказалась, да и говорила, что еще рано радоваться, надо проявить настойчивость и терпение, чтобы он снова не сорвался.

— Не нужен мне твой дом. Есть у меня другая беда. Вот когда Мишка твой совсем на ноги встанет, приду к тебе с ней, а пока рано еще, — сказала знахарка и начала собирать свои вещи.– Я тут круглосуточно больше не нужна, приходить еще буду — уколы, капельницы ставить и смотреть, как организм в целом справляется. А ты глаз с него не спускай, он сейчас хуже чумного: тело поправляется, а голова еще больная совсем — вытворить может всё что угодно.

— Поняла. Это уже мое дело — уследить. Второй раз не допущу такого, хватит мне греха одного на совести, ведь могла же уберечь Мишку. Упустила… — сказала Наташка, и голос ее предательски задрожал.

Это вообще на нее не похоже было, знахарка аж испугалась.

— Наташ, ты чего? Дать, может, капель успокоительных? — затараторила она.

— Не надо, нормально всё, — бросила Наташка и ушла на свой пост.

Как-то Мишка попросился посидеть на скамейке у подъезда, воздухом подышать, на людей посмотреть. До этого ему только с балкона дышать дозволяли.

— Мам, ну пусти посидеть! Я рядом с тобой, ничего ж не будет. Я не могу уже дома. Ну, мам, сжалься! — причитал Мишка уже не один день.

— Ладно, утомил. Пойдешь со мной, но только вот так, — сказав это, Наташка показала кожаный ремешок с веревкой.

Она собиралась привязать его к себе.

— Ты что, как собаку хочешь выгуливать меня? Может, намордник еще наденешь? — заорал Мишка и попятился от матери.

Но Наташка была непреклонна.

— Надо будет, надену. Я не знаю, что там у тебя на уме: выпущу — побежишь. Я что, тебя догоню, что ли? Ты сам сейчас за себя не отвечаешь, дурь мозги твои съела, забыл, что ли? Хочешь гулять, надевай. Не наденешь, дома сиди.

Наташка ждать не планировала, повернулась и направилась к двери.

— Стой! Ладно, надевай. Изверг ты, а не человек, — прорычал ей в спину Мишка.

Так и стали они гулять. Наташка сидела на скамейке, а рядом Мишка. Издалека и не видно было, что он на привязи, только кто рядом присесть решался, замечал.

Светка, возвращаясь из школы, каждый раз проходила мимо скамейки с Наташкой и Мишкой. Сначала просто смотрела на них, потом начала здороваться. А однажды любопытство взяло верх и она села рядом со стороны Мишки и решила поговорить с ним.

— Привет! Я Светка, а ты кто? Чего сидишь тут каждый день? Тебе что, разрешили не учиться? На дауна ты вроде не похож, хотя такой тощий, жесть просто. Ты что, анорексик?

Мишка застыл. Такая красотка! Он уже давно на нее пялился и всегда ждал, когда же она мимо пройдет. А тут она села рядом сама и разговаривает с ним.

— Ты что, немой, что ли? — спросила Светка.

— Тебе что надо-то, а? Шла бы ты, девочка, домой. Мать небось заждалась тебя, — обратилась к ней Наташка.

— Вас забыла спросить, — ответила Светка и тут заметила, что парень-то на привязи сидит.– Охренеть, вот это высокие у вас отношения! Вы что, сектанты? Ты что его на привязи держишь? Ты ему вообще кто? — явно обеспокоенным тоном поинтересовалась Светка у Наташки.

— Я его мать, а он наркоман конченый, который пару месяцев назад чуть богу душу не отдал. Вот теперь под присмотром, на реабилитации, так сказать. Так понятно? — резко ответила Наташка.

— Вполне. А мою мать не возьмете на поруки? Ей бы не помешало тоже на привязи посидеть, а то отец с ней всё сю-сю, мусю-сю, и толку ноль. Как была алкоголичкой конченой, так и осталась, — по-деловому, без тени сарказма обратилась Светка к Наташке.

— Знаю про вашу беду, Светка. Но женский алкоголизм вылечить нельзя, только что сечь пожизненно, чтоб не бухала. Это уже не мне, а отцу твоему надо делать. Хотя не пойму, нахрена ему это надо. Я-то мать этому оболтусу, а он себе нормальную бабу вполне мог бы найти и зажить с ней, а не мучиться с Веркой. Думаю, и вам, детям, спокойнее бы стало. Так ведь, Света? — ответила Наташа.

— Всё так, тетя Наташа, всё так. Жаль, отец мой этого не понимает, — сказав это, Света встала, подобрала свой школьный рюкзак и пошла домой.– Не скучай, Мишка, я тебя буду навещать, — крикнула она уже издалека парню на привязи.

Наташка посмотрела вслед Свете и подумала: «Знает, как меня зовут, знает имя моего сына. Подготовилась, прежде чем подойти. Смышленая, не по годам взрослая. Надо бы присмотреться к ней».

Когда Светка начала подсаживаться к Мишке после школы поболтать, Наташка не препятствовала, она наблюдала. Во-первых, Мишке явно шло на пользу это общение, он втюрился в Светку по самые уши, и поток его мыслей занимала теперь не только наркота. Во-вторых, так она могла изучить психотип Светки и сделать нужные выводы для себя.

Как-то Светка не пришла. Мишка занервничал, ждал-ждал и вдруг выдал:

— Мам, где Светка? Ты же наверняка знаешь, что с ней. Заболела, может?

— Мать у нее ночью вены вскрыла. В больнице Светка, ждет, когда из реанимации ее переведут в палату, — спокойно ответила Наташка.

— Вот, блин, жалко Светку, — только и сказал Мишка и замолчал.

А Светка тем временем сотый раз пересматривала ролики в ТикТоке. Уже зарядка телефона была на минимуме, а врач всё не выходил. Она даже не знала, чего больше хочет: чтобы мать наконец-то сдохла и они смогли выдохнуть или чтобы ее спасли врачи. Она не плакала: не было у нее давно слез по матери, да и себя жалеть уже устала. Отцу она пока не звонила, он в командировке, чего дергать лишний раз. Пока всё равно неясно, чем ее попытка суицида закончилась.

Светка в этот раз удивилась, с чего у ее матери в голове щелкнуло? Вроде всё было как обычно — панических атак не было, она при ней не срывалась. К чему это она решила вены вскрыть, непонятно.

В это время Вера очнулась в реанимации. Открыв глаза и оценив, где она, тяжело вздохнула.

«Да как же так-то? Ну почему меня спасли? Я же всё спланировала, никто не должен был догадаться», — мысли бегали у нее в голове, а из глаз брызнули слезы.

Светка ночью совершенно случайно заглянула в ванную: она вечером мылась и забыла свой телефон, а обнаружила это только ночью, когда проснулась и решила посмотреть, сколько времени.

Открыв дверь ванной, она не сразу поняла, что там ее мать. Свет был выключен. Поводив рукой по тумбочке и не найдя телефон, Светка включила все-таки свет и замерла.

В пустой ванной в одежде сидела ее мать. Поза у нее была странная, голова запрокинута. Казалось, она спит. Но стоило Светке подойти поближе, как она всё поняла: вся ванна была в крови, а мать — ледяная. Светка осмотрелась, увидела телефон, набрала 112 и спокойно сказала, что произошла попытка суицида и описала ситуацию. Вызов приняли. Светка перемотала полотенцем руку матери, открыла настежь входную дверь и стала ждать. Сколько скорая ехала, Света не знала. Она задремала, сидя у ванной, ее разбудил лишь домофон. Она вскочила, пошатнулась, ударилась головой о раковину, выругалась и побежала открывать.

Врач скорой строго спросил, есть ли кто взрослый дома.

— Нет, я только. Документы ее подготовила. Будете в больницу забирать или она померла уже? — спросила Светка.

Бригада скорой помощи от такой реакции ребенка опешил.

— Сейчас осмотрим и решим, — ответил он.– Жива еще, вовремя ты мать нашла. Неси каталку, в реанимацию повезем, — сказал врач.

— Я с вами поеду, — сказала Светка, уже застегивая сапоги.

Врач возражать не стал.

В больнице к ней подходил кто-то из персонала и всё расспрашивал, что случилось, почему так произошло, был ли еще кто в квартире.

— Я была одна с матерью. А почему она решила руки на себя наложить, у нее лучше спросите. Она алкоголичка конченая, может, решила все-таки избавить нас от себя? — набросилась Светка на них.

— Ясно. Ладно, как из реанимации переводить будем ее, тебе скажут, — ответил врач и ушел.

Светка устала. Ее клонило в сон, ТикТок уже не отвлекал, да и зарядка на телефоне была на исходе. Она стала ловить себя на том, что отрубается. Чтобы хоть как-то прийти в себя, Светка встала и пошла за кофе. В холле больницы был аппарат. Пока она воевала с аппаратом, который не хотел почему-то принимать ее деньги, раз за разом выплевывая их в нее, не заметила, как к ней подошел Олег. По иронии судьбы он работал именно в этой больнице.

— Привет, Светка! — бодро обратился к ней Олег.

Света от неожиданности вздрогнула и резко оглянулась.

— А, это ты! Я уж испугалась, кто тут меня знает? А ты что тут забыл? В белом халате… Ты что, врач, что ли? — спросила Светка.

— Ага, работаю тут. А вот ты на врача пока не тянешь, значит, пациент или посетитель. Так кто же ты сегодня? — спросил Олег.

— Я ожидающий — когда мать из реанимации переведут в палату, — ответила Света уставшим голосом.– А эта машина вообще работает? А то я засыпаю на ходу, — обратилась она к Олегу.

— Сейчас помогу, — сказал Олег, и как по волшебству аппарат его послушал и выдал желанный кофе.– Так что случилось с матерью? Почему сразу реанимация? Так откачать не смогли? — поинтересовался Олег.

— Она ночью вены себе вскрыла. Я ее случайно нашла в ванной. Прикинь, прикол, я телефон забыла и ночью вспомнила. Пошла за ним, включаю свет, а там она — вся в кровище сидит в ванной. Пришлось вызывать скорую и ехать с ними, — рассказала Светка.

— Вот, блин, я думал, ей лучше, — искренне огорчился Олег.

— Да я сама в шоке! Вроде было всё дерьмово, но стабильно дерьмово. С чего вдруг стало резко дерьмовее, ума не приложу! — ответила Светка.

— Ладно, пошли, попробую узнать, как она там, — сказал Олег и поспешил вперед в отделение реанимации.– Ну что там с ночной суицидницей? — обратился Олег к коллеге.

— Знаешь ее? Красивая баба, и как ее угораздило только, не понимаю, — ответил ему врач-реаниматолог.

— Это моя соседка. Красивая, но уже четыре года как беспросветная алкоголичка. Прошла кучу реабилитаций, а всё равно срывается. Но в последнее время была вроде стабильна, поэтому у меня особых предположений нет, что на нее нашло, — ответил Олег.

— Жаль, тут ее дочка в коридоре ждала, пытался спросить, но меня она послала. Может, с тобой поговорит? — сказал врач.

— Уже говорил. Встретил ее при попытке купить кофе. Она тоже не понимает, в чем проблема. Когда переводить в палату планируете? — уточнил Олег у лечащего врача Веры.

— Сейчас психиатр придет, и переведем, чтоб под контролем была. А то там без присмотра в окно еще выйдет. Так-то она оклемалась вроде, — ответил коллега Олегу.

— Понял. Ладно, пойду дочку ее успокою, что мать жива. Или огорчу… — сказал Олег.

Олег поспешил к Светке. Она его ждала, глаз не отводила от дверей реанимации.

— Мать твоя пришла в норму. Ждут психиатра, чтобы перевести в палату, хотят, чтобы под присмотром была, — опасаются, что снова предпримет попытку суицида. Им она не призналась в причине своего поступка, молчит, — доложил Светке Олег.

— Хорошо. Спасибо тебе, Олег. Наверно, мы тебя уже порядком достали со своими проблемами. Я дождусь ее, посмотрю в глаза и домой пойду, — сказала Светка.

— Не парься, пока не достали. Ты не переживай сильно, иди домой, отдохни. Поверь, если она захочет покончить с собой, ты не сможешь ей помешать, — ответил Олег.

— Ага, спасибо, — поблагодарила Светка.

Я пошел к своим пациентам, оставив Светку одну. А та в это время набирала номер отца.

— Привет! Я в больнице с матерью. Она ночью вскрыла вены, сейчас в реанимации. Но врач сказал, что уже норм, должны перевести в палату, — Светка сходу сообщила новости отцу.

— Понял, выезжаю. Ты как, Свет? — ответил Дмитрий.

— Норм, — ответила Света и положила трубку.

Она давно не понимала отца: почему он оставил ее с братом на бабку, а сам возится с матерью, как с маленькой. Разве не о них он должен заботиться в первую очередь? Она ведь взрослая женщина, должна уже соображать и нести ответственность за свои поступки сама. А так выходило, что расплачивались ее дети. Открыто отцу она не решалась сказать, что считает его действия в корне неверными, но в душе затаила на него обиду и замкнулась, старалась минимизировать общение с ним.