Бесплатный фрагмент - Поэтический семинар Юрия Кузнецова

Поэтический семинар Юрия Кузнецова

Предисловие

Цикл лекций, который в течение многих лет читал Юрий Кузнецов на своем поэтическом семинаре в Литературном институте, является органической, то есть неотъемлемой частью его творческого наследия. В силу ряда причин эта часть наследия поэта наименее убедительно присутствует в литературном и, шире, — в общекультурном русском пространстве. Главная причина этого отставания очень проста: сам поэт свои лекции не записывал. Остались лишь материалы для лекций, представляющие собой подборку цитат. В самом незначительном количестве в материалах есть краткие ремарки поэта и сформулированные мысли. Некоторые темы лекций были обстоятельно изложены им в статьях «Под женским знаком», «Союз души с душой родной», «Подвиг поэта». В опубликованной стенограмме подробно освещена тема «Образ осени у Пушкина и Есенина». Кроме того, по прозе поэта рассыпано множество отдельных высказываний на темы «Детство», «Родина», «Бог» и так далее. Тем не менее, мировоззрение поэта в лекциях раскрыто в такой благоухающей полноте и цельности, которой нет в остальной части его прозаического наследия.

Есть еще одно обстоятельство, которое, на мой взгляд, придает поэтическому семинару Юрия Кузнецова особое значение. Подчеркну, на мой личный взгляд, метафорическое искусство полностью исчерпало себя, и будущее искусство будет говорить исключительно языком символов. Если это так, то творческое наследие Юрия Кузнецова, кроме своего прямого назначения, для творческих людей играет еще и роль «портала в храм символа». Если для поэта вход в мир символа естественен через поэзию Кузнецова, то для художника-музыканта-скульптора возможно кузнецовская громоподобная поэтическая стихия покажется сначала пугающей и трудно воспринимаемой. Лекции Кузнецова представляют собой плавный вход в пространство символа. Читатель сначала встречает привычные с детства имена Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Есенина. Встречает знакомые поэтические строки, но уже знакомые образы видятся немного непривычными, словно солнечный свет падает на них с другой стороны. Кроме того, появляются другие поэты, незнакомые стихи, входят античные боги и герои, и… читатель вдруг чувствует, что уже он вошел в совершенно иной мир.

Теперь необходимо обозначить те обстоятельства, которые определили форму данной книги. Автор этих строк вольным слушателем посещал поэтический семинар Юрия Кузнецова для слушателей Высших Литературных Курсов, то есть не для студентов, а для сформировавшихся поэтов. Было это с сентября 1999 года по май 2001-го. Семинар проходил раз в неделю по вторникам. Обстоятельства моей тогдашней жизни были таковы, что я не мог посещать каждое занятие, но благодаря тому, что на занятия мы ходили вместе и попеременно с моей супругой, то пробелов в конспектах оказалось меньше. Несколько семинаров, на которых я присутствовал, остались незаконспектированными. Например, это семинар, на котором Юрий Кузнецов зачитывал статью Вадима Кожинова «Нобелевский миф» с минимальными своими ремарками. Читатель может самостоятельно прочитать эту умную и содержательную статью. Еще — это семинар «Время», где он тоже зачитывал какую-то статью. Статья о времени не показалась мне глубокой и серьезной: при том, что многие высказывания ее будоражили мысль, некоторые из ее утверждений были сомнительного, эпатажного типа. Автора статьи о времени я не запомнил. Некоторые семинары слушались на одном дыхании, но на бумаге оставалось лишь несколько разрозненных строк, которые, спустя несколько лет при переносе их с бумаги в электронный вид, ни во что цельное не сложились.

И последнее, несколько методологических соображений. Во-первых, хочу озвучить очень успокоительную мысль, что лекции Юрия Кузнецова записаны достаточно полно несколькими слушателями и студентами разных лет, и они опубликованы, так что мы уже не можем утерять эту часть творческого наследия поэта. Сейчас речь должна идти об их систематическом издании. На данный момент лекции изданы вразнобой. Для тех, кто хорошо ориентируется в мире Кузнецова, найти их не составляет труда, но для остальных они труднодоступны. Существует книга лекций в записи Марины Гах, кстати это наиболее полный конспект. Но книга давно разошлась, а сам текст конспектов, все-таки, нуждается в литературной обработке — сверке цитат и прочем. Поэтому, приступая к работе над данной книгой, я достаточно долго не мог выбрать подход. Первое, что напрашивалось — взять имеющиеся конспекты на одну тему, записанные разными слушателями и составить некую обобщенную лекцию. При этом ее основательно снабдить ссылками на первоисточники и другими уместными комментариями. Таким образом я оформил две лекции. Лекция на тему «Плач и слезы в мировой поэзии» получила в довесок 108 примечаний. Текст самой лекции едва ли занял одну пятую часть объема, остальное — примечания. Причем, примечания имели свойство разрастаться при повторной обработке. И я считаю, что академическим изданием должны, все-таки, заниматься соответствующие государственные институты: Пушкинский дом, ИМЛИ, Литературный институт. Они именно для такой работы и предназначены.

Мне же показался более продуктивным другой подход. В основу издания положены наши — мои и жены — реальные конспекты. Цитаты по возможности выверены по первоисточникам и по другим конспектам, имевшимися в моем распоряжении, в первую очередь по конспектам Марины Гах. Цитаты из материалов Кузнецова и из других конспектов не добавлялись, если в наших конспектах не было на них никаких намеков. Примечания к высказываниям и цитатам даны только в случае крайней необходимости. Они даны прямо в тексте. В конце некоторых лекций Юрий Кузнецов отвечал на вопросы слушателей, чаще всего, не имевшими связи с темой лекции. Ответы привожу после конспекта лекции, в тот день, когда они прозвучали. Мне кажется, что такое естественное их положение лучше вводит читателя в творческую лабораторию мысли Юрия Кузнецова. Некоторые ответы и высказывания Кузнецова у меня в бумагах оказались записанными так, что невозможно установить их дату. Такие ответы и высказывания сведены в отдельный конспект «Высказывания». После некоторых размышлений я позволил себе оставить некоторые ремарки, характеризующие ход семинара.

Хочется надеяться, что конспекты поэтического семинара в данном издании не только позволят войти в творческий мир гениального поэта Кузнецова, но и в некоторой степени сохранят человеческие черты дорогого всем нам Юрия Поликарповича.

2023

Семинары

Эпитет у Пушкина

Эпитет у Пушкина

Первый час семинара

Юрий Кузнецов: Русские образовались из славян, когда те смешались с угро-финнами. Сошлись две крайности — дремучий лес и бескрайняя степь. Лес — следопыт, осторожность; степь — удаль, размах. Татары разбавили нас на уровне крови. Изменили физиономию, но ничего не добавили в мировоззрение.

Эпитет появляется тогда, когда есть отношение к предмету. Нет отношения, — нет эпитета. Сейчас стиля нет, «все смешалось в доме Облонских». Сейчас эпитет страдает от дистрофии. Яркий эпитет — яркий поэт. Безликий эпитет — безликий поэт.

Гоголь писал о Пушкине: «Его эпитет так отчетист и смел, что иногда один заменяет целое описание…»

Кузнецов зачитывал поэтические строки Пушкина и кратко характеризовал озвученные эпитеты. ЮК перелистнул примерно пять страниц текста, из которого выбирал примеры эпитетов. Привожу немногое, что запомнил. (Курсивом здесь и далее мой текст — Дмитрий Орлов.)

ЮК: «Придвиньте ж пенистый стакан…» Стакан не может быть «пенистым»! Правильно было бы сказать: «Стакан полный пенистого шампанского». Но Пушкин сказал: «пенистый стакан», и все ясно.

«Бестрепетным полетом взлечу на Геликон…», то есть — к богам. Своенравный эпитет!

Конь «Беспечным копытом бьет камень долин». Средний поэт написал бы: «Конь беспечно бьет копытом землю».

«Слетают резвою толпой крылатые мечтаньи…» Проявил невидимую сущность.

«Друг мудрости прямой». Много что значит.

«Иль вечной темнотой покрыты дни мои?» Как будто из другого измерения. Это в шестнадцать лет! Смелый эпитет. А мировоззрение какое!

«Одну тебя в неверном вижу сне». Богатый эпитет.

«Твоей струны печален звон глухой». Красиво! Истинная красота.

«…истины забытые следы…» Загадочный эпитет. Нужно иметь очень широкое мировоззрение.

«Бесплодное проходит вдохновенье». И это он знал!

«И быстрый холод вдохновенья». Он видит то, что видеть нельзя.

«Редеет облаков летучая гряда». Мимолетность мира. Гряда, но летучая! Вроде никакого смысла. Полно смысла!

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть,

И равнодушная природа

Красою вечною сиять.

«равнодушная природа». Можно спросить: какая же природа равнодушная? Есть — рукотворные пустыни. Во времена Македонского Кара-Кумов не было. Получается, что природа не равнодушная, но спорить с поэтом невозможно. Можно спорить только поэтически и, обладая мировоззрением такой же величины. Один современный поэт старик фронтовик, — фамилию я называть не буду, так как человек жив сейчас, — взял эту строку «равнодушная природа» и написал стихотворение: мы строим плотины и так далее. Но в его стихотворении нет мировоззрения, а есть мнение.

Образ осени у Пушкина и у Есенина

Второй час семинара

В двадцать пять лет, а 25-й год — это порог зрелости, Пушкин пишет стихотворение «19 октября». «Роняет лес багряный свой убор».

В стихотворении «Осень. (Отрывок)» Пушкин подробно пишет об осени, как о любимом времени года.

Унылая пора! очей очарованье!

Приятна мне твоя прощальная краса —

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса…

Эпиграфом к стихотворению взята строка Державина: «Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?»

Кстати, в чем отличие западного мироощущения от русского? Картина Гойи «Сон разума рождает чудовищ». А тут дремота и — никаких кошмаров. Вы думаете это только в этой строке? Нет, этому много подтверждений. Помните у Тургенева «Романс»:

Многое вспомнишь родное далекое,

Слушая ропот колес непрестанный,

Глядя задумчиво в небо широкое.

Это едет человек и дремлет. Широта и никаких ужасов.

У Пушкина есть пророческие стихи, где он предрек рождение Есенина.

Уродился юноша

Под звездой безвестною,

Под звездой падучею,

Миг один блеснувшею

В тишине небес.

Родовое имя Есенина — есень, осень. Пушкин писал осенние стихи осенью, а Есенин — круглый год. Времена года у Есенина — сплошная осень и немного зима. «Сыплет черемуха снегом» — лето дает через зимний образ. Стихотворение «Осень»:

Тихо в чаще можжевеля по обрыву.

Осень, рыжая кобыла, чешет гриву.

Над речным покровом берегов

Слышен синий лязг ее подков.

Схимник-ветер шагом осторожным

Мнет листву по выступам дорожным

И целует на рябиновом кусту

Язвы красные незримому Христу.

Гроздья рябины похожи на язвы Христа. Сквозь природу что-то сквозит. Поэтику Есенина невозможно понять без книги Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу».

«В саду горит костер рябины красной, но никого не может он согреть». Здесь он допустил фальшь. Есть зазор между предметом и метафорой. Такой «костер» не согреет, а как он может согреть? Ведь костра нет, а есть просто рябина. На такой фальши построен весь Пастернак. Для Пастернака важнее описание, чем сам предмет.

«От желтизны не пропадет трава». Гениально! Мировоззренческая строка. Трава желтеет, но корни-то остаются.

В этом мире я только прохожий,

Ты махни мне веселой рукой.

У осеннего месяца тоже

Свет ласкающий, тихий такой.

В первый раз я от месяца греюсь,

В первый раз от прохлады согрет,

И опять и живу и надеюсь

На любовь, которой уж нет.

«В первый раз я от месяца греюсь». Есенина греет прохлада. Это загадка. Патологии здесь нет, есть загадка.

Есенин, вроде бы, был обречен на смерть. Родовое имя, да и рано поистаскался (за слово «поистаскался» не уверен — Д.О.), все, казалось бы, шло к распаду. Если бы не одна строка: «От желтизны не пропадет трава». Значит, он не хотел умирать, значит, он хотел жить. Значит, его повесили.

9 ноября 1999г.

Обсуждение стихов СЛ

Обсуждение подборки стихотворений СЛ.

ЮК: «Влажная кромка моря». «Кромка моря» — понятно. «Влажная кромка моря» — непонятно. Не видно.

На слова девушки, участницы семинара, о мастерстве СЛ.

ЮК: Великий Хафиз хотел, чтобы о нем сказали просто: «Сочетатель слов». Вы сами (девушке) не умеете сочетать, поэтому Вам и кажется, что здесь мастерство. У СЛ одна метафора разрушает другую. «Посох» — это что-то движущееся, а он у вас (обращаясь к СЛ) превращается в «ось», вокруг которой все крутится. Это совсем разные вещи, ничего общего. Посох — вещь, ось — умозрительный предмет.

Деление на умственную поэзию и поэзию, воздействующую на чувства неверно. «Глаголом жги сердца людей». Поэзия воздействует на сердце. Будоражить ум — это не дело поэзии. Чем потрясают романы Достоевского? Своей глубиной. А читаешь фантастику, — вроде бы, космос и прочее, — а там нет ничего. Только игра разгоряченного ума и больше ничего.

Поэзию можно мерить градусами сердца.

В случае СЛ. можно поговорить о метафоризме. Блок говорил, что метафоризм приводит к духовному одичанию.

Есть живая метафора, народная. У СЛ метафора искусственная. Почитайте книгу Садовникова «Загадки русского народа»: она полна живых метафор. Загадка про стог сена, на который слетелись вороны: «Стоит посреди поля Мирон, полна головушка ворон».

Пастернаковский метафоризм искусственный. Месяц похож на серп, Пастернак берет и «косит» им траву. Чушь! Полное духовное одичание!

Афанасьев в «Поэтических воззрениях славян» пользуется термином «метафора», но на самом деле он пишет о символах.

У СЛ дается информация, но поэзия не информация. «Выхожу один я на дорогу» — это не информация, а образ. Мы видим полный отрыв от реальности. Поэзия также, как «река воздушная» у Тютчева:

Река воздушная полней

Течет меж небом и землею.

Ближе к земле — приземленно, тяжеловесно, ближе к небу — бесплодно.

«Пьяный корабль» Рембо переведен мной энергетически. Так же энергетически переводят Шекспира. Перевод Данте Лозинским — рассудочный, он не сохранил той силы, которая есть в исходном звучании староитальянского языка.

Есть стихи с ключом. Они понятны, только если есть ключ. Ключ — это мировая духовная культура. «Я пил из черепа отца» — надо знать мировую духовную культуру, нельзя понимать буквально.

СЛ в заключительном слове сказал, что образ стога сена — «Стоит Мирон, полна головушка ворон» принадлежит традиционной культуре, но есть и другие типы культуры — андеграунд, контркультура и так далее.

ЮК: Нет ни масскультуры, ни контркультуры, а есть культура. Единая мировая духовная культура. Есть культура, а есть отсутствие культуры.

23 ноября 1999.

Обсуждение стихов АВ (первое)

Обсуждение подборки стихотворений АВ (первое)

Обсуждение творчества поэта ВЛК происходило следующим образом. Поэт представлял на обсуждение подборку своих стихотворений в нескольких экземплярах. Два из них в обязательном порядке шли Кузнецову и одному из слушателей, который должен был их тщательно разобрать и выступить застрельщиком обсуждения на семинаре.

Сначала высказывались «застрельщик» и остальные слушатели. Это занимало приблизительно один академический час. Затем, обычно после перекура, говорил Кузнецов. После обсуждения слово представлялось самому обсуждаемому поэту.

Кстати, во время обсуждения, Кузнецов курил в аудитории сам и разрешал курить слушателям.

Юрий Кузнецов: Жанр баллады (в подборке стихотворений АВ была баллада — ДО) — эпический жанр, в нем нет ничего личного или оно, личное, отдалено. В балладе должны быть значительные события, а у вас их нет.

АВ на момент обсуждения было 33 года. Писать стихи он начал в 20 лет.

ЮК: Двадцать лет — это поздно. Надо начинать писать в пятнадцать лет, в крайнем случае — в семнадцать, пусть плохо писать. Так говорит мировой опыт. Теперь будете всегда чувствовать сопротивление материала.

У АВ привлекает пластика. Все стихи сырые, до конца не прописано ни одно.

Строка «Грозно держит его земля» очень значительная. Если бы все стихотворение было бы выдержано на таком уровне, то мы бы говорили о значительном поэтическом явлении. Впереди много работы. У АВ все для этого есть.

Услышать от Кузнецова фразу в таком духе: «У АВ все есть, чтобы стать настоящим поэтом», — это было чем-то невероятным. Я что-то подобное за два года семинара слышал, может быть еще один раз. Вообще во время этого обсуждения Кузнецов был явно в приподнятом настроении.

Исторического мышления нет, но это — дело наживное. Надо выработать свой взгляд на мировую историю, на русскую историю.

Кузнецов обратил внимание на стихотворение про бродягу. Сюжет стихотворения, насколько я его запомнил, состоял в том, что автор стихотворения проявил сочувствие к бездомному бродяге, чем-то помог ему, а после этого бродяга обокрал автора.

ЮК: Стихотворение «Бродяга» — это территория Достоевского, когда люди за сделанное добро платят злом. За смелость надо похвалить. Но в таких вещах надо быть сердцеведом. Замах сделан, удара нет. Каждый или почти каждый значительный поэт был сердцеведом. Пушкин был сердцеведом, Байрон в меньшей степени. Шекспир сердцевед. Дуплистое стихотворение, — внутри пусто. Надо копнуть глубину, скольжение по поверхности ничего не дает.

(Кузнецов, кажется сказал, что это мысль из Дхамапады.) Мысль нужно держать как голову змеи. Сожмешь сильнее — задушишь. Ослабишь руку, она тебя же ужалит. Образец твердости: как Пушкин заковал в форму метель-хаос в стихотворении «Бесы». Образец как не сделано того же — «Двенадцать» Блока. Та же метель, но все смешано и распадается. Если смотреть на поэму «Двенадцать» с высоты птичьего полета, то видно, что все развалено. Он ввел формально образ Христа, чтобы удержать от распада.

«Мешок звезд». АВ надо читать Лао-цзы.

Надо читать Афанасьева. Вообще «Поэтические воззрения славян на природу» для поэта — все равно, что Библия для христианина или Коран для мусульманина. Говорят, что это устарело, но это не так. И словарь Даля — живой, и сборник его поговорок — тоже.

Поэт Валентин Устинов писал короткие поэмы (он считал, что короткие — это хорошо). Поэма — жанр эпический. Но он погряз в сложноподчиненных предложениях. Ему говорили об этом, но он не понимал. У АВ этого нет. Это очень хорошо.

Деепричастные обороты непригодны для эпики. И переносы непригодны. Как в песне: «То, не ветер ветку клонит» — все, одна строка, «Не дубравушка шумит» — все, другая строка. Цветаева в этом смысле — разрушитель русского языка и русского мышления. Хлебников тоже разрушал, но его отчасти можно простить, так как он был наполовину сумасшедшим. Строка должна лететь, тогда это будет по-русски.

Ответы на вопросы

Был какой-то вопрос о стихотворении Рубцова «Тихая моя родина».

ЮК: «Тихая моя родина» — это посещение, а не возвращение. У Есенина — тоже посещение: «В своей стране я словно иностранец». Это он о деревне.

Я не говорю, что у Рубцова плохо написано. Очень хорошее впечатление, особенно хорошо начало стихотворение. Потом пошло перечисление. Это он молодым писал. Конец у него умозрительный. С тучей, с избой связь указана лишь по касательной. Чувствуешь связь: так покажи ее! Молния с неба ударила в землю — вот связь! Кожинов и Рубцов были друзьями. Кожинов в семидесятых издал монографию. Он писал, что у Рубцова ни одно стихотворение не доведено до конца, везде шероховатости. Это надо знать, не ослепляться.

Лермонтов в конце жизни за полгода до гибели стал абсолютно зрелым поэтом. Розанов сокрушался: еще бы полгода! Что бы он тогда написал!

Поэзия должна состоять из образов. Она терпит до 20% процентов понятий. 60% понятий — холодная, рассудочная поэзия. Баратынский — около 45%.

30 ноября 1999г.

Обсуждение стихов С

Обсуждение подборки стихотворений С

Второй час

ЮК: С дает мало поводов говорить о поэзии. В двух случаях он прикоснулся к материалу — к человеку. Но очень слабые выразительные средства не позволили ему сделать больше.

Приведем стихотворение С:

Взмолилась у церкви старушка:

«Пуста моя нынче просящая кружка,

Подай-ка на хлебушек, добрый прохожий,

И я помолюсь за тебя Богу тоже».

Подал. Ох, лилась мне вослед благодарность.

За милость, вниманье и за нежадность.

Минут через десять иду там же снова,

Вновь слышу бабулькино слово:

Сыночек, родименький, любушка, душка,

Пуста моя нынче просящая кружка,

Подай-ка на хлебушек, добрый прохожий,

И я помолюсь за тебя Богу тоже».

Я бабушке сил пожелал и здоровья.

И дальше прошел, не травля многословья.

Но спину прожгла, вдруг, отборная скверна

За жадность и за равнодушие к бедным.

Стихотворение «Взмолилась у церкви печально старушка…» Пространство в стихотворении есть, есть материал для поэзии. При написании стихотворения необходимо иметь в виду следующий круг соображений. Старушка не запоминает лиц. Она просит не у человека, а у народа. Старушка не замечает, кто ей подает, замечает Бог. Здесь автор хочет выделиться, хочет, чтобы его запомнили.

Замечу по этому поводу. Отвратительная черта нашего времени. В свое время в «Литературной России», когда она была еще хорошей газетой, когда там был Сафонов; он потом надорвался и ушел, — ушел из жизни. Там печатали список имен тех, кто дал деньги на храм Христа Спасителя с сообщением, кто сколько дал. Ну, что это такое?! Бог будет знать и достаточно, дай безымянно.

У старушки жизнью могут быть стерты некоторые человеческие черты. У нее осталось чувство, что Бог ее не забирает, значит, она должна как-то жить, добывать средства.

Второе стихотворение, отмеченное Кузнецовым

Обидел человека. Было дело.

Нелепо, неумышленно, но — факт.

Тут сразу извиниться бы — не сделал…

Тогда казалось мелочь, вздор, пустяк.

Прийти с повинной после не случилось,

Затем нас разделяли города,

И только иногда ночами снилось,

Что я прошу прощенье сквозь года.

Теперь — иной этап настал, бредовый:

Мне чудится повсюду лик его.

Знакомое пальто, и шарф тот новый…

Но стоит присмотреться — не его.

«Обидел человека…» Написано: «Прошу прощения», но это только названо, а не показано, так как нет своих выразительных средств. Нельзя заканчивать словами об одежде: пальто, шарф… Надо что-нибудь о голосе или что-то такое. Не прописано. Тут говорили: «непрочувствовано». Это — одно и то же.

Вам надо читать. Не люблю Мандельштама, но он верно говорит в своих воспоминаниях: «Надо иметь большую культуру чтения».

Детских стихов не признаю. Вы оглупляете ребенка своим сюсюканьем. Ребенок — цельный. На этом построена вся философия Лао-цзы. Детская литература, можно сказать, адаптирует человека. Бывают такие адаптированные, упрощенные издания для детей. Например, адаптируют Рабле, Свифта. Этим они оглупляют детей. Пусть дети читают сказки! Там и глубина и все, что хотите.

О вас говорили, что вы наивны. Но наивность — это человеческое качество, и у вас оно не переходит в поэтическое. Скудный словарь. Вы не лжете, но это человеческое качество, а не поэтическое.

Был такой фронтовик, потерявший зрение, Асадов. Был очень популярен у школьниц и домохозяек. Он призывал к добрым чувствам, как и Пушкин. Но Пушкин призывал лирой, а у Асадова лиры не было, он призывал риторикой. Еще Белинский писал: «Поэт мыслит образами». Это аксиома. А у вас все образы расхожие. Тут есть противоречие: вы наивный человек, но где же тогда ваша свежесть? У вас сплошь чужие расхожие образы, вы берете первое, что попадется, своих выразительных средств нет. Это ваше жизненное противоречие.

Вы слишком легко относитесь к поэзии. Муза женщина капризная. Ей нужно отдавать все. Если кто-то захочет власти, то она скажет: «Нет, все внимание мне». Иначе ничего не выйдет. Если есть корыстолюбие, тоже ничего не получится.

Будь обсуждающие ваши стихи менее доброжелательны, чем мы — я имею в виду себя и других выступавших, — вам бы могли сказать, что это не наивность, а невежество. Но, все-таки, вы наивны. Вы наивны во всем: вы думаете, что можно чего-то достигнуть без знаний. Доказать невозможно, но хочется вам внушить, что поэзия — очень серьезное занятие и средствами риторики в ней ничего не добьешься. Ей нужно посвятить всю жизнь, иначе ничего не выйдет.

Бедный язык. Есть такие места с разряженной языковой атмосферой. Украина, Донбасс, Прибалтика. Но это можно преодолеть. Был такой поэт Рильке — если не гений, то уж точно значительный поэт. Он вырос в Австрии. Язык там немецкий, но обедненный. Он писал литературным обедненным языком. Вышел он из положения, углубившись в слово. Слово у него многозначно. Одно и то же слово в разных местах используется в разных значениях. Так в переводах, так и в подлинниках, — я специально интересовался, спрашивал.

PS. ЮК отказался от раздаваемого всем С. пива: «Нет, дал зарок». После долгих уговоров взял пакетик сока и, неподвижный и значительный, как монумент, с каменным лицом, одетый, стоял в коридоре, посасывая трубочку.

14 декабря 1999г.

Детство

Детство — сквозная тема мировой поэзии

Юрий Кузнецов: Поэт формируется очень рано, если он поэт. Вообще, поэтами рождаются, а не становятся, но если человек родился поэтом, то формирует его только детство. Или — он возвращается к детству.

Наивность и простодушие детства ценили великие учителя человечества Христос, Будда, Лао-цзы. Вся философия Лао-цзы основана на цельности детства. Рождается ребенок: еще нет ничего, но уже есть все. Христос сказал: «Будьте как дети», но это не значит, что взрослые должны быть несмышлеными. Надо сохранить цельность детства.

Приблизительно до трех лет в речи ребенка нет слова «Я». Когда ребенок сказал «Я», зерно личности проявилось.

Нам ближе греческая мифология (римляне свою мифологию украли, или — заимствовали у греков). Самый могущественный бог — Амур, бог любви. Но он же мальчик!

Во времена разложения греческого полиса появился второй мальчик — Ганимед, но он растлен. Его возносит на небо орел — это свидетельство упадка греческого полиса. Пастернак обращается к образу Ганимеда. Это выглядит отвратительно.

У Достоевского очень много детей. Но они у него даже излагают идеи (в смысле — это неестественно — ДО). Например, Коля Красоткин из «Братьев Карамазовых» — умный и злой мальчик.

В народной поэзии всех народов есть колыбельные песни, есть они и у нас. Это изумительно. Когда взрослые женщины пишут колыбельные песни это получается очень плохо. Колыбельную Цветаевой (у нее есть и еще одна) даже читать невозможно, не то что петь.

Есть народная песня про мальчика, типично русская.

Кузнецов зачитал один из вариантов исторической песни «Татарский полон». Кузнецовского варианта я не нашел. Привожу другой вариант этой песни.

На дуваньице дуван дуванился,

Доставалась ему да теща зятелку.

Он повез ее да во дикую степь,

Он привез жены да с Руси Русскую,

С Руси русскую да полоняночку:

«От привез тебе, да тебе нянечку.

Ты заставь ее три дела делати:

Как перво дело, да ей куделю прясть,

Как второ дело, да ей гусей пасти,

Как третьё дело, да ей дитю качать».

Она сидит, руками она кудель прядёт;

Она глазами, сидит, она гусей пасёт;

Она ногами, сидит, она дитю качат

«Уж ты бай, баю, да злой татарчёнок!

Уж ты бай, баю, да ты татарский сын,

Уж ты бай, баю, да ты русёночек,

Уж ты бай, баю, да будешь внученок —

Как твоя-то мать да мне родная дочь,

В парной байны я да с ею мылася,

Я признала в ей да две приметочки:

Как перва приметка — в груди родименка,

Как друга приметка — в ноги нет мизенчика».

Услыхали тут да девки сенные

Рассказали ей, да чо они слышали:

«Государыня наша барыня,

Полоняночка с Руси русская,

Она сидит, руками она кудель прядет;

Она глазами, сидит, она гусей пасет;

Она ногами, сидит, она дитю качат,

Она качат дитю, ещё прибайкиват:

«Уж ты бай, баю, да злой татарченок,

Уж ты бай, баю, да ты татарский сын,

Уж ты бай, баю, да ты русеночек,

Уж ты бай, баю, да будешь внученок —

Как твоя-то мать да мне родная дочь,

Я признала в ей да две приметочки:

Как перва приметка — в груди родименка,

Как втора приметка — в ноги нет мизенчика».

Прибежала тут да дочка к матери,

Во резвы ноги да повалилася:

«Ты прости, мати, да не признала тя,

Семи лет была да во полон взята!

Ты бери, мати, да золоты ключи,

Отмыкай, мати, шкапы зеркальчаты,

Ты бери, мати, да золоту казну,

Золоту казну да безрасчётную,

Безрасчётную, да сколько надобно,

Ты поди, мати, да на конюшен двор,

Ты бери, мати, коней езжалыих,

Коней езжалыих, да самолучшиих,

Поезжай, мати, да на святую Русь!» —

«Мне не надо твои да золоты ключи,

Мне не надо твоя да золота казна,

Мне не надо твоих коней езжалыих

Коней езжалыих, да самолучшиих,

Не поеду я да на святую Русь,

Я с тобой, дитя, не расстануся!»

Это народная песня. Тот, кто обвиняет русских в шовинизме, тот в русских ничего не понимает!

ХХ век — больной век. Одна из болезней века — инфантилизм. Инфантильный человек — такой человек, который, когда надо взрослеть, не взрослеет, когда надо мужать, не мужает. Инфантильные писатели — Паустовский, Грин, американский писатель Селенджер, оказавший большое влияние на Василия Аксенова, (еще на кого-то. — ДО). Фолкнер сказал: «Селенджер пишет незрелые вещи для незрелых умов».

Детская литература — следствие инфантильности. Дети всегда воспитывались на народных песнях, на сказках. Там нет никакой незрелости, а детская литература очень облегченная. Адаптация литературы — недопустимое отношение к ребенку, который есть цельное существо.

В чем причина популярности книги Михалкова про Дядю Степу? Там есть архетип — великан! Вот, и все. Но зачем нужен этот Дядя Степа, если про великанов есть очень много сказок. Сказки и надо читать.

«Том Сойер» — облегченная литература, «Гекельберри Финн» — настоящая. Хемингуэй сказал: «Вся американская литература вышла из «Гекельберри Финна». Там есть все ее будущие темы: бегство, негритянская проблема, прочее.

Детские стихи про хрюшу — путь наименьшего сопротивления. Это инфантильность.

«Маленький принц» — талантливая подделка под сказку. Сент-Экзюпери — инфантилен. Французы вообще инфантильны. Лев Толстой говорил, что «для детей нужно писать так же, как для взрослых, только еще лучше».

Чилийская поэтесса Габриэла Мистраль. Ее соблазнил и бросил какой-то проходимец, она страдала, но поэзия от этого выиграла. На мой взгляд, она посильней наших Ахматовой и Цветаевой. Хотя у нее и не было детей, у нее есть очень хорошие стихи о детях.

«Детство», «Отрочество», «Юность» Толстым написаны глазами взрослого.

«Детские годы Багрова-внука» — великое произведение мировой литературы написано глазами ребенка.

Пришвин — уникальное явление. Он всю жизнь имел взгляд отрока, он сохранился, законсервировался в возрасте 14 лет. Отрок в русской литературе. Он имел целомудренное мировоззрение, хотя и имел и жен, и детей. У него есть мудрость, но это мудрость отрока. Он не инфантилен.

Андерсен очень инфантилен, но у него есть несколько гениальных сказок. Например, «Голый король».

Простота связана с ребенком. Словарь Даля о простоте: «Нас простых и Бог простит», «В простых сердцах Бог почивает», «Где просто, там Ангелов со-сто». Но есть пословица о «простоте ума» — ограниченный ум, недальний, невзрослый -«Простота хуже воровства». Простота сердца: «Святая простота». «Наскочил крюк на простоту!» «Простота да чистота — половина спасения». «Простота человека к Богу приводит». «Простота святая, да ее жь и на-зубы подымают!» «Кабы не боярский разум, да не мужичья простота, все бы пропали».

Пастернак — вторжение инородного сознания в русскую среду: «Нельзя не впасть к концу, как в ересь, / В неслыханную простоту». Простота для русского человека — это вера, а не ересь.

Притча об ученике Конфуция, который спускался с ведром за водой в колодец. Когда ему посоветовали поставить «журавля» к колодцу, чтобы облегчить труд, он ответил: «Человек, который трудится с помощью машины, сам становится машиной. У человека, ставшего машиной, сердце тоже становится машинным. А машинное сердце, теряет святую простоту».

Поэты о детстве

Гельдерлин — младший современник Гете. Половину жизни он был не в нашем мире — страдал душевным расстройством. Он был покорен Древней Грецией. Его творчество было опрокинуто в античность. В его «Античных стихотворениях» есть стихи о детстве. Это зерно всего детского мировосприятия.

Мне ясна была тишь эфира,

Непонятна людская речь.

Я рос под шепот

И шелест рощ.

Меня цветы

Любить учили,

Боги взрастили меня.

Удивительно, что это главное зерно детского восприятия в поэзии появилось в ХIХ веке, а не в древности. Вся остальная поэзия Гельдерлина — раскрытие этого зерна.

Антонио Мачадо, испанский поэт.

Пегасы, красавцы пегасы.

Мои деревянные кони…

Детские карусельные лошадки как пегасы носят ребенка. Кстати, лошадки едут по кругу — это по-испански. А по-русски так: «Все по кругу, по кругу, по кругу, а когда мы рванем по прямой?» Это написал мой однокашник по учебе, он сейчас исчез.

Бунин: «Сердцем помню только детство: / Все другое — не мое». И Христос бы это одобрил, и Лао-цзы!

Ужасно, когда в четырнадцать лет пишут как взрослые.

Святость древности связана с утренним раем детства.

Норвежский поэт Гуннар Рейсс-Андерсен

Два ребенка

Играли два ребенка на берегу мирском.

Над сушей было солнце, и мрак — на дне морском.

Играли два ребенка со временем-песком.

И белые мгновенья меж пальцами текли.

Что ж мы в песке искали, да так и не нашли?

И вот уж мрак возобладал над пламеневшим днем.

И вот мужчина с женщиной ушли во мрак вдвоем.

Играть ли будем в звезды, как некогда — с песком?

Вроде бы — просто стихотворение, а написано перед лицом вечности!

Старость перекликается с детством. Старость и детство близки с разных сторон к океану вечности. Только нет свежести. Французское выражение, которое позже стало песней: «О если бы молодость знала, о если бы старость могла!»

Рей Бредбери инфантилен, но тема детства у него есть.

Ответы на вопросы

ЮК: Гофман — мистик. Мне очень нравился. Его сказки — «Золотой горшок», «Крошка Цахес» — настоящие. Сейчас, правда, я его читать не могу, так как у него слишком много риторики. У меня, может, возраст прошел. Я тяготею к краткому, емкому образному, классическому слову. Так же, как Гофман писали все вокруг него, и он писал в этом речевом потоке. Гете уже повернул к короткому, меткому слову. Много у Гофмана взял Гоголь. Гоголь, как гений, много взял из народных преданий.

Моя любимая сказка? Этот вопрос задавали мне на пятидесятилетии. В президиуме сидел Шафаревич. Когда я сказал: «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не зная что», то он удивился и сказал, что он над ней несколько лет продумал. У него математическое мышление, а вот в этом мы сошлись. Эпос замкнут. Один ученик Бахтина — (Бахтин сложно писал, он учился у немцев) — доказывал, что нельзя вторгнутся в сказку и не разрушить ее. Однако он сказал, что в стихотворении «Атомная сказка» пространство сказки разомкнуто, но она не разрушилась. Удивительно.

Бажов — имитация. «Талантливая подделка денег, имеет хождение».

Шергин посерьезней. Язык его хорошо спасал.

Писахов — совсем искусственный.

Пушкин — народные сказки.

«Пирамида» Леонова — материал для романа.

Высказывание из аудитории: «Маленького принца» Сент-Экзюпери признали лучшей книгой ХХ века».

ЮК: Ну и что, что признали? Кто признал?

Высказывание из аудитории: «На произведениях Гайдара, Чуковского, Маршака выращены целые поколения».

ЮК: Испорчены целые поколения! Я своим детям запрещал читать детскую литературу. Разрешал читать сказки всех народов.

Высказывание из аудитории: «Детские писатели ведь по-своему призывали к добрым чувствам».

ЮК: Благими намерениями выложен путь в ад.

У Чуковского в основном все переводное.

Гайдар — это все очень сильно облегченное.

Льюис Кэрол «Алиса в стране чудес» — компьютерная сказка.

21 декабря 1999г.

Обсуждение стихов АК (первое)

Обсуждение подборки стихотворений АК (первое)

Застрельщиком обсуждения был назначен СЛ:

Легкость стиха. Я знаю, что АК поет. Его поэзия в традициях бардов. Песенная лирика.

Куртуазность образа Андрея — куртуазность его поэзии, но он слишком этим увлекается.

Далее было обсуждение:

АВ: Отсутствует источник напряжения. Как будто парус есть, а мачты нет.

ЕС: Есть такая детская игрушка — калейдоскоп. Повернешь, и стекляшки складываются в картинку, яркую, красивую. Встряхнешь еще раз — новая картинка.

Юрий Кузнецов: Не мозаика!

ЕС: Нет, не мозаика. Мозаика — воплощение задуманного образа, а калейдоскоп — механическое сочетание. У Андрея красивое, но механическое сочетание строк, слов.

ЮК: Здесь есть два стихотворения, посвященных Туле. Первое — уровень газетный.

Во втором есть пафос. Чувствуется энергия. Но это лишь отношение автора, только его настроение. «Пьяные все…» — а причины не найдены. Надо понимать людей. Вот у Розанова в «Опавших листьях» точно сказано: «Посмотришь на русского человека острым глазком… Посмотрит он на тебя острым глазком… И все понятно. И не надо никаких слов». А с иностранцем — не так, надо разговаривать. И это не образ Тулы. Это может быть любой другой город. Были б вы похитрее, вы бы так и закончили, что Тулу не отличишь от любого другого города.

И откуда ненависть? Вот у Шекспира есть пьеса «Венецианский купец» (?) Главный герой ее — мизантроп. Его обидели, он живет теперь отдельно, обиделся на весь мир, всех ненавидит. А вы? С чего вам быть мизантропом?

«Синоптики» — стихотворение вообще на пустом месте. Как можно писать на пустом месте?

«Калейдоскоп» — верно сказано. Поэзия без цвета и без запаха.

Можно что угодно говорить. Не куртуазность, а фальшиво.

«АК — лирик» — Какой лирик? Лирик — это уже поэтическое явление. Можно пользоваться любыми словами, но это очень далеко от поэзии.

15 февраля 2000г.

Обсуждение стихов ИВ

Обсуждение подборки стихотворений ИВ

Первый час

АВ: Факт поэзии налицо. Глубокий ассоциативный ряд. Понравился «Диптих». Стихи несколько лабораторные. Скудная палитра, но это не мешает. Хорошие стихи.

ПД: Говорят, что это сказочный мир. Я бы не хотел жить в этом мире. Здесь нет солнца. «Мертворожденные насекомые». Это засушенный мир, гербарий. Тускло. Это не сказочный мир.

ЕС: Игорь играет способностями человеческого восприятия. Так не бывает в жизни, как в его стихах. Я этого не понимаю, как и ПД. В этих стихах нет жизненной силы, нет мускулистости, но так ли нужна эта мускулистость Маленькому Принцу Сент-Экзюпери? Это своя особая поэзия, я ИВ зауважал.

Второй час

Юрий Кузнецов: С внешней, технической стороны стихи сделаны хорошо. Обтекаемая строка, рифма ненавязчивая.

Все, что он пишет, нужно принимать как условие, на всем лежит печать субъективности. Понятно это для узкого круга лиц. Здесь надо поднимать вопрос о широте культуры для увеличения круга читателей.

По поводу какого-то стихотворения:

Имена раздавали наши прародители Адам и Ева, а не Бог. Очень поэтичны названия старинных населенных пунктов. Например: Лиски. Очень поэтично! А что такое Георгиудеж? Абракадабра какая-то.

В мировой литературе есть первичные поэты. У русских, прежде всего, — Пушкин. Есть вторичные, они ставят условие. Что такое условие? Примером является золотой запас государства. Чеканили золотую монету, но монеты терялись и вследствие торговли уходили из страны. Тогда золотой запас стали хранить, а хождение получили напечатанные бумажные деньги, которые можно было всегда обменять на золото в банке. Но сама бумажка ничего не значит. Когда золотой запас иссякает, то валюта девальвируется. Доллар совершенно девальвированная валюта, так как она не обменивается на золото. Поэзия Александра Блока есть условие, но его поэзия в лучших своих стихах обеспечена золотым запасом мировой культуры.

ИВ — вторичный поэт.

Творчество прямо не выражено, так как образ не развивается.

Творения нет, есть делание.

«Кто-то родился» — неопределенный мир.

«Горит фитиль свечи» — свеча вся горит. Чем прямее выражаетесь, тем шире круг читателей.

Ваш поэтический мир такой, ну, что ж, он имеет право на существование. Внутри этого мира много работы.

22 февраля 2000г.

Лицо

Образ лица в мировой поэзии

ЮК: В ваших стихах нет образа лица. Надо видеть не себя, а объективно. У вас же все субъективно.

У Гоголя есть «свиные рыла», есть головы «редькой вверх», есть головы «редькой вниз».

Анекдот о лицах. У нас сначала была бородка (Ленин), потом — усы (Сталин), а потом — брови (Брежнев).

Лицо это — прежде всего взгляд.

Баратынский пишет о музе: «Ее лица необщим выраженьем».

В иконописи лица нет, там — лик. Лик выше лица.

Подделка лица — личина (маска). Когда долго носишь личину, она прирастает.

Есть запоминающиеся лица, есть безликие, в которых нечего увидеть.

В живописи мало удачных изображений Христа, потому что Он — богочеловек. В нем две природы — божественная и человеческая, они нераздельны и неслиянны. Мы не знаем, как это так случилось, но знаем, что так случилось. У Рафаэля получилось изображение только мадонны, Христа — нет. Ренан изобразил Христа как человека. В ренановскую ересь впал и Булгаков в «Мастере и Маргарите». Это надо иметь что-то в душе, чтобы изобразить. Православному человеку читать эту книгу вредно. Чертовщину он выписал хорошо.

Тютчев, стихотворение «Последний катаклизм»:

Когда пробьет последний час природы,

Состав частей разрушится земных:

Все зримое опять покроют воды,

И божий лик изобразится в них!

Байрон пишет, что в морской буре изобразилось лицо дьявола. (Цитаты не нашел — ДО)

Греческая мифология. Двуликий Янус. Римляне говорили о нем, как о боге входа и выхода. Бог, отпирающий и запирающий. Одно лицо встречает, другое — провожает. Одно лицо смотрит в прошлое, другое в будущее. Представление его лицемером неправильное, слишком упрощенное.

Глаз. Китайцы называют его — зрячая плоть. В былине о Василии Буслаеве есть, — сам читал! — выражение море — все глаза. (Быть может, я неточно записал? Позже я встречал образ Морская пучина — кругом глаза. Может, существуют оба варианта. — ДО).

У вас в стихах нет глаз. Они слепые, что ли. У североамериканских индейцев есть легенда о божестве, вышедшем из моря с повязкой на глазах. Когда оно сняло повязку, то, человек, взглянувший на него, окаменел. Перекликается взглядом Медузы Горгоны из Сказания о Персее.

Смерть. Живые слепы относительно мертвых, мертвые — относительно живых. Индийское представление: когда человек умирает, он становится невидимым.

Нганасане, племя, живущее на Таймыре. Человек и животные живут, пока у них есть глаза. Есть богиня, которая раздает глаза живым существам при их рождении.

Шива был аскетом. Он сидел в сосредоточении, когда к нему подослали красавицу. Она стала обходить вокруг него, а он был погружен. По мере ее обхода у Шивы в голове по окружности стали появляться глаза, следящие за красавицей. Это великая поэзия.

У Блока есть стихотворение о взгляде. Взгляд — вроде бы есть, а вроде бы и нет.

Есть игра: осторожно войти,

Чтоб вниманье людей усыпить;

И глазами добычу найти;

И за ней незаметно следить.

Как бы ни был нечуток и груб

Человек, за которым следят, —

Он почувствует пристальный взгляд

Хоть в углах еле дрогнувших губ.

…

Тем и страшен невидимый взгляд,

Что его невозможно поймать;

Чуешь ты, но не можешь понять,

Чьи глаза за тобою следят.

…

Ты и сам иногда не поймешь,

Отчего так бывает порой,

Что собою ты к людям придешь,

А уйдешь от людей — не собой.

Есть дурной и хороший есть глаз,

Только лучше б ничей не следил:

Слишком много есть в каждом из нас

Неизвестных, играющих сил…

У меня в детстве было несколько раз ощущение, что с неба на меня кто-то смотрит.

В Костромской области есть город Галич. В нем живет поэт Виктор Лапшин — значительное явление в поэзии. Он мне рассказывал: «Лежу я однажды, сплю и не сплю. Вдруг чувствую, что кто-то вошел. Что-то очень могучее. Я обернулся и увидел его глаза. Он приблизился и вошел в мои глаза, и я проснулся от ужаса». Он спросил меня: что делать, чтобы избавиться от этого страха. Я сказал, что нужно написать об этом, не обязательно стихами. Он сказал, что не может это сделать, так как придется это снова пережить, он этого не выдержит. Тогда я сказал: «Давай я возьму этот грех на себя и напишу».

Очищение.

С луной и солнцем слился глаз,

Под шум незримых крыл.

Сюда приходят только раз,

Об этом ты забыл.

Когда ты спал лицом к стене,

Высокий дух сошел во сне

И оборвал твой сон.

Ты обернулся: он!

Твоя стена ушла в простор.

Он на тебя смотрел в упор,

И стал ты невесом,

Как дым в луче косом.

Нечеловеческая мощь

Косым углом раскрыла нощь,

Тебя дотла сожгла

И в сумерки ушла.

Как пепелище, ты лежал

И дымом собственным дышал,

Но ускользал и он

За чистый небосклон.

Мне-то что, сам я этого не видел! Лапшин сказал, что получилось что-то похожее. Это был, конечно, не чистый дух. Его послал не Бог.

Заболоцкий. Много раз встречается слово «лицо», но лица часто не видно.

В «Робинзоне Крузо» есть эпизод:

«Но вот однажды, когда я, приступая к изготовлению угля, срубил у подножия высокой горы несколько крупных кустов, я заметил под ними нору. Меня заинтересовало, куда она может вести. С большим трудом я протиснулся в нее и очутился в пещере. Пещера была очень просторна и так высока, что я тут же, у входа, мог встать во весь рост. Но сознаюсь, что вылез я оттуда гораздо скорее, чем влез.

Всматриваясь в темноту, я увидел два огромных горящих глаза, смотревших прямо на меня; они сверкали, как звезды, отражая слабый дневной свет, проникавший в пещеру снаружи и падавший прямо на них. Я не знал, кому принадлежат эти глаза — дьяволу или человеку, но, прежде чем успел что-нибудь сообразить, бросился прочь из пещеры.

Через некоторое время я, однако, опомнился и обозвал себя тысячу раз дураком.

«Кто прожил двадцать лет в одиночестве на необитаемом острове, тому не пристало бояться чертей, — сказал я себе. — Право же, в этой пещере нет никого страшнее меня».

И, набравшись храбрости, я захватил горящую головню и снова полез в пещеру. Не успел я ступить и трех шагов, освещая себе путь своим факелом, как снова испугался, еще больше прежнего: я услышал громкий вздох. Так вздыхают люди от боли. Затем раздались какие-то прерывистые звуки вроде неясного бормотания и опять тяжкий вздох.

Я попятился назад и окаменел от ужаса; холодный пот выступил у меня на всем теле, и волосы встали дыбом. Если бы у меня на голове была шляпа, они, наверное, сбросили бы ее на землю. Но, собрав все свое мужество, я снова двинулся вперед и при свете головни, которую держал над головой, увидел на земле громадного, чудовищно страшного старого козла!

Козел лежал неподвижно и тяжело дышал в предсмертной агонии; он умирал, очевидно, от старости».

Когда Кузнецов окончил чтение отрывка, у кого-то из аудитории невольно вырвалось: «Жуть! Аж мурашки по коже!»

ЮК: Надо отдать должное мастерству Даниэля Дефо.

Джозеф Конрад, повесть «Тайфун» (это достояние мировой литературы — надо знать!) В повести судно вынуждено идти сквозь тайфун. Центр тайфуна назван оком тайфуна. Око тайфуна! — вот, это да!

В инструкции американского спецназа сказано, что, когда убиваешь человека, нельзя смотреть ему в глаза.

Фет. Стихотворение «Вакханка»:

Под тенью сладостной полуденного сада,

В широколиственном венке из винограда

И влаги вакховой томительной полна,

Чтоб дух перевести, замедлилась она.

Закинув голову, с улыбкой опьяненья,

Прохладного она искала дуновенья,

Как будто волосы уж начинали жечь

Горячим золотом ей розы пышных плеч.

Одежда жаркая все ниже опускалась,

И молодая грудь все больше обнажалась,

А страстные глаза, слезой упоены,

Вращались медленно, желания полны.

Восточная нега. У русских этого нет.

Тютчев:

Люблю глаза твои, мой друг,

С игрой их пламенно-чудесной,

Когда их приподымешь вдруг

И, словно молнией небесной,

Окинешь бегло целый круг…

Но есть сильней очарованья:

Глаза, потупленные ниц

В минуты страстного лобзанья,

И сквозь опущенных ресниц

Угрюмый, тусклый огнь желанья.

Вот, другое стихотворение Тютчева:

Она сидела на полу

И груду писем разбирала,

И, как остывшую золу,

Брала их в руки и бросала.

Брала знакомые листы

И чудно так на них глядела,

Как души смотрят с высоты

На ими брошенное тело…

Тютчев духовидец. Мы не можем сказать, так души смотрят или не так, но энергия стиха не позволяет нам усомниться в этом.

Хафиз: «Уста как пламя на воде». (Цитату не нашел — ДО)

Лицо хорошо описывали Лев Толстой, Вячеслав Шишков. В мировой литературе — Диккенс очень хорошо.

29 февраля 2000г.

Обсуждение стихов ТД

Обсуждение подборки стихотворений ТД

ТД писал стихи на адыгейском языке. На обсуждение была представлена подборка стихотворений в переводе АЧ, участника семинара. Само обсуждение стихов не запомнилось, но Кузнецов высказался о технике поэтического перевода.

Юрий Кузнецов: Подстрочник рифмовать не надо, так как подстрочник остается подстрочником, но, подбирая рифму, можно что-то утерять.

ЮК попросил ТД прочитать короткое стихотворение на адыгейском. ТД читал очень тихо, несколько раз сбиваясь. Кузнецов очень внимательно вслушивался.

ЮК: Звуковая организация есть, все междометия вписываются.

По подстрочникам можно ошибиться. Для перевода нужен большой опыт. Надо знать быт народа, с языка которого переводишь. Нужен талант. При переводе, как минимум, нужно постоянно общаться с автором. Автор обычно плохо делает подстрочник. Подстрочник обычно дает представление о смысле, но звуковая сторона теряется, дух стиха выветривается. Мышление адыгейского народа отличается от мышления русского. Дух можно уловить в стихотворении «Сон», где три маленькие птички несут огромную шапку. Это фольклор.

Переводы АЧ — вольное переложение. Это все надо отнести к неудачам. Грубое вторжение, но никакого обогащения нет. Когда я сам начинал переводить, то замечал, что глаз скользит по стиху, а рука пишет свои фантазии на тему стихотворения. Руку надо набивать.

На ВЛК учился один казах. В его стихах были настоящие народные образы, древние. Он очень хотел, чтобы я его перевел, но я видел, что сколь длинной строку ни делай, все равно его образы не умещаются. Точности нет. Я могу, конечно, сделать что-то «на тему», но «честь мундира» не позволяет.

14 марта 2000г.

Бог

Бог — вечная тема поэзии

Семинар был приурочен к первой публикации первой части поэмы Юрия Кузнецова «Путь Христа» — «Детство Христа».

Первый час семинара.

Юрий Кузнецов: В верованиях многих народов остались смутные или явные следы некоего Первобога. Эти верования живы в остающихся еще и поныне первобытных племенах в дебрях Амазонки и в Африке. Но Первобог в них уже недействующий. Не умерший, но и не действующий. Это наводит на мысль, что сначала было единобожие, а потом Бог раздробился, и наступил политеизм. Гомер, «Илиада»:

Так вопиял он /жрец/, моляся; и внял Аполлон сребролукий:

Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,

Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;

Громко крылатые стрелы, биясь за плечами звучали

В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный.

Еще, «Илиада»:

Бурно помчалась богиня, с Олимпа высокого бросясь.

Словно звезда, какую Кронион Зевс посылает

Знаменьем или пловцам, иль воюющим ратям народов,

Яркую; вкруг из нее неисчетные сыплются искры, —

В виде таком устремляясь на землю Афина Паллада

Пала в средину полков: изумление обняло зрящих…

В этих примерах чувствуется мощь. Мощь идет. В стихах о богах и героях чувствуется мощная поступь власть имеющего. В стихотворении «Выхожу один я на дорогу…» эта поступь есть — если не бога, то героя.

Иудейского Бога нельзя изобразить. Моисей видел его в горящем кусте, но вынужден был закрывать лицо руками, так как свет был нестерпимым. Бог не являлся, не показывался.

Христос — воплотившийся Бог, поэтому его можно изображать. Каким его описывают? Каштановые, может быть — русые, волосы до плеч, на концах — завивающиеся, всегда — голубые глаза. Художники при жизни никак не могли его изобразить, не получалось. Тогда Он взял полотенце и промокнул лицо. На полотенце осталось Его изображение. Иконописное изображение этого полотенца — Спас Нерукотворный. Есть Его лицо на Туринской плащанице.

Западная живопись имеет удачное изображение Христа Рафаэлем, но это изображение Христа-младенца. Все остальное неудачно, потому что изображали человека, а не богочеловека. Наш художник Иванов на картине «Явление Христа народу» изобразил народ очень хорошо, Христа написал отдаленным, в дымке. Это правильный прием, но он ничего не дает зрителю. В иконописи мы имеем минимальное присутствие человеческого момента. Иконы — изображение малой части, лишь того, что человек может выдержать.

Из евангелий можно узнать многие человеческие черты Христа. Он решителен, часто гневается. Он умен, мудр. Использует новые ораторские приемы, совсем отличные от ораторских приемов того времени, например, приемы Цицерона. Христос знал, что прямая речь не воспринимается народом, поэтому говорил притчами.

Христос долго возился с учениками, но видел: мало что получается. Петр — непосредственный такой, мятущийся, трижды отрекся от Него. Единственным близким Ему был двадцатилетний Иоанн, любимый его ученик, которому Он поручил заботиться о матери. Таким образом, никаких человеческих условий для развития христианства не было, не было и исторических условий. Не без Божественного вмешательства так стремительно развилось христианство. Потом появилось мусульманство (Мухаммед много взял от иудаизма), направленное против христианства, и, тем не менее, христианство развилось. Это чудо.

Был протест Лютера против католицизма, шестнадцатый век. Лютер писал стихи. Настоящие стихи.

Твердыня наша — наш Господь.

Мы под покровом Божьим.

В напастях нас не побороть.

Все с Богом превозможем.

Наш злой супостат

Свирепствовать рад.

Лукавый силен.

И нет ему препон,

И нет ему подобных.

Давно бы нам пришел конец,

Когда бы не подмога.

Грядет Он, праведный боец,

Святой подвижник Бога.

Гонимым принес

Победу Христос.

Наш Бог-Саваоф,

И нет больше богов.

За ним всегда победа.

Пускай вселенная полна

Исчадиями ада,

Нас не поглотит Сатана,

Не нам бояться надо.

Осилим его!

Князь мира сего,

Наш враг осужден.

Всесильный рухнет он

От одного словечка.

Осталось только бы при нас

Навеки Божье слово!

Не пожалеем в грозный час

Имения мирского.

Берите в полон

Детей наших, жен!

Лишите всего!

За нами — торжество!

И царство будет наше!

Джон Донн, английский поэт, современник Шекспира. Какая мощь в строках!

Влей мне моря в глаза, чтоб, слезы тратя,

Мой мир я затопить рыданьем мог —

Иль хоть омыть, коль ты не дашь потопа.

Ангелиус Силезиус, семнадцатый век. Немец, рационалист показывает, что, возможно и рационалистическое восприятие Бога.

Бог жив, пока я жив, в себе его храня,

Я без Него ничто, но что Он без меня?

Очень смело!

Жак Вале де Барро, француз, семнадцатый век.

Всевышний, Ты велик

Всевышний, Ты велик, и добр, и справедлив,

И нам являешь Ты свое благоволенье,

Но столько я грешил, что добрый Твой порыв

Со справедливостью пришел бы в столкновенье.

Тебе, познавшему, как был я нечестив,

Осталось только казнь придумать мне в отмщенье,

Ты видишь свой ущерб в том, что еще я жив,

А если радуюсь — исполнен отвращенья.

Ну что ж, насыть свой гнев, Тебя прославит он,

И пусть не трогает Тебя мой скорбный стон,

Бей, грохочи, ответь мне на войну войною —

Тебе лишь воздадут хвалу мои уста…

Но где б ни пал Твой гром, летящий вслед за мною,

Он упадет туда, где все — в крови Христа.

Кровь Христа смыла с нас первородный грех, на нас нет первородного греха.

Миколай Сэмп Шанженский, польский поэт, шестнадцатый век.

…Прах Твоего подножья, для чего вольны мы

Твоих не чтить законов, кои нам вестимы,

То лишь предпочитая, что тщета и гибель?

Ты разум дал нам, — что же нас минует прибыль?

Не дай, обрушив громы, как в древние лета,

В испытаньях узнать нам, что хочешь завета.

Уйми Ты алчность нашу, коей нету меры,

И мы в святой отчизне возжжем пламень веры.

Святой Дух — единственная ипостась, которая может проникать в земной мир, не нарушая его законов. Христос был купирован плотью, иначе он бы все сжег. Все чудеса делал Святой Дух. Христос научался от Святого Духа. В частности, он научился писать от Духа Святого. От Него же знал языки. Он молился, и Дух Святой за Него все делал. Это очень важно! Это отвергает всю теософию и черную магию. Христос земной силой ничего не делал, но все делал Божьей силой. Дьявол искушал его сделать из камня хлеба, но Он не сделал.

Одно личное наблюдение по поводу можно ли превращать «камни в хлеба». Одно время в ЦДЛ продавали искусственную черную икру из нефти; когда ешь, говорят, вроде бы — ничего, а потом ощущение, что съел какую-то дрянь. Христос ничего не делал по своей земной воле.

В русской поэзии тема Бога встречается у Ломоносова.

Вечернее размышление о Божием величестве

при случае великого северного сияния

Лице свое скрывает день:

Поля покрыла мрачна ночь;

Взошла на горы чорна тень;

Лучи от нас склонились прочь;

Открылась бездна, звезд полна;

Звездам числа нет, бездне дна.

…

Уста премудрых нам гласят:

Там разных множество светов;

Несчетны солнца там горят,

Народы там и круг веков:

Для общей славы Божества

Там равна сила естества.

Но где ж, натура, твой закон?

С полночных стран встает заря!

Не солнце ль ставит там свой трон?

Не льдисты ль мещут огнь моря?

Се хладный пламень нас покрыл!

Се в ночь на землю день вступил!

…

Сомнений полон ваш ответ

О том, что окрест ближних мест.

Скажите ж, коль пространен свет?

И что малейших дале звезд?

Несведом тварей вам конец?

Кто ж знает, коль велик Творец?

Затем Державин развил все это в оде «Бог». Такой высоты духа в русской поэзии больше не бывало. В оде идет речь о Боге Отце, Творце. Несмотря на косноязычие стиля — мощь.

…

Ты цепь существ в Себе вмещаешь,

Ее содержишь и живишь;

Конец с началом сопрягаешь

И смертию живот даришь.

Как искры сыплются, стремятся,

Так солнцы от Тебя родятся;

Как в мразный, ясный день зимой

Пылинки инея сверкают,

Вратятся, зыблются, сияют,

Так звезды в безднах под Тобой.

Светил возженных миллионы

В неизмеримости текут,

Твои они творят законы,

Лучи животворящи льют.

Но огненны сии лампады,

Иль рдяных кристалей громады,

Иль волн златых кипящий сонм,

Или горящие эфиры,

Иль вкупе все светящи миры —

Перед Тобой — как нощь пред днем.

…

Ничто! — Но Ты во мне сияешь

Величеством Твоих доброт;

Во мне Себя изображаешь,

Как солнце в малой капле вод.

Ничто! — Но жизнь я ощущаю,

Несытым некаким летаю

Всегда пареньем в высоты;

Тебя душа моя быть чает,

Вникает, мыслит, рассуждает:

Я есмь — конечно, есть и Ты!

Ты есть! — природы чин вещает,

Гласит мое мне сердце то,

Меня мой разум уверяет,

Ты есть — и я уж не ничто!

Частица целой я вселенной,

Поставлен, мнится мне, в почтенной

Средине естества я той,

Где кончил тварей Ты телесных,

Где начал Ты духов небесных

И цепь существ связал всех мной.

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна Божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь — я раб — я червь — я бог!

Но, будучи я столь чудесен,

Отколе происшел? — безвестен;

А сам собой я быть не мог.

Твое созданье я, Создатель!

Твоей премудрости я тварь,

Источник жизни, благ Податель,

Душа души моей и Царь!

Твоей то правде нужно было,

Чтоб смертну бездну преходило

Мое бессмертно бытие;

Чтоб дух мой в смертность облачился

И чтоб чрез смерть я возвратился,

Отец! — в бессмертие Твое.

Неизъяснимый, Непостижный!

Я знаю, что души моей

Воображении бессильны

И тени начертать Твоей;

Но если славословить должно,

То слабым смертным невозможно

Тебя ничем иным почтить,

Как им к Тебе лишь возвышаться,

В безмерной разности теряться

И благодарны слезы лить.

Пушкинский «Пророк» — нечто похожее, но помельче. Каждый поэт себя оценивает. Пушкин себя очень высоко ценил:

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Однако то, как себя поставил Державин, вообще немыслимо:

Един есть Бог, един Державин…

Главное, что это подтверждено «золотым запасом» его поэзии. Северянин, Брюсов, Маяковский тоже себя высоко ставили, но это не подтверждено их поэзией, значит они самозванцы.

Тютчев:

Последний катаклизм

Когда пробьет последний час природы,

Состав частей разрушится земных:

Все зримое опять покроют воды,

И божий лик изобразится в них!

Есть образ Христа. Христос исторически не был в России, здесь был Андрей Первозванный, но поэт всегда прав.

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа —

Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа!

Не поймет и не заметит

Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.

Удрученный ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде царь небесный

Исходил, благословляя.

У Тютчева есть крик о безверии:

И чувства нет в твоих очах,

И правды нет в твоих речах,

И нет души в тебе.

Мужайся, сердце, до конца:

И нет в творении Творца!

И смысла нет в мольбе!

Чтобы так написать, надо иметь большое мужество.

Есенин не поэт духа, он поэт души и плоти. Но есть одно стихотворение.

Шел Господь пытать людей в любови,

Выходил он нищим на кулижку.

Старый дед на пне сухом в дуброве,

Жамкал деснами зачерствелую пышку.

Увидал дед нищего дорогой,

На тропинке, с клюшкою железной,

И подумал: «Вишь, какой убогой, —

Знать, от голода качается, болезный».

Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:

Видно, мол, сердца их не разбудишь…

И сказал старик, протягивая руку:

«На, пожуй… маленько крепче будешь».

Силы таланта больше, чем веры. В области духа у Есенина в основном хулиганство и кощунство, но есть один образ:

Ветер-схимник шагом осторожным

Мнет траву по выступам дорожным.

И целует на рябиновом кусту

Язвы красные незримому Христу.

Высокий духовный настрой, близкий к религиозному есть у эмигрантов. Например, у Бунина.

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…

Срок настанет — Господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все — вспомню только вот эти

Полевые цветы меж колосьев и трав —

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным коленям припав.

Ночь

Ледяная ночь, мистраль

(Он еще не стих).

Вижу в окна блеск и даль

Гор, холмов нагих.

Золотой недвижный свет

До постели лег.

Никого в подлунной нет, только я да Бог.

Знает только Он мою

Мертвую печаль,

Ту, что я от всех таю…

Холод, блеск, мистраль.

Георгий Иванов:

На один восхитительный миг,

Словно отблеск заката-рассвета,

Словно чайки серебряный крик

Мне однажды почудилось это.

Просияла — как счастье во сне —

Невозможная встреча-прощанье —

То, что было обещано мне,

То, в чем Бог не сдержал обещанья.

1952

Поэма Блока «Двенадцать» не имела конца, и он это чувствовал и долго думал, как ее завершить. И тут дьявол шепнул ему о Христе. В поэме он написал:

В белом венчике из роз —

Впереди — Иисус Христос.

А в дневнике у себя записал: «Сегодня я — гений!» А я в этом сомневаюсь. Гений — все должно быть ясно, все просветляет, а Блок — напутал. И вот почему. Революцию делали русские, так при чем же здесь венчик из белых роз? В России Христос всегда был только в терновом венце, — только! Роза и крест — эти символы появились во времена крестовых походов, когда появился орден розенкрейцеров. Это масонские, сатанинские символы.

Вопрос: Может, он сознательно ввел масонскую символику?

ЮК: Вряд ли. Он евреев в литературе терпеть не мог. После революции из его произведений все упоминания о евреях были просто вымараны. Думаю, что это у него получилось не сознательно, а просто — мировоззренческий просчет.

Вопрос: В «Розе мира» Даниила Андреева дается оценка Блока, схожая с Вашей.

ЮК: Ну и что? Может схожая, а, может, и нет. «Роза мира» очень вредное чтение для православного человека, особенно для того, кто, ничего, кроме этого, не читал. Ее можно читать в зрелом возрасте, когда человек уже закален. Читайте святоотеческую литературу. «Роза мира» — психическое явление, а не духовное.

В перерыве Кузнецов остался сидеть в аудитории, а не пошел, как обычно, курить в коридор. Было непривычно — Кузнецов вообще не курил на протяжении всего семинара, хотя обычно он «дымил» изрядно. Видимо, это было сознательным решением. К нему некоторые подходили с вопросами. Мне удалось расслышать лишь некоторые его разрозненные реплики.

ЮК: Не люблю риторики. Не люблю разговоров. Устал.

Одна из участниц семинара протянула Кузнецову какой-то сборник современных стихотворений с названием типа «Духовные стихи» и спросила, не читал ли он эту книгу?

ЮК: Нет, не читал. И не хочу читать. Устал от подобного чтения. «Духовные стихи» — большая претензия, а внутри нет ничего. Есть такой иеромонах Роман. Поет «духовные стихи», еще на гитаре бренчит, но это же — пошлость!

ЮК: В Индонезии уже несколько тысячелетий играют горящим, пропитанным каким-то веществом, мячом, то есть — солнцем. Это — кощунство.

Второй час семинара

ЮК: В средневековье были диспуты на тему: есть ли у женщины душа. (ЮК говорит со смехом.) И пришли к выводу, что нет.

Вопрос из аудитории: А как вы считаете?

ЮК: (ЮК сначала говорит со смехом и улыбкой, затем постепенно переходит на серьезный тон.)

Я считаю, что есть. Более того. Когда я думал о Христе как о человеке, то пришел к выводу, что он мог быть похожим только на мать, так как Отец не имеет ни лица, ничего другого. Более того, он унаследовал женственность матери. Но не до такой степени, как это рисуют сейчас, превратив его в какой-то кисель. Он был резок, часто гневался. Разгромил лавки торгующих в храме.

Ренан описал Христа с большим уважением к его философии, но это описание человека, а не Бога. Все Его чудеса Ренан обошел молчанием. Он убрал Божественную часть Христа, убрал Небо. Ренановской ереси придерживались Вольтер, священник Александр Мень (погибший при неясных обстоятельствах), Булгаков. Булгаковский Иисус — человек, причем человек расслабленный, замордованный. Это ослабленный князь Мышкин. И полный разгул чертовщины — бал сатаны в Москве! Куда там Лермонтову со своим «Демоном»! Очень вредный роман для православного человека. Много масонской символики. Но талант налицо.

Рильке — выдающийся, может быть великий поэт. Окончательный вывод о его значении сделать невозможно, так как очень плохие переводы, и надо знать немецкий язык. Он много раз менялся. Мне близок ранний Рильке. На западе другое восприятие Бога.

А время, облики меняя,

идет, шумя как города,

о нем мы слышим иногда,

но вечным заняты мы, зная,

что Бог обстал нас, как простая

рубаха или борода.

Как жилки в камне нас сжимая,

порода Божия тверда.

«Бог сжимает человека как прожилки сжимают камень»! Это не по-русски. Нет свободы выбора.

Переходим к моей поэме «Детство Христа». Обсуждать не надо, но можете, как первые читатели, задать вопросы автору, пока он живой.

Вопрос: Вы человек воцерковленный?

ЮК: Бабка крестила меня в возрасте 4 лет, когда погиб отец, но я не соблюдаю обрядов, потому что не хочу лгать. Я вижу, как соблюдающие вокруг лицемерят. Я вижу два света — об этом говорит все мое творчество. И Христа я чувствую и как Бога, и как человека. Я могу написать. Да и о ком же еще писать серьезные вещи?! Перечитывая евангелия, многое открыл; открытым поделюсь с вами. Часть рассказов взята из апокрифического компилятивного евангелия Фомы.

Реплика из аудитории: Это не тянет на поэму, ничего нового не сказано, лишь повторены апокрифы.

Вы лжете или не умеете читать. Золото, превращающееся в пепел. Строгание посоха. Кораблик из листа. Ветка омелы. Все это — исключительно мое творческое воображение.

Вопрос: Между детством Христа и временем начала Его проповеди большой зазор. Чем он будет заполнен?

ЮК: Будут еще две части. Большая свобода выбора, так как ничего не известно, и большой соблазн. Надо рассуждать очень просто. Христа «посылают» учиться и в Тибет, и к магам в Вавилонию. Это Богу — учиться?! Зачем?! Я спрашивал образованных людей, но не церковных: мог он быть в Багдаде (на месте Адама)? Отвечают: в Багдаде мог.

Был задан вопрос о колыбельной песне.

ЮК: Меня давно тянуло к теме Христа, и было написано уже несколько разных отрывков. Я подумал, что нужно, чтобы связать их воедино? Надо написать ему колыбельную! Ведь мать пела ему колыбельную, как и всем детям. Я написал, хотя думал раньше, что колыбельные пишут женщины. Оказывается, их поют женщины, а пишут мужчины. Это настоящая колыбельная. А в чем новизна? Наложите ее на казачью колыбельную Лермонтова, и тогда увидите.

Реплика из аудитории: У Вас нет христианского смирения.

ЮК: Какого смирения? Когда Христос проповедовал в храме, к Нему подошли и сказали, что его мать с братьями не может пробиться к Нему в храм. Он ответил: «Какая мать? Вы — моя мать и братия». И выражение «Тебя ударили по щеке, а ты подставь другую» нельзя понимать дословно.

Прозвучало несколько реплик и упреков: «Вы, не будучи православным, занялись не своим делом».